Переводчик: Мария Смирнова






ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



12 апреля



07:00




Сегодня был мой сороковой день рождения, и первым делом мне нужно было разобраться с Джонни Уэйном Нилом. Судебный психиатр, которого я нанял, чтобы тот провел осмотр Джонни Уэйна, сказал мне, что тот был самовлюбленным, патологическим лжецом и социопатом, и это были его положительные качества. Он назвал Джонни Уэйна «неисправимым чудовищем». Я попросил психиатра не писать об этом в его заключении, так как не хотел, чтобы окружной прокурор увидел это. Чудовище он или нет, но Джонни Уэйн все еще являлся моим клиентом.

Джонни Уэйн Нил нанял двух своих приятелей — головорезов, чтобы те убили его красивую, молодую и хорошо застрахованную жену. Около года назад в одну из сред она проснулась в три утра и обнаружила двоих незнакомцев, склонившихся над ее кроватью. Мужчины неумело и жестоко резали ее, в то время как трехлетний сын Джонни Уэйна, который спал той ночью вместе со своей матерью, заполз под кровать и слышал, как умирала его мама.

Менее чем за неделю следователи из филиала ФБР в штате Теннесси и полицейского управления Джонсон-Сити выяснили, кто несет ответственность за это убийство. Джонни Уэйн был арестован и обвинен в убийстве с отягчающими обстоятельствами и в сговоре с целью совершения предумышленного убийства. Из-за отвратительного характера преступления, штат Теннесси просил для него смертную казнь. Один бессердечный судья назначил меня защищать его. Почасовая оплата составляла сто долларов — примерно столько же, сколько получали мелкие проститутки.

Прокурор предложил отменить смертный приговор, если Джонни Уэйн признает себя виновным в предумышленном убийстве, согласится сесть в тюрьму и отбывать там пожизненное заключение. Неделю назад я озвучил это предложение Джонни, и он принял его весьма неохотно. В девять часов утра нам нужно было быть в суде, чтобы Джонни Уэйн признал там свою вину. Так что рано утром я отправился в тюрьму, чтобы убедиться, что он не изменил своего намерения.

После того, как я просидел пятнадцать минут в комнате для адвоката, в нее ввели Джонни Уэйна, облаченного в идеально выглаженный, без каких-либо складок оранжевый комбинезон. На руках у него были надеты наручники, прикованные к поясу, представляющие собой цепь, а его лодыжки - закованы в кандалы.

— Прежде чем предстать перед судом, я хотел убедиться в том, что ты все еще готов принять эту сделку, — сказал я, как только конвойный вышел, и Джонни неуклюже сел на стул. — Как только ты признаешь сделку, пути назад не будет.

Джонни Уэйн уставился на стол. Его коротко постриженные, тонкие и хорошо уложенные волосы были цвета сломы в тюках. Он был намного ниже меня, под метр восемьдесят, худой и бледный. Его лицо и руки были покрыты мелкими розоватыми веснушками. Он начал постукивать пальцами по столу, и я заметил, что совсем недавно он сделал маникюр. От него пахло шампунем.

— Как тебе удается так хорошо выглядеть в этом месте? — спросил я. — Каждый раз, когда я вижу тебя, ты словно только что вышел из салона.

Он закатил глаза. Они были у него бледно-зеленые, близко посаженные, и в зависимости от угла освещения иногда радужка была усеяна красными крапинками, левый глаз слегка косил. Поэтому любому человеку было неловко смотреть ему в глаза. Я никогда не мог точно сказать, на чем он сфокусирован.

— Тот факт, что я нахожусь в тюрьме, не означает, что должен жить как скот, — сказал он. — Я могу приобрести здесь определенные услуги.

— Ты имеешь в виду парикмахера?

— У меня есть парикмахер. Раз в неделю ко мне в камеру приходит один из заключенных. Он подравнивает мою бороду, моет голову и подстригает мои волосы.

— Он и маникюр тебе делает?

Я взглянул на свои ногти.

— Я его делаю сам.

— Кто стирает тебе белье? Все мои клиенты имеют вид, словно спят в тюремной робе.

Могу сказать, что мои вопросы раздражали его, и это побудило меня продолжить задавать ему их.

— Мое белье стирается со всеми остальными, — сказал он. — Я только приобретаю кое-какую продукцию в магазине для человека, который относится к моим вещам с особым вниманием.

Он говорил тонким гнусавым тенором, но его дикция была идеальной. Я представил себе, как он засунул кучу конского навоза себе в рот только для того, чтобы коверкать слова.

— Почему тебя так интересует моя личная гигиена? — спросил Джонни Уэйн. — Это раздражает тебя?

— Нет, — сказал я, — Мне просто стало любопытно.

Его презрение ко мне было просто осязаемым. С каждым посещением я чувствовал, что оно растет как метастазы рака, но меня это не волновало. Он мне не нравился, так же сильно, как и я ему. Он обманывал меня десятки раз, пуская моего следователя и меня по ложному следу в поисках липовых свидетелей по всему Восточному Теннесси. Кроме того, он постоянно ныл.

— Итак, теперь у нас есть крайне важное дело на повестке, — сказал Джонни. — Объясни-ка мне еще раз эту «сделку», как ты красноречиво назвал ее.

— Все просто, — ответил я. — И идиоту понятно.

— Ты намекаешь, что я дурак?

Искренне отвечать ему на вопрос не послужит никакой благой цели, поэтому я сделал вид, что не услышал его.

— Суть сделки состоит в том, что ты признаешь себя виновным в умышленном убийстве и соглашаешься с приговором на пожизненное заключение без права на помилование. Ты отказываешься от своего права обжаловать приговор, но взамен ты получаешь возможность остаться в живых. Джонни Уэйн избавится от инъекции, если говорить понятным языком.

Он фыркнул презрительно.

— Для меня это не выглядит, как удачная сделка.

— Зависит от точки зрения.

— Что ты имеешь в виду?

— Это зависит от того, хочешь ли ты провести остаток жизни среди заключенных, где сможешь, по крайней мере, иметь некое подобие жизни, или провести ближайшие пятнадцать лет в изоляции в камере смертников, а затем умереть от смертельной инъекции.

— Но я невиновен.

— Конечно. К сожалению, доказательства говорят об обратном.

— Они все косвенные. Откровенная ложь.

— Я уже слышал эти слова множество раз. Почти каждый второй преступник, которого я представлял, заявлял о своей невиновности столько раз, что уже сам начинал верить в это.

— А как насчет распечатки телефонных звонков, которые полностью совпадают с показаниями Клайва и Дерека, которые они дали полицейским? — спросил я. — Они утверждали, что это ты звонил, чтобы проверить - едут ли они к Лоре, чтобы убить ее. А еще ты звонил, когда они возвращались после совершения преступления.

Мышцы его челюсти сжались. Джонни Уэйн не любил обсуждать факты.

— Как насчет четырех разных полисов страхования жизни, которые ты оформил на Лору за последние полтора года? Триста пятьдесят тысяч долларов, Джонни Уэйн.

— Многие люди застраховывают жизни своих супругов.

— Объясни тогда, почему Дерек и Клайв сказали, что ты их нанял для убийства Лоры и обещал заплатить десять процентов от денег, полученных по страховке.

— Они пытаются спасти себя.

— Если ты их не нанимал, то зачем они это сделали? Они даже не знали ее.

— Почему? Почему? Для чего ты задаешь мне все эти глупые вопросы? Ты вообще-то здесь в качестве моего адвоката.

Мне следовало напомнить ему про аудиозапись, но у меня не было никакого желания спорить с ним. Клайв и Дерек — отморозки, которых он нанял, в ходе допроса сразу сознались во всем. Они признались и рассказали полицейским, что именно Джонни Уэйн нанял их. Полиция надела на них записывающие устройства и послала на встречу с Джонни, который без задней мысли говорил с ними об убийстве и деньгах. Когда я в первый раз дал ему прослушать запись, его лицо приобрело довольно странный оттенок.

— Послушай меня, — сказал я. — Часть работы адвоката заключается в том, чтобы давать дельные советы своему клиенту. И мой совет состоит в том, что государственный обвинитель может привести дрессированную мартышку и признать тебя виновным за это убийство. Доказательства твоей вины неопровержимы, убийство было совершено особо жестоким способом, и твой маленький сын был свидетелем этого. Мой совет заключается в том, что вероятность того, что тебе вынесут смертный приговор, является почти стопроцентной.

— Я никого не убивал, — сказал он.

— Может, и нет, но она была бы еще жива, если бы не ты. Присяжные признают тебя несущим за это ответственность.

— Итак, я должен провести остаток своей жизни в тюрьме за преступление, которого не совершал?

— Ты можешь либо принять их предложение и признать себя виновным, либо можешь отправиться в суд.

— С адвокатом, который считает, что я виновен.

— Не вини меня в этом. Я только высказываю тебе свое честное мнение о том, каков, по моему мнению, будет результат. Ты должен быть благодарен. Твоя теща и тесть не верят в смертную казнь. Они думают, что если ты будешь осужден и приговорен к смерти, то твоя кровь будет на их руках. Именно они убедили окружного прокурора сделать тебе это предложение.

— Лицемерные дураки, — сказал Джонни Уэйн.

Мне хотелось ударить его наотмашь. Джеймс и Рита Миллер, родители убитой, красивой, невинной молодой жены были одними из самых добрых людей, которых я когда-либо встречал. Я опрашивал их, когда готовился к суду. Одним из вопросов, который я задал, как такая красивая девушка, как Лора, увлеклась таким неприятным человеком, как Джонни Уэйн. Джеймс Миллер рассказал мне, что Лора познакомилась с Джонни, в то время, когда училась в колледже в Карсон-Ньюман, небольшой школе в Джефферсон-Сити, всего в шестидесяти милях отсюда. Джонни Уэйн, который жил в Джефферсон-Сити и учился там заочно, стал завсегдатаем Баптистского Студенческого Союза, где собирались студенты-баптисты. Именно там он наткнулся на Лору, убеждая ее, что он придерживается глубокого убеждения относительно христианства. Джеймс и Рита сказали, что они были обеспокоены, но доверяли решению Лоры. Джонни казался умным и вел себя так, будто любил ее. Они никогда даже не представляли, что за ухоженным внешним видом и легкой улыбкой скрывается монстр. Вскоре после свадьбы в их браке появились трещины, и он начал медленно разрушаться. После третьей годовщины свадьбы Джонни оставил Лору из-за другой женщины и переехал в Северную Каролину. В ту ночь, когда убили Лору, он был в каком-то баре в Шарлотт со своей подругой, которая находилась на раннем сроке беременности. Я посмотрел на Джонни Уэйна и представил, как костяшки моего кулака опускаются на его зубы. Эта картина подействовала на меня успокаивающе.

— Ну, что выбираешь? — спросил я. — Мне нужен ответ. Мы должны быть в суде через два часа.

— Мне нужно еще время, чтобы рассмотреть этот вопрос.

— Нет. Тебе не нужно никакого времени. Это подарок. Или ты принимаешь его или забываешь про него.

Его руки поднялись к носу, и он начал, заведя отвратительную привычку, сжимать ноздри большим и указательным пальцами. Сожмет и удерживает. Выпускает воздух.

После трех раз выполнения этого упражнения, он сказал:

— Я сделаю это. Давай, бросай меня на съедение волкам.

— Умное решение, — произнес я. — Первое, которое ты сделал за долгое время.

— Мы закончили?

— Полагаю, что да. Ты спешишь?

— Я должен сходить погадить из-за той чуши, которая подается в этой дыре.

Его голос, как и лицо, были лишены эмоций. В очередной раз он не удосужился спросить о сыне. Он не упоминал о мальчике месяцами.

Я встал и нажал кнопку на стене, чтобы вызвать охранников. Джонни Уэйн остался сидеть, а я прислонился к стене и уставился в потолок. Я не хотел сидеть. Я желал в этот момент находиться как можно дальше от него. После трех или четырех минут я услышал тяжелые шаги охранников, шедших по коридору к двери.

— Эй, Диллард, — неожиданно сказал Джонни Уэйн.

— Что?

— Все думают, что она была такой святой, а она была глупой. Ей следовало дать мне развод на моих условиях, они были не такими уж и сложными. Она сама навлекла на себя это.

— Не говори больше ни слова, — произнес я.

Дверь с лязгом открылась, вошли охранники и подняли его со стула. Один из них бритоголовый юнец с толстой шеей оглядел меня сверху донизу.

— Ты ведь работаешь только по уголовным делам, не так ли? — спросил он.

— Верно.

— Тогда я думаю, ты будешь рад узнать, что старая леди некоторое время назад позвонила в 911 и сообщила, что ее кот нашел человеческий член возле озера. Вероятно, скоро появится и труп.

— Член? Вы имеете в виду пенис?

— Для тебя пенис, для меня — член.

— Ну, и?

— Думаю, ты бы хотел знать. Труп означает работу для тебя, не так ли? Ты же своего рода могильщик.

Он подмигнул напарнику, и они засмеялись. Даже Джонни Уэйн улыбнулся. После того, как они вышли, я остался стоять в течение нескольких минут, прислонившись к стене, их смех и вульгарное признание Джонни по-прежнему звучали у меня в голове. Постепенно звон цепей, когда его уводили все дальше и дальше, становился все тише.

Моя голова начала пульсировать, а желудок скрутило, пока я шел через лабиринт из стали и бетона. Я устал защищать всех этих Джонни Уэйнов Нилов на этом свете, и мне надоело быть посмешищем, чтобы надо мной смеялись придурки, подобные этим надзирателям. Я напомнил себе, что меньше чем через год я буду свободен, так как собирался закончить с адвокатской практикой. Больше никаких Джонни Уэйнов. Больше никаких придурков.

Когда я уже шел к входной двери, то пытался убедить себя успокоиться. «Не позволяй всему этому добраться до тебя. Ты просто делаешь свою работу. Важную работу». Я заставил себя подумать о чем-то приятном. О своем дне рождения. Как мы отпразднуем его с моей женой Кэролайн и нашими детьми, самыми важными и прекрасными людьми в моей жизни. С шоколадным тортом. Что бы мне пожелать им в этом году?

Идея пришла мне в голову именно тогда, когда я вышел из двери под дождь, и мои мысли заставили меня улыбнуться. Вероятность того, что мое желание сбудется один на миллион, ну и что из этого? А почему бы и нет?

В этом году я хотел бы пожелать что-то простое и эгоистичное. Прежде чем отказаться от юридической практики, я хотел бы одного? Только одного? Единственного невиновного клиента.




12 апреля



8:45




Час спустя я сидел в своем пикапе на стоянке у здания суда округа Вашингтон в центральной части Джонсборо — маленького городка, словно сошедшего с открытки, и являющегося самым старым городом в штате Теннесси. Город был расположен среди холмов в ста сорока пяти километрах к северо-востоку от Ноксвилля. Я посмотрел через улицу на Международный центр сказительства, который был построен несколько лет назад, и в какой-то степени благодаря этому Джонсборо стал известным по всей стране. Каждый октябрь тысячи людей стекаются сюда, чтобы принять участие в крупном фестивале по рассказыванию сказок. Я улыбнулся, когда задумался об иронии — центр сказительства был построен близко к зданию суда. По обеим сторонам улицы процветала беззастенчивая ложь.

Как только капли дождя начали барабанить по лобовому стеклу, я открыл бардачок, достал из него жидкость для полоскания рта и использовал ее по назначению. У меня вошло в привычку носить с собой ополаскиватель для полости рта, так как в течение всего дня я ощущал сухость и привкус горечи во рту, особенно, когда должен был предстать перед судьей или жюри присяжных. Сухость во рту сопровождалась ощущением пустоты в желудке и снедающим чувством надвигающей катастрофы. Время от времени, в особенности, когда я находился в кругу семьи, эти ощущения исчезали, но были готовы вернуться в любую минуту. Этой ночью мне приснился сон, что я находился на каком-то плоту, у меня не было весел, и я дрейфовал на середине широкой бушующей реки, быстрое течение которой с головокружительной скоростью несло меня к смертельному водопаду. Я никак не мог добраться до берега, и у меня не было сил плыть против течения. Как только я сорвался с края водопада, то тут же проснулся.

Завинтив крышку на флаконе, я сделал глубокий вдох. Представление начинается. Я вылез из машины и поднялся по ступенькам в здание суда, прошел через фойе и подошел к арестантскому отсеку.

Сегодня дежурным офицером был Джон Аллен «Сержант» Херли, грубоватый, но добродушный старый простак, с которым я всегда обменивался шутливыми оскорблениями. Сержант был легендой в офисе шерифа, благодаря своей храбрости и мужеству. Моей любимой историей про него была та, в которой Сержант в одиночку собственноручно задержал печально известного вооруженного грабителя Дьюи Дэвиса, после того, как последний ограбил продуктовый магазин на окраине Джонсборо. Тогда еще молодой Сержант отрабатывал вызов о грабеже и прибыл на место происшествия в тот момент, когда из двери «Уинн-Дикси» (прим.пер. Сеть супермаркетов в США) вышел Дьюи с дробовиком в руке. Легенда гласит, что Сержант выскочил из своей патрульной машины, и, не обращая внимания на ружье, побежал на стоянку по направлению к Дьюи, и вырубил того одним ударом прежде, чем отправил его в тюрьму.

Сейчас Сержанту было под семьдесят, он по-прежнему был высоким и худым, но мать-природа уже начала брать свое, сгибая его так, как старый тополь гнется на сильном ветру. Его огромные руки были усеяны большими пигментными пятнами, его верхняя губа натянулась, став тонкой линией над протезами, придавая его лицу неизменно злобное выражение. Пряжка на его ремне с пистолетом была застегнута на пять сантиметров выше его пупка, но на ремне отсутствовала кобура с пистолетом. Он был вооружен только дубинкой и небольшим перцовым газовым баллончиком.

— Что случилось, Сержант? — спросил я, пока проходил через металлоискатель.

— Аренда, — прорычал он. — Я слышал, что твой Джонни Уэйн сегодня поднимет белый флаг.

Офис шерифа был более эффективной фабрикой сплетен, чем кружок кройки и шитья. Сержант всегда знал, что происходит, иногда даже раньше, чем это случалось.

— Хорошие новости распространяются быстро, — заметил я.

— Не могу поверить, что его не приговорят к смерти.

— Ладно, Сержант, ты знаешь, что он невиновен. Просто он попал под каток системы.

— Невиновный. Если он невиновен, то Папа Римский — не католик. Никто из тех, кого ты представляешь, не являются невиновными.

Когда я начал проходить мимо Сержанта в сторону лифта, он схватил меня за руку. Его скрюченные пальцы сильно впились в мой бицепс.

— Ты знаешь, что я хочу? — сказал он. — Я хочу быть свидетелем того, как этого проклятого сукина сына вздернут на виселице грузовика с платформой прямо здесь, перед зданием суда. Вот что я хочу увидеть своими глазами. Я даже готов купить билет.

Такое распространенное настроение преобладало в обществе. Единственная вина Лоры Нил, жены и жертвы Джона Уэйна, заключалась в том, что она выбрала себе плохого мужа. Лора была учителем начальной школы и пользовалась очень хорошей репутацией. Ее родители были порядочными и трудолюбивыми людьми, ее брат был профессором в колледже. Люди хотели видеть Джонни Уэйна сожженным на костре, и у меня было ощущение, что большинство из них не возражало бы увидеть его адвоката, сгоревшим на костре вместе с ним.

Я вырвал руку из тисков Сержанта и направился вверх по боковой лестнице на второй этаж. Около десятка человек толпились в коридоре возле зала заседаний, общаясь вполголоса. Коридор был узким и слабо освещенным. Я никогда не обращал внимания на цветовую гамму в коридоре перед залом суда. Все было черно-белым, и у меня возникло такое ощущение, будто я попал на съемки фильма «Двенадцать разгневанных мужчин».

Я вошел в зал судебных заседаний судьи Айвена Гласса и огляделся по сторонам. Не было ни судьи, ни судебного пристава, ни секретаря.

— Где его честь? — спросил я у Лизы Мейс, помощницы окружного прокурора, который был назначен обвинителем по делу Джона Уэйна. Она сидела за столом обвинения, рассматривая свои ногти.

— В своих покоях. Он в плохом настроении.

Вот уже более тридцати лет Гласс был печально известен как пьяница и бабник. Он имел за спиной два развода, в основном из-за увлечения более молодыми женщинами, но добрые люди первого судебного округа, похоже, не имели ничего против него, и избирали его каждые восемь лет. Гласс — старший тоже был судьей, как и его отец до него. Поэтому Гласс часто упоминал, что судейство перешло к нему по наследству. Среди адвокатов он был известен как Иван Грозный — из-за полного отсутствия сострадания к обвиняемым и потому, что относился к адвокатам так же плохо, как и к их клиентам. У меня не заладились с ним отношения прямо с моего окончания юридической школы. В первый же раз, когда я оказался в его суде, он отправил старика в тюрьму только за то, что тот не мог позволить себе оплатить судебные издержки. Я знал, что то, что он сделал, было нарушением. Заключение должников в тюрьму уже давно было признано незаконным, но он, казалось, делал все, что хотел, не заботясь о соблюдении закона. Я провел некоторые исследования и обнаружил, что Гласс совершал такие действия в течение многих лет. Я написал ему письмо и попросил прекратить. Он ответил и заявил мне, что молодые юристы должны заниматься своим делом. Поэтому я подал иск в суд округа на то, что один из их сотрудников, судья, нарушает конституцию в процессе своей трудовой деятельности. К тому моменту, как я закончил, округу пришлось выплатить почти миллион долларов тем людям, кого Гласс незаконно отправил в тюрьму. В ходе судебного разбирательства он чувствовал себя неловко, а затем возненавидел меня, и одним из его способов мести было то, что он назначал меня защитником на дела таких людей, как Джонни Уэйн Нил.

В зале суда царила напряженная и мрачная атмосфера. Стервятники из СМИ уже сидели на местах, отведенных для присяжных. Джеймс и Рита Миллер, теща и тесть Джонни Уэйна, сидели в первом ряду. Рита плакала, а Джеймс отвернулся, когда я попытался поймать его взгляд.

Я подошел к столу защиты, чтобы дождаться судью. Наконец, опоздав на полчаса, пошатываясь, он вошел в дверь, одетый в свою черную мантию. Его волосы были белы, как снег, и находились в полном беспорядке. Он носил темные очки, за которыми не было видно глаз. Его секретарь помогла ему подняться по ступенькам и усадила в кресло, а затем объявила номер дела. Затем судебные приставы ввели Джонни Уэйн в дверь справа от меня, и проводили его к трибуне, находящейся в трех метрах перед столом судьи. Я встал у трибуны рядом со своим подзащитным. Судья провел длительный опрос подсудимого с целью установления дееспособности Джонни Уэйна, чтобы тот смог признать себя виновным, и что он осознает происходящее и не находится под воздействием алкоголя или наркотиков. Затем Лиза Мейс, обвинитель, встала и зачитала длинный перечень доказательств, которые будут представлены, если судебный процесс по делу Джонни Уэйна все же начнется. Я слышал, как Рита Миллер, безудержно рыдая позади меня, была вынуждена выслушать в последний раз подробное описание того, как жестоко убивали ее дочь, в то время как их внук прятался под кроватью. Мне стало стыдно, что я представляю интересы человека, который причинил ей такие страдания.

Когда Лиза закончила, судья Гласс напрягся и произнес хриплым от табака и выпивки голосом:

— Джонни Уэйн Нил, вы признаете себя виновным в предумышленном убийстве?

Момент истины. Точка невозврата.

— Виновен, — последовал едва слышный ответ.

Я вздохнул с облегчением.

— После заявления о признании вины, суд признает вас виновным, и приговаривает к пожизненному заключению без права на помилование.

Гласс опустил очки на кончик носа и наклонился вперед. Его глаза впились в Джонни Уэйна.

— Просто для сведения, — сказал он. — Я хочу сказать кое-что, прежде чем они отправят тебя в тюрьму, где ты будешь гнить до конца своего жалкого существования. Несомненно, что за все мои года работы в качестве судьи, ты, без сомнения, самое отвратительное, самое трусливое и наиболее жалкое подобие человека, который когда-либо находился в моем суде. Ты не испытываешь ни грамма сожаления о содеянном, и я хочу, чтоб ты знал, я был бы очень рад отправить тебя на виселицу, если бы у тебя было мужество предстать перед судом.

Джонни Уэйн медленно поднял голову и посмотрел в глаза судьи и тихо сказал:

— Да, пошел ты.

Глаза Гласса расширились.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что ты можешь идти к черту. Вы все: окружной прокурор, ТБР и жалкое подобие адвоката, на которого вы меня сбросили, и все остальные, кто приложил руку к тому, чтобы подставить меня.

Он произносил слова, постепенно увеличивая силу звука, так, что его речь перелилась в крещендо, и когда он закончил, его голос продолжал отзываться эхом от стен в зале.

Возникла гробовая тишина.

Судья удивил меня тем, что повернулся ко мне, улыбаясь.

— Ваш клиент, господин Диллард, не только трус, но и дурак.

— Иди к черту! — крикнул Джонни Уйэн.

— Приставы! — заорал судья, даже поднялся со своего места и указал молотком на Джонни Уэйна. — Выведите его и заткните ему рот!

Приставы подлетели к нему за доли секунды. Двое из них повалили его на пол, другие присоединились к веселью. Я слышал щелканье камер и аханье людей, пока я уходил с их дороги. Джонни Уэйн орал благим матом, пока его били и пинали. Наконец, приставам удалось скрутить его, и тогда они смогли протащить его по полу за ноги и вытащить за дверь. Я сидел за столом защиты и мельком задавался вопросом, следует ли мне чувствовать себя оскорбленным из-за того, что Джонни Уэйн назвал меня жалкой пародией на адвоката. Может быть, я действительно был жалким подобием человека, но я был чертовски хороший адвокат.

Через несколько минут судебные приставы, выстроившись в фалангу, снова втащили Джонни Уэйна в зал заседаний. Они что-то засунули ему в рот, а затем заклеили поверх клейкой лентой. Я задался вопросом, что будет чувствовать Уэйн , когда они сорвут ленту с его аккуратно подстриженной бородки. Они поставили его в вертикальное положение у трибуны прямо напротив судьи.

— Мистер Нил, — сказал судья Гласс, — ваш небольшой взрыв эмоций заставил меня на мгновенье задуматься о возможности отмены соглашения о признании вашей вины и заставить вас предстать перед судом. Но я считаю, что это наказание является более подходящим для такого человека, как вы. Вы сгниете в тюрьме, но, прежде чем умереть, я думаю, там с вами произойдет много вещей, которые вы с нетерпением должны ждать. Такой красивый молодой человек с очень грязным ртом, как вы, несомненно, будет пользоваться огромной популярностью среди заключенных в исправительной колонии. Я уверен, что вы будете фаворитом среди содомитов. Приговор остается в силе. Жизнь без права на досрочное освобождение. Уведите его отсюда.

Последней картиной с Джонни Уэйном, запечатленной у меня в голове, было то, как его тащили по полу, потому что он отказался идти, а из его глаз на серебристый широкий скотч на его губах капали слезы. Для него, наверное, самым страшным было то, что во время потасовки с охранниками помялся его комбинезон.

Для того чтобы избежать встречи со средствами массовой информации, я выскользнул через боковую дверь, спустился по лестнице и направился обратно через отсек с заключенными. Сержант рылся в сумке женщины. Когда я проходил мимо, он протянул ей сумку и поспешил ко мне.

— Эй, Диллард, ты слышал об убийстве?

— О каком убийстве?

— Они нашли какого-то парня зарезанным в номере «Бюджет Инн». Кто-то отрезал ему причиндалы. Сегодня утром кошка нашла их на берегу озера.

— Сержант, я не совершал этого, — произнес я. — Невиновен.

Я продолжил идти, но слышал за спиной его смех.

— Может быть, тебе придется защищать убийцу, — я слышал, как он бросил мне вслед. — Ну, возможно, убийца будет таким же невиновным, как старина Джонни Уэйн. Просто попавшим под каток системы.




12 апреля



10:00




Сотовый телефон специального агента Филлипа Ландерса зазвонил незадолго до десяти утра, как только он засунул себе в рот на завтрак бурито в «Соник» (прим.пер. Ресторан быстрого питания в г. Джонсборо). Звонил специальный агент Райт — глава отделения Бюро расследований штата Теннесси, в народе зовущееся ТБР, в Джонсон-Сити. Билл был начальником Ландерса. Не то, чтобы этот глупый подлиза был хорошим начальником, но Ландерс должен был быть на его месте. По его личному мнению, он был, безусловно, самым умным, трудолюбивым и красивым агентом ТБР в отделении. Однако он верил, что совсем скоро получит свой шанс, так как Райт собирался подать в отставку.

— В «Бюджет Инн» обнаружили тело, — сказал Райт, в то время как Ландерс медленно жевал и наблюдал за молоденькой официанткой на роликовых коньках. — Мужчина. Зарезан. Это все, что известно. Я уже вызвал судебно-медицинских экспертов. Они в пути.

У полиции Джонсон-Сити не было собственного отдела криминалистики, поэтому убийства передавались в ТБР. Ландерс спокойно доел свой бурито. Спешить было некуда. Парень уже был мертв.

Через полчаса после того, как Ландерс получил вызов, он въехал на стоянку «Бюджет Инн», где уже находись шесть городских патрульных машин. И на всех них мигали огни, как будто полицейские, которые управляли ими, были по-настоящему чем-то заняты. Патрульные полицейские всегда удивляли Ландерса. Они могли часами оставаться на месте преступления, собирая сплетни и надеясь получить в свои руки частицу информации, чтобы поделиться ею с коллегами. А если повезет, то им удавалось мельком увидеть тела, и когда они возвращались домой, то рассказывали своим женам или подругам жуткие подробности.

Ландерс открыл багажник, достал латексные перчатки и направился вверх по лестнице в комнату №201. День выдался пасмурный и моросил дождик, но, тем не менее, ему потребовалось несколько секунд, чтобы его глаза привыкли к тусклому свету в комнате. Как только он переступил порог, то сразу же почувствовал запах крови. Его взгляд переместился влево. Над кроватью склонился Джимми Браун, большой, недалекий белый парень из сельской местности с короткой стрижкой, который за двадцать лет упорной работы вырос из патрульного полицейского в следователя полиции Джонсон-Сити. Под ним на кровати находилась, как оказалась, туша мужчины. Очень бледная туша. Человек был наг, и лежал на спине. Его ноги были расставлены, а руки раскинуты по сторонам. Распластанный и покрытый темной, запекшейся кровью.

— Вот тебе и смерть с достоинством, да? — спросил Ландерс.

Браун посмотрел на него невозмутимо, даже не улыбнувшись. Как он мог не улыбнуться? Это же было довольно забавно. Ландерс списал это на мелочную зависть.

— Где криминалисты? — спросил Браун.

— В пути. Должны быть здесь через час или около того.

Команда криминалистов из Восточного Теннесси ехала сюда из Ноксвилля, который располагался в ста сорока пяти километрах к западу. Они отвечали за всю восточную часть штата. Ландерс знал, что они появятся здесь со своей фантастической современной мобильной лабораторией, одетые в симпатичную маленькую белую униформу. Благодаря сериалам про расследования на месте преступления, им всем казалось, что они звезды.

— Кто же этот красавчик? — спросил Ландерс.

Браун отступил в сторону от тела и вытащил свой блокнот.

— Зарегистрировался как Джон Пол Тестер и указал адрес в Ньюпорте, что подтверждается талоном, найденным в бардачке его автомобиля. Его бумажник исчез, если он у него, конечно, был. Менеджер говорит, что он зарегистрировался вчера поздно вечером и сказал, что будет проповедовать здесь Учение о пробуждении из Евангелия, и спросил, где можно перекусить хорошим гамбургером. Менеджер посоветовал ему сходить в «Фиолетовую свинью». От Департамента безопасности мы получим фото с его водительского удостоверения, так что сможем показать и опросить в округе.

Ландерс задавался вопросом, зачем Брауну понадобился блокнот, чтобы изложить краткую информацию. Этот тип действительно был туповат. Ландерс обошел кровать, глядя на мертвую тушу. На теле было, по меньшей мере, с десяток ран от ножа, большинство из которых были сосредоточены в области шеи и груди.

— Проповедник, да? Похоже, кому-то не понравилась проповедь.

— Это не самое страшное, — сказал Браун. — Его член исчез.

— Ух, ты! Серьезно?

Из-за крови Ландерс не заметил этой детали. Он посмотрел между ног туши, и не увидел ничего кроме темно-красной липкой массы. Тому, кто его отрезал, пришлось нелегко. Ландерс подумал, что с таким животом, толстяк не видел свой собственный член довольно долгое время.

— Есть еще кое-что, — продолжил Браун. — Этим утром какая-то женщина звонила в офис шерифа. Он живет рядом с мостом Пикен, и ее кот вернулся с небольшим подарком. Человеческим пенисом. Вероятно, он принадлежит этому парню.

Его логика была поразительной.

— У тебя есть какие-нибудь мысли по поводу времени его смерти? — спросил Ландерс.

— Он холодный и жесткий. Я бы сказал, что он мертв более восьми часов.

— Камеры видеонаблюдения?

— Только на стойке регистрации. Ни на стоянке, ни в каком другом месте их нет.

Раздался стук и в дверь вошел патрульный полицейский. Он принес фотографию мертвеца размером 20 × 25 сантиметров. Он передал ее Брауну, который, в свою очередь, отдал ее Ландерсу и спросил:

— Ты здесь, чтобы помочь, или просто на экскурсии?

— Слушаюсь и повинуюсь. По крайней мере, до тех пор, пока дело не будет официально передано в мою юрисдикцию.

Браун посмотрел на него сурово.

— Почему бы тебе не отправиться с фотографией в «Фиолетовую свинью» и не поспрашивать там?

— Сделаю, — сказал Ландерс. — Что-нибудь еще?

— Думаю, что нет. Мои люди проверяют женщину, которая прошлой ночью была на дежурстве, прочесывают территорию и работают по нью-портскому следу. Ты сам сказал, что криминалисты в дороге. Думаю, что пока все находится под контролем.

— Замечательно. Итак, я направляюсь в «Фиолетовую свинью».

Ландерс спустился по ступенькам, прошел мимо патрульных и сел в машину. В тот же момент он увидел одного из репортеров местной газеты «Новости Джонсон-Сити», ошивающегося возле входа. Ее звали Сильвия, кажется. Она не была красавицей, но ее внешность нельзя было назвать отталкивающей, поэтому Ландерс вышел из машины и подошел к ней, чтобы пообщаться пару минут. Он слил ей «утку» о пропаже полового члена, думая, что стоит попробовать покувыркаться в постели с ней в будущем.

Затем Ландерс поехал на юг, вниз по Роан-стрит, поминутно поглядывая на фотографию мертвого проповедника. У мужчины были рыжеватые волосы, приличные на вид черты лица, и широкие бакенбарды, которые спускались к нижней части мочки уха, как у Элвиса Пресли. Мужчина выглядел неплохо, но его, определенно, даже нельзя было сравнивать с Ландерсом.

— Преподобный, что же ты сделал, чтобы тебя убили? — спросил Ландерс, глядя на фотографию, как только завернул на стоянку у «Фиолетовой свиньи».

— Погрузил старый свой старый фитилек в бочку с испорченным воском?




12 апреля



10:20




Кэролайн Диллард, одетая в потрясающий модный темно-синий костюм от «Calvin Klein», сделала глубокий вдох, выпрямила спину, и направилась к стойке регистрации. За пуленепробиваемым стеклом находился угрюмый, полный мужчина средних лет с коротко постриженными волосами, уложенными на пробор, и с полным ртом жевательного табака. Он сидел, одетый в черный свитер с вышитым значком на груди. Под значком были вышиты слова «Вашингтонское управление исправительных учреждений». В то время как Кэролайн приблизилась, он сплюнул коричневый табачный сок в одноразовый стаканчик.

Кэролайн взяла регистрационный лист, улыбнулась и сказала:

— Мне нужно встретиться с заключенным под № 7740.

В Вашингтонском Центре предварительного заключения у людей, кажется, не было имен. Все здесь отслеживались по номерам.

Офицер оглядел ее непристойным взглядом и спросил:

— У тебя есть удостоверение личности, красотка?

— Меня зовут Кэролайн Диллард, — ответила она.

Это был только ее третий визит в изолятор временного содержания, в двух предыдущих случаях она не сталкивалась с этим сотрудником. Она полезла в кошелек, вытащила водительское удостоверение и положила его в металлический поддон в нижней части окна

— Ты адвокат? — спросил он.

— Я — помощник адвоката Джо Дилларда.

— Ты его жена?

— Да.

— Слишком красивая, чтобы быть за ним замужем.

Кэролайн вздохнула

— Если вы проверите список допущенных лиц, то найдете меня в нем.

Полицейский открыл блокнот со спиралью и не спеша начал просматривать страницы.

— Я чувствую твой аромат через окно, — сказал он. — Ты хорошо пахнешь.

— Я обязательно передам вашему боссу, что вам понравилось, как я пахну.

Кэролайн посмотрела на имя, вышитое под значком.

— Офицер Кагл, не так ли? Шериф приходит к нам в гости каждое Рождество. Мы с ним очень хорошие друзья.

Это было откровенной ложью, так как шериф никогда не бывал в доме у Кэролайн, но это, похоже, возымело должный эффект.

Офицер Кагл опустил взгляд, и вернул обратно водительское удостоверение через окошко.

— Вы же знаете, как пройти в комнату для адвокатов, не так ли, мэм?

Кэролайн кивнула и улыбнулась.

— Ну, добро пожаловать тогда.

Кэролайн быстро прошла через лабиринт решеток и стальных дверей. Она немного волновалась из-за этого визита, так как не могла предугадать, в каком настроении будет заключенная, с которой она собиралась встретиться. Женщина в течение девяти месяцев находилась в заключении, и это был самый длительный срок за всю ее жизнь. Она украла у матери чековую книжку, подделала чек и потратила деньги на покупку кокаина. Муж Кэролайн, Джо, выступал ее защитником. Он сумел убедить прокурора, чтобы тот уменьшил тяжесть обвинения, но из-за многочисленных столкновений Сары Диллард с законом, обвинение настаивало на том, что в обмен на более мягкое обвинение, она отказывается от испытательного срока и соглашается отбывать наказание в окружной тюрьме.

Кэролайн находилась уже пять минут в помещении для адвокатов, когда женщина-надзиратель открыла дверь и отошла, чтобы дать возможность войти заключенной. На Саре не было наручников, и она не была закована в цепи, так как не представляла собой опасности. Не было никакого риска, что заключенная может сбежать, так как она выйдет на свободу через несколько часов. Она слегка улыбнулась и кивнула, увидев Кэролайн.

Кэролайн встала, чтобы обнять золовку.

— Как ты?

— Нормально, — ответила Сара Диллард.

— Ты выглядишь хорошо.

— Ты тоже. Даже чертовски хорошо.

Они обе сели, и Кэролайн улыбнулась своей золовке Саре Диллард.

Кэролайн всегда поражалось сходством между ее мужем и его старшей сестрой. Волосы обоих были густые и темные, глаза зеленые, зубы белые, а тела — стройные и поджарые. Единственный видимым недостатком на лице Сары был небольшой розовый шрам, который, разрезал ее левую бровь, словно молния. Шрам остался на память от удара какого-то торговца наркотиками, когда она в последний раз была на улице. У Сары были высокие скулы, мощные челюсти и ямочка на подбородке. Джо рассказывал Кэролайн, что когда они были маленькими, то часто их считали близнецами. Сходство стало уменьшаться, когда Джо вымахал под метр девяносто и набрал 90 килограммов мышечной массы. Кэролайн поражалась стойкости внешности Сары. Ее красота была свежа, и было трудно поверить в то, что из года в год, она злоупотребляла алкоголем и наркотиками.

— Приняла ли ты решение по вопросу, который мы обсуждали на прошлой неделе? — спросила Кэролайн

Сара опустила взгляд на стол.

— Если хочешь знать правду, то это меня не особенно радует.

— Почему?

— Кэролайн, я слишком взрослая, чтобы жить у брата. Я слишком взрослая, чтобы жить с тобой. Я ценю то, что вы пытаетесь сделать, но считаю, мне лучше идти своим путем.

Кэролайн пристально вглядывался в зелень ее глаз.

— Ты собираешься пойти своим путем. Как ты это делала последние двадцать лет?

— Ой, хватит уже. Скажите, пожалуйста! Ты продела весь путь сюда, только для того, чтобы оскорбить меня?

— Я приехала сюда, чтобы попытаться вразумить твою тупую башку. Если ты не переедешь к нам жить, то куда ты пойдешь? Чем планируешь заняться?

— У меня есть друзья.

— Какие друзья? Дилеры и наркоманы? Ты должна держаться подальше от таких людей.

— В самом деле?

Зеленые глаза Сары сверкнули сердито, но Кэролайн выдержала ее пристальный взгляд.

— Несмотря на то, что ты жена моего брата, это не дает тебе право читать мне лекции. Кстати, а зачем ты это делаешь? И почему Джо не приехал?

Кэролайн облокотилась на стол и наклонилась к Саре.

— Я делаю это потому, что забочусь о тебе. Мы оба беспокоимся. Мы только хотим помочь. А Джо здесь нет потому, что он не может вынести, чтобы видеть тебя в тюрьме. Это его убивает.

— Из-за того, что он увидит меня здесь, это его убьет? Ну, ему следовало бы попробовать пожить здесь некоторое время. Это научило бы его проявлять сострадание к своим клиентам.

— У него достаточно сочувствия к клиентам и особенно к тебе. Он сделал все возможное для тебя, в том числе, посылая тебе каждый месяц деньги.

— Я постараюсь не забыть отправить ему благодарственное письмо, когда выйду.

— Сара, почему ты такая циничная?? Почему не можешь поверить, что кто-то просто заботится о тебе и хочет помочь? Только и всего. Без всяких условий.

— Без условий? А что, если завтра вечером я захочу получить кайф?

— Я сказала, без каких либо условий, но без правил не обойтись. Если кто-то из нас заметит следы наркотиков или алкоголя, ты окажешься за улице.

Сара улыбнулась.

— И вот что еще. Мы будем любить тебя до тех пор, пока ты не сделаешь то, что делала всегда. Если ты это допустишь, то мы не будем тебя любить в той же мере.

Мы, конечно, продолжим любить тебя, но не будем помогать в твоем самоуничтожении.

— Спасибо, не надо.

Сара встала и подошла к стене, чтобы нажать на кнопку вызова охраны.

— И это все? Никаких благодарностей?

— Да.

— Хорошо. — Кэролайн тоже встала и направилась к противоположной двери. Они обе стояли в неловком молчании, отвернувшись друг от друга, пока не появилась надзирательница.

— Предложение остается в силе, — сказала Кэролайн, когда Сара выходила из комнаты. — Все что тебе нужно сделать — это согласиться.




12 апреля



11:15