К. Жуков: Да, круто сделано. Рожи у всех что надо!

Д. Пучков: А тем временем наш…

К. Жуков: …Агриппа пошпиливает Октавию.

Д. Пучков: Да.

К. Жуков: И таким образом нам намекают, что не все гладко. Если сначала показали радостную Атию, а потом как шпилят Октавию — что-то тут не то…

Д. Пучков: «Завтра свадьба Антония, только что узнал. Там будет этот пес Ирод». — «Он и тысяча других аристократов, повсюду будут ликторы, наверняка еще и легионеры». — «Все будут смотреть на жениха и невесту, а не на Ирода, будет большая толпа, много шума, хаос — время идеальное!» — «Не знаю». — «Ты же не струсил?» — «Нет». — «Мы дали клятву на Торе!» — «Я ее не нарушу, просто мы должны быть уверены, у нас всего один шанс». — «Это он и есть! Кто знает, если повезет и толпа будет плотной, может, даже останемся в живых?» — «Нет, это исключено — нас тотчас же изрубят на куски». — «Зато с ним будет покончено». — «Значит, завтра», — говорит Тимон.

К. Жуков: Да, договариваются о покушении.

Д. Пучков: Но Тимон неустойчив, несмотря на клятву на Торе, ему все это категорически не по душе: умный человек, покрутился в городе, а этот из деревни приехал и давай тут майданы устраивать, ёлы-палы!

К. Жуков: Да натурально майданутый… с хутора прийыхав в городе порядок навесть. Так не работает. А Ворен общается с дочкой-шпионкой.

Д. Пучков: Заходит в комнату, а та бумаги шерстит, дрянь такая! «Ты меня напугал! Искала тебя, но тебя не было». — «Ну вот он я. Все нормально? Какая-то ты взволнованная». — «Нет-нет, все хорошо». — «А что ты хотела?» — «Да ничего. Сестре нужно новое платье». Типа дай бабла… «Спасибо, отец!» — «И это все?» — чтобы чмокнула. Папа простой, как настоящий солдат.

К. Жуков: Дальше шикарная сцена: Октавиан подсматривает, как Марк Антоний шпилит его мать.

Д. Пучков: Маму, да.

К. Жуков: Нашпилившись, они разлеглись…

Д. Пучков: Зачем за таким подсматривать?

К. Жуков: А он же по фильму слегка ненормальный. Потом у него будут разные садо-мазо-приколы.

Д. Пучков: Я замечу, что в предыдущих сериях ничего об этом не говорилось.

К. Жуков: Зря это придумали.

Д. Пучков: «Надо поговорить». — «Да, надо. Думаю, надо взять небольшую паузу». — «Паузу?» — «В сексе, до брачной ночи. Хочу, чтобы наша брачная ночь была особенной. Ты согласен? И нам столько всего надо обсудить, например, где мы будем жить. С радостью перееду к тебе на виллу, но ее надо отделать заново. И я настаиваю, чтобы ты продал всех рабов и рабынь, которых е…л». — «Атия…» — «Я настаиваю!» Мне особенно понравилось, что рабов.

К. Жуков: Да-да, начала с рабов.

Д. Пучков: «И еще: ты до сих пор не преподнес мне свадебный подарок». — «Дай сказать!» — «Говори, кто тебе не дает?» И внезапно оказывается, что женится он на Октавии — вот это поворот! Шок Атии не поддается описанию.

К. Жуков: Договорились за спиной у мамани. Атия страдает и раскидывает подушки. Приходит Марк Антоний и пытается объяснить ей, что это всего лишь политический брак, ничего же не поменялось. Атия очень недовольна и говорит: «Мало того, что, сволочь такая, сначала предал меня, теперь еще и мою дочь хочешь предать? Не-е-ет!» Ну и затаила злобу на Марка Антония.

Д. Пучков: Да он-то чего?

К. Жуков: Ну она как баба крайнего нашла. Понятно, что это ее сынок.

Д. Пучков: Сынок: «Я не мог позволить тебе выйти замуж за Антония. Все знают, что вы были любовниками, люди сочли бы, что ваш брак основан на похоти, тогда как этот союз — явная демонстрация политического союза». Атия — Марку: «Убирайся! Тебе нельзя здесь оставаться». — «Гости будут интересоваться, где ты». — «Да мне пох… на гостей!» — «У меня не было выбора, твой сын все равно бы настоял». — «Он твой господин?» — «Он мой политический партнер. Так требует политика». — «Да будь проклята эта политика! Говори прямо: ты любишь власть больше, чем меня!» — «Этот брак не имеет к нам никакого отношения и ничего не меняет, любимая. Мы с тобой, ничего он не меняет». — «Сперва предаешь меня, а теперь предлагаешь предать мою дочь». — «Прости меня». Он-то ее любит, совершенно очевидно, идет фактически на унижение, объясняя, что и как.

К. Жуков: Ну, он такая же сволочь, как Атия. Два сапога пара.

Д. Пучков: Да, нашли друг друга. Но бывает что-то светлое и чистое.

По улице катит Ирод — и два наших друга, брата-сиониста, затаились… «Пошли!» — «Погоди». — «Они подходят!» — «Извини, я не могу», — говорит Тимон. «Чего?!» — «Хватит убийств. Ирод всего лишь человек, смерть его ничего не изменит, только кровь. Убьем его — и его место займет другой». — «Мы и его убьем!» — «Не моей рукой». — «Ты дал клятву!» — «Значит, я ее нарушу». Ну, крики, вопли: «У меня жена, дети!» — «Ты трус, сопливый трус и всегда таким был! Значит, убью его сам. А-а-а…» И под стук колес…

К. Жуков: Напоролся брат.

Д. Пучков: …брата зарезал. «Брат!» — «Ты мне не брат». Вот так.

К. Жуков: По ходу дела он случайно напоролся.

Д. Пучков: Ну да, не специально. Но, с другой стороны, как его еще утихомирить?

К. Жуков: Он бы всех под монастырь подвел.

Д. Пучков: Ну и лучший кадр этой серии…

К. Жуков: Однозначно!

Д. Пучков: Марк Антоний с Октавией в койке: «Странно, да? Послушай, я, конечно, понимаю — ты не особо рада всему этому, но это наша брачная ночь…» — «Делай что хочешь». — «А ты не могла бы…» Редкое паскудство!

К. Жуков: Атия задумалась о проклятии Сервилии: типа мне обещали, что все будет плохо, и смотри-ка ты…

Д. Пучков: Уже поперло.

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: «Горечь и отчаяние на всю жизнь. Пусть она вкушает только пепел и железо!»

А в это время мерзкая рабыня Гайя идет в лавку, в аптеку какую-то колдовскую: «Мне нужны сильфий и чемерица». Сильфий — это трава, контрацептив такой, черемица тоже трава, говорят, от вшей помогает. «А ты рано заметила», — говорит ей аптекарша, глядя на живот. «Ага». — «Выпей это перед сном, а когда проснешься, утром проблемы уже не будет». — «Как оно на вкус? Ненавижу сильные запахи!» — предвидя, что надо будет подмешать в питье. «Если добавишь отвар в ивовый чай, вообще не почувствуешь. Дам тебе хвощ на случай обильного кровотечения». — «Не надо, он мне не понадобится». То есть может быть сильное кровотечение, но бороться с ним не стоит.

К. Жуков: Понятно, что для Ирки закупает отраву!

Д. Пучков: Конечно, это не газ «Новичок», но тем не менее…

К. Жуков: Тоже работает.

Д. Пучков: Вот она, любовь, так сказать! А ведь Ирка-дура сама напросилась. Это же каждый второй тебе может подсыпать чего-нибудь?.. Никого нельзя к еде подпускать, вообще ни к чему, от чего твое здоровье зависит. А там как-то наплевательски относятся…

К. Жуков: Заставлять пробовать постоянно.

Д. Пучков: Ну да.

К. Жуков: Другое дело, что яд может быть медленного действия.

Д. Пучков: А может, они идейные: сам сожру, но и ты сдохнешь?

К. Жуков: Опасненько.

Д. Пучков: Очень! Или отношения с хаус-ниггерами должны на других основах строиться — или вот так все закончится. Да, на этом замечательная седьмая серия завершается.

К. Жуков: Самый-самый лучший момент — это брачная ночь с Октавией.

Д. Пучков: Бедную Октавию вначале Помпей, теперь, понимаешь, Марк Антоний имеет — в общем, задалась у девки жизнь!

К. Жуков: Да!

Д. Пучков: Но она умнеет на глазах.

VIII

Необходимый вымысел





К. Жуков: Начинается все с того, что Октавиан толкает пафосную речь за моральку, говорит, что все мужчины в Риме в свое время были диковаты и только женщины, которые принесли с собой благородство и строгие нравы, сделали Рим великим, воспитали великих политиков, полководцев и нравственных людей. Вокруг красиво одетые девки вдохновленно ему аплодируют — типа как интересно рассказал.

Д. Пучков: Чистая правда!

К. Жуков: Да-да. Все это снималось году в 2005-м, если я не ошибаюсь, но уже тогда всякие разные феминистические загоны присутствовали…

Д. Пучков: Конечно.

К. Жуков: Чтобы Октавиан такое сказал? Я понимаю, что Рим — это далеко не родоплеменная община, где женщина — это практически не человек. Тут-то с женщинами все было ясно. Но Рим — глубоко патриархальное общество, и подобных речей будущий император произносить бы не стал. А вот намек хороший, потому что Октавиан активно взялся за законотворчество, в том числе за законы о морали и нравственности. Но его деятельность ни в коем случае не была направлена на то, чтобы почтить римских феминисток. Главная цель — обеспечить размножение верхней прослойки власть имущего класса. Например, представителям сословия сенаторов было запрещено быть холостыми — мужчина до 60 лет, женщина до 50 лет обязаны были быть в законном браке. Во-первых, рано или поздно дети пойдут, будет естественное пополнение для административных кадров, так сказать. Во-вторых, станет попроще с имущественными вопросами: не будут дробиться поместья, имения, денежки, а значит, стабилизируется финансовое положение. Кстати говоря, знатным римским парням это сильно не понравилось, и они начали придумывать способы это дело обойти. В Риме вплоть до второй половины XIX века брак — это сугубо деловой контракт, цель которого продолжение рода и решение имущественного вопроса. А раз вопрос деловой, он должен юридически оформляться. Поэтому можно было договориться с семьей, у которой есть девочка добрачного возраста, скажем, девяти или семи лет, и заключить помолвку. Таким образом, до ее вступления в брачный возраст у тебя будет три-четыре года, когда можно делать все что угодно, ведь ты же уже в браке. А потом брак расторгается.

Д. Пучков: Толково придумано!

К. Жуков: А то что ж это — никакого разврата?

Д. Пучков: Да. Ну и чудесная речь Октавиана…

К. Жуков: Перемежается кадрами…

Д. Пучков: «Я же полагаю, женщины Древнего Рима были кучкой шлюх и мегер». Ну невозможно спорить.

К. Жуков: Тем более пока он это все рассказывает, Марк Антоний пялит добродетельную Атию, а Гейя сваливает из аптеки, пряча яд в декольте.

Д. Пучков: Это не яд, а медицинское средство для организации выкидыша.

К. Жуков: А его нельзя как яд применить в определенных обстоятельствах?

Д. Пучков: Получается вроде как кровью истекла, умерла не от отравления.

К. Жуков: Ну понятно.

Д. Пучков: Какие-то могучие средства. А ивовая кора — прообраз древнего аспирина. Название аспирина — ацетилсалициловая кислота — от ивы происходит.

К. Жуков: И они таким образом все время аспирином нажирались, что ли?

Д. Пучков: Болит голова — грызи иву, как бобер, отпустит.

К. Жуков:



Съешь осиновой коры —

И взбодришься до поры:

Чай, не химия какая,

Чай, природные дары!



Д. Пучков: Раз он определил всех баб Древнего Рима в шлюх и мегер — мужики, надо понимать, на этом фоне просто бриллианты были. Все красавцы, все верные, все хорошие…

К. Жуков: Меценат, он же Месинос.

Д. Пучков: Он же Мякиш: «Вот молодая особа, о которой я тебе говорил». — «Она очень привлекательна». — «Как приказывал: безупречная семья, молодая, здоровая, способна к деторождению». — «Сколько детей?» — «Всего один — сын Тиберий». — «Представь меня». Правду говорят, нет?

К. Жуков: Тут все-таки нужно было показать так, как оно было, потому что третья жена Октавиана Ливия мало того, что находилась замужем, так еще и на шестом месяце беременности была.

Д. Пучков: Это уже заметно?

К. Жуков: Да. Через три месяца у нее родился ребенок, который оказался вроде как законным ребенком Октавиана. В Риме все ржали, что счастливые рожают за три месяца! Первой женой Октавиана была Клодия Пульхра, она же Клавдия Пульхра.

Д. Пучков: Клавка.

К. Жуков: Это был политический брак, потому что Клодия Пульхра была дочерью Фульвии и Марка Антония. Правда, она ему не родная дочь, но тем не менее она у него в семье, значит, юридически считалось, что его. Скрепили таким образом политический союз. В 41 году случилась Перузинская война, когда эта самая Фульвия вместе с младшим братом Марка Антония — Луцием Антонием учинила восстание против Октавиана.

Д. Пучков: Дрянь такая!

К. Жуков: Поэтому пришлось с Пульхрой срочно разводиться. А поскольку она была еще маленькой совсем, Октавиан вернул ее в семью со словами: «Я ее вообще… не успел даже консумировать в брак, она точно девственница». Октавиан тут же женится на Скрибонии Либоне. Она стала матерью его единственной дочери Юлии Старшей, которая потом, когда папа уже издал закон о морали и нравственности, отжигала так, что треск по всему Риму стоял. Был бы у нее «Гелендваген» — ездила бы по тротуарам исключительно в пьяном виде.

Третья жена Октавиана — Ливия, дочь Марка Ливия Друза Клавдиана. Ее первый муж — Тиберий Клавдий Нерон. Это все сторонники помпеянцев, ярко выраженные оптиматы, которые потом поддержали Брута и Кассия. Марк Ливий Друз Клавдиан после поражения при Филиппах вынужден был покончить с собой на всякий случай.

Д. Пучков: То есть это же враги народа?

К. Жуков: Конечно! Поэтому когда Октавиан сказал: «Я слышал про них — это очень хорошие патриотичные люди и будут не против развода» — я чуть со стула не упал. Ничего себе — патриотичные! Это как если бы Сталин сказал: «Знаю эту семью — Троцкие же, господи! Отличные патриотичные люди».

Д. Пучков: Лейбовичи, да?

К. Жуков: Происходит сватовство Ливии и Октавиана. Значит, это примерно 38 год до н. э. Или, правильнее сказать, 39-й, потому что в начале 38-го сын родился, Тиберий.

Д. Пучков: «Золото Ирода у берегов Остии ожидает прилива. Поддерживаю связь с человеком Антония Поской насчет деталей доставки, хотим использовать для доставки коллегию Авентина, если не возражаешь». А это что, какую-то очень серьезную сумму Ирод давал? Чего вокруг нее такой замес-то идет?

К. Жуков: Он 20 тысяч давал, по-моему. Денежки-то неплохие как для подкупа трех высших государственных лиц Рима. Но состояние самого Октавиана Цезаря миллионами исчислялось — я даже не знаю, с чего они переполошились?

Д. Пучков: Из-за двадцатки-то…

К. Жуков: Конечно, это не двадцатка каких-нибудь драхм, а все-таки двадцатка фунтов, как их в фильме назвали. Сумма большая, но чтобы ради нее устраивать такую спецоперацию…

Д. Пучков: Ну, для сюжета.

К. Жуков: Если для сюжета, то в сценарии можно было и двести написать. По крайней мере, понятно было бы, о чем это. Они каждый день оперируют миллионами в твердой валюте, а тут 20 тысяч, да еще и на троих, это по 6600 каждому — вообще ничто.

Д. Пучков: Ну тем не менее. «Проследи, чтобы все прошло незаметно. Я должен быть непричастен. Если о взятке узнают, виноват должен быть только Антоний».

К. Жуков: Меценат собирается устраивать некую операцию по трансферу денежек. В это время Рим покидает израильский бандит Тимон.

Д. Пучков: К сожалению.

К. Жуков: Да.

Д. Пучков: Он же Тевье.

К. Жуков: Тевье вместе с супругой тащит тележку.

Д. Пучков: Дети спрашивают: «Дядя Левий будет уже там?» — «Может быть, а может, и нет».

К. Жуков: И только тележка с Тимоном миновала некую ювелирную лавку, в нее нырнул Поска со своей новообретенной супругой Иокастой. Иокаста смирилась со своим замужним статусом, зовет Поску запросто «карамелькой».

Д. Пучков: «Моя маленькая карамелька». А тот ей: «Зайди внутрь, вдруг еще что-то понравится?» — «Как ты добр ко мне!» — «Ступай и не торопись».

К. Жуков: Понятно, почему «не торопись» — на дороге появляется паланкин с Меценатом. Мне не понравилось, как его таскают. По шесть человек с каждой стороны — вроде бы ничего, но все равно сам паланкин весит немало, да еще три человека внутри сидят — тяжело. А они его одной рукой тащат! Причем даже видно, что артистам тяжко, явно не за один дубль снимали. Площадь Рима между прочим 600 га, попробуй-ка там походи с этим паланкином!

Д. Пучков: А на самом деле как транспортировку осуществляли?

К. Жуков: Трудно сказать. Наверняка какие-то лямки были. Видимо, вставали спереди и сзади и, как грузчики, при помощи лямок тащили. Когда тащили гигантский мегапаланкин Клеопатры в первом сезоне, там все было по уму сделано — с какими-то крюками… Ну, будка была такая, что ее иначе было не поднять.

Д. Пучков: Такелажные работы на уровне.

К. Жуков: Да-да. Надо сказать, что по Риму было запрещено передвигаться на лошадях, исключение только для военных гонцов делалось, потому что улочки-то узенькие, сразу пробка организуется. Даже из-за паланкинов-то пробки регулярно возникали, приходилось выскакивать с травматами, монтировками…

Д. Пучков: Обочечники подрезали!

К. Жуков: Это только кажется, что Рим нечто регулярное, распланированное.

Д. Пучков: Ну, если сравнивать с другими местами, то, наверное, порядка было больше?

К. Жуков: Да, но Рим — это город, который развивался из деревни. И развивался казуальным способом: стало народу больше — пристроили пару домиков, стало еще больше — пристроили 200 домиков. В итоге улицы были хуже, чем в Москве.

Д. Пучков: Бывал в городе Помпее. Там дороги мощеные, в них пробиты колеи от тележных колес, они как канавы. Экскурсовод сказал, что у них одностороннее движение уже тогда придумано было. И днем всякую фигню завозить было нельзя, только по ночам. Приятно спать, когда телеги с железными колесами грохочут!

К. Жуков: Лошади ржут, ишаки орут.

Д. Пучков: Да! Ширина европейской ж/д колеи — это как раз ширина двух римских лошадиных жоп, запряженных в повозку.

К. Жуков: Именно так. Римляне первые догадались это измерить, посчитать и потом придерживаться.

Д. Пучков: Стандарт.

К. Жуков: Так точно. В общем, с передвижением имелись определенные сложности. Это же все на холмах, к тому же вверх-вниз постоянно…

Д. Пучков: Утомительно.

К. Жуков: А в паланкине разворачиваются стратегические переговоры.

Д. Пучков: «Мог бы выбрать менее заметный паланкин», — поучает Поска Мецената. «Это третьесортный паланкин. Иудейский груз уже прибыл?» — «Не волнуйся…» А там шлюх со шлюхой сидят, или как их назвать? «Не волнуйся, они ни слова не понимают. Да, мои дорогие?» На что Поска, сам ни слова не понимая: «Низшие сословия понимают больше, чем ты думаешь». — «Иди».

К. Жуков: Выгнал проститута с проституткой. Выяснилось, что оба говнюка хотят закрысить немного денег у Антония и Октавиана. Они вроде как договариваются о его перевозке, но и думают, что нужно чуть-чуть себе оставить.

Д. Пучков: Немножко. Скроить долю пацанскую. Поска переживает, вписавшись в такое дело: «Мы воруем у своих вождей, предосторожности не могут быть лишними». — «Я бы не назвал это воровством — всего лишь небольшие комиссионные за оказанные услуги. Они даже не заметят». — «Не обманывай себя, — совестливый Поска, — мы воры. Если об этом узнают Антоний или Октавиан, мы оба покойники». — «Не узнают. Где и когда мы получим нашу долю?» — «Люди Авентина доставят груз к храму Сатурна ночью. До утра мы с тобой пробудем там. Приведи доверенных рабов».

К. Жуков: Храм Сатурна стоял на Палатинском холме, от него осталась торцевая часть — здоровенная колоннада. Огромный был. Это самый старый из сохранившихся в Риме храмов, по-моему, в V веке до н. э. его построили, потом он сгорел, его восстановили (на архитраве было написано, что сгоревшее в пожаре сенат и народ Рима восстановили).

Д. Пучков: А зачем им храм?

К. Жуков: Священная территория, там никто не покусится на золото. Хотя, конечно, могли бы какое-то менее приметное место выбрать, потому что храм Сатурна выходил прямо на римский форум.

Д. Пучков: «Встречаемся у храма Василия Блаженного», да? С наворованным баблом.

К. Жуков: Да. И никто не заметит.

Д. Пучков: И вдруг Иокаста: «О, здравствуй, Меценат! Ты чего разъезжаешь в таком безвкусном паланкине? Я уж думала, муж завел интрижку с актриской или еще с какой шлюхой».

К. Жуков: Иокаста уже увешана брюликами.

Д. Пучков: Ну а куда еще деньги девать?

К. Жуков: Не зря сходила!

Д. Пучков: Да-да. «Как занимательно!» — «И куда мы направляемся?» Затем переносимся к Ворену.

К. Жуков: На «малину».

Д. Пучков: «Золото будет в Остии завтра, в доках для больших торговых судов. Корабль называется “Корона тритона”. Оттуда груз везем мы». — «По реке или по суше?» — «Мне сказали, что люди Октавиана и Антония хотят идти по реке, а мы отправимся по суше, чтобы избежать утечки». — «Толково!» — «Никто не должен знать, что это за груз! Главное — секретность». — «Возьму Раску и его ребят, на них можно положиться, вопросов не задают». — «Хорошо, только этим займется Пуллон, а не ты». — «Но дела в Остии всегда веду я», — это Маский… «Это другое дело». — «Ты мне не доверяешь?» — «Я тебе доверяю, но Октавиан и Антоний оба знают Пуллона, они доверяют ему. Если что-то пойдет не так, нас не будут винить». — «Все нормально, понимаю: я ж, б…ь, третий», — говорит расстроенный Маский.

К. Жуков: А в это время гнусная Гейя подсовывает Ирке отравленный аспирин с добавками.

Д. Пучков: Да, я тут лоханулся, назвал его чаем — это неправильно, чая у них не было.

К. Жуков: Чай появился, только когда римляне с китайцами познакомились, но это произошло гораздо позже.

Д. Пучков: В общем, подпоила. Ирке становится худо: во-первых, выкидыш, во-вторых, кровотечение. А поскольку Гейя хвощей не взяла, чтобы остановить кровотечение, Ирка помирает. Пуллон мечется…

К. Жуков: Бегает голый.

Д. Пучков: «Лекаря, ведите лекаря, у нее кровь, все в крови!» И сцена у постели умирающей: «Докторица, она тебя вылечит, не бойся». — «Не думаю». Ирка уже понимает, что отходит в верхнюю тундру. «Только меня не сжигай, в моей стране умерших принято закапывать. Заверни меня в черный саван и похорони в открытом поле без деревьев. Обещай». Пуллон заметался: «Ненет-нет, нет-нет-нет…» Ну а Ирка спрашивает: «Ребенок — это был мальчик или девочка?» — «Мальчик». — «Похорони его со мной. Не грусти, а то и я заплачу». И отошла.

К. Жуков: Ну и показывают похороны. Пуллон богам представился четко, по-военному.

Д. Пучков: «Меня зовут Тит Пуллон, служил в тринадцатом легионе, я ейный муж».

К. Жуков: Ну а вместо Пулло золотишко-то везет Маский. Кстати, для меня большая загадка: зачем они его поволокли по суше? По воде безопаснее. Ты пойди сделай засаду на лодку.

Д. Пучков: Пока подкрадешься…

К. Жуков: Во-первых, подкрасться нельзя, потому что с лодки же сразу видно, что к вам кто-то едет, а во-вторых, придется абордажный бой устраивать, чтобы захватить ее.

Д. Пучков: А деньги могут выкинуть за борт.

К. Жуков: И они просто утонут.

Д. Пучков: Да. Как делал Буи Акисон: «Викинги, за мной!» Схватил два сундука и выпрыгнул за борт. Трое утонули, пока искали.

К. Жуков: На мой взгляд, идея Ворена была дурацкая. Я, конечно, понимаю, что, если они собираются в самом деле в храм Сатурна, им по Тибру придется доехать до какой-то точки, а потом все-таки пилить пешком, но можно было поставить своих людей, чтобы встречали. И в любом случае расстояние получается меньше — от Остии-то караул сколько ехать! Там все что угодно может произойти, а денежки-то чужие.

Д. Пучков: Поступок непонятный. Но опять-таки, надо было всех зарезать — и всех зарезали. И вот раненый Маский, что-то из него пытаются извлечь: «Тихо, Маский, не дергайся». — «Осторожнее, сволочь, я же не кусок мяса!»

К. Жуков: Ну естественно, на них напали.

Д. Пучков: «Что случилось?» — «Засада! Прямо у ворот Остии. Кроме нас двоих все мертвы». — «Золото?» — «Забрали». — «Есть подозрения, кто напал?» — «Нет, но они были хороши — не дали нам шанса. И, брат, они нас ждали». — «Собери всех, пусть прочешут город. Платите, пытайте, убивайте, если надо — найдите тех, кто напал. А ты сиди с Пуллоном и следи, чтобы у него было все необходимое».

К. Жуков: Это он Гейе рассказывает. Мне сразу вспомнилась сцена из замечательного кинофильма Гая Ричи «Карты, деньги, два ствола»: «Хватайте всех местных гопников и пытайте, пытайте страшно!» Ну а Ворен пошел докладывать о косяке Октавиану, Лепиду и Марку Антонию. Он там извиняется…

Д. Пучков: Ему делают замечание: «Для человека, потерявшего деньги господина…»

К. Жуков: «…что-то ты слабо раскаиваешься».

Д. Пучков: «…тебе как-то не очень стыдно». — «Я принял все меры предосторожности, отправил лучших людей». — «Тито Пуллона?» — «Нет». — «Почему? Он лучший из твоих людей». — «Вчера при родах умерла его жена. Я отправил другого». — «Единственного человека, которому мог доверять Октавиан, в последнюю минуту заменил неизвестно кем? Очень кстати». — «Ты обвиняешь меня в причастности?»

К. Жуков: Антоний тут же возбудился.

Д. Пучков: «Я могу так же легко обвинить тебя или Лепида, раз уж на то пошло!» — «Это нелепо». — «Никто никого не обвиняет». — «Тебя мог предать кто-то из твоих людей?» — «Все возможно, но я сомневаюсь». У Ворена оперативная работа в подразделении вообще не поставлена, только Пулло обо всем заботится. «Почему?» — «Они меня боятся». — «Тогда кто?» — «Хороший вопрос! Если не мой человек, тогда кто?» — «Не перекладывай вину на других. Наша собственность была в твоем распоряжении, и за утрату отвечаешь ты». — «Я найду вашу собственность и верну». — «Постарайся, иначе последствия тебе известны». — «А я скажу, кто это был…»

К. Жуков: Лепид-интеллектуал включился.

Д. Пучков: «Галлы, ставлю любые деньги, что это галлы — плодятся как кролики, на жизнь зарабатывать не хотят, сплошное ворье!»

К. Жуков: То есть понаехавшие. Если бандит, то обязательно галл.

Д. Пучков: «А я знаю, что это ты. Знаю: вы с Антонием обманули меня». — «Уверяю, нет, я уверяю тебя!» — «Вы оба за это заплатите».

К. Жуков: Это намек на то, что Марк Антоний с Октавианом рассобачились в очередной раз, теперь уже окончательно. Но в фильме недокрутили. Это же вопросы не просто политики, а…

Д. Пучков: …геополитики.

К. Жуков: Кто-то закрысил деньги — да они там каждый день друг у друга крысили деньги — и что? Они войны по каждому поводу друг с другом не устраивали — мирились и продолжали рулить Римом. А тут из-за двадцати штук такая фигня…

Д. Пучков: Несколько вымышленный конфликт.

К. Жуков: Во-первых, вымышленный, во-вторых, мелковатый — что им мешало сказать «два миллиона», «двести тысяч»?

Д. Пучков: Как-то неудобно за наших еврейских братьев, что так мало занесли.

К. Жуков: Фактически триста баксов.

Д. Пучков: Да о чем базар-то? Ворен, естественно, идет к подонку Меммию, коллеге по опасному бизнесу. А Меммий, лицемерная тварь: «Брат Ворен!»

К. Жуков: Они там шлюх пялят со страшной силой.

Д. Пучков: Да-да, отдыхают.

К. Жуков: «Вы чего празднуете?» — «Ничего, мы просто веселые».

Д. Пучков: «Просто мы по жизни веселые». — «Ночью в Остии похищена собственность, за которую отвечаю я». — «Ничего себе! И что за собственность?» — «Государственная». — «Плохо дело! Уверен: знать наверняка на взводе». — «Еще как!» — «Это же не мы, правда?» — обращается к братве Меммий. — «Государственную собственность? Мы — нет, мы бы не посмели. Это не мы». — «А я и не говорил, что это вы», — сообщает Ворен. «Так это дружеский визит?» — «Я уверен: если ты узнаешь, чьих рук это дело, ты мне расскажешь». — «Само собой! Нельзя грабить главного, это унизительно, позор для всех нас. Так что это за государственная собственность?» — «Это неважно». — «Ну, я не смогу помочь, не зная, что искать». — «Ты прав, неважно, ты и так помог больше, чем достаточно. Спасибо, Меммий, увидимся». — «Всегда рад. Мой тебе совет: ищи среди своих, в таких делах всегда замешан кто-то близкий». Умело дочурку под нож подвел. Ворен ушел: «Скажи Котто, Ацербиону и другим: надо сегодня встретиться». — «Ацербиону?» — «Я понятно сказал».

К. Жуков: В кадре смазливый молодой человек, который прислуживает в банде у Меммия и окручивает дочку Ворена, подсовывая ей…

Д. Пучков: Фигурки.

К. Жуков: …фигурки римского оригами, романтические…

Д. Пучков: Соломенных.

К. Жуков: Такое же соломенное оригами подсовывает проститутке — и Ворен это заметил.

Ну а Меценат рассказывает Октавию, что это наверняка Антоний украл золотишко. Октавиан говорит: «Нет, после примирения Антоний был честным и благородным коллегой, не мог он меня так обмануть». — «Как это не мог? Очень даже мог».

Д. Пучков: Меценат настаивает: «Это не просто так тебя ограбили как мелкого торговца». — «Тебе-то какое до этого дело?» — «Это грубое оскорбление тебя лично». — «Меня всегда кто-то где-то оскорбляет — такова цена славы». — «Марк Антоний не кто-то и где-то, он твой коллега и муж твоей сестры». — «Если у тебя есть доказательства того, что это Марк Антоний, скажи». — «А кто еще знал о грузе? Кто это мог быть? Лепид?» — «Вполне возможно, а может, это вообще случайность». — «Случайностей не бывает, это Антоний». — «После примирения он был честен и справедлив со мной. Я не намерен ставить под угрозу наш союз, потому что он не нравится тебе». — «А я точно знаю, что он не был ни честен с тобой, ни справедлив, он тебя дурачил». Молодец! «О чем ты?» — «Ну прости, думал, лучше тебе не рассказывать: ваш союз — благо республики…» — «Говори!» — «Брак Антония с твоей сестрой — фикция, он, как и прежде, спит с твоей матерью». — «Это невозможно! Антоний не посмел бы так меня оскорбить! Кроме того, Октавия рассказала бы мне». — «У нее есть свои причины молчать». Вот так! И уже донну Атию зовут на ужин.

К. Жуков: На ковер фактически.

Д. Пучков: Да-да, приходите покушать. «Скажи им, что я иду в театр». — «А он говорит: это важно и присутствие обязательно». — «Он становится все более и более назойливым. Кто еще придет?» — «Только семья». И опять переносимся…

К. Жуков: На «малину» к Меммию.

Д. Пучков: Пришла братва. «Хочу обсудить срочное дело». — «С этими?» — «Терпение, Котта! Думаю, тебе понравится то, что я скажу». — «Отдаешь оливковое масло за полцены?» — «Нет, скорее думаю поплотнее заняться торговлей зерном. Отношения с братом Вореном накаляются, думаю, пора положить конец его высокомерию». — «Так это ты взял его золото?» — «Какое золото?» — «О котором болтают на улице все нищие». То есть даже бобры уже все знают! «Это ты». — «Возможно. Не говорю, что я, но возможно». — «И ты скрыл это от меня?» — «Что скрыл?» — «Не шути со мной!» — «Так это ты взял его золото?» — «Ворен думает, что я». — «Он хочет насадить твою башку на кол, и ты напуган, А нам-то что?» — «Никто из нас не справится с Авентином в одиночку, но если мы будем сотрудничать как братья — другое дело. Мы их уничтожим, Авентин будет наш и торговля зерном тоже». — «Не-а». — «Погодите-погодите, я не жду, что вы поможете из братской любви». И начинает расшвыривать бабло.

К. Жуков: Достал немедленно сундучок.

Д. Пучков: Придумано ловко, между прочим. Украл, тут же всех подписал, деньгами забросал. И не только при деньгах будет, но еще и Ворена убьют — новые территории присоединит, благосостояние резко повысится. Ну и эти, естественно, при виде золота устоять не могут. А когда говорят «сколько-то талантов», «сколько-то фунтов» — это типа речь…

К. Жуков: Вес.

Д. Пучков: …а не о том, что это монеты, слитки?

К. Жуков: Нет-нет, это вес. Аттический талант — это 24 кг, если еврейский талант — то 32 кг. Но это не фунт…

Д. Пучков: Серьезные таланты были, да.

К. Жуков: Очень талантливый народ.

Д. Пучков: Да!

К. Жуков: Это может быть вес чего угодно, не только денег. Можно сказать «талант зерна», например. А тут талант бабла. Ну а что они имеют в виду под фунтом — я не знаю. Соответственно, я не могу сказать, какая конкретно сумма в драхмах или в сестерциях имеется в виду. Сценаристы далеко не всегда на высоте в смысле таких мелочей. Ну и конечно, их бы не золотом забрасывали, а серебряными монетами.

Д. Пучков: Поскромнее, да?

К. Жуков: Да, потому что деньги же из Иудеи прибыли, а шекели серебряные.

Д. Пучков: А тут Ливия беседует уже с Октавианом или Октавиан с Ливией.

К. Жуков: Октавиан бегает по дому в ярости туда-сюда.

Д. Пучков: «Скажи, муж тебя когда-нибудь бил?»

К. Жуков: «А отец?»

Д. Пучков: «Нет, надеюсь, не давала ему повода». — «Может, отец?» — «Нет». — «Ты благочестивая женщина, это хорошо. Но знай: когда мы поженимся, время от времени я буду тебя бить рукой или мягкой плеткой. Когда буду бить, не думай, что оскорбила меня, просто это доставляет мне сексуальное удовольствие. Помни об этом и не обижайся». — «Да, господин».

К. Жуков: Маленький извращенец вырос.

Д. Пучков: Это действительно доставляет людям какое-то удовольствие?

К. Жуков: В следующей серии почему-то не он ее лупил, а она его.

Д. Пучков: Видимо, ему тоже понравилось.

К. Жуков: Извращенец чертов!

Д. Пучков: Ты, кстати, не обращал внимания на резко возросшее количество всяких секс-шопов, в которых до фига плеток, каких-то клеток и прочего? Я посмотрел идиотский фильм «50 оттенков серого» — бред сумасшедшего! И там тоже все этим заняты — плетки, еще что-то…

К. Жуков: Между прочим, «50 оттенков серого» продали таким тиражом, что, по-моему, на каждого жителя Земли по две книжки приходится.

Д. Пучков: А мне не верят, когда я говорю, что 95 % граждан дебилы.

К. Жуков: Вот посмотрите.

Д. Пучков: По-моему, я занижаю процент.

К. Жуков: 97 %.

Д. Пучков: Минимум!

К. Жуков: Тут прибывает родня, и Октавиан берет с собой Ливию — познакомить, так сказать.

Д. Пучков: «Это Ливия, дочь Ливия Друза Клавдиана. Я собираюсь на ней жениться». — «Как мило! Добро пожаловать в семью». — «Я пригласил ее, чтобы она отчетливо поняла, что значит быть частью нашей семьи». — «Нечто вроде благородного рабства». — «Рабства? Это что, ты считаешь себя Спартаком?»

К. Жуков: Это он Октавию подкалывает.

Д. Пучков: «Не понимаю». — «Я глава семьи, а ты восстала против меня?» — «Вот бы мне столько смелости». — «Тебе хватило смелости. Я был удивлен: я знал, что мать склонна ко всем видам порока, но ты меня удивила. Я относился к тебе только с любовью, а ты отплатила предательством».

К. Жуков: Презлым за предобрейшее!

Д. Пучков: Да. «Женой только на словах, обязанности жены до сих пор выполняет моя мать, а Октавия занимается тем же с моим хорошим другом Агриппой. Очень удобно для всех участников». — «К чему ты клонишь?» — «Ты отрицаешь?»

К. Жуков: И тут же Агриппа — все в сборе.

Д. Пучков: Да, вся братва. «Ты отрицаешь?» — «Не тебе меня допрашивать!» — «Отрицаешь?» — «Е… свою девчонку и не лезь в мои дела!» — «Отрицаешь?» — «Это правда, я не буду отрицать».

К. Жуков: Агриппа высказался. Честный.

Д. Пучков: Да. Ну, военный, ёлы-палы. «Я люблю твою сестру, и мы давно тайно встречаемся. Но за Антония отвечать не могу». — «Благодарю, Агриппа, благодарю за честность». — «И что, даже если это правда, что ты сделаешь? Ничего ты не сделаешь!» — «Я отправлю женщин домой, где они посидят взаперти под стражей, пока я не передумаю». — «Ни за что!» — «Молчать! А ты покинешь город». — «Покину город?» — «Отправишься в свои восточные провинции и не вернешься». — «А то что? Мальчишка!» Ну и тут расклад: «Покинешь город или объявлю о расторжении нашего союза. Печальную историю расскажут на форуме и по всем городам Италии. Люди не так свободно обращаются с женами, как ты. Люди скажут, что ты — рогоносец, что жена изменила тебе с моим подчиненным, плебеем низкого происхождения, и ты станешь посмешищем. Бедняки на улицах будут смеяться над тобой, легионеры будут смеяться за твоей спиной. Ну давай, ударь меня — увидишь, что будет!» Это так плохо — с плебеем-то?

К. Жуков: Я уже говорил, что Марк Випсаний Агриппа был из очень хорошего рода, это во-первых. Во-вторых, эта сцена одна из самых слабых во всем сериале. Вроде бы какой-то психологизм выдержан, диалоги прописаны, но у нас полтора сезона Марк Антоний жег ярче, чем электродуговая сварка, фактически как ТОС «Буратино» фигачил.

Д. Пучков: Для тех, кто не в курсе: ТОС «Буратино» — тяжелая огнеметная система залпового огня.

К. Жуков: Да. И вот ему говорят: «Мы сейчас расскажем, что Агриппа шпилил твою жену…» — «А я расскажу, что я до сих пор шпилю твою маму. И кто над кем сильнее будет смеяться — еще вопрос». Выглядит совершенно недостоверно, на мой взгляд, потому что после всего, что учинил Антоний, так по-тупому слиться — и из-за чего! Во-первых, они поссорились из-за откровенной ерунды, во-вторых, это он так его напугал? В это трудно поверить. Я имею в виду сейчас не историчность, а непосредственно сам сериал как таковой. А что касается истории: у них разрыв-то произошел, но процесс был долгий и непростой. К этому привели некие объективные причины. Антоний в это время (38 год или самый конец 39-го) должен был воевать с парфянами во исполнение плана Цезаря, который тот не успел реализовать, потому что его зарезали. Именно в тех войсках проходили обучение Октавиан, Агриппа и Меценат. Зная план самого Цезаря, решили атаковать через Армению. Кроме того, учли опыт Марка Красса и то, как он позорно слился в битве при Каррах.

Д. Пучков: Армения, если кто не в курсе, тогда была гораздо больше.

К. Жуков: Значительно больше!

Д. Пучков: То есть речь не про битву под Ереваном.

К. Жуков: Нет-нет-нет. Нужно было договариваться с армянами, чтобы пройти через территорию их царства, найти там союзников и атаковать парфян со стороны Армении. Почему? Потому что там горы, следовательно, парфянская конница ограничена в своих возможностях. Армяне помочь согласились, и Антоний отправился в Парфянский поход. Его не нужно было отсылать из Рима, потому что его физически там не было. Он дошел до Парфии, вступил в войну, но тут армяшки его предали и разбежались — ушли домой и перестали поставлять военные припасы, продовольствие и т. д. Антоний оказался в крайне неприятном положении, его фактически окружили, и ему пришлось в течение месяца пробиваться из окружения по чужой территории без еды, без подвоза боеприпасов. Армяне увели свою конницу, и в этом была огромная проблема, поскольку против тяжелой конницы парфян испано-галльские всадники в прямом бою не очень себя показывали. Пришлось отступать. Антоний армию вывел, его разгромить-то не смогли, но тем не менее он потерпел поражение, то есть поход не удался. Непобедимый полководец и военачальник при Юлии Цезаре! Все же думали, что он бог! Ну, проиграл при Галльском форуме — понятно, вариантов не было никаких, потому что сил было значительно меньше. А тут большой поход, ради которого были введены огромные налоги. И вот все эти налоги спущены в унитаз, да еще и народа во время похода перемерло, говорят, до четверти армии. То, что Марк Антоний совершил, можно сказать, чудо и вывел армию, уже было неважно. Он виноват в том, что поход не удался. А республика-то находилась в жестоком кризисе. Не нужно забывать, что уже который год идет непрерывная гражданская война. Как бы Рим ни был велик и могуч, богат территориями и ресурсами, эти ресурсы поделены между сражающимися провинциями, а это никому не шло на пользу.

Д. Пучков: Кровопускание, да.

К. Жуков: Да. И серьезнейший удар по экономике. В это же время восстал Секст Помпей, который крышевал Сицилию, еще одну житницу.

Д. Пучков: Не только здравницу…

К. Жуков: Да. Секста Помпея разбил Октавиан, причем разбил он его благодаря тому, что Марк Антоний, исполняя триумвирские обязанности, предоставил ему 120 трирем — боевых кораблей. До Сицилии еще добраться надо. Вроде недалеко, а без флота ничего не выйдет. Но тем не менее Марк Антоний Октавиану помог, а Октавиан, который должен был послать четыре легиона из тех, что ему подчинялись, на помощь Марку Антонию не послал — отправил чисто формально около двух тысяч человек, что на общем фоне…

Д. Пучков: Ни о чем.

К. Жуков: Да, ни о чем: что они есть, что их нет. Октавиан нарушил свои триумвирские обязательства по отношению к Марку Антонию. Лепид в это время был практически уже исключен из политики, он находился в Африке, а Октавиан сидел в Риме и, таким образом, почувствовал, что можно все прибрать к рукам. Он разбил Секста Помпея, у него слава, военная добыча, рабы. И Октавиан принялся раздавать ветеранам денежные премии и земли, а Марк Антоний в этот момент, в том числе из-за него, проиграл войну. Фактически это уже был не триумвират, а дуумвират, а тут представилась возможность одному править наконец.

Д. Пучков: Одновират.

К. Жуков: Да. И что важно: 31 декабря 38 года действие триумвирата прекратилось юридически. Марку Антонию пришлось уехать в Египет, в Александрию. Собственно говоря, с этого-то и началась вся история.

Д. Пучков: А здесь этим заканчивается.

К. Жуков: Да. Так что этого разговора не могло быть.

Д. Пучков: Первый косяк — смехотворный размер суммы, второй — угрозы разоблачения развратной сущности.

К. Жуков: Непонятно, как на это отреагирует местное население — может, им, наоборот, понравится, что он такой жизнерадостный?

Д. Пучков: Да, живчик. «И еще, Антоний, если найдешь золото, ты ведь мне сообщишь?» — «Ты готов опозорить собственную сестру?» — «А она сама себя опозорила». («Волки, кто сожрал овцу?» — «А она первая полезла».) «Приятно познакомиться, — говорит Октавия Ливии. — Берегись, ты выходишь замуж за чудовище!» — «Отведи их домой и возьми охрану, чтобы они добрались домой невредимыми».

К. Жуков: Это он Меценату велел.

Д. Пучков: Да.

К. Жуков: Атия по дороге говорит Меценату: «А неплохо ты это все устроил, прямо молодец».

Д. Пучков: «Всегда знала, что ты проныра». — «Я бы извинился, госпожа, но это был мой долг». — «Ты оказал своему господину плохую услугу — теперь у него нет семьи». Ну, семья-то никуда не делась. Агриппа: «Меценат…» — «Не вини его, он поступил так, как считал правильным, чего не скажешь о тебе». — «Я прошу прощения, но пусть Октавия не страдает за мои грехи, это моя вина, это я соблазнил ее».

К. Жуков: «Ты соблазнил?!»

Д. Пучков: «У тебя много талантов, Агриппа, но соблазнение не в их числе. Она не заслужила твоей жестокости». — «Я изложил свои намерения. Ты не будешь изгнан, ты нужен мне здесь, твое исчезновение будет намеком на некий скандал». — «Благодарю тебя!» — «Можешь идти». Вот судьба играет человеком! Октавиан со всех сторон молодец — ни с кем не ругается, искусно лавирует. Умный был даже в фильме.

К. Жуков: Маский лежит на скорбном ложе, весь израненный. Пулло расстроен из-за смерти жены, ну а лучшее лекарство для него — заняться каким-нибудь жестоким делом. И Ворен с Пулло начинают разговаривать с Маскием: «Кто сдал золото? Как так вышло?»

Д. Пучков: Сначала подготовительная беседа: «Он был обижен и остался жив. И все же он всегда был верен, не давал повода усомниться в себе». — «Предателями становятся не сразу. Маский?» — «Все нормально, Пуллон. Хозяин?» — «Как самочувствие?» — «Не так плохо, мне повезло». — «Очень повезло!» Ну и тут дети начинают метаться, бегают с игрушками.

К. Жуков: Выглядит супер: тут чувака сейчас резать будут, а вокруг бегают дети — идеальное, можно сказать, воспитание.

Д. Пучков: «Я думаю, может, кто из людей Октавиана или Антония все подстроил?» — «Вряд ли, они думали — мы двинем по реке, а не по дороге». — «Верно». — «Меммий сказал искать среди своих». — «Слушай, брат, на кону наша жизнь. Ты взял на себя ответственность, и нам нужен ответ: это был ты?» — «Шутишь? Думаешь, я сам себя избил?» — «Маский, о плане знали только мы трое». — «Третий, б…ь. Это был не я». (Опять дети: «Отдай, дай сюда!» — «Уходите, не возвращайтесь!») «Скажи нам правду». На смертном-то одре. «Прости, брат!» — «Парни, почти 20 лет мы шли плечом к плечу…» — «Скажи правду!» — «Правду? Правда в том, что я считал тебя братом. Правда в том, что я спас тебе жизнь под Арговией, поймал за это стрелу, и стрела до сих пор во мне. Правда, что я поступил бы так снова, брат. Правда в том, что я был хорошим легионером и хорошим, б…ь, другом. Делай, что должен, брат (типа режь меня. — Д. П.). Увидимся в Аиде». — «Где золото?» — «Пулло! Люций!» — «Что?» — «Люций! Ты где это взял?»

К. Жуков: Ворен засек римское оригами из соломы.

Д. Пучков: Да-да. Ну и тут же дочку за жабры — бежит, открывает сундук, там этих фигурок, переданных молодым человеком, в изобилии. «Откуда они у тебя?» — «Купила». — «Не лги мне!» — «Купила». — «Тебе их подарил человек Меммия, да?» — «Нет, я не знаю, о чем ты». — «Не лги!» — «Не лгу». — «А ну иди сюда. Это ты, да? Ты пошла к Меммию, ты предала меня. Шлюхой подрабатывала? Ты была шлюхой кого-то из людей Меммия, шлюхой всего Целия». — «Это неправда. Он любит меня, а я люблю его». — «Как можно быть такой дурой! Он использовал тебя, чтобы достать меня!» — «Ты ничего не знаешь, он любит меня!» — «И ради любви этой мрази ты предала родного отца?» — «Да, я предала тебя, предала с удовольствием!» Дальше вопли, крики: «Это ты убил мою мать, сделал меня шлюхой и еще спрашиваешь почему? Мы все тебя ненавидим! И я хочу, чтобы ты сдох! Давай, убей меня, как убил мать!» — «Я ее не убивал». — «Лжец!» — «Я не убивал ее». — «Она не любила тебя, вот ты ее и убил!» — «Рот закрой!» — «Она никогда тебя не любила!» — «Рот закрой!» — «Она никогда тебя не любила»…

К. Жуков: Чуть не придушил тупую дочуру.

Д. Пучков: Только Пулло ее спас. Вот это я понимаю — измена в семье! У Меммия с оперативной работой все хорошо.

К. Жуков: Ворен ведь подумал, что это его друган Маский подстроил.

Д. Пучков: Маский по краю прошел.