Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Мы понеслись по направлению к буре и нырнули прямо в нее. Не прошло и секунды, как мы вынырнули с другой стороны. По положению солнца я поняла, что мы летим на запад. Сделав полукруг, мы повернули на восток.

– Вон там Папа Ши, – сказала она спустя минуту.

Я едва взглянула на этот злой город, жители которого жестоко убили Бинту и обречены вечно мучиться слепотой. Поколение за поколением. Я прокляла Папа Ши и всех, кто в нем родился. Когда мы пролетали мимо, я прокляла его снова.

– Вот твой Джвахир, – сказала Кпоньюнго.

Я попыталась замедлиться и разглядеть хоть что-то, но она тянула меня дальше. Я увидела лишь далекие очертания домов. Но, хотя мы пролетели мимо в мгновение ока, я почувствовала, как дом зовет меня, пытаясь затянуть обратно. Мама. Аро. Нана Мудрая. Ада. Интересно, ее сын Фанта уже добрался до Джвахира, удивил мать?

Мы с Кпоньюнго летели над обширными равнинами, над знакомыми всю жизнь пустошами. Песок. Земля. Чахлые деревья. Мертвая сухая трава. Мы двигались слишком быстро, и я не успевала разглядеть редкого верблюда, лису, ястреба, над которыми, должно быть, пролетали. Я гадала, куда мы направляемся. И надо ли мне бояться. Было невозможно понять, сколько прошло времени и далеко ли мы залетели. Я не чувствовала ни голода, ни жажды. Не хотелось помочиться или облегчиться. Не хотелось спать. Я уже не была человеком, не была и зверем во плоти.

Я то и дело заглядывала ей в глаза. Она была гигантской ящерицей из света и пламени. Но не только. У меня было такое чувство… Кто она? Она поглядывала на меня так, словно знала, о чем я думаю. Но ничего не говорила.

Спустя много времени и много миль земля под нами внезапно изменилась. Деревья здесь были выше. Мы полетели быстрее. Так быстро, что я видела только цвет – светло-коричневый. Потом темнее. Потом… зеленый.

– Узри, – сказала она, замедляясь наконец.

Зелеооооный! Никогда такого не видела. Даже не представляла. То зеленое поле, которое я видела, «путешествуя» с Мвитой в первый раз, теперь казалось крошечным. От горизонта до горизонта земля кипела живыми высокими лиственными деревьями. Как такое возможно? Это место реально существует?

Я встретилась глазами с Кпоньюнго, и они полыхнули глубоким желто-оранжевым.

– Существует, – сказала она.

Грудь болела, но это была хорошая боль. Боль… возвращения домой. В такую даль никогда не доберешься. Но, может быть, однажды оно станет ближе. Когда-нибудь. Перед лицом этих просторов война и ненависть между океке и нуру казались ничтожными. Простор был бесконечным. Мы летели так низко, что касались верхушек деревьев. Я погладила лист странной пальмы.

С соседнего дерева взлетела большая птица, похожая на орла. Другое дерево, покрытое большими ярко-розовыми цветами, кишело огромными голубыми и белыми бабочками. На других деревьях сидели пушистые длиннорукие зверьки с любопытными глазами. Они следили за нашим полетом. От ветра по кронам деревьев гуляли волны, как по воде. Раздавался звук, похожий на шепот, – никогда его не забуду. Столько зелени, живой и сочной!

Она остановилась, и мы зависли над большим широким деревом. Я улыбнулась. Ироко. Такое же, как то, на котором я очнулась, когда впервые проявились мои способности эшу, и я превратилась в воробья. На здешнем дереве тоже зрели горько пахнущие плоды. Мы опустились на одну из больших веток. К удивлению, она выдержала наш вес.

Поодаль на том же дереве сидело семейство пушистых зверьков. Они замерли и воззрились на нас. Это было почти комично. Что видели их глаза? Что они понимали? Видели ли они раньше двух гигантских гибких ящеров, сияющих, как солнце, и пахнущих дымом и паром? Вряд ли.

– Скоро я отошлю тебя обратно, – сказала Кпоньюнго, не обращая внимания на мохнатых обезьяноподобных существ, которые так и не шевелились. – А сейчас вбери в себя это место, впитай. Запомни.

Я лучше всего помню глубокое чувство надежды, которое родилось в моем сердце. Если где-то, пусть даже очень-очень далеко, есть лес – настоящий большой лес, – тогда все кончится неплохо. Это значит, что есть жизнь за пределами Великой книги. Это было как благословение, как очищение.

Тем не менее когда Кпоньюнго вернула меня в С-солу, когда я снова стала человеком, я с большим трудом все это вспомнила. Как только я вернулась в свою кожу, недуг обрушился на меня, словно тысяча скорпионов, насланных отцом.

Глава сорок шестая

Но отец не имел к этому никакого отношения, а вот визит личины имел. Во всяком случае, так сказал колдун С-сэйку. Вернувшись в свое тело после полета в зеленое место, я увидела, что меня ждут С-сэйку, Тинг и Мвита. Мы были в моей палатке. Горели благовония, С-сэйку мурлыкал какую-то забытую мелодию, а Мвита пристально на меня смотрел. Как только я опустилась на свое тело, он улыбнулся, кивнул и сказал:

– Она вернулась.

Я тоже ему улыбнулась и тут же скривилась, осознав, что у меня свело каждую мышцу в теле.

– Выпей, – сказал Мвита, поднося чашку к моим губам.

Не знаю, что в ней было, но через минуту мои мышцы расслабились. Только оставшись вдвоем с Мвитой, я рассказала ему обо всем, что видела. Я так и не узнала, что он об этом думает, потому что, закончив, я сразу соскользнула в дебри, а с его точки зрения – почти исчезла. С возвращением в материальный мир вернулась и боль в сведенных мышцах. Это была не такая болезнь, которая вызывает рвоту, лихорадку или приступы поноса. Болезнь была духовной. Еда меня отторгала. Вокруг меня дебри и материальный мир сражались за превосходство. Чувства то обострялись, то притуплялись. Остаток дней до ухода в пустыню я провела главным образом в палатке.

Ко мне то и дело заглядывали Фанази и Дити. Фанази приносил хлеб, который я не ела. Дити заводила разговоры, которые я не могла поддерживать. Они были похожи на мышей, ожидавших подходящего момента, чтобы сбежать. После явления личины стало окончательно ясно, что я не просто колдунья, но якшаюсь с таинственными и опасными силами.

Луйю была со мной все время, когда не мог Мвита. Она сидела рядом, когда я исчезала, а когда появлялась на том же месте, она тоже сидела рядом. Ей было очень страшно, но она не уходила. Она не задавала вопросов, а когда мы разговаривали, она рассказывала о мужчинах, с которыми спала, и других обычных вещах. Только она могла меня рассмешить.

Глава сорок седьмая

Утром десятого дня Мвите пришлось разбудить меня. Я смогла заснуть лишь за час до этого. Есть я не могла, и голод не давал спать. Мвита очень старался утомить меня. Даже в моем состоянии его прикосновения успокаивали лучше еды или воды. И все же я не могла не думать о том, сколько людей погибнет, если я зачну ребенка.

Мысли о том, что во время этого уединения случится что-то плохое, я тоже не могла отогнать.

– Я слышу пение, – сказал Мвита. – Они уже собрались.

– М-мм, – промычала я с закрытыми глазами.

Я уже больше часа их слушала. Песня напомнила мне о маме. Она часто ее пела, хотя и отказывалась уходить беседовать вместе с джвахирскими женщинами.

– Она не ходила туда с тех пор, как зачала меня, – пробормотала я, открывая глаза. – Почему я должна?

– Вставай, – мягко сказал Мвита, целуя меня в голое плечо.

Он встал, обернул вокруг талии зеленую рапу и вышел. Вернулся с чашкой воды. Порылся в куче моей одежды и вытащил синюю кофту.

– Надень это, – сказал он. – И… – он нашел синюю рапу. – И это.

Я рывком встала, и с меня упало одеяло. Холодный воздух коснулся кожи, и меня накрыло волной обостренных чувств. Захотелось плакать. Я завернулась в синюю рапу. Мвита протянул мне воду:

– Крепись. Вставай.

Снаружи я с удивлением увидела Дити, Луйю и Фанази. Полностью одетые, они сидели и ели свежий хлеб. От хлебного запаха у меня заворчало в животе.

– Мы уж думали, что вы слишком… устали и не пойдете, – сказала Луйю, подмигнув.

– То есть вы были в лагере и всё слышали? – спросила я.

Фанази желчно рассмеялся. Дити отвернулась.

– Я пришла позже, но да, – ухмыляясь, ответила Луйю.

К тому времени, как я умылась и оделась, группа женщин уже пустилась в путь. Они шли медленно, мы легко их догнали. Мвита и Фанази были единственными мужчинами, но, похоже, никому не мешали. Тинг тоже там была.

– Я вместо С-сэйку, – сказала она.

Я заметила, что она и Мвита обменялись взглядами. До края песчаной бури с западной стороны деревни было недалеко – около полутора миль. Но мы шли так медленно, что это заняло почти целый час. Мы пели песни для Ани – некоторые я знала, другие нет. Когда мы остановились, у меня кружилась голова от голода, и я была рада наконец сесть. Было ветрено, шумно и немного страшно. Было видно, где ветер превращается в бурю – всего в нескольких ярдах от нас.

– Распусти ее волосы, – сказала Тинг Мвите.

Он развязал пальмовое волокно, и мои волосы раздуло ветром. Теперь все молчали. Молились. Многие встали на колени и уткнулись головами в песок. Дити, Луйю и Фанази остались стоять, разглядывая бурю. В семьях Луйю и Дити очень редко молились Ани. Их матери никогда не ходили на беседы, и они сами тоже. Я не могла не думать о собственной маме – о том, что с ней случилось, когда она молилась, как эти женщины, о дне, когда приехали скутеры. Тинг была сзади. Я почувствовала, что она что-то делает с моей шеей, но от слабости не могла ей помешать.

– Что ты делаешь?

Она наклонилась к моему уху.

– Это пальмовое масло, смешанное со слезами умирающей старухи, слезами младенца, менструальной кровью, мужским молоком, кожей с ноги черепахи и песком.

Меня передернуло от отвращения.

– Ты не знаешь нсибиди, – сказала она. – Это писаное заклинание. Оно запускает перемену, оно обращено напрямую к духу. Я отметила тебя символом перепутья, где все твои сущности встретятся. Встань на колени. Попроси об этом Ани. Она даст.

– Я не верю в Ани.

– Все равно встань и помолись, – сказала Тинг, толкая меня в спину.

Я вжала лоб в песок. В ушах свистел ветер. Шли минуты. Как же хочется есть. Я чувствовала, как что-то не дает мне встать. Повернула голову и стала смотреть в небо. Я видела, как солнце село, потом поднялось и село снова. Суть в том, что прошло много времени.

И вдруг я провалилась в песок. Он поглотил меня, как звериная пасть. Последнее, что я помню перед тем, как мир взорвался, это голос девушки:

– Все нормально, Мвита. Она высвобождается. Мы ждали этого с тех пор, как она к нам пришла.

Каждая часть меня была мной. Мое долговязое тело эву. Мой вспыльчивый характер. Мой порывистый ум. Моя память. Мое прошлое. Мое будущее. Моя смерть. Моя жизнь. Мой дух. Моя судьба. Мой крах. Вся я была уничтожена. Я была мертва, сломлена, разбросана и поглощена. Было в тысячу раз хуже, чем когда я впервые превращалась в птицу. Я ничего не помню, потому что я и была ничем.

Потом я стала чем-то.

Я это почувствовала. Меня собирали обратно, кусочек за кусочком. Что этим занималось? Точно не Ани. Не богиня. Оно было холодным, если бы могло быть холодным. И жестким, если бы могло быть жестким. Рациональным. Выверенным. Осмелюсь ли сказать, что это был Творец? То, Чего Нельзя Коснуться? То, Что Не удостаивает Касания? Четвертая сущность, которую ни одному колдуну не постичь? Нет, я не могу так сказать, потому что это страшное богохульство. Во всяком случае, так сказал бы Аро.

Но мой дух и тело были полностью, совершенно уничтожены – разве не это, по словам Аро, случится с любым существом при встрече с Творцом? Воссоздавая меня, Оно собрало меня в другом порядке. В более осмысленном. Я помню момент, когда на место встал последний кусочек меня.

– Ааааааааааааах, – вдохнула я.

Первое чувство – облегчение. Я опять вспомнила себя на дереве ироко. Когда моя голова была словно дом. И тогда в этом доме как будто распахивались двери – стальные, деревянные, каменные. На этот раз все двери и окна выбило.

Я снова проваливалась. Я с размаху упала наземь. Кожу обдувал ветер. Я мерзла. Я была вся мокрая. Кто я? Я не открывала глаз. Не помнила, как это сделать. Что-то ударило меня по голове. И еще раз. Я открыла глаза инстинктивно. Я была в палатке.

– Что значит умерла? – кричала Дити. – Что случилось?

И тут все это обрушилось на меня. Кто я, зачем я, как и когда? Я закрыла глаза.

– Не трогайте ее, – сказал С-сэйку. – Мвита, поговори с ней. Она возвращается. Помоги ей завершить странствие.

Пауза.

– Оньесонву, – сказал Мвита странным голосом. – Возвращайся. Тебя не было семь дней. Потом ты упала с неба, как потерянное дитя Ани в Великой книге. Если ты собираешься жить дальше, открой глаза, женщина.

Я открыла. Я лежала на спине. Тело болело. Мвита взял меня за руку. Я вцепилась в него. В этот момент пришло еще кое-что. Еще одна часть того, кем я теперь была. Я улыбнулась, а потом засмеялась.

То, что случилось потом, было безумием и наглостью, но виновата в этом не я одна. Меня переполняли сила и мощь, которые, оказывается, были теперь мои. Я и представить не могла, что стану столь могуча и так уверена в себе. И вот, как только я вернулась, я снова ушла. Я не ела семь дней. Ум был ясен. Я была так сильна! Я подумала, куда я хочу попасть. И отправилась туда.

Вот я лежу на циновке в палатке – а вот я уже лечу, я, синий дух.

Я летела к своему отцу.

Я пролетела сквозь песчаную бурю. Ощутила ее обжигающее касание. И прорвалась сквозь стену бури к горячему солнцу. Было утро. Я пролетала мили и мили песка, деревни, дюны, город, сухие деревья и снова дюны. Миновала небольшое зеленое поле, но не стала отвлекаться. В Дурфу. И прямо к большому дому с синей дверью. Сквозь дверь и вверх, в комнату, пропахшую цветами, благовониями и пыльными книгами.

Он сидел за столом спиной ко мне. Я провалилась глубже в дебри. Я сделала это с Аро, когда он в последний раз отказал мне. И с тем знахарем в Папа Ши. Сейчас я стала еще сильнее. Я знала, во что вцепиться и куда кусать, знала, куда бить.

Поверх его спины я видела его дух. Он был глубокого синего цвета, как мой. Я на секунду запнулась, но не остановилась.

Я прыгнула, как когда-то давно, должно быть, прыгали голодные тигры, увидев добычу. В запале я не поняла, что сам он сидел отвернувшись, а вот его дух – нет. Он ждал. Аро никогда мне не рассказывал, что чувствовал, когда я на него напала. Знахарь в Папа Ши просто упал и умер без видимых повреждений. Теперь, с отцом, я узнала, каково это.

Это была такая боль, которую смерть не остановит. Отец накинулся на меня в полную силу. Он пел и одновременно терзал, кусал, колол и ломал меня в таких местах, о которых я и не подозревала. Он остался сидеть спиной ко мне. Он пел на языке нуру, но я не слышала слов. Я похожа на мать, хотя и не во всем. Я не слышу и не запоминаю своих страданий.

Что-то во мне очнулось. Инстинкт самосохранения, ответственность и память. Мой конец будет не таким. Я немедленно оттащила прочь то, что от меня осталось. Тогда отец встал и повернулся. Он заглянул в то, что было моими глазами, и схватил то, что было моей рукой. Я пыталась вырваться. Он был сильнее. Он повернул мою руку ладонью вниз и вонзил в нее ноготь большого пальца, процарапав какой-то знак. Затем отпустил и сказал:

– Возвращайся назад и умри в песках, там, где родилась.

Назад я летела, кажется, вечность – с болью, плачем, угасая на лету. Когда я приблизилась к стене пыли, мир полыхнул ду́хами, а пустыня поросла теми странными разноцветными деревьями дебрей. Я полностью погасла и не помню ничего.

Позже Мвита рассказал мне, что я умерла во второй раз. Стала прозрачной, а потом совсем исчезла. А когда снова появилась на том же месте, во плоти, то истекала кровью, а одежда была вся ей пропитана. Меня не могли разбудить. Три минуты у меня не было пульса. Мвита вдувал воздух мне в грудь и применил заклинание. Когда ни то, ни другое не сработало, он просто сел и стал ждать. На третьей минуте я задышала. Мвита выгнал всех из палатки и попросил двух проходивших мимо девушек принести ведро теплой воды. Он вымыл меня с головы до ног, смывая кровь, перевязал раны, растирал меня, чтобы восстановить кровообращение, и посылал мне добрые мысли.

– Надо поговорить, – твердил он снова и снова. – Очнись.

Я очнулась через два дня и увидела, что Мвита сидит рядом, напевает под нос и плетет корзину. Я медленно села. Посмотрела на Мвиту и не смогла вспомнить, кто он. «Мне он нравится, – подумала я. – Что он такое?» Все тело болело. Я застонала. В животе бурчало.

– Есть ты не станешь, – сказал Мвита, откладывая корзину. – Но пить будешь. Иначе ты умрешь… опять.

«Я его знаю», – подумала я. Потом, словно ветер шепнул, я услышала слово, которое он мне сказал: Айфунанья.

– Мвита? – сказала я.

– Единственный и неповторимый, – ответил он, нагибаясь ко мне.

Несмотря на боль и на стесняющие движения повязки на ногах и туловище, я бросилась ему на шею.

– Бинта, – сказала я ему в плечо. – Ай! Даиб! – я крепче ухватилась за Мвиту, зажмурив глаза.

– Это не человек! Он… – меня захлестнули воспоминания.

Полет на Запад, его лицо, его дух. Боль! Поражение. Мое сердце упало. Я проиграла.

– Шшш, – сказал он.

– Лучше бы он меня убил, – прошептала я.

Даже после того как Ани создала меня заново, я не смогла его победить.

– Нет, – сказал Мвита, беря мое лицо в ладони.

Я попыталась отвернуться, отвернуть свое обесчещенное лицо, но он удержал меня. Затем поцеловал – глубоко и долго. Голос внутри головы, кричавший о поражении и позоре, притих, хотя и не замолчал. Мвита отстранился, мы смотрели друг другу в глаза.

– Рука, – прошептала я.

И показала ему руку. На ней был знак в виде червя, обернутого вокруг самого себя. Черный, запекшийся, а сжимать руку в кулак было больно. «Провал, – шептал голос в голове. – Поражение. Смерть».

– Не заметил этого, – сказал Мвита, хмурясь и поднося мою руку к глазам.

Потрогав знак указательным пальцем, он с шипением отдернул его.

– Что? – слабо спросила я.

– Он словно заряжен. Я будто в розетку палец сунул, – сказал он, растирая руку. – Рука онемела.

– Это он сделал.

– Даиб?

Я кивнула. Мвита помрачнел.

– В остальном ты нормально себя чувствуешь?

– Посмотри на меня, – сказала я, не желая, чтобы он на меня смотрел. – Как я могу чувствовать…

– Зачем ты это сделала? – спросил он, не в силах больше сдерживаться.

– Потому что я…

– Ты даже не обрадовалась, что жива. И что ты снова со всеми нами увиделась! О, имя тебе отлично подходит!

Что я могла на это сказать? Я не подумала. Это было инстинктивно. «И все же ты проиграла», – шепнул голос в голове.

Пришел С-сэйку. Он был одет в дорожную одежду – длинный кафтан и штаны, а сверху – длинное зеленое толстое одеяние. Когда он увидел, что я очнулась, его мрачное лицо потеплело. Он торжественно простер руки.

– Э-ге-гей, она проснулась, она освещает нас своим величием. С возвращением. Мы скучали.

Я попыталась улыбнуться. Мвита усмехнулся.

– Мвита, как она? Докладывай.

– Она… сильно избита. Открытые раны она по большей части залечила, но силой эшу она не все сможет вылечить. Видимо, дело в том, каким способом нанесены раны. У нее много глубоких кровоподтеков. Словно что-то раздирало ей грудь. Ожоги на спине… во всяком случае, это похоже на ожоги. Растяжение лодыжки и запястья. Переломов нет. Судя по тому, что она мне рассказала, я подозреваю, что ей будет больно дышать. А когда придут месячные, они тоже будут болезненными.

С-сэйку кивнул, и Мвита продолжил.

– Я обработал все тремя разными снадобьями. Ей пару дней нельзя будет наступать на ногу и напрягать запястье. Когда придут месячные, она должна неделю питаться заячьей печенкой, потому что она будет истекать кровью. Из-за травмы месячные придут этой ночью. Я уже послал Тинг попросить женщин собрать печенку и потушить.

Тут я впервые заметила, каким изможденным выглядит Мвита.

– Есть еще кое-что, – Мвита взял мою руку и повернул ладонью вверх. – Вот.

С-сэйку внимательно изучил отметину. С отвращением щелкнул языком.

– А, это он оставил!

– К-как ты узнал, что это был… он? – спросила я.

– А куда еще ты полетела бы сломя голову? – сказал он, вставая.

– Что это? – спросил Мвита.

– Может быть, Тинг поймет. В два года эта девочка умела читать на океке, ва и сайпо. Она и это прочтет.

С-сэйку похлопал Мвиту по плечу:

– Жаль, у нас нет такого, как ты. Быть настолько сведущим и в телесном, и в духовном – редкий дар.

Мвита покачал головой.

– Я не так уж разбираюсь в духовном, Ога.

С-сэйку усмехнулся и опять хлопнул его по плечу.

– Я еще приду. Мвита, отдохни. Она жива. Теперь иди и относись к себе так, будто ты тоже жив.

Как только С-сэйку ушел, ворвались Дити, Луйю и Фанази. Дити, вскричав, чмокнула меня в лоб. Луйю расплакалась, а Фанази просто стоял и смотрел.

– Великая Ани! – всхлипывала Дити. – Она тебя очень любит.

Над этим я могла только посмеяться.

– Мы тебя тоже любим, – сказала Луйю.

Фанази, не говоря ни слова, повернулся и вышел, чуть было не столкнувшись с Тинг. Она увернулась от него и подошла ко мне.

– Дайте посмотреть, – сказала она, расталкивая Луйю и Дити.

– Что? – спросила Луйю, заглядывая ей через плечо.

– Тсс, – цыкнула Тинг, беря меня за руку. – Мне нужна тишина.

Она приблизила лицо к моей ладони и долго ее разглядывала. Потрогала знак и отдернула руку, взглянув на Мвиту.

– Что это? – спросили мы с ним одновременно.

– Знак нсибиди. Кажется. Но очень-очень древний. Означает «медленный и мучительный яд». Смотрите, уже линии растут. Они дойдут по руке до сердца и раздавят его.

Мы с Мвитой стали разглядывать мою руку. Выжженный символ был, как и раньше, черным, но теперь от него потянулись тонкие ниточки.

– Может быть, корень агу или пенициллиновая плесень? – спросил Мвита. – Если оно ведет себя как инфекция, то…

– Ты же умный, Мвита, – сказала Тинг. – Это проклятие.

Она помолчала.

– Онье, попробуй превратиться.

При всех моих увечьях идея была соблазнительная. Я это чувствовала. Я не смогу превращаться в тех существ, которыми еще не была, но могу стать, например, грифом без риска потерять себя, не важно, как долго я им пробуду. Я перекинулась. Все шло гладко и легко… пока не настала очередь руки с отметиной. Она не изменилась. Я попробовала еще. И, должно быть, посмотрела на Дити и Луйю, особенно Луйю, которая ни разу не видела, как я превращаюсь.

Я прыгала вокруг спавших с меня бинтов в обличье грифа, но вместо крыла была рука. Я сердито клекотала, выпрыгивая из одежды. С одной рукой лететь нельзя. В припадке клаустрофобии попробовала другой облик – змею. Рука была вместо хвоста. В мышь я не смогла превратиться даже частично. Я перепробовала сову, ястреба, лису. Чем больше обличий я перебирала, тем горячее становилась рука. Я сдалась, став снова собой. От руки шел вонючий дым. Я прикрылась рапой.

– Не пробуй больше ничего, – быстро сказала Тинг. – Мы не знаем, какие будут последствия. Думаю, у нас есть двадцать четыре часа. Позволь два из них потратить на консультацию с С-сэйку.

Она встала.

– Двадцать четыре часа до чего? – спросила я.

– До того, как ты умрешь, – ответила Тинг, спешно выходя.

Меня затрясло от ненависти.

– Живая или мертвая, я его уничтожу.

«И снова проиграешь», – прошептал голос в голове.

– Ты попыталась – и вот что вышло, – напомнил Мвита.

– Я не подумала. На этот раз я…

– Вот именно. Ты не подумала, – сказал он. – Луйю, Дити, принесите ей поесть.

Они вскочили, довольные, что у них есть дело.

– Не смешивайте ничего, – сказал он.

– Знаем, – сказала Луйю. – Ты не единственный ее друг.

– Как вышло, что я это умею? – спросила я, когда они ушли. – Аро никогда не упоминал никаких таких путешествий.

Мвита вздохнул, стараясь не злиться на меня.

– Думаю, я знаю почему, – неожиданно сказал он.

– Да? Правда?

– Сейчас не время.

– Мне жить осталось двадцать четыре часа, – сердито сказала я. – Когда ты собираешься рассказать?

– Через двадцать пять.

Глава сорок восьмая

Тинг вернулась через три часа. За это время ядовитые линии удлинились на три дюйма, а рука стала ужасно чесаться. Заглянули вождь Ассон и вождесса Сесса вместе с Айесс. Айесс прыгнула ко мне на колени. Я спрятала свою боль и дала ей смачно поцеловать меня в губы.

– Ты никогда не умрешь! – воскликнула она.

Другие тоже приходили пожелать мне выздоровления, приносили еду и масла. Они обнимали меня и пожимали руку – конечно, не ту, на которой был знак. Да, теперь, когда я «высвободила» то, что во мне зрело, и несмотря на то, что меня медленно убивало насланное кровным отцом проклятие, я больше не была неприкасаемой. Еще они приносили человечков, сделанных из песка. Если поднести такого к уху, то можно услышать тихую музыку.

То, что случилось, когда я умерла первый раз, начинало действовать. Мир вокруг стал ярче. От прикосновений Мвиты я вздрагивала. А когда люди меня обнимали, я слышала, как бьются их сердца. Меня обнял один старик, и я услышала, как в его сердце шумит ветер. Меня так и потянуло коснуться его. Я могла бы исцелить его без особого ущерба для себя, но вспомнила предостережение Тинг, чтобы я не пыталась ничего делать. Было очень трудно сидеть на месте. И, несмотря на все мои умения, Даиб выжил, а я умираю.

– Давай подождем еще пару часов, – сказал Мвита. – Если встать сейчас, ты себе только хуже сделаешь.

– Придется рискнуть, – сказал С-сэйку, входя.

Следом вошла Тинг, а за ней, судя по одежде, жрица и жрец Ани.

– Возможно, мне удастся остановить действие яда, – сказала Тинг.

Мы с Мвитой схватились за руки. Он отдернул свою.

– Какая мерзкая штука, – сказал он, глядя на мою руку с отметиной.

– Прости.

– Это непросто, – сказала Тинг. – И все потом останется навсегда.

Мне вдруг стало ужасно смешно. Когда она сказала «навсегда», все встало на место. Я разгадала часть загадки. Когда «я-в-будущем» сидела в бетонной камере и ждала казни, я посмотрела на свои руки. Они были покрыты племенными знаками… нсибиди.

– Ты сама будешь делать? – спросила я Тинг.

Она кивнула.

– С-сэйку будет наблюдать. Жрец и жрица – молиться. Слова против слов, – она помолчала. – Твой отец очень силен.

– Он мне не отец.

Она погладила меня по плечу.

– Отец. Но воспитать тебя такой он не смог бы.

В качестве подготовки мне нужно было принять очистительную ванну. Мвита добыл большую ванну из пальмового волокна. Ее обработали погодным гелем, поэтому она была не хуже металлической или каменной. Мвита и еще несколько человек собрали конденсированную воду, вскипятили и наполнили ванну. Раны защипало, когда я погрузилась в нее. А знак на руке так чесался, что я еле сдерживалась, чтобы не содрать кожу с ладони.

– Сколько мне здесь сидеть? – заныла я.

Вода сладко пахла из-за трав, которые дала мне Тинг.

– Еще тридцать минут, – сказал Мвита.

Когда я вылезла из ванны, все тело было красное от жара. Я опустила глаза на три глубокие царапины на груди. Прямо между грудей. Словно Даиб хотел напоминать Мвите о себе. Если я выживу. Я ненавидела Даиба.

Когда мы с Мвитой вернулись в шатер С-сэйку, все были уже готовы. Жрец и жрица уже молились Ани. Я почувствовала раздражение, подумав о Творце, который создал меня заново, и о том, что Ани – слабое порождение человека. Но придержала язык, вспомнив Золотое правило искусства выживания: пусть орел и ястреб сидят высоко. С-сэйку закрыл за нами полог шатра и провел по нему рукой. Все звуки снаружи тут же пропали. Тинг села на циновку, поставив рядом чашу с густо-черным веществом. Рядом лежали две циновки с нарисованными знаками.

– Сядь туда, – сказала Тинг. – Онье, тебе нельзя вставать, пока я не закончу.

Я словно села на раскаленных ползающих железных пауков. Я чуть не закричала, а если бы не Мвита, то и закричала бы.

– Это из-за знаков. Они живые, – сказала Тинг. – Дай мне руку.

Она вгляделась в мою ладонь.

– Оно распространяется. Огассе, мне нужна защита на два часа.

– Будет, – ответил С-сэйку.

– Защита от чего? – спросила я.

– От инфекции, – сказала Тинг. – Когда я буду тебя расписывать.

– Если я больше не смогу, я дам знать, – сказал С-сэйку. – Я всех уже предупредил. Кое-кому, думаю, понравится возможность погулять без бури.

С-сэйку не мог одновременно защищать меня и поддерживать песчаную бурю.

– Будет больно, – сказала Тинг – она явно нервничала. – Если все сработает, ты не сможешь больше лечить правой рукой.

– Что?! – взвизгнула я.

– Придется всегда лечить левой. Я… я не знаю, что будет, если ты используешь правую руку. Она полна его ненависти. Тинг взяла за руку Мвиту:

– Держи ее.

Мвита обхватил левой рукой меня за талию, а правую положил на плечо. Поцеловал в ухо. Я взяла себя в руки. Мне уже и так сильно досталось. Но я держалась твердо. Тинг взяла мою правую руку и вонзила длинный острый ноготь большого пальца в тыльную сторону ладони. Последовала огненная вспышка боли. Я закричала, в то же время заставляя себя сосредоточиться на ее лице. Она опустила ноготь в краску и начала рисовать.

Тинг словно впала в транс, словно ею владел кто-то другой. Она улыбалась, с наслаждением выводя каждую петлю и завиток, каждую линию, не обращая внимания на мои стоны и тяжелое дыхание. Со лба у нее капал пот. От руки пошел дым, и в шатре запахло жжеными цветами. И вернулся зуд. Знак давал сдачи.

Она перевернула руку и стала рисовать близко к знаку. Я посмотрела и пришла в ужас. Знак дрожал, извивался и медленно отползал от ее рисунков. Отвратительно. Но ему некуда было деваться. Окруженный рисунками, он стал бледнеть. Вся моя правая кисть была покрыта рисунками. Знак Даиба исчез. Она нарисовала последний знак там, где он был, – круг с точкой в центре. Взгляд Тинг прояснился, и она расслабилась.

– С-сэйку? – позвала Тинг, вытирая пот со лба.

Он не ответил. Его глаза были зажмурены, лицо напряжено, и он обильно потел – подмышки кафтана потемнели.

У меня зачесалась левая рука. Тинг выругалась сквозь зубы, увидев панику на моем лице. Жрец и жрица прервали молитвы.

– Получилось? – спросила жрица.

Тинг повернула мою левую руку. Знак был теперь там.

– Он перепрыгнул как паук. Дайте мне три минуты. Мвита, принеси пальмового вина.

Он вскочил и принес бутылку и стакан. Тинг схватила бутылку и сделала большой глоток. Ее руки дрожали.

– Злой человек, – прошептала она, делая еще глоток. – Штука, которой он тебя наградил… а, ты не поймешь, – она взяла меня за руку. – Мвита, держи ее крепко. Не давай сбежать. Теперь я должна прогнать эту дрянь.

Она снова принялась рисовать. Я скрежетала зубами. Когда она загнала знак в середину ладони и окружила его со всех сторон, он сделал что-то такое, от чего мне захотелось вскочить и убежать из шатра, словно от этого зависела моя жизнь. Он глубоко погрузился в руку, а затем испустил такой электрический разряд, что я на какое-то время утратила контроль над мышцами. Каждый нерв в моем теле зудел. Я заорала.

– Держи ее, – сказала Тинг, сильно сжав мою руку.

Рисуя, она изо всех сил таращила глаза. Я брыкалась и визжала, Мвита удерживал меня. Тинг ухитрилась завершить последний круг. Отторгнутый знак спрыгнул с моей руки и со стуком приземлился на полу. Выпустил множество ножек и побежал.

– Жрец! – крикнул С-сэйку, тяжело опускаясь на пол и устало выдыхая.

Полог шатра откинулся сам собой. Внутрь сразу проник шум снаружи. Жрец прыгнул и погнался за знаком, прыгая то вправо, то влево. Наконец – хрясь! – он придавил его сандалией. Когда он убрал ногу, осталось только угольное пятно.

– Ха! – торжествующе произнес С-сэйку, все еще тяжело дыша.

Тинг в изнеможении откинулась назад. Я лежала на полу, задыхаясь, а циновка подо мной все еще кишела железными пауками. Я скатилась с нее и уставилась в потолок.

– Попробуй превратить руку во что-нибудь, – сказала Тинг.

Я смогла превратить ее в крыло грифа. Но оно теперь было не просто черным, а еще и пестрело красными перьями. Я рассмеялась и снова легла на пол.

Глава сорок девятая

Мы с Мвитой провели ночь в шатре С-сэйку. У того была какая-то важная встреча, он должен был вернуться только утром.

– А буря? – спросил Мвита у Тинг. – Она все еще…

– Сам послушай, – сказала та.

Я расслышала далекий рев ветра.

– Он может контролировать ее на ходу. Ему ничего не стоит. И, думаю, людям было приятно отдохнуть от бури. Я всегда говорю ему, что такое надо проделывать время от времени, – она двинулась в сторону выхода. – Вам обоим принесут поесть.

– Ой, я ничего съесть не смогу, – застонала я.

– Мвита, ты тоже должен поесть, – она взглянула на меня. – В последний раз он ел, когда ты ела в последний раз.

Я потрясенно уставилась на Мвиту. Он лишь пожал плечами:

– Я был занят.

Мы уснули через пару минут после ее ухода. За полночь нас разбудила Луйю.

– Тинг говорит, вам надо поесть, – сказала она, похлопывая меня по щеке.

Она принесла гигантское блюдо жареной крольчатины, большую миску тушеной заячьей печенки, сладкий кактус, карри, бутылку пальмового вина, горячий чай и кое-что, чего я не ела со времен жизни в пустыне с мамой.

– Где они отыскали аку? – спросил Мвита, отправляя в рот жареное насекомое.

Я улыбаясь сделала то же самое. Луйю поежилась.

– Эти тарелки дали мне какие-то женщины, но вот это меня нервирует. Похоже на…

– Оно и есть, – сказала я. – Аку – это термиты. Их жарят в пальмовом масле.

– Брр, – сказала Луйю.

Мы с Мвитой набросились на еду. Он заставил меня съесть всю печенку.

– Зря мы столько съели, – простонала я, когда мы наконец остановились.

– Возможно, но рискнуть стоило, – ответил он.

Луйю, сидя на полу и вытянув ноги, потягивала вино и наблюдала за нами. Я легла на пол.

– А где Дити и Фанази?

Луйю пожала плечами:

– Где-то тут, наверное.

Она подползла ко мне.

– Дай посмотреть твои руки.

Я протянула их. Они были похожи на картину Ады. Идеальные рисунки. Идеальные круги, прямые, изящные волны и завитки. Мои руки были как страница из древней книги. На правой символы были меньше и ближе друг к другу, чем на левой. Более настойчивые. Я сжала правую руку. Она не болела. Нет боли – значит, нет инфекции. Я улыбнулась счастливой улыбкой.

– Я могу весь день на них любоваться, – сказал Мвита.

– Но эта рука бесполезна, – сказала я, сжимая правую в кулак. – Или даже опасна.

– Ну, и как ты думаешь, когда мы, ну, пойдем? – спросила Луйю.

– Луйю, я еле хожу.

– Но скоро будешь ходить нормально. Я тебя знаю. Вообще-то я не тороплюсь. Здесь хорошо. Но в каком-то смысле тороплюсь. Я… я говорила с людьми. Они мне рассказали, как сейчас на Западе, – она помолчала. – Я знаю, с тобой что-то случилось.

Она глубоко вдохнула, успокаиваясь.

– Я молюсь и молюсь Ани, я заклинаю Ани, чтобы ты оказалась настоящей. Чтобы пророчество было о тебе.

Она осеклась, во все глаза уставившись на Мвиту, потом на меня.

– Прости! Я не хотела…