ГЛАВА 1

Был понедельник двадцать седьмое декабря, и я сидела у себя в офисе, пытаясь дать точное определение своему настроению. Оно было отвратительным, и его в равной степени составляли раздражение и чувство неловкости. Раздражение было вызвано только что полученным мною банковским уведомлением, одним из этих клочков бумаги с цифрами, забранными в окошечко, со следами желтой копировальной бумаги. Сперва я решила было, что превысила кредит, но оказалось, что документ, датированный двадцать четвертым декабря, извещает меня о вкладе в размере пяти тысяч долларов, сделанном на мой текущий счет.

— Это еще, черт возьми, что такое? — сказала я.

Номер счета был правильным, но вклад явно мне не предназначался. Из собственного опыта я знала, что банки — наименее надежные организации из всех, что есть на свете, и сознание того, что мне придется прерваться и исправлять чью-то ошибку, было невыносимо. Я отпихнула уведомление в сторону и попыталась снова сконцентрироваться. Мне предстояло написать предварительное заключение касательно одного случая со страховкой, с которым меня попросили разобраться, а Дарси, секретарь «Калифорния Фиделити», только что позвонила мне и сообщила, что Мак хочет видеть папку с делом у себя на столе сейчас же. Я приготовилась отпустить колкость в ее адрес, но промолчала, демонстрируя, как мне казалось, сдержанность, достойную восхищения.

Я снова повернулась к своей портативной машинке и вставила в нее соответствующий бланк для записи о страховке на случай потери собственности. Мои проворные пальчики уже были готовы начать печатать, но я бросила взгляд на свои записи. Вот где я застряла. Чего-то недоставало, и я не могла понять чего. Я снова взглянула на уведомление.

Почти предвкушая комическое разрешение ситуации, я позвонила в банк, надеясь, что, отвлекшись на некоторое время, смогу потом с новыми силами сосредоточиться на том, что беспокоило меня в случае с «Вуд и Варен», местной компанией, производящей кислородные печи для промышленного использования. Девятнадцатого декабря у них случился пожар, в результате которого сгорел склад.

— Миссис Брунсуик, справочная. Чем я могу вам помочь?

— Надеюсь, что сможете,— сказала я.— Я только что получила уведомление, в котором говорится, что в прошлую пятницу я внесла на свой счет пять тысяч долларов, а я этого не делала. Нельзя ли как-нибудь выяснить недоразумение?

— Будьте добры, ваше имя и номер счета.

— Кинзи Миллхоун,— сказала я и медленно, отчетливо продиктовала номер своего счета.

Женщина оставила меня на некоторое время, вызывая нужные ей сведения из памяти компьютера. Я же прослушала песенку «Добрый король Вецеслас» в банковском исполнении. Честно говоря, я никогда не могла понять, в чем там дело. Что это, например, за «праздник Стивена».

Миссис Брунсуик снова подключилась ко мне с легким щелчком.

— Мисс Миллхоун, я не совсем поняла, в чем все-таки проблема, но дело в том, что на этот счет действительно был сделан вклад. Очевидно, вкладчик воспользовался для этой цели ночным автоматом. Обработаны же эти данные были в субботу или в воскресенье.

— Вы все еще используете эти автоматы? — спросила я с удивлением.

— Да, в центральной части города,— ответила она.

— Вы знаете, здесь какая-то ошибка. Я никогда в глаза не видела такой машины. Что мы будем делать?

— Я могу поискать копию бланка, на котором был оформлен вклад,— сказала она с заметной долей скепсиса в голосе.

— Будьте так добры. Потому что я вообще ничего не помещала на свой счет в пятницу, и уж тем более такую сумму. Может быть, кто-нибудь переставил цифры местами, заполняя бланк, или что-нибудь в этом роде, но уж во всяком случае деньги не мои.

Она записала номер телефона и сказала, что перезвонит. Я поняла, что мне предстоят бесчисленные переговоры с банком, прежде чем ошибка будет исправлена. Может быть, кто-нибудь так шутит, выписывая чеки на пять кусков незнакомым людям.

Я снова вернулась к своей работе. Право, мне хотелось бы пребывать в более просветленном состоянии духа. Мои мысли перескакивали с одного на другое. Вообще-то, папка с делом о выплате страховки «Вуд и Варен» попала ко мне вечером двадцать третьего, во вторник. Однако у меня было запланировано в четыре часа пропустить на прощание стаканчик с моим домохозяином Генри Питтом, а потом проводить его в аэропорт и посадить на самолет. Он возвращался в Мичиган провести праздники со своими родственниками. Некоторые из них находились на рубеже девятого десятилетия, тем не менее продолжая высказывать все признаки бодрости и жизнелюбия. Генри исполнится восемьдесят два, совсем мальчишка. Он был в восторге от предстоящего путешествия.

После обеда я была все еще в офисе, мои бумажные дела застопорились, и мне нужно было как-то убить время. Я вышла на балкон на втором этаже и устремила взгляд направо, туда, где десятью кварталами ниже начиналась Стейт-Стрит и линия побережья Тихого океана делала Г-образный изгиб. Мы в Санта-Терезе, штат Калифорния, девяносто две мили к северу от Лос-Анджелеса. Зима здесь редкая вещь. Много солнца, умеренные температуры, трепещущий при нежном ветерке ярко-красный бугенвилль и пальмы, машущие ветвями чайкам, описывающим круги в вышине.

Единственный признак наступающего через два дня Рождества — гирлянды блестящей мишуры, развешенные на центральных улицах. В магазинах, впрочем, полно народу, и трио из Армии Спасения от души наяривает на рожках «украсим нашу залу». Я решила: чтобы испытывать в последующие два дня чувство радости, мне надлежит выработать соответствующую стратегию.

Каждый из тех, кто знает меня, может рассказать вам, как дорожу я своим положением свободной женщины. Я была разведена два раза, детей у меня нет, так же, как и близких родственников. По профессии я частный детектив. Как правило то, что я делаю, доставляет мне удовольствие. Иногда мне приходится работать дополнительное время, если случай того требует, бывает, что я разъезжаю по стране, а иногда я целыми днями не вылезаю из своей маленькой квартирки и читаю, читаю. Когда подходят праздники, мне, однако, приходится проявлять некоторую изобретательность, чтобы отсутствие кого-нибудь, в чей адрес я испытывала бы нежные чувства, не вызывало во мне состояние неконтролируемой депрессии. День Благодарения был как подарок судьбы. Я провела его с Генри и его друзьями. Они что-то готовили на кухне, потягивали шампанское, хохотали и рассказывали истории о днях минувших. Они заставили меня пожалеть, что мне не столько лет, сколько им, а всего лишь тридцать два.

Теперь вот Генри уезжает из города, и даже Рози, которой принадлежит мраморная таверна по соседству, где я частенько обедаю, закрывается до второго января и при этом не желает сообщить ни единой душе, как она собирается распорядиться собой в это время. Рози шестьдесят шесть лет, она венгерка, маленькая и толстозадая, часто грубит, так что нельзя сказать, что мне будет недоставать человека, которому можно открыть душу. Просто, когда она закрыла свою забегаловку, это стало для меня еще одним неприятным напоминанием, что я одна в этом мире, существую сама по себе, и хорошо бы мне придумать, как о себе позаботиться.

Короче говоря, я посмотрела на часы и решила, что вполне могу направиться в сторону дома. Я включила автоответчик, взяла свою куртку и сумочку и уже собиралась уходить, когда в дверном проеме появилась голова Дарси Паскоу, секретарши из страховой компании, которая располагается по соседству. Одно время я работала на «Калифорния Фиделити», проводила расследования по случаям возгорания и неправомочных требований страховки по смерти застрахованного. Теперь наше сотрудничество носит более неофициальный характер. Я почти всегда под рукой, расследую для них кое-какие случаи, когда это требуется, а взамен они предоставляют мне служебное помещение в центре города, которое иначе я не могла бы себе позволить.

— Ух, как здорово, что я тебя поймала,— сказала Дарси.— Мак просил тебе это передать.

Она вручила мне папку, которую я машинально пролистала. По чистому бланку, вложенному внутрь, я поняла, что мне предстоит проинспектировать место пожара, первый случай в этом месяце.

— Мак? — спросила я. Мак — вице-президент «Калифорния Фиделити». Не могу себе вообразить, чтобы он занимался рутинной бумажной работой.

— Ну вообще-то Мак отдал это Энди, но Энди попросил меня передать папку тебе.

Сверху на папку был наклеен ксерокс документа, датированного тремя днями раньше, на котором стояла пометка СРОЧНО. Дарси перехватила мой взгляд и слегка покраснела.

— Она потерялась под грудой бумаг у меня на столе, а то я отдала бы тебе ее раньше,— сказала она. Дарси уже подбирается к своему тридцатилетию и похоже, что из нее уже начинает сыпаться песок. Я подошла к своему столу и положила папку поверх остальных, с которыми я работала. Таким образом, я увижу ее в первую очередь, когда вернусь в офис утром. Дарси, разгадав мой маневр, застряла в дверях.

— А сегодня никак не получится? Насколько я знаю, ему очень нужно, чтобы кто-нибудь туда выехал. Джуэл должна была этим заняться, но она взяла двухнедельный отпуск, и поэтому Мак сказал, что, может быть, ты сделаешь это вместо нее.

— Что там произошло?

— Сгорел большой склад в Колгейте. Может, ты слышала об этом в новостях.

Я отрицательно покачала головой.

— Я была в Лос-Анджелесе.

— Газетные вырезки здесь есть. Мне кажется, им нужно, чтобы туда кто-нибудь выехал как можно скорее.

Такое давление меня разозлило, однако я открыла папку и взглянула на уведомление о потере собственности, лежавшее сверху.

— «Вуд и Варен»? — спросила я.

— Ты знаешь эту компанию?

— Я знаю Вудов. Я училась в школе вместе с их младшей девочкой. Мы были в одной группе, когда проводили всякие собрания до уроков.

Заметно было, что она почувствовала облегчение, словно я только что решила для нее эту проблему.

— Отлично. Я скажу Маку, что ты, скорее всего, сможешь поехать туда сегодня же вечером.

— Дарси, сбавь обороты. Мне нужно отвезти одного человека в аэропорт,— сказала я.— Доверься мне. Я назначу встречу с ними, как только смогу.

— Ладно. Я оставлю им записку, чтобы они знали, что ты занимаешься этим делом,— ответила она.— Я должна вернуться к телефону. Дай мне знать, когда заключение будет готово, я приду и заберу его.

— Замечательно,— сказала я. Она, верно, решила, что достаточно нажала на меня, и, извинившись, поспешно удалилась.

Как только она ушла, я, чтобы покончить с этим, позвонила в «Вуд и Варен» и условилась о встрече с президентом компании Лансом Вудом в девять утра следующего дня, накануне Рождества.

Затем, так как было уже без четверти четыре, я засунула папку в свою сумочку, заперла комнату и направилась через черный ход к стоянке, где был припаркован мой фольксваген. Я опоздала домой на десять минут.

Во время нашего небольшого предрождественского торжества Генри подарил мне новый роман Лена Дайтона, а я ему ярко-голубой мохеровый шарф, который я сама вышила тамбуром — один из моих малоизвестных талантов. Мы сидели у него на кухне, съели уже пол-протвиня его домашних булочек с корицей и пили шампанское из высоких хрустальных бокалов, которые я подарила ему в прошлом году.

Он взял свой билет на самолет, чтобы еще раз проверить время вылета. Его щеки порозовели от предвкушения поездки.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты поехала со мной,— сказал он. Шарф был обмотан у него вокруг шеи, и цвет его выгодно оттенял глаза Генри. Его мягкие седые волосы были зачесаны набок, худое лицо загорело под калифорнийским солнцем.

— Мне бы тоже этого хотелось, но я только что взяла кое-какую работу, чтобы заплатить за квартиру,— объяснила я.— Вы будете много снимать и покажете мне фотографии, когда вернетесь.

— А что у нас с Рождеством? Я надеюсь, ты не будешь в этот день одна.

— Генри, да перестаньте беспокоиться обо мне. У меня куча друзей.

Вполне возможно, что я проведу этот день в одиночестве, но ему незачем волноваться по этому поводу. Он поднял указательный палец.

— Стой. Я чуть было не забыл. У меня для тебя еще один маленький подарок.— Он направился к столику рядом с раковиной и взял оттуда небольшой горшочек с комочком зелени. Он поставил его передо мной, со смехом наблюдая за выражением моего лица.

— Это воздушный папоротник,— сказал он.— Он питается воздухом. Его даже не надо поливать.

Я уставилась на веточки с кружевными листьями ярко-зеленого цвета. Они выглядели так, будто могли бы зацвести и в открытом космосе.

— И подкармливать не надо?

Он покачал головой.

— Просто дай ему спокойно расти.

— Мне не нужно беспокоиться о диффузии солнечного света и тому подобных вещах? — осведомилась я, вставляя умные слова из жизни растений, как будто я знала, что они означают. Я славлюсь своим невежеством в том, что касается растений, и в течение многих лет я сопротивляюсь как могу всем возможностям навязать мне что-нибудь зеленое.

— Ничего не нужно. Он будет тебе вместо приятеля. Поставь его на стол у себя. Он тебя немножко взбодрит.

Я исследовала папоротник со всех сторон, держа горшочек в руках. Кажется, я испытывала волнующую вспышку жажды обладания. «Должно быть, я в худшей форме, чем сама думаю»,— пришло мне в голову.

Генри выудил из кармана связку ключей и протянул их мне.

— На случай, если тебе что-нибудь понадобится у меня дома,— сказал он.

— Отлично. Я занесу вам вашу почту и бумаги. Может быть, нужно еще что-нибудь сделать, пока вас не будет? Я могу постричь газон.

— Не нужно. Я оставил тебе номер телефона, по которому меня можно будет найти, если нагрянет Большой. Кроме этого мне ничего не приходит в голову.— Большим мы называем землетрясение, которое мы ожидаем со дня на день, с тех пор как случилось последнее в этих краях в 1925 году.

Он посмотрел на часы.

— Наверное, нам уже пора ехать. В это время года в аэропорту толпы народа.

Его рейс только в семь вечера, а это значит, что у нас было полтора часа времени, чтобы совершить двадцатиминутную поездку до аэропорта, но не было смысла спорить с ним. Такой милый человек. Если уж он должен ждать, то он подождет там, радостно болтая с другими пассажирами.

Я надела куртку, а Генри тем временем совершил обход своих владений, выключил отопление и убедился, что окна и двери надежно закрыты. Он взял свое пальто и чемодан, и мы отправились в путь.

Я вернулась домой в четверть седьмого, все еще ощущая комок в горле. Ненавижу прощаться со знакомыми и не люблю, когда уезжают, а я остаюсь. Уже стемнело. Я вошла к себе в квартиру. Раньше здесь был гараж на одну машину. Каждая сторона длиной ровно в пятнадцать футов. Справа углубление, которое служило мне кухней. У меня своя маленькая ванная и место для стирки. Пространство разумно спланировано и поделено, чтобы создавалась иллюзия присутствия гостиной, столовой и спальни, когда я раскладываю свой диванчик. У меня больше чем достаточно места для хранения тех немногих вещей, которые являются моей собственностью.

Обычно процесс обозревания моего маленького королевства наполняет меня чувством удовлетворения, однако я все еще боролась с шепотком подступающей депрессии и квартирка показалась мне унылым местом, противопоказанным больным, страдающим клаустрофобией. Я включила свет. Поставила воздушный папоротник на стол. С тайной надеждой проверила автоответчик, но никаких сообщений мне не поступало. Тишина пробудила во мне беспокойство. Я включила радио Бинг Кросби — пел о белом Рождестве, совсем таком же, как те, что он пережил. Честно говоря никогда не видела белого Рождества, однако суть я уловила. Я выключила радио.

Сидя на кухонной табуретке, я проконтролировала свои желания. Мне хотелось есть. Когда живешь один, можешь есть всегда, когда захочешь. Я сделала себе на ужин сэндвич с острым сыром, оливками и белым хлебом. Для меня это всегда источник приятных ощущений, то что этот сыр остается таким же вкусным, каким он был, когда я впервые попробовала его в возрасте трех с половиной лет. Я решительно отбросила это воспоминание, так как оно связано с моими родителями, которые погибли, когда мне было пять. Я разрезала сэндвич на четыре узких полоски, как я это всегда делаю, налила себе стаканчик белого вина и устроилась на диване с книжкой, которую Генри подарил мне на Рождество. Я взглянула на часы.

Было семь часов вечера. Эти две недели должны быть долгими-долгими.

ГЛАВА 2

На следующее утро, двадцать четвертого декабря, я пробежала трусцой три мили, приняла душ, съела тарелку овсяных хлопьев, упаковала холщовую сумку со всем необходимым и в восемь сорок пять выехала по направлению к Колгейту. Мне предстояло проделать путь длиной в десять миль очень быстро. За завтраком я просмотрела содержимое папки и была крайне удивлена, что дело вызвало такую спешку. Сообщения из газет указывали, что склад бы ограблен, но не было никаких деталей, которые позволяли бы говорить о поджоге или о том, что следствию чинились препятствия, и никаких других улик, которые ставили бы причину возгорания под сомнение. Заключение пожарного департамента было приложено к делу, и я перечитала его дважды. Все было очень тривиально. Причиной пожара стала неисправность в электрической цепи, из-за которой произошло замыкание в автоматической противопожарной системе. Так как в двухэтажном складе находилась в основном бумажная продукция, то пожар, начавшийся в два часа ночи, распространился очень быстро. Судя по свидетельству пожарного инспектора, обследовавшего место происшествия, не было никаких признаков «ловушек», бензина или других легко воспламеняющихся веществ, никаких препятствий, установленных преднамеренно, дабы помешать работе пожарных. Не было похоже, что двери или окна были открыты с целью создания благоприятных для распространения пожара сквозняков, также отсутствовали иные свидетельства поджога. Я прочла в свое время десятки заключений вроде этого. Что же было такого особенного в этом случае? Мне это было непонятно. Быть может, я пропустила какую-то важную информацию, но пока что, насколько я понимала, это был рядовой случай. Мне оставалось только догадываться, что кто-то в «Вуд и Варен» требовал от «Калифорния Фиделити» скорейшего решения, и это как-то объясняло бы панику Энди. Он вообще по своей природе склонен впадать в отчаяние, всегда рвется заслужить одобрение начальства, обеспокоен цензурой, и, как я слышала, у него какие-то проблемы в семье. Возможно, он и был источником некоторой истеричности, которая сопровождала ведение этого дела. Может быть, Мак тоже поднажал на него.

Колгейт — это спальный район, примыкавший к Санта-Терезе, достаточно дешевый для среднего работающего класса. Если строительство новых домов в Санта-Терезе строго регулируется Комитетом архитектурного надзора, в Колгейте этот процесс происходит в соответствии с никому не известным планом. Район, впрочем, имеет весьма неопределенную форму. Там есть одна главная улица, набитая маленькими магазинчиками, магазинами, где продается всякое оборудование, забегаловками, салонами красоты. Жилые дома протянулись от главной артерии во всех направлениях, покуда новые кварталы не вырываются на окраину, вернее то, что от нее осталось. На некоторых клочках земли сохранились следы цитрусовых рощ, которые некогда обильно цвели в этих краях.

«Вуд и Варен» находится на боковой улице, которая изгибается по направлению к площадке для автомобилистов, где по выходным работает обменный рынок. Газончики сверкают хорошо подстриженной зеленью, кусты имеют форму прямоугольников. Я отыскала место для парковки перед зданием фирмы, вышла из машины и закрыла дверцу. Здание было одноэтажным с небольшой надстройкой и покрыто штукатуркой с каменной крошкой. Судя по адресу, склад находился двумя кварталами дальше. После разговора с Лансом Вудом я собиралась обследовать место пожара.

Комнатка секретарши была небольшая и скудно обставленная. Стол, книжный шкаф и увеличенная фотография фИфА S000 кислородной вакуумной печи, оплота доходов компании. Печь выглядела словно сильно увеличенное в размерах современное оснащение для кухни. Хорошо было бы ее дополнить разделочным столиком из нержавеющей стали со встроенной микроволновой печью. Судя по подписи, аккуратно оформленной в рамочку, фИфА S000 с передней загрузкой обеспечивала пять тысяч кубических дюймов однородной разогретой зоны для кислородной или же вакуумной пайки твердым припоем металлизированной керамики или производства керамико-металлических печатей. Я, собственно, могла бы и сама догадаться.

За моей спиной секретарша вернулась к своему столику с чашечкой свежего кофе и тарелочкой, которая распространяла ароматы яиц и колбасы. Пластиковая табличка у нее на столе указывала, что ее зовут Хедер. Ей было слегка за двадцать, и по всему было видно, что она пока еще не осведомлена об опасности холестерина и жиров. Очень скоро она обнаружит присутствие последних на своей пухлой попке.

— Чем могу вам помочь? — Ее стремительно появившаяся улыбка обнажила скобку для исправления прикуса. Ее кожа сохранила красноватые следы использования накануне вечером жидкости против прыщей, от которой пока, впрочем, было мало пользы.

— У меня назначена встреча с Лансом Вудом на девять часов,— сказала я.— Я из «Калифорния Фиделити», страховой компании.

Ее улыбка слегка увяла.

— Вы будете расследовать поджог?

— Я буду заниматься вашей страховкой вследствие пожара,— ответила я. Интересно, было ли простой ошибкой, что она считает взаимозаменяемыми термины «пожар» и «поджог».

— Вы знаете, мистера Вуда еще нет, но он будет с минуты на минуту,— сказала она. Скобка наполняла ее речь свистящими призвуками, которые, видимо, и ей казались забавными.— Приготовить вам кофе, пока вы ждете?

— Я покачала головой. Один стул был свободен, я села и некоторое время развлекала себя пролистывани-ем брошюры, посвященной молибденовой рабочей решетке, сконструированной для металлизации алюминия при температуре 1450 °С в колоколообразной кислородной печи. Наверняка эти люди дома такие же весельчаки, как и я, только мне источником развлечений служат книжки по практическим аспектам баллистики, огнестрельного оружия и судебных процедур.

В дверном проеме слева мне были видны несколько сотрудников фирмы, занятые своим делом, достаточно неофицально одетые, но сдержанные и угрюмые. Я не заметила, чтобы между ними присутствовало какое бы то ни было чувство товарищества, хотя, вероятно, процесс производства кислородных печей не в состоянии породить ту добродушно-шутливую атмосферу, к которой я привыкла, работая в «Калифорния Фиделити». Два стола были свободны, на них не было никакого оборудования.

Очевидно, были предприняты некоторые попытки украсить помещение к Рождеству. В противоположном углу комнаты стояла искусственная елка, высокая и чем-то напоминающая скелет, на которой висели разноцветные игрушки. На елке не было ни одной лампочки, это придавало ей безжизненный вид и только подчеркивало однообразие съемных веточек, вставленных в отверстия алюминиевого ствола. Впечатление было удручающее. Судя по сведениям, которыми я располагала, «Вуд и Варен» получали годовой доход около пятнадцати миллионов долларов, и я не понимала, почему бы им было не разориться на живое дерево.

Хедер одарила меня самодовольной улыбкой и принялась за еду.

У нее за спиной располагалась доска объявлений, украшенная гирляндами мишуры, на которой были прикреплены фотографии работников фирмы, семейные в том числе. «С ПРАЗДНИКОМ ВАС» было выложено по верху стенда красивыми серебряными буквами, из тех, что можно купить в магазине перед Рождеством.

— Не возражаете, если я взгляну? — спросила я, указав на коллаж.

К этому моменту рот у Хедер был набит всякой снедью, припасенной для завтрака, однако она умудрилась выразить согласие, прикрывая лицо ладонью, чтобы избавить меня от созерцания пережевываемой пищи.

— Пожалуйста.

Большей частью на фотографиях были изображены служащие фирмы. На одной из них была Хедер, ее светлые волосы были много короче, щечки все еще не лишены детской припухлости. Скобки на зубах, возможно, обозначали последние остатки юности. Должно быть, «Вуд и Варен» взяли ее к себе работать сразу после школы. На одной фотографии четыре человека в униформе располагались непринужденной группой на ступеньках перед входом в здание. Некоторые из снимков были нарочито срежиссированы, но в основном они передавали некую ауру добродушия, которой я не видела в настоящий момент. Основатель компании Линден Вуд умер два года тому назад, и я подумала, что, вероятно, радость ушла из этих стен после его кончины, когда во владение вступил наследник.

Сами Вуды были запечатлены на центральной фотографии. Было похоже, что этот снимок сделан у них дома. Миссис Вуд сидела на стуле в стиле французский Прованс. Линден стоял подле нее, и рука его покоилась на плече жены. Пятеро их взрослых детей располагались вокруг родителей. Ланса я никогда прежде не встречала, зато я была знакома с Эш, потому что мы с ней вместе учились в школе. Олив, старше нас на год, также недолгое время посещала среднюю школу в Санта-Терезе, однако перед последним классом ее отправили в пансион. Вероятно, этому предшествовал какой-нибудь небольшой скандальчик, но я точно ничего не знаю. Самой старшей из пятерых была Эбони, которой сейчас должно быть что-то около сорока. Помнится, я слышала, что она вышла замуж за какого-то богатого плейбоя и живет во Франции. Младшему сыну Бассу еще не было и тридцати. Это был отчаянный, безответственный молодой человек, неудавшийся актер и бездарный музыкант. Он жил в Нью-Йорке, и это последнее, что я слышала о нем. Я была с ним знакома совсем недолго восемь лет тому назад. Меня представил мой бывший муж Дэниел, джазовый пианист. Басс был белой вороной в своей семье. Что касается Ланса, то я не знала о нем ровно ничего.

Сидя напротив него в его кабинете шестьюдесятью шестью минутами позже, я начала кое-что понимать. Ланс ворвался в здание в половине десятого. Секретарша объяснила ему, кто я такая. Он представился, и мы обменялись рукопожатием. Затем он сказал, что должен кому-то позвонить, что это недолго и что потом он будет в моем распоряжении. Я сказала: «Хорошо» — и больше я его не видела до шести минут одиннадцатого. К тому времени он успел снять пиджак, ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Он сидел, положив ноги на стол, и его лицо лоснилось при свете флюоресцентной лампы. Должно быть, ему было под сорок, но выглядел он старше. Смесь вспыльчивости и вечного недовольства оставила глубокие морщины вокруг рта и подпортила взгляд его чистых карих глаз, создавая впечатление, что этого человека преследует судьба. Волосы у него были светло-каштановые и уже поредели на макушке. Он зачесывал их со лба назад. Я думаю, что телефонный разговор был чистым враньем. Он произвел на меня впечатление человека, который пытается добавить себе веса в собственных глазах, заставляя людей ждать. Улыбка у него была самодовольная, но чувствовалось, что он напряжен.

— Прошу прощения за задержку,— сказал он.— Что я могу для вас сделать? — он откинулся на спинку своего вращающегося стула, раскинув ноги в разные стороны.

— Насколько я понимаю, вы требуете страховки в связи с недавним пожаром.

— Точно, и я надеюсь вы провернете это без проволочек. Поверьте мне, я требую того, на что имею полное право.

Я что-то уклончиво пробормотала ему в ответ, стараясь скрыть, что в голове у меня пронеслось: «Внимание, обман». Каждый, кто требует страховку, произносит именно эту фразу, вплоть до благочестивого наклона головы. Я достала свой диктофон, включила его и положила на стол.

— Компания требует, чтобы я записала наш с вами разговор,— сказала я.

— Хорошо.

Я продиктовала несколько фраз, сообщив мое имя, отметив тот факт, что я работаю на «Калифорния Фиделити», записав дату и время разговора и что я беседую с Лансом Вудом в должности президента «Вуд и Варен», а также адрес компании и характер понесенных ею убытков.

— Мистер Вуд, осознаете ли вы, что наш разговор записывается на пленку? — спросила я для диктофона.

— Да.

— Даете ли вы мне разрешение на запись беседы, которая нам предстоит.

— Да, да,— произнес он, сделав движение рукой, означающее: «Давайте скорее к делу».

Я бросила взгляд на папку.

— Не могли бы вы описать мне обстоятельства, при которых произошел пожар на складе «Вуд и Варен» по адресу: улица хорошей Погоды 606,— девятнадцатого декабря сего года?

Он нетерпеливо заерзал на своем стуле.

— Вообще-то меня не было в городе, но как мне сказали… — Зазвонил телефон, он схватил трубку и рявкнул в нее как собака: — Да?

Повисла пауза.

— Черт возьми, давайте ее сюда.— Он быстро взглянул на меня.— Нет, подождите, я сам выйду.— Он положил трубку, пробормотал невразумительное извинение и выскочил из комнаты. Я выключила диктофон и попыталась мысленно суммировать впечатления от моего собеседника. Он расползался в талии, его габардиновые брюки неприлично задирались, а рубашка прилипла к спине. От него сильно пахло потом. Это был не чистый животный запах, который происходит от тяжелой работы, а едкий, вызывающий легкую тошноту признак стресса.

Цвет лица у него был желтоватый, и вообще он производил впечатление нездорового человека.

Я подождала пятнадцать минут и затем на цыпочках подкралась к двери. Комната секретарши была пуста. Никаких следов Ланса Вуда. Никаких следов Хедер. Я двинулась к двери, ведущей во внутренние помещения. Кто-то прошел в тыльную часть здания, кто-то очень похожий на Эбони, но я не была уверена. На меня смотрела женщина. Ее имя было указано на табличке возле ее стола: Ава Доэри, администратор. Ей было под пятьдесят, у нее было маленькое меланхоличное личико и нос, над которым, похоже, была произведена хирургическая операция. Волосы у нее были темные, коротко подстриженные и лоснились от лака. Она была чем-то чрезвычайно огорчена, вероятно тем, что только что сломала один из своих акриловых ноготков.

— У меня встреча с Лансом Вудом, но он таинственным образом исчез. Вы не знаете, где он может быть?

— Он уехал с фабрики.— Она провела по сломанному ногтю языком, будто пытаясь понять, не может ли слюна послужить вместо медицинского клея.

— Он уехал?

— Да, я вам сказала именно это.

— Он не сказал, когда вернется?

— Мистер Вуд не консультируется со мной по таким вопросам,— отрывисто произнесла она.— Если вы соблаговолите оставить ваши координаты, он непременно вам позвонит.

— Что-нибудь случилось? — раздался голос.

Мы обе посмотрела на темноволосого человека, стоящего в дверном проеме за моей спиной. Манеры Авы Доэри стали менее агрессивными.

— Это наш вице-президент,— сказала она обращаясь ко мне. А это уже ему:

— У нее назначена встреча с Лансом, но он уехал.

— Терри Коулер,— представился он, протягивая мне руку.— Я шурин Ланса Вуда.

— Кинзи Миллхоун, из «Калифорния Фиделити»,— сказала я, пожимая протянутую руку.

— Очень приятно.

Его пожатие было сильным и горячим. Он был худощав, черноус и глаза у него были темные и умные. Должно быть, ему было едва за сорок. «Интересно,— подумала я,— на которой из сестер он женат».

— А в чем проблема? Может быть, я смогу вам помочь?

Я кратко объяснила ему, зачем я приехала, и рассказала, как Ланс Вуд покинул меня, ничего при этом не объяснив.

— Может быть, я покажу вам склад? — спросил он.— По крайней мере, вы сможете пока обследовать место пожара. Как я предполагаю, это входит в ваши обязанности.

— Я была бы вам чрезвычайно благодарна. Нет ли у вас кого-нибудь, кто был вы в состоянии предоставить мне необходимую информацию?

Терри Коулер и Ава Доэри обменялись взглядами, понять значение которых я не смогла.

— Вы лучше дождитесь Ланса,— сказал он.— Подождите здесь, я попробую выяснить, куда он делся.— Он вышел в соседнюю комнату.

Мы с Авой предпочли не вступать в светскую беседу во время его отсутствия. Она открыла верхний правый ящик своего стола и достала оттуда клей Крейзи. Не обращая никакого внимания на мое присутствие она открыла его и выдавила прозрачную капельку на сломанный ноготь. Затем она нахмурилась. В клею застрял длинный темный волос. Я немного понаблюдала, как она старается извлечь его оттуда.

Изнывая от безделья, я прислушалась к разговору за моей спиной. Трое сотрудников лениво обсуждали какую-то свою проблему.

— Может быть, в расчетах мы напутали, но вряд ли,— говорил один.

— Выясним,— вставил кто-то. Все трое засмеялись.

— Вопрос в том… вообще-то это приходило мне в голову тысячу раз… Что, если переделать это в пульсирующую силовую установку для главной горячей камеры?

— Зависит от частоты пульсации.

— Около двух герц.

— М-м.

— Что-нибудь, что позволит смодулировать сигнал таким образом, чтобы на него воздействовал ток, идущий через токоприемник. Понимаешь, включаем на девять десятых секунды, выключаем на одну десятую. Замерь…

— М-м, включаем на пол-секунды, выключаем на одну десятую. Это ведь не так уж просто сделать, а?

— Контроллер пропорционально-интегрально-дифференциального регулирования может выдавать энергию с такой скоростью. Я не уверен относительно того, что произойдет с температурой пород в нетронутом массиве. Будет ли следствием…

Я перестала слушать. Они вполне могли планировать конец света.

Еще через десять минут появился Терри Коулер. Он сердито покачал головой.

— Не понимаю, что здесь происходит,— сказал он.— Лансу пришлось уехать по какому-то срочному делу, а Хедер так еще и не появилась на рабочем месте.— У него в руках была связка ключей.— Я отвезу вас на склад. Скажите Хедер, что я взял ключи, когда она появится.

— Я только захвачу фотоаппарат,— сказала я.— Он у меня в сумочке.

Он покорно последовал за мной в кабинет Ланса Вуда, где я взяла фотоаппарат, засунула бумажник в сумку со снаряжением и оставила мою сумочку там, где она лежала.

Мы тем же путем вернулись в комнату секретарши и пошли через другие служебные помещения. Вообще-то никто не поднял головы, чтобы на нас посмотреть, но любопытные взгляды тем не менее следовали за нами в тишине, будто мы шли вдоль череды портретов, которые провожают вас глазами.

Коллективные работы велись в большом, хорошо проветриваемом помещении в тыльной части здания, со стенами из рифленого железа и цементным полом.

Мы остановились лишь однажды, когда Терри представлял меня человеку по имени Джон Залькович.

— Джон — инженер-химик, а также наш консультант,— сказал Терри.— Он работает у нас с шестьдесят шестого года. Если у вас есть какие-нибудь вопросы о процессах высоких температур, вы можете ему их задать.

К сожалению, мне трудно было выдать что-нибудь подобное экспромтом, если только, может быть, что-нибудь о пульсирующей силовой установке для главной горячей камеры.

Терри направлялся к черному ходу, и я потрусила за ним.

Справа была вращающаяся стальная дверь вдвое шире обычной. Она могла подниматься, чтобы пропустить поступающие грузы или же выгрузить готовую продукцию. Мы вышли на аллею, пересекающую улицу, которая осталась за нами.

— На которой из сестер Вуд вы женаты? — спросила я.— Я училась в школе с Эш.

— На Олив,— ответил он улыбаясь.— Как, вы сказали, вас зовут?

Я сказала ему свое имя, и мы весело проболтали весь остаток пути, умолкнув, лишь когда перед нами возникли неясные очертания обгоревшего скелета складского помещения.

ГЛАВА 3

Осмотр пожарища занял у меня три часа. Терри совершил все процедуры, связанные с отпиранием замка, несмотря на то что это выглядело довольно нелепо, если учесть разрушения, принесенные пожаром. Основная часть коробки здания осталась стоять, но второй этаж провалился и первый представлял собой теперь непроходимую массу почерневших обломков. Стекла в окнах первого этажа лопнули от высокой температуры. Металлические трубы были обнажены, многие из них свернуты под тяжестью стен, валившихся внутрь. Оставшиеся узнаваемые предметы были похожи на тени абстрактной формы, лишенные цвета и каких бы то ни было деталей.

Когда уже стало ясно, что я собираюсь провести там некоторое время, Терри извинился и вернулся на завод. В тот день «Вуд и Варен» закрывались рано — канун Рождества. Он сказал мне, что если я скоро закончу, то я могу зайти выпить стаканчик пунша и отведать рождественского пирога. Я только что взялась за измерительную рулетку, блокнот и карандаши, мысленно планируя, в каком порядке я собираюсь работать. Так что я поблагодарила его и даже не заметила его исчезновения.

Я обошла здание по периметру, отмечая участки, наиболее пострадавшие от пожара, и проверяя оконные рамы на предмет следов взлома. Я не знала, когда прибудут рабочие, и, так как не было явных признаков поджога, мне казалось: «Калифорния Фиделити» не вправе настаивать на отсрочке. В понедельник утром я проверю в общем состояние финансов Ланса Вуда, чтобы убедиться, что нету никаких тайных мотивов пожара из соображений выгоды. Хотя это уже чистая формальность, так как начальник пожарного департамента в своем заключении исключил возможность поджога. Так как, по-видимому, это был для меня единственный шанс осмотреть место пожара своими глазами, я все сфотографировала, использовав две пленки.

Насколько я могла предположить, возможным источником пожара стала северная стена, что и соответствовало версии о неисправности электропроводки. Мне вообще-то следовало бы проверить схему расположения проводки по официальной документации, но я подозревала, что глава пожарного департамента уже проделал это в процессе подготовки своего заключения. Поверхность обуглившегося дерева представляла собой типичную линию «крокодиловой пасти»: наименьший зазор, но наиболее обгоревшая часть — в тыльной части здания. Так как горячие газы поднимаются вверх, а огонь обычно движется туда же, можно проследить путь пламени, которое стремится ползти вверх, пока не встретит какое-нибудь препятствие. Затем оно стелется горизонтально, отыскивая другие ходы вверх.

Большая часть внутренних помещений была выжжена напрочь. Несущие стены устояли, черные, все в золе. Я осторожно пробиралась среди обуглившихся обломков, составляя детальный план этих руин, отмечая степень обгорания, общий вид и карбонизацию обгоревших предметов. Поверхность предметов, попадавшихся мне на глаза, была разрисована черным и покрыта светлым пеплом, свидетельствующим о высоких температурах. На складе знакомо воняло горелым деревом, копотью, испорченной системной влагоизоляции. Чувствовались стойкие запахи разложившихся предметов. Был еще какой-то запах, но я не могла понять, что это. Возможно, это было связано с хранившимися здесь материалами. Когда накануне я разговаривала с Лансом Вудом по телефону, я попросила его представить инвентарную опись. Нужно будет посмотреть их, возможно, они помогут мне точно определить природу запаха. Нельзя сказать, что я была в восторге от того, что мне пришлось обследовать место пожара до беседы с ним, но выбора у меня, похоже, не было, так как он исчез. Может быть, он вернется на рождественскую вечеринку и там я смогу припереть его к стенке и потребовать свидания в понедельник утром.

В два часа дня я сложила свой блокнот и отряхнула джинсы. Мои теннисные туфли были почти совершенно белые от пепла, и я подозревала, что и лицо у меня все в грязи. Тем не менее я по праву гордилась проделанной работой. «Вуд и Варен» придется произвести некоторые подсчеты в интересах сторон, заключивших с ними контракты, и представить эти данные в «Калифорния Фиде-лити» вместе с моим ходатайством о предоставлении им страховки. Исходя из характера потери, я подозревала, что им выплатят пятьсот долларов в возмещение ущерба и дополнительную компенсацию за хранившиеся на складе материалы.

Вечеринка была в разгаре. Празднество сосредоточилось во внутренних помещениях, где на чертежном столе расположился графин с пуншем. Со столов все было убрано, и на них были видны тарелки с холодным мясом, сыром и крекерами, а также фруктовый пирог и домашнее печенье. Служащие компании, общим числом около шестидесяти человек, создавали ощутимую шумовую завесу. Атмосфера вечера становилась все более живой и непринужденной, по мере того как убавлялось пунша. Рождественские песни, обработанные в стиле регги, разносились из динамиков внутренней связи.

Все еще не было никаких признаков возвращения Ланса Вуда. Но на другом конце комнаты я заметила Хедер. Щеки ее порозовели от выпитого алкоголя. Терри Коулер поймал мой взгляд и пробрался ко мне сквозь толпу. Подойдя ближе, он наклонился к моему уху.

— Давайте-ка заберем вашу сумочку, пока все это не вышло из-под контроля,— сказал он. Я с готовностью кивнула и медленно вдинулась вслед за ним через комнату секретарши в кабинет Ланса Вуда. Дверь была распахнута настежь, и рабочий стол Ланса представлял собой что-то вроде стойки бара. На нем стояли бутылки со спиртным, ведерки со льдом, пластмассовые стаканчики, и несколько человек, с комфортом расположившись в удобных креслах, угощались крепкими напитками. Мою сумочку засунули в узкую щель между шкафчиком для папок с делами и книжным шкафом, набитым всякого рода техническими руководствами. Я убрала фотоаппарат и блокнот и повесила сумочку на правое плечо. Терри вызвался принести мне стаканчик пунша, и после недолгих колебаний я согласилась. В конце концов, а почему бы и нет?

Моим первым побуждением было уйти сейчас же, как только я смогу найти благовидный предлог. Я вообще-то не очень хорошо чувствую себя в больших компаниях, тем более что в данной ситуации я никого из присутствующих не знала. Меня удерживало лишь ясное осознание того, что мне абсолютно некуда идти. Это вполне могло оказаться пиком моих рождественских празднеств, и я подумала, что можно было бы задержаться здесь и попробовать повеселиться. Я выпила немного пунша, угостилась сыром и крекерами, съела несколько пирожных, стараясь при этом улыбаться как можно дружелюбнее и вообще вести себя доброжелательно по отношению ко всем в комнате. В три часа дня, когда вечеринка подходила к своему апогею, я, извинившись, попрощалась и направилась к выходу. Я была уже почти у двери, когда меня кто-то окликнул по имени. Я повернулась. Ко мне по проходу двигалась Хедер, размахивая конвертом, на котором виднелись вытесненные реквизиты «Вуд и Варен».

— Как хорошо, что я все-таки поймала вас,— сказала она.— Кажется, мистер Вуд хотел вам передать вот это. Его неожиданно вызвали, понимаете. Это было у меня в корзине для исходящей документации.

— Спасибо,— я распечатала конверт и бросила взгляд на его содержимое: инвентарная опись.— Отлично,— сказала я, удивленная, что он все-таки вспомнил об этом в процессе исчезновения.— Я позвоню в понедельник и договорюсь с ним о встрече.

— Извините, что сегодня так получилось,— сказала она.— Счастливого Рождества.— Она помахала мне на прощание и двинулась назад, к своим веселящимся коллегам. Дверь была открыта, наружу вырывались в равной пропорции сигаретный дым и радостные возгласы. Ава Доэри наблюдала за нами. Ее взгляд, полный любопытства, был устремлен на конверт, который мне вручила Хедер и который я теперь запихивала в свою сумочку. Я вернулась к машине и поехала назад в город.

Паркуя машину возле офиса, я миновала дверь «Калифорния Фиделити», сделанную из затемненного стекла. Как и многие другие фирмы, в канун Рождества «Калифорния Фиделити» закрылась рано. Я отперла дверь моего офиса, положила папку на стол и проверила автоответчик. Затем я позвонила начальнику пожарного департамента, чтобы получить подтверждение информации, которая была в моем распоряжении, но его тоже уже не было на месте. Я оставила ему свой номер телефона и получила ответ, что скорее всего он не позвонит мне раньше понедельника.

К четырем часам я была дома и подняла разводной мост. Там я и провела весь уик-энд.

На Рождество я была одна, но грустно мне не было.

На следующий день было воскресенье. Я прибралась в квартире, купила кое-какой еды, выпила бессчетное количество чашек горячего чая и много читала.

В понедельник 27 декабря я снова впряглась в работу, предприняв отчаянную попытку, сидя за своим рабочим столом в унылом настроении, сколотить тем не менее из результатов моего обследования связный рассказ.

Зазвонил телефон. Я надеялась, что это миссис Брунсуик из банка хочет сообщить мне, что путаница с вкладом на пять тысяч долларов наконец прояснилась.

— Бюро расследований, Миллхоун,— сказала я.

— Привет, Кинзи. Это Дарси из соседней комнаты. Я просто хотела узнать, когда можно заскочить за той папкой.

— Дарси, еще только четверть одиннадцатого! Я работаю с ней, ясно? Пожалуйста, обратите внимание: никакой площадной брани.— Я знаю, на такие вещи она обижается.

— И вовсе не обязательно разговаривать со мной таким тоном,— сказала она.— Я сказала Маку, что доклад, скорее всего, еще не готов, но он говорит, что в любом случае сперва он хочет просмотреть папку.

— Просмотреть папку, прежде чем что?

— Не знаю, Кинзи. Как я могу знать? Я звоню тебе, потому что у меня на столе записка.

— Ах, записка. Так бы и сказала. Давай заходи за этой чертовой папкой.

Раздражение, как правило, не развивает интуицию. Какая бы очевидная проблема меня ни мучила, я не смогла бы уловить, в чем там дело, если Дарси при этом будет глядеть мне через плечо. Первым делом в это утро я заполнила бланк запроса в Департамент по предупреждению преступлений, связанных с требованиями страховки. Я хотела проверить с помощью компьютера прошлое Ланса Вуда. Может быть, когда-нибудь он уже требовал страховку в возмещение ущерба, причиненного пожаром. Этот вопрос меня очень беспокоил. Компьютерная проверка займет около десяти дней, но, по крайней мере, я буду спокойна. Я установила табулятор моей пишущей машинки, напечатала имя застрахованного, место, дату и время, когда произошел несчастный случай.

Когда Дарси пришла забрать папку, я сказала ей, не поднимая головы:

— Я отдала пленку в экспресс-фото по дороге сюда. Они напечатают ее после обеда. И мне пока что не удалось поговорить лично ни с Лансом Вудом, ни с начальником пожарного департамента.

— Я сообщу Маку,— холодно ответила она.

«Ну что ж,— подумала я.— В любом случае, она никогда не была моей подружкой».

Так как в бланке не было графы, куда впечатывались бы неясные подозрения и предчувствия, мое заключение было выдержано в нейтральном тоне. Закончив печатать, я вынула его из машинки, подписала его, проставила дату и отложила в сторону. Фотографии будут готовы только через час, так что я привела в порядок набросанный мною план склада и прикрепила его к заключению.

Зазвонил телефон. Теперь это был Энди.

— Вы не могли бы зайти в кабинет к Маку на несколько минут?

Я подавила в себе гнев, полагая, что не стоит огрызаться на управляющего отделом по выплате страховки «Калифорния Фиделити».

— Да, конечно, но фотографии будут готовы только через час.

— Мы понимаем. Принесите то, что уже готово.

Я повесила трубку, взяла заключение и план склада, заперла за собой дверь офиса и направилась в соседнюю комнату. Интересно, что, черт возьми, могло означать это самое «мы».

Как только я вошла в кабинет Мака, я поняла, что что-то происходит. Я знаю Маклина Вурхиса с тех пор, как я начала работать в «Калифорния Фиделити», вот уже почти десять лет. Сейчас ему уже за шестьдесят. У него худое мрачное лицо, редкие седые волосы, которые делают его голову похожей на пушистый одуванчик, большие, с висящими мочками уши, нос луковкой и маленькие черные глазки, выглядывающие из-под буйно разросшихся поседевших бровей. Кажется, что его тело было вылеплено в результате какой-то ошибки, такой он непропорциональный: длинные ноги, узкая талия, узкие плечи, руки, для которых вечно коротки рукава обычной рубашки. Он умен, работоспособен, скуп на похвалу, начисто лишен чувства юмора и к тому же глубоко верующий католик, что выразилось в тридцатипятилетнем браке и восьми взрослых детях. Я никогда не видела, чтобы он курил сигару, но он почему-то все время жует ее огрызок. В результате табачные пятна, покрывающие его зубы, делают их похожими на старый унитаз.

Я поняла, что у него неважное настроение, скорее не по выражению его лица, оно было не мрачнее обычного, но по Энди, стоящему слева от Мака. Мы с Энди не слишком-то ладим и при благоприятных обстоятельствах. В свои сорок два года он законченный подлиза, в любой ситуации пытающийся выглядеть хорошо. У него круглое лицо, воротничок всегда кажется слишком тесным, и вообще все, что связано с ним, меня раздражает. Некоторые люди так на меня действуют. В данную минуту он казался обеспокоенным и самодовольным одновременно и старательно избегал смотреть мне в глаза.

Мак пролистал папку. Он нетерпеливо взглянул на Энди:

— Вам разве нечем заняться?

— Как? Да, конечно. Я думал, вам понадобиться мое присутствие на этой встрече.

— Я позабочусь обо всем сам. Уверен, что у вас как всегда дел невпроворот.

Энди пробормотал что-то вроде того, что отправить его вон было замечательной идеей. Мак покачал головой, и, когда дверь закрылась, он тихо вздохнул. Я смотрела, как он перекатывает огрызок сигары из одного угла рта в другой. Он удивленно взглянул на меня, словно только что обнаружил, что я стою перед ним.

— Вы хотите мне что-то сказать по этому поводу?

Я рассказала ему о том, что мне было известно к этому времени, умолчав о том, что папка три дня провалялась на столе у Дарси, прежде чем попасть ко мне. У меня не было никаких причин ее выгораживать, однако в делах лучше не поливать грязью своих помощников. Я сказала ему, что есть еще две пленки и что я не производила никаких расчетов, но требование выглядит вполне обычным. У меня были сомнения относительно того, говорить или не говорить о моих подозрениях, но я отбросила эту мысль в процессе моей речи. Я еще не разобралась до конца, что же меня беспокоит, и чувствовала, что гораздо умнее будет придерживаться фактов.

Через тридцать секунд после начала моего выступления Мак нахмурился, но гораздо больше меня встревожила пауза, повисшая в комнате, когда я закончила говорить. Обычно Мак забрасывает подчиненных вопросами. Учиняет форменный допрос. Нечасто он сидит, уставясь в одну точку, как вот сейчас.

— Может, вы скажете мне, что происходит? — спросила я.

— Ты видела записку на обложке?

— Какую записку? Там не было никакой записки.

Он протянул мне бумагу и реквизитами «Калифорния Фиделити», шириной в пять дюймов и длиной дюйма три, всю покрытую витиеватым почерком Джуэл. «Кинзи… похоже на обман. Извини, нет времени на подробности, но ты все найдешь в заключении начальника пожарного департамента. Он просил тебя ему позвонить, если он сможет тебе чем-нибудь помочь. Дж.»

— Этого не было на папке, когда она попала ко мне.

— А отчет начальника пожарного департамента? Его тоже не было?

— Конечно был. Я его первым и прочитала.

У Мака был удрученный вид. Он протянул мне папку, открытую как раз на месте заключения пожарных. Я взглянула на знакомый бланк. Фактическая информация была такой, какой я ее запомнила. Кроме того там еще был текст, который я видела в первый раз в жизни. Начальник пожарного департамента Джон Дадли завершал свое заключение вполне серьезным утверждением, что есть все основания подозревать поджог.

О том же говорилось в вырезке из газетной статьи, которая теперь была подшита к делу.

Я почувствовала, что лицо мое горит, а тело охватывает холодок страха.

— Это не тот отчет, который я читала,— мой голос упал и звучал так, что я сама его еле узнала. Он протянул руку, и я отдала ему папку.

— Мне позвонили сегодня утром,— сказал он.— Сказали, что тебе было заплачено.

Я с удивлением уставилась на него:

— Что?

— Ты можешь что-нибудь сказать по этому вопросу?

— Полный абсурд. Кто это был?

— Давай пока оставим этот вопрос.

— Не надо, Мак. Меня обвиняют в преступлении и я хочу знать кто.

Он ничего не сказал, но его лицо как-то замкнулось, как это с ним бывает.

— Ну ладно, Бог с ним,— сказала я, решив уступить здесь. Я подумала, что лучше узнать историю, а потом уже позаботиться о персонажах.— Что же сказал этот анонимный собеседник?

Он откинулся на спину стула, пристально разглядывая холодный кружочек пепла на кончике сигары.

— Видели, как секретарша Ланса Вуда передала тебе конверт,— произнес он.

— Вранье. Когда?

— В прошлую пятницу.

У меня в голове мелькнул образ Хедер, окликающей меня, как раз когда я собралась уходить.

— Это была инвентарная опись. Я попросила Ланса Вуда подготовить бумаги, и он оставил их для меня в ящике для исходящей документации.

— Какая инвентарная опись?

— Она здесь, в папке.

Он пролистал ее и покачал головой. Мне тоже было видно, что в папке находятся лишь два или три листочка, прикрепленных к обложке. Не было ничего похожего на инвентарную опись, которую я сама подшила в дело. Он посмотрел на меня.

— А интервью с Вудом?

— Я не смогла с ним поговорить. Там у них что-то случилось, и ему пришлось уехать. У нас с ним назначена встреча на завтра.

— В котором часу?

— Ну, я еще не знаю. Я еще ему не звонила. Я хотела сперва напечатать заключение.— Против своей воли мне приходилось защищаться.

— Этот конверт? — в руке Мак был знакомый конверт с реквизитами «Вуд и Варен», только теперь на нем было наспех написано: «Надеюсь, этого будет достаточно на первое время. Действуйте согласно договоренности».

— Черт возьми, Мак? Неужели вы серьезно? Если бы я брала взятки, разве я оставила бы это в папке?

— Молчание. Я попыталась еще раз:

— Вы действительно думаете, что Ланс Вуд подкупил меня?

— Я ничего не думаю, пока мы в этом хорошенько не разберемся. Как в твоих интересах, так и в наших…

— Если я взяла деньги, то где они?

— Я не знаю, Кинзи. Сама скажи мне. Если тебе их дали наличными, то скрыть это было бы не так уж трудно.

— Что же я совсем дура, что ли? Круглая идиотка и Ланс Вуд тоже! Если бы он хотел дать мне взятку, думаете, у него хватило бы глупости положить деньги в конверт и написать на нем все как есть! Мак, это подстроено, ясно как божий день!

— Тогда зачем и кому это понадобилось? — Теперь он вроде бы обвинял меня. Похоже, он был искренне озадачен сложившейся ситуацией.— Кто решился бы на такие хитросплетения?

— Откуда мне знать? Может быть, я попала в расставленные сети. Может, их целью было скомпрометировать Ланса Вуда. Вы же знаете, я на такое не способна. Я принесу вам мои банковские счета. Можете проверить сколько у меня денег. Посмотрите у меня под матрасом, в конце концов… И тут я в растерянности замолчала.

Я видела, как движутся губы Мака, но не слышала, что он говорит. Я почувствовала, что дверца мышеловки захлопнулась за моей спиной, и кое-какие вещи стали выглядеть гораздо яснее. С утренней почтой я получила уведомление о том, что на мой текущий счет был сделан вклад в размере пяти тысяч долларов. Кажется, теперь я поняла, что это было такое.

ГЛАВА 4

Я упаковала свои вещи и папки с текущими делами. «Калифорния Фиделити» решила приостановить наши отношения до тех пор, пока дело о «Вуд и Варен» не «прояснится», что бы это ни значило. До обеда я должна была освободить помещение. Я связалась с телефонной компанией и попросила переадресовывать звонки на мой домашний номер, пока они не получат от меня дальнейшей информации. Я выдернула из розетки штепсель автоответчика и поставила его сверху на последний ящик картотеки, который я отволокла по лестнице вниз к машине. Меня попросили перед отъездом сдать ключи от офиса, но я проигнорировала это требование. Я не собиралась предоставлять кому бы то ни было доступ к плодам пятилетней работы. Я предполагала, что Мак не будет особенно настаивать, и уж навряд ли кто-нибудь возьмет на себя труд сменить замки. К черту их всех.

В любом случае, я умею открывать почти все замки.

Все это время я не переставала анализировать события и их последовательность. Дело «Вуд и Варен» лежало у меня на столе весь уик-энд, так что подменить заключение начальника пожарного департамента не составляло никакого труда. Все утро я работала со своими записями, не открывая папку, а значит, я не знала, была ли там инвентарная опись или уже нет. Возможно, я не заметила бы ее отсутствия, даже если бы и заглянула туда. На двери офиса и на двери балкона не было никаких следов взлома, но моя сумочка, а с нею и ключи в пятницу пролежали в офисе Ланса Вуда целых три часа. Кто угодно мог залезть в нее, взять ключи и изготовить дубликат. Моя чековая книжка была там же, и не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как кто-то взял из нее бланк, заполнил его, положил в конверт вместе с пятью тысячами и опустил в щель автоматического приемника в моем банке.

Когда я выехала по направлению к «Вуд и Варен», мозги у меня выключились с легким щелчком под мощным воздействием адреналина. В тот момент, когда я поняла, что происходит, мой гнев улетучился и его сменил легкий холодок любопытства. Я почувствовала, как мои эмоции отключились и мой ум очистился от посторонних шумов, словно радио, которое наконец настроили на верную частоту. Кто-то очень сильно постарался, чтобы дискредитировать меня. Мошенничество со страховкой, это, черт возьми, очень серьезно и наказуемо двумя, тремя или четырьмя годами заключения в тюрьме штата. Нет, ребята, я не должна была допустить, чтобы это со мной произошло.

Хедер в изумлении уставилась на меня, когда я, практически не замедлив шага, пересекла ее комнату.

— Он у себя?

Она заглянула в свои записи со смущенным видом.

— У вас назначена встреча сегодня утром?

— Теперь уже да,— сказала я. Я постучала и вошла. У Ланса был Джон Залькович, инженер-химик, которому меня представили в прошлый раз. Они склонились над каким-то предметом, напоминающим гигантскую прищепку для подгузника, разглядывая его через увеличительное стекло.

— Нам нужно поговорить,— сказала я.

Ланс взглянул мне в лицо и затем сделал Зальковичу знак, видимо означающий, что они продолжат как-нибудь в другой раз.

Я подождала, пока дверь за ним закроется, и затем облокотилась на стол Ланса.