Кейт открыла карту в Гугле и забила адрес. На карте появилась точка, и Кейт приблизила изображение.

– Вот стадион, про который говорили в новостях, – сказала она, указывая на карту. – А это остановка, где она собиралась сесть на автобус до дома. – Кейт поводила пальцем по экрану и нашла Транмер-стрит.

– Черт возьми, она почти дошла до этой остановки, – сказал Тристан. – Посмотрите на масштаб, ей всего четыреста метров оставалось. – Кейт увеличила карту. Тристан продолжал: – Мы не знаем, где была похищена Эмма Ньюман, так как у нее одной не было четкого распорядка дня. Остальные пропали по пути домой откуда-то…

– Я нашла место, где пропала Кейша Смит, – сказала Кейт, подойдя к сумке и достав оттуда записную книжку. – Она ездила на шестьдесят четвертом автобусе от ближайшей к школьному стадиону остановки.

– Нам осталось выяснить, где садилась на автобус Лайла Джеррард, – сказал Тристан.

– Я могу позвонить Алану Хэксаму и узнать, не может ли он посмотреть в полицейских отчетах. Давай проследим маршруты всех жертв и попытаемся размышлять как серийный убийца. Где удобнее всего устроить засаду и похитить кого-нибудь? – сказала Кейт.

Следующие несколько часов они дотошно изучали маршруты на «Гугл Картах», сравнивая, где жертвы жили и на каких автобусах ездили, и в каждом случае они смогли определить кратчайший путь.

– Я хочу взглянуть на эти места, – сказала Кейт. – Это самые короткие маршруты, которыми они с определенной долей вероятности пользовались. Жители этих районов, возможно, что-нибудь да видели, или кого-нибудь, но просто не придали этому значения.

46

Дорога до места, где, как предполагали Кейт и Тристан, была похищена Кейша Смит, заняла у них час. Исследуя маршрут, они обнаружили точку, где две жилые улицы Холстед-роуд и Мархэм-стрит соединялись небольшим проулком.

На Холстед-роуд было шумно, но в том месте, где проулок соединял ее с Мархэм-стрит, был тихий закуток, окруженный кустами и просматриваемый из окон только одного дома, который как раз пустовал и был выставлен на продажу.

– Вот это было бы идеальное место, – сказал Тристан. – Здесь он мог припарковаться и поджидать ее.

У дома, расположенного по диагонали, Кейт заметила женщину, выходящую из машины. Она открыла багажник и достала оттуда небольшую коробку с чистящими средствами.

– Похоже, это уборщица, – сказала Кейт и решила воспользоваться моментом. – Посмотрим, захочет ли она разговаривать.

Тристан пошел следом за Кейт, и они догнали женщину прямо у калитки, ведущей к большому белому дому. Кейт представилась и протянула свою визитку.

– Мы пытается узнать что-нибудь о пропавшей девушке. Мы полагаем, что она часто ходила по этой улице.

Женщина глядела на них с подозрением, пытаясь определить, какие отношения связывают Кейт и Тристана. У нее была очень светлая кожа, короткие волосы, выкрашенные в черный цвет, и большие глаза, обрамленные щедро накрашенными ресницами.

– Мы не из полиции, – добавила Кейт. – Мы работаем в частном порядке, и нам нужна помощь.

Казалось, после этих слов женщина немного смягчилась.

– Я убираюсь в шести домах на этой улице. Провожу тут много времени.

– Вы убираетесь по четвергам? Девочка пропала в этот день, – спросила Кейт. Тристан достал распечатанную фотографию Кейши Смит и показал женщине.

Та хмыкнула.

– Я слышала про нее в новостях! Вы думаете, ее украли здесь?

– Это рабочая версия, – сказала Кейт.

– Я вчера видела новости. Тип в черном фургоне – ну, они думают, что этот мужик – убил ту девчонку, – сказала она, качая головой.

– Можете припомнить, работали ли вы… – Кейт достала телефон и пролистала календарь, – в четверг шестнадцатого сентября. В этот день пропала Кейша.

Женщина призадумалась.

– Когда у нас в августе были банковские каникулы?[10] – спросила она.

– Тринадцатого августа, – ответил Тристан.

– Да, я работала. Это как раз была неделя перед тем, как я уехала.

– Вы работаете допоздна? – спросила Кейт.

– До четырех-пяти часов, – сказала женщина.

– Вы не помните, в тот день вечером не стоял ли фургон вон у того места? – Тристан вытащил телефон. – Например, похожий на этот, принадлежащий «Юго-западной электромонтажной компании»?

Женщина посмотрела на фотографию на экране.

– Такого не было. Этот дом выставлен на продажу уже несколько месяцев. Старушка, которая там жила, умерла, пролежала там несколько недель… В общем… В это время там стоял один из этих охраняемых фургонов. Я его запомнила, потому что он был вроде как бронированный, ну, вы знаете, на таких наличку из банков возят.

– А день помните? – спросила Кейт.

Женщина пережевала вопрос, почти буквально, пошевелила губами, прикидывая что-то в голове.

– Я не уверена. Это было примерно в то время. Со временем все дни смешиваются, и невозможно отличить один от другого.

– Вы не помните, на машине был какой-нибудь логотип?

– Это точно был не Securicor, потому что я всегда хохочу над этим занудным женским голосом, который просит посторониться, когда машина сдает назад… ONV или OMG… Что-то такое. Написано золотыми буквами. Первая буква точно О.

– OMG часто расшифровывается как Oh My God[11], – сказал Тристан.

Женщина глянула на него так, словно он только что усомнился в ее умственных способностях, и продолжила:

– Фургон был тонированный и, я помню, еще подумала тогда «Какого черта он тут стоит?» Тут же нечего делать, дом очень долго пустует. Разве что мусорщики приезжали один раз.

– Вы видели кого-нибудь в фургоне? Может, кто-нибудь выходил из него? – спросила Кейт.

– Нет.

– Полицейские с вами разговаривали?

Услышав эти слова, женщина прищурилась.

– Полицейские? Нет. Я не общаюсь с полицией. Только если выхода другого нет. Они, наверное, разговаривали с теми, кто тут живет, но я точно не знаю. Многие отсюда мотаются в Бристоль или даже в Лондон. А сейчас, простите, но мне пора.

После того как она ушла, Кейт и Тристан прошлись по проулку. Он представлял собой узкий, грязный и вонючий проход, с валяющимся на земле мусором и битым стеклом.

– Тут почти нет собачьих какашек, – сказал Тристан. – Значит, с собаками тут не гуляют.

– Выглядит так, будто люди вообще здесь особо не ходят, – согласилась Кейт. – Что думаешь по поводу фургона, который она видела?

– Она не сказала ничего конкретного. Ни точной даты, ни надписи на фургоне.

– Но что здесь мог делать инкассаторский фургон? Никакого банка рядом нет.

Они вернулись туда, где припарковали машину.

– Куда дальше? – спросил Тристан.

– Баттерворс-авеню, – сказала Кейт. – Туда, где, по нашим предположениям, похитили Лайлу Джеррард.

47

Фанат проснулся в темноте с пульсирующей болью в левом глазу. Он пошарил рукой рядом с кроватью и отдернул занавеску. Он был в своем загородном доме, спрятавшемся у меловых холмов на севере Уэссекса. В комнату через окно лился свет, и от неожиданной яркости он зажмурился. Он встал и пошел в ванную, где уставился на свое отражение в зеркале.

Кожа у него на лице и руках была покрыта красными пятнами. Особенно ярко они проступили вокруг левого глаза, который, к тому же, посинел и заплыл – эта сука еще и ударила его туда. Гель просочился через балаклаву и окрасил часть лица и шеи.

Ему нравилось, когда девчонки отбиваются, но он не ожидал, что эта почти одолеет его. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он пришел в себя, стоя над ее безжизненным телом, из-под которого на бетон лужей растекалась кровь.

Он убедился, что вокруг было темно, на дороге никого не было, только уличный фонарь иногда моргал. Он вернулся в фургон и заперся там, пытаясь отчистить гель, но он был повсюду. На полу в фургоне он нашел ее темно-синюю бейсболку с красной найковской «галочкой» впереди. Он натянул кепку и опустил козырек прямо на глаза, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы прикрыть измазанное краской лицо.

План, который он разрабатывал для четвертой жертвы, пошел прахом.

Он несколько раз сходил в ванную и принял душ, стараясь отмыться, но следы краски оставались, похожие на красноватые родимые пятна. Он прочитал в интернете, что они исчезнут через несколько дней, но тогда он пропустит самую важную часть плана.

Окольными путями он доехал до распределительного центра «Юго-западной электромонтажной компании» и сразу же поменял номера на машине, но теперь ему нужно было отмыть от красных пятен фургон, и он не мог доверить эту работу никому. В полиции узнают, что это за красная краска. В новостях этого еще не было, но его беспокоил тот старик. Он видел фургон.

Он планировал выбросить тело Абигейл в следующий вторник вместе с запиской, но теперь так сделать не получится, и это было уже не то идеальное преступление, которое он так тщательно планировал.

Если старикашка поговорит с полицейскими и они узнают, что он использовал фургон, сколько времени им понадобится, чтобы добраться до него? Фальшивые номера задержат их ненадолго.

Он снял белье и зашел в душ. Красные пятна шли вниз по шее и доходили до груди. Он взял баночку промышленного очистителя и насыпал едко пахнущего порошка в ладонь. Смешав порошок с водой, он принялся натирать им грудь, шею и лицо. Кожу щипало и жгло. Он включил настолько горячую воду, насколько мог вытерпеть, и с удовольствием увидел, как с него потекла бледно-розовая вода.

Химический запах, какой бывает в бассейне от отбеливателя и моющего средства, забрался ему в нос и привел в чувство. Он потерпел неудачу, но не все было потеряно. Он растянул губы в улыбке и начал чистить зубы, которые тоже стали розовыми от краски. От очистителя его чуть не стошнило, но он продолжал тереть.

Как только пятна начали бледнеть, он почувствовал, что приходит в себя. Для того, чтобы его план сработал, он должен полностью контролировать свои эмоции.

48

Через сорок пять минут Кейт и Тристан подъехали к другому месту. Зеленая улица, окруженная роскошными домами, переходящая в грунтовую дорогу с железнодорожным мостом и туннелем. С одной стороны моста был заросший травой клочок земли, который когда-то был детской площадкой, а с другой – шла высокая кирпичная стена, соединенная с железнодорожным мостом.

Кейт и Тристан прошли по длинному туннелю – грязному неосвещенному, воняющему мочой. С другой стороны тоннель выходил на шумную торговую улицу.

– Вы бы пошли здесь? – спросил Тристан. – Даже если бы это был кратчайший путь?

– Только если бы случайно сюда зашла, но район, в общем, кажется очень дорогим. Красивые дома. Не знаю. Здесь можно очень хорошо сократить дорогу до остановки, – сказала Кейт. Они прошли через туннель обратно и, выйдя на другой стороне, услышали, как у них над головами прогрохотал поезд.

– Тихое местечко, отлично подходит для того, чтобы поджидать кого-нибудь, – сказал Тристан, когда они остановились у заброшенной детской площадки.

Последний дом, после которого заканчивалась асфальтированная дорожка, представлял собой величественное старое здание в полном запустении. Кейт подумалось, что когда-то это был единственный дом в окрестностях, окруженный полями.

Они отошли подальше, чтобы рассмотреть дом с другого угла. По всей поверхности стен и вокруг большого эркера с окном вился плющ. В передней комнате на первом этаже горел свет, делая общую картину значительно уютнее. Пожилой мужчина в очках с толстой оправой сидел в кресле с высокой спинкой и читал газету. К расположенной между колоннами входной двери с висящим на ней дверным молоточком вели ступеньки. Кейт приблизилась к дому и увидела, что из-под карниза что-то выглядывает. Старик заметил их, отложил газету и снял очки.

– Гляди, вон там, под карнизом маленькая камера видеонаблюдения, – сказала Кейт, указывая пальцем. – Ее не видно, пока близко не подойдешь.

Мужчина уже стоял у окна и махал рукой, показывая им, чтобы они уходили.

– Он как-то не очень доволен, – сказал Тристан.

– Посмотрим, не согласится ли он поговорить, – сказала Кейт. Она махнула мужчине рукой, и они поднялись по ступенькам к входной двери и позвонили. Никто не ответил.

– Может, это призрак? – ухмыльнулся Тристан.

Кейт позвонила еще раз. Через пару секунд дверь открылась. В проходе, опираясь на трость, стоял старик. Правая нога у него была в гипсе.

– Женщина, вы слепая? Не видите, что я ходячий раненый? – сказал он раздраженно. Из дома шел запах выпечки и свежезаваренного чая, и теплый воздух, вырываясь наружу, смешивался с морозным осенним утром. Пожилой мужчина посмотрел мимо Кейт, прямо на Тристана и улыбнулся. – Чем могу вам помочь, молодой человек?

Кейт ткнула Тристана под ребра, и он, сделав шаг вперед, протянул старику визитки.

– Здравствуйте. Мы частные детективы. Меня зовут Тристан Харпер, а это Кейт Маршалл.

– Меня зовут Фредерик Уолтерс.

– Очень приятно, мистер Уолтерс. Мы расследуем похищение молодой девушки, и, по нашим предположениям, она была похищена на дороге у вашего дома.

– Господи боже! Когда?

– Пару недель назад, – ответил Тристан и рассказал о похищении и убийстве Лайлы Джеррард.

– Какой ужас, – сказал старик, схватившись за сердце. – Вы очень молодо выглядите для частного детектива. Сколько вам лет?

– Двадцать один, сэр, – сказал Тристан.

– Вы же не думаете, что это я ее похитил? – спросил мужчина. – Я только что вернулся из больницы, пролежал там несколько недель.

– Сочувствую вам. Мы решили зайти, потому что увидели, что у вас на доме установлена камера, смотрящая прямо на дорогу, – сказала Кейт. – С вами не общались полицейские? Вдруг что-то попало на запись.

– Нет, никого не было… – он выглянул на улицу, а затем перевел взгляд обратно на Тристана и улыбнулся. – Я как раз собирался заварить чай. Хотите чашечку?

– Да, спасибо, – сказал Тристан.

– Было бы чудесно, – добавила Кейт. Казалось, Фредерик адресовал свое приглашение только Тристану.

– Входите, – сказал он, отступая назад в коридор. – Может быть, вы не откажетесь помочь мне с чаем? – спросил он Тристана.

– Конечно.

– А вы, Карен, располагайтесь в гостиной, – добавил он, обращаясь к Кейт.

– Я Кейт, – сказала она, но он уже повел Тристана по коридору.

Кейт вошла в гостиную. Тяжелая деревянная мебель и бар в углу с сифоном для газировки напомнили ей дома 30-х годов. На серванте стоял старомодный граммофон, окна были отделаны свинцовыми вставками, а уголки стекол в нескольких местах потемнели. С потолка струился мягкий свет, оттеняя диван с узором из ракушек и такие же кресла. На низеньком комоде громоздился современный плоский телевизор, а позади него Кейт, приглядевшись, увидела мигающий интернет-модем.

Через несколько минут Фредерик вернулся вместе с Тристаном, на ходу расспрашивая его о татуировках.

– У вас только вот эти на руках? – спросил он.

– Есть еще на спине, и на плечах орел с распахнутыми крыльями, – сказал Тристан, ставя поднос на маленький столик у дивана.

– Боже мой, можно взглянуть?

Кейт выразительно посмотрела на Тристана, но он, уступив Фредерику, задрал футболку, обнажив сначала рельефный пресс и накачанные грудные мышцы. Он повернулся, чтобы показать распростертые по спине и плечам крылья. Кейт ожидала увидеть что-то безвкусное, но татуировка выглядела очень красиво.

– Ну и ну… Боюсь, что после вашего ухода мне придется прилечь, – пошутил Фредерик.

Тристан опустил футболку и уселся рядом с Кейт. Кейт была рада, что Тристан подыграл старику, но подумала, что ему все же не стоило начинать оголяться.

– Хотите, я разолью чай? – спросила она.

– Да, будете у нас за хозяйку, – сказал Фредерик. Кейт разлила чай и, дождавшись, когда Фредерик усядется в кресло напротив, подала ему чашку. Другую она подала Тристану и, сев рядом с ним, сделала глоток из своей.

– Когда на вашем доме установили камеру? – спросила она.

– Четыре месяца назад. Ее для страховки поставили, – сказал Фредерик, откинувшись в кресле и поправляя очки. Он подул на чай и сделал глоток.

– Вы не будете против, если мы посмотрим запись с того дня, когда пропала девушка? – спросил Тристан.

– Какая девушка?

Кейт еще раз кратко пересказала историю.

– Я не знаю, как это все работает. Камеру установила моя племянница, она же приходит и проверяет ее.

– А где находится сама система? – спросил Тристан.

– Цистерна?

– Нет, компьютерная система от камеры. Такая коробочка.

– Ой, да. Она в шкафу под лестницей. Посмотрите сами, не стесняйтесь. Я понятия не имею, как это работает.

Кейт и Тристан вышли в коридор. Им пришлось отодвинуть небольшой стол и лампу от двери чулана, и внутри, в пыли, среди старых сапог и ботинок, они нашли небольшую коробку с мигающими зелеными огоньками.

– Похоже, что видео с камеры записывается на жесткий диск, – сказал Тристан. – Здесь установлена система безопасности на базе приложения, мы можем получить доступ удаленно.

Он взял листок бумаги, лежавший на коробке, и протянул его Кейт. На листке была инструкция, как войти в систему, и пароль. Тристан достал телефон, сфотографировал бумажку и положил ее на место.

Они вернулись в гостиную, допили чай, и Тристан еще раз спросил разрешения посмотреть запись. Фредерик, ничего не смыслящий в работе камеры, сказал, что Тристан на них взглянуть.

– Надеюсь, вы найдете того, кто похитил эту девушку, – сказал Фредерик, провожая их до двери. Казалось, он был огорчен тем, что его нежданные гости уходят.

– Спасибо вам, это может оказаться очень полезно, – сказал Тристан.

Когда они вернулись в машину, Тристан скачал на телефон приложение для просмотра записей с камер наблюдения.

– Мне так неудобно. Он не знает, что я сфотографировал пароль, – сказал Тристан.

– Нам нужна запись всего одного дня, и потом это может помочь нам найти убийцу Лайлы, – сказала Кейт. – И к тому же, ты продемонстрировал ему свой торс… Я думаю, он долго еще будет смаковать в воспоминаниях это зрелище.

Тристан засмеялся. На обратном пути в Эшдин Тристан вошел в приложение и начал искать нужную запись в видеофайлах.

– Так, я нашел запись со дня, когда была похищена Лайла Джеррард. Весь день разбит на часовые записи, я скачиваю только записи с трех до девяти вечера.

Когда записи загрузились, Тристан начал прокручивать их на высокой скорости. Кейт краем глаза тоже поглядывала на экран. Картинка не менялась: участок дороги, заросшая детская площадка и край туннеля. Тристан переключился на нормальную скорость, когда в кадре появился человек с собакой, а затем – почтальон на велосипеде. Когда начало темнеть, в кадре появился черный фургон и, медленно проехав в сторону туннеля, скрылся из виду.

– Черт, – сказал Тристан, перемотав запись назад и включив замедленную скорость.

Он заново проиграл отрывок записи, на котором в кадре появился фургон. На машине сбоку виднелась надпись OMV Security. Черный тонированный фургон. Кейт накрыло давно забытое чувство покалывания в животе – восторг от сделанного открытия.

– Какое это время? – спросила она, пытаясь разглядеть крошечные цифры в углу экрана и одновременно смотреть на дорогу. Ей едва удавалось сдерживать волнение.

– Фургон проезжает мимо в 5:25… – Тристан прокрутил запись вперед. – Должно быть, он почти час прождал вне зоны видимости камеры. С другой стороны туннеля – тупик. Он развернул фургон и проехал в обратном направлении в 6:23.

Он прогнал запись назад и нажал на паузу. Буквы OMV просматривались и на другой сторону фургона.

– Он наверняка ждал у туннеля, а потом схватил Лайлу, и когда он уезжает оттуда, – она уже внутри, – сказала Кейт.

Тристан тут же загуглил название фирмы.

– OMV занимается доставкой наличных денег в банкоматы, – сказал он.

– Мы должны сообщить об этом Варе, – сказала Кейт.

Осознание того, что все, что они могут сейчас сделать, – это передать информацию, несколько притупило ее восторг. Тристан сделал скриншот обоих кадров и загрузил их в электронную почту.

Как только он отправил письмо, у Кейт зазвонил телефон. Это был Гэри Долман, писатель, который работал над книгой «Не мой сын».

– Он живет в Брайтоне, – сказала Кейт, положив трубку. – Говорит, мы может встретиться с ним завтра у него дома. Он согласен ответить на любые наши вопросы и рассказать о своей работе с Энид.

– Как раз кстати, поможет занять голову, пока мы ждем ответа по этим записям с камеры. Похоже, что дело сдвинулось с мертвой точки, – сказал Тристан.

Кейт кивнула и начала стучать телефоном по зубам, разнервничавшись от перспективы предстоящей встречи.

– Что такое? Не хотите ехать? – спросил Тристан.

– Хочу, – сказала Кейт. – Он хотел побеседовать со мной, когда писал книгу. Я постоянно отказывалась, и потом получилось совсем некрасиво… Я вроде как послала его на три буквы. Я тогда пила.

– Как он держался во время звонка?

– Хорошо. Нормально.

– Он был журналистом в желтой газете, может быть, он просто потерял счет тому, сколько людей его туда посылали? – сказал Тристан.

Кейт засмеялась, но как член общества анонимных алкоголиков она знала, как извиниться перед Гэри и загладить свою вину.

49

Гэри Долман жил в Брайтоне, в доме с террасой и с видом на море. Открыв дверь Кейт и Тристану, он весь расплылся в улыбке и пригласил их войти. Ему было немного за пятьдесят. В носу и в брови торчал пирсинг, а серебристые волосы сверху были частично окрашены в розовый. Он провел Кейт и Тристана в заставленный книжными шкафами кабинет с большим панорамным окном, выходящим в сторону моря.

– Просто не верится, после стольких лет мы наконец-то с вами встретились, – сказал он, жестом приглашая их присесть на большой диван.

– Спасибо, – сказала Кейт. – Я должна извиниться перед вами за наш последний разговор, когда вы просили меня поучаствовать в вашей работе над книгой. Это было очень грубо с моей стороны. Прошу прощения.

Гэри отмахнулся.

– Все в порядке. Я знаю, как вас преследовали газетчики. Если это хоть немного вас утешит, книга в итоге мне не понравилась, – сказал он.

– Почему?

– Прежде чем мы начнем, хотите чаю или кофе? – спросил он. Кейт и Тристан попросили чаю, и Гэри вышел из кабинета.

Кейт огляделась по сторонам. На стене в рамках висело несколько передовиц The Sun и «Новостей мира». На двух из них красовались заголовки статей об известном актере, которого застукали нюхающим кокаин, и о супермодели, употребляющей наркотики в компании рок-музыканта, третий заголовок гласил «НЕ МОЙ СЫН». Сразу под ним была ставшая теперь известной фотография Энид Конуэй крупным планом, сделанная, когда она выходила из здания Верховного суда в Лондоне, после того как Питера признали виновным и приговорили к пожизненному заключению. На ней был элегантный темно-синий костюм: юбка и пиджак, короткие темные волосы были идеально уложены, а по лицу бежали слезы, оставляя за собой дорожки потекшей туши, пока она прижимала к губам белый носовой платок. «Новости Мира» оказались единственной газетой, которая использовала фото Энид в сообщении о том, что Питера признали виновным, и от этого фотография стала еще эффект нее. Кейт подошла поближе.

– Я не знала, что это он написал, – сказала она, вглядываясь в мелкие буквы. – Интересно, почему он забросил это дело? Судя по всему, у него получалось неплохо, – Кейт услышала, как последнее предложение в ее устах приобрело какие-то горестные нотки.

– Давайте все же будем осторожны. Журналист всегда остается журналистом, – сказал Тристан.

– Тоже верно, – сказала Кейт.

Она посмотрела в окно, на море и на разворованные сгоревшие останки пирса, которые торчали над гладкой водяной поверхностью, как ноги гигантского скорчившегося паука. Кейт не могла определиться, как она относится к Гэри Долману. Она извинилась перед ним, сделала то, что должна была сделать как примерный член клуба анонимных алкоголиков, но вместе с этим она вспомнила время, когда Питера арестовали и начались слушания в суде. Как он изводил ее просьбами дать комментарий, разрешить ее процитировать и рассказать ее историю. Он принял ее извинения, но не должен ли он был извиниться сам?

Через несколько секунд Гэри вернулся в кабинет, улыбаясь и неся поднос с чаем и печеньем.

– Вот так, – сказал он, усаживаясь в кресло у рабочего стола. – Я готов.

Кейт подробнее рассказала о том, что упомянула во время телефонного разговора, в том числе их предположение, что подражатель использует книгу «Не мой сын» в качестве вдохновения, в поисках мест, где оставить тела своих жертв.

– С вами связывалась полиция? – спросила Кейт в итоге.

– Нет. Еще нет, – сказал Гэри, обмакнув очередную печеньку в чай.

– Я бы ждала звонка, – сказала Кейт. – Я поделилась с ними своими подозрениями о том, что места преступлений связаны с книгой Энид, или, точнее сказать, с вашей книгой.

– Если вы раскроете это дело, книга может получить второй тираж, – сказал он, осклабившись.

– Гибнут девочки-подростки, – холодно сказала Кейт.

Гэри поднял руки.

– Простите. Просто я – реалист. Ничто так не продает книги, как смерть… Я видел новости… Фух… жуткая история, – он покачал головой и вздрогнул, делая вид, что пребывает в ужасе.

– Почему вы стали писать книги за других, а не от себя, как настоящие писатели? – спросил Тристан. Кейт бросила на него взгляд. Гэри был ей так же неприятен, но если начать демонстрировать это, то он может отказаться разговаривать.

– Я был сыт по горло этой журналистской мясорубкой, – сказал он. – Мне поступило это предложение, после того как вышел мой материал про Девять Вязов и моя знаменитая статья. Мне заплатили сто тысяч. Я выплатил ипотеку. Думаю, это делает меня настоящим писателем.

– Энид хоть раз говорила о Питере «не мой сын» во время суда? – спросил Тристан.

– Нет… Вы хоть раз слышали подобное, Кейт?

– Я не присутствовала на заседаниях. Только дала показания, – сказала Кейт. Мысленно она вернулась в те четыре дня, когда она, униженная, стояла в суде перед адвокатами Питера Конуэя, которые рвали ее на части.

– Разумеется, ведь когда начался суд, у вас уже был от него ребенок, так?

– Да.

Повисла неловкая пауза, во время которой Кейт пристально посмотрела на Гэри.

– Но вы ведь используете эти слова в заголовке как цитату, – сказал Тристан.

Гэри повел плечами.

– Это журналистика. Этот заголовок отражает настроение публики, а это то, к чему всегда стремится любой хороший таблоид.

«Ага, а журналисты вроде тебя еще и поимеют между делом всех, кто попадется на пути», – подумала Кейт. Она прилагала огромные усилия, чтобы абстрагироваться от своих эмоций.

– Так как же возникла идея для книги? – спросила Кейт, возвращая их разговор в нужное ей русло.

– Я познакомился с Энид Конуэй во время судебных заседаний, – сказал Гэри. – В перерывах между слушаниями она то и дело стреляла у меня сигареты. Болтала о том о сем, ничего особенно откровенного, но достаточно для того, чтобы наладить контакт. Я слышал, как она спрашивала другого журналиста, сколько она может получить за свою историю, и тогда я подумал, что на ее историю будет спрос. Я пошел к издателю с моей идеей, за пару недель до того как вынесли обвинительный приговор, и они достаточно быстро все устроили.

– Сколько раз вы встречались с Энид, когда работали над книгой?

Гэри откинулся в кресле, поставив пустую чашку на колени.

– Раз шесть-семь.

– А где вы с ней встречались?

– Здесь. Как правило, писатель сам приезжает к рассказчику, но Энид хотела посмотреть Брайтон и пожить в Гранд-отеле. Издательство оплатило ей номер на неделю. Она хотела остановиться в том же номере, в котором жила Маргарет Тэтчер, когда в отеле случился взрыв![12] Но он был уже забронирован, поэтому ей дали соседний номер люкс. Несколько раз мы встречались там и несколько раз здесь, у меня… Интересная была работенка.

– В каком смысле? – спросил Тристан.

Гэри закатил глаза.

– Она же мать известного серийного убийцы, и, к тому же, во время нашей работы выяснилось, что книга получается немного не такой, как планировалось, – сказал он. – Исходя из моего заголовка издатель сделал вывод – и кстати, одобрил такое решение, – что «Не мой сын» будет своего рода раскаянием, что Энид отречется от своего сына. Но по ходу наших бесед я пришел к выводу, что она безумно его любит и все отрицает.

– Она отказывалась верить, что Питер убил тех девушек? – спросила Кейт.

– О, нет. Она знала, что это сделал он. Она была уверена в том, что он ничего не мог с собой поделать. Сказала, что ее саму изнасиловал злой человек, и из-за того, что отец Питера был злым, он был вынужден постоянно бороться с темной стороной собственной личности. Она говорила, что хорошего в нем гораздо больше, чем плохого. Что он не виноват в том, что убил тех девушек. Что это все гены.

Кейт закрыла глаза, от этих слов ее замутило. Большую часть времени ей удавалось не думать о том, что Джейк был сыном Питера, и, хотя она понимала, что слова Энид – это следствие глубокого отрицания, она сильно беспокоилась за будущее Джейка. Она выронила чашку, и та, упав на пол, разлетелась на части.

– Ой, простите, – едва слышно сказала она, поднявшись и начав подбирать осколки.

– Не беспокойтесь, – сказал Гэри. Он подошел к Кейт и положил руку ей на плечо. – Вы в порядке?

– Она в порядке. Вы не оставите нас на минутку? – спросил Тристан, неодобрительно посмотрев на хозяина.

– Конечно. Я пойду схожу за тряпкой, – сказал он и вышел из комнаты.

– Вы можете продолжать? – спросил Тристан, заметив слезы в глазах Кейт. Он усадил ее обратно на диван и начал собирать осколки.

– Не знаю, – сказал она, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Я всегда стараюсь смотреть на все это объективно, но… – она расплакалась. – Питер – отец Джейка, и все это дерьмо в нем тоже есть. Мне так страшно, когда я думаю об этом. Джейк просто ребенок, который хочет жить нормальной жизнью, но будет ли она у него?

Тристан сложил осколки чашки на стол, а затем взял Кейт за руку.

– Я специально читал в интернете про серийных убийц. Знаете, у скольких из них дети оказались нормальными? Сын Чарльза Мэнсона живет себе тихо-спокойно со своей подружкой. Дочь Кита Джесперсона сейчас читает лекции и помогает детям серийных убийц… Не удивлюсь, если Энид Конуэй наплела все это дерьмо в погоне за тиражом.

– Ни один человек ведь не знает, какими вырастут его дети? – сказала Кейт.

– Именно, – ответил Тристан. – Когда меня взяли за то разбитое стекло в машине, моя мама так взбесилась, думала, что теперь я точно пойду по кривой дорожке, но гляньте на меня сейчас. Я работаю в университете Эшдина, а не чищу туалеты. Я работаю на вас, а этим можно гордиться.

Кейт посмотрела в его добрые карие глаза и порадовалась, что тогда, после собеседования, решила дать ему шанс. Он стремительно становился для нее вторым сыном.

– Спасибо тебе, – сказала она, улыбаясь и сжимая его руку. Гэри вернулся с тряпкой и замер в дверном проеме.

– Простите, если я вас расстроил, – сказал он.

– Нет, ничего. Я же сама задала вопрос, – сказала Кейт, вытирая лицо и собираясь с силами.

Гэри протянул ей коробку с салфетками, она взяла одну и высморкалась. Он вытер с пола остатки чая и уселся обратно в кресло.

– Хотите продолжить? – спросил Тристан Кейт.

– Да, это касается не только меня, – сказала Кейт. Она утерла нос салфеткой и посмотрела на Гэри: – Вы знали, что Питер Конуэй рассказывал своим коллегам-полицейским, что у его матери были проблемы с головой и она постоянно находилась в лечебнице?

– Я слышал об этом. Энид сказала, что это ложь…

– Питер говорил об этом мне и моим коллегам. Трижды.

– Энид не упоминала этого. Она страстно любила Питера, и, мне кажется, это было нечто большее, чем материнская любовь, – сказал Гэри. – Она рассказывала, как наряжалась для него во время слушаний. Чтобы его подбодрить. Вы, должно быть, помните, в чем она приходила в суд. Короткие юбки, чулки, подвязки. Сидела там, ноги ему показывала. Кружево… Я помню, мы еще шутили об этом, сидя на балконе для прессы.

Кейт снова почувствовала тошноту, но была намерена продолжать.

– Она рассказывала об отношениях с Питером, когда он рос? – спросила она.

– Она говорила о каникулах в Девоне, но там все вроде бы было нормально, не считая эпизода с фермерской женой и того, что она украла у них курицу. Она много говорила о тех двух годах, что Питер жил и работал в Манчестере, когда сама она жила в Лондоне. Говорила, что безумно по нему скучала. В то время она работала в букмекерской конторе в Уайтчепеле и выходные у нее были раз в две недели. Они приезжали друг к другу по очереди. Как-то раз, когда она приехала в Манчестер, они выпивали в пабе, а потом пошли в квартиру, где жил Питер. Он показал ей свою новую камеру и начал ее фотографировать. Она сказала, что они начали дурачиться, она позировала для него смеха ради, а потом он попросил ее сменить наряд, а сам в это время продолжил снимать. Кончилось все тем, что он фотографировал ее голой.

– Вот же блин! Свою собственную мать? – спросил Тристан.

Гэри кивнул.

– Энид говорит об этом так, как будто они просто забавлялись. Потом он сам разделся, чтобы она могла его пофотографировать, а потом, по ее словам, «пошло-поехало…». Это были ее слова, но затем она тут же сказала мне, что я не могу использовать это в книге.

– Она рассказала об этом во время интервью для книги? – спросила Кейт.

– Да, после пары стаканов в баре Гранд-отеля.

– Почему вы не написали об этом? – спросил Тристан.

– За ней было последнее слово, и когда я рассказал об этом редактору, она была возмущена. Сказала, что издателю не нужны такие измышления об отношениях между ними. Дескать, книга не та.

Кейт и Тристан несколько секунд перваривали его слова. Кейт не была удивлена, услышанное скорее ужаснуло ее.

– У вас есть еще какие-нибудь материалы, которыми вы можете поделиться, фотографии, которые не попали в книгу? – спросила она.

– Да. Есть много детских фотографий Питера, еще есть фотографии со времен его службы в Манчестере.

– Можно взглянуть?

– Конечно. Давайте-ка посмотрим, – сказал Гэри, вставая и пробегая глазами по заставленным книжным полкам. Он отыскал на одной из полок обувную коробку. Сняв крышку, он поставил коробку на кофейный столик. – Я сделал копии всех фотографий.

Кейт начала просматривать старые праздничные фотографии, на которых Питер еще ребенок.

– Я полагаю, никакими пикантными фотографиями она с вами не поделилась? Если то, о чем она рассказала, вообще имело место, – спросил Тристан, вытаскивая размытую фотографию шестнадцатилетней Энид, стоящей перед домом для одиноких матерей с Питером на руках.

– Нет. Она рассказала странную историю, – сказал Гэри. – У Питера в Манчестере был друг. Кажется, она говорила, что он жил в Олтринхэме. У этого парня была своя аптека, но он между делом за плату проявлял в своей мастерской всякие сомнительные фотографии, так сказать, из-под полы.

Кейт и Тристан напряженно переглянулись.

– Она не сказала, как звали того друга? – спросила Кейт.

– Нет, но судя по всему, он был бывший коп. Они с Питером так и познакомились.

– Черт возьми, – сказала Кейт. – Это Пол Адлер. Владелец аптеки в Олтринхэме.

50

После визита Энид Питер начал приводить в исполнение очередную часть плана. Работающие в лечебнице санитары и врачи были очень умны и наблюдательны, все правила соблюдались очень строго. Все острые предметы или предметы, которые могли быть заточены или использованы в качестве оружия, были запрещены. Зубные щетки, расчески и бритвы выдавались строго для использования в ванной, а затем забирались и утилизировались. Все столовые приборы были пластиковыми и выдавались пациентам только на время приема пищи, а после их собирали вместе с тарелками и пересчитывали. Если чего-то недоставало, то комнату и самого пациента тщательно обыскивали, пока не находили пропавший предмет. Любая еда, упакованная в фольгу, тоже была запрещена, так же как и зубная паста, – после того, как один из пациентов заточил плоский край тубы и порезал санитара.

За долгие годы заключения Питер, в награду за хорошее поведение, сумел получить разные мелкие поблажки: книги (в мягкой обложке без скрепок) и радио (помещенное в толстый формованный пластиковый корпус и регулярно проверяемое). В прошлом году его библиотека настолько разрослась, что он попросил установить в его комнате книжный шкаф. После долгой бумажной волокиты было принято решение, что Питеру дадут возможность выбрать небольшой шкаф и оплатить его со своего тюремного счета. Когда коробку с разобранным шкафом привезли, установить его пригласили сотрудника из отдела техобслуживания лечебницы. Как раз в это время техперсонал в лечебнице был внештатный.

Утром, когда пришел человек, чтобы собрать шкаф, Питера вывели из камеры. Он так и не узнал, кто делал работу, но вернувшись, увидел, что там его ждет собранный шкаф. Санитар проверил сам шкаф и обыскал камеру, чтобы убедиться, что сотрудник не оставил никаких инструментов. После этого Питера заперли в камере на ночь.

И только когда Питер попытался подвинуть шкаф, он обнаружил, что работник прикрепил его к стене металлической скобой.

Питер поставил свои книги на полки и на самый верх шкафа, вместе с разными бумагами. Скоба так и осталась незамеченной, даже в течение последних четырех-пяти проверок.

Питер снова начал курить. Спички были дешевле, чем зажигалка, поэтому он покупал сигареты и коробок спичек в магазинчике при лечебнице, и каждый раз, когда он решал покурить, ему выдавали несколько спичек. Он использовал две, и еще одну затыкал за ухо и незаметно проносил в камеру.

Зубные щетки выдавались по утрам вместе с завтраком. Пациенты использовали их, когда принимали душ, а когда заканчивали, санитары собирали щетки обратно. Три дня назад, когда Питеру принесли его зубную щетку, он достал ее из упаковки и убрал все вещи с верхушки книжного шкафа. Он открыл окно и чиркнул спичкой о подоконник. Несколько секунд подержал ручку зубной щетки над пламенем, потушил спичку, выбросил в окно и, подойдя к книжному шкафу, прижал размягчившийся пластик к головке винта, на котором держалась скоба. Через несколько минут пластик полностью застыл. Теперь у него была импровизированная отвертка.

Он оставил окно открытым, чтобы выветрился запах паленого пластика, а в это время быстро открутил скобу от книжного шкафа и спрятал ее в тайнике за ручкой от панели радиатора. Он зажег вторую спичку и нагрел конец щетки еще раз, расплющив оттиск винта о подоконник.

Затем он как ни в чем не бывало принял душ, побрился и почистил зубы. Когда он закончил, Уинстон забрал щетку, и она отправилась в мусорный бак для переработки пластика. Следующие трое суток Питер затачивал скобу о решетку за окном своей камеры, пока она не стала острой, как лезвие.

* * *

В воскресенье днем Питер, как обычно, отправился на сеанс групповой терапии с Мередит Бакстер. Сеанс проходил в маленькой комнатке, рядом с ее кабинетом. С Питером в группе было еще четверо его соседей по коридору, все заключенные на долгий срок: Нед, слепой педофил, разносивший почту, Генри, ужасно жирный детоубийца, пироман Дерек, которого таблетки превратили в пускающего слюни зомби, и Мартин, шизофреник.

Мартин считался среди них самым опасным, несмотря на свои параметры – он был мелкий и весил всего-то сорок пять килограмм, – сила у него была невероятная. Питер однажды видел, как во время очередного приступа около ванной комнаты Мартин засунул пальцы под ремень джинсов и одним движением разорвал их прямо на себе. Питер пытался повторить то же самое у себя в камере со своими старыми джинсами Levi’s, но попросту не смог.

Их привели в комнату в одиннадцать утра, и каждого проверили три санитара. Питер спрятал скобу под капюшоном, за ухом, где ее фиксировали дужки очков с похожим изгибом. Кожей он ощущал прикосновение холодного острого металла.

Уинстон обыскал Питера, в третий раз за это утро и затем снял с него капюшон. Бегло осмотрев волосы и не обратив никакого внимания на очки, он сказал Питеру сесть на один из стульев, полукругом расставленных вокруг Мередит.

Сегодня на ней были светло-голубые джинсы и розовый шерстяной джемпер. Ее отличало от них только то, что она была женщиной и на шее у нее висел бейджик на шнурке. Санитары просили ее снимать его во время сеансов, на случай если кто-то из пациентов бросится на нее и попытается задушить, но Мередит любила делать вид, что все они были равны, что все они были друзьями, и игнорировала предупреждения.

Несколько раз Питер слышал, как Уинстон и Тэррелл обсуждали группу, сеансы с которой проводит Мередит, и как они были обеспокоены тем, что может на этих сеансах произойти. Только во время этих собраний самые опасные пациенты были собраны вместе в одном помещении и могли контактировать с друг другом. Во время групповой терапии санитары всегда держали наготове дубинки, газовые баллоны и электрошокеры. Для Питера это все не имело значения. Он знал, что его поймают и накажут за то, что он собирается сделать. Он хотел, чтобы его наказали. Ему просто нужно было всего пару секунд, чтобы это случилось.

Комната была маленькой и тесной, санитары стояли так близко, что Питер не был уверен, что у него все получится. Он вызвался говорить первым и рассказал всем, как сильно он беспокоится о матери, которая осталась там, в большом мире, совсем одна и при этом отнюдь не молодеет. Мередит улыбнулась, и на ее сияющих щеках заиграли ямочки.

– Да, Питер, мы все жалеем тех, кого любим. Это очень человеческое чувство, – сказала она. – Нам посчастливилось жить в по большей части социальной стране, где заботятся о престарелых гражданах. Если хотите, я попрошу выдать вам дополнительную телефонную карточку, чтобы вы могли позвонить в офис социальной службы и узнать, какие возможности есть у вашей матери?

– Да, спасибо, – энергично закивал Питер.

Мередит улыбнулась в ответ, и вместе с этой несколько самодовольной ухмылкой у нее проступил второй подбородок. Затем она повернулась к сидевшему рядом с Питером Неду. Он рассказал группе, как его беспокоят колесики на его почтовой тележке. Они шатались и грозили совсем разболтаться. Он говорил в своей обычной манере, отрывисто и возбужденно.

– А что, если тележка перевернется кверху брюхом и все письма, которые я сортировал, разлетятся во все стороны? Я все аккуратненько раскладываю, чтобы, когда я иду по коридору, у меня уже для каждого была готова почта. Если тележка сломается, я не смогу разносить почту!

Питер посмотрел на Генри, жующего собственный рукав в попытках высосать из него хоть какой-то вкус. Его огромная задница свисала со стула. Дерек спал и пускал слюни, а Мартин дергался и тряс ногой.

Питер пытался рассчитать, когда настанет идеальный момент для броска, и в это время в коридоре внезапно поднялся шум. Тележка с едой врезалась в дверь, разбив стеклянную защитную панель, и окошко в двери оказалось полностью заляпано рагу. К этому грохоту добавились еще и вопли одного из пациентов, оказавшегося в коридоре. Уинстон и Тэррелл кинулись к двери, чтобы проверить, что случилось.

В ту же секунду Питер вытащил заточенную скобу из-под дужки очков и зажал ее между большим и указательным пальцем правой руки.

Он встал и медленно двинулся в сторону Мередит. Она с любопытством посмотрела на него и не успела даже имени его произнести, как он схватил ее за волосы и чиркнул по шее заточенной скобой два раза, один за другим, слева направо. Он попал в яблочко. Кровь фонтаном брызнула из яремной вены, заливая Питера и остальных пациентов.

Мередит широко раскрыла глаза и рот, скребя руками воздух, захлебываясь и дрожа в агонии, а комнату наполнили чавкающие звуки, с которыми кровь хлестала у нее из горла, пропитывая одежду. В последний раз дернувшись, она соскользнула со стула на пол. Не обращая внимания на крики, Питер забрался на нее сверху и уперся коленом ей в живот.