Сью Графтон
\"Икс\" [\"X\"]
В начале…
Тедди Ксанакис должна была украсть картину. Какой еще у нее был выбор? Она верила, что это был Тернер — возможность, которую она не могла подтвердить, не послав картину в музей Тейт в Лондоне, где специалисты по Тернеру, Эвелин Джолл и Мартин Бутлин, могли бы судить о ее аутентичности. К сожалению, картина в данный момент находилась в подвале дома, который теперь принадлежал только Ари, где она валялась столько лет, неопознанная и недооцененная. Она могла винить себя за недосмотр, но кто мог ожидать найти бесценное полотно в такой невзрачной обстановке?
Они с Ари купили дом, когда переехали из Чикаго в Санта Терезу в Калифорнии.
Собственностью владели Карпентеры, которые передавали ее из поколения в поколение, пока последний член семьи не умер в 1981 году, не оставив завещания. Адвокат запер двери и выставил дом на продажу.
Тедди и Ари купили его полностью оснащенным и меблированным, вплоть до рулонов туалетной бумаги в стенном шкафчике и трех наборов серебряных столовых приборов.
Антиквариат, включая несколько изысканных персидских ковров, был оценен и включен в стоимость, но в процессе проглядели некоторое количество картин.
Адвокат заплатил положенные налоги, передав налоговой инспекции и штату Калифорния порядочные суммы.
Тедди и Ари использовали часть антиквариата, чтобы обставить помещения на первом и втором этаже особняка. То, что осталось, они перенесли в кладовые внизу. Картины стояли на полках в шкафу, каждая облокачивалась на свою соседку. Тедди обнаружила их вскоре после переезда. С годами у нее развилось хорошее чутье на произведения искусства, но эти картины были тусклые и неинтересные. Темы были классические: нимфы, мифологические фигуры, римские руины, морские пейзажи, толстозадые крестьянки, собирающие урожай, натюрморты с дохлыми утками и гнилыми фруктами и букеты унылых тонов.
Это было после того, как они с Ари развелись и подписали соглашение, когда она поняла, что одна из картин может быть оригиналом Джозефа Мэллорда Тернера, чьи работы продавались на аукционах за миллионы.
Ее доводы в пользу предполагаемой кражи были следующими: 1. Ари не понимал и не ценил искусства. Тедди собрала коллекцию работ так называемых малых импрессионистов, таких как Бартоли, Кане, Жак Ламберт и Пьер Луи Казубон, чьи картины можно было себе позволить, потому что художники никогда не достигли такого легендарного статуса, как Сезанн, Ренуар, Ван Гог и прочие. Коллекция уже досталась ей по договору, так почему бы не присоединить еще одну маленькую картину?
2. Если бы Ари узнал настоящую ценность картины, это вызвало бы очередной спор, кому она должна принадлежать. Если бы они не договорились, что казалось неизбежным, судья мог настоять на продаже и разделе денег между ними. В этом единственном случае деньги ее не интересовали. Тернер был сокровищем, которого она никогда больше в жизни не увидит, и Тедди собиралась получить его.
3. Ари уже предал и унизил ее, заведя интрижку со Стеллой Морган, женщиной, которую Тедди когда-то считала лучшей подругой.
Муж Стеллы, Дуглас, был архитектором и руководил переделкой кондоминиума в центре Санта Терезы, который принадлежал Ари и Тедди.
У него случился фатальный инфаркт, когда он обозревал фронт работ.
Прошли месяцы. После того, как ремонт был закончен, Ари и Тедди продолжали встречаться со Стеллой, которая приспособилась к своему вдовству наилучшим образом, имея кучу денег в качестве компенсации.
Потом произошла катастрофа. В сентябре Тедди провела выходные в Лос-Анджелесе на семинаре в артгалерее. В понедельник, когда она вернулась домой, не прошло и часа, как ей позвонила знакомая и изложила все подробности. Выбор у Тедди был небольшой: ругаться, улететь, притвориться мертвой или послать его подальше. Она прихлопнула Ари бумагами на развод в течение недели.
Он получил дом, содержать который она все равно не смогла бы. Ей досталась квартира в Лондоне. Он получил приличную часть ювелирных изделий, включая ожерелье, которое подарил ей на их десятую годовщину. Она признала, что ей это было неприятно. Акции и облигации поделили между ними. Раздел был честным и справедливым, что бесконечно бесило ее. Нет ничего честного и справедливого в муже-изменнике, который трахает ее лучшую подругу.
По жестокой иронии судьбы Тедди достался тот самый кондоминиум, где испустил дух архитектор.
Тедди совсем не нужна была эта жилплощадь. Брокер оценил кондо в миллион с лишним и заверил ее в быстрой продаже. После того, как квартира безуспешно простояла на рынке восемнадцать месяцев, Тедди решила, что она будет выглядеть привлекательнее, если ее обставить и декорировать.
Она наняла постановщицу по имени Аннабель Райт и поручила выбрать вещи из подвала Ари. Он согласился, потому что враждебность продолжалась достаточно долго, и он не хотел связываться с Тедди.
Когда кондо было приведено в подходящий вид, Тедди наняла фотографа, и полученная брошюра стала циркулировать среди агентов по продаже недвижимости в Беверли Хиллс.
Квартиру решил купить известный актер, деньги на специальном счете в течение десяти дней, никаких непредвиденных обстоятельств. Дело было сделано, им двоим оставалось только подписать документы, чтобы Тедди могла получить свой чек.
Пока что Тедди получила свой последний довод: 4. Ари и Стелла поженились.
К тому времени Тедди переехала в Бел Эйр и жила в доме для гостей у подруги, которая пожалела ее и пригласила пожить на неопределенный срок.
Это случилось в десятидневный период, пока оформлялись документы, когда кое-кто заметил картину в брошюре, морской пейзаж, висевший над камином в гостиной. Это был владелец галереи в Мелрозе, у которого был безошибочный взгляд на предметы искусства.
Он взглянул на фотографию и поднес ее поближе к глазам. Наносекундой позже он снял трубку и позвонил Тедди, которая была его покупательницей с давних времен.
— Это вглядит как Тернер, дорогуша. Может она быть настоящей?
— Ой, я сомневаюсь. Она лежала в подвале годами.
— Ну, на твоем месте, я бы послал цветные фотографии в Тейт и посмотрел, сможет ли кто-нибудь определить происхождение. А еще лучше поехать туда самой с картиной и посмотреть, что они скажут. Это не помешает.
Следуя его совету, Тедди решила забрать картину и показать экспертам.
Она вернулась в Санта Терезу, где подписала окончательные бумаги по продаже, а потом поехала из брокерского офиса в квартиру. Ей сказали, что новый владелец вступит в свои права в ближайшие выходные, как только квартира будет освобождена. Войдя, она была в шоке, увидев, что в квартире остались только голые стены. Ни мебели, ни картин, ни персидских ковров.
Она позвонила Ари, который был очень доволен. Он заявил, что знал, что она вернется и заберет себе все, что захочет, поэтому нанес предупреждающий удар и все вывез. Если она возражает, пусть ее адвокат свяжется с его адвокатом.
Поскольку у нее не было больше доступа к картине, она обратилась к фотографу. Там было несколько хороших снимков картины, которая теперь, когда она смогла рассмотреть ее поближе, оказалась действительно замечательной. Это был морской пейзаж с полосой пляжа и небом, покрытым облаками. Позади были видны скалы, возможно Маргат, любимое место Тернера. На переднем плане было судно, которое, казалось, тонуло. Само судно, как Тедди узнала позже, называлось шебека, маленький трехмачтовый корабль c выступающими носом и кормой и с квадратными и треугольными парусами.
Тона были нежными, переходы коричневого и серого, с прикосновением более яркого цвета там и сям. Она попросила и получила четыре фотографии.
В этот момент Тедди поняла, что ей нужно взяться за дело. Она вернулась в город и занялась самообразованием. Она изучала каталоги Д.М. В. Тернера и всю биографическую информацию, до которой могла добраться.
Тернер умер в 1851 году. Большую часть своих работ он оставил Национальной галерее в Лондоне. Триста восемнадцать картин отправились в Тейт и Национальную галерею, а тридцать пять рисунков маслом — в Британский музей. Оставшиеся две с лишним сотни картин находились в частных коллекциях в Великобритании и Америке.
О девяти картинах ничего не было известно. О появлении одной из этих картин, размер и местонахождение которой не были известны, упоминалось в “Журнале прекрасных искусств” за ноябрь 1833 года. Описанная как “красивая маленькая картина”, она висела на выставке Общества британских художников в тот самый год. Ее владельцем был Д.
Карпентер, о котором было известно только то, что он одолжил для этой выставки еще Хогарта и Морланда. Глаза Тедди наполнились слезами, и ей пришлось потихоньку высморкаться.
Она поехала в архив округа Санта Тереза, а потом в редакцию газеты “Санта Тереза Диспэтч”, чтобы получить сведения о семье, которая владела картиной так много лет.
Джереми Карпентер Четвертый эмигрировал в Америку из Англии в 1899 году, привезя с собой большую семью и полный трюм семейного добра. Дом, который он построил в Монтебелло, был готов в 1904 году.
Тедди трижды ездила к дому, думая, что может просто войти и забрать картину, не привлекая внимания. К сожалению, Ари поручил обслуживающему персоналу вежливо провожать ее до двери, что они и делали. В одном Тедди была уверена — она не позволит Ари узнать о ее интересе к морскому пейзажу или подозрениях о его происхождении.
Она думала, что у нее достаточно времени, чтобы осуществить план, но потом узнала, что новобрачные сдают дом на год паре из Нью-Йорка.
Ари и Стелла отправлялись в отложенное свадебное путешествие, после чего они собиралсь поселиться в современном доме, принадлежавшем Стелле.
Ари, видимо, воспользуется возможностью, чтобы очистить подвал. Его намерением было отдать все местной благотворительной организации на ежегодном мероприятии, которое произойдет через месяц.
Она должна была действовать, и действовать быстро. Работа, с которой она столкнулась, не была совсем незнакомой. Ей довелось украсть картину раньше, но там не было ничего даже близкого по ценности.
1
Санта Тереза, Калифорния, понедельник, 6 марта 1989 года.
Весь штат и город Санта Тереза в частности находились на пике засухи, которая наступила в 1986 году и продолжалась до марта 1991, когда прошли “чудодейственные дожди”. Не то чтобы мы смели ожидать облегчения в то время. Для нас немилосердные условия не имели видимого конца. Местные водохранилища уменьшились, оставив широкие поля засохшей грязи, потрескавшейся, как шкура аллигатора.
Моя профессиональная жизнь пребывала в такой же стадии. Всегда тревожно, когда ты сама являешься своей единственной финансовой поддержкой. Работа на себя имеет свои плюсы и минусы. Плюс — это свобода. Приходи на работу, когда захочешь и надевай, что тебе нравится. Хотя тебе по-прежнему надо оплачивать счета, ты можешь согласиться на новую работу, а можешь отказаться. Все зависит от тебя. Минусом является неуверенность, готовность к пиру или к голоду, что не каждый может вынести.
Меня зовут Кинси Миллоун. Я — частный детектив. Моя контора, где я единственный работник, называется “Бюро расследований Миллоун”. Я — женщина тридцати восьми лет, дважды разведена и бездетна, статус, который я сохраняю благодаря усиленному вниманию к противозачаточным таблеткам.
Несмотря на недостаточное количество клиентов, у меня большая сумма денег в банке, так что я могу себе позволить не беспокоиться. Мой счет пополнился благодаря неожиданной сумме, которая свалилась мне в руки шесть месяцев назад. Я вложила большую часть в фонд взаимных инвестиций. Остальное я держу на счете, который считаю “неприкасаемым”. Друзья считают меня ненормальной. “Забудь о работе. Почему бы тебе не попутешествовать и не насладиться жизнью?”
Я этот вопрос даже не рассматриваю. В моем возрасте рано уходить от дел, и даже временное безделье свело бы меня с ума. Действительно, я могла бы покрыть свои расходы на много месяцев вперед и осталось бы достаточно для шикарного путешествия за границу, если бы не следующие препятствия: 1. Я — скупая и прижимистая.
2. У меня нет загранпаспорта, потому что он никогда не был мне нужен. Когда-то я ездила в Мексику, но для того, чтобы пересечь границу, мне нужно было только доказательство американского гражданства.
Кроме того, любой, кто меня знает, может засвидетельствовать, как мало я подхожу для роскошной жизни. Когда дело касается работы, не так важно, что мы делаем или сколько нам платят, главное — удовлетворение, которое мы получаем. В широком смысле, моя работа заключается в поиске свидетелей и пропавших людей, изучении документов в архивах, наблюдении за нарушителями закона и иногда — за неверными супругами.
Мой главный талант — совать нос в чужие дела, что иногда включает в себя немножко взлома и незаконного проникновения. Это очень нехорошо с моей стороны, и мне стыдно признаться, каким это может быть удовольствием, если, конечно, меня не поймают.
Это правда обо мне, и теперь вы тоже можете ее узнать. У меня страсть ко всем видам преступников: убийцам, ворам и жуликам, преследование которых я нахожу и увлекательным и развлекательным. Эти нехорошие люди повсюду, и моя миссия — искоренить их, как можно больше. Я знаю, что это говорит о недостаточности моей личной жизни, но такова моя натура.
Мои поиски закона и порядка начались в первом классе, когда я проникла в раздевалку и застала одноклассницу, которая доставала шоколадку из моей коробки с ланчем.
Учительница появилась в тот же момент и увидела ребенка с моей шоколадкой в руках. Я ожидала справедливого процесса, но маленькая лицемерная засранка разревелась, заявляя, что это я украла шоколад у нее. Она не получила вообще никакого наказания, в то время как меня отругали за то, что я ушла из класса без разрешения. Учительница осталась глуха к моим воплям протеста.
После этого события сформировалось мое представление о честной игре, которое можно было суммировать так: тех, кто прав, наказывают, а виноватые выходят сухими из воды.
Я всю жизнь трудилась, чтобы увидеть, что правосудие работает не так, а наоборот.
В это утро понедельника я оплачивала свои счета, чувствуя себя такой добродетельной, и почему бы и нет? Я выписала и подписала все нужные чеки и только чуть-чуть беспокоилась об уменьшении своих фондов. Написала адреса и заклеила конверты.
Облизывая и наклеивая марки, я удовлетворенно мурлыкала и предвкушала обед.
Когда зазвонил телефон, я сняла трубку и прижала ее плечом.
— Бюро расследований Миллоун.
— Привет, Кинси. Это Рути. Тебе удобно говорить?
— Конечно. Как дела?
— Ну, я просто вне себя. Честное слово, только я подумаю, что самое плохое позади, обязательно что-то произойдет. Сегодня я получила официальное письмо из налоговой инспекции. Проверяют Пита. Я должна позвонить и договориться о встрече.
— Ты не можешь им сказать, что он умер?
— Я могла, но может поэтому его и проверяют.
Рути овдовела семь месяцев назад, в августе 1988 года, когда ее мужа застрелили. Это выглядело как ограбление, где что-то пошло не так. Я познакомилась с Питом Волинским десять лет назад. Как и я, он был частным детективом, который работал на агенство Берда и Шайна. Я проходила стажировку у Бена Берда и Морли Шайна, нарабатывая часы, нужные для получения лицензии. Пит был их ровесником. Оба мои босса клялись, что когда-то он был первоклассным детективом, но когда наши дорожки пересеклись, для него настали трудные времена. Тогда он был человеком с такой извращенной моралью, что я удивлялась, как он мог найти работу где-либо вообще. Хотя он мне не нравился, мне тогда было двадцать семь лет, меня недавно приняли на работу, и я не чувствовала себя вправе обнародовать свои мысли. Кроме того, меня никто не спрашивал, и я сомневаюсь, что стали бы слушать, если бы я высказала свое мнение.
Я восхищалась двумя опытными детективами, и до сих пор использую в работе проверенные временем методы, которым они меня научили. К сожалению, Бен и Морли разругались в пух и прах, и их партнерству пришел конец. Каждый пошел своим путем, основав свое агенство. Я тогда уже работала сама по себе и никогда не слышала подробностей их ссоры. В чем бы ни было дело, оно не имело отношения ко мне, так что я и не интересовалась. Теперь они оба были мертвы, и я думала, что прошлое тоже мертво и похоронено вместе с ними. Что касается Рути, я встречала ее время от времени, но подружились мы только после смерти Пита.
Я занималась воспоминаниями, пока Рути продолжала описывать последний кризис.
— Извини, что морочу тебе голову этим, но дай мне прочитать, что они пишут. Они спрашивают о “всех квитанциях по форме С. Документы на конец года, включая книжки по согласованию и записи за 1986 и 1987 годы.”
Она продолжала, нараспев.
— В придачу, пожалуйста, предоставьте все документы по бизнесу, файлы, расходы и квитанции за период с 1975 по 1978 год.
— Ты что, шутишь? Это было пятнадцать лет назад. Я думала, что через семь лет все это дерьмо можно выбрасывать.
— Наверное нет, судя по этому письму. Наш бухгалтер ушел на пенсию в прошлом году, и я никак не могу добраться до того, кто занял его место. Я надеялась, что когда вы с Дицем проверяли коробки Пита, то могли наткнуться на старые налоговые декларации.
Роберт Диц был частным детективом из Невады, который помогал мне в период после гибели Пита. Конечно, это далеко не вся история, но я специально постаралась выкинуть ее из головы.
— Я не думаю. Не могу поклясться, но весь смысл был в том, чтобы найти его бумаги, касающиеся денег, так что все со значком доллара мы сложили в отдельные пакеты и отдали тебе.
— Очень плохо. Я дважды обыскала эти пакеты и ничего не нашла.
— Ты хочешь, чтобы я посмотрела еще раз? Может быть, мы пропустили коробку.
— У меня больше нет этих коробок.
— А где они?
— В помойке. Сборщик мусора прилепил объявление на мою дверь. Он, наверное, ездил по району в поисках работы. Там было написано, что за пятьдесят баксов он очистит мой гараж и все вывезет. Я сразу ухватилась за эту возможность. Я годами мечтала ставить машину под крышу, но там никогда не хватало места. Теперь мне предстоит аудит, и что мне делать?
— Я не знаю, что и посоветовать. Я могу перепроверить, но если бы мы нашли налоговые декларации, то отложили бы их в сторону. Я сохранила одну коробку, но там конфеденциальные материалы времен Берда и Шайна. Я понятия не имею, как они попали к Питу.
— О, погоди минутку. Налоговая упоминала Берда и Шайна в списке требуемых документов. Сейчас.
Я слышала шорох перелистываемых бумаг, потом она сказала:
— Не могу сейчас найти, но где-то оно было. Не надо беспокоить Дица, но не могла бы ты проверить коробку, которая у тебя есть? Мне много не нужно. Думаю, что несколько старых банковских распечаток помогут. Если я принесу хоть что-то, это будет демонстрацией добрых намерений, а это почти все, что я должна предложить.
— Я проверю содержимое, как только смогу.
— Не особенно торопись. Я еду в Ломпок на ближайшие выходные, отметить мой день рождения с подругой.
— Я не знала, что у тебя день рождения. Поздравляю!
— Мы ничего особенного не планируем… просто проведем время вместе… мы не виделись после смерти Пита, и я подумала, что хорошо будет куда-нибудь выбраться.
— Конечно. Когда ты вернешься?
— В воскресенье днем, что даст мне достаточно времени. Даже если я позвоню в налоговую сегодня, сомневаюсь, что меня сразу примут. У них там, наверное, запись в километр длиной. Да, и когда ты будешь этим заниматься, помни, что у Пита была привычка засовывать документы между страниц в других папках. Иногда он прятал деньги, так что не выбрасывай стодолларовые купюры.
— Я помню пачку денег, которую он закопал в пакете с птичьим кормом.
— Это было что-то, правда? Он заявлял, что система была придумана, чтобы обмануть плохих парней. Он помнил, куда положил все кусочки, но не объяснял свою стратегию. В любом случае, извини, что беспокою тебя. Я знаю, что это неудобство.
— Ничего особеного. Самое большое — пятнадцать-двадцать минут.
— Спасибо.
— А пока что тебе лучше поговорить со специалистом по налогам.
— Ха! Я не могу такого себе позволить.
— Лучше, чем иметь потом неприятности.
— Тоже правильно. У меня сосед — адвокат. Спрошу, кого он знает.
Мы немного поговорили о других делах и распрощались. И снова я задумалась о Пите Волинском, что я делала чаще, чем хотела бы признать. После его смерти стало ясно, каким он был безответственным, оставив Рути с кучей проблем на руках. Его рабочие файлы, если их можно было так назвать, хранились в бесконечном количестве пыльных и помятых картонных коробок, которые громоздились друг на друга в гараже, заполняя его до отказа. В придачу там были горы неоплаченных счетов, письма кредиторов, угрозы обращения в суд, и никакой страховки жизни. У Пита была страховка, которая бы предоставила ей хорошую сумму, но он ее не оплачивал. Несмотря на все это, Рути его обожала, и кто я такая, чтобы судить?
Если быть честной, я думаю, что вы могли бы назвать его доброй душой, если только поставить звездочку, отсылающую к сноске внизу, мелким шрифтом.
Как идеальный пример, Пит сказал Рути, что поедет с ней в круиз по Дунаю на сороковую годовщину их свадьбы в следующем году. Он хотел сделать ей сюрприз, но не смог удержаться и рассказал о своем плане заранее. Настоящий сюрприз произошел после его смерти, когда она узнала, что он заплатил за круиз деньгами, полученными за шантаж.
Она попросила вернуть деньги и использовала их, чтобы удовлетворить часть его кредиторов.
В настоящее время она не нуждалась. Рути была персональной медсестрой, и ее работа всегда была востребована. Судя по расписанию, которое я видела на ее холодильнике, Рути работала достаточно смен и, возможно, могла назначать собственную цену.
Что касается коробки, на крышке которой я поставила большой Х, то я засунула ее под письменный стол у себя в квартире, так что с заданием придется подождать, пока я не вернусь домой. Я все равно собиралась проверить содержимое. Если, как я ожидала, старые дела были закрыты, я отдам бумаги на измельчение и забуду о них.
Мне было больше нечем заняться, когда телефон снова зазвонил.
— Бюро расследований Миллоун.
Последовала пауза, потом женщина сказала:
— Алло?
— Алло?
— Ой, извините. Я ждала, что ответит автоответчик. Могу я поговорить с мисс Миллоун?
Ее тон был благородным, и даже через телефонную линию я почувствовала запах денег в ее дыхании.
— Я слушаю.
— Меня зовут Хелли Бетанкур. Вера Хесс посоветовала, чтобы я обратилась к вам по личному делу.
— Это мило с ее стороны. Наши офисы были рядом, когда я работала на страховую компанию Калифорния Фиделити. Вы ее подруга?
— Нет. Мы познакомились на вечеринке несколько недель назад. Мы пили коктейли в патио, и кода я упомянула свою проблему, Вера решила, что вы сможете помочь.
— Я сделаю все, что смогу. Не могли бы вы еще раз назвать свое имя? Боюсь, оно вылетело у меня из головы.
Я уловила улыбку в ее голосе.
— Фамилия Бетанкур. Имя — Хелли. У меня тоже так бывает. В одно ухо входит, из другого выходит.
— Аминь. Почему бы вам кратко не рассказать о проблеме?
Она заколебалась.
— Ситуация неудобная, и я бы предпочла не обсуждать ее по телефону. Думаю, вы поймете, когда я все объясню.
— Конечно, как хотите. Мы можем договориться о встрече и тогда поговорить. Какие у вас планы на эту неделю?
Она смущенно засмеялась.
— В этом и дело. У меня нет времени. Я уезжаю из города завтра утром и не вернусь до июня. Если бы мы могли встретиться сегодня, я была бы очень признательна.
— Наверное, я смогу. Где и в какое время?
— Здесь, у меня дома, в восемь часов, если вам удобно. Как мне говорили, это не очень большая работа. Если честно, я связывалась с другим агенством на прошлой неделе, и они меня отвергли, что было очень неловко. Джентльмен, с которым я говорила, был вежлив, но ясно дал понять, что за такую работу им невыгодно браться. Он не сказал этого прямо, но создал впечатление, что у них есть рыба гораздо крупнее, чтобы ее поджарить. После этого я долго не решалась обращаться к кому-нибудь.
— Понятно. Мы поговорим сегодня вечером и посмотрим, что можно сделать. Если я не смогу помочь, то могу знать кого-нибудь, кто сможет.
— Большое спасибо. Вы даже не представляете, какое облегчение я испытываю.
Я записала ее адрес на Скай Вью, вместе с инструкцией как доехать, и обещала быть там к восьми часам. Я предполагала, что ее проблема была семейной, что оказалось правдой, но совсем не такой, как я ожидала. Положив трубку, я сверилась с картой города и нашла улицу, которая была не больше бледно-голубой ниточки, окруженной пустым пространством. Я сложила карту и сунула в сумку.
В пять я заперла офис и отправилась домой, довольная жизнью. Поскольку моя встреча была еще через три часа, у меня было время, чтобы поесть. Молоко или томатный суп и сэндвич с жареным сыром. Сэндвич я клала на кусок бумажного полотенца, которое впитывало лишнее масло. За едой я прочла три главы из Дональда Уистлейка в бумажной обложке.
Оглядываясь назад, я поражаюсь, насколько я не имела понятия о надвигающихся неприятностях. Даже сейчас я спрашиваю себя, должна ли я была догадаться о правде скорее, чем я сделала, что явно было недостаточно быстро.
2
Приближаясь к дому Хелли Бетанкур в тот вечер, я поняла, что видела его много раз с дороги. Он стоял на вершине гряды, которая проходила между городом и Национальным лесом Лос Падрес. Днем солнце отражалось от стекол, мигая, как сигнал SOS. Ночью яркий свет был заметен, как Венера на бледном фоне окружающих звезд. С расстояния казалось, что его невозможно достичь, изолированный от всех соседей, на такой высоте, что может начаться кровотечение из носа.
Ведущие туда дороги были незаметны, и без инструкций Хелли я не уверена, что могла бы найти дорогу.
Она указала, что лучше всего доехать по шоссе 192 до Виндинг Каньон роуд, а потом начать подъем. Я сделала, как она советовала, и поехала по узкой дороге, которая змеилась вверх по холму и имела больше поворотов, чем прямых участков. Через два с половиной километра я заметила номер дома, выбитый на поверхности большого валуна. Неподалеку был почтовый ящик, с тем же номером, но самого дома оттуда не было видно. Дорога свернула в дубовую рощу, подъезд, который тянулся еще полкилометра.
Когда я приблизилась к вершине горы, дом возник передо мной, как призрак. Если бы здесь приземлился корабль инопланитян, он создавал бы такое же, почти угрожающее впечатление. На фоне темного ландшафта здание сияло огнями, современный стиль странно подходил к обрывистой местности. Передняя часть выступала, как нос корабля, и казалось, нависала над каньоном. Корабль, сделанный из стекла. По растительности проходили волны, вспенивались у бетонных свай и ветер играл высокими ветками.
Стоянка была выложена каменными плитами. Я припарковала свою “хонду” носом к каменной стенке. Когда я шла к дому, включались реагирующие на движение лампочки, которые освещали дорожку передо мной. Я поднялась по крутым ступеням к двери, осторожно ставя ноги, чтобы не свалиться в густые заросли чапарраля с обеих сторон.
С переднего крыльца, через стеклянную дверь, я могла беспрепятственно видеть через весь дом, до темноты на другой стороне. Тихий океан был виден на расстоянии трех километров. Луннный свет отбрасывал дорожку, как тонкий слой льда. Ленточка шоссе 101 вилась между берегом и городом, и гирлянды огней протянулись по холмам. Большие пространства темноты подчеркивали загородный характер местности. Вокруг не было соседей, и за необходимыми вещами (как вино и туалетная бумага) нужно было совершать долгую поездку в город.
Я позвонила и увидела, как Хелли появилась на веранде в дальнем конце дома. Она вошла в столовую через стеклянную дверь. Длинный восточный халат из бледно-желтого шелка развевался вокруг нее, когда она пересекала комнату. У нее была густая масса рыжевато-каштановых волос и лицо, которое должны были любить фотографы. Не будучи формально красивой, она поражала. Тонкие черты, высокий лоб. Ее кожа была безукоризненной, а тонкий выступающий нос имел горбинку на переносице, что придавало ее профилю экзотический вид. Из каждой мочки ушей низвергался маленький водопад бриллиантов. У халата были широкие рукава, с замысловатой вышивкой на манжетах. Только естественно стройная женщина могла позволить себе такой объемный наряд. Из-под подола выглядывали остроносые бархатные комнатные туфельки.
Я бы дала ей лет сорок пять.
Она открыла дверь и протянула руку.
— Здравствуйте, Кинси. Я Хелли. Спасибо, что приехали. Извините за неудобство.
— Приятно познакомиться. Какой красивый дом.
Она покраснела от удовольствия.
— Не правда ли?
Она показывала дорогу, а я шла за ней через дом, в сторону веранды. Большая часть помещений была в темноте, мебель закрыта покрывалами в процессе подготовки к отъезду. Взглянув налево, я увидела, что двери, выходящие в коридор, закрыты. На широком паркетном полу я видела островки пышных восточных ковров. Там и сям горели лампы, освещая декоративные виньетки со вкусом выбранных и красиво расположенных предметов.
Справа от нас располагалась гостиная из дерева и стекла, высотой в два этажа и занимающая весь конец дома. Она тоже была погружена в темноту, но луч света из столовой отражался в чистых линиях большого стеклянного пространства.
Белые стены формировали галерею из многочисленных картин в тяжелых золотых рамах.
Я не очень разбираюсь в искусстве, но картины казались музейного качества: пейзажи и натюрморты, написанные маслом. Я не смогла бы назвать художников, но краски были богатыми и глубокими, и у меня сложилось впечатление, что в коллекцию вложены немалые деньги.
Хелли сказала через плечо:
— Я надеюсь, что вы не замерзните, если мы сядем снаружи. Я наслаждалась видом. Мой муж уехал сегодня утром в наш дом в Малибу, а я заканчиваю здесь.
— Наверное, хорошо так распределять свое время, — сказала я.
Лично я распределяю свое между маленькой квартирой и офисом, который вдвое меньше.
Мы вышли на веранду. Наружный свет был выключен, и под прикрытием дома воздух казался спокойным. Я чувствовала запах лавра, эвкалипта и ночного жасмина. На узкой террасе внизу ярко-бирюзовый бассейн светился, как посадочная полоса.
Открытая бутылка “шардонне” стояла на маленьком деревянном столике, возле которого стояли два раскладных стула. Хелли принесла два бокала, и я заметила, что ее наполовину полон. Она села на ближайший стул, я устроилась на другом.
Она предложила мне вина, я отказалась, чтобы продемонстрировать свой профессионализм. Если честно, при малейшем поощрении (если не обращать внимания на бодрящую уличную температуру), я бы задержалась там на несколько часов, попивая вино, наслаждаясь видом, и всем остальным, что она могла предложить.
Мы сидели между двумя небольшими пропановыми обогревателями, которые излучали сильное, но расеянное тепло, к которому мне хотелось протянуть руки, как к костру.
В Санта Терезе почти всегда прохладно после захода солнца, и усевшись я поймала себя на том, что держу ладони между колен. На мне были джинсы, ботинки и черная водолазка под шерстяным твидовым блейзером, так что мне было достаточно тепло, но я удивлялась, как Хелли могла переносить вечерний воздух в таком легкомысленном наряде, особенно при ветре, который свистел по краям стеклянных панелей. Прядки волос танцевали вокруг ее лица. Она вытащила из волос две шпильки, закрепила прическу, держа шпильки в зубах, и вернула их на место.
— Как давно вы владеете домом? — спросила я.
— Я здесь выросла. Это старое имение Клипперов. Мой отец купил его в начале тридцатых годов, вскоре после того, как закончил архитектурный колледж. Хэлстон Бетанкур. Вы могли о нем слышать.
Я издала звук, как будто бы вспомнила, хотя на самом деле не имела понятия.
— После того, как он снес оригинальный трехэтажный особняк в георгианском стиле, он построил это и так начал свою карьеру. Он всегда гордился фактом, что его упоминали в “Архитектурном дайджесте” больше чем любого другого архитектора. Его давно уже нет в живых, как и моей матери. Дом в Малибу принадлежит моему мужу, Джоффу. Он Д-Ж-О-Ф-Ф Джофф, а не Джефф. Мы женаты два года.
— Чем он занимается?
— Он юрист, но у него нет определенного места работы. Он управляет обоими нашими портфолио и присматривает за нашими финансами.
Я понятия не имела, куда ведут ее комментарии, но делала мысленные заметки.
Интересно, как реагировали соседи, когда ее отец разрушил старый особняк и воздвиг это на его месте. Дом впечатлял, но ему явно не хватало обаяния восемнадцатого века.
Из ее ответов я сделала два очевидных заключения: она сохранила девичью фамилию и держалась за фамильный дом. Я могла себе представить, что она настояла чтобы Д-Ж-О-Ф-Ф Джоффри подписал брачное соглашение: раздельная собственность, раздельные банковские счета, денежная компенсация в случае измены и никакой материальной поддержки при разводе. С другой стороны, он мог быть богаче нее, в таком случае подобные финансовые соглашения должны были быть его идеей.
Хеллли положила ногу на ногу и разгладила желтый шелк на колене.
— Я должна еще раз поблагодарить вас за то, что согласились сразу со мной встретиться.
При моих обстоятельствах большое облегчение иметь дело с женщиной. Я не хочу обидеть мужчин, но некоторые вещи женщина понимает интуитивно, можно сказать, сердцем.
Теперь я начала думать о больших игорных долгах или интрижке с женатым мужчиной.
Еще возможно, что у ее мужа было бурное прошлое, и она только что об этом узнала.
Хелли наклонилась и подняла папку, которая лежала возле ее стула. Открыла папку и передала мне листы бумаги, вместе с фонариком, чтобы удобнее было читать.
Я смотрела на фотокопии газетной статьи. Это была “Санта Тереза Диспэтч” за 21 июня 1979 года, примерно десять лет назад.
Статья описывала судебный процесс над парнем по имени Кристиан Саттерфилд, взломщиком сейфов, который был побежден современными технологиями и сменил карьеру на грабителя банков, что было гораздо проще. Никаких тебе сигнализаций и прочих устройств. Чтобы ограбить банк, нужно было только написать содержательную записку, адресованную банковским кассирам, никакого оружия и никаких технических способностей. Кроме того, это было быстрее.
Он наслаждался чередой успехов, но в конце концов удача ему изменила. Его обвинили в ограблении девятнадцати банков, впечатляющая цифра для парнишки двадцати трех лет.
На фотографии был акуратно подстриженный молодой человек, с правильными чертами и открытым выражением лица. Три колонки на первой странице газеты продолжались четырьмя колонками на четвертой, где описывались его причины выбора банков, скрупулезная предварительная подготовка и тщательно составленные записки для работников банка. Я могла представить, как он лижет кончик карандаша, стараясь грамотно изложить свои угрозы, без ошибок и зачеркиваний.
Я пробегала глазами по строчкам, выбирая детали там и сям. Его успех принес около 134 тысяч долларов за шестнадцать месяцев. В своих требованиях он заявлял, что вооружен, и хотя у него никогда не было с собой пистолета, кассиры были достаточно напуганы, чттобы отдать деньги без возражений.
Хотя это было для банков обычным явлением, три молодые женщины были настолько травмированы, что никогда не вернулись на работу.
Хелли подождала, пока я закончила, и протянула мне сложенную газету со стрелкой, привлекающей внимание к заметке шестимесячной давности. Саттерфилд был отпущен на свободу, отсидев немного больше восьми лет, что, как я догадывалась, составляло 85 % от его десятилетнего срока.
— Как вы можете видеть, его выпустили из Ломпока и поместили в специальное заведение для условно-досрочно освобожденных в Сан Фернандо Велли. Поскольку, когда его арестовали и судили, он был жителем Санта Терезы, мне сказали что сейчас его должны были отпустить домой. Меня интересует, не можете ли вы найти, где он сейчас находится.
Я дважды звонила в окружной отдел по досрочному освобождению и ничего не добилась.
Ее манера разговора стала более формальной, что говорило о том, что она волнуется.
Исправительное заведение в Ломпоке, это федеральная тюрьма, которая находится в часе езды к северу от нас. Ее открыли в 1959 году и содержат там заключенных, получивших большие сроки за искушенные нарушения закона: преступления “белых воротничков”, широкая торговля наркотиками, неуплата налогов и крупные махинации. Как грабитель банков, Саттерфилд должен был чувствовать себя как дома. Интересно, почему она им интересуется. По мне, эти двое были странной парой.
— Его бы не освободили под ответственность округа, — сказала я. — Его преступление было федеральным. Вам нужно позвонить в отдел по условно-досрочному освобождению США и узнать имя агента, который за ним присматривает.
Хелли нахмурилась.
— Мне не нравится эта идея. Я не знаю системы и опять окажусь в тупике. Весь процесс и так потрепал мне нервы. Я завтра уезжаю. Мы пробудем несколько дней в Малибу, а потом будем путешествовать. Я бы предпочла, чтобы вы имели дело с этой ситуацией. Как вы можете себе представить, у меня совсем нет опыта в таких делах.
— Я сделаю, что смогу, но не могу ничего гарантировать. Офицеры, надзирающие за досрочно освобожденными, славятся своей молчаливостью.
— Еще одна причина, чтобы этим занялись вы. Я предполагаю, что ваш интерес будет скрытым.
— Конечно.
— Хорошо. Когда у вас будет его адрес и телефон, вы сможете послать мне письмо на мой почтовый ящик. Моя ассистентка будет знать, где мы находимся, и пересылать почту дважды в неделю.
— Могу я спросить, что это все значит?
Хелли помолчала, избегая смотреть на меня.
— Он мой сын.
Я никак не могла такого ожидать и растерялась.
— Ах.
— Я забеременела и родила ребенка, когда мне было пятнадцать. Если бы выбор был мой, я бы оставила ребенка себе и сама бы его вырастила, но мои родители и слышать об этом не хотели. Они считали, что я слишком молода и незрела, чтобы взвалить на себя такую ношу. Точка зрения, с которой трудно было спорить. Они были убеждены, что ему будет лучше в доме с двумя родителями. Судя по его криминальной истории, они явно ошибались.
— Он знает, кто вы?
Ее щеки слегка порозовели.
— Да. Когда-то я написала для него письмо, на адрес агенства по усыновлению.
Социальная служащая сказала, что сохранит его. Я хотела убедиться, что у него будет возможность связаться со мной, если он когда-нибудь захочет.
— И он связался?
— Да. Он позвонил вскоре после того, как ему исполнилось восемнадцать. Мы встречались дважды, но потом я его потеряла. Когда я увидела заметку об его освобождении из Ломпока, его молчание вдруг стало понятным. Тогда я провела расследование в архиве “Диспэтч”.
Я посмотрела на статью.
— Вы впервые узнали, что он сидел в тюрьме, когда увидели это?
— Правильно. Я обычно не читаю “Диспэтч”, но увидела эту газету в приемной дантиста.
Когда я заметила имя, я была в шоке. Мне было так стыдно, как будто вина была моей. Я долго думала, что хочу сделать.
— И что же это?
— Я бы хотела помочь, если ему что-нибудь нужно.
— Это щедро.
— Это не щедрость. Это искупление.
— Он знает, насколько хорошо вы обеспечены?
Ее лицо застыло.
— Какая разница?
— Вас не волнует, что он может вас использовать?
— Если бы он хотел это сделать, то сделал бы годы назад. Я никогда не делала секрета из своего финансового положения. Я предлагала ему деньги, и он отказался.
— Что если он стыдится своего преступления и не захочет с вами общаться?
— Если он решит не разговаривать со мной, то так тому и быть, но я хочу дать ему возможность. Я чувствую ответственность.
Она поднесла бутылку к своему бокалу, и я обратила внимание на этикетку. Я видела такое же “шардонне” в магазине по девяносто баксов за бутылку. Хотя я и не ахнула вслух, Хелли, должно быть, перехватила мой взгляд и приподняла бутылку.
— Может быть, вы позволите вас уговорить.
— Может быть, полбокала.
Я смотрела, как она наливает, пользуясь моментом, чтобы оценить ситуацию.
— Как насчет вашего мужа? Что ему известно?
— Джоффри знает, что у меня был ребенок, и я отдала его на усыновление. Все это произошло за много лет до того, как мы познакомились. Он не знает, что мы встречались, и точно не знает, что Кристиан сидел в тюрьме. Я собираюсь сказать ему, но пока не чувствую, что наступило время.
— Я понимаю, что это может быть неудобная ситуация.
— С другой стороны, если мой сын не захочет продолжать отношения, зачем вообще об этом рассказывать? Джоффри ненавидит обман и медленно прощает. Нет смысла зря создавать неприятности.
— Вот именно.
Без всякого желания я повторяла ее тон и манеру речи и надеялась, что это временно.
— Вот почему я прошу вас действовать как посредник и использовать ваше имя и номер телефона вместо моего. Я не хочу рисковать тем, что мой муж обо всем узнает, прежде чем я сама ему расскажу.
— Вы не хотите, чтобы ваше имя вообще упоминалось.
— Не хочу.
— Какую же причину я назову для расспросов? Я никогда не встречалась с Кристианом Саттерфилдом.
— Я уверена, что вы что-нибудь придумаете. Дело в том, что я хочу сохранить свое имя в тайне. Я на этом настаиваю.
Я сидела и размышляла, действительно ли хорошие браки так работают. Я дважды была замужем и дважды развелась, так что мне было трудно судить. Хранить секреты от мужа казалось плохой идеей, но вряд ли я могла давать ей семейные советы. Кроме того, у меня никогда не было детей, так что мне трудно было себе представить, каково это иметь сына, который грабит банки. Его отчим мог иметь даже более туманные представления.
Помолчав, я сказала:
— Я не уверена, что офицер по надзору даст мне информацию, но я сделаю, что могу.
Я всмотрелась в черно-белую газетную фотографию, а затем приподняла фотокопии.
— Можно я заберу это? Может пригодиться, если мне понадобится опознать его.
Хелли вытащила из папки и протянула мне копии. Я пробормотала благодарности и положила бумаги в наружный карман сумки.
— Так как мы это оформим? — спросила она.
— Большинство новых клиентов подписывают стандартный контракт. С годами я поняла, что лучше иметь письменное соглашение, как для вашей защиты, так и для моей. В этом случае не будет недоразумений по поводу того, что меня попросили сделать. Сегодня я не принесла никаких бумаг. Я хотела убедиться, что смогу помочь, прежде чем делать что-нибудь еще.
— Понятно. Насколько я могу судить, мы можем сделать одно из двух. Вы можете оформить контракт, заполнить то, что нужно и послать его мне на подпись, или мы можем считать это джентльменским соглашением, и я заплачу наличными.
Тут особенно нечего было обсуждать. У меня не было оборудования, чтобы принять кредитную карточку, и она, должно быть, почувствовала, что меня не обрадует перспектива получить чек от женщины, которая уезжает на полгода. Ясно, что она была кредитоспособна, но если чек вернется из-за недостатка фондов, будет большой головной болью разыскать ее. Богачи полны сюрпризов. Некоторые держатся за свое богатство, обманывая кредиторов.
— Пятисот долларов будет достаточно? — спросила она.
— Слишком много. Мы говорим о нескольких телефонных звонках и коротком отчете.
Двести вполне покроют это.
— Если вы добьетесь успеха.
— Вы платите за мое время, а не за результат. Усилия тратятся те же.
— Извините. Конечно. Я не ожидаю, что вы будете работать без компенсации. Подождите минутку, я сейчас вернусь.
Хелли встала, прошла через стеклянную дверь и исчезла в доме. Я отпила “шардонне”, в первый раз почувствовав, что могу расслабиться. Она ясно дала понять, чего хочет, и хотя получить информацию будет непросто, я знала пути, которые можно будет попробовать.
Вскоре Хелли вернулась с белым конвертом. Она показала мне выглядывающие оттуда две стодолларовые купюры, прежде чем полностью засунуть их в конверт и передать его мне.
Я положила деньги в сумку и достала маленький блокнот на спирали. Написала расписку и вырвала листок.
— Я могу напечатать нормальную расписку завтра в офисе.
— Не волнуйтесь, эта подойдет.
Она сложила расписку и положила в папку.
— Я должна задать несколько вопросов, — сказала я.
— Пожалуйста.
Я прошлась по списку вещей, которые мне нужно было знать, а Хелли с удовольствием отвечала. Так что, когда мы распрощались, у меня был ее адрес в Малибу, домашний телефон там же, плюс адрес офиса ее мужа и два его рабочих телефона. Ее ассистентку звали Эми. Позже я поняла, что нужно было узнать фамилию Джоффри, но это не пришло мне в голову.
Оказавшись в машине, я сидела на темной парковке, пока гасли по одному огоньки на дорожке. При внутреннем свете “хонды” я сделала заметки на нескольких каталожных карточках, которые я всегда ношу с собой. Не знаю, знала ли Хелли, что я до сих пор здесь, но это не имело значения. Всегда лучше зафиксировать факты, когда они свежи в памяти, пока самонадеянность и предубеждение не вступят в силу и не внесут изменения.
По дороге домой я заехала в магазин, чтобы запастись всякими мелочами, включая бумажные полотенца, молоко, хлеб и арахисовое масло. Повсюду были расставлены и развешаны пасхальные украшения и принадлежности: наборы для крашения яиц, пустые пластмассовые яйца, яйца, завернутые в фольгу, большие шоколадные зайцы в фольге, курицы из маршмаллоу ядовито-желтого цвета, мешки нарезанной зеленой бумаги, имитирующей траву, плетеные и пластмассовые корзинки и плюшевые животные.
В этот час покупателей было мало, и поскольку я была единственной в очереди, мы славно поболтали с Сюзанной, кассиршей средних лет. Я расплатилась одной из сотен, удивленная, как мало осталось сдачи.
Я была дома к 10 часам. Заперла дверь, разложила покупки, взяла книжку и поднялась в спальню, где переоделась в футболку большого размера, в которой я сплю. Почистила зубы, умылась и нырнула под одеяло. Я читала до полуночи, думая, что жизнь прекрасна.
3
Утром я совершила обычную пятикилометровую пробежку на автопилоте. Учитывая монотонность погоды, не было никаких шансов получить в подарок дождливый день, когда можно было поспать подольше. Местные домовладельцы были в такой панике, устанавливая экономичные туалеты и души, что спрос превышал предложение.