– Однако же этот переворот, – сказала миссис Девлин, прекращая напевать только для того, чтобы муж подхватил мелодию, не упустив ни ноты. – Надо сказать, ужасно неудобно.

Мистер Девлин поджал губы.

– Пожалуй, но это неудобство нас не касается и никак не соотносится с нашим заданием.

– Разве вы не находите странным, что Лига не упредила подобное событие? Организация существует для защиты императорского трона, однако же то единственное, для пресечения чего ее задумывали, происходит как будто бы без всяческих препон.

– Как я уже высказался, моя дорогая, это не наша забота. Наши услуги предлагаются тому, кто заплатит больше. Компетентность Лиги, а также их желание поделиться любыми данными, что лежат вне охвата нашей задачи, – не наша проблема. Значение имеет только то, что нам платят за эту конкретную работу, и мы исполним все условия контракта.

– А вы, как всегда, – отвечала миссис Девлин, – кладезь мудрости и проницательности, мой дорогой мистер Девлин.

– Полноте, не берите в голову, моя дорогая миссис Девлин, – мистер Девлин повел партнершу в танце обратно к окну. На перекрестке Шести Углов часовые солдаты уже стояли как вкопанные, лишь слегка вибрировали их рамы и подрагивали в унисон острые руки, пока отряд Парадной Серконской гвардии обыскивал кучи трупов, разбросанных по улице, под руководством офицера в красном кителе.

Миссис Девлин оторвалась от мужа и изучила сцену.

– Является сей переворот нашей проблемой или нет, – сказала она, – я предлагаю, мистер Девлин, возвращаться к Лиге при первой же возможности и изложить все в докладе, – она оперлась на подоконник и склонила голову. Внизу один из гвардейцев заговорил с офицером, и оба смотрели на «Чертог Самоубийц». Миссис Девлин отстранилась от стекла на всякий случай, чтобы ее не заметили. – И полагаю, что этот момент наступил сейчас, – продолжала она. – солдаты, похоже, готовы приступать к осмотру этого здания.

Мистер Девлин присоединился к ней.

– Что же, тогда я всецело с вами согласен, моя дорогая.

– Насколько мы уверены в наших предположениях?

– Он добудет необходимую информацию. Дауд и безжалостен, и эффективен. Джек сильна, но молода. Она неизбежно уступит, и он снова возьмет след артефакта.

– А значит, он последует за коллекционером.

– Всенепременно.

– А значит, он направится на север, – сказала миссис Девлин. – Как любезно с его стороны.

– Как удобно.

– Чрезвычайно удобно.

Мистер Девлин снова прищелкнул каблуками и протянул руку.

– Так в путь?

Миссис Девлин взяла мужа за руку и слегка поклонилась.

– Можем уйти через подвал. Воспользуемся канализационным туннелем. Если Дануолл в блокаде, следует добраться до Ранферли раньше, чем закроют и этот док.

Муж поморщил нос.

– Канализация, дорогая моя?

Миссис Девлин пожала плечами.

– Что поделать, душа моя, что поделать.

– В таком случае, – ответил мистер Девлин, потянувшись к сигарилле в руке жены, – мне потребуется все, что есть в нашем распоряжении.

Она позволила забрать сигариллу, и он глубоко затянулся, удерживая дым в легких так долго, как это только возможно, прежде чем выдохнуть. Пожал плечами.

– Подозреваю, в ближайшем будущем нас ожидают куда менее приятные ароматы.

Миссис Девлин рассмеялась.

– Нам пора. Лига ждет доклада, – она обернулась и направилась к двери.

– Заказчик будет доволен, не так ли, миссис Девлин?

Жена оглянулась через плечо.

– Лига?

– Нет. Виман.

Миссис Девлин снова улыбнулась.

– Ах, да. Господин Виман будет весьма доволен. И более чем доволен, когда мы преподнесем ему голову Дауда на пике.

10

МОГИЛА ЮНОЙ ЛЮСИ,

ГРИСТОЛЬ

С 18-го по 20-й день месяца Земли, 1852 год

«Дух Глубины, Сирена Снов. Я долгие часы бродила вдоль побережья, оставив Дануолл позади, пока стенания волн не заглушили все остальные чувства. Я плакала, зная, что ты не придешь ко мне, любовь моя. Ты – правитель моих мечтаний, в которых при помощи чувств, коими не обладаю наяву, я способна видеть мрачное великолепие твоего дома в глубине. Там океан покоится у тебя на спине, будто ребенок, спящий на плечах у отца. В эти бессонные ночи, полные отчаяния, ты являешься мне не в образе могучего левиафана, но как молодой человек с глазами черными, словно бездна».
– «ДУХ ГЛУБИНЫ»Отрывок из художественного произведения

Джек Сделай Их молча вела Дауда сквозь ночь. Они проскользнули среди выстроенных вокруг Дануолла баррикад и устремились в темноту пригорода. Двигались быстро и безмолвно: Джек не проронила ни слова, пока они не добрались до места, которое, по заключению Дауда, представляло собой одно из убежищ в череде конспиративных домов и перевалочных пунктов «Шести Углов». Один из элементов их пресловутого контрабандистского маршрута, что давал возможность переправлять покупателям незаконно приобретенные сокровища.

Дауд оставил Джек переговоры с хозяином жалкого пустого трактира, который покоился на склоне холма в самой глуши во многих милях пути на юго-запад от Дануолла. Сам он держался в тени, пока Джек тихо говорила с усатым трактирщиком; тот время от времени поглядывал в сторону Дауда, иногда кивал и все это время сохранял суровое выражение лица.

Несколько часов они отдыхали в таверне. Когда забрезжил рассвет, Джек отправилась спать – сон был ей крайне необходим. Дауд бодрствовал, как и хозяин трактира, что сидел возле двери в заднюю комнату и охранял своего главаря, молча наблюдая за Даудом. На закате Джек проснулась. Трактирщик дал ей запас провизии на двоих, так и не сказав ни слова Дауду, и как только достаточно стемнело, они ушли. Местность здесь была труднопроходимой, небо – тяжелым от туч, скрывающих луну. И все же так идти было безопаснее, чем днем.

Джек вела, Дауд следовал за ней. Они шли сквозь лес, пересекали поля, проходили насквозь поселки, где дома были закрыты на ночь. В какой-то момент Джек остановилась возле дома и исчезла внутри, оставив Дауда одного на пустынной улице. Чуть позже она вернулась, и они отправились дальше, двигаясь к другому небольшому фермерскому поселению – оно называлось Фоллибрум или как-то в этом роде, – где Джек завела разговор со стражником у ворот. Он провел беглецов по стене, огибающей рыночную площадь, после чего оставил их на каменистом склоне с другой стороны городка.

Теперь Дауд понял, что у Джек была своя собственная миссия. У ее криминальной империи вырвали сердце, и, двигаясь от одного пункта их маршрута к другому, она сообщала об этом, рассказывая своим агентам не только о резне в Вирмвудском проезде, но и о планах восстановления. Она призывала каждого быть наготове.

Следующий день они провели в темно-зеленом полумраке древнего леса. Они ели вместе, сохраняя молчание. Затем Джек спала, а Дауд караулил. Разговора у них, может, и не состоялось, но по крайней мере они сумели достигнуть молчаливого соглашения.

В сумерках они продолжили движение и после двух часов пути вышли из леса, оказавшись на высоком утесе, с которого открывался вид на море. Там внизу находилась прибрежная деревня – Могила Юной Люси. С трех сторон ее окружали отвесные скалы, а с четвертой была узкая бухта, где маленький рыбацкий флот трепетал под натиском волн, когда яростный поток врывался между двумя стенами из черных камней.

– Мы на месте, – сказала Джек. Дауд взглянул вниз, на деревню, и кивнул. Джек несколько мгновений смотрела на него, прежде чем увидела вспышку молнии в небе. Затем последовал раскат грома, и, когда Джек уже устремилась прочь, ведя Дауда по узкой ненадежной тропинке среди скал, тяжелое гристольское небо разверзлось, и начался дождь.

Могила Юной Люси была названа так в честь давнего кораблекрушения, следы которого до сих пор можно было найти в бухте. За утесами возвышался остов огромного корабля, который очень удачно обозначал местоположение опасных скал, едва выглядывающих из-под воды. Спускаясь под дождем по горной тропинке, Дауд поймал себя на мысли, что внимательно разглядывает эту развалину. Он никогда не бывал здесь, но, как и большинству людей, проживших какое-то время на юге Гристоля, ему была знакома история «Юной Люси». Что касается деревни, то ее сильно недооценивали – до маленького рыбачьего поселения, счастливо живущего в изоляции, было тяжело добраться, оно было защищено скалами и активно пользовалось щедростью океана. И, как понял Дауд, было отличным прикрытием для контрабандистского пути «Шести Углов», поскольку из Могилы на маленькой рыболовецкой скорлупке можно было выйти в открытое море, и вдалеке от основных водных путей Дануолла это судно могло встретиться с более крупным кораблем. Отсюда можно было переправлять тайные грузы. Этим путем везли Двудольный Нож. Джек вела Дауда к нему.

Прошел еще час, прежде чем они добрались до деревни. Та была плотно застроена примерно сотней домов, примыкающих к отвесной скале, и крутые узкие улицы, которые вели вниз к бухте, выглядели ненадежными во время ливня. В селении было темно и тихо, жители спали, а море за скалами ревело и бурлило. В бухте воды были спокойнее, но ненамного. Черные силуэты рыболовных судов плясали в потоках воды, освещенные бледным лунным светом, проникавшим сквозь разрывы облаков. У края бухты стояло двухэтажное строение: второй этаж его был куда массивнее, чем первый, а закрытые окна смотрели на море. Джек направилась прямо к зданию и отрывисто стукнула в дверь. Через секунду та открылась, и Джек ступила в темноту. Дауд последовал за ней. С краев его капюшона стекала вода.

Он закрыл за собой дверь и пошел по лестнице на верхний этаж, следом за силуэтом Джек и за звуком шагов еще одной пары ног впереди нее. Там была еще одна дверь; она распахнулась, затем закрылась, вспыхнул огонь – он казался белым и ослепительно ярким после многих часов путешествия в темноте. Дауд зажмурился и натянул капюшон.

Комната, в которой они оказались, очевидно, была кабинетом начальника порта. На задней стене висела большая навигационная карта залива, куда более протяженного, чем воды вокруг останков «Юной Люси». Под картой стоял стол, заваленный другими картами и прочими бумагами, а перед ним было большое панорамное окно, открывающее вид на саму бухту. Остальные стены были заставлены полками, на которых покоились вахтенные журналы и документы. В углу стоял большой бронзовый телескоп на треноге, а рядом с ним – и сам начальник порта. Джек подошла и остановилась слева от него.

Начальник порта был крупным человеком, одетым в плотный синий плащ с рядами пуговиц, спускающихся к впечатляющему обхватом поясу. На голове у него была вязаная синяя шапка, а лицо начальника носило мрачное выражение. В руке он держал пистолет, направив его прямо на Дауда.

– Мне его убить?

Джек помотала головой:

– Нет, ему нужно двигаться дальше.

Начальник порта еще больше нахмурился. Пистолет не двигался.

– Пункт назначения?

– Портерфелл.

– Поедет только он?

– Только он. Я останусь здесь. У меня полно дел.

Дауд поднял бровь. Джек поймала его взгляд.

– Я скажу все, что тебе нужно знать. А Малкольм подготовит все для твоего путешествия.

Малкольм прищурился, затем поставил пистолет на предохранитель и опустил ствол. Он подошел к столу, все еще глядя на Дауда, а потом обернулся к Джек.

– В городе происходят странные вещи, как я слышал.

Дауд и Джек переглянулись, и Джек кивнула.

– Надо рассказать тебе, что случилось, – произнесла она. – Мне многое предстоит сделать, чтобы восстановить «Шесть Углов».



Пока Джек разговаривала с агентом, Дауд прошел к окну. Сквозь дождь, хлещущий в окно, он смотрел, как начинает светать и как море бьется о скалы, окружившие деревню.

Портерфелл. Дауд знал это название – еще одно рыбацкое поселение, расположенное на побережье к западу от Дануолла, примерно на полпути между столицей и Поттерстедом. Стало быть, Двудольный Нож все еще не покинул Гристоль? Хорошо. Похоже, следующий этап его миссии вот-вот начнется.

11

ВЕРШИНА УТЕСА НАД МОГИЛОЙ ЮНОЙ ЛЮСИ,

ГРИСТОЛЬ

20-й день месяца Земли, 1852 год

«Это всего лишь байка, тем не менее очень многое из того, что мы знаем о тех, кто сведущ в колдовском ремесле, происходит из таких рассказов, которые иногда оказываются лишь слухами и сплетнями. К несчастью, мы вынуждены полагаться на такие ненадежные источники информации, но мы стараемся узнать, что можем и когда можем. Считается, что те, кого коснулась Бездна, берут себе слуг с помощью какого-то гипнотического воздействия, и те живут лишь для единственной цели – для служения своей ужасной госпоже или господину. Далее, те, кто стал свидетелем этому, говорят, что связь между чародеем и слугой похожа на семейные узы, хотя, надо сказать, это извращает саму идею семьи и общества».
– «О САМОМ ПРЕДАННОМ СЛУГЕ ВЕДЬМЫ»Выдержка из секретного доклада смотрителя Харрисона Верховному смотрителю Юлу Хулану

Ветер терзал вершину холма, с неба лило как из ведра, капли били в сгорбленную фигуру, стоящую на коленях возле черного валуна. В море огромные волны разлетались брызгами вокруг разбитого корпуса «Юной Люси», а ближе к деревне вздымались и опускались опасные валы.

Человек игнорировал дождь. Игнорировал холод. Игнорировал все вокруг. Он встал на колени, утопая в грязи, и наблюдал за деревней в подзорную трубу, сфокусировавшись на верхнем этаже башни начальника порта. Во всей деревне было темно – но не в этом жилище: из окна, смотрящего на бухту с утеса, разливался желтый свет.

Человек не видел, что происходило внутри, но это и не имело значения. Он разглядел уже достаточно. Путь сюда из Дануолла был пустяком – он преследовал Дауда много месяцев, идя по его следу с тех самых пор, как до его госпожи дошел слух о том, что бывший убийца прячется в Вей-Гоне.

Но теперь время поджимало, а приготовления были почти завершены. После столь долгого планирования решающий момент стремительно приближался.

Теперь шпион не мог позволить себе упустить Дауда – не сейчас, когда план его госпожи был так близок к кульминации. Пришло время послать отчет – возможно, последний.

Сложив подзорную трубу, человек развернулся и, спотыкаясь, пошел прочь от края утеса, держась вне поля зрения потенциальных наблюдателей. Темно будет еще несколько часов, и раз уж буря усиливается, нет необходимости рисковать. Все дома в деревне – если не считать башню начальника порта – заперты на ночь, но всегда ведь есть шанс, что кто-то подсматривает. Госпожа звала его параноиком, но человек предпочитал считать себя готовым ко всему. Но главное – сейчас он не мог рисковать тем, чтобы его заметили. И хотя он не придавал особого значения собственной жизни, он понимал, что если его заметят и, возможно, будут преследовать, у него не будет возможности уйти от местной стражи – не в подобных не очень-то подходящих условиях.

Так что он не мог рисковать. Скользя по грязи, он, промокший до нитки, с тяжелым грузом спутанных длинных волос на спине, побрел обратно к лесу. Он не ощущал дискомфорта из-за погоды. Он чувствовал лишь боль, постоянную непрекращающуюся агонию, которую мог унять лишь один человек на всех Островах.

Его госпожа – его любовь. И она ждала в сотнях миль от него, терпеливо ждала его отчета.

У края леса земля была изрыта и усыпана огромными камнями. Человек чуть не упал возле одного из них, затем поднялся и уселся, прислонившись к нему спиной. Смахивая с лица слипшиеся волосы, он сунул руку под плащ и достал медную рамку, хитросплетение шарниров, опор и панелей, развернувшееся в его ладонях, словно небольшая корзинка. Основная часть приспособления состояла из треугольных медных панелей, на каждой из которых были вырезаны геометрические формы и символы, имевшие свои особые значения. Нужным образом сложенные, они образовывали четырехугольник с отверстием на вершине, под которой вывернутые серебряные зубцы образовывали тройной коготь.

Из другого кармана человек вынул темный драгоценный камень размером со сливу, поверхность которого представляла собой идеальный многогранник. Одолеваемый дождем и ветром, человек уселся, скрестив ноги, и установил прибор на коленях. Двумя руками он взял самоцвет и аккуратно вставил его в отверстие на вершине приспособления. Кристалл зафиксировался между когтем и тремя окончаниями бронзовых панелей.

Человек выдохнул. Сборка приспособления была самой простой частью. Использование было совсем другой задачей, поскольку связь с госпожой на таком расстоянии требовала сил, много сил. И единственным, откуда можно было взять эти силы, был его собственный разум. Однажды служба госпоже убьет его – он это знал и принял как факт. Но его это не волновало. Если его убьет последний отчет, так тому и быть. Если он умрет, то это будет славная смерть на службе госпоже, любившей его и любимой им, хозяйке, которая понимала его боль и обещала облегчить ее.

Даже если она и была первопричиной этой боли.

Он уставился в темные глубины драгоценного камня. И, стиснув зубы, тяжело задышал в ожидании предстоящей агонии.

– Моя госпожа, – сказал он, повысив голос, чтобы перекричать бушующую вокруг бурю. – Моя госпожа, он здесь. Он пришел. Все так, как вы сказали. Он следует по пути. Он следует вашей воле.



Человек прервался и глубоко вдохнул. Он чувствовал, как это начинается: сначала что-то легко коснулось глаз, затем охватило всю его голову. Спустя несколько секунд давление было таким, будто голову зажали в тисках, и казалось, что череп вот-вот расплющит по мере того, как его жизненная сила питала коммуникатор.

– Госпожа! Вы слышите меня, госпожа? Вы видите меня? Пожалуйста, говорите со мной, говорите.

Ветер усилился, сверкнула молния, и когда прогремел гром, человек не услышал его. Он затерялся в кристалле, широко раскрыв глаза и уставившись в глубину, в мириады его граней.

Сперва он почувствовал холод и сильную боль, как будто его кости были сделаны изо льдов Тивии. Из глубины кристалла блеснул голубой свет, который затем стал нарастать и набирать яркость, отражаясь от внутренних плоскостей драгоценного камня до тех пор, пока камень не превратился в сияющий шар холодного синего огня.

Он почувствовал такую боль, будто давление вокруг головы вдруг превратилось в сплошную агонию, в боль острую и раскаленную, рассекающую его череп и спускающуюся вниз по всему телу. Он оказался прибит к месту, на котором сидел, каждая его мышца затвердела в ужасном, сокрушающем кости спазме. На его губах выступила пена, а его застывшая грудь тяжело вздымалась при дыхании. Снова сверкнула молния, и малая часть его сознания, которая еще оставалась свободной, его собственной, пожелала, чтобы молния ударила в него и положила конец его страданиям.



Секунды. Минуты. Может быть, часы прошли. Все, что он мог делать, – смотреть в кристалл, смотреть неподвижными немигающими глазами, сжимая огрубевшими руками коммуникатор, острые края которого впивались в его плоть так, что кровь текла по запястьям, смешиваясь с дождевой водой. Его глаза уже почти закатились, он терял сознание, и вдруг услышал ее голос. Ее прекрасный славный голос, невероятным образом доносившийся из Карнаки, где она ждала. Ее слова были песней, а ее интонация – мелодией. Он сразу же ощутил любовь и тепло, заполнившие его сознание. Она была его госпожой, она была для него всем. Она была ведьмой, он – фамильяром.

– Я вижу тебя, – сказала она. – Ты хорошо справился. Все будет готово. Его проводят домой. Как было предсказано, так и будет.

Человек ощутил тепло и покой. Он чувствовал себя так, будто парит, будто не находится в собственном теле, а поднимается над ним, глядя вниз на свою съежившуюся разрушенную оболочку. Он был насквозь мокрый, весь в крови, а его плащ трепал ветер.

– Теперь спи, – сказала она. – Ты хорошо мне служил, твоя работа не будет забыта. Спи, а затем возвращайся ко мне в Карнаку, в Королевскую кунсткамеру, где завершатся последние приготовления.

Сверкнула молния. Самоцвет вспыхнул темно-синим пламенем.

– Спи, спи.

Он уснул. Драгоценный камень погас.

ИНТЕРЛЮДИЯ

КОРОЛЕВСКАЯ КУНСТКАМЕРА, КАРНАКА

2-й день месяца Дерева, 1841 год

За 11 лет до переворота в Дануолле

«Я не сомневался, что Пандуссия богата ресурсами. Однако стоит хорошо узнать страну, если мы надеемся когда-нибудь воспользоваться мириадами ее сокровищ. Именно так я размышлял, когда давал согласие присоединиться к той злополучной экспедиции. Итак, на третий день месяца Земли, под спокойным серым небом огромный корабль «Антония Аквилло» вышел в море с капитаном, командой, исследователями и мной (всего 38 человек) на борту навстречу самому ужасающему и опустошительному с духовной точки зрения опыту в моей жизни».
– АНТОН СОКОЛОВ. «ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ НА ПАНДУССИЙСКИЙ КОНТИНЕНТ»Выдержка из предисловия ко второму изданию, 1822 год

– Ваша милость, мои господа и дамы, товарищи-философы, джентльмены – я приветствую вас! Вы собрались здесь этим вечером ради исторического момента, точки, в которой ось прогресса совершит поворот – ведь Островная Империя находится в поисках далеких горизонтов, называемых нашим будущим! Сегодня мы – те немногие, кому выпала особая честь увидеть отблеск нового чудесного времени, что простирается перед нами!

По рядам публики прокатилась волна смеха, и лишь несколько человек поаплодировали. Стоя в центре сцены в импровизированном зрительном зале, в который на один вечер превратилась большая часть вестибюля карнакской Королевской кунсткамеры, Арамис Стилтон сохранял улыбку, будто приклеенную к его лицу. Однако когда он прервался на вдох, она на мгновение исчезла.

«Идиоты. Чего тут, будьте вы прокляты, смешного? Вы не должны смеяться. Если честно, то я зря трачу на вас вечер».

Затем он хлопнул в ладоши и присоединился к публике, тоже посмеиваясь, однако, приблизившись к краю сцены, он сжал губы и едва заметно кивнул своему ассистенту, Тоберману, который стоял за кулисами и ждал распоряжений.

«Хороший парень. Молодой, но увлеченный. Трудолюбивый. Рудники – не место для него. Проявляет инициативу. Рад, что прихватил его с собой».

По сигналу Стилтона Тоберман коснулся края своей плоской кепки и, пригнувшись, скрылся. Мгновение спустя, когда Стилтон обвел взглядом публику, освещение на импровизированной сцене вдруг погасло, и он оказался освещен лишь ярким белым светом от нижнего софита, расположенного прямо перед ним. Для более убедительного жутковатого эффекта Стилтон склонился вперед над прожектором – он знал, как это выглядит со стороны, поскольку ранее в полдень, расхаживая по залу и проверяя, что будет видно с любого возможного ракурса, он поставил на это самое место молодого Тобермана. Кто-то из зрителей ахнул. Улыбка Стилтона вернулась.

«Так-то лучше».

– Дамы и господа, – произнес он, потирая руки. – То, что вы увидите сегодня вечером, демонстрируемое прямо перед глазами, раздвинет границы познания. Тема, которой посвящена лекция нашего выдающегося гостя, до сих пор лишь шепотом обсуждалась в святая святых Академии натурфилософии в нашем прекрасном стольном городе Дануолле.

Стилтон вглядывался в толпу, подняв руки так, чтобы – лишь на мгновение – создать тень около лица и увидеть что-нибудь в ярком свете софита. На Карнаку опустился очередной жаркий вечер, и публика, упакованная в свои лучшие наряды, обливалась потом в душном и влажном воздухе Королевской кунсткамеры. Большинство женщин махали веерами: те издавали звук, похожий на тихое гудение пчел, занятых работой.

Продажа билетов шла хорошо, даже очень хорошо, и зал был набит битком. Что еще более важно, в высших слоях серконского общества приглашения были приняты с удовольствием; Стилтон позволил себе задержать взгляд на Князе – Теоданисе Абеле, который сидел на огороженном возвышении слева от сцены вместе с сыном по имени Лука. Пару охраняли четыре офицера Парадной Серконской гвардии.

Стилтон чувствовал, как его распирает гордость. Организовать сегодняшнее представление – это был успех, после которого, естественно, по Карнаке разлетятся слухи о том, что Стилтон, преуспевающий бизнесмен, известный в основном благодаря состоянию, сколоченному за счет рудников, стал вдруг предаваться детским фантазиям, как это может сделать только богатый сумасброд. Кто-то полагал, что он вкладывает деньги в Королевскую кунсткамеру не из любви к искусству и культуре, но лишь затем, чтобы его имя было выгравировано первым в списке меценатов данного учреждения.

«Я им покажу. Всем покажу».

Стилтон кивнул тени Теоданиса.

«Хотя бы Тео в меня верит».

Еще мгновение он выдерживал паузу – один удар сердца, еще один – позволив тишине нарастать. Затем хлопнул в ладоши.

– С превеликим удовольствием хочу представить вам – только этим вечером – знаменитого натурфилософа. Гигант среди людей, интеллектуал, на которого мы можем лишь смотреть с восхищением, и вполне заслуженным, – он поклонился и отошел в сторону, указывая жестом в центр сцены. – Пожалуйста, поприветствуйте нашего прославленного лектора, бывшего руководителя Академии натурфилософии, профессора-эмерита Антона Соколова!

Толпа взорвалась аплодисментами, когда поднялся занавес – еще одна импровизированная конструкция, на которой Стилтон настаивал и которую удалось кое-как установить и даже заставить работать.

Он весь сиял, смакуя момент. Реакция публики была исключительно бурной и, похоже, искренней. Конечно, искренней. Он был прав. Они насмехались над ним, как насмехались и над всем, что он делал. Лекция? Вечер скучнейшего обсуждения натурфилософии? Тьфу. Они думали, это такая ерунда про новейшее оборудование для рудников, что никто не придет ее слушать. Думали, что он станет посмешищем. Что Арамис Стилтон и его высокие идеи еще больше отдалятся от карнакского общества. Он потер руки и скрылся за кулисами.

«О, до чего они неправы. Все они». Он был уверен в этом.

Занавес поднялся, и на сцене показались два кресла с откидными спинками. Они стояли на хромированных пьедесталах, расположенных в левой и правой части настила под углом около сорока пяти градусов, так, чтобы изголовья указывали в его центр. Между ними стояло некое высокое вытянутое приспособление.

Это был какой-то механизм. Конструкция из меди, бронзы и дерева, встроенная в восьмиугольное основание, в котором, повернутый к публике, гудел блестящий резервуар для китового жира. Над основанием под углом был установлен ряд панелей с переключателями, рычагами и шкалами. Над системой управления возвышались три металлические колонны – медная, бронзовая и серебряная. Они поднимались на два ярда в высоту и исчезали в низу огромной серебряной сферы. Посередине колонн, присоединенные блестящими скобами к двум стойкам, медной и бронзовой, располагались две шарнирные «руки», оканчивающиеся трехпалыми фиксаторами.

При появлении машины толпа ахнула, оценив ее, и поднялась очередная волна аплодисментов. Головы с вечерними прическами поворачивались друг к другу, зрители тихо переговаривались. Стилтон взглянул на королевскую ложу и увидел, что Теоданис склонился к сыну. Затем из левой кулисы вышел сам Антон Соколов, блистательный в своем длинном бархатном камзоле, расстегнутом, чтобы продемонстрировать изысканный вышитый жилет. Густая грива седых волос была гладко зачесана назад и блестела в голубом свете, исходившем от резервуара с жиром. Он подошел к краю сцены и кивнул в ответ на аплодисменты, поглаживая длинную бороду и глядя на зрителей из-под нависающих бровей.

– Спасибо вам, Арамис Стилтон, – сказал он, перекрикивая шум.

Затем Соколов прищурился и окинул публику холодным взглядом. Аплодисменты резко прекратились.

– В году тысяча восемьсот восьмом я поднялся на борт «Антонии Аквилло», следовавшей к Пандуссийскому континенту, как глава экспедиции из тридцати восьми человек, целью которой было добраться до этой великой земли и составить каталог ее многочисленной флоры и фауны.

Как многие из вас знают, в экспедиции не обошлось без опасностей, но несмотря на потери, которые мы начали нести с первого же дня после высадки, знания, полученные нами на этом континенте, бесценны. Однако, вернувшись в Дануолл – не в полном составе – многие месяцы спустя, мы привезли с собой нечто большее, чем знания. Мы привезли образцы. И не только образцы растений и животного мира, которые мы нашли в Пандуссии. Наша экспедиция имела еще географическую и геологическую цель.

Соколов обернулся к креслам и механизму в центре сцены. Он приблизился к ним, одной рукой жестикулируя, а другую заложив за спину.

– До сих пор определенные аспекты моей аналитической работы, касающейся геологии Пандуссийского континента, не публиковались и даже не обсуждались вне стен Академии натурфилософии. То, что я вам сегодня продемонстрирую, является итогом многолетнего исследования, но представляет собой лишь часть знания о том и долю потенциала того, что мне удалось открыть.

Соколов щелкнул пальцами, и из-за кулис появились два грузчика, несущие большой прямоугольный деревянный ящик. Они поставили его рядом с механизмом, вручили Соколову небольшой лом и молча ушли.

– Дамы и господа, – сказал он. – Вы оказались в числе тех немногих, кому выпала честь быть непосредственными свидетелями моего исследования. Должен отметить, я несколько недель крайне настороженно обдумывал приглашение выступить здесь, прежде чем наконец согласился с тем, что настало время для демонстрации. Публика имеет право знать, какого рода исследования ведутся в Академии, и хотя работа еще не завершена, я должен отметить определенную готовность продемонстрировать миру потенциал моих открытий.

Он склонился к ящику и взломал крышку, затем осторожно положил лом на сцену и потянулся внутрь. Поднявшись, он повернулся и поднял ладони. В каждой руке он сжимал по предмету сферической формы, размером с крупное яблоко. Соколов приблизился к краю сцены и продолжил вещать, демонстрируя блестящие в свете софитов предметы так, чтобы зрители могли рассмотреть их.

Это были кристаллы, с математической точностью выполненные в форме многогранников и до блеска отполированные. Арамис Стилтон подглядывал из-за кулис, пытаясь получше рассмотреть их – днем он попросил Соколова показать ему камни, но тот отказался.

Стилтон нахмурился. Они выглядели интересно, и теперь, когда все их увидели, наверняка можно было убедить натурфилософа устроить для него приватную демонстрацию. Он задумался, сколько такие камни могли стоить. Из них можно было вырезать великое множество кристаллов поменьше. Стилтон продолжал наблюдать; тем временем Соколов остановился посреди сцены.

– Это два лучших и крупнейших образца минералов, найденные в экспедиции. Не буду утомлять вас рассказом об их химическом составе, но можно с уверенностью сказать, что его анализ потребовал долгих месяцев усилий многих лучших академиков. И то результаты пока неубедительны. Мы потратили целых пять лет, только планируя огранку и полировку – малейшая ошибка могла их разрушить, и мы лишились бы шанса исследовать их удивительные возможности если не навсегда, то совершенно точно до конца моей жизни.

Соколов вернулся к ящику и осторожно положил камни на место. Вернувшись к краю сцены, он сцепил руки за спиной и задрал подбородок.

– В течение следующих двух часов я расскажу о моей работе, связанной с электростатическим потенциалом этих кристаллов и использованием этого потенциала для усиления магнитных полей определенных проводников, которые, будучи соединенными вместе, не просто представляют собой носитель энергии, но и позволяют трансформировать ее из одного состояния в другое.

Стилтон моргнул. Он почувствовал, как рот у него открывается от удивления. Два часа? Соколов только что сказал… два часа? Соколов шагал по сцене и говорил, говорил, говорил. Два проклятых часа?

Стилтон ощутил, как под ложечкой у него что-то будто оборвалось. Разумеется, ему следовало догадаться. Соколов настаивал на том, чтобы провести лекцию перед тем, как устроить демонстрацию на практике. Стилтону пришлось согласиться ради того, чтобы натурфилософ вообще приехал. Но такое?

Неприятное ощущение внутри переросло в тошноту. Стилтон залез в карман и вытащил серебряную фляжку. Открутив крышку, он сделал большой глоток. Позади него, у стены, стоял высокий табурет, на который Арамис взгромоздил свое далеко не хрупкое тело. Он вздохнул, остановив взгляд на сверкающих кристаллах на сцене. Перестав слушать монотонный голос Соколова, Стилтон попытался устроиться поудобнее и выпил еще.

Часть вторая

Коллекционер

12

ПОРТЕРФЕЛЛ,

ГРИСТОЛЬ

С 20-го по 25-й день месяца Земли, 1852 год

«Неудивительно, что Империя, охватывающая несколько обширных массивов земли в окружении безграничного океана, на протяжении веков разведала и освоила оптимальные морские пути вокруг Островов. Южное и западное побережья Гристоля омываются спокойными, неглубокими водами, идеальными для каботажного плавания даже в тех условиях, которые в других географических точках сочли бы не слишком приятными. Дальше к западу проходит мощное океаническое течение, в котором массы воды движутся к югу: оно позволяет даже большим судам развивать впечатляющую скорость. И все же, несмотря на все преимущества, движение на этих маршрутах не такое активное. Гораздо сильнее загружены морские пути вдоль юго-восточного побережья Гристоля – от столицы, города Дануолл, до западных поселений Морли и к северу, в главных портах Альбы и Колкенни».
– «ТОРГОВЫЕ МАРШРУТЫ И НАВИГАЦИЯ»Выдержка из «Рассуждений о морских предприятиях»

Максимилиан Норкросс. Именно это имя Джек назвала Дауду. И место она назвала – Портерфелл, рыбачий городок на южном побережье Гристоля. Транспорт ему тоже дали – парусный клипер с паровым двигателем, который «Шесть Углов» использовали для перевозки товаров. Судном управляли капитан, который не имел привычки болтать лишнего, и старпом, который сболтнуть лишнего просто не мог – у него был вырезан язык.

Малкольм, начальник порта в Могиле Юной Люси, лично отвез Дауда на клипер, который встал на якорь в открытом море за пределами бухты. Под проливным дождем и ревущим ветром по морю, казалось, невозможно будет идти на таком ненадежном суденышке – Дауд уж точно не справился бы, но Малкольм доказал, что он настоящий моряк, и их путь занял всего час.

Тотчас же начался следующий этап путешествия. Как только пассажир поднялся на борт, капитан приказал немому старпому лечь на курс, и они двинулись сначала на юг, затем на запад, взрывая носом чуть менее бурные воды. Дорога прошла без особых приключений, и за это Дауд был благодарен команде клипера. Контрабандистский маршрут, которым пользовались «Шесть Углов», пролегал между Дануоллом и западными поселениями Гристоля и был совершенно свободен от официальных патрулей, хотя Дауд и не знал наверняка, связано это с ситуацией в Дануолле или нет. Двое его компаньонов ничем не давали понять, что эта шестидневная поездка проходила как-то необычно.

Дауд был вовсе не против нескольких дней относительного одиночества – особенно после ловушки, в которую угодил после переворота, и после того, как чудом выбрался из Вирмвуда. Теперь у него появилось время поразмыслить и составить план.

Максимилиан Норкросс.

Норкросс был коллекционером, не то чтобы знаменитым, но известным в определенных кругах – не только как владелец одного из крупнейших частных музеев на всех Островах, но и как умный и практичный предприниматель. Он приобретал произведения искусства и драгоценности для собственного удовольствия, а еще получал хорошую прибыль, покупая, продавая и обменивая их – хотя, по словам Джек, и без того был довольно обеспеченным человеком.

Это давало Дауду небольшую надежду на успех: если Нож все еще у Норкросса, то, возможно, они сумеют договориться о сделке. Дауд оставил часть платины на столе в «Чертоге Самоубийц», в Дануолле, но еще один кошелек остался у него в потайном кармане. Если Норкросс заинтересован в деньгах, он их получит. А если нет, Дауд все равно заберет Нож.

Дауд ожидал, что Джек отправится с ним, и то, что она отказалась от поездки, его разочаровало. Эта женщина была хладнокровна – как же отстраненно она вспоминала резню в Вирмвудском проезде, разговаривая о ней с начальником порта. Будто рассказывала о ситуации, которая просто помешала вести дела, а не о массовом убийстве своих бойцов и друзей. По крайней мере, Дауд предполагал, что некоторые из них все же были ее друзьями.

Так что Джек осталась на юге Гристоля. Она уже планировала перегруппировку агентов «Шести Углов», которые еще остались на контрабандистском маршруте. Может, их и выдворили из Вирмвудского проезда, но Джек не так-то просто отстранить от дел. Дауд восхищался ее стойкостью. Кроме того, он оценил усилия, которые она приложила для организации его встречи с Норкроссом. Она сказала Дауду кодовую фразу, благодаря которой его опознают как заинтересованного покупателя, и дала указания, к кому обратиться по прибытии в Портерфелл. Как только пароль будет принят, Дауду останется лишь проявить терпение и дождаться, когда Норкросс сам его найдет. Такой план Дауду вполне подходил.

Теперь же он сидел на палубе, глядя на работу команды из двух человек, которые совершенно не обращали внимания на пассажира – он даже еду сам себе готовил. И это Дауда вполне устраивало.

Капитан и старпом были весьма умелыми моряками, Дауд вынужден был признать, что впечатлен, учитывая, что клипер – довольно большое судно, которое в обычных условиях потребовало бы работы еще нескольких членов команды. Дауд провел довольно много времени на палубе с игнорирующими его молчаливыми моряками, растворившись в мирном и спокойном течении путешествия. Это помогло прояснить мысли, хотя и не сильно.

В конце концов они достигли места назначения. Экономика Портерфелла, маленького непримечательного городка, как и у Могилы Юной Люси, строилась в основном на добыче рыбы – здесь ее вылавливали в промышленных масштабах.

Когда они вошли в гавань, Дауд с удивлением обнаружил, что их клипер встречает лоцманский бот, за штурвалом которого стоит сам начальник порта. Затем он увидел в подзорную трубу, как двое мужчин зашли в маленькую каюту бота, и капитан клипера сунул начальнику порта кошель – то ли с деньгами, то ли с драгоценностями. Конечно, «Банда Шести Углов» полностью контролировала не только пути доставки контрабанды, но и порты, через которые они проходили. Умница Джек.

Подкупив начальника порта, двое моряков продолжили свою работу, упорно игнорируя присутствие Дауда, и вскоре клипер отбуксировали в док. Сойдя на сушу, Дауд отправился в город, прокручивая в голове указания, которые ему дали в Могиле Юной Люси.

Некоторые путешественники описывали географию Портерфелла как довольно оригинальную. Пробираясь сквозь хитросплетение старинных улиц к месту встречи, Дауд нашел несколько иных слов – куда менее приличных – для обозначения его застройки. По сравнению с городом вроде Дануолла Портерфелл был небольшим, но Дауду казалось, что те, кто его строил, пытались уместить в этом небольшом городе примерно столько же построек, сколько было в имперской столице. Результатом стало множество районов, узкие улицы и переулки, застроенные высокими зданиями из дерева и кирпича с действующей на нервы склонностью нависать над дорогами и загораживать то малое количество дневного света, которому удавалось достигнуть улиц. И хотя был еще день, вдоль главных магистралей уже горели фонари, окутавшие оранжевым сиянием город и его жителей, занятых своими делами. Узкие переулки, то и дело встречавшиеся Дауду на пути, почти полностью погрузились во тьму, если не считать случайного огонька, светившегося в каком-нибудь окне.

В итоге Дауд все же решил, что ему нравится Портерфелл, даже несмотря на то, улицы городка насквозь провоняли рыбой.

Он продолжил свой путь, руководствуясь указаниями, которые дала ему Джек. Довольно скоро он оказался в части города, отведенной под основное здешнее занятие – рыбозаготовки. Дома и магазины скрылись из виду, вместо них возникли склады и оптовые рынки, прохожие тоже изменились – пропали простые горожане и торговцы чем-либо кроме рыбы. Торговцы рыбой и грузчики сновали с тележками и тачками по мощеным улицам, мокрым от морской воды и скользким от сточных вод, сочащихся из окрестных рыбоперерабатывающих цехов.

В более благоприятных районах Портерфелла, кажется, было относительно мало бездомных, но в этой части города Дауд увидел множество бродяг, свернувшихся под сырыми одеялами у сточных канав возле рынков и складов в ожидании, что им бросят каких-нибудь объедков.



Встреча была назначена в пабе «Конец империи», на углу у перекрестка, между главным рыбным рынком и двумя складами. Заходя в заведение, Дауд прошел мимо троих попрошаек, сгорбившихся возле дверей. Они внимательно наблюдали за ним – Дауд скорее почувствовал это, чем увидел.

Ему следовало быть настороже. Хотя он прекрасно мог позаботиться о себе, сейчас он находился на неизвестной территории. План был простой: если верить Сделай Их, в «Конце империи» у агента Норкросса оперативная база, он бывает там через день, проводя в пабе примерно одинаковое количество часов, но в разное время. Там агент встречался с потенциальными клиентами своего начальника. Паб был хорошо известен – правда, только местным – своими стенами, которые были украшены портретами не только всех императоров и императриц Островов, но также портретами королей и королев, правивших государствами острова Гристоль до их объединения. В истории Дауд был не силен и не очень-то ею интересовался, но ему нужно было встретиться с агентом под портретом императора Финли Моргенгаарда I. Переступая через порог паба, Дауд искренне понадеялся, что картины там подписаны.

«Конец империи» был очень мал и набит под завязку: помещение было заполнено исключительно работниками окрестных складов, рынков и перерабатывающих цехов; многие стояли, не сумев занять сидячее место. Рыбное зловоние отлично перекрывал запах крепкого курева, от которого большинство мужчин – а здесь были только мужчины, насколько видел Дауд – кажется, получали удовольствие. Подойдя к барной стойке, он обнаружил, что выбор спиртного здесь весьма скудный, зато все полки забиты коробками с табаком. Бармен не обращал на Дауда никакого внимания, как и посетители, занятые шумными разговорами после рабочего дня, в течение которого они занимались разделкой и упаковкой рыбы.

Дауд, которого прижали со всех сторон, повернулся спиной к стойке и стал внимательно изучать стены в попытке отыскать место встречи. Из-за того, что народу в пабе было как сельдей в бочке, он с трудом мог разглядеть хоть какую-то картину, не то что найти портрет Финли Моргенгаарда I. Но спустя несколько минут он заметил за столиком в углу посетителя, который сильно выделялся среди мускулистых рабочих рыбного производства. Глядя на него, Дауд задумался: похоже, ему не стоило беспокоиться по поводу точного определения картин и выполнения ценных указаний Джек.

Это был человек средних лет с худым лицом и острыми скулами, его темные волнистые волосы скрывала сдвинутая набок шапка из буклированной шерсти. Во рту он держал длинную изогнутую трубку (единственную не прикуренную в этом помещении), и ее чаша почти доставала до нижней из трех массивных серебряных пряжек, на которые застегивался его широкий синий плащ.

Человек наблюдал за Даудом, и когда их взгляды встретились, вытащил руку из-под плаща и приставил к глазу монокль на длинной костяной ручке. Он уставился сквозь линзу, и мгновение спустя на его лице появилась легкая улыбка. Опуская монокль, он кивнул. Дауд уловил сигнал и двинулся к его столу, огибая посетителей, которых не получалось сдвинуть с места. Прежде чем подойти, он остановился и огляделся, но никто на него не смотрел. Никого он не интересовал.

Над человеком висел портрет с маленькой бронзовой табличкой, прикрепленной к центральной части рамы. Табличка гласила: «Император Финли Моргенгаард I (1626–1651)».

Дауд сел за столик напротив неизвестного в синем плаще, который никак не отреагировал на его присутствие. Он лишь поднял трубку, использовав этот жест, чтобы указать на портрет.

– Моргенгаард Старейший, – проговорил он. – Славный правитель, с какой стороны ни посмотри.

– Справедливый и благородный господин, что слишком рано покинул мир.

– Как это ни грустно.

– Как это ни грустно, – повторил Дауд.

Сработало. Он нашел агента.

Тот наконец внимательно посмотрел на Дауда и продолжил:

– Если мы говорим о «слишком рано»…

– Я думал выпить, прежде чем браться за дело, – перебил Дауд, и уголок его рта весело изогнулся. – Хотя местные жители, похоже, предпочитают табак.

Мужчина кивнул и сунул трубку в зубы.

– Закуришь тут, когда город так воняет, – сказал он. – Ты раньше бывал в Портерфелле?

– Нет, – ответил Дауд. – Одно из немногих мест, где я не был.

Мужчина достал монокль и осмотрел Дауда с ног до головы, задержав взгляд, как Дауду показалось, на его руках в кожаных перчатках, покоившихся на столе. Дауд убрал их на колени, и монокль исчез под полой плаща.

– Думаю, когда-нибудь я с удовольствием послушаю о твоих путешествиях, – сказал агент. – У тебя есть что рассказать. Я… чувствую.

Дауд поднял бровь, затем наклонился и тихо произнес:

– Я здесь не для того, чтобы рассказывать истории. Я здесь вообще не ради тебя.

Мужчина, явно раздраженный, нахмурился. Кем бы ни был этот агент, он, похоже, хотел сбить Дауда с толку.

– Мне нужно поговорить с Максимилианом Норкроссом, – сказал Дауд.

Мужчина переключился на свою трубку, наклонил ее, чтобы заглянуть в чашу, затем наморщил нос. Вертя ее перед глазами, произнес:

– Господин Норкросс – занятой человек.

И, взглянув на Дауда, добавил:

– Очень занятой.

Дауд встретился с ним глазами.

– Я кое-что ищу, – сказал он. – Кое-что особенное. Полагаю, господин Норкросс может мне помочь.

Мужчина хмыкнул и снова вернулся к своей трубке. Дауд ждал. Он будет ждать весь день, если потребуется. Он далеко зашел. Его миссия достигла ключевого момента, он чувствовал это.

– Это вряд ли, – сказал мужчина, не поднимая глаз.

– Почему?

– Господин Норкросс не торгует с кем попало. Он торгует определенными артефактами, существование которых, скажем так, следует скрывать от определенных представителей власти. А раз так, ему приходится вести дела очень осторожно. Он продает что-либо только приглашенным покупателям, – мужчина осмотрел Дауда еще раз. – А тебя не приглашали.

Дауду захотелось схватить собеседника за плечи и встряхнуть, но он сдержал порыв.

– Я полагаю, у нас с Норкроссом есть общие знакомые в Дануолле. Я здесь по их приглашению. Этого ему должно быть достаточно.

Мужчина улыбнулся.

– А, да, милая юная Джек. Не повезло ей. Плохо дела идут, – он повертел трубку. – Новости быстро распространяются. Некоторые – быстрее остальных.

– Я могу встретиться с Норкроссом или нет?

Агент открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг возле их стола началось движение. Людская масса, заполнившая паб, расступилась, чтобы пропустить троих вновь пришедших.

– Монетку на головы, господа? Монетку на рыбьи головы и кровь, господа?

Дауд обернулся, когда группа людей подошла к их столу. Это был пожилой человек с длинной сальной седой бородой, гладко выбритый мужчина помоложе и примерно одного с ним возраста женщина – с лицом, измазанным зеленоватой жижей. Дауд узнал их: нищие, которые видели, как он заходил в «Конец империи». Если они постоянно побирались возле паба, значит, поняли, что он здесь новый человек, с которым, возможно, стоит попытать удачи. Дауд нахмурился и оглянулся на агента, вертевшего в руках трубку.

– Рыбья кровь и головы считаются деликатесами у этих… типов, – сказал он. – Местные воротилы это знают. Так что вместо того, чтобы выбрасывать их на улицу, они наглым образом сбывают отбросы этим несчастным.

Агент сунул свободную руку под плащ и, похоже, попытался достать кошелек, но тут появился бармен, проталкиваясь сквозь толпу.

– Эй, вон отсюда все! Нечего у меня тут попрошайничать!

Троица пригнулась, когда бармен, казалось, замахнулся для удара, и толпа расступилась, чтобы освободить проход к двери. Бармен взглянул на агента и Дауда, сделал шумный вдох, повернулся и с усмешкой удалился.

Агент Норкросса как будто и не заметил этого; к тому моменту, когда он закончил копаться в своем кошельке и поднял взгляд, нищих и бармена уже и след простыл. Он сжал зубами мундштук трубки.

– Ох, ладно, ничего…

Дауд схватил трубку за чашу и выдернул ее изо рта агента. Тот запнулся и поднес руку ко рту.

– Ладно, в этом нет необходимости…

– Слушай меня внимательно, – сказал Дауд, приблизившись к лицу агента. Тот прокашлялся и вытаращил глаза. – Мне не важно, кто ты такой, не важно, чем ты занимаешься, но я устал от этих игр, я потратил много сил и времени, чтобы добраться сюда. Мне нужно поговорить с Норкроссом. Я был убежден, что ты можешь это устроить. Если не можешь, лучше скажи прямо сейчас.

Агент поднял руки:

– Ладно, ладно!

Он оглядел паб, улыбаясь, на случай если кто-то из посетителей заметил их столкновение. Дауда это уже не волновало.

– Твоя… настойчивость принята к сведению.

Дауд заскрипел зубами и прорычал:

– Я могу быть более чем настойчивым!

– Да, в этом я вполне уверен, – агент помедлил. – Хорошо. Хочешь увидеть Норкросса?

– Да. Сейчас же.

– Сейчас?

Дауд кивнул, оскалившись.

Человек с трубкой прокашлялся и потянулся к стене, возле которой оставил трость с серебряным набалдашником.

– Хорошо.

– Так-то лучше, – сказал Дауд, затем поднялся и указал на выход. – После вас.

Агент тростью указал в другую сторону:

– Нет, выйдем с заднего хода. Меня ждет транспорт.

Он развернулся и пошел, протискиваясь в толпе. Дауд двинулся за ним следом.

С разрешения дородного бармена агент провел Дауда через черный ход, и они вышли в переулок, соединявший две улицы. Булыжная мостовая, покрытая скользкими отходами рыбного производства, изобиловала ухабами; все это заставляло внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть. Солнечный свет стремительно угасал, погружая переулок во мрак, освещаемый лишь огоньком из верхнего окна в задней части «Конца империи». Дауд никого не видел рядом, а единственным различимым звуком было нудное гудение толпы в таверне.

– Следуй за мной, – сказал агент. Он развернулся на каблуках и пошел по переулку к главной улице. Дауд сделал несколько шагов, задействовав все свои чувства, чтобы отслеживать, что происходит вокруг. Он хмурился: надоедливая мысль не давала ему покоя. Трое нищих не вернулись на свое место возле входа в паб. Внезапно он остановился. Впереди переулок пересекали еще два таких же. Агент уже миновал перекресток, а затем, осознав, что Дауд не идет за ним, развернулся и спросил:

– Так ты хочешь видеть Норкросса или нет?

В этот самый момент они и появились. Двое попрошаек помоложе – мужчина и женщина – выскользнули из переулков с двух сторон. В каждой руке у них было по пистолету, и все стволы были направлены на Дауда и агента.

Агент обернулся, и его глаза расширились, когда он увидел за спиной у Дауда, ближе к главной улице третьего попрошайку. Дауд тоже обернулся. Противник двигался к нему, держа пистолет наготове. Он остановился и взвел курок большим пальцем.

– Монетку на рыбью кровь и головы, господа?

13

ПОРТЕРФЕЛЛ,

ГРИСТОЛЬ

25-й день месяца Земли, 1852 год

«Что касается силы, то о ней можно сказать не так уж много, поскольку сила не имеет значения, если ты обладаешь хитростью и умением. Уклончивость и загадочность – твое лучшее оружие, поскольку даже тысяча человек, сбитые с толку, – все равно что тысяча безголовых куриц. Нападай, когда они не готовы, появляйся, когда тебя не ждут, и если враг не способен понять твою тактику, значит, ты победил еще до того, как нанесен первый удар».
– «ЛУЧШИЙ СПОСОБ УМЕРЕТЬ»Уцелевший фрагмент из трактата убийц,автор неизвестен

Агент Норкросса ахнул, глиняная трубка выпала из его рта, ударилась о мостовую и разбилась. Дауд развернулся к пожилому нищему – хотя теперь-то он понял, что это был кто угодно, только не нищий. Да и старым этот человек не был: хотя седина в его бороде выглядела довольно правдоподобно, манера держать себя теперь заметно отличалось от той сгорбленной позы, которую он принимал в пабе. Что-то здесь было не так. Дауд взглянул на пистолет.

– Интересное оружие для обычного грабителя, – сказал он.

– Неужели?

Дауд указал на пистолет рукой в кожаной перчатке. Попрошайка отступил назад, поднимая ствол.

– Он в хорошем состоянии, – продолжил Дауд. – Недавно почищен и смазан. Боек заменили. Ты не только часто используешь пистолет, но и следишь за ним. Как будто это твоя работа.

Лицо нищего скривилось. Дауд взглянул через его плечо на двух других. Молодой человек направил свое оружие на Дауда, в то время как его подруга, стоявшая рядом, целилась в агента Норкросса, хотя ее взгляд периодически перемещался на главаря.

– Не знаю, сколько монет вы обычно собираете на рыбью кровь и головы, – произнес Дауд, – но если среди ваших знакомых нет барыги с очень хорошими связями, вы бы такое оружие не достали. Даже если оно вам и по карману.

Дауд взглянул на агента.

– Твои подельники? Дал им сигнал затаиться в темном переулке, пока не приведешь клиента, чтобы его убили и ограбили еще до того, как Норкросс узнает о его прибытии в город? – Дауд кивнул. – Хорошее начало.

Агент пошевелил челюстью вверх-вниз, прежде чем набрать достаточно воздуха и произнести:

– Что, во имя всех Островов, ты такое говоришь?

Дауд жестом указал на главаря попрошаек.

– Пистолеты. Они казенного образца – военные. Такие стоят много дороже, чем может заплатить обычный уличный головорез. А это значит, что тут у нас не просто случайные бандиты. Это наемники, и у них есть работодатель. Ты, например.

Лидер троицы зарычал.