Бреннер.
– Ты заметила, сколько у него лошадей? – спросил он. – Шесть, не считая запряженных в повозку.
Элис сосредоточилась, чтобы он перестал так сильно расплываться. Она разглядела морщины в уголках глаз. И жестокую улыбку.
– И что это означает?
Перед ним стояла девочка. Худая, как спичка, с каштановыми волосами, остриженными очень коротко, словно у мальчишки. На ней была больничная рубашка – в точности такая, как сейчас на Элис, а голову девочки закрывал металлический шлем с подсоединенными к нему проводами.
– Хотя бы то, что мельницу охраняют шесть человек.
Какого черта?
– Слишком много?
Девочка сорвала с себя провода, и Элис успела заметить у нее на руке цифры – 011. Потом видение исчезло.
– Слишком.
Что это было? Чему Элис стала свидетельницей? Слово казалось подходящим. У нее действительно было ощущение, что она – очевидец реальных событий. Ребенок «Индиго», Терри говорила об этом. Должно быть, девочка – одна из них.
Неожиданно Алкуин остановился, будто его неожиданно осенила какая-то мысль, затем вернулся и, удостоверившись, что никто их не видит, перелез через изгородь, прошел на скотный двор и начал что-то искать в дорожных сумках, повозке и разбросанной по земле соломе. Стоя на коленях, он позвал Терезу. Девушка подбежала и вытащила вощеную табличку, полагая, что нужно сделать запись, однако Алкуин отрицательно покачал головой:
Внезапно Элис очутилась в длинном коридоре. В конце его снова стояла та девочка. Словно в кино, она подняла руку и швырнула мужчину в одежде санитара об стену. Как такое возможно?
Видение начало таять, а потом исчезло.
– Ищи такие же зерна, как те, которые я тебе дал.
Элис открыла глаза и увидела знакомый кабинет лаборатории. Машину, которая создавала электричество, уже увезли.
Они ползали среди навоза, но вдруг на мельнице раздался непонятный шум, и они предпочли побыстрее скрыться.
– Здесь творится зло, – сказала Элис, не сумев сдержаться. Она думала о девочке и о самом плохом человеке на свете. Бреннер. Что он с ней делал? Было ли реальным то, что Элис видела?
В аббатство они вернулись промерзшие, но быстренько отогрелись горячим супом. Алкуин торопился вернуться к работе, однако Тереза попросила сначала навестить Хооса. Алкуин уступил, и они направились в больницу.
Доктор Паркс не стала спорить с услышанным. Легким движением она взяла Элис за запястье. Это прикосновение возвращало в реальность, давало ощущение «здесь и сейчас».
Их встретил уже знакомый монах, однако его всегда улыбающееся лицо сегодня было встревоженным.
– Сейчас я измерю ваш пульс.
– Рад вас видеть. Вам передали сообщение?
– Нет, а что случилось? – спросил Алкуин.
3.
– Ради Бога, пойдемте скорее. Два новых больных с теми же симптомами.
– Гангрена ног?
На этой неделе Терри очень не хотела ехать в лабораторию. Больше, чем когда-либо прежде. Ей не хотелось разлучаться с Эндрю в эти дни, когда каждая минута казалась последней. На самом деле время у него еще было: сначала нужно пройти медицинскую комиссию, и только потом его включат в список призывников, не говоря уже об отправке во Вьетнам. И все равно каждый миг вместе казался последним.
– У одного уже начались судороги.
Мужчины поспешили к агонизирующим пациентам – отцу и сыну, до болезни работавшим на лесопилке. У отца почернели также нос и уши. Алкуин попробовал поговорить с ними, но они бредили и несли какую-то чушь. Он велел немедленно дать им слабительное.
Бреннер дал ей чашку с чем-то горьким, и Терри выпила все до дна. Потом протянула руку за уже привычным вкладышем, пропитанным ЛСД. Терри положила бумажку на язык, не обращая внимания на химический привкус.
– Что-то случилось? – спросил Бреннер. В его голосе звучало беспокойство и участливость. Понятно.
Терри скоро спросит его о девочке и об остальных детях. На этой неделе у нее на сердце было слишком неспокойно, все мысли были сосредоточены на Эндрю. У Терри не было сил принять еще один бой, который могут вызвать ее вопросы. Она выплюнула бумажку и выбросила ее в стоящую рядом корзинку для мусора.
– Случилось, но рассказывать не хочу.
Терри никогда не была доверчивой. В старших классах она в основном влюблялась в парней, которых считала глубокими личностями (разумеется, они такими не были). А в Эндрю ее по-настоящему поразило то, что поначалу он казался ей неинтересным. Их познакомила Стейси – просто сказала между делом, что они могли бы понравиться друг другу. Личная встреча настроила Терри еще более скептически. Эндрю был слишком смазливым. Да еще эти длинные ресницы и роскошная грива каштановых волос, не говоря уже о безупречно чистой машине. И о том, что он жил в квартире, а не в общежитии. Терри думала, что характер у него окажется либо ужасным, либо скучным. Возможно, он лапает девушек и ужасно целуется. А может, просто зануда, который говорит только о себе.
Но Эндрю говорил о политике и новостях, о книгах и музыке. Он спрашивал Терри, как у нее дела, и внимательно выслушивал ответ. Ему был важен и окружающий мир, и она сама. Он прекрасно целовался. С первой же минуты ей было с ним легко и спокойно.
Они никогда не строили планов на женитьбу или долговременные отношения, зато понимали друг друга без слов. Терри и Эндрю просто хорошо подходили друг другу.
Им нужно было серьезно поговорить. Обсудить, что его уход в армию означает для них как для пары… Терри понимала это, но была еще не готова и не хотела давить на Эндрю. Она просто будет сидеть здесь, а затем отправится в психоделическое путешествие и помешательство… О боже.
– Ложитесь, – голос Бреннера прорезал ее мысли, словно нож.
Терри легла. Она почти не спала в последние несколько ночей, даже в ту из них, которую провела у Эндрю. Он поинтересовался: а что, если в общежитии заметят ее отсутствие и примут меры? Терри в ответ только рассмеялась и сказала, что все подобные проблемы наверняка решит лаборатория.
Вот о чем она сейчас думала.
О плохом. Очень плохом.
Терри так устала, что предложение расслабиться на кушетке показалось ей лучшим за день. Она легла и закрыла глаза. Удастся ли ей уснуть во время мысленного путешествия под ЛСД? Можно попробовать.
Ее потревожил скребущий звук, будто что-то передвигают по полу. Она открыла глаза и увидела Бреннера, сидящего на стуле совсем близко к ее кушетке.
– В чем дело? – спросила Терри.
– Сегодня мы попробуем кое-что немного другое, – сказал Бреннер и жестом подозвал санитара. – Возьмите-ка у нее кровь на анализ.
Терри приподнялась и села на кушетке.
– И пусть пьют молоко с угольным порошком – столько, сколько смогут.
– Мою кровь?
Оставив монаха готовить препараты, Алкуин и Тереза пошли к Хоосу, однако кровать его оказалась пустой. Они поспрашивали других больных, но никто не знал, куда он делся, посмотрели в отхожем месте, в соседней трапезной и внутреннем дворике, где прогуливались те, кто шел на поправку. Хооса нигде не было, он исчез.
– Сегодня первый сеанс в этом месяце, помните? Мы всегда проверяем ваши жизненные показатели. Надо же нам убедиться, что вы здоровы, находитесь в хорошей физической форме и не проявляете негативной реакции на препараты.
– Но этого не может быть, – жалобно сказала Тереза.
Слова доктора Бреннера звучали разумно. Терри действительно помнила, что у нее брали кровь раньше.
– Мы его найдем, – пообещал Алкуин, хотя и не представлял, как.
Она кивнула. В горле пересохло. Санитар принес три пустые пробирки. Терри смотрела, как ей под кожу вошла игла, а затем темная густая жидкость потекла в первую пробирку. Санитар наполнил ее и ловко заменил другой. Терри почувствовала, как в животе все переворачивается, но через пару мгновений это прошло.
Он посоветовал девушке вернуться домой и постараться успокоиться. Сам он собирался в библиотеку, но сказал, что, если Хоос появится, ей тут же сообщат. Они договорились встретиться завтра утром. Тереза поблагодарила Алкуина за хлопоты, однако, попрощавшись с ним, не смогла сдержать слезы.
Странно. Раньше ее не мутило от вида крови; такая проблема была только у Бекки. И тогда Терри брала ее за руку, разговаривала с ней, отвлекала, но даже в этом случае Бекки едва не падала в обморок к концу процедуры. Она терпеть не могла иглы.
И теперь Терри ощущала себя так, будто в нее вселилась сестра. Похоже, Бреннер сегодня дал ей что-то очень сильное – обычная доза начинала действовать не так быстро. На периферии зрения поплыли круги.
Весь остаток дня Тереза провела на сеновале, чтобы избежать расспросов Хельги Чернушки, но к вечеру решила прогуляться по ближайшим улочкам. Медленно бредя вдоль них, она пыталась понять, почему на сердце так тяжело и почему ее бросает в дрожь, стоит только вспомнить о Хоосе. Каждое утро она умирала от желания увидеть его, поговорить с ним, почувствовать на себе его взгляд. На глаза снова навернулись слезы. Почему ее жизнь превратилась в одно сплошное наказание? Почему она потеряла все, что любила, за какие грехи?
– У вас ко мне были какие-то вопросы, – произнес Бреннер. Терри слышала, как в отдалении открылась и закрылась дверь. Должно быть, ушел санитар. – Хотите задать их сейчас?
Тереза шла куда глаза глядят, размышляя, где теперь Хоос и что с ним произошло. Во время последней встречи он еле передвигался по внутреннему дворику, а было это только вчера, так что убежать он точно не мог.
Терри хотела, но язык был тяжелым и не слушался.
Незаметно она ушла довольно далеко от наиболее оживленных улиц. Было холодно, и она накинула капюшон, пытаясь спрятать замерзший нос, а когда, наконец, огляделась, поняла, что очутилась в каком-то узком и темном, пахнущем гнилью закоулке.
– Это какая-то уловка?
Где-то лаяла собака, однако большинство домов казались брошенными, словно их хозяевам надоело жить в таком мрачном месте, и они исчезли, даже не закрыв окна…
– Я не знаю, а вы как думаете? Что вам хотелось узнать?
Тереза испугалась и пошла обратно, как вдруг в конце закоулка появилась чья-то фигура в капюшоне. Девушка надеялась, она исчезнет, но фигура не двигалась.
– Я хочу узнать, чем вы здесь занимаетесь… О чем… – У Терри было такое ощущение, словно он поймал ее в ловушку.
Она постаралась не поддаваться панике, убеждая себя, что ничего страшного нет и с ней ничего не случится, и продолжала идти вперед, однако сердце билось все сильнее. Фигура оставалась молчаливой и неподвижной, как статуя. Девушка опустила глаза и ускорила шаг, но, когда она поравнялась с человеком в капюшоне, тот бросился к ней и попытался удержать. Она хотела крикнуть, но ей зажали рот, и получился лишь слабый стон. В ужасе и отчаянии она укусила нападавшего за руку, тот взвыл, и от звука его голоса девушка замерла.
– Я не могу сказать, иначе это испортит весь эксперимент. Мне нужно, чтобы вы поверили мне на слово. Наша работа здесь крайне важна для безопасности нашей страны, и она не может быть сорвана ни по какой причине. Вы ведь понимаете, не так ли?
– Чертовка, ты что, хочешь мне руку откусить? – взвился мужчина, облизывая укушенное место.
– Нет, не понимаю, – честно ответила она. Собиралась ли она быть откровенной? Некая застывшая часть ее сознания вернулась к мыслям об Эндрю.
Тереза не верила своим ушам – его тембр, его интонации… Выходит, это вовсе не неизвестный.
Почему-то они стали казаться менее пугающими по сравнению с этим разговором.
– Хоос, это ты?
– Ваша цель в том и состоит, чтобы не знать, – продолжал Бреннер. – Хотя бы это вы понимаете? Ваши действия вызывают последствия, и вы должны об этом помнить.
Конечно, это был он, и Тереза не раздумывая бросилась в раскрытые ей объятия. Затем он откинул капюшон, и девушка увидела его улыбающееся лицо, а он тем временем гладил ее волосы, вдыхал ее запах. Тем не менее спустя несколько минут он сказал, что здесь опасно и нужно уходить.
Он сделал паузу, наклонился чуть ближе и придал своему лицу едва заметное сочувственное выражение.
– Но где ты был? – всхлипнула она. – Я думала, больше никогда тебя не увижу.
– Как я понимаю, вы получили некоторые неприятные известия о вашем молодом человеке.
Хоос признался, что шел за ней и что сбежал из аббатства, так как должен немедленно вернуться в Вюрцбург.
Несмотря на то, что ее периферическое зрение было мутным и исходило кругами, Терри все же уловила связь. Он не мог знать о случившемся с Эндрю. Разве что…
– Но ты еле держишься на ногах.
– Это вы все подстроили, – вырвалось у нее снова вопреки желанию.
Бреннер твердо и пристально смотрел на нее.
– Поэтому мне нужна лошадь.
– Готов поспорить, вы теперь не представляете, как без него жить. Скажите это. Что не представляете, как жить.
– Это же безумие, саксы убьют тебя. Разве ты не помнишь, что они с тобой сделали?
И вновь Терри не смогла себя остановить.
– Я не представляю, как мне жить без Эндрю.
– Забудь об этом и помоги мне.
– Скоро узнаете, – он улыбнулся ей. – А теперь закройте глаза и погружайтесь глубже, будьте умницей. Я с вами закончил… на сегодня.
– Но я не знаю…
Ее глаза медленно закрылись, и она растворилась во сне наяву.
– Послушай, – перебил ее Хоос, – я должен быть в Вюрцбурге на следующей неделе. Я рисковал жизнью, спасая тебя, а сейчас я сам нуждаюсь в твоей помощи. Добудь мне лошадь.
«Погружайся глубже, – говорило ее собственное сознание, – уходи от него, как можно дальше».
В его взгляде светились решимость и отчаяние.
Терри открыла глаза. Ее окружало бесконечное пространство, которое было повсюду и нигде. Кромешная темнота и пустота. Под ногами плеск воды.
– Хорошо, но я ничего не смыслю в лошадях. Придется спросить Чернушку.
По ощущениям это было совершенно реально. Не как под наркотиками. И не как в воспоминаниях.
– Чернушку? Кто это?
А еще здесь было безопаснее. Во всяком случае по сравнению с лабораторией. Правда ведь?
– Уже забыл? Женщина, у которой мы остановились, когда приехали в Фульду. Теперь я у нее живу.
Кто-то положил ей руку на плечо. Терри вернулась в кабинет, к реальности. Она ожидала увидеть Бреннера, но это оказалась Кали.
– Не думаю, что стоит это делать. У тебя разве нет денег? Алтар ведь дал тебе целый мешочек.
Терри вскочила и оглянулась. Расширившимися от испуга глазами она поискала Бреннера, но того нигде не было.
– Но я отдала их Чернушке за жилье и еду, у меня осталась всего пара динариев.
Тогда она дотронулась до руки Кали. Девочка была настоящей.
– Проклятье! – он стиснул зубы.
– Ты больше не приходила меня навещать, – сказала она.
Терри изо всех сил пыталась понять, что с ней случилось и что прямо сейчас происходит. Предметы обстановки с обеих сторон от нее вертелись, словно тарелки на пальцах трюкача… Только не урони… Только не разбей…
– Давай спросим Алкуина, вдруг он поможет.
Хоос даже рассердился, услышав это имя.
– Что с тобой? – спросила Кали. – Ты болеешь?
– Ты с ума сошла? Почему, ты думаешь, я сбежал из аббатства? Не верь этому человеку, Тереза, он совсем не такой, каким кажется.
– Человек, которого ты называешь «папа»… кто он такой? – выпалила Терри, пытаясь вспомнить вопросы. – Он твой отец?
– Почему? Он был очень добр к нам.
– Он папа, – произнесла Кали таким тоном, словно ответ был очевидным, а вопрос дурацким. Она понизила голос: – Он не знает, что я здесь.
«О нет».
– Я не могу сейчас это объяснить, но ты должна мне поверить и не иметь с ним никаких дел.
– Это опасно, – сказала Терри, хотя так и не могла вспомнить почему. – Я найду тебя снова, но ему нельзя знать, что ты со мной разговариваешь.
Тереза не знала, что и думать. Она верила Хоосу, но и Алкуин ей нравился.
– Он может узнать обо всем, – девочка приподняла одно плечо. – Никаких секретов от папы.
– Так как же нам быть? О, твой кинжал! – вспомнила она. – Можно попробовать продать его. Уверена, на эти деньги ты запросто купишь лошадь.
Терри замотала головой.
– Если бы он был цел, но его украли, скорее всего,– эти проклятые монахи, – с горечью произнес Хоос. – Не знаешь, кто тут торгует лошадьми и упряжью?
– Могут быть секреты. Он просто человек. Он не может знать обо всем, – она помедлила. – Папа обижает тебя?
Тереза покачала головой. К тому же ему пока незачем ездить верхом, это опасно для раны. Вдруг Хоос остановился – у него была одышка, будто у старика, и он схватился рукой за грудь.
– Как ты себя чувствуешь?
Кали нахмурилась, но ничего не ответила.
– Это не важно. Черт возьми, мне нужна лошадь! – выкрикнул он сквозь кашель и прямо-таки рухнул на лежащий ствол. Тереза испугалась, не открылась ли рана.
– Если обижает… я могу помочь тебе, – Терри решила объяснить ей так, чтобы она поняла.
– Знаешь, я только что вспомнила… Сегодня я была в одном месте, где есть лошади, – неожиданно для себя выпалила она.
Маленькая девочка покачала головой.
Хоос встал и с нежностью взглянул на нее, затем взял ее лицо в ладони, медленно потянулся к ней и поцеловал. Терезе показалось, она умирает. От жара его губ все ее тело дрожало, она закрыла глаза и отдалась во власть наполнившего ее наслаждения. Потом слегка приоткрыла рот, и его язык скользнул внутрь. Когда она медленно отстранилась, щеки ее пылали, а сверкающие глаза были как никогда прекрасны.
– Что же будет со мной, когда ты уедешь? – спросила Тереза.
– Это вряд ли. Но, возможно, я помогу тебе.
Хоос снова поцеловал ее, и все опасения, словно по волшебству, рассеялись.
Тут вокруг них выросло целое поле желтых подсолнухов, а над ними пролегла длинная радуга.
– Как красиво, – проговорила Терри. Она встала на ноги и с улыбкой огляделась. – Но как?
Они шли к таверне Хельги Чернушки, целуясь на каждом углу, будто воришки, которые боятся, что их застукают. После каждого поцелуя они начинали тихо смеяться и ускоряли шаг – до следующего угла. В таверну они вошли с заднего хода, чтобы Хельга их не заметила, сразу поднялись на сеновал и вновь принялись целоваться как сумасшедшие, однако, когда Хоос начал ласкать ей грудь, Тереза отстранилась. Затем она принесла ему поесть, накрыла одеялом и велела ждать. Если все сложится удачно, через несколько часов она вернется с лошадью.
Она обернулась к Кали. Девочка вытерла пальцами кровь, которая пошла у нее из ноздри, и зажмурилась.
Девушка понимала, что это безумие, но тем не менее взяла с собой свечу, огниво, трут, немного сырого мяса и кухонный нож и направилась к городским воротам, не зная, открыты ли они и пропустят ли ее. К счастью, основная охрана была у южного выхода, а здесь полусонный стражник не только не остановил ее, но даже махнул на прощание рукой.
Подсолнухи начали яростно качаться из стороны в сторону. Радуга стала такой яркой, что у Терри заболели глаза.
– Я сделаю тебе больно, – сказала Кали, чуть не плача. – Мне нужно уходить.
По дороге к мельнице девушка вспоминала губы Хооса, его жаркое дыхание на своих щеках, и внутри все сладко замирало. Она торопилась дойти, пока светит луна, и очень надеялась, что собаки ее не почуют, а если и почуют, то мясо отвлечет их, пока она пойдет к лошадям. Тереза была уже у мельницы, а луна еще не скрылась, так что про огниво и трут можно позабыть. Собак не было видно, однако на всякий случай она разбросала часть мяса на главной дороге, а часть – на боковой тропинке.
Свет стал еще ярче, и Терри прикрыла глаза рукой. Сердце быстро билось у нее в груди. Цветы и радуга были ненастоящими, но она знала, что видит их перед собой.
В конюшне Тереза обнаружила всего четырех лошадей, как ей показалось, спящих. Она осторожно осмотрела их, но так и не решила, которая подходит больше всего. Вдруг послышался лай, сердце у нее забилось, она метнулась в угол, укрылась соломой и в страхе замерла. Через несколько секунд лай стих, и только тут она поняла, какой ужасный поступок чуть было не совершила.
– Все в порядке. А что это? Как ты делаешь такое?
– Это легко создать, но трудно остановить, – сказала Кали. – Мне пора идти.
Что она здесь делает, как вообще могла решиться на кражу, спрашивала она себя, и вынуждена была признать, что даже ради Хооса не имела права предавать себя и своего отца, который воспитывал ее совсем иначе.
– Подожди! – Терри протянула к ней руку.
Она чувствовала, что вела себя недостойно, но была не в состоянии объяснить, почему оказалась на мельнице. А ведь ее могли схватить и судить за кражу, могли даже вынести смертный приговор. Да, она не оправдала ожиданий Хооса и теперь уже не оправдает. Она плакала от стыда за свои намерения, затем попросила прощения у Господа и взмолилась, чтобы Он ей помог.
Кали отшатнулась и задрожала. Яркий свет превратился в темные тени. Бесформенные, они клубились вокруг Кали и Терри.
Тереза была перепугана. Любой шум, будь то всхрап лошади или скрип дерева, заставлял ее вздрагивать в ожидании неминуемой поимки. Она проползла между ног лошадей, пробираясь к выходу, и вдруг с ужасом увидела четырех мужчин, направлявшихся к стойлам.
– Нет, – сказала девочка.
Терри увидела по глазам, что ей действительно нужно идти.
Наверное, их насторожил собачий лай.
– Я могу тебе помочь, – выкрикнула Терри, хотя уже не была так уверена в этом.
Тереза вернулась назад и опять спряталась в соломе. Один из пришедших начал похлопывать лошадей по спине, и те, перепугавшись, громко заржали. Копыта одной из них процокали прямо у ее лица, и девушка чуть не вскрикнула, но вовремя сдержалась. Наконец мужчина выбрал себе лошадь и галопом поскакал к зарослям кустарника. Тем временем трое других разгружали повозку и перетаскивали ее содержимое на мельницу. Терезу удивило, что они выбрали такое неподходящее время и работали в темноте, даже без факелов, но тут она сообразила, что, возможно, эти мешки и зерно, которое искал Алкуин, напрямую связаны друг с другом.
Кали вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
Тени ушли вместе с ней.
Когда все трое куда-то отлучились, она, не думая о последствиях, приблизилась к повозке. На ней еще оставалась пара мешков. Девушка надрезала ближайший, вытащила горсть зерна и бегом вернулась на конюшню.
4.
Мужчины вскоре вернулись. Тот, что подошел первым, обнаружил прореху и обвинил второго, этот тоже в долгу не остался, и они заспорили, пока третий, видимо главный, пинками не разогнал их. Первый ушел, возвратился с факелом и передал его главному, который в свете пламени оказался рыжеволосым. Оставшиеся мешки унесли, и двор опустел – в конюшню больше никто не зашел.
Бреннер стоял с противоположной стороны зеркального стекла и наблюдал, как Восемь общается с Терри. Подсолнухи – весьма сентиментально с ее стороны. И хотя она пыталась притвориться, что не привязалась к Терри, этот простой и чрезвычайно важный жест демонстрировал симпатию. Но потом иллюзия вышла у Кали из-под контроля, как обычно и бывало.
Тереза подождала еще немного и бросилась вниз по тропинке, представляя бегущего по пятам рыжего. Она прекрасно помнила, как зарезали толстяка в таверне, и воображала, что вот сейчас этот человек выскочит из-за дерева и размозжит ей череп. Даже у крепостных стен она не чувствовала себя в безопасности.
Этот способ отвлечь и занять Восемь оказался самым лучшим. В каком-то смысле Терри оказала ему услугу… Пожалуй, он не будет им мешать, покуда выгоды перевешивают риски. Когда дети имеют возможность взаимодействовать друг с другом, они обычно развлекают себя сами. Восемь была изолирована от мира и нуждалась не просто в компании, а в семье. Он обещал ей это.
Бреннер не понимал детей, потому что сам никогда не чувствовал себя ребенком.
Когда Тереза подбежала к дому Хельги Чернушки, сердце колотилось где-то в горле, так как от самой мельницы она неслась без остановки. Войдя опять же через задний ход и убедившись, что Хельга еще в таверне, она бесшумно поднялась на сеновал. Увидев ее, полусонный Хоос встрепенулся и обрадовался, но, узнав, что она вернулась без лошади, сразу помрачнел.
Сначала он подумывал о том, чтобы выгнать Терри. Однако слишком много сил было вложено в то, чтобы сделать психику этой женщины более пластичной, а ее бойфренд благодаря содействию человека из Вашингтона скоро отправится на войну. Так что гораздо приятнее будет сломить ее дух позже, когда придет время. Сегодня он дал ей новую «сыворотку правды» вместе с обычной дозой ЛСД, затем мягко намекнул на свою причастность к отправке Эндрю на фронт, а после подтолкнул к мысли о том, что она плохо переживет разлуку с возлюбленным. Следующему своему решению он сам немного удивился – разрешить Восемь навестить Терри. Девочка ускользнула от тех, кто за ней присматривал. Снова. Но, разумеется, его об этом сразу же оповестили.
– Я пыталась, честное слово, – извиняющимся тоном произнесла девушка.
За спиной у Бреннера раздался легкий стук в дверь, и в комнату для наблюдения вошел помощник. По его сияющим глазам и листу бумаги в руке стало понятно, что он принес новости.
Хоос выругался сквозь зубы, однако сказал, чтобы она не волновалась, завтра утром он что-нибудь придумает.
– В чем дело? – спросил Бреннер.
– Вы не поверите, – санитар протянул бумагу.
Тереза поцеловала его в губы, и он ответил на поцелуй.
Бреннер просмотрел результаты анализа крови, взятой сегодня у Терри. Все выглядело обычно: кровяное давление слегка выше нормы, но этого следовало ожидать…
– Подожди немного! – Тереза оторвалась от него, быстро встала и спустилась в таверну.
Вскоре она вернулась, напевая какую-то песенку, с таинственным видом подошла к Хоосу, поцеловала его и широко улыбнулась.
А потом он увидел.
– У тебя будет лошадь, – возвестила она.
– Она беременна, – с искренним изумлением произнес Бреннер.
Оказывается – хотя Хоос, наверное, был бы против – она спросила у Хельги Чернушки насчет тех денег, которые отдала ей вперед за еду и жилье, и попросила вернуть ей часть, обещая к февралю заплатить даже больше.
Вот почему не стоит принимать поспешных решений – например, выгонять женщину за демонстрацию тех самых качеств характера, которые изначально и сыграли решающую роль в выборе ее для участия в эксперименте. А ведь она может стать курицей, несущей золотые яйца. Во многих смыслах.
Он мысленно поздравил себя с тем, что уже успел избавиться от отца будущего ребенка. Пожалуй, надо сегодня принести Восемь кусочек торта и сказать, что его обещание скоро будет исполнено: у нее действительно появится друг. Особенный.
– Сначала она отказалась, но я напомнила, что у меня есть работа, и сказала, что она получит на одну пятую больше, чем сейчас. Наконец, я ее уломала, однако она захотела узнать, на кой мне сдались эти деньги.
У Бреннера была теория, что выдающиеся способности можно выявить и усилить с помощью правильно организованных условий. Однако ему всегда приходилось работать с теми испытуемыми, которых удавалось найти. Никто из них не обладал сознанием, подобным чистому листу бумаги. Но этот ребенок… Развивать его способности можно уже сейчас. В материнской утробе. Каждый день. Он позаботится о том, чтобы Терри стала особенной.
Хоос с тревогой взглянул на Терезу, но та его успокоила: придумала, мол, нужна лошадка, чтобы сопровождать Алкуина в дальних прогулках, и Хельга не только поверила, но и посоветовала, где купить подешевле. В результате она вернула пятьдесят динариев – половину ранее уплаченной суммы. На эти деньги можно купить лошадь, упряжь и еды для путешествия.
– Ей придется покинуть эксперимент? – спросил санитар. Он был вышколен, как хороший солдат, но вот умом не отличался. Потенциал: серая посредственность. Однако он исполнял все распоряжения и не задавал ненужных вопросов.
– А она не спросила, почему ты не хочешь сопровождать его пешком?
Наблюдение за четырьмя взрослыми объектами исследования показало, что все они приближались к заданному уровню. Однажды эффект электрошоковой терапии пройдет точку невозврата, и Элис останется в лаборатории навсегда. Бреннер пока не был уверен насчет Терри и двух других… Но будущего ребенка он точно не отпустит.
– Я сказала, это мое дело.
– Наоборот, – сказал Бреннер своему помощнику. – Со следующей недели начнем расширять список возможных процедур. Нужно держать ее поближе к нам. И никому больше не говори.
– Да, сэр.
Когда догорела последняя свеча, Хоос попросил Терезу остаться с ним, и она согласилась, не пытаясь разобраться, почему. Он мягко обнял ее, укрывая от холода, и хотя им скоро стало жарко, объятия они так и не разомкнули.
5.
Хоос был очень нежным и внимательным, именно о таком мужчине она всегда мечтала. Он баюкал ее, покрывая поцелуями, неспеша ласкал ее тело, забираясь в самые потаенные места, окутывал своим дыханием, и она чувствовала, как внутри возникает незнакомое пьянящее возбуждение, заставляющее заливаться румянцем стыда.
Терри увидела Элис и сразу же поняла: с ней тоже случилось что-то очень неприятное. Она словно распространяла вокруг себя нервную, беспокойную ауру. Девушка постоянно поправляла лямки комбинезона и заглядывала в каждый коридор по пути к фургону. Час был уже поздний. После психоделических путешествий все они чувствовали себя измотанными и замкнувшимися в себе. Но про Элис такого сказать было нельзя.
Никогда раньше она не испытывала такого смешения застенчивости и настойчивости, страха и желания, но даже не пыталась разобраться в себе.
– В чем дело? – негромко спросила у нее Терри.
– Пока не надо, – попросила она.
Она не могла дождаться, когда окажется за пределами здания. Даже в огороженном дворе ей дышалось свободнее, чем в стенах лаборатории. Тут она снова вспомнила, как увидела подсолнухи и радугу. И цепкие черные тени. Каким образом Кали удалось создать эти видения? И что это за темное место, где Терри вдруг очутилась? Эта часть наркотических галлюцинаций казалась невероятной и в то же время реальной.
Однако Хоос не слышал, продолжая целовать ее, лаская затвердевшие соски, живот и спускаясь все ниже и ниже. Она наслаждалась прикосновениями его рук, а он – ее гладкой и упругой грудью. Когда он раздвинул ей ноги, она задрожала, а когда вошел в нее – изогнулась от боли. Однако желание оказалось сильнее, и она прижалась к нему так, словно никогда не собиралась отрываться. А потом… потом она отдалась на волю его ритмичных движений и пожиравшего ее огня.
Мир изменился. Он больше не был таким, как сегодня утром.
Он двигался то медленнее, то быстрее, все с большим напором, и в конце концов страсть так захватила ее, что даже мелькнула мысль, не вселился ли в нее дьявол. Когда Хоос кончил, Терезе не хотелось отпускать его.
В сознании Терри мелькнула мысль об Эндрю. Ей хотелось знать, что он сейчас делает. У нее заныло сердце, когда она вспомнила о его скором отъезде… и о том, на что намекнул сегодня Бреннер. Если ему удалось отправить Эндрю на войну, есть ли для него вообще хоть что-нибудь невозможное?
– Я люблю тебя, – прошептал он и в который раз сжал ее в объятиях.
– Потом, – ответила Элис на ее вопрос.
Она закрыла глаза и мысленно попросила, чтобы он повторял это как можно чаще.
– Пойдемте, дамы, – позвал их Кен.
Утром, когда Хоос прощался с ней, она ничего не слышала, кроме того, что он ее любит.
Терри поняла, что они отстали от остальных. Тогда она взяла Элис под руку и поспешила с ней вперед, и когда они оказались на улице, Терри вдохнула воздух с таким удовольствием, словно это были духи.
Никто не говорил ни слова, пока они ехали обратно и за окнами фургона плыл сумеречный пейзаж. Терри дважды заметила, что водитель-санитар смотрел на нее в зеркало заднего вида. Она притворилась спящей, что было несложно с учетом навалившейся усталости. Возможно, в какой-то момент ее и правда охватила дрема.
Когда они заехали на автостоянку в университетском кампусе, водитель выпрыгнул из машины и открыл им дверь. Сегодня они прибыли позже обычного – поблизости даже не суетились припозднившиеся студенты. Но все же Терри не хотела рисковать и начинать обсуждение прямо здесь: фургон из лаборатории мог вернуться.
14
– Мы должны где-то поговорить, – сказала Элис, когда водитель уехал. – Может, у Эндрю?
В воскресенье не нужно было идти в скрипторий, поэтому Тереза привела в порядок сеновал и перемыла на кухне всю посуду. После завтрака она решила сходить в аббатство узнать, не нашелся ли Хоос, чтобы не возникло никаких подозрений. Она помнила каждый его поцелуй, ощущала на теле его запах, словно умастилась какими-то особыми благовониями.
Терри отрицательно покачала головой:
Хоос Ларссон…
– Я не хочу его больше впутывать.
Перед отъездом он пообещал, что по возвращении они отправятся в Аквисгранум и станут жить вместе на его землях.
– Можно поехать к моим родителям. Вот только боюсь, они не дадут нам надолго остаться наедине, – сказала Глория. Она взглянула на Кена и продолжила: – А в общежитие нам с Терри нельзя приводить мужчин.
Тереза представляла себе эту жизнь: днем она будет заниматься хозяйством, а по ночам – обнимать Хооса. Все утро она предавалась сладостным мечтам, забыв на время и о Хельге, и об Алкуине.
– А мне – женщин, – ответил он.
Когда Чернушка поднялась, Тереза успела уже четыре раза вымыть таверну. Женщина жаловалась на жжение в животе и решила заглушить его глотком вина, после чего ее вывернуло наизнанку. Застав на кухне Терезу, она удивилась, так как не помнила, что сегодня воскресенье. Спотыкаясь, она добрела до лохани и слегка сполоснула глаза.
– Впрочем, так поздно никаких гостей не пустят, – добавила Терри. Она обдумывала, какие еще есть варианты.
– Не идешь сегодня к монахам? – спросила она, снова прикладываясь к вину.
– По воскресеньям они только молятся.
– Можно пойти в гараж моего дяди, – предложила Элис. – У меня есть ключ.
– Наверное, потому, что им больше нечего делать, – с завистью произнесла Хельга. – А я вот, черт возьми, даже не знаю, что сегодня приготовить.
Никто не возражал, и они поехали, образовав своего рода караван: Элис на своей машине показывала дорогу, а следом ехали Терри и Кен с Глорией в ее седане. Гараж оказался на окраине городка.
И женщина начала шуровать на кухне, снова перевернув вверх дном всю посуду. Наконец она выбрала какой-то горшок, положила туда все овощи, которые удалось найти, добавила кусок соленого сала и налила воды из кувшина. Когда варево уже стояло на огне, она плюхнула туда еще коровий язык.
– С Элис все будет в порядке? – спросила Терри у Кена.
– Свеженький, только вчера один из гостей принес, – похвасталась она.
Она отчаянно надеялась, что у него есть ответ, причем положительный.
– Если ты и дальше будешь кормить меня как на убой, придется украсть у тебя одежду, – шутливо пригрозила Тереза.
И Терри могла честно признаться самой себе: в машину с ним и Глорией она села в основном ради возможности задать этот вопрос.
– Странно, что с твоим птичьим аппетитом у тебя хоть какая-то грудь видна.
– Я пока не знаю. Хотя хотел бы.
Когда Хельга сняла горшок с огня, Тереза вновь занялась уборкой кухни.
– И я, – вставила Глория. – Уже приехали.
– И не забывай, что в моем состоянии мне нужно беречься, – сказала Чернушка, поглаживая слегка округлившийся живот.
Огромная и помятая металлическая вывеска в конце испачканной грязью подъездной дорожки извещала, что они приехали в «Мастерскую Джонсона: ремонт и обслуживание тяжелой техники, сбор металлолома».
Тереза улыбнулась. Интересно, оставит ли она свое занятие, когда пузо у нее станет размером с арбуз?
– А как женщина беременеет? – неожиданно спросила девушка.
Терри никогда не приходило в голову представить, как выглядит гараж, где работает Элис. Она ожидала увидеть нечто похожее на ту мастерскую, где чинила свою машину, но в реальности это оказался огромный склад, вокруг которого на улице были сложены разобранные на части тракторы, бульдозеры и даже грузовики – с такими мощными колесами, что могли бы раздавить ее машину. Здесь было жутко, темно и тихо. Словно на кладбище машин.
– Что за глупый вопрос? Что значит «как»?
Терри помотала головой, отгоняя эти мысли. «Не раскисай, соберись». Хотя это могло быть остаточным эффектом после приема наркотиков. К тому же она сегодня стала свидетельницей чего-то невероятного.
– Ну, я не знаю, я имела в виду… может ли это случиться с первого раза…
У входа на склад клубились тени, а одинокий дежурный огонек не мог разогнать вечернюю темноту. Однако Элис уверенно шла вперед – должно быть, знала дорогу наизусть. Терри наблюдала за тем, как она подошла к гаражу, а затем открыла широкую дверь и зажгла внутри свет.
Хельга сначала удивилась, а когда поняла, расхохоталась.
– После вас, – сказал Кен.
– Зависит от того, хорошо ли тебя поимели. Вот так скромница! – И Чернушка наградила ее звонким поцелуем.
Тереза залилась румянцем и принялась еще ожесточеннее оттирать въевшуюся ржавчину, моля Бога, чтобы этого не произошло. И хотя Хельга сказала, что пошутила и беременность зависит от многих причин, девушка не успокоилась и, стараясь скрыть волнение, еще долго возилась на кухне.
Девушки вошли вместе – настолько широким был проем, – и тут Терри тихонько присвистнула. Внутри стояли просто исполинские машины, возвышающиеся до самой крыши склада, из-за которой они казались еще громаднее. Мастерская была похожа на пещеру, где пахло машинным маслом, песком и потом.
Элис чинила их. Работала с ними. Она и вправду была гением.
Потом они говорили о Хоосе. Когда Хельга спросила, правда ли она его любит, Тереза даже рассердилась – в своих чувствах она не сомневалась. Еще Чернушка расспрашивала о его семье, богат ли он и хорош ли как любовник. На последний вопрос Тереза отвечать не стала, но улыбнулась.
– Элис, это… Это впечатляет.
– Ты наверняка беременна, – смеясь, подколола ее подруга, за что и получила кочаном салата по голове.
Та стояла, нервно сложив руки на груди.
По дороге в монастырь Тереза размышляла о беременности Хельги Чернушки, а потом представила себя, круглую, как бочка, с беспомощным ребенком внутри и без средств к существованию. Погладив свой плоский живот, она содрогнулась и пообещала, что, как бы ей этого ни хотелось, никакой близости с Хоосом до свадьбы больше не будет.
– Я знаю, тут не колледж, но…
Свечник, строго наказанный за отбивные, немедленно пропустил ее. Тереза надела данный Алкуином плащ, накинула капюшон и стала похожа на послушников, которые ходили из одного здания в другое. Увидев ее, больничный служащий удивился, но, когда узнал, что она пришла с разрешения Алкуина, поделился своими мыслями насчет Хооса.
– Это поразительно, – проговорила Глория.