— Бокка столько отмотал, что у него сносит крышу. Хотя, может быть, наоборот. Он, похоже, не прочь посидеть в тюрьме.

— Почему? — удивился Винсент. — Эй, осторожно! Вот сукин сын! Нет, это телка. Любой лихач — обязательно телка, ты замечал? Так зачем ему сидеть в тюрьме?

— Бабы его достали. Но он и сам обращается с ними, как животное. Раз я видел, как он запустил в жену стулом. Говорят, он бьет тарелки и заставляет ее спать на полу. Любовницам тоже достается, а они стучат на него в полицию. Его люди уверены, что когда-нибудь одна из них подложит бомбу ему в машину.

— Мы должны этому посодействовать, — заметил Винсент.

— Ничего, справятся.

— А кто был напарником Чарли, Анджело?

— Не знаю. Кто-то из его людей. Ты ведь сам говорил, что нам знать не обязательно. Винсент, здесь вообще надо действовать с большой осторожностью. Похищение людей карается высшей мерой. Людей жарят на электрическом стуле. Расследование ведет ФБР, понимаешь, чем это пахнет? Ни в коем случае нельзя проговориться, потому что местные нью-йоркские копы тут не при делах. В случае чего на их помощь можно не рассчитывать.

— Да уж.

— Знает только Чарли. Чарли отвечал за подготовку. С ним были Сантехник, Дом и еще один человек. Если что — отвечать будут они. Мы не имеем к этому никакого отношения. Если копы получат от нас второго человека, они вытащат из него все. Чарли, допустим, не расколется, но остальные заговорят. Поэтому мы должны забыть, что были как-то связаны с убийцей жены полицейского.

— Да, я понимаю.

В молчании они проехали Квинс. Начался Бруклин.

— Я представил себе, как поступил бы мой отец, — сказал Винсент. — Ты знаешь, как он дорожит семейной честью. Он понимает, что должны чувствовать копы, когда убивают жену одного из них. Они погнали волну, а теперь не могут остановиться. Им надо помочь. Моя идея такова: пусть Эд поговорит с ними и объяснит, что мы не можем отдать им живого убийцу, но отдадим мертвого — с признанием, забитым в глотку, если угодно. Затем его опознает Филарджи. Пусть подключают телевидение и газеты. Пусть расскажут, как они захомутали убийцу этой телки, которая ехала на другой этаж, и как вынудили его во всем признаться. А что он труп — так это потому, что предпринял попытку к бегству, во время которой и был застрелен. И все с облегчением вздохнут, и бизнес пойдет как раньше.

— Хорошо придумано, — похвалил Анджело. — Чисто и аккуратно.

— Я еще поговорю с отцом, а затем мы вызовем Чарли, чтобы он назвал нам имя своего напарника.

Вечером Анджело позвонил в Брентвуд Чарли:

— Слушай, Чарли. Вы должны перепрятать Филарджи до полудня завтрашнего дня. Приезжайте сегодня ко мне, все обговорим.

Глава 34



В конце июля были разосланы восемьсот двадцать шесть приглашений на банкет в честь Винсента Прицци, который должен был состояться в середине сентября в «Садах Палермо». Это событие заранее породило в семье много оживленных обсуждений и слухов. Винсенту всегда казалось, что он любит «Сады Палермо» — потому, наверное, что последний раз он был там четырнадцатилетним мальчиком, присутствуя на большом семейном торжестве. В ту ночь он также лишился невинности. Его соблазнила сорокалетняя гардеробщица, которая провинилась чем-то перед семьей и любой ценой стремилась получить прощение. Но об этом он узнал позже. Подумать только, сейчас ей уже девяносто, если она еще жива. Она запомнилась ему как веселая телка с роскошным телом. Такие счастливые воспоминания заставляли его верить в блеск «Садов Палермо».

А между тем «Сады Палермо» давно обветшали и превратились в дыру, державшуюся лишь благодаря дону Коррадо, который не желал с ней расставаться. Там жила его память, там он собирал своих людей, дабы ощутить свою невидимую власть над ними, что дало начало его банку, лотерее и всему прочему. В «Садах Палермо» происходило общение. Танцы и праздники, которые он организовывал, дарили людям счастье, они женились и рожали детей. В «Садах Палермо» его по праву признали лидером. Люди видели в нем залог своего благополучия, и их уверенность помогла возвыситься семье Прицци. Многие разделяли их с Винсентом взгляды на «Сады Палермо». За последние двадцать лет городские власти четырежды собирались снести старое здание, но всякий раз Эд по просьбе дона Коррадо вмешивался и отговаривал их. Банкет в честь Винсента был большим торжеством, но более всего это было торжество памяти.

Анджело Партанна прибыл в сопровождении Мэйроуз и жен троих капореджиме. Чарли отсутствовал, поскольку они с Айрин были заняты приготовлениями к повторному похищению Филарджи, и все удивлялись, что его нет. Сол Прицци, Рокко Сестеро и Тарквин Гарроне составляли почетный эскорт Винсента, доставив его на банкет в черном лимузине. За рулем сидел Зинго Поппалуш. Среди мужчин не было ни одного извращенца — все надели черные смокинги и белые сорочки с галстуком — бабочкой. Толпа человек сорок, которую организовали люди Рокко, приветствовала Винсента у машины, поскольку Рокко хотел сделать ему сюрприз.

— Сиди тут и жди, — велел Рокко Поппалушу. — Когда все закончится, босс сразу уедет.

Трое мужчин окружили Винсента, увлекая его в банкетный зал, и протащили по проходам между столами, под приветствия гостей. Мужчины оглушительно свистели, женщины проталкивались поближе, чтобы коснуться его. Винсент едва успевал пожимать руки, окруженный толпой, точно чемпион-тяжеловес после победного нокаута. Силой своей власти трое капореджиме доставили Винсента на сцену, куда Анджело ранее усадил Мэйроуз и их жен.

Бригада из семнадцати болонских и венецианских поваров с утра трудилась на кухне. Подобно большинству гостей, Прицци любили сицилийскую кухню, но только домашнюю, а в ресторане, где невозможно проконтролировать, кто и что приготовил, предпочитали есть у знакомых поваров. Особенно с тех пор, как девятнадцать лет назад Чарли избил всех, кого нашел на кухне, когда в одном заведении изуродовали любимое блюдо его матери. На банкете у Винсента собрались гурманы числом семьсот тридцать пять человек, на двести три человека больше, чем позволяли правила пожарной безопасности от 1927 года.

Гости составляли элиту семьи Прицци: капореджиме храбрейшие солдаты; выдающиеся мастера творческой бухгалтерии; сборщики дани, крупные дистрибьюторы наркотиков, несколько дилеров, профсоюзные лидеры, свои люди в разных структурах, продюсеры порнофильмов, звезды, издатели, адвокаты, ведущие кредиторы, друзья из полиции Нью-Йорка и их жены. Эда Прицци, который не смог присутствовать на банкете, представляли два передних столика, за которыми сидели почетные гости — шесть конгрессменов, пять судей и юрисконсульт губернатора штата. Все с нетерпением ждали, когда появится легендарный дон Коррадо Прицци, Цезарь и Крез нашего времени, который должен был самолично подняться на сцену при свете рамп.

Шум стоял, как на стадионе. Старые друзья перекрикивались с разных концов зала и спешили обняться, со смехом и поцелуями. Казалось, что все исполнены радости и счастья. Над ярко освещенной сценой висели тонированные портреты людей, которым дон Коррадо поклонялся, как святым заступникам: Артуро Тосканини, папа Пий XII, Энрико Карузо и Ричард М. Никсон. Один из них, по крайней мере, точно покровительствовал ему на протяжении всей жизни.

Когда все расселись и на сцене осталось единственное свободное место, Огурец Кетриоли и Манго Пассато ввели дона Коррадо. Гости вскочили, восторженно крича и аплодируя. Скорее всего, подобная реакция была неизбежна, но дон Коррадо решил на всякий случай подстраховаться. Его сопровождал человек, с которым он познакомился двадцать секунд назад и которого его сын Эдуардо считал величайшим певцом бельканто в истории. И хотя сам дон Коррадо предпочитал Энрико Карузо, итальянский маэстро Джулиано Риццо, чей импресарио получил двадцать пять тысяч за это выступление, был доставлен в Нью-Йорк из Нового Орлеана, где проходил его бенефис, на бомбардировщике военно-воздушных сил США, по договоренности Эда с Пентагоном.

На глазах у семисот тридцати пяти человек дон Коррадо обнял одну восьмую громадного тенора и затем был усажен на стул, пока публика бесилась от восторга. Великий певец постоял, омываемый морем любви, и под аккомпанемент фортепиано за сценой запел трогательную арию из оперы Верди «Сицилийская вечерня», рассказывающую о сицилийских патриотах и их борьбе против французов. Слушая его, люди плакали. Иные просто сидели молча — наверное, впервые в жизни. Когда отзвучала последняя величественная нота, все поднялись, аплодируя, крича и рыдая. Риццо поцеловал руки и распростер их, посылая семье благословение, низко поклонился и затем ушел со сцены. Аплодисменты, крики и свист не стихали. Винсент встал и долго размахивал руками, призывая к тишине. Дон Коррадо тоже поднялся, но руками не размахивал, а спокойно стоял и улыбался, и люди понимали, что он снова, как прежде, не пожалел усилий и средств, чтобы доставить им удовольствие. Шум постепенно стих, и все расселись по местам.

— Мы собрались сегодня в честь моего сына, — просто сказал дон Коррадо. — Он готов покинуть нас… — при этих словах послышался изумленный стон, — чтобы поселиться в доме за девятьсот двадцать пять тысяч долларов с видом на собственное поле для гольфа в Лас-Вегасе, штат Невада. И я говорю ему при всех и от всего сердца: да пребудет с тобой Господь, Винсент. В знак нашего уважения и любви мы дарим ему небольшой подарок — полный набор серебряных клюшек для гольфа и пятьсот штук его любимых сигар. — Дон Коррадо улыбнулся.

Раздались одобрительные возгласы. Сэм Фальконе и Уилли Лессато с трудом подняли на сцену сумку для гольфа из слоновьей кожи, набитую клюшками. Фил Виттимиццаре, пошатываясь, вынес двадцать коробок сигар. Гости, которых сначала сразил Джулиано Риццо, затем ошеломила новость о переводе босса,

вернулись к реальности благодаря этим материальным предметам, вскочили с мест и продемонстрировали бурный отклик — если и уступающий тому, что вызвал певец, то лишь самую малость. Когда в порыве горячей любви толпа бросилась на сцену, чтобы поздравить и пожать руку, дона Коррадо нежно, но стремительно препроводили к выходу. Трое капо взяли Винсента в кольцо и криком стали прогонять людей.

— По местам! — ревел Рокко Сестеро.

— Вам тут не зоопарк! — вторил ему Тарк-вин Гарроне.

— Освободите сцену! Садитесь на место, черт бы вас побрал! — кричал Сол Прицци.

Толпа отхлынула. Когда последний гость вернулся на место, Винсент поднялся, чтобы произнести речь. И вдруг какая-то женщина в дальнем конце закричала: «Пожар!» В ту же минуту стена за ее спиной вспыхнула, и вскоре огонь охватил всю восточную часть зала.

— Идем! — крикнул Винсент, хватая за руку дочь, и потащил ее к черному ходу, что находился за сценой. Следом бежали капо с женами и Анджело Партанна. Двое официантов, попавшиеся им на пути, были сбиты с ног и отброшены. Когда они выскочили на улицу, Гарроне остановился и крикнул:

— Я возвращаюсь, у меня там сестра!

Больше его никто не видел.

— Сол, ты отвезешь домой женщин, — велел Винсент. — Рокко, ты остаешься со мной и Анджело. Машина с другой стороны.

Добежав до «линкольна», Винсент и Анджело сели на заднее сиденье, а Рокко — рядом с водителем.

— Быстрее! — крикнул он Поппалушу. — Поехали!

Поппалуш сидел, равнодушно отвернувшись, и даже не смотрел на огонь. Рокко заглянул ему в лицо.

— Черт подери, босс, — сказал он, — а Зинго-то уже труп.

— Что?

— Он мертвый. Ему выстрелили в глаз.

— Значит, это поджог! — воскликнул Винсент.

Сотни испуганных людей метались по улице, среди клубов плотного черного дыма.

— Зинго убили, потому что он видел, кто устроил поджог. Правильно, Анджело?

— Да, правильно, Рокко. Быстрее бортани его и поехали.

Анджело потянулся и открыл дверь со стороны водителя, а Рокко столкнул тело на тротуар и сел за руль. Машина медленно двинулась сквозь беспорядочную толпу.

— Отвези нас в дом моего отца, — сказал Винсент, когда они набрали скорость. — Потом из автомата позвони Эду, чтобы он вызвал «скорую» и позаботился о том, чтобы журналисты не раструбили о якобы гангстерской бойне. Боже, кто это мог сделать? Как ты думаешь, Анджело?

— Не волнуйся, Винсент. Помни, что у тебя высокое давление. Мы все обсудим, когда приедем к дону.

— Слушай, Рокко, сначала вызови солдат для охраны к дому дона, — сказал Винсент. — Тот, кто убил Поппалуша и поджег «Сады Палермо», постарается достать дона.

— Будет сделано, — отвечал Рокко.

— Нет, сперва посади шесть парней на телефоны и пусть обзвонят весь город и выяснят, кто это сделал. Потом мы перевезем отца в другое место и всех их перебьем.

Винсент и Анджело медленно поднялись по каменным ступеням дома Сестеро. Винсент, с обвисшим, точно серая маска, лицом, тяжело дышал. Когда он, достав из кармана связку ключей, отпер входную дверь, оттуда высунулся человек и наставил на них ствол.

— Все в порядке, Фреддо, это босс, — сказал Анджело.

— Простите, босс, — замычал охранник. — Не было света, и я решил поостеречься.

— Ничего, так и надо, — похвалил Винсент, протискиваясь мимо него в дом.

Они преодолели длинный подъем на второй этаж, и Анджело постучал в дверь. Винсент стоял, привалившись к стене.

10 Честь семьи

— Коррадо, это я, Анджело. Со мной Винсент.

Голос дона Коррадо пригласил их войти.

Дон Коррадо сидел за столом и раскладывал сложный пасьянс из трех колод.

— Что случилось? — спросил он, поднимая голову.

Винсент рухнул в кресло.

— Ты плохо выглядишь, Винсент, — заметил дон, — что бы ни случилось, мне расскажет Анджело, а ты иди в спальню, раздевайся и ложись. Поговорим с тобой утром.

Анджело помог Винсенту подняться.

— Мне и правда паршиво, папа, — признался он, повернулся и вышел из комнаты, волоча ноги.

Когда дверь за ним закрылась, Авджело сказал:

— Кто-то поджег «Сады Палермо». А еще они убили Зинго Поппалуша. Он ждал в машине Винсента у главного входа.

— Кто это может быть?

— Семья Бокка.

— Почему?

Анджело поведал ему о случае на собрании.

— Он унизил Бокка перед всеми, и тот вынужден защищать свою честь.

— Сколько людей погибло в огне?

— Эд подсчитает, когда пожарные справятся с огнем. Так или иначе, не ранее завтрашнего дня.

— А примерно?

— Зал был полон. Все бросились к главному выходу, а мы вышли через черный ход. Может быть, сотня. Или даже две.

— Паршивый сутенеришка, — без выражения пробормотал дон Коррадо. Могло показаться, будто происшествие его не взволновало, но Анджело знал, что его глубоко задело оскорбление чести и реакция еще последует. — Он дождался, когда наши люди соберутся в одном месте, и швырнул туда зажженный факел. Там были жены, дочери. Пять судей, политики. В конце концов, там было трое калек. Неужели другие семьи поддержат его в том, что он сделал?

— Коррадо, Бокку трудно обвинить в поджоге. Нет никаких доказательств, что пожар возник не по чистой случайности.

— А убийство молодого грека Поппалуша? Поддержат ли его другие семьи, помня те слова, что босс, мой сын, сказал Бокке? Ты веришь этому, Анджело?

— Это, в общем, по правилам, Коррадо. Если мы обвиним его в убийстве, они его поддержат. Поджог — другое дело. Но нужны доказательства.

— Что ж, мы повременим, подождем несколько месяцев. Когда вернется Чарли — а у меня есть к нему предложение, от которого он не сможет отказаться, — мы устроим так, что близкие люди Бокка умрут от болезней и других естественных причин. Когда он останется один, мы внедрим в его новое окружение своих людей. Мы натравим на него полицию в восьми или десяти штатах, и наш судья позаботится, чтобы он сел на пятьдесят лет в федеральную тюрьму по Акту Мэйна. Нам не нужна будет поддержка семей, потому что никто не сможет доказать, что это наша работа, как и мы не можем сейчас доказать, что поджог устроил Бокка.

При пожаре в «Садах Палермо» погибли восемьдесят девять человек, двести семнадцать получили серьезные ожоги, четверо лишились зрения. По счастливой случайности среди конгрессменов и судей никто не пострадал. Люди Эда Прицци помогли выжившим подать иски против владельцев заведения, но оказалось, что «Сады Палермо» принадлежат — по анонимному акту дарения от 1934 года — фонду ордена блаженного Децимы Мановале, некоммерческой организации религиозных аскетов, принявших обет бедности.

Глава 35



Полиции в «Садах Палермо» собралось больше, чем пожарных. Казалось, что все копы — в форме и гражданском, от комиссара до рядового патрульного — съехались поглазеть на пожарище. Начальник полиции Митганг, глава патрульной службы Винсент Малквин, главный следователь Джо Магир и главный инспектор Джон Куллерс стояли в стороне от толпы, сгрудившейся за оцеплением.

— И как это следует понимать? — задал риторический вопрос Митганг.

— По-моему, комиссар, для Прицци не стали бы поджигать здание ради страховки, — сказал Магир, — хотя у них большой опыт подобных трюков. Здесь все-таки собрались все их главари. Нет, сэр, я думаю, это связано с делом Калхейн.

— Каким образом?

— Кто-то — другая семья или все семьи — пытается оказывать давление на Прицци, чтобы выжать из них убийцу и сдать его нам. Я на сто процентов уверен, что похищение Филарджи — это их работа. А кто похитил Филарджи, тот и убил Викки Калхейн.

— Каковы, на ваш взгляд, их следующие действия?

— Коррадо Прицци не дурак, и Анджело Партанна тоже. Это самые ушлые мошенники из всех, что носит земля. Они, должно быть, попытаются выдать нам убийцу, но так, чтобы избежать риска в плане Филарджи.

— Да? Но как им это удастся?

— Уж поверьте, они найдут способ. Им необходимо срочно что-то предпринимать, потому что, как показал вчерашний поджог, другие семьи идут на них войной. И это только начало. Их не оставят в покое, пока они не выдадут нам убийцу Викки Калхейн.

— Вы предлагаете ждать?

— Да, комиссар.

— А что мы скажем прессе?

— Да уж скажем что-нибудь. Например, во время гангстерской оргии погибли восемнадцать — или сколько их там? — человек. Гангстерский праздник обернулся адом. Журналисты с радостью это съедят.

— Хорошо, — одобрил Митганг, — вижу, что вы все понимаете.

Пожар в «Садах Палермо» был потушен в девять двадцать следующим утром. Ночью Анджело позвонил в полицию и попросил позвать к телефону лейтенанта Хэнли. Коп на телефоне ответил, что Хэнли нет.

— Свяжитесь с ним и передайте, чтобы позвонил Анджело.

— Позвонить Анджело? В час ночи?

— Он живет в Бруклине, не так ли? Все копы живут в Бруклине.

— Какого черта вам надо?

— Передайте ему позвонить Анджело, дружище.

Два часа спустя, в десять минут четвертого, Хэнли перезвонил, и они договорились встретиться в квартире Чарли. Когда Хэнли приехал, Анджело предложил ему кофе и маффины из цукини.

— Обалдеть! — воскликнул Хэнли. — Какая вкуснотища!

— Это Чарли приготовил. Он их лепит, а потом хранит в морозилке.

— Чарли умеет готовить?

— Чарли умеет все. Дейви, слушай, мы знаем, кто устроил поджог.

— Кто?

— Бокка.

— Да? Почему?

— Старик Кварико Бокка сошел с ума. Ему показалось, что Винсент его оскорбил.

— Это когда же? В Яриаке-банке пару дней назад?

— Да, слежка у вас поставлена что надо. Ну и вот — Винсент оскорбил Бокку, а Бокка поджег здание, когда там находились чуть ли не все Прицци. Даже дон Коррадо был с нами, но потом уехал.

— Но все-таки вы не все там собрались?

— Почти. Недоставало сотни две солдат.

— Чарли там не было.

Это Анджело предпочел не комментировать.

— Где Чарли, Анджело?

— Он уехал в Майами встречать срочный груз.

— Когда я могу его увидеть?

— После возвращения.

— Нет, я не удержусь. Можно мне еще маф-фин?

— Я приготовил тебе сюрприз, Дейви. У меня припасено еще полдюжины маффинов в бумажном пакете тебе на дорожку.

— А я-то думал, меня лишили пособия.

— Но только не в виде маффинов.

— Согласись, что у вас не принято разруливать межсемейные стычки при помощи полиции, — промычал Хэнли с набитым ртом. В ответ Анджело лишь пожал плечами. — На это, насколько мне известно, у вас существуют четкие правила. Если Бокка пытался вас сжечь в ответ на оскорбление, то вы, ребята, должны сами с ним разобраться. Но, может быть, война вам сейчас некстати?

— К чему ты клонишь, Дейви?

— Слушай, Анджело, давай не будем ходить вокруг да около. На собрании в Яриаке-банке Винсенту дали понять, что люди устали нести убытки. Вам было сказано, что пора выдать копам убийцу Викки Калхейн, в ответ на что Винсент принял позу оскорбленной невинности, и вы ушли. Анджело, ты думаешь, только семьям надоел наш беспредел? Нам самим тошно. Мы скребем по сусекам, чтобы не сдохнуть с голоду. Кроме того, есть еще один момент. Вы знаете и мы знаем, что законы против наркоты, азартных игр, проституции бесят не только любителей всех этих удовольствий, но и нас, потому что их невозможно осуществлять. Это в высшей степени запутанные, дурацкие законы. Одна бумажная волокита, и никого толком не посадишь. Ребята уже вешаются от всей этой бестолочи. Так что, Анджело, отдайте нам этого парня, чтобы все успокоились и занялись своим делом. А я обещаю, что мы закроем глаза на ваши разборки с Бокка.

— Это ты, Дейви, хорошо сказал, — похвалил его Анджело, — мне и добавить нечего.

Глава 36



Сантехник охранял дверь подвала, Дом спал наверху. На кухне Чарли разговаривал по телефону с Анджело. Положив трубку, он спустился к Сантехнику и сказал:

— Только что звонил отец — вызывает в город. Я вернусь утром, часов в восемь.

— Привези мне порнухи пару журнальчиков, — попросил Сантехник.

— Мне неловко их покупать.

— Чего-чего?

— Всегда кажется, что продавец подумает обо мне что-нибудь этакое. Типа картинки заменяют мне настоящих женщин. Что хорошего в картинках? Они для извращенцев.

— Значит, я извращенец, — заключил Мелвини. — Мне они нравятся.

— Я приготовил большую кастрюлю тушеной говядины. Вам осталось добавить пару банок зеленого горошка и моркови и приготовить пасту.

— Какую именно пасту?

— Фарфалле, пасту, которая идет под тушеную говядину.

— Пока ты не уехал, сделай большой кофейник кофе, Чарли. Филарджи все время ноет, что у Дома получается дерьмовый кофе. Достал уже своим нытьем.

— Ладно. Увидимся утром.

Часы показывали пять минут второго, когда Чарли, приготовив кофе, сел в свой «шевроле» и поехал домой. На дорогах было свободно. Он рассчитывал добраться к половине пятого, вздремнуть и в шесть утра выехать обратно с Айрин. Предстояло определить, каким образом они будут поддерживать связь с отцом, продумать требования, которые они предъявят Прицци для возврата Филарджи, и не забыть взять мягкую тяжелую дубинку — Дом и Сантехник хорошие ребята, не хочется сделать им больно. Кроме того, они с Айрин пока не решили, куда переместят Филарджи на время переговоров. Надо будет обнадежить беднягу, убедить, что это делается для того, чтобы покончить с Прицци и зажить долго и счастливо. Пусть порадуется напоследок.

Горечь охватила его при мысли, что придется навсегда оставить Бруклин, скачки, отца и всю прошлую жизнь, но Чарли тут же одернул себя. К черту все это! Сделав ставку на Айрин, он выиграл гораздо больше, чем все деньги на свете. У него есть Айрин. У них будет все, чего они пожелают, надо только выгодно сбыть Филарджи семье. Черт с ним, с Филарджи. Он уже старый, ему где-то шестьдесят три года, и он успел пожить в свое удовольствие.

Все будет зависеть от отца. Если они с Айрин хотят выбраться живыми из этой заварухи, им придется составить очень жесткие условия сделки, которую отец продаст Прицци. Господи, до чего противно делать бизнес с такими мошенниками. Они никогда не скажут, что у них на уме. Слава богу, отец умеет перещеголять по этой части всех Прицци, даже дона Коррадо. Если они скажут А, то отец, самый изворотливый из всех сицилийцев, сразу поймет, что это значит Z, но будет готов понять это как М, что следует из трех других лживых значений.

Чарли бесшумно отпер дверь и вошел в квартиру, чтобы не разбудить Айрин, но она все равно услышала и проснулась:

— Эй, Чарли!

— Ты еще поспи. Нам нужно выехать в шесть.

— Куда мы едем?

— Отец позвонил.

— Включи свет, я тебя не вижу.

Он включил свет. Айрин сидела на кровати, и ее прекрасные белые груди смотрели на него поверх одеяла.

— Боже, Айрин, какая у тебя красивая грудь!

— Это ты мне уже говорил. Что сказал тебе отец?

— Он сказал, — Чарли сел на кровать и начал раздеваться, — что мы должны вывезти Филарджи из Брентвуда самое позднее в полдень завтрашнего дня.

— А что случилось?

— Об этом речи не было. Мы с ним поговорим после того, как перепрячем Филарджи.

— А куда мы его перепрячем?

— Нам завтра предстоит долгий путь, будет еще время обсудить это в машине. А сейчас у нас мало времени и мы в постели. — Он сбросил одеяло и со стоном сладострастия повалился на Айрин.

Было пять минут шестого, когда они вышли из квартиры и поехали в Брентвуд. Айрин хотела сразу обсудить требования к Прицци и куда они направятся потом, но Чарли сказал, что это подождет.

— Первым делом — логистика. Мы не может отвезти его к тебе домой в Лос-Анджелес, потому что должны находиться поблизости от отца, нашего посредника. В людном месте тоже нельзя его держать, потому что все теперь знают его в лицо.

— Я знаю, где нельзя его держать. Давай о том, где можно.

— Что предлагаешь?

— Ты усыпляешь его у себя в машине, а я иду и беру в аренду трейлер или грузовик вроде дома на колесах. Потом прячемся где-нибудь на Лонг-Айленде, а для встреч с твоим отцом выезжаем на специальную стоянку для трейлеров.

— Мне приходила в голову такая мысль, но я думал взять прогулочный катер и кружить по заливу, а связь с отцом поддерживать с помощью рации.

— Ты умеешь управлять катером?

— А что там сложного? Включи двигатель и рули себе.

— Нет, это с первого взгляда может показаться, что все просто. К тому же качка, морская болезнь.

— Да, ты права, трейлер нам больше подходит. Может быть, нам понравится жить в трейлере. Чем не дом на первое время, чтобы затеряться? Подадимся в Канаду, на Аляску. А через пару лет, глядишь, обстановка изменится.

— Чудесно.

— Где их берут?

— Находят в газете объявлений. Чего там только нет. Некоторые ухитряются через «Желтые страницы» сдавать в аренду даже детские игрушки.

Когда до дома оставалось около двух миль, Чарли сказал:

— Сантехник будет наверху, а Дом внизу. С Домом легко справиться, но Сантехник — крепкий орешек.

— Ты входи, как обычно, через кухню, а я проберусь с парадного входа, — предложила Айрин.

— Да, давай.

— Когда это станет известно Прицци?

— Отец звонит в полдень и в шесть вечера. Если никто не подходит к телефону, он посылает людей.

Чарли вышел из машины и обогнул дом, чтобы войти с черного хода. Айрин поднялась на крыльцо и стала открывать парадную дверь. На кухне никого не было. Он прошел дальше, и вдруг за спиной у него раздался голос Сантехника:

— Эй, Чолли!

Чарли резко обернулся. Сантехник стоял в дверях столовой и целился ему в живот из револьвера 38-го калибра.

— Эй, что за шуточки? — спросил Чарли.

— Ты собрался украсть нашего банкира, да, Чарли? Боже, вот Прицци-то взбесятся.

— О чем ты говоришь?

— Мы тут все при деле, Чарли. Я, например, телефонист и записываю все разговоры на пленку. Записал и твой вчерашний разговор с Анджело.

— Черт, вот дурак я.

— Чарли, послушай, если такой ушлый хрен, как твой отец, надоумил тебя украсть банкира, то дело пахнет большими деньгами. Тогда я с вами.

— С нами?

— Мы договоримся. Я буду твоим человеком.

— Сколько тебе платят Прицци за прослушку?

— Пятнадцать штук.

— Мы заплатим пятьдесят.

— Когда?

— Как только утрясем этот вопрос с ними.

— А сколько ты планируешь взять?

— Сантехник, они платят тебе пятнадцать, мы обещаем пятьдесят. Чего тебе еще?

Мелвини усмехнулся:

— Ладно. Так что мы делаем?

— Для начала мы прячем пушку.

Когда Сантехник сунул револьвер сзади за пояс, слева от него появилась Айрин. В руке у нее был пистолет, нацеленный ему в голову.

— Только что ты заключил самую удачную сделку в своей жизни, Сантехник, — произнесла она с ослепительной улыбкой.

Мелвини расхохотался так громко, что зазвенела посуда в шкафу.

— Они тебя обдурили, а я на этом заработал, — сквозь смех мычал он, — а ты, оказывается, дуришь меня.

Затем Чарли и Сантехник привязали Дома к кровати, уложив его поудобнее.

— Я тут с голоду помру, — заныл Дом, — вы убежите с клиентом, а мне пропадать.

— Ничего ты не умрешь, — успокаивал его Чарли, — они позвонят в двенадцать, а если никто не возьмет трубку, то приедут.

— Да, вы уедете, а мне одному отдуваться. По крайней мере, я заслуживаю вкусного завтрака.

— О’кей, — сказал Чарли. — Эл, приготовь ему что-нибудь.

— Только не он! — запротестовал Дом. — Жаль, что ты не пробовал его стряпню. Приготовь ты, Чарли. Этот кормит всех жареной пастой под яйцами, а овощей кладет с гулькин нос. Один помидор, чуть-чуть чеснока и перца. Как тебе такое?

— Да заткнись ты! — воскликнул Чарли и врезал ему дубинкой по голове.

Тем временем Айрин нашла в «Желтых страницах» все, что им было нужно. Она позвонила владельцу и договорилась забрать трейлер со стоянки неподалеку.

— Трейлер упакован всем необходимым, — сказала она Чарли, — только его нужно сюда пригнать. И чтобы кто-нибудь пригнал «шевроле».

— А что я вам говорил? — обрадовался Мелвини. — Эту работу вдвоем не сделать, нужен третий.

— Сколько времени на это потребуется? — спросил Чарли.

— Пара часов, — ответила Айрин.

— Сейчас восемь двадцать. К половине одиннадцатого, когда вы вернетесь, у меня все будет готово.

— Мы не ответим на звонок в полдень?

— Отец велел убраться отсюда до двенадцати.

Когда Сантехник и Айрин уехали, Чарли отправился на кухню и пожарил себе пасту под яйцами, с помидорами, чесноком и перцем. Помыв посуду после завтрака, он спустился в подвал, где за дверью с двумя навесными замками томился Филарджи.

— Как дела? — войдя, спросил его Чарли.

Филарджи был в красивом синем костюме и

белой рубашке с синим галстуком в мелкий серебристый горох. В последний раз Чарли привез ему из Нью-Йорка три новые рубашки, три смены белья, щетку и банку черного крема для обуви.

— Все в порядке, — ответил пленник.

— Кормят хорошо?

— Отлично. Очень вкусно.

— Книг вам хватает?

— Ну…

— Довезем вам книг, — пообещал Чарли. — Скажите мне одну вещь: вам известно, кто вас похитил?

Филарджи резко и выразительно кивнул:

— Прицци. И я знаю почему. Когда я отсюда выберусь — если вообще выберусь, — я всю оставшуюся жизнь буду им мстить.

— Какой вы, однако, злыдень, — усмехнулся Чарли. — Послушайте, мы вас перевозим в другое место, и Прицци вас больше не контролируют.

— Почему?

— У меня есть на то причины. Для вас так будет лучше. По крайней мере, никто мне не прикажет убить вас. Прицци хотят отобрать у вас банк, а меня он не интересует.

— Что ж, мне нечего терять. А что вы от меня хотите?

— Сотрудничества. Ничего другого мне не надо. Завтракать будете?

— Да, конечно.

— Идемте со мной наверх. Для разнообразия позавтракаете на кухне.

Глава 37



Почетные члены семьи Винсент Прицци и Анджело Партанна сидели в огромном офисе в шесть окон на шестьдесят седьмом этаже здания страховой компании «Страховые индустрии». Здание было построено Прицци и являлось их собственностью. Эд Прицци сидел за массивным раннегеоргианским столом, держа в руках письмо от Чарли Партанны, где содержалась угроза разрушить монумент Коррадо Прицци, отобрав у него семьдесят миллионов долларов.

Винсент смотрел перед собой стеклянным взглядом и молчал — настолько он был возмущен. Его человек, вероломный Чарли Партанна, намеренно унизил его в глазах отца, отправив письмо его брату, который вообще не должен был вмешиваться в это дело. Анджело Партанна держался, по обыкновению, сдержанно и холодно. Эта встреча интересовала его лишь по одной причине: он хотел использовать создавшееся превосходство Эда Прицци над старшим братом, дабы обеспечить безопасность своему сыну и убедить всех, что он, Анджело Партанна, есть тот единственный человек, который может служить посредником между Чарли и семьей Прицци, желающей вернуть себе Филарджи.

— «Дорогой Эд, — читал вслух Эдуардо, — ты, наверное, сейчас очень рассержен, потому что мы увезли Филарджи, но, когда ты прочитаешь это письмо, ты поймешь, что иного выхода у нас не было. Дело в том, что Винсент меня заказал…»

— Чушь собачья! — выкрикнул Винсент. — Он рехнулся. Если бы я его заказал, то его бы давно убили.

— Винсент, слушай меня, — сказал Эд. — Если хочешь узнать, что еще там написано, сиди молча и не перебивай. Речь идет о шестидесяти — семидесяти миллионах долларов, за которые придется торговаться. Поэтому заткнись и слушай. «Он, конечно, скажет, что это чушь собачья, — продолжал Эд, — но так получилось, что убить меня он нанял мою жену и выдал ей пятьдесят тысяч аванса. Она сидит сейчас рядом и смеется до колик. Я лично думаю, что Винсент подкидыш, потому что для Прицци он слишком туп». — Эд посмотрел на брата и усмехнулся. — Я и не знал, что Чарли умеет шутить. Ладно, слушайте дальше. «Итак, если вы хотите вернуть Филарджи, вы должны выполнить несколько условий. Первое: вы доставите Винсента в определенное мной место в назначенный час. Дон Коррадо обещал моей жене забыть историю Луиса Пало и триста шестьдесят тысяч, если она вернет триста шестьдесят плюс пятьдесят процентов. Но, зная Прицци, можно предположить, что после получения денег они ее убьют. Отсюда второе условие: вы платите ей семьсот двадцать тысяч, на которые она рассчитывала, затевая аферу в Вегасе, плюс пятьдесят процентов штрафа от трехсот шестидесяти, плюс пятьдесят тысяч, которые Винсент ей обещал по контракту за мое убийство. Но это еще не все».

Винсент побагровел. Давление рвануло вверх от страха и ярости. Он задышал коротко и часто, порой давясь, будто его душат. Анджело встал и ласково похлопал его по спине.

— У нас серьезное дело, — недовольно произнес Эд Прицци, — не время сейчас валяться в инсульте. Успокойся, ради бога.

— Чарли — труп, — прохрипел Винсент и посмотрел на Анджело: — Извини, но ему конец.

— Слушай Эда, — тихо попросил Анджело. — Ради семидесяти лимонов.

— «Основная сумма, которую я требую, — продолжал читать Эд, — составляет два миллиона триста тысяч, чему равняются мои расходы на проживание в течение трех недель, пока вы будете утрясать выплату. А также пятьдесят кусков моему помощнику и гонорар, обещанный моей жене за помощь в деле Филарджи». Эд изумленно посмотрел на Анджело: — Так это была жена Чарли?

Анджело кивнул:

— Она нам подходила. Иначе убрать охранника было бы невозможно.

Винсент жег его убийственным взглядом. Анджело примирительно поднял руку.

— «Кроме того, я хочу получить страховку, покрывающую похищение Филарджи, — читал Эд, — то есть два миллиона пятьсот тысяч. Мы имеем: миллион сто жене, пятьдесят тысяч помощнику, два миллиона триста четырнадцать тысяч на расходы, два с половиной миллиона страховых. Итого — три миллиона шестьсот пятьдесят две тысячи триста четырнадцать долларов плюс Винсент. Есть только один человек, которому я могу доверить вести это дело. Это мой отец. Раскиньте мозгами и сообщите мне о своем решении. В случае согласия вы должны поднять флаг «Нью-Йорк Атлетик Клаб» на террасе тридцать третьего этажа этого здания в двенадцать десять в четверг. Даю вам два дня для раздумий. Увидев флаг, я отправлю вам письмо с дальнейшими инструкциями. Чарли».

Долгое время тишину в кабинете нарушало только тяжелое дыхание Винсента, затем Эд Прицци заговорил, тон его был оживленным:

— Смотрите, что получается. Два с половиной лимона — это всего восемь процентов от семидесяти, но мы их не выплачиваем. Платит страховая компания, да еще минус налоги. Итого все наши расходы составят два и два процента от общей прибыли, да в придачу мы получаем контроль над банком. Как можно упустить такую сделку?

— Как можно упустить?! — заорал Винсент. — А меня ты не включил в два и два процента расходов?

— Брось, Винсент, — поморщился его брат, — Чарли просто берет нас на понт. Этот вопрос можно утрясти. Правда, Анджело? Верно я говорю?

Анджело обнял Винсента за плечи.

— Ты же знаешь Чарли, Винсент. Эд прав, это все выпендреж. Это так, гонор показать. Мы будем торговаться. Выложим три миллиона шестьсот и хватит с него.

— Точно, Винсент, — поддержал Эд. — Неужели ты подумал, что мы отдадим тебя Чарли? Для чего, в конце концов, нужны переговоры? Мы выдвигаем предложение и договариваемся.

— Ты не работал с Чарли, Эд, — возразил Винсент, — с ним не договоришься, он упрям как осел и от своего не отступится. Если мы хотим вернуть Филарджи, придется выплачивать сумму целиком. — Об остальном Винсент предпочел промолчать.

— Ладно, поехали к отцу, там все обсудим, — сказал Эд, протягивая письмо Анджело, который спрятал его во внутренний карман.

В лифте они молчали, как обычные пассажиры — ни больше ни меньше. Эд приметил симпатичную девушку, стоявшую впереди у дверей. Когда она обернулась и с улыбкой посмотрела на него, он так разволновался, что готов был обо всем забыть и бежать следом, если бы не Анджело, который удержал его за руку.