На самом раннем – от октября 1894 года – было запечатлено зеркало залитой солнцем воды посреди густого леса. Перевернув снимок, Грей изучил рисунок, небрежно набросанный с обратной стороны. Изображал он, судя по всему, тот самый подпитываемый ручьем пруд, что и на фото, и какое-то стилизованное полосатое животное рядом с ним. Животное чем-то напоминало зебру, а прямо под ним было нацарапано слово «Atti».





Грею это ни о чем не говорило, но Фарайи ткнул пальцем в изображение полосатого зверя.

– Атти… Старое слово. Означает окапи.

Грей нахмурился.

Ндай объяснил:

– Окапи – это находящееся под угрозой исчезновения животное семейства жирафовых, обитающее в конголезских лесах. Некогда считалось, что это африканский единорог – больше миф, чем реальность. Когда-то этот вид был очень распространен в местных джунглях, но после веков охоты за их уникальными шкурами численность этих животных значительно сократилась. Теперь их можно встретить только в северо-восточной части Конго.

Потянув Ндая за рукав, Фарайи что-то быстро затараторил ему на своем родном языке. Обменявшись с ним несколькими словами, Ндай похлопал парнишку по плечу и растолковал:

– У бакуба есть племенные названия для многих мест в джунглях. Особенно для старых охотничьих территорий. Фарайи говорит, что есть место, куда окапи некогда приходили на водопой. Они там больше не собираются, но название осталось, поскольку передавалось его народом из поколения в поколение.

Грей уставился на рисунок.

«Уж не первая ли это путевая точка маршрута Шеппарда по джунглям? Но куда он направлялся и зачем?»

Повернувшись к Фарайи, он постучал пальцем по рисунку.

– А ты знаешь, где это место? Этот водопой?

Парнишка кивнул.

– А как насчет остальных символов? – Пирс перевернул несколько других фото.

– Может, нужно оказаться в первой точке, чтобы отыскать следующую? – предположил Такер. – Чтобы понять ключ к шифру.

Грей посмотрел на Фарайи.

– А может, надо принадлежать к народу бакуба, чтобы хоть что-то тут понять? У меня есть чувство, что Шеппард зашифровал этот маршрут так, чтобы по нему смог пройти только тот, кто хорошо знает эти леса и их историю.

– Но почему он держал его в такой тайне? – спросила Лиза.

– По тем временам это вполне имело смысл, – ответил Ндай. – Шеппард не доверял бельгийским колонистам и их местным союзникам, Заппо-Зап, – жестокой людоедской секте из народа басонге. Если что-то опасное – то, что бакуба считали злом – и было спрятано в джунглях, он наверняка хотел придержать такую информацию от бельгийцев, а если от этого имелась какая-то утетези – какая-то защита, – то предпочел сохранить знание о ней, оставив для бакуба дорожную карту, чтобы они были во всеоружии на случай, если эта опасность опять возникнет.

Грей кивнул.

– Не исключено, что вы правы.

– Но что это за зло? – спросила Лиза. – Это просто какая-то болезнь или что-то похуже?

Фарайи вдруг весь сжался и ахнул, отпрянув от стола. Парнишка в этот момент перебирал стопку фото и наконец добрался до последнего по времени снимка.

Грей подошел посмотреть, что именно заставило того так занервничать. Подобрал изрядно пожелтевшую карточку. На ней были изображены прогалина в лесу и пара увитых вьюнками колонн, стоящих по бокам от широкой вертикальной трещины в заросшем папоротником утесе. Крутой откос вздымался высоко в небо, вырисовываясь на нем своей зазубренной вершиной. Грей перевернул фото. С обратной стороны не оказалось ни символов, ни рисунков – только какие-то смазанные каракули. Написано было не чернилами, а, судя по характерному оттенку мазков, не исключено, что и кровью.

Они образовывали два слова.





Ндай прочитал их через плечо Грея и перевел написанное.

– Мфупа Уфалме… Это означает «костяная империя» – или, может, «царство костей».

Фарайи ткнул пальцем в фото, отступив еще на шаг.

– Плохое место. Алааниве. Проклятое. Все бакуба знают. Никогда не ходите туда.

Такер вздохнул.

– Ну, теперь-то мы знаем, что Шеппард туда все-таки дошел.

Грей кивнул.

– Остается вопрос – что именно он там обнаружил и как это сейчас нам поможет?

– Если вообще поможет… – добавила Лиза.

Грей вполне понимал скептический настрой коллеги, но с этим быстро распространяющимся заболеванием ничего нельзя было сбрасывать со счетов.

Он повернулся к мальчишке.

– Как ты посмотришь на то, чтобы отвести нас к этой первой точке? К водопою окапи?

Вид у Фарайи был испуганный, но он кивнул.

– Воко Бош… Он хотел бы, чтобы я помог.

– Мне тоже стоит пойти, – вмешался Ндай. – Вам может понадобиться кто-то, кто знает местных людей и вообще здешние края.

Благодарно кивнув, Грей повернулся к Лизе.

– Оставлю тебя и Монка здесь с доктором Уитакером – поможете ему в его изысканиях. Возьму с собой Ковальски. Как только мы получим подтверждение от конголезских военных, что все чисто, первым делом слетаем в тот ооновский лагерь. Выбросим Такера с Кейном и двинем к этому водопою.

План заключался в том, что рейнджер со своим мохнатым напарником будут охранять Бенджи, который согласился отправиться в лагерь и собрать образцы с трупов – как человеческих, так и бабуиньих, – а потом доставить их в лабораторию. Фрэнк хотел сам взять на себя эту задачу, но он был нужен здесь, чтобы обработать образцы, только что взятые у муравьев. Его подходы к идентификации вирусов были слишком уж уникальны. Только он понимал свою собственную технологию.

И все же оставалась одна деталь, которая по-прежнему ставила всех в тупик. Чтобы разобраться с ней, группе требовалась консультация специалиста, лучше разбирающегося в теме.

Пискнул электронный замок, отпирая дверь. В лабораторию быстро вошел Монк, за которым следовал Ковальски с завернутым в промасленную бумагу недоеденным сэндвичем в здоровенной лапище. С его появлением помещение заполнил запах специй и жареного мяса.

Ковальски поднял свой сэндвич, так закатив глаза, что они едва не вылезли из орбит.

– Народ, эта штука бьет яичный макмаффин по всем статьям… – пробубнил он с набитым ртом.

Кейн понюхал воздух, когда здоровяк проходил мимо, явно желая лично убедиться в справедливости подобной оценки.

Монк же попросту направился к остальным. Пристроил принадлежащий группе цифровой планшет на стол так, чтобы всем было видно.

– Я только что подключил нужного человека к видеоконференции. Пришлось повозиться.

И с этими словами разложил по столу последний фрагмент головоломки, который предстояло пристроить на место.



7:45

Такер сразу подбежал к остальным, когда Монк развернул карту, спрятанную в ларце бакуба. С экрана планшета на них смотрели два мужских лица.

Первое принадлежало Пейнтеру Кроу, директору «Сигмы», сидящему за письменным столом в своем кабинете. Другой участник сеанса связи склонялся над конторкой в какой-то библиотеке – по бокам от него возвышались книжные шкафы, уставленные пухлыми томами. Темноволосый незнакомец был одет во все черное с характерным белым воротничком.

При его виде Такер нахмурился. «Зачем «Сигме» понадобилась консультация священника?»

Грей наклонился ближе к экрану.

– Отец Бейли, как продвигается восстановление Кастель-Гандольфо?

Священник пожал плечами.

– С финансированием проблем нет. Если вы все будете держаться подальше отсюда, справимся даже раньше задуманного.

– Постараемся, – с ухмылкой отозвался Грей.

Такер бросил взгляд на остальных, которые вроде поняли, о чем идет речь.

«Я явно пропустил какое-то очередное злоключение «Сигмы»[57].

Лиза вкратце ввела рейнджера в курс дела, прошептав ему на ухо:

– Отец Бейли уже помогал нам в прошлом. Он работает в папском институте христианской археологии. Хотя его роль в католической церкви несколько, гм… более замысловатая.

Такер поднял ладонь.

– Можете не продолжать. Вы все и без того достаточно усложнили мне жизнь.

Грей опустил взгляд на карту, обращаясь к священнику.

– Что думаете насчет изображения, которое отправил вам директор Кроу?

Такер сместился, чтобы всем было лучше видно, о чем идет речь. Карта была явно старая, с надписями на латыни. Похоже, ее некогда вырвали из какой-то древней книги, а потом сложили и засунули на самое дно ларца бакуба.





Бейли поскреб пальцами воротничок, словно тот натер ему шею.

– Пришлось как следует покопаться в архиве Ватикана, чтобы определить ее принадлежность, но то, что сейчас находится перед вами, – это копия очень старой карты Африки, составленной в тысяча пятьсот шестьдесят четвертом году известным картографом Абрахамом Ортелием. Но любопытна даже не сама карта, а ее тематика.

– В каком это смысле? – спросил Грей.

– Надпись по-латыни в легенде карты гласит: «Presbiteri Johannis, sive, Abissinorum Imperii descriptio», что переводится как «Описание Абиссинии, или Империи пресвитера Иоанна».

Такер перевел взгляд на фото колонн в джунглях, припомнив, как Ндай перевел надпись на его обратной стороне – «Царство костей».

Грей высказал вслух то, о чем все уже наверняка задумались.

– Может, как раз это преподобный Шеппард и искал в джунглях? Эту империю пресвитера Иоанна?

Такер нахмурился.

– Ничего не понимаю… Что за пресвитер Иоанн?

Ответил ему Бейли:

– Был такой легендарный христианский царь, обладавший несметным богатством. Утверждалось, будто он один из потомков черного волхва, Бальтазара. Самые ранние истории помещают его в Азию, а позже в Африку, делая Иоанна первым христианским правителем континента. Его легенда выросла до таких масштабов, что в двенадцатом веке Папа Александр Третий отправил этому сказочному царю личное послание. Только вот тот, кто должен был доставить письмо – личный врач Папы, – бесследно исчез в джунглях, и больше его не видели.

Такер припомнил настойчивые слова Фарайи о том, что царство каким-то образом про`клято.

«Наверное, доктора Папы просто забыли посвятить его в такую маленькую подробность».

– Ответное письмо все же пришло много десятилетий спустя, – продолжал Бейли. – Подписанное пресвитером Иоанном, что в дальнейшем еще больше подогрело его легенду. А потом, в пятнадцатом веке, португальские исследователи, которые тоже искали этого мифического царя, отправили домой сообщение о некоей христианской империи, обнаруженной глубоко в джунглях. Они описали царский двор, роскошный многолюдный город и, в наибольших подробностях, – богатство этого потайного царства, которое, как они уверяли, было источником золота для храма царя Соломона.

Такер попытался представить себе такое место – эдакое африканское Шангри-Ла. Даже он слышал легенду о так и не обнаруженных копях царя Соломона. Исследователи веками пытались разыскать их, вплоть до нынешних дней, – убежденные, что эти полные драгоценного металла копи скрываются где-то в самой глубине джунглей.

– После запроса директора Кроу я копнул чуть глубже, – сказал Бейли. – История пресвитера Иоанна простирается далеко за пределы тайны утерянных сокровищ. В ней упоминается еще и Ковчег Завета, который, как многие до сих пор верят, надежно спрятан где-то на просторах Эфиопии. И столь же любопытна связь этой сказки с легендами об Источнике вечной молодости. В древних манускриптах утверждается, что эфиопы доживали до нескольких сотен лет – благодаря некоему озеру, в котором, стоит в него окунуться, ваша плоть сразу же обновится и засияет юностью. А если попить воды из него, то любые хвори спадут с вас и вы будете тридцать лет свободны от любых болезней.

Ковальски с набитым ртом пробурчал:

– Я тоже был бы не прочь окунуться в такое озерцо.

Лиза сочувственно тронула его за плечо.

Бейли тем временем продолжал:

– Согласно этим историям, свойства озера были поистине уникальны. В частности, ничто не могло удержаться на плаву на его поверхности – ни дерево, ни что-то еще. Согласно последним дошедшим до нас сведениям про пресвитера Иоанна, этого царя-попа Эфиопии, на тот момент ему было пятьсот шестьдесят два года от роду. А потом это царство вдруг погрузилось в молчание.

– В каком это смысле? – спросил Грей.

Бейли пожал плечами.

– Никто больше и слова не слышал про пресвитера Иоанна. К концу шестнадцатого века исследователи, рыщущие по Эфиопии, все-таки отыскали какого-то черного царя, но этот африканский правитель решительно отрицал любую связь с пресвитером Иоанном. И по мере того, как росли географические познания, легенда о христианском царе Африки все больше тускнела. К семнадцатому веку большинство уже относили эту историю к обычным мифам.

Такер бросил взгляд на раскинутые по столу фото.

– Кто-то явно считал по-другому…

– Или же, по крайней мере, свел две истории воедино, – добавила Лиза. – Легенду о практически бессмертном царе-священнике и слухи о про`клятой империи, скрытой в джунглях.

Монк хмуро опустил взгляд на карту.

– Хотя я не пойму, как эти истории могут быть связаны между собой. Территория Эфиопии – на другой стороне континента от Конго, далеко к востоку.

У Бейли и на это нашлось объяснение.

– Вам надо понять, что на протяжении столетий границы постоянно смещались, пока исследователи составляли и пересоставляли карты континента. Когда я занимался этим исследованием, то нашел вот эту карту Африки от тысяча семьсот десятого года, составленную одним английским картографом.

Священник открыл на экране еще одно окно.

– Как вы видите, – продолжал Бейли, – Эфиопия раскинулась здесь на всю ширину Конго. Так что если царство пресвитера Иоанна и впрямь существовало, то оно вполне могло располагаться в Центральной Африке.





Грей взял со стола последнее черно-белое фото и постучал пальцем по изображенным на нем колоннам.

– Тем не менее здесь явно что-то есть. Что может навести нас на мысли относительно происходящего сейчас.

Никто не стал с этим спорить.

Пейнтер на экране планшета откашлялся и поднял руку. Несколько секунд назад он совещался с кем-то за пределами кадра, а теперь вновь повернулся к камере.

– Последние сведения от Кэт, – объявил он. – Согласно ее разведывательным источникам, конголезские военные только что закончили осмотр ооновского лагеря для беженцев. Там мало что осталось, в основном дымящиеся развалины и разоренные шатры. Обнаружено несколько трупов в обносках военной формы с устаревшим оружием. Все указывает на то, что на лагерь напала какая-то партизанская группировка. Может, майи-майи[58], которые проявляют активность в этом регионе. Или СДС[59]. Есть даже предположения, что это могла быть «Боко Харам»[60], которая с недавних пор распространила свое влияние и на Конго.

Ндай выразил свое мнение на этот счет, скептически хмыкнув.

– Да какая там партизанская группировка… Нападавшие были слишком хорошо вооружены и организованы.

Такер не стал оспаривать оценку экогвардейца. Хотя, чтобы лучше понять происходящее, он предпочел бы, чтобы его собственные глаза – и нос Кейна – оказались там, с целью все как следует разведать, – чем Уэйн и планировал заняться, сопровождая Бенджи обратно в лагерь. Он чувствовал определенную ответственность – не только за тех троих, кого выудил из реки, но также и за остальных, которых захватила непонятная группировка с боевым вертолетом.

«Добраться бы туда побыстрее…»

Грей тоже явно рвался в бой, но все же призвал своих соратников соблюдать осторожность и воздержаться от скоропалительных действий.

– Я полностью согласен с Ндаем, но на данный момент нам нужно якобы поверить этому спектаклю. Пусть противник считает, что его хитрость удалась. Ограничим обмен любыми сведениями только своей группой. Не будем делиться своими подозрениями даже с ВСДРК или конголезским правительством.

Ндай кивнул.

– Что ж, разумно. Я горжусь своей страной и ее народом, но наше правительство по-прежнему насквозь коррумпировано. Даже солдаты ВСДРК в последнее время не прочь срубить наличных, прислуживая торговцам людьми, контрабандистам, браконьерам, а то и всяким военизированным группировкам, нередко переодеваясь в их форму.

Такер оглядел собравшихся.

– Тогда доверяем только сами себе.

Скомкав обертку от сэндвича, Ковальски ловко метнул промасленный комок в мусорную корзину.

– И что в этом нового?

11

24 апреля, 11:34 по центральноафриканскому времени

Кисангани, Демократическая Республика Конго

У Фрэнка забурчало в животе, напоминая ему, что время уже обеденное. И все же он продолжал сидеть на табурете перед набором своего оборудования, расставленного на длинном столе, наблюдая, как в его ноутбук загружаются результаты из университетской лаборатории, оборудованной электронным микроскопом. При появлении каждого нового изображения сердце билось все сильней.

– Пускай это будет всего лишь сбой при сканировании! – молился он вслух.

Когда большинство остальных отправились в ооновский лагерь, Фрэнк провел остаток утра, подготавливая образцы, полученные у королевы Dorylus и ее солдата. Взяв при помощи тончайшей иглы пробы, он очистил собранное при помощи электрофореза в полиакриламидном геле, а потом подверг препараты сверхбыстрой заморозке для криоэлектронной микроскопии. Это был очень тонкий процесс.

«Но без него никак…»

Он как следует присмотрелся, когда первый набор сканов загрузился в его ноутбук. Потратил еще несколько минут, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях. Сравнил изображения, полученные от образцов королевы и солдата – а потом шумно выдохнул.

– Лучше сами посмотрите, – крикнул он Монку и Лизе.

Двое ученых из УППОНИР помогали ему готовить собранные образцы к ПЦР-амплификации[61], надеясь вычленить любые уникальные геномы, которые могли свидетельствовать о появлении нового патогена. Когда они направились к нему, на заднем плане уже тихо гудели два работающих термоциклера[62].

– Что такое? – спросил Монк.

– Гляньте на эти сканы КЭМ, – сказал Фрэнк. – Если то, чего я опасаюсь, действительно так, у нас может быть очень большая проблема. Я бы даже сказал, гигантская.

– Покажите нам, – попросила Лиза.

Оба встали по бокам от него. Фрэнк перебирал сканы на экране, пока не нашел самое четкое изображение. Откинулся на стуле, открывая их взглядам скопление вирусных частиц.





– Сначала я подумал, что это бактериальные или соматические клетки[63], – сказал Фрэнк. – Из-за их большого размера. Обычно диаметр вирионных частиц[64] варьируется от пятидесяти до ста нанометров.

Монк присмотрелся к изображению.

– А у этих сколько?

Фрэнк глянул на него поверх плеча.

– Семьсот. И это только по капсидной оболочке. Не всего вируса.

Он переключился на другое изображение – более детализированный скан.





– Тонкие штрихи, исходящие из капсида, – это белковые нити. Если принять и их во внимание, то этот вирус хорошо за тысячу нанометров в поперечнике.

– Ну да, гигантский вирус, – без особых эмоций произнесла Лиза.

– Да уж, – вклинился Монк, – теперь понятно, почему вы назвали это гигантской проблемой.

Лиза покосилась на своего коллегу.

– Нет, я имею в виду, что это так и называется – «гигантский вирус», что иногда сокращают до «гирус». Такие микроорганизмы были распознаны только пару десятилетий назад. Они уже размывают грань между вирусами и бактериями.

– Доктор Каммингс права, – подтвердил Фрэнк. – Первые из этих вирусов-великанов были извлечены из амебы в тысяча девятьсот девяносто втором году. Из-за большого размера изначально их ошибочно приняли за бактерии. И только в две тысячи третьем году, после дальнейшего изучения, переквалифицировали в категорию вирусов. С тех пор было открыто еще множество других, где только можно. Питовирус, пандоравирус, мамавирус, молливирус…

– Ну а что этот? – спросил Монк. – Вы уже распознали его?

Фрэнк покачал головой.

– Если судить чисто по внешнему виду, то первым делом приходит на ум мимивирус с такой же икосаэдральной структурой – как у двадцатигранной игральной кости с треугольными гранями. Но этот гораздо крупнее, почти вдвое, что ставит его ближе к пандоравирусу – и это весьма тревожно.

– Почему?

– У большинства вирусов генов раз-два и обчелся. У вируса бешенства – пять генов. У ВИЧ – девять. У Эболы семь. Даже у вируса гриппа всего восемь генов. А у пандоравируса – более двухсот. Хуже того: девяносто процентов этих генов не имеют сходства ни с чем другим, обнаруженным на Земле. – Фрэнк нахмурился на шестиугольное пятно на экране. – Нам до сих пор очень мало про них известно. Если этот вирус – патогенный, то мы можем столкнуться с чем-то совершенно непохожим на то, с чем имели дело раньше.

– А он и вправду патогенный? – сказала Лиза, складывая руки на груди. – Насколько я понимаю, гигантские вирусы паразитируют в основном на бактериях и амебах. Лишь немногие вызывают заболевания у людей.

– Верно, но большинство из них – и мне придется заключить, что и этот тоже – относятся к категории ЯЦКДВ[65]. – Заметив хмурое выражение на лице Монка, Фрэнк расшифровал: – Ядерно-цитоплазматических крупных ДНК-содержащих вирусов. Многие из этой группы чрезвычайно патогенны, в том числе вирус оспы, и вызывают различные заболевания как у позвоночных, так и у беспозвоночных.

Лиза расплела сложенные на груди руки и бросила взгляд в сторону рабочего стола с вытяжкой.

– Вроде муравьев.

– Есть предположения, что эти гигантские вирусы приобрели так много генов, потихоньку присваивая фрагменты генетического кода у своих «хозяев» и других организмов.

– В общем, действуя как эдакие генетические карманники, – вставил Монк.

– Совершенно верно. Они несут в себе фрагменты генома самых различных живых существ. Позвоночных, беспозвоночных, микробов, даже растений. Некоторые ученые считают, что ЯЦКДВ настолько далеки от всего остального, что их следует классифицировать как четвертую форму жизни – наряду с археями, бактериями и эукариотами. Есть версия, что как раз они и являются источниками всей жизни на Земле.

– Как такое возможно? – удивился Монк.

– Мы привыкли считать, что вирусы – это просто продукт дегенерации живых клеток, в некотором роде отщепенцы, потерявшие свою клеточную структуру и обернувшиеся тем, что представляют собой сейчас. Но согласно недавним исследованиям уникальных генов, обнаруженных в вирусах, ученые выдвигают теорию, что все могло быть наоборот. Взять хотя бы гигантский медузавирус. У него есть ген, кодирующий ДНК-полимеразу – фермент, необходимый для синтеза ДНК, – но его геном не похож ни на что другое, обнаруженное у современных животных или растений. Похоже, он гораздо более старый – вообще-то настолько древний, что вполне может оказаться прародителем того, что встречается сейчас в растительном и животном мире. Существует настолько много других подобных примеров, что теория «вирусного мира» – допущение, что вся жизнь на Земле произошла от вирусов – находит все больше и больше последователей.

– Но какое это может иметь отношение к угрожающей ситуации, с которой мы столкнулись сейчас? – спросила Лиза, опять переключая внимание коллег на опасность, грозящую Конго.

Фрэнк вздохнул.

– Слыхали выражение: «Я тебя породил, я тебя и убью»?

Монк сразу понял мысль, которую тот пытался до них донести.

– В общем, вы думаете, что если вирусы принесли нас в этот мир…

– То с равным успехом могут и выбросить нас из него, – закончил за него Фрэнк.

Нахмурившись, Лиза мотнула головой на экран.

– И все-таки мы не можем уверенно утверждать, является ли этот гигантский вирус патогеном, или же это просто нормальная вирусная фауна муравьев рода Dorylus.

– Верно. Но ткани этих муравьев – и солдата, и королевы – буквально переполнены этими организмами. У меня еще не было возможности взять образцы у куколки, но это уже неважно. Мне нужны образцы из лагеря – от тех, кто погиб там. Надо выяснить, присутствует ли этот вирус и в их тканях.

Лиза глянула на настенные часы.

– Бенджи обещал до вечера вернуться. Тогда и узнаем.

Фрэнк кивнул, хоть и не мог избавиться от чувства, что времени у них уже практически не осталось. И, как будто кто-то ощутил его молчаливое беспокойство, со стола послышалась трель звонка спутникового телефона. Фрэнк надеялся, что это какие-то новые сведения от тех, кто улетел в лагерь.

Подобрав телефон, Монк ответил на звонок. Брови его все сильней сходились у переносицы, пока он слушал вызывающего. Наконец произнес:

– Понял. Сейчас этим займемся.

С напрягшимся от тревоги лицом Коккалис нажал на «отбой».

– Что такое? – спросила Лиза.

– Это Пейнтер. Кэт только что сообщила о нескольких новых случаях истощающей кататонии.

– Где? – спросила Лиза.

Монк повернулся к ним лицом.

– Здесь, в Кисангани. В университетской больнице. Группа школьников. У всех те же признаки.



12:07

Под палящим глазом полуденного солнца Лиза подошла к полукруглому пандусу для «скорых», над которым раскинулась большая вывеска: «CLINIQUES UNIVERSITAIRES DE KISANGANI»[66]. Подобно зданию факультета естественных наук, больница тоже была недавно основательно перестроена. Поднималась она всего на два этажа, но широко раскинулась в обе стороны от входа, прикрывая собой многочисленные строения университетского кампуса, разбросанные по похожей на парк зеленой территории у реки Конго.

Монк мотнул головой на пару «скорых» и несколько серо-зеленых военных грузовиков, стоящих у входа.

– Похоже, не мы одни услышали про новых пациентов.

Лиза поспешила сквозь скопление машин. По словам Пейнтера, восьмерых школьников из деревни, расположенной в джунглях в двадцати милях от города, неожиданно поразило все то же кататонизирующее недомогание, и сегодня утром их быстро привезли сюда. Лизе не терпелось осмотреть пострадавших детей и взять у них анализы для Фрэнка, который остался в лаборатории заканчивать анализ вирусов, обнаруженных у муравьев. Потом Монку предстояло переправить пробирки с пробами крови и мокро`ты на полмили обратно в здание факультета, а она собиралась предложить свое содействие медицинскому персоналу больницы.

Пейнтер и Кэт уже согласовали их участие с директором клиники. Когда они подошли ко входу, высокий африканец с бритой наголо головой и в белом халате поверх голубого медицинского костюма протянул им руку.

– Доктор Каммингс, доктор Коккалис, – поприветствовал он их на английском с французским акцентом. – Я Амир Лумбаа, администратор больницы. Спасибо, что предложили помощь. Если вы последуете за мной, я проведу вас в палату, которую охраняют военные. Это и для обеспечения карантина, и для безопасности.

Лиза бросила взгляд на пару солдат в форме, покуривающих одну сигарету на двоих возле одного из грузовиков ВСДРК.

– А зачем здесь военные?

Он провел их за двери и через пустой вестибюль.

– Нападение какой-то военизированной группировки на лагерь беженцев ООН сейчас во всех новостях. Вдобавок до нас дошли сведения, что два часа назад забросали зажигательными бомбами больницу в соседнем Бурунди. Ответственность за теракт взяли на себя повстанцы.

Лиза обменялась взглядом с Монком. Пейнтер уже сообщил, что клиника в Бурунди была одним из мест, из которых тоже сообщалось о кататонизирующем заболевании. Могло ли это нападение иметь какое-то отношение к ночному происшествию в лагере?

– Никто не может объяснить эту внезапную вспышку нападений на медицинские центры, – недоуменно произнес Амир. – Всякие военизированные группировки и повстанцы всегда уважали наши объекты, даже во время недавних войн.

Он повел их через вестибюль больницы к противоположному выходу, а потом через центральный двор к соседнему зданию, стоящему чуть в стороне от основного корпуса.

– Мы поместили этих детей сюда, чтобы эта зараза не разнеслась по всей больнице.

Подойдя к дверям здания и пробравшись сквозь толпу суетящегося в вестибюле медперсонала, они быстро добрались до тамбура перед входом в карантинное отделение, завешанного полиэтиленовыми полотнищами и охраняемого парой вооруженных солдат, где тоже быстро облачились в халаты и маски.

Лиза с Амиром двинулись в палату первыми, Монк – следом, сосредоточенно присматриваясь к каждому из встреченных лиц на предмет возможной угрозы. Несмотря на кордон конголезской армии у входа, он не хотел рисковать. Одна рука его покоилась на рукояти «ЗИГ-Зауэра» в расстегнутой кобуре, полускрытого полой больничного халата.

И хотя у нее имелось свое собственное оружие – маленькая «Беретта-нано» в кобуре на лодыжке, – Лиза позволила Монку прикрывать ей спину и сосредоточилась на выстроившихся вдоль дальней стены койках, все из которых были заняты мальчиками и девочками от восьми до тринадцати лет. Медсестры и врачи, перешептываясь, сновали между ними. Так много слышав про это непонятное заболевание, Лиза хотела лично оценить состояние таких пациентов.

Она повернулась к Амиру.

– Не возражаете, если я сама проведу осмотр кого-нибудь из этих детей? А еще мне нужно взять у них анализы для вирусолога, работающего с нами.

– Конечно, – отозвался администратор. – Любая помощь будет только приветствоваться.

Лиза благодарно кивнула. В руках у нее был пластиковый контейнер со стерильными ватными палочками и крошечными флакончиками для сбора образцов мокроты и крови – всем этим ее снабдил Фрэнк.

– Где в точности находится школа, где заболели эти дети? – спросил Монк, который держался рядом с ней.

Амир перевел взгляд на окна в глубине палаты.

– Меньше чем в пятидесяти километрах строго на восток от Кисангани.

Монк и Лиза обменялись взглядами. Заболевание явно приближалось к городу, главному транспортному узлу региона.

– Пожалуй, нам стоит прикинуть сектор…

Звон стекла не дал ему договорить. В окне в глубине палаты промелькнул какой-то маленький черный предмет. Другой пролетел сквозь соседнее стекло. Еще один загремел по линолеумному полу справа. А потом они оглушительно взорвались, выстрелив клочьями едкого черного дыма, который моментально разнесся по всему помещению.

Схватив Лизу за руку, Монк потащил ее подальше от источающих дым гранат – только чтобы услышать грохот автоматного огня у себя за спиной. Два охранника, стоявших на посту перед дверью, прорвались через полиэтиленовый занавес в палату. Кто-то из врачей бросился было к ним, но был тут же отброшен назад автоматной очередью, поразившей его прямо в грудь.

Лиза низко пригнулась, припомнив предостережение Ндая касательно двуличной натуры некоторых бойцов ВСДРК. Подобные опасения полностью оправдались.

Монк уже выхватил свой пистолет. Прицелился и два раза выстрелил, попав одному из стрелков в грудь. Другой резко развернул к нему ствол автомата и неистово застрочил из него, бросившись через палату. Коккалис упал ничком и попытался выстрелить в ответ, но быстро распространяющийся дым закрыл фигуру солдата. О продвижении его теперь свидетельствовали лишь звуки стрельбы и крики.

Опустившись на колено, Лиза выхватила свою «Беретту» и выбросила руку в сторону взбаламученных клубов дыма. Ухватила взглядом едва заметную в дыму вспышку пламени из автоматного дула и открыла огонь в том направлении, выпустив четыре пули. Потом сквозь звон в ушах прислушалась, не возобновится ли стрельба.

– Сваливаем! – крикнул Монк, хватая ее за руку, чтобы оттащить в безопасное место.

Она выдернула руку. Хотя выстрелов Лиза больше не слышала, со всех концов палаты доносились крики и стоны. Она не собиралась бросать тех, кто еще оставался здесь. Выждала четыре полных вдоха и выдоха, чтобы убедиться, что опасность миновала, а потом повернулась к Монку.

– Я хочу помочь раненым.

– Могут появиться еще стрелки, – предостерег ее Монк.

– Нет, – возразила она. – Готова поспорить, что они уже были бы здесь. Это всего лишь последняя отчаянная попытка тех, кто пытается помешать распространению сведений об этой инфекции. И почему-то мне кажется, что это отделение не было их истинной целью.

Над больницей вдруг послышалось размеренное чавканье вертолетных лопастей. Поток воздуха от винта ворвался в разбитые окна, еще сильней взбаламутив дым, окутавший палату. Сквозь мутную пелену Лиза разглядела замершего на полу солдата и еще несколько тел – кто-то просто пытался укрыться, кто-то уже был убит.

Вертолет полетел дальше, нацелившись в явно тревожном направлении.

Лиза повернулась к Монку.

– Фрэнк…



12:22

«Это еще что за хрень?»

Какое-то странное еле слышное пощелкивание, доносящееся непонятно откуда, заставило Фрэнка отвлечься от работы. Он склонялся над своим ноутбуком, готовя программу с генетической базой для анализа обработанных образцов. ПЦР-амплификация почти завершилась. Один последний прогон термоциклеров должен был произвести образец ДНК-кода гигантского вируса надлежащего качества. Фрэнк спешил завершить его анализ до того, как доктор Каммингс вернется из карантинного отделения с пробами, взятыми у заболевших детей.

«Если в них обнаружится тот же вирус…»

Фрэнк молился, чтобы оказалось именно так, – это означало бы, что возбудителя неизвестного заболевания удалось четко и быстро идентифицировать, – но где-то в глубине души подспудно тлел страх: по всем тем причинам, которые он сам недавно очертил. Генетика и биология гигантских вирусов оставались тайной за семью печатями. Те несли в себе тысячи генов, никогда раньше не виданных, не говоря уже о том, чтобы понятых.

Фрэнк бросил взгляд в угол экрана ноутбука, где светилось изображение одинокой вирусной частицы, двадцатигранный силуэт которой украшала бахрома белковых шипов. Страх еще больше усилился. Он уже успел изучить несколько зараженных клеток, взятых как у королевы Dorylus, так и у солдата. И заметил, что цитоплазма этих клеток полна тех же самых шипов, похожих на сброшенные иглы дикобраза. Большинство их были согнуты или странно перекручены.

Страшное подозрение клещами сжало горло.

– Или, может, у меня просто паранойя, – еле слышно прошептал он.

Фрэнк попытался перебороть охватившие его сомнения, которые, как он знал, можно было отследить до старых детских комплексов. Несмотря на все свои достижения, он до сих пор помнил парнишку из чикагского Саут-Сайда в купленных в секонд-хенде «Джорданах», толкущегося в музее и запоминающего латинские надписи на поясняющих табличках. В старших классах Фрэнк редко поднимал руку в классе, даже когда был уверен в ответе. Это слишком прочно укоренилось в нем: скрывать свои знания, чтобы ненароком не оказаться мишенью для насмешек. Даже учителя, посматривая на его фигуру ростом в шесть футов и четыре дюйма, явно сомневались в его умственных способностях. И, несмотря на свои последующие успехи, Фрэнк по-прежнему слишком часто чувствовал себя школьником, который все не решается поднять руку.

Опять уставившись на бесформенные фрагменты белка, он решительно отмел все сомнения прочь.

«Я знаю, что прав».

А потом странный шумок послышался еще раз, отвлекая его внимание от экрана. Легкое позвякивание стекла было достаточно громким, чтобы услышать его поверх гудения термоциклеров. Желая хоть немного отвлечься, Фрэнк стал искать его источник. Развернулся на лабораторном табурете и понял, что непонятное пощелкивание доносится от протянувшего вдоль стены рабочего стола с вытяжкой, где все еще хранились собранные Бенджи образцы.

Поднявшись, он подошел туда. Наклонился над столом, чтобы изучить поднос со стеклянными пробирками. Фрэнк подозревал, что королеву уже просто достало ее тюремное заключение и теперь она искала способ выбраться на свободу. Только вот двухдюймовый муравей апатично лежал на дне пробирки, почти как мертвый, если не считать легкого шевеления усиков.

«Тогда что же…»

Постукивание послышалось снова, со стороны другой пробирки. Фрэнк приподнял ее. Там лежала куколка, взятая Бенджи. Коричневый хитиновый кокон был размером со скорлупу фисташки. Только вот теперь он треснул, открылся и лежал брошенный внизу. Над ним за стеклянные стенки пробирки цеплялся здоровенный муравей дюймовой длины. Он казался слишком большим, чтобы поместиться в сброшенный кокон. Хотя, наверное, дело было в паре прозрачных крыльев, выступающих у него из спинки, из-за которых и возникала подобная иллюзия. Крылья мелко дрожали, иногда издавая негромкое гудение и все больше расправляясь, пока жизненные жидкости растекались по крошечным сосудам.

Бенджи уже объяснял, что самцы Dorylus могут похвалиться и крыльями, но Фрэнк не представлял их такими большими. Глухое постукивание по стеклу привлекло его внимание к опущенному вниз брюшку муравья. Он повернул пробирку, чтобы изучить его с другой стороны.

И в этот момент его взгляд остановился между царапающими по стеклу лапками. Из заостренного кончика брюшка торчала загнутая крючком колючка, настойчиво тычась в стекло, которое запятнали крошечные капельки какого-то маслянистого зеленоватого вещества.

Фрэнк понял, на что смотрит.

«Это ведь жало!»

Бенджи не упомянул, что муравьи вида Dorylus обладают таким оружием. И Фрэнк знал, что это упущение не было вызвано забывчивостью. Насколько ему было известно, ни у одного вида муравьев нет жала подобного тому, каким обладают осы и пчелы. Еще раз присмотревшись, он лишь покачал головой. Не могло ли это оказаться некой аберрантной мутацией, вызванной вирусной инфекцией?

– Что, блин, происходит? – пробормотал он себе под нос.

Здоровенные как клещи жвала на другом конце муравья тоже пытались вгрызаться в стекло, оставляя потеки все того же зеленоватого вещества. Фрэнк опасался, что эта маслянистая дрянь содержит нечто гораздо худшее, чем просто яд, причиняющий боль, представив себе жидкость, полную двадцатигранных вирусных частиц. Потом переключил внимание на большие крылья и мысленно прикинул вектор распространения заболевания по джунглям – судя по всему, совпадающий с господствующим направлением ветров.

Похоже, этот вирус уже не был удовлетворен простой переноской по воздуху и зависимостью от капризов ветра.

Фрэнк уставился на гудящее за стеклом существо.

«Может, взамен он вырастил собственные крылья».



12:23

Заведя рыкнувший мотором открытый армейский джип у входа в больницу, Монк сорвал его с места. В зеркале заднего вида мелькнули двое охранников из ВСДРК, стоящих рядом с Амиром Лумбаа. Коккалис реквизировал у них автомобиль при активной поддержке администратора, оказавшегося бывшим армейским медиком. Пока джип уносился прочь, вся троица метнулась обратно в больницу, готовая защитить подвергнувшийся нападению медицинский персонал.

Молясь, чтобы Лиза не пострадала, Монк сосредоточился на черном вертолете, который заложил крутой разворот над зданием факультета естественных наук и теперь завис прямо над его крышей. Еще мчась со всех ног к выходу из больницы, Монк пытался связаться с Фрэнком, предупредить его об опасности. Но ответа не последовало. Либо ветеринар с головой ушел в работу, либо противник повредил связь.

Чертыхаясь про себя, Монк нацелил джип прямо на здание факультета, маячащее где-то в полумиле. Втопив педаль акселератора в пол и перепрыгивая через бордюры, наконец выскочил на отрезок грунтовой дороги. Одну руку он держал на руле, а другой сжимал свой «ЗИГ-Зауэр Р320». Попытался прицелиться в вертолет сквозь открытую крышу джипа, но подскакивающая машина сбивала прицел. Он не мог рисковать тем, чтобы шальная пуля угодила в одно из окон здания и убила или ранила кого-нибудь из студентов или преподавателей.

Опустив оружие, Монк сосредоточился на том, чтобы побыстрей добраться до входа на факультет. Уже на подъезде к цели внимание его привлекло какое-то движение у бортов вертолета. Открылись двери, и из них полетели змеящиеся в воздухе тросы, устремляясь к той стороне здания, в которой располагалась лаборатория.

И тут, подлетев к самому входу, Монк потерял вертолет из виду. Ударил по тормозам, проехавшись юзом по траве, и выскочил из джипа, прежде чем тот успел полностью остановиться. Бросился к двери, но уже знал горькую правду.

«Я опоздал».



12:34