Кара Хантер
Выхода нет
Cara Hunter
NO WAY OUT
© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2019
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019
* * *
Посвящается Саре Потому что каждому нужна волшебная страна
4 января 2018 года, 00.55
Запись с камеры-регистратора на шлеме-каске пожарного Флетчера, Оксфордширская пожарно-спасательная служба[1].
Происшествие в Феликс-хаус 23, Саути-роуд, Оксфорд. Запись начинается с момента прибытия двух пожарных машин на пригородную улицу. Дома на улице большие. Темно. Сирены, проблесковые огни.
ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ ШТАБА ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ:
Происшествие может быть связано с пострадавшими людьми. В звонке на номер 999
[2] сообщалось, что в здании могут находиться четыре человека – двое взрослых и двое детей.
Руководитель тушения пожара:
– Принято. Развертываемся на месте. Первый этаж хорошо освещен.
Камера поворачивается вправо, в направлении дома, из верхних правых окон которого валит дым, а на нижних этажах видны языки пламени. На улице стоят полдюжины прохожих и соседей. Слышны крики и звуки сирен. Подъезжают полицейские машины. Пожарные снимают с машин лестницы, разворачивают рукава, надевают дыхательные аппараты.
Руководитель тушения пожара – боевым расчетам:
– Никто из соседей семьи не видел. Нужно, чтобы двое в СИЗОД
[3] поднялись на второй этаж и осмотрели его.
– Приказ получен. Расчет Альфа-один готовится войти в здание.
Теперь огонь ясно виден сквозь стеклянные панели входной двери. Расчет Альфа-1 с дыхательным оборудованием, ведомый пожарным Флетчером, идет по подъездной дороге к дому. С левой стороны раздвигают лестницу. Флетчер поднимается по ней с рукавом в руках. Приглушенные звуки голосов и радиопомех. Звуки тяжелого дыхания в дыхательном аппарате. Камера движется по подоконнику и переходит на комнату. Помещение полно плотным дымом. Фонарь на шлеме-каске движется справа налево, освещая полки на стене, комод, стул. Открытого пламени не видно, но ковер дымится. Камера возвращается к окну и захватывает пожарного Эванса, который взбирается по лестнице.
Офицер газодымозащиты
[4]:
– Расчет Альфа-один, есть следы пострадавших?
Флетчер, тяжело дыша:
– Ответ отрицательный.
Он движется по направлению к двери и выходит в коридор. Камера дергается из стороны в сторону, в луче фонаря появляются еще три двери и лестница, ведущая на верхний этаж.
Нижняя часть лестницы освещена вспышками пламени на первом этаже; на ступенях клубится дым, поднимающийся до самого потолка. Новые помехи в радиосвязи, звуки воды, льющейся из брандспойтов. Пожарные, находящиеся снаружи, пытаются сбить пламя. Флетчер переходит к соседней, наполовину открытой, двери. Сквозь дым видны одинокая постель и стены, завешанные постерами, посвященными футболу. Простыни отброшены, но жильца не видно. Пожарный обыскивает комнату, заглядывает под кровать.
Офицер газодымозащиты:
– Расчет Альфа-один, для вашей информации: соседи говорят, что в доме находятся мальчик десяти-одиннадцати лет и ребенок ясельного возраста.
Флетчер опять выходит в коридор и идет к следующей двери. Она открыта. Здесь дым еще гуще. Пламя хорошо видно – им охвачены ковер, занавески и детская кроватка. Флетчер бросается к ней. В ней он видит младенца; тот не шевелится. Пожарный быстро возвращается в первую комнату и передает младенца с рук на руки пожарному Эвансу, стоящему на лестнице. В помещение врывается поток воздуха. Загораются части ковра.
Флетчер:
– Альфа-один – ОГДЗ. Найден один пострадавший. Эвакуирован по приставной лестнице. Ребенок. Реакции отсутствуют.
Офицер газодымозащиты:
– Принято, Альфа-один. Парамедики
[5] уже на месте.
Флетчер возвращается в коридор в сопровождении пожарного Уайтса. Подходит к лестнице. Пожарные Эванс и Джонс, также проникшие в здание в поисках пострадавших, подходят к ней с другой стороны.
– Нашли кого-нибудь?
Эванс делает отрицательный жест рукой. В руках у Джонса тепловизор. Он оборачивается и начинает лихорадочно указывать вниз по лестнице.
Джонс:
– Там внизу кто-то есть. У подножия лестницы.
Флетчер:
– Альфа-один – ОГДЗ. Пострадавший обнаружен у основания лестницы. Возможно, еще один ребенок. Спускаемся.
Альфа-1 спускается вниз. Пол в холле горит, пламя быстро распространяется во всех направлениях. Пожарные поднимают пострадавшего и возвращаются на второй этаж, где передают тело расчету Альфа-2, который несет его к наружной лестнице. Неожиданно раздаются звуки взрывов и ломающихся перекрытий – огонь прорывается на верхние этажи. Крики и сигналы тревоги в эфире. Теперь пламя видно на пороге спальни.
Уэйтс:
– Твою мать!.. Обратная тяга! Обратная тяга!
[6]
Руководитель тушения пожара:
– Всем покинуть помещение. Повторяю – всем покинуть помещение!
Флетчер (задыхаясь):
– Там могли остаться люди. Я возвращаюсь…
Руководитель тушения пожара:
– Запрещаю, повторяю – запрещаю. Серьезная опасность для жизни. Убирайтесь оттуда к такой-то матери! Повторяю – убирайтесь немедленно! Альфа-один, как поняли?
Звуки новых взрывов. Радио замолкает.
* * *
Я, черт побери, ненавижу Рождество. Наверное, когда-то, будучи еще ребенком, я его любил, но вот не помню этого. А как только стал достаточно взрослым, то предпочитал в это время уходить из дома. Мне некуда было идти, но даже хождение кругами по соседним улицам казалось мне лучшей долей, чем сидеть в гостиной и таращиться друг на друга или подвергать себя утонченной пытке очередным рождественским выпуском «Дуракам ве- зет»
[7]. И чем старше я становился, тем больше ненавидел Рождество. Все эти распродажи праздничного барахла со скидками, которые начинались в октябре и продолжались бог знает сколько времени после Нового года… Люди говорили, что все изменится, когда у тебя появятся дети. Что Рождество с собственным ребенком – это волшебное время. И это действительно так и было. То есть пока у нас был Джейк
[8]. Помню, как он делал фантастические елочные украшения – оленей, снеговиков и белых медведей, – тщательно вырезая из бумаги их замысловатые силуэты. И у нас были и остролист
[9], и апельсины в вязаных чулках, и крохотные белые огоньки, развешанные по саду. Однажды на улице шел сильный снег, и Джейк сидел около окна своей спальни, полностью околдованный видом громадных снежинок, медленно кружащихся в воздухе – слишком невесомых, чтобы опуститься на землю. Так что – да, это было волшебное время. Но что происходит после того, как вы теряете ребенка, который делал это время волшебным, – что тогда? Об этом вам никто никогда не расскажет. Люди просто не знают, что делать с Рождеством, которое наступает ПОСЛЕ ЭТОГО. Или со следующим, и со следующим…
Но, конечно, всегда существует работа. По крайней мере, в моем случае.
Хотя для офицера полиции Рождество – дерьмовое время. Время, когда случаются практически все преступления, которые могут прийти в голову. Кражи, домашнее насилие, беспорядки в общественных местах… И при этом ничего выдающегося, а вот бумажная волокита остается все той же. Люди слишком много пьют, не знают, что делать со свободным временем, и через двадцать четыре часа близкого общения с теми, кого они, по их мнению, любят, вдруг выясняется, что все как раз наоборот. Кроме того, в это время все хотят получить краткосрочный отпуск, поэтому у нас вечно не хватает людей. Это я таким сложным способом пытаюсь объяснить причину, по которой стою в жутко холодной кухне в 5.35 утра уже на излете этих дурацких праздников, таращусь в темноту и слушаю новости по «Радио 4», дожидаясь, пока закипит чайник. Раковина полна грязных тарелок, потому что мне недосуг освободить посудомоечную машину, мусорные баки переполнены, потому что я не успел поменять их в день сбора мусора, так что остатки еды разбросаны вдоль дорожки – не исключено, что это сделала соседняя кошка, но скорее лисица, которую я пару раз с утра пораньше замечал в нашем саду. А если вам интересно, что я делаю на кухне в это безотрадное время, – что ж, сейчас вы все узнаете.
По радио начинают передавать «Молитву дня
[10]», и я его выключаю. В Бога я не верю. И, уж конечно, не в такое раннее утро. Беру мобильный и, поколебавшись несколько мгновений, набираю номер. Да, я знаю, что время дурацкое, но не думаю, что разбужу ее. Она отключает на ночь телефон. Как и все нормальные люди.
Слышу ожидаемые четыре гудка, щелчок и не совсем человеческий женский голос, который сообщает мне, что абонент, которому я звоню, находится вне зоны доступа. Потом раздается сигнал.
– Алекс, это я. Ничего не случилось. Просто хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. А ты знаешь, это помогает. Я имею в виду, когда у тебя появляется время на размышления. Как ты и говорила.
Почему, когда мы говорим с автоответчиками, даже те, кого считают умными людьми, начинают блеять, как овцы? На рабочей поверхности стола видно липкое коричневое пятно, которого вчера еще, по-моему, не было. Я начинаю отскребать его ногтем большого пальца.
– Передавай привет сестре. – И после паузы: – Ну, вроде всё. Послушай, позвони мне, ладно? – Я прислушиваюсь к тишине. Знаю, что это невозможно, но надеюсь, что она тоже меня слушает. И что вот-вот снимет трубку. – Я по тебе соскучился.
«Я тебя люблю».
Я должен был сказать именно это, но не сказал. Стараюсь не вспоминать, сколько прошло времени с нашего последнего разговора? Неделя? Больше. Кажется, мы говорили сразу после Дня подарков
[11]. Я все надеялся, что в новом году все изменится. Что мы сможем оставить всё позади – как будто обязательная смена в нумерации дней может хоть как-то повлиять на то, как она себя ощущает. Как я себя ощущаю.
Чайник наконец закипает, и я начинаю шарить в шкафу в поисках кофе. Осталась только банка дешевого растворимого, который Алекс держит для рабочих и водопроводчиков. А весь этот выпендрежный, в зернах, уже давно закончился. Хотя, с другой стороны, дешевый растворимый – это по-своему круто.
Не успеваю я налить воду в кружку, как звонит телефон.
– Алекс?
– Нет, босс. Это я, Гислингхэм.
Чувствую, что краснею. Неужели он услышал в моем голосе то отчаяние, которое услышал я сам?
– В чем дело, Гис?
– Простите, что так рано, босс. Я на Саути-роуд. Ночью здесь был пожар. Они всё еще пытаются взять пламя под контроль.
– Пострадавшие?
Ответ я знаю еще до того, как задаю вопрос. Иначе Гис не звонил бы мне в 5.45 утра.
Слышу, как он втягивает воздух.
– Пока всего один, босс. Маленький малыш. Есть еще мальчик постарше, но они смогли вовремя добраться до него. Он жив – правда, еле-еле. Его отвезли в Джон Рэд.
– А родителей не нашли?
– Пока нет.
– Твою мать!..
– Знаю. Мы пытаемся скрыть это от прессы, но тут лишь вопрос времени… Жаль вытаскивать вас из постели и все такое, но, мне кажется, вам следует приехать.
– Я все равно не спал. Сейчас подъеду.
* * *
На Саути-роуд Гислингхэм убирает телефон в карман. Он не был уверен до последнего, звонить или не звонить. Фаули в последние дни совсем не в форме, хотя Гис никогда не произнесет этого вслух, и даже сама мысль об этом заставляет его почувствовать себя виноватым. И дело не во вспыльчивости шефа, хотя и в этом тоже. Он какой-то отстраненный. Озабоченный. Не пришел на рождественскую вечеринку… но это не обязательно о чем-то говорит. А с другой стороны, по участку циркулируют упорные слухи о том, что от него ушла жена, и, судя по тому, как отглажены его сорочки, это вполне возможно. У самого Гислингхэма сорочки тоже отглажены не ахти, но это все потому, что он гладит их сам. И так и не научился справляться с воротничками…
Гислингхэм поворачивается и возвращается по грязной подъездной дороге к дому. Пламя уже сбито, но пожарные в СИЗОД продолжают направлять струи воды в окна, отчего в темное небо вырываются громадные клубы дыма. Воздух полон сажи и запаха горящего пластика.
К нему, хрустя сапогами по гальке, подходит руководитель тушения пожара.
– Не для протокола – это почти точно поджог. Но понадобится какое-то время, прежде чем следственная группа сможет войти внутрь. Похоже, что полыхнуло в гостиной, но потолок там весь обвалился, так что на меня прошу не ссылаться.
– То есть там могут быть еще трупы?
– Возможно. Но в том месте рухнули три этажа обломков. Одному богу известно, сколько времени потребуется, чтобы разобрать их. – Пожарный снимает шлем и вытирает лоб тыльной стороной руки. – О мальчике ничего не слыхать?
– Пока ничего. Один из моих коллег поехал с ним на «Скорой». Скажу, если будут новости.
Пожарный морщится. Слишком давно он тушит пожары и все понимает. Делает глоток воды.
– А Куинн что, празднует?
– Это мое дело. – Гислингхэм качает головой. – Я исполняю обязанности детектива-сержанта.
– Я уже слыхал, что Куинн влип в какое-то дерьмо. – Пожарный приподнимает одну бровь. – Хотя не предполагал, что все так серьезно…
– А вот это не мое дело. – Гислингхэм пожимает плечами.
Несколько мгновений пожарный смотрит на него поблескивающими ярко-синими глазами.
– Надо время, чтобы привыкнуть к этому, правда? – говорит он наконец. – Я про «быть за старшего». – Отбрасывает бутылку в сторону и идет к пожарной машине, похлопав на ходу Гислингхэма по руке. – Не тушуйся, приятель. В жизни надо уметь использовать свой шанс. За тебя это никто не сделает.
В общих чертах это то же самое, что сказала Гислингхэму его жена. Это – и то, что Гарет Куинн сам влип в эту историю, а им лишние деньги не помешают, особенно теперь, когда Билли так быстро растет, и вообще, разве они должны что-то Куинну? Гису хватило ума отнестись к этому вопросу как к чисто риторическому.
Детектив осматривается кругом и направляется в сторону постового, стоящего за полицейской лентой. На улице собрались зеваки, но, принимая во внимание раннее время и холод, их не так много. Хотя Гислингхэм замечает среди них журналиста из «Оксфорд мейл», который вот уже десять минут тщетно пытается привлечь к себе его внимание.
– Вы уже начали подомовой обход? – обращается Гислингхэм к констеблю.
– Только что, сержант. Пока смогли найти троих. Немного, но…
– Да, я знаю. Все разъехались на праздники.
Подъезжает машина, и из нее кто-то вылезает. Вылезает резко, с важным видом, демонстрируя свое удостоверение. И не только удостоверение – Гислингхэм глубоко вздыхает, – машину тоже.
* * *
Сайт газеты «Оксфорд мейл»
Четверг, 4 января 2018 г. Последнее обновление в 08:18
Несчастный случай с летальным исходом при пожаре в доме в Оксфорде
Мальчик трех лет погиб в пламени, охватившем ранним утром дом на семь спален в эдвардианском стиле на Саути-роуд. Причина пожара до сих пор не выяснена, но оксфордширская пожарно-спасательная служба работает в тесном контакте с группой полицейских экспертов, для того чтобы ее обнаружить. Вторая жертва, в которой соседи опознали старшего брата малыша, была доставлена в больницу Джона Рэдклиффа. Сообщается, что он пострадал от вдыхания продуктов горения.
Вызов в экстренные службы поступил в 0:40 утра, после того как сосед увидел языки пламени в окне первого этажа. Патрик Мортон, управляющий пожарным участком на Рили-роуд, сообщил, что к моменту прибытия пожарных пламя успело распространиться по всему дому и им потребовалось больше четырех часов, чтобы взять его под контроль. По его словам, сейчас еще слишком рано говорить о том, что свою лепту в пожар внесли легко воспламеняющиеся рождественские украшения. Однако он добавил, что: «Сейчас как раз удобный случай напомнить всем о необходимости соблюдать меры предосторожности при использовании свечей и украшений, сделанных из таких легко воспламеняющихся материалов, как мишура, и хотя бы раз в неделю проверять систему оповещения о возгорании». Управление полиции долины Темзы1 отказалось отвечать на вопрос, находились ли дети одни в доме.
15-летний подросток арестован после резни в Блэкберд-Лэйс
Полиция допрашивает тинейджера после того, как шестнадцатилетний Дэмиен Перри получил смертельное ножевое ранение в канун Нового года…/ читать дальше
Транспортный коллапс ожидается из-за сильных снегопадов на следующей неделе
Бюро погоды объявило желтый уровень погодной опасности из-за ледяных ветров, которые придут к нам на следующей неделе из Сибири… /читать дальше
Городской совет объявляет о новых мерах по борьбе с загрязнением воздуха в Оксфорде.
Городской совет Оксфорда собирается ввести новаторскую схему уменьшения выбросов дизельных двигателей в жилых районах…/читать дальше
«Оксфорд юнайтед» обыграли «МК Донз» со счетом 3:1
Томас, ван Кассель и Обика отметились голами в домашней игре… /читать дальше
65 комментариев
Janeelliottcornwallis
Я что-то пропустила, или никого из родителей не было дома? Они что, оставили детей одних – в таком-то возрасте? У меня слов нет, если это так.
111chris_the_bliss
Возможно, пьют где-то. Есть такие типы – на уме только выпивка, танцы и я сам, любимый…
ernest_payne_gardener22
Я проходил мимо дома с час назад. Одна сторона полностью обрушилась. Там вполне могут быть еще трупы. Вы что, не можете подождать, пока полиция закончит свою работу?
Josephyosef88188
Хотелось бы, чтобы побольше людей обратило внимание на опасность рождественских украшений. Я 30 лет проработал пожарным и повидал действительно кошмарные вещи.
* * *
Только включив левый поворотник на Банбери-роуд, я вспомнил, где точно находится Саути-роуд. В трех поворотах на север от Фрэмптон-роуд. А Фрэмптон-роуд – это Уильям Харпер и та, кого мы обнаружили запертой в его подвале
[12]. В газетах его называли Оксфордским Фритцлем
[13] – по крайней мере, в самом начале. Произошло все это восемь месяцев назад, но в суде я был еще в декабре, а его дело все еще лежит у меня на столе, ожидая, когда я спишу его в архив. Мы все будем его долго помнить. И в первую очередь Гарет Куинн. Который тогда был детективом-сержантом, а сейчас стал детективом-констеблем. Кстати, это его новую черную «Ауди» я вижу, как только въезжаю на улицу и выключаю двигатель. Хотя он всегда был щеголеватым мерзавцем во всем, что касается транспорта на колесах. Я, например, ни за что не смогу сказать вам, на какой машине ездит Гислингхэм, хоть и видел ее тысячу раз.
Что же касается места происшествия, то пламя уже полностью под контролем, хотя вокруг все еще царит полный хаос. Две пожарные машины и три полицейские. Вечные любопытствующие, всюду сующие свой нос. Люди, снимающие все на свои смартфоны. Слава богу, что труповозка припаркована достаточно далеко.
Куинн и Гислингхэм стоят возле дома и поворачиваются ко мне, когда я подхожу. Куинн притоптывает ногами, чтобы согреться, но если не обращать на это внимания, то все в его движениях говорит о том, что жизнь пошла наперекосяк. И это еще мягко сказано. Ведь в сержантах он чувствовал себя как рыба в воде – минимум сомнений, максимум шумихи, – а вот возвращение в констебли дается ему очень непросто. Ну что ж, как говорится, в этой жизни неважно, как ты взлетаешь, – важно, как ты падаешь. Естественно, Куинн пытается делать хорошую мину при плохой игре, но это единственное, что остается для него в такой ситуации. Я вижу, что ему так и хочется влезть в это дело, но Гислингхэм заслужил свой шанс доказать, на что он способен. И я поворачиваюсь к нему – может быть, излишне нарочито:
– Что нового, сержант?
Гислингхэм немного напрягается и достает свою записную книжку, хотя я не могу поверить в то, что она ему нужна. Руки у него чуть заметно дрожат. Мне кажется, что Куинн тоже заметил это.
– Дом принадлежит семье Эсмонд, сэр. Майкл Эсмонд, сорок лет, ученый. Жену зовут Саманта, ей тридцать три, и у них двое детей. Мэтти – десять, Захарии – три.
– И как он – я о старшем мальчике?
– На волосок от смерти. Очень плох.
– А родители так и не появились?
– Хозяйская спальня вон там. – Гислингхэм морщится, указывая на левое крыло дома. – Она не сильно пострадала, но в ней никого не видно. Пожарные говорят, что в кровати никто не спал. Я «погуглил» эту семью и вот что получил…
Он передает мне свой телефон. На экране – страничка с сайта Королевского колледжа Лондона с сообщением о конференции по социальной антропологии, которая проходит в нем именно сейчас. Майкл Эсмонд указан как один из спикеров с докладом: «Смерть от огня и воды: ритуалы жертвоприношений, практикуемые культом вуду в Латинской Америке». Кто-то ведь сказал как-то: «Случай – это псевдоним Бога, когда Он не хочет подписываться своим собственным именем»
[14]. Что ж, если это так, то должен сказать, что вкус Ему иногда сильно изменяет…
Возвращаю Гислингхэму его телефон.
– Позвони им и убедись, что он там действительно появился. В худшем случае это означает, что у нас будет на один труп меньше.
– То есть применим тактику страуса, да? – подает голос Куинн.
Я бросаю на него взгляд, от которого ухмылка исчезает с его физиономии, и опять поворачиваюсь к Гислингхэму.
– И что ты собираешься делать?
– Разыщу Майкла и Саманту Эсмонд и выясню, где они находились в момент пожара, – отвечает сержант, моргнув несколько раз. – Продолжу начатый подомовой обход, на случай если соседи что-то заметили. Переговорю с Бодди по поводу вскрытия. Разыщу и проинформирую родственников. Свяжусь с экспертами из пожарной охраны. – Он указывает на подъездную дорогу. – И, естественно, постараюсь найти ма- шину.
– Какую машину? – Куинн поворачивается к нему.
– На гальке множество следов от протектора. – Гислингхэм удивленно поднимает брови. – Это же ясно, как божий день. У Эсмондов точно была машина. И где она? Ни один человек в здравом уме не поедет сейчас в Лондон своим ходом; значит, как мне кажется, найдя машину, мы найдем жену.
Можно не сомневаться, кто только что заработал дополнительные очки.
– Отлично, сержант. – Я киваю. – Держите меня в курсе.
И поворачиваюсь к Куинну, который подошел на ярд ближе к дому, посчитав, видимо, что если не можешь победить, то лучше отойти в сторону.
Дом вовсе не в моем вкусе, хотя для тех, кому такие нравятся, он мог бы стать желанным приобретением. Раньше. Сейчас же по его фасаду текут потоки грязной воды, а в окнах первого этажа отсутствуют все стекла. Дом с двумя входами отодвинут вглубь участка; от его правой части мало что осталось. Фронтон все еще держится – правда, на честном слове, – а за ним нет ничего, кроме потемневших стен, груд кирпича, обломков дерева и осколков стекла. Стены оставшейся части здания, которое до пожара было, скорее всего, белым, покрыты штукатуркой с каменной крошкой и избыточно декорированы деревянными украшениями в стиле Тюдоров. Сейчас все это обуглилось и покрыто слоем сажи. Над одним из окон можно с трудом рассмотреть цифры «1909». А на одном из оставшихся в раме осколков стекла приклеен стикер футбольного клуба «Арсенал».
– И какие мысли? – задаю я вопрос Куинну.
– Да обычные, босс. – Он слегка вздрагивает от неожиданности. – Как эти ученые могут позволить себе такие большие дома в этом районе? Как думаете: на сколько он потянет? Миллионов пять?
По мне – так больше. В этом районе дома делятся на большие, маленькие, большие маленькие и маленькие большие. Об этом можно сказать, что он большой. Большой большой.
– Это могут быть деньги семьи, – говорю я, – хотя проверить стоит.
– Почему бы тебе не заняться этим, Куинн? – говорит Гислингхэм.
– О’кей. – Тот пожимает плечами.
Уже уходя, я слышу, как Гислингхэм негромко произносит: «Вот и хорошо, сержант».
* * *
В 7:05 утра детектив-констебль Эрика Сомер стоит перед открытым шкафом и пытается выбрать, что ей надеть. В криминальном отделе она работает всего три месяца, и выбор правильной одежды становится для нее с каждым днем все более мучительным. Она никогда не любила форму, но в ней есть определенные преимущества. Одно из самых очевидных – единообразие. Но сейчас Эрика выбирает «обычную одежду», и здесь главное, чтобы эта одежда не оказалась действительно обычной. В сотый раз, глядя на вешалки, Эрика задается вопросом, как можно быть одетой строго и в то же время не старомодно? Профессионально, но доступно? Это какой-то кошмар… Она тяжело вздыхает. И в этом, как и во многом другом, мужчинам повезло. Костюм из «Маркс и Спенсер»
[15] и три галстука на выбор – Бакстер живое тому свидетельство. Верити Эверетт нашла свой собственный стиль – белый верх и черный низ, – которому редко изменяет. Темно-синяя юбка в первый день, черная во второй, серая в третий и опять темно-синяя. Обувь без каблуков и кардиган зимой. Но в таком случае легче надевать форму и не морочиться. А прическа? «Конский хвост» – не слишком фривольно? А пучок не слишком напоминает школу, мэм?
Эрика только что достала из шкафа черный брючный костюм (третий раз за последние пять дней – если не поостеречься, то он превратится в униформу), когда зазвонил ее мобильный. Гислингхэм. Он хороший. Не такой наглый, как Куинн, и не такой умный, как Фаули, но умеющий добиваться своего. Методичный. Старательный. И порядочный. Прежде всего порядочный. Ей действительно хочется, чтобы Гислингхэм первым стал сержантом – он это заслужил.
– Чем я могу помочь, сержант?
– Я на Саути-роуд. – Должно быть, на улице сильный ветер, голос едва слышно сквозь его порывы. – Здесь был пожар. Один погибший и один мальчик в палате интенсивной терапии в больнице Джона Рэда.
– Поджог? – Эрика садится на кровать.
– Точно неизвестно, но очень похоже.
– Я могу чем-то помочь?
– С этим Рождеством у нас действительно не хватает людей. Бакстер занят подомовым обходом, но, помимо него, у нас всего трое патрульных.
Сомер знает, что такое подомовой обход и какая это гадость. Особенно в такую погоду. Она лишь молча молит Бога, чтобы Гислингхэм не попросил ее заняться именно этим. И, наверное, он что-то уловил в ее молчании, потому что быстро добавляет:
– Но я звоню не поэтому. Сейчас я застрял на месте происшествия, а Эверетт появится только во второй половине дня. Ты не возьмешь на себя вскрытие?
«А почему не Куинн?» – задает себе вопрос Эрика. Но ничего не говорит. У нее свои дела с Куинном – опрометчивая, но, к счастью, короткая связь, о которой, как она подозревает, знают слишком многие. И Фаули – уж точно.
– Конечно. Нет проблем.
– А ты раньше сталкивалась с обгоревшими?
– Да нет, не приходилось, – отвечает Сомер, немного поколебавшись. Если по-честному, то она была всего на одном вскрытии. Противная, но достаточно нудная процедура.
– Всегда что-то происходит впервые, – говорит Гислингхэм. – Все будет в порядке. – Он делает паузу, потом заканчивает: – Захвати с собой мятные таблетки.
* * *
Запись беседы с Беверли Дрейпер по адресу:
Саути-роуд, 21, Оксфорд, 08:45
Беседу провел детектив-констебль А. Бакстер.
А.Б.: Как я понимаю, это вы позвонили в «три девятки», миссис Дрейпер?
Б.Д.: Да, я. Меня разбудил сын – у него был ночной кошмар. Окна его спальни смотрят как раз в ту сторону. Я услышала шум – вроде как звон бьющегося стекла. Подумала, вдруг это грабитель, и отдернула штору. И сразу же увидела пламя. Помню, еще подумала, что горит, должно быть, уже давно, так огонь разбушевался. Но там очень много деревьев – дом совсем не виден с дороги. Так что пожар никто не заметил.
А.Б.: И в ноль ноль сорок семь вы позвонили в экстренные службы?
Б.Д.: Именно так.
А.Б.: Вы никого не заметили возле дома? Может быть, кто-то убегал?
Б.Д.: Нет. Как уже сказала, я спала, пока меня не разбудил Дилан. А вы не знаете, как они? Я имею в виду семью.
А.Б.: В настоящий момент я не имею права разглашать какую бы то ни было информацию.
Б.Д.: Я видела, как Мэтти увезла «Скорая», но в Интернете пишут, что Майкл и Саманта исчезли. Этого же не может быть? То есть я хочу сказать…
А.Б.: Как я уже сказал, в свое время будет сделано официальное сообщение. Расскажите, что вы знаете об этой семье. В Рождество и Новый год они были здесь, не так ли? Не уехали к родственникам? Не катались на лыжах?
Б.Д.: Мне кажется, они не катаются на лыжах. Да, они все время были дома. В школе накануне сочельника устраивали рождественские песнопения, и все мы там были.
А.Б.: И что, к ним никто не приезжал? Вы не знаете, кто еще мог быть в доме вчера вечером?
Б.Д.: Ну, я не уверена…
А.Б.: Нам необходима ясность, кто еще мог там быть. Члены семьи? Друзья? Подумайте.
Б.Д. (после паузы): Честно говоря, насколько я понимаю, они были людьми не слишком компанейскими. Когда мы сюда переехали, то пригласили их, как это обычно делается, а Саманта тогда сказала, что предложит мне на выбор несколько дней, когда они свободны, но дальше этого дело так и не пошло. Летом прошлого года у нас была вечеринка в саду, и они пришли, но мне кажется, что это была только дань вежливости. Они тогда быстро ушли.
А.Б.: А как насчет их родственников?
Б.Д.: Отец Майкла умер – это я знаю точно. Мне кажется, что его мать в одном из домов для престарелых. По-моему, где-то недалеко от Вантеджа. Никогда не слышала, чтобы Саманта упоминала о своей семье.
А.Б.: Как мы понимаем, в семье была машина, но возле дома ее не оказалось.
Б.Д.: Машина у них точно была. «Вольво» – универсал. Довольно старая. Белая. Не знаю, почему ее нет на подъездной дороге, – обычно она стоит именно там.
А.Б.: А вы не знаете, куда могла бы поехать Саманта?
Б.Д.: Так, значит, она действительно пропала…
А.Б.: Я уже говорил вам, что мы официально не комментируем…
Б.Д.: Не волнуйтесь. Я все поняла. Но – нет, ни малейшего представления.
А.Б.: И вы не можете назвать никого, с кем нам надо было бы связаться?
Б.Д.: Простите, но у нас были не те отношения.
* * *
В морге даже холоднее, чем на улице. Под халатом на Сомер надето два свитера – дополнительный посоветовала Эверетт («Когда у тебя застучат от холода зубы – а так и будет, – ты уже не остановишься»). Тело лежит на металлическом поддоне. Крохотный мальчуган. Захария. Хотя Эрика сразу же поняла, что знание его имени лишь ухудшает ситуацию. На коже все еще видны остатки голубого одеяла, но под ними тело жутко обезображено. Мертвенно-бледная поверхность тела разукрашена пятнами желтого и пузырями красного цвета; висят полоски комковатой, покрытой копотью сгоревшей кожи. Голова ребенка повернута в сторону, мягкие детские локоны сгорели, губы сморщились и стали словно восковыми. Эрика глубоко вздыхает, и этот вздох слишком напоминает всхлип. Один из ассистентов поднимает на нее глаза:
– Знаю. А когда это ребенок, то вдвойне дерьмово.
Сомер кивает, не решаясь заговорить. Прямо сейчас она может думать лишь о запахе. Все эти сверхреалистичные постановки вскрытия Эрика уже видела по телевизору; единственное, к чему она не была готова, так это к вони. Даже сквозь маску тело воняет, как сгоревший боров. Про себя она благодарит Гислингхэма за то, что посоветовал захватить с собой мятные таблетки, и, сглотнув, пытается взять себя в руки.
– Перво-наперво, – рассказывает Бодди, – нам будет необходимо установить, был ли погибший жив в момент начала пожара. Никаких внешних повреждений я не вижу, поэтому придется исследовать трахею и легкие на предмет вдыхания продуктов горения. – С этими словами он берет в руку скальпель и смотрит на Сомер. – Ну что, приступим?
* * *
Гислингхэм все еще находится на Саути-роуд. Низкое зимнее солнце освещает руины дома розоватым светом. Воздух морозный, но, несмотря на это, толпа зевак становится все больше. Сейчас их около двадцати человек – все в шарфах, перчатках и теплых пальто; их дыхание висит над ними клубами. Но они, скорее всего, долго не протянут – теперь смотреть уже практически не на что. Одна из пожарных машин уехала, а оставшиеся пожарные проливают последние остатки дома и грузят оборудование на машину. Однако внутри работа в самом разгаре. Здесь, помимо трех экспертов-криминалистов из команды Алана Чаллоу, присутствуют двое экспертов из пожарного управления – один из них вооружен видеокамерой, второй находится в выгоревшей комнате для завтраков вместе с Гислингхэмом и Чаллоу. Тяжелые деревянные стулья и стол еще продолжают дымиться; к потолку взлетают хлопья сажи. Сверху льется вода, и сквозь балки они могут видеть комнату над ними. Она оклеена обоями с Винни Пухом. Там же стоят остатки детской коляски. Гислингхэм старается не смотреть на них.
– Для верности нам придется провести кое-какие исследования, – говорит пожарный, – но, как я и говорил, готов поспорить, что все началось в гостиной. Этим же объясняется поздний звонок в «три девятки» – позади дома нет других строений, а, насколько мы можем судить, соседи, живущие в той стороне, разъехались.
– И вы полагаете, что это точно поджог?
– Судя по скорости распространения огня, – офицер кивает, – использовали какое-то горючее вещество, которому, вне всякого сомнения, помогла гребаная рождественская елка. Она вспыхнула, как салют на Четвертое июля
[16]. Наверное, к этому времени совершенно высохла – вместо нее вполне можно было положить растопку и вообще не морочиться. Оставалось только ждать, когда раздастся БАБАХ и все здесь взлетит к чертовой матери.
– И сколько это могло занять по времени? – спрашивает Гислингхэм, лихорадочно записывая за пожарным.
– От момента возгорания до того, как все полыхнуло? – Тот выпрямляется. – Минуты три… А может быть, и того меньше. – Пожарный показал на лестницу. – Судя по тому, как она обгорела, могу предположить, что на ней тоже была гирлянда. Из остролиста или чего-то подобного. И он тоже должен был успеть высохнуть, как прошлогодние листья, тут к гадалке не ходи, так что гирлянда превратилась в лучший запал, который только можно себе представить. Не повезло со временем – то есть я хочу сказать, что завтра это все разобрали бы, правда?
Гислингхэм непонимающе посмотрел на него.
– Ах, ну да, конечно. Богоявление…
[17] Черт, я совсем забыл.
Его собственный дом все еще похож на витрину универмага – Джанет хотела, чтобы первое Рождество Билли дома было особенным. Придется трудиться всю ночь.
* * *
Верити Эверетт кладет телефон и откидывается на спинку кресла. Она-то рассчитывала появиться в полупустом офисе с неубранными фантиками от рождественских шоколадок… Но только рассчитывала – с этой работой никогда ничего не знаешь заранее. И, честно сказать, после нескольких дней непрерывного общения с папочкой она почувствовала облегчение, вернувшись в офис. У нее не такая большая квартира, чтобы в ней хватило места для них двоих. Особенно когда он относится к квартире как к номеру в отеле, оставляя пустые кружки там, где сидит, и никогда не убирая кровать (кстати, ее собственную – ей пришлось временно перейти на матрас, что вполне предсказуемо сказалось и на ее спине, и на недовольной кошке). Но завтра папочка отправляется домой, а сегодня она вернулась на свое рабочее место.
Верити осмотрела комнату в надежде увидеть Гислингхэма, но тот, очевидно, все еще не вернулся с Саути-роуд. И хотя она ненавидит действовать через его голову, это ждать не может.
Через несколько мгновений Верити уже стучит в дверь кабинета Фаули.
Тот говорит по телефону, но жестом приглашает ее зайти. Она какое-то время стоит в дверях, старательно притворяясь, что не слушает, что он говорит, но, к счастью, разговор вполне рабочий. В любом случае это не его жена. Теперь Фаули, когда говорит с ней, запирает дверь. Верити бросает на начальника косой взгляд. На расстоянии он выглядит вполне нормально, но если ты знаешь его достаточно хорошо, то признаки все равно видны. А она его знает. И достаточно хорошо.
– Что у тебя, Эв? – спрашивает Фаули, кладя трубку.
– Да, сэр. Я пообщалась с организаторами конференции в колледже. Майкл Эсмонд зарегистрировался во вторник, во второй половине дня, и вечером того же дня присутствовал на обеде. Вчера утром он участвовал в каком-то панельном заседании.
– А после этого?
– Одна из организаторов сказала, что вчера поздно вечером видела его в пабе. Около половины одиннадцатого.
– Значит, он точно в Лондоне.
– Так точно, сэр. Но Эсмонд сам бронировал себе гостиницу, так что в оргкомитете не знают, где он остановился.
– А мобильный?
Эверетт поднимает листок бумаги.
– Мне дали номер, но он сразу же переключается на голосовую почту. Я оставила сообщение, чтобы он перезвонил нам.
– Когда у него назначено выступление? – Надо отдать шефу должное, он всегда идет прямо к цели.
– Завтра, во второй половине дня, сэр. В четыре часа дня.
– Ладно, держи меня в курсе. – Фаули медленно кивает. – И если Эсмонд позвонит, то я хочу знать об этом первым.
* * *
Вскрытие занимает пять часов, и в самом конце Бодди решает, что заслужил нечто большее, чем просто поздний ланч.
– Хотите присоединиться? – предлагает он Сомер, когда они снимают халаты. – Мы будем у Фрэнки – это как раз через улицу.
После того как патологоанатом уходит, один из его ассистентов поворачивается к Эрике и неловко улыбается:
– Возможно, вы предпочтете пренебречь этим приглашением… У Бодди есть традиция. После вскрытия трупов, сгоревших на пожаре, он угощает всех нас ребрышками-барбекю.
– Вы шутите? Даже если это труп ребенка?
– Знаю. Звучит грубовато, правда? Но это его способ снимать стресс.
* * *
Первая встреча следственной группы начинается в три. Сомер только что вернулась из морга. Она все еще немного бледна, и я вижу, как Эверетт задает ей немой вопрос, а Эрика отвечает ей гримасой. Куинн сидит на первом ряду, с планшетом в руках и ручкой за ухом (да, я знаю, что это глупо, но он всегда так сидит). Бакстер кнопками прикрепляет фотографии на доску. Феликс-хаус – каким он был до и каким стал после пожара. Причем первое фото явно позаимствовано из приложения «Гугл. Планета Земля». Фотографии с внутренними разрушениями: столовая, лестница, некоторые из спален – на нескольких из них крестиками отмечены места, где были обнаружены Мэтти и Захария. Фотографии Майкла и Саманты Эсмонд – наверное, с водительских удостоверений, догадываюсь я. Эсмонд выглядит напряженным, внимательным, с темными волосами и бледной кожей. Краски его жены гораздо мягче: бежево-коричневые волосы, розоватые щеки, светлые – возможно, светло-карие – глаза. За ними идут фото детей, вытащенные, судя по их состоянию, из дома. Мэтти в форме «Арсенала» с мечом, зажатым под рукой; большие очки слегка съехали набок. Малыш сидит на коленях у матери – озорная улыбка и копна непослушных темно-рыжих локонов, которые мать не может заставить себя срезать. Отдельно – фото живого рядом с фото мертвого. И уже не первый раз я задумываюсь, как жестоко огонь может изуродовать человеческое тело. Поверьте мне – привыкнуть к этому невозможно, даже если видел это столько раз, сколько видел я. А если привык, то пора менять профессию.
Подходит Гислингхэм.
– Может быть, вы сами хотите начать, сэр? – негромко спрашивает он.
Я мельком отмечаю про себя, что – по крайней мере, на публике – он больше не называет меня «босс». Только «сэр». Что ж, еще один Рубикон среди сотни маленьких Рубиконов, но от этого не менее важный.
– Нет, веди ты. А я вмешаюсь, если это будет необходимо, – говорю я и вешаю куртку на спинку стула.
И это тоже Рубикон. На этот раз побольше, потому что команда мгновенно это замечает.
– Есть, сэр. – Гислингхэм кивает, проходит к стене и становится лицом к аудитории. – Ну что ж, давайте начинать.
Все в комнате знают, что это первое серьезное дело Гиса после назначения его исполняющим обязанности детектива-сержанта. Пару лет назад, когда в точно такой же ситуации находился Куинн, все были настроены немного саркастически – никакой вражды не было, но в то же время никто не собирался сразу же бросаться ему на помощь. И все были настроены поиздеваться над ним, как только представится такая возможность (а с Куинном в то время это случалось сплошь и рядом). На этот раз настроение в комнате было другим. Сидящие любили Гислингхэма и хотели, чтобы у него все получилось. И они не позволят ему облажаться – если только это будет зависеть от них.
– О’кей, – Гислингхэм откашливается, – я быстренько обобщу все, что у нас есть по пожару на Саути-роуд, а потом передам слово Полу Ригби. Пол – начальник смены в пожарном депо Рили-роуд, и он назначен расследователем со стороны пожарных.
Он кивает на мужчину, стоящего возле двери. Высокий, лысеющий, чисто выбритый. Я точно уже где-то его видел.
– Итак, – Гислингхэм поворачивается к доске, – вот этот дом, Саути-роуд, двадцать три. В нем проживала семья Эсмонд – Майкл, его жена Саманта и их дети – трехлетний Захария и Мэтти, которому через четыре дня исполнится одиннадцать лет. – Гислингхэм останавливается и набирает побольше воздуха в легкие. – Для тех, кто еще не знает: Мэтти находится в детском реанимационном отделении. В клинике нас предупредили, что прогноз не очень хороший, но они сразу же свяжутся с нами в случае каких-то изменений.
Он вновь оборачивается к доске и стучит ручкой по фото родителей.
– Мы пока не можем обнаружить ни Майкла, ни Саманту. Предполагается, что Майкл сейчас на конференции в Лондоне…
– Не могу поверить, что он ничего не видел в новостях, – говорит один из детективов-констеблей. – Это показывают по всем чертовым каналам.
– Я тоже не могу поверить, – соглашается Гис, – но до тех пор, пока его не найдут, мы можем лишь строить предположения. То же самое касается и Са- манты.
Но констебль еще не закончил:
– И ты действительно думаешь, что они могли оставить детей в таком возрасте одних?
– Я бы не оставил. – Гислингхэм пожимает плечами. – Но сейчас мы не имеем ни малейшего представления о том, что вчера вечером произошло в этом доме. А произойти могло что-то, о чем мы даже и не подозреваем. И по этой причине мы должны разыскать их близких родственников. Как, кстати, с этим дела, Бакстер? – Гис слегка краснеет – впервые он публично демонстрирует свою власть. Но Бакстер принимает это как должное. Как и в большинстве слу- чаев.
– Пока ничего, сержант, – отвечает он. – Саманта была единственным ребенком в семье, так что ни братьев, ни сестер. Родители живут в Камбрии, но мы пока с ними не говорили. Мать Майкла – в доме для престарелых в Вантедже. Если верить директору дома, то у нее Альцгеймер. То есть нам надо будет обязательно посетить ее, но сомневаюсь, чтобы нам это что-то дало.
– Понятно, – говорит Гислингхэм и поворачивается к Сомер. – А как вскрытие малыша – Захарии?
– Только одно. – Эрика поднимает на него глаза. – Бодди удивило то малое количество сажи, которое он обнаружил у него в легких. Но, вероятно, ребенок в столь юном возрасте может задохнуться гораздо быстрее взрослого. Особенно если у него астма или даже такая мелочь, как простуда. На всякий случай Бодди сделает анализ крови.
В комнате наступает тишина. Половина из нас цепляется за тот факт, что все должно было произойти очень быстро; вторая половина знает, что такая боль не может измеряться секундами. И, как бы жестоко это ни звучало, я хочу, чтобы они думали об этом, потому что желаю видеть их злыми, непреклонными, полностью отдающими себя этому расследованию. Я хочу, чтобы вся их энергия была направлена на выяснение истины. На то, чтобы узнать, как могло случиться нечто настолько отвратительное.
– Ну ладно. – Гислингхэм оглядывает аудиторию. – Теперь я передаю слово Полу, а потом мы с вами распределим работу на ближайшие несколько дней.
Он делает шаг в сторону, а Пол Ригби встает со своего места и быстро проходит к доске. Вне всяких сомнений, он опытный докладчик. И быстро и лаконично рассказывает о том, что они уже знают, что предполагают и какие выводы могут сделать.
– И в заключение, – говорит Ригби, – как я уже говорил сержанту: мы исходим из той предпосылки, что в доме был совершен поджог.
Я вижу, как Куинн дергается при слове «сержант», но тут же притворяется, что его душит кашель. Однако Гислингхэм это тоже замечает.
– И никаких шансов, что это просто несчастный случай? – спрашивает Эверетт, хотя в ее вопросе больше отчаяния, чем надежды. – Выпавшая сигарета, рождественская свечка или что-то в этом роде?..
– Странные вещи иногда случаются, – Ригби кивает, – и, должен сказать, за свою жизнь я повидал их немало. Помню пару лет назад, всего в паре миль от этого дома, парнишка притащил в дом «коктейль Молотова». Он тогда сказал, что «любит фейерверки». Да вы, наверное, помните – об этом писали во всех га- зетах…
Конечно, мы помним. Это был Лео Мэйсон, брат Дейзи Мэйсон
[18].
– Мы работали над этим делом, – негромко произношу я.
– Понятно, – говорит Ригби. – Ну, тогда вы знаете, о чем я. Но здесь совсем другое дело. И это не несчастный случай или простое невезение. Характер разрушений и скорость распространения огня – я готов поспорить на свою ипотеку, что мы найдем под этими руинами какое-то горючее вещество. И в очень больших количествах.
Я встаю, прохожу вперед и поворачиваюсь ко всем лицом.
– Может быть, об этом не стоит говорить, но я все-таки скажу. Речь идет о двух преступлениях. Об одном из них мы знаем наверняка; наличие второго можем предполагать до тех пор, пока не исключим такую возможность. Первое преступление – это поджог. Нам необходимо выяснить, кто и почему поджег дом. Второе преступление – убийство. Знал ли поджигатель о том, что в доме находятся люди, и если знал, то что, черт побери, могло заставить его (или ее) спалить дом с двумя спящими в нем детьми?
Я поворачиваюсь к доске и беру в руки маркер.
ПОДЖОГ
УБИЙСТВО