– Тогда он должен взять с собой множество вещей, чтобы принять меры. Помощь ему понадобится?
– Ассистирующая медсестра?
– Само собой, ассистирующая медсестра. Вы ведь она и есть?
– Совершенно верно, – подтвердила она. – Я получила образование и диплом.
– Тогда вы можете поехать с ним.
– Что-то мне не хочется никуда ехать с вооруженными головорезами.
– Говорю же, – настаивал Агилар, – моего товарища заносит. Вам ничего не угрожает.
– Если не откажетесь сотрудничать, – вставил Курок.
– Курок, хватит!
– Его зовут Курок?
– Это прозвище, – поправил Агилар и понял, что это вряд ли поможет.
– А вас как? Гроб?
– Он Ягуар, – вызвался Курок. – Покажи ей свой Коготь, Ягуар.
– У вас есть когти?
– Его нож.
– Курок, хватит уже! – вскинулся Агилар. – Ты пугаешь даму. В этом нет нужды.
– По-моему, мне надо вызвать полицию, – сказала она.
– В этом крохотном местечке? – удивился Агилар. – Тут есть полиция?
– Конечно.
– И сколько человек?
– Пятнадцать. И они очень хорошо вооружены.
– Пятнадцать – в такой-то деревне?
– Ну ладно, один. И наверное, пьян. Начинает пить между завтраком и обедом, но после обеда обычно вырубается до ужина.
– Вот это больше похоже, – согласился Агилар. – Давайте, велите своему боссу поторопиться.
Она ушла в другую комнату. Агилар слушал с порога, как медсестра излагает ситуацию, боясь, что она станет отговаривать врача от поездки, а то и позвонит бухому деревенскому полицейскому, но она воздержалась и от того, и от другого.
Минуту спустя стоматолог вышел в приемную.
– Марибель говорит, там какая-то неотложная ситуация.
– Да, – подтвердил Агилар. – Наш босс – очень важный человек, а у него сильная боль. От этого он на взводе, а когда он на взводе, люди страдают.
– У меня и другие пациенты страдают.
– Они не могут заплатить так, как этот.
– Марибель показывала мне деньги, что вы ей дали. Ваш босс богат? Олигарх?
– Богат – да. Но не олигарх. Он заработал свои деньги тяжким трудом.
– Хорошо, – кивнул Меса. – Ненавижу олигархов.
– Тогда у вас с ним много общего, – заметил Агилар. – Вы тут закончили? Нам надо торопиться.
– Две минуты, – сказал стоматолог.
– Две минуты, – согласился Агилар. – После этого мы вышвырнем вашего пациента отсюда.
Пять минут спустя, собрав все нужное снаряжение, какое, по словам Месы, могло понадобиться, они уже шагали к грузовику.
– Мы поедем вот в этом? – осведомилась Марибель. – А ничего посовременнее у вас нет? Типа лошади с телегой?
– Скажите, доктор Меса, – повернулся к врачу Агилар, – у нее всегда язык как бритва или только при мне?
– Всегда, сколько я ее знаю.
– И вы ее еще не уволили?
– Вы же видели поселок. Очень маленький. Где ж тут найдешь другую дипломированную стоматологическую сестру?
Взяв медицинскую сумку у врача и коробку с медикаментами у Марибель, Агилар поставил их в кузов.
– Не бойтесь, – сказал он, – но сейчас мы завяжем вам глаза.
– Завяжете глаза? – переспросил Меса. – Зачем?
– Чтобы вы не знали, куда мы едем, – объяснил Агилар. – На обратной дороге вам снова завяжут глаза.
– А работать мне тоже придется с завязанными глазами?
– Конечно, нет. – Только через секунду до Агилара дошло, что это была шутка. – Теперь вижу, почему вы ее держите. Вы ничуть не лучше.
– Когда живешь и работаешь в такой деревне, – вставила Марибель, – приходится развлекаться, как умеешь.
Агилар стащил с сиденья тряпки.
– Сейчас мы завяжем вот это.
– А если мы откажемся? – поинтересовался Меса.
– Где эта деревня найдет другого дипломированного стоматолога?
– Тогда валяйте. – Поджав губы, Меса горделиво вздернул подбородок. Он был невысок, но крепок, с жесткими черными волосами и благородной наружностью. На нем по-прежнему был белый медицинский халат поверх костюма с галстуком. Агилару пришло в голову, что при других обстоятельствах этот человек мог бы ему понравиться. А потом подумал, что давно не был у стоматолога – года два или три как минимум. Пожалуй, это дело надо поправить.
Может, он наведается к этому врачу, хотя бы ради того, чтобы снова повидать Марибель.
Завязал глаза дантисту, потом Марибель. Она слегка дрожала, но старалась не выказывать страха. От нее пахло цитрусами, цветами и чем-то дымным, и Агилар подумал, что мог бы вдыхать этот аромат день-деньской.
– Вы сядете рядом со мной, – сказал он ей. – Потом доктор Меса, потом Курок. Так никому не придет в голову выпрыгнуть из двери.
– Здесь вчетвером? – спросила Марибель. – А места хватит?
– Мы ехали сюда аж из… – начал Агилар, но тут же прикусил язык. – …Из далекого города вчетвером в кабине. В тесноте, да не в обиде.
Меса и Марибель еще малость поартачились, но забрались в кабину и сели, где сказано. Агилар понял, что их протесты были больше для виду, чтобы поддержать мужество друг друга в необычных обстоятельствах. Они не станут упираться и сделают, что надо. Пока что любопытство по поводу пациента перевешивает их страх. Он жалел, что Курок показал Марибель пистолет, но беда невелика.
34
Сняв с глаз пленного стоматолога и его ассистентки повязки и отведя их в дом, Агилар услышал жалобы Эскобара, еще не успев закрыть за собой дверь. Оставалось лишь уповать, что он даст стоматологу осмотреть себя, а не пристрелит на месте.
Как оказалось, Эскобар позволил провести осмотр, хотя и жаловался что ни миг, когда рот был свободен от беспардонных рук и инструментов. Он непоправимо сломал зуб, и Месе пришлось удалить его и провести депульпирование. В менее чем идеальных условиях и без надлежащего кресла на это ушло почти два часа. Все это время Агилар старался держаться подальше от мест, куда долетал крик.
А потом все закончилось. Услышав это, Агилар наведался проверить. Эскобар ныл от боли и тут же закурил косяк, чтобы притупить ее. Доктор Меса заверял его, что через неделю-другую он и не вспомнит, что зуб существовал, пока язык не наткнется на пустое место в глубине рта.
– То есть, вы говорите, оно будет так саднить целую неделю? – вопросил Эскобар.
– С каждым днем чуточку меньше, сеньор, – заверил Меса. – Если хотите, пропишу вам обезболивающее.
– Не нужны мне лекарства, – буркнул Эскобар. – Мне нужен компетентный зубник.
– Уверяю вас, – не спасовал Меса, – что сделал все, что сделал бы любой хороший стоматолог. Источник вашей боли устранен; это лишь остаточные явления. В свое время они зачахнут.
– Это вы в свое время зачахнете, – отбрил Эскобар. Потом, смерив взглядом Марибель, добавил: – А вот вы, наверно, не настолько.
Марибель не улыбнулась.
– Нам надо обратно, – сказала. – Другие пациенты ждут.
– Отлично, сматывайтесь, – согласился Эскобар. – Ягуар, отвези их домой.
– С завязанными глазами? – спросил Меса.
– Конечно, – подтвердил Эскобар. – С какой стати нам завязывать вам глаза по пути в одну сторону, а в другую – нет? Это ради вашего же блага. Будь я на вашем месте, держал бы глаза под повязкой закрытыми, просто ради перестраховки.
– Поехали, – поторопил Агилар. Если El Patrón’у не станет лучше с минуты на минуту, он может опять открыть пальбу. Агилар не хотел, чтобы Меса пострадал, но куда больше беспокоился за Марибель. Она не растеряла своего колкого юмора за всю дорогу до лаборатории. Наверно, это ее защитный механизм, подумал он. Хоть она и боялась – в подобной ситуации струхнет любой, – но чтобы не выказать страх, держала хвост морковкой.
Завязав обоим глаза, Агилар посадил их в грузовик. Курок куда-то запропастился – наверно, опять в спальне таращился в пространство, а Агилар не видел угрозы ни в одном из пленников. Сам управится.
– Где же ваш юный друг? – полюбопытствовала Марибель, когда стало очевидно, что Курок к ним не присоединится. – Вернулся в начальную школу?
– Он не настолько юн, – возразил Агилар.
– Хронологически, – не уступала Марибель. – В смысле зрелости и ума он до своих лет, по-моему, не дорос.
– Он бедный пацан из бедного района. У него не было ваших преимуществ. Оставьте его в покое.
– А с чего вы взяли, что у меня были какие-то преимущества? – огрызнулась Марибель. – Или у доктора Месы? Я даже не из бедного района, я из бедного местечка, в котором был лишь один район. Ни у кого из нас денег не было. Мы едва сводили концы с концами. Но я хотела вырваться, так что трудилась и барахталась, и заработала себе дорогу в зубоврачебный колледж.
– А потом перебралась в такое же местечко, – заметил Меса. – Вот вам и наглядное доказательство, что кое-кому никакой урок не впрок.
– Я хотела помочь моему народу! Что ж тут плохого?
– Ничего, дорогая, – ответил Меса. – Я тебя просто дразнил.
– Уж кто бы говорил! – Марибель повернулась к Агилару, что было малость забавно, ведь она все равно не видела его сквозь повязку. – Он родом из худшей comuna Боготы. Как и я, он из кожи вон лез каждый сантиметр пути, но выкарабкался и стал уважаемым стоматологом. А потом перебрался в это местечко, потому что знал, что в городе стоматологов пруд пруди, но о тех, кто в такой глуши джунглей, не заботится никто. Он трудится от рассвета до заката. Ему платят курами, листьями коки, порой он вообще работает за спасибо, но не бросает своего дела. Доктор Меса – герой.
– Мой босс тоже герой, – заявил Агилар. – Он помогает другим выкарабкаться из бедности. Он построил целые комплексы для людей, лишенных всего, живущих на помойках. Он создал клиники и больницы там, где их не было, разбил бесплатные футбольные поля и парки для бедных. Он великий человек.
Он осекся, сообразив, что мог наговорить лишнего. Конечно, они вряд ли узнали Эскобара, если только государственные новости не проникают настолько далеко в джунгли. Во время политической кампании его фото красовалось на всех первых полосах и в новостных трансляциях в каждом городе Колумбии.
Но, опять же, какая разница? У El Patrón’а враги повсюду, но его окружают друзья, sicarios, готовые положить живот за него. И даже если бы Меса или Марибель хотели бы причинить ему вред, они понятия не имеют, где именно в джунглях он находится, знают лишь, сколько времени до него добираться.
– Вам следует знать, – через какое-то время нарушила молчание Марибель, словно прочитав его мысли, – что в нашем селении и в других окрест есть люди, затаившие обиду на вашего босса. Он скупает листья коки у местных фермеров почти за бесценок. Они же тем временем перестали возделывать другие культуры, потому что зарабатывать эти жалкие гроши легче, чем везти продукцию на какой-нибудь рынок в дальнем городе, рискуя столкнуться с нераспроданным товаром, бандитами или ущербом. Так что люди живут впроголодь, потому что фермеры перестали выращивать пищевые продукты, а фермеров жульнически лишают того, что они должны были бы зарабатывать на коке. Некоторые думают, что если бы мы владели кокаиновыми лабораториями сами, то могли бы зарабатывать больше. Почему все прибыли должны утекать в Медельин, а не оставаться здесь, в общине?
Агилар и так подозревал, что ей известно, но эти слова окончательно подтвердили его подозрения.
– Значит, вы знали с самого начала.
– Разумеется, – ответила она. – Кто ж еще, кроме бандитского прихвостня, может заявиться в приемную стоматолога, размахивая оружием и толстыми стопками денег, требуя экстренных услуг? А всем в округе известно, что Пабло Эскобар держит кокаиновую лабораторию где-то поблизости.
– Вам известно, где она?
– В общих чертах. Знаю примерное направление, километров двадцать пять от селения. Это известно каждому.
– Но повязка на глазах…
– Это уж ваш фарс. Мы не противились, чтобы вас ублажить, но только из вежливости.
– Что ж, я ценю это, – буркнул Агилар. – Но могли бы сказать и раньше.
– Зачем? Вы не собирались нас убивать; ваш босс страдал от мучительной боли. Доктор Меса мог бы чудовищно усугубить его боль, но вместо того повел себя как профессионал и помог ему. Мы вам не враги, Ягуар.
– Можете звать меня Хосе.
– А вы можете звать меня сеньоритой Рестрепо.
– Не Марибель?
– А мы разве друзья?
– Я думал, хоть капельку…
– Вы похитили нас, Ягуар. Да, вы вели себя по-джентльменски. Но у вас было оружие, и вы нам угрожали. Странное основание для дружбы.
– Я вам не угрожал, это Курок. А я ему запрещал.
– Не все угрозы высказываются явно, – отрезала она.
– Что ж, прошу прощения, если вы почувствовали угрозу. Это в мои намерения не входило. И я хорошо вам заплатил.
– Да, заплатили, – подтвердил Меса. Агилар почти позабыл, что он тоже в кабине. – А сеньор Эскобар подкинул еще. Народ в селении будет пару недель питаться хорошо.
– Вы поделитесь этими деньгами?
– Разумеется, – сказала Марибель. – Если бы мы надеялись разбогатеть, то работали бы в городе. Наши основные потребности удовлетворены, а в остальном мы стараемся помогать людям.
– Пожалуй, вы оба герои, – вымолвил Агилар.
– Да где там! Просто люди и поступаем, как люди. – Помолчав, она добавила: – Некоторые.
– Но не я, хотите сказать.
– Я знаю вас не настолько хорошо, чтобы подтвердить или опровергнуть, Хосе.
Он заметил, что она не назвала его Ягуаром. Звук собственного имени, сорвавшегося с ее губ, прошил его, как удар тока.
– А могли бы.
– Вы здесь живете или просто с визитом?
– Пожалуй, с визитом. Но не знаю, на сколько он затянется. Думаю, еще на какое-то время.
– Тогда может быть.
– Может быть что? – спросил он.
– Может быть, сможете меня навестить. Но без оружия и повязок на глаза. Если хотите познакомиться со мной поближе, то как человек, а не бандит.
– Вы серьезно? – не поверил Агилар. – Вы двое не…
– Мы, вместе? – рассмеялся Меса. – Спасибо за комплимент, но нет. Я слишком стар для нее и слишком брюзглив. Да и жена будет возражать.
– Его жена приятнее его, между прочим, – вставила Марибель.
– Я просто хотел убедиться, что вы не шутите.
– Не дави на нее, сынок, – предупредил Меса. – Она сделала предложение. Если бы не была настроена, не стала бы. Но могу сказать по опыту, что если будешь вести себя как дурак, она может и отыграть обратно.
– Он знает меня слишком хорошо, – заметила Марибель.
– Я с тобой… как ты там выразилась? С рассвета до заката что ни день. Конечно, я тебя хорошо знаю.
Агилар сделал поворот, и машина выехала на площадь. Кабинет стоматолога был прямо перед ними. Агилар подумывал, не прокатиться ли вокруг селения пару раз, только бы провести с Марибель еще несколько минут. Но ароматы стряпни площадных торговцев начали просачиваться в кабину, и он боялся, что его подловят на горячем.
Так что просто затормозил у приемной.
– Приехали. Можете снять повязки.
Они послушались. Марибель поглядела на Агилара, часто моргая из-за яркого послеполуденного солнца глазами, отвыкшими от света.
– Спасибо за поездку, Хосе. И что не стал пользоваться нашим положением. У тебя были деньги, стволы, повязки… многие не повели бы себя так же достойно. Из-за этого, а не твоей глупой клички и не твоего довольно симпатичного под этими пятнами лица, и не твоего положения на службе у наркобарона, я и согласилась увидеться с тобой снова. Если захочешь.
– Захочу. Определенно.
– Тогда приходи ко мне в приемную. Если меня здесь нет, значит, я дома. В селении всякий знает, где я живу. Я закину словечко, чтобы тебе пошли навстречу, если будешь меня спрашивать.
Меса выбрался из грузовика прежде, чем Агилар успел обойти кабину, чтобы открыть для него дверцу. Марибель как раз поставила ногу на ступеньку, так что он протянул руку, чтобы помочь ей спуститься, и она приняла руку и одарила его улыбкой.
– Надеюсь, скоро свидимся.
И скрылась в приемной. Агилар захлопнул дверцу грузовика как во сне. Неужели это случилось на самом деле? Женщина, которую он по сути похитил по приказу Эскобара, пригласила его на свидание? Он полетел к водительской дверце как на крыльях, улыбаясь до ушей. Прежде чем вернуться в лабораторию, он проехал через селения до самого Сан-Висенте-дель-Кагуана, прежде чем сумел найти мотоцикл, выставленный на продажу. Уплатил, сколько запросил владелец и чуточку сверх того, убедился, что машина в порядке и заправлена под завязку, и взвалил ее в кузов.
Если уж регулярно мотаться в селение, то лучше не на здоровенном бортовом грузовике.
35
Так начался период жизни Агилара, казавшийся волшебным. Он ходил дозором по ночам, после наряда какое-то время спал, и как только выпадал досуг, мчался верхом на мотоцикле в селение, чтобы провести время с Марибель. Казалось, он ей нравился не меньше, чем она ему. Во время третьего визита они уже держались за руки. Однажды вечером он повез ее ужинать в Сан-Висенте-дель-Кагуан, а после, перед своей дверью, Марибель его поцеловала – и поцелуй затянулся, суля обещание куда большего.
Еще после трех визитов, включая второй ужин, она пригласила Агилара в дом. Там она вставила в портативный плеер кассету – классическая музыка из Испании, сказала она, ее любимая – и обняла его. Так танцевать Агилар не умел, но она вела его, они двигались вместе, и ее тепло и аромат переполняли его. Она тоже это чувствовала, и вскоре они уже целовались, лаская друг друга, тяжело дыша, потом торопливо срывали друг с друга одежду, опустились на пол и занялись любовью в белом, слепящем жару, а потом так и лежали на полу, сжимая друг друга в объятьях; музыка закончилась, и они слушали дыхание друг друга и шипение пустой кассеты.
Она болтала о книгах и фильмах, готовила крепкий черный кофе, и хотя денег у нее было немного, тратила толику имеющихся на хорошее вино. Занятия с ней любовью походили на ее любимые симфонии – длинные и замысловатые, с крещендо, от которых занимался дух.
Порой она устраивала ему прогулки по джунглям или ехала вместе с ним на заднем сиденье мотоцикла в какой-нибудь глухой уголок и рассказывала ему о мире природы. Показывала ему страстоцвет и местные пальмы, красные цветы геликонии, которые называла омаровыми клешнями, каучуковые деревья. Взяла его к озеру, почти сплошь устланному амазонскими водяными лилиями; сбросив одежду, они прыгнули в озеро, плескались среди лилий и прятались под ними, пока хватало дыхания, а после занимались любовью на берегу. Познакомила его с розовыми бананами, бромелиями и, казалось, тысячами разных видов орхидей.
Знала она и диких тварей. Показала ему тамарина ростом с кошку, колибри-мечеклюва и розового речного дельфина. Вместе они видели ягуарунди и боа, ядовитых банановых пауков и ужасного листолаза, а во время вылазки в выходные в горы – очкового медведя и гвианскую гарпию.
Однажды, как раз перед сумерками, готовыми накинуть на джунгли завесу тьмы, они шагали менее чем в километре от селения по тропе, где уже хаживали не раз.
– Я тревожусь, – говорила Марибель.
– О чем?
– О местных жителях. И нашего селения, и соседнего. Они все сильней негодуют из-за лаборатории. Из-за отправившихся туда работников – их братьев, отцов и сыновей, так и не вернувшихся по домам.
– Не можем же мы позволить им шнырять туда-сюда, – возразил Агилар. – Тогда все будут знать, что это и где это.
– А с чего вы взяли, что они не знают?
Он улыбнулся, и Марибель пожала ему руку, а потом отпустила.
– Они настроены серьезно, Хосе. Они голодны. Им кажется, что они теряют не только свою землю, но и свою историю. Они теряют все, а когда человеку нечего терять, он становится опасным. Вам нужно принять меры. Постарайся заставить Эскобара понять угрозу.
Не успел Агилар и рта раскрыть в ответ, как Марибель схватила его за руку.
– Чувствуешь? – проронила вполголоса.
– Чувствую что?
– Что-то за нами следит.
– Что-то или кто-то?
– Не знаю, – призналась она. – Но мне это не нравится.
Она терпеть не могла, что он повсюду ходит с оружием, и дала ясно понять, что о долгосрочных отношениях не может быть и речи, если он не покончит с криминальным житьем. Однако теперь Агилар обрадовался, что нож у него на лодыжке, а пистолет сзади за поясом.
– Кто там? – спросил он.
Никто не ответил. Мгновение спустя кусты раздвинулись, и на тропу ступил ягуар – длинный, лоснящийся, мускулистый, с рыжевато-коричневой пятнистой шкурой и золотистыми глазами с круглыми зрачками. И в этих глазах сверкал свет разума. Разинув пасть, зверь продемонстрировал розовый язык и острые, длинные клыки.
– Он ими прокусывает череп жертвы, – шепнула Марибель, даже в такой обстановке ухитряясь сохранять роль учительницы. – Смерть наступает мгновенно. Никакой борьбы. Ни одна другая большая кошка так не делает.
– Мы не добыча, – возгласил Агилар громким голосом, источавшим, как он надеялся, уверенность. – Тебе лучше не связываться с нами.
– Конечно, нет, – ответил ягуар. – У меня здесь шансов никаких.
Агилар опешил. Разве ягуары разговаривают? До сих пор он ни одного и в глаза не видел, даже в зоопарке, но полагал, что о таком кто-нибудь да упомянул бы. Он оцепенел. Ладони Марибель крепче стиснули его руку. Значит, она тоже слышала.
– Я просто пришел сказать, что настало время принять решение, – продолжал ягуар. – Раз и навсегда. Кто ты, брат? Что ты собой представляешь? Ты не можешь прожить всю жизнь, плывя по течению, знаешь ли. Ты должен проложить свой собственный курс и следовать ему.
– Что тебе знать о… – начал было Агилар, но ягуар уже скрылся. На миг – лишь проблеском – Агилару показалось, что верхом на нем сидела паукообразная обезьяна
[42]. Но зверь скрылся в мгновение ока, не потревожив кусты у тропы даже шорохом.
– Ты… ты видела это? – спросил он.
– Что – это? – откликнулась Марибель.
– Кроме шуток.
– Я не знаю, что видела. И видела ли вообще. Я словно была здесь, с тобой, а потом меня не стало, а потом снова появилась. Все разыгралось очень быстро.
– Ягуар, – вымолвил Анилар. – Говорящий ягуар. И обезьяна.
– Смеркается, – ответила Марибель. – Трудно что-нибудь разглядеть или понять, что видел. Давай вернемся ко мне домой и займемся любовью.
Перед таким приглашением Агилар устоять не мог.
После они лежали в ее постели, полуприкрытые влажной простыней, со сплетенными ногами.
– Он прав, знаешь ли, – проронила она. – Ты должен выбрать.
– Выбрать что?
– Свою тропу. Свое будущее. Тебе решать, каким оно будет.
– Значит, ты его видела! – он двинул кулаком подушку у себя над головой. – Видела!
– А я разве сказала, что не видела?
* * *
На следующий вечер он уже не был уверен, что вообще что-то видел. Говорящих ягуаров не бывает. Да и обезьяна верхом на ягуаре – такая же небыль. Это была игра то ли угасающего света дня, то ли его воображения.
Но мысль, которую он высказал – а Марибель подчеркнула, – была дельной.
Она честная женщина. Он думал, что любит ее, а она его. Даже Луиза не вызывала у него таких чувств – словно находиться порознь невыносимо, что вдали от Марибель он не способен думать ни о чем, кроме возвращения к ней.
Луиза была уютной. Надежной. Тогда ему это требовалось.
Но Марибель бросает ему вызов. Ему приходится из кожи вон лезть, чтобы поспевать за ее бритвенно-острым умом и феерической проницательностью. Сейчас он нуждается в этом.
Нуждается в ней.
Она же, со своей стороны, сказала ему, что круг интересных людей в селении пренебрежимо мал, и в первую голову потому, что многие ее ровесники ушли работать в лабораторию. Агилар поначалу показался ей курьезной диковинкой, но постепенно стал куда более ценным – другом, спутником, наперсником и возлюбленным.
Но она не станет – не сможет – связывать жизнь с человеком, живущим насилием изо дня в день. Дела шли тихо и мирно, особенно в последние недели, когда Эскобар исцелился от зубной боли. Расширение взлетной полосы шло хорошо, новые рабочие осваивались, производство росло. Эскобар даже привез путан, как и обещал, хоть Агилар и не питал к ним интереса.
Все были довольны, и какое-то время Агилару даже казалось, что его работа не связана с убийствами, пытками и смертью.
Но так лишь казалось. Это была передышка и только. Длиться вечно она не могла.
А вот роман с Марибель мог бы. Агилару все больше и больше хотелось, чтобы он длился вечно. Но этому не бывать, если он не порвет с Эскобаром.
Получить и то, и другое ему не дано.
Он раздумывал об этом, неся дозор следующей ночью. Воспоминание о встрече с ягуаром – хоть она могла быть и воображаемой – было настолько ярким, что он до сих пор чуял запах зверя, хотя и не ощущал его вовсе, когда зверь скрылся.
И он ведь на самом деле ничего ему и не сказал, только призвал внимательно взглянуть на собственную жизнь. Несомненно, это лишь фокусы подсознания, выдвинувшего на передний план реальность, от которой Агилар изо всех сил старался откреститься.
Он хотел Марибель.
Он хотел прожить с ней всю жизнь. Мирную, добропорядочную жизнь, пусть даже в этих джунглях. Он отложил денег на черный день, а она говорит, что много ей не требуется. Дом у нее простой, но уютный, а когда он с ней там, то чувствует себя совсем дома.
Он был сам себе противен с самого Майами, когда увидел, какую погибель сеет кокаин, и был вынужден пытать собственного друга. Марибель сулит второй шанс, указывает выход.
Начать хотя бы с того, что он никогда не был пристойным sicario. Он все и всегда подвергал сомнению, задавался ненужными вопросами. Нельзя взять человека, который всегда был мясником, и сделать его балериной. Он был студентом, фараоном, представителем среднего класса или близко к тому. Sicarios были бедными пацанами, лишенными чаяний и перспектив. Он в их круг не вписывается.
А вот с Марибель вписывается тютелька в тютельку.
Она может сохранить свою работу у доктора Месы, а он тоже может сыскать какую-нибудь работу. Может стать фермером, охотником.
Однако сперва надо уйти от El Patrón’а.
Это будет непросто. Эскобар воспринимает отступничество слишком близко к сердцу. Он будет считать, что Агилар знает слишком много, чтобы уйти вот так запросто. Он подведет черту карьере Агилара пулями.
Если только…
Если только не удастся убедить Эскобара, что он всегда был верен ему, всегда предан и таким и останется.
В конце концов, у Эскобара нет никаких оснований в нем сомневаться. Он всегда исполнял приказы. Чего бы Эскобар от него ни потребовал, Агилар находил способ исполнить это. Стал одним из довереннейших, ценнейших людей дона Пабло.
Он будет взывать к разуму этого человека. «Я уже староват, – скажет. – Я устал мотаться туда-сюда, убивая людей. Я просто хочу осесть где-нибудь и завести семью. Вы человек семейный, вы это поймете».
Эскобар всегда был к нему справедлив. Ценил службу Агилара, относился к нему чуть ли не как к члену семьи. Как и Тата, и если Эскобар причинит ему какой-нибудь вред, она будет вне себя.
Он тревожится по пустякам, решил Агилар. Вот закончит свою караульную вахту и чуток поспит. Когда Эскобар проснется, растолкует ему ситуацию. Последует короткая дискуссия, а затем Агилар оседлает свой новый мотоцикл и покинет джунгли – быть может, с подарком в несколько тысяч песо в кармане.
Направил луч фонарика на запястье, чтобы взглянуть на часы. Он почти забыл о времени. Дважды в час двое часовых должны проверять друг друга. У них есть назначенные места, где их маршруты пересекаются, и он к ближайшему опоздал.
Наддал ходу. Сегодня джунгли подступали как-то особенно близко, нависая слишком темной громадой, и даже насекомые в кои-то веки поутихли.
Дойдя до полянки, он увидел Курка, сидевшего на стволе поваленного дерева спиной к нему.
– Курок! – окликнул Агилар. – Я пришел, чел. Извини, припозднился.
Курок не шелохнулся. Он что, уснул? Агилар не настолько опоздал. Пару-тройку минут от силы.
Перейдя поляну, он тронул Курка за плечо.
Курок брякнулся назад, свалившись со ствола. Агилар включил фонарик, чтобы поглядеть, что с ним.
На месте лица Курка была кровавая склизкая каша. Глаза вывалились из орбит, кости носа сверкали белизной, а зубы казались огромными. Не было только кожи.
Зверь джунглей совершить подобного не мог, пронеслось у Агилара в голове. В ужасе он обмахнул поляну лучом фонарика – на случай, если тот, кто напал на Курка, еще здесь.
И увидел его пригвожденным ножом к дереву.
Лицо Курка.
36
Агилар сделал три выстрела в воздух – условленный сигнал тревоги. Попытался ринуться к дому кратчайшим путем, но малость закружился на поляне, да вдобавок плохо соображал. Бежал несколько минут, не видя огней ни лаборатории, ни дома, и вдруг оказался на краю посадочной полосы. Он выбрал совершенно неправильное направление.
Но от посадочной полосы дорога до дома совсем прямая. Устремился в том направлении, для верности сделав еще три выстрела.
А потом услышал другие выстрелы – многочисленные и беспорядочные.
Лабораторию атакуют.
Выключил фонарик. Выдать свое положение все равно что напроситься на пулю – или от нападающих, или от своих, если они сочтут его врагом.
От взлетной полосы к лаборатории вела широкая, хорошо утоптанная тропа, так что лунный свет падал на нее, освещая ему дорогу. Агилар двигался стремительно, но бесшумно, бдительно глядя вперед в готовности отреагировать, кто бы ни попался – свой или чужой.
И почти добрался до первоначальной лаборатории – сквозь деревья уже виднелись голые лампочки, свисающие с жестяной крыши, – когда заметил подбирающихся к ней троих. Пригибаясь, они сжимали в руках старые винтовки с побитыми деревянными прикладами. Селяне, подумал он. Марибель была права – пришли захватить лабораторию, не догадываясь, какие силы им противостоят.
Вскинул свою AR-15 к плечу, поймал на мушку того, что слева, и открыл огонь, ведя ствол слева направо и выпуская пулю за пулей. Все трое повалились, не успев открыть ответный огонь.
Со стороны лаборатории кто-то начал палить по нему. Бросившись на землю, он чуть приподнял голову, чтобы крикнуть:
– Это я! Ягуар! Только что подстрелил атакующих!
Никто не ответил, но стрельба в его сторону прекратилась. Огни в лаборатории потухли – кому-то наконец хватило ума выдернуть вилки. Агилар снова рискнул показаться. Ничего. Включив фонарик, услышал тревожные крики и посветил на себя. В ответ прокричали приветствие, и он продирался сквозь кусты, пока не добрался до лаборатории.
Большинство других sicarios были разбужены и бросились в ночь в одном белье, задержавшись лишь затем, чтобы схватить оружие, всегда стоявшее заряженным наготове.
Ла Кика первым бросился через открытое пространство к лаборатории. Какой-то селянин ринулся на него из тьмы со сверкнувшим в лунном свете мачете. Агилар рефлекторно выстрелил, и атакующий покатился кубарем и застыл на земле.
– На секунду мне показалось, что ты стреляешь в меня, – признался Ла Кика. – Ты спас мою жопу, чел. Я перед тобой в громадном долгу. Я его не видел.
– Еще бы, – ответил Агилар.
– Что за мужики? – спросил Ла Кика. – Что ты видел?
– Курка они оприходовали. Ублюдки срезали ему лицо и прикололи к дереву. Я убил троих – вон там. У них были старые стволы – винтовки. Думаю, они из селения.
– Из селения? Не из какого-то другого картеля? Я думал, они пытаются захватить нашу лабораторию.
– Так и было, но для себя.
Он вспомнил предупреждение Марибель, которое передал Эскобару, но с другими парнями не поделился.
– Сколько их там? – поинтересовался Коротышка.
Не успел Агилар ответить, – впрочем, он и понятия не имел, – как резкий треск ружейных выстрелов расколол тишину, и пули начали разносить лабораторное оборудование вокруг них.
Агилар и остальные залегли, высматривая во тьме дульные вспышки. И, едва заметив, посылали в ту сторону град пуль.
– Если они хотят подмять лабораторию под себя, незачем им крушить оборудование! – заметил Панчо.
Потом пули посыпались с другой стороны, ближе к дому.
– Там есть кто-нибудь с доном Пабло? – осведомился Отрава.
– По-моему, кто-то остался, – ответил Ла Кика.
– Я проверю, – вызвался Агилар. У него имелись собственные причины заслужить похвалу Эскобара прямо сейчас. Он метнулся к дому, пригибаясь и стреляя во тьму, как только дульная вспышка обозначала мишень. Пули свистели вокруг, но ни одна в него не попала.
На подступах к дому заметил сумрачный силуэт в дверном проеме. Подумал было, что это еще кто-то выходит, но потом сообразил, что это кто-то входит. Не узнавая человека со спины, включил фонарик. Тот оказался чужаком – не рабочим и не sicario – и был вооружен револьвером и мачете. Услышав щелчок выключателя, начал оборачиваться, но Агилар всадил в него три пули, и он рухнул. Агилар оттащил его от двери – еще живого, но вряд ли надолго, пинком отшвырнув мачете и ствол подальше от него.
– Дон Пабло! – войдя в дом, позвал он. – Густаво! Камило! Вы здесь?
Эскобар вышел из своей комнаты. На нем были семейные трусы, полосатая майка, и в каждой руке он держал по пистолету.
– Ягуар! Что происходит?
– Деревенские, – доложил Агилар. – Как я вам и говорил, пришли захватить лабораторию. Кто с вами здесь?
– Никого. Густаво и Камило, наверно.
Гавирия вышел в коридор с AR-15 в руках.
– Камило под кроватью, – сообщил он. – Я расстрелял магазин из окна, но не знаю, попал ли хоть в кого-нибудь.
– Ступайте в ванную, – распорядился Агилар. – Заприте дверь и лягте в ванну. Я буду у двери, чтобы никто не ворвался.
– Думаешь, я бегу от драки? – вопросил Эскобар.
– Знаю, что нет, – заверил Агилар. – Но вы самый важный среди нас. Я должен обеспечить вашу безопасность, а это самое безопасное место.
– Пошли, Пабло, – призвал Гавирия. – Он прав.
Эскобар насупился. Агилар подумал, что отчасти он жаждет остаться и дать захватчикам бой. Но другой частью прямо-таки рвется оказаться в надежном убежище. Уступив, он последовал за Гавирией во внутреннюю ванную.
Агилар же вернулся к двери. Окна в доме со всех сторон, и держать оборону в одиночку ему не с руки. Зато в дверь он никого не пустит. Выключив свет в прихожей, чтобы никто не увидел его силуэт на ее фоне, он выглянул наружу.
Сражение было в полном разгаре. Sicarios, оборонявшие лаборатории, рассеялись, а селяне палили по ним, укрываясь за деревьями. Припав на колено, Агилар вскинул приклад AR-15 к плечу, высматривая хоть малейшую мишень. И едва заметив, брал ее на прицел и посылал туда пулю. Изредка крики боли сообщали ему, что он попадает в цель хотя бы время от времени.
Но крики доносились и со стороны лабораторий. Кое-кого из людей Эскобара подстрелили. Агилар ломал голову, сколько тут селян и хватит ли численности оставшихся sicarios, чтобы их сдержать. Будет горькой иронией, если его убьют как раз перед тем, как он собрался сказать Эскобару, что уходит на покой.
Потом с опушки выскочила шайка деревенских, с криками устремившись к дому. В лицо Агилару полетели щепки, одна пуля оцарапала ногу. Агилар по-рачьи двинулся назад, одновременно открыв огонь.
Передняя представляла собой открытое помещение с небольшим столиком на железных ножках у одной из стен, на котором Камило при входе в дом оставлял ключи и шляпу. С одной стороны она выходила в столовую и в гостиную. Дверь кухни была за ними, а с другой стороны дверь в ванную и коридор, ведущий к спальням.
Укрыться просто негде.
Агилар нырнул под столик со стеклянной столешницей. Ножки тоненькие, много пуль не задержат, но лучшего укрытия все равно нет, зато можно следить за дверью.