— Все будет нормально, — не сразу отозвалась она.

— Хорошо бы.

Скалли ничего на это не ответила. Она перевернулась на другой бок и уже в полудреме услышала:

— Мне бы не хотелось, чтобы мое первое дело пошло насмарку.

Скалли едва не подпрыгнула на кровати — она желала бы получить объяснения, а возможно, и извинения. Естественно, такой человек, как Энд-рюс, хочет, чтобы ее первое дело прошло как можно более успешно. Видит Бог, она и сама перед своим первым заданием раз сто прочитала молитву. И нервы у нее были ни к черту. Но в том-то и дело, что Эндрюс казалась совершенно спокойной, пожалуй, даже чересчур невозмутимой, исполненной решимости. Вот это-то и пугало Скалли.

«Или, — рассуждала она про себя, — я просто чертовски устала и потому преувеличиваю…»

За окном прогрохотал трейлер.

Скалли зевнула и натянула одеяло на подбородок.

— Дана?

На сей раз голос Лиши показался ей каким-то по-детски тоненьким.

— Да. Теперь я вспомнил, какие бульоны она варит для меня… — У него вытягивается лицо. — Очень непросто быть вежливым по этому поводу.

— Я слушаю.

Тати садится рядом на кровать и улыбается.

— Как думаешь, придется мне применять оружие?

— Но ведь тебе лучше. Ты помнишь больше. Наверное, ты стал сильнее. Ведь так?

Скалли усмехнулась уголком рта:

Сигруд слабо улыбается ей в ответ.

— Вряд ли, Лиша. Поверь мне.

— Это я тоже вспомнил.

— В самом деле?

— Вспомнил?

— Да. — Она помолчала. — У правительства не хватает денег на патроны.

— Да. Настал момент, когда ты приходишь и говоришь мне, что увидела в лесу снаружи.

Тати смеется.

Скалли подумала о том, что начинает рассуждать точь-в-точь, как Малдер.

— Верно! Очень хорошо. И на этот раз я не стану рассказывать тебе ту же самую историю в очередной раз. Расскажу кое-что новое. — Она говорит ему, как исследовала лес, холмы и побережье, и особенно — о своих новых знакомых. — Там полным-полно детишек из деревни, что дальше по дороге, — взволнованно продолжает она. — Они приходят на берег каждый день, чтобы порыбачить, и они показали мне пещеру, Сигруд, настоящую пещеру!

Эндрюс рассмеялась.

Сигруд смотрит на нее с улыбкой. «Я так легко забываю, — думает он, — что она по-прежнему всего лишь дитя».

— Наверное, я насмотрелась фильмов, — зашуршали простыни. — Спасибо. И спокойной ночи.

— Я бы хотел это увидеть, — говорит он.

— Что, пещеру?

— Не стоит благодарности. Спокойной ночи. За окном — теперь уже в противоположном направлении — прогрохотал еще один трейлер. Скалли вслушивалась в шум мотора, и когда он растаял вдали, она уже спала.

— Нет. Тебя на берегу. — Он размышляет над этим. — Думаю, сделаю это завтра. Да. Я завтра пойду с тобой.

Ее последняя мысль была о Малдере. Ей хотелось надеяться, что его не мучают кошмары.

Она смотрит на него неуверенно.

— Ты… ты точно этого хочешь?

— Ты же сказала, что мне становится лучше.

— Но… ты действительно можешь встать с кровати?

Глава 8

— Я в этом уверен, как никогда. Разыщи мне трость, и завтра мы с тобой прогуляемся. — Он улыбается. — Я буду здесь утром, буду ждать тебя. Не подведи меня.

От синего безоблачного неба, которое они видели накануне, не осталось и следа. В пятницу, на рассвете, его сплошь затянуло свинцовыми тучами. Когда Малдер со своей группой уже сидел в машине — Уэббер был за рулем, — поднялся холодный восточный ветер, гонящий по шоссе сухую листву и пожухлые сосновые иголки.

* * *

Малдер не любил такую погоду — она напоминала ему о поздней осени.

Тати крепко держит Сигруда за руку, пока он, хрипя и шатаясь, ковыляет по садовой дорожке к опушке леса.

— Тетушка с меня шкуру спустит за это, — говорит она. — Точно спустит, помяни мое слово.

В четверти мили от мотеля начинался Марвилл. По обе стороны шоссе, на отвоеванных у леса просеках, были разбросаны немногочисленные дома, перед которыми посреди каменистого песчаника виднелись чахлые лужайки, такие же невзрачные, как и сами дома.

— Пусть лучше спустит с меня, — отвечает он. — Меня проще поймать. — Кашляет, сглатывает, шмыгает носом и сосредоточивается на следующем шаге.

Малдера охватило смутное ощущение того, что этот городишко умирает.

— Уверен, что хочешь это сделать? Правда?

— Я вырос у моря. Это мое право. И мое право увидеть, как моя подруга им наслаждается. Не отказывай старику в просьбе. Это грубо.

Торговая часть занимала пять небольших кварталов. Здания здесь были в лучшем случае трехэтажные, в основном деревянные, хотя попадались и каменные, и кирпичные фасады, все как один обшарпанные и облупившиеся. Малдер насчитал по меньшей мере шесть домов, сдаваемых внаем. Куда чаще встречались такие, витрины которых были заколочены фанерой или закрашены белилами. Узкий транспарант, натянутый над Мэйн-стрит, извещал о том, что город отмечает свой 150-летний юбилей. Малдер не мог понять, что же занесло в эти края первых поселенцев: никакой реки; лес, состоящий из бедных пород деревьев, не имеющих промышленного значения. Форт-Дикс был основан лишь в 1917 году, а соседняя база Макгуайр — и того позже.

Тати помогает ему медленно, очень медленно забраться на холм, за которым простирается море, — на один шаг время от времени уходит почти минута.

Уэббер щелкнул пальцами и указал налево:

— Уверен, что справишься?

— Таверна Барни.

— Я одолевал высоты повыше, — говорит он. — В конце-то концов. Ты там тоже была.

Малдер посмотрел на угловой бар, один из немногих все еще функционирующих на этой улице, и подумал о том, что, какими бы ни были причины для основания Марвилла, в настоящее время город держится по большей части за счет непосредственной близости гарнизона и военно-воздушной базы. Краска фасадов облупилась, многие дома нуждались в реконструкции. И все же это был город, который жил своей жизнью, невзирая на жестокую конкуренцию со стороны окрестных городов.

— Я не заметила.

На следующем перекрестке, слева, возвышалось унылое гранитное здание местного банка. Магазинчики продолжали худо-бедно работать — настолько, насколько это позволяло состояние местной экономики и то обстоятельство, что за последние несколько лет численность гарнизона значительно сократилась.

— Как и я в общем-то.

— Тоскливое зрелище, — подала голос Эндрюс. — Как здесь можно жить?

Они продолжают подниматься по склону.

— Дешевое жилье — прежде всего, — предположил Уэббер и притормозил, пропуская трио переходящих улицу старушек. — Довольно мелкий городишко. До Филадельфии добираться непросто. И заработать негде.

— Я поступила правильно, Сигруд? — спрашивает Тати с внезапным беспокойством. — В башне, когда я была… кем-то другим. Я переживаю из-за этого. Я могла, я могла бы…

Малдер подумал, что дело заключается еще и в инерции. Куда ехать, если и здесь-то едва сводишь концы с концами? Конечно, ответы могут быть самыми разными, однако сводятся они, несомненно, к одному — а какая, собственно, разница?

Он вспоминает слова Шары: «Мало кто может на самом деле выбирать, как ему жить. Лишь немногим хватает силы решать, какой будет их реальность. Даже если мы победим — изменится ли это?»

— Вот, — произнесла Скалли, молчавшая с самого завтрака.

— Ты сделала то, на что мало кто отваживался, — говорит Сигруд. — Ты отказалась от власти и дала людям выбор, которого у них никогда раньше не было.

Справа показалось длинное, обшитое досками здание, занимающее примерно треть квартала. Новая вывеска с золотыми буквами говорила о том, что это и есть местный полицейский участок. На флагштоке рядом с входной дверью понуро висел американский флаг.

— Но как они теперь поступят?

Уэббер затормозил, воодушевленно потер ладони, выскочил из машины и бросился открывать заднюю дверцу — для Эндрюс.

— Думаю, — говорит Сигруд, — по-человечески. Как всегда. К добру или к худу.

Малдеру до подобного рвения было далеко. Он неторопливо вышел из машины и подождал, пока выйдет Скалли. Они обменялись мимолетными взглядами, словно проверяя готовность друг друга, и, не произнося ни слова, побрели по бетонной дорожке. Эндрюс начала проявлять беспокойство — зачем начинать отсюда? Ведь сенатор уже связывался с Форт-Диксом и базой ВВС.

Его трость погружается глубоко в землю, такая та плодородная и влажная. Воздух холодный, потрясающий. Над ними возвышаются деревья.

— Скажем так, — пояснила Скалли, пытаясь уклониться от порывов ветра, — как правило, иметь дело с гражданскими властями куда проще, нежели с военными.

— А я ведь их рубил, знаешь ли, — указывает он на деревья. — Глупый способ зарабатывать на жизнь, не так ли?

— Им же хуже, — радостно заметил Уэббер. Малдер посмотрел на него, затем перевел взгляд на Скалли, открыл дверь и кивком предложил остальным следовать за ним. Они оказались в просторной комнате, занимающей, должно быть, добрую треть здания и разделенной от стены до стены деревянной перегородкой. За дверцей, расположенной в центре, сидела женщина-диспетчер в форме и что-то строчила в журнале. Позади нее стояли три металлических стола, на которых ничего не лежало.

— Мы почти пришли, — говорит Тати. — Почти.

Справа от дверцы находился еще один, гораздо больших размеров стол, за которым сидел полицейский, чью форму, как показалось Малдеру, пошили лет десять тому назад, когда этот малый был фунтов на двадцать полегче. У полицейского было лицо человека, который большую часть своей жизни провел на открытом воздухе и в пьяном виде. У него были стриженые ежиком и, видимо, когда-то рыжие волосы.

— Я знаю. Я его слышу.

Малдер вытащил бумажник и показал ему удостоверение.

Они достигают вершины небольшого холма, и Сигруд видит.

— Доброе утро, сержант — ФБР беспокоит, — вежливо, с должным уважением отрекомендовался он и представил всех остальных. — Мы хотели бы видеть шефа полиции Хоукса.

Море не изменилось. Море никогда не меняется, как и блуждающая линия, что отделяет его от побережья. При виде этого зрелища его душа радуется — но вместе с тем печалится.

Нельзя сказать, что это сообщение произвело на сержанта Нильсена хоть какое-то впечатление. Не говоря ни слова, он встал из-за стола и не спеша направился к расположенной в дальнем конце комнаты двери, на которой не было никакой вывески. От внимания Малдера не ускользнуло выражение недоумения на лице Уэббера и злости — на лице Эндрюс.

— Это прекрасно, верно? — с трепетом говорит Тати.

— Мы на их территории, — тихо напомнил им Малдер. — Не забывайте, это не они нас приглашали.

— Верно, — отвечает Сигруд. — Может быть, это самый прекрасный вид на свете. Однако он мог бы стать еще прекраснее.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну все-таки, — пробормотал Уэббер. У Малдера не было ни времени, ни желания пускаться в объяснения на тему «Как вести себя с представителями правоохранительных органов». Все свое внимание он сосредоточил на сержанте, который, открыв дверь, стоял в проеме, уперевшись одной рукой в толстую ляжку, а другой почесывая то задницу, то затылок. «Мяса в нем много, но, наверное, оно жестковато», — мысленно усмехнулся Малдер и посмотрел на женщину-диспетчера, которая, в свою очередь, впилась в него своими колючими глазками. На вид ей было под тридцать, и она явно гордилась своим густым макияжем и пышными, спадавшими до плеч волосами.

Он машет рукой в сторону берега.

Наконец женщина соблаговолила кивнуть ему, он в ответ сделал то же самое.

— Ступай и поиграй. Как раз это и нужно, чтобы дополнить пейзаж:.

— Короткий день? — осведомилась Скалли, оглядывая пустую комнату.

— Ты уверен?

Женщина пожала плечами — судя по форменной бирке на пиджаке, звали ее Винсент, — и неопределенно махнула рукой:

Сигруд, кряхтя и дыша со свистом, медленно садится и прислоняется к дереву, лицом к морю.

— Все на дороге. — Вялая улыбка скользнула по ее губам. — Час пик, знаете ли.

— Я тут посижу. Иди. Не трать на меня свои секунды.

Скалли хмыкнула, а женщина смущенно кашлянула в кулак.

— Это не трата, Сигруд, — укоризненно говорит она. Он ей улыбается.

— Это что, ядовитый сумах?[10] — спросил Малдер, глядя на белые пятна на тыльной стороне ладони у женщины-диспетчера. — Терпеть не могу эту дрянь.

— Я знаю. Иди.

Винсент наклонила голову, выражая согласие:

— Ты не замерзнешь?

— Верно, так получилось, что…

— Не замерзну. Иди и получи удовольствие.

— Эй!

— Ладно. Я скоро вернусь! Обещаю! — Она легко сбегает по камням к берегу.

Сержант поманил их пальцем.

Он смотрит, как она мчится вдоль волн навстречу трем подросткам, которых он не знает. Судя по жестам и поведению, они очень хорошо знакомы друг с другом.

Уэббер тут же напрягся. Скалли поспешила успокоить его, слегка пожав ему локоть. Малдер с неизменной улыбкой поблагодарил сержанта и посторонился, пропуская вперед остальных.

— Значит, ты у нас светская львица, — говорит он. «Славно. Нужно, чтобы в ее жизни было побольше людей».

Нильсен не счел нужным улыбнуться в ответ. Мельком взглянув на Малдера, он вернулся к своему столу, предоставляя гостям возможность повторно совершить ритуал представления. На сей раз для Тода Хоукса.

* * *

Шеф полиции Марвилла оказался моложе, чем предполагал Малдер, — ему смело можно было дать лет 45–47. У него были густые черные волосы, которые он зачесывал назад; тяжелые брови, сросшиеся у переносицы, и крупный, с едва заметной горбинкой нос. Хоукс не носил ни формы, ни даже галстука. На нем были черные брюки и белая рубашка. Пиджак его висел в углу на оленьих рогах, заменявших вешалку.

Сигруд прислоняется к дереву. Лес звенит от далекого птичьего пения и эха волн. Уже позднее утро, солнце достигло той части небосвода, откуда его лучи больше не пронзают кроны сосен под поразительным углом, но день все равно великолепный.

Мирный день. Ни угроз, ни опасностей.

Его стол был такой же серый, как и все остальные. Единственной живой деталью на нем была фотография в серебряной рамке, на которой, по всей видимости, были изображены жена Хоукса и трое его детей.

«Я это сделал, Шара, — думает он, глядя на море. — Мы это сделали».

Встав и пожав каждому руку, он предложил Скалли и Эндрюс занять два свободных стула — других в комнате не было. Уэббер прислонился к стене, у самой двери, и небрежно скрестил руки на груди.

Он смотрит на дерево над собой. Кусочек самого времени, затвердевший и медленно прирастающий, стремящийся к яркому синему небу в этот прекрасный день.

Шеф полиции взял со стола лист бумаги и нахмурился:

Сигруд тянет руку в сторону и ощупывает шероховатую кору, корни, зарывающиеся глубоко в землю.

— Должен сказать вам, агент Малдер, факс, который я получил от вашего человека по имени Уэббер, застиг меня врасплох. Я никак не рассчитывал на то, что в это дело вмешается ФБР. — Он бросил бумагу обратно на стол, подозрительно посмотрел на закрытую дверь и сунул ручку в карман рубашки. — Хотя, по правде сказать, я рад вас видеть. Нам с моими ребятами это дело не совсем по зубам, а эти… — он вдруг осекся, сел на стул и взял в руку карандаш, — джентльмены из Дикса не очень-то поощряют, когда мы, деревенщина, суем нос не в свое дело. Хотя капрала убили за пределами гарнизона, — Хоукс взял со стола ластик и потер им висок, — формально убийство Ульмана висит на нас. Однако попробуй заикнись им об этом…

«Интересно, что же ты видело? Что ты видело? И что еще увидишь?»

Малдер понимающе улыбнулся:

Он пытается это вообразить. Пытается представить себе былой мир и мир грядущий. Тот, в сотворении которого он немного помог.

— Поэтому-то мы и здесь, шеф. Мы рассчитываем на сотрудничество и заранее благодарны вам за все, что вы можете нам рассказать.

Он смотрит вниз. По берегу к нему идет девушка. Солнце светит ярко, отражается от волн позади нее, и деталей не разглядеть, но ему кажется, что она блондинка. И носит очки?

— Нет проблем, — подобно сержанту Хоук-с был далек от того, чтобы выказывать подобострастие, однако по совершенно иным причинам. — Только скажите, что вам нужно, и я сделаю все, что смогу. — Внезапно помрачнев, он принялся нервно постукивать карандашом по столу. — Загвоздка в том, что я совершенно не знал этого капрала. Греди Пирса — да.

Женский голос — возможно, голос Шары — шепчет ему на ухо:

Он был постоянным источником головной боли, хотя я знаю десяток других, куда больше, чем он, заслуживающих подобного конца.

— Ты можешь в это поверить?

Бедный малый!

Сигруд закрывает глаз.

— Ваш приятель? — спросил Уэббер. Мельком посмотрев в его сторону, Хоукс покачал головой:

* * *

— Да не то чтобы приятель. Просто давно его знал. Отставной инструктор строевой подготовки. Жена ушла от него сразу же после того, как его выгнали из армии. — Он перевел взгляд на Малде-ра. — Никаких особых талантов у него не было, разве что арм-рестлинг, да еще А-С.

Татьяна Комайд поднимается по склону, приплясывая и лучась от восторга.

Эндрюс, которая сидела, презрительно поджав губки, с каменным выражением на лице, неожиданно оживилась:

— Детеныши тюленя! — кричит она. — Чуть дальше на берегу детеныши тюленя, Сигруд! Я их видела!

— А-С?

Она поднимается на вершину и озирается, пытаясь вспомнить, где оставила своего друга. Потом видит его большое тело у самого толстого дерева: одна рука на трости, а другая касается ствола — жест до странности мечтательный, словно прикосновение к человеку, которого любишь давным-давно.

— Атлантик-Сити, агент Эндрюс, — пояснил Хоукс.

— Они такие крошечные! — говорит она, подбегая к нему через заросли. — Они крошечные и идеальные, и они играли, и мне прямо не верится! Тюлени здесь часто встречаются, Сигруд?

— А-а, — презрение уступило место откровенному отвращению. — Игрок?

Он не отвечает.

Хоукс чуть заметно кивнул. Ни единый мускул не дрогнул на его лице.

Она подходит, встает перед ним.

— Так вы полагаете, что за этим стоит карточный долг или что-нибудь вроде того? — Уэббер опустил руки и весь подобрался. — Я имею в виду Пирса.

— Сигруд?

— Очень может быть. Когда он бывал там, то большей частью выигрывал. — Хоукс невесело усмехнулся. — Ощутимая прибавка к пенсии, на которую особенно не разгуляешься, — выдвинув центральный ящик, он извлек оттуда картонную папку. — Вот все, что мы установили относительно обоих случаев, агент Малдер. — С этими словами он протянул ему папку. — Как вы можете убедиться — не густо. Хотя после убийства Греди прошло уже две недели. — Хоукс обескураженно покачал головой. — След скорее всего остыл, если можно так выразиться. Тем не менее желаю удачи.

Молчание.

Малдер кивнул и отдал папку Скалли. Та пролистала страницы и нахмурила брови:

Она всматривается в него, и ее глаза широко распахиваются.

— Но в протоколе вскрытия нет схем расположения тела. Одни снимки и никаких комментариев!

Она зажимает рот ладонью.

Хоукс бросил на нее сердитый взгляд:

— Ох… — шепчет она тихим, убитым голосом.

— Об этом вам следует спросить в гарнизоне. Похоже, судьба старины Греди заботила их так же, как и нас.

Волны с треском разбиваются о берег внизу.

«Похоже, — отметил про себя Малдер, — власти Марвилла и Форт-Дикса души друг в друге не чают. Интересно, к сфере торговых отношений это тоже относится?»

Она долго смотрит на него, прижимая руку ко рту, и тихие слезы бегут по ее щекам, а в ушах звучит птичье пение. Потом она шмыгает носом и кивает.

Скалли поднесла документ поближе к глазам.

— Ладно, — говорит она. — Ладно.

— Что это здесь нацарапано на полях? Габлин? Гоблин? — На лице ее отразилось недоумение. Малдер вскинул брови:

И садится рядом с ним. Берет его руку в свою, плотно переплетает пальцы с его пальцами и устремляет взгляд на волны в вечернем свете.

— Гоблин?

Благодарности

— Отправляйтесь-ка вы к Сэму Джунису, — предложил шеф, захлопывая папку. — Это местный врач. Он проводил осмотр обоих трупов. У него отвратный почерк — кроме него самого, никто ничего не разберет. Живет он в первом доме, к западу от того места, где вы остановились. Он в курсе, что вы должны заглянуть к нему.

Большое спасибо моему агенту Кэмерон Макклюр и моему редактору Джулиану Павии, которые помогли кораблю удержаться на плаву во время этого (в каком-то смысле случайного) путешествия.

— А откуда вам известно, где мы остановились? — требовательным тоном осведомилась Эндрюс.

Также большое спасибо моим родителям, моей семье и Эшли, помогающей мне работать каждый день, как если бы мы жили на заре становления великого государства. В самом деле, будущее — цветок, за которым стоит ухаживать.

Малдер стоял, не шелохнувшись, лелея надежду на то, что шеф не сочтет вопрос Эндрюс чересчур оскорбительным.



— Мисс, — произнес Хоукс, лениво улыбаясь, — вы, должно быть, заметили, что нашему городку далеко до Вашингтона. К тому же в это время года у Бабе в мотеле не так уж и многс постояльцев — разве что по выходным, да и то не всегда. Если хотите, я даже могу сказать, что вы сегодня ели на завтрак.



— Что? — не раздумывая, спросил Уэббер, точно перед ним стоял фокусник, а не шеф полиции.

Хоукс взглянул на Малдера — он это серьезно? — и встал из-за стола.

— Рыжим не следует злоупотреблять блинами — иначе скоро тебе придется сверлить новую дырочку в ремне, сынок. Агент Скалли заказала поджаренный хлеб с кофе, хлопья из отрубей и апельсиновый сок. Агент Эндрюс — чай с тостом и кукурузные хлопья. А вы, агент Малдер, заказали поджа-ренн-ый хлеб, яичницу из двух яиц с беконом, кофе, апельсиновый сок и брусничный джем.

Малдер с благодушной улыбкой наблюдал за тем, как, обогнув стол, Хоукс подошел к двери, давая понять, что разговор окончен.

— Полагаю, вам известно, на каком боку я спала? — холодно спросила Эндрюс.

— Вот здесь я сплоховал, мисс, — усмехнулся Хоукс. — Шторы были задернуты слишком плотно.

На сей раз Малдер не смог удержаться от смеха. Шеф тем временем предложил им подождать на улице, пока он закончит кой-какие дела и подбросит их к месту, где было совершено первое убийство. Видя, что Эндрюс не в восторге от подобного предложения и готова прямо заявить об этом, Малдер решил опередить ее: он немедленно выразил свое согласие, пожал Хоуксу руку и лишний раз поблагодарил его за содействие. Затем он вывел свою команду в приемную, кивнул сержанту — женщины-диспетчера уже не было, а на ее месте сидел мужчина, — и, не останавливаясь, вышел на улицу, не успев, однако, предупредить нарочито громкого замечания Эндрюс, обращенного к Хэнку, — что-то насчет «мерзких провинциалов и их убогого городишка». Сунув руки в карманы пальто, надетого нараспашку, Малдер уныло посмотрел куда-то вдаль, думая о том, где бы это ему взять побольше терпения. В глазах Скалли он прочел немую мольбу: «Держи себя в руках!»

— Послушайте, — произнес он наконец. — Нам с этими людьми работать, понимаете? В наших интересах иметь их на своей стороне, чтобы сделать свое дело и поскорее вернуться в Вашингтон. Мне все равно, что вы про них думаете, — обратился он к Лише. — Но с этого момента держите свои комментарии при себе, понятно?

Лиша кивнула — впрочем, не слишком уверенно. Малдер подумал о том, что надо бы попросить Скалли, чтобы та поговорила с ней с глазу на глаз.

Уэббер стоял, потупившись, как провинившийся школьник. Откашлявшись, чтобы преодолеть смущение, он спросил:

— Малдер, а кто такая Бабе?

— Бабе Рэднор. Хозяйка мотеля. Уэббер насупился: