Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

– Поступила работать в рекламную компанию. Делаю для них верстку и дизайн. Платят неплохо.

– Ничего мне от тебя не нужно! – заорала она. – Ты за кого меня принимаешь? Я, конечно, не белая кость, и папа у меня не дипломат, только это не значит, что об меня можно ноги вытирать, слышишь?! Я жила себе как умела, никому зла не делала… Такие, как ты, понятия не имели о моем существовании, настолько мало я их интересовала: они проносились мимо на своих шикарных тачках на такой скорости, что просто не успевали заметить меня у обочины шоссе! Так какого же черта ты остановился? Я тебе не кукла, с которой можно поиграть, а потом выкинуть, говнюк! Я-то, дура, решила, что ты ко мне как к человеку… Нельзя мне было соглашаться, да жадность глаза застила – знала же, что ничего хорошего из этого не выйдет! Предупреждала меня Афродита, что нельзя верить таким, как ты: мы для вас мусор, грязь под ногтями, вычистил – и пошел дальше! Ты, что ли, правильный? Думаешь, тебе терять нечего, так других можно подставлять? Но я все равно бы тебе помогла, хоть и боюсь – просто до смерти боюсь этого ублюдка Светлогорова… Короче, забирай все это дерьмо, спасибочки, барин, что кормили-поили, уму-разуму учили, низко вам кланяемся, бывайте здоровы!

– А те люди, у которых ваш муж занимал деньги. После его исчезновения они вам не угрожали? Ничего плохого с вами не происходило?

Наташа с наслаждением встала на кучу одежды, припорошенную купюрами, и несколько раз высоко подпрыгнула на ней, утрамбовывая. Ее щеки пылали, словно она только что вышла из сауны, сердце бешено колотилось, а ладони были липкими и холодными. От ярости и обиды перед глазами плыли черные круги. Постепенно они исчезли, и Наташа увидела, что Виктор стоит с закрытыми глазами, прислонившись к косяку.

Соскочив с измятой кучи вещей, она подбежала к художнику и дотронулась до его плеча:

– Эй, ты в порядке?

– Ничего.

– Нет ли у вас фотографии вашего мужа?

Виктор разомкнул веки. В его глазах больше не было выражения, которое так оскорбило Наташу несколько минут назад: теперь в них читалась лишь усталость.

– Есть конечно. И немало.

– Может, присядешь? – робко спросила Наташа, дотрагиваясь до ледяной щеки художника. – Ты извини, я… я глупость ляпнула, но я не хотела, честное слово! Просто мне стало обидно, что ты меня за человека не считаешь! И ты прав: я действительно такая, какая есть, и все эти уроки хороших манер, лошади, танцы не изменят меня и не сделают лучше! Девушка с картины – совсем не я, я другая…

Миссис Рудд повернулась, взяла с приставного столика одну из фотографий в рамочке и протянула д’Агосте. Он посмотрел на фото. Это был семейный снимок: родители посередине, двое детей по бокам.

– Прости…

Короткое слово, сорвавшееся с его губ, на мгновение оглушило Наташу, как пушечный выстрел у самого уха. Когда она училась в пятом или шестом классе, учительница повела их класс в Петропавловскую крепость. Они поднялись на зубчатые стены и смотрели на осенние воды Невы с отражающимися в них зданиями и золотыми куполами храмов на набережной. И вдруг где-то рядом ударила пушка: пробило двенадцать часов, и со стены дали залп. Наташа едва устояла на ногах – таким громким показался ей этот звук, а потом у нее заложило уши, и в течение всей дальнейшей экскурсии девочка старалась держаться поближе к учительнице, так как плохо слышала. Теперь произошло примерно то же самое, только на этот раз Наташу оглушило слово, произнесенное почти шепотом.

Терри Бономо попал в точку. Человек на фотографии был точной копией компьютерной реконструкции лица до пластической хирургии.

– Прости меня, – словно издалека донесся до нее голос Виктора. – Я… я, наверное, виноват.

– Ты? – переспросила она, сглатывая слюну, превратившуюся во рту в вязкую кашу. – В чем ты виноват? Все было честно, это я, дура, потеряла связь с реальностью! Ты не давал мне повода…

Он протянул фотографию назад, и миссис Рудд неожиданно ухватила его за запястье. Пальцы у нее были на удивление сильными.

– Я вырвал тебя из привычной среды, – не слушая Наташу, продолжал он. – О чем я думал – что через несколько месяцев верну тебя обратно и ты продолжишь делать то, чем занималась раньше? Идиот! Прав был старик Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили…

– Ты о чем? – переспросила Наташа.

– Пожалуйста, – взмолилась он. – Помогите мне найти мужа. Пожалуйста!

– Я привык отвечать только за себя, – говорил художник, глядя мимо девушки. – Не хотел нести ответственность за кого-то еще… Можно же было нанять какую-нибудь безработную актрису или бедную студентку театрального вуза, но я выбрал тебя, потому что…

Д’Агоста больше не мог этого выносить:

– Потому что меня не жалко, да?

– Мэм, у меня для вас плохие новости. Раньше я сказал вам, что мы не нашли вашего мужа. Но у нас есть тело, и боюсь, что это он.

Прозрение, пришедшее к Наташе, уже не причинило боли. Она о чем-то таком догадывалась: конечно же, Виктор искал не просто девушку, похожую на персонаж фильма Ипполита Туманова, а такую, из которой мог слепить все, что угодно, которая ничего бы от него не ожидала, кроме своевременной оплаты, и о которой, случись с ней несчастье, художник не сожалел бы ни минуты! Он не боялся ни тюрьмы, ни мести, догадываясь, что ему отмерен короткий срок, а его совесть была бы чиста, ведь «плечевая» – не человек! Она и так находится на самом дне общества и должна испытывать благодарность уже за то, что он позволил ей несколько месяцев красиво пожить…

Пальцы на его запястье сжались еще сильнее.

– Ты не учел одного, – тихо сказала Наташа. – Того, что ты все-таки не законченная сволочь, верно?

– Но для полной уверенности нам нужен образец его ДНК. Не могли бы вы дать нам какую-нибудь его вещь? Расческу, зубную щетку? Мы, конечно, все вам вернем.

В тоскливом взгляде Виктора читались разочарование и отчаяние.

– Смалодушничал, – криво усмехнулся он. – Мнил себя крутым, как страусиное яйцо, а на самом деле – слабак…

Женщина ничего не сказала.

– Ты вовсе не слабак, – возразила Наташа, обнимая художника за плечи. – Ты испугался не за себя, а за другого человека, но так не хотел признать этого, что начал болтать всякую чушь, а я и поверила! Сколько раз я тебе говорила, что со мной надо по-честному? Меня обидеть трудно, почти невозможно, но у тебя получилось – можешь гордиться! Знаешь почему?

– Миссис Рудд, – продолжил д’Агоста, – иногда незнание гораздо хуже знания, даже если это знание мучительно.

Виктор не отреагировал на ее слова, как будто знал ответ, но не хотел его слышать. Он пытался отвернуться от Наташи, но она взяла его лицо в свои руки и развернула к себе.

Женщина долго сидела не двигаясь. Внезапно до нее дошло, что она держит д’Агосту за запястье. Она уронила руку на колени, глядя в никуда. Потом овладела собой, встала, подошла к лестнице и поднялась наверх, ни говоря ни слова.

Поцелуй ее был нежным, ответ Виктора – скорее отчаянным, нежели страстным. Девушка разбиралась в подобных тонкостях, так как последний ее «настоящий» поцелуй состоялся еще в школе. Клиенты редко целовали ее в губы, ведь это выражение любви, а секс – животная потребность. Тело и душа – не одно целое, когда того требуют обстоятельства, словно индийский йог, настоящая шлюха умеет отделять дух от бренного тела на время полового акта, и это позволяет ей не сойти с ума. Если девушка вовремя не научится данной премудрости, то постепенно перестанет отличать работу от реальной жизни. В этом случае она либо сопьется, либо станет наркоманкой – от безысходности. И хотя Наташа знала девочек, которым их «работа» доставляла удовольствие, большинство все же занимались этим не от хорошей жизни.



Оторвавшись от губ художника, девушка схватила его за руку и усадила обратно на диван. Ее умелые руки принялись расстегивать на нем рубашку, как вдруг она услышала странные звуки. С тревогой взглянув в лицо Виктора, она увидела, что он едва сдерживает смех.

– Что не так? – удивленно спросила Наташа, и рука ее замерла в воздухе.

– Если моя догадка верна, – с трудом выговорил он, – то ты, подруга, чего-то от меня хочешь, но, по-моему, забываешь об убойных препаратах, которые я принимаю, чтобы держаться на плаву. Ты хоть представляешь себе, какое действие они оказывают на мои, гм… мужские способности?

Наташа резко отдернула руку: ей вдруг стало стыдно за свои действия.

– Извини, что разочаровал. – Голос художника вновь зазвучал так, как до того момента, когда он дал слабину.

– Ты, это… извини, – вздохнула Наташа. – Для меня это не имеет значения, честно!

– В самом деле?

– Помнишь, я говорила тебе, что могу вообще обходиться без секса? Так вот, это – чистая правда!

Виктор ничего не ответил. Он откинулся на спину и устремил взгляд в потолок.

Двадцать минут спустя, сидя на пассажирском сиденье полицейской машины, которая везла его назад в аэропорт О’Хары, с расческой Говарда Рудда в кармане пиджака, аккуратно помещенной в полиэтиленовый пакетик с молнией, д’Агоста с грустью размышлял о том, какими ошибочными бывают предположения. Меньше всего ожидал он увидеть прибранный домик на Колфакс-авеню и бесконечно преданную и решительную вдову – хозяйку дома.

– Мне все равно, – тихо сказала Наташа, прижимаясь к теплому боку художника и уткнувшись подбородком в его плечо. – Не бери в голову…

Возможно, Рудд и был убийцей. Но похоже, когда-то он был хорошим человеком, который принял неправильное решение. Д’Агоста уже сталкивался с подобным. Иногда чем больше сил ты прикладываешь, тем глубже погружаешься в дерьмо. Д’Агоста был вынужден пересмотреть свое мнение о Рудде. Он понимал теперь, что Рудд очень любил семью, и только обязательства, которыми он был связан (какими бы они ни были), вынуждали его совершать все эти ужасные поступки, включая изменение внешности и имени. Д’Агоста не сомневался, что именно маленькая семья Рудда была тем рычагом, посредством которого какие-то люди оказывали на Рудда влияние.

Виктор не попытался отстраниться, и ей этого было достаточно. Телефонный звонок разорвал тишину в комнате, но ни она, ни он не обратили на него внимания. Телефон трезвонил не смолкая, но никто так и не снял трубку. Затем долго звонили в дверь, и снова безуспешно: ответа не последовало.

– Во сколько у тебя завтра встреча с Тумановым? – спросил вдруг Виктор, когда Наташе уже показалось, что он заснул.

Какие-то гнусные мерзавцы.

– В три, на его старой квартире.

Он посмотрел на полицейского за рулем:

Художник хмыкнул, но не добавил больше ни слова.

* * *

– Спасибо вам.

Рудольф не просто злился: он был в бешенстве! Маленькая сучка решила с ним поиграть – что, черт подери, она о себе возомнила?! Да кто она есть-то – обычная «Барби», как Регина, как тысячи таких же «сосок», бороздящих просторы всех больших городов! С Рудольфом Светлогоровым никто не смеет поступать подобным образом!

Особенно отвратительным поведение Наташи казалось в связи с тем, что натворила его собственная жена – надо же, бегала по любовникам, пока он пахал в поте лица, зарабатывая бабки, которые Регина тратила вместе со своими хахалями! Наверное, они хохотали над его глупостью и доверчивостью – что ж, его женушка свое получит, как только ее цепной пес, этот жалкий художник, отойдет в магазин за хлебушком, а вот Наташа… Ее розовое личико с широко распахнутыми глазами казалось таким невинным, что обмануло даже видавшего виды Рудольфа – а девочка-то с душком! Значит, решила выставить его дураком? Ладно, поглядим, кто посмеется последним!

– Не за что.

Д’Агоста снова уставился на дорогу. Все это было странно… очень странно. У них был Немо, вероятный убийца Марсалы и человек, напавший на Пендергаста, человек без прошлого… и вдруг оказалось, что когда-то он был трудягой и хорошим семьянином по имени Говард Рудд. Между исчезновением Рудда из Гэри и его появлением в музее, где он выдал себя за профессора Уолдрона, прошло три года.

Загнав свой гнев поглубже, он поднял голову, чтобы в последний раз взглянуть на окна. В ее квартире ярко горел свет. Сейчас она сидит там и смеется над ним, над будущим губернатором… Она не знает, с кем связалась!

И это ставило перед д’Агостой один большой вопрос: что, черт побери, случилось в этом промежутке?

Дав команду водителю ехать домой, Светлогоров вдруг заметил стоящий у подъезда шикарный автомобиль: надо же, он и не взглянул на него ни когда подъехал, ни когда, разозленный, взбегал по лестнице к лифту… А между тем машину трудно не заметить: таких «Доджей» в Питере, наверное, от силы штук шесть! В то же время недавно Рудольф уже видел похожее авто, вот только где?

Он сказал водителю притормозить, вытащил мобильный телефон и выбрал номер из списка.

48

– Вадик, пробей-ка для меня один номерок! – сказал он, когда на другом конце сняли трубку.

Лейтенант Энглер сидел в задней комнате агентства по прокату машин «Рипаблик» в аэропорту Олбани и с мрачным видом вращал карандаш на столе перед собой. Он ждал Марка Молмана, менеджера, который должен был вернуться в кабинет, как только обслужит клиента. Все шло так хорошо, что Энглеру казалось, будто это ему снится. И теперь Энглер понял, что, возможно, ему это действительно снится.

Глава 15

Его команда по просьбе Энглера подготовила список всех, кто брал в аренду автомобиль в Олбани на той неделе в мае, когда Альбан прилетал в город. Просматривая этот список, Энглер совершил очередной прорыв: некто Абрадьес Плангент (еще одна анаграмма имени Альбан Пендергаст) взял в «Рипаблик» напрокат машину 19 мая, на следующий день после прилета в Олбани. Энглер позвонил в прокатную фирму, и ему ответил Марк Молман. Да, они ведут учет клиентов. Да, машина эта все еще активно используется и ее можно взять напрокат, хотя в настоящий момент она в другом агентстве в сорока милях отсюда. Да, Молман может договориться, и машину вернут в Олбани. И поэтому Энглер и сержант Слейд сели в служебную машину и за три-четыре часа добрались из города Нью-Йорк до столицы штата Нью-Йорк.

Рита положила трубку и откинулась на спинку удобного кресла. После разговора с мужем, звонившим из Баку, где он ставил очередное шоу, она чувствовала умиротворение, словно свежий морской ветер быстрым дуновением овеял ее промозглую питерскую жизнь. Игорь предложил ей приехать ненадолго, и Рита решила обдумать такую возможность, но только когда разберется с делом Лапиковых.

Молман оказался именно тем человеком, который был им нужен. Бывший моряк, действительный член Национальной стрелковой ассоциации, он помог им со всем энтузиазмом несостоявшегося полицейского. Вопросы, которые могли бы потребовать утомительной бумажной работы, а возможно даже, и судебного ордера, решались проще простого. Он нашел сведения о выдаче Альбану машины (голубой «тойоты-авалон») и передал их Энглеру. Альбан вернул машину три дня спустя, намотав на спидометре всего 196 миль.

Перед ней лежали листки бумаги с написанными на них жирным фломастером именами людей, так или иначе связанных с Лапиковым или Светлогоровым. Среди них появились и новые – например, Виктор Арбенин, о чьей стычке с вице-губернатором Рите сообщила Светлана. Вот уж кого Рита не ожидала здесь увидеть: казалось, художник и политик имеют так мало общего, что их пути не могут пересечься! И тем не менее этих двоих связывает женщина…

Именно в этот момент в мозг Энглера закралось назойливое подозрение. Альбан Пендергаст обладал раздражающей способностью исчезать практически в любое нужное ему время. Поставив себя на место Альбана, Энглер подумал, что этот молодой человек наверняка предпринял дополнительные меры, чтобы скрыть свои перемещения. Он попросил Молмана перепроверить мониторинговую информацию по этому автомобилю за тот период, пока его арендовал Альбан. И опять Молман был рад услужить. Он вошел в мониторинговую систему «Рипаблик» и получил сведения по отслеживанию «тойоты». Догадка Энглера оказалась правильной: эти данные не совпадали с показаниями спидометра. Судя по данным «Рипаблик», машина прошла 426 миль за то время, пока Альбан арендовал ее.

К счастью, задача защиты семейства Лапикова перед Ритой не стояла: с этим он вполне мог справиться и сам. Она не сомневалась, что пропавший телохранитель рано или поздно отыщется, и тогда уж люди бизнесмена выбьют из него имя нанимателя. Нет, Ритина задача была гораздо труднее: найти компромат на Светлогорова, чтобы не допустить его к вожделенному губернаторскому посту. Байрамов сказал бы, что это не ее дело, и оказался бы прав, но Рите претила мысль, что подобный человек станет управлять ее родным городом! Вот если бы удалось разыскать женщину, которую изнасиловал Светлогоров много лет назад… Рита попросила Свету этим заняться, но не слишком надеялась на результат: даже если удастся найти потерпевшую, возбудить дело повторно вряд ли удастся, ведь в отсутствие новых улик за одно и то же преступление не судят дважды. Требовалось нарыть что-то еще, способное скинуть Светлогорова с пьедестала, на который он взобрался, чтобы разоблачить его перед общественностью и президентом!

* * *

И тут расследование стало давать сбой. Неожиданно появилось слишком много переменных. Альбан мог подкрутить спидометр (предполагалось, что это невозможно, но Энглер не стал бы недооценивать таланты Альбана). Он мог снять с машины маячок слежения и поставить его на другую, а потом вернуть на «тойоту», сфальсифицировав таким образом данные. А может, даже и не стал затрудняться, просто оставил на машине другой маячок, чтобы совсем запутать следы. Им нужно было выбрать одну из этих возможностей, но Энглер понятия не имел, как это сделать.

Наташа проснулась, когда слабый свет из окна проник в комнату. Она немедленно поняла, что находится в постели одна: место, где вечером лежал Виктор, было холодным – он ушел давно. Часы показывали начало десятого, и день обещал быть таким же серым, как и предыдущий, – как и почти все дни в это время года. Снег шел все реже, гораздо чаще – дождь, а небо затягивали тяжелые облака, сквозь которые лишь изредка проникали солнечные лучи.

В этот момент Молман был вынужден оставить кабинет, чтобы обслужить клиента. И потому Энглер сидел с мрачным видом, вращая карандашик. Сержант Слейд сидел напротив него и, как обычно, помалкивал. Крутя карандаш, Энглер спрашивал себя, чего именно он хотел достичь этой поездкой. Ну будет он знать, сколько именно миль накрутил Альбан и какую машину брал напрокат, и что дальше? За эти три дня Альбан мог укатить куда угодно. Синих «авалонов» было миллионы. А в крохотных городишках на севере штата Нью-Йорк камеры наблюдения встречались исключительно редко.

Только сейчас, наедине с собой, девушка начала осознавать происшедшее накануне. Она продинамила самого Рудольфа Светлогорова – один бог знает, как он, должно быть, зол! Наташа боялась гнева этого человека, но надеялась, что он не станет ее преследовать, ведь между ними ничего не было, они лишь договорились о свидании, а она не пошла, вот и все! Однако интуиция подсказывала ей, что вице-губернатор представляет себе ситуацию несколько иначе.

Вспомнив, что днем у нее встреча с Ипполитом Тумановым, Наташа неохотно поплелась в ванную: требовалось быть во всеоружии к трем часам. Очаровать режиссера ей вряд ли удастся, ведь Виктор предупредил о нетрадиционной ориентации Туманова, но она, по крайней мере, должна соответствовать образу. Удастся ли что-нибудь обнаружить в его квартире? Будь она на месте режиссера, давно уничтожила бы все улики – и делу конец! Художник надеялся, что Туманов сохранил какие-нибудь кассеты для безопасности или для того, чтобы при случае иметь возможность шантажировать подельников.

Но когда Молман вернулся в кабинет, на его лице сияла улыбка.

– Черный ящик, – сказал он.

Наташа с особой тщательностью подошла к подбору наряда. Маленькое черное платье, подходившее для несостоявшегося ужина с Рудольфом Светлогоровым, не годилось для героини фильма Туманова. Перешерстив весь гардероб, она остановила свой выбор на сером шерстяном платье с глухим воротом. К дому режиссера девушка подъехала на такси. Его прежнее обиталище оказалось старой хрущевкой, а квартира, судя по номерам на полустертой табличке у подъезда, располагалась на четвертом этаже. Лифт отсутствовал, и Наташе пришлось карабкаться наверх в длинной песцовой шубе. Запах на грязной лестнице стоял весьма специфический – смесь кошачьей мочи, дешевого табака и мужского пота. Как быстро, оказывается, человек привыкает к хорошему – раньше она бы и не почувствовала вони! В подъезде Виктора царила стерильная чистота, в доме, где он снимал Наташе квартиру, убирали дважды в день, но ведь сама она большую часть жизни провела именно в таком доме, где проживал Туманов. В их подъезде точно так же пахло, и тогда она не обращала на это внимания!

– Это что такое?

– Черный ящик. Регистратор происшествий. На каждой прокатной машине есть такие устройства.

На площадке четвертого этажа оказалось всего три квартиры, и дверь Ипполита Туманова выходила прямо на лестницу. Наташа надавила на звонок. Постояв немного, прислушиваясь к звукам по ту сторону, она вновь повторила манипуляцию. Почему он так копается? Ипполит передвигается стремительно, и угнаться за ним не так-то просто – может, он в ванной или в туалете и не слышит настойчивых звонков? Но ведь они договорились о встрече, так неужели режиссер мог отправиться принимать ванну, когда с минуты на минуту к нему должны прийти?

Неизвестно зачем Наташа подергала ручку, и неожиданно дверь открылась.

– Правда?

«Э-э, тут что-то неладно!» – пронеслось у нее в голове. Она смотрела немало фильмов, в которых описывались подобные ситуации, и чутье диктовало единственно правильный выход: делать ноги как можно скорее, не заходя в квартиру. Но любопытство и авантюрный характер взяли верх, и девушка ступила в темный коридор.

Из собственного опыта работы на полицейских машинах Энглер знал про маячки слежения, но черный ящик – это было для него в новинку.

– Конечно. Вот уже несколько лет. Вначале их использовали только для сбора информации о том, как и почему срабатывают подушки безопасности. Эти ящики по умолчанию находились в выключенном состоянии; требовался сильный толчок, чтобы они начали вести запись. Но недавно прокатные компании стали доплачивать, чтобы машины оборудовались специальными ящиками с гораздо бóльшими возможностями. Теперь все, что происходит со взятой напрокат машиной, фиксируется.

Первой по курсу оказалась кухня – она была пуста, но там пахло яичницей с беконом, вероятно, Ипполит недавно ел и даже не успел помыть посуду, так как в раковине отмокала чугунная сковородка. Наташа окликнула режиссера по имени, но ответа не получила. Дальше по коридору располагалась гостиная. В ней царил хаос: с журнального столика на пыльный ковер были сброшены журналы и газеты, а также ворох каких-то бумаг с печатным текстом – возможно, сценарий фильма? Сдвинутая с места тумбочка раскорячилась поперек комнаты, заслоняя подход к окну, а телевизор стоял на полу, в то время как дверцы шкафчика, где он, по-видимому, находился ранее, были широко распахнуты. Наташе бросилось в глаза отсутствие кассет или дисков в отделениях, предназначенных для видеоносителей – несомненно, Ипполит хранил их здесь, но кто-то опустошил полки до ее прихода! Потоптавшись на ковре, она прошла в спальню. Там тоже все было перерыто, даже с кровати сдернули покрывало и матрас! Одежда из платяного шкафа валялась на полу в беспорядке, но и в этой комнате Ипполита девушка не обнаружила, как и в совмещенном санузле. И тогда, осененная внезапной догадкой, Наташа со всех ног бросилась снова в гостиную – туда, где стояла развернутая поперек комнаты высокая тумбочка. Она осторожно подкралась к ней, словно опасаясь, что предмет мебели оживет и набросится на нее, и вытянула шею. За тумбочкой, возле обшарпанной батареи сидел на полу Ипполит Туманов. Не требовалось специального образования, чтобы понять, что он совершенно и бесповоротно мертв: об этом говорили синие губы, вывалившиеся из орбит глаза и свинцово-серое лицо, а также неестественная поза, в которой находилось тело. Наташа не сразу заметила обвязанный вокруг шеи режиссера провод, один конец которого крепился к батарее.

– А какую именно информацию они регистрируют?

Застыв от ужаса, она стояла и смотрела на Ипполита остановившимся взглядом. Никогда раньше девушка не видела покойников – на мать в гробу она даже не взглянула, надеясь запомнить ее живой.

– Новейшие регистрируют приблизительное местонахождение. Расстояние, пройденное за день. Среднюю скорость. Рулевое управление. Торможение. Даже использование ремней безопасности. Кроме того, черный ящик совмещен с системой GPS. Когда двигатель выключен, черный ящик регистрирует направление автомобиля относительно того направления, в котором находился автомобиль, когда двигатель был включен. И так же как в самолете, этот ящик невозможно удалить или как-то подделать регистрируемые данные. Люди еще не поняли, что в прокатном бизнесе мы можем отслеживать абсолютно все, что они делают с нашими машинами.

«Этот ящик невозможно удалить или как-то подделать регистрируемые данные». Надежда начала снова закрадываться в душу Энглера.

Придя в себя, Наташа дрожащими руками вытащила из кармана мобильник и позвонила Виктору: только он мог посоветовать, что делать в такой ситуации, но на другом конце раздавались длинные гудки! Тогда Наташа позвонила на домашний телефон: работая, художник мог отключить сотовый, но громкий трезвон стационарного телефона он непременно услышит! Однако трубку сняла Регина:

– Но мы говорим о событиях годичной давности. Неужели информация хранится до сих пор?

– Алло?

– Всяко бывает. Когда память полностью исчерпывается, прибор начинает стирать старые данные. Но тут вы можете не беспокоиться. Этот «авалон» последние шесть месяцев был приписан к нашему офису в Таппер-Лейке, а там спрос на прокатные машины невелик. Так что те данные, возможно, еще сохраняются.

– Регина, это Наташа! – почти закричала девушка. – Позови Виктора!

– А как получить к ним доступ?

– Его нет, – ответила та. – Что-то случилось? У тебя голос странный…

Молман пожал плечами:

– А где он?

– Подключаете его к компьютеру, и всё. Последние модели даже имеют систему беспроводной передачи данных.

– Понятия не имею. Я всю ночь не спала и под утро выпила снотворное… Он ведь вчера к тебе пошел, разве нет?

– И вы можете это сделать? – спросил Энглер.

Наташа отсоединилась: не было времени рассказывать Регине обо всем, что произошло.

Он никак не мог поверить в такую удачу. Альбан, может, и был умен, но тут он сильно промахнулся. Энглер отчаянно надеялся, что Молман не станет требовать судебный ордер.

– Ау! – раздался голос из прихожей. – Есть кто живой?

Но Молман в ответ лишь кивнул:

В сложившейся обстановке вопрос прозвучал как издевка. Наташа отшатнулась к двери и нос к носу столкнулась с молодым человеком в красно-желтом комбинезоне. В руках он держал две больших плоских коробки.

– Машина все еще в гараже. Я попрошу ребят снять эти данные и распечатать для вас.

– Пиццу заказывали? – спросил он, растерянно глядя на царящий вокруг беспорядок. С того места, где стоял, он не мог видеть труп режиссера, так как тумбочка загораживала обзор, но Наташа чувствовала себя так, будто к ее рукам и ногам привязали пятидесятикилограммовые гири, и не могла ни пошевелиться, ни открыть рта.



* * *

Час спустя Энглер сидел за компьютером в управлении полиции города Олбани, держа на коленях карту штата Нью-Йорк. За другим компьютером рядом с ним сидел сержант Слейд.

Молман оказался на высоте. Помимо массы бесполезной информации, самописец, установленный на «авалоне», дал им главное: в тот день, когда Альбан взял напрокат эту машину, она прошла от аэропорта Олбани восемьдесят шесть миль, двигаясь на север.

Судя по карте, это должно было привести машину точно в городок Адирондак на берегу озера Шрун. Благодарность Энглера не знала границ. Лейтенант попросил Молмана держать эту историю в тайне и пообещал прокатить его на патрульной машине по всему Манхэттену, когда тот окажется в Нью-Йорке.

Майор Фисуненко смотрел на сидящую перед ним подозреваемую доброжелательным взглядом, который мог обмануть даже матерого уголовника: не однажды бывалые преступники принимали Евгения за простака, провести которого не составит труда, и их ошибка оказывалась роковой. Широкое веснушчатое лицо следователя выражало готовность верить каждому слову подозреваемого.

– Адирондак, штат Нью-Йорк, – вслух произнес Энглер. – Почтовый индекс сто двадцать восемь ноль восемь, население триста человек. Какого черта Альбан поперся из Рио в Адирондак?

– Полюбоваться пейзажем? – предположил Слейд.

– Вид с Сахарной горы куда привлекательнее.

Девушка, сидящая перед ним, не походила на убийцу. Способ указывал на наличие у преступника большой физической силы и, что немаловажно, опыта – таким образом наемники расправлялись с неугодными в девяностые годы прошлого века! Правда, отчет судебных медиков еще не был готов – возможно, в крови убитого обнаружится снотворное или яд, тем более что при задержании подозреваемой у нее изъяли пузырек с клофелином, и все же Фисуненко не сомневался, что если Наталья Коробицына и имеет отношение к преступлению, то только опосредованное. Она могла являться сообщницей, усыпившей жертву, а потом впустившей убийцу, но тогда непонятно, что она делала на месте: обычно наводчицы сваливают поскорее, чтобы ничего не видеть и, как следствие, избежать обвинения в пособничестве. Пришла проверить, сделал ли убийца свою работу? Или же Коробицына – случайная свидетельница?

Энглер открыл полицейскую базу данных и посмотрел, не было ли в этом районе совершено каких-либо преступлений в ту самую неделю.

Девушка на этом настаивала и утверждала, что клофелин купила для себя в качестве снотворного. Предположение, что столь молодое создание плохо спит по ночам, казалось Фисуненко абсурдным, но он понимал, что даже адвокат средней руки легко докажет правдивость ее слов. И все же что делала девчонка на старой квартире Туманова, о нетрадиционной ориентации которого знали все без исключения? Пробив подозреваемую по полицейской базе данных, Фисуненко выяснил, что Наталья занималась проституцией и имеет судимость, связанную с попыткой ограбления «клиента». У Коробициной невинное личико, но ее манеры явно указывают на то, что ей не впервой общаться с представителем органов следствия! В колонии для несовершеннолетних девица зарекомендовала себя исключительно с положительной стороны, но, вернувшись из мест заключения, принялась за старое – правда, вроде бы без криминала. Во всяком случае, более она не привлекалась.

– Ни одного убийства, – сообщил он через минуту. – Ни одной кражи. Вообще никаких преступлений! Господи Исусе, такое впечатление, что девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого мая округ Уоррен просто спал.

Выйдя из системы, он стал искать в «Гугле».

Будучи человеком опытным, майор не верил в возможность исправления преступников, считая, что если уж человек по сути своей гнилой, то колония или тюрьма не только не наставят его на путь истинный, но и научат приемчикам, воспользоваться которыми он с успехом сможет, оказавшись на свободе. Именно поэтому Евгений не называл тюрьму исправительным учреждением, считая эту меру исключительно карательной, и готов был отстаивать свою точку зрения на любой комиссии против каких угодно горластых правозащитников. Но это не означало, что майор отказывал бывшим зэкам в реабилитации: любая закономерность допускает случайности, исключения из общего правила, поэтому один неверный шаг в прошлом необязательно должен перечеркнуть все будущее человека. Если положительное начало в нем достаточно сильно, то, возможно, он не допустит повторного срыва и в дальнейшем будет вести жизнь добропорядочного гражданина.

– Адирондак, – пробормотал он. – Там ничего нет, кроме множества высоких деревьев. И одной-единственной фирмы – «Ред Маунтин индастриз».

Наташа Коробицына не производила впечатления оторвы, одной из тех молодых да ранних шлюшек, с которыми Фисуненко приходилось сталкиваться по службе. Они сморкались в рукав, через слово матерились, курили и делали вид, что им море по колено. Наташа выглядела растерянной и напуганной и скорее походила на запутавшуюся школьницу, нежели на матерую преступницу-рецидивистку. Возможно, такое впечатление создавалось из-за миленькой мордашки, подаренной ей матушкой-природой, и все же чутье редко подводило Евгения, а оно говорило, что подозреваемая вряд ли имеет прямое отношение к смерти Туманова.

– Никогда о такой не слышал, – откликнулся Слейд.

Многое в судьбе Коробицыной вызывало сочувствие, но кое-что ставило опытного следователя в тупик. Девушка вышла из семьи, какие принято называть неблагополучными. Рано потеряв мать и оказавшись на попечении отчима-алкоголика, девочка была вынуждена сама устраиваться в жизни. Она регулярно сбегала из детдома, в последний раз – сразу после выхода из колонии. Она не пошла работать на завод, не стала мыть подъезды, а занялась проституцией, но сделала это от безысходности, а не от жажды легкой наживы – во всяком случае, ему хотелось так думать. Девочка годилась Евгению в дочери, и он дал себе слово обойтись с ней как можно мягче, пока нет явных доказательств ее вины. Майора беспокоило другое. Наташа работала на трассе, то есть относилась к самой низшей касте проституток. А потом она вдруг исчезла и вновь появилась, как говорится, вся в шоколаде: съемная квартирка в престижном районе, дизайнерские шмотки, бирюльки – как, черт возьми, ей удалось так «приподняться» за столь короткий срок?

«Ред Маунтин индастриз». Что-то такое ему помнилось. Энглер ввел запрос в поисковую строку и быстро нашел нужное.

Девушка упорно молчала, хотя Фисуненко сам бросил ей спасательный круг, спросив, нет ли у нее состоятельного любовника. Рано или поздно Евгений все выяснит, но почему подозреваемая не желает себе помочь – неужели не понимает, что молчание играет против нее?

– Это крупная частная фирма, подрядчик Министерства обороны. – Он прочитал дальше. – С несколько сомнительной историей, если верить сетевым любителям конспирологических теорий. К тому же засекреченная. Принадлежит некоему Джону Барбо.

Рассказ Наташи о том, что Туманов собирался снимать ее в своем новом фильме, показался Фисуненко абсурдным, но он все равно намеревался это проверить. Если это правда, то зачем перед встречей она прихватила с собой пузырек со снотворным?

– Сейчас я его проверю, – сказал Слейд, обращаясь к компьютеру, перед которым сидел.

Напряженный мыслительный процесс, протекавший в черепной коробке майора, не отражался на его лице. Слегка улыбнувшись подозреваемой, застывшей на краешке стула, он попросил:

Энглер помолчал несколько секунд. Правое полушарие его мозга снова стало думать, и думать быстро. В последний раз Пендергаст видел сына в Бразилии полтора года назад.

– Наташа, расскажите, пожалуйста, еще раз о том, как вы проникли в квартиру убитого.

– Сержант, ты помнишь ту газетную статью, о которой я тебе говорил? – спросил Энглер. – Когда Пендергаст был в Бразилии полтора года назад, сообщалось о кровавой бойне в глубине джунглей, спровоцированной бледнолицым гринго.

Девушка открыла было рот, но в этот момент в дверь постучали и на пороге возник дежурный:

Слейд перестал стучать по клавиатуре:

– Извините, товарищ майор, тут…

– Да, сэр.

Оттеснив парня в сторону, в кабинет вальяжной походкой вошел человек, при виде которого у майора засосало под ложечкой.

– А несколько месяцев спустя Альбан тайно едет в Адирондак, штат Нью-Йорк, где находится штаб-квартира «Ред Маунтин», подрядчика Министерства обороны.

Григорий Горохов, он же Гришка-ботаник, когда-то был однокурсником Евгения и ничем особенным не выделялся, если не считать удивительной способности заводить нужные знакомства. На протяжении всего времени обучения Гришка прямо-таки сох по Рите Синявской, а она не обращала на него внимания: высокая, статная девушка сверху вниз глядела на тощего очкарика, который ее боготворил.

Последовало молчание – Слейд переваривал слова Энглера.

– Вы думаете, что за той кровавой бойней стоял Пендергаст? – спросил наконец Слейд. – И что кто-то из «Ред Маунтин» помогал ему? Финансировал проект, поставлял оружие? Что-то вроде наемнических действий?

С тех пор Гришка здорово изменился. Став членом коллегии адвокатов, первым делом Горохов избавился от очков, заменив их линзами. Он сменил прическу и стал носить аккуратную бородку. На первые приличные гонорары прибарахлился модной одежкой, обзавелся подержанной «Ауди» и неожиданно стал предметом мечтаний большого количества девушек, которые раньше и не взглянули бы на Гришку-ботаника! Время шло, благосостояние Горохова росло, как и его слава «зубастого» законника. Теперь уже «Ауди», даже новая, не могла удовлетворить его честолюбия и ей на смену пришел «Мерседес»-компрессор. Одевал Григория личный портной, обувь он делал на заказ, а квартиру купил в сталинском доме неподалеку от офиса. Однако Горохов до сих пор не женился. Евгений подозревал, что старая любовь не заржавела и Рита Синявская пока что оставалась единственной женщиной, которая могла, в представлении успешного адвоката, сделать его счастливым.

– Именно такая мысль и посетила меня.

Слейд нахмурился:

По службе Женя и Гриша не раз сталкивались по разные стороны баррикад. И вот он снова здесь, сама вежливость и доброжелательность, под маской которой прячется сжатая в тысячу раз пружина, до поры до времени сдерживающая яростный напор, сделавший бы честь целой танковой дивизии.

– Но зачем Пендергасту ввязываться в такие дела?

– Здорово, майор! – сияя, поприветствовал Евгения адвокат, плюхаясь на стул рядом с Наташей. Обращение было фамильярным, но тон – исключительно дружеским.

– Кто знает? Этот тип – загадка. Но я уверен, что знаю, зачем Альбан ездил в Адирондак. И почему его убили.

– И тебе не болеть, – вздохнул Фисуненко, предчувствуя неприятности. – Чем могу?

Слейд молча ждал, что еще скажет начальник.

– Можешь, можешь, – радостно закивал Григорий, окидывая девушку оценивающим взглядом. – По какому обвинению задержана моя клиентка?

– Альбан знал о той кровавой бойне. Велика вероятность того, что он сам при этом присутствовал, – ты помнишь, Пендергаст сказал, что он встречался с сыном один-единственный раз и это было в бразильских джунглях. Что, если Альбан шантажировал своего отца Пендергаста и его подельника из «Ред Маунтин», грозился рассказать о том, что ему известно? И тогда они совместными усилиями осуществили его убийство.

Изумленное выражение лица Коробицыной ясно давало понять, что она впервые видит Горохова. В нескольких словах Евгений обрисовал ситуацию.

– Вы хотите сказать, что Пендергаст прикончил собственного сына? – поразился Слейд. – Это уж слишком хладнокровно. Даже для Пендергаста.

– Ты сам-то в это веришь? – приподняв бровь, поинтересовался адвокат. – В то, что такая нимфа могла придушить Ипполита Туманова?

– Чтобы шантажировать отца, тоже нужно быть хладнокровным. И взгляни-ка на послужной список Пендергаста – мы с тобой знаем, на что он способен. Может, это и гипотеза, но это и ответ на все вопросы.

Фисуненко знал, что это – самая большая брешь в обвинении, особенно в отсутствие результатов вскрытия убитого.

– А зачем оставлять тело на пороге Пендергаста?

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

– Чтобы сбить полицию со следа. Вся эта история с бирюзовым камешком и якобы нападением на Пендергаста в Калифорнии – еще одна дымовая завеса. Вспомни, каким он был поначалу замкнутым, незаинтересованным. А когда я принялся отслеживать перемещения Альбана, тут-то его и припекло.

Наступила еще одна короткая пауза.

– Предлагаю отпустить под подписку о невыезде, – проворковал Горохов. – Неужели ты думаешь, что этот цветочек способен сбежать?

– Если вы правы, то мы можем сделать лишь одно, – сказал Слейд. – Съездить в «Ред Маунтин» и поговорить с самим Барбо. Если в этой фирме где-то завелось гнилое яблоко, которое приторговывает оружием и прикарманивает денежки, – а может, и непосредственно участвует в наемнических действиях, – ему об этом следует знать.

Сбегали и не такие, но в данном случае майор, пожалуй, был склонен согласиться на предложение адвоката. В самом деле, чего Евгений добьется, удерживая девушку? А вот если ее отпустить, то, возможно, она войдет в контакт с сообщником, если таковой имеется.

– Это рискованно, – возразил Энглер. – Что, если Барбо сам замазан? Тогда мы войдем прямо в клетку ко льву.

– Ну же, майор! – подтолкнул его Горохов. – Под мою ответственность. Ты мне-то, надеюсь, доверяешь?

– Я только что закончил его проверку. – Слейд похлопал по системному блоку. – Он чист, как свежевыпавший снежок. Скаутский орел[72], в армии служил в подразделении рейнджеров, награжден медалью, дьякон в местной церкви, никаких скандалов, ни одного задержания.

– Да ни в жизнь! – покачал головой Фисуненко.

Энглер обдумал услышанное:

Григорий откинулся на жесткую спинку стула и заливисто расхохотался, будто и впрямь остался доволен репликой оппонента, польстившей его самолюбию.

– Он будет наилучшей фигурой, чтобы без шума предпринять расследование в собственной компании. А если он сам замаран, несмотря на значок Скаутского орла, то мы сумеем застать его врасплох и вывести на чистую воду.

* * *

– Просто с языка у меня сняли, – заметил Слейд. – В любом случае мы узнаем правду. Если наше обращение к нему останется тайной.

Оказавшись на улице, Наташа впервые за несколько часов расслабилась: слава богу, что она догадалась позвонить Толику, не сумев связаться с Виктором, иначе сидеть бы ей сейчас в КПЗ! Художник бросил Наташу в сложной ситуации, зато Анатолий проявил себя как настоящий друг, чего трудно было ожидать от столь мало знакомого человека.

– Хорошо. Мы предложим ему сохранить все в тайне, если он пообещает провести добросовестное расследование. А ты пока вот что: сделай всю необходимую бумажную работу, сообщи команде, куда мы направляемся, кого будем допрашивать и когда возвращаемся.

– Ну, ты как? – мягко спросил он, дотрагиваясь до ее плеча.

– Уже делаю. – Слейд снова повернулся к компьютеру.

– Ничего, – попыталась улыбнуться она. – Спасибо!

Энглер отложил в сторону карту и встал.

– Отвезите девушку, куда она скажет, – обратился он к водителю.

– Следующая остановка – Адирондак, штат Нью-Йорк, – произнес он тихо.

– Но… – попробовал протестовать тот, но молодой человек добавил:

– Ничего со мной не случится: нам с адвокатом нужно кое-что обсудить.

49

– Я отвезу юношу на своей машине, – подтвердил Горохов, нагнав Анатолия на улице: он немного задержался, беседуя с Фисуненко.

Как бы в подтверждение своих намерений он распахнул дверцу своего крутого авто.

Во второй раз менее чем за неделю лейтенант д’Агоста оказался в оружейной комнате особняка на Риверсайд-драйв. Здесь ничего не изменилось: все то же раритетное оружие, стены, отделанные панелями красного дерева, кессонированный потолок. И люди в комнате были те же: Констанс Грин в блузке из тонкой ткани и плиссированной юбке темно-бордового цвета, и Марго, рассеянно улыбнувшаяся д’Агосте. Подозрительным было только отсутствие хозяина особняка, Алоизия Пендергаста.

Водитель Анатолия неохотно согласился.

– Я позвоню, – сказал парень Наташе, прежде чем она отъехала.

Констанс заняла место во главе стола. Она казалась еще более загадочной, чем обычно, с ее чопорными манерами и старомодным выговором.

Проводив машину с девушкой взглядом, он повернулся к адвокату. Тот с интересом наблюдал за выражением его лица.

– Благодарю вас обоих за то, что пришли, – сказала она. – Я просила вас об этом, потому что ситуация сложилась чрезвычайная.

– Что? – недовольно буркнул Анатолий.

Д’Агоста, удобно устроившийся в кожаном кресле, внезапно почувствовал что-то недоброе.

– Да так, – усмехнулся Григорий. – Сколько я тебя знаю, Толик, а такого взгляда не замечал!

– Мой опекун, наш друг, болен… очень серьезно болен.

– Какого такого?

– Насколько серьезно? – спросил д’Агоста, подавшись вперед.

– Сам знаешь, – протянул адвокат. – Кстати, что тебе известно об этой чаровнице?

– Он умирает.

В комнате наступила мертвая тишина.

– Ну, – нерешительно пробормотал юноша, – она сирота.

– Значит, он был отравлен, как и тот тип в Индио? – спросил д’Агоста. – Проклятье! Где он пропадал все это время?

– Это, пожалуй, единственная правда, которую она тебе рассказала, – кивнул адвокат. – Еще?

– Он был в Бразилии, потом в Швейцарии, пытался узнать, почему его отравили и что произошло с Альбаном. В Швейцарии болезнь подкосила его. Я нашла его в женевской больнице.

– Ее родители погибли в автокатастрофе, а еще у нее есть двоюродный брат, который за ней присматривает: он забирал ее из фитнес-центра, где мы вместе занимались, но она нас не знакомила.

– А где он сейчас?

– Очень интересно. А теперь послушай меня, дружок: твоя Наташа – записная врушка. Ее мать и вправду умерла, папаши своего она никогда не знала, зато у нее имеется отчим-алкоголик, но нет никаких братьев, ни родных, ни двоюродных – во как!

– Наверху. Под врачебным наблюдением.

– Откуда вы знаете? – растерянно спросил молодой человек.

– Следователь по делу твоей зазнобы – мой бывший университетский приятель. Он поделился со мной кое-какой информацией, представь себе: девчонка-то с прошлым, причем с тюремным, прикинь?

– Насколько я понимаю, потребители эликсира Езекии умирали через несколько месяцев, а то и лет, – сказала Марго. – Видимо, Пендергаст получил дозу очень высокой концентрации.

– Но она же… совсем молодая!

Констанс кивнула:

– Колония для несовершеннолетних как раз для таких и предназначена. А знаешь, за что она туда загремела?

– Да. Тот, кто напал на него, знал, что другой возможности ему не представится. Будет логичным допустить, что человек, который напал на Пендергаста в «Солтон-Фонтенбло» и потом умер в Индио, получил еще более сильную дозу.

Молодой человек не ответил, и адвокат продолжал:

– Похоже, что так, – подтвердила Марго. – Я получила отчет от доктора Сэмюэлса из Индио. В костях умершего присутствуют такие же необычные вещества, какие я обнаружила в костях миссис Паджетт, только в гораздо более высокой концентрации. Неудивительно, что эликсир убил его так быстро.

– Если Пендергаст умирает, – сказал д’Агоста, вставая, – то почему, черт побери, он не в больнице?

– Клофелинщица она. Имеешь представление, что это значит? Она подлила в рюмку клиента снотворное, чтобы ограбить!

Констанс холодно взглянула на него:

– Клиента?

– Ах, да, – стукнул себя по лбу ладонью Григорий. – Я же не сказал тебе главного: девочка – труженица российских дорог… Нет-нет, она не асфальтоукладчица и даже не водитель большегруза, она – шлюха. Путана, ночная бабочка, проститутка, если угодно!

– Он настоял на том, чтобы покинуть больницу в Женеве и лететь домой на частном санитарном самолете. Невозможно уложить человека в больницу против его воли. Он утверждает, что помочь ему никто не в силах, а умирать в больнице он не хочет.

* * *

Регина не находила себе места с тех самых пор, как позвонила Наташа. С девушкой явно что-то произошло: ее голос в трубке звучал истерично, и она отказалась объяснить, в чем дело.

– Господи… – выдохнул д’Агоста. – Что мы можем сделать?

С некоторых пор супруга Рудольфа Светлогорова пересмотрела приоритеты. Она поняла, что раньше жила так, будто никогда не состарится и не умрет, – не испытывая сожалений, не задумываясь о завтрашнем дне. А ведь у нее растет дочь! Столько лет потеряно зря, причем не только годы, проведенные с Рудольфом: с тех самых пор, как Регина вошла в мир так называемой высокой моды, она словно бы потеряла связь с реальностью. Время неслось, как в угаре – друзья, вечеринки, ожидание прихода мифической славы, разочарование и, как следствие, необдуманное замужество. Где-то на заднем плане остался ребенок, почти не знающий собственной матери. Можно ли все изменить сейчас, или уже поздно? А главное – хочет ли Регина перемен или временные трудности просто заставляют ее искать выход из положения?

– Нам нужно противоядие. А чтобы его найти, нам нужна информация. Поэтому я вас и пригласила. Лейтенант, расскажите нам о ваших последних успехах.

Но в одном она не сомневалась: Виктор с Наташей помогли ей в трудную минуту, хотя она им не родственница, даже не близкая подруга. Девчонка возилась с ней, больной и депрессивной, как с собственной сестрой, а Виктор, не задумываясь, схватился за пистолет, чтобы помешать Рудольфу забрать жену. Следовательно, она должна отплатить добром за добро: муж считает ее пустоголовой куклой, которую можно использовать как боксерскую грушу, но это не так! Регина, конечно, вряд ли станет нобелевским лауреатом в области ядерной физики, но она далеко не дура: этот гад еще не знает, на кого руку поднял!

Д’Агоста потер лоб:

Она полдня пыталась связаться с Наташей или Виктором, но безуспешно – ни один так и не ответил. За окном темнело, и Регина не могла больше оставаться одна в пустой квартире: одиночество и неизвестность стали страшить ее больше, чем вероятность встречи с мужем. Сняв с вешалки шубу, она замотала голову пуховым платком и нацепила темные очки. Взглянув на себя в зеркало, молодая женщина осталась довольна результатом: узнать в ней бывшую модель не представлялось возможным!

Выйдя из подъезда под удивленным взглядом консьержки, она опасливо огляделась и только потом осторожно ступила на подмороженный асфальт. Медленно бредя по улицам, Регина глядела по сторонам с интересом и удивлением – как же она отвыкла от обычной жизни! В последние годы та мелькала только в окне автомобиля, а люди, оказывается, живут вот так – торопятся с работы домой, заскакивают по пути за продуктами, штурмуют переполненные в часы пик автобусы… Когда-то и Регина была такой, но с тех пор много воды утекло! В прошлой жизни было меньше комфорта и денег, но зато были легкость, независимость, свобода. Свобода… Значение этого слова Регина по-настоящему осознала только сейчас, потеряв ее и вновь обретя!

– Не знаю, какое отношение это имеет к делу, но мы выяснили прошлое человека, который напал на Пендергаста. Он жил в Гэри, штат Индиана. Три года назад его звали Говард Рудд, у него была семья и магазин хозтоваров. Он залез в долги, кредиторы оказались плохими людьми, и он в конечном счете исчез, оставив жену и детей. Два месяца назад он появился с новым лицом. Этот человек напал на Пендергаста и, вероятно, убил Виктора Марсалу. Мы пытаемся выяснить, что с ним происходило в течение этих трех лет – где он был, на кого работал. Пока что упираемся в стену. – Д’Агоста взглянул на Марго.

Мимо быстрым шагом прошла молодая женщина, ведя за руку девочку лет шести в шубке из искусственного меха.

– Я же говорила тебе, не дерись с мальчишками, они все равно сильнее! – выговаривала мамаша своей дочурке. – Надо было Галине Ивановне сказать!

Она ничего не сказала, но ее лицо было бледным.

– А они тогда скажут, что я – ябеда, – резонно возражала малявка в шубке. – Я – не ябеда, вот я и дала ему в нос…

Воцарилось молчание. Наконец Констанс снова заговорила:

Парочка исчезла из виду, а Регина все продолжала стоять, глядя на угол, за которым скрылись мать и дочь. У нее ведь тоже есть ребенок! Она исправно высылает тетке деньги, покупает игрушки и одежду для дочки, но сама почти не присутствует в ее жизни. Сначала мешала карьера, потом – муж. Может, пора вернуться туда, откуда Регина родом – ну не пропадут же они, в конце концов! Конечно, без материальной поддержки Рудольфа жить будет непросто, ведь Регина ничему не училась, кроме как быть красивой: в маленьком заштатном городке эти «знания» ни к чему, но она еще молода и может попробовать заняться чем-то другим… Правда, сначала нужно развестись, а муж не отпустит ее, пока не получит вожделенного губернаторства!

Тряхнув головой, Регина двинулась дальше, вдоль освещенных множеством огней магазинов, готовых гостеприимно распахнуть двери перед каждым пожелавшим войти. У Регины впервые за несколько лет почти не было денег! Виктор показал ей ящик, где они лежали, но она не посмела взять больше пары тысяч, ведь художник и так сделал для нее больше, чем она могла ожидать.

– Не совсем.

Взглянув на другую сторону улицы, она вдруг заметила припаркованный у бара «Додж» Виктора! Постояв пару минут в раздумьях, Регина перебежала дорогу в неположенном месте: переход располагался довольно далеко. Распахнув двери бара, она окунулась в задымленную, пропахшую табаком и алкоголем атмосферу времен своей юности. Помещение оказалось полупустым, и в царившей там сизой полумгле силуэты людей выглядели размытыми, словно во время дождя. Стоя в нерешительности у барной стойки, Регина услышала вежливый вопрос:

Д’Агоста вопросительно посмотрел на нее.

– Что будем пить?

– Я составила список жертв Езекии, предполагая, что за отравление несет ответственность кто-то из потомков. В числе пострадавших были Стивен и Этель Барбо, семейная пара, которая стала жертвой эликсира в тысяча восемьсот девяносто пятом году, оставив трех сирот, включая и ребенка, зачатого, когда Этель принимала эликсир. Семья жила в Новом Орлеане на Дофин-стрит, всего в двух домах от семейного особняка Пендергастов.

– Темное нефильтрованное.

– Почему именно они? – спросил д’Агоста.

Несколько лет она не пила ничего, кроме дорогого шампанского, но, похоже, настало время вернуться к истокам.

– Присядьте, – улыбнулась барменша. – Ваш заказ принесут.

– У них есть правнук, Джон Барбо. Он директор военной консалтинговой компании «Ред Маунтин индастриз», человек богатый, ведет затворнический образ жизни. У Барбо был сын, единственный ребенок. Мальчик был талантливым музыкантом. Всегда был слаб здоровьем. Два года назад он заболел. Я не смогла узнать подробностей болезни, но ее необычные симптомы озадачили целую армию врачей и специалистов. Были предприняты титанические усилия, но жизнь мальчику спасти не удалось. – Констанс перевела взгляд с Марго на д’Агосту, потом снова на Марго. – Его история болезни описана в британском медицинском журнале «Ланцет».

– Что вы хотите сказать? – спросил д’Агоста. – Что яд, который убил прабабку и прадеда Джона Барбо, через несколько поколений убил его сына?

Оглядевшись по сторонам, Регина заметила Виктора в глубине зала. Она направилась было к нему, но увидела, что художник не один. Со своего места она могла видеть только спину его спутницы и длинные, очень красивые темные волосы, струящиеся по спине. Решив не тревожить парочку, Регина присела за столик, откуда удобно было за ними наблюдать. Перед Виктором стоял графин – судя по прозрачности жидкости, с водкой. Он молча слушал свою спутницу, уставившись в одну точку, а потом неожиданно вскочил с места, едва не своротив пустой соседний стул, и бросил на стол несколько купюр. Женщина схватила его за рукав, но художник с остервенением вырвался, так сильно при этом ее оттолкнув, что она покачнулась на стуле. Пошатываясь, Виктор двинулся к выходу, не заметив Регину или просто не узнав. Хлопнула входная дверь, впустив в помещение холодный воздух, и Регина, не успевшая снять шубу, кинулась следом за Арбениным: парень пьян, и ему нельзя садиться за руль!

– Да. Перед смертью он жаловался на запах гнилых цветов. И я обнаружила несколько других похожих смертей в семье Барбо на протяжении нескольких поколений.

Художник стоял у машины, согнувшись, и его рвало прямо на промерзший асфальт.

– Я в это не верю, – заявил д’Агоста.

– Витек? – мягко произнесла Регина, кладя руку ему на плечо и ощущая, что тело мужчины сотрясает крупная дрожь. В его мутноватых глазах промелькнуло узнавание.