Дем Михайлов
НИЗШИЙ
Сборник
Низший
Глава первая
Перечень последних событий:
Гидрация — успешно.
Комплектация — успешно.
Реанимация — успешно.
У меня зеленые буквы перед глазами? Но веки закрыты. Как я могу видеть буквы? Целые слова…
Комплектация? Гидрация? Гидратация чего? И как же сильно у меня болит голова. И левый локоть… и что-то саднит в пояснице. Противно так саднит. Нудная постоянная боль. Плохая боль. Это не от ушиба. Это что-то серьезное и хроническое… я это твердо знаю… или ощущаю?
— Эй! Одиннадцатый! Очнись уже! Давай! — нетерпеливый злой голос звучит в правом ухе.
Да она — а это она, судя по тембру голоса — прямо орет мне в ухо!
— Две единицы! Подъем! Подъем! Подъем!
Я попытался шевельнуть губами. Засипел горлом. Скрипнул зубами. Из этого набора жалких действий и звуков сложилась едва слышная просьба:
— Не ори так…
— Времени нет, одиннадцатый! Совсем нет. Ну зачем я повелась на этот чертов лимс! Вставай! Сейчас будет сигнал!
— Сигнал?… — я с недоумением пытался уловить смысл, но не понимал ничего.
Почти ничего.
От меня требовали немедленно подняться. При этом называли одиннадцатым, а не по имени. Имени… а как мое имя? Имя… Не могу вспомнить.
Кто я?
И снова равнодушная тишина внутри. Разум попытался найти затребованную информацию, нырнул в глубинные слои памяти — я даже услышал плеск мысленных волн — но там на глубине не нашлось ничего. И меня это почему-то не удивило. Потому как только что я получил четкое знание — океаны моей памяти пусты. В них нет жизни. В них не найдется даже завалящей рыбешки, способной передать мне хоть какую-то информацию о моем прошлом. Все живое в моей памяти поймано в мелкую-мелкую сеть и утащено далеко-далеко. Так далеко, что сознанию туда не добраться.
— Давай же чертов низушек! Вставай!
«Низушек»? Это она мне?
Одиннадцатый. Низушек.
— Ну же, две единицы! Подъем, прошу тебя! Прошу! Из-за тебя и меня накажут! — в женском голосе отчетливо проявился страх. Животный страх. Несдерживаемый.
От испуга в ее голосе мне стало так нехорошо, что забылись собственные боли в голове, руке и пояснице. Я через «не хочу» шевельнулся, застонал, переворачиваясь на бок. Только сейчас осознал, что лежал на спине. Сплюнул, почувствовал, как по щеке пополз тягучий сгусток. Шевельнул руками и в голос вскрикнул — левая рука отозвалась всплеском чудовищной боли. Ладно… и я как раз лежу на левом боку. Пора бы осмотреться…
Меня пронзил легкий укол паники — на приказ открыться веки дернулись, но не более того. Что такое…
— Вот… сейчас вытру…
По лицу прошлись жесткой — слишком жесткой! — тряпкой. Я разом взбодрился, сонливость начала уходить. Еще бы… по лицу будто теркой для овощей провели.
Попробовать еще раз… веки послушно приоткрылись, по глазам ударил нестерпимо яркий свет. Я невольно застонал, зажмурился. Дернувшись, невольно потревожил левый локоть и скорчился от жуткой боли. Что-то очень не так…
— Рука… — прохрипел я, не открывая глаз — Левая рука.
— С руками тебе не повезло — ответил женский голос — Зато с родными частями полный порядок. Торс, голова — просто отличные.
— Что?
— Я говорю — комплект тебе паршивый достался. Совсем паршивый. Не повезло тебе, одиннадцатый.
— Почему ты называешь меня одиннадцатым?
— Как на груди набито — так и называю. Две единицы. Вставай! Ну же! Скоро сигнал! Затем осмотр! А мы уже должны стоять там! Вставай!
— Я болен… мне очень плохо… воды… дай воды…
— Потом! Встань, одиннадцатый! Встань! Давай. Я помогу.
Поразительно… но она меня будто и не слышала. Мне было невероятно плохо. Полная дезориентация. Тотальная слабость. Я не чувствовал ног и рук — за исключением болевого пожара в левом локте. Поясница раскалывалась. В висках стучали молоты. К горлу подкатил комок рвоты… и неохотно отступил обратно в желудок.
Со мной произошло что-то очень нехорошее. Возможно авария? Раз я ничего не помню. Пострадала голова…
— Моя память…
— Само собой стерта! Ты низушек! Воспоминаний нет. Все заблокировано.
— Что?!
— Слушай! Либо встаешь — либо я ухожу. А без меня ты до коридора не дойдешь. И на осмотре не засветишься. А значит — никаких дневных работ на твою долю и никакой оплаты! Чем будет платить за комплект конечностей? Это аренда! И платить надо каждый день! Чем оплатишь еду? А душ? Вставай, одиннадцатый! Если сегодня не наешься и не напьешься — тебе конец!
Я слушал, я очень внимательно слушал, преодолевая слабость и боль. Я изо всех сил пытался понять, но не понимал.
Что она говорит? Она сумасшедшая?
— Ну же!
В ее голосе прозвучало столько страха, столько боли…
Я дал себе время. Немного. Десять секунд. Чтобы собраться с духом. И медленно считал от десяти до одного. Боль и слабость от удивления немного отступили, чуть притихли. И я этим воспользовался.
— Два! Один!
Извернувшись, перевернулся на живот, подтянул под себя непослушный ноги. Правая рука со шлепком уперлась в мокрый липкий пол и начала помогать торсу выпрямиться. Чуть приоткрыл левый глаз. Закрыл. Приоткрыл правый. Закрыл. Давай… давай…
Крепкая рука вцепилась мне в плечо, помогла выпрямиться. Приоткрыв глаза, увидел грязную железную стену и тут же к ней прислонился. Замер, глядя вниз. И глядел я с огромным удивлением. Видел живот. Плотный, плоский, мускулистый, без малейших следов дряблости. Отчетливо видны квадратики брюшных мышц. Кожа дряблая, сморщенная, виден узор вен. Но такое впечатление, что это временно, что это пройдет. А вот ниже начинаются странности… и я не про широкую резинку коротких шорт или скорее трусов. Я про то, что ниже трусов — а там… там мои ноги… вот только разве может такое быть, чтобы мускулистый живот переходил в столь же нормальный и крепкий таз из которого выходило две свободно болтающиеся в штанинах шорт старческие ноги-спички. Что это? Узловатые колени, босые ступни с почернелыми ногтями.
Руки…
Я дернул подбородком, глянул на левую руку. И бессильно выругался от шока — из мускулистого плеча росла тощая ручонка с огромным раздутым синим локтем. Из правого плеча росло такое же убожество.
— Какого…
— Давай за мной! Держись за стенку — тараторила девушка.
Я наконец-то ее увидел. Совсем молодая девчонка. От природы смуглая. Стройная. Однорукая. Коротко и плохо стриженная. Из штанин шорт растут мускулистые антрацитово-черные ноги. На правой щеке старый шрам, лоб пересечен свежим красным рубцом, левый глаз заплыл от столь же недавнего сильного удара. Да и губы разбиты. Над воротом майки видно две цифры. Девятка и единица.
— Давай! Давай!
Меня бесцеремонно толкали и, держась за стену, я послушно сделал первый шаг. И едва не упал — нога едва выдержала вес моего тела.
— Будет легче. Ноги окрепнут — ободрила меня незнакомка.
Тут явно не больница. А она точно не медсестра. И даже не санитарка.
— Что происходит? Что со мной? Почему…
— Послушай! Молчи и шагай. В главном коридоре тебя активируют. И сам все поймешь. Все просто. А я получу за тебя два сола. И все довольны! Шагай…
— Активируют? Сола?
— Почти пришли. Сюда… еще шаг…
Через шаг я оказался в чуть ярче освещенном месте. В коридоре. Широком коридоре с грязным полом. И мы тут были не одни. Мы оказались окружены немалым числом людей, выглядящих так же, как и я. Только они более истощенные. Мужчины в шортах, у женщин еще и майки. Конечности… их конечности… мои приспособившиеся к свету глаза ползли от одной фигуры к другой, а разум никак не мог поверить увиденному. Казалось, какой-то злобный великан оторвал у всех этих ребят руки-ноги, после чего принялся лепить их обратно, не особо заморачиваясь, кому и какие достанутся.
Что происходит?
Какой уже раз я задаю себе этот вопрос? Наверное, раз в сотый за последние три минуты.
Внезапно раздавшийся протяжный гудок заставил меня вздрогнуть в испуге, а остальных оживиться. Все как один поспешно выпрямлялись, сводили лопатки вместе, упирали руки в бока, начинали улыбаться, принимать небрежные позы.
— Выпрямись, двойная единица! — прошипела девяносто первая — Не касайся стены! Стой свободно и уверенно — будто у тебя полно сил!
Я опустил глаза, прижался подбородком к груди и увидел наконец две жирные черные единицы у себя на левой грудной мышце. Незнакомка не соврала. Я одиннадцатый.
Оглядел стоящих рядом. Никто. Никто из них не касался стен — хотя только что практически все облокачивались на них.
Мороз по коже. Они все выглядят натужно улыбающимися смертельно больными людьми. Так обреченный на смерть глава семьи деланно уверенно и спокойно улыбается детям и жене пришедшим его навестить в хосписе, хотя в душе он вопит от страха и нежелания умирать.
Я выпрямился. Меня повело. Сумел удержать равновесие и застыл в максимально вертикальном положении, борясь с желанием опуститься на пол и завыть от жуткой головной боли. Перед глазами чернело. Я бы упал. И плевать на жалобные слова девяносто первой. Но над головой послышался ровный механический шум, и я поднял лицо. Поднял только для того, чтобы напороться взглядом на бесстрастный объектив, торчащий из большой металлической полусферы, передвигающейся по прикрепленному на потолке рельсу. Из полусферы торчало не меньше двадцати таких визоров и все они были обращены вниз — на выстроившихся в коридоре людей. По моему лицу и груди пробежало несколько лазерных лучей. Скользнули по цифрам на груди. Задержались на правом плече. Я скосил туда глаза и увидел длинный штрихкод незамеченный ранее.
Щелчок… еще один…
И если первый донесся из-под потолка, то второй послышался прямо у меня в голове. Я вздрогнул, уставился перед собой застывшим взором, изумленно читая появившиеся зеленые строки:
Активация интерфейса — успешно.
Перечень последних трех событий:
Комплектация — успешно.
Реанимация — успешно.
Активация интерфейса — успешно.
Что-то замигало на зрительной периферии, я услышал легкий повторяющийся звон. Девяносто первая с нескрываемым облегчением испустила продолжительный вздох.
— Два сола моих…
Полусфера на потолке с гудением ушла по коридору дальше. Люди вокруг загомонили, заулыбались. Кто-то зевал, потягивался, переговаривался с соседом. Общее напряжение спало. Шатнувшись, я со шлепком ударился спиной о стену. Колени с хрустом подломились, и я сполз на пол. Девяносто первая шагнула прочь… на полушаге замерла, поколебалась и, как-то странно выругавшись, подсела ко мне, помогла усесться удобней, торопливо заговорила:
— Время еще есть. Полчаса. Часы увидишь, скосив глаза вниз-влево. Там же настройка таймера. Но все равно будет короткий гудок. Это время завтрака. Смотри куда все идут — и топай туда же.
Я слабо помотал головой, мне стало плохо только от одной мысли о том, чтобы впихнуть в себя еду. Воды бы… пару глотков. Не больше.
Щеку обожгло ударом. Сердито глянув на меня, она понизила голос:
— Не дури, одиннадцатый. Не дури! Знаю, что тебе плохо. Но завтрак пропускать нельзя. Питательных веществ в обрез. Упустишь калории — не наверстаешь. Ясно?
— Ясно…
— Пихай в себя через не хочу. Да порции крохотные. Воды выпей столько, сколько сможешь. Потом, как только хоть немного придешь в себя и разберешься в сегодняшнем своем статусе…
— Что?
— Разберешься в своем сегодняшнем статусе! Сам поймешь — изучи интерфейс. Это главное.
— Ясно… слушай…
— Засунь свои вопросы себе в задницу, одиннадцатый! Мое бонусное задание было простым — разбудить тебя, поднять, доставить до коридора. Задание выполнено. Награда получена. Я сейчас здесь только по доброте своей. Понял?
— Понял.
— Вот и хорошо. Еще тебе совет — никому не верь! Ни на что не соглашайся. Понял?
— Понял.
— Никому и ни за что не одалживай ни единого сола! Ни единого!
— Что такое «сол»?
— Деньги! Монеты! Самое-самое главное для всех нас — зарабатывать свои солы каждый день! Одна аренда чего стоит — ты платишь четыре сола в день за аренду комплекта!
— Что за долбаный комплект? — вот и первая вспышка эмоций. А я уж боялся оказаться роботом… но нет…
— Вот твой комплект — ее единственная рука поочередно коснулась моих рук и ног — За каждую конечность каждый день система забирает по одному солу. Всего четыре. За комплект. И никаких скидок — горько улыбнулась она, поднимаясь.
— Погоди… — мой разум пытался ухватиться хоть за что-то, поддержать разговор — А ты? Ты платишь три сола каждый день? Ведь…
Глянув на плечо с ровно обрезанной коротенькой культей, она усмехнулась еще раз:
— Я тоже плачу четыре. Потому что утеря руки произошла по моей вине. Каждый день с меня забирают один сол ни за что. И последний тебе совет, новичок — не забывай про казуал.
— Про что?
— Сам поймешь. Следи за экранами и своим номером — одиннадцать. Если засветятся цифры на одном из экранов — торопись, у тебя всего минута. Затем очередь следующего. И бойся подножек — игры редко, сыграть хотят все. Ради этого собьют с ног, ударят по голове.
— Да что за…
— Просто будь осторожен! И поглядывай на экраны. Они светятся только вечерами — днем ежедневные задания.
— Я не понимаю…
— Разберешься. Удачи! — она наклонилась, тряхнула меня за плечо — Держись. Выживай. Это главное. Пока!
И она ушла, оставив меня скрюченного сидеть у стены.
Больно. Мне прямо вот очень больно. Поясница — еще терпимо. А вот голова и левый локоть… еще немного и я сначала отгрызу себе левую руку, а затем разобью голову о стену. Надо как-то отвлечься…
Что говорила девяносто пятая? Нет. Девяносто первая — так она себя назвала. Девяносто первая. Надо запомнить. Судя по тому, что я подыхаю под стенкой от боли, а из проходящих мимо зевающих людей на меня даже никто не глянул… девяносто первая самая добрая из здешнего люда.
Девяносто первая.
Почему цифры? Почему не имена? Ведь обычно людей называют по именам, которые они получили от родителей. Верно? У каждого человека есть имя и фамилия. И он с гордостью несет их по жизни…
Моя голова… перед глазами пошли черные круги. Захрипев, я начал заваливаться на правый бок. До слуха донесся глухой обрывок диалога:
— Новичку конец.
— Ага. Кто-то заработает лишние три сола на похоронке.
— Повезет кому-то…
Это они обо мне? Мне конец? Вздрогнув, я уперся слабой правой рукой и заставил тело выпрямиться, снова оперся лопатками о стену. Преодолевая боль, повернул голову, глянул в сторону. Вон там толпятся люди. Я вижу их сквозь сгущающийся перед глазами серый туман. Люди подходят к стенам, кажется, входят прямо в стены. Когда появляются снова, что-то жуют или вытирают рты. Пьют… пьют! Там наверняка дают воду!..
Что мне надо прямо сейчас?
Ответ очевиден — вода. Мне нужна вода. Чем больше — тем лучше. Я помню про горящую перед глазами непонятную на первый взгляд надпись:
Гидрация — успешно.
Что-то сухое успешно сделали мокрым. Или же едва влажным — если я прав и речь идет не о каком-то постороннем предмете, а о моем теле. Все вписывается в эту теорию.
Комплектация — успешно.
Тут речь о моем арендованном комплекте конечностей, как бы жутко это не звучало.
Реанимация — успешно.
Тут и пояснений не требуется.
Если все сложить воедино… мое сухое тело успешно напитали водой, следом снабдили первыми попавшимися конечностями, а под конец реанимировали, вернув жизнь в меня бедолагу. Ну а следом я очутился в каком-то закутке, где меня растормошила однорукая девушка с номером девяносто один.
У меня адски болит голова. Я не могу нормально думать. Во мне все трещит. Сморщенная кожа на животе снова начала ссыхаться, я чувствую натянутость в щеках и лбу, глаза с натугой поворачиваются в орбитах и их словно бы заклинивает.
Вода… мне нужна вода…
Встать!
Я поднялся рывком. Проехался плечом по стене, уперся правой ладонью. Накренился, ноги шагнули сами собой — вялые, медленные, дрожащие. Ничего… ничего… давай… тут недолго… двигай арендованным комплектом, одиннадцатый. Двигай. И не забывай держать левый локоть прижатым к боку — если кто-то из проходящих мимо равнодушных людей заденет за него, я свалюсь на пол в болевом шоке. И вряд ли уже поднимусь. И вскоре кому-то повезет заработать три сола на моей похоронке… почему они сказали «похоронка», а не похороны?
Почему мне достались руки и ноги старика?
Почему мне вообще пришили чужие конечности?
А что с моими руками и ногами?
Глянул на скребущее по стене плечо. Кольцевой безобразный шрам заметен сразу — он красный, тянется бугром прямо по плечу. Руки-ноги вставлены вместе с суставами? Это продвинутая технология или отсталая? Почему я ничего не помню?
Еще через шаг мое плечо оказалась у квадратной дверцы в стене. Узкая и высокая. Она заподлицо. Но контуры видны четко — широкая зеленая линия обрамляет дверцу. В нижней части дверцы черный стеклянный квадратик. Глянул на соседей и сориентировался. Встал перед дверцей, чуть отодвинулся, выждал секунду.
Механический голос равнодушно оповестил об опознании:
— Одиннадцатый. ОРН.
Надпись с тем же содержанием засветилась перед моим затуманенным взором:
Одиннадцатый. (ОРН).
Дверца бесшумно ушла вверх, открывая глубокую освещенную нишу с металлическим дырчатым изогнутым креслом. Очень широкие подлокотники. Единственная круглая ножка поддерживает всю конструкцию. Я неуклюже развернулся, опустился, с облегчением снимая непосильную ношу с ног. Дверь бесшумно закрылась, отрезая меня от коридора и взглядов окружающих.
До закрытия 01:59… 01:58…
Первое что я увидел — поднявшийся из подлокотника прозрачный и большой пластиковый стакан доверху полный воды. Я взял его дрожащей рукой.
Памятка: питьевая емкость должна быть возвращена на место.
Прижал посудину к потрескавшимся губам, начал пить, даже скорее вливать в себя драгоценную влагу и не останавливался, пока в стакане оставалась хотя бы капля. Поставил пустой стакан на прежнее место. Замер в надежде, сквозь серый туман и радужную рябь глядя на так быстро опустевшую емкость.
До закрытия 01:41… 01:40…
Легкое журчание. И стакан быстро наполнился снова.
Первый (из трех суточных) водный лимит исчерпан. (ОРН).
Я уже не удивлялся появляющимся и исчезающим надписям перед глазами.
Это ведь дополненная реальность? Разве это не обыденность?
Второй стакан я выпил с той же жадностью. Не пролил ни капли. Если я правильно подсчитал объем стакана — во мне литр воды. И пусть она побыстрей в меня впитается.
Инъекция. (ОРН).
Перед глазами появилась подсвеченная зеленым схематичная анимация. На ней зеленый человечек спокойно сидел на кресле и ничего не делал. Над головой человечка появлялись цифры от трех до нуля. Конец анимации.
Инъекция? Инъекция чего? Стоит ли соглашаться?
Стоит. Однозначно. Ведь не убить же меня хотят.
Пискнуло. Я прикрыл глаза. Отсчет пошел.
Три.
Сдавленно охнул, ощутив короткий огненный тычок снизу в нижнюю челюсть.
Два. Еще один огненный тычок.
Один…
Третий укол.
Ноль.
Процедура завершена.
Ввод иммунодепрессантов (ОРН) — успешно.
Введение суточной дозы витаминов (ОРН) — успешно.
Введение дозы обезболивающего (Р) — успешно.
Заберите первый прием пищи.
Щелчок. Из второго подлокотника выскочил небольшой желтовато-серый кубик. Замер у моих пальцев.
Это и есть «первый прием пищи»? Так себе завтрак по объему… у него грани в два сантиметра.
Забрав кубик, медленно и осторожно покинул кресло, шагнул в коридор. За мной бесшумно закрылась створка. Где я только что побывал? Медпункт? Столовая? Все вместе?
Шагая вдоль стены, скользя на этот раз левым плечом, вернулся к месту, где меня оставила девяносто первая. Меня по-прежнему все игнорировали — как и я их. Каким-то чутьем я понял — попытайся я начать задавать вопросы и тут же буду грубо послан.
Я блаженствовал — боль быстро утихала, уже снизившись до вполне терпимой и опускаясь все ниже, вот-вот собираясь добраться до радостной отметки «едва ощутимая». Скорее бы…
— Одиннадцатый.
Знакомый голос! Я радостно улыбнулся подошедшей однорукой знакомой. Та на улыбку не ответила, зато прикипела взглядом к моему сжатому кулаку. Я сориентировался быстро. Протянул ей кулак с зажатым кубиком.
— Возьми. Ответишь на несколько вопросов?
— Я же говорила — съешь даже через силу. Это еда. А еда — это энергия. А энергию нужно потратить на работу, чтобы вечером получить солы. Не шути с едой. Съешь.
— Уже узнал что-то полезное — впервые улыбнулся я — Возьми. При всем желании я не смогу съесть ни кусочка. Даже не собираюсь грызть.
— Его и не надо — девушка забрала кубик, спрятав его в небольшой и явно самодельной поясной сумке — Копишь слюну. Кладешь кубик на язык. Он через пару секунд рассыплется в пыль, что напитается слюной и станет вязкой. Глотаешь. Вот и позавтракал. Или пообедал. Лучше кубик в воду бросать и пить коктейль. Что спросить хочешь?
— Много чего — признался я — Но мне бы присесть для начала.
— Быстрее. Чем быстрее начнем работу — тем больше шансов выполнить дневную норму. Садись и спрашивай.
Опустившись — с радостью ощутив, что ноги стали чуть сильнее и послушней — я не стал тратить время впустую и задал первый пришедший в голову вопрос:
— ОРН?
— Обычная рабочая норма. Считай это своим рангом, низушек.
— Р?
— Разово. Обезболивающие вкололи?
— Верно.
— В первый день их всем новичкам вкалывают. Чтобы не спятили от боли в голове и теле.
— Нузушек?
— Добровольно низший.
— Не понял…
— Я сама не очень понимаю. Это наш статус. Ты, я, остальные здешние — мы все низшие. И согласились на это добровольно. Как и на блокировку памяти.
— Вот про память…
— Блокирована у всех. Про это сильно не расспрашивай — людям не нравится.
— Ясно…
— Что еще?
— Где мы?
— В жопе.
Грубое выражение как нельзя подходило к моему случаю. Я и правда в полной заднице. Но, пошевелив во рту начавшим напитываться водой языком, переспросил:
— Где-где?
— Где слышал, двойная единица. Мы в заднице. Глубокой. И выход отсюда только один — смерть.
Плохо… что-то безнадежности становится многовато. Я про себя ничего не помню, не знаю своего характера, к примеру, но мне упорно кажется, что я человек веселый и стремящийся к позитиву.
А тут такой тягучий хлюпающий мрак безнадежности… едва тлеющие угольки жизни в глубине глаз почти безразличной ко всему молодой еще совсем однорукой девчонки.
— Спрашивай, одиннадцатый.
— ОРН — мой статус. Низший — мой статус. Это как понять? Запутался.
— Все просто — низший… это ты по жизни, понял? Низшим здесь рожден, низшим здесь же умрешь. Низший — твоя фамилия, как у каждого здесь. Я низшая девяносто первая. Ты низший одиннадцатый. Вот так.
— Ясно…
— ОРН — это внутренний статус. Он твой пока ты каждый день выполняешь полученное утром задание от системы. Это важно, одиннадцатый. Если провалишь задание — тебе конец. Норму обеспечения уменьшат сразу же, солов не заплатят, уйдешь в долг по аренде комплекта, снизят дозы иммунодепрессантов. Держись за ОРН руками и зубами. Как закончим болтать и тратить время впустую — выясняй свое задание и начинай его выполнять.
— Я но ногах еле стою. Боль только-только утихла. Внутри меня что-то скрипит и хрустит, когда нагибаюсь и выпрямляюсь. Мне нехорошо. Очень нехорошо.
— Да всем плевать — жестко ответила девушка и с размаху наградила меня еще одной затрещиной — по той же щеке — Всем плевать на твое «мне нехорошо»! Все только и ждут когда ты сдохнешь — ведь на твое тело система кому-то выдаст задание «похоронку»! А это лишние солы!
Обжигающая боль встряхнула. Клубящаяся в голове отупелая муть немного разошлась. Внутри проснулась злость. Меня ударили. Это больно и обидно. Я зол. Отупелая муть начала расходиться быстрее.
— Ударь еще раз — попросил я — Посильнее.
— Не говори, что тебе понравилось…
— Скорее разозлило и захотелось пнуть тебя так сильно, чтобы ты…
— Поняла. Держи.
Шлеп… и многострадальная щека заполыхала огнем. Тряхнув головой, поблагодарил:
— Спасибо.
— Мне пора.
— Еще пару вопросов!
— Слушай… тебе кажется — ты должен узнать так много! Но на самом деле — ты знаешь уже пятьдесят процентов того, что знает здесь каждый старожил.
— Еще минуту.
— Давай.
— Где мы все же?
— Никто понятия не имеет. Если кто и знает — никому не говорит. Глухая тема.
— У меня что-то серьезное с левой рукой — я показал чудовищно раздутый локоть — Они напортачили с моим комплектом. Пусть все старое и обвислое, пусть слабое — но пусть хотя бы работает!
— Согнуть можешь? — коротко спросила девушка, оценив мой локоть долгим пристальным взглядом.
— Ну… это очень больно. Мне вкололи сейчас болеутоляющее, но…
— Я не это спросила, низушек! Хватит плакаться! Я тебя спросила — согнуть можешь?
Меня снова окатила злость смешанная с накатившим раздражением. Разве так положено общаться с человеком, чей левый локоть напоминает огромную посинелую помидорину готовую вот-вот лопнуть? Где хоть капля сострадания?
— Сейчас…
Стиснув зубы, я шевельнул левой рукой, сжал и разжал пальцы, после чего принялся за самое неприятное — начал сгибать руку в локте. И тут же замычал от боли. От рвущей нервы сильной боли. Слишком сильной. И это с обезболивающими…
Но руку я согнул. Не полностью, но согнул.
Девяносто первая неопределенно повела головой и поднялась:
— Тебе не повезло, одиннадцатый. Пальцы работают, запястье вертится, в плече проблем нет, локоть сгибается. Рука работает.
— Да когда локоть сгибается — меня выгибает от дикой боли!
— Рука работает — повторила девушка — А больно тебе или нет — всем плевать. Особенно системе. Комплект тебе не заменят. И руку менять не станут. Если с рукой случится что-то по твоей вине — останешься одноруким как я. С двумя руками беда произойдет или с ногами — превратишься в окончательного калеку и либо сдохнешь от голода, либо откажешься от остатков комплекта и будешь за еду и воду делать всякое, пресмыкаясь как червь с человеческим лицом…
Ее передернуло. Спустя миг передернуло и меня, когда я представил, чем может заниматься человек без конечностей, лишенный возможности выполнять работу, но не хотящий умирать.
— А если я не захочу пресмыкаться? Но и от голода не захочу медленно подыхать…
— Тут просто. Доползешь до Медоса и попросишь сделать тебе последний укол. Подтвердишь желание… и все…
— Вот как…
— Слушай… — она нагнулась ко мне — Не загружайся этим. Ты должен знать одну главную вещь — всегда выполняй ежедневное задание системы. И все. У тебя не будет проблем. Чтобы понять куда идти — ищи указатели на стенах, полу и потолке. Не спрашивай ни у кого! Это тебе со мной повезло. Тут полно мерзких гриферов, выглядящих нормальными людьми. Но это злобные твари. Заведут тебя, опоздаешь с заданием, могут и запереть где-нибудь. И все. Норма не выполнена, получишь первое предупреждение… Не расспрашивай никого. Не выгляди зеленым новичком! Сам пытайся разобраться. Если же помощь нужна и придется просить — пока тебе не скажут точную цену при свидетелях — надежных свидетелях! — не соглашайся помощь принимать. Попадешь в беду!
— Ясно… кто такие…
Меня не слышали.
— Когда реально освоишься — найди себе постоянную пати. Крепкого и надежного напарника. Лучше двух. Будете друг друга прикрывать. Выполнять работы вместе. Защищать друг друга. Если один заболеет — напарники прикроют, отработают за него. Понял? Тебе нужно пати. Официальное. Подтвержденное системой. Сам ты хиляк, да еще и почти однорукий. В первую очередь ищи себе танка. Крепкого, сильного и не трусливого. Такого, чтобы не побежал от первого плукса.
— Твою мать… — выругался я и замотал головой, что не успевала вмещать в себя столько новой информации.
О чем говорит эта озлобленная девчонка?
Гриферы?
Пати?
Танки?
Плуксы?
Первые три понятия я знаю — это древние игровые понятия. Но тут не игра! Я в реальной жизни, мне больно, я нихрена не понимаю, я в месте больше всего напоминающее тюрьму.
Плуксы? Что за плуксы?
— Удачи!
— Стой!
— Да что тебе еще?! Я сполна отплатила за завтрак!
— Давай ко мне в пати! — сказал я, глядя на нее снизу-вверх, обнимая здоровой рукой колени, а левую безжизненно уронив на пол.
— Брать такого как ты к себе? Новичок… двойная единица… без обид… но ты себя со стороны видел? Что ты можешь?
— Ты не знаешь, что я могу — ответил я — Я сам пока не знаю, что я могу. Так что не суди так сразу.
— Нет. Тебя не возьму.
— Ты не поняла. Я и не собирался к тебе в пати. Ты давай ко мне.
Ответом был смех и взмах руки. Девушка повернулась и зашагала по коридору. Пока она не ушла слишком далеко, я сказал ей в спину:
— Подумай! Мое предложение пока в силе!
Она ушла.
Я же, при помощи правой ладони, убедился в том, что пол подо мной сухой и не слишком холодный. Слова девяносто первой о болезнях заставили задуматься. Мимо меня шел и шел народ. Двигался в разные стороны. Большинство смотрят в пол. Загребают ногами. Их конечности… что сказать — мне есть чему позавидовать. Но… на третьей минуте я твердо знал — ни у кого из них нет конечностей реально молодых. Очень много шрамов. Не все пальцы на месте.
А я?
Оглядел ладони и ступни. Облегченно выдохнул — хотя бы здесь повезло. Хотя на левом мизинце отсутствует крайняя фаланга. Но это мелочь.