Ли Чайлд

ДЖЕК РИЧЕР,

ИЛИ

61 ЧАС



Lee Child

61 HOURS

2010

Моему единственному и неповторимому редактору Кейт Мисиак


Глава 1



Было без пяти три дня, ровно шестьдесят один час до того, как это произошло. Адвокат въехал на парковку и занял свободное место. На земле лежал целый дюйм недавно выпавшего снега, и он почти минуту елозил ногами, пока не убедился, что калоши наделись и не свалятся. Потом выбрался наружу, поднял воротник и направился к входу для посетителей. С севера дул пронзительный ветер, который бросал в лицопушистые ленивые снежинки. Примерно в шестидесяти милях бушевала настоящая буря, и по радио ни о чем другом не говорили.

Адвокат вошел в дверь и принялся топать ногами, чтобы стряхнуть снег. День был не приемный, а значит, никакой очереди. Он увидел перед собой только пустую комнату, пустую ленту конвейера с просвечивающим оборудованием, пустую рамку металлодетектора и трех тюремных охранников, которые ничего не делали. Адвокат кивнул им, хотя не был с ними знаком, но он считал, что находится с ними по одну сторону баррикад. Тюрьма представляла собой бинарную систему: ты либо сидишь за решеткой, либо нет. Они не сидели. Он тоже.

Пока.

Адвокат взял серый пластиковый контейнер из высокой неустойчивой стопки и убрал в него пальто. Потом снял пиджак, сложил его и пристроил сверху. В тюрьме было жарко. Считалось, что дешевле потратить лишнее топливо, чем выдавать заключенным два комплекта одежды – один на лето, другой на зиму. Он слышал впереди обычные тюремные звуки: звон металла и бетона, беспорядочные безумные крики и вопли, тихое ворчание равнодушных голосов, приглушенных закрытыми дверями и коридорами с бесконечными лестницами.

Адвокат вынул из карманов брюк ключи, бумажник, мобильный телефон и мелочь и положил еще теплые личные вещи поверх пиджака. Потом взял в руки контейнер, но не поставил его на ленту конвейера, а прошел через все помещение к маленькому окошечку в стене. Там он минуту подождал, женщина в форме взяла контейнер и выдала ему билетик с номером.

После этого адвокат остановился перед металлодетектором, похлопал себя по карманам и стал смотреть прямо перед собой, как будто ждал приглашения, – привычка, выработанная бесконечными перелетами на самолетах. Охранники продержали его около минуты, глядя на маленького нервного человечка без пиджака и с пустыми руками. У него не было с собой ни портфеля, ни записной книжки или даже ручки. Он пришел вовсе не за тем, чтобы помочь советом заключенному. Как раз наоборот: он будет слушать, а не говорить, и уж, конечно, даже не подумает о том, чтобы записать то, что услышит, на бумаге.

Адвокату показали, что он может пройти. Загорелась зеленая лампочка, сигнала тревоги не прозвучало, однако один из охранников провел вдоль его тела металлоискателем, а другой умело похлопал руками, проверяя, нет ли чего запретного. Третий повел его вглубь комплекса сквозь двери, устроенные таким образом, что они открывались только тогда, когда предыдущая и следующая были закрыты. Они заворачивали за бесконечные внутренние углы, предназначенные для того, чтобы тот, кто бежит по коридору, не мог слишком сильно разогнаться, шли мимо окон с толстым зеленым стеклом, за которыми виднелись внимательно наблюдавшие за ними лица.

Вестибюль представлял собой обычное помещение с линолеумом на полу, светло-зелеными стенами и флуоресцентными лампами на потолке. Он соединялся с внешним миром, и, когда дверь открывалась, внутрь врывались порывы холодного ветра, а на полу оставалисьпятна соли и лужи растаявшего снега. Сама же тюрьма не имела с ним ничего общего, потому что у нее не было связи с миром за ее стенами, не было неба и природных явлений. Никто даже не пытался хотя бы чуть-чуть ее приукрасить – сплошной голый цемент, покрытый жирными пятнами в тех местах, где его касались рукава и плечи заключенных, и светлый и пыльный там, куда они не доставали. Пол, выкрашенный серой краской, напоминал пол в гараже какого-нибудь автолюбителя. Ботинки адвоката тихонько поскрипывали, касаясь его поверхности.

В тюрьме имелись четыре комнаты для допросов: бетонные кубики без окон, разделенные ровно пополам бетонной стойкой высотой с письменный стол, которая шла от одной стены к другой, с пуленепробиваемым стеклом поверху. Над ней горели лампочки, забранные проволочной сеткой. Стекло было толстым, слегка зеленоватым, разделенным на три панели внахлест, в результате получились две боковые щели для подслушивания разговоров. В самом низу центральной панели имелась еще одна щель, для документов. Совсем как в банке. В каждой половине комнаты была дверь и стоял стул, абсолютно симметрично. Адвокаты входили с одной стороны, заключенные – с другой. И так же уходили, каждый в свою жизнь.

Охранник открыл дверь из коридора и вошел в комнату примерно на ярд, чтобы проверить, все ли в ней так, как должно быть. Затем он отступил в сторону и позволил адвокату войти. Тот дождался, когда у него за спиной закроется дверь и он останется один. Только после этого юрист сел и, посмотрев на часы, обнаружил, что опоздал на восемь минут. Он ехал медленно из-за плохой погоды. Обычно адвокат считал недопустимым опоздание на встречу, непрофессиональным и неуважительным по отношению к клиенту. Однако в тюрьме все было иначе, здесь время для заключенных не имело принципиального значения.

Еще через восемь минут дверь в стене за стеклом открылась, появился другой охранник, проверил помещение, снова исчез, и внутрь, шаркая, вошел заключенный – клиент адвоката: белый мужчина, невероятно толстый и совершенно лысый, одетый в оранжевый комбинезон. Цепи на его запястьях, поясе и щиколотках казались миниатюрными, похожими на украшения. У него были пустые глаза, покорное, ничего не выражающее лицо, только губы слегка шевелились, как у дурачка, пытающегося не забыть трудное задание.

Дверь в стене за стеклом закрылась.

Заключенный сел.

Адвокат придвинул свой стул поближе к перегородке.

Заключенный сделал то же самое.

Симметрия.

– Извините, я опоздал, – сказал адвокат.

Заключенный не ответил.

– Как вы? – спросил адвокат.

Заключенный не ответил, и адвокат замолчал. В комнате было невероятно жарко. Через минуту заключенный заговорил; он будто декламировал, пробираясь сквозь список инструкций, и предложений, и пунктов, которые заучил наизусть. Время от времени адвокат просил его:

– Помедленнее.

И всякий раз заключенный замолкал, ждал, потом снова начинал с того места, где остановился, не меняя скорости и певучей интонации. Ощущение было такое, будто он просто не умеет разговаривать по-другому.

Адвокат считал, что у него вполне приличная память, особенно когда речь шла о деталях, как у большинства юристов, и он слушал очень внимательно, потому что необходимость сосредоточиться на процессе запоминания отвлекала его от истинного содержания инструкций, которые он получал. Однако в самом дальнем углу своего сознания он насчитал четырнадцать противозаконных предложений, прежде чем заключенный наконец закончил говорить и откинулся на спинку стула.

Адвокат молчал.

– Все понятно? – спросил заключенный.

Адвокат кивнул, заключенный погрузился в тупую неподвижность и стал похож на бесконечно терпеливого осла, работающего в поле. Время для заключенных ничего не значит. Особенно для этого. Адвокат отодвинул стул и встал. Дверь с его стороны открылась, и он вышел в коридор.

Было без пяти минут четыре дня.

Осталось шестьдесят часов.



Адвокат обнаружил, что его ждет тот же охранник, и уже через две минуты стоял на парковке. Он был снова полностью одет, а его вещи лежали в карманах, приятно их оттягивая, напоминая о настоящем и нормальной жизни. Снег пошел сильнее, стало заметно холоднее, дул пронзительный ветер. Рано и быстро темнело. Адвокат посидел немного с включенным двигателем, дожидаясь, когда нагреется сиденье, глядя на дворники, которые отчаянно сражались со снегом. Потом под визг шин медленно развернулся по широкой дуге, и фары прочертили яркие полосы в белом покрывале, окутавшем все вокруг. Он направлялся к выезду, воротам из проволочной сетки, ожиданию, проверке багажника, а дальше на прямую дорогу, ведущую из города к автостраде.

Четырнадцать предложений, требовавших нарушения закона. Четырнадцать самых настоящих преступлений, если он передаст то, что ему сказали, и все будет сделано, а оно будет сделано. Или пятнадцать, потому что он сам станет соучастником. Или даже двадцать восемь преступлений, если прокурор решит считать каждый эпизод, что он вполне может сделать исключительно ради удовольствия. Или чтобы прославиться. Двадцать восемь дорог к позору, бесчестью и лишению лицензии, суду, приговору и тюрьме. Почти наверняка к пожизненному заключению, учитывая природу одного из четырнадцати предложений, и это еще если повезет и удастся заключить сделку о признании вины. Он даже думать не хотел о том, что его ждет, если такую сделку совершить не получится.

Адвокат объехал «клеверную» развязку и покатил по медленной полосе. Со всех сторон его окружало толстое покрывало падающего снега, серое в сгущающихся сумерках. Иногда по той же полосе проезжали другие машины, одни быстрее, другие медленнее; порой навстречу проносились грузовики и еще какие-то автомобили. Держа одну руку на руле, он развернулся на сиденье, достал мобильный телефон и задумался. У него было три возможности. Первая: ничего не делать. Вторая: позвонить по номеру, который ему назвали. И третья: поступить так, как и следовало в данных обстоятельствах, – набрать 911, затем как можно быстрее связаться с местным управлением полиции, дорожным патрулем, шерифами округа, коллегией адвокатов и собственным адвокатом.

Адвокат выбрал второй вариант; впрочем, он знал, что именно так и поступит. Первый ничего ему не дал бы, если не считать того, что чуть позже они бы его нашли. Третий вариант означал смерть, медленную и неминуемую, вне всякого сомнения, после многих часов или даже дней страшных мучений. Он был маленьким, нервным человеком. И никаким не героем.

Поэтому адвокат набрал номер, по которому ему велели позвонить.

Он проверил его дважды, потом нажал на зеленую кнопку и поднес телефон к уху – что во многих штатах рассматривалось как двадцать девятое преступление.

Но не в Южной Дакоте.

Пока еще нет.

Слабое утешение.

Голос, который ему ответил, он слышал четыре раза в жизни – грубый и хриплый, приправленный не вызывавшей сомнений животной угрозой. По представлениям адвоката, это был голос из другого мира.

– Выкладывай, приятель. – Он услышал в голосе улыбку и намек на злобную радость, как будто его хозяин наслаждался своей абсолютной властью, а еще смущением, страхом и отвращением звонившего.

Адвокат сглотнул и заговорил, перечисляя инструкции, повторяя предложения и целые абзацы в точности так, как они были переданы ему самому. Он начал в семи милях и семи минутах от моста через автостраду, который, впрочем, не особенно походил на мост. Шоссе было совершенно ровным и прямым, но по обеим его сторонам появился небольшой овраг – сухой большую часть года, однако через пять месяцев по нему потекут потоки растаявшего снега. Дорожные инженеры разровняли овраг, превратив его в аккуратный кульверт, и установили под дорожным покрытием сорок гигантских бетонных труб, чтобы фундамент не размывало раз в год. Весной система прекрасно работала, но имела один недостаток, который появлялся зимой, и поэтому инженеры поставили с двух сторон моста щиты с объявлением следующего содержания: МОСТ ЗАМЕРЗАЕТ РАНЬШЕ, ЧЕМ ДОРОГА.

Адвокат продолжал ехать дальше и говорить. Через семь минут монолога он добрался до самого очевидного, грубого и вопиющего из четырнадцати предложений. Он сообщил его в телефон точно в том виде, в каком услышал в тюрьме, иными словами, совершенно спокойно и без эмоций. Грубый голос на другом конце рассмеялся, и адвоката передернуло. Из самых глубин его существа буквально поднялся на поверхность моральный спазм, который заставил напрячься плечи и вдавил телефон в самое ухо.

Рука на руле дернулась.

Передние шины заскользили на покрытом льдом мосту, адвокат не слишком ловко выправил машину, но задние колеса повело в противоположную сторону, его закружило на месте, и он остановился поперек дороги. В следующее мгновение он увидел сквозь падающий снег приближающийся автобус, совершенно белый, который ехал очень быстро и прямо на него. Часть сознания адвоката твердила, что столкновение неизбежно, но другая вопила: «Нет!» Ему хватит места и времени, чтобы уйти в сторону, посередине есть трава и два надежных металлических барьера между ним и встречным транспортом. Он прикусил губу, расслабил руки на руле и выпрямился; автобус промчался мимо, параллельно и ровно в двадцати футах от него.

Адвокат с облегчением выдохнул.

– Что? – спросил голос в телефоне.

– Меня занесло, – ответил адвокат.

– Заканчивай доклад, задница, – велел голос.

Адвокат снова сглотнул и заговорил с того места, где остановился.



Водитель, сидевший за рулем встречного автобуса, являлся ветераном с двадцатилетним стажем, и в своем мире добился почти максимума. Скорее всего, у него имелась лицензия, он прошел отличную подготовку и обладал достаточным опытом. Он был уже не молодым, но еще не старым. С точки зрения умственного и физического состояния он находился на широком плато здравого смысла и зрелости и на пике своих способностей. Он ехал по расписанию и не опаздывал, не превышал скорость, не был пьян или под воздействием наркотиков.

Но он устал.

Водитель уже два часа смотрел на невыразительный пейзаж, окутанный белым покрывалом снега. Он видел задние огни машины примерно в ста ярдах впереди, видел, как она вдруг встала по диагонали на дороге. Из-за усталости он отреагировал на долю секунды позже, однако уже в следующее мгновение напряжение в онемевшем теле вызвало чрезмерную реакцию, и он дернул руль так, будто пытался увернуться от удара. Слишком сильно и слишком поздно. И в любом случае бессмысленно. Легковая машина выровнялась и уже находилась за ним, когда передние колеса автобуса заскользили по мосту в тот момент, когда руль потребовал, чтобы они повернулись, и они сорвались с покрытия дороги.

Задняя часть, где находились громадный чугунный блок двигателя, цистерна с водой и туалет, была самой тяжелой, точно маятник. Она попыталась помочь передним колесам, но у нее ничего не вышло, не хватило всего нескольких очень важных градусов. Водитель сделал все правильно; он изо всех сил сражался с автобусом, но руль был легким, словно перышко, а передние колеса больше не касались дороги. Он ничего не мог сделать. Задняя часть автобуса завертелась.

Водитель сражался с ним целых триста ярдов и двенадцать долгих секунд, которые показались ему двенадцатью часами; он крутил громадный пластиковый руль налево, потом направо, пытался остановить скольжение, снизить скорость, которую оно набирало. Но она продолжала нарастать, громадный маятник в задней части автобуса метался из стороны в сторону, мягкие пружины лопались и выстреливали в воздух. Автобус наклонился, задняя его часть развернулась на сорок пять градусов налево, потом на столько же направо. МОСТ ЗАМЕРЗАЕТ РАНЬШЕ, ЧЕМ ДОРОГА. Автобус промчался мимо последней бетонной трубы, и передние колеса опустились на асфальт, но в этот момент они находились по диагонали относительно дороги, и весь автобус повернулся в ту же сторону, как будто выполнял вполне законную команду, как будто снова стал послушным. Водитель изо всех сил ударил по тормозам, и колеса подняли в воздух тучи только что выпавшего снег. Автобус устоял и даже сбросил скорость.

Но недостаточно.

Передние колеса миновали предохранительную полосу, потом обочину и соскочили с дороги в неглубокий овраг, полный снега и замерзшей грязи. Дно ударилось и заскрежетало о край асфальта, и автобус протащило на двадцать футов. Он замер под углом – передняя треть в снегу, задние две трети на обочине, отделение с двигателем нависло над дорогой. Передние колеса замерли, мотор заглох, тишину нарушало лишь шипение вытекающих на снег жидкостей, тихий шорох тормозов с пневматическим приводом и крики пассажиров, которые постепенно превратились в стоны, а потом и вовсе стихли.

Пассажиры представляли собой однородную компанию, все, кроме одного. Двадцать седых пожилых людей плюс мужчина помоложе в автобусе, рассчитанном на сорок человек. Двенадцать из них были вдовами, остальные восемь – семейными парами. Все из Сиэтла, группа из местной церкви, отправившаяся на экскурсию. Они побывали в Литтл-Тауне-в-Прерии и теперь возвращались на запад к Горе Рашмор[1]. Им пообещали показать географический центр США, а по дороге – национальные парки и пастбища. Отличное путешествие, только не самое удачное время года. Зима в Южной Дакоте никогда не отличалась гостеприимством. Поэтому они получили пятидесятипроцентную скидку на билеты, хотя те и без того стоили дешево.

Необычный пассажир, который выбивался из этой компании, был лет на тридцать моложе самого молодого из остальных. Он сидел в полном одиночестве через три ряда от стариков, и они решили, что он безбилетник или вроде того. Он появился, когда они сделали остановку, чтобы немного размяться, к востоку от городка под названием Кавур, после Литтл-Тауна-в-Прерии и после музея «Дакоталенд». Никаких объяснений он не дал, просто сел в автобус, и всё. Кое-кто видел, как он разговаривал с водителем, а кто-то–что передал ему деньги. Никто не знал, что и подумать. Если он заплатил за проезд, получалось, что он вполне законный пассажир, а вовсе не заяц. Вроде тех, кто путешествуют автостопом, только не совсем.

Впрочем, в любом случае молодой мужчина произвел на стариков благоприятное впечатление, вел себя тихо и вежливо. Он был на фут выше любого из остальных пассажиров и, вне всякого сомнения, отличался недюжинной силой. Не красивый, как кинозвезда, но и не уродливый. Очень похож на недавно ушедшего из спорта атлета. Может быть, футболист? И не так чтобы очень хорошо одет: в мятую навыпуск рубашку и холщовую куртку на подкладке. Удивляло, что у него не было с собой никакой сумки, но в целом пожилым пассажирам нравилось иметь такого попутчика, особенно после того, как он оказался воспитанным и совсем не страшным. Агрессивное поведение человека таких размеров выглядело бы просто неприлично, а хорошие манеры делали его настоящим милашкой. Некоторые особо смелые вдовушки решили было завязать с ним разговор, но он держался таким образом, что делал подобные попытки невозможными. Большую часть пути он проспал, а его ответы желающим поболтать, исключительно вежливые, но краткие, не позволяли продолжить беседу.

По крайней мере, они знали его имя. Один из мужчин представился ему, когда возвращался по проходу из туалета. Высокий незнакомец поднял голову и на мгновение замер, как будто оценивал стоимость и выгоду ответа. Потом пожал протянутую руку и сказал:

– Джек Ричер.

Глава 2



Ричер проснулся от того, что ударился головой о стекло, когда автобус занесло на скользкой дороге. Он сразу понял, где находится. – В автобусе. – Следующие несколько секунд он просчитывал варианты. – Снег, лед, нормальная скорость, почти нет других машин. Либо мы въедем в разделительный барьер, либо вылетим на обочину. В самом худшем случае – перевернемся. – Лично его это не очень беспокоило. Но, возможно, старикам, сидящим перед ним, придется несладко. Впрочем, скорее всего, никто не погибнет, его волновало другое – что будет потом. Двадцать пожилых людей, перепуганных насмерть, возможно, раненных – порезы, синяки, сломанные кости, – посреди пустынной дороги, вдалеке от человеческого жилья, да еще в набирающей силу зимней буре.

Ничего хорошего.

Следующие одиннадцать с половиной секунд Ричер провел, стараясь удержаться на месте, осторожно сопротивляясь резким движениям автобуса. Он сидел позади всех, и потому его швыряло из стороны в сторону сильнее остальных. Пассажиров впереди тоже бросало, но значительно меньше. Однако они были старыми, хрупкими людьми, и Ричер видел, как безвольно болтаются их головы. И в зеркало заднего вида – лицо водителя, который сражался с автобусом. Молодец! Но Джек знал, что ему суждено потерпеть поражение. Управлять большим комфортабельным автобусом совсем не просто. – Будь осторожен в своих желаниях. – Он был в Маршалле, штат Миннесота, но уже не помнил, что там делал; потом его подвез парень, который направлялся на запад в Гурон, что в Южной Дакоте, но по какой-то необъяснимой причине отказался довезти его до места, а высадил на площадке для междугородних автобусов неподалеку от городка под названием Кавур.

Ричера это не слишком обрадовало, потому что Кавур не производил впечатления остановки, популярной у трансконтинентального транспорта. Однако через две чашки кофе на площадку въехал белый экскурсионный автобус на сорок человек, из которого вышло только двадцать, а это означало, что в нем имеются свободные места. Водитель производил впечатление простого парня, Ричер не стал особо умничать и предложил ему двадцать баксов за то, чтобы тот довез его до Рэпид-сити. Водитель попросил сорок, они сговорились на тридцати, Ричер сел в автобус и прекрасно себя чувствовал весь день. Удобства в дороге обеспечивали мягкие рессоры и уверенное вождение, о чем, впрочем, в настоящий момент пришлось забыть.

Однако через семь секунд настроение у Ричера стало более оптимистичным. Водитель убрал ногу с педали газа, и автобус начал сбрасывать скорость. Это не особо чувствовалось, но Ричер не сомневался, что так оно и есть. Простая физика. Закон движения Ньютона. Если в них не врежется какая-нибудь другая машина, они немного покружатся на месте и остановятся, боком или задом наперед, однако не перевернутся и смогут ехать дальше. Но тут он понял, что передние колеса снова заскользили, и сообразил, что их несет в сторону. Очень плохо. Водитель изо всех сил ударил по тормозам и вцепился в руль, когда автобус с грохотом и скрежетом отправился в кювет. В конце концов они остановились, частично съехав с шоссе, и это было бы хорошо, если бы их задница не висела прямо над дорогой, что было очень даже плохо. А кроме того, все механические звуки стихли и наступила мертвая тишина – что и вовсе было отвратительно.

Ричер оглянулся назад и увидел приближающиеся огни фар. Совсем плохо. Он встал, прошел вперед и разглядел перед автобусом плоский участок земли, засыпанный снегом. Никаких скал или бордюров – значит, им не грозит опасность от переноса веса. Поэтому он бросился назад и начал уговаривать стариков встать с мест и пройти в переднюю часть автобуса. В этом случае, если в них врежется восемнадцатиколесный грузовик, никто не погибнет. Но старики были в шоке и отказывались шевелиться, они просто молчали. Тогда Ричер вернулся к водителю, который сидел совершенно неподвижно, только время от времени моргал и с трудом сглатывал, пытаясь справиться с адреналином, бушевавшим в крови.

– Отличная работа, приятель, – сказал ему Ричер.

– Спасибо. – Водитель кивнул.

– Ты сможешь вытащить нас из канавы? – спросил Ричер.

– Не знаю.

– А ты сделай предположение.

– Скорее всего, не смогу.

– Ладно. У тебя есть предупредительные аварийные огни?

– Что?

– Предупредительные огни. Задняя часть автобуса торчит прямо на дороге.

Водитель некоторое время молчал, видимо, еще не окончательно пришел в себя, потом потянулся вниз, открыл ящик, стоявший возле ног, и достал три сигнальные ракеты, темно-красные картонные трубки со стальными шипами на концах. Ричер забрал их у него и сказал:

– Аптечка есть?

Водитель снова кивнул.

– Возьми ее и осмотри пассажиров – ну, там синяки, порезы и все такое, – велел ему Ричер. – И убеди их пройти как можно дальше вперед, насколько они смогут. Желательно, чтобы они собрались в проходе. Если в нас кто-нибудь врежется, он ударит в пустую задницу.

Водитель кивнул в третий раз, потом встряхнулся, точно пес, и принялся копаться в ящиках. Из второго, закрытого на защелку, он достал аптечку и выбрался со своего места.

– Сначала открой дверь, – сказал ему Ричер.

Водитель нажал на кнопку, дверь с шипением открылась, и внутрь ворвался холодный воздух, который принес с собой тучи снега.

– Закрой за мной дверь, береги тепло, – сказал Ричер.

Затем он спрыгнул в канаву и по льду и замерзшей земле начал пробираться к обочине дороги. Выйдя на нее, он помчался к заднему углу автобуса. В лицо ему летели хлопья снега, но он не обращал на них внимания. Сосредоточившись на дорожных ограничителях, Ричер пробежал тридцать шагов назад по дороге. По неровной траектории. Тридцать шагов, тридцать ярдов. Девяносто футов. Точнее, почти восемьдесят восемь. Восемьдесят восемь футов в секунду – это все равно что шестьдесят миль в час, а в мире полно сумасшедших, которые даже в страшный снегопад будут ехать с такой скоростью. Ричер наклонился и воткнул аварийный огонь в снег, тут же автоматически загорелся ослепительно-яркий малиновый свет. Ричер пробежал еще тридцать шагов, поставил второй аварийный сигнал, потом через тридцать шагов – третий, завершив последовательность предупредительных знаков: три секунды, две, одна, проезжайте.

Затем он бегом вернулся назад, снова перебрался через канаву и принялся колотить кулаком в дверь, пока водитель не отвлекся от оказания первой помощи и не открыл ему дверь. Ричер забрался внутрь, и вместе с ним ворвался снежный вихрь. Он довольно сильно замерз, лицо онемело, заледенели ноги. В автобусе уже стало довольно холодно, и окна с одной стороны покрылись пятнами инея.

– Включи двигатель, чтобы работали печки, – сказал он водителю.

– Не могу, – ответил тот. – Мы, видимо, пробили топливный бак, когда вылетели с дороги.

– Я не почувствовал снаружи никакого запаха, – заметил Ричер.

– Я не могу рисковать. Сейчас все живы. Мне совсем не хочется, чтобы они сгорели заживо.

– Хочешь, чтобы замерзли до смерти?

– Займись первой помощью, мне нужно позвонить.

Ричер прошел назад и начал проверять пожилых пассажиров. Водитель обработал первые два ряда; у всех четверых пассажиров, сидевших около окон, были заклеены пластырем порезы от металлических рамок, окружавших стекла. – Будь осторожен в своих желаниях. – Вид отсюда, конечно, лучше, зато и риск выше. У одной женщины на щеке со стороны прохода Джек увидел еще одну полоску пластыря – видимо, в том месте, где в нее ударился головой муж, которого болтало, точно тряпичную куклу.

Первую сломанную кость Ричер обнаружил в третьем ряду, у хрупкой пожилой женщины, похожей на птичку. Она повернулась направо, когда автобус изменил направление движения и дернулся влево, сильно ударилась плечом в оконное стекло и сломала ключицу. Ричер понял это по тому, как она держала руку.

– Мэм, могу я взглянуть? – спросил он.

– Вы не врач, – возразила она.

– Я прошел подготовку в армии.

– Вы там были врачом?

– Военным копом. И мы проходили специальное обучение.

– Мне холодно.

– Это шок, – попытался утешить ее Ричер. – И снег идет.

Она повернула к нему верхнюю часть тела, словно сдаваясь, и Ричер сквозь блузку дотронулся кончиками пальцев до ее ключицы, чувствуя, что она тоненькая, как карандаш. Кость сломалась ровно посередине, чисто, без осложнений.

– Плохо? – спросила женщина.

– Все хорошо, – попытался успокоить ее Ричер. – Ключица сделала свою работу. Она похожа на прерыватель тока. Ломается, чтобы защитить ваше плечо и шею. А заживает быстро и без проблем.

– Мне нужно в больницу.

– Мы вас туда доставим, – кивнув, сказал Ричер.

И пошел дальше. В четвертом ряду он обнаружил растянутое запястье и сломанное в пятом. Плюс в общей сложности тринадцать порезов, много несерьезных ушибов и огромное количество шоковых реакций.

Температура в автобусе быстро падала.

В заднее боковое окно Ричер видел аварийные огни, которые продолжали гореть, – три ярких малиновых шара, окутанных падающим снегом. Ни фар приближающихся машин, ни вообще движения на дороге. Опустив голову, он прошел по проходу и нашел водителя, который сидел на своем месте, держал в руке открытый мобильный телефон, смотрел перед собой в ветровое стекло и барабанил кончиками пальцев левой руки по рулю.

– У нас проблема, – сказал он.

– Какая?

– Я позвонил в 911. Дорожный патруль находится в шестидесяти милях к северу от нас, а другой – на таком же расстоянии к востоку. Приближаются две серьезные бури: одна – из Канады, другая – со стороны Озер. У них там полный хаос. Все ремонтные машины с ними. А еще пробка машин на сто. Шоссе за нами и перед нами закрыто.


Вот почему нет никакого движения.


– Где мы находимся?

– В Южной Дакоте.

– Это я знаю.

– Тогда ты знаешь, что я имею в виду. Если мы не в Сиу-Фоллз или Рэпид-сити, значит, мы посреди пустоты. А мы не в Сиу-Фоллз и не в Рэпид-сити.

– Ну, мы же должны находиться где-то.

– Навигатор показывает, что неподалеку есть городок. Называется Болтон. До него, наверное, миль двадцать. Но он маленький, крошечная точка на карте.

– Ты можешь вызвать другой автобус вместо этого?

– Я не в Сиэтле. Дня через четыре после того, как прекратится снегопад, наверное, мог бы.

– А в Болтоне есть полицейский участок?

– Я позвонил; вот жду, что ответят.

– Наверняка у них есть ремонтные машины.

– Точно есть. По крайней мере, одна. Стоит возле заправки на углу и может оттащить сломавшийся пикап весом в полтонны. С автобусом такого размера, как у нас, ей не справиться.

– А как насчет фермерских тракторов?

– Потребуется штук восемь и очень толстые цепи.

– Школьный автобус? Мы пересадили бы в него пассажиров.

– Дорожный патруль нас не бросит. Они приедут за нами.

– Тебя как зовут? – спросил Ричер.

– Джей Нокс.

– Думай вперед, мистер Нокс. В лучшем случае дорожный патруль находится от нас в часе езды. В такую погоду – скорее всего, в двух. И трех, учитывая, с чем им приходится иметь дело. Так что нам нужно шевелиться. Через час автобус превратится в морозилку, а через два старики начнут умирать как мухи. Может, даже раньше.

– И что ты предлагаешь?

Ричер собрался ему ответить, когда зазвонил мобильный телефон. Нокс нажал на кнопку, и его лицо немного посветлело, однако уже в следующее мгновение он снова помрачнел.

– Спасибо, – сказал он и закрыл телефон. Потом посмотрел на Ричера и объяснил: – В Болтоне есть полицейский участок, и они пришлют к нам человека. Но у них свои проблемы, так что это займет некоторое время.

– Сколько?

– По меньшей мере час.

– Какие у них проблемы?

– Они не сказали.

– Тебе придется завести двигатель.

– У стариков есть пальто.

– Не слишком теплые.

– Я боюсь пожара.

– Дизельное топливо гораздо менее пожароопасное, чем бензин.

– А ты что, специалист?

– Я служил в армии. Грузовики и «хамви» ездили на дизеле. И не просто так. – Ричер посмотрел на проход. – У тебя есть фонарик? И огнетушитель?

– Зачем?

– Проверю, что там у нас внизу. Если все в порядке, я два раза постучу в пол. Ты заведешь мотор. Если что-то загорится, я потушу и снова постучу, тогда ты вырубишь двигатель.

– Ну, не знаю.

– Это единственное, что мы можем сделать. Нельзя сидеть и просто ждать помощи.

Нокс некоторое время молчал, потом пожал плечами, открыл еще пару отделений и достал серебристый «Мэглайт» и огнетушитель. Ричер взял их, дождался, когда откроется дверь, и выбрался в призрачный мир мигающих малиновых огней. Он снова оказался в канаве, но на сей раз пошел против часовой стрелки вокруг носа автобуса, потому что левая часть, в отличие от правой, находилась под острым углом над асфальтом. Перспектива ползти по засыпанной снегом канаве его не особенно привлекала, а вот подобраться к брюху автобуса по обочине показалось несколько приятнее.

Ричер нашел дверцу горловины топливного бака, сел в снег, затем развернулся, лег на спину и заполз головой вперед под бок автобуса. Включив фонарик, он нашел толстый шланг, который шел от горловины к баку, и пришел к выводу, что тот не пострадал. Сам бак представлял собой громадный цилиндр с округлыми углами и был слегка поцарапан и помят после всего, что ему довелось пережить, но из него ничего не вытекало. Шланг, шедший к двигателю, тоже выглядел целым. Снег промочил куртку и рубашку Ричера, он чувствовал холодную сырость на коже и начал замерзать.

Концом фонарика Джек постучал два раза по дну автобуса. Через некоторое время он услышал щелчки реле, топливный насос чихнул, взвыл и заработал. Ричер проверил бак, за ним шланг, насколько позволил луч фонарика. Потом уперся ногами в снег и прополз дальше под автобус.

Нигде ничего не вытекало.

Включился стартер. Потом двигатель. Он некоторое время стучал, трещал и гремел, но в конце концов Ричер услышал ровный, тяжелый, равномерный ритм.

Нигде ничего не вытекало.

Огня тоже не было.

И дыма.

Ричер, изо всех сил сражаясь с холодом, дал двигателю минуту и использовал это время, чтобы проверить остальное. Большие шины выглядели в полном порядке. Часть передней подвески пострадала, на дне багажного отделения виднелись вмятины, мелкие трубки и шланги разорвались, лопнули или смялись. Ричер не сомневался, что какая-то страховая компания в Сиэтле получит солидный счет.

Он выбрался из-под автобуса и стряхнул снег с промокшей одежды. Вокруг него бушевала непогода; тяжелые большие снежинки, кружась, падали на землю. Следы, которые он оставил всего четыре минуты назад, уже припорошило белой пылью. Ричер прошел вдоль них к оврагу и к двери автобуса. Нокс его ждал и тут же открыл ее. Вместе с порывом ветра внутрь ворвалась туча снега, Ричера передернуло, но дверь тут же закрылась.

И в этот момент двигатель перестал работать.

Нокс уселся на свое место и нажал на кнопку стартера. Ричер услышал, как в задней части автобуса заработал мотор, заворчал, принялся стучать, чихнул, потом снова и снова.

И ничего не произошло.

– Что ты там видел внизу? – спросил Нокс.

– Разные повреждения, – ответил Ричер. – Целую кучу.

– Помятые трубки?

– Пару штук.

Нокс кивнул.

– Топливный шланг порвался. Мы использовали то, что там оставалось, но больше ничего не поступает. Плюс, возможно, проблема с тормозами. Так что, может, и хорошо, что двигатель не работает.

– Позвони еще раз в полицейский участок Болтона, – сказал Джек. – Ситуация очень серьезная.

Нокс набрал номер, а Ричер направился к пассажирам. Он вытащил пальто с верхних багажных полок и попросил их одеться, не забывая про шапки и перчатки, а также шарфы и все, что у них есть.

У него самого ничего не было. Только то, что на нем, но его одежда промокла насквозь, и он начал замерзать. Его тело постепенно отдавало тепло, и он дрожал, не сильно, но непрерывно. – Будь осторожен в своих желаниях. – Жизнь без багажа имела множество преимуществ, но также и очень серьезных недостатков.

Ричер направился назад к Ноксу. В щель в двери внутрь проникал холодный воздух, и в передней части автобуса было холоднее, чем в хвосте.

– Ну? – спросил он.

– Они пришлют машину, как только смогут, – ответил водитель.

– Машины недостаточно.

– Я им сказал. И подробно описал нашу проблему. Они обещали что-нибудь придумать.

– Ты видел раньше подобные бури?

– Это не буря. Настоящая в шестидесяти милях от нас, а тут только ее край.

Ричера передернуло.

– Она направляется в нашу сторону?

– Без вопросов.

– Как быстро?

– Тебе лучше не знать.

Ричер оставил его, прошел по проходу мимо последних сидений и уселся на полу около туалета, прислонившись спиной к задней стенке автобуса, надеясь, что остатки тепла от остывающего двигателя его согреют.

И стал ждать.

Было без пяти минут пять утра.

Осталось пятьдесят девять часов.

Глава 3



Через сорок пять минут адвокат добрался до дома. Это был длинный, медленный путь. Подъездную дорожку засыпал снег, и адвокат пару минут переживал, что дверь гаража замерзла и он не сможет ее открыть. Но когда он нажал на кнопку дистанционного управления, моторчик в половину лошадиной силы, установленный на потолке, сделал свое дело, дверь поднялась, и он въехал внутрь. Однако дверь отказалась закрываться из-за снега, который он притащил на своих колесах, и сработала игрушечная система защиты. Поэтому адвокат снова принялся возиться с калошами, надел их, взял лопату и выбросил снег наружу.

Дверь закрылась. Адвокат снова снял калоши и пару мгновений стоял перед входом в прихожую, собираясь с силами, очищаясь, как будто принимал мысленный душ. Без двадцати шесть. Он прошел в теплую кухню и поздоровался со своей семьей, как будто это был самый обычный день.



К без двадцати шесть внутри автобуса было темно и невероятно холодно, и Ричер, обхвативший себя руками, отчаянно дрожал. Впереди двадцать стариков и водитель делали примерно то же самое. Окна с наветренной стороны почернели от налипшего снега; те, что находились с подветренной, были серыми. Снежная буря, которую принес с северо-востока безжалостный зимний ветер, билась в аэродинамическое препятствие, коим стал неподвижный автобус, бушевала над, под и вокруг него, вихрилась в вакууме за ним, и огромные невесомые снежинки исполняли за окнами свой безумный танец.

И тут в толстом сером пологе появились едва различимые огни. Белые, красные и синие, бледные светящиеся сферы вращались, возникали и пропадали в почти непроглядном мраке. Потом в жуткой тишине послышался приглушенный стук цепей противоскольжения. С противоположной стороны по шоссе к ним медленно, осторожно приближалась полицейская машина.

Прошла, казалось, бесконечная минута, прежде чем коп забрался в автобус. Он прошел через канаву и в дверь, но он только что вылез из теплой машины и был в зимних сапогах, непромокаемых штанах, перчатках и парке, а еще поверх меховой шапки с ушами надел пластиковый дождевой щиток, так что он чувствовал себя прекрасно. Высокий и худой, с морщинами вокруг голубых глаз, он повидал на своем веку много летнего солнца и зимних ветров. Он сказал, что его зовут Эндрю Петерсон и что он заместитель начальника полицейского управления Болтона. Сняв перчатки, коп прошел по проходу, пожимая всем руки и представляясь, снова и снова, каждому пассажиру и семейным парам. Его манеры были искренними, открытыми и полными энтузиазма, как и следует деревенскому парню, который рад прийти на помощь в сложной ситуации. Но Ричер наблюдал за его голубыми глазами и видел, что все совсем не так просто. Он сразу понял, что этот Петерсон на самом деле очень умен, и на уме у него гораздо больше, чем обычное спасение людей, ставших жертвой дорожного происшествия.

Это впечатление подтвердилось, когда Петерсон начал задавать вопросы. Кто они такие? Откуда приехали? Где сегодня началось их путешествие и куда они направлялись? Зарезервированы ли для них номера в отеле там, куда они едут? Легкие вопросы для Нокса и двадцати пожилых людей, группы туристов из Сиэтла, направлявшихся из одной точки маршрута в музее «Дакоталенд» в другую рядом с Горой Рашмор, и, да, у них зарезервировано тринадцать номеров в мотеле рядом с памятником, для четырех семейных пар плюс четыре номера на двоих, четыре одноместных для тех, кто доплатил за дополнительные удобства, и отдельный номер для Нокса.

Абсолютно честная и совершенно ненужная в данных обстоятельствах информация.

Петерсон попросил Нокса показать бумаги, подтверждающие заказ номеров в мотеле. Затем он повернулся к Ричеру, улыбнулся и сказал:

– Сэр, я Эндрю Петерсон, заместитель начальника полицейского управления Болтона. Будьте любезны, сообщите мне, кто вы такой?

Многие копы, служащие в полицейских участках в глубинке, являются бывшими военными, но Ричер сразу понял, что Петерсон к их числу не относится. У него не возникло ощущения сопричастности. Скорее всего, Петерсон был исключительно правильным парнем, хорошо учился в школе, а потом остался в родном городе, чтобы служить согражданам. Ричер даже сомневался, что он часто покидал Болтон. Специалист в вопросах местной жизни, он не очень разбирался в том, что происходило за пределами Болтона, но был полон решимости сделать все возможное, чтобы разобраться в любой проблеме.

– Сэр? – повторил Петерсон.

Ричер назвал ему свое имя, и Петерсон спросил, входит ли он в группу туристов. Ричер ответил, что не входит. Тогда Петерсон поинтересовался, что он делает в этом автобусе. Ричер сообщил, что едет на запад из Миннесоты и рассчитывает повернуть на юг в самое ближайшее время, где погода наверняка лучше.

– Вам не нравится наша погода?

– Не слишком.

– Вы остановили туристический автобус и попросили вас подвезти?

– Я заплатил.

Петерсон посмотрел на Нокса, и тот кивнул.

Тогда коп снова повернулся к Ричеру и спросил:

– Вы в отпуске?

– Нет, – ответил тот.

– В таком случае, я хотел бы знать, что вы тут делаете.

– Что я тут делаю, не имеет ни малейшего значения. Ничто не имеет. Никто из нас не предполагал, что мы окажемся в положении, в котором оказались. Все, что произошло, – чистой воды случайность. Обычная авария. Таким образом, между нами и тем, о чем вы сейчас думаете, нет ни малейшей связи. Просто не может быть.

– А кто сказал, что я о чем-то думаю?

– Я.

Петерсон наградил Ричера суровым, долгим взглядом.

– Что произошло с автобусом?

– Думаю, виноват лед, – сказал Ричер. – Я не знаю наверняка, я спал.

Петерсон кивнул.

– Тут мост, который совсем не похож на мост. Но есть предупреждающий знак.

– Навстречу ехала машина, ее сначала занесло, потом она завертелась на месте. Я резко повернул руль, – вмешался Нокс, в голосе которого появился намек на попытку оправдаться.

Петерсон с сочувствием и без осуждения посмотрел на него и снова кивнул.

– Такое случается, если резко повернуть руль. С кучей людей. Да, и со мной бывало.

– Нужно вывести пассажиров из автобуса, – сказал Ричер. – Иначе они тут до смерти замерзнут. Кстати, я тоже.

Петерсон молчал целую секунду. – Между нами и тем, о чем вы сейчас думаете, нет ни малейшей связи. Потом в третий раз кивнул, на сей раз уверенно, как будто принял решение, и крикнул:

– Послушайте меня, ребята. Мы отвезем вас в город, где сможем о вас позаботиться. Дама со сломанной ключицей и дама с запястьем поедут со мной в машине, за остальными в самое ближайшее время прибудет транспорт.

Перебраться через засыпанный снегом овраг двум пожилым дамам оказалось не под силу, и Петерсон перенес на руках одну, а Ричер – другую. Полицейская машина стояла в десяти ярдах, но шел такой сильный снег, что Джек ее практически не видел, а, когда повернулся после того, как Петерсон ушел, не смог разглядеть автобус, и его охватило ощущение, будто он оказался один посреди белого безмолвия. Снег залеплял лицо, глаза, уши, шею, окружал плотным одеялом, слепил. А еще Ричер невероятно замерз. На мгновение его охватила паника: если по какой-то необъяснимой причине он лишний раз повернется и пойдет не в ту сторону, он даже не сразу это поймет. Просто будет шагать вперед, пока не замерзнет и не упадет замертво.

Ричер сделал широкий шаг в сторону и увидел малиновое мерцание аварийных огней, которые продолжали отважно сражаться со снегопадом. Он использовал их в качестве ориентира, чтобы найти автобус, вышел к нему с подветренной стороны, обогнул нос под порывами сильного ветра и через канаву подобрался к двери. Нокс его впустил, и они вместе устроились в проходе, глядя в темные окна и размышляя о том, какой же транспорт за ними пришлют.

Было без пяти шесть вечера.

Осталось пятьдесят восемь часов.



В шесть часов четырнадцать преступных предложений наконец оказались на бумаге. Человек, которому звонил адвокат, был достаточно умным с точки зрения законов улицы, но всегда считал, что ум главным образом заключается в том, чтобы знать, до какого предела можно дойти; впрочем, лично он был склонен несколько легкомысленно относиться к деталям, когда оказывался под давлением. А сейчас складывалась именно такая ситуация. И в этом не приходилось сомневаться. Чтобы превратить предложения в действия, требовалась санкция некоторых очень осторожных людей.

Поэтому он записал все четырнадцать отдельных абзацев, затем отключил зарядку от новенького, с выходом в Интернет, мобильного телефона и начал набирать номер.



За ними прислали школьный автобус… впрочем, не совсем. Вне всякого сомнения, стандартный «Блю берд», нормального размера, обычной формы и пропорций, только не желтый, а серый с металлической сеткой на окнах и надписью на боках «Управление исправительных учреждений».

Выглядел он почти новым.

– Лучше, чем ничего, – сказал Нокс.

– Я бы и в катафалке поехал, если бы там была печка, – заявил Ричер.

Тюремный автобус пересек три полосы и некоторое время маневрировал, пока не остановился точно параллельно зарывшемуся в снег автобусу, так что его ступенька оказалась ровно по центру, и Ричер сразу понял почему. Там имелся аварийный выход, представлявший собой окно, которое легко выдавливалось. Петерсон увидел овраг, пассажиров и это окно, принял правильное решение и позвонил своим в Болтон. Все-таки он оказался умным парнем.

При обычных обстоятельствах восемнадцать пожилых людей пришлось бы долго уговаривать вылезти в открытый люк, в бушующий снегопад, да еще на руки к незнакомому человеку, но пронзительный мороз сделал их сговорчивыми. Нокс помогал им забраться наверх, а Ричер опускал вниз. Совсем простая задача, если не считать холода и снега. Самым легким из пассажиров оказался мужчина, который весил не больше сорока трех килограммов. Самая тяжелая женщина – около девяноста одного. Все мужчины заявили, что сами пройдут расстояние между автобусами, ни одна из женщин не стала возражать против того, чтобы ее отнесли туда на руках.

Тюремному автобусу, хоть и почти новому, было далеко до роскошного средства передвижения. Места для пассажиров отделяла от водителя блестящая стальная клетка; сиденья оказались узкими, жесткими, обитыми ярким пластиком. На полу лежали резиновые коврики, а сетка на окнах производила пугающее впечатление. Зато там имелась печка. Впрочем, вряд ли штат таким образом проявлял заботу о заключенных; просто производитель встроил ее для школьников, для которых предназначался автобус, а власти штата не стали убирать. И не более того. Что-то вроде пассивного благородства. Водитель включил температуру и вентилятор на максимум. Молодец Петерсон!

Ричер и Нокс рассадили пассажиров, затем вернулись на холод и стали перетаскивать их вещи из багажного отделения, понимая, что старикам понадобятся пижамы, и ночные рубашки, и лекарства, а также смена белья и туалетные принадлежности. Чемоданов оказалась чертова прорва, и они заняли все свободные сиденья тюремного автобуса и большую часть прохода. Нокс уселся на одном из них, Ричер же ехал, стоя рядом с водителем и постаравшись оказаться как можно ближе к печке.

Свирепый ветер набрасывался на автобус, но на шинах были цепи, и он уверенно продвигался к цели. Через семь миль возле ржавого знака, почерневшего от пороха от пистолетного выстрела, они с грохотом съехали с шоссе и покатили по двухполосной дороге. Миновали знак, гласивший: – Впереди исправительное заведение, не останавливаться и не подбирать пассажиров, путешествующих автостопом. – Знак был новенький, точно вчера с завода, блестящий, выкрашенный отражающей краской. Ричеру он совсем не понравился, поскольку означал, что уехать из городка утром будет труднее, чем он рассчитывал.

Неминуемый вопрос прозвучал менее чем через минуту. Женщина, сидевшая рядом с водителем, посмотрела налево, потом направо, немного смутилась, но все-таки задала мучивший ее вопрос:

– Нас ведь не собираются разместить в тюрьме?

– Нет, конечно, мэм, – ответил Ричер. – Скорее всего, нас поселят в мотеле. Просто, думаю, этот автобус оказался единственным свободным сегодня вечером.

– Все мотели переполнены, – сообщил водитель автобуса и замолчал.

Было без пяти семь вечера.

Осталось пятьдесят семь часов.



Двухполосная дорога убегала вперед больше чем на десять миль, хотя видимость была не больше десяти ярдов. В свете фар падающий снег блестел особенно ярко, а что находится дальше, можно было только предполагать. Ричер решил, что плоский участок дороги, судя по ровному урчанию мотора. Ни гор, ни долин, только прерия, кажущаяся особенно ровной из-за снега, которого к утру наверняка нападает еще больше фута.

Затем они миновали знак «Граница города Болтон, нас. 12.261». Не такое уж и маленькое местечко, как выяснилось. Вовсе не крошечная точка на карте. Водитель не стал сбрасывать скорость, и они проехали еще милю или даже две под мелодичный звон цепей на колесах. Затем в воздухе возникло сияние уличного фонаря, потом еще одного, и Ричер разглядел около боковой улицы припаркованный полицейский автомобиль, который перекрывал въезд. Проблесковый фонарь у него на крыше медленно, лениво вращался; судя по всему, машина стояла здесь довольно долго, и следы от ее шин уже наполовину занесло снегом.

Автобус прогромыхал еще около четверти мили, потом поехал медленнее и трижды повернул. Направо, налево, снова направо. И тут Ричер увидел низкую стену, засыпанную сверху снегом, с надписью, шедшей по всей длине: – Полицейское управление Болтона. – За стеной обнаружилась большая парковка с гражданскими автомобилями, седанами, грузовиками и пикапами. Все они выглядели так, будто их поставили тут пару минут назад. Свежие следы от шин, чистые ветровые стекла, тающий снег на капотах. Автобус проехал мимо, сбросил скорость и вскоре остановился напротив освещенного входа в вестибюль. Мотор громко урчал, печка продолжала работать. Здание полицейского участка было невысоким и длинным и совсем не маленьким, с плоской крышей и целым лесом антенн, торчащих из снега. По обеим сторонам входной двери стояли урны для мусора, похожие на двух горделивых стражей.

Вестибюль выглядел так, будто там было тепло.