Я сомневался.
— Может, мне лучше позвонить ему позднее?
— Зачем? Если завтра вы свободны в первой половине дня, то, пожалуйста, приезжайте к нам к часу на ленч.
На ленч? Этого я не ожидал.
— Ну, если вас не затруднит…
— Приезжайте. Леонард будет вас ждать.
Я положил трубку, озадаченный приглашением и не понимая, что означает «не может подойти к телефону». Деловая встреча — это одно, а ленч — другое. Я сомневался, что инициатива жены Уэйнрайту понравится. Но приглашение принято, теперь осталось чем-то заполнить остаток дня. Я решил снова позвонить в больницу. На сей раз там были более любезны и сообщили, что Софи пришла в сознание.
Глава 13
Травма головного мозга — не сломанная рука. Прогнозы делать сложно. В большинстве случаев чем дольше больной остаётся в коме, тем меньше шансов на выздоровление.
Софи повезло. Она отделалась лишь сильным сотрясением мозга. Кости черепа не повреждены, признаков гематомы или внутреннего кровотечения пока не обнаружили. Последнее особенно опасно, потому что в начальный период оно выявляется с трудом, но иногда больной через несколько дней погибает.
Софи очнулась вчера вечером через несколько часов после моего отъезда. Первое время её состояние было неустойчивым, но вскоре стабилизировалось. Меня пустили к ней по её настоятельной просьбе.
Софи пошевелилась в постели, видимо, обозначая этим приветствие. Волосы у неё были убраны назад и подвязаны лентой, чтобы ссадина на лице — огромная, от виска до челюсти, — была полностью открытой. Опухоль стала спадать, и теперь ссадина начнёт менять цвет.
— Спасибо, что пришли. Не знаю, с чего начать, с благодарности или извинений.
— Не надо ни того и ни другого.
— Как же? Это ведь я втянула вас в неприятности, и если бы не вы, то не знаю, жива ли я была бы сейчас.
Я улыбнулся.
— Всё в порядке, не думайте об этом.
Как хорошо, что она пришла в себя! Что теперь скажет Терри?
Кровать рядом с Софи была не занята, что позволяло нам свободно разговаривать. Мы послушали, как дождь барабанит по оконному стеклу, затем я нарушил молчание:
— Как самочувствие?
Она слабо улыбнулась.
— Примерно такое же, как и мой вид.
По-моему, она выглядела неплохо, если не считать ссадины. Восемь лет на ней почти не отразились. Софи принадлежала к типу женщин, которые всегда выглядят моложе своих лет.
— Больше всего меня беспокоит, что я ничего не помню, — тихо произнесла она.
При травмах головы кратковременная потеря памяти обычное дело, но для меня это было огорчительно.
— Вообще ничего?
— Да. — Софи рассеянно рассматривала идентификационный браслет на запястье. — Ужасно глупое ощущение. Мне просто нечего было рассказать полицейским. Я только вышла из-под душа, услышала внизу какой-то шум и… Вероятно, я просто поскользнулась и ударилась головой о пол.
А взломанная входная дверь? А вытащенные из шкафов ящики и разбросанные по дому вещи? Нет, она не поскользнулась.
— Через несколько дней память должна к вам вернуться.
— Не знаю, хочу ли я этого. — Она потрогала браслет. — Полицейские сказали, что… сексуального насилия не было. Но всё равно ужасно — ко мне в дом кто-то вломился, а я даже не могу вспомнить.
— Наверное, кто-нибудь из знакомых, кто держал на вас зло?
— Поверьте мне, таких нет. В полиции склонны полагать, что это грабитель, который думал, будто в доме никого нет. А потом увидел меня в душе и с перепугу ударил.
— Вы говорили об этом с Терри Коннорсом?
— Нет. А почему вы спросили?
— Сегодня утром он ко мне приезжал. Вначале выдвинул версию, что это был Джером Монк.
— Монк? Смешно.
— Потом сообщил мне, что я тоже под подозрением. У меня действительно нет никаких доказательств непричастности к преступлению. Я обнаружил вас лежащей на полу в ванной комнате. Кто знает, может, это моя работа. Тем более что вы ничего не помните.
— Боже, какой негодяй, — прошептала Софи, отводя взгляд. — Надо же придумать такое.
— Вам плохо? — спросил я, заметив, как она вдруг побледнела.
— Немного кружится голова. Я понимаю, что должна вам кое-что объяснить, но сейчас не могу. Когда почувствую себя лучше и доберусь домой…
— Конечно. Не беспокойтесь.
— Спасибо. — Она слабо улыбнулась и потянулась к таблеткам на прикроватном столике.
— Позвать сестру?
— Нет. Но меня ещё немного тошнит. Сказали, скоро пройдёт. — Софи откинула голову на подушку и закрыла глаза. — Извините, мне нужно поспать…
Упаковка таблеток выпала из её руки. Я осторожно встал, стараясь не скрипнуть стулом, положил её на место и направился к двери.
— Дэвид… — Я обернулся. Софи смотрела на меня. — Вы ещё придёте?
— Обязательно.
Она кивнула и закрыла глаза.
— Я не собиралась…
— Что?
Но Софи уже спала. Я понаблюдал, как мерно поднимается и опускается её грудь, и тихо вышел из палаты.
Оставалось надеяться, что скоро всё прояснится.
* * *
Утром кое-что прояснилось. К сожалению, не всё, но хотя бы небо. Оно стало голубым. В нем ярко засияло солнце. Вчерашний вечер я провёл в размышлениях. И сейчас тоже думал об этом, доедая завтрак в полупустом итальянском ресторане. Кое-что в поведении Софи мне было непонятно.
Однако ночью выспаться мне всё же удалось, и сегодняшняя солнечная погода подняла настроение. Я расплатился в отеле и отправился на ленч с Уэйнрайтом. Честно говоря, ехать мне не хотелось. В разговоре с профессором теперь уже особой нужды не было, но звонить и отказываться казалось мне неудобным.
Ехать было меньше часа, и я выбрал путь подлиннее, вдоль прибрежных скал, между которыми проблёскивало покрытое рябью море. Было прохладно, но я опустил стекло. Свежий ветерок такой приятный. Мне нравилось здесь всё. Правильно сделал Уэйнрайт, поселившись в таком месте. Я и сам бы не прочь, но придётся ждать до пенсии. Удивительно, что всего в двадцати милях отсюда находится Дартмур с его унылыми торфяниками.
Найти дом профессора оказалось просто. Он стоял особняком от остальных, на мысу, у самого моря. Сложенная из валунов вилла с перекрещенными черными балками. К ней тянулась длинная гравийная дорожка, с одной стороны обсаженная липами. С другой простиралась обширная лужайка.
Дверь гаража на две машины была полуоткрыта, в глубине виднелась ярко-синяя «тойота». Я остановился и поднялся по ступенькам к входной двери. Нажал кнопку медного причудливого звонка и услышал, как звон разнёсся по дому. При звуке быстрых шагов расправил плечи.
Дверь открыла пожилая женщина в мягком свитере с вырезом лодочкой и шерстяной юбке. Аккуратно причёсанные седые волосы, умные, проницательные глаза. Такой я и ожидал увидеть супругу профессора Уэйнрайта.
— Вы Дэвид Хантер?
— Да.
— А я Джин Уэйнрайт. Рада вас видеть. Быстро нас нашли? Не заблудились? Мы живём в стороне от других, но нам так нравится. — Она с улыбкой посторонилась. — Пожалуйста, входите.
Пол в прихожей был выложен красивым паркетом, стены обшиты деревянными панелями. На антикварном комоде из красного дерева стояла большая ваза с белыми хризантемами.
Она повела меня по коридору.
— Леонард в кабинете. Предвкушает встречу с вами.
Это было настолько невероятно, что я стал сомневаться. Может, здесь живёт какой-то другой Леонард Уэйнрайт? Но Джин Уэйнрайт открыла дверь в конце коридора и пригласила меня войти.
После темноты холла мне пришлось на мгновение зажмуриться. Комнату заливал ослепительный яркий свет. Солнце светило в огромное окно в эркере, занимавшем почти всю стену. Вдоль другой располагался книжный шкаф, рядом стильный письменный стол с обитой кожей столешницей. На нем ничего не было, кроме ещё одной вазы с хризантемами.
Вид из окна открывался потрясающий. Лужайка простиралась к основанию утёса, а за ним плескалось бескрайнее море. Полное впечатление, что стоишь в рубке на носу корабля. У меня настолько захватило дух, что на миг я забыл, где нахожусь.
— Леонард, пришёл Дэвид Хантер, — произнесла миссис Уэйнрайт. — Твой старый коллега. Ты ведь его помнишь?
Она стояла у кожаного кресла, повёрнутого к окну. Я не сразу понял, что в нём кто-то сидит. Я ждал, когда Уэйнрайт встанет, и, не дождавшись, прошёл дальше в комнату, чтобы поздороваться с ним.
Я его едва узнал.
Сохранившийся в моей памяти великан перестал существовать. В кресле сидел сгорбленный старик и равнодушно глядел на море. Щеки ввалились, кожа сморщилась, глаза утонули в глазницах. Волосы, которыми всего восемь лет назад можно было любоваться, превратились в жидкие седые пакли.
Джин Уэйнрайт выжидающе повернулась ко мне. Я взял себя в руки и улыбнулся, изображая старого приятеля.
— Привет, Леонард!
Тогда, восемь лет назад, было немыслимо обратиться к нему по имени. Но сейчас, видимо, иначе было нельзя. Протягивать руку я не стал, зная, что это бессмысленно.
— Дорогой, к нам на ленч пришёл доктор Хантер, — сказала жена. — Как мило с его стороны, правда? Вы сможете поговорить, вспомнить старые времена.
Уэйнрайт, осознав наконец моё присутствие, тяжело повернул свою крупную голову. Губы задвигались, словно он хотел что-то сказать, но секунду спустя профессор повернул голову обратно и снова уставился на море.
— Доктор Хантер, хотите чаю? — спросила миссис Уэйнрайт. — Ленч будет минут через двадцать.
Я продолжал улыбаться, чувствуя себя идиотом.
— Чай? Замечательно. Может, вам нужна моя помощь?
— Спасибо, вы очень добры. — Она погладила руку мужа. — Леонард, мы скоро вернёмся.
Ответа не последовало. Бросив взгляд на профессора в кресле, я двинулся за ней в коридор.
— Извините, — проговорила миссис Уэйнрайт, закрывая дверь, — мне надо было вас предупредить. Я почему-то думала, что вы знаете о состоянии Леонарда.
— К сожалению, нет, — признался я. — Что у него? Альцгеймер?
— Да. У Леонарда болезнь развивалась очень быстро. Всё произошло в последние два года.
— Очень жаль.
— Что тут поделаешь, раз такое случилось. — Она произнесла это простым, будничным тоном. — Я решила, что он как-то оживится, если увидит знакомое лицо. Наши дочери живут далеко, и вообще гости у нас появляются очень редко. Обычно Леонард себя лучше чувствует в первой половине дня. Вот почему я предложила вам прийти на ленч. А к концу дня у него наступает вечерняя спутанность сознания. Вам знаком этот психиатрический термин?
Я кивнул. В моей практике попадались пациенты со старческим слабоумием, которые к вечеру становились странно возбуждёнными. Причину этого учёные до сих пор не выяснили.
Но тянуть больше было нельзя.
— Миссис Уэйнрайт…
— Пожалуйста, зовите меня Джин.
Я глубоко вздохнул.
— Джин, понимаете, мы с вашим мужем… В общем, если честно, я сомневаюсь, что он будет рад меня видеть.
Она улыбнулась.
— Да, Леонард в прежние времена был вспыльчив, мог сказать кому-то резкости, но я уверена, что он обрадуется вам.
— Но дело в том, что это не просто светский визит. Я надеялся поговорить с ним по поводу расследования, над которым мы работали восемь лет назад.
— Очень хорошо. Иногда на него находит просветление, особенно когда удаётся вспомнить прошлое. — Она открыла дверь кабинета, не давая мне возможности возразить. — Побеседуйте, пока я буду готовить ленч.
Как тут откажешься? Я нерешительно улыбнулся и вошёл. Она закрыла за мной дверь, оставив наедине с профессором Уэйнрайтом. Теперь просто не верилось, что восемь лет назад я разозлился, когда он бессовестно присвоил мои рассуждения по поводу останков Тины Уильямс. Может, он уже тогда ощущал первые симптомы увядания интеллекта и пытался это скрыть.
Уэйнрайт никак не реагировал на моё присутствие, продолжая вглядываться в море. Я не был уверен, что он осознает то, что видит. Однако следовало что-нибудь предпринять. Я отодвинул кресло от стола и сел. Цель моего визита теперь уже не имела значения. Как бы я к нему ни относился, но подобного даже врагу не пожелаешь.
— Ещё раз здравствуйте, профессор. Я Дэвид Хантер. Много лет назад мы работали вместе в Дартмуре.
Отклика не последовало, и я продолжил:
— По делу Джерома Монка. Его вёл старший следователь Симмз. Помните?
Уэйнрайт продолжал смотреть на море. Слышал ли он меня? Я вздохнул и залюбовался чайками, парящими над зеленовато-синими волнами. Да, положение профессора незавидное, но многие заканчивают жизнь в гораздо худших условиях.
— Я вас помню.
Я вздрогнул от неожиданности и повернул голову. На меня смотрел Уэйнрайт, почти осмысленно.
— Конечно, конечно, — засуетился я. — Я Дэвид Хантер. Я…
— Ли… ли… личинки. — Голосу него был тот же самый, басовитый, но теперь хриплый.
— Личинки, — согласился я.
— Гниение.
Что он хочет сказать? Уэйнрайт водил взглядом по комнате, внутри его что-то начало пробуждаться. Широкий лоб наморщился.
— Раздавленное на дороге животное…
Я кивнул, понимая, что он начинает бредить. Тем временем Уэйнрайт сверлил меня взглядом, вцепившись в подлокотники кресла.
— Нет! Послушайте!
Он сделал слабую попытку приподняться. Я поспешил к нему.
— Всё в порядке, Леонард, успокойтесь.
От Уэйнрайта пахло чем-то кислым. Таков, видимо, запах у атрофии. Он цепко ухватил моё запястье и прошипел, брызгая слюной:
— Раздавленное на дороге животное! Раздавленное на дороге животное!
Дверь кабинета распахнулась, и к нам поспешила его жена.
— Ну всё, всё, Леонард… Почему ты разволновался?
— Убирайся к черту!
— Успокойся, Леонард, веди себя прилично. — Жена решительно усадила его в кресло, посмотрела на меня: — Что случилось? Его расстроило то, что вы сказали?
— Нет, я только…
— Но он от чего-то завёлся. Такое случается с ним очень редко. — Она продолжала гладить голову мужа, и он стал затихать. Затем произнесла вежливо, но холодно: — Извините, доктор Хантер, но, думаю, вам лучше уйти.
Я был готов это сделать с самого начала, поэтому без лишних слов тихо вышел из кабинета.
Глава 14
Теперь, возвращаясь в Эксетер, я уже не обращал внимания на море. Честно говоря, был в шоке, застав профессора в таком состоянии. Он меня всё же узнал, и этого, видимо, оказалось достаточно, чтобы так возбудиться. А ведь в клятве Гиппократа, которую я дал много лет назад, среди прочего сказано: «Не навреди».
Да, неудачно всё получилось.
Поставить машину у больницы оказалось не так просто, но я всё же нашёл место и благополучно добрался до палаты Софи. Сейчас её постель загораживала ширма. Я остановился, решив, что её осматривает доктор, пока не расслышал приглушенные женские голоса.
Через пару секунд ширма раздвинулась, и оттуда появилась Софи. Вернее, женщина, очень похожая на неё. Тот же цвет волос, овал лица, те же глаза. Она раздражённо посмотрела на меня:
— Что вы хотели?
— Я пришёл…
— Всё в порядке, Мэри, — раздался голос Софи. — Дэвид, идите сюда.
Она сидела на кровати в свитере и джинсах. Рядом на полу стояла кожаная сумка. Вид по-прежнему больной, на левой стороне лица багровая ссадина. Но всё равно выглядела Софи лучше, чем вчера. Она улыбнулась.
— Дэвид, это моя сестра Мэри.
Теперь, когда я видел их рядом, различия бросались в глаза. Сестра казалась старше. Лет в шестнадцать она, наверное, была красавицей, но, как все девушки, склонные к полноте, с возрастом подурнела. И сравнения с младшей сестрой не выдерживала. Видимо, компенсировать это должна была шикарная одежда. На Мэри всё было очень модное и дорогое.
Я собирался протянуть руку для приветствия, но сообразил, что сейчас это неуместно. Похоже, сестры только что поссорились.
— Дэвид — мой старый друг, — объяснила Софи после долгого молчания.
— В таком случае, я надеюсь, он сможет тебя образумить.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Моя сестра собралась выписаться из больницы, — сердито проговорила Мэри.
Софи картинно вздохнула.
— Я чувствую себя прекрасно. И хочу домой.
— Где тебя чудом не убили, и неизвестно, кто это сделал. Ты не боишься туда возвращаться? Забыла, как я отговаривала тебя селиться на отшибе? Как ты намерена туда добраться? Возьмёшь такси?
— Меня довезёт Дэвид! — выпалила Софи.
Мэри повернулась ко мне:
— Если так, то, надеюсь, вы останетесь там за ней присмотреть?
— Обязательно, — произнёс я, чувствуя на себе умоляющий взгляд Софи.
— К тому же Дэвид доктор, — сообщила Софи сестре. — Так что всё будет прекрасно.
— Хорошо бы. — Мэри вздохнула. — Ладно, довольно бросать слова на ветер. — Она протянула мне руку. — Вероятно, к вашим советам моя сестра станет прислушиваться. Приятно было познакомиться, Дэвид. Наверное, я показалась вам властной и категоричной, но я очень беспокоюсь за сестру.
— Старшей сестре так и положено, — улыбнулся я.
Мэри неожиданно помрачнела и взглянула на Софи:
— Если что, звони.
Затем она, громко стуча каблуками, вышла из палаты.
— Что-то не так? — спросил я.
Софи усмехнулась:
— Мэри младше меня на два года.
— Боже, вот это прокол.
Софи махнула рукой.
— Чепуха. Она всегда ведёт себя как старшая. Считает меня безответственной, импульсивной. Что, впрочем, так и есть. Мы с ней очень разные, и даже не верится, что росли вместе и дети одних родителей. У неё весьма состоятельный муж, двое милых детей, за которыми присматривает няня. Мэри ведёт светскую жизнь, посещает концерты, вечеринки… А мне это даром не нужно. Я такая, какая есть.
— Вы действительно решили выписаться?
— Доктор хочет подержать меня здесь ещё сутки, но все анализы хорошие, и я чувствую себя прекрасно. Только немного кружится голова, но дома это пройдёт.
— С травмой головы так рано не выписывают.
— Решено, я еду домой! У меня всего лишь сотрясение. Неужели нужно лежать в постели?
Я не стал спорить. Если лечащий врач и сестра не смогли убедить Софи, то сомнительно, что это удастся мне.
— Извините, я не хотела так резко, — смущённо добавила она. — Спасибо, что поддержали меня в споре с Мэри. Она ведь собиралась увезти меня к себе. А это мне не нравилось. — Софи помолчала. — И не надо меня никуда везти. Я возьму такси и…
— Нет уж! — воскликнул я. — Придётся мне вас отвезти. Раз уж пообещал вашей сестре.
* * *
Большую часть пути Софи спала. Несмотря на оживление, она была ещё слаба и погрузилась в сон раньше, чем мы покинули территорию больницы. Я ехал осторожно, время от времени поглядывая на неё.
Удивительно, но чувствовал я себя рядом с этой спящей женщиной, которую не видел восемь лет, странно умиротворённо, чего уже давно со мной не случалось. Знал, что это передышка, напали на Софи не случайно и всё это будет иметь продолжение. В будущем. А сейчас я наслаждался покоем.
Она проснулась, когда я выключил зажигание.
— Где мы?
— Дома.
— Боже, неужели я проспала всю дорогу?
— Вам сейчас это полезно. Как самочувствие?
— Лучше.
Так оно, наверное, и было. Во всяком случае, выглядела Софи почти нормально. Если не обращать внимания на ссадину на лице. Мы вышли из машины, с удовольствием вдыхая свежий, прохладный воздух. Солнце уже клонилось к закату, тени удлинились, образуя в саду причудливые тёмные пятна. Сад показался мне не таким мрачным, как раньше.
А вот килн — теперь это было хорошо видно — сильно обветшал. И не разваливался лишь потому, что с одной стороны его поддерживали строительные леса. Похоже, много лет назад тут затеяли ремонт, но так и не завершили. Рядом возвышалась заросшая травой и вьюнами куча, куда были сложены проржавевшие стойки.
— А это предмет моей гордости, — сказала Софи, показывая на килн. — Печь для обжига керамики в форме бутылки времён королевы Виктории. Большая редкость. Таких в стране осталось очень мало.
— И до сих пор работает?
— Да. Пойдемте, покажу.
— Может, не стоит? Вам вредно напрягаться.
Но она уже направилась по дорожке к печи. Шаткая деревянная дверь протяжно скрипнула.
— Вы её не запираете?
Софи улыбнулась:
— От кого? И что там интересного могут найти воры?
Мы вошли внутрь, где пахло затхлой сыростью. Свет проникал через небольшие окна. В центре помещения возвышался гигантский кирпичный очаг, как бы протыкающий сводчатую крышу. Вокруг него тоже высились леса.
— Он не рухнет? — спросил я, косясь на шаткое сооружение.
— Нет, стоит достаточно надёжно. В таком виде я всё и купила. Кстати, килн считается историческим памятником, и я не имею права снести его, если бы даже захотела. Но я не хочу. Наоборот, мечтаю заставить его заработать. Но это произойдёт не скоро. Надо прежде собрать деньги.
Чуть поодаль я увидел небольшую современную электрическую печь для обжига и забрызганный глиной гончарный круг. Верстак и стеллаж рядом были уставлены готовыми керамическими изделиями. Некоторые глазированные, другие нет, но, даже на мой неискушённый взгляд, они выглядели почти как произведения искусства. Я осторожно взял большой кувшин и залюбовался изяществом формы.
— Неужели это ваша работа?
— Да, — ответила Софи, рассеянно водя рукой по лежащему на верстаке большому круглому кому засохшей глины. — У меня вообще-то много разных талантов, только все они зарыты в землю.
Оставив меня любоваться своими изделиями, Софи приблизилась к закруглённой стене печи, вытащила один кирпич и просунула в образовавшуюся нишу руку.
— Вот, запасные ключи. Храню их здесь на всякий случай.
— Они вам сейчас не понадобятся, — произнёс я. — Дверь вашего дома взломана. Пойдёмте.
Дверь продолжала висеть на петлях. Полицейские попытались закрыть её, но не очень старались, и после дождя в прихожую натекло много воды. Софи испуганно смотрела на разбросанное вокруг содержимое ящиков и комодов. Я заметил в её глазах слёзы. Затем она встрепенулась.
— Спасибо, что привезли меня домой, а теперь уезжайте.
— Но…
— Нет, всё в порядке. В самом деле. Мне нужно побыть одной. Уезжайте. Пожалуйста.
Я понимал, что нельзя оставлять её одну, однако возражать не стал.
— Я позвоню вам завтра. Если что-то понадобится…
— Хорошо, спасибо.
Я шёл к машине в ужасном расстройстве, ощущая полную беспомощность. Сзади заскрипела входная дверь, когда Софи попробовала её закрыть. Я приблизился к воротам и остановился, опершись о дерево. Темнело, в холодном синем небе появились первые звёзды. Вспаханные поля и лес слились в одно тёмное пятно. Поёжившись от наступившей вдруг жутковатой тишины, я повернулся и двинулся обратно к дому.
Дверь была кое-как прикрыта. Я вошёл и увидел Софи на полу в прихожей. Она сидела с опущенной головой, охватив руками колени. Её плечи сотрясали рыдания.
Я наклонился над ней, и она ткнулась лицом мне в грудь.
— Я боюсь… понимаете, я очень боюсь…
— Тихо… — прошептал я, гладя её плечо. — Всё будет хорошо.
* * *
В кладовой я нашёл старинный засов — громоздкий, но надёжный — и установил его на входную дверь. Софи отправилась в ванную комнату, а я начал наводить в доме порядок. Это оказалось не так сложно: разложить по местам разбросанные вещи. Почти ничего не поломали. Разобравшись с вещами, я открыл окна, чтобы проветрить помещение. Мне показалось, что в доме пахнет затхлостью.
Уже совсем стемнело, когда Софи наконец спустилась вниз. В других джинсах и свитере. Тоже мешковатом. Влажные волосы аккуратно зачёсаны назад. Опухоль на щеке была почти не видна. Ссадина благополучно заживала.
— Я заварил чай, — сказал я, когда мы вошли в кухню. — И навёл порядок в комнатах.
— Как хорошо, — отозвалась она. — Спасибо.
На моё предложение посмотреть, не пропало ли что-нибудь ценное, например, ювелирные украшения, Софи лишь устало отмахнулась.
— Как голова? — спросил я.
Она села за стол.
— Пока ещё болит, но не сильно. Я приняла таблетки, которые дали в больнице. — Не глядя на меня, она потянулась за заварным керамическим чайником необычной формы, очень красивым.
— Тоже ваша работа? — поинтересовался я.
— Да.
Она стала медленно помешивать ложечкой чай в своей чашке. Мы оба молча наблюдали за этим процессом.
— Вы не боитесь, что ложечка сотрется?
— Извините. — Софи перестала мешать. — Я имею в виду мою недавнюю истерику. Обычно я так не раскисаю.
— Неудивительно, ведь вам пришлось перенести стресс.
— И всё равно лить слезы не следует. Наверное, я замочила вам всю рубашку.
— Уже высохла, — улыбнулся я и встал. — Мне пора.
Она испуганно посмотрела на меня.
— Вы собираетесь сейчас уезжать? Не надо. Тут есть свободная комната.
— Но…
— К тому же вы обещали Мэри присмотреть за мной, — добавила Софи.
Похоже, она уже забыла, что совсем недавно сама выпроводила меня за дверь.
— Хорошо, если вам нужно, то…
— Я уверена, вы голодны. Не знаю, что у меня есть из продуктов, но, надеюсь, на ужин хватит.
Я улыбнулся:
— Умираю от голода, не ел с утра.
Она попробовала протестовать, но я настоял, что буду готовить ужин. В доме удалось найти чеддер и яйца, из которых получился неплохой омлет. Пока он готовился на старой электрической плите, я поджарил тосты из куска чёрствого хлеба. Масло в холодильнике тоже было.
— Как вкусно пахнет! — Софи с наслаждением втянула воздух.
Но во время еды снова замкнулась в себе и не проронила ни слова. Вскоре она предложила перейти в гостиную.
— Там будет удобнее разговаривать.
Гостиная действительно оказалась уютной. Два больших старых дивана, на полированных половицах мягкий ковёр, дровяная печь. Я не стал возражать, когда Софи взялась растапливать её. Понимал, что она таким образом оттягивает разговор.
Затопив печь, она села на другой диван, лицом ко мне. Нас разделял лишь низкий кофейный столик. В печи трепетал огонь, в комнате запахло дымом и стало тепло. Неожиданно я осознал, что совершенно не знаю эту женщину. И вообще, мы впервые оказались наедине друг с другом.
— Хотите выпить? — спросила Софи. — У меня есть бренди.
— Спасибо, сегодня, пожалуй, воздержусь.
Софи откашлялась и произнесла:
— Я давно хотела сказать вам… ну, насчёт вашей потери. Очень вам сочувствую.
Я кивнул.
— Не знаю, с чего начать, — прошептала она.
— Например, объясните, как вы оказались здесь. Почему сменили профессию психолога-криминалиста на гончара? Это, наверное, было не просто.
Софи вздохнула:
— Да, не просто, но мне надоело постоянно видеть кровь и страдания. А после неудачи с Монком вообще расхотелось работать. В общем, я решила уйти, пока не поздно. Я живу здесь уже пять лет. Гончарное ремесло прежде у меня было просто хобби, а теперь превратилось в профессию. Тем более что мои изделия неплохо продаются. И мне всегда хотелось жить в Дартмуре. В общем, моя новая жизнь началась здесь. Думаю, вы можете это понять.
Я её понимал. И гораздо лучше, чем она полагала.
— Первое, что я сделала, — сожгла все свои записи, — продолжила Софи. — По всем расследованиям, над которыми работала. Кроме одной папки.
— Касающейся Джерома Монка?
— Да. — Она кивнула. — Не знаю, зачем я её сохранила. Может, потому, что поселилась недалеко от тех мест, где всё происходило. — Она замолчала, сжав ладони. Некоторое время тишину нарушал лишь треск поленьев в печи. — Вы за эти годы вспоминали о Монке?
— Нет. Впервые вспомнил о нём, когда он сбежал.
— А я размышляла о нём много. Ведь тогда у нас была прекрасная возможность найти захоронения сестёр Беннетт, а мы ею не воспользовались.
Я вздохнул.
— Мы сделали что могли. Никто не виноват, что так получилось.
— Нам следовало сделать больше! — возразила Софи. — Особенно мне.
— Как выяснилось, Монк вовсе не собирался показывать захоронения. Он намеревался сбежать. И это у него почти получилось.
— Нет. Он хотел сбежать, однако согласился сотрудничать не только поэтому. Помните, какое у него было лицо, когда он увидел захоронение Тины Уильямс? Вряд ли Монк прикидывался. Полагаю, он действительно пытался что-то вспомнить.
Я понимал, что Софи ищет у меня поддержки, и отвечал осторожно, чтобы не обидеть её:
— Джером Монк великолепно знает эти места. Он прятался тут месяцами, пока его не поймали. Если бы он захотел, то легко мог бы привести нас к захоронениям.
— Не обязательно. Я утверждала тогда и повторю сейчас: спустя год отыскать их сложно. Ведь он зарывал трупы ночью. Не исключено, что вспомнить ему мешали какие-то болезненные переживания.
— О каких переживаниях вы говорите? Джером Монк — серийный убийца, хищник. У таких нет совести.
— На каком-то уровне совесть сохраняется у любого социопата. Разумеется, я его ни в коей мере не оправдываю, лишь пытаюсь понять.
— И что?
— Поэтому… я ему писала.
— Монку?
Она упрямо вскинула подбородок.
— Да. Как только поселилась здесь. Я писала ему раз в год, на годовщину убийства Анджелы Карсон. Потому что даты гибели остальных его жертв не определены. В своих письмах я побуждала его вспомнить, где он зарыл трупы сестёр Беннетт. Предлагала помощь.
Я изумлённо смотрел на неё.
— Софи, неужели это правда?