Светлана Замлелова

Эдуард Стрельцов. Воля к жизни

© Замлелова С.Г. Текст., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Начало

В знаменитом романе Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны» есть эпизод о злоключениях Швейка в поезде. Швейк, решив проверить действие аварийного тормоза, остановил поезд, за что и был высажен на станции Табор. Разобравшись в происшествии, начальник станции оштрафовал Швейка на двадцать крон, после чего тот отправился догонять свой поезд «навстречу новым приключениям будейовицкого анабазиса». Между тем все, кто присутствовал при разговоре Швейка с начальником станции, долго не расходились, обмениваясь впечатлениями от недавнего происшествия. Кто-то рассказывал, что поймали шпиона, фотографировавшего вокзал. Какая-то дама утверждала, что не было никакого шпиона, зато некий драгун зарубил офицера возле дамской уборной за то, что офицер ломился в уборную к возлюбленной драгуна, явившейся на вокзал, дабы проводить на фронт своего милого.

Возникновение этих фантастических версий Гашек связывает с нервозностью военного времени, для которого характерны обостренное восприятие действительности, недоверчивость и поиск самых невероятных объяснений для событий самых обыкновенных. Добавим, что нервозность эта присуща не только военному времени, но и любой переходной эпохе, когда людьми владеют страх, растерянность и разочарование. Именно в такие периоды истории рождаются новые мифы, на осмысление и преодоление которых уходят впоследствии долгие годы. Нечто похожее произошло и в России в конце XX века, когда большая страна ослабла и распалась на полтора десятк-ка государств. На этих величавых обломках и появилась новая мифология, определившая во многом течение дальнейшей жизни 1/6 части суши и оказавшая влияние на мировоззрение нескольких поколений. Из закрытого социалистического общества миллионы людей шагнули в открытое капиталистическое. Но отсутствие иммунитета и вообще слабое представление о новой жизни превратили акклиматизацию в тяжелейшее испытание.

Перестройка и последовавшие за ней 90-е годы, которые сегодня кто-то вспоминает с ужасом, а кто-то с нежной грустью, нанесли народам бывшего СССР тяжелейшую травму. Травма возникает в периоды, когда происходит ломка упорядоченного мира, ломка стереотипов общественного сознания, когда человеку отказывают в доступе к жизненным благам, когда оскорбляют память и смеются над верой. Такая травма может буквально разрушить общество, обесценив ценное и возведя в ранг нормы недопустимое прежде. Травму может вызвать революция или государственный переворот; иностранная оккупация или принудительная миграция; экономический кризис или экономическая реформа; громкий правительственный скандал или убийство руководства страны; проигранная война или ревизия героических традиций. Польский социолог П. Штомпка пишет о разновидностях травмы, выделяя травму демографическую или биологическую, структурную и культурную. Культурную травму П. Штомпка считает самой опасной и самой труднопреодолимой. Эта травма способна сохраняться в коллективной памяти на протяжении поколений, проявляясь время от времени. Именно с ней связаны внутригрупповая ненависть и конфликтность. Эта травма не имеет отношения к индивидуальным нарушениям психики, она переживается всем обществом и вызвана разрушительными событиями, ломкой ценностных и семантических систем.

Обедневшее вдруг и обманутое население постсоветского пространства лишилось как социальных благ, так и всяческих прав. Появились в огромном количестве бездомные и наркоманы, бандиты выделились в отдельную прослойку. И все это на фоне издевательств и жестокости нуворишей, оскорбления достоинства, разрушения идеалов и глумления над историей. Миллионам людей вдруг заявили, что они – жалкие «совки», быдло, ни на что не годные лентяи и бездари, не создавшие за всю свою историю ничего путного, грязные, вонючие пьяницы. Ломка всегда грозит раздвоением или какой-то коллективной шизофренией, когда, по слову американского социолога Р. Мертона, «отвержению некогда усвоенных институциональных норм будет сопутствовать скрытое сохранение их эмоциональных составляющих». А с этой раздвоенностью связано постоянное напряжение, сохранение озлобленности и агрессивности. В мире все взаимосвязано: экономика, нравы, культура. И не просто связано: бытие, как известно, определяет сознание. Сознание человека разных цивилизаций и разных эпох прочно спаяно с его историческим бытием.

Нужно учесть и особенность информационной политики советского времени, когда о происшествиях говорилось настолько лаконично, что поневоле советские граждане пытались найти объяснения происходящему. Вспомним хотя бы гибель Ю.А. Гагарина, или пожар в гостинице «Россия», или столкновение в Цемесской бухте. Что? Как? Почему? События освещались настолько скупо, что удовлетворить естественное любопытство не удавалось. Поневоле приходилось додумывать и предлагать собственные версии происходящего. Сегодня мы видим другую крайность: любое происшествие смакуется и обсуждается в мельчайших деталях, что порождает как пресыщенное равнодушие, так и разного рода нездоровый интерес. Тут и задумаешься, что же лучше: ограждать коллективную психику от информации, вызывающей стресс, или пустить все на самотек, предоставив граждан самим себе. Притом что, как выяснилось, даже засилье информации не защищает от порождения самых разнообразных слухов, перерастающих в мифы и объединяющих вокруг себя людей на манер секты.

Начиная с середины 80-х всю страну захлестнули разного рода разоблачения, на основе которых рождались новые мифы – по преимуществу отрицающего толка и объясняющие любой сложности явления при помощи одной-единственной нехитрой схемы: тоталитарный советский строй уничтожал народы и калечил судьбы. Да, сегодня доподлинно известно, что разоблачения тех лет появлялись не просто так, а с целью внушить народам СССР и соцлагеря простую, но важную мысль: «так жить нельзя», и потому «Карфаген должен быть разрушен». Но тогда растерянные, потрясенные люди воспринимали все за чистую монету. И постепенно утвердилась новая мифология, повествующая о миллионах расстрелянных ни в чем не повинных граждан, о сожженных на кострах и скормленных диким зверям заключенных ГУЛАГа, о памятниках Иуде, ритуальных убийствах и дьявольском присутствии в государственной символике СССР, о кровожадности и маниакальности советских лидеров, о вездесущем и всемогущем, как бог Шива, Комитете государственной безопасности; о загубленных биографиях и несостоявшихся карьерах, о нераскрытых талантах и затоптанных чувствах; о запуганности, забитости и раболепии советских людей. Характерно, что разветвленная, опутавшая чуть ли не полмира сеть секретных тюрем ЦРУ, где в XXI в. применяются пытки и прочие приемы подавления личности, не пугают обывателя так же, как пенитенциарная система внутри одной страны, совокупность исправительно-трудовых заведений, существующих в том или ином виде в любом государстве. Просто на СЕТЮР[1] ЦРУ не нашелся пока свой А.И. Солженицын, да и некому было бы тиражировать его сочинения на всю планету.

Но постепенно, по прошествии времени, появилась возможность знакомиться с историей Отечества не на страницах журнала «Огонек» и прочих аналогичных изданий. Некоторые из тогдашних сенсационных утверждений стали рассматриваться несколько иначе, а кое-кто из разоблачителей той поры оказался разоблачен уже в наши дни. И не все обвинения по адресу СССР воспринимаются ныне столь же доверчиво и безоговорочно. Эпоха после 1991 г. научила многих сомневаться, критически мыслить и внимательно относиться к любой информации. Созданные три десятилетия назад мифы подвергаются пересмотру.

Вот об одном из таких мифов, а также об одной замечательной судьбе мы и поговорим на этих страницах. Но сначала – быль.



21 июля 1937 г. в подмосковном городке Перово в семье Стрельцовых родился мальчик, получивший от родителей имя Эдуард. Это сегодня Перово – район Москвы. А с 1925 по 1960 г. бывшее село Перово числилось городом. Население этого небольшого городишки было занято на нескольких заводах, в большинстве обанкротившихся и расформированных к настоящему времени. На одном из таких предприятий, ныне канувшем в Лету заводе режущих инструментов «Фрезер», работали и Стрельцовы. Сначала отец и мать, а потом и подросший сын Эдуард. А вот счастья в семье не было. Богатырского сложения отец нрав имел спокойный, а руки – золотые. Так что даже вся мебель в доме была сделана этими руками. А вот матушка отличалась характером взбалмошным, и едва ли не первое, и уж точно единственное детское воспоминание Эдика об отце было связано с бурным выяснением отношений между родителями. Вспылив, Софья Фроловна Стрельцова схватила с плитки горячий кофейник и запустила в мужа. Но кофейник, налетев на выставленную ладонь отца семейства, отскочил, врезался в стену и рухнул со всем содержимым на пол.

ВСЮ ЖИЗНЬ ЕМУ НЕ ХВАТАЛО ОТЦА И УЖАСНО ХОТЕЛОСЬ УЗНАТЬ: ЛЮБИЛ ЛИ ОТЕЦ ФУТБОЛ И ВИДЕЛ ЛИ ХОТЬ РАЗ ИГРУ СВОЕГО ЗНАМЕНИТОГО СЫНА.


– Успокоилась? – поинтересовался супруг, закурил и продолжать выяснение отношений отказался.

Впрочем, возможно, на характер Софьи Фроловны влияние оказывало ее отнюдь не богатырское здоровье: молодой еще женщиной она перенесла инфаркт, страдала астмой, так что к сорока годам имела инвалидность.

Когда началась война, отец ушел на фронт. Ушел рядовым, а пришел на побывку в 1943-м офицером разведки. Тут бы жить да радоваться, тем более в 1945 г. вернулся отец живым и здоровым. Да вот только вернулся он не в родное Перово, а в Киев, оставшись с другой женщиной после того, как Софья Фроловна, узнав от ординарца о внебрачной связи супруга на фронте, запретила тому возвращаться домой. Так и вырос Эдик без отца, на которого смотрел с восхищением, о котором помнил и больше всего на свете жалел, что не мог видеть его хотя бы время от времени. Всю жизнь ему не хватало отца и ужасно хотелось узнать: любил ли отец футбол и видел ли хоть раз игру своего знаменитого сына. И оставалась обида на мать, лишившую сына чего-то важного, а может быть, и самого главного в жизни.

Но это было потом. А пока шла война. Эдик рос и, как большинство советских детей, ходил в детский сад, а потом – в школу. Воспитательница в саду вспоминала о нем впоследствии, что хоть озорным он и не был, но если попадался за шалость, то никогда не просил прощения. Вспоминая уже о взрослом Эдуарде Стрельцове, первая жена его Алла Деменко отмечала ту же черту, сохранившуюся с детства, – просить прощения он не любил и как будто не умел. Эта черта любопытная и кое о чем говорящая, так что в свое время мы к ней еще вернемся.

Военное время было голодным, все время хотелось есть, так что порой, за неимением другой еды, приходилось грызть жмых. Надеть было нечего, и мать ругала за разбитые мячом ботинки, в которых Эдик ходил в детский сад, – уже тогда он играл в футбол. Во дворе дома в Перове была площадка, засыпанная опилками, где местные мальчишки гоняли мяч.

Голодное, оборванное военное детство пролетело быстро. И вот уже, окончив семь классов, Эдик пошел работать на «Фрезер» слесарем-лекальщиком и почти сразу оказался в юношеской футбольной команде завода. Он был самым маленьким в команде, но за лето 1949-го вдруг вытянулся сразу на тринадцать сантиметров и благодаря взрослому телосложению и уже заметной манере игры оказался во взрослой команде.

Несколько лет он играл и за взрослых, и за юношей, пока в 1953 г. на стадион «Фрезер» в перовском районе Плющеве не приехала на товарищескую встречу юношеская сборная «Торпедо». Фрезерский тренер М.С. Левин дружил с торпедовским В.С. Проворновым и попросил его взглянуть на своих ребят – Эдика Стрельцова, Женю Гришкова и Леву Кондратьева. Проворнов взглянул и всех троих пригласил в «Торпедо».

Надо сказать, что Стрельцов в то время уже мечтал о другой команде, напитываясь большим футболом на московских стадионах. Часами отстаивал он очереди за билетами на стадион «Динамо», чтобы увидеть игру прославленных мастеров. Трофимов, Бобров, Дементьев, Федотов… Из-за Федотова и Боброва он болел за армейцев, но командой мечты оставался «Спартак». И когда впоследствии его пригласили играть за любимую команду, он был склонен принять это приглашение и уйти из «Торпедо». Соблазн оказался очень велик, играть за «Спартак» представлялось ему огромной честью. Но в «Спартаке» надлежало занять место Н.П. Симоняна – игрока, которого Стрельцов бесконечно уважал, а потому не смог пойти на такой шаг, не хотел чувствовать себя человеком, который выжил товарища из команды. Он считал, что вполне может дождаться, когда Симонян закончит карьеру и уйдет из футбола. Вот тогда можно было бы перейти в любимый «Спартак». Однако этому не суждено было сбыться.

А пока в 1953 г. он с командой торпедовских мастеров попал на сборы в Сочи. Старший тренер «Торпедо» В.А. Маслов счел нужным провести совместную подготовку новичков с опытными игроками. Так стремительно началась футбольная карьера Эдуарда Стрельцова, почти сразу попавшего в основной состав мастеров. К слову, сам Стрельцов вспоминал потом, что о его приятеле Леве Кондратьеве кто-то из тренеров отзывался как о более интересном и перспективном игроке. Но ни Кондратьев, ни Гришков так и не стали серьезными футболистами. Оба вскоре поступили учиться и занятия в институте и техникуме не стали совмещать с футболом. И только Стрельцов оказался болен игрой, из той троицы он один мечтал посвятить себя мячу и полю.

В первых матчах за «Торпедо» он оставался в основном на скамейке запасных. На поле выпускали его ненадолго – минут на двадцать. Дебют состоялся 4 апреля 1954 г., когда «Торпедо» играло в Харькове с местным «Локомотивом». Стрельцова выпустили за двадцать минут до конца матча. Мяча он не забил, зато спустя много лет его первый выход на поле в составе «Торпедо» оказался в центре внимания любителей футбола. Дело в том, что арбитр из Риги Эдгар Клавс, ведший протокол того матча, утверждал, что четвертый гол – а «Торпедо» выиграло у харьковского «Локомотива» 4:1 – забил не кто иной, как Стрельцов. Правда, судя по всему, об этом Стрельцов и сам не знал, потому что в своей книге «Вижу поле» о той харьковской игре сообщает буквально несколькими словами. Но выяснилось, что газета Завода имени Сталина (так до 1956 г. назывался Завод имени Лихачева) «Сталинец» (впоследствии – «Московский автозаводец») откомандировала в Харьков и журналиста, и фотокора. Так что в распоряжении редакции имелась не только заметка со стадиона, но и фотография того самого спорного гола. На фото было видно, как мяч летит в ворота от ноги Виталия Вацкевича. Стрельцов же вообще не попал в кадр, то есть рядом с забитым мячом его не было.

Следующий выход Стрельцова состоялся там же, в Харькове, 8 апреля на встрече с ленинградской командой «Трудовые резервы». В книге «Вижу поле» Стрельцов пишет, что в той игре смог принести своей команде «некоторую пользу», утверждая, что атаковал ленинградского защитника, с перепугу ударившего в собственные ворота: «Когда меня выпустили, наши 0:2 проигрывали. Но не собирались сдаваться. И второй гол при моем непосредственном участии сквитали – я прямо на защитника шел, он от испуга ошибся и мимо своего вратаря пробил…» Правда, ни в «Советском спорте» от 10 апреля 1954 г., ни в «Социалистичной Харькивщине» от 9 апреля 1954 г. о Стрельцове не говорится ни слова. Действительно, ленинградский защитник Александр Донцов за 6 минут до конца игры отправил мяч в свои ворота. Но не после атаки Стрельцова, а в ходе борьбы с Александром Гулевским. К тому же в своей книге Стрельцов называет «Трудовые резервы» ленинградским «Динамо». Но будем считать, что название команды подзабылось, а вот ощущения от игры, чувство своей причастности к забитому мячу сохранились на всю жизнь.

Зато гол юного форварда из «Торпедо» в ворота тбилисского «Динамо» ни у кого не вызывает сомнений. В Тбилиси почему-то сразу же полюбили Стрельцова. Более того, именно в грузинской столице, по воспоминаниям самого Эдуарда Анатольевича, начали складываться его отношения с футбольной публикой. А тбилисские болельщики всегда тепло принимали Стрельцова. Уроженец Тбилиси, спортивный журналист и азартный болельщик А.Т. Вартанян вспоминал, как еще накануне приезда в Грузию автозаводской команды любители футбола, собиравшиеся ежедневно возле турнирной таблицы тбилисского стадиона «Динамо», дабы обсудить последние новости игры с мячом, заговорили о появившемся в «Торпедо» вундеркинде по фамилии не то Стрелков, не то Стрельников.

Неизвестно, каким образом эти слухи дошли до Тбилиси, но поглазеть на чудо-парня в дождливый апрельский день явились многие. Матч начинался в 17.30 по местному времени, но уже на тренировке москвичей народу на трибунах было немало. Стрельцов публике сразу понравился: высокий (182 см), стройный, длинноногий. «Весь такой чистенький, – вспоминает А.Т. Вартанян, – светленький, голубоглазый, кровь с молоком – красавец парень, глаз не отведешь». Просто чудо-богатырь из русской сказки. Очарованная на тренировке публика не разочаровалась и во время игры, ведь Стрельцов забил тогда первый свой мяч в составе «Торпедо». А.Т. Вартанян свидетельствует: «Побежал он за укатившимся к зрителям мячом и оказался в двух-трех шагах от примыкавшей к полю трибуне: так близко никогда больше Стрельцова не увижу. Ему зааплодировали. Эдуард зарделся, смущенно улыбнулся и, словно в благодарность за радушный прием (может, так и было), под невероятно острым углом ухнул в дальний верхний угол. Тут же раздался мощный, слившийся воедино многоголосый залп: так приветствовали только своих…» Стрельцов тоже с благодарностью вспоминал тбилисских болельщиков, утверждая, что именно в Тбилиси публика сразу как-то по-особенному к нему отнеслась, да и потом всегда радушно встречала.

15 апреля 1954 г. газета «Советский спорт» описала, как на 28-й минуте игры молодой нападающий Стрельцов (№ 7), получив передачу от Гулевского, отквитал один мяч. Между тем Стрельцову в ту пору не исполнилось еще и семнадцати. Но он уже оказался в центре внимания всей страны. Стоит признать, что подобный груз не в состоянии подчас выдержать и более зрелые люди. А тут – подросток с рабочей окраины, да к тому же не имевший ни отца, ни старшего брата, ни более опытного друга. Словом, никакой поддержки. Еще вчера он лакомился жмыхом и донашивал стоптанные ботинки, и вдруг – любимец миллионов, о котором пишут газеты, а публика валом идет посмотреть на юного нападающего «Торпедо» и каждое его удачное движение встречает восторженным гулом. А дальше – больше. 18 апреля московское «Торпедо» играет с горьковским. И снова Стрельцов, открывший счет, в центре внимания публики и прессы. 3 мая в игре с московским «Локомотивом» единственный гол торпедовцев забил именно Стрельцов. Пройдя с мячом по краю, обыграв двух защитников, он ударил по воротам, но сначала вратарь «Локомотива» отразил мяч. Тогда Стрельцов повторным ударом забил гол. В той игре он оставался еще левым крайним нападающим, но, по воспоминаниям Эдуарда Анатольевича, постепенно переходила к нему роль центрфорварда. А летом он уже вполне освоился с этой ролью. «Советский спорт», рассказывая об игре «Торпедо» с тбилисским «Динамо» 25 июля, сообщает о Стрельцове именно как о центральном нападающем. Кстати, примерно к этому же времени относятся и зачатки мифа о Стрельцове. Мифа, объединившего впоследствии вокруг себя настоящую секту. В «Советском спорте» от 17 июня 1954 г. вышла передовица, в которой некий автор (передовица не подписывалась) посмел критиковать шестнадцатилетнего Стрельцова и руководство команды, плохо, по мнению редакции, работавшее с молодежью. О Стрельцове было сказано, что обладает он хорошими данными, однако техника его игры пока невысока. Что, заметим, неудивительно, учитывая его возраст и недавнее присутствие в команде. Далее говорилось, что у Стрельцова есть все данные для роста и превращения в высококлассного мастера футбола, но для этого необходимо трудиться кропотливо и напряженно. Руководству же команды рекомендовалось сосредоточиться на воспитательной работе, поскольку Стрельцов растет медленно, у него появилось зазнайство, что может помешать его росту. Казалось бы, а что не так в передовой? Разве сегодня в футболе руководствуются какими-то другими идеями и принципами? Разве не нужно спортивным руководителям думать о воспитательной работе, а молодым игрокам – о повышении индивидуального мастерства? Оказывается, Стрельцов, по мнению сегодняшних его поклонников, не мог зазнаться. Написать о нем такое пришло бы в голову только недоброжелателю и завистнику, этакой «Кассандре советского образца» – ведь через несколько лет Стрельцова действительно среди прочего не раз обвинят в зазнайстве. Писать же о нем в 1954 г. следовало совсем иначе: указать на прогресс, похвалить за старание, мягко указать, над чем стоит работать. Странный, однако, ход мысли. Да и вообще странная идея – обращать свои советы в прошлое. Мало того что никто их не услышит и ничего уже не изменится. Так ведь и судить из дня сегодняшнего о том, что было шестьдесят лет назад, можно лишь очень приблизительно. По той простой причине, что далеко не все нам видно с высоты минувших лет. Да и понятно тоже не все. Кому-то вот кажется, что не за что было ругать Стрельцова образца 1954 г. А в статистической таблице игроков «Торпедо» за 1954 г. у Стрельцова – две желтые карточки. Для сравнения: две желтые карточки получил в том же году Вячеслав Соловьев и по одной – Борис Сафронов и Анатолий Архипов. Остальные семнадцать игроков обошлись без взысканий. Заметим, что статистика относится к периоду до так называемой «травли» Стрельцова, до столкновения с Фурцевой и до прочих происшествий, о которых мы еще расскажем. Значит, не такой уж застенчивый и робкий был приближавшийся к своему семнадцатилетию центрфорвард, раз получал от судей желтые карточки. Кстати уж напомним, что это такое. Игрок получает желтую карточку, если постоянно нарушает правила, если затягивает игру или играет грубо, если выходит на поле или покидает его без согласия и разрешения судьи. А также в случае обмана судьи или протеста против его решений. В 1954 г. Стрельцов сподобился заработать предупреждения на матчах с харьковским «Локомотивом» и с тбилисским «Динамо», в обоих случаях за грубую игру.

Да и не так уж важно, за что именно получал нарекания игрок «Торпедо» Эдуард Стрельцов. Главное, что он не мог или не считал нужным сдерживать свой темперамент. А с какой стати судьи и журналисты должны были относиться по-особенному к «торпедовскому мальчишке»? Ведь играл он не за юношескую команду, где было бы уместно журить и мягко указывать на ошибки. Его взяли играть вместе со взрослыми игроками, значит, и ответственность на него легла такая же, как и на всех остальных. Почему вообще сегодня зашла речь о каких-то поблажках, которые заслуживал якобы Стрельцов? Впоследствии мы убедимся, что поблажек и так было немало. Наша задача – объективно во всем разобраться, избегая по возможности влияния существующих мифов и стереотипов и всячески уклоняясь от создания новых преданий.

Критиковали Стрельцова не только в «Советском спорте». В годовом отчете старшего тренера «Торпедо» Н.П. Морозова, написанном явно не ради травли юного игрока, сказано, что Стрельцов при хорошем физическом развитии технически еще плохо подготовлен. Удар, особенно с левой ноги, у него не поставлен, головой играет плохо. При этом тактически грамотный игрок. А вот морально-волевые качества невысокие. Да и трудолюбия необходимого нет. И все же тренер выразил уверенность, что игрок перспективный и весьма способный.

Поклонники Стрельцова умудряются сегодня спорить с тренером, видевшим и отлично знавшим слабые и сильные стороны всех своих подопечных. Но создатели мифов ссылаются на уже забитые в те годы голы Стрельцова и особенно – на «выстрел» в дальний угол в Тбилиси. Дескать, чему зрители аплодировали, да и как бы он забивал, если бы бить не умел? Так ведь Морозов и не писал, что Стрельцов не умеет бить. Он писал, что удар не поставлен, а другими словами, что не отработана техника удара, что пока юный форвард остается дилетантом с хорошими задатками и что нужно много работать, чтобы задатки позволили стать профессионалом. Можно, например, научиться играть на любом музыкальном инструменте и даже исполнять сложные произведения. Однако это не будет означать владение техникой игры. То же и с пением. Есть превосходные красивые и сильные, но при этом непоставленные голоса. Поскольку вдохновение, способности – это одно, а техника, профессионализм – это уже нечто другое. В любом деле можно овладеть техникой, но не обладать талантом. А можно, обладая хорошими врожденными данными, так и не овладеть техникой. Судя по отзывам тренера и журналистов, наблюдавших за игрой, в 1954 г. Стрельцов, поразивший любителей футбола своими природными способностями, не обладал еще необходимой профессионалу техникой. В чем нет ничего удивительного или обидного.

Давайте посмотрим, а мог ли центрфорвард Стрельцов зазнаться в 1954 г.? Все, кто знал Эдуарда в те годы, утверждали, что в повседневном общении он оставался простым и открытым парнем. Но ведь в передовице «Советского спорта» речь могла идти о другом зазнайстве – спортивном. И нарушение правил Стрельцовым вплоть до двух желтых карточек за сезон – тому подтверждение. Вспомним, как быстро произошел этот взлет, как из юношеской команды «Фрезер» Стрельцов попал во взрослую команду «Торпедо». Еще вчера никому не известный, не достигший совершеннолетия парень из Перова играет в высшей лиге, выходит на одно поле со своими недавними кумирами и забивает в их ворота голы.

А ведь помимо игр в рамках чемпионата СССР, «Торпедо» проводит товарищеские матчи. В 1954 г. были организованы шесть товарищеских встреч с командами класса «Б»: «Нефтяник» (Баку) и «Буревестник» (Кишинев), а также встречи с командами из Батуми, Ростова-на-Дону, Сталиногорска, несколько встреч с зарубежными командами. Так, в июне в Москве проходит игра с «Форвертс» (ГДР). После чего «Торпедо» отправляется в турне по Финляндии, играя в Хельсинки, Турку, Котке. Затем проводится встреча с финнами в Москве. А осенью торпедовцы едут в Ливан и Сирию. В Финляндии Стрельцов отличается, забив два гола в ворота сборной шести клубов (Финляндия). И если, участвуя в двадцати двух из двадцати четырех игр чемпионата СССР, Стрельцов забил четыре мяча, то и в товарищеских матчах мячей было не меньше.

В книге «Вижу поле» Эдуард Анатольевич вспоминает, что долго у него не складывались отношения с игроками «Торпедо». Только с Валентином Ивановым – вторым нападающим автозаводцев – они прекрасно взаимодействовали, понимая друг друга без слов и поддерживая друг друга в нападении. Другие игроки не спешили отдавать ему пас. А на вопросы Стрельцова «почему не пасуют?» отмалчивались. «Понять их тоже, конечно, можно, – пишет Эдуард Анатольевич. – Ну, кто я такой был – в команде без году неделя, и вот поди же – создавай мне условия. Я, получалось, претендовал на особое положение. Они, наверное, думали: еще один гол забьет – совсем занесется». Может быть, автор не совсем точно выстроил фразу, а может быть, и проговорился. Потому как это «совсем» говорит о том, что он уже начал заноситься, а если ему потакать, занесется совсем.

А что же кроме футбола? Пока жил он в Перове, все свободное время проводил в кино или на танцах. Прежние знакомые знали, что теперь он играет в высшей лиге, бывает за границей. С одной стороны, отношения оставались прежними – простыми, но с другой, как пишет сам Стрельцов, к нему стали проявлять уважение и, по всей видимости, интерес. Уже в то время он постоянно чувствовал себя в центре внимания не только на стадионах, но и среди старых знакомых. Однако вскоре Эдуард вместе с матерью переехали из Перова в Москву на улицу Автозаводскую, в дом, где жил Валентин Иванов. Впрочем, Эдуард Анатольевич писал, что ему и в Перове было неплохо, а поводом для переезда послужил один случай, когда хватились его, а дома не застали – ушел центрфорвард на танцверанду. Но есть и другое мнение. Его, в частности, озвучил торпедовский тренер В.И. Горохов. Квартиру Стрельцову дали в районе завода, чтобы отвадить от перовских дружков. «Живя в Перове, – рассказывал В.И. Горохов, – он находился в окружении людей морально неустойчивых. После игр он выпивал со своими дружками из Перова <…> Они преследовали Стрельцова своей дружбой». Когда ЗИС предоставил ему квартиру, расчет был простой: молодому и талантливому футболисту надо помочь, надо сделать так, чтобы он изменил тот образ жизни, к которому начал привыкать. Забегая вперед, отметим, что место «перовских дружков» вскоре заняли другие люди, от которых не получилось отгородиться новой квартирой. Но это будет потом. А пока с 1955 г. Стрельцов был приглашен в расширенный состав сборной СССР.

Тогда же, зимой 1955-го, случилось и еще одно знаменательное событие. Поистине судьба была благосклонна в то время к Стрельцову! Многие пишут, что с первой женой – Аллой Деменко – Эдуард был знаком еще в школе. Но сама Алла рассказывала о своем знакомстве с будущим мужем иначе. Да, ей казалось, что она видела его в детстве. Школы были в то время раздельные, и когда девочки возвращались после уроков домой, их подстерегали мальчишки из соседней школы и били портфелями – такое типично подростковое проявление внимания. И вот уже взрослой Алла подумала, что Эдик Стрельцов тоже мог быть среди этих мальчишек, потому что одного такого ухажера с портфелем Алла хорошо знала. А потом выяснилось, что Эдик дружил с ним. Впрочем, это не имеет никакого значения. Главное, что зимой 1955 г. Алла в перовском клубе увидела такого красивого парня, что невольно задержала на нем взгляд. А он этот взгляд перехватил и даже сделал шаг в ее сторону, но, окруженный плотным кольцом друзей, так и не подошел. Потом началось кино, все разошлись, и Алла больше не видела этого парня. Но он не забыл о девушке из клуба. И уже летом – 10 июня 1955 г. – на танцах в Липовом парке все в том же Перове некий знакомый заговорщицки сообщил Алле, что с ней хочет познакомиться один мальчик – Эдик Стрельцов. Алла футболом не интересовалась, и имя нападающего из сборной СССР ей ни о чем не говорило. Но сам мальчик был до того эффектен, что красавица Алла заробела – уж больно хорош: «высокий, статный белокурый, голубоглазый такой скандинав. Очень красиво одет (а одет был в такую голубую гамму перваншевую, ну никто из мальчишек тогда так не одевался), красиво курил, и голос такой приятный, глухой…» В общем, Алла влюбилась сразу и наповал…

Но сначала в январе 1955 г. он отправился в составе сборной в Индию.

Стоит вспомнить, что сборная СССР формировалась фактически заново. После Олимпиады в 1952 г. в Хельсинки, где советская команда проиграла команде Югославии, сборную распустили, в результате чего СССР не участвовал в чемпионате мира 1953 г., проходившем в Швейцарии. Но и тут современные мифотворцы уверяют, что в 1952 г. «виновные», то есть футболисты, проигравшие Югославии, понесли относительно мягкое наказание по советским меркам. Как будто бывали случаи, что проигравших спортсменов расстреливали или отправляли на Колыму.

В преддверии XVI летней Олимпиады 1956 г. решено было воссоздать сборную страны. Готовиться к предстоящим играм следовало начинать заранее. И в 1954 г. началось формирование сборной и подготовка к предстоящим соревнованиям. Новая сборная встретилась с командами Швеции, Венгрии, Болгарии и Польши. А в начале 1955 г. под руководством Г.Д. Качалина отправилась в турне по Индии. В итоге на Олимпиаду поехала новая сборная, куда вошли молодые игроки из московских команд, всего 19 человек. Вратари: Лев Яшин («Динамо»), Борис Разинский (ЦДСА), защитники: Николай Тищенко («Спартак»), Анатолий Башашкин (ЦДСА), Михаил Огоньков («Спартак»), Борис Кузнецов («Динамо»), Анатолий Порхунов (ЦДСА), полузащитники: Анатолий Масленкин («Спартак»), Алексей Парамонов («Спартак»), Игорь Нетто («Спартак»), Йожеф Беца (ЦДСА), нападающие: Иван Мозер («Спартак»), Борис Татушин («Спартак»), Анатолий Исаев («Спартак»), Никита Симонян («Спартак»), Сергей Сальников («Спартак»), Анатолий Ильин («Спартак»), Валентин Иванов («Торпедо»), Эдуард Стрельцов («Торпедо»), Владимир Рыжкин («Динамо»), Юрий Беляев (ЦДСА). Стрельцов пишет, что к началу 1955 г. было человек тридцать кандидатов в сборную. Причем не только из Москвы, были, например, и киевляне…

С 26 января по 6 марта футболисты провели 19 матчей в разных городах Индии. Конечно, матчи были неофициальные, но Индия все равно очень тепло и с большим интересом встретила советских футболистов. Перед заключительной игрой, подсчитав общее количество забитых и пропущенных мячей, выяснили, что выиграли у Индии 97:4. Кто-то пошутил, что для ровного счета хорошо бы забить еще три гола. И, представьте себе, забили! Словом, поездка казалась чудесной. А для паренька из Перова – и вовсе сказочной: невиданная прежде экзотика, множество новых, интересных знакомств, доброжелательные хозяева, удачно складывающаяся игра – появившись в пятой игре, Стрельцов стал автором хет-трика. 5 февраля, когда сборная СССР проводила встречу со сборной комиссара города Дели на Национальном стадионе в Нью-Дели, Стрельцов забил третий, пятый и шестой голы. Выходившая в Бомбее газета «The Times of India» написала 6 февраля под заголовком «Русские слишком хороши»: «Сегодня русская футбольная команда переиграла сборную главного комиссара города Дели со счетом 9:0. Русские к перерыву выигрывали со счетом 7:0. Голы забивали: Стрельцов (3), Иванов (2), Кузнецов, Рыжкин, Шабров и Карпов».

В следующий раз Стрельцов забил в Джабалпуре, где 9 февраля сборная СССР сыграла со сборной штатов Индии, выиграв 5:2. А после игры в Мадрасе 12 февраля в «The Times of India» вышла статья «Русская молодежь потопила Мадрас»: «Сегодня в выставочном матче, обменявшись к перерыву голами, дублеры гостящей у нас русской футбольной команды переиграли сборную Мадраса со счетом 6:1. Шестьдесят минут блестящего футбола гостей были украшены хет-триком их центрального нападающего Стрельцова. Шабров, Иванов и Кольцов забили оставшиеся три гола. У Мадраса левый крайний Уильямс реализовал пенальти».

17 февраля в мадрасской газете «The Indian Express» под заголовком «Русские переиграли сборную Индии со счетом 11:0» можно было прочитать следующее об игре на Университетском стадионе Тривандрума: «Показывая футбол высочайшего класса, гости практически уничтожили робкое сопротивление индийцев, и если бы не их вдохновение, разница в счете была бы фантастической. Гости были великолепны в каждом эпизоде игры. Каждый игрок был идеально готов физически и показывал мастерство и ум в каждом своем движении. Русские играли непринужденно. Их сильной стороной была командная игра.

Их оборона была уникальной и продемонстрировала жесткий отбор и мощную борьбу. Их система игры с тремя защитниками была проблемой для индийских нападающих, не привыкших к такой схеме. Русские нападающие показали много идей и отличное взаимопонимание. Благодаря своей потрясающей скорости и великолепному контролю мяча они создали множество брешей в защите противника.

Победители играли хорошо все до единого. Стрельцов, самый молодой в команде, был самым заметным игроком на поле и стал автором пяти голов своей команды.

Прямо с самого начала русские задали убийственный темп и усилиями правого полусреднего Иванова открыли счет на третьей минуте. К пятой минуте, после того как Стрельцов забил два раза подряд, они выигрывали уже со счетом 3:0. Этот неожиданный взрыв результативности убил все сопротивление со стороны проигравших, и их совсем не было видно до самого перерыва.

Исаев на десятой минуте резким ударом головой забил четвертый гол, а потом снова дважды подряд сетку нашел Стрельцов. Правый полусредний Иванов увеличил отрыв своей команды до семи голов, когда на двадцатой минуте вогнал в цель прекрасную подачу Шаброва. За три минуты до перерыва Стрельцов сделал счет 8:0.

В перерыве капитаны представили свои команды Его Высочеству раджпрамукху.

После короткого отдыха индийцы заиграли решительнее и провели пару безуспешных атак. Победители наращивали давление, но индийской защите удавалось удерживать свою цитадель до 15-й минуты второго тайма, когда Исаев забил девятый гол. Через минуту Стрельцов травмировался и вынужден был покинуть поле, а победители продолжили матч в неполном составе. Несмотря на это, они продолжили диктовать условия, и Карпов забил десятый гол, успешно замкнув выверенный прострел Шаброва. А за минуту до финального свистка русские установили окончательный результат усилиями Иванова, забившего великолепный гол…»

Индия поразила воображение юного Стрельцова. Вылетела команда из заснеженной Москвы, а играть пришлось среди пальм и бамбуков. Тем более игры проходили не только в Дели или Калькутте, но и в том же Тривандруме, на берегу Индийского океана. Вспоминая ту поездку, Эдуард Анатольевич рассказывал, что хоть и старался он держаться по возможности солидно, однако реагировал на многое совершенно по-детски. И не мог он не засматриваться на слонов и обезьян, «когда видел их прямо на улице, а не в зоопарке». Но главное, Иванов и Стрельцов утвердились в сборной СССР.

В следующий раз в составе сборной они играли уже в июне. А начиная с апреля участвовали в товарищеских встречах «Торпедо», а также в играх чемпионата СССР. За это время «Торпедо» провело 10 беспроигрышных матчей в рамках чемпионата, причем Стрельцов забивал практически в каждой игре. Но настоящий триумф ждал его летом.

Во-первых, 10 июня он встретился наконец с Аллой. И, по ее воспоминаниям, в то лето они бесконечно гуляли по каким-то перовским паркам и скверам, по кусковским, плющевским лесам. Во-вторых, 26 июня в Стокгольме на стадионе «Росунда» сборная СССР провела товарищеский матч со сборной Швеции, обыграв скандинавов 6:0. В этой игре, которую еще до начала принялись обсуждать спортивные издания разных стран, Стрельцов снова стал автором хет-трика.

Шведы, после прошлогоднего проигрыша в Москве 0:7, были уверены, что на сей раз выиграть советским футболистам не удастся. Но надежды не оправдались, со счетом 0:6 Швеция проиграла. В «Советском спорте» Стрельцова отметили особо, написав, что в нападении советской команды выделялся именно он. При этом не только сам прорывался к воротам соперников, но и создавал благоприятные условия для атаки своим партнерам. В книге «Международные встречи советских футболистов», вышедшей в 1957 г., известный спортсмен, в ту пору заместитель председателя Спорткомитета РСФСР В.А. Гранаткин, описывая матч в Стокгольме, назвал Стрельцова «тараном команды». Он же рассказал о карикатуре, помещенной в одной из шведских газет: в облаках парит советская сборная, внизу скучились шведские игроки. Подпись гласит: «Удержится ли советская команда после матча с Венгрией на той высоте, куда ее подняли шведские футболисты?»

Команда Венгрии упоминалась не случайно. В 1954 г. сборная СССР и сборная Венгрии – одна из самых сильных европейских команд в те годы – уже провели встречи разных составов. Журнал «Огонек» от 21 сентября 1955 г. писал: «Ровно год назад московские и будапештские любители футбола одновременно были свидетелями интересной борьбы сборных футбольных команд СССР и Венгрии. В Москве встречались первые сборные команды, в Будапеште – вторые. В матче первых сборных был зафиксирован ничейный результат (1:1), а в состязании вторых команд победили советские футболисты (3:0)». Теперь любители футбола ждали новой встречи в Будапеште, намеченной на 25 сентября.

Но сначала в Москве предстояло встретиться с немцами и французами. Особенно, конечно, важной была встреча с немецкой командой. Во-первых, не забудем, что со времени окончания войны прошло всего десять лет, и отношение к Германии было не самым благожелательным, а воспоминания о той поре еще свежими. Проиграть немцам в таких условиях было бы позором и настоящей травмой. Во-вторых, ФРГ на тот момент была чемпионом мира, выиграв в 1954 г. в Швейцарии у венгров 3:2. Советская же сборная, как мы помним, лишь недавно возродилась. В-третьих, отношения между СССР и ФРГ оставались натянутыми. Как раз в 1955 г. Германия вступила в НАТО, причем как будто в издевку над СССР – в День Победы. В ответ буквально через несколько дней между Албанией, Болгарией, Венгрией, ГДР, Польшей, Румынией, СССР и Чехословакией был подписан Варшавский договор.

И несмотря ни на что, инициатива проведения «матча века», как назовут потом эту встречу, принадлежала СССР. На сохранившихся фотографиях видно, что 21 августа стадион «Динамо» был, что называется, переполнен. Как написал тогда журнал «Огонек»: «Здесь собрались гости разных частей света. Немцы из Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германии в костюмах из легкой шерсти, в ярких спортивных джемперах, в рубашках, перекрещенных ремнями фотоаппаратов и биноклей, в непривычных нашему глазу коротких штанишках и тирольских шапочках; индийцы – многие в чалмах и национальных костюмах; аравийцы в просторных одеждах белее снега; китайцы, перекинувшие через руку синие форменные куртки; величавые темнолицые сирийцы, светловолосые поляки, англичане, корейцы, американцы – многие народы были представлены здесь своими «болельщиками». И едва ли можно было найти на стадионе человека, который бы не чувствовал, что присутствует при чем-то очень хорошем, очень правильном, очень значительном».

Интересно, что и Германия отнеслась к приглашению сыграть в Москве чрезвычайно серьезно. История о том, как Германия готовилась к футбольному матчу с СССР, разрушает построения отечественных мифотворцев, убежденных, что политика и спорт переплетались только в Советском Союзе. Решение о поездке в Москву принималось в Бонне на самом высоком уровне. Тем более что вместе с футболистами приглашение в Москву получил и бундесканцлер Конрад Аденауэр.

Чемпионы мира, немцы в те годы получали множество предложений. Всем хотелось сыграть с лучшей командой планеты. Однако график у немецких футболистов был настолько плотным, что из штаб-квартиры Немецкого футбольного союза (ДФБ) во Франкфурте то и дело отвечали: «Сожалеем, но в течение ближайшего года у сборной нет свободных дней». После приглашения из Москвы, полученного в июне 1955 г., через двое суток было собрано заседание совета ДФБ. У немцев были свои соображения. Во-первых, июль для немецких футболистов – время каникул, а в Москву звали приехать именно в июле. Во-вторых, в СССР все еще оставалось немало немецких военнопленных, а вот дипломатические отношения напрочь отсутствовали.

Но в Бонне решили, что приглашение необходимо принять, и руководству СССР сообщили о согласии провести игру в середине августа. Немцы немедленно стали готовиться к предстоящему поединку. Начало сезона в оберлигах перенесли, с игроками, находившимися в отпусках, связались и объяснили необходимость начать тренировки. Долго не могли найти объяснения поразившей большинство немецкой команды эпидемии гепатита. Наконец выяснилось, что на прошлогоднем чемпионате врач, делавший игрокам уколы, использовал один и тот же шприц, в результате чего один болевший в то время игрок заразил невольно всю команду.

Когда речь зашла об отъезде, выяснилось, что в Москву собрались не только футболисты, но и отряд журналистов и, главное, толпа болельщиков. Однако Советский Союз не рассчитывал на такое количество гостей, и болельщикам было отказано в гостеприимстве. Тогда желающим смотреть предстоящий матч пришлось оформлять туристические поездки. Отправиться в СССР хотели не только западные, но и восточные немцы, почему это турне и назвали тогда «общенемецким».

Капитан сборной ФРГ Фриц Вальтер вспоминал впоследствии: «Мы были очень горды тем, что нам довелось участвовать в подобном событии. Прежде всего игра имела для нас чисто спортивный интерес, поскольку никто из нас не имел ни малейшего представления о советском футболе. Но и сама по себе поездка была довольно ответственной. Не то чтобы мы боялись: ведь после окончания войны прошло уже десять лет. Но такого дружеского приема, честно сказать, не ожидали. Атмосфера на стадионе «Динамо» была просто потрясающей! Было и много другого, о чем приятно вспоминать. Каждый из нас, выйдя на поле, получил по огромному букету цветов, чем мы, естественно, были очень тронуты. Никогда не забыть мне и встречи с Игорем Нетто. Мы были капитанами команд, а в игре действовали как раз друг против друга. С того дня я стал глубоко уважать Игоря и как футболиста, и как человека. Впоследствии мы встречались еще неоднократно.

Играли мы в общем-то неплохо. Я сделал счет 1:1 – Огоньков потерял мяч, и Лев Яшин не смог его ошибку исправить. В другом эпизоде мне удалось сделать острый пас Хельмуту Рану, который забил еще один гол, но арбитр Линг не засчитал его, поскольку на противоположном фланге один из наших игроков находился в офсайде. Полагаю, игра доставила много удовольствия зрителям, и не думаю, что поражение покрыло нас позором.

На следующий после игры день мы посмотрели Москву, зашли в ГУМ. Впервые в жизни я купил икру. Когда мы уже вернулись домой, мне как-то позвонил мой партнер Хорст Эккель и сказал, что икра ему не пришлась по вкусу. Тогда я попросил его принести оставшуюся часть продукта на ближайшую тренировку, потому что со дня матча в Москве икра стала одним из моих самых любимых блюд…»

В книге «Это футбол» (1974) Игорь Нетто написал о том матче: «Может быть, он и не имел такого уж большого спортивного значения, так как не шел в зачет крупных, официальных соревнований. Но в историю международного футбола он вошел. И в мою личную биографию футболиста тоже.

Вероятно, наши команды были равны по классу. Мы ни в чем не уступали чемпионам мира в этом матче. Наоборот, превзошли их в физической подготовке и оказались более волевыми…»

Эдуард Стрельцов тоже наблюдал за игрой, но только… со скамейки запасных. Он писал, что приболел тогда, и тренеры не выпустили его на поле. Спустя годы А.П. Нилин уточнит, что же в действительности смутило тренеров – болезнь Стрельцова была довольно пикантного характера. Конечно, об этом можно было бы и вовсе не упоминать. Но в контексте нашего повествования это обстоятельство имеет значение и несколько колеблет образ Эдика Стрельцова как застенчивого и скромного юноши.

Врач команды «Торпедо» С.Ф. Егоров в 1958 г. расскажет, что после того как Стрельцова взяли в сборную, после того как он побывал за границей, центрфорвард очень переменился. Он действительно продемонстрировал прекрасные способности, вкусил славы и… – опять это слово! – зазнался. Егоров считал, что Стрельцов уже тогда становился высокомерен, хотя бы потому, что отовсюду восемнадцатилетнему парню внушали, какой он незаменимый игрок. Об этом писали газеты, говорили тренеры, кричали болельщики. Тренер сборной СССР Г.Д. Качалин, бывавший у Стрельцова дома, убеждал Софью Фроловну, что «Эдика надо беречь, создавать ему необходимые условия, так как он незаменимый игрок для Советского Союза». А Софья Фроловна, в свою очередь, заявила Егорову, что без Эдика «Торпедо» все равно не обойдется, так что следует ему поклониться.

Расскажет Егоров и о той самой пикантной болезни Стрельцова, полученной, кстати, в компании «девушек с пониженной социальной ответственностью», а также «спартаковцев, смелых бойцов» Огонькова и Татушина. С этой болезнью Стрельцов обращался к какому-то частному врачу на Арбате, заплатив 600 рублей. Но долечиваться пришлось в 65-й поликлинике Пролетарского района Москвы. Причем лечение осложнялось тем, что Стрельцов начал пить. И Стрельцов подтвердит, что так и было. Все, кто знал его в те годы, дружно указывают на пагубное влияние Михаила Огонькова – приятеля по сборной СССР. За Огоньковым ходила дурная слава, на его счету – постоянные выпивки, драки, проститутки. Начальник футбольной сборной «Спартака», за который играл Огоньков, отзывался об Огонькове как об очень талантливом игроке, сделавшем отличную карьеру, но потерявшем голову от свалившейся на него славы и того финансового благополучия, которое давал большой футбол даже в советские времена. В совокупности с семиклассным образованием и отсутствием культуры это действовало на личность разрушительно.

Пьянство среди футболистов было делом распространенным в те годы. И несмотря на то что каралось подобное нарушение режима и дисквалификацией, и отстранением от поездок за границу, добиться отказа футболистов от спиртного не удавалось. Огоньков то и дело оказывался втянутым в какие-то трагикомические истории. Например, в 1955 г. он в числе других игроков «Спартака» побывал на квартире у каких-то киевских проституток. К продажной любви в те годы закон относился не так, как сегодня. А потому спустя некоторое время футболистам пришлось держать ответ в прокуратуре. Тогда же с их слов и выяснилось, что на квартире у проституток они провели несколько часов за чаепитием.

Словом, многие тогда говорили Стрельцову, что Огоньков – неподходящая компания. Но разве кто-нибудь и когда-нибудь прислушивается к таким советам?

Любопытно, что мифотворцы пытаются создать из Стрельцова едва ли не диссидента, приписывая ему какое-то особенное чувство свободы, совершенно не вписывавшееся в среду и время и обрекавшее Стрельцова на несчастья. Мы еще увидим, насколько смехотворно это утверждение, а пока отметим, что отсутствие дисциплины в спорте, армии, учебе, на службе не приветствовалось нигде и никогда. И нет в мире такой страны, где за несоблюдение правил и законов объявляют благодарность или хотя бы не наказывают. Почему СССР должен стать исключением в этом ряду, непонятно. И вовсе не травлей и не чьими-то происками объясняется недовольство поведением Стрельцова, а как раз-таки самим поведением. Мы помним две желтые карточки, полученные центрфорвардом «Торпедо» за сезон чемпионата СССР 1954 г. За сезон 1955 г. «Торпедо» перемещается с 9-го на 4-е место. Стрельцов оказывается лучшим бомбардиром с шестнадцатью голами и… с четырьмя желтыми карточками – каждый раз за грубую игру и даже за попытку ударить игрока по лицу. Кроме него, в команде только Иванов заработал одну желтую и одну красную карточки. Можно, конечно, сказать, что все это пустяки. Но нельзя не отметить закономерности: чем лучше Стрельцов играет, чем в большую входит силу, тем грубее и развязнее ведет себя на поле. И снова остается только удивляться современным поклонникам Стрельцова, чья вера в непогрешимость своего кумира делает их похожими на сектантов. В наши дни вокруг Стрельцова действительно образовалось нечто вроде секты, создавшей культ Стрельцова и вероучение о клевете и травле, организованных против него. Вероучение, естественно, разбивается о факты. Но когда факты и логика останавливали сектантов? Так же и в нашем случае. Например, 4 октября 1955 г. «Торпедо» играло в Куйбышеве с местными «Крыльями Советов». Игра шла достаточно напряженно, и хозяева поля не уступали столичным гостям. Только на восемьдесят пятой минуте Стрельцов наконец открыл счет. Со счетом 1:0 игра и закончилась. Однако именно во время этой игры Стрельцов получил очередную свою желтую карточку «за попытку ударить Кузина рукой в лицо». 6 октября в «Советском спорте» появилась заметка куйбышевского журналиста Н. Пшенина, отметившего, что «состязание, проходившее в упорной спортивной борьбе, к сожалению, было омрачено недостойными выходками игрока «Торпедо» Стрельцова, который вел себя неспортивно и неоднократно вступал в пререкания с судьей».

Если посмотреть мировую статистику, то подобные истории время от времени случаются с разными игроками. Как мы видели, Стрельцов и в 1954 г., едва придя в «Торпедо», уже отличился буйным нравом и недисциплинированностью. Но создатели его культа утверждают, что этого быть не могло. Из троих судей, судивших игру в Куйбышеве, двое оказались местными, один – из Алма-Аты. Значит, арбитраж должен был быть пристрастным. Нас уверяют, что не стоит считать выходкой эмоциональное несогласие с решением судьи. Но вообще-то, по правилам, именно протест против решений судьи наказывается предупреждением или желтой карточкой. Нам возражают: ну не ударил же он никого, не покалечил! Не ударил. Хотя и пытался. А вот если бы ударил или покалечил, то опять же, по правилам, заслуживал бы не предупреждения, а удаления с поля, то есть красной карточки. Тогда нам приводят совсем убийственный аргумент. Оказывается, А.Т. Вартанян в «Летописи советского футбола», публиковавшейся в газете «Спорт-экспресс» за 2011–2016 гг., уличил Н. Пшенина не то в ошибке, не то в бессовестной клевете на другого игрока – Сергея Сальникова. Это произошло во время другого матча, и тогда же инцидент был разобран, и Пшенина наказали. Но на этом основании нам предлагают не верить журналисту. Значит, судье мы не должны верить, потому что он местный, журналисту – потому что когда-то он не то солгал, не то ошибся (кстати, зачем бы после взыскания он повторял былые промахи?..). А как же другие журналисты и судьи? Оказывается, стоит задуматься: а не началась ли в Куйбышеве та самая культовая травля Стрельцова? Так ведь и раньше получал он предупреждения; случалось, и поругивали его в прессе. Но нас пытаются убедить: разумнее не верить всей стране, чем допустить, что Стрельцов зазнался и грубил на поле.

Но в 55-м на выходки Стрельцова смотрели сквозь пальцы, очевидно, надеясь на исправление молодого нападающего. Тем более впереди ждала Олимпиада в Мельбурне, и к ноябрю 1956 г. нужно было достичь лучшей своей формы. Новый год обещал быть очень насыщенным: кроме Олимпиады, предстояло участвовать в Спартакиаде, а также в товарищеских матчах за сборную и в чемпионате СССР за «Торпедо».

В Спартакиаде, проходившей в Москве со 2 по 16 августа, сборная СССР значилась как сборная Москвы. Фактически так и было: все игроки играли за московские клубы. В финале сборная Москвы выиграла у сборной Грузинской ССР. Стрельцов вспоминал, что играл тогда раскованно, в хорошем настроении. Сомнений в победе не было, хотя украинская и грузинская команды считались довольно сильными. Проходила Спартакиада в основном на новом московском стадионе «Лужники», который открылся 31 июля и в строительстве которого футболисты принимали участие. Сама идея проведения Спартакиады накануне Олимпийских игр оказалась очень правильной – короткий турнир стал хорошей разминкой для спортсменов.

Но до Мельбурна предстояло еще несколько интересных встреч. 15 сентября сборная выступила в Ганновере на матче-реванше против команды ФРГ. Честно говоря, читая сегодня воспоминания отечественных знатоков футбола о той (да и не только!) встрече, поражаешься обилию яда в адрес любого, кто смел критиковать игру наших футболистов. Достается и тренерам, и особенно футбольному руководству. Но задача любого тренера – добиваться от каждого игрока максимальной отдачи. Кто, как не тренер, знает возможности своих подопечных, а потому естественно, что играющий не в полную силу футболист вызывает недовольство наставника. Кроме критики, были и восторженные отзывы. Немцы не видели игру Стрельцова в Москве, но уже были наслышаны о его необыкновенных способностях. Оказывается, в Германии о советском 19-летнем форварде рассказывали какие-то чудесные истории. Тренер немецкой сборной Зепп Гербергер выставил против Стрельцова самого опытного защитника Юппа Посипала. Но Посипал не справился с поставленной задачей, оказавшись не в состоянии предугадать, что намерен делать его оппонент. После такого поражения «беднягу» Посипала больше не брали в сборную.

Игре в Ганновере придавалось не меньшее значение, чем игре со сборной ФРГ в Москве. Как нарочно, накануне футбольных встреч отношения стран обострились. Если перед встречей в Москве ФРГ вступила в НАТО, то в канун матча в Ганновере 17 августа Германия запретила коммунистическую партию (судебный процесс против КПГ длился с ноября 1954 г.). Конечно, этот шаг расценивался в СССР как недружественный, потому и к футболу не получалось относиться исключительно как к спорту. И не зря тренер сборной Г.Д. Качалин говорил потом, что «играть и выиграть – это означало помочь нашим друзьям, которые ушли в подполье».

СТРЕЛЬЦОВ ОБЛАДАЛ ВСЕМИ НЕОБХОДИМЫМИ КАЧЕСТВАМИ: СКОРОСТЬЮ, АТЛЕТИЗМОМ, СПОСОБНОСТЬЮ БЫСТРО ОЦЕНИВАТЬ ОБСТАНОВКУ И ТАК ЖЕ БЫСТРО ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЯ, ОСОБОЙ ИНТУИЦИЕЙ И ОСОБЫЙ «ФУТБОЛЬНЫМ УМОМ».


И все же никаких выяснений отношений ни на поле, ни на трибунах не случилось. После поражения в Москве немцы тоже были настроены на выигрыш. Газеты напоминали читателям, что советская сборная на встрече 31 июля с командой Израиля в Тель-Авиве выглядела довольно скромно, выиграв у не самой сильной сборной со счетом 2:1. В то же время немецкие футболисты провели успешную встречу с командой Норвегии, вничью сыграли со шведами. «Несмотря на отличную форму сборной СССР и ее непобедимость в течение ряда лет, – призывали немецкие журналисты, – только не бояться русских!» Вспоминая сегодня эту фразу, многие отмечают, как забавно она звучит в наши дни. В том смысле, что подобный лозунг, брошенный ныне, вызовет в Германии разве что улыбку или недоумение.

А тогда спортивный обозреватель Гофманн уверял: «Победа над столь высокоценимыми советскими футболистами может вернуть немецкой команде уверенность в своих силах, которую она потеряла в мрачные месяцы после поражений чемпионата мира».

К сожалению для немецких и к радости советских болельщиков, игра закончилась со счетом 1:2 – сборная СССР выиграла у сборной ФРГ. Стрельцов, не игравший с немцами в Москве, словно хотел наверстать упущенное, уже на третьей минуте открыв счет. В советских СМИ наперебой хвалили центрфорварда: «Советские футболисты на сей раз играли более уверенно. Этому способствовало и то обстоятельство, что в самом начале игры Э. Стрельцов забил мяч, который ободряюще подействовал на наших футболистов и внес некоторую нервозность в игру хозяев поля…» («Огонек»); «Советской команде пришлось вести атаки через центр, где выделялся своей активностью Стрельцов <…> Лучше обычного сыграл на этот раз Стрельцов…» («Спортивные игры»).

Впрочем, пишут о Стрельцове не только в связи с товарищескими матчами сборной СССР. Игры внутреннего чемпионата пресса не оставляет без внимания. И Стрельцов упоминается едва ли не после каждой игры. Причем центрального нападающего как хвалят, так и поругивают. Казалось бы, ничего удивительного. Вполне естественно, что к центральному нападающему и требования, и внимание выше. Этот игрок всегда, что называется, на острие атаки. Он – главная угроза воротам противника. Его задача – забивать голы, наносить удары по воротам после атаки по центру поля или высокого паса с фланга. Он всегда словно выдвинут вперед, ему надлежит и открывать зону для удара по воротам, и быть помехой для обороны соперника. Центральный нападающий завершает атаку своей команды, для этого ему необходимо обладать хорошей скоростью, подвижностью, высокой техничностью. От центрального нападающего ждут, чтобы он постоянно атаковал, а в случае потери мяча преследовал соперника, дабы вернуть мяч. Стрельцов обладал всеми необходимыми качествами: скоростью, атлетизмом, способностью быстро оценивать обстановку и так же быстро принимать решения, особой интуицией и особым «футбольным умом», умение точно определить, на кого сделать пас и как нанести удар по воротам, чтобы сбить вратаря с толку, – все это было присуще ему. Но… Но многие отмечали, что играет он неровно, что не отдается игре полностью, что порой ленится и склонен играть по настроению. Даже тренер сборной Г.Д. Качалин написал о своем подопечном: «Старается Стрельцов – он инициативен, стремителен, его рывки вперед мощны и опасны. Но этот молодой растущий футболист играет по настроению, со срывами. В отчетной встрече он также злоупотреблял обводкой, медлил с передачей мяча, когда его партнеры были открыты. Особенно нехорошее впечатление оставляет то, что Стрельцов, если у него отобрали мяч, выключается из игры, становится наблюдателем того, как товарищи стремятся исправить его ошибку. Это вредная привычка, особенно для игрока, входящего в сборную страны…» («Советский спорт», 19 мая 1956 г.). В том же «Советском спорте» 21 августа 1956 г. по поводу игры между московскими командами «Динамо» и «Торпедо» И.В. Бару так отозвался об игре Стрельцова: «У торпедовцев хочется сказать о Стрельцове, который провел этот матч (особенно вторую его половину) достаточно энергично и осмотрительно. Он, как правило, переигрывал Крыжевского. Однако я все же склонен согласиться с оценкой Г. Федотова. «Футболист божьей милостью, – говорит он о Стрельцове, – но ленив, нет полной отдачи в игре…» Стрельцову об этом напоминали неоднократно…»

Если полистать «Советский спорт», «Футбол», «Спортивные игры», да и любые другие спортивные издания тех лет, можно убедиться: ничего особенного в такой критике нет, хвалили и критиковали разных спортсменов. И Стрельцов здесь не исключение, даже учитывая, что он как центральный нападающий действительно оказывался в центре игры, а значит, и в центре внимания. Разбор матча – абсолютно нормальная практика для любой команды в любой части света. Но мифотворцы и создатели культа Стрельцова возмущаются любым замечанием в адрес своего кумира, каким бы справедливым оно ни было, видя в каждом упреке или журьбе каплю из лавины травли. А как быть с предупреждениями, полученными Стрельцовым в играх за «Торпедо»? То за умышленное наступание противнику на ногу, то за удар лежащего противника ногой? Тоже списать на местечковый патриотизм и злоумышления судей да журналистов? Или, как пытаются нас убедить, замечали только Стрельцова, пытавшегося дать сдачи?

Сегодня можно было бы и не вспоминать об этом. Но мифы заслоняют настоящего Стрельцова. По-своему интересного, спорного, в чем-то простого и прямолинейного, а в чем-то, напротив, сложного и непонятного. Но в любом случае реальный человек со всеми своими недостатками, ошибками и промахами всегда интереснее и важнее, чем выдуманный, лакированный образ.

Не только победы были в 1956 г. Не говоря о внутреннем чемпионате – «Торпедо» в 1956 г. оказалось на пятой строчке, были поражения и в товарищеских матчах сборной. Так, 0:1 проиграли Венгрии в «Лужниках» и 1:2 Франции на стадионе «Yves-du-Manoir» в Коломбе. Французов привел в восхищение Лев Яшин, получивший от них прозвище «черт». Газеты наперебой расхваливали советского голкипера, а «Le Franc-Tireur» написала, что победа Франции была бы более убедительной, «если бы не исключительное мастерство русского вратаря».

Кстати, по поводу игры с Венгрией тоже не обходится без мифов, нелепость которых просто очевидна. Так, бытует мнение, что матч с Венгрией был осложнен политикой. Советские футболисты как часть империи, подавляющей свободу братьев по социалистическому лагерю, чувствовали себя неловко. Да вот только пресловутый матч в «Лужниках» состоялся 23 сентября. А «душить свободолюбивый венгерский народ» Советский Союз приступил ровно через месяц. Так что не могло быть неловкости. Да и насчет свободы… Сегодня как минимум странно называть фашистский реванш, спровоцированный натовской спецоперацией и обернувшийся в Венгрии 56-го кровавой резней, борьбой за свободу.

Что касается обидных поражений, их называют «первыми после восстановления сборной СССР в 1954 г.». Правда, собравшись сначала как сборная Москвы, новая команда проиграла Болгарии и Польше. Но будем считать, что сборная СССР состоялась на стадионе «Динамо» на матче со Швецией со счетом 7:0.

Конечно, хочется все время выигрывать. Но когда впереди Олимпиада, товарищеский матч не кажется таким уж важным событием. Перед Мельбурном сборная провела игру в Ташкенте, выиграв у местного «Пахтакора» 11:1. А 15 ноября уже играла с командой Австралии на стадионе «Melbourne Showgrounds», одержав победу 15:1. Эдуард Анатольевич вспоминал, что летели на Олимпиаду «как стрела из лука – в цель. Иначе и не выиграли бы. Хотя объективно: команда наша – самая, пожалуй, сильная была из всех, участвовавших в турнире». В Москве осталась его ждать Алла, с которой они встречались весь год и которой он успел сделать предложение. Ей было всего 19 лет, и она робко, но запротестовала. Он сказал только: «Вот вернусь – и все-таки будет свадьба». И уехал в Австралию.

Футболистам предстояло провести пять игр. Анатолий Исаев вспоминал, что перед поездкой в Австралию игроков и тренеров пригласил к себе председатель Комитета по делам физкультуры и спорта при Совете министров СССР Николай Романов и с каждого взял клятву выиграть все матчи в Мельбурне. Поскольку клятва была дана, приходилось держать свое слово.

В первой игре соперником сборной СССР стала объединенная сборная Германии. Это была не та команда, с которой играли в Москве, а потом в Ганновере. Однако не менее сильная и слаженная. Немцы, избравшие оборонительную тактику, не давали проводить скоростные атаки по флангам. Инициативу отдали советской сборной, сами только контратаковали. Но такая вязкая игра, по свидетельству футболистов, может измотать нападающих сильнее, чем любая другая. Но в итоге вышло так, что немцы измотали сами себя. Первый гол был забит Исаевым, второй – Стрельцовым, протаранившим немецкую оборону. Эдуард Анатольевич рассказывал, что опекавший его защитник настолько переутомился, что просто выпустил советского нападающего из внимания. Вот тут-то в ворота сборной Германии Стрельцов отправил второй мяч. Выиграли 2:1, но вымотались изрядно.

Второй и третий матчи были со сборной Индонезии. Казалось, можно расслабиться. Но не тут-то было. Первая игра закончилась со счетом 0:0. Валентин Иванов вспоминал, что это был какой-то кошмар. Наблюдая за игрой со скамейки запасных, он устал больше, чем в игре с немцами на поле. И это вместо легкой и быстрой победы, в которой никто не сомневался. После этой встречи в гостинице устроили совещание, на котором в течение четырех часов обсуждали, как быть дальше. Со Львом Яшиным был нервный срыв, он задумался даже об уходе из спорта. Вероятно, так подействовал на вратаря один эпизод. Буквально за несколько минут до финального свистка индонезийцы, измотавшие противника, вдруг активизировались. И центральный нападающий индонезийской команды едва не забил гол в ворота Яшина. Как сказал потом Алексей Парамонов: «Ехать за тридевять земель, чтобы, на потеху публике, уступить сборной Индонезии, – это было бы уж слишком…» Ведь сборная Индонезии в отличие от сборной СССР не считалась сильной командой. Несмотря на то что повторную игру с Индонезией удалось выиграть 4:0, советские футболисты возвращались в раздевалку измученными.

Предстоял полуфинал с болгарами. А тут – новые трудности. Правый защитник Николай Тищенко сломал ключицу. Лев Яшин говорил, что кость у него просто выпирала из-под майки. Но уйти с поля он не захотел – заменять травмированных игроков было нельзя. Врач привязал ему руку к телу, и так он отправился доигрывать. Через некоторое время получил травму колена Валентин Иванов. Но тоже не ушел с поля. С хромым и безруким, однако, выиграли 2:1. Игроки сборной Болгарии в прямом смысле слова расплакались – уходили с поля со слезами.

Наконец финал. Игра со сборной Югославии за золото Олимпийских игр. Накануне Г.Д. Качалин принял решение изменить состав команды, чтобы выпустить на поле отдохнувших или не успевших устать игроков. Кроме того, поскольку Стрельцов, например, играл в связке с Ивановым, а Иванов, как мы помним, из-за травмы не мог выйти на последнюю игру, то торпедовскую пару тренер заменил на спартаковскую. В итоге Иванова, Стрельцова, Рыжкина сменили Симонян, Исаев и Ильин.

Стоит ли говорить о том, что поклонники Эдуарда Анатольевича уверены в злокозненности такой замены! Советская сборная выиграла у сильнейшей команды Югославии 1:0. Но, к сожалению, по тогдашним правилам олимпийские медали получали только те игроки, которые участвовали в последнем матче. То есть ни Иванов, ни Рыжкин, ни Стрельцов медалей не получили. Кто-то сегодня намекает на то, что виной всему – советское руководство. Но в действительности таковы были правила олимпийского движения. И пострадал не только Стрельцов, но и другие игроки сборной. Кстати, получивший медаль Никита Симонян хотел отдать ее Стрельцову, чье участие было, несомненно, более заметным и результативным на той Олимпиаде – голы в играх с Германией и Болгарией. Но Эдуард Анатольевич проявил подлинное благородство, сказав Симоняну: «Ты что, Палыч? Мне еще двадцати нет, на мой век побед хватит, а для тебя она наверняка последняя, так что носи и не переживай!» Симоняну уже исполнилось тридцать, и, конечно, рассчитывать на новые Олимпиады он не мог. Однако уже на борту «Грузии» он снова подошел с медалью к Стрельцову. Но тот просто обиделся, и Симонян понял, что больше возвращаться к этому не стоит.

Олимпиада, конечно, большой праздник. Но советские спортсмены смогли почувствовать это, только взойдя на палубу теплохода «Грузия», доставившего их из Австралии во Владивосток. В конце декабря 1956 г. «Грузию», вошедшую в порт Владивостока, встречали протяжными гудками корабли у причалов. Олимпийцев вышел встречать, наверное, весь город. И по дороге до Москвы к поезду приходили люди с гостинцами и подарками. Рассказывают, что какой-то заиндевевший дед вышел на сибирский полустанок, только чтобы дотронуться до Льва Яшина. Участник Великой Отечественной войны, борец, победитель в тяжелом весе Анатолий Парфенов скажет, что подобное видел только в 45-м…

Триумфом закончился 1956 год для советских олимпийцев, для футбольной сборной и лично для Эдуарда Стрельцова. Все складывалось просто чудесно, все получалось, и не беда, что не досталось золотой медали – в будущем он еще сможет проявить себя в полную силу и на чемпионатах, и на Олимпиадах…

Но мы должны не только порадоваться за Стрельцова, «Торпедо» и нашу сборную, но и постараться представить себе, что могло происходить со взошедшей звездой отечественного футбола, восхищавшей болельщиков всего мира. В 1955 г. Эдуарду Стрельцову исполнилось 18 лет. Могли для этой неокрепшей психики пройти даром и такой стремительный взлет, и всестороннее внимание, и всеобщее обожание? Эдуард Анатольевич писал о тех годах: «Когда жизнь сразу резко изменилась, столько свалилось на меня нового и неожиданного, могла ли голова не закружиться – от одной только смены впечатлений. В такой ситуации остановись, подумай, оглянись. Но откуда же такая возможность? Все развивалось быстро, все вокруг меня менялось, но сам я, как мне казалось, не менялся. В худшую, я имею в виду, сторону. По-моему, я оставался прежним. Но когда смотрят на тебя со всех сторон, от одной неловкости, непривычности отношения к тебе можешь чего-то и не понять, в упор не рассмотреть. Слишком уж во многом надо было разобраться – и разобраться немедля…»

Конечно, никто и никогда не скажет о себе: «Как я изменился в худшую сторону!» Человек не замечает происходящих с ним перемен. Более того, люди меняются не сразу, не вдруг. И очень быстро привыкают к самим себе. Зато перемены видят и чувствуют окружающие. До Аллы Деменко, в ту пору – невесты Эдуарда Стрельцова, доносились какие-то отголоски, «что он вообще ведет себя неправильно». Но тогда она просто не придавала этому значения.

А ведь кроме славы появились немалые по тем временам деньги – за Олимпиаду, например, футболисты получили хорошую премию. Никита Симонян рассказывал: «Спорткомитет «раскошелился» на премию олимпийским чемпионам в размере двенадцати тысяч рублей. Тогда нам казалось, что это неплохо, ведь автомобиль «Москвич» стоил 16 тысяч…» Появились возможности, которыми обладали в те времена очень немногие. На характере нашего героя мы еще остановимся подробно, но даже не вникая в тонкости и перипетии, можно сказать, что подобные испытания ни для кого, пожалуй, не проходят бесследно. И не зря говорят, что не так страшно и сложно пройти огонь и воду, как медные трубы. Кстати, греческое слово «перипетия» означает внезапную перемену в судьбе, исчезновение удачи как следствие гнева богов из-за чрезмерной самоуверенности и неблагодарности человека за посланные дары. Крылатая богиня возмездия Немезида карала тех, кто нарушал общественный порядок, кто попирал мораль и преступал закон. Немезиду часто изображали с весами, на которых взвешивались людские деяния, а также с мечом или плетью, что символизировало скорое и неотвратимое наказание.

Вспомним, как все начиналось для Стрельцова. Почти молниеносные перемены, переход из никому не ведомого «Фрезера» во взрослую команду высшего дивизиона, зачисление в сборную и поездка в сказочную Индию, знакомство с красавицей Аллой, прекрасная физическая форма и возможность играть, вместо того чтобы стоять у станка или заниматься другим малоинтересным делом. Всеобщая любовь, доходящая до поклонения, восторги прессы и достаток, особенно заметный на фоне вчерашней бедности. А еще победы в международных товарищеских матчах, в матчах чемпионата СССР и, конечно, на Олимпиаде в Мельбурне, после которой девятнадцатилетний Стрельцов получил звание Заслуженного мастера спорта (в 1957 г. только он да Валентин Иванов имели такое звание в команде «Торпедо»). И главное, чувство, что все удается, что забитые мячи становятся то решающими для исхода игры, то обращающими на себя внимание красотой и растущей техникой.

«Могла ли голова не закружиться?» – задавался вопросом Стрельцов. Нет, не могла. Голова действительно закружилась. И в этом не было ничего удивительного. И винить тоже было некого – просто так сложились обстоятельства.

Роковой год

Самое неприятное случится со Стрельцовым в 1958 г. Но весь предшествующий год с ним происходило так много странного, что обойти вниманием как сами происшествия, так и вызвавшие их психологические причины было бы неверно. Современный миф о Стрельцове крепко привязан к 1957 г. События того периода дали основания для умозаключений в духе Ярослава Гашека.

Едва советские олимпийцы вернулись в Москву, как были приглашены в Кремль на торжественное чествование. «Советский спорт» написал, что спортсмены-победители стали гостями на новогоднем балу в Большом Кремлевском дворце. Прибывших в Кремль ждали нарядная елка, Дед Мороз, угощение и даже танцы. В разгар вечера появился Н.С. Хрущев в сопровождении других руководителей страны и гостей из Китая. Начались поздравления и пожелания. И вот тут-то со Стрельцовым случилось нечто необыкновенное.

Утверждают, что на вечере к нему подошла Е.А. Фурцева, бывшая в то время секретарем ЦК КПСС и первым секретарем Московского горкома партии, и попросила познакомиться с дочерью. Миф о Стрельцове, появившийся годы спустя, берет свое начало из этого разговора. Дело в том, что выпивший Стрельцов отказался знакомиться со Светланой Фурцевой. Однако никаких точных данных на этот счет не существует. Со ссылкой друг на друга биографы Стрельцова утверждают, что такой разговор состоялся. Допустим. Но чего хотела Фурцева от Стрельцова? Светлана Фурцева родилась в мае 1942 г. В январе 1957 г. ей было четырнадцать с половиной лет. И что? Фурцева мечтала выдать четырнадцатилетнюю дочь, то есть ребенка, замуж за практически незнакомого парня? Не станет такая здравомыслящая женщина, какой была Екатерина Алексеевна, мечтать о замужестве четырнадцатилетней дочери – рановато еще. Что же остается? Свести несовершеннолетнюю дочь с футболистом – чего ради? Несложно представить, чем могут закончиться подобные отношения. А в те времена нравы были построже нынешних. Сомнительно, чтобы Фурцева смотрела на незнакомого ей Стрельцова как на жениха для дочери про запас – в этом тоже никакого смысла, да и многое может измениться за то время, пока дочь достигнет совершеннолетия. Словом, матримониальные претензии Фурцевой в данном случае просто нелепы и несолидны. Очень трудно вообразить, чтобы первый секретарь МГК КПСС бегала по Кремлю и отлавливала женихов для дочки-школьницы. В конце концов, дочь не перестарок и не уродина – сама жениха найдет.

Самое разумное объяснение – Фурцева просто хотела сделать приятное девочке, познакомив ее с известным футболистом, к тому же симпатичным парнем, наверняка нравившимся Светлане. Познакомить ради самого факта знакомства. Ну или, возможно, ради автографа. И это при условии, что такой разговор действительно имел место. Что, между прочим, так и осталось недоказанным. Но слухи имеют свойство обрастать подробностями. А потому неподтвержденная история с Фурцевой получила продолжение. Якобы на просьбу о знакомстве Стрельцов провозгласил:

– Я свою Алку ни на кого не променяю!

По другой версии, он выразился резче, объявив матери, что лучше повесится, чем женится на такой <…>, как ее дочь. Что было дальше – неизвестно. И это обстоятельство, кстати, само по себе уже подозрительно, поскольку, оказавшись в щекотливом положении, Екатерина Алексеевна должна была как-то реагировать – что-то сказать, стушеваться, заплакать, выбежать из зала, рассмеяться, влепить обидчику пощечину и т. д. Но об этом история умалчивает, и умалчивает, скорее всего, потому, что у кого-то не хватило фантазии додумать реакцию Фурцевой. Так и провисла байка об оскорблении Стрельцовым Фурцевой, затаившей обиду. Зато вывод был сделан: после той встречи в Кремле Стрельцов оказался «в зоне особого внимания». К нему стали придираться, его начали наказывать и активнее порицать, устроили даже травлю в печати.

К Фурцевой мы еще вернемся, когда подробнее остановимся на мифе о Стрельцове и о различных версиях, выдвигаемых мифотворцами. Пока нам нужно предельно объективно рассмотреть события 1957 г. и убедиться, кто же был виноват в нападках на центрфорварда: тайные недоброжелатели или, может быть, кто-то еще.

Алла Деменко вспоминала, что в начале января, когда Эдуард уже вернулся из Мельбурна, они рассказали торпедовскому вратарю Альберту Денисенко, что собираются пожениться. И вскоре вся Автозаводская знала об их планах. Софья Фроловна пришла в ярость: все вокруг только и говорят, а мать родная слыхом не слыхивала! Так разобиделась Софья Фроловна, что даже поссорила молодых. Все, кто знал Эдуарда Стрельцова, все в голос утверждали: влияние на него матери было огромным. Врач команды «Торпедо» С.Ф. Егоров рассказывал, что, по его мнению, Стрельцова испортили во многом большие деньги. Он считает, что и на Софье Фроловне внезапно свалившееся благополучие сказалось не самым хорошим образом. Так, Егоров уверен, что мать была против женитьбы Стрельцова, потому что Алла происходила из простой и малообеспеченной семьи. А Софье Фроловне было бы желательно породниться с людьми посолиднее. Егоров постоянно общался со всеми своими подопечными и не раз бывал дома у каждого игрока. Стрельцова, пожалуй, он опекал особо, тем более что к 1957 г. центральный нападающий «Торпедо» стал все больше выпивать и дебоширить, не ночевал дома, порывался уйти от матери.

Егоров провел с Софьей Фроловной не одну беседу, прежде чем убедил строптивую женщину, что сыну, особенно в его положении, было бы лучше жениться; что Алла Деменко – замечательная девушка, что они любят друг друга и что если не мешать им, они непременно будут счастливы. Наконец Софья Фроловна уступила и согласилась на женитьбу сына.

Алла всего этого не знала. Она объяснила себе исчезновение Эдика захватившим его «звездным гулянием» после Олимпиады. Жених действительно пропал надолго, и только в апреле на работу Алле (не поступив в институт, она работала на заводе «Стальмост» в отделе главного конструктора) вдруг позвонила Софья Фроловна и объявила, что Эдик хочет пойти с Аллой на балет на льду. В Москве как раз проходили гастроли Венского балета на льду. Дальше произошел примерно такой весьма показательный диалог:

Алла: А где же сам Эдик?

Софья Фроловна: Да вот он, рядом стоит.

Алла: Что же он, не может говорить?

Софья Фроловна: Даю, даю ему трубку!

Затем воцарилось молчание, нарушенное Аллой, сказавшей неизвестно кому, что согласна, и поинтересовавшейся, куда ехать. На что голос Эдика в трубке ответил: «Приезжай сначала к нам».

Алла отправилась на Автозаводскую, откуда они с объявившимся женихом поехали смотреть балет. Он, как и в детстве, не извинился за то, что, сделав предложение и получив согласие, пропал на три месяца. Но она и так уже все простила.

После этой встречи он снова уехал, и в следующий раз Алла увидела его только в мае. Вспоминая о тех временах, она признавалась, что вела себя легкомысленно, что будь она чуточку серьезнее, то поостереглась бы и не стала бы торопиться с замужеством. Стоило присмотреться к жениху, тем более что «слухи про него доходили неважные». Но она была влюблена и не хотела думать о неприятном.

Что же это за слухи? 7 марта 1957 г. в газете «Московский автозаводец» появился фельетон «Головокружение», посвященный Эдуарду Стрельцову, устроившему незадолго до того пьяный дебош во Дворце культуры ЗИЛа. К слову, о Стрельцове, чье пристрастие к спиртному становилось все более заметным, корреспонденты «Московского автозаводца» уже не раз порывались написать. Но всякий раз руководство останавливало журналистов, как-то невнятно объясняя нежелание бороться с пьянством. Когда же фельетон все-таки вышел, реакции на него ни со стороны «Торпедо», ни со стороны героя публикации не последовало.

Конечно, поклонники Стрельцова скажут, что заговор уже плелся, травля набирала обороты, а потому и появился злосчастный фельетон. Однако жизнь ни тогда, ни сейчас не вращается вокруг одного человека. И борьба с пьянством в СССР велась (хоть, может быть, и безуспешно) по всей стране. Причем пресса играла далеко не самую последнюю роль в этой борьбе. В советской публицистике теме пьянства уделялось особое место. Почти в каждом издании, публиковавшем карикатуры, можно было найти изображения пьяниц с забавными подписями. Поэтому нет ничего удивительного, что сотрудники не самого крупного издания столицы тоже хотели включиться в антиалкогольную кампанию – на то они и журналисты. Тем более перед глазами всегда был подходящий пример. А в ту пору Стрельцов близко сошелся с Михаилом Огоньковым – игроком «Спартака» и коллегой по сборной. По свидетельству всех, кто знал Огонькова, влиял он на младшего приятеля не лучшим образом. Другой футболист сборной – Анатолий Исаев – в интервью «Советскому спорту» рассказывал, что «хорошо знал, как могут вести себя Эдик Стрельцов и Миша Огоньков даже после одной рюмки водки», поэтому был против, чтобы Борис Татушин проводил с ними свободное время. Значит, Огоньков дурно влиял на Стрельцова, вместе они дурно влияли на Татушина. Невольно задаешься вопросом: а кто испытал влияние всех троих? По воспоминаниям складывается впечатление, что Огоньков – главный злодей советского футбола, злой гений сборной СССР, где собрались не здоровые парни, а кисейные барышни, которых всей страной необходимо было ограждать от пагубы порока.

Кстати, старший тренер «Спартака» в 1955–1959 гг. Н.А. Гуляев подтвердил и головокружение игроков своей команды. Оказывается, «зазнался» не один Стрельцов: «после победы на XVI Олимпийских играх нескольким игрокам нашей команды <…> было присвоено звание Заслуженных мастеров спорта. Они были награждены орденами. Все это вскружило голову игрокам, и появилось большое зазнайство», – так отозвался Гуляев о спартаковцах, приятелях Стрельцова.

О совместном времяпрепровождении Стрельцова с Огоньковым наслышаны были многие. Как-то раз в 1957 г. к старшему тренеру «Торпедо» В.А. Маслову пришел Слава Метревели и рассказал, что к ним в заводское общежитие заявился пьяный, без ботинок Стрельцов и не желает идти домой. Обратились к Егорову, который поехал к Софье Фроловне выяснить, что там случилось. Егоров и раньше призывал Софью Фроловну не держать дома спиртного и не выставлять сыну бутылки. Видимо, она последовала совету врача, потому что, когда парочка друзей в компании неизвестной молодой дамы заявилась домой к Стрельцову и не нашла там желанного угощения, Эдик, осерчав на мать, в носках убежал из дома. Однако Огоньков со своей дамой не последовал за приятелем, а расположился на кровати Софьи Фроловны. Когда же явился Егоров и предложил Софье Фроловне выдворить непрошеных гостей, она испугалась, что Эдик может обидеться, и предпочла оставить все как есть. Огоньков потом объяснял свое поведение тем, что не мог оставить мать Стрельцова одну, после того как сам Эдик куда-то скрылся. Об этой навязчивой опеке Огонькова торпедовцы сообщили руководству «Спартака» в надежде, что воспитательная работа будет проведена. Однако они здорово ошибались.

Впрочем, и со Стрельцовым уже ничего не могли поделать. И когда к нему взывали, чтобы он изменился, то в ответ получали угрозу уйти в «Спартак», куда Стрельцова действительно приглашали. И завком, и партком, и райком комсомола и партии не раз и не два обсуждали поведение Стрельцова, его дружбу с Огоньковым и заметные уже всем последствия этого приятельства. Но Стрельцов, обычно молчавший на таких мероприятиях, как-то на завкоме заявил: «Отстаньте от меня, мне все это надоело, делайте со мной, что хотите». А хотели только одного: чтобы пить перестал.

Софья Фроловна утверждала, что много и часто Эдуард стал выпивать после Олимпийских игр 1956 г. Часто он возвращался домой среди ночи пьяным, на возмущение Софьи Фроловны отвечал, что выпивка его освежает.

Врач С.Ф. Егоров говорил потом, что всегда был против потакания игрокам. Скидки футболистам за непристойное, мягко говоря, поведение делались руководством в погоне за выигрышем. Тот, кто может добыть победу команде, оказывался, по сути, вне закона или над законом. А могла ли голова не закружиться от такого отношения? Представим: молодые парни, да к тому же без образования, но с немалыми по тем временам материальными возможностями, привыкшие, что любая выходка сходит с рук… Не святые же они, чтобы оставаться невозмутимыми и безучастными. Удивительно другое: в наши дни взрослые люди совершенно серьезно, да еще с возмущением доказывают, что все, кто порицал Стрельцова за пьянки, драки и за дебоши, – все участвовали в какой-то хорошо спланированной гоньбе. Ругая Советский Союз, эти люди сами вобрали худшее, что было в то время, усвоив, что все равны, но некоторые равнее, что вся страна должна была нянчиться с теми, кто способен порадовать любителей футбола хорошей игрой. То есть добровольно стали продолжателями той линии, против которой С.Ф. Егоров выступал уже в пятидесятые годы.

Возвращаясь в 1957 г., отметим, что вскоре после фельетона в «Московском автозаводце» Стрельцов создал новый информационный повод, о котором узнали уже не только на ЗИЛе. 11 апреля на одесском стадионе «Пищевик» во время матча московского «Торпедо» с минским «Спартаком» центральный нападающий «Торпедо» Эдуард Стрельцов получил предупреждение за неэтичное поведение, выразившееся в замахе ногой на А. Иванова, и удаление за умышленный удар по колену В. Артемова – последовательно желтую и красную карточки. С этого момента, по мнению современных поклонников Стрельцова, против их кумира пошла открытая травля. Реакция прессы, освещавшей вообще-то все заметные спортивные соревнования, включая чемпионат СССР, была закономерной и предсказуемой. Да, Стрельцов забил гол, но за безобразное поведение был удален с поля. Но сегодня нас пытаются убедить, что такая реакция не является нормальной, что пресса повиновалась некоему кличу «Ату его!», брошенному, конечно же, властью не без стараний Е.А. Фурцевой. Никаких фактов, что такой клич действительно существовал, что Фурцева имела к нему отношение, ни, как мы уже выяснили, что была какая-то пьяная выходка со стороны Стрельцова в адрес Фурцевой, в природе не существует. Однако поклонники Стрельцова уверены: удаление с поля за травмирование противника и осуждение в прессе грубой игры центрального нападающего высшей лиги страны – это результат умышленной травли.

Но обо всем по порядку. За что выдается желтая карточка, мы уже выяснили в первой главе. Посмотрим теперь, какие деяния игрока влекут его удаление с поля, другими словами, что нужно сделать, чтобы получить красную карточку. Игрок получает красную карточку в случае, если уже в течение игры получил от судьи две желтые карточки; если совершает так называемый фол последней надежды, то есть с помощью нарушения лишает соперника явной возможности забить гол; если бросается сопернику под ноги и может его травмировать; если нанесена травма и вообще применена сила против игроков, зрителей или судьи или за плевок в сторону тех же лиц; если нанесено оскорбление сопернику или судье; если в своей штрафной была намеренная игра рукой. Что же сделал Стрельцов? В объяснительной записке судья М.Е. Шляпин, проведший с 1951 по 1966 г. сорок семь матчей, написал следующее: «На 14-й минуте первой половины игры между командами «Торпедо» (Москва) – «Спартак» (Минск) за нетактичное поведение, выразившееся в замахе на игрока № 3 «Спартака» т. Иванова, мной был предупрежден игрок № 9 «Торпедо» т. Стрельцов.

На 21-й минуте этой половины игры Стрельцов был удален с поля, причиной удаления было следующее: Стрельцов, идя с мячом в центр поля и видя, что его пытается атаковать игрок № 5 «Спартака» Артемов, пустил ногу поверх мяча на колено Артемова. В результате чего Артемов получил травму колена…

В перерыве я зашел в комнату врача, где Артемову оказывалась медицинская помощь, и выяснил, что у Артемова ушиб колена со ссадинами от шипов».

Можно себе представить эту ссадину, оставленную ногой центрального нападающего… Но нас уверяют, что судья Шляпин судил избирательно, нам пытаются внушить, что 1957 г., как и весь советский период, это время доброе и либеральное только к заплечных дел мастерам, профессионально делавшим свое черное дело. То есть судью Шляпина за удаление по правилам игры Стрельцова с поля называют профессиональным палачом. Можно ли назвать такую реакцию на футбол адекватной? Едва ли. Впрочем, нам предлагают объяснения. Оказывается, игроки минского «Спартака» тоже играли нечисто – толкались, дергали за футболки, орудовали локтями. В 1987 г., в разгар разоблачительной эйфории, в «Советском спорте» вышла статья Романа Ксирова «Трудное счастье Эдуарда Стрельцова». Не касаясь достоинств и недостатков статьи, приведем только воспоминания Н.Д. Угланова из Минска, предполагаемого автора книги «Грибы лесов Белоруссии» и страстного футбольного болельщика. Ксиров пишет, что познакомился с Углановым на стадионе «Торпедо» во время матча с минчанами. Видимо, Угланов специально приехал из Белоруссии поболеть за «своих». Об этом болельщике Ксиров отозвался как о ходячей футбольной энциклопедии. Предварив таким образом недоуменные вопросы насчет надежности и достоверности, настроив нужным образом читательское восприятие, автор привел слова этого чудо-болельщика: «Что со Стрельцовым на поле ни вытворяли защитники! – вспоминал Николай Дмитриевич. – Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам, а он хоть бы что! Идет себе впереди – и мяч как приклеенный к ногам… Удивлялся я ему – будто без нервов; не отвечал никогда на грубость! Правда, однажды не выдержал… Могу и точную дату назвать – 11 апреля 1957 года. В Одессе на стадионе «Пищевик» торпедовцы Москвы играли с нашим, минским, «Спартаком» (теперешнее «Динамо»). Проиграл тогда «Спартак». Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох как он обыграл двух защитников! И… А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость – за товарища заступился, за Иванова. Того защитник «Спартака» Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну а Стрельцов возьми да ответь Артемову… После того случая его на три игры дисквалифицировали…»

А теперь посмотрим, как передал этот рассказ А.Т. Вартанян в книге «Эдуард Стрельцов. Насильник или жертва?»: «Что со Стрельцовым на поле вытворяли защитники! Толкали, цепляли, хватали за трусы, били по ногам… Проиграл тогда «Спартак». Единственный, но красивый гол ему забил все тот же Стрельцов: ох, как он обыграл двух защитников! А удар у него, сами знаете, был пушечный! Но спустя несколько минут допустил грубость – за товарища заступился, за Иванова. Того защитник «Спартака» Артемов локтем под дых ударил. Можно сказать, буквально нокаутировал. Ну а Стрельцов возьми да ответь Артемову… После этого случая его на три игры дисквалифицировали».

Есть разница? Конечно! Ведь тот неведомый болельщик говорит вообще. По его наблюдениям, Стрельцова на разных играх задирали соперники – толкали, цепляли, хватали. И только однажды (!) Стрельцов не выдержал! Было это 11 апреля 1957 г. в Одессе, когда Стрельцов ответил не тем, кто лично его толкал, цеплял и хватал, а минскому защитнику за удар Валентину Иванову. А что же мы читаем у А.Т. Вартаняна? Из приведенного им отрывка следует, что защитники минского «Спартака» толкали, цепляли, хватали Стрельцова, а «заплечных дел мастер» Шляпин не обращал на это внимания. Когда же Стрельцов ответил толкавшим, цеплявшим и хватавшим, его немедленно удалили с поля. Именно так понимает читатель приведенные отрывки. И именно на такое восприятие все и рассчитано.

«Ай да болельщик!» – восклицают поклонники Стрельцова. Действительно, удивительный болельщик, видевший с трибун все поле в деталях и запомнивший виденное на всю жизнь. Высоко сижу, далеко гляжу… Остается только горьковский вопрос: «А был ли мальчик?» Существовал ли этот удивительный болельщик, с которым автор «Советского спорта» случайно познакомился в 1987 г. на московском стадионе и который пролил столько света на неприятную историю вокруг Стрельцова? Ведь больше никаких упоминаний об этом человеке нет. За исключением авторства «Грибов лесов Белоруссии». А представьте, что другой корреспондент написал бы в любом другом издании примерно так: «В тот день я не собирался идти на стадион «Динамо», но позвонил заболевший приятель и с горечью сообщил, что пропадает билет. Чтобы не расстраивать друга, я пошел на матч. Играли «Динамо» с «Торпедо». День выдался дождливый, и на стадионе оказалось не так уж много народу. Да, – сказал вдруг мой сосед, симпатичный пожилой человек в сером плаще, укрывавшийся от дождя серебристым зонтиком, – а раньше, бывало, дождь не был помехой истинному болельщику. Вот как измельчали люди! Когда Эдик Стрельцов играл, народ валом валил, дождь – не дождь… Что уж говорить! Сильный был игрок, хотя и вел себя порой странновато. Мог ни с того ни с сего садануть соперника по колену. Я ведь был на том матче, все видел, все помню…» И что? Тоже верить прикажете? Такие чудесные болельщики с такими уместными и нужными воспоминаниями не вызывают особенного доверия как надежный источник информации.

К слову, Стрельцов, как мы могли убедиться, не был таким уж безответным игроком. На его счету предупреждений больше, чем у всех остальных игроков «Торпедо». Так что и огрызался он, и сдачу давал, и просто не всегда считал нужным сдерживаться.

В подтверждение воспоминаний Угланова приводят и слова Валентина Иванова, описавшего в книге «Центральный круг» (1973) похожую ситуацию. Правда, Валентин Козьмич пишет о матче с «Черноморцем», вышедшим в класс «А». Но ни в 1957-м, ни в 1956-м или 1955-м «Торпедо» не играло с «Черноморцем». Более того, в 1957 г. команда, получившая впоследствии название «Черноморец», именовалась ДСО «Пищевик». «Черноморцем» они стали с 1958 г., в класс «А» пробились только в 1964 г. Но, допустим, Валентин Козьмич запамятовал, с кем играл в 1957 г. Однако удар под дых наверняка запомнился надолго. Иванов пишет: «На поле ко мне приставили защитника – его фамилию я теперь уж и не припомню, – который совсем меня замучил. Стоило мне прикоснуться к мячу, как я получал сильнейший удар по ногам. А однажды, когда мы вдвоем подпрыгнули, пытаясь достать головой высокий мяч, он изо всех сил стукнул меня локтем в живот и угодил в солнечное сплетение. Некоторое время я не мог не то что подняться, но даже вздохнуть. В боксе это называется – нокаут. Подошел Стрельцов. Посмотрел на меня, на защитника.

– Сейчас я ему покажу, – и отошел.

Прошла минута, и оба они покинули поле. Стрельцова выгнал судья, защитника унесли…»

Иванов приводит этот пример не как иллюстрацию несправедливости, допущенной к Стрельцову, но в качестве характеристики Стрельцова-друга. Тому было 19 лет, а в таком возрасте, как подметил Иванов, «мы не всегда умеем верно оценивать свои и чужие поступки и обуздывать свои чувства». Стрельцов хотел заступиться за друга, но сделал это не лучшим образом и повел себя не очень умно, оставив команду играть вдесятером. Да и месть за друга оказалась неадекватной – Иванова-то не уносили с поля. Недозволенные приемы противника обходились без травм. Так с какой стати говорить об избирательной каре, о травле?

За нанесение травмы, как мы выяснили выше, игрока удаляют с поля. Что и произошло со Стрельцовым, намеренно разбившим сопернику колено. Возможно, минчане играли грубо. И возможно, грубили исподтишка, то есть не перед носом у судьи. Что, конечно, подло и некрасиво, но если судья не видит нарушений, он не сможет на них ответить. Когда же нарушение не просто явное, но еще и нарочитое, то почему судья не должен реагировать на него? Только потому, что Эдик хороший и ему еще нет двадцати лет?

В истории мирового футбола есть самые разные случаи с красными карточками. Например, в финале чемпионата мира 2006 г. на матче Италии и Франции судья показал капитану сборной Франции Зинедину Зидану красную карточку за то, что Зидан ударил головой в грудь итальянского защитника Марко Матерацци в ответ на оскорбления. В итоге Италия выиграла тот чемпионат. Но мы знаем, что за оскорбление также полагается красная карточка, однако судья изгнал с поля только Зидана. Значит ли это, что против Зидана началась травля? Нет, это значит лишь то, что арбитр не всегда может быстро и досконально разобраться в происходящем на поле и отмечает явные, бросившиеся в глаза нарушения. Как быть, например, с «рукой Бога», дважды помогавшей Марадоне? Сначала в 1986 г. в матче с англичанами, когда аргентинец отправил мяч в ворота левым кулаком, а судья посчитал, что гол забит головой. Затем в игре со сборной СССР в 1990 г. Марадона подставил кулак под летящий мяч в ворота сборной Аргентины, и судья отказался фиксировать нарушение правил. Против кого велась травля в этих случаях и во многих других?

Но оказывается, что об удалении Стрельцова написали в газетах подробнее, чем писали обычно об удалениях других игроков. Кроме того, Стрельцова за его поступок назвали «хулиганом», но главное – дисквалифицировали на три игры. А.Т. Вартанян пишет, что 23 апреля «Советский спорт» «радостно» оповестил об этом читателей. Понятно, что если оповещение прошло радостно, значит, редакция «Советского спорта» и все, кто стоял за изданием, испытывали удовлетворение. А испытывать удовлетворение они могли в том случае, если справились, например, с поставленной задачей – в данном случае затравили парня. Но, откровенно говоря, никакой особенной радости в той публикации не ощущается. Как равно и во всех прочих.

12 апреля, на другой день после той игры, «Физкультурник Белоруссии» написал: «Лучший игрок «Торпедо» Стрельцов минут за 15 до перерыва был удален из игры за грубость. Москвичи продолжали состязания вдесятером…»

13 апреля в «Советском спорте» в заметке «С грубостью пора кончать!» значилось: «Гол, забитый Стрельцовым, и решил исход встречи. Но можно ли назвать центрального нападающего торпедовцев, неоднократного участника сборной СССР героем матча? Нет! Через 20 минут Заслуженный мастер спорта Эдуард Стрельцов позволил себе безобразный поступок – ударил спартаковца Артемова, нанеся ему серьезную травму. Хулиган был удален с поля. И этот возмутительный поступок испортил впечатление от матча».

18 апреля в «Советском спорте» снова появляется материал о том матче. На сей раз в статье «К чему это барство?», написанной П. Хиджакадзе из Одессы, говорилось об обманутых ожиданиях одесситов: «Внимание многих тысяч зрителей было приковано прежде всего к двум олимпийцам – Заслуженным мастерам спорта Э. Стрельцову и В. Иванову, ибо они играли в Одессе впервые. И если капитан «Торпедо» Валентин Иванов оказался на высоте положения, играл с огоньком и принес много пользы своей команде, то Эдуард Стрельцов, хотя и забил единственный гол, своим поведением вряд ли может служить примером для спортсменов. Зрители увидели не футболиста высокого класса, а зазнавшегося барина, прогуливавшегося по полю в ожидании мяча, хулигана, попирающего нормы спортивного товарищества. За четверть часа пребывания на поле Стрельцов успел получить замечание судьи, а «под занавес» грубо сбил с ног полузащитника минчан, нанеся ему серьезную травму, и ударил еще одного спартаковца. Своим недопустимым поступком Стрельцов вызвал бурю негодования зрителей и оставил свою команду вдесятером почти на всю игру…»

Почему «барство»? Но мы же помним, его и раньше обвиняли, что играет не в полную силу, что ленится и часто простаивает. Да, сам Стрельцов объяснял манеру своей игры, ссылаясь на плоскостопие. С этим дефектом непросто было весь матч проводить в движении. Но представим себе впечатления зрителей, много слышавших о Стрельцове и увидевших его впервые: вроде бы центрфорвард, а бегает мало, все больше стоит, да еще и дерется! Другие, значит, бегай, а он тумаки будет раздавать. И впрямь барин.

Наконец 23 апреля «Советский спорт» опубликовал решение Всесоюзной секции футбола: «Неспортивное поведение игрока московского «Торпедо» Эдуарда Стрельцова вызвало единодушное осуждение любителей футбола и спортивной общественности. Редакция «Советского спорта» получила много писем читателей, обвиняющих Стрельцова в зазнайстве и высокомерии. Члены Всесоюзной секции футбола также осудили неспортивный поступок футболиста. Сам Стрельцов признал несовместимость его поступка с высоким званием советского спортсмена. Всесоюзная секция футбола решила объявить Стрельцову строгий выговор и дисквалифицировала его на три игры».

Почему же Стрельцову уделили столько внимания? Во-первых, мы уже отмечали, что безропотным игроком он не был, регулярно и чаще других получая предупреждения за пререкания с судьями, грубую игру вплоть до битья лежащего соперника ногой. Кто-то удивляется: что же тогда его не удаляли с поля, не «песочили» в газетах? Но это неправда. С поля не удаляли, потому что обходилось без травм, а в газетах разное было, случалось, и поругивали. Словом, за Стрельцовым уже была репутация игрока грубого. Конечно, не Херардо Бедойя[2] с его сорока шестью удалениями, но для СССР 1950-х и регулярных предупреждений было достаточно, чтобы снискать славу не самого дисциплинированного футболиста.

Во-вторых, Стрельцов был игроком сборной страны, а потому интерес, внимание и требования к нему были повышенными. Хиджакадзе так и написал: «Внимание многих тысяч зрителей было приковано прежде всего к двум олимпийцам – Заслуженным мастерам спорта Э. Стрельцову и В. Иванову, ибо они играли в Одессе впервые». Представьте, что вы приходите посмотреть на игрока или артиста, о котором наслышаны и от которого ждете чудес. И вдруг оказывается, что восхищавший вас человек хамит и вообще ведет себя недостойно и некрасиво. Конечно, все впечатления от давно ожидаемой встречи сведутся к разочарованию. Кроме того, не будем забывать, что в советское время отношение к спорту было несколько иным, нежели сегодня. На спорт возлагалась педагогическая, воспитательная миссия. Спортсмены должны были быть эталоном, примером для подражания. Конечно, практика подчас расходилась с теорией, но в идеале спорту предписывалось воспитывать в советских людях и чувство прекрасного, и патриотизм, и стремление к гармонии. Спортсменам надлежало быть своего рода образцом всестороннего развития. В чемпионах должны были сойтись физическое совершенство, духовное богатство, нравственная чистота. В те годы считалось, что спортсмен представляет не себя одного и даже не просто свою страну – спортсмен рассматривался как воплощение идеалов своей страны и нации. И не все могли выдержать напряжение этой миссии, поскольку требования соответствия были достаточно высоки, а сами идеалы труднодостижимы.

В ЧЕМПИОНАХ ДОЛЖНЫ БЫЛИ СОЙТИСЬ ФИЗИЧЕСКОЕ СОВЕРШЕНСТВО, ДУХОВНОЕ БОГАТСТВО, НРАВСТВЕННАЯ ЧИСТОТА.


В-третьих, Стрельцов не просто кого-то пнул или толкнул в игре, он нанес травму, так что игрока после его нарочитого удара унесли с поля. Это все видели, и, возможно, только Николай Дмитриевич Угланов с высоты трибун не понял, в чем была штука. Потому и назвали Стрельцова «хулиганом», что на виду у всех он саданул Артемова по колену. Если это не хулиганство, то что же тогда? Да, потом стало известно, что таким неловким образом он заступился за друга. Но сначала-то об этом никто не знал. Особенно те, кто наблюдал за матчем со стороны. Для наблюдателей его поступок выглядел как хулиганская выходка. Да если бы и знали, то могли в лучшем случае лишь посочувствовать Иванову – оправдания поступку Стрельцова все равно бы не было. Его мотивы понятны, но методы неприемлемы. Матерацци обложил всю женскую половину семьи Зидана, но это не спасло последнего от удаления, а сборную Франции – от поражения. Да и вообще в футболе случается разное. И кому как не его любителям не знать этого. Так зачем же сочинять мифы о взявшем на себя грехи советских людей Эдике Стрельцове?!

Сегодня пишут, что Секция футбола СССР сыграла якобы роль наемного убийцы, выполнила заказ недоброжелателей Стрельцова из партийных верхов, объявив ему строгий выговор и дисквалифицировав на три игры. Но никаких доказательств, что кто-то в партийных верхах требовал ради неясных целей такого решения, не существует. Более того, сразу после той злополучной игры 11 апреля состоялось общее собрание футбольной команды мастеров «Торпедо» – руководство команды закономерно отреагировало на происшествие. В протоколе собрания сказано, что присутствовали 30 человек, что докладчиком выступил начальник команды и что «11 апреля 1957 года в календарной встрече по футболу между командами «Торпедо» (Москва) – «Спартак» (Минск) игрок команды «Торпедо» Стрельцов был удален с поля за проявленную грубость, выразившуюся в применении недозволенного приема (накладка)». Далее говорится, что, «несмотря на неоднократные грубые действия игроков команды «Спартак» (Минск) по отношению к Стрельцову и Иванову, тов. Стрельцов не должен был отвечать грубостью, зная заранее, что мог быть удален с поля и тем самым поставить коллектив в трудное положение».

Стрельцов сообщил о грубой игре соперника и просил дать возможность искупить свою вину. Выступали старший тренер В.А. Маслов и несколько игроков, предлагали дисквалифицировать Стрельцова на один матч условно. В итоге постановили: «1) Осудить неспортивное поведение тов. Стрельцова в данной игре и просить ДК Комитета по футболу дисквалифицировать на одну игру условно. 2) Игрокам команды сделать соответствующий вывод и в случае повторения такого проступка просить ДК Комитета по футболу о дисквалификации на более продолжительный срок».

Об этом случае узнала вся страна. И в первую очередь узнали на заводе ЗИЛ. Ответственный секретарь газеты «Московский автозаводец» Александр Новичков рассказывал, что заметка «С грубостью пора кончать!» впервые появилась в их газете и что написал ее начальник бюро кадров железнодорожного цеха завода (по другой версии, статью написал С. Левков из Одессы). И только потом заметку перепечатал «Советский спорт». Прослышав об обеих публикациях, пьяный Стрельцов, на сей раз в компании с Софроновым, снова устроил дебош до Дворце культуры ЗИЛа. Дошло до драки, Стрельцов сквернословил, кричал, грозился позвонить директору завода Крылову. Уже после этого поведение Стрельцова обсуждалось в Комитете по делам физкультуры и спорта.

Кстати, Новичков и другой сотрудник «Московского автозаводца» Владимир Устинов тоже присутствовали на том заседании Комитета. По мнению журналистов, обсуждение свелось к забалтыванию, поскольку ни о пьянках, ни о дебошах не было сказано ни слова. Представители команды уверяли, что Стрельцов раскаивается, очень переживает и уже исправляется. А спустя два дня газетчикам влетело от завкома за отсутствие заводского патриотизма. Ведь Стрельцов защищает честь завода, но если его обижать – например, газетными фельетонами, – он может и уйти в другую команду. Опять же, говорить о травле Стрельцова невозможно, потому что журналисты обращали свои перья не против одного дебошира, были и другие футболисты, чье поведение осуждалось «Московским автозаводцем» и покрывалось руководством завода и команды.

СМИ НАПЕРЕБОЙ ПИСАЛИ О СТРЕЛЬЦОВЕ, ЧТО ОН ОСОБЕННО ХОРОШО ДЕЙСТВУЕТ В НАПАДЕНИИ, ЧТО ВЗЯТЬ ЕГО МЯЧИ СОПЕРНИК НЕ МОЖЕТ, ЧТО ОН ВЫВОДИТ ИЗ РАВНОВЕСИЯ ИГРОКОВ ПРОТИВОБОРСТВУЮЩЕЙ КОМАНДЫ.


Помимо боязни обидеть появилась и еще одна причина для прекращения обличений: 30 апреля «Советский спорт» опубликовал Указ Президиума Верховного Совета СССР «О награждении орденами и медалями спортсменов, тренеров и работников физической культуры и спорта». Награждены были многие олимпийцы, в том числе и Эдуард Стрельцов, получивший орден «Знак Почета». Думается, это помогло Стрельцову пережить последствия одесского казуса, да и дисквалификация не была продолжительной – 4 мая Стрельцов уже играет за «Торпедо» в городе Сталино (Донецк). А после игры с московским «Динамо» в День Победы «Советский спорт» уже отмечает игру Стрельцова как одного из лучших футболистов матча: «Зрители увидели интересную игру. Восторженно аплодировали они футболистам, показавшим большое спортивное мастерство. Эти аплодисменты заслужили Яшин, который спас ворота от нескольких, казалось бы, верных голов, Крыжевский, мастерски отбивавший мяч в падении, Стрельцов, несколько раз точно и остро передававший мяч партнерам, Б. Кузнецов, в акробатических прыжках отбивавший мяч «ножницами» через себя и благодаря этому выигрывавший единоборство с соперниками». А после матча в Лениграде 14 мая с местным «Зенитом» СМИ наперебой писали о Стрельцове, что он особенно хорошо действует в нападении, что взять его мячи соперник не может, что он выводит из равновесия игроков противоборствующей команды, что он принадлежит к числу особенно опасных игроков. Словом, о недавнем происшествии все забыли.

Между тем руководство команды убеждало Софью Фроловну: Эдику надо жениться. Сама Софья Фроловна уверяла, что никогда ничего не имела против женитьбы сына на Алле Деменко. Но тренеры, врач – все в один голос говорят, что мать Стрельцова возражала против их свадьбы. Видимо, под давлением она уступила. И как вспоминала Алла, 17 мая они подали заявление, 21 мая расписались, а 25 была свадьба. О возражениях Софьи Фроловны знали те, кто имел возможность постоянно общаться с ней и с Эдуардом. Алла не могла поначалу знать об отношении к их браку Софьи Фроловны. Напротив, ей казалось, что будущая свекровь ее любит и даже как будто караулит, зазывая к себе ночевать, когда сын уезжал. «Розочкой» называла Софья Фроловна будущую невестку.

Но не прошло и двух месяцев, как все розочки завяли. Поддавшись на уговоры торпедовского руководства, Софья Фроловна, очевидно, и впрямь рассчитывала, что жена будет иметь положительное влияние на сына и тем самым облегчит ей жизнь. Но Алла отнюдь не принадлежала к числу сильных и властных женщин. Скорее наоборот. «Мне казалось, – вспоминала она, – что Эдик должен быть как будто старше, что вроде я должна бы его слушаться». Но, кроме футбола, Эдик не мог ничего предложить, и слушаться его было невозможно. Просто потому, что слушать было нечего. Зато, почуяв прежнюю волю, отсутствие давления и требовательности со стороны нового члена семьи, Эдик расслабился и вернулся к привычной жизни. 9 июля он явился домой пьяным среди ночи, и молодая жена, не знавшая, как следует вести себя и уже порядком изведшаяся в ожидании загулявшего супруга, растерялась. Если бы Эдик извинился, наговорил бы всякого вздора, поцеловал ручку и преподнес да хоть букет ромашек, Алла наверняка бы успокоилась. Но, как мы помним, Эдик не умел просить прощения, особенно у женщины, и вместо слов примирения он, по словам Аллы, «так нагло улыбнулся», что супруга не выдержала и отвесила ему пощечину. Тут же выскочила Софья Фроловна, утратившая все иллюзии в отношении Аллы, и нет чтобы пристыдить сына, начинающего супружескую жизнь с загулов, набросилась на невестку. И когда Эдик с подсказки матушки понял, что все сделал правильно, а его обижают, он, по старой привычке, убежал из дома. Все-таки Алла догнала неразумного муженька, вымолила прощение, взяла обещание не задерживаться до ночи и вернула его домой. Но было уже поздно, потому что Софья Фроловна поняла, что продешевила, поддавшись на уговоры торпедовского начальства. Зачем ей такая невестка? Мало того что за душой ни гроша, так еще и толку никакого – сын как пил, так и пьет. Только заботы прибавилось.

Когда на следующий день Алла вернулась с работы, муж с ней не разговаривал, как будто это она давеча заявилась домой подшофе в половине второго ночи. Воинственная Софья Фроловна, убедившаяся в никчемности невестки, плюс ко всему не умевшей вести хозяйство и плохо помогавшей свекрови по дому, принялась убеждать сына, что такая жена ему ни к чему. Нужно ли говорить, что Софья Фроловна избрала неверную тактику. Настроив сына против жены, она добилась только того, что Эдик с новой силой запил и как можно меньше времени старался проводить дома. Алла, быстро сделавшая вывод, что с пьяным отношения лучше не выяснять – толку все равно не будет, и здесь не угодила свекрови, предпочитавшей набрасываться на сына в любое время и не выбиравшей нужной минуты для серьезных разговоров. Поскольку невестка отказалась поддерживать ее в нападках на выпившего сына, ко всем прочим недостаткам Аллы добавился еще один: нежелание перевоспитывать Эдика. То есть сначала Софья Фроловна настроила сына против жены, а потом обвинила невестку, что та отказывается пилить супруга, который пьет отчасти из-за того, что не хочет проводить время с разонравившейся стараниями матери женой. Как говорила героиня одного известного фильма, «высокие… высокие отношения».

Точно не желая замечать всего этого абсурда, сторонники теории антистрельцовского заговора дружно прицепились к одной неловкой фразе, сказанной руководителем Секции футбола Комитета по физкультуре и спорту при Совете Министров СССР В.П. Антипенком после игры сборной СССР со сборной Румынии, проходившей 1 июня в «Лужниках» и окончившейся со счетом 1:1. Оказывается, после невероятного мяча, забитого румынам Эдиком, Антипенок произнес фразу, якобы невозможную для нормального человека в нормальной стране: «Мы узнали, что перед этой ответственной игрой Стрельцов женился. Факт говорит о слабой воспитательной работе в команде “Торпедо”». Нам пытаются внушить, что Антипенок был ненормальным человеком и страна СССР тоже была ненормальной. А вот интересно, после того как врач сборной ФРГ заразил всю команду гепатитом, можно ли было называть Германию «нормальной страной»? Эту несчастную фразу начальника Управления футбола цитируют все биографы Стрельцова, наперебой упражняясь в остроумии, нетерпимости к человеческой глупости и неприятии тоталитарных замашек. А между тем все объясняется предельно просто. Но, во-первых, любая фраза, оторванная от контекста, может показаться до неприличия глупой и вообще лишенной смысла. Во-вторых, что же хотел сказать Валентин Панфилович Антипенок? Свадьба Стрельцова состоялась 25 мая – за несколько дней до ответственного матча. Зная повадки Стрельцова, можно было опасаться, что на матч он вообще не явится или явится в том состоянии, когда играть будет, мягко говоря, тяжело. Вот поэтому Антипенок и выразил пожелание, чтобы накануне ответственных соревнований – ведь излишним будет напоминать, что спортсмены не принадлежат себе – не устраивались такие важные торжества, как свадьбы. Просто свадьба накануне матча может расстроить и свадьбу, и матч. Так что ничего особенно возмутительного и глупого не сказал Антипенок. Возможно, выразился неловко, да и то судить об этом можно было бы, только зная контекст. Но этот контекст почти никто не публикует, очевидно, понимая, что в этом случае исчезнет возможность блеснуть остроумием и явить миру собственное неприятие тоталитаризма.

Впрочем, А.Т. Вартанян в своей «Летописи…» дает и честное толкование слов Антипенка, и расширенную цитату. Оказывается, играли-то плохо, вяло, так что даже румынский капитан отозвался о Стрельцове как об игроке опасном, но ленивом. А Стрельцов хоть и сравнял счет из неудобного положения, играл, что называется, не на пике возможностей. Румынская газета «Информация Букурештиулуй» называла игру обеих команд посредственной, арбитр матча Стен Альнер из Швеции заявил, что «русские показали не ту игру, которую я от них ожидал. Действия олимпийского чемпиона не отличались четкостью». Вот на этом фоне В.П. Антипенок и высказался, что «наша сборная играла с командой Румынии плохо. В этом виноваты не только футболисты, но и мы, руководители. Если раньше была какая-то дистанция между футболистами и тренерами, между футболистами и Управлением футбола, то сейчас такой дистанции нет, это очень мешает нашей работе <…> Мы узнаем о том, что перед этой ответственной игрой Стрельцов женился. Это говорит о слабой воспитательной работе в команде, что мы отмечали неоднократно в прошлом…» То есть причины заторможенности игроков напрямую связаны с недавними возлияниями.

Отдохнув, команда показала совсем другую игру. На 1958 г. был намечен чемпионат мира, поэтому шестнадцати национальным сборным предстояло завоевать право участвовать в турнире. СССР надлежало сыграть по два матча с командами Польши и Финляндии. 23 июня в Москве прошел первый отборочный матч со сборной Польши. Советская сборная, проведя блестящую игру со счетом 3:0, отправлялась готовиться к отборочному матчу с Финляндией.

Год у Стрельцова выдался насыщенным. Помимо девятнадцати, с учетом дисквалификации, игр чемпионата СССР предстояло участие в трех товарищеских матчах (Румыния, Болгария, Венгрия), в пяти отборочных матчах на чемпионат мира и шести встречах на Международном турнире III дружеских игр молодежи и студентов. А тут еще женитьба и постоянные выяснения отношений. В августе стало известно, что жена ждет ребенка. Но известие это никого не обрадовало. Самое интересное, что молодые, не успев толком узнать друг друга, уже друг в друге разочаровались. Если Стрельцову не нравилось, что Алла мало помогает его матери по хозяйству, то Алла не могла принять бесконечные пьянки и отлучки мужа неизвестно с кем и куда.

Но едва речь зашла о ребенке, вдруг выяснилось, что никому, кроме Аллы, это неинтересно. Когда 16 августа Стрельцов приехал из Финляндии, где сборная СССР выиграла отборочный матч чемпионата со счетом 10:0, причем Стрельцов забил два гола и был признан наравне с финским нападающим Канкканеном лучшим игроком матча, Софья Фроловна, пока Алла спала, успела на нее нажаловаться. Среди ночи Эдуард объявил проснувшейся жене, что больше не любит ее и не хочет с ней жить. На все недоумения и вопросы он отвечал, что Алла плохая хозяйка, ничего не хочет делать по дому и не помогает матери. Что касается беременности… А поступай, как знаешь! Помочь – поможем, но живи теперь как хочешь.

Софья Фроловна, воспринимавшая невестку с токсикозом как лишнюю обузу, выдала пятьдесят рублей на аборт и отправила к маме. Когда же Алла, изгнанная из дома, уходила, Эдик «лежал в коридоре на диване, повернувшись лицом к стене». Она хотела уйти тогда же – ночью. Но Софья Фроловна, испугавшись молвы, велела дождаться утра. Побоялась, что люди осудят – мол, выгнали ночью беременную невестку.

А утром – ничего, можно. И вот, по воспоминаниям Аллы, вышла она от Стрельцовых с авосечкой, с сумкой книг и пошла домой. По дороге съела мороженое, а дома к ней приступила уже собственная мама: «Если жизнь не получилась, то этот ребенок не нужен. Завтра пойдем в больницу». И если бы не младший брат, неизвестно, что было бы, потому что Алла не собиралась делать аборт, как настаивали мама со свекровью.

Тем временем статистик футбола К.С. Есенин уже начал свой отсчет «100 дней Эдуарда Стрельцова». Начиная с 21 июля, когда центрфорварду исполнилось 20 лет, и до 26 октября он участвовал в двадцать одном матче и забил тридцать два мяча. Впрочем, в «Торпедо» за 1957 г. Стрельцов оказался не самым результативным бомбардиром, став автором двенадцати голов после Валентина Иванова с четырнадцатью голами. Справедливости ради надо уточнить, что Стрельцов в сезоне 1957 г. сыграл за «Торпедо» только пятнадцать игр – на три игры он был дисквалифицирован, а после матча с ленинградским «Зенитом» 30 октября Стрельцов уже не играл из-за травмы.

И еще одна любопытная деталь, о которой не любят упоминать биографы Стрельцова, поскольку она идет вразрез с навязываемой теорией преследования. 6 августа сборная СССР проводила полуфинальный матч Международного турнира III дружеских игр молодежи и студентов. Играли со сборной Чехословакии, арбитром выступал англичанин Роберт Х. Манн. Матч оказался интересным, напряженным. Хотя советская команда выиграла с перевесом в одно очко – 4:3, но чехи духом не падали и уступили только в дополнительное время. Возможно, игра складывалась бы иначе, если бы на сорок девятой (а по другим источникам – на шестьдесят четвертой) минуте судья не удалил игрока сборной СССР. Игроком этим оказался не кто иной, как Эдуард Стрельцов. По утверждению В.И. Галедина, нигде не указывается, за что именно Стрельцов был удален, «но, обращаясь к прошлым случаям, можно с высокой степенью вероятности предположить, что это была реакция на грубый прием: первым Эдуард никогда не нападал». Но, во-первых, бывало и нападал. А во-вторых, поскольку в своей книге о Стрельцове В.И. Галедин ссылается на книгу Б. Набокова и Б. Турова «256 международных матчей» (1958), мы вынуждены отметить, что автор… чего-то недоговаривает. Именно в означенной книге читаем: «Вскоре за пререкание с судьей удаляется игрок советской команды. У чехов численное превосходство. Они стараются его использовать. Начинают все чаще и чаще атаковать ворота советской команды…» Учитывая, что удален был только один игрок, можно сделать единственно правильный вывод: Эдуард Стрельцов был удален за пререкания с судьей. Если же воспользоваться методом экстраполяции, предложенным В.И. Галединым, то можно с высокой долей вероятности предположить, как далеко зашли пререкания: ведь мы знаем, что препирательства с судьей наказываются желтой карточкой, то есть игрок получает предупреждение. Если же игрок удален за пререкания с судьей, то это означает, что футболист совершил уже второе нарушение, то есть получил повторное предупреждение за пререкания – после показа второй желтой рефери показывает нарушителю красную. Если же он получил красную без желтой, то, скорее всего, имело место оскорбление судьи. В любом случае английский арбитр вряд ли мог участвовать в травле русского футболиста, а его созвучие отечественным судьям лишь подтверждает, что Стрельцов играл грубо и оставался нарушителем на поле. Останавливаемся мы на этом потому, что большинство игроков старается не получать предупреждений и удалений. Открытая грубость на поле говорит либо о своеобразно понятой лихости, удали и молодецкости, либо о наплевательстве к другим участникам игры и высокомерии, либо о неспособности сдерживать эмоции в возбужденном, взвинченном состоянии.

Именно о том же сказал в интервью польским корреспондентам Г.Д. Качалин после проигрыша сборной СССР полякам в Хожуве со счетом 1:2 20 октября: «Занервничал Стрельцов. Это еще молодой парень, неопытный. Он может проявить огромный свой талант, когда в команде лад, когда идет игра. Когда не получается, Эдик теряет голову. Ему кажется, что он в одиночку может решить все проблемы, взваливает на себя непосильную ношу. Парень очень способный, но натура необузданная». А ведь мы помним, что Гавриил Дмитриевич еще в 1956 г. писал о своем подопечном: «Этот молодой растущий футболист играет по настроению, со срывами». Но поклонники Стрельцова бросаются на защиту своего кумира: как это, дескать, «неопытный»? Это Стрельцов-то неопытный?! Да ведь неопытный не в смысле техники игры, а по части самообладания, не научившийся пока сдерживаться или держать себя в руках, не умеющий вести себя солидно, спокойно. Одно слово – необузданный. И обуздать его было некому. Оттого и попадал Эдуард Анатольевич во все переделки, оттого и страдал, наказывая самого себя.

Как, например, в ночь с 8 на 9 ноября, аккурат после празднества в честь 40-летия Великой Октябрьской социалистической революции. Хороший, надо думать, выдался повод для любителей горячительного. 8 ноября Стрельцов, видимо, продолжал радоваться юбилею революции, потому что к 7 часам вечера был уже пьян и зол. В тот день проходил матч между «Торпедо» и «Динамо», причем Стрельцов не мог играть из-за травмы, полученной в игре с «Зенитом» 30 октября, и торпедовцы уступили 0:1. Возможно, с горя Стрельцов и выпил лишнего. После матча он поехал на Автозаводскую, но идти домой раздумал и вспомнил о каких-то знакомых в районе Крестьянской Заставы. Он уже отправился было на трамвайную остановку, как вдруг встретил припозднившуюся соседку Галину. Видя, в каком состоянии Стрельцов, сердобольная соседка решила не отпускать его далеко и во что бы то ни стало вернуть поскорей домой. Стрельцов сел в трамвай № 46, и Галина последовала за ним. Стрельцов сошел у Крестьянского рынка, сошла и Галина. Стрельцов побродил по пустой площади, заглянул в какой-то двор, Галина не отставала. Наконец согласился Эдик вернуться домой, и они опять пошли на трамвайную остановку, чтобы ехать обратно. А когда Стрельцов присел отдохнуть на ступени какого-то крыльца, подошел к ним подвыпивший парень и завел беседу. Эдуард, правда, поддерживать разговор не пожелал и велел незнакомцу прервать назойливую речь, тем более что незнакомец пустился учить жизни и давать советы. Однако незнакомец воспринял отказ Стрельцова от общения как оскорбление и перешел к решительным действиям. Важно помнить, что вся эта прелюдия известна со слов весьма нетрезвого Эдуарда Стрельцова и его совершенно трезвой соседки Галины Чупаленковой. Так вот, Чупаленкова утверждала впоследствии, что между Стрельцовым и назойливым незнакомцем завязалась драка. Незнакомец ударил Стрельцова и разбил ему нос, после чего получил ответный удар. И только в разгар драки решил «сделать ноги» и покинул поле боя. Сегодня поклонники Стрельцова рассказывают, что-де Эдика побили – возможно, даже сломали нос, и он просто хотел наказать обидчика. Но откуда такие сведения? Единственный свидетель говорит именно о драке, а не об избиении Эдика.

Стрельцов мог бы поехать домой залечивать раны. Однако он действительно решил догнать незнакомца и проучить. И они все втроем среди ночи помчались куда-то в сторону Крутицкого вала, где незнакомец перелез через забор, а Стрельцов схватил его за штанину, да так, что, по показаниям Чупаленковой, незнакомец какое-то время висел вниз головой. Когда же Стрельцов устал и отпустил чужие штаны, незнакомец сверзился с забора и умчался в сторону дома № 15. Стрельцов преодолел забор и погони не оставил. И вот тут Чупаленкова – нет чтобы тащить Стрельцова обратно – нашла вход во двор, снова бросилась за Стрельцовым и даже подсказала ему дверь, куда, как ей показалось, шмыгнул незнакомец.

В это время дворники уже вовсю свистели. А неподалеку на Крестьянской площади уже стояла милицейская машина со старшиной Алистратовым и майором Жужакиным. Более того, к ним уже подошел сотрудник ОРУД и рассказал, что со стороны Крутицкого вала слышны свистки дворников. Когда Стрельцов ворвался в указанную Чупаленковой дверь, трое правоохранителей уже направлялись в их сторону. За дверью оказались две квартиры. Жильцы одной, несмотря на поздний час – начало второго, еще не вернулись из гостей. А в квартире № 3 мирно почивало семейство Спицыных – хозяин дома, его супруга и трое взрослых детей, две дочери и сын. Впоследствии одна из дочерей, Анна Спицына, уверяла, что проснулась из-за свистков дворников, выглянула за дверь и увидела окровавленного Стрельцова, энергично направлявшегося к ним в квартиру. Спицыным пришлось держать оборону, пока Стрельцов ломился в одну из их комнат, грозился убить и крыл отборным матом. Перед ним было несколько дверей, но ломился он как раз в закрытую, потому что решил, что раз закрыта, то дело нечисто. Именно такая картина и предстала перед прибывшими милиционерами: здоровенный пьяный детина с окровавленной физиономией рвется в дверь одной из комнат, матеря всех и вся. На призывы правоохранителей успокоиться Стрельцов ответил несогласием, обматерив заодно и новоприбывших. Тут вышли из своего укрытия Спицыны, и, завидев младшего Спицына – Филиппа, Стрельцов бросился к нему, подозревая, что это и есть недавний обидчик. В.И. Галедин направо и налево обвиняет всех во лжи, клеймя за малейшую неточность в отношении Стрельцова. А как быть с его утверждением, что это Филипп Спицын разбил ночью с 8 на 9 ноября нос Эдуарду Стрельцову и заставил его бегать пьяным по Москве и ломиться в чужую квартиру? Ведь в Филиппе Спицыне Чупаленкова не признала нападавшего. Пьяный Стрельцов и подавно не смог бы его опознать. Так с какой же стати обвинять человека в преступлении? Биографы Стрельцова обычно возмущаются, когда центрфорварда называют хулиганом. Но при этом сами от себя лично обвиняют людей, чья вина судом не доказана, в совершении преступлений. Неужели опять все равны, но некоторые равнее?

Как бы то ни было, но Стрельцова увезли в 93-е отделение милиции и завели уголовное дело за номером 33120 по статье 74 ч. 1 УК РСФСР – хулиганские действия на предприятиях, в учреждениях и в общественных местах караются тюремным заключением сроком на один год, если эти действия по своему характеру не влекут за собой более тяжкого наказания… По дороге Стрельцов материл милиционеров, кричал: «Вас надо убивать, вы – гады и сволочи», угрожал принятием строгих мер. В отделении он успокоился и был задержан до протрезвления.

Что такое «хулиганство»? Это действия, нарушающие общественный порядок и сопряженные с явным неуважением к обществу. Если пьяный человек среди ночи врывается в квартиру незнакомых ему людей, ломится в закрытые двери, поднимает с постелей ничего не понимающих граждан, при этом матерно орет и грозится всех убить – можно ли назвать его действия нарушением общественного порядка и проявлением явного неуважения к обществу?.. Так при чем же здесь травля? Или, может быть, это Фурцева подпоила Эдика и надоумила ехать на Крутицкий вал, а после подослала майора Жужакина? Впрочем, защитники Стрельцова вообще не понимают, за что придрались к их кумиру. А.Т. Вартанян назвал эту историю «делом, не стоящим и яйца выеденного». Кроме как наплевательством такое отношение к людям нельзя охарактеризовать. Впрочем, неудивительно. Ведь для поклонников с одной стороны – Стрельцов, а с другой – так, пыль…

Тем временем, проспавшись, Стрельцов дал подписку и обязался «1) по первому требованию явиться к следствию по настоящему делу и 2) о всякой перемене местожительства впредь до разбора дела незамедлительно сообщить 93 о/мил». 11 ноября на ЗИЛе уже были готовы характеристика «на Заслуженного мастера спорта СССР по футболу тов. Стрельцова Эдуарда Анатольевича, 1937 года рождения, русского, чл. ВЛКСМ, образование 7 классов. В коллективе физкультуры ДСО «Торпедо» Московского автозавода им. Лихачева с 1953 г.» и ходатайство. Характеристика гласила: «За время пребывания в команде мастеров по футболу тов. Стрельцов Э.А. много и упорно работает над повышением своего спортивного мастерства, добросовестно относится к своим обязанностям. Член сборной команды Советского Союза, неоднократный участник международных встреч по футболу. Участник XVI Олимпийских игр. Добросовестно и корректно относится к своим товарищам. Дисциплинированно ведет себя в коллективе». Одновременно ЗИЛ умолял не привлекать Стрельцова Эдуарда Анатольевича к уголовной ответственности за совершенный проступок, а ограничиться мерами административного наказания. Заводской Комитет и Совет ДСО «Торпедо» обязались «сурово осудить поведение Стрельцова Э.А. за совершенный проступок на собрании комсомольской группы и на собрании всего коллектива команды мастеров футбола ДСО «Торпедо» ЗИЛ».

На следующий день дело № 33120 было передано в 70-е отделение милиции, и оперуполномоченный Павлов принял его к производству и приступил к расследованию. Впоследствии Павлов рассказал, что, ознакомившись с материалами, хотел вызвать Стрельцова на допрос. Но тот находился на сборах перед поездкой в Германию в каком-то санатории Совета Министров, так что даже адреса следователю не дали.

13 ноября на имя начальника отдела милиции исполкома Пролетарского района полковника М.И. Ермолаева поступило письмо с Завода имени Лихачева. В письме полковника заверяли, что Стрельцова «обсуждали на собрании коллектива команды, ему объявлен выговор, и он строжайше предупрежден о недопустимости повторения подобных поступков».

Тогда следователь Павлов вызвал начальника команды «Торпедо» В.М. Ястребова и узнал, что Ястребов уже побывал у Спицына, возместил тому материальный ущерб в виде оторванной филенки и погнутой кастрюльной крышки и призвал заявить об отсутствии претензий к Стрельцову.

15 ноября следователь Павлов вызвал Спицына, расхвалил Эдуарда Стрельцова, объяснил, что гражданин он молодой, а футболист хороший, так зачем же сидеть в тюрьме молодому гражданину и хорошему футболисту? Не лучше ли отпустить его на все четыре стороны? Спицын, подумав, согласился, что, пожалуй, лучше играть в футбол, чем сидеть в тюрьме, и написал заявление.

16 ноября дело изъяла Прокуратора Пролетарского района, дабы проверить законность действий следствия.

А 17 ноября 1957 г. сборная СССР выехала в Лейпциг на дополнительный отборочный матч VI чемпионата мира – матч с польской командой за первое место в группе. Об этой поездке биографы Стрельцова рассказывают по воспоминаниям Валентина Иванова, включенным в его книгу «Центральный круг» (1973). В тот день, задолго до отхода поезда, Иванов со Стрельцовым вроде бы встретились в парке «Сокольники», пообедали, навестили болевшую сестру Иванова и не спеша поехали домой. Пока собрались, пока то да се… Стрельцов первый забеспокоился, но товарищ рассеял тревогу: времени до 17:30 полно, такси домчит моментально. И Эдуард, «как всегда вне поля, подчинился воле другого человека». А потом оказалось, что на улице Горького пешеходы обгоняют машины: «был час пик, мостовую запрудили автомобили, и красный свет светофора ежеминутно останавливал движение», а потому, прибыв к Белорусскому вокзалу, друзья обнаружили, что поезд Москва – Берлин уже ушел.

Конечно, ссылка на пробки в Москве 1958 г., да еще на улице Горького, вызывает некоторое недоумение. В Москве и в восьмидесятые годы пробок не было, откуда же в 58-м взяться? Кто-то предложил версию затора, наподобие той, что описана С.В. Михалковым в «Дяде Степе»:

                         …Возле площади затор —                         Поломался светофор:                         Загорелся желтый свет,                         А зеленого все нет…                         Сто машин стоят, гудят —                         С места тронуться хотят.                         Три, четыре, пять минут                         Им проезда не дают…

Но ведь Иванов не писал о заторе, он ясно выразился: час пик, машин много, красный свет ежеминутно останавливает движение. Так что никакого затора не было. Зато в книге Валентин Козьмич, вероятно, недоговаривая до конца, дает обтекаемое объяснение происшествию: «Если бы мы обедали без вина да не захватили к сестре бутылку шампанского…» Сначала был обед с вином в «Сокольниках», потом продолжение банкета у больной сестры… А потом – известно, море по колено. Гораздо вероятнее, что объяснение опозданию на поезд следует искать не в московских пробках 1958 г., а, как обычно, на дне бутылки.

И все же в воспоминаниях Иванова не хватает чего-то главного. Во-первых, зачем они поехали гулять в тот день, да еще с хорошей выпивкой? Ну, не слабоумные же они, чтобы перед поездом просто так отправиться на другой конец города прогуляться в парке, пообедать и выпить! Особенно подследственный Стрельцов. Во-вторых, они жили в одном доме на Автозаводской. А встретились в «Сокольниках». Для тех, кто не знает Москвы, поясним, что между этими точками пролегает 14 км. Причем Иванов пишет, что они именно встретились в «Сокольниках». Не вышли вместе из дома и зачем-то поехали за 14 км, а съехались туда из разных мест. Что это были за места? Откуда каждый из них приехал в «Сокольники»? Почему они встретились именно там? Иванов сообщает: «Мы встретились со Стрельцовым днем <…> задолго до отхода поезда». Но поезд отходил в 17:30, и «днем» не может считаться «задолго» до этого времени. Скорее всего, Валентин Козьмич о чем-то умалчивает. И скорее всего, у них было какое-то дело, которое необходимо было завершить именно в тот день. Завершив его, они, что называется, расслабились. Отсюда и обед с выпивкой, и поход в гости с бутылкой шампанского. Но что это было за дело?

Из того, что могло бы заинтересовать двух друзей: в «Сокольниках», помимо парка, находится еще Ширяево поле[3], а также следственный изолятор № 1 ГУВД г. Москвы, иначе именуемый «Матросская тишина». И нет ли связи между этим заведением и желанием двух футболистов накануне поездки за границу прогуляться в Сокольническом парке?

Но если серьезно, то, скорее всего, «Сокольники» тут ни при чем. Не погонять же мяч на Ширяевом поле отправились перед ответственной поездкой Иванов со Стрельцовым. Скорее всего, были они совсем в другом месте. Например, у того же следователя Павлова в 70-м отделении милиции, находившемся не в «Сокольниках», или в Прокуратуре Пролетарского района на Крестьянской площади, куда накануне – 16 ноября – было изъято дело Стрельцова. А может быть, улаживали дела с документами Стрельцова – ведь подследственному могли запретить выезжать за границу. Или следователь Павлов мог вызвать Стрельцова, дабы оповестить о заявлении пострадавшего Спицына, согласившегося простить незваный ночной визит футбольной знаменитости. А хорошую новость ведь не грех и отметить. Оттого и задержались…

Но, как бы то ни было, вместо поезда загулявшие чемпионы обнаружили одиноко стоящего на перроне В.П. Антипенко – бледного, растерянного и негодующего, собиравшегося ехать вместе с командой в ГДР, но оставшегося в Москве из-за пары пропавших игроков, из которых один находился под следствием. Что делать? Бросились к какой-то машине на площадь Белорусского вокзала и помчались в Можайск. Оттуда стали звонить заместителю министра путей сообщения. Благодаря его вмешательству поезд сделал незапланированную остановку, и опоздавшие наконец-то смогли занять свои места.

Об этом случае тоже слагаются легенды. Вот В.И. Галедин пишет, что приходится сталкиваться «с искажением реальных событий». Якобы Л.Б. Горянов приписал Л.И. Яшину «эффектную историю» о том, как Г.Д. Качалин отказался общаться с провинившимися и отправил их для беседы к старшим товарищам – Нетто, Симоняну и Яшину. Только почему же «приписал»? В книге Л.И. Яшина «Записки вратаря» (1976) читаем: «Побледневший и притихший, понурив голову и ни на что уже не надеясь, сидит на откидном стульчике в коридоре наш тренер Гавриил Дмитриевич Качалин. Он словно и не заметил, что поезд тронулся, не бросил даже прощального взгляда в окно. И вдруг неожиданно начальник поезда сообщает, что в Можайске мы сделаем минутную остановку, чтобы принять двух опоздавших пассажиров. Говорят, они прибежали на перрон, когда наш состав еще не скрылся из виду, застали там провожающих, и один из них, усадив обоих в свою машину, бросился по Можайскому шоссе вдогонку.

Это сообщение переполошило всех, кроме Качалина. Ни радости, ни оживления не увидел я на его лице. Он понуро поднялся со своего места, подозвал к себе Игоря Нетто, Никиту Симоняна и меня – трех самых старших из игроков сборной – и каким-то невыразительным, бесцветным голосом сказал:

– Если верно, что они к нам присоединятся в Можайске, решайте их судьбу сами. И разговаривайте с ними сами. Как вам подскажет совесть, так и поступайте. А я с ними говорить не могу. И видеть их не могу…» Еще бы! Мало того что два нападающих не явились вовремя и вообще неизвестно куда делись – кому играть-то в Лейпциге? Так один из них еще и подследственный. А ведь 15 ноября председатель Совета ДСО «Торпедо» ЗИЛ направил в Пролетарский районный отдел милиции справку о том, что «в настоящее время Стрельцов Э.А. выехал в составе сборной футбольной команды СССР в Германскую Демократическую Республику для игры за первенство мира по футболу с командой Польши». И вдруг выяснится, что никуда гражданин Стрельцов не выезжал. Скандал? Не то слово.

Но воспоминаний никто не приписывал Льву Ивановичу – книга прижизненная. «Не было ничего подобного!» – утверждает В.И. Галедин. А не было, потому что Симонян-де в Лейпциг не ездил из-за травмы. Действительно, в том матче из-за травм не смогли принять участие Никита Симонян, Сергей Сальников, Анатолий Ильин и Анатолий Исаев. Но ведь мы уже не раз убеждались, что путаница присутствует в любых воспоминаниях. Быть может, и Лев Яшин что-то забыл или перепутал, что не отменяет факта обиды Качалина и беседы с провинившимися старших игроков. Кстати, М.И. Якушин в книге «Вечная тайна футбола» тоже подтверждает факт разговора: «Разговор с провинившимися был суровым. Но, как значительно позже выяснилось, не всем этот случай послужил серьезным уроком».

Что же дальше? Уже в Лейпциге они узнали о решении руководителей Спорткомитета – позволить отыграть матч и разобраться с происшествием уже в Москве. Впрочем, многое зависело и от результатов игры. По воспоминаниям Иванова, Стрельцов, узнав о таком решении, сказал: «Да. Просто выигрыша мало. Надо забивать гол». Эдуард Анатольевич в книге «Вижу поле» написал о том же: «Кругом виноваты – такую вину надо, как на фронте, кровью смывать. Но тут не кровь наша требовалась, а забитые голы. У меня ко всему травма – как я могу гарантировать, что забью? Если же не забью в этой ситуации – кому такой форвард нужен?» И Стрельцов, переживавший свою вину перед командой и отлично к тому же понимавший, что «подвигов» за ним и так уже слишком много, совершил почти невозможное. Но, забегая вперед, обратим внимание на удивительную связь событий. Описаны случаи, когда вполне ответственные люди вдруг опаздывали на самолет, после чего узнавали об авиакатастрофе, участниками которой не стали только благодаря опозданию. А ведь похожая история приключилась и со Стрельцовым. Это отметил еще капитан советской сборной Игорь Нетто. Ведь если бы пара нападающих так и не доехала до Лейпцига с установкой «победить любой ценой», то, скорее всего, сборная СССР проиграла бы сборной Польши и на чемпионат мира не поехала бы. А значит, той проклятой гулянки в мае 1958 г. не случилось бы, и дальнейшая судьба Стрельцова могла сложиться иначе. Конечно, наверняка такие вещи знать нельзя. Однако и связь между событиями нельзя не отметить.

Тем более был еще один знак. В Лейпциге, едва только началась игра со сборной Польши, Стрельцов столкнулся с польским защитником и упал. Подняться сам не смог и буквально отполз на гаревую дорожку. Остался бы в стороне от игры, и снова тот же сценарий – СССР проигрывает и не едет в Швецию, май 1958 г. проходит без эксцессов. Но он сам себе дал установку: искупить опоздание на поезд и прочие «художества» голами и выигрышем. А посему потребовал от врача заморозки, чтобы снова выйти на поле. Эдуард Анатольевич вспоминал: «Я нашему врачу Белаковскому говорю: “Уж вы, Олег Маркович, что-нибудь сделайте, чтобы мне только на поле выйти…”» Ему стянули мышцу эластичным бинтом, и он отправился играть.

Вообще советская команда в тот день напоминала какой-то лазарет на выезде. Четверо игроков не смогли участвовать в игре. Стрельцов и Татушин играли, можно сказать, каждый на одной ноге. В последнюю минуту выбыл Мамедов, и в его футболке на поле вышел Федосов, так что началась путаница, и Федосова еще долго называли Мамедовым. И несмотря ни на что, хромой Стрельцов на 31-й минуте забил первый гол, а под конец матча с его передачи забил в ворота польской сборной Федосов.

Поляки проиграли 0:2 и на чемпионат мира в Швецию не поехали. А Г.Д. Качалин, простивший своих непутевых, но одаренных подопечных, воскликнул тогда: «Эдик, ты никогда так здорово на двух ногах не играл, как сегодня на одной!» После матча завалились в кафе, куда тотчас нахлынула толпа болельщиков, выстроившись в очередь за автографами. И неунывающий Стрельцов произнес ставшую знаменитой фразу: «Пива, водки для всех! Гуляем!»

А спустя месяц, в самом конце декабря, следователь Прокуратуры Пролетарского района Москвы товарищ Пронский, рассмотрев дело Эдуарда Анатольевича Стрельцова, обвиняемого в хулиганстве, установил, что преступление в действиях подозреваемого, конечно, усматривается, но учитывая, что они были вызваны нападением неизвестного гражданина и характера цинизма не носили, к тому же Стрельцов попал в поле зрения правоохранителей впервые, да и по работе характеризуется лучше некуда, то, пожалуй, привлекать его к уголовной ответственности нецелесообразно. Действительно, в постановлении Пленума Верховного суда СССР от 29 апреля 1939 г. по поводу 74-й статьи говорилось, что суды не должны применять ее по отношению к лицам, совершившим антиобщественные действия впервые и по случайным причинам, особенно если эти лица «являются в общественном и бытовом отношении достойными членами советского общества». Поэтому судам предписывалось всегда «тщательно выяснять личность подсудимых, их производственную и общественную работу, их поведение в быту».

Установив, что обвиняемый Стрельцов совершил преступление случайно, что в быту и общественной жизни он оставался весьма достойным членом советского общества, товарищ Пронский постановил прекратить уголовное дело по обвинению Стрельцова Эдуарда Анатольевича. Прокурор Пролетарского района постановление следователя утвердил, и, казалось бы, об уголовном прошлом можно было бы забыть. Но не тут-то было.

26 января наступившего 1958 г. Стрельцов в компании Славы Метревели расслаблялся в районе станции метро «Динамо» – не иначе как у «Яра», в ресторане гостиницы «Советская». Ближе к полуночи, когда Метревели с земляками еще оставался догуливать, Стрельцов направился домой. Кто знает, о чем он думал, добравшись до метро, и какие чувства переполняли его, но в вестибюле станции вздумалось Эдуарду заговорить с гражданами. Примерно как два месяца назад неизвестному парню у Крестьянской заставы. И точно так же, как и сам Стрельцов тогда, теперь другие граждане не желали общаться с пьяным. Более того, милиция отказалась пропускать его в метро. И центрфорвард вышел из себя. Учитывая одно обстоятельство, а именно – нанесение ударов удостоверением Заслуженного мастера спорта по лицу некоего гражданина Иванова, можно даже предположить, что именно выкрикивал Стрельцов. Когда дело доходит до удостоверений, обычно этому предшествует затрагивание стержневой и краеугольной темы «А ты кто такой?». Вероятно, Эдуард Анатольевич хотел прояснить непонятливому гражданину Иванову, кто перед ним и кому он смеет делать замечания. Разъяснения сопровождались поминанием не самым ласковым словом родни гражданина Иванова, а заодно и подоспевших сотрудников милиции. Это сегодня срамословие в России стало нормой, народ матерится с таким видом, как будто пытается кому-то что-то доказать. Но в те далекие годы отношение к публичной матерщине было иным, и человек, матерившийся на людях, воспринимался как опустившийся босяк, что, кстати, никогда не смущало подвыпившего Эдуарда Стрельцова.

Около 23 часов разбушевавшегося центрфорварда задержали и препроводили в комнату милиции, где задержанный продолжал буйствовать, пытаясь драться с представителями закона и изрыгая на них потоки площадной брани. За что Эдуард Анатольевич в очередной раз сподобился привлечения к ответственности. Собранные материалы отправили в народный суд Ленинградского р-на г. Москвы, и новым делом Стрельцова занялась народный судья Ленинградского р-на г. Москвы товарищ Филолова.

Вообще-то его действия подпадали под все ту же статью 74 УК РСФСР, имея в виду «совершение буйства или бесчинства, т. е. действий, которые связаны с насилием, повреждением или уничтожением имущества и других, например, дебош в клубе, в театре или других общественных местах», но, как и в ноябре, за нарушителя общественного спокойствия вступились. Теперь заместитель начальника отдела футбола Спорткомитета СССР В.В. Мошкаркин направил судье Филоловой справку о планах гражданина Стрельцова выехать в Китайскую Народную Республику для проведения сбора по подготовке к первенству мира по футболу 1958 г. не далее как 2 февраля, то есть совсем скоро – через несколько дней. Учла товарищ Филолова справку и привлекла Стрельцова всего лишь по Указу от 19 декабря 1956 г. «Об ответственности за хулиганство». Указ устанавливал административную ответственность в виде штрафа или ареста, назначая наказание трое суток ареста. Уже 29 января Стрельцов мог начать готовиться к поездке в Китай. По поводу краткосрочности его наказания А.Т. Вартанян почему-то пишет: «Только легче ему от этого не стало». Конечно, не стало! Ему значительно полегчало бы только в одном случае: прекрати он пить и дебоширить в общественных местах. И обществу тоже полегчало бы, и правоохранителям работы было бы меньше. Но поклонники Стрельцова каждый его шаг толкуют исключительно в его пользу. И даже все хулиганские выходки осуждаются не потому, что они хулиганские, а значит, недопустимые, а потому что центральный нападающий сборной давал тем самым козыри в руки недоброжелателям. И не проделки Стрельцова называются ненормальными, а реакция людей, недовольных этими проделками и не желающих прощать Стрельцова только за то, что футболист он хороший. Такое выворачивание наизнанку всех представлений об общественном устройстве похуже и пострашнее хулиганства…

А ведь накануне драки в метро Стрельцовы получили новую квартиру в доме напротив – с двумя изолированными комнатами. На заводе все питали надежды на исправление буйного нападающего и рассчитывали, что квартира с раздельными комнатами поможет Эдуарду сохранить семью, которая в свою очередь поможет сохранить Эдуарда. Ведь Алла не смогла придумать ничего лучше, чем обратиться к тренеру сборной СССР Г.Д. Качалину и к руководству «Торпедо». И если Качалин, пообещав помочь, так ничего для нее и не сделал, то заводское руководство пыталось найти выход.

Софья Фроловна вспоминала, что «на следующий день после прихода Эдика из милиции его вызвали в команду, и он вернулся и сказал, что команда настаивает, чтобы он жил с женой и прописал ее, а также дал доверенность на деньги, а если он откажется написать заявление, то они сами ее вселят с милицией». И вот якобы в полночь семь человек из команды и завкома привели Аллу, с которой, по словам Софьи Фроловны, Эдик жить не хотел и согласился на ее возвращение только из-за скандала «в связи с задержанием милицией».

Алла, конечно, запомнила те события немного иначе. «Профкомы и парткомы» завода пытались уговорить Софью Фроловну согласиться на примирение с невесткой – «ну пропадает парень, ну что же это такое». И вот однажды Аллу остановил на улице Сергей Александрович Кулаков с ЗИЛа и сказал: «Аллочка, здравствуй! Мы сейчас вот пойдем в гости, давай быстренько». Привели Аллу в новую квартиру Стрельцовых, а там!.. «Там что-то такое невообразимое. Я даже не поняла. Много мужчин, а моя Софья Фроловна что-то такое на них кричит в истерике. Как я теперь понимаю, примирения со мной ей не хотелось. По серости своей она, наверное, думала – уж какая может быть жизнь с этой невесткой, раз она так со мной поступила».

Но Алла осталась и прожила с мужем целых две недели. Три дня отношения супругов были хорошими, зато свекровь с ними не разговаривала. Потом сын переключился на маменьку и перестал замечать жену. Аллу они так и не прописали, а Софья Фроловна кричала, что невестка нахалка, что сын с ней жить не хочет и нечего было навязываться. Руководство команды, врач С.Ф. Егоров приходили уговаривать Софью Фроловну не мешать сыну жить семейной жизнью. Но Софья Фроловна церемоний не разводила. Егоров вспоминал, что приходил к Стрельцовым почти каждый вечер, «чтобы помешать матери вмешиваться в их семейную жизнь». Как-то перед его уходом «мать Стрельцова выскочила из комнаты и стала кричать: “Это вы перед ним так заискиваете, вон отсюда”». Стрельцов, вышедший проводить врача, ничего не сказал на эту выходку матери. Егоров извинился и обещал больше не приходить. С того времени он перестал бывать у Стрельцовых.

Алле пришлось терпеть не только вздорную свекровь. День и ночь им звонили какие-то дамы и требовали Эдика. Приходили и домой. Однажды пришла барышня «в какой-то драной шубке заячьей» и просто сказала, что ей – Эдика. В другой раз «одна до двенадцати ночи простояла – караулила. Он от нее и туда, и сюда: “Отстань, я иду домой, никуда не пойду”. А та прямо молила вся в слезах: “Брата провожаю. Ради Бога, пойдем!” И увела… Три дня он пропадал. А со мной все эти три дня торпедовский доктор Егоров провел, потому что Софья Фроловна ко мне даже в комнату не заходила. Доктор успокаивал: “Найдется”. Спрашивает: “Ты кого хочешь?” Я говорю: “Мальчика”. – “Ну вот, а я куклу тебе купил”».

Эдик действительно нашелся. Только, по воспоминаниям Аллы, в совершенно непотребном виде, производя впечатление человека, валявшегося на помойке. И тут, наверное, впервые все это показалось Алле настолько противным и гадким, что назавтра же она решила уйти. Но… Завтра он уехал на сборы в Сочи, и Алла осталась с любимой свекровью. Софье Фроловне очень не нравилось, что Алла приехала к сыну не просто так, а еще и вещи свои притащила. Прописывать невестку она не собиралась и даже написала заявление на имя управдома Савкина с требованием не прописывать невестку без ее, Софьи Фроловны, ведома и согласия. Видимо, буйным нравом сын пошел в мать.

16 февраля Стрельцовы окончательно расстались с Аллой Деменко. Софья Фроловна, пока не было сына, предложила Алле уйти по-хорошему, потому как Эдик с ней жить не собирается и делать ей тут нечего. Когда же Алла отказалась, свекровь просто вытащила ключи из ее сумочки, покрутила перед носом и велела убираться. На этом семейная жизнь Аллы с Эдуардом окончательно завершилась. Сборная по футболу СССР и команда «Торпедо» отнеслись к Алле внимательнее и человечнее, нежели супруг со свекровью. Молодая, здоровая женщина родила недоношенного ребенка только потому, что ее, беременную, дважды выгоняли из дома, да и молодой муж «радовал» непрерывно. Когда в марте Алла родила, Эдик был в Одессе. Ему говорили, что не мешало бы съездить навестить жену в роддоме, но он не пожелал. Как, впрочем, и Софья Фроловна. Так что приезжали к роженице только представители сборной и команды «Торпедо». Материальной помощи семейство Стрельцовых новорожденной дочке и внучке тоже не оказывало.

«Я ничего не поняла в этой семье», – рассказывала потом Алла. А разве можно тут что-нибудь понять?..

Понятно только тем, кто уверен, что Эдику дозволено все, а вот осуждать его могут только подонки и провокаторы. Ну и конечно, завистники с недоброжелателями. Во всяком случае, именно так оценивается любое недовольство поступками Стрельцова. Даже нормальная, закономерная реакция на его закидоны со стороны сборной, «Торпедо» и Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта СССР расценивается как предательство, травля и преследование инакомыслящего. Вспомним, что после драки на Крутицком валу он не понес наказания. Его не лишили звания, не выгнали из сборной, вытащили из тюрьмы. И то нас уверяют, что задержали его незаконно и судить тоже хотели незаконно – ведь история-то яйца выеденного не стоит! Наконец он, что называется, всех достал. И футбольное начальство все-таки решило принять меры.

Но за это действия футбольного начальства подвергаются жесткой критике. Хотя не всегда понятно, чего больше в этой критике: лжи, манипуляции или непонимания. Например, А.П. Нилин считает, что игроки сборной, поддержавшие его исключение, совершили подлость, возможно, из зависти, но это можно понять: «в том и заключался замысел власти, чтобы страну сплачивала общая вина каждого перед каждым». Что это за утверждение? На чем оно основано?

А.Т. Вартанян, а за ним и другие биографы пишут о каких-то недобросовестных пасах Спорткомитета и Секции футбола СССР. Мы помним, что 30 января Стрельцова вызывали на собрание команды завода. Было собрание и сборной Союза. Решения собраний двух команд рассматривались и утверждались Секцией футбола. Но окончательное решение принимали все-таки в Госкомспорте. 4 февраля Президиум секции футбола СССР составил свой документ для утверждения в Спорткомитете СССР.

«СЛУШАЛИ:
«О недостойном поведении игрока футбольной команды «Торпедо» ЗИЛ Э. Стрельцова» (докладчик В. Гранаткин).
ПОСТАНОВИЛИ:
а) согласиться с решением общего собрания сборной команды Советского Союза и «Торпедо» о снятии с Э. Стрельцова звания Заслуженного мастера спорта и решением общего собрания сборной команды СССР о выводе Стрельцова из состава сборной команды СССР за поведение, порочащее советского спортсмена;
б) просить Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР снять с Э. Стрельцова звание Заслуженного мастера спорта и вывести его из сборной команды СССР по футболу».


И вот А.Т. Вартанян, ссылаясь на ветры свободы, сорвавшие железные оковы с дверей архивов, уличает Секцию футбола во лжи. Оказывается, что на собрании сборной футбольной команды СССР было принято совсем другое решение.

«Решение собрания сборной футбольной команды СССР:
1. Снять с т. Стрельцова звание Заслуженного мастера спорта.
2. Снять стипендию.
Решение принято единогласно.
Председатель – Н. Симонян
Секретарь – (подпись неразборчива)».


То есть решения о выводе Стрельцова из сборной собрание сборной не принимало. Но позвольте! Ведь в протоколе собрания Секции футбола говорится о решении «общего собрания сборной команды Советского Союза и “Торпедо”», а также о решении «общего собрания сборной команды СССР», а цитирует А.Т. Вартанян «решение собрания сборной футбольной команды СССР», что, согласитесь, не одно и то же. Да и секретарь парткома Завода имени Лихачева Александр Фатеев рассказывал, как после происшествия на станции «Динамо» собрание команды «Торпедо» действительно обратилось в Спорткомитет с просьбой лишить Эдуарда Стрельцова звания Заслуженного мастера спорта и вывести из состава сборной. Что, кстати, подтверждается другим письмом «Торпедо» в Спорткомитет, написанным в апреле 1957 г. и содержавшим на сей раз просьбу включить Стрельцова в сборную.

2 февраля сборная, как и планировалось, отправилась в Китай, куда Стрельцов вопреки заверениям В.В. Мошкаркина не поехал. Но это не означало, что Стрельцова окончательно изгнали из сборной – не взяли его в наказание. В итоге в сборную он вернулся и собирался ехать на чемпионат мира в Швецию. Тогда что имеет в виду А.Т. Вартанян, утверждая, что «решение о выводе Стрельцова из сборной принималось в более высоких кабинетах, и уже задним числом Николай Романов подписывает угодный кому-то приказ, ссылаясь на несуществующую просьбу коллектива. Вопрос об истинном инициаторе исключения Стрельцова из сборной повисает в воздухе»?..

Происшествие в метро и последующие за ним санкции стали своеобразным итогом года, который начинался так красиво и многообещающе. В самом деле, зачем центрфорварду звание Заслуженного мастера спорта – не граждан же по физиономиям в метро хлестать! И не разгневались ли к началу 1958-го боги за самоуверенность и неблагодарность? Не появилась ли рядом со Стрельцовым Немезида с мечом и плетью? Ведь что мы увидели, каким предстал перед нами Эдуард Стрельцов с января 1957 по февраль 1958 г.?

Во всех биографиях Стрельцова освещение событий напоминает какой-то моток спутанной пряжи – концов не найдешь. Оттого и нет цельного впечатления о человеке – как он менялся, что происходило с его внутренним миром в разные периоды жизни, в какой последовательности протекали основные или наиболее яркие события его биографии. Когда факты подаются не в той очередности, как они совершались на самом деле, невозможно правильно представить себе, как и чем они связаны. Получается какая-то игра в наперстки: кручу-верчу, тебя запутать хочу. Именно такое впечатление оставляет большинство книг о Стрельцове. И увидеть человека, представить его портрет не получается. Мы попробовали выстроить события в ряд, отбросив лицеприятие и заинтересованность. И что же вышло?

Сначала он делает девушке предложение, потом, получив согласие, исчезает на несколько месяцев, потом доверяет матери звонить невесте и пригласить ее на концерт. Одновременно он пьянствует, надоедая всем вокруг, дебоширит, дерется, в игре допускает недопустимую грубость, дважды совершенно заслуженно оказывается под следствием. Опаздывает на поезд и чуть было не пропускает ответственные соревнования и вынуждает ради себя останавливать состав. Дважды он пассивно участвует в изгнании беременной жены из дома, не интересуется ни появившимся ребенком, ни здоровьем родившей раньше срока жены, ни благополучием изгнанных им супруги с младенцем, оказавшихся после изгнания в весьма стесненных жилищных условиях. А ведь это участник сборной СССР, любимец миллионов, находившийся постоянно на виду у всей страны. Можно ли считать недовольство его поведением чем-то ненормальным или непорядочным? А реакцию в прессе на его выходки можно ли назвать травлей? Кстати, всем памятно так называемое «дело Кокорина и Мамаева». Только почему-то никто не называет отклики СМИ на этих задорных молодых людей, известных буйством как Москве, так и Монте-Карло, «травлей» или «заказом». Да и что такое «заказной материал» в газете? Любое редакционное задание и есть «заказной материал», любая газета на 90 % состоит из «заказных материалов». Никто же, мы надеемся, не думает, что в газету тащат кому что заблагорассудится.

Дождался и Стрельцов, что пресса проявила интерес не только к его игре – уж очень насыщенным выдался 1957 г. Так постараемся разобраться, можно ли считать травлей этот интерес и чем руководствовались газетчики, обличая похождения Стрельцова и называя поведение центрфорварда симптомами «звездной болезни».

Была ли травля?

В.В. Мошкаркин, обращаясь к судье Филоловой, представил справку о планах гражданина Стрельцова 2 февраля выехать в Китайскую Народную Республику для проведения сбора по подготовке к первенству мира по футболу 1958 г. Но ни в какой Китай гражданин Стрельцов не поехал. Зато 2 февраля вместо поездки его ожидало другое приключение.

В этот день в газете «Комсомольская правда» вышел фельетон известного очеркиста и фельетониста С.Д. Нариньяни «Звездная болезнь», посвященный Эдуарду Стрельцову. Сразу поясним, что именно этот фельетон до сих пор воспринимается поклонниками Стрельцова как «удар по своим», подлое клеветничество, заказная хула и, наконец, продолжение давно начавшейся травли, затеянной некими недоброжелателями Стрельцова, какими-то загадочными враждебными силами, персонифицировать которые так никому и не удалось. Автора фельетона обвиняли в неточности, в язвительности, в создании из героя комического персонажа – да в чем только не обвиняли! Нашли кучу несоответствий и расхождений с действительностью, точно забыв, что фельетон – это что-то вроде литературной карикатуры, он не обязан быть точным в деталях, в задачи фельетониста не входит доскональное описание людей или происшествий без малейших отступлений от фактов. И вообще фельетон показывает не столько сами факты, сколько смешную их сторону. Как, собственно, и карикатура. Вернее, фельетоны могут быть как вполне конкретным изображением действительности, так и обобщающим, сатирически заостренным. Однако нападки на Нариньяни начались не по поводу фельетонов вообще, а по поводу фельетона о Стрельцове. Из чего можно заключить, что писать фельетоны как таковые можно, нельзя писать фельетонов о Стрельцове.

Чтобы всем было понятно, о чем идет речь, предлагаем ознакомиться с текстом «Звездной болезни». Газетный материал неоднократно перепечатывался в работах о Стрельцове, но впоследствии фельетон вошел в книгу «Со спичкой вокруг солнца» (1978), то есть зажил самостоятельной жизнью. Книжный текст немногим отличается от газетного – не упоминается фамилия Стрельцова и вообще все фамилии исчезли; изменены некоторые фразы – например, в газете было написано «Все игроки едут с вокзала в автобусе, а Стрельцову и Иванову подают «ЗИЛы». Что это, как не развращение нравов?», а в книге – «Все игроки едут с вокзала в автобусе, а центру подают лимузин директора завода». Не вошла в книгу часть фельетона, касающаяся злободневных событий: например, как «в прошлое воскресенье» Стрельцов заменял какого-то свадебного генерала на пирушке, а также абзац, повествовавший об актуальных планах футбольной сборной. Но поскольку газету цитировали уже много раз, процитируем для разнообразия текст книги:

«Друзья-спортсмены провожали футбольную команду на большой, ответственный матч. До отхода поезда оставалось несколько минут. Провожающие уже переобнимали всех отъезжающих, надавали им кучу советов: какой стороной обходить противника, какой ногой бить по мячу. Все было как будто на месте: солнце, цветы, поцелуи… Но сердца у отъезжающих оставались неспокойными. Они обнимались с друзьями вполсилы, слушали советы вполуха. «Да, да», – говорили футболисты, а сами не спускали взгляда с той стороны перрона, где находился подъезд вокзала.

– Как, бежит он или не бежит?

Поезд тронулся, а центра нападения все нет и нет.

– Где же он? Может, заболел?

– Был здоров, час назад я разговаривал с ним по телефону, – заявил тренер.

– Может, его сбил автобус?

Поезд набирал скорость. Он давно выскочил из границ станционных путей на магистраль, а у футболистов на душе вместо радостного, приподнятого настроения тревога. Каждый волнуется за результаты предстоящей встречи: «Как мы будем играть без центра нападения?» Каждого беспокоила судьба товарища: «Если центр попал в уличную катастрофу, то цел он или ранен?»

Волновались не только уехавшие, волновались и провожавшие. Начальник управления футбола, несмотря на годы и больное сердце, побежал к телефону-автомату звонить в «Скорую помощь». И вдруг в дверях вокзала – неожиданная встреча. Кто бы, вы думали? Центр нападения, а с ним рядом правый полусредний. Оба живы-живехоньки. И оба пьяны. Оказывается, дружки перед отъездом зашли в ресторан за посошком на дорогу.

– Честное слово, мы хотели выпить только по одной, а нам поднесли по второй!..

Ах, с каким бы удовольствием начальник управления футбола взял бы да по-отцовски отлупил сейчас обоих дружков! Но он не отец центру нападения, не отец правому полусреднему. И вместо того чтобы взяться за ремень, начальник управления сажает загулявших молодцов в машину и мчится по шоссе в погоню за поездом.

Полтора часа бешеной гонки, и в конце концов у Можайска автомашина обгоняет поезд. А тут обнаруживается новая беда: скорый поезд в Можайске не останавливается. Начальник управления бежит к дежурному:

– Дорогой, сделай исключение!

А у «дорогого» от удивления брови лезут вверх, к лысине.

– Да вы что? Остановить скорый поезд! Это же ЧП, чрезвычайное происшествие.

Начальник управления звонит диспетчеру дороги:

– Притормозите, Христа ради, хоть на секунду! Мне только втолкнуть в вагон центра нападения.

Но диспетчеру нет дела ни до центра нападения, ни до мольбы начальника управления футбола. Как быть? Поезд приближается, вот-вот проскочит станцию. И тогда начальник управления звонит в Министерство путей сообщения, к одному замминистра, к другому:

– Помогите, у нас ответственный заграничный матч!

И один из заместителей министра, вняв этой просьбе, отдает в Можайск из ряда вон выходящий приказ! Замедлить ход поезда у пристанционной платформы. И вот машинист кладет руку на тормоз, и два друга хватаются за поручни:

– Ребята, подсобите!

Ребята выскакивают из купе на площадку и втаскивают центра нападения и правого полусреднего внутрь вагона, ставят их на ноги и ждут объяснений. А тем и говорить нечего.

– Выпили. Опоздали.

Защитники и нападающие злы как черти. Еще бы: столько хлопот и волнений, и все из-за водки!

– Проучить бы вас, прохвостов, намять бы бока! – предлагает вратарь.

Но дружеская учеба откладывается: впереди ответственный матч. И вместо прямого мужского разговора пьяных друзей берут под руки и ведут к мягким постелям.

– Спите! Протрезвляйтесь!! Очищайте мозги и легкие от винного духа! А после игры поговорим.

Важная игра кончается на этот раз победой. А после победы, конечно, и разговор уже не тот. Злость прошла, скандал забыт. Центра нападения вызывают для острастки в управление футбола. Журят. Центр кается, дает слово исправиться. Ему вторит правый полусредний. Им верят, прощают. А через месяц – новое ЧП…

Центру нападения всего двадцать лет, а он ходит уже в «неисправимых». Не с пеленок же он такой плохой? Нет, не с пеленок. Всего года три назад центр был чистым, честным пареньком. Он не курил, не пил. Краснел, если тренер делал ему замечание. И вдруг все переменилось: центр курит, пьет, дебоширит. Уже не тренер дает ему указания, а он понукает тренером. Кто в этом виноват? В первую очередь сам тренер. Тренер не только технорук команды: он воспитатель. Ну а какой же из тренера воспитатель, если он боится сделать футболисту замечание?

– Помилуй боже, разве можно, наш центр – звезда команды!

Ну а раз центр – звезда, то с него начинают сдувать пылинки. И делает это не только тренер, но и всякие меценатствующие начальники. Команда возвращается из очередной поездки. Все игроки едут с вокзала в автобусе, а центру подают лимузин директора завода.

Портят мальчишек не только меценаты. Три месяца назад центр попал в больницу. Его пришла навестить мать. И мать принесла сыну не фрукты, не книги, а бутылку водки.

Врачи отобрали у мамы бутылку.

– Не портите парня. Пристрастится сын к водке – плакать будете.

А мать, вместо того чтобы прислушаться к словам врачей, шепнула сыну:

– Спусти бинт в окошко, я тебе с улицы подарок пришлю.

И прислала: вместо одной бутылки – две. А на сына водка действует одуряюще. Выпита всего стопка, и перед нами уже не милый, славный парень, а драчун и забияка. Вот и на этот раз попробовал сын маминого подарочка и начал буйствовать. Врачи, больные хотят его угомонить, а он на них с кулаками.

Голова у молодого футболиста кружилась все больше и больше. Вот тут управлению футбола и вмешаться бы в жизнь центра нападения, поговорить с матерью, сделать серьезное предупреждение тренеру, ударить по рукам меценатов. А высокие спортивные инстанции подлили масла в огонь: взяли и присвоили девятнадцатилетнему пареньку звание Заслуженного мастера спорта.