Том достает телефон, щелкает пальцем по экрану. И показывает мне фотографию.

Глава 30

Я пораженно ахаю. Пытаюсь выхватить телефон, но Том быстро его отдергивает. За плечом Тома я вдруг замечаю человека, спешащего к нам по дощатому настилу. Лица не разглядеть, но силуэт вроде бы знакомый. По-моему, это Леонард. Нельзя, чтобы он увидел фото!

Том тоже поворачивается: ему интересно, куда я смотрю. Я ловлю момент. Подлетаю ближе и молниеносным движением всаживаю коленку Тому между ног. Он взвывает, складывается пополам, зажимает пах. Я здоровой рукой отбираю телефон, отскакиваю и прячу его в карман штанов.

Мой выпад не останавливает Тома, слишком высоки для него ставки. Он прыгает вперед и швыряет меня на металлические перила. Сам наваливается сверху, перила больно режут спину, мне тяжело дышать. Пробую повторить удар коленом, но не могу его высвободить. Том давит все сильней, мои ступни теряют контакт с землей.

Том орет, чтобы я отдала телефон. Одной ладонью удерживает мою правую руку, второй ощупывает карманы, ищет мобильный. Как только вес Тома переходит чуть вправо, я выворачиваюсь влево, но он толкает меня назад. Ноги полностью отрываются от земли, я повисаю спиной на перилах. Слышу топот ног, крики Леонарда. Острые капли дождя секут лицо, меня тянет назад, головой вниз. Центр тяжести смещается, ночное небо уплывает.

Том по-прежнему давит на меня всем весом, когда я переваливаюсь через перила. Подо мной темная вода, белые барашки пены, рокочущие волны. Падение бесконечно. Я больше не чувствую Тома – его рука соскальзывает с моего запястья.

Сначала мне кажется, что я пролетела мимо волн и рухнула на берег – такова сила удара. Но падение продолжается, только уже медленнее, вода заполняет нос, уши… Рта я не открываю. Под водой тихо. Меня тянет ниже, ниже. Сейчас прилив, непривычно глубоко. Так спокойно и безмятежно, я хочу остаться тут. Подальше от сумасшедшего мира там, над головой. Внизу никто не причинит мне зла.

Передо мной вспыхивают лица Люка и девочек. Нет, я должна выжить! Нельзя так просто уступать Ла-Маншу. Я начинаю молотить ногами и грести здоровой рукой. Гипс очень мешает. Никак не соображу, куда двигаться. Где верх? Я щурю глаза и с удивлением понимаю, что вижу довольно много. Тут не так уж темно и мутно. Я машинально вскидываю голову – высоко надо мной блестят огни пирса. Они похожи на новогоднюю гирлянду.

Я рвусь вверх. Легкие жжет, тело молит о вдохе. Разум знает, что вдыхать нельзя. Рано, кругом вода. Еще чуть-чуть, несколько метров. Воздуха хочется невыносимо. Легкие горят огнем. Почти доплыла.

Я выскакиваю из воды, жадно глотаю воздух – и тут же налетает прибойная волна, увлекает меня назад, в глубину. Вновь продираюсь наверх. К следующей волне я уже готова, задерживаю дыхание. Где-то кричат, потом раздается всплеск. Я вытягиваю шею. Впереди, за гребнем очередной волны, что-то плавает. Спасательный круг. Я неуклюже гребу правой рукой. Левая отяжелела, гипс пропитался водой. На меня падает еще одна волна, увлекает за собой. И толкает к спасательному кругу. Кончиками пальцев хватаю веревку. Подтягиваю круг к себе. Мне тяжело дышать. Я захлебываюсь, хватаю ртом воздух, легкие требуют кислорода. Я не могу надеть круг через голову, мешает загипсованная рука. Цепляюсь за него и чувствую, как прилив несет меня к берегу. Если держать круг крепче, кто-нибудь меня спасет. Надо лишь продержаться. Еще немножко.

Я засыпаю. Глаза отяжелели, рука ужасно устала. Не только рука – все тело, весь разум устали и замерзли. Глубина манит. Можно уплыть – туда, вниз, где так тихо и умиротворенно. Я напоминаю себе, ради чего мне жить дальше, и тело вновь включается в борьбу.

Волны, одна за другой, подталкивают меня в спину, берег все ближе, ближе. Наконец я вижу людей. Плеск, шум – они бросаются в воду, бегут ко мне. Я вытягиваю ноги и вдруг пальцами нащупываю дно. Спасена. Я не умру.

Две пары рук вытаскивают меня на твердую землю. Вверху, на набережной, пульсируют голубые огни. Полицейские в форме волокут мое покорное тело подальше от воды. Один быстро говорит в рацию, вызывает подмогу, «Скорую». Второй усаживает меня на гальку, укутывает в куртку, которую он, видимо, сбросил перед заходом в воду.

– Как вы? Что произошло?

Я поднимаю глаза на пирс. Меня нещадно трясет от холода и шока.

– Вы упали с пирса? С вами кто-то был?

Был ли со мной кто-нибудь? Я смотрю в море, разглядываю волны, обрушивающиеся на берег. Отворачиваюсь – и вижу бегущего по камням Леонарда.

– Клэр! Боже милостивый. Ты жива?

– Вы знаете эту даму, сэр?

– Да. – Леонард наконец добегает, садится рядом и обнимает меня. – Это моя дочь.

Я поднимаю на него глаза, но ничего не говорю. Так странно слышать из уст Леонарда «дочь», ну да пусть. Потом, это потом.

– Вы были с ней, когда она упала? – спрашивает полицейский. – В воде есть кто-нибудь еще?

– Я был на пирсе, но в отдалении. Не видел, что произошло. Клэр была – и вдруг пропала. Я бросил в воду спасательный круг.

– Как вас зовут? – обращается ко мне полицейский.

– Клэр Теннисон.

– Хорошо, Клэр, это очень важно. С вами кто-нибудь был? Кто-нибудь еще упал в воду?

Я перевожу глаза с полицейского на Леонарда и обратно. Том не умеет плавать. Нужно сказать им, что он там. Тонет. Если я скажу и его спасут, то он может все погубить. Если не скажу, тогда все секреты лягут вместе с ним на дно морское. Способна ли я на это? Позволю ли я человеку утонуть?

– Она была одна, – произносит Леонард, не успеваю я и рта раскрыть.

– Вы уверены?

– Да. Целиком и полностью.

– Нет! – выкрикиваю я. – Нет. Не одна. Том в воде. Он не умеет плавать.

Полицейский со справедливым удивлением замечает:

– Вы вроде бы говорили, что она была одна.

– Я никого другого не видел, – отвечает Леонард.

Полицейский зовет напарника, они возвращаются в воду, шарят лучами фонариков по волнам. Настойчиво что-то твердят в рацию. Слов я не слышу.

– Том не умеет плавать, – повторяю я, глядя на полицейских.

– Может, оно и к лучшему, – откликается Леонард.



Новости приходят на следующее утро. Тело Тома выловили из моря на рассвете. Ночью сложные погодные условия не дали провести полномасштабную спасательную операцию. Мне сообщают, что Том, вероятнее всего, утонул сразу, как только ушел под воду.

Я плачу по Тому. По своему доброму другу. Оплакиваю наше многолетнее знакомство, веселые студенческие времена, теплые отношения. Совместную учебу, потом работу. Он был моим лучшим другом. Я не плачу по Тому, который обманывал меня. По Тому, который воровал деньги из трастового фонда и сваливал вину на Леонарда.

– Я уже давно его подозревал, – говорит Леонард.

Он сидит у моей кровати. Меня поместили в прежнюю палату. Люк возвращается от родителей вместе с девочками, хотя я и попросила не приводить их в больницу.

– Почему ты ничего не предпринял, раз у тебя были подозрения? – упрекаю я. – Может, дело не зашло бы так далеко.

– Доказательства. Я ничего не мог доказать. Ты же знаешь, в компьютерах Том настоящий ас. Он подстроил все так, что мошенником выглядел я. А ведь я столько сделал для этого мальчика! Не ожидал я от него такой благодарности.

– У него, видимо, имелись причины.

– Карточные долги, тяжелый развод, алименты. Классика.

– Жаль, что Том не рассказал мне. Я бы ему помогла. Дала бы эти проклятые деньги. Не было никакой нужды их красть.

– Его беда в том, что он считал себя очень умным и не допускал возможности провала.

– Том нуждался в помощи. И не только финансовой.

– Клэр, хочу тебя кое о чем спросить.

Я догадываюсь, о чем именно. Да, Леонард имеет полное право услышать правду, но есть ведь еще Люк, который мне очень дорог. Нет, лучше никому не знать, что вчера произошло между мной и Томом на пирсе. Я поспешно меняю тему:

– Надеюсь, Люк скоро приедет. Он передал сообщение через медсестру. Забросит девочек к Пиппе, а оттуда – сразу ко мне. Я не хочу, чтобы дочки видели меня в больнице. Лучше обниму их вечером дома. Если меня, конечно, выпустят из этого проклятого места. А мама? Может, тебе лучше пойти к ней?

– Врач дал ей успокоительное. С ней сейчас подруга из женсовета.

– Я должна быть с мамой. Если бы не дурацкий допрос, которого я жду, я бы рванула домой, но полицию туда лучше не приглашать. Мама не выдержит.

– Почему ты не хочешь, чтобы я присутствовал? У полиции к тебе много вопросов.

– Я справлюсь. Пусть переадресуют свои вопросы Марте. Она по-прежнему молчит?

– Как рыба, – качает головой Леонард. – Не издала ни звука, даже когда я сообщил ей о смерти Тома. Отвернулась и уставилась в стену.

– Что будет дальше?

– Это нужно решать с Америкой. В Англии Марта не совершила никаких преступлений, разве что предъявила при въезде липовые документы. Так что ее, скорее всего, депортируют в США, а там уже арестуют за убийство Элис и будут судить. Запись разговора, которую ты нашла на флешке у Тома, станет решающей уликой.

– Во Флориде действует смертный приговор, – говорю я, ковыряя новый гипс.

– Хороший адвокат сумеет свести все к непредумышленному убийству. Вряд ли Марте вынесут смертный приговор.

– Я ей такого не желаю, несмотря ни на что. Хочу лишь найти место захоронения Элис.

Меня охватывает неодолимое, огромное ощущение утраты, и я впервые позволяю себе заплакать. Не отвергаю утешительных объятий Леонарда и тихо всхлипываю ему в плечо. Я понимаю, что это маленький шажок навстречу новым отношениям между нами, но думать о будущем пока не могу – слишком сильно меня держит прошлое.



После отъезда Леонарда проходит всего минут двадцать, и тут одновременно являются полицейские и Люк.

– Привет, – говорит он. – Вот, нашел в коридоре. Они, конечно, мало похожи на традиционный букет, который муж должен дарить жене.

Сердце у меня легонько, но радостно подпрыгивает. По одной этой фразе я понимаю, что у нас с Люком все будет хорошо.

– Не бойся, ты прощен, – с улыбкой киваю я.

Он с ответной улыбкой целует меня в макушку и пристраивается рядышком на кровати. Берет мою ладонь в свою и смотрит на посетителей в форме:

– О чем вы хотели поговорить с моей женой?

– Тем вообще-то несколько, – отвечает констебль Эванс. – Прежде всего, миссис Пиппа Стент снимает обвинения по поводу своей машины.

– Ясно, спасибо. Это хорошо.

– Да. Мы не можем точно идентифицировать по видеозаписи, кто именно купил краску в автосервисе. На подозреваемой надета бейсболка, а миссис Стент утверждает, что это не вы. Она высказала предположение, будто камера зафиксировала вашу… э… мисс Манро, но в сложившихся обстоятельствах продолжать расследование не в наших интересах.

– Пиппа остыла, – вставляет Люк. – Я с ней сегодня поговорил. Она навестит тебя через пару дней.

– Нам нужно уточнить некоторую информацию насчет аварии возле дома, но, насколько я понимаю, это станет частью нового расследования, так что мои коллеги из уголовного розыска побеседуют с вами в другой раз.

– Это все?

– Да. Мы скоро с вами свяжемся. Коллеги из уголовного розыска будут очень благодарны, если вы пока не станете покидать Великобританию.

– Конечно.

– Спасибо. Тогда мы пойдем.

Эванс с Дойлом отбывают, и мы с Люком остаемся одни.

– Я ужасно рада тебя видеть, – говорю я.

Люк здесь, какое облегчение…

– Я примчался сразу после звонка Леонарда. Он все мне рассказал. Прости, что я не верил тебе насчет Элис, то есть Марты.

– Как мама? Я подозреваю, что Леонард чего-то недоговаривает.

– Буду честен, – кивает Люк. – Ей тяжело.

– Я хочу домой, к маме. И к девочкам. Как они?

– Девочки заночуют у Пиппы. Знаю, ты горишь желанием их обнять, но дома сейчас не лучшая обстановка. Твоя мама очень горюет.

Тут не поспоришь.

– Хорошо. Но завтра я с ними увижусь, в любом случае. – Я опускаю глаза на наши сплетенные руки. – Люк, у меня к тебе вопрос.

– Зловещее начало, – вздыхает муж.

– Я верю, что ты не спал с Мартой, и прошу прощения за свои обвинения.

– Но?.. Ведь есть какое-то «но»?

– Том показал мне фотографию, где вы с Мартой возле моря. Обнимаетесь. Целуетесь.

Люк по-настоящему растерян.

– Честное слово, Клэр, я никогда не целовал Марту. Никогда. Не представляю, где Том раздобыл такое фото.

– Хорошо. Я тебе верю. Мне просто нужно было убедиться.

– Но откуда фото? Я бы хотел на него взглянуть.

– Оно в ноутбуке Тома. «Фотошоп», наверное. Я просто хотела услышать подтверждение от тебя.

– «Фотошоп»? Том вечно возился с компьютерами и фотоаппаратами, так что я не удивлен. Но зачем он тебе это показывал?

– Мечтал насолить. Бог с ним. Том нам больше не навредит. – Не знаю, кого я хочу убедить, себя или Люка.

Я целую мужа и с наслаждением принимаю ответный поцелуй. Давно мы так не целовались…

– М-м-м, по-моему, вам срочно пора домой, миссис Теннисон, – с ухмылкой констатирует Люк.

Как же я по нему скучала! Слава богу, он вернулся.

Люк помогает мне натянуть очередной комплект чистой одежды, мы целую вечность ждем выписки и наконец покидаем палату.

– Я хочу заглянуть к Марте, – сообщаю я.

– По-моему, не лучшая идея, – возражает Люк. – Подожди пару дней, пока пыль осядет, а?

– Нет. Сейчас. Я хочу знать точно, где Элис. – Я не могу говорить «тело Элис», хотя в глубине души понимаю, что отныне речь пойдет только о нем. – Ее нужно поскорее найти.

Люк гладит меня по голове, заглядывает в глаза.

– Это выяснит полиция. Тебе не обязательно.

Я с грустной благодарной улыбкой кладу свою руку поверх его.

– Я понимаю, но мне нужно найти себе дело, чем-то себя занять. Мне страшно останавливаться, я тогда просто рухну. Я не найду покоя, пока Элис не упокоится.

Мы поднимаемся на лифте на один этаж и идем к палате, куда вчера вечером перевели вышедшую из критического состояния Марту. Повернув за угол, мы обнаруживаем суету в коридоре. В палату слева вбегает медсестра, закрывает двери, но я успеваю заметить внутри еще нескольких медиков. Оттуда долетают уверенные, пусть и взволнованные, распоряжения. Другая медсестра выскакивает из палаты и хватает тележку с дефибриллятором.

Я смотрю на доску за сестринским постом, там указано, кто где лежит. Проглядываю имена. «Кендрик Элис – палата 3». Веду глазами по номерам палат. Ноги влекут меня вперед, Люк держит мою руку. Суета происходит в третьей палате.

Я стряхиваю руку мужа, кидаюсь к двери, распахиваю. Медбрат делает Марте искусственное дыхание. Она лежит на полу, рядом белая хлопковая простыня. На конце простыни – петля.

Я зову Марту по имени. Медбрат оборачивается и спроваживает меня в коридор, к Люку.

– Сюда нельзя! Не входите!

Дверь захлопывают, у меня подкашиваются колени, и я падаю в объятия мужа. На пятачке возле сестринского поста стоят несколько кресел, где ждут посетители. Люк усаживает меня.

– Она хотела повеситься, – в недоумении говорю я. – Почему?

Я думала, Марта способна на что угодно, но уж точно не на самоубийство. Я считала ее эгоисткой, безжалостной и бессовестной. Похоже, я заблуждалась.

Глава 31

У американских властей уходит около недели на то, чтобы найти Элис, и еще четыре дня на то, чтобы провести анализы ДНК и подтвердить ее личность. Могила, как назвал полицейский неглубокую яму, находилась в густом участке леса, в нескольких метрах от тропы. В двух шагах от Элис постоянно гуляли люди – туристы, наездники, отдыхающие на пляже, – и никто ее не замечал. Мне очень горько – я была совсем рядом, но даже не догадывалась.

И вот я вновь во Флориде, теперь с Люком, мамой и Леонардом; мы приехали проводить Элис в последний путь.

Сначала мы захотели перевезти ее тело домой, в Англию, но в конце концов решили: домом Элис в конечном итоге стала Америка, пусть с этим и больно смириться, а отцом Элис, что бы мы о нем ни думали, был Патрик Кеннеди, и им следует покоиться рядом.

Мама с Леонардом больше не скрывают своих отношений. Я и правда не понимаю, почему они не сказали мне раньше. Я бы не возражала. Я потихоньку свыкаюсь с тем, что Леонард мой отец. Если думать об этом слишком много, то голова идет кругом, поэтому я позволяю мыслям накатывать на меня время от времени и стараюсь в них не углубляться. Это сложно – не в моем характере пускать все на самотек, однако я учусь. Осваиваю новый подход к жизни – подход Люка. Бросать старые привычки нелегко, но у меня начинает получаться. Я даже сократила себе рабочие часы до трех дней в неделю.

Леонард нанял нового помощника, а наша адвокатская контора теперь называется просто «Карр и Теннисон».

У Люка тоже перемены. Со следующего семестра он будет вести вечерние курсы – по искусству, разумеется. По словам мужа, он хочет вносить финансовую лепту в семью на более регулярной основе. Мне нравится наш новый уклад, а девочки, особенно Ханна, с восторгом ждут моей очереди везти их в школу и садик. Для них новизна, конечно, вскоре притупится, но пока я использую ее по полной программе. И даже приняла приглашение на кофе от новой мамочки, с которой меня познакомила Пиппа – наша с ней дружба вернулась на круги своя, небольшая размолвка в прошлом. Сейчас я ценю общество подруги еще больше.

Во Флориде необычайно прохладный день. Пастор произносит какие-то слова утешения, я смотрю на гроб. Мама стоит рядом со мной, тихонько плачет. Если бы я могла облегчить ее боль…

Рома с Натаниэлем тоже пришли проститься. Я переживала, как они поладят с мамой, но мои страхи оказались беспочвенны. Женщин объединила скорбь по девушке, которая была дочерью им обеим. Вчера они долго сидели вдвоем, разговаривали. Рома делилась воспоминаниями об Элис, и хотя маме порой было больно, это принесло ей некоторое утешение – и принесет утешение в будущем. Рома подарила маме семейные видеозаписи с Элис и конверт с фотографиями, взамен потерянного – я думаю, его забрал из моей машины Том сразу после аварии.

– Спасибо за то, что приехали, – прощаюсь я с Ромой. – И за то, что поговорили с мамой. Это так важно…

Рома обнимает меня.

– Ты напоминаешь мне Элис. Не только внешностью, но и душой. Элис гордилась бы такой сестрой. Она очень тебя любила.

Я сглатываю слезы.

– И я ее всегда любила.

Я возвращаюсь к машине с Люком, мама и Леонард потихоньку идут следом.

– Как ты? – обнимает меня одной рукой Люк.

Я кладу голову ему на плечо.

– Более-менее. Выдержу.

Из окна машины я смотрю на свежую могилу Элис. Если бы все сложилось по-другому!

Помню, как после первого письма от сестры я задумалась – скучаю ли я по ней на самом деле?

До сих пор не знаю, скучала ли я тогда, зато с твердой уверенностью знаю – теперь я по Элис скучаю. И горевать о ней я буду до конца жизни.

В машину садятся мама и Леонард. Люк просит водителя отвезти нас назад в отель.

– В конце концов мы нашли тебя, моя дорогая Элис, – шепчет мама в сторону могилы.



Никогда я еще не была так рада вернуться домой, как сегодня утром. В самолете я сумела поспать, но мама устала и сразу ушла к себе.

– Я поеду в контору, – говорит Леонард. – В выходные наверняка увидимся.

Я его обнимаю.

– Спасибо за все. За заботу о маме. Ты золото.

– Не благодари. Это мое дело. Заботиться о людях. – Он улыбается. – О тебе в том числе.

Я со смущенной улыбкой киваю.

– Спасибо.

– Знаешь, завтра похороны Тома.

Я вновь киваю.

– Я не пойду. У меня противоречивые чувства. Я горюю о Томе, каким я его считала, а потом вспоминаю, каким он был на самом деле, и уже не ощущаю горя.

– Все еще слишком свежо. Мало-помалу будет легчать. Останется шрам, но жить с ним ты сможешь.

Я провожаю Леонарда к машине, иду с ним под руку.

– Знаю. У меня уже есть шрамы. Подумаешь, еще один в коллекцию, – пытаюсь пошутить я.

Останавливаемся у машины.

– Клэр, я все хотел тебя спросить…

– Помню, – медленно говорю я. – Значит, спрашивай.

– Там, на пирсе. Что Том тебе сказал?

– Ничего не сказал, – ровным голосом отвечаю я.

– Он ничего не показывал тебе на телефоне?

– Нет. Не показывал.

Леонард оценивающе смотрит на меня. Роняет:

– Думаю, если его телефон когда-нибудь и найдут, он будет уже безнадежно испорчен соленой водой.

– Угу. Скорее всего.

Молчание – Леонард, похоже, взвешивает, говорить мне что-то или нет. Решает не говорить.

– Ладно, мне пора.

– Пока, Леонард.

Как только его машина выезжает за ворота и рычание двигателя стихает в конце улицы, я иду в дом, прямиком в спальню. Запираю двери и направляюсь к гардеробу. Я храню обувь внизу, она аккуратно расставлена на специальных полках. В глубине стоят сапоги. Запускаю руку в длинный, до колена, сапог из черной лакированной кожи: эту пару я уже почти не ношу, но никак не могу с ней расстаться. Из носка сапога извлекаю черный смартфон. Телефон Тома, который я сунула в карман перед самым падением в воду.

Последнее замечание Леонарда лишило меня спокойствия. Вдруг соленая вода не сумела окончательно испортить телефон, и фотография, которую показал мне Том, сохранилась? Я уношу телефон в ванную, прихватив туфли на шпильках. Вынимаю из него сим-карту, маникюрными ножницами разрезаю ее на три части, заворачиваю каждую в туалетную бумагу и спускаю в унитаз. Потом обматываю вокруг телефона полотенце, чтобы приглушить звук, и бью шпилькой по экрану. Стекло трещит. Повторяю экзекуцию еще несколько раз и оцениваю результат. Телефон разбит вдребезги.

Укутываю его полотенцем для рук и прячу в свою спортивную сумку. В ближайшие дни надо будет разбросать осколки по мусорным бакам в разных районах Брайтона.

Возвращаюсь вниз и застаю за компьютером Люка.

– Решил проверить почту, пока есть свободные пять минут.

– Молодец. У меня, наверное, столько писем – даже представить страшно. Я отключала телефон на время поездки.

Я запускаю мобильный, и тот вскоре радостно тренькает.

– Тебе чаю сделать? – предлагает Люк. – Компьютер все равно пока бастует.

– Конечно. Я соскучилась по хорошему британскому чаю. – Открываю электронную почту. – Сорок восемь писем! И голову даю на отсечение, сплошной спам, – объявляю я и прокручиваю список писем в поисках важных.

Я так быстро просматриваю имена отправителей, что едва его не прокручиваю. Но все же не пропускаю. Письмо от Тома Эггара. Два письма. Я выпускаю телефон, словно он обжигает пальцы.

– Черт!

– Ты что? Не разбился?

Хватаю телефон с пола.

– Нет, целый.

Щелкаю по первому письму, озаглавленному «План Б».

Привет, Клэр.
Я послал это письмо, пока ты была в Америке. Я знал, что ты разгадаешь нашу с Мартой аферу. Раз ты это читаешь, значит, ты не согласилась на план А, и я, возможно, попал в тюрьму – очень надеюсь, что нет! – или исчез с лица земли в неизвестном направлении, где никто не отыщет ни меня, ни денег.
Так зачем же я пишу? Вот зачем, Клэр. Хочу представить тебе план Б, он же МЕСТЬ. Если бы ты приняла мое предложение, то я бы отменил отправку этого отсроченного письма.
Увы, сам я, конечно, не увижу плана Б в действии, но ты только представь: я сижу на пляже, под жарким солнышком, смакую ледяное пиво и злорадствую. Потому что – как ты, интересно, объяснишь Люку вот это?
Желаю весело провести остаток жизни!
Том.

Лихорадочно перехожу ко второму письму и ощущаю приступ дурноты при виде заголовка: «А кукушат-то двое».

Фотография, которую Том показывал на пирсе, медленно загружается на экран моего телефона.

На фотографии я – на двуспальной кровати, абсолютно голая. Фотограф, надо понимать, стоит в изножье. Я лежу на спине, смотрю в объектив полуприкрытыми глазами. Одна рука согнута, отводит волосы от шеи; другая покоится на внутренней стороне бедра. Снимок сделан в тот вечер, когда мы с Томом пили в «Вороньем гнезде».

Столько лет прошло, а я и не подозревала, что он меня фотографировал. Теперь я сомневаюсь – только ли алкоголь виноват в моем тогдашнем отравлении?

Читаю сообщение.

Дата – тот самый день, когда Том отвел меня выпить, за неделю до нашей с Люком встречи в пабе. И слова: «Кто же папочка?» Ниже – имя Ханны и ее дата рождения. Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два.

– Странно, – вдруг обрывает мои мысли голос Люка. – Мне пришло письмо от Тома.

– Не открывай! – кричу я. И бегу через всю кухню. – Там вирус. Удали. Даже не открывай, он уничтожит все твои файлы. – Я хватаю мышку, чуть ли не отпихивая Люка.

– Хорошо, спокойно. Откуда ты знаешь про вирус?

– А что это еще может быть? – Я удаляю письмо, захожу в «Корзину», удаляю его и оттуда. – Учетную запись Тома, видимо, взломали. Сам подумай, он ведь умер! Не может же Том отправлять нам послания из могилы.

Пока Люк готовит чай, я удаляю письма Тома и у себя. Он, видимо, запрограммировал отсроченную отправку – по принципу электронной рассылки. Придется досконально изучить файлы Тома, проверить, все ли подчищено, а потом уничтожить жесткий диск ноутбука. Хоть Том и утверждал, будто он ничего не хранит на диске, я не стану полагаться на случай. Затем я уничтожу и флешки. Хорошо, что мы не передали их полиции. После того как меня выловили из воды, предусмотрительный Леонард съездил на квартиру к Тому и забрал ноутбук с флешками. Леонард не хотел, чтобы в расследовании всплыли махинации с трастовым фондом. О них мы умолчали и списали смерть Тома на несчастный случай. Полицию это устроило.

Я с улыбкой подсаживаюсь к Люку. Ему ни к чему знать, ни к чему сомневаться. У меня нет стопроцентной уверенности в том, кто отец, но к генетической экспертизе я не готова. Что она даст хорошего? Люк – отец Ханны, биологический или нет, не важно.

– Люблю тебя, – говорю я.

– И я люблю тебя, малыш, – целует меня он, обнимая.

Я крепко-крепко прижимаю его руки к себе и закрываю глаза в попытке изгнать из памяти фотографию и все, что она олицетворяет.

Бывает, что нам темнее всего не в кромешной черноте ночи – когда луну скрывают облака, когда под зажмуренными веками пляшут разноцветные точки. Бывает, что нам темнее всего при свете дня – когда глаза наши широко открыты. Когда ярко светит солнце и в его лучах неспешно плавают пылинки.

Выражение признательности

Как всегда, огромное спасибо команде «Харпер-Импульс», которая усердно трудилась и готовила эту книгу к публикации.

Благодарю своего агента за неизменную поддержку и советы.

Море любви и благодарности моей семье за бесконечную веру в меня!

От автора

Дорогие читатели!

Спасибо за то, что вы нашли время прочесть книгу «Сестра! Сестра?». Надеюсь, она доставила вам удовольствие.

Меня всегда завораживали семейные взаимоотношения, причем не только их многообразие в целом, но и многообразие внутри отдельно взятой семьи. Я родом из семьи с четырьмя детьми, у меня самой их тоже четверо, поэтому я знаю не понаслышке: один-единственный человек способен изменить микроклимат, просто войдя в комнату. Даже если все присутствующие воспитывались одними родителями и получали одинаковое количество любви и заботы, индивидуальность у каждого разная и разное понимание того, что хорошо, а что плохо. Подобные нюансы формируют некие неявные склонности и настроения, которые меняют обстановку в комнате, будь то к лучшему или к худшему.

Я хотела привнести этот элемент в историю Клэр и Элис, хотела показать, как приезд Элис/Марты повлиял на самовосприятие Клэр, на ее место в семье, на отношения с мужем и матерью.

Еще я хотела обратить внимание на предвзятые идеи: в данной истории – на счастливый конец сказки, который сочинили себе Клэр и Марион на случай возвращения Элис. У Клэр, к примеру, никак не получалось совместить ожидания с реальностью и обуздать собственные, невесть откуда взявшиеся, примитивные чувства. Конечно, Клэр имела веские причины для недоверия, но если бы на месте Марты оказалась настоящая Элис, что тогда? Ощутила бы Клэр автоматически ту любовь, которой она от себя ждала? Если у Марион и возникали какие-то сомнения, она их не замечала, потому что страстно мечтала вернуть Элис домой – в том числе и чтобы избавиться от чувства вины за потерю дочери.

Что касается места действия романа, то Брайтон для меня – город близкий во всех смыслах, он очень разнообразный и пестрый, настоящий космополит. В нем царит потрясающее оживление, Брайтон даже прозвали «Лондоном у моря», при этом он остается типичным английским курортом с соответствующей атмосферой.

Он очень популярен среди туристов, и когда я начинала писать «Сестру! Сестру?», то использовала в книге знаменитую брайтонскую достопримечательность, колесо обозрения. Однако через несколько месяцев, когда дело дошло до редактирования, колесо обозрения убрали и заменили на смотровую башню i360. К счастью, она подходила для моих целей не хуже предыдущего объекта, и подправлять сюжет не пришлось.

Мне нравится использовать Брайтон в качестве места действия, он уже выполнял эту роль в моих предыдущих книгах. И, несомненно, Брайтон появится в будущих романах!

Еще раз хочу поблагодарить вас за то, что вы нашли время прочесть книгу «Сестра! Сестра?». Пишите мне на сайте или в социальных сетях, получать весточки от читателей очень приятно. Если книга принесла вам удовольствие, вы, возможно, захотите оставить отзыв – достаточно одного-двух предложений, но они для меня бесценны и важны.

Спасибо вам!

С любовью, Сью.