Павел Корнев
Ревенант
Часть первая
Грахцен
Глава 1
1
Без суда и следствия нас не повесили. На деле подобного развития событий я нисколько не опасался, но вот риск угодить под арест был не так уж и мал, и все же нет – обошлось. В столицу королевства нас препроводили со всем почтением, пусть и под конвоем горной стражи. Именно под конвоем. Уверения командира гарнизона, будто вооруженные до зубов бородачи всего лишь отвечают за нашу безопасность в дороге, могли ввести в заблуждение разве что вконец оторванного от реальной жизни книжного червя, но никак не магистра Вселенской комиссии по этике.
Плевать! Срываться в побег в любом случае было не с руки хотя бы по той простой причине, что увенчаться успехом подобная авантюра попросту не могла. Уве еле держался в седле, беспрестанно кашлял и харкал кровью. Маэстро Салазар уверял, что школяр вот-вот пойдет на поправку, но именно это «вот-вот» меня и не устраивало. Да и нельзя было выставлять себя в неприглядном свете перед теми облеченными властью сеньорами, которые станут разбирать инцидент. При таком паршивом раскладе и в Ренмеле вздернуть могут.
О-хо-хо… Дайте, небеса, терпения и смирения! Об удаче уже даже не прошу, и так лишь чудом из Сваами ноги унес. Ну, Сильвио! Ну удружил, так удружил!
При воспоминании об официале ордена Герхарда-чудотворца в душе ворохнулась лютая ненависть, заломило левую руку. И по большому счету бесил даже не финальный промах из пистоля, а непонимание мотивов черно-красных. Нет, было предельно ясно, что целью де ла Веги являлись записи святого Луки, в которых могло говориться о создании философского камня. Не сумев раздобыть раритет в Кларне, Сильвио отправился в Рёгенмар и там в своих начинаниях преуспел. Мое обвинение в убийстве маркиза с последующим преследованием в горах вполне укладывалось в эту схему, покоя не давала наша первая встреча.
Что связывало официала ордена Герхарда-чудотворца и бакалавра столичного университета, ступившего на скользкую дорожку чернокнижия? И не просто ступившего, но погубившего несколько десятков человек и разворошившего полдюжины мест силы! Сильвио намеревался встретиться с этим выродком – и едва ли из одного лишь желания раздобыть некое редчайшее сочинение, как пояснил в прошлый раз.
Опять же, как угораздило очутиться в том дилижансе меня самого?
Невозможность проникнуть в подноготную всей этой дурно пахнущей истории нагоняла тоску, да и грядущее разбирательство настроения нисколько не улучшало. Единственное, что радовало, так это погода. По мере того как мы спускались с гор, становилось все теплее и теплее, а серость скал понемногу сменялась зеленью лугов. На деревьях уже набухли почки, вот-вот должна была появиться первая листва. Вовсю щебетали пташки, и я бы с превеликим удовольствием выкинул из головы все проблемы и заботы, но куда там! Нервы звенели почище натянутых струн.
А вот маэстро Салазар демонстрировал полнейшую беззаботность. Он нет-нет, да и принимался что-то негромко мурлыкать себе под нос, а из стишков почти пропала неизменная язвительность. Бретер и не думал задирать наших конвоиров и даже перестал шпынять Уве и собачиться с Мартой. Вот только я слишком хорошо знал Микаэля и прекрасно понимал, что тот попросту ломает комедию, разыгрывая из себя компанейского пьянчугу-южанина.
Однажды вечером, когда мы остались наедине, маэстро прямым текстом предложил подпоить бойцов горной стражи и удариться в бега, но я лишь покачал головой.
– Не суетись. При некотором везении….
– Везение?! Филипп, ты предлагаешь положиться на везение?! – прошипел Микаэль, перебив меня на полуслове, и с ходу выдал:
С таким везением, как наше, на каторге ломают камень
Не от рассвета до заката, а от суда и до могилы!
Я поаплодировал ему и напомнил:
– Ученый люд неподсуден ни светским, ни церковным властям. Я – магистр Вселенской комиссии, ты – мой ассистент. Все будет хорошо.
– Мы не в империи!
– Но и не в Майнрихте и даже не в Сваами. Черно-красные не имели права нападать на нас!
Микаэль покрутил носом, немного успокоился и спросил:
– А убийство маркиза? Думаешь, герхардианцы не отступятся?
Я похлопал маэстро по плечу и улыбнулся с уверенностью, которой на самом деле не ощущал.
– Поверь, все будет хорошо.
– Вспомни об этом разговоре, когда потащат на эшафот! – зло бросил Микаэль, поднимаясь из-за стола.
– Мне это не грозит, – лишь усмехнулся я в ответ.
И вот тут, надо сказать, душой нисколько не покривил. Прошлый разговор с де ла Вегой оставил после себя ясное осознание, что меня прикончат при первой же возможности. Да и мои спутники – слишком неудобные свидетели, чтобы затевать судебный процесс. Мало ли кто прислушается к нашим словам? Отнюдь не все довольны усилением позиций ордена Герхарда-чудотворца в Сваами…
Маэстро Салазар лишь махнул рукой и отправился на поиски выпивки, а я крутанул четки, поцеловал святой символ и все же попросил небеса об удаче.
До столицы Грахцена оставался день пути.
2
Лёнинцген, как именовалась столица королевства, был выстроен в долине меж отрогов Тарских гор, на берегу продуваемого всеми ветрами озера. Крайнюю оконечность далеко вдававшегося в холодные воды мыса отрезали от большой земли каналом, именно на этом рукотворном острове располагались королевский дворец, родовые гнезда знатнейших аристократических родов, монетный двор и резиденция архиепископа. Большая часть городских строений рассыпалась по берегу и окрестным холмам, сплошной стеной они обнесены не были, лишь на возвышенностях вблизи дорог высилось несколько крепостей.
Сам Лёнинцген показался мрачным и холодным под стать озеру. Строгие башни замков и колоколен были сложены из темного камня – то ли такового изначально, то ли обретшего подобную окраску из-за копоти. Шпили кафедрального собора от них ничуть не отличались. Нигде в лучах весеннего солнца не сверкала позолота; купола церквей выделялись зеленью патины, и даже черепица отличалась не обычными рыжевато-оранжевыми тонами, а была преимущественно темно-коричневой. Немудрено, что алые полотнища королевских флагов смотрелись брызгами крови – особенно когда ветер стихал и становились не видны белые семиконечные звезды.
Я придержал лошадь на вершине холма, откуда открывался прекрасный вид на город и раскинувшееся за ним озеро, и невольно поежился. Да еще Микаэль подъехал и негромко, специально для меня, произнес:
Город как город, но уверен вполне:
В нем нам с тобой болтаться в петле!
В ответ я лишь фыркнул и легонько сдавил коленями бока лошади, заставляя ту тронуться с места и потрусить по дороге. Маэстро Салазар криво ухмыльнулся, сплюнул в грязь и последовал за мной. А там потянулись и остальные.
Встретили нас на таможенном посту, в который уперлась зажатая фасадами домов улочка. Какие-то из груженных товарами телег местные служащие пропускали беспрепятственно, с кого-то взимали плату, а иным и вовсе приходилось загонять повозки во двор пропускного пункта, где поклажа подвергалась самому тщательному досмотру.
Капрал горных стражников отправился доложить о нашем прибытии и вскоре вернулся в сопровождении таможенного смотрителя в форменном мундире зеленого сукна с алыми, под цвет королевскому флагу, вставками.
– Магистр вон Черен? – уточнил он на неплохом североимперском и предупредил: – Придется немного подождать.
Я выбрался из седла и прошелся по двору, разминая ноги. Потом резко обернулся и выстрелил в таможенника вопросом:
– Чего?
Смотритель непонимающе захлопал глазами.
– Чего нам ждать, любезный? – уточнил я свой вопрос.
Чиновник неопределенно покрутил в воздухе рукой и коротко ответил:
– Сопровождающих.
Стоило бы спросить, куда именно нас намереваются препроводить, но вместо этого я взглянул в начавшее темнеть небо и поинтересовался:
– И долго придется ждать?
Таможенный смотритель лишь пожал плечами, а маэстро Салазар с хрустом потянулся и проворчал:
– Сразу в колодки не заковали, и то хлеб…
Уве от возмущения аж закашлялся.
– За что в колодки-то?! – набычился он, сплюнув в грязь алую мокроту. – На нас напали! Мы защищались!
– Вот! – воздел я к небу указательный палец. – Устами младенца глаголет истина!
– Магистр! – обиженно протянул школяр. – Скажете тоже – младенец!
Марта осуждающе посмотрела на меня и заступилась за Уве:
– Не обижай мальчика, ему нельзя волноваться!
Школяр покраснел от смущения и уставился на ведьму.
– Ты это специально, да?
Та лишь захлопала белыми ресницами, но не сумела ввести в заблуждение относительно мотивов своего высказывания никого из нас.
– Нет женщины коварнее создания… – начал было маэстро Салазар, но сразу осекся и удивленно протянул: – Быстро они!
Я обернулся и увидел, как во двор таможенного поста в сопровождении двух слуг заезжает чернобородый и черноусый сеньор, на груди которого посверкивала благородным металлом цепь с эмблемой Вселенской комиссии по этике. Распахнутый темно-синий, с золотым позументом плащ не скрывал вычурной рукояти шпаги, с другого бока за оружейный ремень был заткнут колдовской жезл. Белобрысые охранники ритуалиста помимо палашей имели при себе длинные кавалерийские пистоли, но едва ли столь немногочисленный отряд мог взять на себя роль наших конвоиров. У меня даже немного отлегло от сердца.
– Магистр вон Черен, так понимаю? – обратился ко мне коллега, в знак приветствия небрежно касаясь пальцами широкополой шляпы.
Я коротко кивнул.
– К вашим услугам…
Чернобородый сеньор ловко соскочил с лошади и представился:
– Граф Хирфельд, магистр-управляющий Вселенской комиссии по этике Грахцена.
Сохранить невозмутимое выражение лица стоило немалых усилий.
Ангелы небесные! Он так и сказал: «Вселенской комиссии по этике Грахцена!»
Вот это самомнение! Вселенская комиссия неспроста именовалась вселенской, она не имела делений на герцогства и королевства. Более того – магистр-управляющий столичного отделения не обладал никакой властью над своими коллегами из других городов этого же государства, те подчинялись напрямую канцлеру. Неужто здесь не так?
А граф Хирфельд тем временем вытянул из рукава свиток, развернул его и замялся. Я поспешил прояснить ситуацию:
– Позвольте представить вашему сиятельству моего ассистента маэстро Салазара и младшего клерка бакалавра Толена.
Магистр-управляющий понимающе кивнул и выжидающе посмотрел на Марту.
– Так, – неопределенно пожал я плечами, – приблудилась по дороге.
Граф скривил уголок рта, но никаких замечаний в адрес девчонки отпускать не стал, вместо этого подступил ко мне и до предела понизил голос.
– Магистр, – вздохнул он, постучав свитком по раскрытой ладони, – обязан заранее предупредить, что с этого момента я принимаю на себя полную ответственность за ваше поведение, посему любые необдуманные поступки нанесут непоправимый ущерб авторитету Вселенской комиссии.
Пару мгновений я изучал мрачное, словно бы закаменевшее от внутреннего напряжения лицо собеседника, затем уточнил:
– Под необдуманными поступками ваше сиятельство подразумевает побег?
– Ради милости небес, мы же коллеги! – воздел очи горе граф Хирфельд. – Оставьте титулование для официальных приемов, я такой же магистр, как и вы! И да – имелась в виду именно попытка скрыться от королевского правосудия.
– Даю слово… – начал было я, но граф меня тут же оборвал:
– У меня нет никаких прав требовать от вас неисполнимых обещаний, просто прошу помнить о благоразумии.
Я медленно склонил голову, и магистр-управляющий отошел к сопровождавшему нас капралу горной стражи. Они коротко о чем-то переговорили, затем свиток перекочевал из рук в руки, а взамен граф Хирфельд получил наши подорожные.
– Едемте, сеньоры! – поторопил он нас.
– Шевелитесь! – коротко бросил я спутникам, взобрался в седло и направил лошадь со двора таможенного поста. На улице поравнялся с графом и спросил:
– Что дальше, магистр?
Лицо Хирфельда искривила досадливая гримаса, но он моментально взял себя в руки и принялся поправлять лайковые перчатки.
– А что дальше? – ответил граф вопросом на вопрос. – Что именно вас интересует?
В голосе собеседника промелькнуло плохо скрываемое раздражение. Как ни силился он удерживать под контролем эмоции, те оказались слишком сильны.
Оно и немудрено! Меня и самого взбесила бы необходимость взвалить на свои плечи ответственность за совершенно непредсказуемую компанию авантюристов, пусть даже и коллег. Наш побег не столько нанесет урон авторитету Вселенской комиссии, сколько бросит тень на репутацию поручившегося за меня графа. Мы для него сейчас будто ручная бомба с запаленным фитилем.
Я не стал посыпать солью душевные раны собеседника и с нейтральной улыбкой поинтересовался:
– Для начала хотелось бы знать, куда мы, собственно, направляемся.
Граф бросил на меня быстрый взгляд и вновь скривил уголок рта.
– Какие будут пожелания, магистр?
Мои брови поползли на лоб.
– Даже так? – Я озадаченно хмыкнул. – Ну… время позднее, пора подумать о ночлеге. Порекомендуете хорошую гостиницу?
– Пустое! – покачал головой граф Хирфельд. – Остановитесь у меня.
– Не хотелось бы стеснять…
– Никакого стеснения, дом просторен. И прошу: не обижайте меня отказом! Моя прямая обязанность – обеспечить комфорт… и безопасность коллеги.
– Полагаете, нам грозит опасность?
– Лёнинцген – большой и беспокойный город, магистр.
Наглядной демонстрацией этого высказывания на улочку вывернула кавалькада до зубов вооруженных верховых; горожане моментально разбежались, спеша убраться с дороги всадников. Магистр-управляющий выпрямился в седле и прикоснулся к шляпе, приветствуя встречных. Скакавший во главе процессии седоусый аристократ ответил столь же формальным жестом, и мы разъехались.
Я обернулся и с удивлением отметил, что сопровождающие графа охранники держат ладони на рукоятях пистолей.
– Неладно что-то в королевстве Грахцен! – донесся сзади шепоток маэстро Салазара.
Магистр-управляющий перехватил мой озадаченный взгляд и усмехнулся.
– Поверьте на слово, магистр: здесь ничего не стоит выйти из дома и сгинуть без следа. Озерные воды глубоки.
– А мое исчезновение расценят бегством от правосудия, что бросит тень на репутацию Вселенской комиссии, – понимающе продолжил я мысль собеседника, не став упоминать об уроне его собственной чести.
Граф невесело рассмеялся.
– Ваше бегство, магистр, поставит меня в крайне незавидное положение, но такое вот… исчезновение и вовсе заставит очутиться между молотом и наковальней.
Я насторожился.
– Боюсь, смысл вашего высказывания ускользает от меня, магистр.
– Маркиз цу Рогер лично выразил заинтересованность в вашем деле.
– О-о-о! – только и протянул я.
Обвинение одного из магистров в убийстве кузена великого герцога сопредельного государства просто не могло не привлечь внимания главы Вселенской комиссии, поскольку ставило под вопрос дальнейшее пребывание моих коллег в Сваами, но я и подумать не мог, что буря разразится столь скоро.
– Чему вы удивляетесь? – не разделил моего изумления граф Хирфельд. – По эфирным каналам новости расходятся со скоростью лесного пожара!
– И что же его светлость?
– Мне приказано всеми доступными средствами обеспечить свободу передвижения магистру вон Черену, – отстраненно произнес граф, – коему надлежит незамедлительно отправиться в Ренмель.
Я невольно поежился. Ясно и понятно, что в столице империи меня ждут одни только неприятности и ничего кроме них. И не хотелось даже думать, какое решение примет по итогам дисциплинарного разбирательства совет магистров…
Сглотнув, я поинтересовался:
– И как скоро мне выпадет возможность отбыть в империю? Уже что-то известно о предъявленных обвинениях?
Граф Хирфельд глянул в ответ с нескрываемым раздражением. Его эфирное тело явственно задрожало, это волнение получилось различить, даже не прибегая к истинному зрению.
– Сейчас не самое подходящее время для обсуждения подобных вопросов, – отрезал магистр-управляющий и пришпорил коня, разрывая дистанцию.
Я лишь хмыкнул. Ну да еще поговорим…
3
Дорожная грязь размеренно чавкала под копытами лошади, изредка навстречу попадались верховые, да еще то и дело приходилось обгонять кареты и телеги. Пешие горожане шагали по дощатым тротуарам и на дорогу не лезли – пусть к озеру и уходили сточные канавы, разбитое колесами повозок и подковами месиво легко могло стянуть с ног любые ботинки и даже сапоги.
Понемногу дома расступились, перестали жаться друг к другу фасадами и нависать над мостовыми крышами. Дорога расширилась, особняки отгородились от нее невысокими заборчиками и аккуратными палисадниками, тут и там начали попадаться заросшие бурьяном пустыри, загоны для скота, склады и мастерские. Очень скоро мы очутились в тихом и спокойном районе, где за каменными оградами с пиками поверху и гербами на воротах прятались в тени садов дворянские усадьбы. Улицы обезлюдели, и на глаза попадались исключительно караулившие проезды в частные владения охранники. За нами они следили с неприязнью, определенно не имевшей ничего общего с профессиональной настороженностью.
Выйти из дома и сгинуть без следа? О да! Сдается мне, в славном городе Лёнинцген такое действительно в порядке вещей. И даже до озера никто не потащит, прикопают где-нибудь в укромном уголке, и все дела…
Усадьба магистра-управляющего не уступала соседним ни высотой ограды, ни основательностью ворот. На мощных створках красовался герб рода: алую левую половину отмечала черная семиконечная звезда, на белой правой раскинулись три красных птицы, очертаниями напоминавшие геральдических журавлей. Внутрь нас запустили незамедлительно, графу даже не пришлось окликать охранников. Тех оказалось четверо, а караульная будка с бойницами и узенькой дверью вполне могла выдержать самую настоящую осаду.
Граф Хирфельд перекинулся парой слов с молодым ритуалистом и направился к выстроенной поодаль от двухэтажного особняка конюшне. Слуги немедленно приняли лошадей, и мы прошли в дом, где нас встретили седовласый дворецкий и троица разновозрастных детей, два мальчика и девочка.
– Супруга на сносях, – пояснил граф, снимая шляпу. – Ей позволительно пренебречь обязанностями хозяйки.
Магистр-управляющий оказался молод – не старше тридцати, – отчасти его старили густая борода и мрачное выражение, казалось, намертво прикипевшее к худому осунувшемуся лицу. Идеально завитые локоны были черными как смоль, и оттого серые глаза смотрелись слишком светлыми.
– Прошу, магистр! – указал граф на лестницу. – В вашем распоряжении весь второй этаж левого крыла.
– Удобно ли это?
– Бросьте!
Я не стал рассыпаться в благодарностях и поинтересовался:
– Когда вам будет угодно обсудить дела?
– О делах поговорим после ужина, – решил хозяин дома. – Приводите себя в порядок и спускайтесь. Вашим людям накрыть отдельно или они присоединятся к нам за столом?
– С вашего позволения, отдельно, – попросил я, не обратив внимания на злой взгляд маэстро Салазара. – Это был долгий день, им следует отдохнуть.
Граф взглянул на бледное лицо Уве и кивнул.
– Как скажете, магистр…
Второй этаж левого крыла графской усадьбы мог приютить компанию куда больше нашей; там было три опочивальни, просторная гостиная и уборная.
– И как будем размещаться? – с хитрым прищуром поинтересовался маэстро Салазар. – Кинем жребий?
– Я в одной комнате с тобой спать больше не буду, – проворчал Уве, устало плюхнулся на стул с гнутыми ножками, мягким сиденьем и резной спинкой, после добавил: – И никто не будет по доброй воле, так что все очевидно.
– Экий ты стал резкий в суждениях, братец! – с усмешкой сказал Микаэль.
– Просто вымотался.
– Отдыхай, пока время есть, – посоветовал я и, поскольку все и в самом деле было предельно очевидно, позвал ведьму: – Идем, Марта!
Приглянувшаяся мне спальня оказалась просторной и светлой, с широченной кроватью, платяным шкафом и небольшим столиком у выходившего в сад окна. Я выложил на изрядных размеров сундук чехол с мушкетом и бросил на пол саквояж. К слову, о саквояже…
Открыв дорожную сумку, я проверил замотанный в лоскут шар алхимического стекла и задумчиво поджал губы. Выкинуть бы его, но нельзя, такая беспечность точно боком выйдет. И при себе держать почти столь же безрассудно. Не важно – вырвется потусторонняя сущность на волю или кто-то знающий обнаружит ее узилище, результат меня не порадует.
– Принесли горячую воду, магистр! – послышался из гостиной голос Уве.
Я закрыл саквояж, вытащил из дорожного мешка запасную одежду и туфли, посмотрел на Марту и покачал головой. Та перехватила мой взгляд и вопросительно приподняла брови.
– Попрошу графа вызвать портного, надо сшить тебе дорожное платье.
– Серьезно? Это наша главная проблема? – скривилась ведьма. – А что там твой дружок о петле болтал?
– Повесят нас или нет, тебе новое платье в любом случае не помешает, – пожал я плечами и отправился приводить себя в порядок.
Девчонка лишь фыркнула, но промолчала, поскольку я был кругом прав. Никто не видел, как Марта зарезала брата-заклинателя, поставить ей это в вину не могли. В этих же обносках ведьма походила на бродяжку, что привлекало к нашей компании совершенно ненужное внимание. Да и в город ее в таком виде не послать, а мало ли какая надобность в том возникнет?
Пока приводил себя в порядок, прислуга успела выгладить одежду, так что к столу я спустился во вполне пристойном виде, словно и не провел без малого седмицу в дороге, ночуя то на случайных постоялых дворах, а то и просто на бивуаках под открытым небом. После беседы с домочадцами графа и весьма плотного ужина магистр-управляющий предложил подняться в его кабинет.
– Будете бренди? – поинтересовался он там.
Я посмотрел в окно и поежился при виде луны, сиявшей подобно обрезанной с одного края серебряной монете. Скоро полнолуние, еще день-два – и придет время залиться алкоголем по уши, ну а пока что я лишь покачал головой.
– Пожалуй, ограничусь вином.
– Белое или красное?
– Красное, с вашего позволения.
Граф отлучился дать необходимые распоряжения, а я прошелся по кабинету и полюбовался портретами суровых черноволосых сеньоров, имевших несомненное сходство с хозяином особняка. Судя по нарядам, здесь были представлены несколько последних поколений благородных предков магистра-управляющего.
Проскользнувший в кабинет слуга выставил на стол откупоренную бутылку вина и вопросительно взглянул на меня, а после утвердительного кивка наполнил хрустальный бокал рубиновой жидкостью и безмолвно ретировался. Граф Хирфельд закрыл за ним дверь и со стаканом бренди занял одно из кресел у камина. Я устроился напротив и спросил:
– Как думаете, магистр, сейчас подходящее время для обсуждения перспектив моего отбытия в империю?
Собеседник скривился, будто от больного зуба.
– Вы настоящая головная боль, вон Черен, – пожаловался он. – Даже не представляете, в сколь неудобное положение меня поставило ваше прибытие…
Я невесело рассмеялся.
– Вы это говорите мне, магистр? Человеку, которого сделали козлом отпущения в убийстве кузена великого герцога Сваами?
– Вы и в самом деле его не убивали?
– Не убивал, но это ничего не меняет. В Ольсе меня ждет плаха.
– Вы не в Ольсе, – напомнил граф, отпив бренди.
И вновь я лишь фыркнул в ответ.
– Будто не понимаете, что и в Ренмеле меня не ждет ровным счетом ничего хорошего! Если в Сваами начнутся гонения на Вселенскую комиссию, с меня канцлер живьем шкуру сдерет!
– Бросьте, магистр! – вяло отмахнулся граф Хирфельд. – На роль козла отпущения могли выбрать кого угодно, вашей вины в том нет! Это же очевидно!
Я покачал головой.
– В Ренмеле меня никто и слушать не станет.
– В Ренмель вам еще надо попасть! – резко бросил магистр-управляющий. – Да, мне приказано обеспечить беспрепятственный проезд, но не все зависит исключительно от меня!
– Полагаете, нас могут… – я запнулся, припоминая соответствующий юридический термин, – экстрадировать в Сваами?
Граф Хирфельд порывисто вскочил из кресла и всплеснул руками.
– Не знаю, магистр! Просто не знаю! Отношения между нашими странами далеки от добрососедских, пограничные стычки давно стали обыденностью. Но решение о вашей судьбе будет приниматься в королевском дворце, и большой вопрос, кто возьмет верх: партия мира или партия войны!
Я кивнул и поинтересовался:
– Что-то можно предпринять?
– Все возможные действия с моей стороны уже предприняты, – объявил хозяин особняка, перехватил изучающий взгляд и выпятил нижнюю челюсть. – Да, магистр! Это именно так, ибо ваша выдача станет настоящей катастрофой и ляжет несмываемым пятном на репутацию Вселенской комиссии. Посудите сами – ну кто захочет вести со мной дела, если я не сумел отстоять своего коллегу?!
В голосе графа прозвучало нескрываемое раздражение, он отошел к окну и посмотрел в сад, безуспешно пытаясь взять себя в руки.
– Я бы поставил десять против одного, что экстрадиции не будет, – глухо произнес магистр-управляющий некоторое время спустя, – но вы сами осложнили свое положение до чрезвычайности!
– Каким образом, позвольте узнать? – полюбопытствовал я.
– Стычкой с герхардианцами! – напомнил хозяин дома. – Формальным поводом для разбирательства стало убийство добрых братьев!
– Мы неподсудны церковным властям! – отрезал я. – Герхардианцы не имели права…
– Да бросьте, магистр! – перебил меня собеседник. – Разумеется, они зарвались, но стоило ли отстаивать свои права столь… яростно? Вас бы в любом случае доставили для разбирательства в Лёнинцген, только при этом на руках не было бы лишней крови!
Я выслушал эту сентенцию с непроницаемым выражением лица, хоть показную невозмутимость и удалось сохранить с превеликим трудом, затем спросил:
– Насколько велико влияние ордена Герхарда-чудотворца при дворе?
Граф Хирфельд неопределенно пожал плечами и, ничего на ответив на мой вопрос, в свою очередь спросил:
– По какой причине герхардианцы ополчились на вас, магистр?
Мне и в голову не пришло ответить правду, я отпил вина и развел руками.
– Понятия не имею.
– Улики должны быть весьма серьезны, раз добрые братья решились провести задержание. Если их предоставят королевскому прокурору, тому придется созвать большой трибунал…
– Улики? – Я позволил себе презрительную усмешку. – Нисколько не сомневаюсь, что мой арест требовался черно-красным для усиления своих позиций в Сваами. Или полагаете, монахи не могут быть охотниками за головами?
– Хорошо, если так, – вздохнул граф Хирфельд, но было видно, что мои слова окончательно его не убедили.
Впрочем, эту тему он счел закрытой и больше ее касаться не стал. Дальше мы обсудили какие-то насущные вопросы, а напоследок магистр-управляющий настоятельно рекомендовал не покидать после наступления темноты особняка, поскольку на ночь в сад выпускали собак.
– Местная традиция? – уточнил я с улыбкой.
– Насущная необходимость, – ответил граф с убийственной серьезностью.
4
После беседы с хозяином я отправился проведать Уве, но вымотавшийся за день школяр уже спал. Марта в полученных от одной из служанок ночной сорочке и чепце сидела на кровати и отрабатывала показанное накануне плетение, благоразумно не касаясь при этом эфира. На легкий скрип дверных петель она даже не обернулась, я немного постоял на пороге и не стал проходить в комнату, ушел в гостиную, где в одиночестве распивал вино маэстро Салазар.
– Счастлив? – поинтересовался я у бретера.
Микаэль окинул меня пристальным взглядом блестящих черных глаз и скривил в ухмылке губы.
– Счастье – это нечто большее, нежели простое удовлетворение потребности человека в выпивке, – сказал он, почесал заросшую длинной щетиной щеку и махнул рукой. – Впрочем, ты прав. Счастлив-счастлив.
Но стоило только мне усесться за стол, и показное спокойствие мигом слетело с маэстро, будто наносная шелуха.
– Каковы наши шансы отправиться на эшафот? – напрямую спросил он.
Я поморщился в ответ, но подручный одной лишь гримасой не удовлетворился, пришлось выложить все как на духу.
– Рано об этом говорить. В любом случае бегство оставим на самый крайний случай. Нашего хозяина такой исход втравит в серьезные неприятности.
– Какое тебе дело до этого хлыща? – фыркнул Микаэль. – Нет, я понимаю – парик! Облысеть всякий может, мода опять же! Но он еще и бороду подкрашивает! Представляешь?
– Да пусть хоть в женском платье ходит! – отмахнулся я. – Он магистр-управляющий! Не знаю, как обстоят сейчас дела у моих коллег в Сваами, но, если создадим проблемы Вселенской комиссии еще и в Грахцене, выйти сухими из воды уже точно не получится.
– Предлагаешь нам во имя высших интересов сложить голову на плаху, так?
– Повторяю: в бега ударимся только в самом крайнем случае. Ясно?
– Ясно-ясно, – скривился Микаэль, потянулся откинуть с лица отросшие волосы и зашипел от боли, невзначай коснувшись расчертившего лоб шрама. Тот уже затянулся, но еще оставался воспаленным и припухшим с явственными отметинами стежков. Благодаря усилиям Марты заживление протекало довольно быстро, и все же полностью убрать рубец ведьма пока не могла.
Я налил себе вина из стоявшего перед маэстро Салазаром кувшина и спросил:
– Уверен, что не стоит показать Уве нормальному целителю?
– Брось, Филипп! – вяло отмахнулся помощник. – Ты же видел, что творится с его эфирным полем! Любое дополнительное вмешательство лишь усугубит ситуацию. Время. Ему нужно время.
С улицы вдруг донесся яростный лай уже спущенных с цепи псов, я подступил к окну и приставил к стеклу ладони, но ничего толком не разглядел. А только вернулся за стол, и появился граф Хирфельд.
– Магистр, вы не спите? – обрадовался он. – Отлично! Нас желает видеть барон Аренкас, королевский прокурор.
Удивлению моему не было предела.
– В столь поздний час?
Магистр-управляющий нервно рассмеялся.
– Нам ли привередничать? Я просил барона об аудиенции, и столь быстрый ответ – если не чудо, то весьма хороший знак.
Я кивнул и скомандовал маэстро Салазару:
– Собирайся, едешь с нами.
– Есть ли в этом нужда? – нахмурился граф Хирфельд.
– Лишним не будет.
Ночные поездки по незнакомому городу вполне могли обернуться перерезанным горлом или колотой раной между третьим и четвертым ребром, и я не собирался выходить из дома в компании людей, которых видел первый раз в жизни. Еще и пистоли пришлось оставить в саквояже и ограничиться кинжалом, шпагой и волшебной палочкой!
При виде магического жезла граф Хирфельд озадаченно потер висок.
– Покорнейше прошу извинить, магистр, за бестактный вопрос, но разве не вас именуют Ренегатом?
Я озадаченно посмотрел на собеседника, затем понимающе улыбнулся.
– Ах, вы об этом! Да, это мое прозвище. Все верно. Но, думаю, вы и сами замечали, сколь превосходным образом жезл удерживает простецов от необдуманных поступков и высказываний. Ведь так?
Граф Хирфельд ничего отвечать не стал. Стуча каблуками по ступеням лестницы, мы спустились на первый этаж и вышли на улицу, где нас дожидались уже взнузданные лошади. На этот раз магистр-управляющий двумя охранниками не ограничился и взял в сопровождающие полдюжины бойцов. Как видно, поездки по темным улочкам вызывали беспокойство отнюдь не только у меня одного.
Ворота распахнулись, и мы выехали в ночь. Ущербная луна заливала тянувшуюся меж оград и живых изгородей дорогу серебристым сиянием, изредка впотьмах мелькали тусклые отсветы огней, а людей навстречу поначалу не попадалось вовсе. И лишь когда пригород остался позади и отряд поехал меж двухэтажных домов, с соседних улочек начали доноситься визгливые завывания скрипок и гул нестройного хорового пения, запахло подгоревшей стряпней, замелькали тени припозднившихся горожан. На перекрестках неярко мерцали заправленные дрянным маслом фонари, несколько раз слышалась перекличка ночной стражи. Иногда приходилось ехать через погруженные во мрак кварталы, но никто не посмел задержать вооруженных до зубов сеньоров и там.
Центр Лёнинцгена оказался вымощен брусчаткой, копыта лошадей звонко зацокали по мостовой. Улицы до предела сузились, верхние этажи домов едва ли не смыкались над головами, луна потерялась за скатами крыш, стало темно; не спасали даже горевшие на углах домов светильники. Впрочем, граф Хирфельд прекрасно ориентировался в родном городе и быстро вывел нас из каменного лабиринта к набережной канала, коим в свое время отделили дальнюю часть мыса от большой земли.
Попасть на ту сторону оказалось делом не столь уж и простым. Для начала магистр предъявил полученный вместе с письмом от королевского прокурора пропуск, затем лейтенант королевских мушкетеров – а несли службу на мосту именно эти бравые вояки, – долго выискивал какое-то подтверждение в толстенном фолианте, и в итоге пропустил только меня и графа. Остальным пришлось дожидаться нашего возвращения у моста.
Магистра-управляющего такой исход вовсе не порадовал, но протестовать он и не подумал. Мы пересекли канал и поехали по узкой и весьма извилистой улочке. Окрестные строения будто тянулись к небу, и луна окончательно затерялась за островерхими фронтонами, крытыми черепицей скатами крыш и башнями. При этом всюду горели фонари, и светло было едва ли не как ясным днем.
На многих перекрестках стояли караулы королевских мушкетеров, и все же граф недовольно хмурился; он даже откинул полу плаща, заранее высвободив из-под нее рукоять пистоля, которого прежде я у него не замечал.
– Ждете неприятностей?
– В нашем славном королевстве благородному человеку невозможно не иметь двух-трех кровников, – ответил граф.
– Здесь кругом солдаты!
– Они станут глухи и слепы, если только кто-то облеченный влиянием попросит их об этом. Такое случается нечасто, но это не повод забывать об осторожности. Кёнелиен безопасен лишь для тех, кому благоволят при дворце. А кто знает, как там решили разыграть вашу карту?
Мне сделалось не по себе, и я тоже расстегнул фибулу плаща.
– Кёнелиен? – уточнил между делом, поправляя ножны со шпагой.
– Королевский остров, – пояснил граф Хирфельд, кинул на меня быстрый взгляд и рассмеялся. – Спокойствие, магистр! Полагаю, для начала нас все же выслушают…
Так оно и вышло. Нет, не в части «для начала», а в том смысле, что до резиденции королевского прокурора мы добрались без всяких заминок, да и в приемной нас мариновать не стали, пусть там и дожидались аудиенции полдюжины посетителей. Не иначе ночные приемы здесь были делом обычным.
Барон Аренкас оказался пожилым сеньором с крючковатым носом, сединой в короткой бородке и едва ли не налысо остриженной головой; роскошный парик лежал на краю заваленного бумагами стола. За стоявшей в углу конторкой сгорбился клерк, личный секретарь спешно выкладывал перед королевским прокурором какие-то документы, а тот, не отрываясь от бумаг, перевернул песочные часы и коротко скомандовал:
– Говорите!
Граф Хирфельд нервно сглотнул и попытался обрисовать ситуацию, но вельможа тут же нацелил костлявый указательный палец на меня.
– Хочу услышать рассказ из первых уст! – объявил хозяин кабинета и предупредил: – Рёгенмар находится вне пределов моей юрисдикции, начинайте сразу с инцидента на постоялом дворе. Какие претензии высказали вам братья-герхардианцы?
Тонкая струйка песчинок беспрестанно сыпалась из верхней колбы в нижнюю, поэтому пришлось импровизировать.
– Никаких претензий высказано не было, ваша милость. Братья не сказали мне ни слова. – Прокурор нахмурился, и я спешно добавил: – Со мной общался официал ордена, некий сеньор де ла Вега. Он потребовал незамедлительного возвращения в Сваами, а, получив отказ, попытался настоять на своем силой. Ничего не оставалось, кроме как воспрепятствовать этому беззаконию.
– А обвинение в чернокнижии?
– Послужило формальным оправданием агрессии и было высказано уже постфактум. К тому же осмелюсь напомнить вашей милости, что ученое сословие неподсудно…
Хозяин кабинета досадливо отмахнулся, заставив меня замолчать на полуслове.
– Чего добивался тот официал? – спросил барон Аренкас. – Как думаете, магистр, в чем заключается интерес ордена?
Я развел руками.
– Полагаю, на столь вопиющее нарушение закона упомянутого мной официала подтолкнуло стремление получить для ордена некие политические преференции в Сваами. Грубейшая подтасовка улик, лежащих в основе моего обвинения в убийстве маркиза Альминца, позволяет заподозрить в нечестной игре отдельных представителей ордена Герхарда-чудотворца, но это лишь догадки и предположения.
– Только глупец оставит в теле жертвы клинок с дарственной гравировкой в свой адрес, – понимающе улыбнулся барон. – Но едва ли глупец сумел бы избежать ареста, ведь так?
Я лишь склонил голову в знак согласия и не сдержал облегченного вздоха, когда королевский прокурор откинулся на спинку кресла и объявил:
– В экстрадиции сеньора вон Черена отказать!
Но радость оказалась преждевременной.
– Вместе с тем, – продолжил хозяин кабинета, – орден Герхарда-чудотворца должен иметь возможность обосновать свою позицию и подтвердить выдвинутые обвинения или отказаться от них в случае, если нападение совершили самозванцы.
У моего спутника при этих словах натуральным образом вытянулась физиономия.