254. Гейтли как только начал трезвую жизнь, принял железное решение никогда больше не бегать.
Сапрогенные Открытки*
КОГДА ЧУВСТВА ПЕРЕПОЛНЯЮТ ТАК,
ЧТО ПЕРЕДАТЬ ИХ ВЫ ДОВЕРЯЕТЕ ПРОФЕССИОНАЛУ
*гордый член Семейства «АКМЭ» Шуток ‘N Приколов,
заранее упакованных эмоций, масок, безделушек и прочих игрушек
Мисс Елене Стипли
И т. д.
Ноябрь, ГВБВД
(1) Вместе с Орином Инкаденцей мы играли, тренировались и в целом тусили большую часть наших, как нам тогда казалось, лет становления. Познакомиться нам довелось потому, что я не раз оппонировал ему из-за сетки на местных теннисных турнирах в метрополии Бостона, для мальчиков 10 лет. Вдвоем мы были лучшими 10-летними в юношеском разряде в Бостоне. Скоро мы стали партнерами по тренировке, матери по будням возили нас на юниорскую программу развития в теннисном клубе Оберндейла в Западном Ньютоне. После того как одним утром мои родители погибли в ужасной аварии на пригородной дороге Джамайка-Вэй из-за падения вертолета дорожных репортеров, можно сказать, я стал приживалой в доме семейства Инканденц в Уэстоне. Когда Дж. О. И. основал академию, я был одним из первых студентов. Мы с Орином были закадычными друзьями примерно до 15 лет, когда я достиг собственного зенита в ранней пубертатности и спортивных ожиданиях и начал одолевать его на корте. Он тяжело это перенес. С тех пор мы уже не столь закадычны. В следующем году мы снова ненадолго сблизились, когда оба увлеченно экспериментировали с рекреационными веществами. Оба потеряли всякий интерес к веществам спустя всего пару лет: Орин – поскольку наконец достиг пубертатности и открыл для себя слабый пол, а также что для нового хобби ему необходимы все силы и смекалка, я же – поскольку после нескольких весьма плачевных метокси-психоделических опытов остался с некоторыми Травмами, которые по сей день превращают повседневную жизнь в исключительное испытание, в чем я склонен винить употребление чертовски серьезных галлюциногенов на той зародышевой психической стадии, во время которой ни одному сев. – американскому подростку нельзя позволять притрагиваться к галлюциногенам. Эти Травмы в итоге привели к отчислению из Энфилдской теннисной академии в 17 лет, прежде выпуска, а также к уходу из юниорского тенниса и современной жизни, как мы ее понимаем. Орин к 17 годам тоже по большей части выгорел как теннисный игрок, хотя никто в здравом уме не мог тогда предвидеть его приход в официальный американский футбол.
Пыхтящий, хрустящий балет подавленного гомоэротизма – вот что такое, на мой взгляд, футбол, мисс Стипли. Преувеличенная ширина плеч, стирание масками индивидуальных черт лица, упор на контакт и избегание контакта. Победа и поражение отсчитываются в категориях проникновения и сопротивления. Облегающие штаны, которые акцентируют ягодицы и поджилки и более всего напоминают гульфики. Постепенный медленный переход спортивных полей к «искусственной поверхности», «искусственной траве». Неужели спереди штаны не кажутся оснащенными гульфиками? А извольте взглянуть, как после игры игроки хлопают друг друга по заднице. Словно сам Суинберн изобрел этот вид спорта в недобрый час. И не слушайте Ориновскую апологию футбола как ритуализированного эрзаца вооруженного конфликта. Вооруженный конфликт достаточно ритуализирован и сам по себе, а раз у нас на руках достаточно и подлинных вооруженных конфликтов (прокатитесь вечерком по бостонским районам Роксбери и Маттапан), то нет нужды и в их эрзаце. Футбол – чистейшей воды гомофобски подавленная голубизна, и не позволяйте Орину запудрить вам мозги.
…(3в) Я не имею возможности помочь вам с подробностями, окружающими суицид д-ра Инканденцы. Мне известно, что он ликвидировал свою картографию самым жестоким образом. Мне передавали, что в год до смерти д-р Инканденца злоупотреблял этиловым алкоголем на ежедневной основе и работал над новейшим жанром кинокартриджей, который, по словам Орина в то время, сводил д-ра Инка с ума.
…(3д) Предположительная причина их расставания заключается в том, что д-р Инканденца стал использовать ее в своем творчестве все чаще и в конце концов попросил сыграть в вышеупомянутом радикально новом типе киноразвлечения, который, предположительно, и послужил причиной его срыва. Предположительно, они стали близки – Джеймс и Джо-Эллен, – хотя Орин, по моему мнению, не самый надежный источник сведений об их отношениях.
Единственный уместный здесь факт, которым я могу с чистой совестью поделиться, – и мне он стал известен не благодаря Орину, но благодаря моей невинной родственнице, которой выпала (ненадолго) возможность так близко и открыто пообщаться с нашим пантером, как это недоступно гетеросексуальным мужчинам, – что в «вольво» Инканденц произошел некий инцидент с участием одного из окон и так называемым словом: все, что мне известно, – по словам Орина, в дни перед сведением счетов с жизнью д-ра Инканденцы на «затуманенном» «окне» бледно-желтого «вольво» миссис Инк появилось некое «слово», и слово это бросило зловещую тень на взаимоотношения всех заинтересованных сторон. На этом все.
(5) «Завуалированное предупреждение» (опечатка?), которое вы нашли в моем ответе вам, – всего лишь напоминание о том, что все слова Орина следует делить на немаленькое круглое число. Не уверен, что я бы прямо назвал Орина образцом классического патологического лжеца, но только понаблюдайте за ним некоторое время и сами поймете, что существует такое явление, как корыстная искренность. Понятия не имею о природе ваших с Орином отношений или ваших к нему чувств – а если того пожелает Орин, боюсь, могу предсказать, что чувства ваши будут сильными, – так что попросту расскажу вам примера ради, что в ЭТА я был свидетелем тому, как Орин в барах или на послетурнирных танцах подходил к молодым девушкам, которые ему нравились, и применял свою безотказную Стратегию пикапа «поперечного сечения» с приветственными словами вроде: «Скажи мне, какой тип мужчины ты предпочитаешь, и я сымитирую его поведение для тебя». Конечно, в каком-то смысле в категориях пикапа это почти патологическая открытость и искренность, но не забывайте и о налете некоего «Посмотри, – какой-я-совершенно-открытый-иискренний-,-даже-выше-лицемерного-процесса-прельщения-,-и-превосхожуобычное-для-барного-люда-лицемерие-с-особенными-остроумием-исамоосознанием-,-и-если-ты-выберешь-меня-,-я-не-только-буду-столь-жеостроумно-,-превосходно-открытым-,-но-и-тебя-введу-в-мир-превосходстванад-пошлостью-и-ложью-социума», чего он сделать, разумеется, не может, поскольку все это его открытое поведение и есть плоть от плоти намеренная социальная ложь; это поза «человека без позы»; Орин Инканденца – наименее открытый из известных мне людей. Пообщайтесь с дядей Орина, Чарльзом Тэвисом, он же «Поперечный Срез Молочной Коровки Гретель», если вам интересно увидеть настоящую открытость в действии, и вы поймете, что подлинная патологическая открытость не более привлекательна, чем синдром Туретта.
Не то чтобы Орин Инканденца лжец, но, на мой взгляд, он привык видеть правду как конструкт, а не как реалию. Все, что я могу к этому добавить, – пришел он к этому представлению под многоопытным руководством. Почти восемнадцать лет он брал уроки у самого совершенного мозготраха, что я встречал, и посейчас Орин не преодолел заблуждений и уверен, что единственный способ избежать влияния этого человека – через отречение и ненависть к нему. Однако определять себя через противоположность чему-либо значит по-прежнему оставаться в анаклитической зависимости, не правда ли? Лично я в этом уверен. И нахожу людей, которые уверены, что ненавидят то, что им на самом деле необходимо, довольно малоинтересными.
…И снова воспользуюсь моментом напомнить, что мы с Орином на данный момент находимся в разладе, так что временно некоторые мои суждения могут показаться особенно беспощадными.
Одна из причин, почему Орин не законченный лжец, в том, что Орин лжец не особенно умелый. Те его попытки лгать, что разворачивались у меня перед глазами, запомнились как жалкие и никчемные. Это также одна из причин, почему его юношеская рекреационно-химическая фаза окончилась так скоро по сравнению с некоторыми нашими однокашниками по ЭТА. Если хочешь употреблять серьезные наркотики, будучи несовершеннолетним и все еще под родительским кровом, врать придется часто и компетентно. Орин же был до странного глупым лжецом. Припоминается, однажды в выходной миссис Кларк, когда миссис Инк потребовалось куда-то уйти и, как обычно, работать внеурочно, Орину выпало присматривать за Марио и Хэлом, которые пребывали в том возрасте ненормальных младенцев, когда без глазу они бы обязательно поранились, и я был в гостях, и мы с Орином решили метнуться в лофт над гаражом уэстонского дома для понюшки Боба Хоупа, другими словами – высококачественной марихуаны, и в лофте, под кайфом, мы на свою голову забрели в псевдофилософский мысленный лабиринт, в который свойственно забредать, а затем плутать и тратить огромное количество времени,[256] чтобы выбраться из некоего интеллектуального чертога, из которого подчас непросто отыскать выход любителям Боба Хоупа, и к моменту, когда мы – хотя и не разрешили абстрактную проблему, заведшую в лабиринт, но, как обычно, так проголодались, что забыли о ней, – проковыляли по деревянной лестнице вниз, солнце уже висело на другой половине неба над Уэйлендом и Садбери, и весь день Хэл с Марио провели без оберегающего присмотра; и Хэл с Марио каким-то чудом пережили тот день, но когда вечером вернулась миссис Инканденца, она спросила Орина, чем мы и младенцы под присмотром занимались весь день, и Орин соврал, что мы были здесь, соответственно играли и присматривали, а миссис Инканденца выразила недоумение, поскольку, по ее словам, она несколько раз звонила домой, но дозвониться не смогла, на что Орин отвечал, что во время присмотра он аккуратно завел младенцев в комнаты с телефонными розетками и звонил сам и по тем или иным причинам несколько раз проводил на телефоне длительные интервалы времени, вот почему она не могла дозвониться, в ответ на что миссис Инканденца (крайне высокая женщина, кстати говоря) несколько раз моргнула, бросила озадаченный взгляд и заметила, что но слышалато она на проводе не короткие, а раз за разом длинные гудки. В подобный момент истины, признаю, мужи и мальчики в категориях увиливания отличаются. И все, что сумел придумать Орин, – твердый взгляд и тон, словно на интервью в Роуз Гарден: «На это у меня ответа нет». И над этим невероятно глупым ответом мы с ним еще неделями покатывались со смеху, особенно потому, что миссис Инканденца никогда никого не наказывала и вела себя так, будто отказывается верить, что ложь возможна даже теоретически, когда речь заходит о ее детях, и относилась к разоблаченной лжи скорее как к неразрешимой вселенской тайне, нежели как к разоблаченной лжи.
Худший же случай и криводушного идиотизма Орина, и нежелания миссис Инканденцы признавать идиотскую ложь произошел одним жутким днем вскоре после того, как Орин наконец получил права на управление автотранспортом. О. и я вдруг обнаружили, что в будний августовский день после быстрого поражения в турнире на искусственной траве в Лонгвуде нам совершенно нечем заняться, а Хэл еще выживал в своем тогдашнем разряде мальчиков 10 лет, и оттого немалая доля летнего населения ЭТА пока не вернулась из Лонгвуда, в том числе Марио и миссис Инканденца, которых туда отвез, припоминаю, смугло-иностранный на вид монилиальный терапевт и клинический ординатор, – миссис Инк представила его как так называемого близкого и заветного друга, хотя не объяснила, как они познакомились, – а доктор Инканденца, припоминаю, недужил и был не в состоянии кого-либо потревожить, и практически вся ЭТА оказалось в нашем с Орином распоряжении, даже опускная решетка была оставлена поднятой и без присмотра, и поскольку в то время наш интерес к подобному времяпрепровождению достиг пика, мы употребили небольшое количество рекреационного вещества – не припомню, какого именно, но запомнилось оно мне как особенно сильно изменяющее сознание, – и решили, однако, что сознание изменено недостаточно сильно, и решили съехать с холма до одного из алкогольных магазинов дурной репутации вдоль авеню Содружества, где подтверждением возраста служит одно честное слово, и заскочили в «вольво» и рванули по холму вниз, на авеню Содружества, с серьезно измененным сознанием, и отрешенно удивлялись, почему люди на тротуарах вдоль Содружества словно бы нам машут, хватаются за головы, на что-то показывают и дико подпрыгивают, и Орин приветливо махал в ответ или в дружелюбной пародии тоже хватался за голову, но только когда мы добрались до перекрестка Содружества и Брайтон-авеню, на нас снизошло ужасное осознание: в летние дни миссис Инканденца часто привязывала любимую собаку Инканденц С. Джонсона к заднему бамперу своего «вольво» в шаговой доступности от мисок с водой и «Научной Диетой», а мы с Орином сорвались на машине с места, даже не подумав проверить, не привязан ли еще к ней С. Джонсон. Постараюсь не вдаваться в подробности того, что мы обнаружили, когда остановились на парковке и опасливо подошли к багажнику. Назовем это огрызком. Скажем, мы нашли только поводок и ошейник, и огрызок. Согласно утверждениям пары свидетелей, которые вновь обрели дар речи, по меньшей мере пару кварталов по Содружества С. Джонсон отважно не оставлял попыток угнаться за машиной, но в какой-то момент то ли сбился с шага, то ли перебрал свою собачью жизнь и принял решение, что это не самый плохой день, чтобы уйти, и сдался, и пал на асфальт, последствия чего свидетели называли невыразимыми. Посередине внутренней полосы на восток в течение пяти-шести кварталов были размазаны шерсть и, скажем так, остатки. Все, с чем мы понуро вернулись на холм академии, – поводок, ошейник с жетонами с описанием аллергий на препараты и пищу и, скажем так, присовокупленные остатки.
Суть в том, что вы решительно не можете себе представить, каково позже тем днем было стоять вместе с Орином в гостиной ДР перед сраженной горем и заливающейся горючими слезами миссис Инканденцой и слушать, как Орин пытается сконструировать версию событий, по которой мы с ним каким-то образом почувствовали, что С. Джонсон умирал от желания прогуляться под теплым августовским солнышком, и выгуливали его по Содружества [257], и вот, по его словам, когда мы мирно выгуливали себе старого доброго С. Джонсона по тротуару, вдруг некий лихач не просто вывернул на тротуар и сбил пса, но затем сдал назад и переехал его еще раз, и сдал назад, и переехал еще, и еще, и еще, – так что это скорее был не лихач, а какой-то палач, – тогда как мы с Орином стояли, парализованные ужасом и охваченные горем, чтобы даже подумать о том, как бы запомнить модель и цвет машины, не говоря уже о номерах негодяя. Миссис Инканденца на коленях (есть что-то сюрреалистическое в очень высокой женщине, стоящей на коленях) рыдала и прижимала руку к ключице, но кивала каждому слогу наглой и жалкой лжи Орина, О. держал поводок и ошейник (и огрызок), словно Улику А, тогда как я стоял подле него, вытирал лоб и всем сердцем желал, чтобы вся эта сцена целиком провалилась под безупречно отполированный и стерилизованный паркет.
… (7) Мисс Стиплс, на мой вкус термин «жестокое обращение» давно стал выхолощенным. Как определить «жестокое обращение»? Трудность с действительно интересными случаями жестокого обращения в том, что неоднозначность такого обращения сама по себе становится частью жестокости. Благодаря десятилетиям энергичных усилий представителей вашей профессии, мисс Стили, мы видели, как ACOA, Алатин, ACONA, ACOG [258] и НЮНИ приводят свои очевидные примеры жестокого обращения: избиения, растления, изнасилования, лишения, доминаж, унижения, рабство, пытки, избыточная критика или даже попросту крайнее равнодушие. Но жертвы подобного обращения могут хотя бы, собравшись с силами после тяжелого детства, уверенно назвать это «жестоким обращением». Существуют, однако же, более неоднозначные случаи. Так сказать, не поддающиеся профилированию. Как назвать родителя, который столь неврастеничен и подвержен депрессиям, что любое неповиновение его родительской воле вызывает у него психотическую депрессию, при которой он не покидает постель целыми днями и лежит в кровати, начищая револьвер, отчего приходит в ужас при одной мысли не повиноваться его воле, вызвать депрессию и послужить причиной для суицида? Можно ли считать этого ребенка жертвой «жестокого обращения»? Или отца, который так увлечен математикой, что увлекается, когда помогает ребенку делать домашнюю работу по алгебре, и в итоге забывает о ребенке и выполняет ее сам, отчего ребенок получает пятерку за дроби, но сам дроби не понимает? Или даже, скажем, отца, который необычайно мастеровит и может наладить по дому что угодно, и зовет сына помогать, но так увлекается своими прожектами (отец), что даже не думает объяснить сыну, как воплощать эти прожекты в жизнь, так что вся сыновняя «помощь» ограничивается одним подай-принеси: определенный ключ, лимонад или винты с крестообразной головкой, – пока однажды отец не превращается в заливное в ужасной аварии на Джамайка-Вэй, и все возможности межпоколенческой передачи опыта утрачиваются навеки, и сын так и не узнает, как же самому стать мастером по дому, и, когда в его однокомнатном доме что-то выходит из строя, ему приходится платить презренным мужикам с грязью под ногтями, и чувствует себя ужасно неполноценным (сын), не только потому, что не мастеровит, но и потому, что эта мастеровитость представляла для него в отце все самое независимое, мужественное и неущербное, что только может быть у американского мужчины. Закричали бы вы «Караул! Жестокое обращение!», если бы сами были немастеровитым сыном, который оглядывается назад? Хуже того, смогли бы вы произнести слова «жестокое обращение», не почувствовав себя притом никчемной эгоистичной тряпкой, памятуя о настоящих случаях леденящего кровь физического и эмоционального жестокого обращения, которые ежедневно усердно публикуют и анализируют добросовестные журналисты (и профилируют?)?
Не знаю, можно ли назвать это жестоким обращением, но, когда я (давнымдавно) еще жил в мире черствых людей, я видел родителей, обычно обеспеченных, образованных, талантливых, благополучных и белых, терпеливых и любящих, заботливых и внимательных, и активно участвующих в жизни своих детей, не жалеющих комплиментов или дипломатичных с конструктивной критикой, красноречивых в выражении беззаветной любви и одобрения своих детей, отвечающих каждому словарному определению хорошего родителя добуквенно/-знаково, я встречал безукоризненного родителя за родителем, чьи дети вырастали А) эмоционально отсталыми, или Б) смертельно эгоистичными, или В) в хронической депрессии, или Г) на грани психоза, или Д) поглощенными нарциссической ненавистью к себе, или Е) невротически одержимыми/зависимыми, или Ж) какими-либо психосоматически ущербными, или З) какая-либо сослагательная пермутация пп. А) – Ж).
Что бы это значило? Почему же у стольких родителей, которые неустанно трудятся, чтобы их дети чувствовали себя хорошими людьми, достойными любви, вырастают дети, которые чувствуют, что они отвратительные люди, недостойные любви, и что им просто повезло, что у них такие чудесные родители, любящие их вопреки отвратительности?
Считать ли признаком жестокого обращения, если мать растит ребенка, который уверен не в том, что он от рождения прекрасен и заслуживает любви и каждой йоты чудесного материнского тепла, но отчего-то в том, что он гадкий ребенок, не заслуживающий любви, но которому как-то повезло с действительно чудесной матерью? Наверное, нет.
Но можно ли считать такую мать чудесной, если ребенок воспринимает себя подобным образом?
Я говорю не о своей матери, обезглавленной отлетевшей лопастью задолго до того, как ей представился случай произвести какое-либо влияние на моих старшего брата, невинную младшую сестру и меня.
Мне кажется, миссис Старкли, что говорю я о миссис Аврил М.-Т. Инканденце, женщине притом столь глубокой и непогрешимой, что чувствуешь себя попросту неловко, без обиняков в чем-либо ее обвиняя. Но что-то просто было не так, иначе и не скажешь. Было что-то жуткое, даже на культурно великолепной поверхности. К примеру, после того, как Орин, довольно очевидно, убил ее любимого пса С. Джонсона, поистине зверски, хотя и по случайности, а затем приложил все силы, чтобы избежать ответственности, да с такой ложью, которую родитель куда менее светлого ума, чем Аврил, раскусил бы вмиг, реакция миссис Инк не только не укладывалась в традиционные рамки определения жестокого обращения, но, напротив, казалась почти чересчур беззаветно любящей, сострадательной и самоотверженной, чтобы быть искренней. Ее реакцией на жалкую ложь Орина о лихаче-палаче стало не полное доверие, а вид, словно она и не слышала этой абсурдной выдумки. А реакция на саму гибель пса стала до странного раздвоенной. С одной стороны, она приняла смерть С. Джонсона очень близко к сердцу, мягко приняла поводок, ошейник и собачий огрызок и организовала расточительные мемориальные и погребальные службы, включающие душераздирающе маленький гробик из вишни, громко проплакала в уединении несколько недель и т. д. Но, с другой стороны, не меньше половины ее эмоциональной энергии ушло на то, чтобы быть с Орином чрезмерно заботливой и вежливой, повысить ежедневную дозировку комплиментов и ободрений, договориться о подаче его любимых блюд в столовой ЭТА, материализовать как по мановению волшебной палочки его любимые теннисные принадлежности в постели или шкафчике с приложенными теплыми записками, – короче говоря, исполнить тысячу жестов, которыми технически великолепный родитель показывает ребенку, как он его ценит [259], лишь бы Орин ни за что не почувствовал, будто она обижена на него за гибель С. Джонсона, или винит его, или стала меньше любить после этого инцидента. Мы не только не дождались наказания или хотя бы какой-нибудь заметной досады – но и резко участилась бомбардировка любовью и поддержкой. И все это в пандане с хитрыми махинациями, чтобы скрыть от Орина скорбь, подготовку к похоронам и моменты тоски по усопшему псу из страха, что он увидит, как тяжело его Маман, и почувствует себя виноватым, так что в его присутствии миссис Инк становилась еще веселей, красноречивей, остроумней, теплей и добрей, даже каким-то образом подспудно намекая, будто жизнь без собаки стала внезапно лучше, что с ее души свалился какой-то прежде не замечаемый камень, и так далее и тому подобное.
Какие выводы здесь сделает такой профессиональный аналитик мягких контуров нашего культурного профиля, как вы, миссис Старксадл? Это поведение до безумия заботливое, и любящее, и поддерживающее, или же в нем есть что-то. жуткое? Пожалуй, вот более прозрачный вопрос: почти патологическая широта души, с которой миссис Инк отреагировала на то, что ее сын в нетрезвом состоянии управлял ее машиной и проволочил ее любимого пса, чем обрек на абсурдную гибель, а затем выгораживался ложью, – так вот, эта широта души была ради Орина – или ради Аврил? Оберегала она «самооценку» Орина – или свое собственное представление о себе как о такой великолепной Маман, которую ни один смертный сын даже не смеет надеяться заслужить?
Когда Орин пародирует Аврил – впрочем, сомневаюсь, что вы или кто-либо еще сможет теперь уговорить его повторить пародию, хотя она и была гвоздем любой вечеринки в наши дни в академии, – он цепляет чрезвычайно теплую и любящую улыбку и медленно движется на вас, пока не придвигается так близко, что его лицо прижимается к вашему и вы дышите едва ли не нос в нос. Если вам доведется ее видеть, – пародию, – что вам покажется хуже: удушающая близость или безукоризненные тепло и любовь, которые ее сопровождают?
По какой-то причине теперь я представляю себе некоего филантропа, который с человеческой точки зрения кажется отвратительным не вопреки его щедрости, но как раз из-за нее: на каком-то уровне угадывается, что он воспринимает благоприобретателей его щедрости не столько как людей, сколько как различные тренажеры и снаряды, на которых он может тренировать и демонстрировать собственную добродетель. Что здесь жутко и отвратительно – такому филантропу обязательно нужно, чтобы нужда и страдания никогда не прекращались, ведь ценит он в первую очередь свою добродетель, а не благие цели, на которые эта добродетель якобы направлена.
За что бы ни бралась мать Орина, то всегда упорядоченно и поливалентно. Подозреваю, в детстве с ней жестоко обращались. Ничем конкретным это предположение я подкрепить не могу.
Но если, мисс Бейнбридж, вы поддались очарованию Орина, и если Орин кажется вам одаренным и щедрым любовником – а по различным сообщениям, так и есть, – не просто умелым и чувственным, но и чудесно благородным, сострадающим, внимательным, любящим – если вам кажется, что он поистине черпает удовольствие из того, что дарит удовольствие вам, вам не помешало бы трезво порефлексировать на тему пародии Орина на его дорогую Маман как филантропа: как он надвигается, широко раскинув руки, с улыбкой.
270. ®Корпорация «Емкая тара „Радость\"», Зейнсвилль, Огайо.
271. (включая К. Маккену, который заявляет, что у него ушиб черепа, хотя на самом деле у него нет ушиба черепа)
272. Вот почему Энн Киттенплан, на которой лежит самая большая ответственность за травмы на Эсхатоне по сравнению с любым другим участником, не оказалась в команде отрабатывающих наказание уборщиков, – все предприятие де-факто стало операцией Туннельного клуба. Ламонту Чу было поручено сообщить ей, чтобы она отвалила, а они тогда отметят ее как присутствующую, что Энн Киттенплан устраивало целиком и полностью, потому как даже у самых мужиковатых девочек не бывает протомаскулинного фетиша на исследования подземелий.
273. = Звезды, падающие звезды, падучие звезды.
274. Путринкур употребляет канашковую идиому reflechis вместо более общепринятого reflexes и в этот момент кажется истой канашкой до мозга костей, хоть в ее акценте и нет протяжных заунывных суффиксов Марата, но, короче говоря, и так уже понятно, что одна «журналистка» теперь будет запрашивать в Фоллс-Черч, Вирджиния, по закрытой от перехвата электронной почте ДНС досье без купюр на «Путринкур, Тьерри Т.».
275. Употребив s\'annuler вместо более квебекского se detruire.
276. Употребив узусное квебекское transpergant, и у Путринкур не было оснований думать, что парижеговорящая Стипли поймет идиоматическую коннотацию со словом «рок», и это выдает, что Путринкур поняла, что Стипли – не гражданский специалист по мягким профилям, ни даже женщина, о чем Путринкур, вероятно, догадалась в тот же миг, когда Стипли закурил свой «Фландерфьюм», выставив зажигающий локоть, а не прижав, как закуривают только мужчины или радикальные лесбиянки-бутч, что вкупе с сыпью от электролиза представляет единственную брешь в женской легенде оперативника, значимость которой может определить только человек почти профессиональной гипербдительности и подозрительности.
277. Идиома региона Труа-Ривьер означает, по сути, «причину подниматься по утрам».
278. Где же все это время была миссис Пемулис, по ночам, пока старый добрый папка П. «будил» Мэтти так, что у него зубы звенели, а малыш Микки прижимался к дальней стенке, едва дыша, тихий как смерть, хотел бы я знать.
279. Опять тот бывший эташник, имя которого все время выскальзывает из памяти и изводит Хэла, который уже с год не проживал и двадцати четырех часов без того, чтобы втайне не курнуть, и чувствует себя очень не очень, и находит ускользание имени мальчика крайне раздражающим.
280. Термин «ангедония», судя по всему, был введен Рибо, континентальным французом, который в своем труде «Psychologie des Sentiments» 19 века пишет, что желает обозначить им психоэквивалент анальгезии – неврологического подавления боли.
281. Это одна из самих глубоких и содержательных абстракций Хэла, пришедшая ему на ум, когда он втайне накуривался в насосной. Что все мы одиноки без чего-то, о чем мы даже не знаем. А как еще объяснить это любопытное чувство, будто ему не хватает кого-то, кого он даже никогда не встречал? Без универсальной абстракции тут не разберешься.
282. (важная причина, почему те, кому плохо, так зациклены на себе и почему рядом с ними неприятно находиться)
283. СИОЗС, предками которых были Золофт и злополучный Прозак.
284. Грубая и дешевая форма горючего метедрина, излюбленного тем же классом наркоманов, которые нюхают пары бензина или покрывают изнутри пакет клеем для моделей, надевают пакет на голову и дышат, пока не рухнут в конвульсиях.
285. Наверняка оговорка или катахрезис со стороны Р. в. К., ведь Клонидин – 2-(2,-дихлоранилино)-2-имидазолин – определенно антигипертоническое средство для взрослых; младенцу, чтобы его выдержать, надо быть НФЛовского размера.
286. Кейт Г. ни разу не пробовала Лед, или крэк/бейс/пещерный, и даже кокаин и легкие дрины. Наркоманы вообще делятся на разные классы: те, кто любит расслабляться и мистера Хоупа, редко получают удовольствие от стимуляторов, тогда как кокаинщики и дринщики, как правило, питают отвращение к марихуане. Это непаханое поле для исследований аддиктологов. Отметим при этом, что пьет практически любой класс наркоманов.
287. С прошлой зимы, когда спертый запах, россыпь межзубных стимуляторов и один-единственный тонкий и влажный от слюны окурок указали, что некий старшеклассник смолил допоздна в Комнате отдыха панателлы.
288. The continent\'s best yoghurt – «Лучший йогурт континента»®.
289. На самом совершенно неизвестном Хэлу деле «КС: КМ» со стороны Самого была на самом деле очень печальным праздником ненависти к себе, завуалированной аллегорией наставничества и собственной несчастной неприязни Самого к пустым улыбкам и утрированным банальностям бостонских АА, куда его без конца отсылали врачи и психологи.
290. Являются ли уродливые ожоги на лице девчушки результатом несчастного случая при употреблении фрибейса, в фильме так и не объясняется. Бернадетт Лонгли говорит, что почти даже на это надеется, потому что тогда шрамы послужат символами какой-то более глубокой и более духовной раны/ущербности, и идея о символическом равенстве лицевого и морального уродства тут же кажется всем в комнате старше тринадцати ужасно сопливым, лобовым и ходульным приемом.
291. После расцвета в домиллениумный ажиотаж вокруг селф-хелпа АК сдулось до масштаба отколовшейся фракции все еще могучих Анонимных Наркоманов; и Пэт Монтесян, и сотрудники Эннет-Хауса, хотя и не имеют ничего против того, чтобы жилец с кокаиновыми проблемами посещал собрания АК, настоятельно рекомендуют, чтобы жильцы держались АА или АК и не считали фракции АК, или Анонимных Зависимых от Дизайнерских Наркотиков, или Анонимных Зависимых от Транквилизаторов Рецептурного Отпуска своим главным содружеством для реабилитации, в основном потому, что у фракций куда меньше Групп и собраний – а в некоторых частях США их вообще нет, – и потому, что их чрезвычайно узкий фокус Вещества, как правило, сужает охват действия реабилитации и излишне сосредотачивает на воздержании от только одного Вещества, а не полной трезвости и вообще новом духовном образе жизни.
292. Робким отчасти потому, что сотрудники Эннет-Хауса настоятельно не рекомендуют жильцам во время девятимесячного проживания вступать в какиелибо чувственные отношения с членами противоположного полаа, не говоря уже о привязанности к самим сотрудникам.
а. Это естественное следствие из совета бостонских АА, что новичкам-одиночкам не стоит заводить романтических отношений на первый год трезвости. Главная тому причина, как объяснит прижатый к стенке бостонский АА с трезвой жизнью, что внезапный отказ от Веществ оставляет в психике новичка огромную рваную дыру, боль от которой новичку полагается чувствовать, чтобы исправно падать на колени и молиться, и чтобы ее заполнили бостонские АА и старая добрая Высшая Сила, а серьезные романтические отношения предлагают обманчивый анальгетик от боли дыры и подталкивают отношенцев бросаться друг на друга, как голодные до ковалентности изотопы, и подменять друг друга на собраниях, в Активности в Группе и Смирении, а потом, если отношения не удаются (а как думаешь, у скольких новичков вообще удаются), оба отношенца оказываются растоптаны и наедине с еще большей болью от дыры, чем раньше, и теперь остаются без сил для серьезной работы в АА, чтобы восстановиться от растоптанности, не вернувшись к Веществам. Здесь релевантные сентенции:
«У наркоманов не бывает отношений – они берут заложников» (sic) и «Алкоголик – боеголовка с наведением на облегчение». И т. п. Безотношенческий пункт часто оказывается Ватерлоо всех советов для новичков, и целибат – часто тот камень преткновения, что делит АА на тех, кто держится, и тех, кто Возвращается Туда.
293. Оказывается, общеупотребимое актуальное слово цветных для обозначения других цветных. Джоэль ван Дайн, кстати говоря, была взращена в той части США, где вербальное отношение к черным было устаревшим и неосознанно насмешливым, и теперь старается наверстать изо всех сил – ну, «цветные» и все такое прочее, – да и вообще парагон расовой сознательности в сравнении с культурой, в которой воспитывался Дон Гейтли.
294. Это особая повадка цветных бостонцев – на Служениях все речи превращать в продолжительные апострофы, обращенные к некоему отсутствующему «Джиму», нейтрально заметила Джоэль чисто из социологического интереса.
295. Бостонское управление жилищного хозяйства.
296. Смешивается 5/1 с хлоридом железа для «Группы крови 2 + 3», визитная спецэффектовая карточка малобюджетных сплаттеров.
297. Неустанное подчеркивание в картридже желания матери-настоятельницы заставить послушницу замолчать провоцирует Б. Бун – ленивую ученицу, но при этом большую умницу – высказаться, что молчаливые трапписты в коричневых капюшонах, которые чересчур навязчиво отсвечивали на окраинах фильма, смахивают на какой-то немой греческий хор, который служит скорее символической, нежели нарративной функции, что Хэлу кажется очень проницательным замечанием.
298. Еще это, понятно, незаметный междусобойный камешек в огород Штитта, предполагающий нечто типа «Мы то, что мы ненавидим» или «Мы то, что мы торопимся, спотыкаясь, обойти, отворачивая глаза», хотя когда девиз произносит Штитт, он не подразумевает моральных коннотаций, да и вообще, если на то пошло, не переводит, позволяя проректорам и Старшим товарищам переводить так, как того требуют педагогические обстоятельства.
299. © Лотерея Содружества Массачусетс.
300. Легко обнаруженного в попытке заложить беспроводную кофеварку M. Cafe® Cafe-au-Lait Maker в заведении закладывания Бруклайна, ибо Фортье, Марат и AFR были хорошо осведомленными о пристрастии мсье Дюплесси к кофе с молоком на завтрак.
301. Усвоив в магистерской программе уроки о правовых тяжбах музыкальных продюсеров против производителей кассет, а также кинокомпаний против видеопрокатных сетей, Норин Лейс-Форше защитила права на золотоносную курицу «ИнтерЛейса», обозначив, что все совместимые с ТП лазерные картриджи для потребителей будут производиться как «только для чтения» – доступные для копирования мастер-картриджи требовали особых ОС-кодов и специального оборудованияа, и как на коды, так и на оборудование еще нужны лицензии, и потому большинство потребителей не лезут в бизнес картриджей, хотя это все не так уж трудно преодолеть стимул (т. е. спиратить Мастер), если имеются политические ресурсы и политический.
а. Н. Л.-Ф. даже устроила так, что Мастера надо проигрывать на 585 об./
мин., в отличие от 450 об./мин. проигрывателей потребительских ТП.
302. Эта цель чистейшего зложелательства известна Департаменту неопределенных служб благодаря предательству Марата, хотя и вполне возможно, как известно Марату, что Фортье намеренно позволил Марату передать эту информацию, в надеждах вселить еще более холодящий озноб страха внутрь SansChriste Джентла и его онанских chiens-courants. Подозреваемо, но неизвестно Марату, что Фортье планирует заставить Марата силой посмотреть Развлечение прежде, чем привести в силу планы о распространении копий Мастера фильма. Это не потому, что Фортье хотя бы на мгновение ока подозревает, что любовь к здоровью жены Марата понукает того предать Leur Rai Pays: Фортье лично надзирал jeux du prochain train11, где были сбиты и впоследствии убиты старшие братья Марата, и Фортье давно таит подозрение, что Марат таит за это мечты о сатисфакции.
а. См. ниже примечание 304.
303. Хотя компас жизни на Земле – это надежда, эти новости были ожидаемы Брюйимом и Фортье с мгновения, когда они увидели братьев лавки активными и деятельными. Ибо они верили, что Мастер-картридж не мог покоиться в сумке или сырой коробке: даже не очень далекие братья Антитуа, заметив уникальный футляр и больший размер Мастера, отложили бы его в особую сторону, и обеспечили бы особое оборудование о 585 оборотах, чтобы изучить его на особую ценность, и уже были бы утеряны.
304.
Например, 20:30, 11 ноября. Года ВБВД, ком. 308 общ. Б, Энфилдская теннисная академия, где сидит, сгорбившись, Джеймс Албрехт Локли Сбит-сын.: подбородок на ладони, лоб замазан (C2H5CO)2O2 [260], локти на единственных расчищенных пятачках на столе, компактно жужжит ТП, в его подсвеченный зеленым порт подключен текстовый процессор, HD-экран установлен на корпусе картридж-плеера на раскладной подставке, как фотография любимой, клавиатура выдернута из макдживского [261] хаоса чулана и настроена на «низкую чувствительность», курсор мягко мигает в верхнем левом углу экрана перед глазами Сбита, чахнущего над, как начинает выясняться, неусвояемыми количествами матчасти для контрольного реферата второй четверти для этой темы с «Историей канадских злоключений» мисс Путринкур. Сбит все выбранные предметы мысленно называет «этими темами». Первоначальные надежды хотя бы на оригинальность реферата давно угасли, в эмоциональном плане. Оказывается, чем более дикую тему для написания выберешь, тем больше народу на ней потоптались и тем больше невнятных статей из научных журналов приходится читать, усваивать и как бы компилировать. Сбит сидит уже час, и его первоначальные ожидания значительно снизились. Ему и без того весь день было так себе – в носу тяжесть и заложенность такого как бы непогрешимого предощущения грядущей бури, вратарская маска головной боли, пульсирующая в ритм сердцу, – а теперь ему еще раскапывать в поисках нового источника горы хлама – достаточно невнятного и любительского, чтобы копипастить и полуплагиатить, не переживая, что Путринкур это уже читала или почует подставу.
«Об одиозных сепаратистских „Убийцах-колясочниках\" (Les Assassins des Fauteuils Rollents, или AFR) из юго-западного Квебека с безукоризненной научной точностью известно не больше, чем общепринято как аксиоматичное о стаях „Диких детей\" – переростков, населяющих, по разным слухам, периодически перенаселяемые лесистые регионы восточной Реконфигурации».
Поиск по базе данных БОБ-Архфакс по связанным ключевым словам «AFR», «коляска», «fauteuil rollent», «Квебек», «Quebec», «сепаратизм», «террорист», «экспериализм», «история» и «культ», который, можно было бы подумать, неплохо сузит круг, выдал больше 400 текстов, статей, эссе и монографий, отовсюду от «Континента» до Us, от «Международных отношений» до каких-то «Диких идей» – унылого маргинального архаичного сверстанного на коленке издания из какого-то общественного колледжа Бэйсайд 1 по I-93 в Медфорде, где ни одного берега и близко нет, редактором которого служит вроде тот же самый мужик, чье сочинение про убийц на колясках из «Диких идей» Сбит, вынужденный перечитать первое предложение несколько раз, чтобы уловить хоть какой-то смысл в наборе слов, оценивает как довольно безопасное для передирания, ведь не может быть, чтобы Путринкур хватило знаний и терпения пробиться через такой невыносимый академический американский:
«…что означенные дети-переростки, по разным слухам, действительно существуют, аномальны и облы, растут физически, но не умственно, живут на изобилии подножного корма, что циклически даруют периоды буйной растительности региона, действительно оставляют титанического масштаба помет и, предположительно, громовержно ползают по округе, иногда заходя к югу от стенных линий сдерживания в населенную местность Новой Новой Англии». Как обычно, в ситуации плагиата самое трудное для Сбита – стерилизовать прозу в теме этого мужика из «Диких идей» или хотя бы спустить на землю из практически озонового слоя глаголы и определения: птичий язык статьи здесь кажется Сбиту такой забрызганной пеной у рта мегалограндиозностью, которая у него ассоциируется с кваалюдами и красным вином, а потом Прелюдином вдогонку, чтобы выбраться из грандиозного штопора кваалюдов и красного вина. Плюс даже не будем о косметическом ремонте логических связок, которые тут будто от балды; у Путринкур какая-то фетишистская тема насчет переходов.
«Массивные, дикие дети, образовавшиеся благодаря токсичности и выживающие благодаря кольцеванию, однако же, с общепринятой точки зрения, царящей на Год Бесшумной Посудомойки „Мэйтэг\", по сущности своей пассивные символы экспериалистского гештальта. Каковыми являются и пресловутые Assassins des Fauteuils Rollents». Сбит так и видит, как Путринкур пишет и подчеркивает три раза большое красное QUOI? под этой связкой, такой вымученной и от балды. Сбит представляет, как мужика из «Диких идей» несет так, что он чуть ли не забрызгивает пеной стол. «Ибо порукой претензии квебекской сепаратистской ячейки AFR на неустанный активный статус служит следующее. Безногие квебекские убийцы-колясочники, невзирая на безногость и прикованность к коляскам, тем не менее вопреки однако сумели реализовать в жизнь планы по установлению больших отражающих устройств поперек нечетных шоссе Соединенных Штатов в целях дезориентации и создания угрозы для направляющихся на север американцев, по разрушению трубопроводов между пунктами переработки в системе кольцевого синтеза восточной Реконфигурации, считались ответственными за попытки систематического ущерба сооружениям запуска и приема организации федерального контракта по перемещению отходов «Эмпайр Вейст Дисплейсмент» на обоих сторонах реконфигурированной интраконтинентальной границы и – возможно, наиболее одиозная их характеристика – заслужили прозвище своей ячейки в vox populi – «Убийцы-колясочники» – благодаря активной деятельности в области попыток покушения на выдающихся канадских официальных лиц, которые поддерживают или хотя бы терпят то, что они – т. е. AFR, в своих редких публичных коммюнике – именуют «судетляндизацией» Квебека и Канады в целом все той же – как ее характеризуют AFR – пляшущей под дудку американцев Организацией Североамериканских Наций, вынудившей принять экологически обезображенную и предположительно мутагенную территорию под их – народа Канады, а в первую и главную очереди – народа провинции Квебек – эгиду в первый спонсированный Год Воппера… – Сбит, слегка перекошенный в кресле из-за избыточно развитой правой стороны тела, также пытается переработать обороты словесного поноса этого самого Дж. Т. Дэя, магистра, в не такие длинные самодостаточные предложения, которые покажутся более искренними и подростковыми, как будто кто-то искренне пытается докопаться до правды, а не забрызгивает тебе лоб слюной, заходясь в грандиозных тирадах. – …Убийцы-колясочники во всех случаях этих хорошо известных публике убийств материализовались, по сообщениям, «словно из ниоткуда», – мастера скрытности, вселяющие ужас в выдающиеся канадские сердца, нанося удар без всяких предупреждений, исключая зловещий скрип неторопливых колес, нанося удар молниеносно и без предупреждений, убивая выдающихся канадцев и затем вновь растворяясь в темной ночи, – а в какой еще ночи можно раствориться, в светлой? Сбит резко выдыхает через нос, издавая низкий и трубный презрительный звук, – всегда нанося удар в ночи, – своеобразная визитная карточка, наносить удар лишь в ночи, оставляя за собой лишь извилистые сети тонких двойных колей в снегу, росе, листьях, или почве, в качестве визитных карточек, вследствие чего двойная извилистая линия в форме «S» поверх традиционного флер-де-лиса квебекского сепаратизма стала штандартом ячейки AFR, ее геральдикой или «символом», если угодно, в их редких и всегда враждебных коммюнике администрациям Канады и ОНАН. И потому оборот «услышать скрип» теперь взят на вооружение высокопоставленными официальными лицами в квебекских, канадских, и онанских вертикалях власти в качестве эвфемистичного оборота, обозначающего мгновенную, ужасную и нелицеприятную смерть. Как и для СМИ. См. пример: «На глазах у многих тысяч шокированных подписчиков новоизбранный лидер Bloc Quebecois Жиль Дюсеп и его помощник, сопровождаемые не менее чем дюжиной элитных конных кирасиров МВД, тем не менее услышали скрип прошлой ночью во время спонтанного распространения обращения из озерного курорта Пуант-Клер» [262].
Сбит, одной рукой хватаясь за голову, ищет в Лекс-базе ТП «эвфемистический».
«…Однако аффиляции, иногда подразумеваемой, меж ядром народного культа Les Assassins, с одной стороны, и наиболее экстремистскими и жестокими квебекскими организациями Separatisteur – Fronte de la Liberation de la Quebec, Fils de Montcalm, ультраправым антиреконфигуративным вишну Bloc Quebecois, – как правило, противоречат одновременно как объявленные цели – конвенциональные сепаратистские когорты требуют лишь суверенной сецессии провинции Квебек и ликвидации англо-американских когнат из общественного дискурса, тогда как заявленная задача AFR – ни много ни мало не менее чем бескомпромиссное возвращение всех реконфигурированных территорий в юрисдикцию американской администрации, прекращение практики воздушного перемещения отходов через ЭВД, и перемещения воздушных масс через ATHSCME в пределах 175 километров от канадской земли, ликвидация всех кольцеваторов синтеза/отходов/синтеза к северу от 42° сев. параллели, и сецессия Канады от Организации Североамериканских Наций целиком, – а также тот факт, что фактически чересчур многие выдающиеся персоналии в недавней социоистории сепаратистского движения – см. Шнеде, Харест, Ремильярд, отец и сын Бушарды – в последние 24 месяца – особенно в жестокую и кровавую осень Года Шоколадного Батончика „Дав\" – „услышали скрип\"». Внутренние Лекс-файлы маленького ТП Сбита подтверждают хотя бы «вишну». Плюс в невнятице статьи чувствуется какая-то такая дичь, которую Сбит даже почти уважает, немножко: он все представляет маленький дефис морщинки между бровей Путринкур, когда она что-то не понимает и не может определить, это из-за твоего знания английского или из-за ее. «Прежде Акта о свободе мышления ГЧКП заслуживающая доверия социоисторическая информация о происхождении и эволюции Les Assassins des Fauteuils Rollents из малоизвестного молодежного нигилистического народного культа до одной из самых страшных ячеек в анналах канадского экстремизма, увы, отрывочна и зиждется на молве, целостность научной истинности коей далеко не более чем небезукоризненная». Сбит уже представляет, как тут Тьерри Путринкур, у которой эта ее раздраженно-непонимающая морщинка возникает порой даже при прочтении наипрозрачнейших рефератов, заносит высокую голову и бьется о стену. Одна его носовая пазуха кажется заметно крупнее другой, и с его шеей оттого, что сидит криво, тоже уже что-то не то, и ради быстренького дюбуа он готов даже убивать родных.
«Квебекские Les Assassins des Fauteuils Rollents по сущности своей культисты, заявляющие свои политический raison d\'etre и философский dasein в североамериканском социоисторическом интервале заметного преломления особого интереса, предшествовавшего – но ни в коем образе не, как безосновательно заявляют некоторые посредственности, состоявшего в непосредственной причинно-следственной связи – почти одновременным инаугурациям онанского правительства, континентальной Взаимозависимости и коммерческого спонсирования лунного онанского календаря. Между тем, как и большинство канадских культистских образований, однако, Убийцы-колясочники и их культистские деривации тем не менее проявили себя существенно более фанатичными, менее благорасположенными, менее благоразумными и существенно более недоброжелательными – резюмируя, более непредсказуемыми в действиях для предугадывания, контроля, переговоров и вмешательства ответственными лицами, чем самые пылкие американские конспираторы. Это научное исследование солидарно во многих важнейших отношениях с тезисом, что канадские и другие не-американские народные культы – развенчивая иллюзии Фелпса и Фелпса – являются изолированными образованиями антиисторического американского метастазирования, так необъяснимо для нас опирающимися всеми силами на принципы, „часто не только изоморфные\", но и активно довлеющие над собственным „удовольствием, комфортом, cui bono или развлечением каждого отдельного культиста, т. о. полагаясь за окоемом не только сложных прогнозирующих моделей психосоциальной науки, но и рудиментарного здравого смысла\"» [263].
Сбиту приходится применять немало усилий, чтобы вычленить суть и передать в куда менее заумном и более свойском студенческом стиле. Два раза в коридоре снаружи его комнаты, а также Шоу и Пембертона, проходят Рэйдер, Вагенкнехт и какие-то еще, судя по голосам, 16-летние юноши, хором распевая «Э-э, а-а, и-и, о-о, а-а, э-э, а-а, и-и…» и т. д. «Как общеизвестно, что народный культ Les Assassins в типичной манере всех тех, чьи цели расходятся с рациональным преследованием собственных интересов, принимает в качестве обрядов и индивидуальности ритуалы, тесно связанные с „Les jeux pour-memes\" [264],– формальными соревновательными играми, в которых главным не столько является какой-то «приз», но некая базовая самоидентификация: т. е., иначе говоря, „игра\" как метафизическая среда, психоисторический локус и гештальт». Сам батя Сбита в детстве Джима на ранчо «Мираж» был заядлым алкоголиком, предпочитающим красное вино с тяжелыми транками вдогон, который любил поздно ночью звонить малознакомым людям и делать необдуманные заявления, которые потом приходилось забирать назад, пока однажды осенним вечером он не выбрел из дома и не исполнил сальто в семейный бассейн во дворе Сбитов, который, что прошло мимо его сознания, был осушен, что привело к пожизненному шейному корсету и окончанию карьеры гольфиста с гандикапом ниже 80, что привело к невероятному ожесточению и семейной травме еще до того, как маленького Дж. А. Л. С.-мл. отправили в Академию Роллинг-Хиллс.
«Например, в научной среде солидарно, что прикованность к заглавным коляскам у Les Assassins прослеживается до печально известной „Le Jeu du Prochain Train\" [265] сельских районов юго-западного доэкспериалистского Квебека и что сам народный культ AFR состоит в значительной части или даже во всей полноте из ветеранов любителей и практиков этой дикой и нигилистической jeu pour-meme на смелость.
Известно, что „La Culte du Prochain Train\", или, как его часто переводят, „культ следующего поезда\", возник как минимум за десятилетия до Реконфигурации среди мужской части детей шахтеров, добывавших асбест, никель и цинк в изолированном регионе Папино, некогда считавшемся дальним юго-западом Квебека. Интерес к страшной игре и ее взошедший культ скоро распространились из эпицентра по сети неионизированных довзаимозависимых железных дорог, по которым минералы перемещались на юг, в Оттаву и порты Великих озер Соединенных Штатов». Над маленьким столом Сбита висит моделька самолета, сделанная из различных частей пивных банок. Инк заинтересовался террористической темой с зеркалами-поперек-шоссе ранней ОНАН, а предметом реферата Шахта стали жестокие франко-католические возмущения против муниципального фторирования под Малруни, – Сбит же выбрал эту тему темы связи AFR с культом прыжков перед поездами в стиле «русской рулетки» и теперь держался ее с тем же упорством, какое не давало ему вылететь из команды» А» 18-летних, несмотря на подачу, которую Делинт называл «реверансом дебютантки». Крылья самолета были из расплющенных банок, колеса – из смятых, фюзеляж и кокпит – из пол-литровых.
«Как и многие игры, сама Le Jeu du Prochain Train была существенно проще, чем ее организация соревнований, – прохладная улыбка Сбита. – В нее играли после заката на заведомо оговоренных местах, а именно les passages a niveau de voie ferree [266], находившихся на каждом пересечении сельских квебекских дорог с железнодорожным полотном. В Год Воппера в одном только регионе Папино насчитывалось более двух тысяч (2000) подобных пересечений, хотя и не все могли похвастаться столь плотным трафиком, чтобы обеспечить трудность настоящего соревнования.
Шестеро мальчиков, детей шахтеров, от десяти до приблизительно шестнадцати лет, квебекско-франкоговорящих мальчиков, выстраиваются на концах
шестерых железнодорожных шпал вне самих путей. В первых раундах ночи участвовали ровно двести шестнадцать (216) мальчиков – никогда ни больше, ни либо же меньше: разделившись по шесть, каждая шестерка играла со своим поездом, замерев сперва на соседних концах шпал по одну сторону путей, в ожидании, несомненном напряжении, поджидая словно бы появления смертельной невесты. Ночное расписание плотного движения поездов по этим переездам известно епископату Le Jeu du Prochain Train – так называемым les directeurs de jeu 1: юношам старше подросткового возраста, ветеранам предыдущих les jeux, некоторые из которых безногие и в колясках или – в силу безотцовщины или отчаянной нищеты, будучи детьми асбестовых шахтеров, – на грубых досках с колесиками. Игрокам воспрещаются часы, они целиком полагаются на directeurs игры, решения которых окончательны и зачастую вменяются насильственными методами. Все молчат, выслушивая свисток локомотива, – звук одновременно печальный и беспощадный, – что неотвратимо приближается и начинает слегка подвергаться эффекту Допплера. И вот они напрягают бледно мускулистые ноги в вельветовых штанах, унаследованных от старших братьев, когда из-за поворота путей выныривает белое око следующего поезда и надвигается на ожидающих мальчиков игры».
Сбит вязнет в моментах, где автор как будто забивает на ученый тон и даже, похоже, начинает то ли выдумывать, то ли галлюцинировать подробности, которые, как бы Джим Сбит не представлял, явно нельзя было увидеть самому, так что он почти не отрывает палец от «делита», плюс потирает глаз и ковыряет лоб – две его более-менее постоянные реакции на творческий стресс.
«Сама Le Jeu du Prochain Train – конгениальная простота. Цель: стать последним из своей шестерки, кто перепрыгнет с одного конца шпал на другой – т. е. через пути – прежде, чем минует поезд. Настоящими противниками считается остальная пятерка из шестерки. Поезд никогда не считается противником. Ускоряющийся, свистящий поезд считается скорее ограничением le jeu, ареной и смыслом. Его размер, скорость по чрезвычайно крутому склону с севера на юг на некогда юго-западе Квебека и точные технические данные каждого поезда по расписанию – все это известно directeurs, они представляют собой константы в игре, переменными в которой являются решимость каждого из шестерых мальчиков вдоль дороги и их оценки решимости друг друга рискнуть поставить на заклад все ради победы».
Сбит переводит такой очевидно неподростковый заумный материал в: «Переменная в игре – не сам поезд, а смелость и решимость игрока».
«Последние мгновения, исчезающе маленькие, когда игрок может устремиться чрез полотно, деревянные шпалы, вонь креозота, гравий, и протертое железо, средь ушераздирающего вопля свистка над самой головой, ощутить мощный толчок устрашающего воздуха скотосбрасывателя транспортника или круглого носа экспресса, повалиться в гравий на той стороне путей, перекатиться и узреть перед глазами колеса и фланцы, колодки и дышла, яростный ход поршней, почувствовать, как по-над откосом оседает конденсат пара из свистка, – все эти секунды известны, знакомы собравшимся играть мальчишкам как их собственный пульс». Теперь Сбит трет глазницу всей ладонью, вызывая в глазу эктоплазмическое завихрение красного. Блин, у старых поездов до скоростных что, были эти, как их, фланцы, скотосбрасыватели и свистки с паром?
По губительному недосмотру Сбит копирует «устремиться чрез полотно» – решительно несбитовское словосочетание – дословно.
«.что истинной переменной, благодаря которой le Jeu du Prochain Train является не просто игрой, а соревнованием, являются отвага, дух и готовность пойти на пан или пропал пятерых ожидающих подле. Сколько они будут выжидать? Когда они изберут? Сколь много монет с головой королевы этой ночью стоят их жизни и конечности? Куда радикальней, чем излюбленная американской молодежью автомобильная игра на слабо, принципы которой часто ставят в сравнение (в расчет следует брать пять – не только лишь одну – разных решимостей, в дополнение к готовности собственной решимости, и никакое движение или действие в мире не сможет отвлечь от напряжения неподвижного ожидания, ожидания, пока один за другим остальные пятеро дрогнут и бросятся к спасению, прыгнут на опережение поезда.» – и тут предложение тупо кончается, даже без второй скобки, хотя сметливый Сбит, с чутьем на подобные вещи, точно знает, что аналогия с игрой на слабо – то что надо, в плане реферата.
«Однако исторически лучшие в le Jeu, согласно слухам источников, целиком игнорируют пятерых своих соперников, концентрируясь всем вниманием для определения самого последнего мига, в который возможен прыжок, считая, т. н., последним, главным и единственно истинным соперником в игре только собственную решимость, смелость, и интуицию относительно последнего мига, в который возможен прыжок. Это неустрашимое меньшинство, цвет le Jeu – многие из которых станут directeur будущих jeux (если не, как часто бывает, вступят в Les Assassins или ее метастазовые ответвления) – эти неустрашимые и уверенные в себе виртуозы не видят порывов, тиков или темных пятен на вельветовых штанах своих соперников – обычных знаков сдающей воли, которые высматривают менее опытные игроки, – ибо цвет игроков зачастую вовсе закрывают глаза и ждут, доверившись вибрации железнодорожных шпал и камертону свистка, а также интуиции, и року, и тем нуминозным влияниям, что бытуют вне рока». Сбит иногда представляет, как одной рукой сгребает в горсть лацканы этого мужика из «Диких идей», а второй последовательно хлещет его по щекам – форхенд, бэкхенд, форхенд.
«Принцип игры культа прост. Последний из шестерых, кто прыгнет перед поездом и приземлится невредимым, – победитель. От пятого до второго прыгнувшего считаются проигравшими, но достойно.
Первый в раунде, кто дрогнул и прыгнул, уходит домой, один под луной, посрамленный и опальный.
Но даже первый дрогнувший и прыгнувший – прыгнул. Не прыгнуть считается не просто запрещенным – но невозможным. «Perdre son coeur» 1 и не
прыгнуть – вне грани le Jeu. Такой возможности попросту не существует. Это немыслимо. Лишь однажды в пространной устной традиции le Jeu du Prochain Train сын шахтера не прыгнул, «потерял сердце» и застыл на месте, остался на своей стороне, когда минул поезд раунда. Позже этот игрок утонул. «Perdre son coeur», если об этом вообще упоминают, также известно как «Faire un Bernard Wayne» 1, в сомнительную честь того одинокого непрыгнувшего сына асбестового шахтера, о коем мало что известно, кроме последующего утопления в водохранилище Баскатонг, и кое имя теперь общепринятое имя нарицательное для высмеивания и презрения среди пользователей узуса региона Папино». Сбит, забыв о губительных последствиях, беспечно копирует и это все, и над его головой даже близко не замигала хотя бы капсульного размера лампочка.
«Цель игры – прыгнуть последним и приземлиться с полным набором конечностей на противоположной насыпи.
Экспрессы на 30 км/ч быстрее обычных транспортников, но скотосбрасыватель транспортника может искалечить. Будучи сбит поездом, мальчик летит ядром из пушки, теряя башмаки, описывает высокую, паническую дугу и домой уже отправляется в мешке. Будучи попавшим под колесо и протащенным вперед, игрок зачастую оставляет за собой покрасневший рельс длиной в сто или больше метров и домой отправляется в нескольких церемониальных шахтерских лопатах для асбеста или никеля, предоставленных старшими и зачастую лишенными конечностей directeurs.
«Предположительно, чаще случается, что мальчик, преодолевший половину путей перед тем, как его сбивает поезд, теряет одну или больше ног – либо на месте, если повезет, либо позже, под хирургическим газом и ортопедическими пилами по, как правило, диким массам неузнаваемо вывороченного мяса». Парадокс для Сбита как плагиатора, который ищет источник с достаточным количеством деталей, чтобы просто пересказать своими словами, в том, что здесь деталей почти слишком много, и многие слишком живописные; как-то даже не очень научно; скорее кажется, будто этого мужика из «Диких идей», Бэйсайдский ОК, несло все больше, пока он вообще не почувствовал себя вправе лепить и выдумывать на ходу, как, например, этот кусок с «вывороченным мясом» и т. д.
Что Хэлу Инканденце любопытно в Сбите, а также иногда Пемулисе, Эване Ингерсолле и Ко, так это что прирожденные плагиаторы вкладывают столько усилий в маскировку плагиата, что проще было бы просто взять и написать работу с концептуального нуля. Обычно кажется, что плагиаторы не столько ленивы, сколько не уверены в себе в навигационном смысле. Им трудно прокладывать пути без подтверждения в виде детальной навигационной карты, что до них здесь уже ступала нога человека. Насчет же невероятных кропотливых ухищрений и стараний скрыть и замаскировать плагиат – из нечестности, или какого-то клептоманского адреналина, или из-за чего – у Хэла пока теорий нет.
«Все пугающе просто и прямолинейно. Иногда последний прыгнувший из шестерки бывает сбит; тогда предпоследний становится последним и триум-
фатором, и переходит – каждый победитель буквально „выживает\" – в следующий раунд игры, некий шестерной полуфинал, шесть раундов по шесть канадских мальчиков в каждом: т. н. Les Trente-Six [267] этой ночи. Мальчикам из начальных раундов – тем, кто не стал ни последним, но и не позорно прыгнул первым – разрешено остаться у le passage a niveau de voie ferree молчаливым зрителем полуфинала. Вся le Jeu du Prochain Train обыкновенно проходит в молчании». В губительной и, вероятно, подсознательно саморазрушительной серии недоглядов Сбит реабилитирует стиль, но оставляет множество галлюцинаторно специфических деталей, не подкрепляя сносками, хотя очевидно, что ему никак не притвориться, что он сам все это видел.
«Тем выжившие проигравшие из числа Les Trente-Six пополняют ряды молчаливой аудитории, в то время как шесть неустрашимых победителей – финалистов, „attendants longtemps ses tours\" [268] этой ночи, – кто-то в крови или посеревший от шока, пережившие уже два максимально задержанных прыжка и спасения на волосок от гибели, с пустыми или закрытыми глазами, смакуя во ртах горечь, выжидают ночной экспресс 23:59 – ультраионизированный „Le Train de la Foudre\" [269] из Мон-Тремблана в Оттаву. В последний миг они метнутся чрез полотно перед его скоростным носом, каждый надеясь прыгнуть последним и выжить. Нередко бывает сбит не один финалист le Jeu». Сбит теряется, нереалистично или неосознанно реалистично продолжать использовать собственную фамилию как глагол – станет ли человек, которому нечего маскировать, пользоваться своей фамилией как глаголом?
«.вне социоисторических сомнений, что многие из выживших и организационного директората La Culte du Prochain Train основали и составили Les Assassins des Fauteuils Rollents, хотя точная идеологическая связь между одновременно рыцарскими и нигилистическими варварскими турнирами Культа поезда до э. с. и безногой ячейкой антионанских экстремистов настоящего остается предметом того же преломления копий, что сопровождает эволюцию северно-квебекского La Culte de Baiser Sans Fin хотя не в особенно страшную, но умело работающую на публику ячейку Fils de Montcalm, которым инкриминируется вина в сбросе с вертолетов с высоты 12 метров пирога, наполненного отходами жизнедеятельности, на трибуну президента США Джентла во время второй инаугурации.
Как и в случае La Culte du Prochain Train, Культ бесконечного поцелуя регионов добычи железной руды вокруг залива Святого Лаврентия вырос из периодического соревнования турнирного типа, в котором участвовали 64 половозрелых канадца, половиной которых выступала прекрасная половина человечества [270]. Т. о., в первом раунде предстояло стакнуться 32 парам, каждая из которых состояла из квебекских юноши и девушки». Сбит пытается набрать Хэлу, но натыкается только на его нудное сообщение на автоответчике; можно вообще говорить «стакнуться» в значении «столкнуться», это разве не противоположные вещи? Сбит представляет, как ученого из «Диких идей» к этому моменту уже унесло в далекие края: сидит, в глазах двоится, голова качается, прикрывает ладонью один глаз, чтобы хотя бы видеть один экран, печатает носом. Но с саморазрушительной доверчивостью, свойственной многим плагиаторам, какими бы одаренными они ни были, Сбит берет и безапелляционно вставляет «стакнуться», все это время представляя в красках бэкхенды и форхенды пощечин. «Одна половина каждой пары, избранная голосом большинства, наполняла легкие воздухом до предела, в то время как вторая при этом максимально выдыхала, чтобы опустошить свои. Их губы смыкались и быстро запечатывались окклюзионной повязкой культистом-организатором, который затем мастерски применял большой и указательный пальцы, дабы герметизировать ноздри противников. Т. у., начало битве Бесконечного поцелуя положено. Все содержимое легких избранно вдохнувшего игрока орально выдыхалось в опустошенные легкие его или ее оппонента, который/ая, в свою очередь, выдыхал/а вдох первоначальному обладателю, и ч. т. д., туда-сюда, следует обмен туда-сюда одной порцией воздуха, со все более спартанской пропорцией кислорода и углекислого газа, пока организатор, удерживающий их ноздри в закрытом положении, не объявляет того или иного противника, либо павшего вниз на землю, или потерявшего сознание на ногах, „evanoui\", или, „лишившимся чувств\". Теоретика соревнования кладет начало тактикам терпения, направленным на истощение, на измор, свойственным традиционным Quebecois Separatisteurs, таким как Les Fils de Montcalm и Fronte de la Liberation du Quebec, противоположным кровожадности и рискованности покалеченных выходцев народного культа „Le Prochain Train\". Фигуральной целью соревнования „Baisser\" считается – согласно Фелпсу и Фелпсу – использовать данный ресурс с максимально исчерпывающими степенями эффективности и стойкости, прежде чем извергнуть его туда, откуда он появился, – стоическая позиция по отношению к утилизации отходов, которую Фелпсы несколько бесцеремонно применяют, чтобы проиллюминировать относительное безразличие монкалмистов к континентальной Реконфигурации, которая, в свою очередь, для Les Assassins des Fauteuils Rollents составляет весь „raison de la guerre outrance\" [271]».
304. (так она тогда думала)
305. Некоторые из лучших ее и Джима споров касались коннотаций фразы «Критиковать любой может», которую Джим обожал повторять на все лады ироничной многосмысленности.
306. Джоэль ван Дайн и Орин Иканденца оба помнят, что первыми заговорили именно они. Непонятно, кто из них путает, и путает ли, хотя интересно отметить, что это единственный из двух случаев, когда Орин считал себя заговорившим первым, – второй был со «швейцарской моделью рук», на обнаженном боку которой он неистово чертит знаки бесконечности все время отсутствия Субъекта из «Момента».
307. = точка зрения.
308. В торговом центре «Честнат Хиллс» на Бойлстон / Шоссе 9, мимо которого команда А ЭТА ковыляет несколько раз в неделю, на пробежках, – сетевой ресторан, но первоклассный и славный, а в бруклайнском «Лигале» особенно славный выбор морепродуктов, и метрдотель, оказывается, знал доктора Инканденцу, и назвал его по имени, и принес ему первое и второе, даже не спрашивая.
309. Жаргон: «Исследования Кино/Картриджей».
310. Трехсторонний североамериканский иммиграционный бюрократический аппарат.
311. Жаргон бостонских АА. НЗ – это «Никто не застрахован», ломик против отрицания у людей, которые любят сравнивать свои и чужие жуткие последствия злоупотребления, суть которого в том, чтобы показать, что бомж с носками вместо перчаток, заливающий зенки Листерином в 07:00, всего лишь в паре шагов дальше по той же самой скользкой дорожке, на которую уже вступил ты, когда Пришел. Или что-то в этом роде.
312. Бюрократический аппарат по распределению квебекских пенсий, из-за которого отец Марата, ныне усопший, не получил ничего, кроме б/у кардиостимулятора «Кенбек».
313. См. примечание 304.
314. Маратовское malentendu слова «проживание».
315. Как например случаи, когда Ч. Т. и Маман приезжали в Логан забрать после кинокомандировок Марио и Самого – Марио с оборудованием, Самого – мокрого и одутловатого после давления в кабине и отсутствия места для ног, с вечно звенящими пластиковыми бутылочками с неоткрываемыми крышечками в карманах пиджака, – и в машине по дороге в Энфилд дядя Марио заводил безумный офелианский монолог-болтологию, от которого несчастные зубы Самого скрежетали так, что когда они сворачивали на обочину и Марио обходил машину и открывал дверцу, чтобы Самого стошнило на улицу, в рвоте была крошка, зримая белая зубная крошка, от скрежета.
316. © 1981 до э. с., издательство ООО Routledge & Kegan Paul, Лондон, Великобритания, чрезвычайно дорогой хардкавер; на диске не выпускалась.
317. Не забывайте, Мэна больше нет.
318. Семейная идиома Инканденц, обозначающая «объедки».
319. Главная библиотека, МТИ, Восточный Кембридж.
321.
Подтверждающий пример, 1930, четв. 12 ноября ГВБВД, ком. 204, общежитие Б:
– Нет, смотри, тут все равно тангенс. Производная – угловой коэффициент касательной в данной точке функции. Неважно, что это за данная точка, – дадут ее тебе на экзе.
– Это все будет на госах? Что-то сложнее тригонометрии?
– Блин, а это что, не тригонометрия? Тебе дадут текстовую задачу, в которой будут изменяющиеся параметры – что-нибудь растет, напряжение там, инфляция валюты ОНАН по отношению к валюте США. Дифференцирование просто сэкономит тебе кучу времени, а в тригонометрии будешь считать изменения с этими треугольниками в треугольниках. Тригонометрия для темпов роста – мозговыносящая хреновина с морковиной. А нахождение производных – та же тригонометрия, только с воображением. Воображаешь, как точки непреклонно движутся друг навстречу другу, пока с практической точки зрения не становятся одной точкой. И угловой коэффициент данной линии становится угловым коэффициентом касательной.
– Одна точка, которая две точки?
– Да разуй свое гребаное воображение, Инк, и плюс вспомни парочку пределов, без них никуда. Впрочем, на госах с пределами до тебя докапываться не будут, поверь мне. Все это по сравнению с эсхатоновскими расчетами – аппетитное блюдо из пареных корнеплодов. Сдвигаешь две точки, для которых рассчитываешь тангенс угла наклона касательной, бесконечно близко – а дальше подрубаешь готовую формулу.
– Можно я расскажу тебе свой сон, а потом по инерции с него продолжим вгрызаться в это?
– Просто шпаргалку себе на руке запиши. Функция х, степень n, значит, производная – nxn-1 для любых задач по темпу прироста, которые тебе зададут. Это предполагает, конечно, и рассчитываемый предел, но никто не будет докапываться до тебя со сраными пределами на сраных госах.
– Это был сон про ДМЗ.
– Ты хоть понял, как все это применяется для задачек на темпы прироста?
– Там был твой экспериментальный армеец с огромной дозой.
– Давай-ка я дверь прикрою.
– Ливенвортский заключенный. Который, как ты сказал, покинул планету. Который распевал Этель Мерман. Это было ужасно, Майки. Во сне я сам был тем армейцем.
– То есть теперь ты предполагаешь, что реальный икспириенс с сам-знаешьчем будет напоминать икспириенс из кошмара.
– Ха. Почему кошмар? Откуда ты взял, что это был кошмар? Я разве сказал «кошмар»?
– Ты сказал «ужасно». Вот я и предположил, что это была не прогулка по вересковому полю.
– Во сне ужас заключался в том, что на самом деле я не пел «There\'s No Business Like Show Business». На самом деле я звал на помощь. Я кричал: «Помогите! Я зову на помощь, а все ведут себя так, будто я исполняю каверы Этель Мерман! А это же я! Это я, зову на помощь!»
– Это же сон уровня Раск, Инк. Стандартный сон про «меня никто не понимает». ДМЗ и Мерман можно пренебречь.
– Но еще присутствовало особенное одиночество. Ни на что не похожее. Кричишь, что зовешь на помощь, а вместо этого поешь шлягер, пока вокруг собираются санитары и врачи, щелкают пальцами и притаптывают ногой.
– Я упоминал, что ДМЗ не выявляется при GC/MS? Сбит откопал это в какой-то пыльной сноске по пищеварительной микрофлоре. Он же на основе плесени фитвиави. Если она и выявляется, то в виде легкого случая молочницы.
– Я думал, молочница только у девушек.
– Инк, ну что ты как ребенок. Факт номер два – Сбит уже почти докопался, что изначально эту штуку придумали, чтобы вызывать, как там говорится, трансцендентный опыт у – зацени – хронических алкоголиков в, типа, 1960-х, в Верденском протестантском госпитале Монреаля.
– Почему этой осенью, куда я ни шагну, все вдруг упоминают Квебек в радикально разных контекстах? Орин звонит с какой-то затянувшейся одержимостью по поводу антионанских квебекцев.
– …и Тэвис сейчас объявил, что Квебек – жертвенный агнец на фандрейзере этого года. Твоя мамка из Квебека.
– И именно в этом семестре я выбрал курс Путринкур по инсургентам, который от звонка до звонка – сплошной квебекафон.
– О, ну по-любому, ну я не сомневаюсь, это какой-то заговор или ловушка. Очевидно, все вокруг подстроено так, чтобы загнать тебя в клетку и распевать мерманалию. Инк, по-моему, у тебя шарики начинают поскрипывать на роликах. Видимо, вот что бывает, когда скачаешь через два плато за раз. Помоему, значительная трансцедентная дээмзэшная интерлюдия перед Тусоном без побочных уремических эффектов – то, что плотник прописал для заедающих роликов. Заодно удержит от курения Боба Хоупа изо дня в день, особенно перед госами. От этой херни легкие дохнут только так. От этой херни станешь жирным, вялым, мокрым и бледным, Инк. Плавали, знаем. Одной 30-дневной очистки организма будет мало. Tu-sais-que 1 – как раз та реконфигурация, с которой исследуешь новые вершины, слезешь с Боба Хоупа, найдешь что-нибудь, с чем можно спокойно жить в вузах или Шоу и не впасть в паралич. От этой херни рано или поздно наступает паралич, Инкуля. Плавали, отлично знаем, видел у себя на районе. Некогда многообещающие ребята проводят всю жизнь
перед ТП, трескают арахисовое масло и дрочат в старый носок. И все, КабздецФея въехала с вещами на ПМЖ, Инк. Плюс нерешительность? Ты еще не видел нерешительность, если не видел мужика с мелкими жирными титьками, развалившегося в кресле на десятом году Боба Хоупа нон-стоп. Жуткое зрелище. Инкстер, друг мой, зрелище душераздирающее, скажем прямо. Трансцендентный икспириенс со мной и Аксанутым – как раз то, чего так и просят твои ролики. Покайфуй с другими для разнообразия. Мне надоело сидеть с одним Аксанутым, который только и треплется про Йель. Зарой Визин войны.
– Трансцендентный? Так Сбит и прочитал? Не трансцендентальный?
– Да какая в жопу разница?
– Майк, а что, если я скажу, что хочу не просто месяц передышки.
– Оставь Надежду.[272] О том я и говорю.
– Я хочу сказать – может, принять решение. Навсегда. Что, если я делаю это все чаще и чаще, это становится все менее и менее прикольно, но я все равно делаю чаще и чаще, и единственный выход теперь – распрощаться навсегда.
– Стоячие овации. Немножко нерискового трансцендентализма со мной и Нутым Аксом – как раз то, что требуется для…
– Но я обо всем. «Синее пламя», случайный дрин. Если я приму хоть чтото, то, сам знаю, вернусь к Бобу. Закинусь Мадам Психоз с вами – и вся моя решительность растает как не бывало, и вот я уже с пипеткой хнычу, чтобы ты подкинул мне немножко вечнозеленого Хоупа.
– Какой ты ребенок, Инк. С одной стороны – гений, а с другой – такой мелкий лысый мелкий толстощекий карапуз. Ты что, думаешь, просто скажешь: «Ну все, я решил», и тут же вдаришь по тормозам и бросишь все?
– Я сказал только «что, если».
– Хэл, ты мой друг, и я твой друг настолько, что ты даже представить не можешь. Так что готовься к прозрению. Ты хочешь бросить, потому что начинаешь понимать, что без этого не можешь, и…
– Вот именно. Пимс, представь, как ужасно, если кто-то без этого не может. Не просто очень-очень-очень нравится. А невозможность жить без – как будто совсем другой порядок… Это ужасно. Это как разница между тем, как действительно что-то любить, и как от чего-то…
– Ну давай, скажи, Инк.
– Потому что знаешь что? А если так и есть? То, что ты не сказал. Что, если ты такой и есть? И что, значит, просто бросишь? Если ты наркозависимый, Хэлли, ты без этого не можешь, а если ты без этого не можешь, как думаешь, что случится, если ты просто выкинешь белый флаг и будешь жить дальше, без всего?
– Ты сойдешь с ума, Инк. Ты умрешь внутри. Что будет, если жить без чегото, чего требует организм? Еда, вода, сон, O2? Что будет с организмом? Сам подумай.
– Ты сам только что объявил овации предложению Оставить Надежду. Ты сам только что презентовал образ меня же с грудью, мастурбирующего в грязное белье, с паутиной между задницей и креслом.
– Ну это Боб. Я что-то не помню, чтобы сказал так про все. Если не можешь без Боба, Инк, бросить Боба можно, только если пойдешь дальше и найдешь что-нибудь новенькое.
– Наркотики потяжелее. Все прямо как в старых кинолентах про то, что травка открывает двери к наркотикам страшнее, и сверчок Джимини…
– Ой, да пошел ты. Зачем тяжелее? Просто новенькое. Я знаю ребят, которые слезали с героина, кокса. Как? Принимали стратегическое решение перейти на ящик «Курса» в день. Или на метадон, неважно. Я знаю пьющих ребят, Инк, которые слезли с алкоголя, переключившись на Боба Хоупа. Сам я – ты видел, я переключаюсь все время. Фишка в том, чтобы найти правильную батарейку для внутренней проводки. И я говорю, что реальный паутинный бластер со мной и Аксфордом сразу после фандрейзера поможет тебе приподняться над ситуацией, прекратить детский лепет и накручивать себя по поводу дурацких решений, которые все равно не сможешь воплотить, и реально осознать, как исследовать новые вершины подальше от этого самого Боба, овации по поводу которого были за то, что ты с него слезешь, Инк, – это не твое, ты уже как раз стал похож на чувака, у которого отрастут титьки.
– То есть ты очень тонко лоббируешь сеанс приема ДМЗ, заявляя, что не веришь, что я могу просто взять и бросить все. Потому как ты сам бросать не планируешь. Притом что левый глаз у тебя тарантеллу выделывает. Ты даже Тенуат не смог бросить. «Настоящие победители никогда не сдаются» и прочие делинтовские…
– Я что-то не помню, чтобы что-то такое говорил. И мне кажется, наверное, ты бы мог бросить все. На какое-то время. Ты не ссыкло. Яйца у тебя позвякивают, я знаю. Уверен, ты бы выдержал.
– На какое-то время, значит.
– А ну что, по-твоему, случится через какое-то время, а? Без того, без чего ты жить не можешь?
– Что, я схвачусь за сердце и откинусь? Вцеплюсь в вихры посреди «салочек» и умру от аневризмы, как та девочка в Этвуде в прошлом году?
– Нет. Но ты умрешь внутри. Может, и снаружи. Но судя по тому, что я видел, если ты хорош, но жить без чего-то не можешь, и просто резко бросаешь, то умираешь внутри. Сходишь с ума. Плавали, знаем. Это называется завязка, абстяга. Самодеятельность. Толпы ребят, которые бросали все, потому что уже увязли по уши, и бросали, и просто умирали.
– Имеешь в виду, клиппертонились? Хочешь сказать, Сам покончил с собой, потому что протрезвел? Потому что он не протрезвел. На стойке с духовкой, в которой он башку взорвал на хрен, так и стоял этот его Wild Turkey. Так что не пытайся обломать меня его примером, Майк.
– Инк, все, что я знаю о твоем папке, можно расписать пустым фломастером вдоль края стопки. Я говорю про мужиков, которых знаю. «Пауки-волки».
Оллстонцы, которые бросали. Кто-то и клиппертонился, да. Кто-то оказался в Марриотском дурдоме. Кто-то выжил, вступив в АН, культ или какую-нибудь безумную секту, и потом ходил по району в галстуках, рассказывая про Иисуса и Смирение, но тебе-то это не поможет, потому что ты слишком гений, чтобы повестись на бред про Бога. С большинством не случилось ничего особенного, с теми, кто жить не мог и бросил. Вставали по утрам, и шли на работу, и возвращались домой, и ужинали, и ложились спать, и вставали, день за днем. Но мертвые. Как роботы; так и видишь заводные ключики у них в спинах. Заглянешь им в карты, а там чего-то не хватает. Ходячие мертвецы. Они так что-то любили, что жить без этого не могли, но бросили, и теперь просто ждали смерти. Что-то в них накрылось, внутри.
– Их воля к жизни. Огонь в груди.
– Хэл, сколько ты уже, два с половиной дня без? три? Как себя чувствуешь, братец?
– Нормально.
– Угу. Инкушенька, я только знаю, что я тебе друг. Правда. Не хочешь взаимовоздействовать с Мадам – подержишь наши с Аксом сумочки. Поступай как знаешь и покажи мне пальцем на любого, кто тебе запретит. Я же просто даю совет заглянуть в будущее – дальше секунды, когда примешь решение, которое, знаю, ты не позволишь себе взять назад.
– Если я не буду что-либо употреблять, какая-то жизненно важная часть меня умрет. Это твоя точка зрения.
– Иногда у тебя в одно ухо влетает, а в другое вылетает как бы реально быстро, Хэл. Ну да это ничего. Подумай пока над своим состоянием, без чего ты не можешь жить. Например, что именно в тебе теперь не может жить без чего-либо?
– Ты постулируешь, что это умрет.
– Просто вот что именно в тебе, как тебе кажется, жить не может без того, что ты планируешь у него отнять.
– Что-то либо слабовольное, либо неполноценное, имеешь в виду ты. Наркозависимое.
– Вот ты и сказал.
320. Джонетт Ф., самая первая мачеха которой служила в полиции Челси, Массачусетс, с раннего детства приучали называть полицию «полицией» или «Законом», поскольку большая часть сотрудников БПД находит уличный термин «Органы» сардоническим.
321. Люди вне сообщества бостонских АА всегда говорят «дом на полпути» «Эннет-Хаус»; один из способов отличить новичка или постороннего.
324.
17 ноября – Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»
Иногда бывают моменты, когда в мужской раздевалке ЭТА в Админке пусто, и туда можно сходить и как бы помедитировать, послушать, как капает душ и урчит слив. Можно почувствовать ту странную оглушенность, что охватывает обычно людные помещения в часы затишья. Можно неторопливо одеваться, поиграть мускулами перед широким полированным зеркалом над раковиной; зеркало трехстворчатое, так что старые добрые бицепсы можно рассмотреть со всех сторон, заценить волевую линию подбородка, примерить разные выражения лица, попробовать выглядеть естественно и обыденно, чтобы представить, как тебя обычно на самом деле видят другие. Дух в раздевалке тяжелый от запахов подмышек, дезодорантов, бензоина, камфорной пудры, нешуточных ног, висящего пара. Еще лимонной полироли «Лемон Пледы» и легкой электрической гари от древних фенов. На синем ковре следы талька и фуллеровой земли [273], въевшиеся слишком глубоко, чтобы отмыть без отпаривателя. Можно достать расческу из большой банки с Барбицидом на полке у раковины и такой фен как бы 38-го калибра, и смело экспериментировать. Это лучшее зеркало в академии, со сложным освещением со всех сторон. Доктор Дж. О. Инканденца знал, что нужно его воспитанникам. В такое время простоя здесь иногда можно застать старшего уборщика Дэйва («К. Н.») Пала, который любит прикорнуть на одной из скамеек вдоль ряда шкафчиков, – он утверждает, что скамейки оказывают какое-то паллиативное воздействие на его спинной фуникулит. Гораздо чаще здесь можно встретить одного из невероятно старых и взаимозаменяемых чернорабочих Дэйва, с пылесосом для ковров или промышленным дезинфицирующим средством для биде. Можно зайти в душ и, не включая воду, запеть – разойтись вовсю. Майклу Пемулису нравится мощь его вокала, но только в окружении кафельной плитки. Иногда, когда здесь пусто, можно уловить обрывки голосов и интригующих звуков женской гигиены из раздевалки противоположного пола за стеной с шкафчиками.
В любое другое время определенный тип юниоров ЭТА с самой тонкой душевной конституцией всеми силами избегает забитую раздевалку и пользуется примитивными душами и раковинами на этажах общежитий. О чем думал тот западный человек, что решил поместить унитазы и горячий душ в одном людном пространстве? Т. Шахт может разогнать любое сборище в запаренной раздевалке, просто зайдя в кабинку и целеустремленно задвинув защелку.
У проректоров свои отдельные души рядом с их комнатами в туннеле, смежные с чем-то вроде салона с экраном, мягкими креслами, холодильничком и невскрываемой дверью.
Когда М. М. Пемулис спустился в 14:20 переодеться для дневных матчей [274], в раздевалке были только несравненный снайпер свечей Тодд Потлергетс, 14-»А», ссутулившийся и хныкающий, и Кейт Фрир, с которым Пемулису выпало играть и который как будто совсем не торопился одеваться и идти играть, и вполне мог быть, собственно, причиной слез Полтергейста. Так называемый Викинг был без рубашки, с полотенцем на шее, и изучал у зеркала кожу. У него были жесткие светлые волосы в высокой прическе, очень мускулистые шея и подбородок и такие выдающиеся гонионы, что верхняя половина лица казалась сужающейся и хитрованской. Его волосы всегда напоминали Хэлу Инканденце замороженный прибой, говорил Хэл. Тодд Потлергетс был почти голый и сутулился на скамье под своим шкафчиком, спрятав лицо в руках, просвечивая сквозь растопыренные пальцы белыми бинтами на носу, и тихо плакал так, что плечи ходили ходуном.
Пемулис – а он Старший товарищ Полтергейста, как бы ментор по свечам и Эсхатону и вообще искренне любит паренька – бросил сумку и в типичном мужском знаке дружбы изобразил шутливую двоечку, как для саечки за испуг. «Че нос, Тоддер?» Как и все, Пемулис наловчился набирать комбинацию шкафчика на ощупь, после месяцев и лет постоянной практики. Одновременно он оглядывал раздевалку. Когда Пемулис спросил Потлера, чем ему помочь, Викинг что-то буркнул себе под нос.
– Все ложь, – всхлипнул Полтергейст из-за ладоней, слегка покачиваясь на скамье. Его шкафчик был открыт, в мальчишеском беспорядке. На нем были только расстегнутая фланелевая рубашонка и ракушка от Johnson & Johnson, а еще у него крошечные белые ножки [275] и деликатные, хрупкие на вид пальчики. Сейчас он должен был присутствовать на бесплатном цирке – семинаре Донни Стотт по картам и долинам, знал Пемулис.
– Что, метафизический ангст в тринадцать? – адресует Пемулис вопрос глазам отражения т. н. Викинга в зеркале. Спина у Фрира широкоплечая, обезжиренная и отличается великолепным для теннисиста рельефом широчайшей мышцы, но слегка пестрая от частых применений и обдираний полироли: Фрир в полироли чуть ли не купается, потому что одержим состоянием кожи – она у него нордическая, шелушится, а не загорает. Он все еще в джинсах и лоферах, видит Пемулис. Пемулис все еще ждет характерного скачка настроения от двух предматчевых спансул Тенуата.[276] Шкафчик Пемулиса хотя и забит, но содержится в строгом порядке, едва ли не алфавитном, – как рундук просоленного морского волка. В потайных нишах для хранения в особой системе полок с нишами, которую Пемулис установил в возрасте 15 лет, некогда хранились разборные весы, медицинский инструмент и психотропные вещества. Плюс тряпичные мешочки с толченым кайенским перцем, чтобы сбить со следа отдаленный дамоклов меч ищейки, – из времен, когда он еще был зеленым салагой.
Это до открытия непревзойденного пакгауза над фальшпотолком в мужском коридоре общежития Б.
– Просто детская истерика, – Фрир хмыкает, как правило, безрадостно. – Все, что я успел вытянуть до истерики, – старик Полтергейста что-то там ему наобещал, если он что-то там сделает, – его речь была невнятной, потому что он подпирал щеку языком и мазал на случай потенциального прыщика. – И Потлатому кажется, что он свою сторону сделки выполнил, а вот батяня, если я правильно понял, его бортанул.
Плечи Потлергетса так и ходили туда-сюда, пока он заливал ладони слезами.
– Другими словами, надул его папаша, – сказал Пемулис Фриру.
– Я так понял, батяня ни с того ни с сего задумал реструктурировать изначальный договор.
Пемулис расстегнул ремень.
– Очки мастерски втерты, палец ловко обведен, если облечь в красивые термины.
– Что-то там про Дисней-Уорлд, пока не началась сырость.
Пемулис снял неигровые кроссовки, надавив носком одного на пятку другого, глядя в нежный завиток на затылке Потлергетса. Он бы никогда не проявил такой ребяческой наивности, как вслух поинтересоваться у Фрира, не собирается ли он уже одеться, чтобы выйти на корт; он бы никогда не позволил Фриру думать, что тот еще до начала матча занимает мысли Пемулиса.
– Потлер, это из-за инцидента с Эсхатоном? Из-за носа? Потому что я могу раскрыть глаза Полтергейсту-старшему, что, как выясняется, никого младше 17 не обвиняют, так ему и скажи, Тоддер. Там подвезли целые сухопутные баржи говна, но в вашу сторону, ребят, и капли не плеснет, так что успокойся.
– Все ложь, – проныл Потлергетс, не поднимая глаз, из-за ладоней, с плоскими сосками, тощим молодым животом, почти призрачно-белыми ступнями под бронзой икр, мотаясь взад-перед, качая головой, такой ужасно юный и невинно беззащитный, как будто доморальный. Из-за ладоней торчали белые полоски пластырей, с апокалипсиса Дня В.
– Ну, справедливости в жизни мало, это да, – признал Пемулис. Викинг издал себе под нос какой-то звук.
Пемулис вызывает в памяти отца Полтергейста. Застройщик из Миннеаполиса. ТЦ, технопарки, кипящие территории на обочинах ревущих автострад. Под пятьдесят, подтянутый, переухоженный загар, перебор в плане прикида, харизма и напор тамады с мотивационных семинаров. Акула, а не папка, с тонкими усиками и слепящим блеском обувной кожи. Он попробовал разыграть в воображении сцену, как эта отцовская фигура дубасит Кейта Фрира по макушке скалкой и на черепе Фрира вскакивает лысая мультяшная шишка (Пемулис просчитал, что победа или даже три сета с Фриром автоматически значат попадание в заявку на «Вотабургер», вот почему он готов преступить некий как бы личный кодекс чести и закинуться предматчевым Тенуатом, который даже с 36-часовым циклом распада – больше слабоумие, чем отвага, учитывая, что они с Инком избежали анализа мочи только благодаря тому, что Пемулис пригрозил миссис Инканденце, что расскажет Инкстеру про спортивные рандеву Аврил с Джоном Уэйном, а Аврил – такой администратор, который все записывает и потом выдает холодным сполна, и на пару с Ч. («Пополамная Буренка») Тэвисом и без того не великий фанат Пемулиса, особенно после инцидента с электрической ручкой Раск и судом. А дрины вроде все никак не торкнут. Вместо припадка безжелудочной спортивной доблести Пемулис чувствует только легкую неприятную развинченность и какую-то внешнюю сухость в глазах и рту, как будто он стоит лицом к теплому ветру). Собственного Па Пемулис ни разу не видел ни в чем, кроме навечно пожелтевшей под мышками белой футболки Hanes.
– Жизнь несправедлива, потому что все ложь, – прорыдал Потлергейтс в ладони. Фланелевые плечики содрогнулись.
В душевых сливах вздохнуло и заурчало что-то древнее – тошнотворный звук.
– Веселей, – Пемулис с армейской аккуратностью извлекал все необходимые для матча предметы одежды, складывал их по новой и убирал в неподарочную спортивную сумку «Данлоп». Поставил ногу на скамью и бросил взгляд налево и направо. – Потому что если это единственная тучка на твоем горизонте, то будь покоен, Призрачная мощь: кое-что в мире – первостатейная истина высшей пробы.
Фрир сложил пальцы в пинцет и принялся за вторую щеку.
– Пусть хнычет. Пусть деточка поистерит. Перебесится. Тринадцать, едренбатон. Да в тринадцать он еще и на одной улице с настоящим расстройством не ходил. Даже взглядом на улице не встречался с настоящим разочарованием и, и с фрустрацией, и болью. Тринадцать: боль только слухи. Как его там. Ангст. Да малыш не узнает подлинный ангст, даже если тот к нему в упор подойдет и шею заломит.
– Это вам не реальный полновесный реальный ангст из-за потенциального прыщика на щечке, Вики, а?
– Сделай бочку, Пемулис, – даже не повернувшись. И Пемулис, и Фрир произносили слово «ангст» со слышимым «г», заметил бы Хэл. Викинг растянул рот и задрал большой подбородок, чтобы изучить кожу на челюсти, слегка поворачиваясь, чтобы охватить и боковые зеркала.
Пемулис широко улыбнулся, попробовав разыграть сцену, в которой Кейт Фрир сидит в позе лотоса в холщовой смирительной рубашке с пустыми глазами, пропевая все высокие ноты в «No Business Like Show Business», пока вокруг щелкают пальцами санитары в кипяченой белой форме и строгие медсестры в чепчиках, бесшумно топают чистые белые больничные тапочки, вечность напролет. Он уже был голый до чинос и босых светло-коричневых ног. Сравнил синюю футболку с черным пауком-волком со случайной красно-серой футболкой с надписью «Водка – враг, выпил – брак!», предположительно на русском. Его четыре хороших палки «Данлоп» лежали стопкой на скамье слева от Потлергетса. Он взял две и проверил натяжку, постучав головой одной ракетки по струнам другой и прислушавшись к звону струн, потом поменял ракетки и повторил процесс. У той самой, правильной натяжки – свой особый тон. Средние Dunlop Enqvist TL Composites. 304.95 американских долларов в розницу. У струн из натурального кетгута какая-то околостоматологическая сладкая вонь. Логотип с точкой в окружности. На Потлергетса он почти не смотрел. Наконец выбрал футболку с кириллицей и пиктограммой бутылки. Закатал и сперва продел голову – старомодный способ его покойного замечательного Па. Здешние детки побогаче сперва продевали руки. Потом уже голову. Еще ребят на бюджетном почему-то можно отличить по тому, что сперва они надевают носок и ботинок на одну ногу, а потом носок и ботинок – на другую. См. напр. Уэйна, который был у них в комнате сразу после обеда, когда Пемулис принял решение заскочить за предматчевым Тенуатом. Комната Уэйна по соседству, а он стоял в их, у фармокопической прикроватной тумбочки Трельча, без футболки и с мокрыми волосами, со слезящимися глазами и затертым «Клинексами» носом, блестящим от увлажнителя. Левой рукой Викинг сжимал сырой теннисный мячик, осматривая лоб в основном на ощупь. Психическая контрстратегия Пемулиса заключалась в том, чтобы тоже не торопиться одеваться, разогреваться и выходить на корт. Пемулис – который боялся и ненавидел непрошеных гостей в своей комнате и постоянно пилил Шахта за то, что тот забывал запирать за собой дверь, и которого не пугали талант, успех и безэмоциональная сдержанность Уэйна – хотя он все же был с ним настороже, с Джоном Уэйном, как бывает ненапуганным, но настороже внушительный хищник рядом с другим внушительным хищником, особенно после виртуозного, но рискованного выступления в некоем кабинете администрации неделю назад, о котором никто из них не упоминал, – холодно поинтересовался у Уэйна, чем же он может помочь, и Уэйн точно так же холодно не оторвался от обшаривания прикроватной тумбочки больного Джима Трельча и ответил, что зашел одолжить у Трельча Селдан [277], который, как Пемулис действительно слышал за завтраком, Трельч расписывал в красках сморкающемуся Уэйну как боевую ядреную бомбу класса антигистаминных, особенно за то, что после нее не тянет в сон и потому можно функционировать на самом высоком уровне. Пемулис поправил задние резинки ракушки, стараясь восстановить в памяти этот момент с Уэйном. Уэйну нужны чистая голова и высокая функциональность легких, чтобы играть с сирийским теннисистом на неформальной выставке в 15:15. Уэйн этого не объяснял; Пемулис сам прочел на борде академии. Одной из причин, почему Пемулис чувствовал себя не по себе и настороже из-за непрошеного присутствия Уэйна в комнате, был один буклет, – потому как, учитывая некий кабинетный инцидент, вполне возможно, что Уэйн мог подозревать Пемулиса в авторстве одного там буклета со староанглийским шрифтом, развешанного на разных досках объявлений, включая общую ТП-борду ЭТА, который анонсировал на 14.11 совместный арифметический мастер-класс Джона Уэйна / доктора Аврил Инканденцы для доквадривиумных младше-14 на тему, как 17 на самом деле помещается в 56 больше, чем 3,294 раза. Момент состоял в том, что полуодетый Уэйн торчал в комнате, с одной ногой босой и второй – в носке и ботинке. Пемулис чуть покачал головой, глянул на Потлергетса и попытался набрать слюны.
С треском ожил динамик у часов в цементном зале перед сауной, возвещая громогласной заставкой с песней Джоан Сазерленд наступление еженедельного РЭТА. Пемулис поставил уличные кроссовки на полку для уличной обуви.
– Веселей, Тэ Пэ. Всего лишь припадок ангста. Ты всего лишь отходишь от временного родительского облома. А философская истина прет отовсюду, куда ни плюнь. Подумаешь, Дисней-Уорлд. Подумаешь, нос. Эсхатон жив, поверь мне. Подумаешь, если в подполье. У тебя призвание, талант. Ракетчик твоего калибра. Соберись и утрись, зайчик мой маленький.
Потлергетс отнял ладони от лица и с пустым взглядом уставился куда-то мимо Пемулиса, двигая губами в сосательном рефлексе, за который ему так доставалось от сверстников. Лицо у него в самом деле было розовым, как у малыша-плаксы. После рук на щеках остались коричневые пауки бензоиновой мази. Под глазами светили аккуратные фонари. Он смачно шмыгнул носом, все еще закрытым горизонтальными полосами хирургической ленты.
– Бикакой я бе баледкий дайдчиг.
– Так говорят все маленькие зайчики, мелкий, – ровно сказал Викинг, выдергивая что-то из носа щипчиками. Ноздри Пемулиса напоминали четырехполосное шоссе, и его обоняние стало куда острей, чем можно пожелать в раздевалке. Шкафчик Фрира рядом с глокнеровским, который рядом со шкафчиком старого доброго Инка, был открыт нараспашку, – там в свете ламп поблескивал прикрученный кольпоскоп, а также лежали большеголовые палки «Фокс» тошнотворного западнопобережного флуоресцентно-оранжевого цвета с фирменным рисунком лисы на струнах.
Потлергетс почесал одну ногу ногтями второй.
– Если уж родителям нельзя верить.
– Позволь мне тебе подтвердить и напомнить, что облом, от которого ты отходишь, основан на эмоциях, не фактах.
Потлергетс раскрыл рот.
– Ты как раз хочешь ответить, что если нельзя доверять якобы любящему патриархальному крылу, то не можешь доверять никому, а если нельзя доверять людям, то во что же верить вообще, в плане стабильной надежности, а, Полтергейст, я прав?
– Ох едрен в три бога господа не мать, начинается, – сказал Викинг в отражение лба.
Пемулис надевал носок и ботинок, наклонившись к уху Полтергейста.
– Это не какая-нибудь фигня. Ты столкнулся с серьезной эмоционо-философической проблемой. Пожалуй, ты правильно сделал, что пришел ко мне, а не стал держать все это в себе с травмическими последствиями.
– Кто-кто к тебе пришел? – Фрир поворачивал широкое лицо туда и сюда. – Это ты пришел в самый разгар хнык-хнык-истерики.
Пемулис попробовал разыграть в воображении сцену, в которой Кейта Фрира перегнули через сетку бедуины в сиреневых тюрбанах и всячески надругиваются, исторгая из него звуки, которые издавал в мучениях литовский исторический ч/б Дж. Глисон. Потлергетсу же он сказал:
– Ведь я помню, как сам столкнулся ровно с той же самой темой, правда, от куда более философизированного облома, чем эмоции.
Фрир бросил:
– Мелкий – только не спрашивай, о чем это он.
Затем вошла пара 16-летних – Г. («Отрава») Рэйдер и низовой игрок славянского происхождения, имя которого было Золтан, а фамилию никто не мог произнести, – и проигнорировала совет Фрира спасать свои шкуры и уносить ноги, потому что добрый доктор Пемулис снова прописал больному себя и готовится выдать пару тирад, и бросили экипировку, и немедленно выдернули свежие полотенца из диспенсера и принялись ими друг друга лупцевать.
– О чем это ты? – спросил Потлергетс.
– Силок захлопнулся, капкан захлопнулся, начинается.
Рэйдер крутанул запястье и завил полотенце для, как он говорил, максимажа боли. Викинг обернулся и сказал, что если почувствует на своей заднице хотя бы дуновение махры, то им капец, обоим. Пемулис доставал ракетки. Юноши-эташники 16 лет были как класс замкнутыми, заговорщицкими, гормональными, стайными. Если ты не существовал в их кругу, то не существовал в принципе. Стратагемы и техники бойкота у них были куда более продвинутыми, чем у 14или 18-летних. (Бойкотировали они, как правило, Стайса, в основном потому, что он жил с Койлом и большую часть времени тренировался с 18-летними, и общался с ними, а также с недавнего времени Корнспана – бойкотировали, – просто потому, что он был дебиловатый и изуверский, и теперь единодушно подозревался в том, что замучил и убил двух бесхозных кошек, обгорелые тушки которых были найдены на склоне пару недель назад на предрассветных пробежках). У них были собственные диалект и шифры, шутки для своих внутри шуток для своих.[278] И в ЭТА только 16-летние лупили друг друга полотенцами, и только год-два, но когда лупили – то не на жизнь, а на смерть: краткая вспышка приверженности стереотипу качков, фаза этакой приматовой страсти к краснозадым узам товарищества в наполненных паром помещениях. Они пребывали в возрасте, когда на уме не вопрос «Что есть ложь?», а скорее «Есть ли я сам?», «Что я есть такое?», «Что все это значит?», и оттого чувствовали себя странно.
Затем засунул голову и гриф 18-Б/В отщепенец Дункан ван Слак, который всегда и везде носил с собой гитару, но никогда не играл, и на вечерних посиделках у кого-нибудь в комнате отказывался сыграть, и подозревался в том, что вообще играть не умеет, и у которого Па, предположительно, был секвенатором ДНК из Саванны с мировым именем, и сказал быстрее идти сюда, а потом исчез прежде, чем кто-либо успел спросить, что там.
– Если бы ты не обращался с вектором запуска как с женщиной, я бы ни за что не решил, что ты готов это услышать, Полтергном.
– Мне вдруг пришло в голову, что в этом и есть истинный дар зануды: талант заманивать в капкан, – говорит Викинг. – Беги же, мелкий.
Потлергетс сморкнулся в сгиб локтя и не вытер его.
Пемулис, который все еще играл исключительно с кетгутом, закрыл в чехлах «Данлоп» на молнию две палки, которые выбрал для игры. Он уперся ботинком с супинатором в скамью рядом с Полтергейстом, огляделся по сторонам:
– Тоддер, верить можно математике.
– Ты слышишь это первым, – бросил Фрир.
Пемулис компульсивно застегнул и расстегнул один из чехлов.
– Кейт, пойди перекури. Тодд, верь математике. Математика – мать и еще раз мать, как следует из названия. Первостепенная предикатная логика. Никогда не подведет. Величины и их отношения. Темпы роста. Критические статистики Бога или его эквивалентов. Когда подводит все. Когда камень скатывается до самого подножия. Когда клянет толпа смятенная. Когда не знаешь, что делать. Всегда можно отступить и перегруппироваться с математикой. Чья истина – дедуктивная истина. Независимая от восприятия или эмоциональности. Силлогизм. Тождество. Modus tollens. Транзитивность. Музыкальная заставка небес. Прожектор на темной стене ночи, за полночь. Поваренная книга небес. Спираль водорода. Метан, аммиак, H2O. Нуклеиновые кислоты. A и G, T и C. Жуткая неизбежимость. Кай смертен. Математика – нет. А что она такое, слушай: это правда.
– Это говорит человек, который на академическом испытательном хрен знает сколько лет.
Как-то мысленно не срасталась сцена с Фриром и влажным соленым электрохлыстом. Безжелудочной доблести или самочувствия Тенуат так и не прибавил – только сверкающий гул в голове и ноздри шириной с аэродинамические трубы. Пемулис обычно дышал через рот. Викинг поднял ногу, чтобы водевильно перднуть в сторону Пемулиса, чем заслужил ржач со стороны Чиксентмихайи и Рэйдера, которые разделись практически догола и уселись на скамье напротив Пемулиса и Полтергейста, распустив полотенца, наблюдая за парочкой и только время от времени лениво подскакивая, будто чтобы хлестнуть.