– Мама? – раздался изнутри детский голос.
Бладшот крепко зажмурил глаза.
«Ну да, разумеется, у нее и дети есть – мы же всегда этого хотели. И живет она в одном из самых дорогих районов Лондона, живет новой жизнью, с новой семьей…»
Влекомая вперед заботой о матери, к ним осторожно приблизилась красавица-девочка. Светлые волосы, глаза – копия глаз Джины… Бладшот молча глядел на нее сверху вниз. Казалось, он вот-вот отключится. Кроме Джины, у него во всем мире не было никого.
– Дейзи, милая, ступай в дом, – велела дочери Джина.
Девочка двинулась в комнаты, с подозрением оглядываясь на человека, встревожившего ее маму.
– Джина, когда ты в последний раз меня видела? – выдавил Бладшот.
– Не помню. Еще там, в Сан-Диего, – отвечала она.
– Но когда это было, Джина? – снова спросил он.
Голос звучал спокойно, тихо, хотя ни о каком спокойствии Бладшот даже не помышлял: весь его мир рушился на глазах.
– Пять лет назад.
Глаза его едва не вылезли из орбит. Не в силах постичь услышанного, он пошатнулся.
– Рэй? – окликнула его Джина. Да, она волновалась о нем, но подойти ближе, прикоснуться к нему явно не хотела.
– Пять лет…
– Мама, иди ко мне, – раздался из комнат голос Дейзи.
Ну вот, теперь он и девочку перепугал.
– Секунду, милая, – отозвалась Джина и вновь повернулась к нему. – Рэй, ты окей?
Рэй отступил назад и едва не рухнул на булыжную мостовую. Все надежды рассыпались в прах. Вместе с миром, в который он возвращался – если мир этот хоть когда-нибудь существовал.
– Хочешь, я позвоню кому-нибудь? – спросила Джина.
Он понимал, что она не имела в виду ничего подобного, однако этот вопрос был слишком похож на жестокую шутку. Позвонить? Кому? Хартингу с «Бензопилой»?
– Мама, пожалуйста!.. Мама! Мамочка!
Испуганная девочка звала все настойчивее. Словно разрываясь напополам, Джина перевела взгляд с него на дочь.
– Дейзи, пожалуйста, ступай, поиграй с братиком, – сказала она, повернувшись к дочери.
Оставаться здесь и дальше он просто не мог.
Когда Джина повернулась лицом к улице, Рэй исчез.
За спиной ее пятилетний сын взял Дейзи за руку и повел сестренку назад, в гостиную.
Глава тридцать шестая
Досье на Двойняшек имелись и в ЦРУ, и в ФБР, и в АНБ, и во время перелета из Куала-Лумпура в международный аэропорт Гуарани Кей Ти изучила все три. Разумеется, братьями-близнецами Ману Гонсалес и Ган Тэ-Юн не были. Прозвище досталось им из-за поразительного внешнего сходства, хотя первый был выросшим в Америке парагвайцем, второй же – выходцем из Северной Кореи. С детства жившему во Флориде, Гонсалесу, искусному программисту, надоело работать «на дядю», и он решил вернуться на родину. Тэ-Юн был перебежчиком, подозревавшимся в связях с «Управлением 39», секретным департаментом правительства КНДР, а по сути – международной преступной организацией под эгидой северокорейского государства. Безжалостные, надежно защищенные, после ликвидации Бариса Двойняшки стали крупнейшими из акул подпольной торговли технологиями. Похоже, с «RST» они предпочитали не связываться – вероятно, только поэтому параноик-Хартинг до сих пор и не послал по их души Бладшота.
«А ограничился мной», – подумала Кей Ти.
Самолет миновал завесу мелких брызг, поднимаемых в воздух великолепными водопадами, заложил вираж и устремился к солнцу, в знойное марево над городом. Город простирался внизу, окруженный полями и джунглями, точно ковром, через который, поблескивая в солнечном свете, тянулись, вились лентами синего шелка великие реки – Парана и Игуасу.
Отель оказался массивным барочным зданием цвета охры, выстроенным еще в девятнадцатом веке, затянутым сплошным пологом какой-то ползучей зелени (этих растений Кей Ти опознать не смогла). Располагался он на утесе, возвышавшемся над Параной. Просторный вестибюль девушка миновала исключительно благодаря уверенному виду человека, точно знающего, куда идет, и в собственном праве пройти туда нимало не сомневающегося. «RST» помогли ей, связавшись с местной резидентурой ЦРУ, откуда и сообщили, что Двойняшек можно застать за подготовкой к приему в одном из конференц-залов пятого этажа.
Осмотревшись вокруг, проведя разведку местности, уяснив себе план здания, Кей Ти двинулась наверх.
Остановили ее только под самый конец, и не кто-нибудь – собственная охрана Двойняшек, крепко сложенные ребята в бугрящихся под мышками пиджаках, державшиеся с особым, хозяйским видом, порождаемым обладанием средствами и полномочиями вершить акты насилия.
Кей Ти шла по устланному ковровой дорожкой коридору к двустворчатой двери, ведущей в конференц-зал с видом на реку, в котором Двойняшки устраивали совещания, и тут один из охранников вскинул перед нею ладонь, едва не угодив ей в лицо.
– Простите, мисс, коридор закрыт. Придется вам поискать обход, – сказал он.
Похоже, вежливость громила соблюдал лишь потому, что так ему велено: в конце концов, здесь ведь приличный отель.
– Мне нужно видеть Двойняшек.
Охранник оглядел ее с головы до ног. Под его взглядом Кей Ти не сумела сдержать гримасы крайнего отвращения.
– И с чем же вы к ним пожаловали, девушка? – спросил он.
– Это их дело, – не сдерживая раздражения, отрезала Кей Ти.
Охранник заулыбался, будто в восторге от себя самого.
– А для меня у вас что имеется? – мерзко ухмыльнулся он.
Сам вызывается стать наглядным пособием для урока… как это мило с его стороны.
– Только вот это, – ответила Кей Ти, резко взмахнув кистью, так что вылетевший из рукояти кончик складной дубинки остановился в воздухе под самым его носом.
Отвлеченный дубинкой, охранник замешкался, а этого-то Кей Ти и добивалась. Вскинув колено, она ударила его в кадык. Охранник, закашлявшись, качнулся назад. Тогда Кей Ти, резко выпрямив поднятую ногу, добавила ему каблуком в переносицу. Охранник рухнул, точно подрубленное дерево. Остальные трое, выхватив пистолеты, взяли ее на прицел. Кей Ти примирительно подняла руки.
– Я здесь не для того, чтоб валять дурака. Скажите Двойняшкам: меня прислал Хартинг.
Необходимость произнести это имя взбесила ее так, что словами не выразить.
Охранники переглянулись, явно не зная, как быть. Тот, с поврежденным кадыком, лежал на полу без движения, однако Кей Ти была абсолютно уверена, что била не насмерть.
Не прошло и минуты, как она предстала перед Двойняшками. Действительно, выглядели оба очень похоже. Примерно одного возраста, черные волосы одинаково гладко зализаны назад, разрез одинаково темных глаз и строение лиц почти идентичны. Конечно, эффект усиливали одинаковые блейзеры с галстуками, но, если на время забыть о том, что один – латиноамериканец, а другой – азиат, становилось вполне понятно, откуда взялась эта кличка. Позади них имелся балкон, выходящий на реку. Вокруг толпились охранники; некоторые отдавали должное фуршету, накрытому на складных столиках, придвинутых к стене. Тэ-Юн поднес к губам чашку кофе. Гонсалес поднялся и, заложив руки за спину, подошел к распахнутой балконной двери, подставил лицо ветерку, игравшему газовыми занавесями. С балкона отчетливо веяло запахами реки.
– Иметь дело с Хартингом мы не хотим, – заговорил Тэ-Юн.
Кей Ти слегка удивилась. Ни тебе расшаркиваний, ни даже угроз… Похоже, Двойняшек не заботило ничего, кроме дел – или же, в случае Хартинга, отсутствия таковых.
Гонсалес развернулся к ней лицом.
– Потому, что он – параноик, диктатор с комплексом Наполеона, и рано или поздно набрасывается на всякого, с кем бы ни работал, – пояснил он.
Тэ-Юн кивнул в знак согласия с «близнецом» и промокнул уголок губ салфеткой.
– Вы имеете дело не с ним, вы имеете дело со мной, – возразила Кей Ти.
Оба вздохнули. Честно говоря, такая синхронность выглядела жутковато. Уж не специально ли отрепетирована?
– Мы очень заняты, – начал Тэ-Юн. – А вы нас прервали.
– Быть может, вы перейдете прямо к сути дела? – предложил Гонсалес.
– Уиганс, – ответила Кей Ти. Выразить суть дела еще прямее было не в ее силах.
Лица обоих остались бесстрастными.
– Не станем оскорблять вашу проницательность ложью, – начал Тэ-Юн.
– Но нам нельзя забывать о собственной репутации, – продолжил Гонсалес.
– Если мы выдадим Уиганса Хартингу, – подхватил Тэ-Юн.
– Не Хартингу, мне, – перебила его Кей Ти.
Тэ-Юн страдальчески поморщился.
– То к нам потеряют доверие, – добавил Гонсалес.
– И перестанут иметь с нами дело, – закончил Тэ-Юн.
– Но вы ведь помните, как Хартинг поступает с теми, кто его разочаровывает? – спросила Кей Ти, как ни противно ей было служить рупором Хартинга.
– Полноте, мисс Тор, – начал Гонсалес, пройдясь мимо балконной двери из стороны в сторону.
– Неужто вы и есть… – продолжил Тэ-Юн.
– Хартингов сценарий убийства по личным мотивам? – подхватил Гонсалес.
– Его «мстительный дух»? – уточнил Тэ-Юн.
– Нет, – хором закончили оба.
Их слаженность не на шутку обескураживала.
– Не стоит грозить нам, – сказал Гонсалес.
Охранники в зале оставили завтрак, устремили все внимание на Кей Ти. В руках одного появился громоздкий, увесистый с виду пистолет-пулемет. Девушка напряглась, не сводя пристального взгляда с Гонсалеса.
– Сколько вы хотите? – спросила она.
Двойняшки дружно, в унисон, покачали головами.
– Денег у нас хватает, – сказал ей Тэ-Юн.
– Для нас куда ценнее кое-что другое, – добавил Гонсалес.
– К примеру, ваш дыхательный аппарат, – закончил Тэ-Юн.
«Именно то самое, что повлечет за собой визит Бладшота», – подумала Кей Ти. Но это было неважно. Гонсалес наконец-то подошел, куда ей требовалось.
Кей Ти сорвалась с места. Руки охранников скользнули под пиджаки. Вооруженный пистолетом-пулеметом вскинул оружие. Кей Ти взвилась над столом. Пистолет-пулемет изрыгнул очередь. Тэ-Юн рыбкой нырнул со стула в сторону, на пол. Пули вгрызлись в столешницу. Охранники выхватили пистолеты. Врезавшись в изумленного Гонсалеса, Кей Ти схватила его и под градом пуль вытолкнула на балкон.
Рухнув с высоты пяти этажей, оба упали в бассейн посреди веранды, устроенной на скальном выступе над рекой. Упали с глубокого края – именно для этого Кей Ти и пришлось подождать, пока Гонсалес не подойдет, куда нужно. Однако инерция падения все равно увлекла их к самому дну. Оттолкнувшись от кафельной плитки, Кей Ти отпустила Гонсалеса. Пули уже хлестали по воде, выбивая воронки в поверхности, однако баллистику предметов, на высокой скорости сталкивающихся с веществом примерно в семьсот восемьдесят раз плотнее воздуха, она понимала прекрасно. Едва попав в воду, пули медленно и неторопливо опускались на дно.
Гонсалес забарахтался в воде, устремившись к краю бассейна. Кей Ти, точно акула, скользнула за ним.
– В кого палите?! – задрав голову, заорал Гонсалес охранникам на балконе.
Тут рядом с ним из воды вынырнула Кей Ти. Сверху донеслись ответные крики – вроде бы по-корейски, но незнакомый язык тут же сменился испанским.
– Где Уиганс? – требовательно спросила девушка.
– Вы с ума сошли?! – завизжал на нее Гонсалес. Разлука с «близнецом» и прыжок ласточкой в воду с пятого этажа сказались на его самообладании не лучшим образом. – Мои люди и их стволы вовсе не испарились!
Кей Ти схватила его за ворот, оттолкнулась ногами от бортика, нырнула в глубину и вцепилась в прутья решетки на дне бассейна. Гонсалес отчаянно забрыкался, но Кей Ти хватки не разжимала. Теперь он оказался меж нею и поверхностью воды. Судя по степени охватившей его паники, он тоже видел бьющие по воде пули: похоже, Тэ-Юну еще не удалось окончательно взять обрадовавшуюся возможности пострелять охрану под контроль. Интересно, а знает ли Гонсалес о баллистических свойствах пули в воде столько же, сколько она? Если нет, нетрудно представить, насколько пугающим может оказаться этакий град пуль, пусть даже вреда причинить неспособных.
Почувствовав, что Гонсалес теряет силы, Кей Ти отпустила его, и он снова отчаянно рванулся к краю бассейна. Когда девушка нагнала его, он бессильно обмяк у бортика, закашлялся, брызжа слюной пополам с соплями.
– Уиганс! – потребовала Кей Ти, оценивая обстановку.
Заслышав выстрелы, большая часть купальщиков разбежалась кто куда, а немногие оставшиеся вмешиваться явно не собирались – что и неудивительно. Стрельба к этому времени стихла. С одной стороны, хорошо, но с другой – крайне скверно, потому что…
– Вы ведь понимаете, что они бегут вниз, верно? – спросил Гонсалес.
– Думаешь, успеют, прежде чем ты утонешь? – откликнулась Кей Ти, снова хватая его за ворот.
– Послушайте, я просто не знаю. Это же лучший способ сохранить тайну… мы просто снабдили его всем необходимым, чтоб спрятаться, охрану приставили… у меня даже нет связи с ним!
– Это мне не поможет, – сказала Кей Ти, снова толкнув его в глубину и придержав под водой.
– Постойте! – крикнул он в тот краткий миг, когда она ненадолго позволила ему вынырнуть. – Я знаю, где его искать!
– Брось тянуть время! Говори живо, или умрешь с полными воды легкими, а я попытаю счастья с твоим братцем.
И он рассказал обо всем. А как только закончил, к бассейну устремились вырвавшиеся из отеля охранники. Кей Ти взобралась на бортик, поднялась на ноги и что есть духу помчалась к нависшему над рекой краю веранды. Вокруг загремели выстрелы, засвистели пули, закричали перепуганные постояльцы отеля. Кей Ти почувствовала сильный удар в мякоть правого бедра, но не упала – нырнула вниз. Прыжок вышел куда изящнее первого, с балкона конференц-зала. Перед глазами замелькала стена обрыва, навстречу стремительно понеслась зеркальная гладь Параны.
Сомкнувшуюся над головой воду снова вспенили пули. Рана была несерьезна, но вот обильно струящаяся из нее кровь Кей Ти очень не нравилась. Вспомнить бы, каких водоплавающих хищников кровь может привлечь в южноамериканской реке… Крокодилов (или здесь не крокодилы, а кайманы)? Пираний? Анаконд? А может, здесь водится та крохотная шипастая рыбка с милой привычкой проникать в мочеиспускательный канал?
Глава тридцать седьмая
Нетвердо ступая, Бладшот брел прочь – прочь от дома Джины, от ее совершенной, счастливой семьи, от ее безупречной реальности, в которой ему нет места.
«Мустанг» 64-го года с откинутым верхом стоит на раскаленном асфальте военного аэродрома. В знойном мареве, прислонившись бедром к дверце машины, Джина выглядит непринужденно прекрасной – в точности как одна из красоток с плакатов шестидесятых.
Он чувствовал себя незваным гостем, инородным телом, вредоносной клеткой. Он существовал в мире насилия и безумия, ее же мир был миром домашнего покоя, тепла, уюта и безмятежности – именно такой жизнью и должны жить настоящие взрослые люди…
«Мустанг» мчался по полупустому, прямому, точно стрела, участку Тихоокеанского шоссе. Слева сияла золотом линия горизонта над океаном, далеко внизу бились о скалы океанские волны, отливавшие жидкой, расплавленной сталью, но Гаррисон всей этой красоты даже не замечал. Взгляд его был устремлен на жену. Вполне профессионально управляясь с рычагом передач, Джина гнала старенький «масл-кар» вперед, и ее волосы развевались в токах теплого встречного ветра.
Бладшота мутило, лихорадило, усиленное, укрепленное нанитами тело покрылось каплями пота. «И что теперь у тебя осталось?! Что?!» – вопил внутренний голос.
Ничего. Ничего…
Взмокший от пота, Гаррисон лежал рядом с Джиной на скомканных простынях. В номере царил полумрак, неярко мерцали свечи. На грани дремы, уже засыпая, Гаррисон понемногу переводил дух: посткоитальный пыл уступал место тихому, уютному довольству. Предложи ему сейчас оказаться в любом месте, где только душа пожелает – он, не задумываясь, остался бы здесь, в гостиничном номере, рядом с женой.
Мир закружился, в глазах все поплыло. Ультрамодный европейский район, полный кафе, баров, людей, щеголявших торчащими кверху, с макушки, пучками волос, был так далек от всего пережитого, что с тем же успехом мог оказаться еще одной симуляцией, еще одним глюком…
Вся его жизнь – ложь.
Джина привязана к креслу, стоящему посреди бойни. Охвачена ужасом, но взгляд ее говорит, что она любит Гаррисона, пусть даже Барис приставляет к ее виску ствол пневмопистолета.
И сам он ненастоящий. Он – симуляция, выдуманная Хартингом, составленная из фрагментов, частиц Рэя Гаррисона.
Стальное дуло пневмопистолета касается нежной кожи Джины.
Мартин Эйкс плотоядно ухмыляется Гаррисону, лучится довольством.
Он – просто экспериментальная оружейная платформа. Ствол с имплантированной ложной памятью о гибели жены вместо спускового крючка.
Теперь к голове жены приставляет пневмопистолет безымянный старый китаец.
Бывшая жена, Джина, его больше не любит. Он слишком долго заставлял ее ждать… а ради чего?
Кто он такой, Рэй Гаррисон?
Упругий щелчок пневмопистолета. Хруст кости под натиском стали. Фонтан крови.
Нет никакого Рэя Гаррисона.
Есть один только Бладшот.
Ультрасовременный, хищного вида черный клинок поликарбонатного ножа пронзил кожу. Лезвие глубоко, почти не встретив сопротивления, вошло в тело. Бладшот рухнул на мостовую, забился в судорогах, точно припадочный. Вены его почернели, мускулы съежились, плоть начала атрофироваться: заряд ножа взломал защиту нанитов в его крови.
Выступивший из темного переулка, тянувшегося вдоль дома Джины, Тиббс смерил жертву бесстрастным взглядом. В этом-то и заключается проблема Дальтона: он из всего тщится устроить спектакль. Гонится за славой, будто охотничий пес, пусть даже всей этой славы – только хозяйское одобрение. А ведь порой нужно просто тихонько подойти, сделать дело и убраться восвояси. Без шума, без пыли…
– Есть контакт, – доложил Тиббс в ларингофон. – Связь на счет «три».
Глава тридцать восьмая
Хартинг не смог сдержать довольной улыбки: недолго его творению удалось, вопреки воле хозяина, погулять на свободе! Залитый искусственным светом мониторов, он стоял перед главным экраном оперативного центра, рядом с нервно сжавшимся Эриком. Большой экран моргнул и ожил, получив сигнал антинанитового ножа. На экране замерцали пляшущие кривые показателей жизнедеятельности и диагностическая информация от электроники в его теле. Наниты вели безнадежную битву с чужеродными импульсами ножа.
– Ну, вот и делу конец. Вырубайте его, – велел Хартинг техникам.
Теперь ему предстояло решить, что подлежит восстановлению, а что нет, и стоит ли везти назад мясо и сбойный жесткий диск – то, что некогда было Рэем Гаррисоном. В конце концов, тут вам не сказка о Пиноккио; незачем его марионетке сознавать, что она – не настоящий мальчик.
Тиббс бросил взгляд на крохотный передатчик в рукояти антинанитового ножа. Рукоять раскрылась, точно затейливый электронный цветок, на маленьком жидкокристаллическом дисплее замелькали цифры обратного отсчета. Три… Два… Один…
Казалось, Бладшота заело, заклинило с выгнутой дугою спиной. Все это выглядело бы, как общий отказ системы, если б вдоль его тела, под кожей, не пробежала голубоватая рябь электрических искр. Бладшот расслабился, замер, глаза его закатились под лоб, вены и мускулы мало-помалу вернулись в норму, атрофия мышц начала отступать.
Подойдя ближе, Тиббс остановился прямо над жертвой, удовлетворенный чистой победой.
Глава тридцать девятая
Лил дождь. Сильный, как из ведра. Вода переполнила стоки, над решетками курился пар. Кей Ти прислонилась плечом к бетонной опоре. Пуля всего-навсего чиркнула по бедру. Рана болела, но движений не сковывала. Глухой ворот белой с кантами куртки она застегнула под горло, чтобы прикрыть дыхательный имплантат. По одну сторону улицы возвышался бетонный склад наподобие силосной башни, вдоль другой тянулась шеренга обветшавших офисных зданий. По словам Гонсалеса, здесь у Уиганса назначена встреча с китайцами для переговоров о предоставлении убежища и финансирования. Лично против Уиганса Кей Ти ничего не имела, но не хотела бы, чтоб этакий тип работал на конкурирующее государство.
Увидев, что задняя дверь склада отворяется, Кей Ти бросила что-то на землю, рядом с окутанной паром решеткой сточного колодца, зажала в губах сигарету и принялась обшаривать карманы куртки. Наружу, под проливной дождь, вышел Уиганс в сопровождении троицы телохранителей. Костюм технического гения состоял из шляпы, вязаного джемпера с нелепым орнаментом и полосатых брюк, уместных разве что на цирковом клоуне.
Уиганс с охраной двинулся вдоль улицы к ней. Позицию Кей Ти заняла как раз между входом на склад и двумя черными «мерседесами-гелендвагенами»: как показали наблюдения, именно ими Уиганс и пользовался. Девушку он, конечно, заметил, но сразу же опустил взгляд под ноги.
«Вот и правильно, – подумала Кей Ти. – Я – всего-навсего девушка, ни для кого не опасна».
Охрана Уиганса едва удостоила ее взглядов.
– Простите, огня не найдется? – спросила она, когда все четверо приблизились вплотную.
Если охранники дело знают, то увлекут его вперед, не обращая на нее внимания. Тогда придется пустить в ход план «Б».
Нет, охранники своего дела не знали.
Уиганс остановился. Трое охранников остались этим не слишком довольны, но тоже остановились, заняли позиции, наблюдая за улицей. Глядя куда угодно, но только не на промокшую беспомощную дамочку, которой требуется прикурить.
– Позвольте, – сказал Уиганс, вынимая зажигалку и поднося прикрытый горстью огонек к ее сигарете.
Кей Ти глубоко затянулась. Имплантированный в горло дыхательный аппарат тут же удалил из канцерогенного дыма всю отраву. Кей Ти улыбнулась. Уиганс улыбнулся в ответ. Похоже, противоположный пол не баловал его вниманием. Кей Ти выпустила струю дыма прямо ему в лицо. Уиганс заморгал, стараясь сделать вид, будто ничего не произошло, но тут же закашлялся, задышал чаще, мельче.
– Ага, тебе это вредно, – сказала она.
Глаза Уиганса закатились под лоб, колени дрогнули, и он рухнул в водосток, рядышком с газовой гранатой. Испускаемых гранатой паров галотана ни Уиганс, ни его охрана в клубах испарений из сточного люка не заметили. Кей Ти подмигнула ему, и он отключился.
Охранники устремились к нему.
Первого Кей Ти ткнула сигаретой в глаз, отвлекая россыпью искр. «Мерзкая привычка», – подумала она. Охранник отпрянул назад, прикрыл глаз ладонью, но поздно. Металлический лязг – и навершие складной дубинки раздробило ему колено. Громила вскрикнул от боли, припал на сломанную ногу, и новый удар, обратным махом, пришелся ему в лицо, сокрушив челюсть. Изо рта охранника градом брызнули выбитые зубы, голова резко мотнулась вбок, и первый противник рухнул в водосток, лицом в воду. Как ни странно, Кей Ти от души понадеялась, что он не захлебнется.
Тут на нее бросился второй охранник. Кей Ти, присев, ушла в сторону, развернулась на месте. Этому удар пришелся в щиколотку. Треснула кость, увлеченный вперед инерцией охранник взвился в воздух и упал, уткнувшись лицом в мостовую. С легким удивлением обнаружив, что он пытается подняться, Кей Ти ударила его по затылку с такой силой, что раскроила череп. Охранник разом обмяк и замер.
Тем временем третий тоже летел на нее, размашисто молотя кулаками по воздуху. Удары его были довольно медленными, однако силы в каждом хватило бы, чтобы снести девушке голову с плеч – если б, конечно, хоть один достиг цели. А вот пинок в грудь действительно застал ее врасплох. Кей Ти рухнула на спину, но, кувыркнувшись через голову, пружинисто, плавно поднялась на ноги. Охранник кинулся следом – прямиком в облако испарений галотана. Удары его сделались еще более беспорядочными, а от таких увернуться легче легкого. Нырнув под кулак, Кей Ти дернула охранника за руку. Тот развернулся, споткнулся, затоптался на месте, точно боксер в нокдауне. Опершись о плечо противника, Кей Ти прыгнула вверх, сдавила коленями его шею, сбила с ног и продолжала душить, пока лицо охранника не побледнело и он не лишился сознания.
Снова поднявшись на ноги, Кей Ти смерила поверженного охранника взглядом.
– Чмо криворукое, – пробормотала она.
Ей требовалось выпустить пар: слишком уж много на сердце скопилось агрессии, – однако расправа с группой охраны Уиганса оказалась для этого слишком простой.
Склонившись, девушка подхватила Уиганса за ворот, выдернула из-под бесчувственной туши охранника и поволокла добычу вдоль улицы.
Глава сороковая
Бладшот в одиночестве стоял посреди комнаты без окон и даже дверей. Босой, он был одет в белые штаны и футболку – примерно такие же можно увидеть в любой психиатрической лечебнице. На миг ему даже подумалось: может, он повредился в уме, а вся эта чушь насчет киборгов и нанитов – просто галлюцинации, результат слишком долгого пребывания «в поле»? Спецназовцы редко заводили об этом речь, но в глубине души каждый знал, что и тело, и разум имеют свои пределы. И как же часто, как часто приходилось работать на грани, а ведь без конца такое продолжаться не может: рано или поздно что-нибудь да надломится… Вот только с идеей о галлюцинациях имелась одна проблема: откуда столько деталей? Да, в технике, необходимой по службе, он разбирается, но «RST» – это же нечто из научной фантастики!
– Гаррисон.
Бладшот развернулся. За спиной стоял Хартинг. После всего, что Бладшот пережил по милости доктора, даже собственное настоящее имя в его устах казалось чем-то омерзительным, непристойным. Все эти трюки с памятью… все эти муки при виде того, как снова и снова убивают жену…
«Да, только она тебе больше не жена».
– Все это сделал ты! – выдохнул Бладшот, рванувшись к Хартингу.
Удар… но кулак беспрепятственно прошел сквозь тело доктора, так что Бладшот чуть не потерял равновесие. Хартинг оказался призраком.
– Вы – в вашей собственной голове, – спокойно пояснил Хартинг. Конечно, он даже с места не сдвинулся.
– Что все это такое?! – зарычал Бладшот.
Хартинг стоял в окружении видеокамер, снимавших его во весь рост со всех сторон. Далее изображения оцифровывались и соединялись в его точную трехмерную копию, копия проецировалась в ментальное построение, в виртуальную реальность, создаваемую микропроцессорами порабощенных нанитов Бладшота, а сам Хартинг мог видеть ее на экранах мониторов вокруг. Этакая электронная, цифровая комната смеха…
– Скажем так: воображаемое пространство, где мы можем побеседовать без посторонних ушей.
Со стороны все выглядело так, будто Хартинг разговаривает с безлюдной лабораторией, но там, в «воображаемом пространстве», Бладшот мог и видеть его, и слышать.
Бладшот встряхнул головой, обошел Хартинга кругом, точно дикий зверь, пустив в ход все навыки, все инстинкты, ища слабость врага, которой мог бы воспользоваться.
– Как же тебе повезло, – прорычал он.
Образ Хартинга поджал губы.
– Что ж, хорошо. Позвольте, я упрощу вам задачу и помогу взглянуть на все это с моей точки зрения.
С этими словами изображение Хартинга забарабанило пальцами по экрану электронной руки.
Белые стены «не-комнаты» исчезли, сменившись множеством брызнувших во все стороны геометрических фигур, всевозможных строительных блоков, тут же собравшихся в примитивный контурный пейзаж. Пол тоже ухнул вниз, потянулся вширь, вдаль, изменил очертания. Миг – и грубые контуры обрели четкость, яркость, обросли множеством деталей, превратились в катера, лодки, рыночные прилавки, приморские домики, бутик-отели, старомодные ресторанчики… и все это было таким же до жути знакомым, как и ощущение, будто в жизни Бладшота нет ничего настоящего. На горизонте, точно грибы в ускоренной видеозаписи, потянулись ввысь гряды гор, к берегу прихлынули воды океана, мир стал рельефным, детальным, наполнился светом и тенью, и Бладшот оказался на рыболовной пристани прибрежного калифорнийского городка – того самого, куда приехал с Джиной после момбасского дела. Вот только теперь он чувствовал, что на самом-то деле никогда там не бывал, потому и названия городка не мог вспомнить, или же вовсе не знал.
Всё и вся вокруг сохраняло полную, абсолютную неподвижность. Казалось, Бладшот очутился внутри фотоснимка. Торговцы за прилавками, другие заезжие визитеры, ребятня за игрой, океанские волны – даже чайки в небе застыли, замерли на местах. Но Хартинг выстучал на экране электронной руки новую команду и, словно бог, вдохнул в окружающий мир жизнь. Теперь Бладшот слышал и рокот волн, и крики кружащих в воздухе чаек, и чувствовал щекой дуновение теплого ветра. Невероятное правдоподобие… ни одно из человеческих чувств не могло отличить этого мира от настоящего!
– И все это – для вас, – сказал Хартинг.
Судя по тону, он не сомневался: Бладшот должен быть ему благодарен. В конце концов, не каждому же достается свой собственный, на заказ изготовленный мир.
– Ты пользовался мной втемную. Ради того, чтоб убивать.
Именно это и внушало Бладшоту сомнения. Убийства, охота за злоумышленниками, за теми, кто угрожает жизненному укладу мирных людей, были в буквальном смысле слова его работой. Весь этот фарс мог понадобиться Хартингу только затем, чтобы Бладшот убивал по его указке тех, кого не следует – кто, возможно, и не заслуживает смерти. Однако, по его собственным наблюдениям, Эйкса с Барисом ангелами уж точно не назовешь. Тогда к чему же подобные сложности? Вроде бы ни к чему.
«Разве что Хартингу просто нравится разыгрывать из себя бога».
– Да. В этом вы необычайно искусны, – откликнулся Хартинг.
Его присутствие здесь, в этом месте, портило, оскверняло воспоминания о Джине, насколько бы ложными они в итоге не оказались.
– Ты внушал мне, будто они убили мою жену.
«Хотя я и без того прекрасно умел убивать, – подумал Бладшот. – Только вот мотивации, конечно же, не сравнить».
– Жажда мести – существенная часть алхимических процессов, творящихся в глубинах вашей души, – пояснил Хартинг.
Да, определенный смысл в этом имелся. Бладшот был одним из тех, кто завербовался в Корпус на волне теракта 11 сентября. Стал рядовым солдатом в войне с террором. Однако теперь он уже сомневался: в самом ли деле так и случилось, или и это – запрограммированные воспоминания? Может, в действительности он, так сказать, чистый лист, робот-мститель, сотворенный из ничего? Интересно, чувствовал бы на его месте другой человек то же самое? Впрочем, тут он данными для сравнения не располагал. Может статься, в конечном счете, он вправду – всего-навсего оружие под названием «Бладшот» и больше ничего…
– Кем я был в прошлом? – требовательно спросил Бладшот. – Где моя семья?
– Одна из главных причин невероятного успеха проекта состоит в том, что большая часть сказанного мной – чистая правда, – ответил Хартинг.
Намек на настоящее «я», хоть на что-то реальное в жизни, неожиданно тронул за душу, однако это чувство только разозлило Бладшота сильнее прежнего. Хартинг снова разыгрывал из себя бога, выдавал истину понемногу, по ложечке за раз… Убить его хотелось так же (если не более) сильно, как и Бариса с Эйксом, но в следующий миг Бладшот невольно задумался: может быть, это просто еще один трюк, еще одна часть имитации?
– Ваше тело было пожертвовано нам военными, как не востребованное никем из родных, – продолжал Хартинг. – Вы, Рэй, любили воевать. Война была для вас все равно, что наркотик.
– Ну да, однако жизнь-то меняется, – сказал Бладшот, охваченный внезапным желанием оправдаться.
Да, в словах доктора он отчего-то нимало не сомневался. Действительно, так оно и было. Это-то и заставило Джину уйти. По самому высшему счету, война, азарт, кровь, грязь и дерьмо битвы, для него были важнее жены.
– Несомненно. Жизнь – она как погода. Как смена зим веснами. Но знаете, что не меняется никогда? – спросил Хартинг. Очевидно, ответ на сей риторический вопрос ничего хорошего Бладшоту не сулил. – Парни вроде вас, Рэй. Вам нравится жизнь в рамках, нравится определенность… да не просто нравится – она вам необходима.
– Не тебе решать, что мне необходимо! – огрызнулся Бладшот.
В известной мере он был рад, что Хартинг не заявил, будто ему нравится убивать. Углубляться в подобные мысли ему очень бы не хотелось.
– Там для вас ничего не осталось. Хотите знать, где вы покажете себя в наилучшем свете? – спросил Хартинг.
Еще один вопрос, на который Бладшот не хотел бы слышать ответа…
– Хотите знать, где вы неизменно будете наилучшей версией себя самого? – продолжал Хартинг.
В глубине души ответ Бладшот знал и сам, только очень уж не желал соглашаться с ним.
– Со мной. Здесь. В этом мире, сотворенном мною специально для вас.
Бладшот молча взирал на Хартинга, изо всех сил борясь с соблазном его предложения.
– Но все это – ненастоящее, – выдавил он.
Хартинг заулыбался, как будто понял: теперь Бладшот в его руках.
– Вы спасаете заложника. Проводите ночь с любящей вас женщиной. И просыпаетесь – в новом теле, с ясной жизненной целью.
Бладшот прошелся из стороны в сторону, пытаясь уложить все это в голове. Хартинг был прав. В его правоте Бладшот ничуть не сомневался. Его предложение как нельзя лучше подходило и первому Рэю Гаррисону, и второму. И любящему мужу, нормальному человеку, которым он был (или, может быть, притворялся?) дома, и праведному воину, нуждавшемуся в поводе (или в благовидном предлоге?) для битвы.
Вот только имелась тут одна загвоздка.
Маленькая такая загвоздочка.
Свобода воли.
Бладшот остановился, развернулся, шагнул к Хартингу, придвинулся к нему вплотную.
– Нет. Хватит. Хватит с меня всего этого. Особенно тебя, – ответил он.
Теперь-то он будет знать, что происходящее – не взаправду. Будет знать, что просто в очередной раз отбывает номер.
Хартинг устало вздохнул, точно отец, разочарованный сыном. Точно рассерженный собственным творением бог.
– Это не просьба, – пояснил он Бладшоту, поднимая руку.
В руке его словно из ниоткуда возник пульт дистанционного управления. Хартинг нажал на кнопку, и…
И Бладшот пробудился к жизни в суровом холоде палаты воскрешения. Пробудился и закричал, чувствуя, как лезвия впиваются в плоть, нащупывая главные кровеносные сосуды, а автоматы-вампиры высасывают из оболочки тела насыщенную электроникой кровь.
Глава сорок первая
Придя в себя, Уиганс первым делом почувствовал жуткую головную боль и осознал, что находится на борту самолета.
– Уй-йо-о! – простонал он, открывая глаза.
К его приятному удивлению, помянутый самолет оказался комфортабельным частным лайнером, а сам он – не связан, не закован в наручники, и прочими способами в движениях не ограничен. Напротив сидела девица, накачавшая его отравой. Девица весьма привлекательная… но отравленный газом Уиганс был куда менее склонен к галантности, чем Уиганс до отравления газом, предлагавший ей прикурить.
– Значит, вы… – начал он.
Девица поднесла к губам палец, и Уиганс умолк. Умолк вопреки собственному обыкновению: на нервах его всегда пробивало на болтовню, а в данный момент он был здорово перепуган. Вскоре затянувшееся молчание сделалось невыносимым.
– А что с моими охранниками? – выпалил он. – Ну, понимаете, при всей их слегка хулиганской натуре, ребята-то они, в общем, были неплохие… Конечно, не стоит ожидать, будто подобные люди способны поладить с такими, как я, но…
– Они живы, – оборвала девица его поток слов и выложила на разделявший их столик какой-то прибор.
Прибор Уиганс узнал не сразу, однако, логически поразмыслив, решил, что это – нечто вроде высокочастотного генератора «белого шума».
– Нас что, слушают? – спросил он.
Девица подняла на него взгляд, но промолчала.
– Потому что, если нас слушают в самолете, использующемся для перевозки пленников, значит, он наверняка принадлежит вашим нанимателям, так отчего ж вы тогда не хотите, чтобы они нас слышали?
Девица все так же молча приспустила ворот блузки, и Уиганс увидел вживленный в ее тело имплантат – судя по месту расположения, какой-то дыхательный аппарат. Теперь понятно, отчего газ – предположительно, пары галотана – на нее не подействовал. Вдобавок, сложность имплантата прямо и недвусмысленно указывала, на кого эта девица работает. Вот тут Уигансу сделалось по-настоящему страшно.
– Вы ведь работаете на «Ар-Эс-Ти», верно? – спросил он.
Девица открыла входной порт имплантата и вставила в гнездо разъем. Разъем кабеля, тянувшегося к грошовому паленому планшету, очевидно, купленному где-нибудь в закоулках Сьюдад-дель-Эсте.
– Вы – одно из творений Хартинга, так?
Этого девица без внимания не оставила и полоснула его раздраженным взглядом.
– Послушайте, я вовсе не имел в виду вас обидеть, просто само собой как-то вырвалось, но лично меня игры в этакий электронный бондаж совершенно не привлекают…
– Уиганс, – заговорила девица, пытаясь остановить его, но где там – он только начал!
– Вот другие игры со связыванием, в зависимости от обстоятельств, от партнерши, от настроения… то есть, не желаете ли вы… Нет-нет, забудьте об этом вопросе. То есть, я к вам вовсе не клеюсь. Ну, то есть, я не хочу сказать, будто вы не… Послушайте, это совсем не харрасмент какой, не приставания при исполнении… да и какие там приставания – вон ведь вы всем им как врезали. Я просто в буквальном смысле остановиться не могу, потому что боюсь и рабом Хартинга стать не хочу, – не слишком-то складно закончил он.
Пальцы девицы заплясали над экраном планшета.
– Все? – спросила она.
– Послушайте, я понимаю: этот вопрос – не приглашение продолжать болтовню, но вы должны понимать, вы должны знать: он – чудовище.
– Я знаю, – ответила она, разворачивая планшет экраном к нему. На экране мерцало сообщение: «В доступе отказано». – Мне интересно другое: не можешь ли ты с этим помочь?
Уиганс взглянул на экран и вновь поднял взгляд на нее.
– А если могу, что тогда? – спросил он.
– Тогда я та́м все сожгу, – отвечала она. – Чтоб даже пепла не осталось.
Размышляя над этим, Уиганс сумел удержать рот на замке.
– Выходит, у нас переговоры? – уточнил он.
– Наверное, да, – подтвердила она. – Хотя, если ты не сумеешь помочь, мне придется отдать тебя… сам знаешь, кому.
– Этого мне уж точно не хочется, – пробормотал Уиганс, скорее, не ей, а себе самому.
– Чего же ты хочешь? – спросила девица.
Подобных вопросов ему давненько уже не задавали. Последних работодателей, как правило, заботило только то, чего хочется им самим; к нему относились, будто к какому-то технологическому рабу, прислуге на побегушках… Да, разум Уиганса даже без наркоты работал необычайно быстро, но тут ответ пришел в голову далеко, далеко не сразу.
– Я хочу на все это посмотреть, – наконец сказал он.
Девица молча кивнула.
Глава сорок вторая