Слабо освещенное пространство паба. Вверху, над полками с бутылками и бокалами, угадывается фигура с ликом святого. Сбоку шкаф, похожий на будку для исповеди. Столики и скамьи. У барной стойки, выглядящей как алтарь, стоят несколько женщин. Возможно, они просто проводят здесь время, а может, это их работа. Одна из женщин допивает из бокала, с силой ударяет им о стойку, выходит вперед. Остальные, образуя хор, встают чуть сзади.
Женщина-проповедник. Братья и сестры... Вы никогда не думали, почему нам запрещают брать в самолет дезодорант?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Визы, паспорта, нам выдают документы, которые снова и снова проверяют!
Хор. Снова и снова проверяют!
Женщина-проповедник. Государство не доверяет нам!
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. А что если все мы и вправду представляем опасность?
Хор. Нет!
Женщина-проповедник. Братья и сестры! Откроем журнал «Форбс»! Вот портреты самых опасных. Просто они этого пока не знают! Потому что нет рядом женщины, которая может попросить! Не бриллианты, не дорогое манто и авто! А что-то другое, очень опасное... например, остаться один на один с Богом! Когда никого больше не будет! А!? Ты один на один с Создателем! Что для этого нужно сделать?
Хор. Что?
Женщина-проповедник. Помните Архимеда? Парень, у которого был самый длинный рычаг!
Хор. Самый длинный!
Женщина-проповедник. Что он искал? Точку опоры! Архимед говорил: дайте мне точку опоры, и я сковырну эту Землю! Очень опасный грек! Все время искал, куда бы пристроить свой рычаг, чтобы сковырнуть эту Землю! Братья и сестры! Закроем журнал «Форбс»! Эти люди не представляют никакой угрозы! На них сваливаются нефтяные вышки и газовые месторождения, они продают и перепродают, они имеют все и всех, но они безопасны! Потому что их рычаг... Их рычаг не в том месте! Дорогие братья и сестры! Выключите свои мобильные телефоны и запомните: всегда надо думать, куда вставлять свой рычаг, если хочешь сковырнуть эту Землю!
В паб входит пожилой мужчина. Месса прерывается, женщины рассыпаются по пабу. Мужчина неторопливо оглядывается по сторонам, замечает стол с табличкой «Reserved», уверенно направляется к нему, садится, замечает фигуру святого, задумывается, складывает руки в молитве.
На пороге паба показывается мужчина в синем костюме. Он нервничает и постоянно озирается, идет к столу с табличкой «Reserved», усаживается рядом с пожилым мужчиной, также принимает молитвенную позу.
Мужчина в синем костюме. Нелепо... я и не думал сюда ехать... но день так сложился, у меня обычно — целый день столько дел, — одних телефонных разговоров с вами на полдня... а тут... телефон молчит... ни совещаний, ни происшествий, все равно день как-то надо было убить...
Пожилой мужчина. А я сразу решил поехать... мне показалось, что это провокация... может быть, сегодня все здесь закончится трагедией, но меня это не пугает!.. Знаете, обо мне только и говорят, что я не на своем месте, — не дотягиваю... так вот, если меня найдут здесь (вскакивает, встает перед столом, резко ложится на пол, как жертва, закинув одну ногу на стол), решат, что я стал жертвой заговора, а значит, я был на своем месте, раз был заговор, и меня убили! А может, даже решат, что меня прикончили те, с кем я всех призывал бороться, а значит, они есть, и мне, наконец, поверят...
Мужчина в синем костюме. Нет, мне это все не нравится, особенно теперь, после ваших слов... Мне никому ничего доказывать не надо, да и вам я не советую... время все расставит по своим местам, — что мы делали, с кем боролись, правы не правы... пусть потомки парятся! Напишут учебники, снимут кино про нас... как-нибудь облагородят, отшлифуют... (Встает, наклоняется к лежащему мужчине, помогает ему подняться.) Мы с вами попали в историю, а значит, пусть пройдет время — а сейчас даже и не пытайтесь оправдываться, никому ничего не докажете, только в очередной переплет попадете, — мало вам книжек про вас, юмористических! (Оба усаживаются.) Я вот даже жене своей не могу ничего доказать, на все огрызается, на малейшие замечания, — попросил, вчера только, колготки после стирки не развешивать над ванной попросил, я, когда лежу, — они надо мной висят, носками вниз, я не могу, у меня тело чешется, когда они носками вниз на меня показывают, а сегодня опять развесила, говорит, где мне их сушить? На кухне?.. Родной человек, а понять не может, что у меня тело чешется от ее привычки...
Со стороны кухни в паб выходит мужчина спортивного телосложения в светлой куртке. В его руках две горящие свечки. Мужчина проходит к столу с табличкой «Reserved», ставит свечки напротив двух других мужчин.
Мужчина в куртке. Простите, я опоздал, — у меня шофер глухонемой, я ему адрес всегда на листочке пишу. Когда в чужой стране, очень много времени уходит, пока толком нарисуешь маршрут... (Ищет стул, чтобы сесть рядом с мужчинами, но для него стула нет.)
Пожилой мужчина. Я думал, хотя бы вы не приедете!
Мужчина в куртке. Почему же? (Уходит к барной стойке, берет там стул, возвращается.)
Пожилой мужчина. Ну как же! Бред ведь полный! Полный ведь бред!
Мужчина в куртке. Ну и что! Вы же приехали, я думаю, что мы теперь тоже можем, в свете наших новых взаимоотношений, мы теперь можем поступать как вы, даже в бред верить... (Встает позади мужчин, резко проталкивает между их стульями свой стул.) Хотя, конечно же, верим мы не в бред, мы, вообще, верить стали, у нас этому теперь много внимания уделяется, поэтому я здесь просто обязан был появиться! (Садится.)
Мужчина в синем костюме. Чтобы проверить?
Мужчина в куртке. Что?
Пожилой мужчина. Веру...
Мужчина в куртке. Я здесь, потому что ничем от вас не отличаюсь, и когда вы все это поймете, когда научитесь разговаривать на равных с теми, кого считали не такими, как вы, тогда вы поймете, что мы — такие, как вы!
Мужчина в синем костюме. Давайте без вот таких вот словесных ловушек, я уже наслушался сегодня от жены!
В зал выходит совсем круглый мужчина — то есть у него круглое лицо, круглое тело, поэтому он круглый. Мужчина одет в черные брюки, белую рубашку с коротким рукавом. Еще на мужчине усы и бабочка. Круглый идет к столу, недовольно оглядывает посетителей, вдруг охает, прячет табличку с надписью в карман, расплывается в нарочито приветливой улыбке.
Круглый. Здравствуйте!
Все. Здравствуйте.
Круглый. Какая честь для меня... я вас узнал, а потом не поверил, потому что нигде про то, что вы придете ко мне, нигде не писали, ни в одной газете, которую я читаю. И спецслужбы меня не проверяли до вашего появления, поэтому я и сейчас не верю, что это вы.
Пожилой мужчина. Это мы, но об этом никто не должен знать, пока мы не уйдем.
Мужчина в куртке. И после тоже.
Круглый. Хорошо, об этом никто не узнает! Что ж... вот меню... (Щелкает пальцами, от барной стойки к круглому подходят три женщины, они раздеваются на ходу, бросают на стол детали своего туалета — лифчик, топ и чулки.)
Все. (С изумлением.) Спасибо...
Круглый. Прошу сразу обратить внимание (подходит к пожилому мужчине, разворачивает перед ним лифчик), — вот то, что напечатано под флагами стран членов европейского содружества, — это блюда для туристов, — мы их готовим совсем плохо, это вы не читайте (подходит к мужчине в синем костюме, разглаживает лежащий перед ним чулок), а на первой странице бумажечка вклеена, там карандашом нацарапано, — это для своих, — морские блюда, овощные супы — это мы готовим очень вкусно, потому что умеем!
Пожилой мужчина. (Вертит в руках лифчик.) Хорошо, я буду виски...
Мужчина в синем костюме. (Отодвигая от себя чулок.) Я гиннесс...
Мужчина в куртке. (Изучает топ.) А я суп...
Круглый. (Оживляясь.) Овощной?
Мужчина в куртке. Суп-крем грибной...
Круглый. Хорошо... (Про себя.) Туристы!..
Щелкает пальцами, к столу слетаются все женщины и сбиваются в одну стайку.
Круглый. Вот эти женщины будут вам готовить... Я их всегда показываю клиентам, не думайте, что это из-за вас... Нет, я считаю, — каждый, кто пришел поесть в чужое место, обязан видеть, кто ему будет готовить! Вашим желудкам предстоит переваривать чужую фантазию, чужое усилие, чужую усталость... Раз уж вы рискуете, значит, имеете право хотя бы видеть, кто именно готовит для вас, открывает бутылки и разливает! Вас устраивают эти женщины?
Женщины набрасываются на посетителей, гладят и раздевают их и себя, как будто исполняют танец-консумацию.
Мужчина в синем костюме. (Кричит, как будто просит о помощи.) Наверное, мы вам ответим после... после того, как поедим...
Круглый. Все так говорят, а потом забывают... (Делает женщинам знак, те оставляют мужчин, возвращаются к барной стойке.)
Пожилой мужчина. (Поправляет на себе одежду.) Поразительно! Так во всех ресторанах происходит?
Мужчина в синем костюме. (Застегивает рубашку.) Наверное... это обычный ресторан, хотя на вывеске какое-то странное слово — паб!
Мужчина в куртке. Насколько я помню, — в пабах просто пьют, стоят, галдят и пьют... в пабах не... еб... не готовят...
Бежит к барной стойке за своей курткой.
Мужчина в синем костюме. Да? Не готовят?
Пожилой мужчина. (Замечает следы помады на лице мужчины в синем костюме, с силой вытирает их.) Ну, что ж вы?! Это ж как никак — ваше — национальное! Вот я точно знаю, что в Макдональдсах — готовят!
Мужчина возвращается со своей курткой, проверяет карманы, находит в одном из них сигаретку.
Мужчина в куртке. Нет, в пабах только разливают, разливают и галдят, — моя машина однажды в пробке стояла, в Лондоне... (закуривает). А на улице — жара... плюс тридцать семь, конец рабочего дня... и вот такой паб, значит, прямо напротив дороги (затягивается, медленно выпускает дым).
Мужчина в синем костюме жестом просит у мужчины в куртке сигаретку, затягивается.
Мужчина в синем костюме. (Закатывает глаза.) Паб...
Мужчина в куртке. А вокруг люди, с кружками... и орут, и орут...
Мужчина в куртке забирает сигаретку, хочет затянуться, но видит, что пожилой мужчина тоже хочет курнуть. Мужчина в куртке передает пожилому сигаретку.
Мужчина в куртке. Я окно-то закрыл, невозможно, шум какой стоял... в первый раз шоферу своему глухонемому позавидовал... нет, во второй...
Пожилой мужчина. (Затягивается.) А когда в первый?
Мужчина в куртке. Когда президентом стал...
Все смеются.
Мужчина в синем костюме. (Как будто в забытьи.) Надо же... только пьют и галдят... Неужели нельзя просто молча посидеть, посмотреть друг другу в глаза, подумать, в конце концов... съесть что-нибудь горячее и подумать снова...
Мужчина в куртке. (Резко.) Горячее у вас в пабах не готовят, поэтому никто и не думает!..
Мужчина в синем костюме. (Возвращается в реальность.) Да, мне докладывали, что у нас с национальной... с национальной кухней не все в порядке... но чтоб до такой степени...
Пожилой мужчина. Слава Богу, в Макдональдсах полно горячего!
Из-за барной стойки появляется бородатый мужчина в военном кителе и фуражке. Внешне он напоминает Фиделя Кастро. Его нога прикована цепью к барной стойке. Гремя цепью, мужчина подбегает к столу.
Мужчина в кителе. Не дышите! (Задувает свечи, тужится, издает неприличный нутряной звук — над столом загораются лампы).
Мужчина в кителе. Дышите...
Пожилой мужчина. Спасибо, конечно, но здесь светло!
Мужчина в кителе. Вы уверены? (Отходит от стола к будке для исповеди, издает тот же неприличный звук — над будкой загораются лампы.)
Мужчина в синем костюме. Да!
Мужчина в куртке. Мы уверены!
Мужчина в кителе. А мне показалось, здесь темно! (Выбирает новое место, издает звук — зажигает свет.)
Мужчина в куртке. Вам показалось! Нам не нужен огонь!
Мужчина в кителе. Но это не простой огонь! (Шепчет). Я... я украл его... (Издает звук — свет загорается над барной стойкой.)
Пожилой мужчина. Что за бред!
Мужчина в синем костюме. Послушайте, здесь полно света, — нам не нужен ваш огонь, тем более — ворованный!
Мужчина в кителе. (Во весь голос.) Это Олимпийский огонь! И я его украл! (Издает такой мощный звук, что загораются даже свечи на столе.)
Возникает пауза. Посетители переглядываются.
Мужчина в куртке. У кого вы его украли? У Зевса?
Посетители смеются.
Мужчина в кителе. Я работал бортпроводником авиакомпании «Малев». Надежная русская авиакомпания с хорошей венгерской кухней. Знаете, когда на борту — дети, в мои обязанности входило... Входило... Выносить детям подарки... Разукрашки всякие, карррандашики! На... на! (Достает из кармана гранату, протягивает ее посетителям. Мужчина в синем костюме не берет ее. Мужчина в куртке тоже отрицательно кивает головой. Только пожилой мужчина доверчиво принимает гранату, смеется, выдергивает чеку.)
Пожилой мужчина. Как познавательно!
Мужчина в кителе. (Зажимает гранату руками пожилого.) Ты что?! Держи, не разжимай!.. Однажды на мой рейс выпала перевозка Олимпийского огня в страну Восходящего Солнца. Спортсмены, которых удостоили чести везти огонь, охрана, — все они стали напиваться, как только самолет набрал нужную высоту. Один спортсмен все время держал факел в руках, даже когда пил. Уже перед самой посадкой, он вставил факел в специальную подставку и вышел в туалет. Все вокруг давно спали. Тут-то мне и пришла в голову мысль украсть этот огонь и подарить его людям, простым людям. Пока никто не видел, я зажег свой факел от Олимпийского огня, а их факел я задул и затем снова зажег от своей зажигалки! Олимпийские рекорды, золотые медали, улыбки победителей, слезы проигравших, гимны, флаги, — весь этот искусственный мир теперь будет освещать мой огонь из зажигалки, а я буду разносить настоящий Олимпийский огонь в обычные дома обычных людей, и пусть их простые человеческие слезы, настоящие улыбки, переживания и заботы, пускай все это освещает священный огонь! (Сдергивает с подбородка бороду, снимает фуражку, подходит к краю сцены, — всем своим видом и интонацией он дает понять, что театр закончился.) Я каждый день встаю в семь утра! А ложусь в одиннадцать вечера! Отвожу детей в школу, забираю белье из прачечной, сдаю белье в прачечную, покупаю таблетки, пью таблетки, выношу мусор, мусорю, а затем снова выношу мусор! Каждый день!!! Вот он настоящий Олимпийский рекорд — проживать эту жизнь, ходить на работу, водить самолет и умудряться не врезать его в какой-нибудь небоскреб от грустных мыслей и плохого настроения! И таких олимпийцев — миллиарды: официанты, строители, офисные работники... Нам подарили жизнь, но забыли наделить ее смыслом! И вот мы мучаемся от такого неполноценного подарка! Мы стали сами придумывать этот великий смысл, мы даже стали выбирать людей, которые должны за всех за нас думать как нам жить! Но чаще всего они придумывают как нам умирать! Мы греемся от искусственного света плазменных телевизоров и мечтаем о том бреде, которым пичкают нас оттуда. Придуманные судьбы киногероев, Олимпиады, новости — мы верим в то, чего нет, переживаем за тех, кто никогда по-настоящему не страдал! Наши души блуждают в потемках, наш разум засыпает, потому что нет настоящего света на земле! Но я дарю его людям! Дарю, чтобы никто не спал! (Поворачивается задом в зрительный зал, издает оглушительный звук, — в зале загорается яркий свет.) Посмотрите! Этот свет делает все вокруг таким простым и понятным! Видите? Я уже вижу (смотрит в зрительный зал), я вижу лица настоящих героев! Они еще только открывают глаза, щурятся, им неприятно... так всегда бывает, когда после темноты начинаешь видеть свет!
(Подбегает к пожилому мужчине, выхватывает у него гранату, бежит к барной стойке, перепрыгивает через нее, — раздается звук взрыва, но ничего не рушится и не сгорает.)
Пожилой мужчина. Как все сложно и непонятно...
Мужчина в куртке. Чего он хотел? Чтобы стало светло?
Пожилой мужчина. У меня все равно плохое зрение! Мне что при свете, что без света!
Мужчина в синем костюме. Мне этот свет тоже не помог! Я до сих пор не могу понять: почему это паб? Вот меню, значит, здесь готовят...
В зал выходит круглый владелец паба с приборами. Он замечает горящие лампочки, начинает ходить по залу и тушить их — дует, и они гаснут.
Круглый. (Ворчит.) Зачем? Приходишь в чужое место, — зачем наводить свои порядки?! (Дует). Вы здесь всего лишь гости... вы ничего не измените... (дует)... тут как все было, так и останется...
Мужчина в куртке. Это не мы!
Пожилой мужчина. Какой-то полоумный! Решил, что здесь темно, хотел сделать как лучше...
Круглый. Благими намерениями выстлана дорога в ад!
Круглый что есть силы дует в зрительный зал — там гаснет свет. Владелец паба подходит к столу, плюет на пальцы, тушит одну свечу, подносит руку к другой.
Мужчина в куртке. Оставьте, пускай себе горит, нам будет приятно... Тем более нам сказали, что это Олимпийский огонь!
Круглый оставляет свечу гореть, раскладывает на столе приборы.
Круглый. Олимпийский... кому он нужен, да и во что теперь превратилась ваша Олимпиада! Медали вручают, потом отбирают, все спортсмены — на игле!.. Олимпиада... Даже террористам она неинтересна!
Мужчина в синем костюме. Послушайте... как вас...
Круглый. Зовите меня — отец. Меня здесь все так называют... может, потому что я добрый, или моя кухня очень напоминает домашнюю...
Мужчина в куртке. А имя у вас есть, мне хотелось бы узнать ваше имя...
Отец. Имя у меня есть... обычное имя... мне больше нравится — «отец»... туристы придумали, может, даже в насмешку, а мне понравилось... может же быть и у меня какая-то радость... доставьте мне удовольствие, называйте меня отцом...
Мужчина в синем костюме. Хорошо, послушайте... отец... почему же ваше заведение называется «Паб», ведь в пабах не готовят...
Отец. Да? Но видите ли... Здесь так много туристов... вообще-то мое заведение правильнее называть «Паштелярия» — это по-нашему вот такой вот ресторанчик так и называется, но кому что скажет такое название? Никому и ничего! А вот паб — это слово интернациональное! Представьте себе, — идет вот с прогулки обычный такой турист или нелегал, идет и есть хочет, а кругом одни паштелярии, — и вдруг — паб, у него аж крылья от счастья вырастают, и так он радуется родному слову, что и меня отцом готов называть!
Мужчина в куртке. То есть вы обманываете народ, главное, чтобы все к вам шли!
Отец. Главное получать то, чего хочешь, а хотим мы того, чего, к сожалению, не заслуживаем! Но я все равно принесу вам ваш заказ, потому что вовсе и не важно, паб это или нет, важно то, что вы хотите гиннесс, виски и суп-крем грибной, и это все у меня в моем пабе есть! (Недовольный отец уходит.)
Пожилой мужчина. Взял приборы зачем-то разложил... зачем мне вилка? (Берет нож в руки.)
Мужчина в синем костюме. Это видите — такое к нам грубое обращение, потому что мы нарушили наш привычный имидж... Вокруг нет охраны (пристально смотрит на мужчину в куртке, тоже берет нож), фотографов, его никто не проверял, — вот он и наглеет... отец!
Пожилой мужчина. (Опасно размахивает ножом.) Да, я давно заметил, стоит отклониться от своего образа — и все, — с тобой никто не считается... Я с ужасом думаю о том времени, когда мне придется, придется уйти с поста... столько, столько подонков, которые не церемонятся с тобой даже сейчас, поливают грязью... (надвигаясь с ножом на мужчину в куртке) у вас много... много хороших идей, например, как сделать так, чтобы в журналистику не попадали подонки, которые пишут о чем хотят! Нам бы поучиться у вас...
Мужчина в куртке. (Отодвигаясь от пожилого.) Да, с этим у нас все в порядке... хорошее образование и строгие экзамены... вот подонки и не попадают в журналистику!
Мужчина в синем костюме. Да перестаньте, ладно! Строгие экзамены... просто у вас нет демократии, поэтому и подонков мало! (Заносит нож над мужчиной в куртке.)
На мгновение свет в пабе выключается. Когда свет включается, на месте мужчины в куртке оказывается женщина-проповедник, из ее шеи и ребер торчат рукоятки ножей. Опешивший мужчина в куртке сидит на краю стола. Двое других мужчин резко отдергивают руки от ножей.
Женщина-проповедник. Простите, я прерву вашу нелепую беседу! Время, время поджимает... Что? Что вы опешили? Да, это я... Я назначила вам встречу!
Мужчина в куртке. Просто вы так, из ниоткуда...
Женщина-проповедник. Правильно, я как раз оттуда... (Выдергивает из своего тела ножи, кидает их на стол.) Да, если б про нас писали пьесу, для вашего появления пришлось бы сочинять длинные ремарки, как вы вошли, оглядывались, а для моего появления никаких ремарок не нужно, — я из ниоткуда, ну, что ж, — к делу! Так, стоп, что вы так на меня уставились?
Пожилой мужчина. Нет, просто...
Женщина-проповедник. А что вы ждали — такого (делает рожки), с копытами?! Нет это спецэффекты, это дорого... Но у меня тоже — грудь недешевая, — потрогайте, как своя! (Опрокидывается на мужчину в синем костюме, хохочет.) Кожа, ножки... Знаете, сколько сейчас это стоит, так что не расстраивайтесь...
Мужчина в синем костюме робко трогает то одну, то другую грудь женщины, пожилой гладит ее ноги, мужчина в куртке постукивает по сапогам женщины, как будто действительно хочет найти копыта. В зал выходит отец с подносом. Он начинает раскладывать на столе сыр, хлеб и масло. Все смущаются, одергиваются, женщина смеется.
Мужчина в куртке. (К отцу.) Простите, но, я просил суп-крем...
Отец. Да, я помню, но у нас традиция, — любая еда начинается с кусочка свежего хлеба и ломтика козьего сыра...
Женщина-проповедник. Круто, да! Я поэтому эту страну для встречи выбрала... столько милых традиций, не прописанных в меню, и стоят эти традиции от силы один евро... так, отец, прими мой заказ — я хочу кальмары на гриле с брокколи...
Отец. Так...
Женщина-проповедник. И карамельный мусс...
Отец. (Закрывает глаза, проговаривает вслух, пытаясь запомнить.) И карамельный мусс...
Отец уходит. Возвращается.
Отец. Еще раз: кальмары на гриле и карамельный мусс?
Женщина-проповедник. С брокколи!
Отец. И карамельный мусс?
Женщина-проповедник. И карамельный мусс...
Отец уходит.
Женщина-проповедник. Правда, он хороший? Правда? Его, представляете, все называют отцом! Да! Он потому что такой, знаете... (оглядывается, замечает, что отец смотрит на нее из глубины паба) одним словом, хороший, и с этим не поспоришь! Он ведь даже так просто посмотрит на человека и сразу понимает, что тот будет...
Пожилой мужчина. Есть?
Женщина-проповедник. И есть тоже! Хотя, конечно, от настроения зависит... иногда он очень строгий бывает... да... вот однажды, заходит сюда парочка, украинцы-туристы, есть такая далекая страна Украиния, так вот с этой страны, двое, он и она... бродили, видимо, по городу, бродили и заблудились... стали у отца спрашивать, где они находятся... отец им все объяснил, даже карту подарил, с фотографиями самых исторических мест... попросились украинцы в туалет, — разрешил отец, раз приспичило, не стал отказывать... как закончили, пошли украинцы к выходу, и эта стерьва видит, что отец отвернулся, — яблочко со стола хвать — и себе в сумочку закинула! Ну тут отец не выдержал, как заорет на них... (Из глубины паба раздается грозный крик отца: «Что ж это такое, делаешь вам, делаешь добрые дела, а вы судьбу искушаете!!!») Да... хотя что ж такого... яблочко, можно было и простить... (Достает из кармана яблоко, протягивает посетителям, они отнекиваются, сама откусывает.) О, чарвивое! Такое после дело завертелось... с позором их погнали отсюда, фамилии в список занесли, знаете, есть такой список, кому будут отказывать в визе... вот их в такой занесли... а главное (кладет яблоко на стол), это яблочко на столе я оставила, почему отец его не прибрал?.. Мог ведь отложить, спрятать... значит, был смысл и в этом... ну да ладно, я, в принципе, вот вас зачем вызвала...
Мужчина в синем костюме. Послушайте... я все-таки позволю себе высказать сомнение, та ли вы, за кого себя выдаете...
Женщина-проповедник. Выдают корову... замуж! А я — это я! Ну почему, почему всегда одно и то же?! Вы же доверяете жене, когда она говорит: ты у меня самый лучший! Нет, не доверяете? Но ведь ничего с этим поделать невозможно, правда? Не пойдете же вы проверять, с кем она до вас, и каков он в постели! Есть вещи, которым не требуется доказательств, потому что... потому что карты так легли!!! Я вам больше скажу (переходит на шепот): в этом мире ничего не требует доказательств, это его главный закон... так он был задуман, — никто ни перед кем не отчитывался, кулаком в грудь не бил и ничего не доказывал, этот мир вот так просто возник... так и закончится, — не оправдываясь, не извиняясь (орет) — и ничего никому не до-ка-зы-ва-я!!!!!!!
Трое за столом молчат и все так же недоверчиво смотрят на женщину.
Женщина-проповедник. Сейчас сюда зайдет старичок-фотограф и спросит нас, не желаем ли мы сфотографироваться...
Пожилой мужчина. Фотограф, в ресторан?
Женщина-проповедник. Да... Мы согласимся, я сяду так, что загорожу вот вас (указывает на мужчину в синем костюме), фотограф встанет на стулочку, потом крикнет мне, чтобы я вас не загораживала, щелкнет, запишет наш адрес и уйдет... потом придет другой старичок, он предложит нам купить маленьких змей с высовывающимся языком... никто из нас, конечно же, ничего не купит, и старичок, грязно выругавшись себе под нос, уйдет... Надеюсь, то, что я все это предвижу — так сказать чудо, — и этого будет вполне достаточно, чтобы вы поверили, что я...
Из-за барной стойки появляется старик в пальто и шляпе, он запинается, падает, кричит: «Дьявол!» Старик выходит вперед, начинает хлестать себя плетью, состоящей из многочисленных сплетенных змеек. Внешне он напоминает Михаила Горбачева.
Старик со змейками. А вот игрушки... сам делал я игрушки... (Хлещет себе по спине змеями.) Купите, купите... недорого продаю я эти игрушки, простые... но приятные игрушки... (вдруг мужчина падает на колени и начинает мягко, сухо, но очень пронзительно по-стариковски плакать, отчего всем становится не по себе.) Простите, простите меня, если... если вы не хотите покупать игрушки... тогда скажите, скажите, играл ли кто-либо из вас в компьютерную игру «Grand theft auto-3»?
Пожилой мужчина. ГТА? Я играл... только не в третью часть, я играл в продолжение Vice City.
Старик со змейками. Нет... это не то, не то... (Поднимается, идет к столу, ест сыр и хлеб, лежащие перед посетителями.) Много лет назад я работал в Португальском консульстве в городе Москве. Я работал там, как бы сказать... — моей профессии даже не было названия, меня завели в консульстве, чтобы господин консул мог отдыхать... Конкретно это выглядело так: я отвечал на звонки — я был единственный во всем консульстве, кто подходил к телефону... я принимал почту и факсы, — некоторые наивные люди факсами высылали приглашения для своих родственников или друзей, я их принимал, а потом, чаще всего, терял... я составлял списки людей, которые должны попасть к консулу, а потом терял и эти списки... В общем, никто, никто не мог попасть на прием без моего в том участия, никто не мог покинуть пределы нашего государства без моей на то воли! Я разлучил десятки семей, сотни болельщиков не смогли отправиться посмотреть своих любимых футболистов вживую на футбольные поля благословенной Португалии, тысячи матерей не смогли приехать к своим детям-студентам на каникулы. И вот однажды (подходит к женщине, ощупывает ее), однажды, я, как всегда, вскрывал конверты с приглашениями. Что это? Так... В тот день у меня не было настроения, и я хотел сжечь все эти факсы, просьбы, конверты — как вдруг пальцами нащупал, нащупал что-то твердое (лезет женщине под одежду, достает конверт, вскрывает его). В письме оказался диск, диск для компьютера с игрой ГТА. Я запустил ее (от барной стойки к старику подходит женщина с подносом, забирает у него диск, ставит на стол перед посетителями компьютерную клавиатуру) и попался... (Старик усаживается за стол рядом с женщиной, начинает увлеченно стучать по клавишам, глядя перед собой, как будто впереди находится экран компьютера, отображающий события игры. Все, кто сидят за столом, постепенно вовлекаются в игру, так же стучат по клавишам). Я играл днями и ночами, — мой герой начинал свой путь с мелкого уличного бандита, он выполнял разные миссии: убивал политиков, давил конкурентов, развозил проституток по борделям, и за каждую работу ему платили деньги! Это так увлекло меня! Я забросил работу! Я стал пропускать в консульство всех без разбору! (От барной стойки к столу с посетителями подходит женщина с подносом, ставит перед стариком рюмку, старик пьет, обращается к ней.) Пастушенко? Безработный? Беженец с Украины?
Женщина с подносом. Хочу съездить к океану, отдохнуть!
Старик со змейками. Проходите — сейчас вас примут! (Женщина уходит, быстро возвращается с новой рюмкой.)
Пожилой мужчина. (Как будто читает в экране компьютера.) Проникните в толпу албанцев и украдите часы известного политика!
Женщина-проповедник. (С силой бьет по клавиатуре.) Миссия пройдена: десять тысяч долларов!
Старик со змейками. (Пьет, обращается к женщине с подносом.) Так, что вам, бабушка?
Женщина с подносом. Дочь рожает от португала, он гомосексуалист, они разводятся, я буду сидеть с внучкой!
Старик со змейками. Пожалуйста, вам в пятый кабинет!
Женщина с подносом уходит к барной стойке.
Мужчина в куртке. (Как будто читает на экране компьютера.) Посадите в тюрьму Антонио и завладейте его делом!
Женщина-проповедник. (Еще сильнее бьет по клавиатуре.) Миссия пройдена: тридцать тысяч долларов!!!
Женщина с подносом подбегает к столу.
Женщина с подносом. Я...
Старик со змейками. Проходите, господин консул вас ждет!
Мужчина в синем костюме. (Как будто читает на экране компьютера.) Доберитесь до аэропорта и взорвите там машину...
Старик со змейками. Стоп! (Выходит из-за стола.) Доберитесь до аэропорта... о, как хорошо я помню эту миссию... (Подходит к барной стойке, женщины забирают у него клавиатуру.) Дорога в аэропорт лежала через очень неблагополучный район, поэтому я достал бейсбольную биту, и, когда пробегал мимо парка — я ударил старика в коричневом пальто, в шляпе... он шел мне навстречу, и я просто так, чтобы не мешался, ударил его на ходу... Старик упал, брызнула кровь, а я побежал дальше... и вдруг, вслед мне, вслед мне старик крикнул —
Хор женщин у барной стойки. «Будь ты проклят!»...
Старик со змейками. ...я побежал дальше, добрался до аэропорта, взорвал машину... миссия была пройдена... Всю ночь я не спал, каждые полчаса бегал в туалет по-маленькому... через день мне поставили диагноз — простатит, еще через два дня меня уволили с работы, мне сказали, что я не выполняю свои прямые обязанности. Из жалости мне выдали португальское гражданство... Я уехал из России и уж было подумал, что мои несчастья кончились, но здесь начались новые, — меня стали узнавать бывшие соотечественники, и к моему простатиту добавились многочисленные переломы... мой врач назначил мне самое позорное для мужчины лечение, — массаж... скажем так, массаж задницы... самой что ни на есть задницы!..
И вот я делаю эти игрушки, чтобы заработать себе на свое позорное лечение. Но самое главное, — я понял — меня проклял компьютерный персонаж из той самой игры, которую я нашел в консульстве! Как раз после слов того самого старика со мной начались все эти несчастья... Я, я решил найти компьютерного старика и переиграть миссию так, чтобы он не проклинал меня, чтобы он отменил свое проклятие! Каждый вечер я прихожу в Интернет-кафе, там работают очень добрые люди — за две мои змейки в час они разрешают мне сидеть в Интернете и играть... Каждый раз мне приходится проходить игру с самого начала, я с трудом дохожу до той миссии, где надо взорвать машину... я бегаю по парку и ищу того самого старика, который проклял меня, я хочу попросить у него прощения, хочу сделать так, чтобы он меня простил... но нигде, нигде его нет, — ни в парке, ни в аэропорту! Я искал его по всему городу, по всем миссиям, — он исчез, проклял меня и исчез... зачем я ударил его битой, зачем... (плачет)... Если когда-нибудь, когда-нибудь вы или ваши дети будут играть в эту игру, пожалуйста, найдите этого старика в коричневом пальто, в шляпе... попросите... попросите его, отменить свое проклятие... пожалуйста...
Пожилой мужчина. Может, обратиться к разработчикам...
Мужчина в синем костюме. Да, надо написать запрос...
Старик со змейками. Я не верю!!! Не верю в запросы, в письма, в прошения и приглашения, — я знаю, как их читают! Я верю в простое человеческое слово... скажите мне, скажите мне здесь и сейчас, и я обрету надежду...
Женщина-проповедник. Ну, в слова я не верю, а вот в деньги... совсем чуть-чуть. (Кидает старику мелочь, старик смотрит на остальных мужчин.)
Старик со змейками. Чуть-чуть?
Мужчины делают вид что, лезут в карман, потом с сожалением разводят руками, старик морщится, глядя на них, затем оборачивается к женщине, улыбается. Снова оборачивается на тех, кто не смог найти деньги, морщится, бормочет про себя какие-то ругательства, хлещет себя плетью из змеек, уходит.
Мужчина в куртке. Надо же... я действительно почувствовал себя беспомощным... я никак не могу ему помочь...
Мужчина в синем костюме. Вас это заботит?
Мужчина в куртке. Меня это расстраивает... я ведь деньги не ношу с собой... у меня их, вообще, нет, зачем они мне... (Женщина вздыхает, встает, идет к барной стойке, заказывает выпить.)... я все и так получаю... но вот это чувство, когда ничего не можешь, потому что ничего нет и не надо... я однажды ехал с работы на работу... пишу водителю на бумажке: стоп — он останавливает, как всегда метрах в пятидесяти от того места, где надо, я выхожу и вдруг вижу — киоск... киоск, где билеты лотерейные продают... знаете, очень мне захотелось сыграть и выиграть... есть у нас такая лотерея, «Золотой ключ» называется, — можно выиграть квартиру в Москве, машину... я думаю: куплю побольше билетов... ведь чем больше билетов, тем больше шансов выиграть, да, по логике вещей?!. А потом вдруг... вдруг как резануло в голове... мысль резанула: ну вот даже выиграю я... и что? В принципе, все, к чему можно стремиться, за что можно мучиться и страдать, — это все я имею... Да, от меня ждут определенных решений... беременные ждут выплат материнского капитала, родившие ждут улучшения жилищных условий... наркоманы ждут ипотек... но, а где я в этом всем?.. Или меня нет?.. Целый блок моих чувств, переживаний изъят у меня... (В зал проходит отец, расставляет на столе перед посетителями одинаковые серебряные чаши.) я не могу помочь не то что этому старику, я не могу помочь себе, я в начале и в конце... я могу только наблюдать... наблюдать за чужими радостями, выигрышами, проблемами...
Отец. (Подходит к каждому из мужчин, подносит к их губам чаши, принуждая пригубить из них, прикасается к каждому белой салфеткой...) У меня сын... подросток... с ним такая же проблема: он очень тяготится тем, что для него уже все решено... Это наше с ним семейное дело... и чтобы он ни делал, где бы ни учился, — ему все равно придется вернуться сюда и заниматься нашим с ним делом... Я ему говорю: бросай ты эту учебу, помоги отцу, — это для тебя самое главное... В чем смысл терпеть, страдать, когда тут есть все, что тебе нужно знать и все, что ты будешь делать — здесь и нигде больше! А он говорит: даже если уже все известно — мы можем как-то провести время и в этой определенности, как-то по-своему... учиться, переживать, страдать, давать обещания, дарить подарки, заразить себя и всех, всех вокруг какими-нибудь идеями... даже если в этом нет никакого смысла... придумать его и поверить... поверить... может быть, просто чтобы не сойти с ума? Ведь это так скучно — быть там, откуда пришел и куда все равно вернешься... Это он так говорит, мой сын...
Отец поднимает перед собой руку, как будто хочет благословить посетителей, но, словно стесняясь этого своего жеста, подносит руку к волосам, поправляет прическу, уходит.
Мужчина в синем костюме. Вы купили?
Мужчина в куртке. Что?
Мужчина в синем костюме. Лотерейные билеты...
Мужчина в куртке. А зачем мне покупать лотерейные билеты?..
Пожилой мужчина. Нет, все-таки, вот этот ваш пессимизм ни к чему...
Мужчина в куртке. Это не пессимизм...
Пожилой мужчина. Я смотрю вокруг, смотрю на своих соотечественников, смотрю фильмы — номинанты на премию Оскар... кое-что мы можем...
Мужчина в синем костюме. И даже не кое-что, а что-то!
Пожилой мужчина. Так что вы не расстраивайтесь... мы отлично проводим время, решая... решая проблемы стран третьего мира...
Мужчина в синем костюме. Повышая налоги...
Пожилой мужчина. Уменьшая налоги...
Мужчина в синем костюме. А чего стоит наша борьба с терроризмом...
Пожилой мужчина. А цены на нефть какие сюрпризы преподносят?! А мы их все-таки контролируем! В крайнем случае, находим новые месторождения нефти! На некоторых уже даже стоят вышки со всем нужным оборудованием!
Женщина-проповедник. (Возвращается за стол.) Да, да, да, вы правильно сейчас говорите, — вам не стоит впадать в такой пессимизм, иначе зачем я вас всех пригласила?
Мужчина в куртке. А зачем?
Мужчина в синем костюме. Да?..
Из-за барной стойки появляется старик, одетый в длиннополую арабскую рубаху. На его голове черный берет, в руках фоторужье. Старик, выставив ружье перед собой, крадется к столу, приставляет ружье к голове мужчины в синем костюме.
Фотограф. Фото на память, на память фото не желаете?
Женщина-проповедник. Желаем!
Фотограф. Отлично, тогда так, — тогда так... чтобы все влезли... мне самому надо влезть... (Берет стул, стоящий у барной стойки, становится на него, наводит на всех ружье. В это время женщина выстраивает перед столом трех мужчин.) Так (обращается к женщине). А вы загораживаете, вот его загораживаете... отодвиньтесь, отодвиньтесь от мужчины в хорошем костюме... (Целится, все в страхе зажмуривают глаза.) Так... хорошо... а теперь улыбнитесь, ведь это на память, а какой смысл в памяти, если она не вызывает улыбку? (Все натужно улыбаются, ждут выстрела, но фотограф спрыгивает со стула.) Так, готово, на чей адрес мне выслать фотографии?
Мужчины облегченно вздыхают, усаживаются обратно за стол.
Женщина-проповедник. (Шепчет мужчине в костюме.) Он не сфотографировал!
Мужчина в синем костюме. (Робко.) Но вы... вы ведь не сфотографировали!
Фотограф. Вы ошибаетесь.
Женщина-проповедник. (Шепчет мужчине в куртке.) Щелчка не было!
Мужчина в куртке. (Уверенно.) Нужно ведь давить на кнопку, но никто из нас не слышал щелчок!
Фотограф. Вы ошибаетесь.
Женщина-проповедник. (Шепчет пожилому.) А вспышка?!
Пожилой мужчина. (Наивно.) И не было вспышки.
Фотограф. (Резко выкрикивает.) Вы ошибаетесь!!! (Подходит к столу, протискивается между всеми, жестикулирует, как фокусник.) На вас давит стереотип, внушенный вам непонятно кем и чем. (Встает у края стола.) Можно фотографировать и так, не афишируя, что фотографируете! (Вынимает из-за рукава рубахи часы, держит их перед собой. Пожилой мужчина узнает свои часы, смотрит себе на руку, где часов уже нет, громко удивляется. Женщины у барной стойки аплодируют, фотограф протягивает часы пожилому.) Я вам больше скажу... можно и жить так... не афишируя, что вы живете... (Из другого рукава вынимает стринги цвета британского флага, держит их перед собой. Мужчина в синем костюме ощупывает себя, смущается, женщины у барной стойки аплодируют. Фотограф возвращает стринги англичанину.) Можно нажимать на кнопку, но не нажимать! (Из запазухи достает «державу». Мужчина в куртке протягивает руку, недовольно забирает свой предмет. Женщины у барной стойки аплодируют.) Можно быть фотографом и в то же время не быть! Некоторые правят и не видят, что правят не теми, кто им кажется... вы что-нибудь слышали о невидимом народе?.. (Достает баллончик с изображением черепа, держит перед собой, глядя на мужчин. Все затихают.)