Рейчел Эббот

СПИ СПОКОЙНО

роман

Пролог

Выходя из шумного, полного посетителей паба, девушка улыбалась. С трудом открыла тяжелую дверь, впустив внутрь ледяное дуновение холодного ветра. Вокруг раздавался смех. Девушка обернулась и крикнула «Пока!», обращаясь ко всем, кто смотрел в ее сторону. Несколько человек вскинули руки в прощальном жесте, но большинство продолжали увлеченно поглощать свои напитки или активно жестикулировать, рассказывая всем, готовым слушать, очередную забавную историю.

Уютный желтый свет и веселые голоса молодых людей остались за захлопнувшейся дверью. На улице давно стемнело, а контраст между оживленным гулом голосов и ночной тишиной был так велик, будто она с разбегу нырнула в ледяную воду. Несколько секунд девушка стояла неподвижно.

Было начало зимы, и от свежего морозца пробирала дрожь. Девушка плотнее обернула шарф вокруг шеи и для тепла обхватила себя руками. Все-таки надо купить пальто, но только красивое, чтобы не стыдно было выйти в люди. Девушка улыбнулась собственному тщеславию и напомнила себе, что до дома всего пятнадцать минут хода. Если идти быстро, замерзнуть не успеешь.

Дверь в паб снова распахнулась, на секунду нарушив тишину, и мокрый тротуар засиял янтарным блеском. Из теплого бара доносилась громкая музыка. Вдруг девушке показалось, что ее окликнули по имени, но дверь тут же захлопнулась, и вокруг опять стало тихо.

В этот час прохожих на улицах Манчестера было мало, да и те шагали торопливо, спеша поскорее укрыться в домах. Ничего удивительного — пасмурная погода и ранние заморозки не располагали к прогулкам.

В нескольких ярдах от паба остановилась пара. Молодая женщина обхватила мужчину за шею и привстала на цыпочки, прижимаясь к нему всем телом. Казалось, от их поцелуя стало чуточку теплее. Глядя на них, девушка улыбнулась. Любить — это же так прекрасно! Она и ее молодой человек недавно начали жить вместе, и девушка еще никогда не была так счастлива.

Она дошла до пересечения с главной дорогой и остановилась на перекрестке. Сейчас машин было не много, но движение здесь всегда было оживленное. Перебежав через дорогу, она зашагала по другой стороне, по тихим улочкам вдали от общежитий и новостроек. Когда они нашли эту квартиру в старинном доме Викторианской эпохи, девушка пришла в восторг. Весь первый этаж был в полном распоряжении новых жильцов, и хотя апартаменты им достались немного запущенные, но скоро они наведут порядок. А лучше всего было то, что дом располагался на прелестной, спокойной зеленой улочке и его отгораживали от дороги деревья.

Девушка повернула. Маленький парк справа, в котором целыми днями играли дети, ночью был совершенно пуст, только бесшумно покачивались пустые качели.

В туфлях на плоской подошве она шла почти неслышно, и у нее возникло странное ощущение, будто она не в городе, а где-то далеко от людей. На ходу девушка искала взглядом окна домов, но большинство скрывали от дороги изгороди, а в тех, что удалось разглядеть, свет не горел, лишь отражались фонари, только усиливая зловещее ощущение.

Девушка чувствовала, что она здесь не одна. Сама не знала почему. Она не слышала шагов, не видела тени — ничего подобного. Дело было в другом. Она ощущала спиной чей-то взгляд.

Все тело напряглось, по коже побежали мурашки. Что делать — бежать? А если этот человек кинется вдогонку и схватит ее? Зайти в чужой дом? А вдруг он догонит ее до того, как она успеет захлопнуть за собой дверь? Надо ли дать понять, что заметила слежку? Может, обернуться? Или это, наоборот, спровоцирует его? Девушка не знала.

Но этот человек был близко. Вопрос в том, насколько… Не успев подумать, правильно ли поступает, она лихорадочно осмотрелась. Улица была пуста. Если он не идет за ней следом, значит, где-то притаился. Девушка оглянулась на парк и вспомнила, как покачивались качели. Наверное, сейчас он идет вровень с ней, прячась за темными изгородями.

И тут девушка вспомнила кое-что еще. В пабе, среди смеха и веселья, у нее вдруг возникло неприятное чувство. Развернувшись на барном стуле, она ожидала увидеть за спиной незнакомца. Но рядом никого не было. Никто не смотрел в ее сторону. Тогда она просто отмахнулась от дурного предчувствия и продолжила наслаждаться вечером. Но в этот раз было точно так же. Она чувствовала то же самое.

Впереди маячил вход в парк. Если неизвестный подстерегает ее там, лучше места, чтобы напасть, не придумаешь. Оставалось несколько секунд, чтобы продумать план действий. Девушка решила сделать вид, будто ни о чем не подозревает, а как только поравняется с воротами, сразу побежит со всех ног. А если надо будет, и крик поднимет. Еще два шага… Девушка перестала обхватывать себя за бока и опустила руки. Она уже видела угол своей улицы, но там было еще темнее, и толстые стволы деревьев, которые так ей нравились, отбрасывали глубокие тени на узкий тротуар, а голые черные ветки сливались с ночным небом. На старт, внимание, марш.

Девушка побоялась оглянуться на открытые ворота парка и не знала, преследует ее кто-то или нет. В любом случае все звуки заглушал топот ее собственных ног и тяжелое, прерывистое дыхание. До угла оставалось десять метров, когда это случилось. Еще немного, и девушка была бы в безопасности.

Из-за черных деревьев шагнула темная фигура и застыла, широко расставив ноги. Готовясь поймать ее.

Часть I. ОЛИВИЯ

Глава 1

Пронзительная трель звонка нарушает мрачную тишину дома, и я перестаю ходить из угла в угол. Меня охватывает отчаянная надежда. Вдруг это Роберт? Забыл ключи, вот и звонит? Но нет. Я знаю, кто пришел. Полицейские. Сама их вызвала.

Я должна была предвидеть, что это произойдет. Должна была догадаться. Все поведение Роберта говорило об этом, не хватало лишь слов. Прошло три часа с тех пор, как он уехал с детьми, и каждая частичка моего тела изнемогает от боли потери. Где мои дети? Вдруг произошел несчастный случай? О боже, только не это. Мысль поражает как удар. Я закрываю глаза. Передо мной, как живые, встают картины — дети на заднем сиденье машины Роберта, в какой-нибудь темной канаве. Кто-то несся на бешеной скорости и спровоцировал аварию. Помочь некому. Вижу на личиках детей кровь и надеюсь услышать плач: это означало бы, что они живы. Но не слышу ничего, кроме доносящегося через открытое окно птичьего чириканья. Роберту в моем видении места не нашлось.

Но, как бы ни страшны были порожденные воображением образы, я понимаю, что на самом деле никакой аварии не произошло. Все гораздо, гораздо хуже.

Открываю дверь. На пороге стоит молодой широкоплечий констебль. В бронежилете и рубашке с короткими рукавами выглядит сильным и уверенным. Заранее знаю, какие вопросы он будет задавать. Я это уже проходила. Все будет, как в прошлый раз.

Интересно, знает ли он, кто я? Известно ли ему, что позвонившая сегодня Оливия Брукс и Лив Хант, которая семь лет назад заявила о пропаже гражданского мужа, — одно и то же лицо? Впрочем, какое это имеет значение?

Даже спустя столько лет мне снятся кошмары о той ужасной ночи. Каждый раз просыпаюсь в ледяном поту. Он позвонил, когда выходил из университетской лаборатории, сказал, что скоро будет дома. Идти недалеко, но прошло два часа, а он все не появлялся. Я места себе не находила. Прижимала к себе маленькую дочку, шептала: «Зайка, папа сейчас придет». Жасмин, естественно, ничего не понимала. Ей тогда было всего два месяца. Конечно, я говорила неправду. Папа домой не вернулся. Больше я его не видела.

Думала, ничто не может быть хуже страха, который я испытала в ту ночь, и долгих часов ожидания, когда я гадала, что могло случиться с моим милым Дэном. Но я ошиблась — на этот раз все было гораздо хуже. Страх походил на твердый шар, болезненно колотившийся в грудной клетке, и боль отдавалась по всему телу.

Полицейский, конечно, хочет знать подробности. Понять, отчего я так встревожилась. Дети с отцом, значит, для беспокойства нет причин. Пробовала ли я звонить ему на мобильный? Даже не удостаиваю констебля ответом.

Роберт ушел в шесть. Сказал, что собирается свозить детей в пиццерию. Порывалась ехать с ними, но Роберт хотел побыть с детьми наедине и настоял на своем. Сейчас даже думать тошно, но тогда я обрадовалась. Учитывая, как развивались наши отношения, я подумала, что это хорошая подготовка к будущим изменениям в жизни детей, когда мы расстанемся. Поэтому я отпустила их.

В первый час я не тревожилась. Не ждала, что они вернутся так быстро, и просто занималась делами. Роберт пиццу есть не станет — захочет поужинать со мной, когда дети лягут спать. Вот и решила приготовить чили — одно из его любимых блюд — в качестве благодарности.

Но вот все дела были переделаны, и я вернулась в гостиную, но там было слишком пусто. Привыкла, что днем кто-то из детей всегда рядом. Жасмин, конечно, уже ходит в школу, но Фредди всего два годика, поэтому он дома, со мной, а Билли отдаю в детский сад только на утро.

Казалось, будто из дома выкачали весь воздух, осталась только холодная пустота. Окинув гостиную свежим взглядом, с которого наконец спала пелена, понимаю, какое стерильное пространство мы создали. Эту цветовую гамму даже нейтральной назвать — преувеличение. Ни единого цветного пятна, ни одной личной вещи на видном месте. Ни фотографии ребенка, ни безделушки, купленной просто потому, что понравилась. Картины выбраны не из-за чувств, которые они пробуждают, а исключительно по цветовому признаку, чтобы сливались с безликой обстановкой. Все аксессуары подобраны по размеру, чтобы создать идеальный баланс. И конечно же Роберт не любит, когда в гостиной валяются игрушки.

Что можно сказать о человеке, который так оформил комнату? Вообще ничего. Вероятно, Роберта потянуло на нейтральное после стольких лет жизни в моей квартире, где оранжевые стены и изумрудно-зеленые пледы мирно сосуществовали в веселой гармонии. Но эти цвета излучали радость. А что излучает наша нынешняя гостиная? Правильно, ничего.

Я ответила на все вопросы полицейского. Тот вариант, что после ужина в пиццерии Роберт мог поехать с детьми в гости к родственникам или друзьям, мы исключили. Ни у меня, ни у Роберта родственников нет. Мои родители умерли давно, когда Жас была еще маленькая, а Роберт своего отца не знал. Мать потерял в детстве. У нас обоих ни братьев, ни сестер. Вот они, сухие факты, которые никак нас не характеризуют. Но как объяснить, что у нас нет ни единого друга? Почему мы живем так уединенно и замкнуто? На самом деле я знаю ответ на этот вопрос. Роберт хочет, чтобы я общалась только с ним. Ни с кем не желает меня делить.

Могла бы сразу понять, что дело нечисто. С каких пор Роберт начал проводить время с детьми без меня? Он этого никогда не делал. Надо было вовремя обратить внимание на тревожные признаки, и тогда я смогла бы остановить его, пока не поздно. «Оливия, — говорил Роберт. — Я просто хочу сводить их в пиццерию. Что ж тут удивительного? Некоторые отцы только так и видятся с детьми».

Неужели это был намек, и Роберт догадался о моих намерениях? Будь на его месте другой мужчина, я бы еще могла предположить, что он смирился с неизбежным уходом жены и хочет доказать, что справится и без нее. Но речь идет не о каком-то абстрактном мужчине, а о Роберте. С ним никогда не бывает просто.

Уже прокрутила в голове все возможные сценарии, и каждый повергает в ужас. Не знаю, что хуже — страх, что с детьми что-то случилось, или другие мои опасения. Те, которые я даже не решаюсь выразить словами.

Глава 2

Уже начало двенадцатого. Прошло пять часов с тех пор, как я в последний раз обнимала Фредди, ощущала его тепло, вдыхала самый приятный запах на свете. Одна мысль о том, что мой малыш напуган, невыносима. А Билли? Ему пора спать. Он всегда капризничает, когда устает. И моя милая Жасмин конечно же хочет домой, к маме. Она не любит расставаться со мной надолго, и вообще слишком осторожна для семилетней девочки. Только бы Роберт вернул их живыми и здоровыми! Тогда я сразу выброшу из головы все вздорные мысли о разводе. Научусь жить под постоянной слежкой, лишь бы с детьми все было в порядке.

Привези их домой, Роберт…

Полиция осматривает дом — совсем как в тот раз, когда пропал Дэн. Неужели думают, будто я их нарочно прячу? Потом полицейские ушли, начали стучать в двери, будить соседей. Не видел ли кто чего-нибудь подозрительного? Не располагает ли важной информацией? Потом приехали полицейские более высокого ранга — детективы.

— Миссис Брукс, — прерывает мои раздумья чей-то голос. Поднимаю взгляд и встречаюсь глазами с женщиной, лицо которой выражает сочувствие. На вид примерно моего возраста, но наверняка старше, потому что все обращаются к ней «мэм». — Не возражаете, если буду называть вас по имени? Меня зовут Филиппа. Боюсь, мы обзвонили все ближайшие пиццерии, но никто не видел вашего мужа и детей.

— Может, они передумали и решили поесть гамбургеров? Они ведь могли поехать в другое место, правда?

Я цепляюсь за соломинку, и мы все это понимаем.

— Почему вы не поехали с ними, Оливия?

Что я могу ответить? Не знаю. Раньше Роберт никуда не водил детей. Сама не понимаю отчего, но чувствую острую потребность что-то придумать, соврать.

— Роберт сказал, что у меня усталый вид и мне надо отдохнуть. Хотел помочь…

— Вы действительно сильно устаете? У вас нервная работа? Или дети плохо себя вели?

На что она намекает — я сама решила избавиться от детей?!

— У меня очень хорошие, послушные дети. И я не работаю. Хватает дел по дому — забочусь о малышах и о Роберте.

Вообще-то никогда не работала — если не считать нескольких месяцев до рождения Жасмин. Но когда закончился декретный отпуск, Роберт сделал мне предложение. Он был против того, чтобы я возвращалась на работу. Хотел, чтобы жена уделяла время только ему. Тогда я не возражала. Но теперь сомневаюсь, правильное ли приняла решение. Устраивает ли меня тот факт, что как отдельная личность я ничего собой не представляю.

Вопросы сыплются один за другим. Так и хочется закричать: «Хватит спрашивать всякие глупости! Найдите моих детей!»

— Извините, что приходится вас об этом просить, но не могли бы вы подняться наверх с одним из наших офицеров? Нужно проверить, не пропало ли что-нибудь из детских вещей. Одежда, любимые игрушки, книги. Сами понимаете.

Нет, не понимаю. Совершенно ошарашенная, молча смотрю на нее. С какой стати что-то должно было пропасть? Встаю с дивана и с трудом удерживаю равновесие. Чувствую себя раза в три старше, чем на самом деле. С чего вдруг они заговорили о пропавших вещах? Эта мысль вертится в голове, точно заевшая пластинка.

Один из офицеров идет со мной наверх. Лицо кажется знакомым, но где его видела, не помню. Хотя какое это имеет значение? Решаю начать с комнаты Жасмин. Она девочка аккуратная. Если что-то исчезло, сразу будет заметно. Подхожу к кровати и поднимаю покрывало, ожидая увидеть на подушке Лотти, тряпичную куклу Жас. Ее там нет. Сдергиваю одеяло. Где она? Даже в свои семь лет Жас продолжает спать с Лотти. Но куклы нигде не видно. Совершенно убитая, поворачиваюсь к полицейскому, но тот лишь молча глядит на меня.

Медленно приближаюсь к одежному шкафу. Не могу заставить себя открыть дверцу. Но полицейский не сводит с меня глаз. Нерешительно берусь за ручку, будто надеясь, что, пока тяну время, что-то изменится. Розовый рюкзак Жасмин исчез со своей полки. И тут я, как одержимая, принимаюсь двигать пустые вешалки туда-сюда и выдергивать ящики.

— Нет! — рыдаю я, превращая одно короткое слово в протяжный вопль. Куда делась одежда Жасмин?

Слышу на лестнице торопливые шаги, и в дверь заглядывает Филиппа. Подходит ко мне и берет за руку. Вопросов не задает — по моему лицу и так все ясно. Случилось именно то, чего я боялась. Роберт забрал моих детей.

Глава 3

Том Дуглас устало поднялся из-за стола и потянулся, вскинув руки над головой. С тех пор как его начальник Джеймс Синклер досрочно ушел в отставку по состоянию здоровья, служба в столичной полиции стала уже не та. Новый начальник справлялся неплохо, но, на вкус Тома, слишком увлекался бюрократией. И проблема была даже не в том, что он железной рукой контролировал бюджет. В конце концов, это его прямая обязанность. Но создавалось впечатление, что и преступления он тоже хочет расследовать при помощи бумажных расчетов. Будто существует волшебная формула, которая поможет с точностью вычислить преступника.

Том согласился на должность в столичной полиции только для того, чтобы быть поближе к дочери, Люси. Его бывшая жена Кейт после развода переехала в Лондон, и Том последовал за ними. Конечно, служба была во многих отношениях завидная, но в целом Тома в Лондоне ничто не удерживало. После расставания с новым мужчиной Кейт увезла Люси обратно на северо-запад. Том сам не понимал, почему он до сих пор здесь, и очень скучал по маленькой дочери.

Снял кожаную куртку со спинки кресла и взял ключи. В этот поздний час остальные уже разошлись, и, хотя Тома не слишком тянуло в пустую квартиру, необходимо было выспаться. И поесть — готовка была одной из немногих радостей, оставшихся в жизни Тома. Он задумался, что бы приготовить на поздний ужин.

Не успел Том выключить лампу на письменном столе, как зазвонил телефон. Несколько секунд он сердито смотрел на трубку, но понимал, что ответить надо. Том был не из тех, кто способен повернуться спиной к трезвонящему аппарату и просто уйти.

— Старший инспектор полиции Дуглас.

— Том, как хорошо, что я тебя застала! Это я, Филиппа Стенли. Надеюсь, не отвлекаю? Нужна кое-какая информация.

Услышав это имя, Том сразу понял, что разговор предстоит долгий, поэтому выдвинул стул и сел, бросив куртку и ключи обратно на стол. Перед тем как Том уехал из Манчестера, Филиппа была одной из его подчиненных, а теперь успела дослужиться до одного с ним уровня. Эта женщина двигалась по карьерной лестнице семимильными шагами и явно намеревалась достичь вершины.

— Привет, Филиппа. Рад тебя слышать. Чем могу помочь? — спросил Том.

— Хочу узнать про одно старое дело — если конкретно, семилетней давности. Кажется, в тот день тебя подвозил до дома констебль Райан Типпеттс, но по пути вам пришлось задержаться и отправиться к женщине по имени Оливия Хант, которая заявила о пропаже сожителя.

Сразу стало ясно, что на дружескую болтовню и обмен новостями рассчитывать не приходится. Филиппа, как всегда, думала только о работе. Том так и видел ее перед собой. Одета в ту же «униформу», что и обычно: белая блузка, у которой расстегнута только одна верхняя пуговица, темно-синяя юбка прямого кроя и элегантные, но строгие туфли — мама Тома назвала бы их «выходными». Короткие, блестящие темные волосы заправлены за уши, и никакого макияжа — только помада телесного цвета. Филиппа всегда выглядела нарядно и женственно, но считать ее привлекательной мешала властная, повелительная манера держаться.

— Наверное, удивишься, но я довольно хорошо помню этот случай. Имя забыл, но, если ничего не путаю, у этой девушки был ребенок, который ревел не умолкая, и она настаивала, что с ее молодым человеком что-то случилось. А когда Райан узнал, что пропавший мусульманин, начал вести себя так, будто это все объясняет. Мол, парень лежит избитый где-нибудь в темном переулке. Глупые предрассудки, и больше ничего. Я, само собой, провел с ним разъяснительную работу и заставил извиниться перед девушкой. Так что ты хотела узнать?

— Какое впечатление у тебя сложилось об этой девушке? Оливии Хант? — спросила Филиппа.

— А в чем дело? Что-то случилось? — спросил Том. История давняя, и в архивах есть все подробности, но Филиппа не станет задавать вопросы без причины.

— Потом объясню, а сейчас мне нужно твое непредубежденное мнение. Расскажи все, что помнишь. Пробовала обсуждать эту тему с Райаном. Он теперь детектив, хотя не представляю, кому пришло в голову его повысить. Самомнение все такое же раздутое, считает себя непризнанным гением, но как был ни на что не годным, так и остался. Подумала, от тебя толку будет больше.

Том не знал, считать эту фразу комплиментом или наоборот, но решил не обращать внимания. Дело, о котором говорила Филиппа, и впрямь было странным, но не из-за того, что произошло в ту ночь, а из-за событий, случившихся позже.

— Как я уже сказал, она вызвала полицию, потому что ее гражданский муж — если не ошибаюсь, иранец — не вернулся домой. Было не очень поздно, и мы решили, что, скорее всего, парень просто заскочил по дороге в паб и к утру явится как миленький, еще прощения просить будет. Но, по словам девушки, его религия запрещает алкоголь, и молодой человек капли в рот не берет. Мы объявили молодого человека пропавшим, но потом отследили движение средств на его кредитном счете. Оказалось, он купил билет на поезд из Манчестера в Лондон и тем же вечером забронировал место в самолете до Австралии. А через некоторое время прислал гражданской жене эсэмэску — кажется, просил прощения. Сообщение было отправлено приблизительно из того района, где располагается аэропорт Хитроу. Если хочешь, можешь сама проверить. Насколько помню, тем рейсом он так и не улетел, но приобрел билет с открытой датой, так что мог отбыть в любое время. А после того, как пропавший вышел на связь с Оливией, продолжать расследование не было оснований.

— Ты почти дословно процитировал документы. Восхищаюсь твоей памятью.

— Ну, — усмехнулся Том, — вряд ли так хорошо запомнил бы эту историю, если бы на том все и закончилось. Думаю, ты в курсе, что произошло через два месяца?

— Я ознакомилась с делом, но хочу услышать это от тебя.

Том примолк. У него перед глазами так и стояла заплаканная Оливия Хант, в глазах которой читалось такое отчаяние, что казалось нелепым рассматривать ее как возможную подозреваемую, но формальность есть формальность.

— Она продала квартиру и собиралась поселиться у родителей. Насколько помню, делала она это неохотно, скорее по необходимости. В день переезда она поехала к ним домой, чтобы узнать, почему ее отец опаздывает, — кажется, он обещал приехать на грузовой машине, чтобы перевезти вещи. Оливия Хант обнаружила родителей в спальне. Причина смерти — отравление моноксидом углерода. Неисправный бойлер плюс заблокированное вентиляционное отверстие. Мы расследовали все обстоятельства и очень внимательно наблюдали за Оливией. Картина складывалась подозрительная — за два месяца потерять и гражданского мужа, и родителей… Настораживал тот факт, что молодой человек внес достаточно большую предоплату за квартиру — на имя Оливии Хант. Кроме того, она была единственной, кто упоминался в завещании ее родителей. Через Министерство иностранных дел мы пытались разыскать семью гражданского мужа… его ведь, кажется, Дэном звали?

— Дануш Джахандер, — уточнила Филиппа.

— Точно. Хотели выяснить, известно ли им что-то о его местонахождении. В то время отношения между Великобританией и Ираном были напряженные, так что прояснить ситуацию не удалось. Оливия пережила серьезнейшее потрясение, когда гражданский муж бросил ее с младенцем на руках, а после смерти родителей была совершенно уничтожена. Твердила, что отец всегда был зациклен на безопасности и ничего подобного произойти попросту не могло.

— Но доказать, что несчастный случай подстроен — Оливией или кем-то другим, — не удалось.

— Верно, — согласился Том. — Просто трагическая случайность. Оливия была совершенно раздавлена. Тем утром она съехала из проданной квартиры. Оливия не могла себе позволить оставаться в доме родителей, да и не хотела. Кроме того, ей нужно было думать о ребенке. Но, если ничего не путаю, человек, который купил квартиру, позволил ей остаться. У него было другое жилье, поэтому Оливия попросту вернулась в свою старую квартиру. Больше о новом хозяине ничего не помню.

— Его звали Роберт Брукс, и через некоторое время он женился на ней.

— Хоть одна хорошая новость, — улыбнулся Том. — Но вся эта информация есть в документах. Что конкретно тебя интересует?

— Расскажи, какое впечатление она на тебя произвела. Я спрашиваю не об уликах, а о поведении этой женщины. Как тебе показалось, ей можно доверять? Может, ты заметил признаки фальши, притворства?

— Хорошо, я отвечу, но сначала объясни, в чем дело, — ответил Том.

— Сейчас я в ее доме. На этот раз пропал Роберт Брукс. А вместе с ним — трое ее детей.

Глава 4

Полицейские задают вопросы о Роберте, их интересуют наши отношения. Но как объяснить то, чего сама толком не понимаю? Определенно могу сказать только одно: Роберт был рядом в самое тяжелое время в моей жизни. Сначала я потеряла Дэна, а потом, всего через два месяца, родителей. Оба умерли. Одновременно.

Не знаю, что делала бы без Роберта. Тогда я его совсем не знала. Для меня он был просто человеком, купившим мою квартиру, но удивительным образом Роберт как будто понимал, что мне нужно, и поддержал в эти страшные дни.

Когда Дэн покинул меня, я была сама не своя и ходила точно в тумане. Единственное, что осознавала, — придется продать квартиру, в которой мы жили. Я не могла позволить себе там оставаться, и каждый уголок напоминал о Дэне — мебель, которую мы покупали в магазинах подержанных вещей и на гаражных распродажах, ужасная бледно-розовая краска, которую мы взяли для кухни только потому, что ее раздавали бесплатно… Здесь меня повсюду окружали воспоминания. Но идти было некуда. У нас с дочкой оставался один путь — поселиться у моих родителей. Конечно, я любила их всем сердцем, но не знала, как мы сумеем ужиться.

Тем холодным, морозным днем, когда Роберт приехал занять свою новую квартиру, я была все еще там, стояла в коридоре рядом с коляской в окружении коробок и ждала папу. Тогда я еще не знала, что больше его не увижу.

Роберт был единственным человеком, знавшим, как поступить. Он позволил мне остаться и отложил переезд на два месяца. Иногда заикалась о поисках нового жилья, но Роберт и слышать ничего не желал, а когда все же съехал со старой квартиры, предоставил в наше распоряжение свободную спальню. Даже похороны организовал, и продажу дома взял на себя.

Понимаю, я перед Робертом в долгу, и очень ему благодарна. Без него я бы пропала, но даже в те дни он, ни слова не говоря, давал понять, что в обмен на помощь требует похвал и признания. Со временем я начала от этого уставать.

А еще он постоянно наблюдает, прямо-таки следит за мной. Даже когда дети дурачатся, он смотрит не на них. Нет, глаза Роберта устремлены на меня, он улыбается, когда улыбаюсь я. Если выхожу из комнаты, каждый раз глядит мне вслед. Чувствую спиной его взгляд. А когда возвращаюсь, Роберт по-прежнему смотрит на дверь, будто все это время глаз с нее не сводил.

Вот почему у нас нет друзей. Несколько раз пытались общаться с другими парами, но Роберт не обращает внимания ни на кого, кроме меня. Если говорю с женщиной, потом Роберт хочет знать, о чем шла речь, и по пути домой мне устраивают настоящий допрос, заставляя пересказывать беседу слово в слово. А если меня угораздит заговорить с мужчиной, Роберт сразу бьет тревогу.

В первый раз за много лет скучаю по Софи. Она была моей лучшей подругой, почти сестрой. Вспоминаю ее заразительный смех, веселый взгляд, и на сердце становится теплее, но это ощущение исчезает так же быстро, как и появилось.

Когда познакомилась с Софи, все вокруг сразу засияло яркими красками. Жизнь превратилась в увлекательное приключение. На полном серьезе верила, что наша дружба нерушима, но Софи всегда мечтала служить в армии, и спустя несколько недель после окончания университета отправилась проходить подготовку в Сандхерст. Так Софи исчезла из моей жизни, и с тех пор ее место никто не занял.

Поэтому теперь сижу здесь совсем одна, и в голове крутится единственная мысль.

Где мои дети?



Чувствую, что полиция начала беспокоиться всерьез. Уже утро, но никаких результатов поиски не дали. Меня бьет непрекращающаяся дрожь. Ладони в поту, пальцы трясутся. Каждый раз, когда мне предлагают чашку чая или кофе, вынуждена отказываться: боюсь, что не удержу в руках. Общее настроение неуловимым образом изменилось. В воздухе витает нервозность. Теперь у них есть все основания тревожиться за безопасность моих детей. Филиппа сказала, что сейчас проверяют записи камер видеонаблюдения на всех крупных шоссе. По предыдущему опыту знаю — в таких делах самую важную роль играют первые сутки. Но у Филиппы хватает такта не напоминать об этом.

Как только обнаружили, что часть детской одежды пропала, сразу начали спрашивать о загранпаспортах. Думают, будто Роберт похитил их, чтобы вывезти детей из страны, — конфликты из-за права опекунства и все в таком духе. Но у детей загранпаспортов нет, и у меня тоже. Отдыхать в теплые страны мы не ездим. Нам нравится Энглси, остров у северо-западных берегов Уэльса. Добираться всего два часа, к тому же там мы все знаем.

Филиппа снова садится рядом со мной. Каждый раз, когда она так делает, начинаю нервничать. Жду плохих новостей.

— Оливия, пора сообщить об исчезновении детей в прессу. Они, конечно, с отцом, но нам до сих пор не удалось напасть на его след. Вчера вы дали нам снимок, на котором малыши все вместе, но не могли бы вы поискать другие фотографии? Для объявлений нужны отдельные снимки.

Встаю, хотя ноги едва держат, и достаю из комода коробку с фотографиями. Не уверена, что в состоянии смотреть на них. Этой боли мне не вынести. Если бы произошла авария, их бы давно уже нашли, верно? Вдруг дети в больнице, плачут, зовут маму и не понимают, почему она не идет? Зачем я вообще представляю эти рвущие душу картины? Знаю же, что не было никакой аварии.

Несу коробку к столу, но на полу валяется чье-то упавшее пальто. Бреду, как в тумане, и, естественно, спотыкаюсь. Равновесие сохранить удается, но фотографии разлетаются по всей комнате.

Я узнала мужчину, который придержал меня за руку, не дав упасть. Наконец вспомнила, где его видела, — это один из полицейских, которые приезжали, когда Дэн не вернулся домой. Мне он не понравился — все заглядывал под кровати и шкафы, будто думал, что Дэн притаился где-то в квартире. Впрочем, это, наверное, такая процедура. Как зовут полицейского, забыла, но тут Филиппа поинтересовалась:

— Это ваше пальто, детектив Типпеттс?

Типпеттс. Точно. Фамилия неблагозвучная, да и внешность соответствующая — острый нос, маленькие крысиные глазки. Хорошо все-таки, что расследованием руководит не он.

Опускаю взгляд и вижу раскиданные по полу фотографии. Ноги сразу подкашиваются, хватаюсь за спинку дивана. Отовсюду на меня смотрят мои дети — веселые, улыбающиеся… А ближе всех — фотография Дануша. Много лет избегала на нее смотреть, и теперь от одного вида перехватывает дыхание. Вглядываюсь в каждую черточку лица. Вьющиеся черные волосы до плеч зачесаны назад, чтобы не мешали, темно-карие глаза искрятся весельем, а полные губы расплылись в улыбке, адресованной хорошенькой юной девушке с длинными светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. На голове у нее — кремовая кепка-гаврош, сбоку украшенная блестящей пряжкой. Филиппа смотрит на меня, потом снова на фотографию.

— Это вы? — наконец спрашивает она, не в силах скрыть удивления. Да, это была я. В то время проходила стадию увлечения головными уборами. Пыталась приобщить Софи, даже готова была одолжить свою любимую черную шляпу-федору, но подруга заявила, что ее головы не коснется ничего, кроме офицерской фуражки, да и то исключительно если прикажут.

Роберт ни разу не встречал Софи. И вдруг осознаю — а ведь с Лив он тоже незнаком. Роберт знает только Оливию — добропорядочную, скучную Оливию.

Гляжу на фотографию Дэна. Что бы он подумал о женщине, которая сейчас стоит перед ним? Волосы такие же длинные, но цвет изменился — из яркой блондинки превратилась в скромную шатенку. Страсть к ярким нарядам исчезла вместе с бесстрашием и авантюрной жилкой. Мы с Софи чего только не вытворяли, и Дэн нас горячо поддерживал, хотя сам держался в стороне. Были и прыжки с парашютом в целях сбора средств на благотворительность, и тарзанка на мосту. Но теперь понимаю, что безнадежно увязла в болоте серости и заурядности. Как я вообще это допустила? Когда потеряла саму себя?

Принимаю решение — если дети вернутся… Нет, неправильно — когда они вернутся, я снова стану собой прежней. Найду способ вернуть индивидуальность. Получается, проблема не в том, что Роберт скучный человек. Если кто-то здесь и скучный, то я.

Прячу фотографию Дануша в карман джинсов. Когда Роберт вернется домой, вряд ли будет рад ее увидеть. А вернется он обязательно — по-другому и быть не может.



Поверить не могу, что уснула. Мне советовали пойти в спальню и прилечь, но я отказывалась, хотя в гостиной от переговаривающихся полицейских было не протолкнуться. Но усталость взяла свое — а может, моему измученному организму просто необходима была передышка.

Просыпаюсь оттого, что кто-то громко раздает всем присутствующим инструкции. Приглушенные голоса, полные напряжения и тревоги, сменяются бодрыми, торопливыми.

— Отменить брифинг для прессы! Никаких комментариев, в курс дела будем вводить позже.

Никто не заметил, что я проснулась, но из-за лихорадочной атмосферы остатки сна как рукой сняло. Пустота внутри наполняется чем-то, до боли похожим на надежду. Сажусь прямо. Филиппа поворачивается в мою сторону и обводит комнату взглядом, призывая всех к молчанию. Все послушно затихают и выходят. Филиппа снова садится рядом со мной.

— Хорошие новости, Оливия. Машину вашего мужа зафиксировали камеры видеонаблюдения в Северном Уэльсе. Точно разглядеть не удалось, но, кажется, дети тоже находились в автомобиле. Это было несколько часов назад. С тех пор мы его не видели, но подключили к поискам местную полицию.

Мое первое чувство — облегчение. Дети живы. Слава богу. Но когда осознаю, что это может значить… О нет, Роберт. Только не это.

— Где его видели? Где конкретно в Северном Уэльсе? Вы уверены, что это был он?

Филиппа слышит в моем голосе страх, но хладнокровия не теряет.

— Ваш муж ехал по мосту через Менай, который соединяет Уэльс и остров Энглси. Мы на сто процентов уверены, что это была его машина. Не догадываетесь, куда он мог направляться? С тех пор автомобиль вашего мужа в поле зрения камер не попадал. Это в высшей степени странно.

Филиппа обеспокоенно смотрит на меня.

— Он едет проселочными дорогами, — отвечаю я. — Говорит, глупо путешествовать большими магистралями, когда есть пути намного интереснее. — Не удержавшись, спрашиваю: — Как думаете, Роберт может добраться до Холихеда, ни разу не проехав мимо камеры?

— Понимаю, что вас тревожит. Боитесь, он мог отправиться в порт и сесть на паром? — Филиппа берет меня за руку. — Не волнуйтесь. Наши люди отслеживают информацию обо всех пассажирах. Чтобы попасть в Ирландию, загранпаспорт не нужен, но без документа, удостоверяющего личность, не обойтись. На имя Роберта Брукса билетов приобретено не было.

Филиппа поворачивается и пристально вглядывается в мое лицо, а я стараюсь сосредоточиться на разговоре и подавить нарастающую тревогу.

— По-моему, вы что-то недоговариваете, Оливия, — произносит Филиппа. — У вас есть догадки, где он может быть?

Даже думать об этом не хочу, но невольно вспоминаю нашу первую поездку на Энглси. Роберт показывал нам маяк на острове Южный Стэк, к востоку от Холихеда. Мы стояли и смотрели на море, холодный ветер трепал мои волосы. Я наслаждалась от всей души. Давно не чувствовала такой свободы. Любовалась высоко вздымавшимися волнами, слушала, как они ударяются о скалы. Мысли мои витали где-то далеко, и тут Роберт сказал, что в этом году здесь покончил с собой мужчина — спрыгнул с этих самых скал.

— Самое подходящее место, чтобы умереть, — прибавил он.

Очень хорошо запомнила эти слова. Тогда я растерянно посмотрела на него, но Роберт не сводил глаз с бушевавшей внизу стихии.

— Если когда-нибудь потеряю тебя, сразу отправлюсь сюда, — продолжил Роберт. — В последний раз вспомню тебя среди этой красоты. Ты же понимаешь, что я не смогу без тебя жить? — спросил он.

Но я еще не ушла от Роберта. Неужели он догадался о моих намерениях? Не может быть. Во всяком случае, не представляю, чем могла выдать себя. Закрываю глаза и пытаюсь взять себя в руки.

Из груди рвутся рыдания, и я сворачиваюсь в клубочек на диване, пытаясь облегчить боль и отогнать пугающее воспоминание.

Глава 5

Ожидание невыносимо. Меня мучают сомнения и чувство полного бессилия. Умоляла Филиппу позволить мне поехать на Энглси, пусть даже сама она останется здесь. Но Филиппа настаивает, что местная полиция отлично справится без нас обеих. Они хорошо знают местность. Понимаю, что уговаривать Филиппу бесполезно. От злости и досады по щекам льются слезы. Прижимая к глазам насквозь промокший платок, пытаюсь сосредоточиться, несмотря на шум, и представляю лица детей. Зову их к себе, шепчу слова утешения и ободрения, которых они не слышат.

И тут сквозь рыдания слышу, что интонации полицейских снова изменились. Но на этот раз все по-другому. Ни суеты, ни деловитой раздачи указаний. Такое чувство, будто все собравшиеся одновременно испустили глубокий вздох. Что выражает этот вздох — печаль, уныние или что-то совсем другое — не знаю.

Ощущаю чью-то тяжесть в другом углу дивана. Кто-то сидит, убирая с моего лица прилипшие влажные волосы. Слышу голос, но слова ускользают от понимания.

— Мы нашли их, Оливия. С ними все в порядке. И ваш муж, и дети целы и невредимы. Сейчас они возвращаются домой. Все хорошо.

Судя по голосу, Филиппа улыбается, и я рада, что новости обнадеживающие, но смысл доходит не сразу.

— Что?.. — переспрашиваю дрожащим голосом. — Где они были? С ними точно ничего не случилось?

Филиппа ободряюще сжимает мою руку.

— Они остановились в пансионе на Энглси. По словам вашего мужа, вы часто там отдыхаете. — Филиппа внимательно смотрит на меня. — Все нормально. Успокойтесь.

Единственное, что я в состоянии осознать, — мои дети целы и невредимы и возвращаются домой. Тут замечаю, что детектив Типпеттс собирает сумку. Другие полицейские успели разойтись, остались только Филиппа и Типпеттс. Неужели они тоже сейчас уйдут? Но, когда приедет Роберт, у меня просто духу не хватит встретиться с ним наедине. В панике обвожу взглядом комнату. Филиппа будто прочитала мои мысли.

— Не волнуйтесь, Оливия. Детектив Типпеттс побудет с вами, пока не приедет ваш муж.

Устремляю на нее отчаянный взгляд. От этого человека сочувствия не дождешься, и мне совсем не хочется с ним оставаться.

— А вы не можете задержаться? — спрашиваю я, хотя сама понимаю, как жалко это звучит.

Филиппа смотрит на меня, потом на детектива Типпеттса. Моя просьба явно застала ее врасплох — видно, эту обязанность выполняют полицейские более низкого звания. Но она единственный человек, настроенный благожелательно, и я воспринимаю ее почти как подругу. Наконец Филиппа едва заметно вздыхает.

— В конце концов, что меня ждет дома? Кошка и пара лишних часов сна. Иди, Райан, ты свободен. — Филиппа поворачивается ко мне: — Хорошо, Оливия. Я никуда не ухожу. Останусь с вами.

Не свожу с нее глаз. Должно быть, взгляд у меня безумный. Я растеряна, сбита с толку, но при этом ощущаю невероятное облегчение оттого, что с моими малышами все в порядке.

— Еще успеете подняться наверх и быстренько умыться. Ни к чему, чтобы дети видели маму в таком состоянии, — деликатно советует Филиппа.

Должно быть, и впрямь выгляжу ужасно. На ощупь волосы напоминают спутанную солому. Ноги до сих пор плохо держат, и Филиппа помогает мне встать и провожает до лестницы.

— Справитесь? — спрашивает она.

Я должна, обязана справиться. Когда дети вернутся домой, мне понадобятся все силы. Тащусь на второй этаж, в ванную, и гляжу на свое отражение в зеркале. Глаза красные, вокруг размазана черная тушь, щеки пошли пятнами. Но слез в запасе еще много. Опускаюсь на крышку унитаза и рыдаю от облегчения. Слава богу.

Зачем Роберт это сделал? Что взбрело ему в голову?

Постепенно успокаиваюсь, встаю и пытаюсь хоть немного привести себя в порядок. Чищу зубы, причесываюсь и размазываю по лицу тональный крем, которым пользуюсь крайне редко, но другого способа хотя бы частично скрыть неровный цвет лица нет. С покрасневшими глазами ничего не поделаешь, но будем надеяться, что дети не заметят.

Весь следующий час провожу, балансируя на краешке дивана. Колени плотно стиснуты. То сжимаю руки, то разжимаю, то начинаю нервно их потирать. Сидеть спокойно выше моих сил. И тут мы слышим, как к дому подъезжает машина, и видим на стене бледный отсвет фар, когда она разворачивается. В ту же секунду вскакиваю с места и стремительно распахиваю дверь. Роберт, раскинув руки, бежит навстречу по дорожке и что-то кричит. Но я проношусь мимо него. Сейчас мне не до Роберта. Я тороплюсь к моим малышам.

Глава 6

Не хочу расставаться с детьми ни на минуту. Пусть все спят в одной комнате, а я лягу на полу перед дверью и никого к ним не подпущу. Не могу насмотреться на двух моих мальчиков, целую теплые лобики. Спящие, они похожи на невинных ангелочков. Потом тихо перехожу в комнату Жасмин. Дочка поняла — что-то случилось. Как я ни старалась, но, подбежав к машине и прижав к себе детей, не сумела сдержать слез. К счастью, сейчас Жасмин крепко спит, прижав к щеке Лотти. Опускаюсь на колени возле ее кроватки и осторожно убираю волосы с лица.

— Сладких снов, милая, — шепчу я.

За спиной не раздается ни единого звука, но чувствую, что за мной наблюдают. Поворачиваю голову и вижу около лестницы силуэт Роберта, обрамленный светом бра. Лицо в тени, но точно знаю — он улыбается. Роберт разворачивается и спускается обратно вниз, туда, где ждет Филиппа. Оставлять детей не хочется, но понимаю, что придется.

Конечно, Филиппа отнеслась ко мне по-доброму, однако продолжает задавать каверзные вопросы — причем большая часть адресована не Роберту, а мне.

— Оливия, ваш муж утверждает, что предупредил вас о том, что уезжает с детьми на выходные. Может быть, вы просто забыли?

Роберт делает обеспокоенное лицо, будто мое состояние внушает ему тревогу. Пристраивается рядом со мной на диване, но я встаю и отхожу. Даже смотреть на него не хочу. Роберт поворачивается к Филиппе с самым что ни на есть пристыженным видом, точно извиняясь за мое отвратительное поведение.

— Как я могла забыть? Он сказал, что повезет их в пиццерию, — чеканя каждый слог, цежу я сквозь стиснутые зубы.

— Дорогая, — произносит Роберт. Подходит, садится на подлокотник кресла и начинает гладить мои волосы. Так и тянет оттолкнуть его руку, но боюсь, что тогда Филиппа точно примет меня за неуравновешенную. — Ты же сама собрала их вещи. Неужели не помнишь? Откуда мне знать, что нужно двухлетнему ребенку?

Снова вскакиваю и встаю напротив электрического камина, который мы никогда не включаем. Страх и паника сменились обжигающей яростью. Поворачиваюсь к Роберту и, устремив на мужа испепеляющий взгляд, тычу ему в лицо дрожащим указательным пальцем.

— Я думала, вас в живых нет. — Голос дрожит и звучит гораздо тоньше, чем мне бы хотелось. — Роберт, как ты мог? Как ты мог?!

Глядя на Филиппу, Роберт наигранно разводит руками, будто хочет сказать: «Видите, какие мне тут сцены закатывают?»

Вскоре после моей гневной вспышки Филиппа решает, что дольше задерживаться ни к чему. Когда Роберт отправляется за ее пальто, Филиппа сжимает мою руку и тихо произносит:

— Оливия, если вас что-то беспокоит, звоните, не стесняйтесь.

Она вручает мне визитку, которую быстро прячу в карман, едва муж входит в комнату. Если заметит — непременно заберет. Роберт провожает Филиппу до двери и возвращается в гостиную с улыбкой на лице, весьма довольный собой. Всегда считала себя умной, но тут мне ума явно не хватило. В нашем доме один хозяин — Роберт, и мимолетная вспышка гнева гаснет без следа. Ее место занимает страх. Я боюсь собственного мужа — вернее, того, на что он способен.

— Зачем ты это сделал, Роберт? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Чувствую, как дрожит голос. Надолго меня не хватило, вызванная страхом ярость быстро улеглась, и Роберт это знает. Мне страшно, и в его взгляде читается удовлетворение.

— А что я сделал? Просто уехал с детьми отдохнуть на пару деньков. Не представляю, как ты могла забыть.

Роберт старательно изображает недоумение, но понимает, что меня не проведешь. Отворачиваюсь. Сейчас я просто не в состоянии на него смотреть. Когда наконец заговариваю, голос звучит чуть громче шепота.

— Я все отлично помню, и ты это знаешь. Ты говорил совсем другое. Сказал, что повезешь детей в чертову пиццерию!

Наблюдаю за его отражением в зеркале и замечаю, как уголки рта едва заметно приподнимаются. Я вообще-то человек миролюбивый, но, окажись под рукой оружие, честное слово, на месте бы прикончила. Роберт кладет руки мне на плечи. Едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть. Роберт разворачивает меня к себе и смотрит прямо в глаза, будто надеется, что так я скорее поверю его лжи.

— Я вообще в пиццерию не хожу, ты же знаешь. — Роберт склоняет голову набок и молча смотрит на меня. — Наверное, вот так и живут разведенные женщины. Каждый раз, когда муж забирает детей, гадают, что у него на уме, куда они поехали… Он может увезти детей куда угодно. Только представь.

Зажимаю уши, как ребенок. Не хочу слушать. Выбежала бы из комнаты, но Роберт преградил путь к двери и продолжает рассуждать о том, что я — самое дорогое, что у него есть. Подходит ко мне, берет за руки и удерживает их на уровне бедер. Даже не пытаюсь сопротивляться. Роберт стоит совсем близко. Так близко, что различаю каждую пору у него на коже. Роберт наклоняется вперед. Чувствую щекой его горячее дыхание. Муж шепчет:

— Если ты уйдешь, Оливия…

ЧАСТЬ II. ДВА ГОДА СПУСТЯ

Глава 7

ПЯТНИЦА

Когда Том Дуглас зашел в паб, внутри царило праздничное оживление — члены его команды отмечали очередную победу. В общем шуме слов было не разобрать, однако радостный гомон ни с чем не спутаешь. Голоса звучат выше, речь более торопливая, время от времени раздается веселый смех. Что и говорить, повод для празднования был самый что ни на есть основательный.

Прошел почти год с тех пор, как Том уволился из Службы столичной полиции и после короткого отдыха в Чешире вернулся в Манчестер. От новой работы он был просто в восторге. Тому досталась отличная команда — за исключением разве что пары человек, создававших проблемы, которые требовали решения в самое ближайшее время. Тянуть не следовало, но Том счел неразумным раздувать конфликт, когда они вот-вот готовы были распутать очень серьезное дело. И теперь усилия увенчались успехом. Два года кропотливой работы, большая часть которой была проделана до прихода Тома, — и наконец удалось получить неопровержимые доказательства, необходимые, чтобы арестовать серийного насильника.

Прокладывая путь к барной стойке, Том взмахом руки поприветствовал коллег и жестом предложил угостить их выпивкой. Те поняли намек без слов и вскинули пивные кружки, давая понять, что не отказались бы от добавки. Том повернулся к бармену.

— Вот кредитная карта. Плачу за все, — проговорил он.

Ни для кого не было секретом, что деньги у Тома водятся, хотя большинство даже не догадывались, что почти все они унаследованы от брата. Команда Тома заслуживала поощрения, и он был рад, что может позволить себе заплатить за несколько кружек на каждого. Ребята потрудились на славу — теперь негодяю, угрожавшему своим жертвам ножом и насмехавшемуся над полицией, поскольку против него не нашлось ни единой улики, предстоит отбывать немалый срок. Тому приятно было осознавать, что теперь благодаря ему и его коллегам жизнь в Манчестере стала спокойнее и безопаснее. Хотя, конечно, он был не так наивен, чтобы верить, будто свежее достижение значительно снизит уровень преступности. Каждый день совершаются новые злодеяния, появляются новые дела.

Том решил посидеть с коллегами полчасика, а потом незаметно удалиться. Многие чувствовали себя в его обществе совершенно непринужденно, однако те, кто был намного моложе или ниже по званию — за исключением нахала Райана, — робели в присутствии Тома. Эти смогут как следует повеселиться, только когда он уйдет.

К тому же Том подумывал, не навестить ли Лео. Хотя они встречались довольно давно, никто из них не готов был сдвинуть отношения с мертвой точки. Похоже, инициативу придется брать на себя Тому — уже не в первый раз.

Леонора Харрис. Радость и печаль его жизни. Со дня их первой встречи прошел почти год, и Том надеялся, что к этому времени между ними установятся теплые, доверительные отношения. Когда Том купил коттедж в Чешире, по соседству с которым жила сестра Лео, он и не помышлял о новых романах. Личная жизнь у Тома стояла на последнем месте. Но Лео была не такой, как другие женщины. Прямая, будто стрела, и честная до беспощадности, она пережила тяжелое детство, а душевные шрамы от равнодушия отца остались на всю жизнь. Лео с самого начала дала понять, что никого не подпускает к себе близко, но Том надеялся стать исключением из этого правила.

Лео была совершенно особенной. Никому не подражала, ни под кого не подстраивалась и всегда держалась с этакой небрежной элегантностью. Ранимость Лео прятала за язвительными словами, но Том видел возлюбленную насквозь.

Он отдавал себе отчет, что выстроить отношения будет непросто, но рассудил, что, если быть с Лео абсолютно честным и относиться к ней с уважением, крепость, которую она возвела вокруг себя для защиты от мужских посягательств, рухнет. Но задачка оказалась не из легких. События развивались по принципу «шаг вперед и два назад», хотя иногда Тому казалось, что никакого движения вперед и вовсе не наблюдается — одно отступление на прежние позиции. Создавалось впечатление, что Лео нравится, когда он рядом, и она искренне хочет быть с ним, но тут снова, откуда ни возьмись, вырастали неприступные стены. Тогда Лео отталкивала Тома, иногда исчезая на несколько недель. Том не мог сказать наверняка, в чем причина подобного поведения, но догадывался, что Лео проверяет его. Только непонятно, когда закончится этот бесконечный экзамен.

Лео избегала недомолвок и напрямик заявила, что «серьезные отношения» не для нее. Секс — одно дело, но постель — не повод для знакомства. К тому же Том не должен обольщаться: если Лео проведет с ним ночь, это еще не значит, что за первой последуют и вторая, и третья.

Том глубоко вздохнул. Нет, так больше продолжаться не может. Том не успокоится, пока не поймет, в отношениях они или нет. Вдобавок он устал жить по правилам Лео. Иногда Тому удавалось отстоять свои права, но он понимал, что стоит им заняться любовью, и о здравом смысле можно забыть. Когда дело касалось Лео, Тому вообще трудно было рассуждать трезво, а когда она так близко, можно окончательно лишиться рассудка.

— Сэр! — окликнул кто-то из-за спины, отвлекая Тома от раздумий. Он обернулся и увидел, как коллеги салютуют ему кружками. В ответ Том поднял собственную пинту. Все хором прокричали:

— За победу!

На сердце сразу потеплело. Том решил на время выкинуть Лео из головы. Пожалуй, встречу можно и отложить. Том не любил юлить и предпочитал действовать напрямик. Но если он позвонит и честно скажет, что отмечает раскрытие дела вместе с коллегами, Лео возражать не станет. «Мог бы и не звонить. Раз не пришел, значит, занят. Чего тут непонятного?» — скажет она, в очередной раз давая понять, что их не связывают никакие обязательства. Да, с этой женщиной терпение надо иметь ангельское.

Телефон в кармане у Тома завибрировал. Кстати, о несносных особах женского пола — вот и еще одна представительница этого племени, начальница Тома, детектив суперинтендент Филиппа Стенли. С тех пор как она работала под его руководством, Филиппа стала еще добросовестнее, если не сказать настырнее, и получала одно повышение за другим. Том, конечно, надеялся, что начальница звонит поздравить команду с успешно выполненной задачей, но всерьез на это не рассчитывал. В официальной обстановке Филиппа, безусловно, выразит свое одобрение, но в паб ради такого дела звонить не станет. Поднеся телефон к уху, Том понял, что не сможет разобрать ни слова.

— Погоди, Филиппа. Сейчас выйду на улицу. Здесь шумно.

Том поставил кружку обратно на стойку. Он был не большой любитель пива, поэтому не слишком огорчился, что ему помешали наслаждаться хмельным напитком. Том с радостью заказал бы красного вина, но беспокоился, как это скажется на его репутации. Прокладывая путь через толпу коллег, спешащих к бару за бесплатной выпивкой, Том наконец вышел за порог и шагнул на тротуар.

— Извини, Филиппа. Мы тут с ребятами праздник устроили. Не расслышал, что ты сказала.

— А теперь нормально слышно? — спросила та, проигнорировав упоминание о празднике.

— Да. Четко и ясно. Так что ты хотела?

— Решила поставить тебя в известность, что нам сообщили о пропаже человека. Отправили констебля разбираться. Что и говорить, с дежурным сержантом повезло — ему, судя по виду, лет сто стукнуло, зато память, как у слона. Сразу уведомил меня, узнала обо всем первой. — Филиппа выдержала паузу. Том ждал, понимая, что рассказ не закончен. — Помнишь, два года назад я звонила тебе в Лондон насчет девушки, у которой сначала пропал гражданский муж из Ирана, а потом умерли родители?

— Помню. Вроде ее второй муж поехал куда-то с детьми и не вернулся. Правильно? Ты еще потом по электронной почте мне написала — сообщила, что все нашлись, живые и здоровые. А теперь-то что стряслось? — спросил Том, понимая, что Филиппа не стала бы звонить ему ни с того ни с сего из-за старого дела.

— На этот раз муж приехал домой из командировки и утверждает, что пропала она! В смысле, жена. Оливия. И дети вместе с ней.

Черт возьми! Да что творится в этой семейке? Том провел рукой по коротко стриженным волосам.

— Они точно исчезли или опять недоразумение вышло? Напомню, в прошлые разы оказалось, что ни с кем ничего не случилось — ни с детьми, ни с мужьями. Мы все вверх дном переворачиваем, и тут выясняется, что происшествие совершенно заурядное, — ответил Том. — У этой Оливии вечно кто-то пропадает, а потом оказывается, что они просто друг друга недопоняли. А на этот раз? Рискну предположить, ты не веришь, что вызов ложный, иначе не позвонила бы. Голос у тебя встревоженный.

В трубке раздался вздох. Казалось бы, расследование еще на ранней стадии, беспокоиться не из-за чего, но Филиппе происходящее определенно не нравилось.

— Филиппа, — позвал Том, так и не дождавшись ответа.

— Констебль говорит, что обстоятельства очень подозрительные. Машина Оливии в гараже, сумка лежит на кухне. Можно подумать, она внезапно сорвалась и умчалась. Ни кошелек не взяла, ни одежду, ни детские вещи. Кому придет в голову уехать с пустыми руками? Не знаю, что и думать. Констебль… если не ошибаюсь, его фамилия Митчелл… Так вот, Митчелл все еще в доме. Первоначальный обыск закончил, пора отправлять кого-нибудь посерьезнее.

— Давно она пропала?

— Муж наверняка сказать не может. Говорит, утром точно была дома, а днем, когда приехал, уже куда-то исчезла, и дети тоже. Сейчас десять вечера, полицию вызвал около восьми. Младшему мальчику всего четыре года, и отец не верит, что Оливия могла уйти с ним куда-то допоздна. Но муж вернулся без предупреждения, на день раньше, чем предполагал. Возможно, ситуация снова разрешится сама собой.

— Но тебе так не кажется.

Это был не вопрос. Том все понял по голосу.

— Я помню, что Оливия говорила в прошлый раз, когда муж увез детей и пропал. Я обратила на это дело особое внимание — ну, из-за прошлых вызовов — и пообщалась с ней лично. Оливия все время повторяла одну и ту же фразу: «Нет, на это он не способен, правда?»

— На что не способен? — уточнил Том.

— Понятия не имею. Так и не сказала. Но Оливия была ужасно напугана. Признаюсь честно, Том, до сих пор ее лицо перед глазами стоит. Самой жутко стало.

Глава 8

Том протолкался обратно в забитый до отказа паб и принялся высматривать Бекки Робинсон. Несколько недель назад он узнал, что Бекки пошла на повышение и станет детективом-инспектором в полиции Большого Манчестера, и новость его искренне порадовала. Но, когда увидел Бекки, сразу забеспокоился. Похудела, осунулась, и глаза ввалились. Том гадал, представится ли случай узнать, что за беда с ней стряслась — а в том, что стряслась беда, сомнений не оставалось, достаточно было взглянуть на бедняжку Бекки.

В Лондоне она была сержантом и служила под его началом. Тому понравилось с ней работать, Бекки оказалась женщиной умной и наблюдательной — для нового дела то, что надо. Только сначала следует убедиться, что Бекки в состоянии взяться за расследование.

Она стояла рядом с остальными, сжимая в руке стакан, содержимое которого подозрительно напоминало апельсиновый сок. Губы Бекки были растянуты в улыбке, но взгляд казался пустым и остекленевшим. Том помахал рукой, и Бекки, а вместе с ней еще несколько человек повернулись к нему. Том поманил ее, и, когда Бекки повернулась, чтобы поставить стакан на ближайший столик, в каждом ее движении сквозило облегчение оттого, что появился повод сбежать. Остальные тоже испытали облегчение — радовались, что зовут не их.

— Да, сэр? — произнесла Бекки, устремив на Тома темные глаза.

— Появилась серьезная работа, Бекки. Из дома пропала женщина с тремя детьми. Сейчас заплачу за напитки и по пути введу тебя в курс дела. Ну как, готова?

— Конечно. Хотите, я поведу? — предложила Бекки, пока Том подзывал бармена.

— Предложение любезное, но нет, спасибо, — ответил Том, вспомнив, как Бекки подвозила его в Лондоне. Будто на американских горках прокатился. — Поедем на моей машине, а когда закончим, попросим кого-нибудь отвезти тебя домой.

До размещавшейся через дорогу парковки шли молча. Том нажал на кнопку пульта. Пока включал двигатель и пристегивался, продолжал хранить молчание. Искоса взглянул на Бекки, но та смотрела прямо перед собой, явно стараясь не встречаться с ним глазами. На Бекки это было не похоже.

— Бекки, я был очень рад, что ты захотела служить у нас, в Манчестере, и еще больше обрадовался, когда твое прошение о переводе удовлетворили. Начальство этого не любит, в наши дни не так-то просто добиться, чтобы тебя перевели. Да что я говорю, сама знаешь. Но почему ты решила уехать из Лондона? Извини за прямоту, но видок у тебя — краше в гроб кладут. Прямо на себя не похожа.

— Спасибо за комплимент, — ответила Бекки. На губах промелькнуло легкое подобие улыбки, и напряженные плечи чуть расслабились. — На самом деле все нормально. Очень довольна, что уехала, но говорить на эту тему не хочу. Даже с вами. Если мое настроение будет сказываться на результатах работы, сэр, просто скажите. А в остальном буду очень благодарна, если мы больше не станем обсуждать этот вопрос. Здесь меня никто не знает. Наверное, думают, что я всегда такая унылая. Сейчас меня это устраивает больше всего.

Том задумчиво кивнул, выезжая с парковки и поворачивая в направлении дома Бруксов. Ему и самому были знакомы чувства Бекки. Не хочет рассказывать — не надо.

— Надеюсь, ты понимаешь, что можешь обратиться ко мне в любое время. Учти, я не болтун, сплетни распускать не стану. И кстати, когда мы наедине, зови меня просто «Том». Что за формальности?

— Хорошо, как скажешь. Так ты собираешься вводить меня в курс дела или нет? — спросила Бекки, на секунду превратившись в себя прежнюю — озорную и немножко дерзкую.

По дороге Том пересказал все, что узнал от Филиппы. Поведал и об исчезновении Роберта Брукса два года назад, и о своей первой встрече с Оливией Брукс, которая произошла почти девять лет назад.

— Помню, тогда у меня сложилось впечатление, что история не так проста, как кажется, но почему — напрочь забыл. Я тогда был с Райаном, а он оттарабанил стандартные вопросы и успокоился. Даже не пытался разобраться.

— С каким Райаном — с нашим? Типпеттсом?

Том молча кивнул.

— Да, не повезло бедняжке.

Несмотря на недавнее знакомство, Бекки явно успела раскусить Райана Типпетса.

— Как по-твоему, что на самом деле произошло с ее гражданским мужем? — спросила Бекки.

— Даже не представляю. По нашей последней информации, купил билет на самолет. Остается предположить, что уехал из страны.

Оба некоторое время помолчали. Сказать, что Оливия переживала из-за бегства гражданского мужа, — значит ничего не сказать. Какие слова в состоянии передать потрясение и страх несчастной девушки? Конечно же это нормальная реакция женщины, которую мужчина бросил с недавно родившимся ребенком. Но Тому показалось, что там все гораздо сложнее.

— И это только начало, — продолжил он. — Через два месяца Оливия обнаружила обоих родителей мертвыми.

Том вспомнил истерически рыдающую девушку. Оливия снова и снова выкрикивала, что это не мог быть несчастный случай. Но, как ни старались полицейские, ни одного доказательства преступления не обнаружили. Даже проверили совсем неправдоподобную версию: к делу причастен исчезнувший гражданский муж. Дануш Джахандер учился на инженера и писал диссертацию. Можно было с натяжкой предположить, что имел место коварный план с целью получить деньги по страховке.

— Ладно, подведем итоги. Первый муж — гражданский — сбежал. Родители умерли. Тут на сцене, будто благородный спаситель, появляется второй муж. Через семь лет он уезжает вместе с детьми, а потом заявляет, что предупредил жену. Оливия утверждает, что он лжет. Получается, она подозревает, что муж похитил детей? Ничего себе!

— Наверняка что-то утверждать сложно, но Филиппе поведение Бруксов показалось странным.

— Допустим, два года назад план похищения сорвался, и теперь муж решил предпринять новую попытку, но на этот раз подготовился поосновательнее…

Том повернулся к Бекки и вскинул брови.

— Продолжай, — велел он.

— Если этому типу так важно заполучить детей, он мог отделаться от жены, снова увезти их и где-нибудь спрятать. А что, на обдумывание плана было целых два года!

Но важному процессу выстраивания предположений некстати помешал телефонный звонок. Том включил громкую связь Bluetooth.

— Детектив Дуглас? — произнес хриплый голос дежурного сержанта.

— Слушаю, — ответил Том.

— Только что из дома Бруксов звонил констебль Митчелл, он сейчас с отцом детей, Робертом Бруксом. Ты ведь, кажется, как раз туда едешь?

— Именно. Минут через десять будем на месте. А в чем дело?

— Пока непонятно. Очень странная история. Констебль Митчелл заполнял документы и попросил у отца фотографии детей. В общем, как обычно в таких случаях. Мистер Брукс открыл комод, но коробка с фотографиями была пуста. Подумал, что жена переложила, но искать не стал — мол, чтобы не тратить время, лучше распечатать фотографии с компьютера. Но и там ни одной не оказалось — ни в папках, ни даже в «Корзине». И на телефонах то же самое — и у Роберта Брукса, и у жены. Я не сказал, что ее мобильный остался в сумке? Так вот, если верить Роберту Бруксу, во всем доме не осталось ни единой фотографии Оливии Брукс или детей.

Глава 9

Бекки была очень рада, что из всех присутствующих в пабе Том выбрал именно ее. Не то чтобы Бекки отличалась необщительностью, просто сейчас ей трудно было постоянно притворяться, будто все нормально. По крайней мере, с Томом она была знакома в «прошлой жизни» — так теперь Бекки называла этот период. Теперь ей постоянно казалось, будто все пялятся на нее, тычут пальцами и прыскают, прикрывая рты ладонями, словно школьники на уроке.

Со дня приезда в Манчестер Бекки с подобным поведением не сталкивалась, однако в Службе столичной полиции дела обстояли именно так. Стоило Бекки войти в помещение, и казалось, что собравшиеся замолчали или сменили тему, поскольку только что перемывали ей косточки. Идиотка самовлюбленная, твердила себе Бекки. Думаешь, все только о тебе и говорят! Впрочем, на это была причина.

Когда они притормозили перед домом Бруксов, само здание Бекки разглядеть толком не сумела. Хотя сегодня был день летнего солнцестояния, солнце зашло час назад, и света было достаточно только для того, чтобы оценить внушительные размеры дома и полюбоваться красивой, обсаженной деревьями улицей. Когда Бекки только начинала работать в полиции, она была поражена, узнав, сколько в таких домах совершается преступлений. Бекки выросла в неблагополучном районе Лондона и с детства сохранила убеждение, что проблемы бывают только у бедных. Как же она ошибалась! Оказалось, единственное различие состоит в том, что люди обеспеченные старательно скрывают произошедшее, руководствуясь ложным чувством стыда.

Но если пропадают дети, тут уж не до страха перед оглаской. Все полицейские терпеть не могли дела, связанные с причинением вреда детям, и Бекки не была исключением. Особой религиозностью она не отличалась, однако повторяла в уме нечто среднее между молитвой и обетом. Мы обязательно вас найдем, обязательно. Оставалось надеяться, что так и будет.

От раздумий ее отвлек Том:

— Ну ладно, Бекки. С потерпевшими мы с тобой разговаривали много раз, так что обычный порядок знаешь. Как всегда, представлюсь и отойду в сторонку. Буду наблюдать, а ты допрашивай мужа. Учитывая все обстоятельства, сомневаюсь, что жена просто уехала с детьми в гости, так что бдительность терять нельзя.