Лиз Лоулер

Я найду тебя

Liz Lawler
I\'ll find you
© Бушуев А.В., Бушуева Т.С., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательство „Эксмо“», 2020


Пролог

Эмили вглядывалась в темноту, чувствуя, как храбрость покидает ее. Ноги сделались ватными, будто она пробежала длинную дистанцию, сердце молотом стучало в груди. Она жадно втянула в себя воздух – и оцепенела. Нерешительность парализовала разум. Нужно срочно взять себя в руки и начать поиск, прежде чем вернется швейцар и застукает ее здесь. Эмили целую неделю шпионила за ним, отслеживая и запоминая время каждого его перемещения. Вечерние действия швейцара были таковы: он вешал в комнате для персонала форменную куртку с ключами в кармане, после чего садился в машину и уезжал в один из трех соседних магазинчиков, торгующих едой навынос. Что, однако, не гарантировало, что он в любой момент не вернется и не поймает ее с поличным. Ей нужно действовать, причем очень быстро.

Эмили сжала пальцы в кулаки, пытаясь унять дрожь, и напрягла ноги, чтобы придать им силу. От следующего шага ее удерживал не страх перед поиском как таковым, а боязнь того, что она может найти.

Эмили протянула руку и, пошлепав по стене, нащупала выключатель. В следующий миг каждая квадратная лампа на потолке вспыхнула светом, и помещение наполнилось гудением электричества. Этот гул наполнил ей уши, и Эмили испугалась, что он слышен даже на улице. Прислушалась, но звуки уже прекратились, и она решила не отказываться от задуманного. Вокруг царила тишина, нарушаемая только ее собственным дыханием.

Комната – прямоугольная, без окон и очень уединенная – была похожа на банковское хранилище с сейфами, куда клиентов приводили и оставляли одних, чтобы они могли открыть ячейку и положить в нее свои самые ценные вещи. Разница заключалась лишь в размерах ячеек.

Здесь в каждой легко могло поместиться человеческое тело. Первая и последняя ячейки были еще вместительнее и использовались для хранения самых больших трупов. На одной стене Эмили насчитала двенадцать дверок – двенадцать морозильников, рассчитанных на двенадцать тел.

Это означало, что ей придется проверить все двенадцать, не считая других, у противоположной стены. Если поторопиться, это займет всего несколько минут, а потом она вернет ключи в карман форменной куртки швейцара. Не исключено, что ей будет достаточно открыть лишь одну дверцу, чтобы найти то, что она ищет…

Небольшие кафельные плитки пола были изрядно потерты и сплошь в черных следах, оставленных бесчисленными каталками с резиновыми колесами. Эти самые каталки стояли в дальнем конце комнаты, неподалеку от гидравлического подъемника, подключенного к сети для зарядки аккумулятора. Единственный стул стоял возле унылой серой стены.

Она откроет дверцы слева направо и снизу вверх, чтобы не пропустить ни одной.

Эмили подошла к ближайшему холодильнику и взялась за ручку. Тяжелая дверь открылась почти бесшумно, и в разгоряченное лицо девушки дохнуло холодом. Труп лежал в застегнутом доверху белом мешке. Не желая вдыхать воздух смерти, застарелый запах сотен тел, которые лежали здесь раньше, Эмили задержала дыхание. Температура была установлена так, чтобы тела хранились в холоде, что, однако, не предотвращало разложения.

Когда она наконец вздохнула, то с облегчением обнаружила, что единственный запах здесь – это резкий запах химикалий, которыми стерилизовали холодильники. Дрожащими пальцами Эмили расстегнула «молнию». Ее тотчас накрыла волна облегчения: она увидела седые, редкие волосы. В мешке лежал безликий старик… или женщина со впалыми щеками. Эмили застегнула «молнию», закрыла дверцу и открыла холодильник сверху. Ее взгляду предстало лысое темя, морщины и пигментные пятна. В следующих ячейках были похожие тела – одни с седыми волосами, другие с лысинами, одно с прической афро, еще одно – с шевелюрой светлых волос, собранных сзади в хвост клочком бинта. Кто-то молодой…

Эмили секунду передохнула, пытаясь не думать о том, какое лицо соответствует тому телу. Расстегнув «молнию» на следующем мешке, она едва не блеванула и быстро прикрыла рукой рот. Голова была обуглена дочерна и в отдельных местах заляпана пятнами крови, которая запеклась, словно остывшая лава, пробившись сквозь трещины в коже. Эмили захлопнула дверку и, отгоняя навязчивую мысль, что может вдохнуть в себя частички мертвой плоти, глотнула воздуха.

«Мертвые не могут причинить вреда», – прошептала она сквозь прижатые ко рту пальцы.

Но уже в следующее мгновение обнаружила, что могут, еще как могут! В следующем холодильнике лежала крошечная фигурка, завернутая в белую простыню. При виде ее у Эмили болезненно сжалось горло. На завернутом тельце ребенка лежал розовый плюшевый мишка. Возможно, это был подарок родителей. Увидев нечто интимное и драгоценное, она ощутила себя кем-то вроде незваного гостя.

Эмили опустилась на пол и прижалась спиной к холодному металлу. Она добровольно мучила себя в этом месте. Ей следовало сделать официальный запрос, чтобы поиск прошел в присутствии других людей; следовало потребовать, чтобы ей показали содержимое каждого холодильника. Увы, она рисковала получить отказ или увидеть в их глазах жалость, даже если б они неохотно согласились. Они подумали бы, что у нее не всё в порядке с головой, раз она просит об этом. Они считали, что пациент просто сбежал и его не было среди покойников, лежащих в этом морге.

Эмили достигла двух последних дверок и потянулась к верхней, чтобы открыть. Закаленная тем, что она уже видела, быстро расстегнула мешок – и с удивлением увидела подошвы ног. Снизу пальцы были чисто белыми, а своды стоп – темно-фиолетовыми. Это были молодые ноги, гладкие и не изношенные временем.

Они могли принадлежать как мужчине, так и женщине, хотя и были маленькими. Взявшись за дверь, Эмили встала. Ее взгляду предстали накрашенные ногти на ногах. Желудок тотчас сжался. Голубой цвет так красив, не правда ли? Он отлично оттеняет загар… Она протянула руку и кончиками пальцев коснулась этих ног. Брр, какие холодные! Эмили даже вскрикнула. Возможно, это она. На левую лодыжку надет белый браслет с личными данными, но имя скрыто от глаз. Медленно потянув браслет, она увидела напечатанное на нем имя: «Джейн Доу» [1]. Так обычно называют неопознанные тела. У Эмили перехватило дыхание. Нет, нельзя быть ни в чем уверенной, пока она не увидит лицо…

Тело лежало в холодильнике, но не так, как следовало. Чтобы увидеть лицо, придется вытащить поддон. Взявшись за его край, Эмили потянула его на себя, но он отказывался выскальзывать наружу. Она дернула сильнее, но поддон словно прирос к месту. Эмили глянула по обе его стороны, пытаясь понять, почему он застрял, но не заметила никаких видимых препятствий. Может, его просто нужно потянуть сильнее? Прижав ногу к нижней дверце, она откинулась назад и со всей силы оттолкнулась ногой, добавляя к усилию свой вес. Увы, тщетно. Поддон даже не сдвинулся с места.

Эмили в отчаянии посмотрела на мешок с телом, затем на зазор над ним, и мысленно произвела расчет. Интересно, хватит ли ей пространства, чтобы пролезть в ячейку? Та была больше остальных – посередине стены виднелось место для еще одного поддона, в котором можно было разместить второе тело. При этом ей придется на ходу расстегнуть «молнию» на мешке, чтобы, когда она доберется до конца, мешок был полностью открыт. Но тут ее охватил страх. Ячейка выглядела такой тесной, этакий узкий ледяной туннель, в конце которого было абсолютно темно. Теснота не даст ей перевернуться. Придется выбираться наружу ногами вперед, ползя по непокрытому телу, и уповать на то, что не сдадут нервы.

Осторожно поставив колено на поддон, Эмили приняла новую позу – левая нога с левой стороны, правая нога – с правой.

Низко опустив голову и не опираясь на бездыханное тело, она заползла внутрь. Воздух был плотным и холодным. Он лип к ней, проникал под кожу. Стоя на четвереньках, Эмили чувствовала, как начинают дрожать ее затекшие бедра. Выгнув дугой спину, чтобы снять напряжение, она вздрогнула – потолок давил на нее, напоминая о том, сколь тесным было это крошечное пространство. Пытаясь подавить нарастающую панику, Эмили сделала вдох. Ей нужно перенести вес на колени, а самой опираться на локти. Она дрожала от напряжения из-за неудобной позы. Срочно нужно принять другую, поудобнее.

Эмили неуклюже выдвинула одно колено вперед, но, прежде чем успела передвинуть вперед другое колено, чтобы уменьшить давление, ей в кость впился край металлического поддона. Она вернула плечи в прежнее положение и выпрямила руки, чтобы вновь встать на четвереньки. И тут же поняла свою ошибку. Теперь она стала выше, и ее спина уперлась в потолок ячейки. Как только она изменила позу, ее тело застряло в узком пространстве.

Эмили инстинктивно задергалась и замотала головой, словно застрявшая в норе бешеная собака, ударяясь о стальные стенки, хрипя от усилий, пытаясь высвободиться. Увы, ее руки и колени попали в ловушку. Невозможность сдвинуться назад или вперед заставила ее окаменеть от ужаса. Пока ее дыхательные пути не схлопнулись, она хрипло, со свистом ловила ртом воздух, а затем, ослабев от напрасных усилий, плюхнулась на лежавшее под ней тело.

Она тотчас ощутила гладкую поверхность пластикового мешка и его прохладу. Ее конечности медленно вытянулись, и она поняла, как глупо было паниковать. Места было достаточно и для нее, и для этого безжизненного тела.

Сунув под себя руку, Эмили потянулась, пытаясь нащупать «молнию» на мешке. Дрожащими пальцами она ощупывала его, но почувствовала лишь твердую массу внизу, и никакой проклятой «молнии». Ее лицо расплющилось о пластик, когда она, наполовину скрутившись, опустила плечо и, напрягая мышцы, попыталась дотянуться до нее, мысленно повторяя: «Пожалуйста, пожалуйста, просто дай мне это сделать…» Наконец металлический язычок «молнии» оказался у нее между пальцев, и она издала торжествующий вопль. Не тратя понапрасну сил, потянула «молнию» на себя. Скрип металла о пластик громким эхом прокатился по замкнутому пространству.

Добравшись до шеи трупа, Эмили остановилась, внезапно увидев пряди темных волос. Стоило ей потрогать их, как ее пальцы сделались будто ватными. Слезы затуманили глаза, но она была рада этой преграде. Водопад слез не дал бы ей разглядеть лицо, и она могла вылезти обратно, так и не узнав, та ли это, кого она искала. Эмили могла лишь надеяться на то, что она не умерла.

Сморгнув слезы, дала глазам привыкнуть к темноте. Медленно подтянув «молнию» до самого верха, увидела голову, точнее макушку, и где-то там, где было ее сердце, ощутила неподвижность. Отсутствие сердцебиения, такого, как у нее. Глаза были закрыты, губы сжаты, кожа безжизненного, молочно-серого цвета. Эмили посмотрела на лицо. И в этот миг в ней словно что-то оборвалось. Сердце сжалось. Она нашла ее.

– Проснись! – прошептала Эмили сквозь слезы. Затем, с силой толкнув бездыханное тело, крикнула: – Проснись, черт возьми! Хватит дурачиться!

Обхватив руками и ногами одеревеневшую, неподатливую плоть, она попыталась расшевелить ее, заставить двигаться.

– Ты не умерла! – кричала она. – Тебе просто холодно. Человека можно вернуть к жизни, когда он замерз. Тебе просто нужно согреться. Давай, просыпайся! Прошу тебя!

Дрожа от горя, Эмили прильнула к неподвижной фигуре, прижав свое теплое лицо к ее холодному. Слезы и сопли из носа стекали по шее тела, которое она сжимала в объятиях. Вскоре ее крики из воплей перешли в рыдание, а затем – в тихий плач. Разум медленно осознал реальность того, что произошло: ее поиски наконец завершились. Теперь она может оставаться там до тех пор, пока…

Она останется навсегда. Она не оставит ее одну в темноте. Она останется с ней до…

Холодильник загудел – свидетельство того, что он включен. Воздух внезапно стал холоднее. Пространство камеры заполнила кромешная чернота. Квадрат света, из которого она заползла в ячейку, исчез. Пока Эмили лежала там, кто-то вошел в морг. Кто-то увидел, что холодильник открыт. И кто-то закрыл дверь.

Глава 1

Услышав чьи-то крики, Эмили зашевелилась. Кто-то звал на помощь. Звал отчаянно. Кому-то было страшно.

Ее горло было сдавлено, как будто забито чем-то, и она не смогла крикнуть и успокоить несчастного, сказать, что она здесь, что она идет к нему… Эмили сглотнула застрявший в горле ком, мешавший говорить.

– Я здесь, – прохрипела она, открывая глаза и тупо глядя на белый потолок. – Я здесь, – прошептала, ощущая себя одинокой в тишине комнаты, зная, что крики, которые она слышала, принадлежали ей самой. Эмили была дома, в своей постели, а не в ледяной могиле. Глаза и горло саднило от воспоминаний о том сне. Лицо было мокрым от слез; слез, лившихся из ее глаз, пока она спала и ей снилось, что Зои мертва. Морг был последним местом в больнице, где она искала свою сестру.

Ее исчезновение не мог объяснить никто. В одну минуту она была пациенткой, а в следующую – пропала без вести. Но когда дни превратились в неделю, когда полиция так и не смогла найти ее, Эмили поняла: у нее нет другого выбора, кроме как искать сестру там.

В своих снах она всегда находила ее. В своих снах она держала Зои в том холодильнике. Ее, а не тело Джейн Доу, которое из уважения нарочно поместили в холодильник ногами к двери, поскольку она была обезглавлена в мотоциклетной аварии.

Когда дверь холодильника открыли и нашли ее, Эмили держала голову в руках. После того как расстегнула «молнию» на мешке для тела, она не помнила ничего, кроме оторванной головы. Увидев этот ужас, тотчас вырубилась. Лишь кромешная тьма, осознание того факта, что дверь закрыта, привели ее в чувство, и она закричала, давая о себе знать…

В тот день, когда поступил звонок, Эмили уже не спала. Она бодрствовала с самого с рассвета, перекрашивая комнату, в которой находилась сейчас. Окно было открыто, радио включено на полную громкость – с их помощью Эмили пыталась избавиться от своего раздражения на Зои. Она вздрогнула, узнав голос одного из врачей, с которым работала, и сначала подумала, что он звонит по поводу какой-то рабочей проблемы. Когда же врач сказал, что звонит по поводу ее сестры, у Эмили все тотчас похолодело внутри. Она невольно представила себе автомобильную аварию со смертельным исходом.

Врач быстро успокоил Эмили, сказав, что Зои в палате наблюдения, и не нужно спешить. Ее сестра крепко спала и ничуть не страдала от большого количества выпитого алкоголя. Ей поставили капельницу с физраствором, и через несколько часов она наверняка проснется бодрой и свежей, как огурчик. Поспеши Эмили в больницу сразу после того звонка, ее жизнь теперь была бы совсем другой – или, вернее, осталась такой, какой была. Но она не поспешила. Вместо этого приняла душ, чтобы смыть краску с волос и с рук; затем позвонила родителям, чтобы сообщить им, что они с Зои не приедут к ним в воскресенье на обед. Невинная ложь, призванная скрыть от них, что Зои попала в больницу. Эмили сказала родителям, что их обеих вызвали на работу. Увы, за то время, которое ей потребовалось, чтобы добраться до палаты, все изменилось. Зои пропала.

Эти первые несколько часов поисков не сильно сказались на Эмили. Сворачивая за каждый угол, она ожидала увидеть свою сестру, стоящую там со слезами на глазах и жалеющую себя. Медсестры в палате не стали поднимать переполох: пациенты, особенно поступившие в состоянии алкогольного опьянения, часто скрывались, даже не подписав бланк отказа от госпитализации. Это избавляло от стыда – ведь в противном случае им приходилось выслушивать обязательную, хорошо отрепетированную речь об опасностях алкоголя и предложение перед выпиской вступить в общество борьбы с алкоголизмом. Извинившись от имени сестры, Эмили направилась прямо в квартиру Зои, ожидая найти ее там. Когда же соседка, Джо, открыла дверь и сказала, что Зои отвезли в отделение экстренной медицинской помощи, Эмили попросила ее собрать других соседок.

Пятеро других студенток медленно вышли из своих спален, словно ходячие мертвецы. Глаза черные от засохшей туши, на лицах размазанная косметика, волосы всклокочены, сами они – в майках и пижамных шортах. Ни дать ни взять девицы на подтанцовках из джексоновского видеоклипа «Триллер» [2]. Все они накануне вечером были в одной компании с Зои. Ни одна из них не поехала с подругой в больницу, поскольку они тоже были пьяны и им не разрешили сесть в машину «Скорой помощи».

По требованию Эмили каждая проверила свой мобильник на наличие текстовых сообщений, пропущенных звонков и уведомлений в социальных сетях, и все ответили одинаково: «Я ничего от нее не получала». По их мнению, она скорее всего пошла завтракать в «Макдоналдс». Вернее, они надеялись, что это так, – ведь в этом случае они могли послать ей эсэмэску и попросить ее принести им еды. «Возможно, она где-то залегла», – предположила Джо.

Это предположение первоначально показалось Эмили наиболее вероятным, пока она не прокрутила в уме их разговор накануне вечером. Зои позвонила почти в десять часов; язык у нее уже заплетался. «Эй, сестренка, я тут совсем облажалась, провалила все экзамены… Не хочешь подвалить ко мне на вечеринку?» Эмили минут десять убеждала младшую сестру, что это не конец света и что она может пересдать экзамены.

– А перерасход студенческого пособия? Я по уши в долгах!

И вновь Эмили заверила ее, что они найдут способ решить проблему. Но на вечеринку к ним она не пошла – не хотела никуда идти, тем более пить с группой студенток на десять лет моложе ее самой, да еще и оплачивать их напитки, потому что ни у кого из них не было денег. Вместо этого она попыталась приободрить сестру, говоря, что завтра ее проблемы будут выглядеть совсем иначе.

Именно последняя часть их разговора заставила ее подумать, что Зои объявится сама, – та часть, где она, потеряв терпение, заявила, что ей пора взрослеть и ради разнообразия подумать о других. На ее дальнейшие звонки Эмили отвечать отказалась. Ее телефон регулярно вибрировал под подушкой в течение всей ночи.

Неудивительно, что она повела себя так на следующий день. Ею владел чистый гнев. Зои ее достала.

На второй день после исчезновения сестры Эмили вернулась в больницу и позвонила в полицию. Вскоре прибыл полицейский, взял показания и описание внешности. В кадрах камер видеонаблюдения было видно, как Зои, надев поверх больничного халата длинный темный кардиган, идет босиком, держа туфли на высоких каблуках в одной руке и пластиковый пакет в другой. Полиция смогла проследить ее передвижения, пока она шла к одному из боковых входов. Этой дорогой обычно пользовались для доставки в больницу грузов, далее девушка выходила на главную дорогу. Здесь Зои видели в последний раз.

Хотя камеры видеонаблюдения показали, что она ушла из больницы, Эмили обыскала кровать каждой пациентки, прежде чем убедилась, что ее сестры нет ни в одной из них. Вдруг Зои вернули? Вдруг она рухнула без сознания или ее сбила машина, и сестра не в состоянии сказать, кто она такая… Лишь спустя три дня после того, как Зои исчезла, ее официально объявили пропавшей без вести, а дело поручили детективу-инспектору Джеральдин Саттон. Впечатляющее звание – вот что вселило в Эмили неподдельный страх. То, что розыски ее сестры поручены кому-то столь высокопоставленному, означало одно: полиция отнеслась к исчезновению Зои со всей серьезностью.

Стоило ей начать думать о похищении и даже смерти, как ее охватила параноидальная мысль: сестра умерла в больнице из-за человеческой ошибки, и вся эта история – лишь прикрытие…

Эмили зажмурилась. Сейчас ей нельзя думать о Зои. Нужно сосредоточиться на предстоящем дне. На том, что ей нельзя есть и пить, начиная с полуночи прошлого вечера, что нужно не забыть сумку с личными вещами, направление, зарядное устройство для мобильника и книгу для чтения. Сегодня, по крайней мере, ее разум будет свободен от Зои, пусть даже пока она будет под наркозом во время небольшой операции. Зои пропала. Она не мертва. И хотя полиция, похоже, потеряла всякую надежду найти ее живой, Эмили надежды не теряла. Не то чтобы полиция разделяла ее оптимизм. Во всяком случае, пока. Эмили должна цепляться за это и, если необходимо, напоминать им, чтобы они продолжали поиски.

Она в долгу перед Зои за свой поступок. Увы, содеянного не изменишь…

Глава 2

Частная больница открылась два года назад недалеко от Виндзорского моста. Из ее окон пациентам открывался вид на реку Эйвон. В городе, знаменитом своей георгианской архитектурой, проект здания прошел все мыслимые архитектурные комиссии и согласования, несмотря на свои смелые, современные поверхности из сверкающей стали и черного стекла. Четырехэтажная клиника оказывала как стационарную, так и амбулаторную помощь. Здесь имелось восемьдесят кабинетов и палат для пациентов, оборудованный по последнему слову техники диагностический и терапевтический комплекс, четыре операционных и психиатрическое отделение, от которого Эмили предпочитала держаться подальше.

Год назад она едва не оказалась там. Лишь признав свой поступок «неразумным», Эмили убедила всех, что они имеют дело не с сумасшедшей, а с той, что отчаянно пыталась обыскать морг самостоятельно. В конце концов, поскольку никто от этого не пострадал – за исключением шокированного швейцара, который обнаружил ее и получил выговор за то, что по его вине она пробралась в морг, – никаких обвинений со стороны полиции не последовало. Возможно, они посмотрели бы на вещи иначе, узнав, что Эмили в течение недели шпионила за швейцаром, чтобы точно знать, когда его там не будет и она сможет провести там свои поиски.

Осмотревший ее психиатр выписал направление к врачу общей практики и рекомендовал пройти курс психотерапии. С учетом обстоятельств, стресс, горе и депрессия служили вполне приемлемым оправданием ее действий. В то время лицо и имя Зои часто мелькали в национальных новостях, и когда полицейский допрашивал Эмили о причинах ее поступка, та видела в его глазах жалость. Тем не менее страх оказаться запертой в психушке до сих пор преследовал ее. Скажи она тогда что-то не то или отреагируй не так – и всё, прощай, свобода!

Эмили перевела взгляд на вход в больничное здание. Как же непривычно входить в него пациенткой, а не медсестрой! Она начала работать там всего три недели назад, и ощущение новизны еще не оставило ее. И хотя в новых стенах Эмили чувствовала себя не очень уютно, она утешала себя тем, что теперь знает большинство сотрудников по имени или в лицо, знает, что спрятано за запертыми дверями и шкафами и куда ей нужно идти. Эмили зашагала к лифту – сейчас он перенесет ее в хирургическое отделение. Туда, где она работала пять дней в неделю. Но только не сегодня.

За то короткое время, что Эмили работала здесь, она выучила обычные требования для хирургических пациентов. Ничего не есть до операции, затем операция, послеоперационные обследования и выписка. Эмили не пренебрегала просьбами таких пациентов; после операции все, что угодно, может пойти не так: разойтись шов, начаться внезапное кровотечение, произойти анафилактические реакции на анестетики или переливание крови. Знание того, что делать в таких случаях, было частью послеоперационного ухода. Эмили волновалась: вдруг у медсестер, которые будут ухаживать за ней, не окажется такого опыта, как у нее? И чем выше поднимался лифт, тем сильнее нарастало в ней беспокойство.

Скрытым врагом было слабое, медленное кровотечение, коварное в своей незаметности. Тело почти не ощущало его, пока не становилось слишком поздно. Для выявления ранних признаков ухудшения состояния («ранние признаки» – это врачебный термин, она же предпочитала употреблять слово «враг») требовался немалый опыт ухода за больными. Именно для предотвращения таких случаев в больницах была введена система показателей раннего распознавания.

Эмили по опыту знала: эта система эффективна только в том случае, если он подкреплен прочными клиническими знаниями – ведь то, что «нормально» для одного пациента, может оказаться фатальным для другого. У обычного человека частота пульса в состоянии покоя составляет от 60 до 100 ударов в минуту, в то время как у спортсмена она может быть ниже 40. Эмили отлично помнила бледное лицо молодого жокея, доставленного в отделение экстренной медицинской помощи; да и как забудешь такое! При поступлении она определила его состояние как средней тяжести, прежде чем передать его в руки назначенной медсестре. Эмили видела страх в его глазах. Парень знал, что с ним что-то не так. Молоденькая сестра, ухаживавшая за ним, в силу недостатка опыта позвала реаниматоров слишком поздно. Тыча пальцем в монитор, она повторяла, что его пульс в норме, хоть он уже умирал. Эта смерть от внутреннего кровотечения стала для нее жестоким уроком о том, что сначала надо смотреть на пациента, и лишь потом – на бездушные машины. Поступи она так, заметила бы бледность кожных покровов и синюшные губы, говорившие, что с ним что-то происходит. Может, ей удастся поговорить с медсестрами, которые будут ухаживать за ней, проверить их знания, напомнить им, на что обратить внимание…

Двери лифта распахнулись, и Эмили, глубоко вздохнув, шагнула на нужный ей этаж. Медсестра приемного отделения одарила ее недоброжелательным взглядом. Эмили едва устояла перед искушением показать ей язык. Она привыкла к таким взглядам; люди таращились в смутно знакомое лицо, пытаясь понять, откуда они ее знали. Эту сотрудницу Эмили видела впервые. Светлые кудри на голове; тонны туши на ресницах, из-под которых смотрели большие голубые глаза. Бледно-розовая помада придавала ее губам изгиб, похожий на лук Купидона, отчего медсестра напомнила Эмили куколку с нарисованными ресницами и губами. Темно-бордовые брюки и блуза плотно облегали бедра и бюст, крепко удерживая в нагрудном кармане две ручки и выгодно подчеркивая фигуру. Женщина нахмурилась, затем неуверенно улыбнулась:

– Извините, я могла вас где-то видеть?

Эмили решила, что лучше не говорить ей, что плакаты с лицом, очень похожим на ее собственное – с лицом Зои, – были расклеены по всему городу. А какое-то время и ее собственное лицо красовалось на первых страницах газет по всей стране и в выпусках теленовостей.

– Я работаю здесь.

Женщина покачала головой:

– Я здесь новенькая. Вряд ли мы встречались, но я все равно откуда-то знаю ваше лицо…

– Эмили Джейкобс.

Лицо женщины на миг застыло, но затем она поспешила надеть на него вежливую маску. Казалось, она была готова дать стрекача. Эмили решила немного отыграться.

– Всё в порядке. Я привыкла. Такое случается сплошь и рядом. Только, пожалуйста, не называйте меня Зои.

Женщина покачала головой:

– Разумеется. Давайте начнем снова. Меня зовут Шелли. Я медсестра.

Эмили с трудом сдержала язвительную улыбку. Она только что сказала ей, что работает здесь. И сразу поняла по цвету ее униформы, кто такая эта Шелли.

– Вы сказали, что работаете здесь? Вы палатная медсестра? Или из регистратуры? Или помогаете в столовой?

Эмили ощутила собственное превосходство. Женщина явно была здесь новенькой. Эмили же, как профессионал, тотчас определила ее роль. Многим пациентам приходилось объяснять, что старшие сестры отделений носят темно-синюю форму, палатные – голубую, а те, что занимались приемом больных, – бордовую.

– Палатная медсестра.

Шелли широко улыбнулась:

– Прекрасно. Значит, вы в курсе здешних порядков. Я покажу вам вашу палату и помогу устроиться. Выдам вам браслет с именем и так далее. Возьму у вас мочу на анализ. Вам наверняка непривычно ощущать себя в роли пациентки?

Эмили кивнула; напряжение постепенно спадало. По крайней мере, Шелли понимала, как она себя чувствует. И потом, хорошо, что лицо Зои знакомо людям. Это значит, что она все еще остается в их сознании, что ее не забыли.

Пытаясь завязать тесемки дурацкой больничной рубашки – и кто только придумал этот фасон? – Эмили надеялась, что ее достоинство не пострадало.

Под больничной рубахой она была голая. Чистая, только что из-под душа – никакой косметики, духов или дезодоранта, – стояла перед узким зеркалом. Короткие черные волосы убраны за уши, отчего на лице хорошо видна печать прошлогодней травмы. Фиолетовые полукружья под голубыми глазами так и не прошли. Хорошо она спала или нет, это не имело никакого значения; скрыть их мог только тональный крем.

Само лицо осунулось, отчего глаза казались больше, придавая ей еще большее сходство с Зои. Она была на десять лет старше сестры, но сейчас ее вполне можно принять за нее. Эмили подумала, что с выпирающими ключицами и тощими руками она стала похожа на подростка. Еще недавно мать сказала, что она совсем как та несчастная из «Отверженных», которой обрезали волосы и вырвали зубы. Эмили посмотрела на кровь, которую сплюнула в раковину. Розовые пенистые брызги не могли не тревожить – она на глазах превращалась в развалину. В двадцать девять лет у нее постоянно болел живот, мучили головные боли и бессонница.

Осмотрев Эмили, лечащий врач велел ей меньше волноваться, объяснив, что это симптомы тревожного состояния. Всего год назад она была здоровой молодой женщиной. В прошлом месяце ее психотерапевт настоятельно советовал ей перейти на неполный график или же взять обязанности полегче, полагая, что, работая полный рабочий день, она изматывает себя. Но, поскольку конца ее «изматыванию себя» не было видно, она знала, что для нее лучше, когда ум не занят – по крайней мере, некоторое время – заботой о других. «Обязанности полегче» ей не помогут. Она должна постоянно быть занята.

Именно поэтому Эмили пошла работать в отделение хирургической госпитализации в новой частной клинике – в надежде, что это поможет ее профессиональному росту, состоящему также в том, чтобы соответствовать высоким ожиданиям и требованиям платных пациентов. Имея лишь опыт работы в системе Национальной службы здравоохранения [3], она обнаружила, что частная клиника скорее похожа на пятизвездочный отель. Палаты с ванными комнатами, роскошные туалетные принадлежности, пушистые белые полотенца, телеканал «Скай», газеты и ежедневный визит шеф-повара, принимавшего индивидуальные заказы. Каждое требование пациентов неукоснительно выполнялось.

Эмили жутко скучала по отделению экстренной медицинской помощи. Ей недоставало волнения, какое она ощущала всякий раз, когда красный телефон начинал трезвонить; недоставало тех секунд напряженного ожидания, прежде чем двери резко распахивались и санитары едва ли не бегом вкатывали внутрь каталку с очередным пациентом, пребывающим на грани жизни и смерти…

Ей никогда не работать там снова. Никаких возвращений домой после смены в обычную, нормальную жизнь. Это место хранило слишком много воспоминаний.

Собрав туалетные принадлежности и придерживая на спине полы больничной рубахи, Эмили вернулась к своей кровати.

Глава 3

В палате стояли две кровати, причем вторая была уже занята. Все остальные палаты в частной клинике были одноместными, за что, собственно, и платили ее пациенты. Палата № 31 не имела номера, но за неимением лучшего ее называли тридцать первой. Некоторые называли ее «боковой комнатой». В палату с двумя кроватями в основном помещали пациентов с государственной страховкой – тех, кому предстояла плановая операция, оплачиваемая по полису НСЗ.

Девушка лет девятнадцати-двадцати лежала на боку, свернувшись калачиком на одной из кроватей. Миниатюрная, в джинсах восьмого размера [4], если не меньше. Судя по тому, сколько места она занимала на кровати, роста в ней было не больше пяти футов [5]. Волосы темные, без блеска; кожа бледная, хотя и оливково-смуглая. Правое запястье обвивал тонкий серебряный браслет; довольно широкий, чтобы в него можно было свободно просунуть руку, как если б ребенок надел браслет своей матери.

На ногах у девушки были поношенные кожаные шлепанцы. Даже для ее хрупкой фигурки желтая футболка была слишком тесной и короткой, едва прикрывая живот – или девушка надела ее нарочно, чтобы показать плоский животик? Эмили молча убрала свои вещи и услышала шорох движения. Молодая женщина или девушка, как подумала Эмили, не спала.

Эмили улыбнулась соседке, но ответом ей стал тревожный взгляд. Она улыбнулась снова и поздоровалась. Карие глаза девушки смотрели настороженно и были полны страха. Эмили подумала, что, возможно, ее соседка не говорит по-английски или ей мешает говорить боль. Она указала на девушку, затем на себя и, изображая человека, страдающего от боли, схватилась за живот. Девушка лишь покачала головой.

На прикроватной тумбочке лежали больничная рубаха и шапочка. Эмили открыла было рот, чтобы предложить помочь ей переодеться, но здравый смысл возобладал. Соседка по палате не знала, что она медсестра, и наверняка сочла бы странным, попытайся Эмили раздеть ее. Или даже приняла бы это за нападение.

– Вы говорите по-английски?

Девушка, похоже, испугалась еще больше и отодвинулась к краю кровати. Эмили в миролюбивом жесте подняла руки.

– Всё в порядке. – Она указала на свою больничную рубаху. – Я тоже иду на операцию. – Кивнула на одежду на прикроватной тумбочке. – Тебе нужно переодеться. – Дотронулась до запястья соседки и указала на серебряный браслет. – А вот его придется снять. – Девушка мгновенно закрыла браслет другой рукой, как будто испугалась, что его у нее отнимут.

У нее явно ничего не болело – она проворно вскочила с кровати и, схватив с тумбочки одежду, поспешила из палаты. Надеясь, что соседка еще вернется, Эмили села на кровать и стала ждать.

Ее беспокоила процедура, которую ей предстояло пройти. А еще она испытывала неловкость из-за того, что, едва начав работать в больнице, была вынуждена взять отгул. Четыре недели назад Эмили нащупала в левой груди уплотнение. Она никак не ожидала, что так быстро попадет в больницу. УЗИ и биопсия были сделаны быстро, в течение двух последующих недель.

Эмили удивилась, получив результаты в тот же день, хотя ей и пришлось провести мучительные четыре часа в маммологическом центре. Медсестра в регистратуре, явно куда-то спешившая, озвучила результаты, даже не поднимая головы: «по всей видимости, доброкачественное» изменение тканей, но вследствие «небольшой степени неопределенности» уплотнение было рекомендовано удалить.

Получив подтверждение на операцию, Эмили была рада, что та будет проведена именно здесь. По крайней мере, это докажет, что она не отлынивает от работы.

В палату, толкая тележку и придерживая белый пластиковый поднос на ней, вошла медсестра. Она была старшей сестрой, о чем свидетельствовали темно-синие брюки и темно-синяя блуза, а не голубая, которую носили палатные медсестры. Эмили еще не была с ней официально знакома. Когда она проходила собеседование, эта женщина была в ежегодном отпуске, и с тех пор они виделись лишь мимоходом.

– Вы Нина, не так ли? Мы еще не работали вместе, но я видела вас в коридоре. – Нина сурово посмотрела на нее, и Эмили почувствовала, что краснеет. – Извините, я хотела сказать, сестра Бэрроуз.

Сестра Бэрроуз подошла к краю кровати и взяла в руки медицинскую карту Эмили. Нахмурив брови, пробежала ее глазами, а затем спросила:

– Кто поместил вас в эту палату, мисс Джейкобс?

Эмили пожала плечами:

– Шелли. Медсестра из приемного покоя.

Нина Бэрроуз нахмурилась еще сильней:

– Она поступила неправильно. – Затем, похоже, осознав свой резкий тон, заговорила чуть мягче: – Извините, я не знала, что вы здесь. Вас следовало поместить в палату номер двадцать девять.

Палата № 29 была одноместной, и Эмили была благодарна, что ее сочли достойной отдельной комнаты. Оставалось надеяться, что у Шелли не возникло проблем из-за того, что она поместила ее не в ту палату.

– Здесь так уютно…

Нина подняла палец.

– Одну минуту. Хочу убедиться, что наша новая сотрудница не положила других пациентов не на те кровати.

Когда сестра Бэрроуз вернулась, Эмили с радостью отметила, что на этот раз эта суровая особа была не такой сердитой. Скорее даже заботливой: быстро произвела ряд процедур и помогла Эмили надеть очень плотные, внешне непривлекательные, белые операционные чулки.

– Как вы устроились?

– Вы имеете в виду, как пациентка или как медсестра?

– Как медсестра. Вам не кажется, что здесь все гораздо спокойнее?

Судя по ее вопросу, сестра Бэрроуз подумала, что Эмили пришла сюда прямо из отделения экстренной медицинской помощи, без всякого перерыва в карьере. Ей очень хотелось на это надеяться – и на то, что ее новые коллеги не в курсе, что на самом деле у нее имелся перерыв длиной в целый год. В своем заявлении Эмили вполне правдиво указала дату увольнения со своей последней работы шесть месяцев назад. Таково было ее собственное решение: уйти, получив полную оплату за шесть месяцев. У нее не было ни малейшего желания перебиваться еще полгода на полставки, зная, что она уже больше не вернется. На собеседовании Эмили не спросили, откуда в ее работе такой перерыв, хотя она и была готова сказать, что ухаживала за своими больными родителями; впрочем, это было недалеко от истины.

– Да, здесь другой темп, но не менее интересно.

Сестра Бэрроуз пристально посмотрела на нее:

– Я выдержала в неотложке лишь год. Если честно, не могла смотреть на людские страдания. – Она подошла к раковине, вымыла руки, насухо вытерла их и вновь протерла пропитанной спиртом салфеткой. – В комнате для персонала можете звать меня Ниной, но в палате я – сестра Бэрроуз. Думаю, так лучше для рабочих отношений.

Эмили нахмурилась. Нина – вернее, сестра Бэрроуз – показалась ей немного занудной. Когда она повернулась к ней спиной, Эмили даже обрадовалась. В ее старой больнице все называли друга друга по имени, даже когда обращались к врачу – правда, не в присутствии пациентов. Так было лучше для рабочих отношений. Она подозревала, что сестра Бэрроуз училась на медсестру еще в те дни, когда сотрудницы, выходя из отделения, поверх формы надевали вычурные шляпки и накидки, а врачей именовали исключительно «доктор».

Каштановые волосы Нины, явно крашеные, были собраны на затылке в узел; вероятно, так она ходила последние сорок лет. Из-за строгих черт было невозможно представить ее лицо молодым. Спина напряженная и прямая, как доска. Интересно, позволяет ли она себе когда-нибудь расслабиться, ест ли нездоровую пищу или валяется на диване перед телевизором? Эмили почему-то представила себе неудобные кресла с высокими спинками, кружевными подлокотниками и чайный поднос с чашкой, блюдцем и ситечком для чая. Ей очень хотелось надеяться, что они поладят.

– Сестра Бэрроуз, спасибо вам за вашу заботу; мне, право, неловко, что я, не успев начать работу, взяла больничный, – сказала Эмили, подумав про себя: «Надеюсь, я не слишком подлизываюсь?» Она презирала себя за этот откровенный подхалимаж, делавший ее слабой в глазах старшей сестры.

К счастью, лесть победила. Бэрроуз даже улыбнулась:

– Вам не за что извиняться. Вашей вины в этом нет. Мистер Дэллоуэй прооперирует вас, и вы даже не заметите, как вернетесь на работу. Вы в очень надежных руках.

Эти слова явно были призваны подбодрить ее. Впрочем, Эмили с трудом представляла себе, чтобы эта женщина когда-либо демонстрировала кому бы то ни было настоящую теплоту и сочувствие. Но ей было приятно, что она в руках мистера Дэллоуэя. Этот хирург работал как в Национальной службе здравоохранения, так и здесь, в частной больнице. Она несколько раз видела его в отделении неотложной помощи, хотя и ни разу не разговаривала. Высокий и худой, с гладко зачесанными назад светлыми волосами с проседью, он имел царственный, замкнутый вид, что отбивало всякое желание вступать с ним в беседу. Высокая репутация хирурга ставила его на место где-то там, наверху, наравне с богами. Когда Эмили впервые встретила его десять лет назад, еще только учась на медсестру, его называли «вымирающей породой», старомодным хирургом общего профиля, который мог удалить все – от рака молочной железы до кровоточащей аневризмы аорты. Эмили знала: ей повезло попасть в его руки. Ее будет оперировать начальник, главврач клиники, а не кто-то из его подчиненных.

– Ну, всё, мне пора. Скоро к вам придет анестезиолог. Затем мы вернемся, чтобы забрать вас в операционную. Вам нечего бояться, не так ли? Это просто небольшая процедура.

Эмили кивнула, и Бэрроуз ушла. Было понятно, что та имела в виду. Страх перед раком молочной железы. По правде говоря, Эмили почти не думала об этом уплотнении, за исключением того, что обнаружила его в неподходящее время. Ее новая работа только что подарила ей надежду на будущее, на которое она в прошлом году и не надеялась. У нее вновь появилась цель в жизни. Что-то такое, за что можно держаться.

Она забыла почти всех своих старых друзей, не имея для них времени. В прошлом году ни с кем не встречалась, да и не прикладывала к этому усилий. Все ее время занимали поиски сестры. Иногда Эмили даже посещала мысль, не потому ли она вернулась на работу, что подсознательно потеряла надежду ее найти. Ставя перед собой препятствия, она лишь стремилась чем-то занять себя, чтобы не думать о том, что Зои никогда не найдут.

В открытую дверь постучали. Эмили подняла голову с подушки. Стоящая в дверях женщина была в синей форме; светлые, явно выгоревшие на солнце волосы собраны в свободный хвост. Загорелые руки и лицо наводили на мысль, что она провела отпуск в теплых странах.

– Я искала вас повсюду. Сестра Рэтчед сказала, что вы в двадцать девятой палате.

– Сестра Рэтчед? – переспросила Эмили.

– Вы либо слишком молоды, либо не смотрите фильмы. Там, откуда я родом, мы называем старших сестер, вроде сестры Бэрроуз, «сестра Рэтчед». Как в фильме «Пролетая над гнездом кукушки», помните?

Эмили не видела этот фильм, но слышала о нем.

– Итак, вы американка? – Она улыбнулась.

Анестезиолог покачала головой:

– Нет, замужем за американцем, и, прожив там пятнадцать лет, решила перенять акцент. Мне так больше нравится.

Эмили она сразу понравилась. Хотелось надеяться, что, несмотря на этот маленький каприз, она знает свою работу.

– Итак, приступим к делу, Эмили Джейкобс. Здесь говорится, что вам никогда не давали наркоз. Это так?

Эмили кивнула.

– Кровь и прочие анализы в норме. Ничем серьезным вы не болели, у вас нет аллергии, и в последний раз вы ели и пили вчера вечером, верно? А теперь просто сделайте шаг вперед и позвольте мне послушать ваши легкие.

Сняв с шеи стетоскоп, она энергично протерла металлический диск и приставила его под правое плечо Эмили.

– Дышим полной грудью, вдох, выдох, вдох, выдох… – С каждым вдохом анестезиолог перемещала стетоскоп по спине Эмили то вправо, то влево, то вверх, то вниз. Затем села на кровать.

– Все хорошо. Так что нам нужно лишь пройтись по контрольным вопросам и проверить ваш браслет. – Эмили подняла руку, давая возможность сверить информацию на нем с той, что была указана в документах. – И можно в операционную.

– Пятнадцать лет замужем? Я бы вам столько не дала.

– Мне сорок, – сказала анестезиолог, затем поднесла к губам палец и прошептала: – Я только что сказала «сорок»?

Эмили улыбнулась.

– Если скажете кому-нибудь, я вас убью.

Эмили рассмеялась:

– Не опасно ли говорить такое тому, кого вы собираетесь обезболивать?

Странная дама-анестезиолог встала:

– Согласна. Зато эффективно.

– Вы вернулись навсегда? – спросила Эмили. Она очень на это надеялась. Это было первое по-настоящему дружелюбное лицо, которое встретилось ей здесь, и она с нетерпением ждала возможности поработать с ней.

По красивому лицу пробежала печальная тень.

– Нет. К больному родственнику. Сумела найти временную работу, пока я здесь. Так, по крайней мере, я могу хоть как-то поддержать семью.

Эмили пожалела о своей бестактности. Анестезиолог собралась уйти, но Эмили остановила ее:

– Как вас зовут?

Положив одну руку на грудь и театрально помахав другой, та отвесила игривый поклон:

– Можете называть меня Мередит.

Глава 4

Послышался пронзительный писк, затем щелчок и треск.

Это был звук работающего дефибриллятора – прибор то заряжался, то давал разряд электрического тока. Испуганно открыв глаза, Эмили увидела занавески, задернутые вокруг ее кровати. В другой части комнаты был включен свет, и она смогла разглядеть темный движущийся силуэт. У постели ее соседки кто-то стоял. Издавая высокий писк, дефибриллятор начал заряжаться снова и, достигнув крещендо, вновь выпустил разряд. Эмили задержала дыхание. С бедной молодой женщиной явно что-то не так. Ее пытались привести в чувство уже дважды, что не сулило ничего хорошего. Осторожно, чтобы не задеть грудь, Эмили подвинулась на кровати и, протянув руку, слегка отвела занавеску в сторону, чтобы посмотреть, что происходит.

Кто-то в хирургическом костюме выполнял закрытый массаж сердца.

Эмили поняла это по прямым рукам и нисходящим движениям плеч человека. Экран кардиомонитора смотрел в ее сторону. Прибор был явно переведен в беззвучный режим, иначе бы он пищал как ненормальный. Эмили были видны беспорядочные пики, мчащиеся по экрану. Ее взгляд скользнул ниже, на кровать, но лицо соседки было скрыто спиной стоявшего рядом с ней человека. Одна тонкая рука безвольно свисала с края кровати. Эмили было видно, как при каждом очередном нажатии эта маленькая рука слегка дергалась.

Внезапно кто-то дотронулся до ее плеча. От неожиданности она вздрогнула. Повязка на груди тотчас натянулась, и Эмили поморщилась от боли.

– Черт, этак можно до инфаркта довести…

В полумраке кто-то рядом с ней светил фонариком прямо ей в лицо.

– Тсс, – услышала она.

Луч фонарика скользнул в сторону. Эмили заморгала и увидела, как он остановился на ее канюле. В следующее мгновение к ней присоединили иглу и ввели жидкость.

– Эй, мне не нужны обезболивающие, – возразила она.

Хотела сказать что-то еще, но внезапно почувствовала себя невесомой. Язык перестал слушаться. Челюсть отвисла, неспособные сфокусироваться глаза закрылись, и она стремительно погрузилась темноту.

Ее разбудил звон посуды. Чуть приподняв свинцовые веки, Эмили увидела на прикроватной тумбочке чашку с блюдцем. Увы, стоило ей оторвать от подушки голову, как к горлу подкатила тошнота, а в желудке как будто закачались качели.

Возле монитора рядом с ней стояла Шелли. Эмили почувствовала, как руку ей сжимает, надуваясь, манжета манометра.

Мгновение спустя машина пропищала показания, и Эмили увидела, что ее кровяное давление слегка низковато. Впрочем, ничего удивительного. Это нормально, учитывая, что накануне ей сделали операцию и анестезию.

– На тумбочке чай. Как вы себя чувствуете? – спросила Шелли.

Сегодня утром ее лицо выглядело усталым, как будто у нее не было времени накраситься. Эмили ей даже посочувствовала. Сменная работа – заклятый враг вашего сна, и раннее начало рабочего дня также ничуть ему не способствует.

– Болит голова и тошнит. Может, принять пару таблеток парацетамола?

Шелли кивнула:

– Я скажу сестре Бэрроуз. Она как раз дает лекарства пациентке в соседней палате.

Эмили обвела взглядом палату, отметив про себя, что занавески на ее кровати отдернуты, а вторая кровать пуста и аккуратно застелена свежим бельем в ожидании следующей пациентки.

– Что случилось с женщиной рядом со мной? – спросила она.

Шелли посмотрела на пустую кровать; ее лицо ничего не выражало.

– Наверное, перевели ночью в другую палату.

У Эмили словно гора с плеч свалилась. По крайней мере, девушку спасли. Она очень надеялась, что ей уже лучше.

– Хорошо. – Ее мочевой пузырь был полон. Она встала с кровати. – Мне нужно в туалет. Спасибо за чай.

Когда Эмили вернулась, на тумбочке лежали две таблетки парацетамола. Она проглотила их, запив стаканом воды, а затем отпила чаю. Принимать душ и одеваться было слишком рано. Сейчас семь тридцать утра. До выписки ей ждать еще несколько часов. Она снова ляжет в постель и попытается уснуть, чтобы проснуться без головной боли. Вероятно, виноват препарат, который ей ввели ночью. С их стороны было довольно некрасиво вводить ей что-то без ее разрешения. Лично она никогда бы так не поступила, если только пациент не был без сознания. Даже когда он кричал от боли, Эмили всегда объясняла, что она дала ему и почему. Она проследит, чтобы такое не повторялось, когда у нее будет дежурство. Она не намерена потворствовать таким вещам.

Руперт Дэллоуэй постарел с тех пор, когда она видела его в последний раз.

Его светлые волосы были сильнее тронуты сединой, нежели она помнила. Он выглядел усталым, а его широкие плечи слегка сутулились под белым больничным халатом, накинутым поверх синей операционной формы. На ногах у него были темно-синие кожаные сабо. Сестра Бэрроуз, словно в знак уважения, стояла на шаг позади.

– Доброе утро, мисс Джейкобс. Все прошло замечательно. Мы вырезали четырехсантиметровый комок. Классическая фиброаденома; нет причин беспокоиться. Подкожные швы рассосутся сами. Повязка водонепроницаемая; главное, чтобы она оставалась на месте, пока мы не увидим вас в клинике с результатами гистологии. Вы можете испытывать легкие болевые ощущения и иметь небольшие кровоподтеки. Не считая этого, вас можно выписывать.

Его резюме было дежурным, но по делу. Он еще осмотрит ее.

Эмили вежливо улыбнулась:

– Спасибо, мистер Дэллоуэй. Надеюсь на следующей неделе вернуться на работу.

Он коротко кивнул:

– Да, я уверен, что так и будет. Вам нужен больничный лист?

– Мисс Джейкобс работает на нас, мистер Дэллоуэй, – сказала сестра Бэрроуз. – Она пришла к нам несколько недель назад. Мисс Джейкобс – опытная медсестра экстренной помощи. Насколько мне известно, она была на хорошем счету в своем отделении. Операционная медсестра, я права?

Такая похвала стала для Эмили полной неожиданностью. Неужели она и впрямь понравилась сестре Бэрроуз?

– Да, это так.

Руперт Дэллоуэй поднял голову. Его взгляд был устремлен в пространство, пока не упал на Эмили. Он тотчас изменился в лице. Глаза полезли на лоб, брови поползли вверх, рот слегка приоткрылся.

– Как же нам повезло иметь такого специалиста! Добро пожаловать в команду, сестра Джейкобс, – торопливо добавил он, словно пытаясь сменить тему.

– Теперь я палатная сестра, – уточнила Эмили, решив, что растерянность Дэллоуэя объясняется тем, что ее лицо показалось ему знакомым.

– Это лишь должность, моя дорогая, – любезно произнес тот. – В любом случае добро пожаловать на борт. Увидимся, когда вы вернетесь к работе. Есть вопросы, прежде чем мы уйдем?

Эмили покачала головой.

– Есть, но не относительно меня самой. Я просто хотела спросить, как там молодая женщина, моя соседка по палате? Я знаю, что ночью ей делали дефибрилляцию.

Дэллоуэй, нахмурив брови, уставился на пустую кровать, Бэрроуз тоже выглядела озадаченной.

– Какая женщина? – наконец спросил он.

– Та, которая была здесь вчера утром, – сказала Эмили громче, чем хотела. – Та, кого реанимировали этой ночью.

Губы Бэрроуз приняли форму чернослива. «Интересно, она всегда такая смурная?» – подумала Эмили.

– Вы были единственной пациенткой в этой палате с момента вашего поступления, мисс Джейкобс.

Эмили растерянно уставилась на нее.

– Как? Она была здесь, на соседней кровати. Молодая, невысокая, темноволосая… Я разговаривала с ней…

– Вам нужно успокоиться, мисс Джейкобс.

– Я спокойна. Но меня смущает то, что вы говорите. Здесь, в палате, была другая женщина!

Дэллоуэй шагнул ближе к кровати. Его рука потянулась к ее плечу.

– Думаю, вам это приснилось, моя дорогая, – сказал он. – Кстати, к вам уже приходил анестезиолог?

– Нет. Со вчерашнего дня. Не было такой необходимости.

Бэрроуз шагнула вперед:

– Вы не возражаете, если мы выйдем в коридор и поговорим?

Эмили сердито посмотрела на нее:

– Не знаю, что вы хотите сказать мистеру Дэллоуэю, но, прошу вас, скажите это в моем присутствии, особенно если это касается меня.

Взгляд старшей сестры сделался ледяным. Эмили поняла: она только что нажила себе врага, какие бы комплименты ни говорились в ее адрес ранее.

– Как скажете. У вас был кошмар. Вам пришлось ввести успокоительное.

От неожиданности Эмили разинула рот.

– Это здесь, в вашей карте. – Бэрроуз постучала по папке, затем открыла и зачитала вслух: – Час сорок пять, пациентка кричит во сне, явно от боли. Учитывая медицинскую историю, пять миллиграммов диазепама, через капельницу внутривенно.

– У меня не было никаких кошмаров, – упрямо возразила Эмили. – На соседней кровати была пациентка!

– Может, к вам прислать анестезиолога, мисс Джейкобс? – спросил Дэллоуэй.

Эмили удивленно посмотрела на него. Врач отвернулся, чтобы она не могла видеть его лица. Что-то подсказывало ей, что он больше не рад иметь ее в качестве своей пациентки. Дэллоуэй считал, что ей все это примерещилось. Одна мысль приведет к другой, и не успеет она и глазом моргнуть, как ее отправят к психиатру. Нужно срочно сгладить ситуацию. Убедить его, что никому не нужно ее обследовать.

С ее соседкой по палате было явно что-то не так. Вдруг та девушка умерла, и они просто не хотят ее расстраивать? Какова бы ни была причина их нежелания говорить на эту тему, инстинкт подсказал Эмили, что ей лучше замолчать и перестать задавать вопросы. Она устало откинулась на подушку и заморгала, словно в замешательстве.

– Наверное, вы правы, мистер Дэллоуэй. Сон, вы говорите… Со мной иногда такое бывает. Кошмары. Должно быть, побочный эффект анестезии… Как медсестра, я должна это знать. Извините, если встревожила вас.

Но Дэллоуэя это, похоже, не успокоило. Он скептически посмотрел на нее, и Эмили поняла, что должна сказать что-то еще.

– И не только из-за анестезии. Мне постоянно снятся кошмары. Мне давно пора к ним привыкнуть. Видите ли, у меня пропала сестра.

Доктор с состраданием посмотрел на нее. Похоже, он понял, кто перед ним.

– Ваша сестра – Зои Джейкобс? Студентка, будущая медсестра, которая пропала из больницы? – Он несколько долгих секунд смотрел на нее. Затем, словно выйдя из транса, хмуро кивнул. – Примите мои соболезнования.

К глазам Эмили подступили злые слезы. Она гневно посмотрел на Дэллоуэя.

– Не говорите так! Она всего лишь пропала! Она жива, а не умерла. И я найду ее.

Глава 5

Эмили расплатилась с таксистом. Машина остановилась рядом с Маргарет-билдингс, пешеходной улицей, въехать на которую такси не могло, так как она была уставлена столиками и стульями кафе и рекламными щитами немногочисленных магазинчиков и бистро. Расположенные в двух шагах от исторического центра города в зажиточной части Бата, эти заведения процветали. Квартира Эмили располагалась над одним из магазинов. Она подошла к синей входной двери.

Поднявшись на третий этаж, вошла в квартиру, поставила больничную сумку и направилась в кухню, чтобы поставить чайник. Затем вытащила мобильник – все еще полностью заряженный – и, пролистав свои немногочисленные контакты, остановилась на имени Эрика Хадсона, психотерапевта, которого посещала весь последний год. В последний месяц он сократил их встречи до одного раза в две недели. Эмили дотронулась до его имени, и на экране возник красный значок телефона. Вскоре в трубке раздался его голос с мягким брэдфордским акцентом:

– Привет, Эмили, как дела?

– Всё в порядке, просто решила позвонить. Я только что вернулась из больницы и хотела услышать дружеский голос, вот и всё.

Ответом ей стало молчание. Эмили представила, как Хадсон смотрит на телефон. Вряд ли он поверил в ее ложь.

– Вы хотите встретиться?

Эмили зажмурилась. Что она должна сказать? «Я видела женщину на соседней кровати, которой не существует»?

– Нет, всё в порядке. Просто хотела поздороваться.

И вновь молчание.

– Может, сдвинем график встреч и наверстаем упущенное уже завтра?

Эмили покачала головой, как будто он мог ее видеть ее.

– Нет, серьезно, все хорошо. Как уже сказала, я просто хотела услышать дружеский голос.

– Понятно. Вы в порядке? Все прошло хорошо?

Она засмеялась и сказала, что да, все прошло нормально. Не хватало ей, чтобы он беспокоился о ее психическом здоровье. Так что лучше не вселять в него сомнения на этот счет. Эмили уже вселила эти сомнения в умы будущих коллег – и не удивилась бы, если б ее попросили не возвращаться.

– Ну что ж, если вам снова захочется услышать дружеский голос, звоните.

Попрощавшись, Эмили тотчас отправила ему текстовое сообщение:

«Спасибо за беседу. Увидимся на нашей встрече. Э.».

Как же хорошо, что она сумела взять себя в руки и не стала рассказывать ему, что видела женщину, которой, очевидно, не существовало! Эмили расслабилась, включила радио и принялась готовить завтрак. Ей срочно требовалось поесть. Еда, ванна, а потом снова сон.

Лучше не думать о той женщине до тех пор, пока она сама не отдохнет, а обезболивающие и прочие препараты, которыми ее напичкали, полностью выйдут из ее организма. Вот тогда, с прояснившейся головой, она еще раз постарается вспомнить, что, собственно, видела день назад. А пока ей нужно очистить голову от любых мыслей и постараться забыть разговор с Бэрроуз и Дэллоуэем. Когда последний предложил прислать к ней анестезиолога, она запаниковала при одной лишь мысли о том, как быстро он усомнился в ее здравом рассудке. И с какой легкостью другие могут взять контроль над ней… Ей нельзя допустить повторения такой ситуации. У нее было прошлое, которое легко обратить против нее.

Один удар уже был нанесен. Новые удары ей не нужны.

Проснувшись после вечернего сна, Эмили растянулась на своем комковатом диване. Грудь напомнила о себе ноющей болью. Повязку нельзя было снимать, но край ее можно было слегка оторвать от кожи, чтобы он не так тянул, а заодно принять обезболивающие. Эмили обвела глазами свою гостиную, то и дело задерживая взгляд на пятнах различных оттенков серого, в который хотела выкрасить стены. Интересно, подумала она, не засохла ли в банке краска, купленная год назад для спальни, и пригодна ли она все еще?

Может, лучше покрасить стены заново, свежей краской и другим цветом? Голубой смотрелся бы намного красивее, не правда ли? Она тотчас попыталась заставить умолкнуть голос Зои в ее голове. Иногда обрывки их разговоров, застрявшие в памяти, могли украсть несколько часов ее дня. Они приходили без предупреждения, безжалостно мучая ее. После чего Эмили преследовало неослабевающее чувство вины. Она никогда не признавалась в этом Эрику – вдруг он захочет прозондировать ее еще глубже? Ничто из того, что он говорил, не могло изменить ее чувств, и расскажи она ему об этих навязчивых мыслях, он еще, того и гляди, решит: ей есть что скрывать.

Эмили никогда никому признается в том, что сделала в тот день, когда исчезла ее сестра. Она, как и полицейский, просмотрела видеозапись и увидела, как Зои вышла из больницы, как шагала по подъездной дороге для служебного и грузового транспорта. Это воспоминание намертво засело в ее голове. Вспоминая вчерашний день, она должна понять, что заставило ее представить женщину на соседней кровати – уж не то ли самое чувство вины и паранойя? Не поэтому ли она ни разу не слышала, как та говорит? Потому что воображение не дало ей услышать ее голос? Эмили глубоко вздохнула, чувствуя, как бьется ее сердце при мысли о том, как хрупок ее разум.

За прошедший год она проделала долгий путь и теперь могла полностью сосредоточиться на других вещах в своей жизни. Последние три недели на работе показали ей, что это возможно. Проблемы с психическим здоровьем не мешали Эмили выполнять свою работу. Она знала: новые коллеги ценят ее профессионализм. Ей не нужно ни на кого полагаться, не нужно просить чьей-то помощи или совета. Она отлично знает свое дело. В медицине экстренной помощи через одну и ту же дверь в больничные стены попадают жертвы любых болезней и любых несчастных случаев. Здесь не получится, пожав плечами, ждать, пока другие придут и сделают за вас вашу работу. Трудясь здесь, Эмили приобрела бесценный опыт и не сомневалась в своих умениях.

Теперь же она должна прислушиваться к предупреждающим сигналам собственного тела, иначе больше никому не поможет. Особенно Зои. Ей пора подумать о себе. Она должна была быть умственно и физически сильной. До сих пор работа была лучшим лекарством, и сегодня она, Эмили, едва не поставила ее под угрозу. Это нужно срочно исправить – убедить Бэрроуз, что с ней всё в порядке. Взяв с журнального столика планшет, Эмили «погуглила» сайт больницы со списком персонала и нашла рабочий адрес электронной почты Бэрроуз. Оставалось надеяться, что та регулярно проверяет свой электронный почтовый ящик.

Быстро бегая по буквам пальцами, она поблагодарила старшую сестру за ее заботу и извинилась за утреннее недоразумение, добавив, что, хорошо выспавшись днем, вспомнила, что ночью ей приснился кошмар, который вместе с введенными ей препаратами способствовал тому, что она приняла сон за реальность. Затем заверила Бэрроуз, что теперь голова ее прояснилась и она с нетерпением ждет возвращения на работу.

Отправив электронное письмо, Эмили откинулась назад, закрыла глаза и попыталась представить, что на соседней кровати лежала ее сестра – в желтом топике, джинсах и кожаных шлепанцах. Ее сестра с короткими черными волосами, голубыми глазами и ногтями на ногах, выкрашенными в голубой цвет. И все же, как ни старалась она заменить лицо той девушки на лицо сестры, ничего не получалось. На нее смотрели карие глаза. Полные тревоги и страха.

Глава 6