Сэйси Ёкомидзо

Бал-маскарад

Пролог

Мужчина и женщина медленно поднимались в гору от минерального источника Ри. Через полчаса они вышли на площадку, откуда открывался прекрасный вид, напоминающий цветные открытки из сувенирной лавки: на небе ни облачка, внизу — городок Старая Каруидзава, а за ним, подернутые дымкой, возвышались горы Итимондзияма и Ханамагарияма.

— Отдохнем? — спросил он.

— А гору Асама уже видно? — ответила она вопросом на вопрос.

— Ее видно только с вершины.

— Ну, тогда можно и отдохнуть. Нас никто не увидит?

— А какое это имеет значение?

Склон горы зарос карликовой красной сосной вперемежку с другими деревьями; земля, устланная плетями травянистой лианы, напоминала ковер, на зеленом фоне которого выделялись белые цветы лиан и пурпурные аралии.

Женщина разостлала в стороне от тропинки большой нейлоновый платок и уселась на него.

— Ой, как я сильно поцарапалась, — запричитала она. — Тропинка такая узкая! Неужели нет более удобной дороги?

— Это была бы непозволительная роскошь. Разве путь на небеса может быть легким? — с усмешкой бросил мужчина и повалился на спину рядом с женщиной, погрузившись в травяной ковер.

Женщина, отирая пот, с жалобным выражением лица поглаживала оцарапанные руки.

Дорога, по которой они шли, заросла шипастым кустарником, превратившись в узкую тропинку. До войны здесь можно было проехать даже на машине, но с тех пор дорога пришла в полную негодность, теперь на ней с трудом разминулись бы два человека. К тому же путь преграждали обожженные камни, огромные валуны, вероятно выброшенные давним извержением вулкана Асама. Дня два назад прошел сильный ливень, земля размокла, и по скользкой тропинке стало еще труднее передвигаться.

Женщина, сняв туфли, стала растирать пальцы. Сквозь чулки виднелись деформированные стопы — такие бывают у балетных танцовщиц.

— Син-тян, дай мне воды.

Мужчина, не поднимаясь, передал ей фляжку с водой. Женщина, отпив немного, спросила:

— А ты будешь?

— Не хочу, — ответил он резко, но затем передумал: — Давай, я тоже глотну.

Продолжая лежать, он приложил фляжку ко рту. Вода полилась на джемпер.

— Тебе что, лень встать?

Мужчина привстал, возвращая фляжку, и вновь растянулся на траве, показывая всем своим видом, что недоволен поведением женщины. Она хотела ему что-то сказать, но, побоявшись вызвать еще большее недовольство, молча завинтила пробку.

Мужчине было около двадцати пяти лет. Он был года на три моложе женщины. Ее неестественно красные губы резко контрастировали с бледностью лица, и похоже, дело было не только в губной помаде. Она была явно больна: впалая грудь, сильная одышка, — может быть, поэтому она выглядела старше своих лет.

Юки Комия несколько лет тому назад удалось исполнить давнюю мечту — поступить в труппу театра оперетты. Но в мире искусства трудно сделать карьеру, обладая лишь миловидным личиком. Когда она поняла, что у нее нет таланта, чтобы стать певицей или балериной, у нее опустились руки. Семейные обстоятельства заставляли ее подрабатывать, и Юки не смогла устоять перед искушением добывать деньги самым простым и древним способом. Когда в труппе об этом узнали, ее уволили. Как раз в это время обострились боли в груди, но Юки была вынуждена продолжать зарабатывать деньги уже знакомым ей способом.

— Син-тян, если будешь долго лежать на траве, простудишься. Прохладно, правда?

И действительно: пока они взбирались на гору и солнце светило в лицо, все тело покрывалось потом, но стоило шагнуть в тень, как пот высыхал и начинался озноб. Синкити уже несколько раз чихнул.

— Может, мне лучше молчать?

— Это почему же? — наконец отозвался Синкити, продолжая смотреть вверх.

Видневшееся сквозь ветви сосен небо было ослепительно голубым и бездонным и, казалось, втягивало в себя всю его душу.

Женщина задумчиво поглядела на лежащего мужчину, а затем, опустив глаза, произнесла:

— Син-тян, если тебе неприятно, давай расстанемся здесь. Только отдай мне лекарство.

— С чего ты взяла?

— У тебя настроение какое-то…

— Что ты суетишься? Скоро мы отправимся на небеса, и какое значение имеет, простужусь я или нет?

— Прости. Больше не буду.

Эта черта ее характера — проявлять заботу, свойственную разве что жене, не нравилась мужчинам. Когда Юки опустилась до того, что стала продавать свое тело, она порой раздражала мужчин: ее опека вызывала у них тоску по домашнему очагу.

Синкити Тасиро был студентом музыкального факультета Токийского университета искусств. Его отец имел процветающую зубоврачебную практику в Осаке. Помимо большой клиники, расположенной в его собственном доме, у него было два кабинета в других частях города. В обоих работали его любовницы, обученные им ремеслу зубного техника. Отец кичился тем, что, имея любовниц, не тратил на них ни гроша. Синкити его не любил.

Мать была из музыкальной семьи, и в приданое за ней дали рояль «Стейнвей». Синкити был младшим из трех братьев и единственный унаследовал талант и музыкальный вкус матери. С детских лет он начал играть на фортепьяно, и мать всячески поощряла его желание стать композитором, хотя отец и противился этому. В Токийский университет искусств Синкити поступил после военной службы. Казалось, его надежды начали сбываться, но вскоре он понял, что вряд ли станет известным композитором.

Он всегда очень расстраивался, приезжая домой. Мать была женщиной слабохарактерной, и отец, пользуясь этим, каждую ночь проводил в каком-нибудь из своих кабинетов. Синкити почти не встречался с ним. Даже когда отец оставался дома, у него ни разу не возникло желания поговорить с сыном. Отец вроде бы и не упрекал сына, но умел дать понять, что на Синкити расходуется больше денег, чем на его братьев.

Это еще можно было терпеть, пока была жива мать. Но в прошлом году она умерла от рака желудка, и жизнь Синкити пошла кувырком. Не прошло и ста дней после ее смерти, как отец привел в дом новую жену. К удивлению, ею оказалась не одна из зубных техников, известных любовниц отца, а некая вдова, владевшая небольшим капиталом; еще у нее была дочь, странная, развитая не по годам девочка. Связь с вдовой, как выяснилось, отец многие годы успешно скрывал.

С тех пор между отцом и его старшими сыновьями не прекращались ссоры; к этому добавилась и глубокая вражда между отцом и двумя его прежними любовницами.

Учась в Токио, Синкити избежал всех этих семейных раздоров, но уже не мог надеяться на прежние денежные переводы. Ему пришлось все больше времени бренчать на пианино в кабаре и ночных барах, и вскоре он настолько устал душой и телом, что охладел к занятиям.

С Юки Комия он познакомился осенью прошлого года, когда вместе с товарищами из оркестра заказал «девушек по вызову». В объятиях Юки в тот вечер он потерял невинность. Поначалу он не испытал ничего, кроме отвращения, но затем неожиданный приступ буйной страсти заставил его три дня подряд не отпускать Юки. Она соглашалась на все требования, и Синкити становился все более изощренным в своих желаниях. Он почти перестал посещать занятия в университете и зарабатывал где только мог, чтобы продолжать встречаться с Юки. Его страсть становилась все более острой, а ее грудь — все более худосочной.

Сверху неожиданно послышались голоса и шаги. Юки поспешно накинула на себя жакет. Из-за белой скалы появились двое мужчин и женщина. Они весело разговаривали, но, увидев Юки и Синкити, прервали беседу и молча продолжали спускаться, скользя по размытой дождем тропинке. Звук шагов уже затих, а Юки — до боли в спине — все еще чувствовала их пронзительные взгляды.

— Син-тян, дальше я не пойду. Мне неприятно, вдруг кто-нибудь еще появится.

Синкити продолжал лежать на траве, закрыв глаза, щеки его как-то обвисли, что придавало ему беспомощный вид. Падающие сквозь листья деревьев лучи солнца окрашивали его лицо в неприятный зеленый цвет.

— Я вспомнил, что вчера вечером встретил странного мужчину, — неожиданно сказал Синкити, открыв глаза и повернувшись в сторону Юки.

— Странного?

— Дожидаясь тебя, я остановился в «собачьем домике».

— Что еще за «собачий домик»?

— Это я говорю о гостинице. Она состоит из маленьких отдельных домиков, ну в точности собачьи конуры: в них, даже обнявшись, неудобно спать. На пустыре у леса построено около тридцати таких домиков, и все были заняты постояльцами вроде меня.

— Это и есть кемпинг «Белая береза», где ты останавливался?

— Да, дом номер восемнадцать кемпинга «Белая береза». Там я тебя ждал три дня.

— Извини, что опоздала.

— Да ничего. Но этот странный мужчина… Вчера он занял соседний дом. Мне не спалось, я поднялся на небольшой холм около леса и сидел, любуясь звездами. Вскоре опустился туман, но звезды иногда все же проглядывали. И тут он пришел, держа под мышкой бутылку виски, уже прилично пьяный.

— Ну и что?

— Что уж ему не понравилось, не знаю, но он стал привязываться ко мне. Когда я отказался выпить с ним, он прикончил бутылку и продолжал назойливо донимать меня своей болтовней, из которой я понял только, что у его жены есть любовник, а он долгое время об этом даже и не подозревал и вот сейчас оказался в дурацком положении.

— Син-тян, давай не будем об этом.

— Можно, конечно, но лучше послушай. Этот тип стал говорить, что он обязательно отомстит, все повторял: «Око за око, зуб за зуб». Он угрожал, просто исходил ненавистью, но потом размяк и расплакался. Кажется, его жена — потрясающая красавица и хорошо известная в Японии женщина.

— А кто она? — полюбопытствовала Юки.

— Ну, этого он, конечно, не сказал. Ему лет сорок, похоже, из аристократического рода, хотя, видимо, обедневшего. Даже если это и так, то все равно несправедливо, что его жена завела другого мужчину. Кажется, бедняга называл его имя — Сасукэ.

— Так, значит, его жена сейчас живет в Каруидзаве?

— Вроде да. Ее любовник тоже. Старая как мир история.

— Син-тян! — резко прервала Юки и внимательно посмотрела в лицо Синкити. Пожав плечами, она сказала: — Пошли. Похоже, погода меняется.

Словно в подтверждение ее слов, вдали послышались раскаты грома, а небо, совсем недавно такое ясное, стало быстро затягиваться тучами. Синкити полежал еще некоторое время, наблюдая за стремительным передвижением облаков, затем, как будто что-то стряхнув с себя, встал.

— Ладно. Но знал ли я это?..

— Син-тян, тебя что-то беспокоит?

— В мире многое случается. Этот тип задел мою душу… Впрочем, ничего страшного. Пошли.

Почти полчаса Синкити молча поднимался по крутому склону впереди женщины, она, тяжело дыша, следовала за ним.

Отдаленные раскаты грома прекратились, но небо было по-прежнему затянуто серыми тучами, и сгустившийся туман постепенно окутал путников.

Вблизи вершины горы Ханарэяма они повстречались с мужчиной, спускавшимся вниз. На нем было белое летнее кимоно без подкладки, из-под которого выглядывал бледно-голубой воротник нижнего кимоно. Его темно-синие хакама — широкие шаровары — блестели, как крылья цикады. Из-под шляпы торчали в разные стороны растрепанные волосы, напоминая гнездо воробья. На ногах — покрытые пылью белые летние носки, коричневые сандалии с ремешком для большого пальца. Проходя мимо, мужчина с укором в голосе спросил:

— Вы только начали подниматься?

Синкити пренебрежительно посмотрел на мужчину, ничего не ответил и обернулся к женщине:

— Юки, не отставай. Осталось совсем немного.

Юки взглядом поприветствовала прохожего и заторопилась за Синкити.

Мужчина в шляпе некоторое время смотрел вслед удаляющейся паре, а затем продолжил спуск по крутой тропинке. Однако после этой встречи он замедлил шаги и иногда оборачивался, будто его что-то беспокоило. Туман все густел, и скоро его шляпа и волосы на затылке отсырели.

Мужчина продолжал спускаться еще минут пять, потом остановился и сел на большой камень около дороги. Достал сигарету, закурил. Вообще-то ему не хотелось курить, но его что-то насторожило в этой поднимающейся в гору парочке. Мужчина в шляпе прикурил от первой вторую сигарету, тут же отшвырнул в сторону и зашагал обратно.

Густой, как молоко, туман окутал его со всех сторон, и в нескольких метрах уже ничего не было видно. Он иногда останавливался, чтобы перевести дух, и одновременно прислушивался, пытаясь уловить звуки шагов. Ничего не услышав, он продолжал подниматься.

Минут двадцать спустя после встречи мужчина вышел на ровную площадку на вершине Ханарэямы. В ясный день отсюда была видна гора Асама, но сейчас она была закрыта белесым туманом, сквозь который пятнами всплывали низкорослые сосны.

— Хэй, где та парочка, которую я встретил?!

Звуки вязли в тумане. Мужчина в шляпе крикнул еще и еще раз, а затем, как будто зная, куда идти, уверенно зашагал через кустарник, не обращая внимания на колючки.

У горы Ханарэяма было несколько вершин. На одной из них находилась пещера. Вход в пещеру был узкий; казалось, человеку в нее и не пробраться. Зато внутри она была довольно просторной. В пещере жили летучие мыши.

А еще пещеру облюбовали самоубийцы.

Разбуженные летучие мыши, свесившись с потолка, настороженно смотрели на лежащих внизу мужчину и женщину. Похоже, что Юки Комия уже умерла, а душа Синкити Тасиро еще блуждала где-то на границе загробного мира.

Испытывая страшные мучения предсмертной агонии, Синкити с трудом расслышал доносившийся из тумана голос:

— Где та парочка?

Под еле различимые звуки этого голоса сознание Синкити медленно угасало.

Было четыре часа пополудни 16 августа 1959 года.

Глава первая

Завтрак аристократа

Воскресным утром 14 августа 1960 года стол для завтрака в доме Тадахиро Асука был накрыт с обычным изяществом и скромностью.

Тадахиро не был гурманом, он предпочитал простую пищу: салат из ветчины с двумя яйцами всмятку, тосты, некрепкий чай, стакан свежевыжатого фруктового сока.

Большой фантазер и любитель приключений, Тадахиро Асука в молодости принимал участие в археологических экспедициях, отправлявшихся в Египет и другие страны, и сейчас горел тайным желанием вновь уехать на Восток, чтобы заняться расшифровкой древней восточной клинописи. Этим летом он вел затворнический образ жизни на своей вилле в Каруидзаве и от корки до корки прочитал дневники Шлимана о раскопках Трои и заметки лорда Эванса о дворце Миноса на Крите.

Раньше за завтраком напротив Тадахиро всегда сидела его жена Ясуко, старшая дочь основателя промышленной группы «Камито дзайбацу». Она обладала проницательным умом, была реалисткой и ненавязчиво удерживала своего фантазера-мужа от участия в сомнительных проектах. Однако два года назад, осенью, она внезапно скончалась от приступа стенокардии. Его дочь вышла замуж и жила отдельно, сын учился в Англии. Тадахиро остался совсем один, и главная его проблема состояла в том, чтобы найти себе какое-нибудь занятие.

Тадахиро оглядел комнату, в которой становилось все темнее.

— Таки, похоже, начинается…

— Ваше превосходительство, что же это такое? Вчера вечером в прогнозе погоды сказали, что он сюда не должен прийти.

— Хотя и не должен, да пришел. Теперь уж поздно вспоминать прогнозы.

— Но вчера вечером они должны уже были знать. Что за безответственность!

— Возмущаться бесполезно. Ведь не бюро прогнозов направило к нам тайфун.

— Сколько лет здесь служу, а такое случается впервые. Чтобы тайфун пришел в Каруидзаву — это очень большая редкость.

Как раз сейчас, когда Тадахиро направлялся к столу, чтобы позавтракать, за окнами его виллы происходили необычные события. Огромные деревья качались под ударами тайфуна, подобно траве. Столетние великаны впервые на своем веку подверглись такому испытанию и жалобно скрипели. Кругом летали оторванные ветви, а одна лиственница почти в метр толщиной с треском переломилась пополам и с оглушительным шумом упала на землю, сотрясая стены дома.

Пик тайфуна миновал, и вслед за порывами ветра на землю ринулись потоки воды, готовые унести за собой все, что попадется им по пути. С террасы ливень выглядел как сплошной водопад, низвергающийся с небес.

О том, что к берегам Японии приближается тайфун, было известно уже несколько дней, но из-за его небольшой скорости и постоянно меняющегося направления движения бюро погоды не могло определить, где точно он «высадится» на берег и куда последует дальше. Вчера ночью он пришел в район Канто, а к утру, набирая скорость, достиг Каруидзавы.

Обычно, когда тайфун доходит до берега, его скорость падает, особенно в этом районе, где местность довольно гористая, и то, что тайфун на этот раз достиг Каруидзавы, сломав при этом вековые деревья, можно было отнести к разряду исключительных явлений.

Стоящий на каминной доске транзисторный приемник с опозданием передавал предупреждения о надвигающемся тайфуне.

— Ой, ваше превосходительство, опять лиственница, еще одна…

Ветер, казалось несколько затихший, с новой силой обрушился на старые деревья, ломал, валил на землю со звуком лопнувшей струны неохватные стволы. Прижавшись к стеклянной двери, ведущей на террасу, Таки закричала.

— Таки, успокойся. Сломанные деревья уже не спасешь. Видимо, их жизнь пришла к концу.

— Но ведь жалко же. Погибла лиственница, которой так радовался прежний господин.

Для Таки, которая служила еще отцу Тадахиро, убитому в 1936 году группой восставших офицеров,[1] последствия тайфуна выглядели непростительным надругательством. Она не могла видеть, как тайфун безжалостно хозяйничает на вилле.

При воспоминании об отце рука Тадахиро, державшая чашку, замерла. Ему вдруг показалось, что эти старые деревья, которые были живы до прихода тайфуна, и его отец, убитый восставшими офицерами, как-то связаны между собой. Когда отец погиб, Тадахиро не было в Японии, он находился на раскопках на Востоке и теперь будто вновь переживал его смерть.

— Таки, налей чаю.

— Ой, извините меня. — Таки поспешно вернулась к столу. — Сахар?

— Одного куска достаточно.

Тадахиро, взяв с тарелки поджаренный ломтик хлеба, стал намазывать специальным ножиком масло, но вдруг остановился, нахмурив брови.

— Таки, что это за тост?

— Извините, электричество отключено, я не могла использовать тостер… Может быть, еще раз поджарить?

— И этот подойдет, раз так… Между прочим, Таки, а что делает Акияма?

— Да спит, наверное. Разбудить?

— Нет, пусть спит.

— Он слишком легкомысленно ко всему относится.

— Ладно, ладно. Он в последнее время сильно устает. После того как пройдет тайфун, у него будет много работы. Дай ему еще поспать. Меня больше волнует Хироко. Она, наверно, сильно напугана.

— Но сегодня воскресенье, должен приехать ее муж.

— Нет, на этот уик-энд Сакураи не сможет приехать. Хироко придется побыть одной. Впрочем, с ней живет служанка.

— Да что от нее пользы? Она еще совсем молоденькая… Может, вы позвоните дочери?

— А телефон работает?

— Недавно работал.

— Позвоним, когда буря успокоится. Мы все равно сейчас ничем не сможем ей помочь.

— Понятно. Ваше превосходительство, — спросила Таки, внимательно наблюдая за выражением лица Тадахиро, — а что с Отори-сама?

— Она живет в гостинице, так что у нее должно быть все в порядке. Позвоню ей позже.

В этот момент налетел сильный порыв ветра, весь дом задрожал, и с крыши, как листья с деревьев, полетели куски черепицы. С потолка посыпался мелкий мусор. Таки невольно вцепилась в спинку стула.

— Все в порядке, Таки. Каким бы старым ни был этот дом, его вряд ли снесет, — сказал Тадахиро, помешивая чай, но, заметив плавающие в нем соринки, отодвинул его в сторону.

— Таки, тебе сейчас сколько лет?

— В этом году исполнится шестьдесят.

— Получается, что ты на десять лет старше этой виллы. Дом был построен в тысяча девятьсот одиннадцатом году, когда мне было четыре года.

Тадахиро отодвинулся от стола и осмотрел просторную комнату. В то время при строительстве загородных домов был моден архитектурный эклектизм, запечатлевшийся в смешении колониального стиля с ренессансом и готикой. Тяжеловесная парадность, свойственная готическому стилю, выражала вкусы отца; деликатные очертания колонн и стены в стиле ренессанса, вероятно, были навеяны архитектурными пристрастиями матери. Фасад дома был построен в колониальной манере и сейчас выделялся среди других особняков в Каруидзаве налетом старины. Отец назвал свою виллу «Бандзандзо».

— Ваше превосходительство, и что же?..

— Да, этот дом моложе нас, а только что сломанные бурей сосны и лиственницы старше, чем мы.

Увидев выражение глаз Тадахиро, Таки поняла, о чем он говорит. Когда она вновь взглянула в сторону окна, весь дом сильно заскрипел и из нескольких мест с потолка неожиданно потекли струйки дождевой воды.

— Посмотрите, ваше превосходительство!

— Вот это да! — Тадахиро поднялся со стула.

Он был высок, под метр восемьдесят. Одевался всегда элегантно и особенно стройным выглядел в смокинге. Родился он в 1907 году, и сейчас ему было 53 года. Хотя на висках у него проступала легкая седина, кожа на лице казалась свежей и молодой и была покрыта легким загаром, приобретенным за игрой в гольф.

Таки, позвав служанок, приказала им поставить ведра и тазы в тех местах, где протекала дождевая вода.

Тадахиро, взяв с каминной доски сигару, обрезал ножницами кончик и обратился к Таки:

— Когда дом становится таким старым, он ветшает и разрушается. Как и человек.

Медленно втягивая в легкие дым сигары, Тадахиро наблюдал, как на потолке в разных местах возникают все новые пятна. По его лицу неожиданно пробежала легкая тень. Он вспомнил упоительный запах стройного тела Тиёко Отори, которую он вчера вечером впервые поцеловал. Она сейчас живет неподалеку, в отеле «Такахара». Прошло больше года с тех пор, как имена Тиёко Отори и Тадахиро Асука стали упоминаться рядом в колонках светской хроники. Сплетни о том, что уже четырежды побывавшая замужем Тиёко Отори сумела завоевать сердце завиднейшего жениха послевоенной Японии Тадахиро Асука, заполняли страницы газет и журналов, пишущих о мире богемы. Поговаривали даже, что если бы прошлым летом первый муж Тиёко, Ясухиса Фуэкодзи, не погиб самым странным образом, то эта пара, возможно, сейчас была бы связана узами брака.

Тадахиро Асука был вторым сыном князя Мототада Асука, который с 1911 по 1925 год являлся высшим сановником императорского двора. Образование Тадахиро получил в Англии, но карьера ученого его не прельщала, и он целиком посвятил себя альпинизму и путешествиям. В 1935 году Тадахиро присоединился к группе английских археологов, отправлявшихся в Египет на раскопки. Правда, он был включен в экспедицию не в качестве полноправного участника, а как своего рода вольнонаемный сотрудник.

Новость о восстании в Японии и убийстве отца застала его в Долине Царей. Он не сразу вернулся на родину, а направился в Лондон, по дороге задержавшись в Месопотамии, где осмотрел результаты раскопок цивилизации долины реки Инд, и только примерно через полгода оказался в Японии. За два года до этого он женился на Ясуко, старшей дочери Райдзо Камито, которая все это время, тоскуя, с маленькой Хироко на руках ожидала в Лондоне своего помешанного на археологии мужа.

В Японии он вел праздный образ жизни, и те, кто его знал, считали его дилетантом, поэтому позже никак не могли поверить, что он смог сделать такую блистательную карьеру после войны. Из-за самоубийства старшего брата после войны он избежал чистки, проводимой оккупационными властями. Однако его тесть, Райдзо Камито, попал под чистку и был вынужден передать мужу своей дочери управление всем огромным концерном «Камито сангё». О Райдзо Камито справедливо говорили, что он обладал талантом распознавать людей.

Тадахиро сразу же проявил свои способности, сумев справиться с ожесточенным наступлением профсоюзов. Этим он доказал, что потомки аристократов в отдельных случаях проявляют не только жестокость и бессердечие, но и железную волю. Он сумел сначала расколоть профсоюзы, а затем подчинить их своему влиянию. Хитрость и умение манипулировать людьми, вероятно, передавались тысячелетиями от одного поколения князей другому.

После этого он искусно завоевал доверие Главного штаба американских оккупационных сил. Тут в дело пошло все: факт его учебы в Англии, владение разговорным английским, внешняя привлекательность и импозантность; при этом Тадахиро не забывал как бы между прочим упомянуть при случае, что происходит из древнего княжеского рода. Концерн «Камито сангё» успешно развивался и процветал: в него входило более пятидесяти отдельных компаний. О Тадахиро Асука говорили (и это не было преувеличением), что именно он заложил основу послевоенной финансовой системы Японии.

Основатель концерна Райдзо Камито, вполне довольный тем, как идут дела у зятя, в 1957 году скончался. Через год после смерти жены Тадахиро передал все дела по управлению концерном своему двоюродному брату, которого он соответствующим образом подготовил, а сам отошел от непосредственного руководства. Его неоднократно пытались привлечь к политической деятельности, но он не проявлял никакого интереса к политике. Похоже, мечтателя Тадахиро постепенно все больше затягивали обычные житейские дела.

Тадахиро впервые встретился с Тиёко Отори вскоре после того, как потерял жену…

— Ого, как я долго спал! Таки, нижайше прошу прощения, — раздалось от двери.

Протирая заспанные глаза, в столовую вошел Акияма и застыл как вкопанный, увидев стоящего у камина Тадахиро.

— Ваше превосходительство, вы все время были здесь?

— Как ты мог так долго спать? В такую-то бурю? — рассмеялся Тадахиро, показав ослепительно белые зубы. Его улыбка могла обворожить кого угодно.

— Прошу прощения. Я так крепко спал… Лишь недавно страшный треск разбудил меня.

Такудзо Акияма окончил войну в звании армейского капитана. Младший сын одного из слуг, он вырос в семье родителей Асука и после войны стал шофером у Тадахиро. Хотя он был всего на семь лет моложе хозяина, он до сих пор оставался холостяком. Крепкий, коренастый, он производил впечатление человека, наделенного жестокостью и простотой животного.

— Сколько же деревьев попадало!

Несколько берез, которые росли прямо перед террасой, упали как шахматные фигурки, задетые рукой игрока, а одна еще стояла наклонно, зацепившись за конек крыши.

— Какая страшная буря!

— Страшного ты не видел, Акияма. Сейчас уже немного поутихло.

— Ну надо же! Ваше превосходительство, а как все было?

Тадахиро, изображавший из себя человека либерально мыслящего, не любил, когда к нему обращались со словами «ваше превосходительство», и часто делал по этому поводу замечания своему окружению, но слуги делали вид, что не слышат выговоров. Возможно, в глубине души ему это и нравилось.

— Как? Посмотри, посмотри на тот лес. Его как будто постригли наголо.

Акияма посмотрел на лес за террасой, и его глаза от изумления округлились.

— Ужас! Если бы это увидел прежний господин, для него это было бы большим ударом.

— Акияма, ты еще не завтракал?

— Нет, я как раз собираюсь.

— Таки, принеси завтрак сюда.

— Нет, ваше превосходительство, я позавтракаю на кухне.

— А почему не здесь? Мне нужно кое о чем тебя спросить.

— Ну если так…

— Акияма, раз его превосходительство сказали, позавтракайте здесь. К тому же на кухне протекла крыша, и там полный беспорядок.

Буря затихала, струйки дождевой воды в столовой превратились в капли. Когда Таки вышла, Тадахиро спросил:

— Акияма, я слышал от Таки, что ты встретил Кадзухико?

— Да, вчера вечером, на площади перед храмом Сува на празднике О-Бон.[2]

— Интересно, почему Кадзухико не зашел к нам?

— Вчера не было света, и ему не хотелось создавать вам дополнительные трудности, но сегодня обещал обязательно прийти.

— Света не было, а танцы О-Бон все же состоялись?

— Они ведь бывают только раз в год. Поэтому развели большой костер, было даже интереснее, чем обычно.

— Ты поди тоже танцевал?

— Мне неловко, но должен признать — да. Во время танца меня и окликнул Кадзухико.

— Он был один?

— Нет, с ним был археолог Матоба. Он только что вернулся из экспедиции. Он, возможно, тоже зайдет.

— Кадзухико серьезно увлекся археологией.

— Это влияние вашего превосходительства.

— Глупости. Скорее я поддаюсь его влиянию.

В это время с подносом в руках вошла Таки.

Тадахиро встал и вышел на террасу.

Пока Акияма удовлетворял свой отличный аппетит супом мисосиро, вареной мелкой рыбой, жареными морскими водорослями с сырым яйцом, Тадахиро изучал ущерб, который нанес тайфун его саду. Хотя буря вроде бы успокоилась, редкие порывы ветра были еще настолько сильны, что деревья продолжали со стоном раскачиваться, теряя надломленные ветви. Дождь почти прекратился. Упавшие за лужайкой лиственницы неожиданно обнажили большие участки неба.

Было десять часов утра.

После того как Таки унесла поднос с пустыми тарелками, Акияма, понизив голос, сказал, как будто он только что это вспомнил:

— Говорят, что Отори-сан… Тиёко Отори приехала в Каруидзаву.

— Да, я как раз хотел тебя спросить. Ты от кого это слышал?

— Вчера мне об этом сказал Кадзухико.

— Кадзухико?.. Он-то откуда знает?

— По его словам, он видел, как она ехала в машине по Старой дороге. Значит, она сейчас в Каруидзаве?

— Да, приехала вчера вечером, ведь завтра состоятся соревнования по гольфу. Я ее пригласил.

Третий год подряд 15 августа в Каруидзаве проводятся соревнования по гольфу, а спонсором выступает Тадахиро.

— Она остановилась в отеле «Такахара»? — поинтересовался Акияма.

— Да.

— Вчера вечером вы куда-то уходили…

— Да, она вызвала меня по телефону.

— Извините, но вы вдвоем ходили куда-то развлекаться…

— Да что ты! Хватит об этом. Когда мы разговаривали в лобби-баре отеля, выключили свет, я сразу вернулся.

Тадахиро заметил, что он как бы оправдывается, хотя он говорил правду, и даже побледнел. Он специально не пошел к ней в комнату, и свет действительно погас, когда они были в лобби-баре, и он быстро удалился. Но не настолько быстро, чтобы не успеть обнять ее и поцеловать в губы.

— Ваше превосходительство, а вам известно, что в Каруидзаву приехал Кёго Маки?

— Он каждое лето проводит здесь.

— К тому же Синдзи Цумура вроде тоже приезжает.

— И Цумура приезжает? — переспросил Тадахиро, и его голос прозвучал как-то неестественно.

— Его пригласили на фестиваль современной музыки, как и в прошлом году. На фонарных столбах в городе расклеены афиши: его концерты состоятся сегодня и завтра.

Кёго Маки был третьим мужем Тиёко Отори, а Синдзи Цумура — четвертым.

— Ну и что из этого? — заинтересовался Тадахиро, но в это время в углу комнаты зазвонил телефон.

Акияма встал, поднял телефонную трубку, послушал и повернулся к Тадахиро:

— Ваше превосходительство, звонит дочь Фуэкодзи…

— А, это Мися… — сказал Тадахиро, и его лицо расплылось в улыбке. — Принеси сюда аппарат.

Акияма настороженно наблюдал за выражением лица Тадахиро.

— Ваше превосходительство, а не слишком ли фамильярно вы ведете себя с этой девушкой?

— Фамильярно? Так она еще ребенок. Насколько я помню, ей шестнадцать или семнадцать лет. Я играл с ней в гольф в прошлом году.

— Всего? И она уже играет в гольф?

— А почему бы нет? Ты что, проводишь расследование? Перестань, принеси сюда телефон, или я сам подойду.

Акияма передвинул маленький столик, на котором стоял аппарат, поближе к обеденному столу, и Тадахиро взял трубку.

— Алло, Мися?

— Да. Дядя Асука?

— Да, это я. Что случилось, Мися?

— Дядя Асука, мне страшно… — Голос в телефонной трубке звучал испуганно.

— Из-за тайфуна?

— Да, да. Кажется, что дом сейчас унесет. Вокруг дома повалило много деревьев, с потолка течет вода. А вокруг все залито водой!

Он представил себе лицо девушки, разрумянившееся от возбуждения. Она сжимает телефонную трубку, ей не терпится высказаться.

— Действительно, было ужасно. Однако сейчас все должно успокоиться, ведь ветер почти стих. А где бабушка?

— Бабушки нет дома.

— Она что, куда-нибудь ушла?

— Недавно она звонила из Токио.

— Из Токио?

— Да. Сегодня утром она должна была вернуться, но в районе Кума-но-хира обвалилась скала, и поезда перестали ходить. Поэтому она позвонила, сказала, что едет окружным путем, — поведала Мися грустным голосом.

— Значит, ты вчера вечером была одна?

— Нет, с Рики.

— Кто это?

— Наша служанка. Но…

— Что-то случилось?

— Рики пошла на танцы О-Бон. А потом выключили свет. Вдобавок ветер завывал и бился в стены, и я очень, очень боялась.

— Поведение Рики никуда не годится. Бросить Мися одну…

— Что я могла с ней поделать? Рики живет в Каруидзаве, она должна была пойти туда на праздник. К тому же они с Эйко договорились идти вместе.

— А кто эта Эйко?

— Разве вы, дядя, не знаете? Это служанка Сакураи. Она тоже жительница Каруидзавы.

Тэцуо Сакураи был мужем Хироко и одним из претендентов на руководящую роль в делах концерна «Камито сангё».

Помолчав некоторое время, Тадахиро сказал:

— Плохо, конечно. Но что случилось, то случилось. Я кого-нибудь сейчас пошлю к тебе.

— Ах, дядя. Дело не в этом.

— А в чем?

— Простите меня, дядя. Я веду себя глупо. Бабушка мне сказала по телефону, чтобы я позвонила дяде и предложила навестить его. Поэтому я и позвонила.

Настроение Тадахиро несколько подпортилось, когда он понял, что этот звонок сделан по просьбе бабушки.

— Хорошо, хорошо, Мися. Был такой страшный тайфун — неудивительно, что ты испугалась. Ты, наверное, знаешь Акияма?

— Акияма?

— Это мой шофер.

— А, этот страшный дядя.

— Ха-ха! Мися считает, что Акияма страшный?

— Ах, извините. Я сказала «страшный», потому что он все время сердито смотрит на меня.

— Ха-ха! Это потому, что Мися слишком красивая, и Акияма засматривается на тебя.

Тадахиро с озорством скосил глаза на Акияма. Тот сидел с недовольным видом, поджав губы.

— Без дяди Акияма я как-нибудь обойдусь.

— Но если тебе что-нибудь нужно, я пошлю к тебе дядю Акияма.

— Ах, дядя, не нужно, не нужно! — в панике ответила Мися. — Я не для этого позвонила. Мне бабушка сказала…

— Я все понимаю. Бабушка сегодня не вернется. Если тебе не нравится дядя Акияма, я пришлю кого-нибудь другого.

— Если можно. Если нет, мне ничего не остается, как попросить дядю Цумура…

— Дядя Цумура? Это Синдзи Цумура, да? Ты знаешь, где живет дядя Цумура?