— Как ты узнал, что видел именно Кимми?

— Какая-то шлюха-наркоманка громко позвала ее по имени.

— Где она теперь?

— Не знаю. Уехала на такси.

— О черт! Ты же поехал за ней?

— Да, но она свернула за угол и там вышла. Когда я снова увидел эту машину, ее там уже не было. Всего на секунду опоздал.

Вот так успех в одну секунду сменяется полным провалом.

— Тот шофер сказал, что получил от нее пятьсот крон. Она запрыгнула в такси и крикнула ему: «Быстро на Гасверкевей. Сдачи не надо».

Пятьсот крон за пятьсот метров! Отчаянный поступок.

— Я, конечно, искал ее. Заходил в магазины, спрашивал, не заметили ли они кого-нибудь. Звонил в парадные.

— Ты взял номер таксиста?

— Да.

— Вызови его для допроса. Тут что-то нечисто.

Ассад кивнул и передал Карлу листок:

— Я знаю имя и адрес той шлюхи-наркоманки. Взял в полицейском отделении. Тина Карлсен, снимает комнату на улице Гаммель Конгевей.

— Молодец, Ассад! Но каким образом тебе удалось узнать это все у полицейских? Кем ты представился?

— Я показал им удостоверение личности от полицейского управления.

— Оно не дает тебе права получать сведения. Ты вольнонаемный.

— Но все-таки получил. Было бы хорошо, если бы мне дали полицейский жетон, как у тебя, Карл, раз ты посылаешь меня на задания.

— Прости, но это невозможно. — Карл покачал головой. — Ты сказал, что в отделении эту женщину знают. Ее задерживали?

— А как же! Много раз! Она им уже вот как надоела — вечно тут шатается и попрошайничает у главного входа.



Карл остановился, глядя на большое здание, прилегающее к театральному пассажу. На первых четырех этажах бесчисленные комнаты анфиладами, на самом верху — мансарды. Нетрудно догадаться, где снимает комнату Тина Карлсен.

Дверь на шестом этаже отворил мужчина с грубым лицом, в изношенном синем халате:

— Тина Карлсен, говоришь? Смотри сам, где она.

Он проводил Карла через площадку в коридор, в который выходило пять-шесть дверей, и, почесывая седоватую бороду, ткнул в сторону одной:

— Не очень-то приятно, что сюда ходит полиция. Что она натворила?

Карл прищурился и окинул его неприветливым взглядом. Наверняка мужик зарабатывает большие деньги на сдаче своих дрянных комнатушек, а ему еще, видишь ли, неприятно!

— Она важный свидетель по одному громкому делу. Так что попрошу вас оказывать ей всяческую поддержку. Понятно?

Мужчина перестал чесать в бороде. Понял ли он? Да он вообще не имеет представления, о чем речь! Ну и ладно. Лишь бы подействовало!

Стучаться им пришлось очень долго, но наконец Тина все же открыла. Вид у нее был совершенно убитый.

В комнате висела та пронзительная вонь, какая бывает, когда подолгу не чистят клетки домашних питомцев. Карл еще слишком хорошо помнил тот период в жизни своего пасынка, когда на его письменном столе днем и ночью спаривались золотистые хомячки. Карл не успел оглянуться, как их количество учетверилось, и эта тенденция получила бы дальнейшее развитие, если бы Йеспер не утратил к ним интерес и животные не начали поедать друг друга. На протяжении нескольких месяцев в доме держалась стойкая вонь, пока Карл не сбыл зверюшек с рук, подарив их дому престарелых.

— У тебя тут, я вижу, крыса, — сказал Карл, наклоняясь к противной твари.

— Его зовут Лассо, и он совсем ручной. Хочешь, я выну его из клетки и дам тебе подержать?

Карл попытался улыбнуться. Подержать? Эту мини-свинушку с голым хвостом? Уж лучше съесть порцию его корма!

И тут он решил показать свой жетон.

Тина взглянула без всякого интереса, однако проковыляла к столу и быстрым жестом, свидетельствующим о многолетнем навыке, прикрыла газеткой шприц и кусочек серебряной фольги. Конечно же героин.

— Говорят, ты знакома с Кимми?

Если бы ее застали с иголкой в вене, или схватили за руку на магазинной краже, или поймали за обслуживанием клиента на виду у всей улицы, Тина бы и бровью не повела. Но от этого вопроса она так и вздрогнула.

Карл отошел к окну — из мансарды видны были облетевшие деревья вокруг озера Святого Йоргена. Это надо же, как наркоманке повезло с видом из окна!

— Она из твоих лучших подруг, Тина? Говорят, вы с ней очень близки.

Высунувшись через подоконник, он посмотрел на прогулочные дорожки вокруг озера. Нормальная девушка, живи она здесь, наверняка несколько раз в неделю делала бы там пробежку — и сейчас кто-то бегал вдоль берега.

Затем Карл перевел взгляд вниз на Гаммель Конгевей. На автобусной остановке стоял человек в светлом пальто и, задрав голову, разглядывал дом. За свою многолетнюю службу Карлу уже доводилось сталкиваться с этим человеком. Его звали Финн Ольбек. В свое время эта тощая тень шастала в участок на Антонигаде, чтобы бесплатно выведать у Карла и его сослуживцев какую-нибудь полезную информацию для своей маленькой детективной конторы. В последний раз Карл видел Ольбека лет пять назад, и прошедшее время не сделало его лучше.

— Тебе знаком вон тот тип внизу в светлом пальто? — спросил Карл. — Ты его раньше видела?

Тина подошла к окну и, глубоко вздохнув, попыталась сфокусировать взгляд на стоящем там человеке.

— Видела какого-то в таком пальто на Центральном вокзале. А кто это?

Отходя от окна, она споткнулась о журнальный столик, и Карлу пришлось ее поддержать.

— Я не знаю, можно ли с тобой говорить, — прогнусавила она. — Что такое натворила Кимми?

Он отвел Тину к кровати, и она хлопнулась на тощий матрас.

«Ладно, попробуем другой подход», — подумал Карл и огляделся в комнате.

В безликой десятиметровой каморке почти ничего не было, кроме клетки с крысой и разбросанного по углам тряпья. Пачки пластиковых пакетов от «Ирмы», кровать с грубым шерстяным одеялом, умывальник с грязной мыльницей и старый холодильник, очень замызганное полотенце да кучка заколок. А еще голые стены и пустой подоконник.

— Тебе хочется отрастить волосы, да? — Карл сверху посмотрел на сидящую Тину. — По-моему, тебе это очень пойдет.

Она инстинктивно поднесла руку к затылку. Значит, он правильно понял, зачем тут заколки.

— Но тебе идет и до плеч, как сейчас. У тебя красивые волосы, Тина.

Она не улыбнулась, но в глазах ее на миг блеснула радость.

— Я бы с удовольствием подержал крысу, но у меня аллергия на грызунов. Очень жаль, но я даже собственную кошку не могу держать на коленях.

После этого Тину можно было брать голыми руками.

— Я люблю эту крыску. Ее зовут Лассо. — Она улыбнулась, хотя улыбку ее уже нельзя было назвать белозубой. — Иногда я зову ее Кимми, но ей я этого не рассказывала. Это из-за крыски меня прозвали Тиной Крысятницей. Но мне даже приятно.

Карл так не думал, но сочувственно кивнул.

— Послушай, Тина, Кимми ничего не натворила. Мы просто разыскиваем ее, потому что одному человеку нужно с ней встретиться.

— Понимаешь, я не знаю, где она живет. — На лице Тины отразилось сомнение. — Но ты скажи мне, как тебя зовут, и я, когда встречу ее, передам что надо.

Карл снова кивнул. За годы противостояния с властями Тина научилась осторожности и не забывает о ней даже в наркотическом опьянении. Достойно восхищения и в то же время сильно мешает делу. Если она все расскажет Кимми, та может окончательно скрыться. Ушла же она от Ассада.

— Вот что, Тина. Скажу тебе откровенно: отец Кимми серьезно болен, а если она узнает, что ее разыскивает полиция, то едва ли решится на встречу. Не могла бы ты просто сказать ей, чтобы позвонила по этому номеру? Не надо говорить про болезнь и полицию. Просто попроси ее позвонить.

Он написал в блокноте свой номер и вручил листок Тине.

— А если она спросит, кто это такой?

— Скажи просто, что ты не знаешь, но что у меня для нее приятная новость.

Веки Тины медленно опустились. Руки расслабленно лежали на коленях.

— Тина, ты меня слышишь?

— Я все сделаю. — Она кивнула, не открывая глаз.

— Это хорошо. Я очень рад, что ты согласилась помочь. А теперь мне пора идти. Я знаю, что на вокзале за Кимми следил какой-то человек. Ты знаешь, кто это был?

Она взглянула на него, не поднимая головы:

— Просто какой-то тип. Он спросил меня, знаю ли я Кимми. Наверное, тоже хотел, чтобы она позвонила отцу.



Спустившись на Гаммель Конгевей, Карл подошел сзади к Ольбеку и крепко схватил за плечо:

— Что ты тут делаешь, старина? Давно не видались, верно?

Глаза Ольбека выражали все, что угодно, но только не радость от нежданной встречи.

— Жду автобуса, — сказал он, отворачиваясь.

— Понятно.

Карл немного постоял, наблюдая за Ольбеком. Странная реакция! Почему он солгал? Почему было прямо не сказать: «Я на работе. Веду слежку». Ведь им обоим известно, какая у него работа. Его ни в чем не обвиняют, и он не обязан говорить, кто его нанял.

Однако же Ольбек себя выдал, тут не было никаких сомнений. Он прекрасно понимает, что столкнулся с Карлом на узкой дорожке. Автобуса он ждет! Надо же быть таким идиотом!

— Ты много где бываешь по работе, так ведь? — сказал Карл. — А в Аллерёд тебя, случайно, не заносило? И не ты ли запачкал мне фотографию? Что скажешь?

Ольбек обернулся и спокойно посмотрел Карлу в лицо. Этого типа хоть бей, хоть пинай — реакции никакой. Карл знал одного парня, у которого от рождения были недоразвитые лобные доли, так тот вообще не способен был разозлиться. Если душевные волнения и стресс связаны с одной и той же частью мозга, то у Ольбека эта часть отсутствовала.

Карл попробовал снова — попытка не пытка!

— Ольбек, и что ты тут делаешь? Может, скажешь? Разве ты не должен быть сейчас в Аллерёде и рисовать свастики над моей кроватью? Ведь мы с тобой сейчас занимаемся очень близкими делами. Разве нет?

Выражение на лице Ольбека было далеко не любезным.

— А ты все тот же старый хрен, ничуть не изменился! — не слишком любезно буркнул он. — Да, Мёрк? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Тогда чего же ты тут стоишь, уставясь на окна шестого этажа? Надеешься увидеть, как Кимми Лассен заглянет на огонек к Тине Карлсен? Ведь это же ты шатаешься на Центральном вокзале, расспрашивая о ней людей, так, приятель? — Карл еще ближе надвинулся на Ольбека. — Сегодня ты выяснил, что Тина Карлсен с шестого этажа связана с Кимми. Я прав?

— Я не знаю, о ком ты говоришь. — На тощем лице Ольбека заходили желваки. — Я стою здесь, потому что одна пара захотела узнать, что их сын делает у мунистов[8] со второго этажа.

Карл кивнул. Ольбек — скользкий тип, ему не сложно при необходимости состряпать подходящую легенду.

— Хотелось бы посмотреть на твои рабочие записи по этому делу. Не в том ли причина, что кто-то из твоих работодателей очень хочет найти Кимми? Я так думаю, не знаю почему. Расскажешь добровольно, или мне затребовать твои документы?

— Можешь забирать, что хочешь. Только не забудь получить судебный ордер.

— Ольбек, старина! — Тут Карл так ловко двинул сыщика кулаком по спине, что лопатки у того стукнулись одна о другую. — Уж будь любезен, скажи своим работодателям, что чем больше они будут тревожить меня в частной жизни, тем настойчивей я буду ими интересоваться. Ты понял?

— Я понял… Мёрк… у тебя мозги закисли… — с трудом выговорил Ольбек, едва удерживаясь от того, чтобы в открытую хватать воздух ртом. — Отвяжись от меня!

Карл снова кивнул. Как жаль, что ему достался под начало самый маленький следовательский отдел в стране! Будь у него побольше людей, он был приставил к Финну Ольбеку круглосуточное наружное наблюдение: проследить за тощим привидением было бы очень полезно. Но кто будет этим заниматься? Роза?

— Жди от нас весточку, — сказал Карл и свернул на улицу Водроффсвей.

Скрывшись из виду, он припустил во весь дух по поперечной улице, сделал круг, обогнул здание страховой компании «Кодан» и вышел снова на Гаммель Конгевей со стороны Вернедамсвей. Очутившись на другой стороне улицы, Карл успел увидеть, как Ольбек, стоя на берегу озера, разговаривает по мобильнику.

Возможно, его трудно вывести из себя, но вид у него был невеселый.

18

За годы работы биржевым аналитиком Ульрик обогатил нескольких инвесторов больше, чем кто бы то ни было из его коллег. Но в данной сфере деятельности богатство не создавалось благодаря случайной удаче — ключом к успеху была информация.

Не нашлось бы такой отрасли, в которой он не завел бы связей, или такого концерна СМИ, в котором он не имел бы своих посредников. Ульрик действовал уверенно и осторожно; перед тем как оценить рентабельность акций отдельных предприятий, котирующихся на бирже, тщательно изучал их, используя все возможные для этого средства. Иногда он достигал таких результатов, что предприятия просили его забыть все полученные сведения. Ему было известно все о людях, которые совершили неудачную биржевую сделку или нуждались в финансовой помощи. В странах победнее это сделало бы Ульрика крайне опасным: там многие предпочли бы видеть столь осведомленного человека с перерезанным горлом. Но в милой Дании заведен мудрый порядок: если у тебя на кого-то что-то есть, то и у них есть что-то не менее компрометирующее на тебя, и если ты выдашь чужие грехи, они тут же, будто зараза, прилипнут к тебе. Благодаря этому практичному и полезному принципу все покрывали друг друга, даже тех, кого поймали за руку при попытке залезть в чужой кошелек.

Никому ведь не захочется в тюрьму на семь лет за инсайдерскую сделку! И никто не станет рубить сук, на котором сидит.

И среди этих сучьев на медленно разрастающемся денежном дереве Ульрик сплел настоящую паутину. Или, точнее сказать, сеть: это чудное понятие работает нужным образом только тогда, когда небольшое количество пауков имеет возможность тянуть соки из огромного количества попавших в нее мух. Улов Ульрика был особенно хорош. Люди, о которых пишут. Люди, которых уважают. Самые сливки. Сплошь такие, кто оторвался от своего фундамента и теперь вращался на самом верху, где не приходится делить место под солнцем со всякой шушерой.

Это были те люди, с которыми отправляешься на охоту или рука об руку входишь в театральную ложу. Те, кто понимает правила игры и является в полном смысле своим человеком.

С этой точки зрения Ульрик был важным звеном в группе выпускников элитной школы. Он был общителен, знаком со всеми, а за ним стояли друзья детства Дитлев Прам и Торстен Флорин. Они были сильной, но и весьма разнородной командой, и всех троих приглашали на все стоящие мероприятия, какие только происходили в городе.

В этот вечер они начали свои развлечения с приема в центре города, в галерее, у которой были связи как с театральным миром, так и с королевским домом, а затем очутились среди парадных мундиров, медалей и рыцарских крестов на роскошном суаре; здесь произносились заранее подготовленные речи, написанные секретарями, которых сюда не позвали, в промежутках струнный квартет пытался приобщить собравшихся к творчеству Брамса, а шампанское и самовосхваления лились рекой.

— Ульрик, правда ли, что я слышал? — спросил министр, чьи затуманенные алкоголем глаза пытались оценить расстояние до бокала. — Правда ли, что нынче летом Торстен на охоте убил из арбалета несколько лошадей? Вот так взял и застрелил в чистом поле?

При этом он пытался допить остатки вина, задержавшиеся на дне слишком высокого бокала.

— Знаешь, не надо верить всему, что говорят. — Ульрик подсобил ему в этом трудном деле, поддержав бокал. — Кстати, а почему ты не хочешь поохотиться с нами? Сам будешь знать, что там происходит.

Министр кивнул: именно этого ему и хотелось. Ульрик это понимал и тоже был доволен: вот и еще одна жирная мушка попалась в его сеть!

Соседка по столу давно уже пыталась поймать его взгляд; Ульрик обернулся к ней.

— Ты сегодня очень красива, Исабель, — сказал он, дотрагиваясь до ее руки.

Через час она узнает, во что ввязалась по своей воле.

Он действовал по заданию Дитлева. Намеченная добыча не всегда попадалась на крючок, но на этот раз все складывалось удачно. Исабель сделает так, как они скажут. Она, судя по всему, готова на многое. Конечно, дело не обойдется без хныканья, но застарелая скука и неудовлетворенность сыграют им на руку. Возможно, приемы Торстена понравятся ей еще меньше, чем прочих, но уже были примеры того, что именно Торстен подчинял жертву. Из них троих он лучше всех разбирался в женской чувственности. Во всяком случае, после всего она будет молчать. Насилие — насилием, но с какой стати ей терять доступ к миллионам своего мужа-импотента?

Ульрик погладил ее руку выше запястья и провел ладонью по гладкому шелковому рукаву. Ему нравилась эта прохладная материя, которую в основном носят женщины с горячей кровью. Потом кивнул Дитлеву, сидевшему наискосок от него за другим столиком. Это был условленный сигнал, но какой-то человек склонился к уху Дитлева и что-то нашептывал. Дитлев застыл с кусочком семги на вилке, не замечая ничего вокруг. Взгляд его был обращен в пустоту, морщины на лбу уползли вверх. Выражение лица говорило само за себя.

Извинившись, Ульрик встал и, проходя мимо столика Торстена, похлопал его по плечу.

Женщине придется подождать до следующего раза.

Было слышно, как где-то сзади Торстен извиняется перед своей дамой. Затем он поцелует ей ручку — что естественно для подобного человека. Мужчина, одевающий дам, наверняка должен лучше всех знать, как их раздевать.

В фойе все трое встретились.

— Кто это был, с кем ты разговаривал? — спросил Ульрик.

Дитлев потянулся к своей бабочке. Он все еще не оправился от услышанного.

— Один из моих людей в «Каракасе». Пришел предупредить: Франк Хельмонд рассказал нескольким сиделкам, что это мы с тобой его отделали.

Такого рода неурядицы больше всего злили Ульрика. Где же заверения Дитлева, что ситуация под контролем? Ведь Тельма же обещала, что они с Хельмондом будут молчать, если развод и пластическая операция пройдут гладко!

— Вот дерьмо! — выругался Торстен.

Дитлев посмотрел на них по очереди:

— Хельмонд тогда еще не отошел от наркоза, никто не будет вслушиваться в его бред. — Он посмотрел себе под ноги. — Все уладится. Но есть еще одно. Моему человеку звонил Ольбек. Вы ведь тоже выключили свои мобильники?

Он протянул им записку, и Торстен прочитал ее, заглядывая через плечо Ульрика.

— Не понимаю, — сказал Ульрик. — Что это значит?

— Ульрик, где сегодня твои мозги? — Торстен кинул на него пренебрежительный взгляд, и тот разозлился.

— Там где-то поблизости показалась Кимми, — поспешно вставил Дитлев, стремясь предотвратить вспышку. — Ты этого еще не знаешь, Торстен, но ее сегодня видели на Центральном вокзале. Один из людей Ольбека слышал, как какая-то наркоманка окликнула ее по имени. Он увидел ее только со спины, но в тот день она уже перед ним мелькала. Была дорого одета и хорошо выглядела. Час или полтора она просидела за столиком кафе. Он тогда подумал, что женщина просто ждет поезда. Она даже прошла мимо них очень близко, когда он давал задание своим людям.

— Черт побери! — воскликнул Торстен.

Теперь ей наверняка известно, что они за нею следят. Это же Кимми!

— Она снова скроется из вида, — сказал Ульрик.

Это понимали все трое.

Лисья мордочка Торстена стала еще острее:

— Ольбек знает, где живет наркоманка?

Дитлев кивнул.

— Он ведь займется ею, не так ли?

— Да, конечно. Вопрос только в том, не опоздал ли он. У нее уже побывала полиция.

Ульрик помассировал себе шею. Конечно же, Дитлев прав.

— Я только не понял, что сказано в конце. Надо ли это понимать, что полиции известно, где находится Кимми?

Дитлев помотал головой:

— Ольбек знает этого полицейского как облупленного. Если бы он выяснил что-то стоящее, то сразу забрал бы наркоманку в управление. Конечно, он может сделать это и позднее, надо иметь в виду такую возможность. Постарайся лучше вникнуть в верхнюю строчку, Ульрик. Как ты ее понял?

— Что Карл Мёрк взял нас на мушку. Но это мы уже давно знаем.

— Прочти еще раз. Ольбек пишет: «Мёрк увидел меня. Он следит за нами».

— Ну, так в чем проблема?

— В том, что теперь он связал и Ольбека, и нас, и Кимми, и старое дело в одно целое. Почему, Ульрик? Откуда он знает что-то об Ольбеке? Что ты такое натворил, чего мы не знаем? Вчера ты разговаривал с Ольбеком. Что ты ему сказал?

— Да ничего особенного. Чтобы он припугнул полицейского — как всегда, если кто-то нам перебегает дорогу.

— Ну и дурак же ты! — вырвалось у Торстена.

— А когда ты собирался ввести нас в курс дела?

Ульрик взглянул на Дитлева. После нападения на Франка Хельмонда его не оставляла эйфория; на следующий день он вышел на работу с чувством собственного всесилия. Зрелище напуганного до смерти, окровавленного Хельмонда было для него как глоток живой воды. Дела складывались отлично, помехи устранялись сами собой. Ему ли бояться жалкого полицейского, сующего нос в чужие дела?

— Я только велел Ольбеку немножко надавить, — сказал Ульрик. — Подкинуть предостерегающий знак в такое место, где это произведет нужное впечатление.

Торстен отвернулся от них, устремив взгляд на мраморную лестницу в конце фойе. Но и спина ясно выражала чувства, обуревающие его в данный момент.

Ульрик откашлялся и рассказал, что произошло. Ничего особенного: парочка телефонных звонков и фотография, заляпанная цыплячьей кровью. Так, шутки в стиле магии вуду. И тут оба приятеля повернулись и посмотрели на него.

— Позови Висбю, Ульрик! — приказал Дитлев.

— А он здесь?

— Полдепартамента здесь. И на что ты рассчитывал?



Господин Висбю был заведующим секцией Министерства юстиции и давно стремился к более высокой должности. Несмотря на соответствующую квалификацию, на должность начальника департамента или судьи высшей инстанции он рассчитывать не мог и всеми правдами и неправдами стремился подыскать себе другое теплое местечко, прежде чем его настигнет старость и расплата за былые грехи.

Однажды на охоте он договорился с Дитлевом, что за определенные услуги тот предоставит ему место своего адвоката: Бент Крум в скором времени собирался на покой, чтобы безраздельно посвятить себя радостям винопития и ничегонеделания. Конечно, на этой должности не найдешь славы и почета, зато здесь очень короткий рабочий день и необычайно высокое жалованье.

Выбор оказался удачным: Висбю уже не раз сослужил им хорошую службу.

— Нам еще раз понадобится твоя помощь, — сказал Дитлев, когда Ульрик привел упомянутого господина.

— Прямо сейчас? — Тот принялся озираться, словно у люстры на потолке могут быть глаза, а у стен уши.

— Карл Мёрк по-прежнему занимается этим расследованием. Его надо остановить, понимаешь? — Дитлев потрогал свой галстук с рисунком в виде ракушек, символ частной школы, блуждая взглядом по холлу.

— Что мог, я сделал. — Висбю покачал головой. — Я не могу писать директивы от чужого имени, не привлекая внимания министра юстиции, который сразу начнет копать. Пока что это еще может сойти за случайную оплошность.

— Тебе непременно надо действовать через директора полиции?

— Косвенно, да. — Висбю кивнул. — В этом деле я больше ничем не могу помочь.

— Ты понимаешь, что ты сейчас сказал? — спросил Дитлев.

Висбю поджал губы. По лицу его Дитлев ясно видел, что он уже полностью спланировал свою жизнь. Жена ожидала каких-то изменений дома, хотела больше свободного времени, путешествий — того, о чем мечтают все.

— Возможно, удастся отстранить Мёрка, — сказал Висбю. — Хотя бы на некоторое время. Это будет нелегко после дела Мереты Люнггор. Но всего год назад у него случился большой прокол в связи с перестрелкой на Амагере, и что-то подобное может ведь повториться. По крайней мере, на бумаге. Я этим займусь.

— Я могу заставить Ольбека подать на него жалобу за нападение на улице, — сказал Дитлев. — Это сойдет?

Заведующий секцией кивнул:

— Нападение? Это неплохо! Но нужны свидетели.

19

— Маркус, я почти уверен, что в доме у меня позавчера побывал Ольбек, — сказал Карл. — Нужен ордер для проверки его повременных записей. Кто этим займется, ты или я?

Склонив голову, начальник отдела убийств продолжал смотреть на лежавшие перед ним фотографии. У женщины, убитой на Канникестреде, вид был совершенно жуткий: лицо синее от кровоподтеков, глаза заплыли.

— Я правильно догадываюсь, что это связано с твоим расследованием убийства в Рёрвиге?

— Просто хочу узнать, кто нанял Ольбека, вот и все.

— Ты больше не расследуешь это дело. Мы же об этом тебе говорили.

С каких это пор старый черт стал говорить о себе «мы», будто самодержец? Карл набрал побольше воздуха:

— Потому-то я к тебе и пришел. А вдруг выяснится, что заказчиками Ольбека были люди, которые проходили как подозреваемые в деле о рёрвигском убийстве? Неужели это для тебя не имеет значения?

Маркус положил на стол бифокальные очки:

— Во-первых, Карл, ты будешь делать то, что сказала директор полиции. По этому делу вынесено решение суда, наверху оно не считается заслуживающим внимания. Во-вторых, не разыгрывай передо мной дурачка! Неужели ты думаешь, что такие люди, как Прам, Флорин и этот биржевой аналитик, могли дать Ольбеку такое дурацкое задание? Если — я еще раз подчеркиваю — если это вообще были они. Оставь же меня наконец в покое! Через пару часов я встречаюсь с директором полиции.

— Мне казалось, ты встречался с ней вчера?

— Да, вчера и сегодня тоже. Все, уходи!



— Черт возьми, Карл! — крикнул из своего кабинета Ассад. — Иди скорей, посмотри!

Карл поднялся со стула. Ассад вернулся с вокзала таким же, каким все привыкли его видеть, но у Карла так и стоял перед глазами тот холодный взгляд, каким смотрел на Ассада мужчина, с которым сириец почти подрался. В этом взгляде светилась застарелая ненависть. И это, мол, пустяки, ничего особенного? Карл в этом сильно сомневался.

Переступая через наполовину собранные столы, лежавшие поперек коридора, словно туши мертвых китов, он направился к Ассаду. Надо сказать Розе, что пора бы их отсюда убрать. А то придет кто-нибудь сверху, споткнется и разобьет нос, а Карлу отвечать.

— Ну, что там такое?

— Карл, у нас есть картинка. — Ассад встретил его сияющей улыбкой. — Просто есть картинка.

— Какая картинка? Что на ней?

Ассад нажал на клавишу, и на экране появилось изображение. Не очень четко, не анфас, но это была Кимми Лассен. Карл тотчас же узнал ее по старым фотографиям, хотя за прошедшее время она изменилась. В кадре промелькнула женщина примерно сорока лет с характерным профилем — прямой нос с чуть приподнятым кончиком, пухлая нижняя губа, впалые щеки и тонкие морщинки, заметные под макияжем. Она все еще была привлекательна, хотя и потрепана жизнью. Зная возрастные изменения, теперь можно будет обработать имеющиеся снимки и получить хорошие изображения Кимми, какой она стала сейчас.

Не хватало только приемлемого обоснования, чтобы объявить розыск. Может быть, кто-то из родственников подаст заявление? Надо попробовать.

— У меня был тогда новый мобильник, и я не знал, получилось ли видео. Вчера я просто нажал кнопку, когда она от меня убегала. Рефлекс, понимаешь! Вечером пытался получить на экране изображение, но что-то не вышло.

Пытался получить! Он и это умеет?

— Ну, Карл, что скажешь? Разве это не здорово?

— Роза! — крикнул Карл в сторону коридора.

— Ее тут нет. Отправилась на Вингерслев-алле.

— Вингерслев-алле? — Карл недоуменно потряс головой. — Какого черта?

— Разве ты не велел ей поискать газетные заметки о Кимми?

Карл взглянул на фотографии в рамочках, с которых уныло смотрели престарелые тетушки Ассада. Скоро он сам станет таким же.

— Когда вернется, дай ей эту картинку, чтобы она с ее помощью обработала старые снимки. Хорошо, что ты снял Кимми. Замечательная работа! — Карл похлопал помощника по плечу, надеясь, что тот в ответ не станет угощать его фисташковым печеньем. — Через полчаса у нас назначена встреча в тюрьме во Вридслёселилле. Поехали, что ли?



На Эгон-Ольсенсвей, как теперь называлась старая Тюремная улица, Карл заметил, что его товарищ чувствует себя явно не в своей тарелке. Не то чтобы Ассад помрачнел или был недоволен, нет, он только притих и не сводил напряженного взгляда с башен у входа, будто боялся, что они рухнут и раздавят его.

Карл ничего подобного не испытывал. Для него тюрьма Вридслёселилле была чем-то вроде надежного хранилища для самых отъявленных негодяев в стране. Там почти двести пятьдесят заключенных; если сложить их сроки, получится две тысячи человеко-лет. Просто ужас, сколько времени и жизненных сил переводится впустую, но при этом большинство сидельцев попали сюда вполне заслуженно. Таково было его твердое убеждение.

Войдя в ворота, Ассад не произнес ни единого слова. Вдобавок он вывернул карманы, не дожидаясь, когда его об этом попросят, и все указания выполнял машинально. Очевидно, знал процедуру.

— Нам сюда, направо, — сказал Карл, когда они выполнили все формальности, и показал на здание в глубине двора с белой табличкой «Для посещений».

Здесь их уже ожидал Бьярне Тёгерсен, вероятно до зубов вооружившись отговорками. Через два-три года он выйдет на свободу, и проблемы ему не нужны.

Выглядел Бьярне лучше, чем ожидал Карл. Одиннадцать лет тюрьмы неизбежно оставляют отметины — горькие складки у рта, мутный взор; глубоко засевшее понимание, что никому ты не нужен, в конце концов сказывается на внешности. Но тут перед ними сидел человек с ясными веселыми глазами. Худой, конечно, и настороженный, но притом на удивление жизнерадостный.

Он встал и протянул Карлу руку. Никаких вопросов: очевидно, кто-то предупредил его, о чем пойдет речь. Такие вещи Карл сразу чувствовал.

— Карл Мёрк, вице-комиссар полиции, — тем не менее представился он.

— Мое время стоит десять крон в час, — с кривой улыбкой ответил заключенный. — Надеюсь, у вас что-то важное.

С Ассадом он не поздоровался, но сириец и сам к этому не рвался и молча уселся верхом на стул поодаль от собеседников.

— Работаешь в мастерской? — Карл взглянул на часы. Без четверти одиннадцать — действительно, рабочее время.

— О чем будем разговаривать? — спросил Тёгерсен, чуть медленнее, чем нужно, опускаясь на стул. Еще один знакомый сигнал! Все-таки он немного нервничает. Это хорошо. — Я мало общаюсь с другими заключенными, поэтому не могу дать никакой информации, если вы за этим. А вообще-то было бы совсем неплохо заключить маленькую сделку, чтобы поскорее отсюда выбраться. — Он быстро улыбнулся, пытаясь разобраться, что таится за молчанием Карла.

— Бьярне, двадцать один год тому назад ты убил двух человек, парня и девушку. Ты сам признался, так что эту сторону дела мы не будем обсуждать, но я сейчас веду розыск пропавшего человека, и будет хорошо, если ты согласишься мне кое-что о нем рассказать.

Бьярне кивнул и приподнял брови, изображая смесь удивления и готовности помочь.

— Я говорю о Кимми. У вас с ней ведь были очень дружеские отношения, как я слыхал.

— Все верно. Мы с ней вместе учились в школе-пансионе и на какое-то время даже очень сблизились. — Бьярне улыбнулся. — Чертовски хорошенькая дамочка.

После одиннадцати лет без секса он сказал бы так о любой женщине. По словам надзирателя, за все годы никто ни разу не навестил Бьярне. Карл и Ассад были первыми его посетителями за одиннадцать лет.

— Давай начнем с самого начала. Не против?

Бьярне пожал плечами и опустил глаза. Разумеется, он был против.

— Почему Кимми выгнали из школы? Ты помнишь?

Бьярне запрокинул голову и уставился в потолок:

— Вроде бы у нее что-то там было с одним из учителей. А это запрещено.

— Что случилось с ней после этого?

— Ну, годик она пожила в Нэстведе, снимала квартиру. Работала в гриль-баре. — Он хохотнул. — Ее старики тогда ничего об этом не знали. Думали, что она по-прежнему в школе. Ну а потом все открылось.

— Ее отправили доучиваться в Швейцарию?

— Да. Она провела там четыре или пять лет. Сначала тоже в школе-пансионе, потом в университете. Как там его? — Он потряс головой. — Напрочь забыл! Но она училась на ветеринара, это точно. Ах да! В Берне. В Бернском университете.

— Значит, она знала французский?

— Нет, немецкий. Она говорила, там преподают по-немецки.

— Она закончила курс?

— Нет. Ей пришлось оттуда уйти, не знаю почему.

Карл кинул взгляд на Ассада. Тот делал записи в блокноте.

— А потом? Где она жила после?

— Вернулась домой. Некоторое время жила в Ордрупе у родителей, то есть у отца с мачехой. А потом переехала ко мне.

— Нам известно, что некоторое время она работала в зоомагазине. Немного странно для ветеринара из швейцарского университета.

— Но она же не доучилась.

— А ты на что жил?

— Я работал у отца в лесоторговой фирме. Все это есть в полицейском отчете, вы же знаете.

— Кажется, там еще говорилось, что в девяносто пятом году фирма перешла к тебе по наследству, а затем вскоре случился пожар. После этого ты числился безработным, так?

— Это полная чушь! — вскинулся Бьярне. Оказывается, он способен по-настоящему обижаться. Как говаривал старый коллега Карла Курт Йенсен, ныне просиживающий штаны в фолькетинге: «У нелюбимого дитяти много разных выражений лица». — Меня никогда не обвиняли в этом пожаре. Да и что бы я от этого выиграл? Предприятие не было застраховано.

«Вот тебе и раз!» — подумал Карл. Надо было выяснить это заранее.

Он помолчал, глядя на стены, которые слышали тысячи отговорок и лживых заверений. В этом помещении он бывал сотни раз.

— Какие у нее были отношения с родителями? Тебе это известно?

Бьярне Тёгерсен потянулся, заметно успокоившись. Когда речь шла не о нем, разговор становился чем-то вроде светской беседы и он чувствовал себя в безопасности.

— Черта с два! Ее старики — просто парочка сволочей. Отец, по-моему, вообще не бывал дома. А баба, на которой он женился, была вообще отпетая дрянь.

— В каком смысле?

— Ну, понимаешь, такая хищница, которая охотилась за богатым женихом. — Бьярне с удовольствием произнес эти слова, которые не были в ходу в его мире.

— Они не дружно жили?

— Да. Кимми рассказывала, они ругались так, что дым коромыслом.

— Где была Кимми, когда ты убивал тех двоих?

Неожиданный переход к этой теме поверг заключенного в оцепенение: его взгляд застыл на воротничке Карла. Если бы к телу Бьярне были прикреплены электроды, сейчас зашкалили бы все измерительные приборы.

Секунду он молчал, словно вообще не собирался отвечать, затем сказал:

— Она была вместе со всеми в летнем доме Флоринов. Почему ты спросил?

— Они ничего не заметили, когда ты вернулся? Ведь твоя одежда, наверное, была вся забрызгана кровью.

Карл тут же пожалел, что задал этот вопрос. Теперь допрос некоторое время будет идти на холостом ходу: Тёгерсен ответит, что сказал друзьям, будто спасал попавшую под машину собаку. Все это, черт побери, есть в отчете.

— А ей как, здорово понравилось, что ты весь в крови? — раздался вдруг из угла голос Ассада.

Бьярне Тёгерсен растерянно посмотрел на коротышку. Судя по выражению его лица, вопрос попал в самую точку. Кимми нравилась кровь — и неважно, откуда она взялась. Очень странно для человека, который собирался посвятить свою жизнь лечению зверюшек.

Карл коротко кивнул Ассаду, тем самым давая и Бьярне понять, что он себя выдал.

— Здорово понравилось? — повторил Тёгерсен, пытаясь сгладить впечатление. — Мне так не показалось.

— Но ведь она переехала к тебе, — подхватил Карл. — Это же было в девяносто пятом году, верно, Ассад?

Тот кивнул из угла.

— Ну да. В девяносто пятом, двадцать шестого сентября. Мы до этого некоторое время встречались. Симпатичная дамочка, — повторил Бьярне.

— Почему ты так точно запомнил дату? С тех пор прошло уже много лет.

— Ну а что с тех пор происходило в моей жизни? — Бьярне развел руками. — Для меня это осталось одним из последних событий на воле.

— Ах да, конечно. — Карл придал лицу любезное выражение, но тут же строго спросил: — Она забеременела от тебя?

Тёгерсен поднял взгляд на часы. Его бледное лицо порозовело, и было видно, что свидание показалось ему бесконечно долгим.

— Я не знаю.

Карл собрался было вспылить, но удержался: сейчас не время.