Моника Кристенсен

Голландская могила

© Паулсен, 2017

© Monica Kristensen and Forlaget Press, Oslo 2008

Published by agreement with Copenhagen

Literary Agency ApS, Copenhagen

* * *



Пролог

В кабинете, расположенном в здании старой электростанции, было не продохнуть. Там, склонившись над чашками с самогоном и кисловатым кофе, сидели трое работяг из Ню-Олесунна. В своё время в это крошечное помещение с трудом втиснули обшарпанный диван, письменный стол, теперь приткнувшийся к стене, и колченогое конторское кресло без подлокотников. На стенах висели плакаты, напечатанные в пятидесятых и прикрывавшие самые отвратительные пятна. Механик притащил с собой обогреватель, и теперь тот тихо потрескивал, пытаясь победить подступавший с улицы холод. Утро ещё только занималось, и на ясном небе висела луна, заливая светом скованные стужей ледники вокруг Ню-Олесунна.

Научный городок располагался далеко на севере – дальше люди просто не выжили бы. Перед наступлением зимы учёные собрали приборы и уехали. Лаборатории опустели. Люди возвращались сюда лишь в апреле или мае, а основная исследовательская деятельность приходилась на лето. Однако были здесь и те, кто не уезжал, те, благодаря кому зимой жизнь в городке не умирала окончательно. Никто из зимовщиков особо не распространялся про полярную ночь или одиночество. Разговаривали они грубовато, а от их шуток, казалось, и молоко запросто могло скиснуть. Свободное время они проводили в охотничьих избушках и гоняя на снегоходах.

Была суббота, и официально рабочий день уже закончился. Но наступали выходные, и впереди их ждал целый свободный день. Жители разбились на небольшие группки, чтобы пропустить стопку-другую перед тем, как разбрестись на заре по домам. Множество старых домов в посёлке уже больше тридцати лет стояли пустыми – жильцы уехали оттуда сразу после закрытия шахт.

Иногда трое друзей пробирались в один из домов, который когда-то принадлежал, видимо, какому-нибудь горному мастеру – давно умершему, рассаживались на сделанных в пятидесятых креслах, среди детских игрушек и пахнущих плесенью книг и проводили там не один весёлый вечер с бутылкой чего-нибудь покрепче. Но когда об этих ночных вылазках узнал начальник станции, им не поздоровилось. Он на несколько недель ввёл ограничения на употребление спиртного, и поэтому в этот раз неразлучная троица обосновалась в каморке механика в здании бывшей электростанции. Здесь было так холодно, темно и пыльно, что сюда никто бы и не подумал соваться.

Через час механику пришлось на несколько минут покинуть весёлую компанию. Он встал и вышел на лестницу, но двое собутыльников едва заметили его отсутствие. Туалет располагался в другом конце ветхого каменного здания, и путь туда пролегал по просторным залам с покрытыми пылью генераторами. Механику эта дорога не нравилась. В привидения он не верил, но расхаживать по холодным тёмным помещениям, на стенах которых за много лет намёрзли сосульки, ему не хотелось. Поэтому он вышел через боковую дверь на улицу и пристроился на верхней ступеньке старой деревянной лестницы.

Ночь выдалась тихая и спокойная. Механик замер, слегка покачиваясь: лестница здорово обледенела, и поэтому его ноги в ботинках на деревянной подошве скользили. В этом году самые страшные морозы вновь пришли в марте. Стужа крепко вцепилась в городок и уже несколько недель не ослабляла хватки. Пару часов назад температура упала до минус сорока. Сейчас, правда, чуть-чуть потеплело, но механик всё равно постарался управиться побыстрее и вскоре уже застёгивал ширинку. Он замер и напоследок взглянул на небо над деревянными домиками Ню-Олесунна и на линию залитых лунным светом гор на горизонте. Лёд на морском берегу словно впечатывался в тёмное небо, а ещё дальше, совсем возле воды, поблескивал ледник Конгсвеген. Край ледника на пятьдесят метров вздымался над водой, так что на снегоходе заехать на ледник прямо с фьорда ещё никому не удавалось. Зато трасса, ведущая в Лонгиер, южнее проходила прямо вдоль берега, поднимаясь по крутым холмам к моренному валу, а на востоке взбиралась на горные кряжи.

Механик уже собрался было вернуться внутрь, когда заметил по другую сторону Конгс-фьорда, возле полуострова Блумстрандойя, какое-то тёмное движущееся пятно. Зрением он отличался неплохим, но пятно было чересчур далеко. Не двигайся оно – механик вообще едва заметил бы его. Он прищурился и поёжился. Тёмное пятно двигалось необычайно быстро. Снегоход? Механик замер, перестал дышать и прислушался. Нет, ничего – только жужжание генераторов на новой электростанции неподалёку. И больше ничего. В эту ночь даже ветер не взметал в воздух снег, одеялом укутавший стены домов и поблёскивавший на морозе.

Сначала механик решил вернуться в помещение, а про пятно забыть. Но когда он вошёл в прокуренную каморку, то первым делом снял с гвоздя возле двери бинокль. Приятели взглянули на него, но даже и не заметили, что механик вновь вышел на улицу. Его не было ещё несколько минут, а потом он вернулся и молча опустился на конторское кресло. На этот раз его собутыльники почему-то прервали беседу и уставились на него. Лицо его заливала какая-то сероватая бледность, а вокруг глаз виднелись красные круги от бинокля. Электрик вздрогнул. Что-то случилось – решили они с водопроводчиком.

– Там снегоход на льду. Похоже, на ледник едет.

Приятели молча, выжидая, смотрели на механика. Странно, что кто-то решил прокатиться на снегоходе именно сейчас, холодной тёмной ночью.

– Там, на льду около Блумстрандойя. И едет прямо на Конгсбреен.

Двое других медленно кивнули. Из-за приливов и отливов лёд возле ледника Конгсбреен нередко трескался, а по самому леднику передвигаться было крайне опасно. Порой люди падали в ледниковые трещины и разбивались насмерть. Год назад ледник выбросил старый снегоход – когда-то давно на нём ездил один из туристов. Тогда все местные жители ждали, что лёд вскоре вернёт и самого туриста – или, точнее говоря, его останки.

– Да уж, ночью там ездить опасно, – медленно произнёс электрик, судя по диалекту, уроженец Южной Норвегии, – но это ж наверняка кто-то из Ню-Олесунна? Значит, и дорогу знает, верно?

Механик покачал головой. Кое-что ему совсем не нравилось. Он понимал, что расскажи он все начистоту – и придётся очень пожалеть. Над ним потом всю зиму будут насмехаться. И возможно, протрезвев, он откажется от своих слов. Но как раз сейчас остановиться он был уже не в силах. Его прямо-таки распирало.

– Я в бинокль поглядел. Смотрю – а на снегоходе двое. А у того, что сзади сидел… – механик схватил бутылку со спиртом и жадно отхлебнул прямо из горлышка, – у него, похоже, головы-то и не было. Тело вроде как было, но только до плеч.

Глава 1. «Белый медведь»

Первое в этом сезоне туристическое судно медленно отчалило от пристани в Лонгиере. На носу поёживались от холода те немногие храбрецы, кто отважился на это путешествие. Мотор громко заревел, а вода между причалом и обшивкой судна забурлила под лопастями винта. Корма медленно отдалялась от причала, и капитал на мостике довольно улыбнулся: ещё бы, он управляет настоящим полярным кораблём, спереди и сзади оборудованным боковыми подруливающими устройствами. Как и полагается туристам, пассажиры захлопали в ладоши, а кто-то даже закричал: «Ура!»

Кучка зевак на пристани могли сами убедиться в том, что «Белый медведь» – прекрасное судно. Ни следа ржавчины, а оба борта щедро выкрашены в красный цвет. Денег на судно не пожалели – и это каждому было ясно. Братья Ольсен, бизнесмены из Тромсё, сами неоднократно совершали морские рейсы на Шпицберген, а недавно стали владельцами круизного судна. Они наблюдали за отплытием, пока судно не скрылось из виду. Они гордились собой.

С погодой, надо сказать, не повезло. С утра над арктическими островами образовалась зона низкого давления. Опустившись на воду и лёд, тёплый воздух устремился на север. В устье фьорда выросла стена липкого серого тумана, закрывшая вид. Теперь те, кто находился на носу «Белого медведя», могли разглядеть лишь нечёткие контуры там, где прежде были Лонгиер и горы. Кое-где ещё виднелись пятна грязного снега. Дороги раскисли, и на подошвы, одежду и колёса налипали комки несмываемой грязи. Для арктического туризма июнь был, пожалуй, самым неподходящим месяцем. Но ничего – как только судно отойдёт подальше от берега, погода наладится, и настроение у туристов наверняка улучшится.

К сожалению, пассажиров на борту было чересчур мало – явно недостаточно, чтобы расходы окупились. В круиз под названием «Арктическая мечта» – первый круиз сезона – отправились всего семь человек, большинство из них англичане. Сейчас все они, несмотря на пронизывающий холод, стояли у борта, стараясь не упустить тот момент, когда судно выйдет из Ис-фьорда. Это в основном были люди средних лет, которым пришлось экономить – поэтому они и ограничились самым дешёвым вариантом путешествия на Шпицберген. Однако судно было настоящим китобойным, отремонтированным и приведённым в порядок. Обшивка корпуса была достаточно крепкой для полярных рейсов: изначально судно предназначалось для китового промысла в Антарктике. Кое-где к северо-востоку от Лонгиера лёд на Ис-фьорде ещё не сошёл, но «Белый медведь» смело двинулся по льдинам прямо в открытое море.

Вообще-то июнь – не самое подходящее время для круиза. Один из братьев говорил об этом ещё прошлой осенью. Но слова его пропустили мимо ушей, ведь второй брат вложил в проект намного больше средств. Чем раньше они начнут, тем больше заработают – так он решил. Поэтому они разместили объявления в норвежских и зарубежных газетах. К удивлению младшего брата, этого оказалось достаточно, чтобы клиенты начали звонить по указанному номеру и бронировать каюты. Только вот первый круиз, стартующий из Лонгиера 19 июня, собрать оказалось непросто.

Судовладельцев связывали узы семейные, но друзьями они не были. Они часто не соглашались друг с другом, зато и ссорились редко. Вместе они пережили немало разочарований в бизнесе, однако друг без друга не справились бы: ни у одного из них не было достаточно денег, чтобы выйти из множества акционерных обществ, владельцами которых они являлись. Внешне они были на удивление похожи: тучные и круглоголовые, с жидкими волосами и одутловатыми лицами, но с невероятно обаятельными улыбками.

Прошлая осень выдалась суматошной. Если бы братья заранее знали, сколько им нужно будет оформить сертификатов и деклараций, чтобы организовать туристические круизы на Шпицберген, они бы вообще не стали ничего затевать. Но они всё же были бизнесменами и уже немало вложили в разные связанные со Шпицбергеном проекты, начиная с нефтеразведки и поисков золота и заканчивая небольшой авиакомпанией и отельным бизнесом. Но пока все эти предприятия оставались неприбыльными. Их деловые партнёры в разных банках – а таковых пришлось завести много – давно перестали восхищаться дорогими ужинами в лучших ресторанах Тромсё, куда их водили братья. Так что новоиспечённым судовладельцам пришлось самим думать, где раздобыть деньги. На них уже висел долг, и поэтому с пассажиров потребовали оплатить поездку за несколько месяцев вперёд.

Персоналу судовладельцы платили не слишком щедро и даже слегка нарушали установленные тарифы по зарплате, но, несмотря на это, экипаж они подобрали неплохой: капитан, который давно уже вышел на пенсию, штурман, которого выгнали с предыдущего места за ругань с начальством, пьющий (правда, не всегда, а лишь время от времени) механик, у которого не хватало сертификатов, стюард, работавший в Ню-Олесунне, а сейчас взявший отпуск и отправившийся в этот рейс просто потому, что ему вдруг захотелось, и, наконец, весёлый молодой матрос.

Вообще-то в экипаже судна подобного типа должно быть на одного человека больше, и поэтому гид, которую они наняли в последний момент, должна была также выполнять обязанности матроса и буфетчицы. Она была шведкой, что один из братьев считал преимуществом, а другой – катастрофой.

Гид уже два месяца прожила на Шпицбергене. Чтобы подзаработать, она бросила учёбу в Стокгольмском университете и отправилась сюда. Сначала она сидела на телефоне, помогая судовладельцам бронировать каюты, а помимо этого оформляла разрешения на посещение различных географических и исторических достопримечательностей.

В обязанности Анетты входило также поддерживать связь с управлением губернатора острова, которое осуществляло здесь функции полицейского отделения. В основном эта связь ограничивалась встречами, на которых Анетта узнавала о действующих правилах охраны окружающей среды. Впрочем, по окончании встречи девушка благополучно обо всём забывала. С губернатором острова Хансом Бергом Анетта лишь однажды встречалась лично – и то случайно столкнувшись с ним в приёмной. Она решила во что бы то ни стало произвести на него хорошее впечатление – на тот случай, если потом попадёт в какую-нибудь передрягу, – и поэтому наградила губернатора своей самой обворожительной улыбкой. Губернатор же всё равно ограничился лишь коротким приветствием.

Анетта его слегка побаивалась: это был её первый год на Шпицбергене в качестве гида, и ей не хотелось, чтобы из-за каких-то недочётов её уволили. Её новый работодатель – судоходная компания – никаких гарантий не давала. Анетта старалась читать и узнавать как можно больше про заповедные зоны и достопримечательности Шпицбергена.



Дрожащие пассажиры, которым надоело любоваться льдинами и размытыми очертаниями гор, пошатываясь, спустились в салон вскоре после того, как «Белый медведь» отчалил. Некоторые из них прибыли на причал сразу из аэропорта и едва успели к отплытию. Анетта устроилась в углу с блокнотом в руках и начала подсчёт. Не снимая верхней одежды, туристы расселись в зелёных плюшевых креслах. Чтобы привлечь к себе внимание, гид похлопала в ладоши.

– Дорогие пассажиры! Добро пожаловать в круиз вдоль западного побережья Шпицбергена, – чуть запинаясь, проговорила она по-английски. – Ваше путешествие будет по-настоящему волшебным, и мы сделаем для этого всё, что от нас зависит. Я ваш гид, и вы можете обращаться ко мне в любое время дня и ночи с любыми вопросами, – она слегка поклонилась, – номер моей каюты – 203. Это прямо по коридору и налево.

Стюард, спрятавшийся в углу за газетой, довольно улыбнулся. «Что ж, будем знать», – подумал он. По меркам Шпицбергена стюард был настоящим ветераном: он провёл на архипелаге уже больше двадцати зим. Бо́льшую часть времени он находился в Ню-Олесунне, почти заброшенном шахтёрском городке далеко на севере. Сам он предпочитал отдыхать в более тёплых уголках земного шара. Выкладывая кучу денег (по слухам, почти двадцать тысяч крон) за то, чтобы прокатиться вокруг Шпицбергена на тесной лодчонке, люди просто не представляют себе, на что подписываются, – так он считал.

Гид тем временем продолжала:

– Прямо напротив меня живут супруги Тюбринг. Господин и госпожа Тюбринг, встаньте, пожалуйста. Клара и Пер Кристиан? Кстати, ничего, если я выдам ваш маленький секрет и скажу, что вы здесь в свадебном путешествии?

Клара и Пер Кристиан встали, и было видно, что они смущены: Тюбринги уже явно разменяли пятый десяток.

– Госпожа Лорелей Хемминг и её дочь Ада, – две женщины – одна, одетая в твидовое пальто, а вторая – во что-то цветастое – встали и натянуто улыбнулись.

– С другой стороны от моей каюты живет Роланд Фокс. Господин Фокс – известный фотограф и работает в Лондоне, в газете «Evening Standard». Если все мы очень попросим, то, возможно, во время путешествия он перед нами выступит.

Однако Роланд Фокс явно не пришёл в восторг при мысли о выступлении.

– И, наконец, инспектор Себастьян Роуз и его супруга Эмма из Бристоля. У нас на борту – настоящий главный инспектор британской полиции. Повезло, правда?! Супруги Роуз живут дальше всех в большом «люксе». И если вы вдруг найдёте на борту труп, то знаете, кому сообщить! – и Анетта засмеялась над собственной шуткой. Но пассажиры пока ещё толком не познакомились, поэтому смеяться не спешили. – Итак, ещё раз приветствую вас на борту. Ваш багаж уже в каютах – надеюсь, ничего не перепутали. Увидимся за приветственным коктейлем – назовём его «Ледокол» – здесь, в салоне, перед ужином. Ужин начинается в семь в кают-компании. Она находится на палубе над нами. После ужина я приглашаю вас снова в салон – мне хотелось бы более подробно рассказать, что именно мы увидим и какие достопримечательности посетим во время нашего удивительного путешествия под незаходящим солнцем полярного дня! – Анетта улыбнулась так, что у неё скулы свело, и поклонилась под жидкие аплодисменты. Она надеялась, что туристы мало-помалу расшевелятся – иначе путешествие будет невыносимым.

Пассажиры разбрелись по каютам, и стюард вновь спрятался за газетой, однако, когда мимо него, зажав под мышкой папку, пробежала Анетта, он опустил газету и посмотрел ей вслед. А она вполне ничего. К тому же практически коллега.



Супруги Роуз прошли к себе и оглядели обставленную с претензией на роскошь каюту. Совершенно случайно увидев в газете объявление, миссис Роуз позвонила в круизную компанию, и те выслали ей проспект. Супруги выбрали самую дорогую каюту. Прежде они так не делали, но, во-первых, они почти никогда не ездили в отпуск, а во-вторых, то, что ей вообще удалось уговорить супруга на это арктическое путешествие, миссис Роуз считала чудом. Как правило, мистер Роуз ограничивался рыбалкой в Шотландии или короткой вылазкой в Дублин на выходные. Но около года назад Себастьян Роуз тяжело заболел, и эта болезнь многое изменила.

Эмма сняла голубую шаль и положила на стул новый серый пуховик. Она заглянула в ванную и одобрительно кивнула. Просторно, составители проспекта не обманули.

– А ты не хочешь раздеться? – она взглянула на супруга – высокого и худого мужчину, одетого в старую чёрную куртку, которую обычно он надевал на улицу. Некоторые вещи в карманах этой куртки пролежали там уже лет двадцать. Порой – когда ситуация того требовала – инспектор с торжествующим видом вытаскивал вдруг из кармана моток бечёвки, или ржавый гвоздь, или перочинный ножик.

Себастьян Роуз подавил в себе желание ответить горячо любимой супруге, что он не ребёнок и такая опека – это уж чересчур. Но он понимал, что инсульт, пережитый им год назад, напугал скорее её, а не его. Поэтому он лишь мягко сказал:

– А у тебя нос такой красный, что в темноте наверняка будет светиться.

– Себастьян, я серьёзно. А кстати, как тебе знакомство? Мы же просили, чтобы они никому не рассказывали, что ты следователь!

– Ну да, но эта девочка – кстати, очень милая – и не рассказывала. Она только упомянула, что я старший инспектор британской полиции. Может, я работаю в дорожной полиции?

Эмма поджала губы и решила, что те, кто осмелится потревожить её мужа во время отпуска, будут иметь дело с ней. Ему нужно отвлечься и сменить обстановку. Эмма смутно догадывалась, что он чувствует себя подавленным. Перестав работать, он начал впадать в длительные приступы депрессии, и никому – ни друзьям, ни коллегам, ни ей самой – вытащить из них Роуза не удавалось. Он просто-напросто отказывался говорить о болезни.



В другой каюте, дальше по коридору, мать и дочь Хемминг тоже сняли верхнюю одежду и теперь распаковывали чемоданы. Старшая миссис Хемминг была недовольна почти всем, в том числе и знакомством с гидом.

– И с какой вообще стати она так расхваливала этого Роланда Фокса? А про Роузов говорила так, словно те – знаменитости! Да он всего-навсего инспектор полиции! И что в этом такого особенного? А каюта – почему, интересно, у них такая огромная каюта? Намного больше нашей! Раза в два! Наша по сравнению с той – просто жалкая каморка. Она в их ванную целиком поместилась бы. С другой стороны коридора тоже есть каюта, я в неё заглянула – она точь-в-точь как их, но там никто не живёт. Тогда почему бы не поселить туда нас?

– Мама, ты что, шутишь? Разве неясно, что за люкс они и заплатили больше всех остальных?

Ада Хемминг скривила рот – отчасти недовольно, а отчасти озабоченно, совсем как мать. Хотя друг от друга их отделяли тридцать лет, а разница в весе составляла килограммов двадцать, казалось, будто лицо матери отражается в лице дочери. Такое сходство возникает только благодаря общим генам.

– А что я писатель – уж об этом-то она могла упомянуть? Ты же знаешь, как важно собрать информацию прямо на месте, там, куда я приезжаю! Поэтому необходимо, чтобы люди вокруг знали, кто я такая.

Дочери никогда и в голову не пришло бы признать это вслух, но она понимала, что слава за её матерью тянется скорее дурная: её путевые заметки отличались обилием ненужных деталей. Бог знает, каким образом, но ей удавалось уломать крошечное издательство в Кембридже, чтобы они издавали её творения. Дочери казалось, это просто потому, что директор издательства и её мать когда-то вместе учились. Сам же директор убеждал её, что у миссис Хемминг имеется постоянный круг читателей. И хотя её заметки не назовёшь ни увлекательными, ни актуальными, читатели ценят в них именно точность.

– Твоя мать пишет не для вульгарной современной публики, которая читает книги и тут же их выбрасывает, – высокопарно заявил он однажды. – Она писатель будущего, когда читатель превыше всего ценит качество. Пусть книги у твоей матери неинтересные – зато они содержат точную информацию.

Удивительно, но их маленькой семье хватало на жизнь дохода от продажи этих книг. Дочь выполняла обязанности маминого секретаря и помогала ей со сбором «информации», как это называла мать. Но известной писательницей та не была. К тому же её книги никогда не переводились на скандинавские языки.

Из каюты 202 то и дело слышался радостный смех и – время от времени – громкий визг. Супруги Тюбринг явно стремились получить от своего свадебного путешествия как можно больше. Несмотря на это, Роланд Фокс в соседней каюте спал как убитый, завалившись на койку прямо в куртке и сапогах.

Гид прислушалась к звукам, доносившимся из других кают, и порадовалась, что сумела настоять на своём и её всё-таки поселили вместе с туристами, а не с экипажем, члены которого жили на палубе, расположенной над салоном. Анетта ещё раз полистала лежащие в её папке описания достопримечательностей, которые туристы увидят по пути следования.



Спустя час туристы вспомнили про приветственный коктейль и нестройными рядами зашагали в сторону кают-компании. К первому ужину на борту они нарядились, насколько позволяли возможности и содержимое чемоданов. Постарались все, кроме Роланда Фокса – тот по-прежнему был в зелёной армейской рубашке и брюках цвета хаки. Похоже, он никак не желал расставаться с образом бывалого, объехавшего весь мир фотографа. В кают-компании он выбрал столик возле самого входа, и не зря: ведь если туристы увлекутся тостами, ему будет проще сбежать оттуда.

Анетта стояла возле столика с едой. От волнения щёки у неё порозовели, и сейчас девушка выглядела невероятно хорошенькой. По крайней мере, так казалось стюарду, который время от времени заглядывал в круглое окошко в двери, отделявшей кают-компанию от камбуза. Ради такого случая стюард придумал коктейль, состоящий из водки, лимонного сока и голубого ликера «Болс». Кубики льда ещё совсем недавно были ледником – стюард сам выловил их, и сейчас они лежали в большой миске и потрескивали. Анетта щедро насыпала лёд в бокалы. Каждому из пассажиров, подошедшему за бокалом, пришлось выслушать объяснение, почему лёд потрескивает: оказывается, это происходит под действием высокого давления в пузырьках воздуха, которые прячутся внутри этих древних кусочков льда. Лорелей Хемминг фыркнула. Все это она и раньше знала.

В кают-компанию вошёл капитан и окинул взглядом собравшихся. Вообще-то экипаж поужинал час назад, но капитан чувствовал ответственность перед пассажирами и поэтому явился сюда, облачившись в тёмно-синий джемпер с молнией на воротнике. Как правило, этот джемпер лежал в шкафу и надевался лишь в самых исключительных случаях. В обычное время капитан предпочитал неформальный стиль и носил футболку, а поверх неё – обычный вязаный свитер. Кроме того, он надевал ещё и ботинки на деревянной подошве – к ужасному раздражению штурмана, который заявил, что подобная безответственность наверняка приведёт к несчастному случаю на борту.

Капитан представился и приветствовал туристов по-английски, но так скверно, что пассажиры сначала вообще не разобрали, на каком языке он говорит.

– Надеюсь, вам здесь понравится. У нас такая команда, лучше которой и придумать сложно, а стюард вообще имеет высшую квалификацию. Присматривать за вами будет Анетта, она лучший в мире гид и окончила Стокгольмский университет. Прошу тех из вас, кто хочет побывать в рубке и машинном отделении, заранее сообщить мне, и я лично проведу экскурсию. Если вам захочется просто пофотографировать, буду рад видеть вас в рубке в любое время. Однако лучший вид на окрестности открывается с носа. Во-он оттуда!

Анетта и туристы захлопали в ладоши и осушили бокалы. Настроение у всех постепенно улучшалось. Главным блюдом ужина было ассорти из тушеного мяса, которое стюард приготовил из найденных в холодильнике остатков, а подали к нему вино и пиво. Вскоре пассажиры прониклись расположением друг к другу, капитану, да и вообще к судну. Их больше не раздражал туман, словно липнущий к обшивке судна и окружающему пейзажу. Их даже не тревожило, что из-за сильной качки на столы положили штормовые бортики. Анетта радостно предвкушала, как после ужина они все пойдут в салон, где она с блеском сделает доклад.

Когда пассажиры, весело переговариваясь, пришли в салон, там уже сидела миссис Хемминг. Её дочь Ада слишком хорошо знала свою мать и догадалась, что у той на уме, поэтому сослалась на головную боль и ушла в каюту. Анетта лучилась доброжелательностью, подогретой двумя бокалами коктейля и порядочной порцией вина.

– Итак, мы вышли из Лонгиера примерно в пять вечера, – её английский заметно улучшился, – и прибудем в Ню-Олесунн завтра к обеду. Мы только что проплыли мимо необычайно интересного места, которое называется Остров мертвецов, но приставать здесь к берегу мы не будем. Жаль, верно, инспектор Роуз? Ведь вам-то наверняка хотелось бы взглянуть на него, – Анетта пыталась вывести туристов из полусна, но наградой ей было только громкое фырканье миссис Хемминг. – Ню-Олесунн достоин отдельного рассказа, – быстро продолжала Анетта, – и завтра после обеда я подробнее расскажу вам об этом уникальном месте. Сегодня ночью слева мы увидим большой остров, который назван Землёй Принца Карла в честь Чарльза, сына английского короля Джеймса, – Анетта искренне надеялась, что никто не станет подробно расспрашивать её об этом Чарльзе, потому что больше ничего о нём не знала. – Вся территория острова представляет собой национальный парк, и кое-где здесь вообще запрещено причаливать к берегу. Мы обойдём вокруг острова, но в пролив Форланнсуннет заходить не будем, так как он чересчур узкий и мелкий. Тем не менее, нас ждут две остановки в восточной части – в Сент-Джонс-фьорде и в заливе Энгельскбукта. Во время остановок у нас появится возможность сойти на берег и пофотографировать. Однако помните, что там запрещено – и исключений не бывает – брать что-то на память, рвать цветы или мох. До берега мы доберёмся на скоростной резиновой лодке, и будет это сегодня в одиннадцать вечера. Это, конечно, поздно, но не беда: в июне на Шпицбергене всю ночь светло.

Миссис Хемминг кашлянула, выпрямилась и выпятила грудь, став похожей на орла, готового атаковать жертву.

– Мы что, полезем вниз по верёвочной лестнице, а потом будем прыгать в резиновую лодчонку? И всё это – во время качки? – судя по тону, миссис Хемминг была не очень высокого мнения об этой затее. – И что вообще нам делать на берегу? Зачем нам вообще высаживаться у этого Сент-Джонс-фьорда?

– О, там очень красиво… Высокие горы по обоим берегам фьорда и ещё… ну… – Анетта явно не ожидала, что кто-то воспримет её предложение в штыки.

– Это мы знаем – с вашими проспектами все ознакомились. Но увидим-то мы что конкретно? Там есть захоронения? Культурные объекты? Может, жилища промысловиков или горные образования, представляющие геологический интерес? Животные? Или птицы? Так что же именно? – к сожалению, миссис Хемминг, очевидно, получала удовольствие от этого разговора и была настроена продолжать его ещё долго. Но остальные пассажиры, за плечами у которых был изнурительный перелёт до Лонгиера, совсем вымотались. После ужина их разморило, а теперь, когда «Белый медведь» вышел из Ис-фьорда в открытое море, судно слегка покачивало на волнах, туристов охватила приятная дремота. Они начали вставать и разбредаться по каютам, так что вскоре в салоне остались лишь Роланд Фокс, миссис Хемминг и Анетта.

– Ну ладно, – сказал Фокс, положив конец препирательствам, – вот доберёмся до Сент-Джонсфьорда и тогда обсудим всё подробнее.

После ужина капитан прошёл в рубку, хотя вахта была не его. Впрочем, он вполне имел на это право, ведь капитан-то всегда на работе. Однако штурмана, который любил покомандовать матросом, это разозлило. Во-первых, в присутствии капитана покомандовать особо не получалось, а во-вторых, приходилось выслушивать долгие рассказы обо всех тех рейсах, в которых капитан когда-то побывал по заданию Норвежского института полярных исследований.

Из-за тумана «Белый медведь» двигался не на полной скорости, но капитан, тем не менее, подошёл к рычагу переключения скоростей и ещё немного подрегулировал его, так что теперь судно вообще сбавило ход и еле ползло, с трудом преодолевая качку и встречное течение.

– На такой скорости мы до Ню-Олесунна и к ночи не доберёмся, – недовольно пробурчал штурман, поглядывая на радар, чтобы не пропустить айсберги.

Капитан вдруг понял, что совершенно забыл сообщить экипажу об остановках и вылазках на берег. Он поспешил в свою каюту, расположенную прямо под рубкой, и расписал маршрут на листке бумаги, который потом повесил на доске объявлений в кают-компании. Когда он вернулся в рубку, столкнулся со стюардом. Тот только что перемыл всю посуду, и руки у него покраснели.

– Надеюсь, вы учтёте вывешенную в кают-компании информацию, – сказал капитан, обращаясь к матросу. В ответ тот лишь молча улыбнулся: он прекрасно знал, что ещё десять минут назад в кают-компании ничего не висело. А вот штурман попался на удочку.

– Что ещё за информация? – подозрительно спросил он.

– Надеюсь, вам известно, что сегодня вечером мы заходим в Сент-Джонс-фьорд. Пассажирам уже сообщили, что через час у них экскурсия на берег. Это как раз твоя вахта, – капитан кивнул штурману, – приготовь всё к спуску лодки. Вывесите трап. И кому-то из экипажа придётся сопровождать их на берег. Возьмите ружьё. И патроны не забудьте. Ещё не хватало, чтобы на вас белый медведь напал.

Капитан с довольным видом обошёл рубку ещё раз и вернулся в каюту. Штурман тихо, но смачно выругался, а вот стюард всерьёз забеспокоился. Он прекрасно знал всё западное побережье.

– У этого судна низкая осадка? – спросил он. – В Форланнсуннете довольно мелко – мы там точно пройдём?

Об этом штурман не подумал. Он подошёл к маленькому закутку в задней части рубки и вытащил оттуда морские карты и лоцманский журнал.

– Впритык, – ответил он, – но придётся постараться. Вдруг мы вообще на мель сядем? Тогда круиз у нас получится недолгим.

Стюард согласился с ним:

– Я бы рисковать не стал. Осадка у нас почти пять метров. К тому же прямо посреди Сент-Джонсфьорда есть рифы. Нет, слишком рисковано.

Спустя пару часов пассажиры собрались на палубе, но их хорошее расположение духа уже улетучилось. Несмотря на тёплую одежду, они мёрзли и с нетерпением ждали вылазки на берег. Поменявшиеся планы ещё сильнее испортили всем настроение, и пассажиры неохотно разошлись по каютам. Анетта побежала в рубку и попыталась уговорить штурмана изменить решение, но на долгие споры у неё просто не хватило сил.

Капитан ничего не слышал – всё это время он проспал в большой капитанской каюте под рубкой. Хотя возможно, что сквозь сон до него доносился топот на лестнице, потому что ему вдруг привиделся кошмар, в котором «Белый медведь» наткнулся на мель и так сильно накренился на один бок, что пассажирам пришлось лезть на нос по корме. В корпусе образовалась гигантская трещина, из которой в его каюту хлынула вода.

Через час капитан проснулся, но сон никак не отпускал его. До вахты оставался ещё час, так что вновь засыпать смысла не было. Вместо этого он вышел на палубу подышать воздухом. Ветер усилился, и капитан к своему удивлению увидел, что они плывут на север мимо Земли Принца Карла. Капитану никак не удавалось стряхнуть с себя страх. Он раздражённо покачал головой. «Прекрати. Чего это ты вдруг стал на старости лет таким суеверным?» – подумал он. К началу своей вахты он поднялся в рубку и выбранил штурмана за то, что тот, не разбудив его, самовольно принял решение изменить курс.

Глава 2. Высадка на берег

Ночью судно вошло в полосу дрейфующих льдов, двигавшихся на юг к проливу Фрамстредет. Там были и толстые льдины из Северного Ледовитого океана, маленькие и крупные айсберги и куски ледникового льда – навигация в подобных условиях бывает очень непростой. Обойти льдины и избежать столкновения было невозможно – лёд шёл очень плотно. Однако важнее всего было не столкнуться с многотонными айсбергами из твёрдого голубого льда, вершины которых едва виднелись над водой. Капитан вспотел и сбавил скорость до двух узлов. Он расхаживал по рубке от окна к радару и время от времени пристально вглядывался в серый туман.

Пассажиры, сидевшие по каютам, заметили, как что-то изменилось. Двигатель ревел чересчур уж громко, а судно явно сбавило ход. Мелкие, не закреплённые предметы падали на пол, и их швыряло из стороны в сторону. Иногда до кают доносился громкий стук и какой-то металлический скрежет – в обшивку судна словно воткнули гигантский консервный нож.

Реагировали пассажиры на всё это по-разному. Молодожёны Тюбринги провели быстрый семейный совет и решили, что у капитана всё под контролем и что звуки – пусть даже и страшноватые – не предвещают ничего плохого.

– Иначе сработал бы сигнал тревоги, и кто-нибудь непременно пришёл нас разбудить, верно? – предположила супруга и улеглась на койку. Муж с любовью посмотрел на неё. Он никогда в жизни не заподозрил бы, что ей просто лень куда-то идти.

Чтобы выяснить, в чём дело, Себастьян Роуз оделся и вышел на палубу. В коридоре он натолкнулся на мисс Хемминг – её успокаивала тоже перепуганная Анетта. Из каюты по другую сторону вышел Роланд Фокс с фотоаппаратом в руках и направился по трапу в рубку. На палубе стоял стюард – он курил короткую коричневатую самокрутку. Себастьян Роуз подошёл к нему.

– Что тут такое происходит?

– Мы проходим зону плотных льдов. Беспокоиться не о чём. «Белый медведь» прежде был китобойным судном. Корпус у него из твёрдой стали, а расстояние между шпангоутами небольшое. Эта посудина видала фарватер и похуже. Но внизу, в каютах, от звуков и правда не по себе. У меня каюта спереди, на носу, там вообще не заснёшь. Хотите самокрутку? – и он протянул пачку табака Роузу, но тот покачал головой. Вид с палубы открывался совершенно мистический. Туман настолько сгустился, что даже нос судна различить стало практически невозможно. Сушу видно не было. Время от времени рядом возникали очертания айсбергов, которые вскоре исчезали за кормой. Роуз и стюард стояли возле борта и вглядывались в туман.

– Ну ладно, – проговорил наконец стюард и выбросил окурок в воду, – курение ещё никому не помогало. Меня, кстати, зовут Пол.

Роуз кивнул:

– Себастьян.

Они постояли ещё немного и разошлись по каютам. Время шло, грохот не стихал, и туристы мало-помалу успокоились, решив, что это столкновение с дрейфующими льдинами – тоже часть арктического круиза. Следующим утром все пассажиры собрались в салоне на завтрак. Вокруг по-прежнему был лёд, и судно двигалось на север досадно медленно, огибая самые крупные айсберги.

– К северу от Земли Принца Карла ситуация чуть лучше, – сказала гид, держа перед собой карту льдов, которую ей прислали по факсу из метеорологической службы Тромсё, – я повешу эту карту на доску объявлений в кают-компании, и вы все сможете подробно изучить её. Но в Ню-Олесунн мы, конечно, придём с опозданием. Но зато там, согласно программе, мы пристанем к берегу надолго.

– А до Ню-Олесунна, – недовольно начала миссис Хемминг, – мы что, вообще на берег не сойдём? И где же в этом круизе приключения?

– Утром мы проплывём мимо старых голландских могил, – поспешно ответила Анетта, – северный мыс Земли Принца Карла называется Фуглехукен – то есть Птичий. Это одно из самых известных мест на Западном Шпицбергене, и на то существует множество причин. Там есть и птичьи базары, и памятники культуры, и небольшой маяк, который регулирует движение самолётов и судов. Но, к сожалению, причаливать и выходить на берег там запрещено, потому что прямо у берега находятся старые могилы.

– Запрещено выходить на берег? – на этот раз в разговор вмешалась не миссис Хемминг, а Фокс. – Но нам обещали экскурсии по берегу! Я поэтому и приехал – фотографировать природу западного побережья Шпицбергена. Мне что – привезти в редакцию снимки, сделанные с судна? Мы не можем не причалить здесь! К тому же мы так медленно двигаемся, что пара часов на берегу погоды не сделает.

– Ясное дело, мы сойдём там на берег, – заявила миссис Хемминг тоном, не терпящим возражений, – мы заплатили за определённую программу, и в неё входят экскурсии.

– Но некоторые части острова – это охраняемая территория, – Анетта чувствовала, что ситуация вот-вот выйдет из-под контроля, – особенно могилы! Они появились больше двухсот лет назад, когда здесь жили английские и голландские китобои. Но прежде всего это человеческие могилы, и нам следует уважать память о людях, которые в них захоронены.

– А можете рассказать поподробнее об этих могилах? – попросила миссис Роуз. Ей действительно было интересно, но вдобавок хотелось ещё и положить конец пререканиям.

Анетта с благодарностью ухватилась за это предложение.

– Вы наверняка уже заглядывали в проспекты. Кладбище представляет собой несколько рядов деревянных гробов. Изначально они были закопаны в вечную мерзлоту, но, к сожалению, не очень глубоко. Говорят, если закопать что-то на Шпицбергене, то оно рано или поздно обязательно поднимется на поверхность. Годы идут, летом почва оттаивает, а зимой вновь замерзает и выталкивает гробы в верхний слой вечной мерзлоты, так что в конце концов становятся видны крышки. Никаких отметок – например, крестов – на этих могилах нет, и имена тоже не написаны. Может, когда-то они были, но со временем исчезли.

– А известно, кто там лежит? Их личность установлена? – спросил инспектор Роуз. Эмма улыбнулась, обрадованная, что её мужу стало интересно.

Анетта уже было хотела ответить, но тут её перебила мисс Хемминг. Поскольку мать уже давно заинтересовалась этими могилами, Ада ещё до отъезда из Англии тщательно изучила все доступные материалы. Она догадывалась, что этот интерес не просто так, но почему именно, она и понятия не имела.

– Об этих могилах много написано в исторических документах, – сказала она, – дневниках, судовых журналах и прочих. Люди умирали по самым разным причинам. Большинство предпочитало не зимовать здесь, за исключением большого поселения китобоев, живших на севере Шпицбергена. Город, в котором они жили, назывался Смеренбург, мы же посетим остров Датский, верно?

Анетта кивнула, и Ада продолжала:

– В Ню-Олесунне жили то голландцы, то англичане – в зависимости от политической обстановки. Но их могилы не сохранились.

– А отчего люди умирали? – фру Тюбринг тоже заинтересовалась и выпустила наконец руку супруга.

– Нередко местные жители убивали друг друга. Здесь порой случались настоящие войны. В то время Шпицберген не являлся территорией какого-либо государства, поэтому беззаконие здесь было обычным делом. Китобои, приезжавшие из разных стран, часто вели между собой войны, причём больше других отличились англичане и голландцы. Впрочем, часто люди умирали и от истощения или болезней. Медицина в те времена была развита слабо. Врачом на китобойных судах мог быть практически кто угодно. Я читала, что экипаж часто набирался из заключённых, потому что из-за высокой смертности никто другой на подобную работу не соглашался.

– Значит, могилы стоят открытыми? – спросила миссис Хемминг. Её дочь рассердилась: мать задавала вопрос, ответ на который прекрасно знала. Ада строго посмотрела на мать.

– Я сам видел эти могилы, – подал вдруг голос стюард, сидевший на своём привычном месте в углу с чашкой кофе, – мы с ребятами из Норвежского института полярных исследований заезжали на Птичий мыс, чтобы проверить радиомаяк. На берег сойти там непросто – он чересчур крутой и прибой слишком сильный. Из-за прибоя мы насквозь вымокли и едва не замёрзли до смерти.

– А крышки на гробах – они закрыты или открыты? – миссис Хемминг даже шею вытянула, чтобы получше разглядеть стюарда.

– Большинство закрыто. Как сказала Анетта, на само кладбище заходить запрещено. Мёртвых тоже нужно уважать. К тому же существует старое поверье, которое сулит неприятности тем, кто расхаживает по могилам.

– И губернатор наверняка страшно рассердится, если узнает, что мы были рядом с кладбищем, – добавила Анетта. – Оно считается культурным наследием и охраняется государством. Если нас заметят, то нам придётся заплатить огромный штраф, а компанию могут лишить туристической лицензии и запретить организацию туров на Шпицберген.

Но миссис Хемминг не сдавалась.

– Значит, тел в гробах не видно? – спросила она.

– Почему же, у нескольких гробов крышки сдвинуты или частично разбиты, так что мы заглянули внутрь. Вообще-то нам тоже нельзя было подходить так близко. Но гробы не пустые – это видно, хотя от тел остались только скелеты. Во всяком случае, я не разглядел там ни волос, ни одежды, впрочем, из-за холодов ткань тут, в Арктике, долго не разлагается. И, кстати, черепов в могилах уже не было.

– Это почему? – удивился Себастьян Роуз.

– Украли. Люди не просто разгуливают по могилам, но и сувениры с собой увозят – черепа, например. Вот и думай после этого, как уважать других.

– Итак, вы наверняка всё поняли, – Анетта решила закончить разговор, – что выходить на берег на Птичьем мысу мы ни в коем случае не собираемся.

К вечеру туман начал наконец рассеиваться, и пассажиры смогли рассмотреть горные вершины и ледники. Туристы провели на борту «Белого медведя» всего сутки, но уже заскучали. Стоять на палубе и разглядывать сероватый берег вдали им надоело. Холод пробирал насквозь, до костей, несмотря на несколько слоёв одежды и тёплые шарфы. Они больше не желали слушать рассказы гида в салоне, и поэтому теперь Анетта перенесла свои лекции на палубу.

– Вон там на берегу вы можете увидеть пятый из крупных ледников между Лонгиером и Ню-Олесунном.

Названия ледников Анетта забыла. Она привезла с собой карты и путеводители, но никак не успевала толком изучить их: всё её время уходило на то, чтобы придумывать пассажирам развлечения. На её счастье, стюард вызвался ей помочь. Облачившись в чуть запачканный голубой пуховик, он подал обед прямо на палубе. Благодаря спрятанной за кастрюлями стопке аквавита – старинной скандинавской водки – он на каждом шагу сыпал анекдотами и весёлыми, но совершенно непереводимыми стишками.

И тем не менее, возле северной оконечности Земли Принца Карла, как раз перед тем, как судно взяло курс на Ню-Олесунн, пассажиры взбунтовались. Они требовали высадки на берег, пусть даже и сейчас, вечером. Им просто необходимо ощутить под ногами землю, – так они говорили. Заводилой была миссис Хемминг, но и другим тоже не терпелось посетить кладбище на Птичьем мысу.

Анетта побаивалась, но противостоять группе разгневанных пассажиров не осмелилась. К тому же вокруг никого не было, а если их никто не увидит, значит, и губернатору не донесут. По пути из Лонгиера они вообще не встречали других судов. «В конце концов, почему бы и нет? А если нас вдруг поймают, притворюсь дурочкой», – решила вдруг Анетта с несвойственной ей храбростью.

Штурман совершенно неожиданно воспротивился этой затее, но после короткого телефонного разговора с судовладельцами в Лонгиере смирился с тем, что за программу круиза будет отвечать Анетта. Братья прекрасно представляли, какие слухи распустят недовольные туристы уже после их первого арктического круиза и как это скажется на репутации компании.

Анетта попросила туристов поклясться, что об этой вылазке они никому не расскажут. Один за другим они перелезли через борт, спустились по висячему трапу и скорее повалились, чем сели, в резиновую лодку. Последним туда запрыгнул стюард, захвативший с собой ружьё на тот случай, если они вдруг столкнутся с белым медведем.

Вскоре группа уже стояла на каменистом берегу. Сначала они держались вместе – вероятно, потому, что при виде оружия всем им, за исключением инспектора Роуза, стало слегка не по себе. Стюард в своём грязноватом голубом пуховике, но с ржавым ружьём на плече особого доверия не внушал. Анетта рассказала туристам о нападениях белых медведей и попросила не отходить далеко от стюарда с ружьём. Но говорила она так долго, что некоторые отделились от группы и потихоньку двинулись вперёд, в глубь острова. Анетта бросилась их догонять и зачитывать правила поведения на острове, совершенно забыв о тех, кто остался позади без присмотра.

Стюард, прищурившись, смотрел на невысокий холм, отделявший берег от кладбища. Кое-кто уже залез довольно высоко и почти исчез из виду. Он вздохнул и пошёл вернуть их.

Удержать туристов вместе удалось бы разве что пастушьей собаке. Сейчас же это не представлялось возможным. Обрадованные тем, что под ногами у них наконец появилась твёрдая земля, они почувствовали свободу. Ими овладел бунтарский дух, и они разбрелись по побережью.

– Цветы рвать строго воспрещено! – кричала им вслед Анетта – впрочем, совершенно зря, потому что для цветов было ещё слишком рано. К сожалению, она не заметила, как Лорелей Хемминг в высоких резиновых сапогах и твидовом пальто горчичного цвета вскарабкалась на холм и направилась к могилам. Зато от внимания дочери это не ускользнуло.

– Мама! Ты что это делаешь? Ты же слышала – это запрещено! Мама, стой! Не ходи туда!

Миссис Хемминг была в удивительно хорошей форме, и дочь догнала её лишь возле самых крайних могил. Они обе остановились: вид перед ними открывался одновременно жалкий и захватывающий. Среди камней и пожухлой прошлогодней травы проглядывали старые доски. Некоторые из них только начали гнить, а некоторые уже совсем развалились. Миссис Хемминг подошла поближе и пригляделась, а потом радостно хмыкнула и склонилась над могилой. Спустя несколько секунд она выпрямилась, держа в руках череп.

– Моя добыча! – довольно сказала она. – Положу его на стол дома, в Кембридже, и буду любоваться! Ха-ха! Давай быстрее, Ада, спрячем его тебе в сумку.

– Да ни за что на свете! – закричала Ада. – Мама, ты что, совсем спятила?

Услышав крики, все остальные растерялись, однако крики не утихли, и туристы тоже двинулись к могилам. Первой добежала Анетта.

– Что тут происходит? – начала было она, но в этот момент заметила череп. – Но я же сказала… Это запрещено! Немедленно положите обратно! – голос срывался. Она ухватилась за череп, который миссис Хемминг подняла высоко над головой.

– Отдайте! Да пустите же! Что вы такое творите?! Я же сказала…

Они безуспешно пытались отнять друг у друга череп, а остальные туристы замерли, раскрыв рты и молча наблюдая эту абсурдную сцену. Внезапно миссис Хемминг оступилась, выпустила из рук череп и упала назад, в могилу. Старая подгнившая крышка треснула и раскололась, а миссис Хемминг провалилась ещё глубже, прямо в гроб.

– Помогите! – гнев в её голосе смешался со страхом. – Вытащите меня отсюда!

Девушки ухватили её за руки и помогли подняться на ноги. Миссис Хемминг стряхнула с себя землю и щепки и переступила с ноги на ногу, растаптывая в труху старые деревянные доски.

– Вернёмся в Лонгиер – и я обязательно сообщу об этом твоему руководству! Ты меня толкнула! Специально меня толкнула!

В этот момент Ада кое-что заметила.

Нечто совершенно жуткое. Впрочем, сначала она даже и не поняла, что перед ней такое. Словно во сне, не сознавая, что делает, он подошла к краю могилы – туда, где всего за несколько секунд до этого сидела её мать. Ада наклонилась вперёд, пригляделась и сняла с этого непонятного предмета несколько налипших на него травинок. А потом она вытащила из могилы что-то круглое, размером примерно с футбольный мяч.

Только у этого мяча было лицо.

Глава 3. Находка

Сомневаться не приходилось: Ада Хемминг держала за волосы человеческую голову. Она закричала. Её крик – безудержный, захлёбывающийся – напоминал вой животного и, казалось, поглощал все остальные звуки. Анетта и миссис Хемминг замерли, словно забыв о том, что собирались делать.

А затем началась полная неразбериха. На крик Ады Хемминг сбежались остальные туристы – все, кроме супругов Тюбринг, которые, к раздражению стюарда, ушли так далеко вдоль берега, что вернулись не сразу.

Первыми до могил добежали стюард и Себастьян Роуз. Английский инспектор сразу же взял командование в свои руки, что всем показалось вполне естественным. Он тщательно осмотрел землю вокруг Анетты, Ады и миссис Хемминг, осторожно ступая, подошёл к ним и взял из рук Ады её страшную находку.

Ощутив под пальцами грязные волосы мертвеца, инспектор Роуз, вообще-то неоднократно имевший дело с насильственной смертью, вздрогнул. Он быстро взглянул на найденную голову. Прежде она, несомненно, принадлежала мужчине, причём, насколько Роуз мог судить, довольно молодому. К счастью, глаза были закрыты, однако лицо выглядело слегка перекошенным – не в результате увечья, а словно кто-то с силой вжал ему в щеку какой-то круглый предмет, так что в итоге осталась отметина. Никаких следов насилия инспектор не заметил и причину смерти установить тоже не смог. «Ну, кроме того, что тела-то у него нет», – подумал он. Впрочем, он намеренно не говорил ничего, что могло бы ещё сильнее напугать туристов. Роуз повертел голову в руках. Нет, на затылке никаких ран тоже не было.

Но для Ады Хемминг это оказалось невыносимым. Всё это время она, не отрываясь, широко раскрытыми глазами смотрела на голову, но сейчас, когда инспектор повернул голову затылком вперёд, Ада без сознания повалилась на землю. До этого никто не проронил ни слова, но сейчас группа оживилась. Стюард подхватил девушку как раз вовремя – иначе она свалилась бы в могилу, туда, откуда совсем недавно вытащила голову.

– Помоги, – попросил он стоявшую ближе всего Анетту, – хватайся за ноги, и давай оттащим её подальше.

Стюард с Анеттой отнесли Аду подальше от могил и уложили на каменистый склон. Сняв с себя куртку, стюард свернул её и подложил девушке под голову. Миссис Роуз склонилась над Адой и попыталась привести её в чувство. Миссис Хемминг опустилась на колени рядом с дочерью, всем своим видом выражая раскаяние.

– Это я виновата! – проговорила она. – Во всём виновата только я! Мне так хотелось забрать череп… Бедная Ада – ведь она даже к мяснику зайти не может! А теперь ей никогда уже не забыть…

– Не надо себя винить, – возразила Эмма Роуз, – вы же не знали, что в могиле ещё один труп. Но скажите-ка мне вот что: когда вы доставали из могилы череп, вы заметили там эту… как бы сказать… свежую голову? Что вы вообще увидели в могиле?

– Ну разумеется, я не видела никаких голов, – возмутилась миссис Хемминг, – я заметила только кости от скелета и череп. Череп закатился в угол гроба, а я схватила его и вытащила оттуда. Вообще-то он был довольно маленький и легкий. А потом я повернулась к Аде и попросила положить череп в сумку, – от стыда миссис Хемминг слегка покраснела, – вы, наверное, не видели, но тут ко мне подбежала Анетта. Она начала вырывать череп у меня из рук, я оступилась и упала. Тогда крышка гроба треснула, и Ада увидела эту вторую голову.

– Хм… – задумчиво проговорила миссис Роуз, – вам следует рассказать об этом полиции. Постарайтесь вспомнить, как выглядела могила до того, как вы в неё упали.

– Полиции? – в ужасе повторила миссис Хемминг. – А нас что, будут допрашивать? Тогда меня обязательно оштрафуют! А может, и ещё что похуже! – и она уставилась на Тюбрингов, которые как раз добрались до кладбища.

– Что случилось? – спросил, запыхавшись, Пер Кристиан Тюбринг, – кто-то напал на Аду Хемминг? Что тут вообще происходит?



Инспектор Роуз попросил Роланда Фокса помочь, и они вдвоём соорудили вокруг могилы что-то вроде ограждения из бечёвки, по чистой случайности лежавшей у Роуза в кармане куртки. Роланд Фокс сделал бесчисленное количество снимков гроба с треснувшей крышкой, соседних могил и содержимого гроба, то есть того, что было видно снаружи. Под конец он сфотографировал голову, лежавшую чуть поодаль за большим камнем. Благодаря тому, что Фокс смотрел на голову через объектив, ему удавалось долго сохранять хладнокровие.

Инспектор Роуз отыскал в сумке Ады Хемминг блокнот, вырвал из него листок и написал печатными буквами по-английски, что приказом полиции Шпицбергена к могилам подходить запрещается, как и заходить на огороженную территорию.

– Эту маленькую ложь мне наверняка простят… – пробормотал он себе под нос.

Роуз и Фокс немного постояли, разглядывая гроб, а затем Роуз вновь принёс сумку Ады Хемминг. Он расстегнул сумку, распихал по собственным карманам её содержимое и оттянул молнию как можно дальше.

– Пакета ведь ни у кого с собой нет, верно? – крикнул он остальным туристам. – Значит, придётся положить голову вот в эту сумку, причём постараться не повредить её. Давайте вы подержите сумку, а я засуну туда голову.

Фокс, обрадованный, что ему не придётся трогать волосы мертвеца, ухватился за сумку. Потом они вернулись к остальным.

Как выяснилось, Пер Кристиан Тюбринг, узнав, что произошло, задал неожиданно разумные вопросы: «А может, лучше было оставить голову там, где она лежала? И не надо ли поискать поблизости тело? Возможно, это убийство – дело лап белого медведя?»

Инспектор Роуз покачал головой:

– Чтобы белый медведь сотворил нечто подобное – это крайне маловероятно. Во-первых, поверхность там, где голова отделена от туловища, выглядит именно так, словно голову отрезали, а если бы здесь поработал белый медведь, голову он бы оторвал. Но основная причина заключается в том, что голова лежала в старом, закрытом крышкой гробу.

Лорелей Хемминг кивнула. Она заметно побледнела и испуганно, широко раскрыв глаза, смотрела на Роуза.

– Это верно. Мне, чтобы открыть гроб, пришлось поднапрячься – крышка практически вросла в землю.

– Но кое в чём вы правы, – продолжал инспектор Роуз, – нам надо осмотреть окрестности и поискать тело. Если голову или другие части тела оставить на земле, то животные могут съесть их. Здесь, на острове, водятся лисы, верно?

Тем временем Ада Хемминг очнулась. Вспомнив, почему именно она потеряла сознание, девушка тихо заплакала. Мать попыталась её утешить.

В конце концов Клара Тюбринг произнесла вслух то, о чём думали все остальные:

– Когда же мы вернёмся на корабль? Они ведь там ни о чём не знают. Нам нужно сообщить в полицию. И к тому же Ада сидит на холодной земле – это просто недопустимо! Тебе нужно выпить чего-нибудь горячего – и станет легче.

Ада заметила в руках инспектора свою сумку.

– Моя сумка, – проговорила она, – спасибо, что захватили её. Можно?

Но инспектор сказал, что отдать сумку не сможет и лучше будет, если до возвращения на судно она побудет у него. Удивлённо глядя на полицейского, Ада Хемминг поднялась на ноги. Роуз объяснил, что именно находится в сумке, и Ада, всхлипнув, бросилась за большой камень, где её вырвало. Туристы, побледневшие и притихшие, переглянулись. В конце концов за Адой отправилась Эмма Роуз.

Радовавшая их погода резко ухудшилась, как только туристы уселись в лодку, а стюард отшвартовал её. По пути назад они едва могли различить очертания судна в тумане. За всё время пути никто из них не произнёс ни слова. Они молчали, забираясь вверх по трапу и перелезая через борт. И когда все они наконец собрались на палубе вокруг сумки со страшной находкой, то тоже молчали.

К штурману, сидевшему в радиорубке, заглянул матрос:

– Туристы вернулись. Похоже, с ними там что-то стряслось.

Штурман, перебиравший потёртую колоду карт, оторвался от своего занятия. Отправив туристов на берег, экипаж вздохнул наконец спокойно. Адский шум основного двигателя умолк, и теперь судно мерно покачивалось на волнах под тихое жужжание вспомогательного. Почти все члены экипажа отправились спать. Штурман встал и подошёл к окну. Что-то произошло – это верно. Он пересчитал туристов. Нет, все на месте и, похоже, в добром здравии. Тогда почему они молча столпились на палубе?

– Давай я пойду спрошу? – от вида молчаливых пассажиров матросу явно стало не по себе. Но не успел штурман ответить, как в рубку вошёл стюард.

– Соединись с «Радио Шпицберген», – сказал он, – мы нашли на острове труп.

Штурман любил пощекотать себе нервы, но от неожиданности сначала не понял, о чём толкует стюард.

– Труп?

– Да. Но не целиком, а часть. Точнее говоря, голову.

– Голову? Но… но… это же не?.. Наши-то все на борту?.. Или кто-то пропал?

Стюард потерял терпение:

– Соединись с «Радио Шпицберген», говорю же! И пусть сюда приедет губернатор острова. Мы нашли труп – тебе что, неясно?! И нет, это не труп нашего туриста – я вообще не знаю, кто это!

Стряхнув удивление, штурман принялся отдавать распоряжения.

– Спустись вниз и разбуди капитана, – приказал он матросу, – хотя нет. Сначала подойди к пассажирам. Попроси их собраться в салоне. А ты… – он повернулся к стюарду, – быстро на камбуз. Свари им какао или ещё чего-нибудь горячего – пусть немного успокоятся.

Стюард закатил глаза:

– А голову – её им тоже в салон принести? Видишь, инспектор Роуз держит сумку? Так вот, в этой сумке как раз лежит голова.

– Разумеется, нет. Голову мы… Голову можно положить в лазарет.

– Это ты неплохо придумал. Надеюсь, ты осознаешь, что его уже не вылечить, – и, развернувшись, стюард вышел следом за матросом.

Штурман прошёл в радиорубку и снял висевший на крючке микрофон. Сначала он хотел было связаться через спутник по Инмарсату[1], но потом решил всё же действовать через «Радио Шпицберген». Его сотрудники сидели на радиовышке в аэропорту и всегда знали о местонахождении каждого.

– «Радио Шпицберген», это «Белый медведь». «Белый медведь» вызывает «Радио Шпицберген». Приём, – штурман просто обожал говорить по рации и всегда – даже в самых рядовых случаях – разговаривал по ней таким тоном, будто речь шла о чём-то чрезвычайно важном. Обычно, когда «Радио Шпицберген» отвечало, штурман уже едва не лопался от нетерпения.

– «Радио Шпицберген» слушает. Приём.

– Слушай… я не уверен, что подобную информацию можно передавать по радиоканалу… но…

Сквозь помехи на линии послышался отчётливый вздох. Операторы «Радио Шпицберген» прекрасно знали о склонности штурмана к драматизму.

– Хочешь, я переключу тебя на кого-нибудь ещё? С кем тебе нужно поговорить?

Если с «Радио Шпицберген» связывались по морской рации, оно могло перевести разговор дальше, на стационарный телефон.

– Скажи, чтобы переключили на губернатора, – прошептал появившийся за спиной штурмана матрос. Он зашёл в рубку так тихо, что штурман и не заметил. Штурман раздражённо махнул на матроса рукой.

– Да. Переключи на губернатора. У нас тут срочное дело.

– Уже нет… – сказал матрос, обращаясь скорее к самому себе.

– Ты хочешь поговорить лично с губернатором или с дежурным у него в управлении?

– Соедини меня с управлением. И побыстрее. Но губернатору Бергу тоже надо будет немедленно обо всём сообщить.

– Ну, с этим в управлении сами разберутся.

Спустя несколько минут его соединили с дежурным в управлении губернатора. И потребовалось ещё немало времени, прежде чем дежурный смог продраться сквозь загадочные намёки и сбивчивые объяснения штурмана.

– Я правильно вас понимаю – несколько пассажиров с «Белого медведя» обнаружили труп мужчины? На Птичьем мысу? Внутри одной из старых голландских могил? И речь в данном случае идёт об относительно свежем трупе?

Когда штурману прямо в лоб задали столько конкретных вопросов, ему не оставалось ничего другого, кроме как подтвердить всё вышесказанное. Тем не менее, самые красочные детали он приберёг на будущее.

– Кое о чём я не могу сообщить вам по рации. Это просто недопустимо. Вам придётся подождать, пока сами всё не увидите, – сказал он.

Однако дежурный действовал строго по инструкции.

– Оставайтесь на линии, – коротко бросил он, а потом, обращаясь к «Радио Шпицберген», добавил: – Не занимайте пока этот канал. Я свяжусь с вертолётами и узнаю, смогут ли они направить на место полицейского. Но он прибудет туда не ранее чем через час.



Прошло уже несколько часов. Дежурный из управления Том Андреассен, не разгибаясь, сидел у телефона и набирал один номер за другим. Но ни одна попытка связаться с губернатором успехом не увенчалась. Дома у него трубку никто не брал. И мобильный Ханса Берга тоже не отвечал. Лишь поздно ночью дежурный вспомнил, что в Ню-Олесунне, к северу от Птичьего мыса, как раз недавно начали работать два полевых инспектора. Он позвонил в принадлежащий губернаторству дом в Ню-Олесунне, и там Андреассену, к его великой радости, наконец ответили. Потом он позвонил заместителю губернатора Анне Лизе Исаксен и сообщил ей то немногое, о чём было известно ему самому.

Однако о местонахождении губернатора никто по-прежнему не знал.



Пассажиры собрались в салоне. Они явно устали. К тому же была уже глубокая ночь, хотя ложиться спать никому не хотелось. Анетта проводила Аду в каюту.

– Бедняжка, она совсем измучилась, – прошептала Клара Тюбринг, сидевшая возле миссис Хемминг, – да, конечно, я о вашей дочери. Впрочем, и Анетта выглядит не намного лучше. А вот я в полном порядке. Вы знаете, я же медсестра и много всякого повидала. И трупы, в том числе. А кстати, как она вообще выглядела, эта голова? Мы с Пером Кристианом пришли поздно – вы тогда уже спрятали её Аде в сумку, – в глазах у Клары Тюбринг светилось любопытство.

– Ада теперь и не притронется к этой сумке, – грустно проговорила миссис Хемминг, – а ведь сумка совсем новая. Я купила её для Ады как раз перед отъездом из Англии. Настоящая кожа. И, скажу я вам, стоила она недёшево!

Стюард и инспектор Роуз отнесли сумку в лазарет.

– Вообще-то хранить это нужно на холоде, – сказал инспектор, – и нам, в любом случае, надо отметить, при какой температуре мы её хранили. Так мы поможем патологоанатомам установить время смерти. Но это будет непросто. Может начаться гниение.

– А кстати – здесь есть холодильник, – стюард повернулся к шкафчику, притаившемуся в углу просторной каюты, – мы там храним кое-какие лекарства. Будем надеяться, он не заперт.

Третий раз за вечер инспектору Роузу пришлось ухватиться за грязные волосы и вытащить голову на свет божий. Он огляделся по сторонам.

– А нам не во что её завернуть? Наволочки не найдётся? Да, это всё, конечно, жутко, но когда-то это был живой человек. И пусть теперь он мёртв – нам всё равно следует проявить к нему уважение.

В одном из шкафчиков стюард отыскал чистую простыню. К счастью, холодильник оказался достаточно просторным, чтобы, когда оттуда убрали лекарства, в нём уместилась завернутая в простыню голова. Ключ торчал в двери снаружи, Роуз со стюардом заперли дверь и спустились в салон ко всем остальным. Но сначала они заглянули к капитану и разбудили его.

В первый момент капитан рассердился: ведь это не он сам, а штурман связался с «Радио Шпицберген» и управлением губернатора. Потом поинтересовался, узнал ли кто-нибудь мертвеца. И, наконец, поразился: надо же, убийство на Шпицбергене! Хоть необходимости в этом и не было, но он тоже позвонил на «Радио Шпицберген» и потребовал, чтобы его соединили с управлением губернатора. Однако ничего нового он не узнал. Из-за тумана вертолёт вылететь не мог. Видимость была нулевой, и радиомаяка на Птичьем мысу в этом случае было недостаточно. Губернатор Берг ещё не объявился.

Капитан и дежурный из управления решили, что «Белый медведь» возьмёт курс на Ню-Олесунн. Капитан рассказал, что на борту находится сотрудник британской полиции, и они договорились, что попросят Роуза предварительно допросить туристов. Во всяком случае, это немного их успокоит. Потом капитан собрал экипаж в кают-компании, а инспектор вернулся в салон. Наконец-то заскрипела якорная цепь, и судно двинулось к открытому пространству между Птичьим мысом и полуостровом Брёггер. Главным было добраться до устья Конгс-фьорда, где ледовые условия обычно не такие тяжёлые.



В тот вечер небо над Лонгиером было холодным и гладким, как сталь. За полярными сумерками словно затаилось какое-то слабое свечение – луна, которую из-за гор было не видно, но чей свет уже заливал небо. На затвердевшем снегу намёрз тонкий наст – для снегохода лучше и не придумаешь.

От дома отделилась чёрная тень и двинулась к снегоходу.

Снег под ногами человека поскрипывал. Человек никому не сообщил, что этой ночью собирается прокатиться. Это получилось спонтанно. В конце концов, на выходные у него не было ни планов, ни договорённостей. И никто его не хватится.

Он положил в сани канистру с бензином, термос с кофе и кое-какой провиант, а сами сани привычным движением закрепил за сиденьем снегохода. Он с такой радостью ждал этой поездки в полном одиночестве!

Но к радостным ожиданиям примешивалось какое-то необъяснимое беспокойство. Порой он будто ощущал заранее, что произойдёт нечто неприятное. Однако о подобных предчувствиях никому не рассказывал и вообще старался забыть об этом.

Человек тепло оделся, а на ногах у него были сапоги для снегохода. Возле уже готовых саней он вдруг замер. Совершенно внезапно ему расхотелось ехать.

Было около семи вечера. Сильный мороз разогнал жителей Лонгиера по домам. Они сидели перед телевизорами и ждали первого за этот вечер выпуска новостей, играли с детьми, читали книжки, мыли после ужина посуду, отсыпались после последней за неделю шахтёрской смены или веселились с друзьями в пабе – то есть проводили этот пятничный вечер, спрятавшись от стужи, в тепле, со всех сторон окружённые людьми.

Почти никто не слышал шума одинокого снегохода, который промчался по городу, выехал на накатанную трассу, а затем свернул на лёд, сковавший фьорд до самого Лонгиера.

Глава 4. Полевые инспекторы

Было уже за полночь, когда дежурный из управления губернатора в Лонгиере позвонил в Ню-Олесунн. Ответили ему сразу:

– Кнут Фьель.

– Том Андреассен, дежурный в Лонгиере. Мы с тобой на прошлой неделе познакомились. У меня плохие новости. Вам придётся отложить поездку на север, – времени он зря не тратил и перешёл сразу к делу: – Пассажиры с туристического судна, которое шло в Ню-Олесунн, нашли на Птичьем мысу труп мужчины. Из-за тумана мы не можем отправить туда вертолёт, поэтому я попросил капитана двигаться на север. Тело находится на борту. То есть не тело… – дежурный замялся, – да, звучит дико, но если верить их словам, то речь идёт о голове. Одна из туристок нашла её в старой голландской могиле. Тела они не обнаружили, но вообще-то они особо и не искали. Кстати, среди пассажиров там инспектор английской полиции. Повезло, можно сказать. Он позаботился о заграждении и о фотографиях. «Радио Шпицберген» сообщает, что других судов на этой территории не ожидается.

– Что именно мы должны сделать в Ню-Олесунне? – Кнут тоже решил быть кратким. К тому же ему требовалось время, чтобы переварить полученную информацию. Он взглянул на второго полевого инспектора – тот как раз собирал экипировку для инспекции в национальном парке. – Опыта в расследовании убийств у меня мало. Отчего он вообще умер? На борту кто-нибудь знает, кем был убитый?

Второй инспектор выпустил из рук вещи и изумлённо уставился на коллегу:

– Убийство? Тут, на Шпицбергене? Да ладно!

Кнут не ответил. Он вслушивался в то, что говорил ему сотрудник управления в Лонгиере.

– Как раз сейчас лучше ничего не предпринимать. Судно идёт в Ню-Олесунн, но они попали в зону дрейфующих льдов. Вдобавок там ещё и сильный туман, поэтому до посёлка они доберутся лишь через несколько часов. Как у вас там погода?

Кнут подтвердил, что в Ню-Олесунне тоже туман и плохая видимость.

– Ну, тогда над ледником Конгсбреен вертолёт вряд ли пролетит. И пилоты уже сказали, что низко над побережьем видимости никакой, поэтому лететь нельзя. Придётся вам подождать до завтра. Мы постараемся доставить опытного следователя. Ещё найти бы губернатора Берга – а то он как сквозь землю провалился. Странно. В Лонгиере ведь особо нигде не спрячешься… – последнюю фразу он сказал скорее самому себе. Дежурный явно устал. И чувствовал себя одиноким, – хорошо всё же, что на борту оказался этот английский полицейский. Я попросил его выяснить, где находился каждый из пассажиров, когда нашли голову.

– О чём можно сообщить здесь, в Ню-Олесунне? – спросил Кнут.

– Введи в курс дела напарника. Знаю, что о работе полицейского ему почти ничего не известно – пожалуй, только то, что ему рассказали на подготовительных курсах в Лонгиере. Так ведь? А в нашем деле это особо не поможет. Но вам всё равно придётся постараться. Нужно сообщить директору «Кингс Бей»[2]. Думаю, никому больше рассказывать пока не стоит. Мы же ещё не установили личность убитого. И когда он умер – тоже не знаем. Возможно, это кто-то из Ню-Олесунна. И, что ещё хуже, преступник может бродить где-то рядом с вами. Слава богу, журналисты ещё не прознали. Иначе вот цирк-то начнётся!