Лиз Лоулер

Не просыпайся

Глава 1

Ее разбудили знакомые звуки. Они звучали на редкость успокаивающе, несмотря на то что она сразу встревожилась и ей захотелось вскочить и посмотреть, что там делают ее коллеги. Она слышала, как звякали инструменты в металлической кювете. Аппаратура испускала регулярные сигналы, разрывались стерильные упаковки, на заднем плане раздавалось всепроникающее шипение кислорода.

Мысленно ясно представляя эту сцену, она осознавала, что должна встать, но ее обволакивала ватная сонливость, и отяжелевшие конечности, казалось, потеряли способность двигаться. Она не могла вспомнить, как забралась на одну из свободных каталок, но теперь думала, что, наверное, решила отдохнуть там часок-другой во время ночного дежурства. Обычно ее будил звонок горячей телефонной связи или настойчивые призывы трансивера. Обычно такие срочные вызовы означали, что ей надо вставать и бежать, просыпаясь уже по пути. Но этот странный сон породил ощущение инертной вялости, и она еле-еле смогла разлепить опухшие веки.

Ее ослепил яркий свет, глаза начали слезиться, и она прищурилась от его сияния. Превозмогая резь в глазах, едва смогла разглядеть какие-то общие очертания. В смятении и тревоге пригляделась к окружающей обстановке. Она лежала в незнакомой больничной палате. В ее отделении не пользовались такими светильниками – она видела над собой маленькие отдельные лампочки, легко заслоняемые ладонью. Однако она находилась не в своем рабочем отделении, а попала в странную, незнакомую ей операционную. С какой стати она здесь? Не могла же она забрести сюда, чтобы немного поспать… Думай. Неужели она зашла сюда, чтобы помочь травматологам? Может, им не хватало пары рук? Это казалось весьма маловероятным, но все-таки постижимым…

Она пристально посмотрела вниз – и оцепенела, с содроганием увидев, что ее собственное тело покрыто зеленой хирургической простынкой.

Звуки операционной смолкли, но кровь теперь так громко пульсировала у нее в ушах, что больше она ничего не слышала. Вытянутые руки, закрепленные застежками на липучках, покоились на мягких подлокотниках. Над правым локтем руку охватывала манжета для замера давления, а к среднему пальцу прицепили пульсоксиметр. Однако больше всего ее напугал вид двух больших венозных катетеров, вставленных в предплечья. Оранжевые шприцы подразумевали использование инвазивной жидкости, которая в ее больничном мире применялась для шоковой терапии.

Подсоединенные к иглам трубки, изгибаясь, поднимались к скрытым от нее стойкам с пакетами жидких растворов. Она видела лишь нижние части установленных на штативы пакетов со светлой жидкостью, но могла лишь догадываться, что именно вливали ей в кровь.

Ее сосредоточенный взгляд скользнул дальше, за зеленые салфетки на ее груди и животе, и она чертовски встревожилась, увидев в воздухе розовые ногти своих ног. Ее бедра, осознала она, были расставлены, икры поддерживались под коленями, а лодыжки оказались закреплены скобами – она лежала на операционном столе с поднятыми ногами. По сухости во рту и затуманенному сознанию поняла, что пробудилась вовсе не от обычного, а от вызванного анестезией сна.

– Привет? – сказала она, пытаясь привлечь внимание человека, орудующего инструментами. Лязг стали по стали все еще продолжался. Занервничав, крикнула громче: – В чем дело? Я уже очнулась!

Учитывая ситуацию, она удивилась ощущению собственного спокойствия. Лежа в таком странном положении и ожидая объяснений, она испытывала страх и тревогу, однако профессиональные знания позволяли ей обдумать то, что могло с ней случиться.

Вечером она закончила свою смену. Ее память вернулась к последней осознанной мысли… Проходя по служебной автопарковке в новом легком платье и розовых босоножках, она думала о свидании с Патриком. Это воспоминание привело ее к заключению, что с ней, должно быть, произошел какой-то несчастный случай. Шампанское и розы, подумала она. Именно это обещал Патрик по окончании ее долгой дневной смены. Шампанское и розы, и – если она правильно понимала его – предложение руки и сердца…

Где же он сейчас? Несомненно, расхаживает по коридору перед операционной, встревоженно ожидая сообщений о ее состоянии, готовый броситься к любому, кто сможет дать ему ответ… Может, размышляла она, ее сбили? Возможно, выехавшая слишком быстро машина, которой она не заметила, поглощенная поиском автомобиля Патрика?

Из смутных воспоминаний всплыло, как она нетвердой походкой шла на своих невыносимо высоких каблуках, расправив плечи, втянув живот и выставив напоказ грудь, стремясь показать, как красиво смотрится на ней новое платье. Но потом на нее накатила внезапная волна головокружения, у нее подогнулись ноги, и она упала на колени; почувствовала боль в шее, давление на губы, нехватку воздуха, словно ее рот закрыли кляпом, а потом… ничего… пустота.

Охваченная приступом душераздирающего страха, она судорожно вздохнула, пытаясь справиться с паникой. Насколько серьезна ее травма? Неужели она умирает? Не потому ли, что никого не оказалось поблизости? Неужели ее просто оставили умирать?

Включились ее профессиональные знания и интуиция. Первичное обследование. Необходимые проверки. По алгоритму АBCDE… нет, сначала правило ABC[1]. Ее дыхательные пути чисты. Никакой кислородной маски или носовых катетеров. Она дышит самостоятельно, и более глубокие вдохи не вызывают боли. Кровообращение? Ее сердце бьется быстро и четко. Она слышит его пульсацию с монитора. Но почему же ее ноги распялены? Может, она истекает кровью? Тазовые переломы считаются наиболее тяжелыми. Обильное неконтролируемое кровотечение. Но в таком случае где же бригада озабоченных хирургов? Почему они не перевязали ей таз, чтобы зафиксировать состояние?

– Эй, вы слышите меня? – уже более сердито крикнула она.

Звяканье инструментов прекратилось. Она осторожно шевельнула головой – и не удивилась, обнаружив, что ее голова зафиксирована, а шея помещена в жесткий воротник. Видимо, не исключено повреждение шейного отдела позвоночника. Она начала волноваться. Кто, черт побери, занимается ее лечением? Ей хотелось поделиться с ним или с ней своими мыслями. Какие-то олухи позволили ей очнуться в одиночестве, но они грубейшим образом нарушили все правила, дав ей прийти в себя и осознать, что ее голова и руки обездвижены, а ноги разведены и закреплены скобами. Она могла бы причинить себе непоправимый вред, если б, запаниковав, начала срывать ограничительные приспособления, удерживающие ее в безопасном положении.

До нее донесся звук шагов, приближающихся к ней по каменному полу. Потом в поле периферийного зрения появилась ткань синевато-зеленого цвета – и кто-то в хирургическом костюме. Она мельком увидела бледную шею и край белой маски, но остальная часть лица – нос и глаза – попадала в область яркого света, лишавшего ее возможности что-то нормально разглядеть.

На глаза вдруг навернулись жгучие слезы, и она резко рассмеялась.

– Ненавижу чертовы больницы!

«Кто-то» оставался неподвижным и молчаливым, породив новый страх в ее сверхактивном мозгу.

– Простите за эти слезы. Я уже успокоилась, – сказала она. – Послушайте, просто сообщите мне факты. Опасность для жизни? Роковые переломы? Я способна нормально воспринять все, понимаете? Я работаю здесь врачом, поэтому, прошу вас, не давайте мне подслащенную версию. Я предпочитаю знать правду.

– Ничего с вами не случилось.

Прозвучавший голос поразил ее. Казалось, он проходил через какую-то акустическую систему. Она удивленно прищурилась. Говорил ли с ней стоящий рядом человек, или голос доносится сзади из-за наблюдательной ширмы? Может, это кабинет компьютерной томографии, а не операционная палата? Голос принадлежал мужчине, но она его не узнала. Так не говорил ни один из ее знакомых хирургов. Прищурившись, она пригляделась к скрытому за маской лицу.

– Вы врач или они находятся в другом помещении? Мы находимся в кабинете компьютерной томографии?

– Да, я врач.

Господи, как же плохо его слышно! Казалось, он говорит, стоя рядом с ней, однако голос его звучит словно издалека, как по телефону. Почему он не выключит эти чертовы светильники и не снимет маску, чтобы нормально поговорить с ней? Может, даже взяв ее за руку…

– Так вы не обнаружили у меня никаких повреждений? – взволнованно вздохнув, спросила она.

– Да, ничего плохого с вами не произошло.

В раздражении она повысила голос:

– Послушайте, может, мы вернемся к исходному моменту? С какой стати я лежу здесь и как сюда попала? Что сказано о травмах в моей регистрационной карте?

– Знаете, вам вовсе не стоит так волноваться. Вон как у вас сердце заколотилось… Неровное дыхание, и уровень кислорода в крови приближается к критическому… Вы курите?

Ее взгляд метнулся к стоявшей рядом тележке с кардиомонитором. Она увидела тянущиеся от него провода и поняла, что те тянутся к электродам на ее груди.

– Послушайте, мне не хотелось бы быть невежливой. Вы, вероятно, проработали целый день, но я немного разозлилась, когда, придя в себя после наркоза, обнаружила, что оставлена в одиночестве. А теперь давайте проясним ситуацию. Я не собираюсь жаловаться, но желаю знать, кто вы такой. В данный момент я хочу знать ваше имя, а также что, собственно, со мной происходит.

– Ладно, Алекс, – сказал он, поднимая затянутые в фиолетовые перчатки руки, в которых белел хирургический степлер, – раз уж мы прояснили ситуацию, то прямо сейчас, если вы не будете говорить вежливо, я намерен зашить ваш рот. У вас очаровательные губки. Будет жаль их испортить.

Волна ужаса мгновенно скрутила ей живот. Мышцы затвердели, прищуренные глаза открылись, а мысли, гнев и даже дар речи парализовало.

– Вспыльчивость вам сейчас не поможет, – спокойно продолжил незнакомец.

Шампанское и розы, подумала она. Думай об этом. Патрик. Думай о нем.

– Так-то лучше, – она уловила ухмылку в голосе мужчины, – я не могу работать под аккомпанемент воплей и криков.

В голове Алекс быстро закрутились варианты сценариев. Она попала в какую-то больницу. Кто-то найдет ее. Кто-то услышит ее крики. Ее захватил какой-то сумасшедший. Сбежавший больной? Настоящий врач? Или псих, изображающий врача? Очевидно, ему удалось захватить одну из операционных палат, и он… он случайно столкнулся с ней. Она вспомнила давление на губы. Кляп после падения на парковке… Он притащил ее сюда. Сбил ее с ног, потом заткнул ей рот какой-то тряпкой. Должно быть, усыпил ее. Хлороформом или эфиром…

– Пожалуйста, не кричите, – сказал он, словно читая ее мысли, – мы здесь совершенно одни, и мне правда не хочется насильственно заставлять вас умолкнуть. К тому же у меня болит голова. Холодные ветра всегда вызывают у меня мигрени. Удивительно, что у вас она не разболелась, учитывая, как легко вы оделись для такого холодного вечера.

Она мгновенно осознала свою наготу под зелеными салфетками. Ее обнаженные груди, и влагалище, и слегка приподнятый таз… От такого неестественного положения у нее начало сводить икры.

Патрик. Думай о нем или о чем-то за пределами этой операционной – о маме, о работе, об умершем сегодня пациенте… О людях, которые будут искать ее… Думай, Алекс. Надо попробовать разумно договориться с этим человеком. Заинтересовать его. Рассказать, чем она занималась. Кто она такая. Показать себя с личностной, человеческой точки зрения. Разве не это рекомендуют учебники? Она частенько применяла на практике теоретические познания. Первое правило: осознать причины раздражения больного. Второе правило: снять остроту его раздражения.

– Меня зовут Алекс, и я врач, – сказала женщина.

– И вам известно, что у вас загиб матки? – спокойно продолжил незнакомец. – Для извлечения вашей спирали мне пришлось использовать изогнутое зеркало.

Ошеломленная, она лишь изумленно взирала на него. Значит, он уже что-то сделал с ней. Пока она лежала без сознания, его руки обследовали ее внутренности.

Думай, приказала себе Алекс. Думай хорошенько, пока еще не поздно покончить со всем этим кошмаром. Веди себя любезно. Вызови его симпатию. Постарайся, черт тебя подери, строго настраивала она себя, хотя ее распухший язык пока отказывался нормально шевелиться.

– С-спасибо, что вы извлекли ее. Не каждый смог бы оказать такую любезность.

– Всегда пожалуйста.

Его ответ заронил в ее душу лучик надежды. Получилось. Они уже разговаривали. Она фактически не видела его лица, и он, вероятно, отлично осознавал это. Она могла сказать ему, что ей неизвестно, кто он такой и что она готова забыть все, что он сделал с ней. Никто не пострадал, ничего страшного. Он мог свободно уйти.

– Интересно, – задумчиво произнесла она, – не могли бы вы разрешить мне встать и воспользоваться туалетом?

– Нет нужды, – его фиолетовые перчатки исчезли под зелеными салфетками и коснулись ее обнаженной кожи.

Она вздрогнула.

– Успокойтесь, – посоветовал мужчина, прощупывая нижнюю часть ее брюшной полости, – ваш мочевой пузырь пуст. Я уже вывел жидкость катетером. Выход мочи нормальный.

– Зачем вы сделали это?

– Серьезная операция, Алекс, – ответил похититель, обращаясь к ней по имени, с фамильярностью работающего рядом с ней коллеги. – Процесс мочеиспускания для вас какое-то время будет болезненным.

Рыдания невольно сотрясли ее грудь, и палату заполнил вопль отчаяния.

– Что вы сделали со мной?

– Я уже говорил вам. С вами ничего не случилось. Пока. Решение за вами. Вы просто должны ответить на такой вопрос: что значит «нет»?

В голове ее царил сумбур, когда она попыталась осмыслить этот вопрос. Что он вообще означает? Неужели она знает этого мужчину? О чем, черт возьми, он спрашивает?

– К примеру, вот эта красота. – Он покачал перед ней ее бледно-розовыми босоножками с изящными ремешками, на высоченных каблуках, которые, безусловно, могли возбудить Патрика, хотя на них и невозможно нормально ходить. – Неужели они не подразумевают вашего согласия? Или вот эта прелесть? – Теперь перед ее лицом покачивались прозрачные чулки. – Они, несомненно, соблазнительны. Раздевая вас, я заметил, что вы обходитесь без бюстгальтера, а из ваших трусиков едва ли получился бы даже крохотный носовой платок.

Икры Алекс плотно обхватили кожаные ремни, врезавшиеся в ее плоть, когда она попыталась сдвинуть колени. Она отлично поняла, о чем он спрашивал.

– Прошу вас, – взмолилась она, – не надо!

– Алекс, ведь это простой вопрос. И, по-моему, нам обоим известно, что вы имеете в виду, говоря «нет», не так ли?

Ненависть возобладала над страхом, и на мгновение она почувствовала себя свободной и смелой.

– Я не понимаю этот вопрос, ублюдок, – яростно прошипела пленница, – а содержание кислорода в крови у меня понизилось из-за ваших снадобий! Вам необходимо вернуться к учебникам. Вы что, неудавшийся шарлатан? Верно, придурок?

Она услышала резкий вдох – раздражение проявилось легким вздутием его маски.

– Спокойнее, спокойнее. Злость вам не поможет. Вы лишь вынудите меня быстрее принять решение.

Он повернулся в сторону и придвинул к себе блестящий столик из нержавейки с набором знакомых ей инструментов. Крючок для удаления внутриматочной спирали, маточные ножницы, влагалищное зеркало Куско и рядом с ними наркозная маска. Она оцепенела от ужаса, увидев, что он взял маску. Маску Шиммельбуша[2]. Раньше Алекс видела такую конструкцию лишь раз в жизни, в стеклянном шкафу, в кабинете вышедшего на пенсию анестезиолога. Она вспомнила такой тип проволочной маски, потрепанное приспособление, накрывающее нос и рот. Только данное устройство выглядело более грубым: выгнутая рамка – размером с грейпфрут – из тонкой проволочной сетки, покрытая слоями марли для пропитки ее жидким анестетиком, пары которого предназначены для усыпления пациента.

– Незамкнутая цепь, – спокойно продолжил похититель, – непревзойденный старомодный метод. Не требуется вставлять никаких трубок. Никаких анестезирующих приборов. Всего лишь марля и маска. И усыпляющие пары, разумеется, позволяют врачу освободить руки для выполнения других дел.

Ее смелость испарилась. Самообладание ослабело. В нем нет никакого смысла. Спасения нет. Он мог сделать с ней все, что ему захочется, и она не в состоянии ничему помешать. У нее даже мелькнула мысль, не лучше ли будет умереть на этом столе. Она могла расстаться с жизнью, даже не осознавая ее окончания.

– С другой стороны, если я лишу вас сознания, то мы не сможем разговаривать. Вы даже не узнаете, если мне понадобится ваша помощь в случае осложнений. Я ведь мог бы дать вам зеркало, и вы помогли бы мне разобраться с проблемой. Иссечение вульвы может вызвать некоторые сложности.

Участившееся дыхание Алекс стало поверхностным. Она пристально смотрела на маску в его руке, слыша начавшийся в голове звон. У нее перехватило дыхание. Она не могла вымолвить ни слова…

– Последний шанс, Алекс. Я легко могу сделать это. Вы немного поспите, пока я займусь тем, на что, как нам обоим известно, вы предпочли бы ответить согласием, а потом – домой, бай-бай. Итак, я спрашиваю еще раз: что значит «нет»?

Все ее тело начало дрожать. Дрожь сотрясала большие грудные мышцы, ягодицы и ноги. Ее голова и шея оставались жестко зафиксированными, но руки и лодыжки в своих ограничительных ремнях тоже заметно тряслись. По ее лицу заструились слезы, наряду со слизистыми выделениями из носа и рта, и несмотря на это, когда она заставила себя возразить вслух, ее раздирал безмолвный крик: «Нет».

– Простите, я не поняла вас. – Из-за его действий у нее появились проблемы со слухом.

Похоже, он принял иное решение – маска закрыла половину ее лица, и сжиженный газ начал действовать.



– Я говорю «да», – сонно прошептала она. – «Нет» значит «да».

Глава 2

Алекс открыла глаза. Она лежала на каталке, покрытая белой простыней, и на нее спокойно смотрели двое коллег. Фиона Вудс, ее лучшая подруга и старшая медсестра отделения неотложной помощи, и Кэролайн Коуэн, старший врач-консультант и заведующая того же отделения. Их лица выражали одинаковые чувства – ободрение, – и на губах у них сразу же заиграли сердечные улыбки. Алекс четко осознала, где она находится, вплоть до номера палаты: номер девять.

Она заметила, что карманные часы Фионы показывают почти два часа ночи. Всего пять часов назад Алекс закончила дежурство здесь, в этом самом отделении, и быстро приняла душ в комнате для персонала. Ее выходное платье висело на плечиках; она еще успела нанести макияж и надушиться. Все это происходило совсем недавно, однако так многое изменилось… Ее жизнь висела на волоске. Если б она не согласилась… если б она отказалась… если б осмелилась…

Алекс зажмурилась, сделала медленный и глубокий вдох и, собравшись с духом, вновь открыла глаза.

– Привет, радость моя, – произнесла Кэролайн своим самым заботливым тоном. – Ты можешь рассказать мне, что случилось? Скажи мне, какой сегодня день и где, по-твоему, ты находишься?

Однако Алекс пока не готова была ответить на первый вопрос. Поэтому она сосредоточенно ответила на второй и третий:

– Сегодня воскресенье, тридцатое октября, я нахожусь в центре Бата, в моей родной больнице и в моем же отделении.

– Ты действительно здесь, милочка, только сегодня уже тридцать первое. Ты заставила нас поволноваться… Гроза разразилась нешуточная, проливной дождь и шквальный ветер… Ты прилично напугала нас, – Коуэн ободряюще кивнула, – но ты жива и здорова. Пара царапин на коленках да шишка на затылке, но в остальном всё в порядке. Умница Патрик настоял на продолжении поисков, иначе нам пришлось бы лечить тебя от гипотермии. Я настаиваю, чтобы ты здесь переночевала. Проведем несколько неврологических и гинекологических обследований. Ты пребывала в хорошенькой отключке. В какой-то момент я уже собиралась пригласить коллег для полного обследования… А сейчас полежи тихо и спокойно, и тогда не успеешь опомниться, как мы избавим тебя от этого ошейника.

Слезы облегчения полились из глаз Алекс, и она просто сморгнула их. Тонкие брови Кэролайн озабоченно сошлись к переносице. Она выглядела старше своих лет, ее крепкое телосложение и сильные, накачанные руки объяснялись не спецификой медицинской службы, а долгими годами трудов на их с мужем ферме.

– О, радость моя, не плачь. Мы посадим тебя и в два счета обеспечим чашкой чая. Фиона, сбегай позови еще несколько наших умниц. Надо быстро разобраться с нашим любимым доктором. Только не беспокой никого из парней, – в обходительной манере предупредила Коуэн помощницу. – Уверена, что Алекс не жаждет, чтобы они пялились на ее крутую задницу.

Алекс лежала совершенно безмолвно. Она испытывала жуткую усталость и с благодарностью внимала прозаичным распоряжениям и легкому подшучиванию Кэролайн. Позже она сможет дать волю своим чувствам. Позже сможет поорать во все горло и отрубиться в изнеможении, но пока ей лучше оставаться спокойной. Ей необходимо сохранять спокойствие, если она хочет оказать какую-то помощь полиции.

Вместе с Вудс в палату вернулись еще три медсестры.

– Я могу держать ей голову, – предложила Фиона.

Остальные медсестры расположились с одной стороны от Алекс, и каждая из них положила руки на свой участок ее тела. Они крепко удерживали ее плечи, бедра и ноги. Стоя во главе стола, Фиона обхватила руками голову пациентки, а Кэролайн, ослабив крепления шейного бандажа, сняла этот хомут. Затем осторожно положила руку на шею Алекс и, начиная от основания черепа, прощупала шейный отдел позвоночника, пытаясь обнаружить признаки травм или деформаций.

– Немного болезненно? – спросила она, почувствовав, как Алекс вздрогнула.

Та собралась кивнуть, но Вудс мгновенно пресекла эту попытку:

– Эй, ты же не настолько глупа, чтобы кивнуть! – Лицо подруги находилось так близко, что Алекс почувствовала запах сигаретного дыма.

Очевидно, Фиона опять сорвалась. Жаль, ведь она так хорошо удерживалась от курения со своими никотиновыми пластырями…

Следующие несколько минут, после перекатывания ее на бок в обездвиженное вытянутое положение, благодаря поддержке сильных рук Вудс Кэролайн тщательно проверила весь остальной позвоночник. И наконец – унизительный момент, особенно потому, что она знала всех этих людей, – Коуэн погрузила палец в прямую кишку, чтобы оценить тонус сфинктера. Но вот осмотр закончился, и когда пациентку перекатили обратно на спину, лицо Кэролайн расплылось в широкой улыбке.

– Ты в полном порядке, Алекс. В этом ошейнике нет ни малейшей нужды. А сейчас я собираюсь приподнять тебя на подушки, и ты сама выпьешь чашку чая. – Она взглянула на Фиону. – И совсем нелишним будет принять еще пару таблеток ко-кодамола.

Нет сомнений, что Кэролайн Коуэн мастерски умеет сохранять спокойствие в критических ситуациях. Размеренность и описание действий, да и сама интонация словно предназначались для предотвращения истерического припадка. Она давала Алекс время привыкнуть к ситуации, оптимально структурируя все сведения, чтобы та смогла легче принять грядущие неприятности. Алекс всегда восхищалась ею, а сейчас – больше всего. Коуэн полностью обеспечила подготовку пациентки к дальнейшим откровениям.

Когда палату покинули помощницы, Кэролайн вымыла руки в раковине. Струя воды забрызгала ее зеленую униформу – и блузу, и брюки, – но она, посмеиваясь и шутя по этому поводу, вытянула пару бумажных полотенец с настенного держателя. И опять же ее тихий смех дал Алекс понять, что поведение подруги вполне естественно. Постепенно, шаг за шагом, всему свое время. Никакой спешки. Она в безопасности, и никому не удастся прошмыгнуть мимо Коуэн.

– Итак, радость моя, есть вопросы? – спросила заведующая отделением.

До боли прикусив нижнюю губу, Алекс пыталась сдержать угрожающий прорваться поток слез. Позже, пообещала она себе. Она сможет выплакаться потом, в объятиях Патрика.

– Полиция. Вы еще не вызвали полицейских? – спросила Алекс. – Им необходимо заблокировать все выходы. И в первую очередь проверить все операционные. Мне нужно сдать все анализы: на ВИЧ-инфекцию, сифилис, гонорею, беременность – полный набор. Пусть даже это займет целую ночь. Мне необходимо точно знать, что он сделал со мной.

Спокойствие Кэролайн улетучилось. Теперь она выглядела серьезно озабоченной.

– Алекс, о чем ты говоришь? Почему нам надо вызвать полицию?

Пациентка почувствовала, как заколотилось ее сердце. Надсадное дыхание резко участилось. От неудержимой дрожи, сотрясавшей ее конечности, с нее соскользнула простыня.

Ее голос, как она узнала позже, разнесся по всему отделению. Превзойдя все прочие звуки – крики боли, смятения и страха, дребезг тележек, развозящих медикаменты по палатам, громкую сигнальную разноголосицу двадцати с лишним мониторов. Ее голос, ее ответ, превзошел все.

– Потому что он изнасиловал меня!!!

Глава 3

В настоящее время случаи изнасилования в отделении неотложной помощи имеют свой особый уровень конфиденциальности. Согласно правилам, уважая человеческое достоинство, эту ситуацию окутывают молчанием. Дежурные медсестры, лечащий врач и полицейские занимаются своими делами так незаметно, что никто, кроме них, в отделении не осознает случившегося.

В случае Алекс Тейлор, однако, в ту ночь в отделении не было сотрудника, не знавшего о случившемся или не слышавшего о предполагаемом инциденте. Еще до окончания обследования возникли предположения о том, что могло случиться на самом деле. Преимущественная версия склонялась к тому, что она перенесла черепно-мозговую травму. Вероятно, имели место спутанность и помрачение сознания.

В смотровой палате судмедэксперт и сотрудница уголовного розыска не могли не верить этой расстроенной женщине и отрицать возможность изнасилования, но им с трудом верилось в остальную часть ее рассказа. Только Мэгги Филдинг оставалась на нейтральной и объективной позиции, проявляя, после завершения обследования, должную профессиональную заботу и внимательно слушая длинную историю Тейлор. Она без промедления отвечала на любые вопросы пациентки.

– Алекс, спираль на месте. Нет никаких признаков того, что ее извлекали. Я видела усики, и все остальное выглядит нормально.

Филдинг дожидалась очередного комментария пострадавшей. Она не сводила с нее взгляда и, казалось, никуда не спешила. Мэгги была эффектной женщиной спортивного сложения, высокой и стройной. Ее великолепные волосы цвета шоколада в распущенном состоянии доходили до талии.

На лице Тома Коллинза, судмедэксперта и уроженца Новой Зеландии, бывшего также терапевтом, неизменно отражалось сочувствие. На время обследования он покинул палату.

Приподняв задницу Алекс, под нее подложили бумажное полотенце и вычесали лобковые волосы для выявления улик. Потом полотенце, расческу и выпавшие волоски поместили в специальный пакет, запечатали, поставили подпись и дату и передали офицеру полиции. Затем ей подстригли ногти и собрали их кусочки в отдельный пакет. Состригли несколько волос с головы. Она также плюнула в какую-то специальную склянку, и у нее взяли кровь на анализ и мазки изо рта, ануса и влагалища. Доктор Тейлор видела, как Мэгги растирает мазок по предметному стеклу, понимая, что его будут исследовать на наличие спермы. В заключение ее с ног до головы тщательно осмотрели, выискивая любые повреждения. Синяки. Царапины. Следы укусов или зубов, которые могли бы помочь идентифицировать напавшего на нее человека.

Отойдя к двери, Мэгги Филдинг позвала обратно Тома Коллинза. Всего несколько недель назад Алекс сама стояла на месте Мэгги, рядом с тем же самым экспертом, когда тот брал кровь на анализ у женщины, изнасилованной ее приятелем. Тогда они были в равном положении – оба профессионалы, исполнявшие свои обязанности, официально описали и сфотографировали множество синяков и ушибов. На этот раз, если смотреть на ситуацию глазами Тома, Алекс стала жертвой, а он, оставшись профессионалом, выполнял свою работу, прилагая всяческие усилия для сокрытия факта их личного знакомства.

– Могли бы мы еще разок пройтись по вашим показаниям? – спросила констебль.

Изначально, придя в палату, эта женщина спокойно представилась как констебль Лора Бест. Она выразила Алекс глубокое сочувствие по поводу случившегося и добавила, что нет необходимости обращаться к ней официально – вполне достаточно просто имени. Однако к данному моменту сочувствия во взгляде Лоры заметно поубавилось. Ее веснушчатое лицо стало более отстраненным. И выглядела она немного раздраженной. Все четверо людей провели в этой закрытой смотровой палате уже больше часа, и на них начал сказываться разогретый и спертый воздух.

Перелистнув несколько страниц блокнота, Бест начала зачитывать показания:

– Вы помните, как, пересекая служебную парковку, почувствовали удар по затылку, позже у вас возникло ощущение кляпа во рту, и, возможно, вы уловили запах эфира. Затем вы очнулись в какой-то операционной, обнаружили себя с зафиксированными конечностями и увидели человека, изображавшего хирурга.

– Я не знаю, изображал ли он хирурга, – сердито возразила Алекс. – Я говорила, что он был одет как хирург.

Прежде чем продолжить, Лора на мгновение поджала губы.

– Далее он угрожал зашить вам рот, показал поднос с инструментами и сказал, что извлек вашу спираль, опустошил ваш мочевой пузырь с помощью катетера, а затем объяснил, что собирается сделать вам какую-то операцию… на вульве… – На этом слове констебль запнулась.

– Иссечение вульвы, – раздраженно уточнила Тейлор. – И я подтверждаю, что все перечисленное вами верно.

– Далее этот человек задал вам вопрос, в связи с которым вы подумали, что он намерен изнасиловать вас. После чего, по вашим словам, усыпил вас.

– Да.

– И далее вы помните только, как проснулись здесь, в вашем отделении.

– Да.

– Но вы не можете описать его внешность или узнать его голос.

– Нет. Я уже упоминала, что в той операционной меня ослепляли лампы. Я видела хирургическую маску, и мне удалось разглядеть, что он одет в униформу хирурга. Но его голос… Казалось, он говорил через какое-то акустическое устройство, и его голос звучал отдаленно, словно сам он не стоял рядом со мной. Он говорил по-английски, но, с другой стороны, в его произношении проскальзывал американский акцент.

– То есть этот англо-американский врач проделал с вами все вышеперечисленное? Гм-м… Простите меня, доктор Тейлор, если я покажусь вам слишком тупой или, возможно, невосприимчивой, но вы покинули это отделение в половине десятого вечера, а на парковке вас обнаружили в половине второго ночи.

– И что же тут непонятного?

– Вы упоминали большие иглы… оранжевые катетеры, вставленные в обе ваши руки. Разве там не должны были остаться следы уколов?

– Вы не слушали меня. Не восприняли сказанное мной. Да, катетеры там были. Я видела их. Очевидно, его план отчасти состоял в том, чтобы ввести меня в заблуждение, заставив поверить, что я получила серьезные травмы. Внушить мне, что я не в состоянии двигаться. Вся сцена предназначалась для того, чтобы я осознала себя беззащитной и согласилась… согласилась позволить ему сделать то, что ему хотелось.

Легкая улыбка скользнула по губам молодой сотрудницы полиции. Она взглянула на Тома Коллинза и Мэгги Филдинг. Алекс заметила, как все они обменялись быстрыми взглядами. Да, обменялись недоступными для нее говорящими взглядами. Словно эти профессионалы принадлежали к закрытому клубу, куда не допускались жертвы.

– Я испугалась бы, увидев такое в кино, – едва не усмехнувшись, заметила Лора.

Разозлившись, одетая в больничный халат пациентка вскочила с мягкой каталки и встала босиком в шаге от констебля Бест.

– Увы, черт возьми, это вовсе не выдуманное кино, поэтому вам лучше приберечь усмешку на другой случай. И я не придумала всю эту чертовщину! На меня напали. Насильно увезли куда-то, и если б я не согласилась на то, что он хотел, то могла бы сейчас покоиться в чертовом морге.

– Извините, если я огорчила вас. Мы не говорим, что этого не было, – ответила Лора, приобщая к своим оправданиям Тома и Мэгги. – Просто пытаемся во всем разобраться. Вас нашли полностью одетой. Ваше нижнее белье, ваши туфли – все было на месте. Даже платье застегнуто на все пуговицы.

И дальше она высказала то, что думала на самом деле, что вертелось у нее в голове, очевидно, на протяжении всего этого опроса.

– Ваши коллеги сообщили мне, что на работе у вас выдался трудный день…

Ее заботливый тон опять разозлил Алекс.

– Не более чем обычно. В отделении неотложной помощи трудности возникают постоянно, разве вы не замечали?

– Насколько я поняла, день был труднее обычного. Если, конечно, вы не ежедневно теряете детей.

– Я… я… «Скорая» привезла малышку уже мертвой. Мы ничего не могли сделать для того ребенка!

– Я полагаю, Алекс и так уже вынесла достаточно, – вмешалась Мэгги Филдинг. – Ей необходим отдых. И в следующий раз, детектив Бест, когда полиция столкнется с таким случаем, по-моему, будет уместнее прислать к нам более опытного офицера или, по крайней мере, более опытного в делах об изнасиловании, как вам, несомненно, и будет сказано, когда вы представите отчет о показаниях.

В лучшие времена Алекс не особо симпатизировала Филдинг. Эта женщина считалась блестящим гинекологом, но ее манеры обычно отличались грубоватой бестактностью. Однако сейчас доктора Тейлор порадовало ее присутствие.

– Я хочу видеть Патрика, – попросила она. – Где Патрик? Мне необходимо увидеться с ним!

– Он здесь, – кивнув, ответила Мэгги, – ждет в коридоре.

– Вам понятно, он нужен мне! Патрик, – вскрикнула Алекс, – Патрик!

В объятиях любимого она наконец дала волю слезам – и в промежутках между бессвязными всхлипами, призывами и проклятиями поведала ему о своем ночном кошмаре. Потрясенный и разгневанный Патрик потребовал, чтобы Лора Бест нашла этого мерзавца. Потребовал, чтобы она задействовала больше полицейских, и спросил, почему их поисковая группа еще не обыскивает больницу. Именно Алекс удалось удержать его от начала немедленных самостоятельных поисков: она вцепилась в его руки, не отпуская от себя, и необходимость в его присутствии победила. В его объятиях Алекс почувствовала себя в полной безопасности – и в итоге смогла успокоиться и уснуть.

Глава 4

Лора Бест стояла рядом с Патриком Фордом. Несмотря на бессонную ночь, проведенную у постели подруги, он выглядел элегантным и свежим. И, судя по напряженности его взгляда, опять готовился к горячей дискуссии с констеблем. Впрочем, его вопросы могли и подождать – теперь настал ее черед. Ей пока не представился случай снять с него показания по поводу вчерашнего вечера, поскольку, высказав ей свои требования поиска человека в хирургической униформе, Форд счел необходимым посвятить все свое внимание утешению подруги.

Они как раз проходили по служебной парковке, и Патрик показывал, где они с охранником обнаружили травмированную Алекс Тейлор и где была припаркована его машина. Всего через несколько машин от места, где ее нашли, однако поначалу он ничего не заметил. Его объяснение такого факта звучало правдоподобно. Приехав на стоянку, Форд немного подождал, а потом направился в больницу искать Алекс, и там ему сообщили, что она ушла минут пятнадцать назад. Тогда Патрик подумал, что она, должно быть, поехала на такси к нему домой, поскольку он слегка опоздал, и поэтому сначала съездил домой, а потом вернулся к больнице и начал поиски.

– И почему же вы опоздали? – спросила его Лора.

– Да, в сущности, это и опозданием-то не назовешь, – пожав плечами, ответил Патрик, – учитывая, как долго я обычно дожидался ее выхода. Ей никогда не удавалось вовремя уйти с работы. Сам я работаю ветеринаром и закончил прием немного позже, минут на пять или десять, но беспокоиться особо не стал, поскольку, как я сказал, Алекс обычно сама опаздывала. Я приехал сюда примерно без двадцати десять, максимум без пятнадцати.

– А когда вы вернулись опять и начали поиски?

– Вероятно, около одиннадцати. До моего дома минут двадцать езды, а мне пришлось скататься туда и обратно. И я подождал там минут пятнадцать, надеясь, что она вот-вот появится.

– Так как же получилось, что вы так долго не могли найти ее? – удивилась Лора.

– В данном случае вполне уместно будет признаться в глупости или в некомпетентности, – раздраженно заявил Форд. – Мы лишь в самом начале поискали на парковке между машинами. А потом напрасно тратили время, рыская по больнице, заглядывали в каждую палату, полагая, что какому-то пациенту могла понадобиться ее помощь… Да и позже-то нашли ее с трудом – она лежала под деревьями в кромешной темноте, ее сложно было заметить.

– И как она чувствовала себя? Рассказала что-то существенное?

– Она спала беспробудно, – покачав головой, ответил Патрик.

– У вас есть какие-то идеи по поводу того, что могло случиться?

– Что вы имеете в виду? – Он удивленно вскинул голову.

– Просто любые мысли, которые пришли вам в голову прошлой ночью, – слегка пожав плечами, пояснила Бест.

– Вы подразумеваете, что не верите ей? – вызывающе произнес Патрик. – Я лично не знаю, что и думать. Услышанное потрясло меня. Однако я ни на секунду не усомнился в том, что говорила мне Алекс. – Он пристально взглянул на констебля. – Насколько я понимаю, вы уже занимались поисками этого человека? По крайней мере, пытались найти подтверждения ее истории?

– Да, безусловно. – Лора с важным видом кивнула. – Мы проверили все операционные, прилегающую к больнице территорию, поговорили с персоналом хирургического отделения. А теперь, разумеется, исследовали с вами то место, где вы обнаружили ее. Ветви над ее головой сильно раскачивались на ветру. Вокруг того места, где она лежала, валяется мусор, обломки веток, некоторые довольно тяжелые. Она получила удар по голове и лишилась сознания.

– То есть, по вашему мнению, ее вырубило падение одной из тех веток? – выразительно уточнил Форд. – Но разве такой вариант согласуется с ее рассказом?

Бест немного помедлила, задумчиво поджав губы.

– А что, если у нее выдался травмирующий день? – в итоге предположила она. – Мне говорили, что вчера она потеряла ребенка. Возможно, это как-то сказалось на ее психическом состоянии…

– Психическом состоянии! – прищурившись, воскликнул Патрик. – Надеюсь, вы не думаете, что психика доктора Тейлор неустойчива, поскольку, уверяю вас, нервы у нее в полном порядке. Уж я-то знаю. Мы провели с ней достаточно много времени. Не стоит увлекаться ошибочной версией. Хотя есть и другое возможное объяснение, и кроется оно в физических причинах. Наиболее вероятно сотрясение мозга. И – да, возможно, именно тяжелая ветка ударила ее по голове. – Его взгляд спокойно оценивал констебля. – Но, надеюсь, вы будете серьезно относиться к ее словам, пока не использовали все возможности для поиска похитителя. И если это все, что мы могли обсудить, то я лучше поспешу проверить, как она себя чувствует.

Лора ухмыльнулась, глядя на его удаляющуюся спину. Излишне самоуверен, на ее вкус. Красив, конечно, и стильно одет, хотя скорее похож на городского щеголя, чем на ветеринара. Прямо-таки излучает самодовольство. И все же не годится в герои ее романа. Тем не менее разговор с ним прошел продуктивно: ей удалось установить временны́е рамки того, кто где был во время этого так называемого похищения. Доктор Тейлор определенно достаточно долго находилась на парковке. Если б ее кавалер прибыл вовремя, то ничего не случилось бы. И констеблю Бест не пришлось бы зря тратить ночь, обыскивая больницу. Зато никто не скажет, что она отнеслась к делу небрежно. Как-никак Лора была настоящим профессионалом.

* * *

На следующее утро, заглянув в глаза Патрика, Алекс обеспокоилась тем, о чем он мог подумать. Когда она проснулась, он сидел рядом с ее кроватью и сразу завладел ее рукой. В его темно-синих глазах она увидела любовь, понимание, озабоченность знанием того, через что ей пришлось пройти, и еще нечто особенное. Не имевшее отношения к чувствам – она увидела несвойственное ему сомнение или опасение.

Когда Алекс взглянула на Патрика, тот не произнес ни слова. Просто пристально посмотрел ей в глаза, наклонился и припал поцелуем к ее губам. Легкое давление, мгновение утешительной сердечности, а потом он выпрямился в своем кресле, ожидая, что скажет она сама.

– Нам не удалось выпить шампанского, – вяло произнесла Алекс.

– Оно охлаждается во льду, – улыбнувшись, ответил Патрик.

– Лед, должно быть, давно растаял. И этикетка отмокла.

– Его вкус все так же хорош. Или я могу купить другую бутылку.

Их пальцы переплелись, и пациентка мягко сжала руку Патрика.

– Как там моя мать?

– Вероятно, размышляет, придем ли мы с тобой к ланчу. Отчаянно хочет обсудить заключительные приготовления к вашей исторической семейной свадьбе.

Алекс насмешливо скривилась. В истории еще не бывало так долго планируемой свадьбы. Ее сестра Памела наконец-то определилась с выбором места проведения, нарядов, фотографа, цветов – и единственной подружки невесты. Алекс предоставила выбор платья последней на усмотрение своей сестры. После множества примерок самых разных очаровательных платьев и выслушивания от Памелы неизменно сомнительных охов и ахов, она отказалась от участия в выборе. Ведь ей приходилось тратить на походы по магазинам основную часть своих выходных.

– Я имела в виду, как она восприняла эту историю?

Патрик высвободился из ее рук и сложил пальцы домиком.

– Она пока не знает. Мне подумалось, что лучше тебе самой рассказать ей обо всем. Спокойно, при свете нового дня. В общем…

Алекс выпрямилась. Ее пристальный взгляд замечал малейшие изменения в выражении лица Форда.

– Что «в общем», Патрик?

– Просто сегодня твои мысли могут измениться. Может появиться иной взгляд на вчерашнее. Знаешь, дорогая, вчера ночью тебе удалось по-настоящему напугать меня. И я не испытывал большего облегчения в жизни, когда мы все-таки нашли тебя. Погода стояла ужасная. Тебя могла сбить какая-то машина. Ты могла умереть там без помощи.

Вновь началась знакомая уже дрожь. Теперь Алекс знала, чем она вызвана. Паникой. Не из-за того, что с ней случилось, а из-за того, что ей не верят. Она сжала кулаки, вдавив в ладони пальцы с недавно обстриженными ногтями, и приказала себе успокоиться.

– Где меня нашли?

– На парковке.

– Я имею в виду, где именно на парковке?

– Наверное, сразу за ней. Мы с охранником нашли тебя лежащей на траве под деревьями. Рядом валялась пара больших веток, и мы подумали, что одна из них треснула тебя по голове.

– Вот как… Значит, именно так ты и думаешь?

– Нет, – немного помедлив, произнес Патрик. – Вернее, да, возможно, ветка и ударила тебя по голове, но это вовсе не значит, что я не верю в остальные несчастья, случившиеся с тобой. Послушай, Кэролайн Коуэн записала тебя на компьютерную томографию. И, по-моему, это отличная идея. Мы же не знаем, в сущности, насколько сильный удар ты получила. По нашим подсчетам, ты провалялась без сознания больше трех часов. Это на редкость долгий обморок.

– Патрик, а что там говорят остальные? Чем занимаются полицейские?

– Ищут его, но пока безуспешно, никаких следов. Честно говоря, милая, по-моему, они больше разговаривали с твоими коллегами, чем суетились с поисками этого типа. Не думаю, что они поверили в достоверность твоего рассказа. Все беспокоятся, разумеется. Но, по-моему, полицейские не верят тебе.

Он умолк, не оставив Алекс и тени сомнения в том, что подразумевали его слова. Либо она получила мозговую травму, либо помешалась.

– А ты? Ты веришь мне?

Патрик встал с кресла и присел на край матраса, чтобы иметь возможность обнять свою подругу.

– Разумеется, верю, – прошептал он ей на ухо.

Потом немного отстранился, чтобы видеть ее лицо, и она заметила, что сомнение, таившееся раньше в его глазах, исчезло.

– У меня нет причин не верить тебе, – добавил Патрик. – Разве ты когда-нибудь обманывала меня?

Алекс вновь успокоенно прижалась к его груди. Она привыкла чувствовать себя в безопасности с этим мужчиной. Он интересовал и озадачивал ее в равной мере. Его увлеченная преданность ветеринарии вполне согласовалась с ее собственной приверженностью человеческой медицине. Патрик выделялся честолюбием и целеустремленностью – эффективное сочетание для мужчины, который к тому же выглядит как манекенщик. Они познакомились благодаря его увлеченности регби. В разгар какой-то игры его доставили к ним в больницу с подозрением на перелом лодыжки. Алекс не воспылала к нему любовью с первого взгляда. На самом деле поначалу она сочла его занудой. Патрик знал медицину не хуже ее и начал подробно диктовать ей, как надо его лечить, пока Алекс не поставила его место, заявив, что здесь она – врач и сама будет решать, нужны ему костыли или нет. На следующий день в ее кабинет доставили не слишком оригинальный букет цветов, а следом появился и сам Патрик, пригласив ее куда-нибудь выпить…

Обнимая его, Алекс опять исполнилась тревоги. Она перенесла кошмарную травму и никогда в жизни еще не чувствовала себя такой одинокой и беспомощной. Мысль о том, что ей не поверили, казалась почти невыносимой. Особенно недоверие полицейских. Рядом с ней покачивался воздушный шарик, надутый гелием, а приклеенный к его веревочке стикер гласил: «Скорее поправляйся!» – и она с нежностью подумала, что Фиона, наверное, стащила его у какого-то уснувшего пациента. Хотя от чего ей надо поправляться? От ошеломившего ее удара? От последствий трудного рабочего дня? Неужели все действительно думают, что у нее разыгралось воображение?

Отстранившись от Патрика, она взглянула ему в глаза и прямо заявила:

– На свободе гуляет убийца. Не просто насильник. Тот тип – чокнутый садист. Ты должен поверить, что все случившееся прошлой ночью не является плодом моего больного воображения или результатом мозговой травмы. Я лежала связанная по рукам и ногам, Патрик, и только мысли о тебе удерживали меня от безумия. Несомненно, что я не пролежала на парковке несколько часов. Я находилась во власти такого жуткого выродка, какого ты и представить не можешь. И знаешь, что больше всего меня расстраивает? То, что полицейские не собираются нормально расследовать это преступление. Они не способны поверить, что такое могло случиться. Но я сделаю томографию, и тогда мы сможем опровергнуть самое примитивное заключение – о том, что я потеряла треклятый разум.

* * *

Патрик настоял на своем присутствии в кабинете компьютерной томографии. Защищенный освинцованным фартуком, он улыбнулся, когда Алекс исчезла в камере установки.

Форд донимал рентгенолога бесконечными вопросами, заявляя, что недавняя травма мозга могла не проявиться так быстро после несчастного случая. Он утверждал, что повреждения сосудов мозга можно не заметить, если не случилось явного кровоизлияния. Предположил, что через несколько дней, наверное, обязательно нужно будет провести повторное сканирование. Рентгенолог терпеливо слушал и отвечал на все его вопросы, а в заключение сказал, что ее мозг не только совершенно нормален, но и что томограмма не выявила даже легкий ушиб. Алекс хотелось рассмеяться, увидев, какое разочарование отразилось на лице Патрика. Ему явно хотелось обнаружить иное объяснение реально случившегося похищения. И кто мог бы обвинить его? Гораздо легче было бы смириться с больным воображением.

Форд стоял в такой напряженной позе, что рентгенолог быстро сообразил, что именно его беспокоит. Алекс обожала Эдварда Даунинга и очень жалела, что в конце этого года он уйдет на пенсию. Даунинг был профессионалом старой школы и обаятельным мужчиной, неизменно вежливым и приветливым, и, вероятно, одним из лучших рентгенологов страны. Добродушно рассмеявшись, он подмигнул Алекс.

– Разумеется, это не исключает некоторых странностей.

– Верно, не исключает, – с готовностью согласился Патрик, пока не заметил смятения своей подруги. – Ну, я же всего лишь пошутил.

Алекс с благодарностью сжала его руку, боясь, что голос подведет ее. Она преодолеет это злоключение. У нее есть Патрик и Фиона, а еще Кэролайн, конечно. Она не осталась наедине с тем ночным кошмаром.

Вскоре после полудня они с Патриком покинули больницу, и тогда тот поведал ей свой план. Он уже договорился с Кэролайн Коуэн и освободился от собственной работы, пригласив временного заместителя. Так что они поедут отдыхать. На недельку. В жаркие края, где можно валяться на пляже, потягивать восхитительные коктейли и поглощать морские деликатесы. Там Тейлор отлично перезарядит свои батарейки. В нынешнем ослабленном состоянии она могла лишь вяло размышлять о том, почему все пытаются так спешно сбагрить ее куда подальше. Разве она не должна быть доступна для полиции, если у них возникнут дополнительные вопросы или они произведут арест, поймав этого преступника? В нормальных обстоятельствах, когда совершено преступление, жертву, конечно, не отпустили бы с такой легкостью в отпуск. И Алекс подозревала, почему именно все так любезно способствовали ее отъезду. Никто не верил, что имело место преступление. Никто не верил, что она стала его жертвой.

Глава 5

Через десять дней, когда самолет авиакомпании «Вёрджин Атлантик» обратным рейсом из Барбадоса доставил их в аэропорт Гатвик, оба они покрылись легким загаром, а Патрик еще и слегка прибавил в весе. Он пребывал в радужном настроении, хотя Алекс выглядела грустновато. Даже после приземления Патрик не снял выданные в самолете яркие желтые носки, и бригада бортпроводников встретила его понимающими улыбками, когда он проходил мимо них в своих открытых кожаных сандалиях.

– В жизни не носил таких уютных носков, – заметил Форд.

Немного опередив подругу, он вышел в зал выдачи багажа и уже сосредоточенно высматривал на табло номер ленты конвейера, где будут выдаваться их чемоданы.

Алекс понимала, почему у него такое хорошее настроение. Вчера вечером они занимались сексом. Любовью она это занятие не назвала бы, поскольку не испытывала чувства любви. Патрик щедро расточал ласки. Обласкал ее вниманием практически с ног до головы. Он воздерживался от проникновения гораздо дольше обычного, и она вполне успела расслабиться и возбудиться. И даже когда проник в нее, все еще могло пройти нормально, если б он не прошептал:

– Не так уж плохо, верно?.. Не так, как если бы… – И, продолжая сдерживаться, вдруг хрипло спросил: – Спираль ведь на месте? Я могу спокойно кончить?

Всего несколько слов, но они резко усугубили страдания Тейлор. Вновь и вновь она пыталась проанализировать их. «Не так уж плохо…» Имел ли он в виду сравнение с ее воображаемым насильником? Все, сказанное им, выдавало его реальные мысли: «Не так, как если бы…»

«Закончи же фразу, – хотелось крикнуть ей, – закончи чертову фразу! Не так, как если бы тебя действительно изнасиловали?»

Они провели в отпуске целую неделю, но сексом занимались только вчера вечером. Все остальные дни Алекс оправдывала отсутствие желания и возбуждения выпитой за обедом бутылкой вина и более поздними коктейлями. Каждый вечер, быстро занырнув под простыню на одну из двух больших односпальных кроватей, она изображала хмельной сон до тех пор, пока не слышала громкий храп Патрика. Тогда бесшумно выскальзывала из номера их колониального отеля и спускалась по задней лестнице на частный пляж перед отелем. Там бродила по песку взад-вперед под бдительными взглядами секьюрити, мечтая, чтобы отпускные дни скорее закончились и она перестала притворяться, что отдыхает в обычном отпуске, перестала играть роль обычной праздной туристки.

Патрик, погрузив их чемоданы на тележку, остановился возле книжного магазина.

– Нам надо прикупить лимонад и коку для ромового коктейля. Должны же мы достойно отметить окончание отпуска.

– Купим по дороге, – коротко бросила Алекс, стараясь скрыть досаду.

До аэропорта они добирались на его «Лендровере», но сейчас сам Патрик явно не собирался садиться за руль. В самолете он выпил несколько бокалов вина, а в промежутках между кормежками заказывал еще и лагер[3].

Основную часть поездки на машине Патрик провел в полулежачем положении, пристроив на край «торпеды» ноги в ярких желтых носках. Он оживился в Чиппенхэме, где Алекс заехала на станцию обслуживания, и когда она быстро направилась к зданию, чтобы воспользоваться дамской комнатой, крикнул ей вслед:

– Не забудь коку!

Взяв кока-колу и молоко на утро, Алекс встала в очередь в кассу, отчаянно пытаясь избавиться от приступа уныния. С ним было легче справиться, выпивая коктейли на солнечном пляже, но с каждой милей, приближавшей ее к дому, увеличивалось ощущение ужаса. Вполне естественно, что Патрик забыл о главной причине их отпуска. Казалось, он уже полностью успокоился и похоронил неприятное прошлое. Вполне возможно, что это был его способ выживания, но чрезмерная общительность и глупые запросы в аэропорту впивались в мозг Алекс точно иголки.

Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Продвигаясь к кассе, пробежала глазами выложенные на прилавок свежие газеты. Ее внимание привлекала первая страница «Вестерн дейли пресс»:

«Медсестра из Бата по-прежнему не найдена».

Алекс склонилась к газете, читая заметку:

«Растут опасения за судьбу беременной двадцатитрехлетней Эми Эббот. Младшая медсестра пропала четыре дня назад. Последний раз Эми видели в воскресенье на площади Кингсмид. Одетая в синие джинсы, светло-зеленую рубашку и рыжевато-коричневую кожаную куртку, она…»

Ее отвлекли звуковые сигналы, а потом голос продавца произнес:

– Два фунта восемьдесят девять пенсов, пожалуйста.

Оплатив покупки, она уныло поплелась обратно к машине.

На последнем участке поездки Алекс приняла решение. Разбудив Патрика, когда машина остановилась около его дома, она сообщила, что, по ее мнению, сегодня каждому из них лучше выспаться у себя. Ей необходимо отлежаться, учитывая завтрашнее ночное дежурство, и ему утром тоже возвращаться к работе, поэтому, возможно, идея сегодняшнего потребления ромовых коктейлей не так уж хороша. Алекс добавила, что вернет ему машину завтра утром. Все это она протараторила легкомысленным тоном и испытала облегчение, когда Патрик не стал особо возражать. Ее отлично устроил краткий поцелуй и его обычный прощальный взмах руки.

* * *

Войдя в свою квартиру, Алекс включила везде свет, проверила, надежно ли закрыты окна, и заперла входную дверь на оба замка. Она выбрала для жилья этот дом ради собственной безопасности и душевного спокойствия. И решающим положительным фактом стало наличие домофона на главной входной двери.

Щедро плеснув в стакан рома, Алекс опустилась с ним на пол в гостиной, прислонилась спиной к стене и, поставив рядом телефон, прослушала сообщения. Три – от матери, все о последних приготовлениях к свадьбе, назначенной на следующую неделю. Одно – от Кэролайн, с нетерпением ожидающей ее возвращения; веселое, оптимистичное, выражавшее надежду на то, что она хорошо отдохнула.

Последнее из записанных сообщений оставили в половине шестого.

«Привет, сообщение для доктора Тейлор. Это Мэгги Филдинг. Я получила результаты ваших обследований. Обычно я не оглашаю их по телефону, но уверена, что вам не терпится их услышать. Доктор Тейлор, у вас всё в порядке, поэтому можете перестать принимать антибиотики. – И после небольшой паузы: – Послушайте, если хотите, я готова поговорить… в любое время. У вас есть мой рабочий телефон, но просто на всякий случай сообщаю вам номера моих домашнего и мобильного телефонов».

Алекс не стала записывать эти номера, а просто сохранила все сообщение. После третьего стакана рома поднялась, стащила с дивана подушку и улеглась на пол. И с подушкой под головой, прижавшись спиной к стене гостиной, широко открытыми глазами оглядела эту ярко освещенную комнату.

Патрик не говорил, что перестал ей верить, однако многое сказало уже то, что он поднял эту тему лишь однажды, в последний вечер. Алекс задумалась, не пришел ли он к выводу, что у нее случилась странная форма психоза, и не удобнее ли будет позволить ему остаться при своем заключении. Ее мать и сестра по-прежнему пребывают в неведении.

А Мэгги Филдинг давала ей шанс выговориться…

Доктор Тейлор понимала, что профессиональный психоаналитик помог бы ей отделить фантазии от фактов, сны от реальности – если бы, разумеется, у нее действительно случилось какое-то нервное расстройство или если бы все случившееся ей пригрезилось.

Но она точно знала, что ничего ей не пригрезилось. Ее платье – Алекс помнила, как удивилась, обнаружив, что опять одета в него. Когда Кэролайн помогла ей сесть на каталке, она откинула край белой простыни и в изумлении уставилась на свой наряд. Лора Бест заметила еще, что все пуговицы аккуратно застегнуты. И действительно, так и было. Все эти пуговички в форме сердечка старательно вставили в нужные петельки. Однако никто из них не заметил, каким чистым осталось платье. А ведь предполагалось, что она провалялась больше трех часов на траве под деревьями. И все твердили о том, какой ужасной была погода. Холодная и дождливая ночь… но никто не заметил, что ее одежда осталась сухой.

Глава 6

Наклонившись, Алекс завязала шнурки кроссовок. Затем положила в карман стетоскоп и жгут, прицепила именной бейдж, закрепила пару ручек на треугольном вороте рубашки и подошла к большому зеркалу. Пояс зеленых брюк, скрытый верхней блузой, стал слишком свободным. Алекс всегда сохраняла стройность и поддерживала хорошую форму спортивными пробежками. В университете она два года подряд завоевывала второе место на стометровке и спустилась на третье лишь однажды, когда прохладным летним днем на дорожку впервые вышла одна шестнадцатилетняя студентка и установила новый студенческий рекорд. С тех пор Алекс прочитала о ней в газетах несколько статей – головокружительный взлет этого юного дарования в легкой атлетике завершился мировым чемпионством и завоеванием золота на Олимпиаде 2016 года.

С легким загаром и чисто вымытыми каштановыми волосами, стянутыми на затылке в пучок, Алекс выглядела довольной и полной жизни… на первый взгляд. Лишь при ближайшем рассмотрении становились заметными темные круги, скрытые под слоем косметики. Освеженные каплями глаза блестели, но только потому, что она намеренно сохраняла на лице веселое выражение. Ее скулы уже сводило от профессиональных улыбок.

Целый день Алекс подавляла искушение выпить чего-нибудь покрепче, но в последний момент, уже сняв с вешалки куртку перед выходом из квартиры, ослабила борьбу и все-таки запила глотком водки «Абсолют» маленькую таблетку диазепама. При излишнем легкомыслии это легко могло войти в привычку. С вечера похищения она выпивала ежедневно. Отпуск в какой-то мере оправдывал выпивку, но этот глоток перед работой должен остаться единственным. Она сделала его для храбрости. Исключительный случай.

Глубоко вздохнув, во всеоружии как никогда, Алекс покинула раздевалку и вышла в коридор своего больничного отделения.

Ее ждала ночь пятницы, а значит, придется напрячься. Никто не обращал на нее особого внимания. На большой белой доске объявлений все одноместные палаты «тяжелых» больных уже были заполнены новыми именами. В конце коридора бригады «Скорой помощи» ожидали принятия пациентов. Быстрая проверка компьютера показала, что «легкие» палаты тоже заняты. За стеклянной перегородкой врачебного кабинета Алекс заметила Натана Белла – тот поедал чипсы «Доритос», одновременно печатая на клавиатуре, – и заглянула к нему спросить, готов ли он сдать дежурство.

Высоченный и тощий, почти как скелет, Натан не мог даже спокойно сидеть. Его правая ступня постоянно постукивала по полу, а из-за этого подергивалась и вся нога, что, вероятно, объясняло, почему так быстро сгорают все калории усиленно потребляемой им нездоровой пищи. Он проработал в отделении уже год и проявил себя как хороший врач, хотя пациенты относились к нему с подозрением – их шокировала ярко-красная гемангиома на левой половине его лица. Алекс раздумывала, пытался ли Натан вообще изучить возможность лазерной терапии для уменьшения интенсивности такой красноты.

– Присоединюсь к тебе через минутку, хотя спешки никакой нет. Я остаюсь до полуночи, – сказал он.

– Почему? – поинтересовалась Алекс. – Кто-то заболел?

Белл покачал головой, продолжая просматривать на мониторе данные анализов крови.

– Нет. Кэролайн подумала, что тебе в первый день после отпуска может понадобиться помощь.

Он прямо заявил ей об этом, хотя Коуэн, как подозревала Алекс, не хотела бы, чтобы она узнала об этом. На самом деле, вероятно, Кэролайн просила Натана подыскать правдоподобную причину для продолжения работы на несколько часов. Он мог, к примеру, сказать, что в ночь пятницы всегда полно работы, а ему некуда спешить. Но Натан Белл не умел врать. Он отличался грубоватой правдивостью.

Алекс уже собиралась заметить, что ему нет необходимости задерживаться, когда трансивер изверг пронзительный крик.

– Я догоню тебя, – сказал Белл, – мне нужна еще лишь пара минут.

Фиона Вудс на приемном пункте, вооруженная трансивером и ручкой, готовилась записать подробности от парамедика. Окружавшие ее коллеги примолкли, чтобы она лучше слышала сообщение звонившего, и часть пациентов и посетителей тоже замерли, прислушиваясь к ее разговору.

– Приемный покой отделения неотложной помощи, – четко и ясно произнесла Фиона.