Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

ЛЕО БРЮС

ДЕЛО БЕЗ ТРУПА

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА I

Я вынужден признать, что это действительно была тёмная и бурная ночь. Я всегда считал странным, что слишком многие преступления сопровождаются завыванием ветра и кошмарами бури. Да, это странно, но в целом не так уж необъяснимо, поскольку они составляют в высшей степени правильное сопровождение. И когда я оглядываюсь назад на дело, кульминацией которого был именно этот вечер, я понимаю, что погода просто и не могла быть иной.

Я остановился тогда в Брэксхэме, провинциальном городке в одном из графств, окружающих Лондон. Мне нравятся провинциальные городки. Большинство людей категорически заявляет, что подавай им или настоящую деревню, или уж сам Лондон. Они находят такие места как Брэксхэм — или же Хоршэм, Эшфорд, Челмсфорд, Ист-Гринстед — провинциальными и скучными. Но я не согласен. В таких городках есть достаточно населения, чтобы сформировать отдельный мирок, и в том мирке происходят удивительные вещи, которые никогда не попадают в лондонскую прессу, человеческие типы и характеры развиваются свободно, ситуации временами становятся напряжёнными, а жизнь находит драматичные способы перекручивать людские судьбы. И всё это можно видеть, слышать, фиксировать — идеальный театр для таких, как я, кто хочет наблюдать жизнь.

Но у меня была и другая причина пребывания в Брэксхэме. Мой старый друг, сержант Биф, после своего неожиданного раскрытия убийства Терстонов был переведён в этот более крупный округ. И в описываемый вечер, в среду 22 февраля, я находился в его превосходной компании в общественном баре «Митра».

В настоящее время сержант Биф выглядел по существу как сельский полицейский. Его красное с прожилками лицо и топорщащиеся рыжие усы, его медленные движения и преднамеренно неторопливая манера размышлять, — всё это наложило на него печать одного из тех раздражающих сельских типов с велосипедами, которые останавливают ваш автомобиль без какого-либо повода с вашей стороны, чтобы проверить, имеется ли у вас зеркало. Его диалект, любопытная смесь кокни близких к Лондону районов, также не способствовал его продвижению в полиции, наводнённой субтильными мальчиками из государственных школ, и джентльменами, закончившими полицейский колледж. Но у него был прекрасный послужной список. Со времени, когда он стал полицейским, этот открытый рыжеволосый молодец, хотя сейчас ему было ближе к пятидесяти, чем к сорока, никогда, по его словам, «не промахивался по своему парню». Был ли это украденный велосипед в сассекской деревне, за которую он отвечал, или убийство жены доктора, как в последнем случае, сержант Биф бесстрастно но неуклонно применял простые правила сыска, которым его научили, и в конечном счёте производил арест. При всех своих недостатках он был слишком успешным в работе, чтобы этого не замечали наверху, и поэтому сейчас он был здесь, отвечая за порядок в небольшом, но довольно важном городке Брэксхэм.

Лично я был этому рад. Для меня сержант представлял собой самое характерное, что есть в англичанине. Он выглядел этаким простачком, был медленным и независимым, но при этом совершенно бесстрашным, а его воображение было такого рода, которое не появляется, пока не требуется сделать важный шаг. Он любил поиграть и пропустить стаканчик, и у него было то несколько испуганное восхищение, которое англичане часто испытывают к чужому уму, хотя и неглубокому и недоброму, но яркому снаружи. И он всегда в конце концов разбирался во всём.

Тем вечером он был в штатском и играл в дартс. Уже, как я слышал, в городке поговаривали, что новый сержант — он был в Брэксхэме уже в течение года или даже больше, но всё ещё считался «новым» — слишком много времени проводит в местных пабах. Викарий был очень этим обеспокоен и рассуждал и «плохом примере». Была даже жалоба начальнику полиции. Но Биф шёл своим путём. Никогда, подчёркивал он, не пренебрегал он своими обязанностями, а как он проводит свободные вечера — это его личное дело.

Он был страстным игроком в дартс. Я использовал это прилагательное вполне сознательно. Наблюдать, как этот солидный и флегматичный человек стоит перед небольшой круглой мишенью с тремя дротиками в руке и готовится выбить финальное удвоение, было настоящим откровением. Его остекленевшие глаза зажигались, его равнодушное лицо освещалось. Видно было, что он очень счастлив. И всё же он не был первоклассным игроком. «Он играет прилично — так говорили люди, — в свою силу». Но его стиль не был захватывающим. Замечательным было именно его усердие, а не умение.

Тем вечером мы с ним были партнёрами против Фосетта, почтальона, и Гарольда, сына владельца бара. Пришлось прийти пораньше, поскольку на улице были ветер и дождь, и каждому хотелось поскорее закончить эту прогулку, чтобы оказаться у огня в гостинице. Небольшой общественный бар был приветливым, чистеньким и тёплым, и от намокших пальто и зонтиков, висящих около двери, явно начинал идти пар.

Первую игру мы с сержантом Бифом проиграли, и мой партнёр был недоволен. В игре наступил перерыв, пока мы платили за обычные напитки, и, чтобы разрядить немного накалённую атмосферу, Фосетт начал разговор.

— Как я вижу, молодой Роджерс вновь дома, — сказал он.

Сержант Биф что-то проворчал. Было очевидно, что этот «молодой Роджерс» ему не нравится.

— Не отказался бы иметь его работу, — продолжал Фосетт.

— Что за работа? — спросил я.

— Он — стюард на одном из океанских лайнеров, которые ходят в Южную Америку. Получает очень неплохие деньги. — Затем, повернувшись к сержанту Бифу, он с усмешкой сказал: — Собираетесь им заняться, сержант?

Биф, к которому обратились как к представителю закона, ответил напыщенным голосом, приберегаемым специально для таких случаев:

— Если он сделает что-либо заслуживающее наказания, то будет арестован. — И он проглотил оставшуюся часть пива.

Фосетт подмигнул мне.

— Местный молодой шельмец, этот Роджерс, — объяснил он. — Всегда во что-нибудь ввяжется. В прошлый раз, когда он приезжал домой, сержант задержал его за пьянство и беспорядки. И это не первый раз, когда парень попадает в беду.

— Местный паренёк? — спросил я.

— Ну, не такой уж он и паренёк. Тридцать пять или шесть. Он — племянник мистера Роджерса, сапожника с Хай-стрит. Они живут здесь всего лишь около пяти лет.

— И он — позорное пятно на лице города? — предположил я.

— Да, неприятный гадёныш, — сказал Фосетт. — Не просто один из этаких беззаботных шалопаев. Да, я мог бы рассказать о нём кое-что, если бы среди нас не присутствовал сам Закон! — Он с усмешкой кивнул на сержанта Бифа. — Но его старые тётка и дядя с ума по нему сходят. Не станут и слушать о нём ничего плохого. И он им, конечно, помогает. Приличные стариканы. Но это — позор. Как-нибудь он всё-таки попадётся.

Владелец паба, мистер Симмонс, наклонился над барной стойкой.

— Он был здесь сегодня, — сообщил он, — незадолго до того, как мы закрылись в половине третьего. Он вошёл с этим, Ферфаксом, который остановился в отеле в Риверсайде.

— Тот тип, который приезжает на рыбалку?

— Да, он. Они вошли вместе, он и молодой Роджерс.

— Продолжай! — сказал Фосетт, не очень заинтересованный, но изображающий удивление.

— Да. Я не мог не заметить, потому что, пока они были здесь, вошёл иностранец.

— Иностранец? — повторил Биф. Для него, очевидно, все иностранцы были подозрительны. — Какой такой иностранец?

— Мне видок его не понравился, — сказал мистер Симмонс. — Тёмный какой-то. Возможно, наполовину индиец. Он еле говорил по-английски.

— Вот как! — воскликнул Фосетт.

— Ну, как только молодой Роджерс и Ферфакс увидели этого типа, они быстренько всё допили и вышли. Я бы этого не заметил, но когда они пошли, иностранец обратился ко мне и спросил имя Фервакса.

— Это забавно, — согласился Биф. — Ещё что-нибудь сказал?

— Нет. Через минуту и он ушёл. Почти так, как если бы пошёл за ними.

— Лично мне эти иностранцы не очень-то нравятся, — сказал Биф. И мгновение спустя мы уже слушали различные истории военного времени, призванные пробудить в нас отвращение к иностранцам любого сорта. Однако эта тема была вовремя исчерпана и сменилась затишьем, во время которого неприятный шум бури снаружи стал особенно заметен.

Вскоре мы начали матч-реванш. Наши спины были обращены к двери, и, хотя за время игры вошло несколько человек, мы не оборачивались, чтобы посмотреть, кто это. Игра была слишком захватывающей.

Должно быть, было приблизительно двадцать минут девятого, когда в финальном подходе сержанту Бифу для выигрыша состязания требовалось только выбить удвоение восемнадцати. Гарольд оставил своему партнёру удвоение двадцати, в попадание куда Фосетт был почти уверен, так что, если бы сержант промазал, игра была бы проиграна.

— Ну, я собираюсь попробовать, — объявил сержант, забирая дротики из рук Гарольда.

Наступила мёртвая тишина. Сержант Биф прочно упёрся в пол пятками и подготовился бросать. Все в баре повернулись, чтобы видеть его. Я был так напряжён, как если бы от этого броска зависело всё моё будущее, и мог видеть волнение в глазах сержанта.

Именно в этот момент открылась уличная дверь, кто-то вошёл и сказал:

— Сержант!

Не оборачиваясь, Биф прорычал:

— Минуточку, ладно? Сейчас моя очередь.

Он бросил первый из своих дротиков. Тот вонзился на четверть дюйма снаружи линии.

— Сержант! — На сей раз голос был громким и настойчивым. — Я пришёл, чтобы сдаться. Я совершил убийство.

Быстрее, чем любой из нас, сержант Биф повернулся на месте.

— Тогда другое дело, — сказал он.

Мы уставились в дверной проём, где стоял мужчина, которого, как я узнал впоследствии, звали «молодым Роджерсом». Он был без головного убора, и дождь стекал по его лицу с тёмных волос, в то время как одежда на плечах напоминала губку. Когда он посмотрел на нас, бросилась в глаза его бледность.

Затем, прежде, чем любой из нас смог пошевелиться, он вытащил маленькую бутылку, и, запрокинув голову назад, проглотил содержимое. Наступила короткая пауза, после которой его тело, согнулось, как в судороге, и он с двойным глухим стуком упал на пол.

Мы бросились вперёд, но сержант Биф был первым, кто осмотрел парня. Биф потянул за воротник и расстегнул его. Прибежал владелец бара со стаканом воды, но Биф, который в этот момент приложил руку к сердцу парня, поднял голову.

— Мёртв как бараний окорок, — сказал он, вставая.

ГЛАВА II

Мы ещё стояли над мертвецом, когда дверь вновь открылась. До этого ветер не проникал внутрь, потому что прежде, чем войти в бар, все входящие закрывали наружную дверь, ведущую из небольшого прохода на улицу. Но на сей раз холодный, мокрый воздух ворвался вместе с новоприбывшим.

Это была девушка. Я видел её лицо и, хотя не мог знать наверняка (потому что её щёки были мокрыми от дождя), подумал, что она плакала ещё до того, как увидела молодого Роджерса на полу. Она была красивой девушкой, тоненькой, белокурой, изящной. На ней был мокрый плащ, перчатки и маленькая, напитавшаяся дождём шляпка.

— Алан! — крикнула она и упала на колени рядом с парнем. Затем, обратившись к нам, стоящим вокруг, она прошептала: — Он правда мёртв?

Сержант Биф кивнул. И теперь уже без сомнения из глаз девушки хлынули слёзы. Она прижалась к Бифу мокрым лицом и зарыдала, совершенно не обращая внимание на окружающих.

Даже в этот напряжённый момент я не мог сдержать сильного любопытства. Сможет ли флегматичный сержант поднялся до высоты проблемы? Способен ли мой деревенский полисмен решить задачку о человеке, который признался в убийстве и отравил себя, и девушке, рыдающей на его трупе? Лично я был в совершенном недоумении. Но ведь я — абсолютно не человек действия.

Сержант Биф выпрямился, облизнул кончики усов, откашлялся и приступил к действиям.

— Гарольд, — сказал он сыну владельца бара, — не будешь ли ты так любезен, чтобы сходить за доктором Литлом? — В любое другое время про «любезность» не было бы и речи, но в случаях, подобных данному, слова сержанта обретали особый вес. — Мистер Симмонс, а вас я попрошу закрыть бар до прихода доктора. И если вы, джентльмены, будете столь добры, чтобы… — И он приступил к очистке помещения от посетителей.

Я остановился в этой гостинице и поэтому считал себя вправе остаться. Сержант тем временем обратился к рыдающей девушке.

— А теперь, мисс Катлер, — сказал он, — идите. Миссис Уотт отведёт вас домой. Здесь для вас не место. Вы уже ничем ему не поможете.

Сначала она никак не отреагировала, но когда сержант Биф коснулся её руки и повторил сказанное, она подняла голову.

— Как это произошло? — прошептала она.

— Вы услышите обо всём в своё время. А теперь идите, мисс. Миссис Уотт ждёт, чтобы проводить вас домой.

Довольно любезно, но настойчиво, он помог девушке встать и подвёл её к миссис Уотт, которая ожидала в проходе. Затем, когда в баре остались мы одни, он уставился на мертвеца.

— Скверное дело, — заметил он.

— Да. Возможно, если бы мы действовали немного порасторопнее…

Но сержант Биф снова опустился на колени.

— Взгляните-ка на это, — сказал он и приподнял правую руку мертвеца. — Если это не человеческая кровь, то я голландец.

Имелось пятно, которое теперь я смог заметить несмотря на мокрый жакет, да и манжета рубашки была красной. Сержант Биф коснулся её, посмотрел на свой палец и присвистнул.

— И на сей раз это действительно кровь, — пробормотал он.

После небольшой паузы он начал прощупывать боковой карман жакета. С некоторым трудом он, наконец, достал оттуда и продемонстрировал мне устрашающий нож из тех, что носят моряки. Он также был в пятнах крови.

— Полагаю, он совершил своё дело именно им, — сказал сержант Биф и положил нож на деревянную скамью, стоящую рядом.

Затем он начал вытаскивать содержимое карманов мертвеца. Там был бумажник, содержащий семнадцать банкнот по одному фунту стерлингов и фотографию девушки, которая только что покинула нас. На фото была надпись: «Дорогому Алану от Молли», выполненная мелким, но чётким девичьим почерком. Было немного мелочи, пачка сигарет, коробка спичек и брелок. И это было всё.

— Ладно, — сказал сержант, — я больше ничего не могу сделать, пока на него не взглянет доктор. Не поможете мне, сэр, переложить его с пола?

Я кивнул, хотя и неохотно.

— Мистер Симмонс, — позвал Биф нашего хозяина, — куда бы вы хотели его поместить? — Он говорил так спокойно, как будто спрашивал, куда поставить бочку пива.

Мистер Симмонс вновь появился позади барной стойки.

— Я вообще не хочу, чтобы он оставался в доме, — проворчал он.

— Конечно не хотите, — сказал сержант. — И я не хочу видеть его в своём районе. Но случаются вещи, которые от нас не зависят, и труп — как раз относится к таковым. Итак, куда мы его положим?

— Лучше положим его на ту скамью, — сказал владелец бара, и мы тут же подняли труп, и положили его вдоль указанной деревянной скамьи.

— Я не знаю, что чувствуете вы, — сказал мне сержант Биф, — но после этой работёнки, я мог бы немного глотнуть. А затем мне нужно пойти и узнать, кого ухлопал этот молодой дурак. Мистер Симмонс, мне двойное виски.

Я подождал, пока он проглотил эту порцию и пососал кончики усов.

— Хотите, чтобы я пошёл с вами? — спросил я.

— Нет. Лучше оставайтесь здесь в тепле. Не думаю, что задержусь.

Итак, я снова уселся у огня. Мистер Симмонс, склонившись над прилавком, после ухода сержанта впал в философию.

— Я знал, что он был беспутным парнем, — сказал он, — но никогда не думал, что дойдёт до этого. Взять и прикончить кого-то! А затем явиться сюда, чтобы отравиться. Моему заведению это на принесёт пользы, правда? Я подразумеваю, что людям не очень-то понравится приходить туда, где каждые пять минут могут кого-то отравить. Но, с другой стороны, реклама! Полагаю, это попадёт в газеты. Я имею в виду,  сегодня не знаешь, что пойдёт тебе во вред, а что на пользу, не так ли?

Я согласился, цинично отметив про себя, что хозяин вновь вернулся к собственным проблемам.

— Но вот что я вам скажу, — продолжал мистер Симмонс, — я не удивлюсь, если окажется что убит иностранец. Ну, тот, который заходил сюда сегодня.

Я и забыл про него.

— Почему? Что заставляет вас так думать.

Его ответ был не очень вразумителен:

— Ну, это просто кажется забавным, не так ли? Иностранец, которого мы никогда не видели прежде, спрашивает о парне в два двадцать, и в половину девятого тот появляется, заявляя, что кого-то убил.

«Забавно» было не совсем тем словом, которое выбрал бы я, но я кивнул:

— Может быть, вы и правы, — сказал я, поскольку мой опыт в расследовании преступлений уже научил меня никогда не делать поспешных выводов.

Именно в этот момент вошёл доктор, сопровождаемый Гарольдом. Доктор Литл был молодым, довольно красивым мужчиной, и двигался он весьма уверенно, держа руки глубоко в карманах зелёного длинного пальто.

— Добрый вечер — сказал он. — Ага, вот он где! Я только взгляну. — Наклонившись к мертвецу, он втянул в себя воздух.

Боюсь, что я слишком брезглив, чтобы наблюдать осмотр, хотя владелец бара и его сын смотрели с большим интересом. По правде говоря, в этот момент я не был слишком взволнован произошедшими событиями. Мне нравились загадки, а не гадкий явный случай убийства и самоубийства. Я часто задавался вопросом, будет ли у сержанта Бифа ещё когда-либо другая возможность использовать свой неторопливый, довольно острый ум для раскрытия преступления. Это казалось очень маловероятным. Лишь по удивительному стечению обстоятельств провинциальному полицейскому может выпасть больше, чем одно расследование убийства. И даже теперь, когда убийство в его районе уже было совершено, это было простое и неприятное дело, в котором убийца уже признался.

Наконец доктор поднялся.

— Цианистый калий, — коротко сказал он. — Смерть, должно быть, наступила почти мгновенно. Я пришлю полный отчёт утром.

— Доктор, позвольте представиться, — начал я. — Моё имя Таунсенд.

— Как поживаете? Выпьете?

— Я как раз хотел предложить вам. Неприятное дело.

Он пожал плечами. У меня было впечатление, что он пытался казаться более опытным и пресыщенным человеком, чем был на самом деле.

— Я был на званом обеде, — сказал он, — и играл в бридж, когда за мной прибежал этот юноша.

Я воздержался от ответного описания игры в дартс.

— Вы знали молодого Роджерса? — спросил я его вместо этого.

— Мы встречались, — ответил доктор. — Сумасшедший парень. Он чуть не сбил меня этим утром на своём мотоцикле. Ну, я должен возвратиться к своим гостям.

— Вы, наверное, скоро потребуетесь вновь, — сказал я, поскольку его старание казаться безразличным меня раздражало.

— Почему? Вы сами подумываете сделать то же самое?

— Нет. Но вы, очевидно, не знаете, почему молодой Роджерс принял яд. Он совершил убийство.

— О Господи!

Я был рад увидеть, что наконец-то смог произвести впечатление.

— Да. И сержант Биф занят сейчас выяснением, кого он убил. Как только он его найдёт, полагаю, снова пошлют за вами.

— Да. Чтоб их разорвало. Конечно пошлют. Если только, по счастливой случайности, это не окажется вне Брэксхэма.

— Но…

— Он же был на мотоцикле сегодня, помните?

Об этом я не подумал. Доктор улыбнулся, кивнул и вышел.

— Похоже, опытный волк, — заметил я мистеру Симмонсу.

— Да. Думает немного и о себе. Но он — прекрасный доктор. В прошлом году он спас жизнь молодому Гарольду. Обращается со всеми одинаково — по страховке ты или за наличные. И он всегда приедет, если в нём нужда.

Мистер Симмонс покинул меня, поскольку наступило десять часов и он должен был закрывать двери. Убийство там или не убийство, а этим действием пренебрегать было нельзя. Если бы даже половина жителей Брэксхэма приняла цианистый калий, это не имело бы никакого значения. Час закрытия — наиболее уважаемая традиция во всей Англии. Именно об этом я печально рассуждал, слыша лязг задвигаемого засова.

Я чувствовал себя очень усталым. События прошлого часа были волнующими и достаточно страшными, чтобы обессилить кого угодно. Я хотел скорей лечь спать и позабыть белое лицо молодого Роджерса, когда тот стоял перед нами, собираясь покончить с собой на наших глазах. Я хотел забыть и о том ноже. Я решил, что завтра покину Брэксхэм и возвращусь в Лондон, где, если такие вещи и происходят, о них просто не знаешь.

Я отправился в гостиную, куда миссис Симмонс принесла мне ужин. Но вид недожаренной говядины вызвал тошноту, и я не мог есть. Я зажёг сигарету и ждал. Я чувствовал, что не могу вот так просто залечь спать, пока не возвратится сержант Биф. Но я не поощрял миссис Симмонс, маленькую аккуратную почтенную даму в очках,  обсуждать этот вопрос со мной, пока она убирала со стола.

Наконец, около одиннадцати часов раздался стук в дверь чёрного хода, и вошёл сержант Биф.

— Чрезвычайно странно, — сказал он. — Никто не пропал без вести. Я обзвонил всех. Разослал посыльных в каждый известный дом. Никаких признаков. Полиция повсюду вокруг считает, что я чокнулся, обзванивая всех в поисках трупа.

Он запыхался и был очень возбуждён.

— Просто не знаю, — продолжал он. — Я всегда предполагал, что дело об убийстве начинается с трупа, а затем требуется узнать, кто это сделал. На сей раз мы знаем, кто это сделал, но мы не можем найти труп. Что скажете?

— Думаю, ещё рано что-то говорить, сержант. Труп может быть в лесу или где угодно.

— Но никто не пропал, — проворчал сержант.

— Да, в деле с багажом в Брайтоне[1] тоже было так, пока не нашли тело, а потом таких пропавших оказались сотни. Подождите до утра. Скоро узнаем, кого он убил.

— Но знаете ли, — неожиданно заявил сержант Биф. — Для меня это слишком. Это дело для Скотланд-Ярда. И более того, я им немедленно позвоню.

ГЛАВА III

Я был откровенно разочарован. Я помнил, как Сержант Биф надменно отклонил предложение позвонить в Ярд в деле Терстонов, и теперешнее его поведение смахивало на малодушие. И, конечно же, впадать в панику было преждевременно. Убийство, как мы поняли, было совершено лишь несколько часов назад, и тот факт, что телефонные звонки сержанта не позволили ему выявить пропавших людей или получить информацию о найденном трупе, ничего не значил.

— Хорошо, — сказал я, — вы лучше знаете своё дело, но я действительно не могу понять, почему вы сдались.

Сержант Биф устремил на меня несколько мутноватый взор.

— Я не сдался, — произнёс он, — Я не говорю, что не доберусь до сути всего этого, как сделал с другими загадками. Только на прошлой неделе в церкви были какие-то тити-мити. Кто-то позарился на ящики для сбора пожертвований. И я нашёл вора. Оказалось, это была женщина, которая приходила подметать по понедельникам и которая заявила, что видела высокого мужчину, непонятно откуда идущего по проходу. Я уже её изобличил. И я не говорю, что не раскрою и этого дела. Но я знаю свои обязанности. Когда в деле есть черта, которая кажется экстраординарной, мой долг — сообщить в Скотланд-Ярд. А у нас? Слышали ли вы когда-нибудь про убийство, когда вы знаете убийцу, но не можете найти, кто убитый. Не думаю, что такое случалось раньше. И если это не является экстраординарной чертой, то уж и не знаю, что является. Поэтому первым делом я им позвоню.

Но тем вечером прежде, чем мы смогли лечь спать, нас прервали ещё раз. Когда сержант Биф уже возился с пуговицами своего пальто, раздался стук в дверь —  не очень громкий, но отчётливо слышимый в задней комнате, где мы стояли.

Симмонс повернулся к сержанту и сердито заявил:

— Не понимаю, почему этот дом должен превращаться в полицейский участок. Я хочу лечь спать.

— Ничем не могу помочь, — апатично ответил Биф. — Я не выбирал места, где ему покончить с собой. Вы откроете или мне идти?

Мистер Симмонс оставил нас, и мы услышать звук отодвигаемого засова.

— Сержант Биф здесь? — спросил тревожный мужской голос.

— Да, мистер Роджерс. Заходите, — Голос Симмонса потерял свою грубость. — Зонтик поставьте вон там. Всё ещё льёт, как вижу.

— Где сержант? — Голос был недовольным и нетерпеливым.

Мы услышали, как вошли два мужчины, и я повернулся, чтобы взглянуть на «старого мистера Роджерса». Он не был в действительности стар — по моей оценке, ему ещё не было шестидесяти. Это был маленький человек с седыми, немного взъерошенными волосами, спадающими по бокам, и водянистыми глазами. Его одежда была мешковатой, а сама внешность напоминала взволнованного, суетливого, пожилого кролика. Я задался вопросом, знал ли он уже о племяннике, и мне не хотелось присутствовать в тот момент, когда ему сообщат о трагедии. Несмотря на мой интерес к человеческой природе меня всегда немного смущают моменты наивысшего проявления эмоций. Но первые же его слова позволили мне больше не беспокоиться по этому поводу.

— Констебль зашёл и сказал мне, сержант, — сообщил он.

— Да. Мы очень сожалеем, мистер Роджерс.

Он, похоже, едва понимал, что говорит Биф. Казалось, ум его был занят чем-то другим. Минуту он смотрел на нас, а затем опустил взгляд на толстую зелёную скатерть. Я увидел, что он дрожит.

— Моя жена… — прошептал он наконец.

Биф даже подпрыгнул. Он двигался быстрее, чем я мог от него ожидать.

— Ваша жена? Она не…

Мистер Роджерс пожал плечами. Затем он вынул из кармана телеграмму и вручил её сержанту Бифу.

— Это прибыло сегодня, — продолжал Роджерс, — раньше она никогда так не поступала. Если бы вы знали мою жену, то поняли бы что это… я просто не могу поверить… — Его взгляд снова устремился вниз. — Сержант, — внезапно сказал он, — не думаете ли вы, что это может иметь какое-то отношение...? — Он говорил довольно несвязно, но мы всё же хорошо поняли, о чём он подумал.

Сержант Биф всё ещё смотрел на телеграмму.

— Отправлена из, — произнёс он и назвал лондонскую станцию, от которой главная магистраль шла в Брэксхэм, — в 12.15. Вы знали, что она поехала в Лондон?

— О, да, сержант. Она уехала, купив сразу же обратный билет. Я провожал её на станцию и поэтому поинтересовался. Она собиралась вернуться во второй половине дня, как делала всегда. Она хотела купить небольшой подарок для… — Его голос сломался.

— Понимаю. В телеграмме говорится: «Остаюсь ночь друзьями, возвращаюсь 11:15 завтра». Вы знаете, что это могут быть за друзья?

— Понятия не имею. И это самое экстраординарное. У нас было несколько друзей в Бромли, где мы жили раньше. Но мы не видели их уже много лет. Она никогда не оставалась на ночь. И это именно тогда, когда молодой Алан приехал домой…

— Он не поехал с ней вчера?

— Он отсутствовал весь день. У него свой мотоцикл. Я не знаю, где он был, пока он не приехал и…

— Он говорил вам, что сделал?

Мистер Роджерс кивнул.

— Было около восьми часов, — сказал он, — когда он возвратился. Он был в грязи по самые глаза. Всё его мотоциклетное одеяние было мокрым и грязным. Когда он вошёл в комнату, я сразу понял, что-то не так. «Что случилось, Алан?» — спросил я его. Он глупо таращился на меня в течение минуты, а затем сказал: «Дядя... Я убил человека».

— И вы сразу ему поверили?

— Ну, да. Всё дело было в его взгляде. Он был наполовину безумным. Я лишь спросил: «Кого?» Но он покачал головой, и не ответил. Тогда я подумал, что, возможно, он в действительности никого и не убил, а только считает, что убил. Поэтому я сказал: «Лучше всего для тебя пойти и сдаться». То есть, я подумал, что он, возможно, не совершил хладнокровного убийства. Может, была провокация или что-то в этом роде. Я уже подумывал, что мы должны будем сделать, чтобы вытащить его. Видите ли, он часто бывал в передрягах и раньше. И он часто являлся ко мне, чтобы признаться в содеянном. И нам всегда удавалось вытащить его из неприятностей. Мне никогда не приходило в голову, что у нас не получится и на этот раз. Только если… если это что-то, связанное с его тётушкой…

— Можете придумать хоть одну причину, почему он мог поднять на неё руку?

— Причина? Могло и не быть никакой причины, если он был не в своём уме. Она делала для него всё.

— Ну, мистер Роджерс, я не вижу связи между этими двумя случаями. Завтра мы проследим перемещения обоих. Думаю, миссис Роджерс прибудет домой с той же неотвратимостью, как утренний бриз. Нет никаких причин, почему бы ей не остаться в Лондоне на ночь, если она этого хочет…

— Но раньше ей даже такая мысль не приходила…

— Ну и что? Не забивайте голову чепухой. Не делайте слишком поспешных выводов. Мне придётся прийти утром и задать ряд вопросов о вашем племяннике. И я ожидаю, что к тому времени ваша жена уже будет дома. А теперь лучшее, что вы можете сделать, это пойти и немного поспать…

— Поспать? — произнёс мистер Роджерс таким удивлённым тоном, как если бы не понимал, о чём речь. — После всего этого?

— Знаю, что для вас это ужасный шок. Ваш племянник и всё остальное. — Сержант пытался говорить успокоительным тоном. — Тем не менее, что случилось, то случилось. И от вашего волнения никакой пользы не будет.

Внезапно у маленького человека возникла новая мысль.

— Но… разве вы не узнали? Разве никто не пропал без вести? Вы не нашли ничего, что указывало бы на того, кого Аллан…?

Биф покачал головой.

— Пока никого не обнаружили, — сказал он. — Но обнаружим в должное время.

— Для меня это всё ужасно, — простонал мистер Роджерс.

— А теперь идите, — сказал сержант и неуклюже подтолкнул его рукой. — Вам нужно немного отдохнуть.

Покорно, но всё той же неуверенной походкой мистер Роджерс зашагал к  двери.

— Доброй ночи, мистер Роджерс, — сказал кто-то. Но он вышел, не ответив.

Мистер Симмонс зевнул. Но это новое направление пробудило моё любопытство.

— Вы действительно думаете, что это может быть старая леди? — спросил я Бифа.

— Я никогда не делаю поспешных выводов, — сказал сержант серьёзно. — И не составляю мнения, пока улик недостаточно. А теперь, джентльмены…

ГЛАВА IV



Но прежде, чем сержант смог нас покинуть, к нему обратился мистер Симмонс:

— Вы собираетесь оставить его в баре на всю ночь?

Симмонсу не было никакой необходимости объяснять, кого он имеет в виду под словом «он».

— Не вижу причин, почему нет, — ответил Биф.

— О, не видите? Ну а я вижу, — грубо воскликнул Симмонс. — Уже достаточно плохо то, что мертвец пролежал в доме весь вечер, — думаете, завсегдатаи об этом не узнают? Кроме того, даже если парень — убийца и самоубийца, он мёртв. И это непочтительно по отношению к мёртвым — оставлять их в публичном месте. И как прикажете молодому Гарольду подметать здесь завтра утром?

Как будто убеждённый этими доводами Биф встал.

— В таком случае, что вы предлагаете с ним сделать?

— Я бы хотел, чтобы вы его вообще увезли отсюда.

— Что, прокатить его на раме моего велосипеда, — с негодованием спросил Биф. — А больше вы ничего не хотите? Может быть, рассчитываете, что я положу его в свою кровать?

— Ну, ведь есть же где-нибудь для него место? За что же, спрашивается, мы платим налоги?

Биф строго посмотрел на него.

— Вряд ли стоит ожидать, что власти построят в Брэксхэме специальную мертвецкую. Ведь не каждый же день у нас случаются самоубийства или убийства.

— И это хорошо, что не случаются, — парировал Симмонс, — раз уж они выбирают для этого мой отель. Ну, если вы не можете убрать его отсюда, то лучше перенести его в клубную комнату в задней части дома.

Биф кивнул, и эти двое мужчин подошли к трупу. Когда они подняли его, я пошёл вперёд, чтобы открыть дверь в приватную часть дома, через которую мы могли пройти в клубную комнату. Но Симмонс остановил меня.

— Нет, не этим путём, — сказал он, — миссис Симмонс ещё не спит, и мне не хотелось бы повстречаться с ней с таким грузом. Ей может стать нехорошо. Нам придётся обойти снаружи.

Таким образом, я открыл две двери на улицу, и Биф с Симмонсом пронесли через них свой груз.

Именно в то время, пока они преодолевали несколько ярдов по тротуару к двери, через которую можно было пройти во дворик «Митры», я заметил, что кое-кто наблюдает за всей этой процедурой. Он был очень заметен, поскольку ночью в Брэксхэме улицы пустынны. Я даже вздрогнул, увидев его на противоположной стороне дороги, руки в карманах пальто, а чёрная шапочка сильно надвинута на глаза. Он не шевелился, когда мы вышли, но я видел, что он внимательно за нами наблюдает. Даже сейчас я не понимаю, почему у меня создалось впечатление, что он — иностранец. Возможно, это была его чёрная шапочка и болезненное выражение лица или покрой его одежды. Но я знаю, что впоследствии, когда я вспоминал его, то перед глазами стоял тихий, неподвижный иностранец, наблюдающий за нашими действиями.

В клубной комнате, после того, как мои спутники положили тело молодого Роджерса на хлипкий диван, я повернулся к Бифу.

— Заметили того человека? — спросил я.

— Человека?

— Того, на другой стороне дороги, который смотрел на нас?

— Нет. Вы имеете в виду, сейчас?

— Да-да, там!

Биф рванулся вперёд с максимальной скоростью, за ним последовали Симмонс и я. Но, когда мы пересекли двор и вновь вышли на тротуар, не было никаких признаков одинокого наблюдателя. Биф быстро дошёл до перекрёстка, и посмотрел во всех направлениях, но в поле зрения не было никого.

— Должно быть, вам померещилось, — сказал он.

— О нет. Он действительно был там. Никакой ошибки. Парень, похожий на иностранца.

— На иностранца, да? — переспросил Биф.

— Интересно, вохможно, это был тот, кто заходил в бар сегодня, когда приходили Роджерс и Ферфакс, — предположил Симмонс, запирая клубную комнату и двор.

— Ну, так или иначе, сегодня мы не можем больше ничего сделать, — сказал Биф. — Самое время всем отправиться в кровати. Доброй ночи, мистер Симмонс. До свидания, мистер Таунсенд.

И на сей раз ему удалось покинуть нас без дополнительной задержки.

Я отправился спать, не очень-то довольный тем, что только что проделали Биф и Симмонс, поскольку клубная комната находилась как раз под моей собственной спальней. Но я так устал, что даже близость к трупу не могла помешать мне заснуть, и не прошло и десяти минут после того, как я покинул Симмонса, как я провалился в глубокий и умиротворяющий сон.

Обычно я не просыпаюсь среди ночи, а когда такое всё-таки случается, должна быть некая внешняя причина. Я помню, что уставился на квадрат окна — некую жёлтую рамку, хорошо видимую благодаря свету расположенного ниже уличного фонаря. Сначала я подумал, что уже наступило утро, а затем, каким-то особым чувством, я понял, что ещё глубокая ночь. Я повернулся, и решил вновь заснуть.

Но нет. Сначала почти неразличимый, а затем более настойчивый звук донёсся снизу. Небольшой глухой стук, я думаю, хотя и не очень уверен, потому что ещё не проснулся. Затем послышалось движение.

Возможно, подумал я, всё-таки уже утро. Возможно, кто-то уже ходит по дому, подметая нижние комнаты. Я не ранняя пташка и понятия не имею, светло или темно бывает на улице, когда начинаются работы по дому. Я нащупал часы на столике около кровати и посмотрел на светящиеся диски. Три часа. Слишком рано.

Я прислушался, пытаясь убедить себя, что мне показалось. Но нет. Звук было невозможно идентифицировать, но конечно же, какой-то звук был.

Внезапно я обнаружил, что сон полностью покинул меня. Здесь и сейчас, если когда-либо в жизни, у меня был шанс. Кто-то вошёл в клубную комнату, где лежит труп молодого Роджерса. Возможно, цель состоит в том, чтобы что-то похитить. Возможно, кто-то хочет похитить само тело. Безотносительно того, в чём состоит план злоумышленника, нужно ему помешать и выявить, кто он такой. Его поимка, вероятно, позволит раскрыть всю тайну, стоящую перед Бифом. И мне давалась возможность внести реальный вклад в расследование…

Я тихонечко выскользнул из кровати и надел халат. Я задумался, надевать ли обувь. Без неё было чувство некоторой незащищённости, но в обуви трудно подкрасться бесшумно. Я не стал надевать ботинки, медленно и тихо пересёк комнату и благополучно добрался до лестницы. Затем начал спускаться.

Не так часто случается, что простому летописцу преступлений доводится получать острые ощущения. Обычно его работа заключается в том, чтобы посещать, проявляя по возможности побольше невежества, тоскливые патологоанатомические вскрытия, и слушать, опять же без демонстрации особой сообразительности, разъяснения, предлагаемые мэтром. Но в течение последующих нескольких минут я испытаю все волнения, присущие охотнику. Я собираюсь провести собственную, причём важную, часть расследования.

Моё воображение несколько разыгралось. Прежде, чем открыть дверь, я уже был готов  увидеть, что мёртвые восстали, что сам молодой Роджерс покинул хлипкий диван и идёт через комнату на меня. Да, конечно, я уже видел его мертвенно бледное лицо, касался его холодного и окоченевшего тела и абсолютно точно знал, что тот мёртв. Но в три часа ночи, разбуженный шумом из комнаты, где лежит его труп, я был готов поверить во что угодно.

Я положил руку на ручку двери клубной комнаты и начал очень тихо её поворачивать. Я не знал точно, где находится выключатель электрического освещения, но, когда дверь немного приоткрылась, я увидел, что света  от уличной лампы вполне достаточно, чтобы видеть всю комнату. Я резко распахнул дверь и осмотрелся.

Кружевные занавески перед окном развевались внутрь комнаты, а окно было широко распахнуто, но в поле моего зрения не было никого. Я нашёл и включил выключатель, но сильный свет не выявил ничего нового. Труп на диване казался непотревоженным, тем не менее я подошёл и отвернул покрывало. Молодой Роджерс лежал так же, как мы его оставили. Я отвернулся, всё ещё волнуясь.

Необычным было лишь открытое окно. Я высунулся из него и осмотрел улицу. В поле зрения не было никого, а на меня яростно накинулся дождь. Я поспешно закрыл окно и задвинул шпингалет.

Кто-то заходил в комнату, в этом не могло быть сомнения. Но кто? И с какой целью? Если он рассчитывал найти что-то в карманах мертвеца, то его ждало разочарование, поскольку мы вынули всё ещё в баре. Возможно, у ночного гостя была несколько иная цель, а я его спугнул.

В конце концов, подумал я, лучше всего позвонить Бифу. Он не любил, когда его тревожат в такой час, но должен же он узнать о происшествии. Я прошёл в гостиную, где был аппарат и осторожно, чтобы не потревожить никого из Симмонсов, назвал его номер.

В течение долгого времени я слышал лишь гудки. Но затем в трубке раздался голос сержанта, звучащий не очень отчётливо и даже обиженно.

— В чём дело? — спросил он.

— Биф, это Таунсенд. Кто-то только что проник в клубную комнату «Митры».

— Вы его поймали?

— Нет.

— Тогда откуда знаете?

— Я услышал его из своей комнаты наверху и спустился. В комнате никого не было, но окно, которое выходит на улицу, было открыто.

— Симмонс оставлял его открытым?

— Конечно нет. Вы же были с ним, когда мы вносили труп.

— Это забавно.

Я был усталым и раздражённым.

— Не знаю, что в этом забавного, — сказал я. — Не вижу ничего забавного в том, чтобы быть разбуженным в это время ночи. Что вы собираетесь делать?

— Делать? Что вы имеете в виду?

— Ну…

Разговор наш был не очень продуктивным.

— Не вижу, что я могу сделать. Вы говорите, что он сбежал. Что же тогда можно сделать?

Я уже собирался со злости бросить трубку, когда Биф заговорил вновь.

— Вот что я вам скажу, — сказал он, как будто именно в этот момент на него снизошло вдохновение, — я пришлю констебля. Он позаботится обо всём. А вы пока ждите…

И прежде, чем я смог ответить, именно он, а не я, положил трубку.

Сложилась просто абсурдная и весьма неприятная ситуация. Мне не хотелось возвращаться в кровать, пока не появился констебль, поскольку он, скорее всего, перебудит весь дом, если внизу никого не окажется. Я почувствовал, что у моего старого приятеля Бифа появился счастливый шанс получить ещё одно крупное дело, но он явно начинает всё портить. Я был сердит и расстроен, сидя в этой пустой комнате в компании с трупом молодого Роджерса.

Но прошло не так много времени, как, взглянув в окно, я видел, что через дорогу идёт молодой полицейский. Я вновь открыл окно, воспользовавшись мгновенным перерывом в дожде. Передо мной стоял молодой, довольно красивый парень, по комплекции напоминающий боксёра.

— Меня прислал сержант Биф, сэр, — сказал он.

— Хорошо. — И я рассказал ему, что произошло.

Он приятно улыбнулся, и трудно было поверить, что его только что подняли с кровати и выгнали на улицу в дождливую ночь.

— Всё в порядке, сэр, — сказал он. — Положитесь на меня! Можете возвращаться в кровать.

Что я с удовольствием и сделал.

ГЛАВА V

Проснувшись на следующее утро, я обнаружил, что дождь прекратился, а ветер стих. Зимнее солнце даже сделало попытку пробиться сквозь тучи и поднять настроение. Но когда я спустился к завтраку, то обнаружил, что миссис Симмонс ходит на цыпочках и говорит шёпотом. Этим она подчёркивала, что в доме труп.

Около десяти часов прибыл сержант Биф, выглядя весьма удручённым.

— Ну? — спросил я его, когда опустошил последнюю чашку чая и зажёг сигарету.

— Я дозвонился до них, — сказал он, — но лишь нашёл новые проблемы на собственную шею. Похоже, что там не считают это событие чем-то из ряда вон выходящим. Мне поручено проследить вчерашние передвижения молодого Роджерса и выяснить, кого он прибил.

— Я был уверен, что они к этому отнесутся именно так, — сказал я. — Вечером мне казалось, что вы сдались слишком быстро. В конце концов, убийство произошло только вчера. Труп просто обязан обнаружиться. Как Роджерс, в конце концов, мог бы от него избавиться? Или же вы услышите, что кто-то пропал.

— Возможно, вы правы. По крайней мере, я на это надеюсь. Но в этом деле есть несколько моментов, которые мне не нравятся. Почему молодой Роджерс не сказал, кого он убил? Решил признаться, а затем отравиться. С тем же успехом он мог заявить, что, мол, я убил такого-то и таким-то образом,  не так ли?

— Ну, если речь идёт о его тёте, то это понятно. Для него признаться в этом было бы уже чересчур.

— Не думаю, что это была его тётка. Так или иначе, она должна прибыть в одиннадцать пятнадцать, и я собираюсь на станцию проверить, появится ли она.

— Я с вами, — заявил я.

Лишь вчера вечером я решил было возвратиться в Лондон и сбежать от расследования этого слишком неприятного дела. Но после моего ночного приключения, я не мог поступить так. Моё любопытство разыгралось.