Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Говард Лински

Поиск

Серия: Констебль Йен Брэдшоу №3

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл с жесткого диска после прочтения.

Спасибо.



 Переводчик: Юля Вахрамеева



Редактор: Анна Артюхова

Обложка и оформление: Маргарита Волкова


Переведено для группы Dark Eternity of Translations, 2020




Любое копирование фрагментов без указания переводчика и ссылки на группу и использование в коммерческих целях ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд! Все права принадлежат автору.






Пролог



«Моя История», Эдриан Уиклоу





Я кричал с самого первого дня.



Я родился кричащим. По крайней мере, мне так говорила моя дорогая матушка. Я кричал с того момента, как меня притащили в этот нелепый мир.



«Этому есть, что сказать», ― сказала ей акушерка, и она была права, но никто не послушал. Никто не уделил мне внимания. Так продолжалось много лет.



Затем я стал убивать, и все изменилось. Внезапно, людям перестало быть все равно. Я убивал снова и снова. Они отчаянно хотели найти меня. Некоторые из них стали одержимы мной. Было так приятно знать, что я занимаю мысли всех вокруг. Как видите, все изменилось, когда я начал похищать их детей.



Тогда они обратили на меня внимание.



Глава 1



1976 год




― Прошу тебя, ― сказала она ему. ― Сделай это, пожалуйста.

Так значит это двойной вызов, он не может просто его проигнорировать.

― Почему я?

― Потому что я очень тебя прошу, ― повторила она, с этим не поспоришь.

Это было веской причиной для десятилетнего мальчика, чтобы сделать так, как его попросили. Тот факт, что она была девочкой, а он не хотел выглядеть перед ней трусом, окончательно решил дело. Если он не выполнит это поручение, она расскажет об этом другим девочкам, и они начнут махать локтями, как курочки, и издавать кудахтающие звуки при виде него. Он не мог вынести подобной мысли.

Но это был очень длинный спуск вниз.

Может быть, она расскажет девочкам, что он сделал это, и тогда он станет чертовым героем. Это придало ему храбрости, и он на шаг ближе приблизился к краю, но только на шаг. Он еще не дошел до ограды по периметру, но уже видел ширь старого известнякового карьера впереди него. Большая часть бассейна огромного карьера была затоплена, природа взяла свое. Растения росли там, где однажды были голые скалы, в то время как густые кусты успешно произрастали вокруг воды со дна, обнимая крутые, покрытые мхом, склоны карьера. На уступах здесь росли даже деревья, они тянулись вверх, как будто пытались взобраться по скальным породам карьера, подтянуться и выбраться на свободу.

Известняк был выработан для строительных проектов много лет назад, все, что осталось, лишь большой кратер. Большая часть камня стала частью новых домов, расширивших деревню Мэйден Хилл со всех сторон во время строительного бума шестидесятых. Эти двухэтажные дома окружали деревню, как расположенные кругом фургоны в вестерне.

Оставшаяся огромная дыра, казалось, тянулась на мили, но все же он видел дальний конец. Его беспокоила не широта кратера, а его глубина. Каждый ребенок в деревне боялся карьера. Они все слышали истории о детях, которые здесь пропали, проглоченные темными водами у одного края кратера или разбившиеся об скалы на другом. Все знали, что здесь живут призраки и привидения, а еще здесь жила Серая Дама, которая приходила на это место с наступлением темноты и могла напугать людей до смерти всего одним взглядом. Все будет в порядке, если прийти сюда с группой или с другом, но, если ты придешь один, те злые духи бросятся на тебя и столкнут с края карьера лишь для того, чтобы увидеть, как ты падаешь и послушать твой крик.

Каждый ребенок знал это.

Однако взрослые в это не верили. Его мама сказала ему, что все это ерунда.

― Тебе не кажется, что я бы прочитала об этом в газете, ― сказала она ему, пока занималась выпечкой на кухне. ― Если бы ребенок упал с края карьера? Разве ты не думаешь, что мы бы услышали, если у кого-нибудь пропал бы ребенок?

Она рассмеялась, услышав его страхи, и дала ему облизать смесь с деревянной ложки. Взрослые не понимали таких вещей. Они забыли, какого это быть ребенком, верить во что-то, потому что ты просто знаешь глубоко внутри, что это правда. Им нужно, чтобы об этих вещах сказали по телевизору или в газетах, но это же только истории, откуда они могут знать, что это не выдумка?

Он знал, что истории правдивы, так что он не понимал, почему девочка не боялась, а это значило, что это не должно пугать и его тоже. Он должен быть храбрее девочек. Это было еще одним правилом.

Сейчас он колебался и смотрел на дыру в заборе.

― Я тоже пролезу через забор, ― заверяла она его, ― просто чтобы понаблюдать за тобой. Я не могу этого сделать, но ты можешь сделать. Я уверена, что можешь.

Он некоторое время раздумывал, а затем осторожно стал продвигаться вперед, пока не смог вытянуть ногу и просунуть ее через дыру в ограждении. Он задумался, кто растянул сетку, и сколько времени им понадобилось, чтобы побороть страх, пока они отгибали металл вверх и в стороны, образуя дыру в ограждении, помещенном здесь, чтобы удерживать людей от крутого обрыва, который за ним лежал. Он задавался вопросом, сколько детей прошли через то, через что собирался пройти он. Ему пришлось держаться за сетку и опуститься практически на землю, он оказался почти на спине, а затем скользнул ногой через дыру, его пальто цеплялось за острую проволоку, пока ему не удалось высвободиться.

Затем он прошел через дыру и встал по другую сторону, на него накатило головокружение, отчасти волнение, отчасти страх.

― Видишь, ― сказала она, стоя позади забора. ― Ты сделал это, там достаточно места.

И оно было.

В некотором роде.

Он стоял на плато, которое выступало над гигантской чашей карьера, но теперь не было ничего, что могло защитить его от долгого падения на острые камни. Ограждение было расположено вокруг карьера в форме большого, неровного круга. По большей части оно подходило прямо к краю, и за ним не было ничего, кроме крутого обрыва. Кратер образовывал неидеальный круг, так что тут и там участки земли оказывались зажаты между ограждением и выступали над карьером, как пристани на озере. Участок, на котором стоял он, был достаточно большим, чтобы она присоединилась к нему, и она, изгибаясь, пролезла внутрь. С одной стороны, высокие, густые кусты создавали естественный барьер по краю. По другую сторону плато было незащищенным. Он почувствовал тошноту просто стоя там. Он знал, что, если закроет глаза и сделает три шага вперед, то упадет с обрыва, умрет и исчезнет навеки.

― Ты сделал это... почти! ― сказала она, но это было неправдой.

Самая сложная часть, часть, которую она дважды бросила ему вызов сделать, все еще была впереди. Она хотела, чтобы он держался за сетку и покинул относительную безопасность их скалистого пристанища и прошел вдоль края карьера, на которой имелась лишь небольшая, изрезанная выбоинами травянистая дорожка. Ему придется поставить ногу на уступ, который не шире его ботинка, держась за жизнь растопыренными пальцами, цепляющимися за восьмиугольные прорези сетки, и переставляя руки.

Он снова наклонился вперед и посмотрел на землю далеко внизу.

― Я не знаю, ― сказал он, пытаясь, чтобы его голос звучал спокойным. ― Что, если я упаду?

― Ты не упадешь. Фредди Эндрюс не упал.

― Да, но ему тринадцать, ― напомнил он ей, ― а его отец в тюрьме.

Это значило, что Фредди нечего терять, потому что его жизнь уже была невыносимой и не станет лучше, никогда. Фредди шел по краю изнутри так, будто ему было все равно упадет он или нет. Он добрался до другой дыры в ограждении, которая была, по меньшей мере, в двадцати шагах по краю. Затем он вылез под радостные крики, которые, должно быть, стали светлым пятном в его грустной юной жизни.

― Нее, ― сказал он. ― Я мог бы это сделать...

Он хотел, чтобы она думала, что он на это способен.

― Я просто не хочу.

― Иди! ― подтолкнула она его.

А затем улыбнулась, эта улыбка, казалось, шла откуда-то изнутри и осветила что-то внутри него. Эта улыбка, заставила его захотеть сделать все, что она попросит.

Что угодно.

В ее глазах горел огонь, когда она сказала:

― Я очень-приочень прошу тебя.


Глава 2



1996 год




― Как мне кажется, я был последним, кто видел ее в живых, ― сказал Билли, охваченной благоговением девушке в пабе. ― Ну, не последним, очевидно, ― и он одарил ее мрачной полуулыбкой, которую всегда использовал после этой фразы.

― Бог мой, ― произнесла она. ― Просто ужасно.

Он всегда задавался вопросом, не переборщил ли он, не утратили ли его слова новизну после многократного повторения за прошедшие годы. На этот раз они с трудом сходили с языка. Он чувствовал себя комиком в старом клубе, который рассказывает одну и ту же шутку слишком часто.

И он был пьян. Возможно, слишком пьян.

Ничто из этого не остановило ее от того, чтобы взять его за руку и ободряюще пожать, так что может быть, надежда еще есть. Бесплодный забег должен когда-нибудь кончиться, верно?

― Это просто о-о-очень грустно и ужасно, ― теперь она сочувствовала ему, она шире распахнула глаза, и в них начали собираться слезы. ― Я не знаю, как ты справлялся с этим так долго.

Она печально покачала головой, и он задумался, наклонится ли она, чтобы его обнять, или может ему стоит рискнуть, но он заколебался, памятуя о возрастной разнице между ними. И правда одиннадцать лет? Похоже, что так. Ему было тридцать, а этой студентке всего девятнадцать. Все было намного проще, когда он был того же возраста, что и они. Подростки всегда были такими эмоциональными в общении между собой, все казалось важным и серьезным. Он бы выбрал девушку, сидящую в одиночестве ― депрессивную девушку на вечеринке, которая, может быть, выглядит не так хорошо, как ее подруги, скажем, спросит ее в порядке ли она. Он позволит ей несколько минут потворствовать себе, рассказывая ему о своей грусти и одиночестве, будет выражать больше сочувствия, чем она того заслуживает, а затем постепенно начнет рассказывать свою историю, по одному предложению за раз, будто рассказывая неохотно. Это, конечно же, будет история бедной Сьюзи Верити, почти каждый о ней слышал.

Если он все сделает правильно, девушка слушатель не только пожалеет его, но ей станет неловко докучать ему своими собственными тривиальными проблемами. Это будет его «пропуском». Если все пройдет очень хорошо, он может даже попросить переночевать у нее, а как только он окажется в ее спальне...

Дэнни называл его королем секса-из-жалости, но Билли было все равно. По правде говоря, его это забавляло, он был склонен думать об этом, как о единственном преимуществе ношения клейма. Билли Торп всегда будет последним человеком на земле, видевший бедную маленькую Сьюзан Верити живой, до того как ее похитил монстр, и это останется с ним навсегда, будто каким-то образом он разделял вину за этот деревенский секрет.

Подсознательно, люди стараются держаться от него подальше. Девушек, в частности, было трудно привлечь, как будто с ним в комплекте шел багаж, который они не хотели брать с собой. Билли рано узнал, что то, что произошло в тот день, было способно полностью бросить тень на всю его оставшуюся жизнь, хоть даже тогда ему было всего десять лет. Так что он не испытывал чувства вины, используя эту историю, чтобы получить секс. А почему должен? Что еще он может предложить такой молодой женщине? Он не высок, не красив; у него даже нет работы. У него нет других историй, чтобы ее впечатлить, ничего кроме того, что он находился рядом с той несчастной девушкой в день, когда она пропала.

― Я прочитала об этом в газете только сегодняшним утром, ― честно призналась ему хорошенькая студентка, он старательно пытался вспомнить ее имя. Она назвала его ему в самом начале, но оно почти сразу вылетело у него из головы, потому что он был пьян. ― Почти годовщина, верно?

Он грустно кивнул.

― Да, так что невозможно совсем об этом забыть, даже, если я захочу. А я не хочу, ― быстро добавил он на случай, если она посчитает его бессердечным.

― Бедняжка, ― говорит она. ― Двадцать лет прошло.

― Все произошло, как будто вчера, ― доверительно сообщил он.

― Меня тогда еще даже не было, ― сказала она.

Это и так было понятно. Он уже понял, что она ему не по зубам. Она была не только молодой, но и красивой, с длинными, темными волосами и полными красными губами, губами, которые он хотел смять своими. Ее кожа была бледной и безупречной.

Девушка вернулась в графство Дарем из университета и уже выглядела так, будто переросла это место. Эта деревня была не больше его деревни, но паб всегда привлекал большую толпу молодежи, что в свою очередь привлекало его, кроме того, паб находился недалеко от остановки. Она отпустила его руку: не неожиданно или со злобой, но с симпатией: ― Должно быть, это было тяжело.

Поджав губы, он одарил ее улыбкой «я сильный, я переживу».

― У меня бывали хорошие деньки и плохие.

Их прервал громкий рев из соседней комнаты, за которым последовал сиплый смех, что указывало на то, что в караоке баре, скоро что-то пойдет не так.

― Я лучше пойду, ― сказала она.

― Я тоже.

Он проследовал за ней к выходу из паба, и, когда они оказались на тротуаре, спросил, хоть она ему и не говорила:

― Напомни, где ты живешь?

― На Брук Лейн.

― В новых домах.

― Они стоят там уже шесть лет, ― напомнила она ему.

Он просиял улыбкой.

― Они всегда будут новыми домами.

Мужчина знал, что настоящие деревенские жители думали о чужаках, таких как ее родители, которые покупали жилье в роскошных новостройках.

― Я провожу тебя до дома.

― О, не надо. Все в порядке, правда.

Ей не очень понравилась такая перспектива.

― Не могу позволить молодой девушке идти домой в одиночку в такой час, ― сказал он, а затем многозначительно на нее посмотрел. ― Ни за что не могу позволить такому случиться.

― Ладно.

Она легче поддалась на уговоры после того, как он рассказал ей об исчезновении Сьюзан.

― Тебе по пути?

Он не рассказывал ей, где жил, или, что последний автобус уехал десять минут назад, и, что ему светит перспектива четырехмильной пешей прогулки до дома в темноте. Он поравнялся с ней, не ответив на вопрос, и они пошли через деревню.

― Осторожность не бывает лишней, ― сказал он, когда понял, что она не собирается завязывать новый разговор.

― В смысле, они так его и не поймали.

― Я думала, что какой-то мужчина совершил это преступление. Так говорилось в газетах.

― Да, в конце концов, он признался, но многие люди все еще считают, что это был не он. Тот парень, Уиклоу, убил кучу детей, так что ему было без разницы признаваться ли в дополнительных убийствах. Я считаю, что он просто сказал полиции то, что они хотели услышать. Как видишь, большую часть его жертв нашли, кроме трех других детей и ее.

― Боже, ― сказала она, неожиданно вновь заинтересовавшись темой. ― Так ты думаешь, что он еще на свободе, мужчина, убивший бедную Сьюзан?

Никогда не говорили просто «Сьюзан». Всегда «бедная Сьюзан» или «несчастная Сьюзан».

― Полагаю, что так. Он может быть мертв, наверное, но с того дня пропало еще несколько детей.

― Это ужасно. Не могу представить себе, каково было их родителям.

― Никто не может.

― Ты ни разу никого не видел? Ну, знаешь, кого-нибудь, идущего за тобой следом, когда ты был рядом с ней?

― Этот вопрос много раз задавала полиция, но я ни разу никого не видел. Мне было всего десять, но я бы запомнил, если бы увидел.

Он понял, что она заинтересовалась не на шутку. Они всегда проявляли интерес. Как только они слышали историю Сьюзан Верити, не могли ей наслушаться. Они все хотели услышать по дороге домой несколько отвратительных пикантных подробностей, что-то, что смогут рассказывать своим друзьям в пабе. Они будут хвастаться, что знают его, последнего мальчика, который видел пропавшую девочку живой.

― Они сказали, что, вероятно, он преследовал нас всю дорогу.

― Правда? Бог ты мой.

Она уже разговаривала, как какая-то шикарная южная девушка из модного университета.

― Так они мне сказали. Полиция сказала, что более чем вероятно, он заметил нас, когда мы играли на полях, а затем проследил за ней, после того как мы разделились. Они считают, что, должно быть, он ждал, пока Сьюзан пойдет одна, прежде чем приблизиться к ней.

― Что, они думают, произошло дальше?

Она была на крючке, хотела знать каждую мрачную деталь.

― Они не знают, ― ответил он, ― это навсегда останется тайной, ― он видел, что она разочарована. ― Но было несколько версий, о которых не говорилось в газетах, ― ее интерес снова взлетел вверх.

― Каких? ― спросила она, теперь она перестала идти, чтобы повернуться и посмотреть на него.

― Ну, мне не следует рассказывать, ― сказал он, она снова стала выглядеть разочарованной, ― но, если ты обещаешь никому не рассказывать...

― Конечно, ― пообещала она.

― Клянешься под страхом смерти?

― Что?

― Фигура речи, ― сказал он.

Мужчина мотнул головой, показывая, что им следует продолжить путь. Он не хотел, чтобы у него закончились истории, прежде чем они дойдут до входной двери.

― Они сказали, что, скорее всего, он заманил ее, ― пояснил он. ― Предложил показать ей что-то интересное, щенков или котят, или, может быть, сказал, что ее мама заболела, и, что ей надо пойти с ним.

Они уже были почти на ее улице.

― Но я считаю, что он похитил ее силой.

― Похитил силой?

― Схватил и просто унес, ― сказал он. ― Она была всего малышкой, совсем хрупкой.

― Но она бы стала кричать?

― Может быть, но, если он зажал ей рот..., ― резонно заметил он. ― В любом случае, кто услышит тебя там? Мы были в полях, помнишь: поля тянулись на мили вокруг. Тогда все было иначе: детям разрешали бродить вокруг: их родители не понимали, как много в мире плохих людей.

― Боже, от твоих слов мороз по коже.

― Неважно, я не помню криков о помощи.

― Ты не помнишь?

Эта фраза встревожила ее.

Он покачал головой.

― Люди не особо реагируют на такое.

― Надеюсь, что реагируют.

― Как много раз люди слышали крик и думали, что кто-то выясняет отношения, и это не их дело? Ни разу, ― уверенно заключил он. ― Крик не помогает.

Он понял, что она ищет что-то в своей сумочке, вероятно, ключи от входной двери. Ему нужно соображать быстрее.

― Если у тебя есть время на чашечку кофе, я смогу рассказать тебе больше.

Она поняла, что он напрашивается на приглашение к ней домой, и ее встревожила такая перспектива.

― Ох, я не могу. Извини. Мне рано вставать утром.

Это было ложью, она была студенткой. Ради чего, черт возьми, студенты стали бы вставать рано?

― О, не будь занудой, ― сказал он.

― Я не зануда, ― твердо заявила она, ― мне просто нужно идти.

Она могла быть грозной, когда хотела. Иногда, можно подтолкнуть девушку сделать что-то, выставляя ее скучной, но не эту.

― Послушай, замечательно было с тобой поговорить, правда, это было... вау.

Она либо потеряла дар речи или сконцентрировалась на том, чтобы как можно быстрее убраться от него подальше.

― С тобой тоже, ― тихо сказал он, ― спасибо, что меня выслушала. Большинство людей не понимают, но ты...

Затем он одарил ее своим лучшим грустным взглядом.

― Ну, скажем просто, ты поняла.

― О... спасибо, ― произнесла она, и он получил объятие, на которое рассчитывал. Он держал ее в руках и вдыхал сладкий запах ее волос и того, чем она побрызгала тело, прежде чем надеть одежду. Боже, это было приятно, и он хотел, чтобы это длилось вечно или, по крайней мере, до утра.

Она высвободилась и, хоть даже он знал, что это выстрел наугад, он наклонился для поцелуя, потому что никогда не знаешь.

― Давай не будем, ― сказала она, прижав обе ладони к его груди.

― Я чувствую связь между нами.

― Но я просто хочу быть друзьями.

― Я понимаю, ― сказал он, хоть и не понимал и не впервые задался вопросом, как она может быть так тронута его удивительной историей, историей бедной несчастной Сьюзан, и не хотеть дальнейшего сближения. Что с ним не так? ― Я все же провожу тебя до двери, ― сказал он, но она попятилась.

― Нет, все в порядке, ― сказала она. ― Я буквально вижу отсюда свою дверь.

― Ну, нет, не видишь, не совсем.

Он был озадачен ее ложью. В лучшем случае, она могла видеть начало своей улицы, но, казалось, что она скорее предпочтет рискнуть и пройти по плохо освещенной аллее одна, чем пойдет с ним. Он начал ощущать, как в нем закипает гнев, подогретый, как обычно, алкоголем и реальностью отказа.

Но она уже ушла. Она перебежала через дорогу, как будто заметила небольшой разрыв между машинами в час пик, хоть даже они не видели не единой машины, с тех пор как вместе покинули паб.

― Пока! ― крикнула она и помахала.

Он наблюдал за тем, как девушка уходит, забирая с собой все его надежды.

― Сука, ― тихо сказал он про себя.

***

5 Июня, 1966

ПОЛИЦИЯ ВОЗОБНОВЛЯЕТ ЗАПОРОТОЕ ДЕЛО ПРОПАВШЕЙ ДЕВОЧКИ


Статья нашего специального корреспондента


Полиция Дарема была вынуждена возобновить дело молодой девочки, которая числится пропавшей уже двадцать лет, из-за телевизионного документального фильма, выдвинувшего предположение, что офицеры действовали некомпетентно. Десятилетняя Сьюзан Верити пропала в тысяча девятьсот семьдесят шестом году, но полиция запорола расследование исчезновения, согласно словам из фильма, который будут показывать сегодня вечером.

Сьюзан так и не нашли, но через пять лет после ее исчезновения, серийный убийца детей Эдриан Уиклоу признался в убийстве школьницы. Позже он забрал назад свое признание, утверждая, что оно было выбито из него детективами.

Согласно словам источника, близкого к съемочной группе, документальный фильм «Долой Ложь: Правда о Сьюзан Верити» приведет список ошибок, совершенных полицией. Офицеры находились под сильным давлением во время поиска пропавшей девочки, и были совершены многочисленные ошибки. Детективы обвинялись в «поиске коротких путей» и в том, что им не удалось раскрутить многообещающие зацепки. Создатели документального фильма утверждают:

1) Драгоценное время было потрачено в самом начале, когда предполагалось, что Сьюзан просто сбежала из дома и скоро вернется. Несколько часов пропавшую девочку не искали.

2) В команде следствия существовала «культура питья», некоторых детективов обвиняли в тяжелой степени алкоголизма и в том, что они постоянно находятся на службе в нетрезвом состоянии.

3) Обращение полиции за помощью со стороны общественности привело к тому, что их завалили сотнями ложных сообщений о наблюдении, множеством злонамеренных обвинений со стороны недовольных соседей и множеством фальшивых зацепок, которые отвлекли детективов. Полиция получила так много звонков, что им пришлось использовать индексацию карточек и коробок с файлами, чтобы сохранить информацию, но у них не было необходимых ресурсов, чтобы опросить каждого, вследствие чего важные следы остыли.

4) Единственная свидетельница считала, что видела утром мужчину, совпадавшего по описанию с Эдрианом Уиклоу, в деревне Сьюзан в день ее похищения. Показания пожилой леди позднее были дискредитированы, и не было предпринято никаких попыток привлечь Уиклоу к ответственности за какое-либо преступление, связанное с Сьюзан Верити. Он отбывает пожизненное заключение за другие убийства.

5) Утверждение Уиклоу о том, что его признание было получено у него «под пытками», было подтверждено свидетелями, которые наблюдали на убийце сильные кровоподтеки, которые появились лишь после того, как он был заключен под стражу. В то время полиция отмахнулась от его обвинений, заявляя, что Уиклоу получил свои травмы в следствии «сопротивления полиции».

6) Офицеры так отчаялись найти улики, что даже обратились за помощью к медиуму, тактика, которую современные детективы раскритиковали, как «совершенно безумную». «Медиум Сандра» преуспела лишь в том, что довела до ручки уже работающую на пределе возможностей команду, так как они прочесали огромные территории вдалеке от деревни Сьюзан, потому что медиум «почувствовала» присутствие девочки в той местности.

Исчезновение Сьюзан Верити до сих пор остается самой большой неразгаданной тайной Констебулярии Дарема. Нынешний главный констебль Джеймс Ньюман поклялся сделать все, что в его силах, чтобы раскрыть правду.



«Были допущены ошибки, в этом нет сомнения, я хотел бы извиниться перед родственниками пропавшей девочки. Я лично гарантирую, что офицеры, занимающиеся возобновлением дела, не будут знать отдыха, пока правда об исчезновении Сьюзан Верити не будет окончательно раскрыта».


Глава 3


― Сэр?

Сержанта Йена Брэдшоу вызвали в офис босса. Он был удивлен обнаружить Кейна, читающим газету.

― Входи, парень, присаживайся, ― сказал ему Кейн, но продолжил чтение, пока не дочитал статью. Затем главный инспектор наклонился вперед, как будто собирался рассказать что-то по секрету. ― Ты слышал, что мы пересматриваем дело Сьюзан Верити?



Так вот почему его вызвали.

― Руководство видит в этом, ― и главный инспектор ткнул пальцем в оскорбительную статью, ― пятно на нашей репутации, нечто, что нужно устранить раз и навсегда. Первоначальное расследование было не особенно тщательным. По правде говоря, я бы сказал, что оно было совсем некомпетентным.

Кейн, как будто испытывал неловкость.

― Когда стало ясно, что удовлетворительное разрешение для этого дела едва ли возможно, всех поглотило уныние.

― Вы имеете в виду, они повесили это на Эдриана Уиклоу.

Главный инспектор приподнял руку, ладонью вперед.

― Я этого не говорю.

― Тогда что вы говорите?

― Уиклоу допросили тогда по поводу исчезновения Сьюзан, также как и сотни других мужчин. Его арестовали пять лет спустя, но за другие преступления.

― Он признался, что убил Сьюзан Верити, ― сказал Брэдшоу, ― так почему мы неожиданно стали в этом сомневаться?

― Он признался, как только его арестовали, затем отозвал это признание и стал утверждать, что его из него выбили. В конце концов, его прижали за это годы спустя после того, как его признали виновным в других убийствах. Он любит пудрить людям мозги, а Королевская Уголовная Прокуратура считала, что он, скорее всего, запел бы по-другому, как только оказался на скамье подсудимых, так что ему никогда официально не предъявляли обвинений в убийстве, так как он уже отбывал пожизненное заключение. Во-первых, не было тела. Люди забыли, что Уиклоу признали виновным всего по трем убийствам, хоть мы и всерьез подозреваем его причастность, по крайней мере, к семи, возможно, восьми или девяти.

Он вздохнул.

― Может даже больше. Другие убийства так и остались в архиве, включая дело Сьюзан Верити. КУП не хотела сбивать с толку жюри присяжных, выдвигая кучу обвинений, которые было трудно доказать, наряду с теми, что имели достаточно высокий шанс вынесения приговора. Все знали, что судья даст ему пожизненное даже за убийство одного ребенка, так что не было нужды доказывать каждое.

― Семьи жертв могут не согласиться.

Кейт проигнорировал эту ремарку.

― В конце концов, Уиклоу признали виновным, он получил пожизненное. Его никогда не выпустят на свободу.

Он замолчал, его лицо помрачнело.

― Конечно же, тогда и началось все веселье. С того момента он загонял всех. Во-первых, он сказал, что невиновен и, что будет подавать апелляцию. Это вызвало небольшое освещение в прессе, но не так уж много сочувствия, так что, когда ему отказали в праве подать апелляцию, он запел совершенно по-другому. Он признался в трех убийствах, по которым его судили, но сказал, что не имеет никакого отношения к остальным.

― Тем, что остались в архиве? Почему он стал их отрицать?

― Чтобы доставить нам хлопот. Мы засудили его по делам, в которых были обнаружены тела, было физическое доказательство, но с ним было связано множество других исчезновений. В четырех из этих случаев, тела так и не нашли.

― Так почему в центре внимания Сьюзан, а не другие?

― В других случаях было довольно ясно, что случилось. Когда дети пропали, было несколько наблюдений человека, похожего на Уиклоу, или машины, совпадающей с его по описанию, и у него не было алиби ни в одном из случаев. Также ничто не указывало на то, что дети могли быть похищены или убиты кем-то, кого они знали.

― А дело Сьюзан Верити отличается?

― Только одна свидетельница сообщила, что видела Уиклоу в том районе, где пропала Сьюзан, и она оказалась пожилой леди.

Кейн развел ладонями, чтобы показать, насколько ненадежным может быть ее свидетельство.

― Плюс, были другие возможные подозреваемые, некоторые из них близко к дому. Почитай документы по делу и поймешь, что я имею в виду. А теперь мы имеем дело со съемочной группой, которая баламутит воду, утверждая, что Уиклоу может быть вообще не причастен к исчезновению Сьюзан Верити. Они думают, что настоящий преступник все еще может быть на свободе. Лично я не думаю, что они имеют хоть какое-то понятие об этом. Продюсер, вероятно, встречался с Уиклоу и купился на одну из его баек, но это дело всегда, кажется, захватывало воображение публики: вероятно, потому что тут была группа детей, играющих вместе, и только один ребенок пропал, отчего все стало еще более пугающим. Убийца мог выбрать любого из них, но он пошел за Сьюзан. Неважно, они вызвали большой интерес со стороны прессы своим чертовым документальным фильмом, и главный констебль хочет, чтобы мы добились результата.

― Что Уиклоу может сказать об этом теперь?

― Это обычно зависит от того, в каком он настроении. Я сделал это, а потом, я не делал этого.

Кейн начал изображать Эдриана Уиклоу.

― Я совершил это, но не это. Я знаю, где похоронено то тело, но точно не помню, это было так давно... но подождите, кажется, я вспоминаю.

Кейн вздохнул.

― Для него это все извращенная игра, потому что это все, что у него осталось. Он пробыл в одиночном заключении пятнадцать лет, не имея контакта с другими заключенными: они убьют его, если только выдастся шанс. Это единственное его развлечение.

― К нему приходят посетители?

― Его мать постоянно ходила, но она умерла несколько лет назад. Они были очень близки, очевидно, она верила в его невиновность, несмотря на все доказательства обратному и его многочисленные частичные признания. Всегда было так: «Мой маленький мальчик не мог этого сделать», и она придерживалась этого мнения до самого конца. Помимо нее, к нему приходила целая вереница психиатров, психологов и других мозгоправов, все они пытались докопаться до причин, по которым Уиклоу совершал все эти преступления, а в процессе создать себе имя. Некоторые даже написали о нем книги, но он пудрил мозги им всем. В одну минуту он предлагает сотрудничество, а в следующую от него отказывается. Он наслаждался видом расстройства на их лицах.

― Кто-либо из детективов, занимавшихся делом, все еще на службе?

Кейн покачал головой.

― Все на пенсии или ушли.

Брэдшоу был озадачен.

― Прошло не так много времени, ― сказал он. Он думал, что спустя пятнадцать лет после ареста Уиклоу, младший детектив по делу, определенно, еще будет служить где-то.

― Они все ушли, Йен.

Это было сказано с уверенностью, Кейн не часто называл Брэдшоу по имени.

― Дюжина человек работали по этому делу с самого начала и до конца. Когда следствие завершилось, они все разбежались. Старшие офицеры остались до пенсии, досидели до конца свой срок, на самом-то деле: никто не ожидал многого от них с тех пор. Младшие ушли, пока еще могли, и занялись чем-то другим.

Брэдшоу подвел итог.

― Так значит, доказательствам двадцать лет, первоначальная команда, работавшая по делу, распалась, совершил это, вероятно, Уиклоу, а враждебная пресса следит за каждым нашим шагом. Звучит так, будто мы идем в никуда.

― Не обязательно, ― возразил Кейн. ― Кое-что работает на нас. Я сказал тебе, что первоначальное следствие было проведено плохо. Я бы сказал, что это реальный шанс тебе сделать себе имя. Я думаю, что ты подходишь для этого дела. Ты добивался результатов прежде, когда более... традиционно мыслящие детективы терпели неудачу. Твоя карьера шла в гору несколько неровно, но я предлагаю тебе разыграть свои сильные стороны. Ты достаточно умен, когда удосуживаешься задействовать этот академический мозг. Множество хороших, честных, старательных копов занималось делом Сьюзан Верити и ни к чему не пришло. Я хочу, чтобы ты посмотрел свежим взглядом и с другой точки зрения.

Брэдшоу привык к тому, что его босс временами одаривал его снисходительной похвалой, но, по крайней мере, в этот раз Кейн доверил ему важное расследование, хоть даже и то, которому уже двадцать лет. Возможность, наконец, выяснить правду о том, что случилось с Сьюзан Верити, и принести покой ее семье стали решающим фактором. Брэдшоу хотел это дело.

― Я сразу же начну изучать доказательства, а затем опрошу всех, кто с ней связан, посмотрим, что я узнаю.

― Да, отлично, ― старший инспектор на удивление быстро закрыл эту тему, ― но мне нужно, чтобы ты имел для меня другое дело в приоритете.

Кейн, казалось, почти неохотно заговорил об этом.

― Мне нужно, чтобы ты поехал и увиделся кое с кем. Кое с кем, кто говорит, что знает правду о том, что произошло в тот день, двадцать лет назад. Вероятно, он единственный, кто знает.

― С кем?

Брэдшоу чувствовал, что ему это не понравится.

― Эдрианом Уиклоу.

― Вы же не серьезно, ― он почти забыл добавить слово, ― сэр?

― Серьезно.

― Но вы только что сказали мне, что ему нельзя доверять и, что единственное, что ему осталось, так это устраивать переполох копам, ― напомнил Брэдшоу старшему инспектору Кейну. ― Зачем ему помогать нам? Почему, черт возьми, он станет рассказывать мне правду теперь?

― Потому что он умирает.


Глава 4


Хелен Нортон и Том Карни проводили полдень в лаунж-баре в старом отеле Дарема. Два репортера ходили туда так часто, что называли это место «офисом». Том частично переделал дом, чтобы они могли работать там, но передняя комната представляла собой тесную и загроможденную наполовину гостиную, наполовину офис, так что им нравилось делать оттуда вылазки. Длинный и просторный бар отеля был идеальным местом для планирования недели. Они сидели на его огромных диванчиках, пили кофе и ели сэндвичи. Когда Хелен задалась вопросом во сколько им это выльется, Том ответил:

― Цена ничтожна по сравнению с той, на которую мы бы раскошелились, чтобы завести настоящий офис в городе, и нам надо поесть, так почему бы не сделать это здесь.