Он прижал ствол к плечу парня:

– Хочешь, чтобы тебя стали звать Левшой?

Мужчина подумал и кивнул в сторону горящей лаборатории.

– Давай, крутой парень, – прорычал он. – Твой зад...

Буллок пнул его в лицо. Свободной рукой он схватил автомат и побежал в задымленную комнату.

От перевернутого стола отскочила пуля. Он обернулся и увидел еще двух бандитов, которые стояли в дверях и стреляли в него из пистолетов. Буллок мгновенно оказался на коленях и открыл ответный огонь из AR-15, временно заставив двух других искать укрытие. Повернувшись, он плюхнулся на пол. Когда маслянистый дым поднялся и поплыл над ним, он заполз в лабораторию и обнаружил, что огонь поднимается по стене как лоза. Неизвестно, сколько времени у него оставалось до того, как дом взорвется или сгорит дотла.

Поднявшись на ноги, он обыскал металлические шкафы в комнате и понял, что охранник солгал ему. Денег здесь не было – они, скорее всего, наверху, в кабинете Палмареса.

– Черт, – прорычал он. Так как гангстер первым делом схватится за то, что будет под рукой, ему придется поднажать. Полицейский в маске начал выбираться из лаборатории, когда одна из ламп упала с потолка, задев его руку. Люминесцентные лампы лопнули, провода свесились со светильников, потрескивая от электричества. Буллок протиснулся мимо.

Из сборочного цеха все женщины выбрались наружу. Как он и надеялся, трупов не было. Видимость ухудшилась из-за огня и дыма, и когда он подполз ближе к выходу, то услышал кашель. Оглядевшись, он заметил горящую теннисную туфлю – вот настолько быстро кто-то выскочил на улицу.

Подхватив туфлю и держа подальше от себя, он пошел по прогнувшемуся полу. Балки скрипели под его весом. Из коридора показался охранник, и Буллок швырнул в него башмак. Мужчина инстинктивно отскочил в сторону, и потрепанный полицейский выстрелил ему в голени крупной дробью.

– Черт! – взревел парень и упал на пол. Однако оружие по-прежнему было у него в руках, и он сделал несколько выстрелов. Но Буллок двигался так, словно гнался за голой женщиной с тарелкой ребрышек, жаренных на огне. Он замахнулся «Моссбергом» на манер бейсбольной биты и сильно ударил охранника в челюсть, отправив его в нокаут.

Где-то вдалеке завыли сирены.

Вот гадство!

Бросив штурмовую винтовку, он кинулся к лестнице, двигаясь так быстро, как только позволял его вес.



– Похоже, это пожарная бригада, а там и копы нагрянут, – сказал Палмарес Фрэнки Боунсу. – Пошли отсюда к черту.

Он показал еще на одного мужчину – с толстой шеей, по прозвищу Скейл. Этот верзила размахивал пистолетом-пулеметом Ingram MAC-10.

– Мало того, что мне приходится иметь дело с проклятыми Пугалами, теперь еще это, – сказал он. – Если за всем стоят они, крови не избежать.

– Я же говорил, что надо держать разбрызгиватели в рабочем состоянии, – сказал Боунс, поднимая сумку с деньгами и поправляя ремень на плече. – А всё эти чертовы химикаты.

– Да, да, в следующий раз сделаем, – сказал Палмарес.

– Это же был заброшенный склад, – добавил он, поднимая глаза. Сквозь стеклянную крышу в пятнадцати футах над головой они увидели черный дым, поднимающийся в небо.

– Если следующий раз будет.

Трое головорезов обернулись и увидели в дверях парня в дешевой маске Бэтмена. Незнакомец не стал дожидаться ответа и выстрелил Скейлу в коленную чашечку. Из его рваных хлопчатобумажных штанов брызнули хрящи и кровь. Для толстяка он двигался быстро. Он пересек комнату и отшвырнул ногой Ingram. Он остановился у барной стойки.

– Твою мать, – закричал Скэйл, приземляясь на бок и обеими руками сжимая то, что осталось от его окровавленной коленной чашечки. – Ты покойник, мудак.



– Угу, – сказал Буллок, не обращая внимания на раненого бандита. Он посмотрел на три полные сумки, две из которых лежали на полу.

– А ты еще кто такой, пивной живот? – спросил Палмарес. – Родственник Бэтмена из деревни?

– Это твоя мама – деревенщина, мразь, – ответил Буллок, пытаясь сообразить, как нести все три сумки. На мгновение он подумал, не заставить ли одного из головорезов нести их за него, но здравый смысл победил.

Одной сумки будет достаточно.

– А ну-ка отошли, – сказал он Палмаресу и его пособнику. Он узнал Фрэнки Боунса.

– Тебе это не сойдет с рук, подонок, – сказал Боунс.

– Хотите прилечь к мальчику на полу? – Буллок встряхнул дробовик, который он держал обеими руками. Боунс и Палмарес отступили на несколько шагов. – Я так и думал. А теперь брось сумку.

Боунс уронил сумку на бок. Та упала рядом с ним.

Сирены приближались.

Внезапно раздался свист турбин, и по стеклам начала сползать огнезащитная пена. Как и полиция, пожарная служба Готэма экспериментировала с использованием дирижаблей. Один из них, скорее всего, висел рядом со зданием, разбрызгивая пену, чтобы сдержать пламя.

По-прежнему удерживая руку на спусковом крючке «Моссберга», Буллок наклонился, чтобы взять сумку с деньгами.

– Благодарю вас за ваш вклад, – сказал он, выпрямляясь.

Боунс едва заметно дернулся и швырнул сумку в Буллока.

– Какого хрена... – взревел коп в маске, направляя оружие на сумку. Дробь пробила брезент сумки, и в воздух взлетели сотни, полтинники и двадцатки. Зеленоватое конфетти посыпалось дождем. Буллок попятился. Не успел он опомниться, как оба бандита оказались на нем.

Боунс ударил его в дряблый живот, согнув пополам. Палмарес схватил то, что осталось от разорванной сумки, и швырнул его на голову Буллоку. Тот пошатнулся и скрючился, как пьяный матрос с остеопорозом. Боунс снова замахнулся на него, но Буллок отразил удар и врезал ему в подбородок, отбросив назад.

Буллок повернулся и встал в любительскую боксерскую стойку, рассчитывая защититься, когда Палмарес снова бросится на него. Наркобарон схватил настольную лампу и ударил ею Буллока по голове. Его оглушило, перед глазами поплыли пятна, и он обмяк. Фрэнки Боунс заломил ему руки за спину.

Палмарес пробил несколько ударов в лицо и живот.

– Я тебя научу, как со мною связываться, – бушевал татуированный главарь банды. Боунс отпустил его. Кровь и слюна капали из раскрытого рта Буллока, он опустился на ковер. Палмарес с ухмылкой встал на колено, схватил полицейского за рубашку и усадил перед собой.

– Мне не терпится попробовать.

Какого хрена? Глаза Буллока расширились, и он побледнел при виде змеиных стальных клыков, сверкающих во рту криминального авторитета. «Только в Готэме», – подумал он, понимая, что вот-вот умрет.

– Давай посмотрим, сможешь ли ты что-нибудь сострить после того, как я откушу тебе часть лица.

– О, Господи, – пробормотал детектив, едва не обмочившись, когда клыки вонзились в него.

Над ними раздался грохот, и стекло от лопнувшего люка посыпалось дождем на пол. Бандиты подняли головы, и Буллок понял, что здание вокруг них рушится.

– Похоже, тут вечеринка, – весело произнес женский голос. – Вы что, забыли прислать мне приглашение?

Бэтгёрл спустилась на канате. Боунс нырнул в сторону, закрыв руками голову, чтобы защититься от падающих осколков стекла. Палмарес поднялся на ноги и получил в награду бэтарангом в висок.

– Го...споди, – воскликнул гангстер.

Не желая упускать такую возможность, Буллок вскочил на ноги и одним ударом в челюсть оттолкнул его.



Фрэнки Боунс выхватил пистолет и выстрелил в Бэтгёрл. Она развернула кевларовую накидку для дополнительной защиты верхней части тела, и пули с визгом отрикошетили. Когда она двинулась с места, то заметила, как какой-то грузный мужчина сцепился с Палмаресом.

Это что, Харви Буллок в дешевой маске Бэтмена? Естественно, она узнала тело, вскормленное жареной пищей и дешевым пивом. Какого фига он тут делает?

Фрэнки Боунс выстрелил в нее еще раз, и она вспомнила, что лучше не отвлекаться. Вытащив из-за пояса капсулу со слезоточивым газом, она швырнула ее в Боунса. Вещица взорвалась прямо у его ног, и он закашлялся. В отличие от обычного слезоточивого газа эта смесь была разработана, чтобы следовать за теплом тела, даже когда цель пыталась разогнать пары.

Она услышала позади себя какое-то движение, развернулась и блокировала удар ножом, когда Палмарес попытался выпотрошить ее. При этом он ухмыльнулся, и она на мгновение вздрогнула, увидев его гротескные серебряные резцы, поблескивающие на свету. Быстро придя в себя, она ударила его ногой в бок, чтобы отбросить наркобарона в сторону. Однако он увернулся, и удар получился лишь скользящим.

– Ни одна шлюха не одолеет Питона, – проскрежетал он, снова приближаясь к ней. Пригнувшись, чтобы избежать удара клинком, Бэтгёрл пнула Палмареса по яйцам, и тот, завывая, согнулся пополам.

– Ты... сука, – прохрипел он. – Я убью тебя... за это.

Он посмотрел на нее с неприкрытой ненавистью и, пошатываясь, двинулся в ее сторону, но, несмотря на всю решимость, он все еще не отошел от удара. Бэтгёрл нанесла ему несколько ударов по голове и плечам. Большинство из них предназначались для наказания, но один задел особый нерв, и Палмарес рухнул на свой дорогой ковёр.

За спиной она услышала громкий стук, кто-то закряхтел, и от брони на ее плече отразился выстрел. Обернувшись, она увидела Буллока, который по- прежнему был в нелепой маске, с тяжелой сумкой в руках. Фрэнки Боунс отшатнулся в сторону и поднял пистолет.

Гангстер выстрелил в детектива, который двигался быстрее, чем можно было предположить по его комплекции. Он нырнул за барную стойку, и выстрелы разбили графины с первоклассным виски и бурбоном.

Пока бандит отвлекся, она сократила расстояние между ними и нанесла ему сильный удар сбоку, по шее. Но поскольку это его не остановило, то когда он повернулся, она ударила его правым кулаком в челюсть.

Удар отправил его в нокаут.

В дверях раздался грохот. Буллок убегал. Она вытащила веревку с грузами и бросила, чтобы опутать ему ноги. Он упал лицом вниз, и сумка вылетела у него из рук. Она раскрылась, и из нее вылетели пачки денег, рассыпавшись вокруг него.

Что за?.. Убедившись, что гангстеры действительно вырубились, она подошла к упавшему полицейскому.

– Детектив Буллок, что это у нас тут? – спросила она, уперев руки в бока. – Вы можете назвать мне вескую причину вас не выдавать?

Он лишь бросил на неё умоляющий взгляд из-под резиновой маски.



25



Доктор Лиланд вернулась в кабинет с чашкой свежего чая и яблоком, чтобы продержаться еще несколько часов. Она пообещала себе, что больше не будет работать сверхурочно, но стопка судебных документов на ее столе никак не уменьшалась.

Стоит ли удивляться, что у нее не было личной жизни? Во всяком случае, это не имело значения. Дома не было никого, кроме кота – единственный мужчина из ее знакомых, который не возражал, чтобы она за ужином просматривала фотографии с места преступления.

Она уже собралась свернуть в коридор, ведущий в терапевтическое крыло, когда заметила, что ее интерн, крадучись, направляется к выходу за пунктом охраны.

– Мисс Квинзель? – позвала она. – Харлин?

Светлые волосы молодой практикантки были растрепаны и свисали на глаза, скрывая лицо, но плечи чуть сгорбились в ответ на голос доктора Лиланд. Однако она не остановилась и даже не замедлила шаг, провела электронным пропуском по замку и застенчиво помахала вооруженным охранникам, открывая входную дверь.

Черт бы побрал эту паршивку.

Доктор Лиланд устало вздохнула и повернулась к своему кабинету. Ей действительно хотелось дать девочке кредит доверия, но ее бесстыдное, неподобающее отношение и грубое, недисциплинированное поведение просто не подходили для такого заведения, как «Аркхем». Ей было достаточно хаоса среди заключенных, не хватало, чтобы в нем участвовали сотрудники. У нее не было выбора, кроме как рекомендовать увольнение этой девушки.

Вместо того чтобы вернуться в кабинет, доктор Лиланд сделала крюк. Она прошла в дальний конец коридора, мимо ряда заброшенных складских и подсобных помещений, в тупик с зарешеченным окном, которое выходило на сучковатое и безлистное дерево. Тихий, забытый уголок клиники, куда она часто приходила, чтобы побыть одной и подумать.

Положив яблоко в карман халата, она поставила чай на подоконник и открыла окно. Оно приоткрылось всего на несколько дюймов, прежде чем ее остановили запорные блоки, но этого было достаточно, чтобы протянуть руку и достать пачку сигарет, спрятанную в глубине подоконника. Снаружи она слышала непрерывный шум дождя в ветвях древних деревьев, окружавших поместье, превращенное в лечебницу.

Лиланд знала, что ей давно пора было бросить курить. Она и бросила, в общем и целом, – и жульничала редко и только тогда, когда она действительно в этом нуждалась. Как сейчас. Вытащив сигарету, она прикурила от зажигалки, спрятанной в пачке, и выпустила дым в открытое окно.

Она не могла перестать думать о Джокере.

Внезапно относительную тишину прервал звук, доносившийся из ближайшего подсобного помещения слева от нее. Мягкий, неравномерный стук. Лиланд нахмурилась, затушила сигарету о подоконник и выбросила окурок в окно.

Подойдя к подсобке, она взялась за ручку и прижалась ухом к двери. До нее дошло, насколько уединенным было это забытое место. Ни камер. Ни охраны. Причина, по которой она выбрала это место, чтобы тайком курить, делала его опасным, в случае если кто- то из заключенных вдруг сможет выбраться из изолятора.

Но это было не первое родео Лиланд. Она с помощью разговоров отобрала нож у особо жестокого пациента, предотвратила несколько попыток самоубийства и разрешила потенциальную ситуацию с заложником, прежде чем та успела выйти из-под контроля. Ее пациенты доверяли ей, она была неустанным защитником их благополучия и делала упор на гуманное отношение к человеку. Даже самые жестокие преступники заслуживают того, чтобы с ними обращались как с людьми, а не как с беспокойным скотом, который персонал перегоняет из одного загона в другой.

– Там кто-нибудь есть? – спросила Лиланд.

Стук в подсобке усилился, одновременно раздался тихий, приглушенный стон.

– Это доктор Лиланд, – сказала она, медленно поворачивая ручку. – Сейчас я открою дверь.

Кто бы ни был на другой стороне, не было смысла паниковать.

Она приоткрыла дверь всего на щелочку, ожидая какую-нибудь – любую – реакцию на ее вторжение. В подсобке было совершенно темно, и все, что она услышала, это нечленораздельные стоны.

– Сейчас я включу свет. – Она говорила спокойно, а тем временем просовывала руку в приоткрытую щель, нащупывая выключатель. – Так мы сможем увидеть друг друга. Ты не против?

Ничего. Только стенания. Лиланд щелкнула выключателем.

В подсобке стояли ряды чистящих средств в больших промышленных контейнерах. Отбеливатель. Коричневые бумажные полотенца. Порошковое мыло. Металлическое ведро на колесиках и грустное трио скомканных, грязных швабр. На полу посреди всего этого лежало тело. Харлин Квинзель.

– Божечки, Харлин!

Она была связана и лежала на животе, одетая только в лифчик и трусики. Во рту у нее была тряпка, завязанная узлом на затылке. Чёрная тушь стекала по заплаканному лицу, смешиваясь с кровью из ужасной раны на правой стороне лба.

– Что с тобой случилось? – Лиланд распахнула дверь и быстро подошла к девушке. Она развязала мокрую от слюны тряпку. – Кто это с тобой сделал?

Это был риторический вопрос, поняла она.

– Это был... – прорыдала Квинзель между резкими всхлипами, – это был... Джокер... он... он ... – У нее начался приступ кашля, она хватала ртом воздух, пытаясь взять себя в руки.

– Успокойся и постарайся дышать медленно, – сказала Лиланд, дергая веревку, которой были связаны запястья и лодыжки девушки. – Вот и все. Давай, садись.

Когда она сняла путы, то увидела отвратительные красные рубцы там, где они царапали кожу.

Она помогла рыдающей практикантке подняться с ушибленных коленей, сняла свой белый халат, накинула его на дрожащие плечи девушки и прижала платок к ране на голове, чтобы остановить кровотечение.

– Я думала... – сказала Харлин, поднимая страдальческое, испачканное тушью лицо на Лиланд. И тут, рыдая, она бросилась в объятия старшей наставницы. – Он сказал, что мы будем вместе навсегда. Он сказал, что я особенная!

Слова утонули в рыданиях.

Что-то в театральном тоне девушки потревожило иглу детектора лжи Лиланд, но, как и в случае с Джокером, что-то в этом ребенке вывело ее инстинкты из равновесия. Кроме того, сейчас было не время и не место для суда. Ей нужно было предупредить охрану и доставить Харлин в лазарет. Затем будут неприятные последствия, и, скорее всего, покатятся головы. Может быть, даже ее собственная. Журналисты с радостью накинутся на подобное происшествие с Квинзель в главной роли. Доктор Лиланд терпеть не могла, когда женщин после нападения заставляли заново пройти через мясорубку.

Покачав головой, она подумала, что они перейдут этот мост, когда дойдут до него. Она помогла девушке подняться на ноги и вывела ее из кладовки, сосредоточившись на поиске телефона охраны, чтобы начать аварийный режим изоляции, а потом принести бедной Харлин одежду.



Вернувшись в кабинет, доктор Лиланд налила девушке чаю и дала свободный коричневый свитер, который держала в шкафу на случай, когда в кабинете становилось прохладно. Сидя за столом, она разговаривала по телефону с начальником службы безопасности.

– Нет, доктор, – сказал он. – Джокер до сих пор в камере. Бэтмен сейчас с ним.

Бессмыслица. Если Джокер в камере, то кого она видела на выходе из здания? Девушка до сих пор была слишком расстроена, чтобы говорить о том, что произошло в подсобке. Она тихо плакала и смотрела в чашку чая, держа ее двумя ручками, как маленький ребенок.

– Тогда мне нужен полный подсчет людей в каждой палате, – сказал Лиланд, – Особенно в отделении А. Обязательно...

– Подождите, док, – прервал ее начальник службы безопасности, и она услышала, как на заднем плане говорит кто-то еще. – Похоже, детоубийца пропал, – сказал он. – Его камера пуста.

– Курт Лэнк? – Доктор Лиланд нахмурилась. Из всех пациентов, пытавшихся сбежать, Курт был последним, на кого она могла подумать. Он был так пассивен, настолько смирился со своей судьбой, никогда не сомневался, что заслужил пожизненное заключение в «Аркхеме». Во внешнем мире для него не было ничего.

– Это точно?



– Не двигайся, Курт, – сказала Квинзель, сжимая подбородок Лэнка пальцами и при этом нанося белила на его раскрасневшиеся щеки. В подсобке было мало места, и Джокер несколько раз толкнул ее локтем, пытаясь натянуть на себя слишком узкую юбку-карандаш поверх толстых колготок цвета загара.

– Меня этот план побега не толстит?

Харлин хихикнула и бросила ему длинный светлый парик, который лежал у нее в большой сумке крокодиловой кожи. Еще она выложила коричневые кожаные туфли одиннадцатого размера, которые купила в специализированном магазине, зная, что ее собственные маленькие каблучки будут совершенно бесполезны.

– Не забудь наложить на руки тональный крем, – сказала она. – Конечно, после того, как ты меня свяжешь.

Джокер кивнул. Снимая с задней полки кусок жесткой, заляпанной краской нейлоновой веревки, она тут же натянула колючий зеленый парик на редеющие волосы Лэнка. Ей хотелось, чтобы дешевый парик был кудрявым, как собственные дикие, изумрудно-зеленые локоны Джокера, но придется обойтись. Хорошо бы, чтобы тусклое освещение в камере в сочетании с общей ленью персонала ночной смены сработало в их пользу. Все, что от него требовалось, – это выиграть час или два. Достаточно времени, чтобы исчезнуть в кишащем людьми городе.

Джокер просунул худые руки в белый халат, который был на ней, и чуть-чуть покрутился. Все, что она надела сегодня, было для нее слишком большим, и ей пришлось затянуть одежду, чтобы этого никто не заметил.

– Как я выгляжу? – спросил он.

– Ты не похож на меня, – сказала она, прижимаясь к нему и надевая пропуск ему на шею, – но ты не похож и на себя.

Он отвернулся от нее, отталкивая локтем.

– Не трогай меня, – сказал он с кислой миной, – ты все испортишь.

Обидевшись, но не желая этого показывать, она снова перевела внимание на фальшивого Джокера, перепроверив макияж. Курт стоял в углу, как отключенный автомат, уставившись на свои ботинки. Это было слишком просто.

– Он готов идти, – сказала Харлин, махнув рукой перед пустым, пристальным взглядом мужчины. – Теперь я. Завяжи хорошо и крепко.

Джокер схватил ее за руку и развернул лицом от себя, связал локти, а потом – запястья. Она изогнулась из-за пут и мурлыкнула, как маленький, игривый котенок.

– Прекрати, – сказал Джокер, прижимая ее сначала коленями, а потом животом к холодному бетону и обвивая веревкой лодыжки. – Ты неисправима.

– Как скажете, мистер Джей, – подмигнула она, когда он привязал ее лодыжки к запястьям.

– Готова? – спросил он, держа в руке кляп из связанных вместе тряпок. Харлин улыбнулась ему и резко ударилась лбом о бетон. Звезды затанцевали в ее глазах, и она почувствовала, как по виску течет горячая струйка крови.

– Теперь да, – ответила она.

– Молодец, девочка, – ухмыльнулся Джокер, засовывая пыльную тряпку в рот и завязывая ее за головой.

Она не знала, на что надеялась в тот момент. Что он поклянется ей в вечной любви или что найдет ее на воле, и они будут вместе навсегда? Но он не сказал ни слова. Он просто сунул узловатые ступни в большие туфли на каблуках, растер остатки бежевого тонального крема на руках и запястьях, а затем увел двойника.

Он пинком захлопнул за собой дверь. Ему потребуется меньше минуты, чтобы вернуть фальшивого Джокера в свою камеру. Затем, используя тот же электронный пропуск, которым он открыл дверь своей камеры, он сможет проскользнуть через охрану и выйти прямо через парадную дверь.

В темноте она гадала, увидит ли его когда-нибудь снова.



26



Брюс Уэйн поставил тарелку с пережаренным стейком рибай перед Альфредом Пенниуортом, затем сел напротив него в чудесно обставленной кухне.

Особняк Уэйнов был величественным зданием. Он был построен в яковетинской и тюдорской традициях, из тёмного дерева и камня, кухня также не была исключением. От мраморных столешниц до шкафчиков в стиле шейкер, медной фурнитуры и полки для специй со вставками дерева, которое росло только в Нанда Парбате, эта кухня была легендой в архитектурных кругах.

– Скажи, что ты об этом думаешь, – задумчиво сказал Уэйн. В дополнение к стейку была тарелка жареной спаржи, но ни хлеба, ни других углеводов не подали. Брюс Уэйн поддерживал спортивную диету из мяса и овощей. Он сам приготовил этот поздний обед – даже специально заказал куски мяса у мясника.

– Обязательно скажу.

Пенниуорт отрезал кусок стейка и положил его в рот.

Когда «дворецкий» одобрительно кивнул, Уэйн тоже приступил к еде. Рядом, во встроенном шкафу, портативный телевизор беззвучно показывал обеденные новости. Шел репортаж из Восточного Берлина, где полиция избивала демонстрантов, выступавших за демократию и требовавших положить конец железному правлению СССР.

Двое мужчин молча наблюдали за происходившим, затем продолжили есть.

– Как вы это делаете? – просил Пенниуорт.

– Что?

– Не поддаетесь искушению, – ответил он, показывая на экран. Новость сменилась рекламой средств по уходу за волосами. – Они действуют под прикрытием власти – имей в виду, власти, которую мы здесь сочли бы невыносимой, но мы знаем, что среди правоохранительных органов есть профессионалы, которые наслаждаются насилием. Теряют себя в пылу жестокости.

Уэйн выгнул бровь, держа на вилке кусок говядины, но промолчал.

– Как тут не увлечься, мастер Брюс? – продолжал Пенниуорт. – Как беречь силы, использовать их ровно настолько, чтобы победить врага, но не поддаваться соблазну стать праведным победителем и не уничтожать противника? Спешу добавить, противника, который не проявил бы такой же дисциплинированности, если бы ситуация изменилась на противоположную.

– А как быть с теми, кто совершил гораздо худшее зло, более отвратительные деяния? Кто не спал ночами, вынашивая еще более отвратительные планы убийства и кровопролития? – спросил он. – И ради чего? Временами ради прибыли, но чаще всего просто ради... зла. Вы знаете, о ком я говорю.

– Например, о Двуликом, – сказал Уэйн, позволяя легкой усталости проскользнуть в голосе. – И о Джокере.

Он положил мясо в рот.

– Естественно, – ответил Пенниуорт. – И все же тот, кто исправляет ошибки, в какой бы форме он ни был, должен поступать «по уставу», как напутствовал бы комиссар.

Пенниуорт откусил кусочек овоща и не отказался бы к обеду выпить сухого каберне. Но, поскольку еду приготовил хозяин дома, они оба пили сельтерскую воду, в содовой было слишком много натрия.

Уэйн некоторое время пережевывал, возможно, не только еду, но и слова:

– Чтобы покончить с преступностью в Готэме раз и навсегда, – сказал он, – почему бы не нанять убийцу вроде Дэдшота, не заплатить ему за то, чтобы он всадил высокоскоростные пули в голову Джеремайе Аркхему или Виктору Фрайсу, или настроить какой-нибудь хитроумный зонт Освальда Кобблпота так, чтобы ему снесло голову? Разве это не решило бы проблему навсегда?

– А, значит, не я один обдумывал подобные сценарии, – заметил Пенниуорт.

Уэйн отложил ответ и задумчиво пожевал.

– Что нам мешает использовать такую тактику? – наконец спросил он. – Их индивидуальность, то, что у них внутри, или их качества, привитые обучением и опытом?

– Я не понаслышке знаком с таким режимом, – сказал Пенниуорт, вспоминая свое время в МИ-5. – Никакие тренировки не помешают пересечь черту, если нет силы воли. В самом деле, некоторые используют обучение как предлог для совершения всевозможных гнусных поступков.

– Способности не всегда равны идеалам, – согласился Уэйн. – Мы видели тех, кто злоупотребляет природными талантами. При ближайшем рассмотрении оказывается, что у таких колоссов ноги из глины.

Пенниуорт кивнул. Он знал, что даже Бэтмен был объектом пристального внимания.

Брюс Уэйн обучался у лучших специалистов мира, в том числе у детектива Анри Дюкара и мастера боевых искусств Шихана Мацуды. Несмотря на то, что Дюкар был человеком с замечательными навыками, циничный взгляд француза на применение силы вбил клин между учеником и учителем.

– И все-таки, – заметил Пенниуорт, – вы должны упорно придерживаться своих принципов, даже когда срываете планы этим злодеям, для которых смерть и разрушение – это и цель, и образ жизни.

– Смерть всегда омрачает нашу работу, Альфред, – ответил Уэйн. – От этого никуда не деться.

Пенниуорт уставился на еду:

– Я знаю, что мертвые следуют по пятам, какими бы праведными ни были поступки.

Уэйн посмотрел на него.

– Возможно, так оно и есть, Альфред, – сказал он. – Не важно, чем бы мы не объясняли наши поступки, как бы мы ни были уверены, что роковое решение оправдано, его нельзя отменить. – Он помолчал, глядя мимо стен. – Каким бы понятным ни казалось зло, если мы позволим себе пойти легкой дорогой, уступить безжалостному решению, пути назад не будет. Мы станем не лучше тех, на кого охотимся.

– Тогда как вы объясните поведение своего коллеги из Лиги Справедливости, Спектра? – возразил Пенниуорт. – Похоже, кровожадные решения его вполне устраивают. Может быть, все дело в совершенно белом лице, а?

Уэйн слабо улыбнулся:

– Или комиссара, если уж на то пошло, – настаивал Пенниуорт. – Конечно, было время, когда он был вынужден отнимать жизни, чтобы защитить невинных. Что бы он на это сказал?

– Избрать можно лишь один путь, – ответил Уэйн. – Как только мы его выберем, мы не сможем судить о результатах, пока не дойдем до конца. Но кто может сказать, когда наше путешествие окончится?

– Вы цитируете мастера Чу?

– Субботний утренний мультфильм, – ответил Уэйн с непроницаемым выражением лица, – о собаке, которая разгадывает тайны.

– Да, конечно, – сухо ответил Пенниуорт и откусил еще кусок стейка.



НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ



27



Гэвин Ковакс сидел у себя в хижине и листал выпуск журнала «Охота на бобриков», который вышел несколько месяцев назад, одновременно слушая бейсбольный матч по переносному радио. Он в сотый раз остановился на двухстраничном развороте с фотографией Сьюзи Мустанг, демонстрировавшей свои достоинства в специальном разделе «Девушки-стриптизерши». С ума сойти, эта цыпочка не только раздразнила его, но и отправила на орбиту. Он бы отдал что угодно, лишь бы провести с ней время.

Не только для того, чтобы облапать её, как какой-нибудь подонок из переулка. Нет, сэр, чтобы выпить с ней вина и пообедать, провести с леди свидание. Черт, а ведь когда-то он щеголял в изысканных костюмах и итальянских мокасинах.

А сейчас поглядите – одевается как мелкая сошка.

Задумчиво глядя в пространство, он сделал глоток джина из пластиковой бутылки и равнодушно отметил, что «Рыцари Готэма» заблокировали базы от «Централ Сити Даймондс», выступающих в гостях. В комнату ворвался шум машины, поначалу рычание двигателя было едва слышно. Звук становился все громче, пока не послышался шорох шин по гравию, затем двигатель заглох. Наверно, приехал перспективный клиент, которого прислал один из его старых осведомителей – естественно, с выплатой процента за наводку. Если он все сделает правильно, учитывая, что Гриссома нет в городе, может быть, у него получится заставить покупателя раскошелиться заранее, и он сядет на первый попавшийся поезд из Готэма.

Он посмотрел в окно.

– Вот дерьмо.

Это был старый «Гудзон» эпохи 40-х, длинный, округлый и приземистый, как гигантский жук. Он был полностью реставрирован и окрашен в темно-фиолетовый цвет.

– Черт, – прорычал он. – Проклятый Джокер.

Он инстинктивно оглядел хижину, пытаясь вспомнить, где спрятал револьвер. Может быть, если он выйдет и начнет стрелять...

Но нет, этот ухмыляющийся маньяк оказался слишком живучим – и, честно говоря, после многих лет пьянства он целился уже не так хорошо, как раньше. Пока из машины никто не выходил, но Ковакс знал, что этого было не избежать.

Снаружи поднялся ветер, шевеля опавшие листья и мусор. Он влез в куртку и надел охотничью шапку с наушниками. Лучше вести себя как простак, решил он. Он сделал еще один глоток джина и вышел на улицу с самодовольной ухмылкой на лице:

– Ну, привет.

Слева раздался пронзительный голос.

– Бо-жечки, – сказал он, быстро оказавшись сбоку. Рядом с ним стоял Джокер. Одет он был в основном в пурпур, включая плащ, защищавший его от моросящего дождя. На нем была шляпа с плоскими полями, светлый галстук-шнурок и гетры.

Господи, гетры!

Ковакс, как и собирался, прикинулся дурачком.

– Да, сэр, – ответил бывший полицейский. – Насколько я понимаю, вы приехали на рынок инвестиций. Что же, позвольте заверить вас, это место может приносить бабло – я имею в виду деньги. Вернее, и быть не может.

Похоже, что он нервничает?

– Все ведь любят смеяться и хорошо проводить время, верно я говорю?

– В самом деле, я обожаю хорошо проводить время, – сказал Джокер. Его зубы были безумно большими, как у гиены.

– Эй, а давайте-ка осмотримся, вы не против? – спросил Ковакс. – Позвольте мне включить свет, чтобы нам все было видно. Он поспешил к электрической будке, а когда вернулся к автомобилю, Джокера нигде не было видно.

Где он?

Засунув руки глубоко в карманы, он оглянулся по сторонам, вздрагивая от теней, но мужчины нигде не было видно. Посмотрев вокруг, он понял, насколько сильно это место разрушилось. Он уже собирался вернуться к себе в хижину, когда на полпути послышалось какое-то движение, и он заметил высокий, худощавый силуэт, стоявший возле него и опиравшийся на трость. Он снял шляпу, казалось, не замечая падающих капель.

– Ах! – сказал он, стараясь не выдать волнения. – Вот вы где! Вы воспользовались возможностью и осмотрели территорию, чтобы решить, подходит ли она вам?

Джокер, подбоченясь, рассматривал карнавал.

– Ну, она кричащая, уродливая, и бродяги ее использовали вместо туалета, – сказал он, и сердце Ко- вакса ушло в пятки. – Аттракционы настолько обветшали, что стали опасны для жизни и могут легко покалечить или убить невинных детей.

– А, – сказал Ковакс, – значит, вам не нравится.

Джокер повернулся к нему с восторгом на лице.

– Не нравится? – спросил он. – Да я от нее без ума!

Они прошли по периметру, мимо старых, порванных карнавальных плакатов, рекламирующих «двухголового ребенка» и «трехногого мужчину». Пока они ходили, Джокер, казалось, скользил рядом, его ноги почему-то не шуршали по листьям и утоптанной земле. Примерно половина огней горела, отбрасывая темные тени под безумными углами, пока они проходили мимо карусели и ветхого колеса обозрения, чьи верхние кабинки качались на ветру.

– Вы... Вы правда хотите его купить? – спросил Ковакс. – И цена, о которой я говорил, не слишком высока?

Он шел следом за Джокером.

– Слишком высока? – с притворным недоверием спросил тощий. – Мой дорогой господин, глядя на это, я совершаю убийственную...

– ...и вообще, деньги не проблема, – добавил он. – Не в наши дни.

Да! Ковакс задумался. Это была услада для ушей. Он знал, что у Джокера должны быть припрятаны деньги. Может быть, много. Теперь, если получится просто закрыть сделку...

Они остановились у входа в «Дом Веселья».

– Как насчет прогулки? – предложил Ковакс, подходя ближе.

Джокер посмотрел на мужчину, который был ниже его, и на его бледном лицо расплылась дьявольская ухмылка, волосы же развевались на ветру.

– Да, идемте.

Он пошевелил зелеными бровями, как водевильный комик.



Когда они вышли на улицу, Джокер остановился у одного из автоматов, «Смеющегося клоуна». Он протянул руку в перчатке, и на его лице появилось мрачное выражение.

«Вот черт, – подумал Ковакс, – сейчас он откажется». Нужно было что-то делать, поэтому он забрался на детскую качалку – розового слона с выпученными глазами на гигантской пружине. Раскачиваясь взад-вперед, он старался говорить бодро.

– Знаете, я уверен, что вы не пожалеете об этой покупке, – сказал он. – Парк не настолько обветшал. Некоторые аттракционы еще довольно крепкие...

На лице Джокера заиграла улыбка. Да!

– Правда, тут можно устроить просто головокружительный парк развлечений.

Джокер подошел к Коваксу, положил руку ему на плечо и снова ухмыльнулся. Ковакс был уверен, что только что увернулся от пули.

– О, вы правы, – сказал он. – Ваши прекрасные навыки продажи и красноречие просто вынуждают меня купить это место.

Он хлопнул бывшего полицейского по спине одной рукой и протянул ему другую:

– Давайте пожмем друг другу руки.

Ковакс посмотрел его руку. Не видя в полумраке ничего угрожающего, он тоже протянул свою.

– Э-э... ну, конечно, – сказал он. – С удовольствием.

Они пожали руки. Послышалось жужжание, и последовал щипок. Джокер сиял, как второкурсник, которого только что поцеловала главная болельщица.

– И для меня это удовольствие, – ответил тощий. – Естественно, платить я вам ничего не буду.

Его слова слышались все дальше и дальше, их было трудно разобрать.

– Мои коллеги убедили вашего партнера подписать необходимые документы чуть больше часа назад, – сказал Джокер. У него не было коллег, и он понятия не имел, кому принадлежал карнавал. – Все имущество теперь мое.

Он снял с руки шокер, которого раньше не было, и наклонился к лицу Ковакса.

– Я так понимаю, вас это устраивает?

Тело Ковакса сделалось неподвижным. Он перестал раскачиваться на слоне, и лицо его застыло.

– Вижу, что да, – сказал Джокер, отбрасывая шокер в сторону. – Я так рад. Знаете, когда вы увидите, как преобразится это место, я гарантирую, у вас просто не будет слов. И кстати, – он хихикнул, – гарантия пожизненная.

Джокер повернулся и пошел прочь.

– Ну, мне пора бежать. Надо нанять оборудование и рабочих, которые будут соответствовать общему духу заведения.

Он надел шляпу и ушел, вертя в руках трость.

– И потом, мне еще предстоит проверить свой главный аттракцион. Не стесняйтесь, можете остаться.

Гэвин Ковакс смотрел прямо перед собой. На его лице застыл оскал в виде жуткой улыбки, изо рта потекла кровь, глаза с красными прожилками вылезли из орбит, он ничего не видел, он был мертв.



28



– Я до сих пор не знаю, почему он оставил меня в живых, а всех остальных убил, – сказал Зак. – Безумие, правда? В смысле, ладно, я разрабатываю довольно крутой чип. Я имею в виду, что он важный.

Важный для истории, и профессор Стивенс это знал, – но все равно так грустно думать обо всех, кто умер. Наверное, это можно назвать комплексом выжившего.

Зак знал, что говорит слишком быстро, его слова спотыкались друг о друга, как радостные щенки, но ничего не мог с собой поделать.

– Мне так жаль, Зак. Наверно, тебе очень тяжело.

Ее звали Лиза Макинтош. Дикие каштановые кудри, темные оленьи глаза и очаровательные веснушки. Она была чуть выше его и до сих пор не знала, куда деть свои длинные, ровные конечности. Несмотря на то, что она пыталась скрыть грудь под свободными, объёмными свитерами, у нее точно был размер чашечки С как минимум. Он провел большую часть их совместных занятий, размышляя над вопросом, а везде ли были веснушки, и пытаясь придумать, что умного ей сказать.

Теперь она стояла рядом с ним, перед дверью его комнаты в общежитии, пахла чистым бельем и неизвестными цветами, и все умные мысли просто вылетели в окно. Он нащупал ключ и открыл дверь.

– Хочешь зайти? – спросил он. – В смысле, я могу показать тебе свои схемы. Я просто... я чувствую, что не должен оставаться один в такое время. Сама знаешь, после всех этих происшествий.

Она улыбнулась кривой, неловкой улыбкой и опустила взгляд, скрестив руки на груди. От этого движения подтолкнуло вверх чашечки размера С, так, что в V-образном вырезе ее свитера стала видна грудь. Она покраснела. Это ведь хороший признак, да? То, что девушка краснеет? И она не сказала «нет». Еще один хороший признак. Сработало! Вот он, решил Зак. Его главный шанс.

Он наклонился и поцеловал ее.

Все тело Лизы напряглось, будто ее ударило током, и она издала странный звук, что-то вроде невнятного оха. Она стиснула зубы. Он отстранился, смущенно и стыдливо. Теперь он тоже покраснел. Это точно НЕ хороший признак.

– Лиза, послушай... – начал он.

– Прости, – сказала она. – Пойми, мне жаль, что с тобой такое случилось, правда, просто ты мне не нравишься в таком смысле, Зак.

– Но я думал, ты порвала со Стивом, – сказал Зак, ненавидя себя за то, что его голос внезапно стал высоким и плаксивым.

– Какое это имеет отношение к делу? – Теперь в ее голосе звучал гнев. Ее темные глаза сузились и стали холодными, и он почувствовал себя подавленным и беспомощным. – Думаешь, раз у меня больше нет парня, я должна быть доступна для каждого встречного?

– Конечно, нет, – сказал он, подняв ладони в примирительном жесте и пытаясь изобразить, как он надеялся, обезоруживающую улыбку. – Может, только для меня?

Как только вопрос прозвучал, юноша понял, что это была ошибка.

– Боже, Зак! – Она вытерла рот тыльной стороной ладони, и внутри него что-то умерло. – Ты такой гад. Ты просто не умеешь нормально себя вести.

Она повернулась, чтобы уйти.

– Стой, подожди, – сказал он ей в спину, пока она уходила. – Я просто пошутил...

Она не замедлила шаг.