Сью Графтон

С — ЗНАЧИТ СЫЩИК

1

Три события случились 5 мая, или около того. Этот день — не только Синко де Майо в Калифорнии (национальный праздник Мексики в честь победы мексиканских войск в битве при Пуэбле 5 мая 1862 г.), но и день моего рождения. Кроме факта, что мне исполнилось тридцать три (после бесконечных двенадцати месяцев, когда мне было тридцать два), произошло следующее:

1. Закончился ремонт моей квартиры, и я снова туда въехала.

2. Я получила работу от миссис Клайд Герш — привезти ее мать из пустыни Мохав.

3. Я оказалась одной из первых в списке заказов на убийство Тирона Патти.

Расскажу об этих событиях, не обязательно в порядке важности, но в порядке возможности лучше объяснить.

Кстати, меня зовут Кинси Миллоун. Я — частный детектив, с лицензией штата Калифорния, мне (уже) тридцать три года, пятьдесят четыре килограмма живого веса, в упаковке высотой метр шестьдесят восемь. У меня темные волосы, густые и прямые. Я привыкла к короткой стрижке, но сейчас немного отрастила волосы, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть.

Обычно я подстригаю свою шевелюру каждые шесть недель маникюрными ножницами, потому что меня душит жаба платить двадцать восемь баксов в салоне красоты.

У меня зеленовато-карие глаза и нос, который был дважды сломан, но умудряется функционировать довольно неплохо.

Если меня попросят оценить мою внешность по десятибалльной шкале, я не стану этого делать. Должна упомянуть, что редко пользуюсь косметикой, так что, как бы я ни выглядела с утра, по крайней мере, это сохраняется весь день.

Начиная с Нового года, я жила у моего домохозяина, Генри Питтса, джентльмена восьмидесяти двух лет, чью переделанную из гаража квартиру я снимала два года.

Это трудноописуемое, но вполне пригодное жилище взлетело на воздух, и Генри предложил мне переехать в маленькую комнату в его доме, пока мою квартиру приведут в порядок.

Видимо, это закон природы, согласно которому любой ремонт обходится вдвое дороже и продолжается вчетверо дольше, чем ожидалось сначала. Это объясняет, почему, после пяти месяцев интенсивной работы, наконец было назначено торжественное открытие, с фанфарами кинопремьеры.

Я волновалась, потому что не была уверена, что мне понравится то, к чему пришел Генри со своими планировками и «интерьерным декором». Он был очень таинственным и чрезвычайно довольным собой, с тех пор, как получил официальное одобрение чертежей.

Я боялась, что взгляну на квартиру и не сумею скрыть своего разочарования. Я — прирожденная врунья, но не умею так же хорошо скрывать свои чувства. Однако, как я говорила себе много раз, это его собственность, и он может делать с ней все, что ему нравится. За две сотни баксов в месяц, стоит ли мне жаловаться? Думаю, нет.

В четверг утром я проснулась в шесть часов, выкатилась из кровати и оделась для бега. Почистила зубы, плеснула водой в лицо, сделала небрежную растяжку и вышла через заднюю дверь дома Генри.

В мае и июне Санта-Тереза часто замаскирована туманом — погода такая же пустая и тоскливая, как белый шум в телевизоре после окончания трансляции. Зимние пляжи голые, массивные валуны обнажаются после того, как волны смывают летний песок. У нас были дождливые март и апрель, но май пришел ясный и теплый. Песок вернулся после того, как изменились весенние течения. Пляжи были восстановлены для туристов, которые нахлынут в город около Дня памяти (четвертый понедельник мая) и не уедут до Дня труда (первый понедельник сентября).

Рассвет был захватывающим, утренние облачка испещряли небо темно-серыми клочками, солнце подсвечивало их снизу ярко-розовым светом. Был отлив, и пляж, казалось, растянулся до горизонта в серебристом зеркале отраженного неба. Санта-Тереза вся была в пышной зелени, воздух был мягкий, наполненный запахом эвкалиптовых листьев и свежескошенной травы. Пробежав пять километров, я вернулась домой, и Генри пропел мне «Happy birthday to you-u-u!», доставая из духовки противень рулетов с корицей.

Слушание серенад не является моим любимым занятием, но он сделал это настолько плохо, что я смогла только восхититься.

Я приняла душ, натянула джинсы, футболку и теннисные туфли, после чего Генри вручил мне завернутую коробочку, в которой был новенький ключ от моей квартиры. Он вел себя как ребенок, его худощавое загорелое лицо расплывалась в улыбке, голубые глаза блестели от еле сдерживаемого возбуждения. Церемониальной процессией из двух человек мы прошествовали от задней двери его дома, через внутренний дворик, к передней двери в мою квартиру.

Я знала, как это выглядит снаружи — два этажа, со штукатуркой кремового цвета, с закругленными углами, в стиле, который я бы назвала арт-деко. Было вставлено несколько новых окон, а газон возле дома Генри оформил сам. Честно говоря, внешний эффект меня вполне удовлетворил. Больше всего я боялась, что Генри сделал квартиру слишком фасонной для моего вкуса.

Несколько минут мы осматривали участок, Генри описывал в деталях все проблемы, которые у него возникли с городской комиссией по планировке и архитектурным советом. Я знала, что он хочет подогреть мое нетерпение, волновалась и хотела, чтобы все уже было позади.

В конце концов, он позволил мне повернуть ключ в замке, и дверь, с ее окошком- иллюминатором, распахнулась. Не знаю, чего я ожидала. Я пыталась не вызывать в воображении никаких фантазий, но то, что я увидела, лишило меня слов.

Все квартира была оформлена в интерьерах корабля. Стены были из полированого тика и дуба, с полками и шкафчиками со всех сторон. Кухонька находилась справа, там же, где и раньше, оформленная в стиле камбуза, с маленькой плитой и холодильником. Были добавлены микроволновка и уплотнитель мусора. Рядом с кухонькой стояли, одна на другой, стиральная и сушильная машины, а дальше шла крохотная ванная комната.

В гостиной стоял диван в оконной нише и два складных стула. Генри продемонстрировал, как раздвигается диван, давая спальное место целой компании. Все помещение по-прежнему занимало не больше 25 квадратных метров, но теперь наверху была спальня, куда можно было попасть по винтовой лесенке, там, где раньше у меня была кладовка.

В старой квартире я обычно спала голой на диване, в конверте из сложенного одеяла. Теперь у меня будет своя настоящая спальня.

Я поднялась наверх и уставилась в восторге на двухспальную кровать на платформе, с ящиками внизу. В потолке над кроватью была круглая шахта, доходящая до крыши и закрытая прозрачным плексигласом, откуда падал свет на бело-голубое лоскутное покрывало.

Окна спальни с одной стороны выходили на океан, с другой — на горы. Вдоль задней стены располагался встроенный шкаф, со штангой для вешалок, крючками для мелочей, подставкой для обуви и ящиками от пола до потолка. Рядом со спальней была маленькая ванная. На уровне ванны было окно. Я смогу принимать ванну среди верхушек деревьев, глядя на океан, где облака напоминают мыльные пузыри. Полотенца были такого же глубокого синего цвета, как ворсистый ковер. Даже кусочки мыла в форме яиц, лежащих в белой фарфоровой вазе, были синего цвета.

Когда осмотр был закончен, я повернулась и молча уставилась на Генри, явление, которое заставило его рассмеяться, довольного, что его план сработал так идеально.

Почти плача, я уткнулась лбом ему в грудь, он неловко погладил меня по спине. Я и мечтать не могла о лучшем друге.

Генри вскоре оставил меня одну, и я заглянула в каждый шкафчик и ящик, упиваясь запахом дерева, слушая, как поскрипывают балки над головой.

За пятнадцать минут я перенесла все свое имущество. Большая часть моих вещей была уничтожена той же бомбой, что разрушила квартиру. Мое платье на все случаи жизни выжило. Вместе с любимым жилетом и декоративным папоротником, который Генри подарил мне на Рождество. Все остальное превратилось в порошок, с помощью пороха, взрывателей и шрапнели. Я получила страховку и купила некоторые мелочи — джинсы и спортивные костюмы, а остальные деньги положила в банк, где они весело набирают проценты.

В 8.45 я заперла дверь и заглянула к Генри, чтобы еще раз его поблагодарить, от чего он только отмахнулся. Потом отправилась в офис, быстрая десятиминутная поездка по городу.

Мне хотелось остаться дома, обходить свою квартиру как морской капитан, перед тем, как отправиться в невероятное путешествие. Но я знала, что мне нужно платить по счетам и отвечать на телефонные звонки.

Я разобралась с несколькими мелочами, напечатала пару счетов. Последним в списке телефонных звонков было имя миссис Клайд Герш, которая оставила мне сообщение на автоответчике накануне вечером, с просьбой связаться с ней, когда мне будет удобно.

Я набрала ее номер и потянулась за блокнотом. После двух гудков женщина сняла трубку.

— Миссис Герш?

— Да. — В ее голосе прозвучала нотка осторожности, как будто я могла собирать деньги для фальшивой благотворительной организации.

— Кинси Миллоун, вы мне звонили.

Последовала секунда молчания, потом она вспомнила, кто я такая.

— О, да, мисс Миллоун. Спасибо, что ответили так быстро. Мне нужно обсудить с вами кое-что, но я не вожу машину и предпочитаю не покидать мой дом. Не могли бы вы встретиться со мной здесь, сегодня?

— Конечно.

Она дала мне адрес и, поскольку у меня не было других дел, я обещала приехать в течение часа. Дело не казалось слишком срочным, но бизнес есть бизнес.

Адрес привел меня в самый центр города, недалеко от моего офиса, один из старых кварталов коттеджей, тихая улочка, обсаженная деревьями. Переплетение кустов создавало почти непроницаемую стену, отгораживающую владение от улицы. Я припарковалась перед домом и вошла через скрипучую калитку. Дом представлял собой неуклюжую двухэтажную постройку, облицованную темно-зелеными деревянными плитками, косо поставленную на участке, заросшем платанами. Я поднялась на бледно-серое деревянное крыльцо, хранившее запах недавнего ремонта. Нажала на кнопку звонка, рассматривая фасад.

Дом был постоен, наверное, в двадцатые годы, ни в коем случае не элегантный, но задуманный на широкую ногу: комфортабельный, без лишних претензий, предназначенный для среднего класса и недоступный для обычного покупателя на рынке недвижимости того времени. Такой дом в наши дни, наверное, продавался бы за полмиллиона, а потом требовал ремонта, чтобы привести его в надлежащий вид.

Дверь открыла полная негритянка в униформе канареечного цвета, с белыми воротничком и манжетами.

— Миссис Герш наверху, на веранде, — сказала она, показав на лестницу впереди, и удалилась, тяжело ступая. Видимо, надеялась, что я не прикарманю по дороге безделушки из граненого стекла.

Я быстро оглядела гостиную: широкий камин из крашеного кирпича, рядом — книжный шкаф со стеклянными дверцами, множество вытоптанных выцветших ковриков. Выкрашенные в кремовый цвет деревянные панели доходили до половины стены, выше, до самого потолка, шли обои с бледными полевыми цветами. Комната была темной и молила о настольных лампах. Весь дом был погружен в тишину и пропах цветной капустой и карри.

Я пошла наверх. Дойдя до первой площадки, я увидела второй лестничный пролет, ведущий вниз, в кухню, где была видна кастрюля, кипевшая на плите. Служанка, впустившая меня, нарезала кинзу. Почувствовав мой взгляд, она обернулась и безучастно посмотрела на меня.

Я пошла дальше. Наверху дверь открывалась на широкую веранду, окаймленную ящиками с ярко-розовой и оранжевой геранью. Шум главной улицы, через два квартала, наплывал и удалялся, как шум моря. Миссис Герш растянулась в шезлонге, ноги укрыты пледом. Ее глаза были закрыты, на коленях вверх обложкой лежал раскрытый роман Джудит Кранц.

Длинные ветки плакучей ивы протянулись через угол веранды, создавая кружевную тень.

День был теплым, но ветер здесь наверху казался слегка прохладным.

Женщина была худой, как палка, с мертвенно-бледным лицом серьезно больной. Я представила, что сто лет назад она могла бы провести многие годы в санатории, с целой серией неправильных диагнозов, происходящих из-за нервных срывов, отсутствия счастья, пристрастия к лаудануму или отвращения к сексу. Ее волосы были безжалостно обесцвеченными и жидкими. Ярко-красная помада определяла ширину ее рта, и коротко подстриженные ногти были покрыты лаком того же цвета. Ее брови, а-ля Джин Харлоу, были выщипаны до выражения легкого изумления. Глаза были обрамлены фальшивыми ресницами, которые лежали под нижними веками, как швы. Я прикинула, что ей за пятьдесят, хотя, могло быть и меньше. Болезни старят сами по себе.

Ее грудь была впалой, с бюстом плоским, как клапан на конверте. На ней была белая шелковая блузка, дорогие на вид бледно-серые габардиновые слаксы и ярко-зеленые атласные тапочки.

— Миссис Герш?

Она вздрогнула и открыла ярко-голубые глаза. На мгновение она казалась дизориентированной, но потом собралась.

— Вы, должно быть, Кинси, — пробормотала она. — Я — Айрин Герш.

Она протянула левую руку и пожала мою, пальцы жилистые и холодные.

— Извините, если я вас испугала.

— Не беспокойтесь об этом. Я — пучок нервов. Пожалуйста, найдите стул и садитесь. Я, как правило, плохо сплю и вынуждена дремать, когда смогу.

Быстрый поиск выявил три белых плетеных стула, поставленных один на другой в углу веранды. Я вытащила верхний, поднесла к шезлонгу и уселась.

— Надеюсь, Джермайн сообразит принести нам чай, но рассчитывать на это не стоит.

Айрин переместилась в более вертикальную позицию и поправила плед. Она с интересом изучила меня и, кажется, одобрила, хотя, не могу сказать, что именно.

— Вы моложе, чем я думала.

— Достаточно старая. Сегодня мой день рождения. Мне тридцать три.

— Тогда, с днем рождения. Надеюсь, я не прервала празднование.

— Вовсе нет.

— Мне сорок семь. — Она слегка улыбнулась. — Я знаю, что выгляжу, как старая карга, но я относительно молода… по калифорнийским стандартам.

— Вы болеете?

— Скажем так… я нехорошо себя чувствую. Мы с мужем переехали в Санта-Терезу три года назад, из Палм Спрингс. Это был дом его родителей. После смерти отца Клайд взял на себя уход за матерью. Она умерла два месяца назад.

Я пробормотала что-то, подходящее к случаю.

— Дело в том, что нам не надо было переезжать сюда, но Клайд настоял. Не обращал внимания на мои возражения. Он вырос в Санта-Терезе и настроился вернуться.

— Я понимаю, вы это восприняли без энтузиазма.

Она взглянула на меня.

— Мне здесь не нравится. Никогда не нравилось. Мы приезжали сюда, может быть, дважды в год. У меня отвращение к морю. Город мне всегда казался угнетающим. У него очень темная аура. Все так поражены его красотой, но мне не нравятся напыщенные восторги и вся эта зелень. Я родилась в пустыне и ее предпочитаю. Мое здоровье ухудшилось с первого дня, как мы приехали, хотя доктора ничего у меня не находят. Клайду здесь хорошо, конечно. Подозреваю, что он думает, что это мои капризы, но это не так. Это страх. Я просыпаюсь каждое утро с изнуряющим страхом. Иногда это ощущается как электрический разряд, или тяжесть в груди, почти непереносимая.

— Вы говорите о приступах паники?

— Так это называют доктора.

Я пробормотала что-то неопределенное, размышляя, куда все это может привести. Айрин, кажется, прочла мои мысли.

— Что вы знаете о Плитах? — неожиданно спросила она.

— О Плитах?

— А, вижу, что не слышали. Неудивительно. Это в пустыне Мохав, к востоку от Сэлтон Си.

Во время Второй мировой войны там была десантная база, Кэмп Данлап. Ее уже нет.

Все что осталось, это бетонные основания для бараков, известные сейчас как Плиты. Каждую зиму тысячи людей переселяются туда с Севера. Они называют себя снежными птичками, потому что спасаются от суровых северных зим. Я там выросла. Моя мать до сих пор там, насколько я знаю. Условия очень примитивные… ни воды, ни канализации, никаких удобств, но это бесплатно. Снежные птицы живут как цыгане: кто в дорогих домах на колесах, кто в картонных лачугах. Весной большинство из них снова исчезает, отправляясь на север. Моя мать — одна из немногих постоянных жителей, но я не получала о ней известий несколько месяцев. У нее нет ни телефона, ни адреса. Я за нее волнуюсь. Я хочу, чтобы кто-нибудь съездил туда и посмотрел, все ли с ней в порядке.

— Как часто она обычно с вами связывалась?

— Это было раз в месяц. Она ловит машину в город и звонит из маленького кафе в Ниланде. Иногда она звонит из Браули или Вестморленда, в зависимости от того, куда ее подвезут. Мы разговариваем, она покупает припасы и ловит машину, чтобы ехать назад.

— У нее есть постоянный доход? Социальные выплаты?

Миссис Герш покачала головой.

— Только чеки, которые я посылаю. Я думаю, у нее никогда не было даже номера социального страхования. Все годы, что я помню, она зарабатывала на нас двоих, убирая дома и получая наличные. Сейчас ей восемьдесят три, и она не работает, конечно.

— Как же до нее доходит почта, если у нее нет адреса?

— У нее есть свой ящик в почтовом отделении. По крайней мере, был.

— Как насчет чеков? Она сняла по ним деньги?

— Этих денег нет в банковском отчете, поэтому я думаю, что нет. Потому я и заподозрила неладное. Она должна иметь деньги на еду и все необходимое.

— И когда вы последний раз с ней разговаривали?

— На Рождество. Я послала ей немного денег, и она позвонила, чтобы поблагодарить. Сказала, что все хорошо, хотя разговаривала она не очень хорошо. Она иногда выпивает.

— Как насчет соседей? Нельзя ли связаться с ними?

Айрин снова покачала головой.

— Ни у кого нет телефонов. Вы и представить себе не можете, какие там условия. Эти люди вынуждены таскать свои отходы на городскую помойку. Единственная предоставляемая услуга — школьный автобус для детей, и иногда горожане поднимают шум по этому поводу.

— А местная полиция? Есть ли шанс выйти на нее через них?

— Я не решилась попробовать. Моя мать не допускает вторжения в свою жизнь, она даже немного эксцентрична, когда доходит до этого. Она была бы в ярости, если бы я обратилась к официальным лицам.

— Шесть месяцев — долгое время, чтобы ничего не предпринимать.

Ее щеки слегка порозовели.

— Я это знаю, но я надеялась, что она объявится. Если честно, я не хотела вызвать ее гнев. Предупреждаю вас, она ужасна, особенно, когда разозлится. Она очень независима.

Я обдумывала ситуацию, прикидывая возможности.

— Вы сказали, у нее нет адреса. Как же я найду ее?

Миссис Герш протянула руку и достала из-под шезлонга обтянутую кожей коробку. Вынула оттуда маленький конверт и пару фотографий.

— Это последнее письмо от нее. А эти фотографии я сделала, когда последний раз ее навещала. Это трейлер, в котором она живет. Извините, но ее фотографий у меня нет.

Я посмотрела на фотографии старого передвижного дома, выкрашенного в голубой цвет.

— Когда это снято?

— Три года назад. Незадолго до того, как мы с Клайдом переехали сюда. Я могу нарисовать вам карту, где находится трейлер. Я гарантирую, что он еще там. Когда кто-нибудь в Плитах захватит кусок земли, даже цементную площадку три на три метра, они не уйдут. Вы не представляете, как люди могут держаться за клочок грязи и пару кустов. Кстати, ее зовут Агнес Грей.

— У вас нет никаких ее фотографий?

— Вообще-то нет, но ее все знают. Не думаю, что у вас возникнут проблемы с ее идентификацией, если она там.

— И если я ее найду? Что потом?

— Вы должны будете сообщить мне, в каком состоянии она находится. Тогда мы будем решать, какие действия лучше предпринять. Должна сказать, я выбрала вас, потому что вы женщина. Мама не любит мужчин. Она неуютно себя чувствует в обществе незнакомых людей, но с мужчинами еще хуже. Вы сделаете это?

— Я могу выехать завтра, если хотите.

— Хорошо. Я надеялась, что вы скажете это. Я хотела бы иметь возможность связываться с вами в нерабочее время. Если мама объявится, я бы хотела говорить с вами, а не с автоответчиком. И адрес тоже, если можно.

Я написала свой домашний телефон и адрес на обороте визитки.

— Я редко даю это кому-нибудь, поэтому, пожалуйста, не злоупотребляйте.

— Конечно. Спасибо.

Мы обсудили наше соглашение. Я привезла стандартный контракт, и мы заполнили бланки.

Она заплатила аванс, пятьсот долларов, и нарисовала грубую схему участка Плит, где находился трейлер ее матери. Я не вела дел о пропавших людях с прошлого июня, и мне не терпелось взяться за работу. Дело выглядело простым, и я расценивала его как хороший подарок ко дню рождения.

Я покинула дом Гершей в 12.15 и направилась прямиком в ближайший Макдональдс, где побаловала себя праздничным гамбургером с сыром.

2

В час дня я снова была дома, довольная жизнью. У меня была новая работа, квартира, от которой я в восторге…

Телефон начал звонить, когда я отпирала дверь. Я схватила трубку, пока не включился автоответчик.

— Мисс Миллоун? — Голос был женский и незнакомый. Шум на линии свидетельствовал о том, что звонок междугородный.

— Да.

— С вами будет говорить мистер Галишофф.

— Хорошо, — ответила я, сразу заинтересовавшись. Ли Галишофф был адвокатом, общественным защитником в Карсон Сити, Невада. Мы работали вместе четыре года назад, когда он пытался найти парня по имени Тирон Патти. Подозреваемый в вооруженном ограблении Джо-Кинси Джексон был арестован и обвинялся в попытке убийства продавца винного магазина. Джексон заявлял, что организатором был Тирон Патти. Галишофф был очень заинтересован в беседе с ним. Ходили слухи, что Патти перебрался в Санта-Терезу.

Когда местная полиция не смогла его найти, Галишофф связался со следователем общественной защиты в Санта-Терезе, который направил его ко мне. Он объяснил мне ситуацию и прислал информацию о Патти, вместе с фотографией с предыдущего ареста.

Я охотилась за ним три дня, с помощью городских документов, свидетельств о браке, разводе и смерти, материалов местных и верховных судов и документов о нарушении правил дорожного движения. Я учуяла его запах, когда наткнулась на квитанцию о штрафе за неправильный переход улицы, которая была выписана на его имя неделей раньше. Там был указан местный адрес, какого-то его дружка, и Патти сам открыл мне дверь. Поскольку я выдавала себя за представительницу фирмы «Авон», мне повезло не встретиться с хозяйкой дома. Любая женщина в здравом уме с первого взгляда поняла бы, что я не имею никакого понятия о косметике. Патти, руководимый другими инстинктами, захлопнул дверь у меня перед носом. Я доложила о его местонахождении Галишоффу, который к тому времени нашел свидетеля, подтвердившего заявление Джексона.

Патти был арестован через два дня и доставлен в Неваду. Последнее, что я слышала, он был осужден и отбывал срок в тюрьме штата Невада в Карсон Сити.

Галишофф подошел к телефону.

— Алло, Кинси? Ли Галишофф. Надеюсь, я вам не помешал.

Его голос гремел, заставляя меня держать трубку в двадцати сантиметрах от уха. Телефонные голоса обманчивы. По его манере я представляла себе, что ему за шестьдесят, он лысеющий и полный, но на фотографии в газете Лас Вегаса он оказался стройным симпатичным мужчиной лет сорока, с копной светлых волос.

— Нисколько. Как у вас дела?

— До сих пор были хорошо. Тирон Патти вернулся в окружную тюрьму, дожидается суда по обвинению в тройном убийстве.

— Что за история на этот раз?

— Они с приятелем напали на винный магазин, продавец и два покупателя были застрелены.

— Я не слышала об этом.

— Ну, вы и не должны были. Проблема в том, что он катит бочки на нас, заявляет, что его жизнь была разрушена после того, как его посадили. Вы знаете, как это бывает.

Жена с ним развелась, детей отобрали, он вышел и не мог найти работу. Естественно, он пошел на вооруженное ограбление, убивая всех на пути. Конечно, мы во всем виноваты.

— Конечно, почему бы и нет?

— Ну ладно, вот самое главное. Примерно пару недель назад он предложил другому заключенному контракт на заказное убийство. Дело идет о нас двоих, плюс окружной прокурор и судья, который его посадил.

Я ткнула пальцем себя в грудь и пискнула в трубку — Нас, включая меня?

Мой голос сорвался.

— Точно. К счастью, этот заключенный был связан с полицией и пришел прямо к нам. Прокурор привлек к делу двух полицейских, изображавших потенциальных наемных убийц.

Я только что прослушал запись, от которой у вас застыла бы кровь.

— Вы серьезно?

— Все еще хуже. По записи мы не можем судить, с кем еще он мог разговаривать. Нас беспокоит, что он общался с другими людьми, и они предпринимают шаги, о которых мы не знаем. Мы известили прессу, в надежде, что поднимется слишком много шума. Меня и судью Джарвисона поместили под круглосуточную вооруженную охрану. Мы решили, что лучше будет предупредить вас. Хорошо бы вам связаться с полицией Санта-Терезы и попросить охрану для себя.

— Боже мой, Ли, я не могу представить, чтобы они дали хоть какую-то охрану, тем более, от угрозы из другого штата. У них нет для этого ни людей, ни денег.

Я никогда раньше не называла Галишоффа по имени, но, после услышанного, я чувствовала определенную привилегию. Если Патти был заказчиком убийства, то мы оба были заказанными, собратьями по несчастью.

— Вообще-то, у нас здесь та же ситуация. Нас не могут охранять долго… в лучшем случае, четыре или пять дней. Посмотрим, что будет после этого. А сейчас, может быть, вы захотите сами нанять кого-то. В любом случае, временно.

— Телохранителя?

— Ну, кого-то с опытом защиты.

Я заколебалась.

— Мне нужно об этом подумать. Не хочу показаться прижимистой, но это мне обойдется в целое состояние. Вы правда думаете, что это необходимо?

— Скажем так — я на вашем месте не стал бы рисковать. За ним числится шесть преступлений с применением насилия.

— Ой.

— Вот именно, ой. Самое обидное, что он и платит-то не очень много. Пять тысяч за нас четверых. Меньше, чем по полторы тысячи за штуку!

Он засмеялся, но не думаю, что ему было весело.

— Не могу в это поверить.

До меня никак не доходило. Когда вы слышите плохие новости, всегда требуется время, чтобы мозг переварил факты.

Галишофф говорил — Я знаю одного парня, если вы решите, что этого хотите. Он частный детектив, раньше работал в охране. Сейчас он отошел от дел, но я знаю, что он замечательный.

— То, что мне надо — кто-то, кому наскучила его работа.

Он снова засмеялся. — Пусть вас это не смущает. Этот парень хорош. Он когда-то жил в Калифорнии и ему там нравится. Он может захотеть сменить обстановку.

— Я так поняла, что он сейчас свободен.

— Насколько мне известно. Я говорил с ним пару дней назад. Его зовут Роберт Диц.

Меня что-то толкнуло.

— Диц? Я его знаю. Я с ним разговаривала около года назад, когда работала над одним делом.

— У вас есть его телефон?

— Где-то должен быть, но лучше дайте мне его снова.

Он продиктовал номер, и я записала. Я общалась с Дицем только по телефону, но он сделал все, что я просила, быстро и эффективно и не взял с меня ни цента. Я была перед ним в долгу.

В телефоне послышался гудок. Галишофф сказал — Подождите секунду. — Он отключился, но вскоре соединился опять.

— Извините, но мне нужно ответить на звонок. Сообщите, что вы решили.

— Обязательно. И спасибо. Будьте осторожны.

— Вы тоже.

Я положила трубку и уставилась на телефон. Контракт на убийство? Сколько раз меня пытались убить за последний год? Ну, не так уж много, но это было что-то новенькое.

Никто (насколько мне известно) никогда меня не «заказывал». Я пыталась представить Тирона Патти обсуждающего предмет с наемным убийцей в Карсон Сити. Почему-то это казалось странным. С одной стороны, трудно себе представить человека, который зарабатывает на жизнь таким способом. Была ли работа сезонной? Были ли дополнительные льготы? Делалась ли скидка из-за того, что нас четверо? Должна согласиться с Галишоффым: полторы тысячи — это ерунда какая-то. В фильмах наемным убийцам платили от пятидесяти до ста тысяч, наверное потому, что зрители хотят верить, что человеческая жизнь стоит этого.

Наверное, я должна быть польщена, что меня включили в список. Общественный защитник, окружной прокурор и судья? Выдающаяся компания для частного детектива из маленького городка. Я уставилась на телефон Дица, но не могла заставить себя позвонить. Может быть, все закончится до того, как мне надо будет предпринимать шаги, чтобы защитить себя.

Вопрос был в том, говорить ли об этом Генри Питту? Нет уж. Это бы только его огорчило, да и зачем?

Когда послышался стук в дверь, я подпрыгнула, как будто меня подстрелили. Я не то чтобы размазалась по стене, но предприняла некоторые меры предосторожности, когда выглянула посмотреть, кто это. Это была Рози, хозяйка таверны по соседству. Она венгерка, с фамилией, которую я не могу произнести и не смогла бы написать под любой угрозой. Она подошла бы под определение материнской фигуры, но только в том случае, если вам нравится быть запуганной представительницей вашего же пола.

На ней был один из ее балахонов, оливкового цвета, с рисунком из островов, пальм и попугаев, в ярко-розовых тонах. Она держала тарелку, накрытую бумажной салфеткой.

Когда я открыла дверь, Рози сунула тарелку мне, без всяких предисловий, что всегда было ее стилем. Некоторые считают его грубым.

— Я принесла тебе немного штруделя на день рождения. Не яблочный, ореховый. Лучший, что я когда-либо делала. Ты обязательно захочешь еще.

— Спасибо, Рози, как мило!

Я приподняла кончик салфетки. Штрудель имел обгрызенный вид, но она стащила не очень много.

— Выглядит прекрасно.

— Это была идея Клотильды, — сказала она в порыве искренности.

Рози за шестьдесят, она маленькая и толстенькая, ее волосы выкрашены в чрезвычайно яркий оранжево-красный цвет новых кирпичей. Не уверена, какой продукт она использует для достижения такого эффекта (наверное, что-то, провозимое контрабандой из Будапешта, куда она ездит каждые два года), но он обычно придает коже на ее проборе ярко-розовый цвет.

Сегодня она зачесала волосы назад и закрепила заколками — стиль, который нравится пятилетним девочкам.

Я провела последние две недели, помогая Рози найти подходящее место, с пансионом и уходом, для ее сестры Клотильды, которая недавно переехала в Санта-Терезу из Питтсбурга, где зимы стали слишком суровыми для нее.

Рози не водит машину и, поскольку моя квартира недалеко от ее ресторана, то мне казалось естественным помочь ей найти жилье для Клотильды. Как и Рози, Клотильда была маленькой и полной, с пристрастием к той же краске для волос, которая окрашивает скальп Рози в розовый цвет и придает ее кудрям такой специфический красный оттенок.

Клотильда была в инвалидном кресле, страдая от болезни, которая сделала ее нетерпеливой и раздражительной, хотя Рози клялась, что она всегда была такой.

Они все время пререкались и, проведя день в их обществе, я стала нетерпеливой и раздражительной сама.

После проверки пятнадцати или шестнадцати вариантов мы, наконец, нашли подходящее место. Клотильду поселили в комнате на первом этаже в бывшем доме на две семьи в восточной части города, так что я могла вздохнуть с облегчением.

— Хотите зайти?

Я держала дверь открытой, пока Рози обдумывала приглашение.

Казалось, она приросла к месту, слегка покачиваясь. Рози иногда становится кокетливой, особенно, когда вдруг теряет уверенность в себе. На своей почве она агрессивна, как канадский гусь.

— Может быть, тебе не нужна компания, — сказала она, застенчиво опуская глаза.

— Ой, да ладно! Я люблю компанию. Вы должны посмотреть квартиру. Генри сделал замечательную работу.

Она еще раз качнулась и бочком прошла в гостиную. Обвела комнату краешком глаза.

— О. Очень красиво.

— Мне очень нравится. Вы должны посмотреть спальню.

Я поставила штрудель на стол и включила чайник. Провела Рози по комнате и наверх, по винтовой лесенке, показав выдвижное спальное место, шкафчики, вешалки для одежды.

Она издавала все подходящие к случаю звуки, только слегка побранила меня за скудность моего гардероба. Она заявила, что у меня никогда не появится дружок, пока я не заведу больше одного платья.

После тура мы пили чай со штруделем, наслаждаясь каждым хрустящим кусочком. Я собрала пальцем все крошки с тарелки.

Дискомфорт Рози, кажется, улетучился, в то время как мой увеличивался с продолжением визита. Мы были знакомы два года, но, за исключением последних двух недель, все наши встречи происходили в ее ресторанчике, где она правила, как диктатор.

У нас было не так много тем для разговора, и я поймала себя на том, что с трудом поддерживаю беседу, стараясь избежать неловких пауз. Когда мы покончили с чаем, я начала тайком поглядывать на часы.

Рози посмотрела на меня.

— В чем дело? У тебя свидание?

— Да нет. У меня есть работа. Я завтра еду в пустыню, и мне нужно успеть попасть в банк.

Она показала на меня пальцем, а потом похлопала по руке.

— Сегодня ты идешь ко мне. Я угощу тебя стаканчиком шнапса.

Мы вышли вместе. Я предложила ее подвезти, но таверна всего в половине квартала отсюда, и Рози сказала, что предпочитает пойти пешком. Последнее, что я видела — легкий весенний ветер раздул ее балахон. Она стала похожа на воздушный шар, надутый горячим воздухом и готовый взлететь.

Я отправилась в город, завернула к банкомату, положила на счет аванс миссис Герш и взяла сто баксов наличными. Обогнула квартал и поставила машину на общественной стоянке позади моего офиса. Должна признаться, новости о наемном убийце заставили меня быть осторожнее, и я подавила желание перемещаться зигзагами, когда поднималась по наружной лестнице.

В офисе я взяла свою портативную пишущую машинку, несколько папок и пистолет, а потом заглянула в соседний офис страховой компании Фиделити. Я немного поболтала с секретаршей Дарси Паско. Она помогала мне с парой дел и подумывала о смене специальности. Я считала, что из нее получился бы хороший следователь и поощряла ее.

Быть частным детективом гораздо лучше, чем сидеть на заднице в чьей-то конторе.

В завершение я зашла в комнату Веры Липтон. Вера — одна из тех женщин, от которых мужчины без ума. Клянусь, она не делает для этого ничего особенного. Наверное, это дух полной уверенности, который она излучает. Она любит мужчин и они об этом знают, даже когда она над ними издевается. Ей тридцать семь, она незамужем и имеет пристрастие к сигаретам и кока-соле, которые она поглощает целый день. Казалось бы, это должно отпугивать помешанных на здоровье, но этого не происходит. Она высокая, весит, наверное, килограмм шестьдесят пять, рыжеволосая и носит очки с большими круглыми линзами.

Я знаю, что ничего из этого не подходит к определению девушки вашей мечты, но есть в ней что-то такое, чему, очевидно, трудно сопротивляться.

Она, ни в коем случае, не легкодоступна, но когда она идет в магазин, какой-нибудь парень заводит с ней разговор и после этого они встречаются долгие месяцы. Когда любовь проходит, они обычно остаются такими хорошими друзьями, что она сводит их со своими подругами.

Ее не было за столом. Обычно я могу вычислить ее по сигаретному дыму, но сегодня я не могла ничего унюхать. Я очистила стул и уселась, перелистывая документы о страховом мошенничестве. Везде, где есть деньги, кто-то всегда найдет способ их украсть.

— Привет, Кинси. Как дела?

Вера вошла в комнату и положила папку на стол. На ней был джинсовый комбинезон с подложенными плечами и широким кожаным поясом.

Она уселась на свой вращающийся стул и автоматически полезла в нижний ящик стола, где держала охлаждающий пакет с колой. Достала бутылку и приподняла, предлагая мне.

Я помотала головой. Она сказала — Знаешь что?

— Боюсь спрашивать.

— Оглянись вокруг и скажи, что увидела.

Я люблю такие игры. Это напоминает мне игру, в которую мы играли на днях рождения в начальной школе, когда чья-нибудь мама приносила поднос со всякими мелочами, на которые мы должны были смотреть в течение минуты, а потом перечислить по памяти. Это единственная игра, в которую я выигрывала.

Я оглядела ее стол. Тот же старый беспорядок, насколько я могу видеть. Папки везде, страховые инструкции, куча корреспонденции. Две пустые бутылки из-под колы…

— Нет окурков. Где пепельница?

— Я бросила.

— Не могу поверить. Когда?

— Вчера. Я проснулась, чувствовала себя паршиво, кашляла, как сумасшедшая. Сигареты кончились, так что я встала на четвереньки и рылась в мусоре, в поисках окурка, достаточно большого, чтобы закурить. Конечно, ничего не нашла. Я знала, что мне нужно набросить какую-нибудь одежду, схватить ключи от машины и мчаться на угол. Даже до того, как выпить мою первую колу. И я подумала, да пошло оно все. Хватит. Я больше не буду этого делать. Так что я бросила. Это было тридцать один час назад.

— Вера, это прекрасно! Я тобой горжусь.

— Спасибо. Я чувствую, что это хорошо. Я бы хотела выкурить сигарету, чтобы отпраздновать. Я начинаю глубоко дышать каждые семь минут, когда мне хочется курить.

А ты чем занимаешься?

— Собираюсь домой. Просто заглянула к тебе. Завтра меня не будет, а мы говорили о том, чтобы вместе пообедать.

— О, это плохо. Я ждала этого. Я собиралась тебя кое с кем познакомить.

— Познакомить меня?

Эта новость вдохновила меня примерно так же, как визит к дантисту.

— Не надо говорить таким тоном, детка. Этот парень тебе идеально подходит.

— Боюсь даже спрашивать, что это значит.

— Это значит, что он не женат, как кое-кто, кого я могу назвать по имени.

Она намекала на Иону Робба, чье, то женатое, то неженатое состояние было предметом конфликта. Я с ним встречалась с перерывами с прошлой осени.

— Нет ничего плохого в таких отношениях.

— Конечно, есть. Его никогда нет, когда он тебе нужен. Он всегда где-то с этой, как ее, на какой-нибудь сессии у психотерапевта.

— Ну, это правда.

Кажется, что Иона и Камилла меняют психотерапевта каждый раз, когда приближаются к какому-то решению. Они были вместе с седьмого класса и, очевидно, испытывали пристрастие к темной стороне любви.

— Он никогда ее не бросит, — сказала Вера.

— Это, наверное, тоже правда, но кому какое дело?

— Тебе есть дело, и ты это знаешь.

— Нет. Скажу тебе правду. У меня действительно нет места в жизни для большего, чем есть.

Мне не нужен большой страстный роман. Иона хороший друг, и он поддерживает меня достаточно часто.

— Ну, ты совсем чокнутая.

— Вера, мне не нужны твои нотации. В этом все дело.

— Это не нотация. Это, скорее, предложение.

— Ты хочешь совершить продажу? Я вижу, что ты хочешь заключить сделку. Ну, давай, расскажи о нем. Я вся в нетерпении.

— Он идеален.

— Идеален. Так. — Я притворилась, что записываю. — Очень хорошо. Что еще?

— Кроме одной вещи.

— А.

— Я честна с тобой. Если бы он был полностью идеален, я бы оставила его себе.

— И в чем дело?

— Не торопи меня. Я дойду до этого. Давай я сначала расскажу о его хороших качествах.

Я посмотрела на часы.

— У тебя есть тридцать секунд.

— Он умный. Он веселый. Он заботливый. Он компетентный…

— Чем он занимается?