– Надеюсь, у меня все получится.

Она погладила меня по руке:

– Я в этом уверена. А хотите знать, почему я здесь? В качестве примера того, что у каждого свои проблемы.

– Да, конечно, – улыбаюсь я.

Мы заказываем ужин и ждем, пока его принесут. В теплом воздухе разносится аромат бугенвиллеи. Американцы встают из-за стола и, подначивая друг друга, со смехом бегут на пляж.

Когда нам приносят рыбу с рисом и салат, Кейти, поправив прядь волос, вопросительно смотрит на меня, и я киваю.

– Я ведь тоже недавно рассталась с одним человеком. Это было немыслимо тяжело. У нас не имелось детей, что немного упрощало дело. Моей партнершей была женщина, так что у нас все вышло несколько по-другому. Мы были вместе довольно долго. А теперь вот разошлись. – Я вижу, как она старается сохранить душевное равновесие. – Так трудно пережить, когда остаешься без близкого человека, одна на белом свете. У вас, по крайней мере, есть Дейзи, значит, вы не одиноки. А со мной все значительно хуже.

Я дотрагиваюсь до ее руки. Она слегка вздрагивает, но руки не отнимает.

– Да, перестроиться очень тяжело. Мне поначалу казалось, что это вообще невозможно. А здесь вам стало лучше?

Кейти пожимает плечами:

– Я надеялась на большее. Нет. Дело в том, что я ее по-прежнему люблю. В этом разница между нашими ситуациями.

– А почему же вы расстались?

Кейти зажмуривается, и я уже жалею о своей бестактности.

– Ей просто надоело. В самом прямом смысле. Меня воспитывали традиционно, и я всегда стеснялась своих наклонностей, которые считались чем-то постыдным и ужасным. Ее же это раздражало, как и то, что я скрывала наши отношения от своей семьи. Я ее просто обожала. И до сих пор люблю. Просто не могу в этом публично признаться. Она считала, что я стыжусь нашей связи и скрываю ее как некую постыдную тайну. Но это было не так. В конце концов ей все это надоело. Она меня бросила и больше не возвращалась.

– А вы ее об этом просили?

Кейти засмеялась:

– О, я унижалась как могла. Рыдала, умоляла, бегала за ней. Но она уже все решила. А потом стала встречаться с кем-то другим. И тогда я уехала.

Вздохнув, я сочувственно улыбаюсь ей. Она улыбается в ответ.

– Я так рада, что встретила вас, – говорю я.

– Я тоже, – отвечает Кейти, втыкая вилку в кусочек рыбы. – Люди с разбитым сердцем должны держаться вместе. А кстати, вы уже занимались подводным плаванием?

– Нет. Я думала об этом, но пока так и не выбралась. А вы?

– Я собираюсь. И уже говорила с Самадом. Он здесь работает.

– Знаю, – киваю я. – У него еще маленький ребенок.

– Ну да. Он планирует организовать здесь необычные морские экскурсии. Говорит, что это очень выгодно. А те, что сейчас предлагают, вполне заурядные. Он хочет устраивать совсем другие, чтобы туристы пережили нечто неизведанное. Звучит очень заманчиво.

– Да, действительно. А мы можем поехать?

– Знаете, что самое интересное? – понижает голос Кейти. – Он хочет устроить пробную поездку. Подводное плавание, рыбалка, обед на необитаемом острове. Мы будем его подопытными кроликами. Вы сможете поехать послезавтра?

Я смотрю на нее и невольно улыбаюсь:

– Вообще-то я не хотела никому говорить, но послезавтра у меня день рождения. Мне стукнет сорок.

Кейти, смеясь, гладит меня по руке:

– Да это же здорово. Я поговорю с ним, и мы это отметим.

Глава 8

Кэти

Июнь 1988



Они наконец нам сказали! Я на седьмом небе от счастья. Все, что меня тревожило, развеялось, как дым. Это откровение Господне. Ничего подобного я даже представить себе не могла.

Теперь я могу не стыдиться своего греховного желания увидеть мир. Могу не переживать из-за брака с Филиппом. Не изводиться из-за невозможности пойти работать, поступить в университет и сделать карьеру. Больше никаких препятствий. Я совершенно свободна и могу с радостью смотреть в будущее. Слава Богу – в самом прямом смысле.

Как же мне повезло! Вчера я уже с нежностью смотрела на спящую Марту. Как же я люблю ее, как я могла считать ее занудой? И она меня любит, это же сразу видно. Мы с ней самые счастливые люди на свете.

Скоро все изменится. Хотя это слово слишком слабо отражает масштаб происходящего. Все трансформируется до неузнаваемости.

Преподобный Моисей, наш духовный отец, а также биологический отец многих из нас (включая меня), призвал к себе всех членов общины. Собралось восемьдесят три человека. Дети сидели на полу, взрослые на стульях, а отец Моисей стоял на возвышении. Потом он забрался на стул, с него на стол и, встав во весь рост, поднял руки и начал говорить. Точно повторить его слова я не смогу, они были слишком возвышенны. Но суть сводилась к следующему, и это было настоящее откровение: «Приближается Второе пришествие. Господь спустится на землю, чтобы забрать к себе праведников. Это свершится в ночь на двадцать первое июня. Если я достоин – а я знаю, что недостоин, хотя и творю богоугодные дела во славу Господа и, уповая на его милосердие к раскаявшимся грешникам, смиренно надеюсь на его снисхождение, – он заберет меня на небеса, где я буду пребывать с ним в вечности. В противном случае я останусь на земле вместе с другими грешниками, на которых он обрушит гнев свой. Я бы хотел отринуть все мои прежние греховные мысли, но раз Богу все равно о них известно, в этом нет никакого смысла. Я искренне раскаиваюсь и надеюсь, Он это видит. Я стремлюсь полностью контролировать свое сознание. Иногда мне в голову приходят дурные мысли, но я стараюсь гнать их прочь. Порой возникают мечты об университете, но я безжалостно пресекаю их. Надеюсь, Бог это видит. Если Господь не призовет меня, я буду знать, что получил по заслугам, и сделаю все, чтобы спасти других грешников от Страшного суда».

А еще отец Моисей дал нам задание.

Мы должны нести миру истину, чтобы грешники имели возможность исправиться. Он сказал, что Иисус, явившийся ему, когда он смотрел по телевизору новости, повелел, чтобы каждый из нас привел в общину хотя бы одного грешника. Они должны быть спасены и желать спасения. Каждый из детей должен привести кого-нибудь из школы, даже мы с Мартой, невзирая на наши выпускные экзамены.

«Никаких исключений!» – пророкотал он, и у нас по коже пробежал холодок, потому что устами Моисея говорил сам Иисус. Во всяком случае, мне так показалось.

Завтра я пойду в школу и совершу самый важный в жизни поступок. Еще неделю назад я была бы в ужасе от самой идеи привести в общину грешника из чуждого мира. Я хотела сама попасть туда, а не тащить к нам тех, кто там живет. Теперь я знаю, что это единственный способ их спасти. Мне не терпелось поскорее пойти в школу и поговорить с ребятами. Они, конечно, поднимут меня на смех, но теперь меня это вряд ли уязвит. Впервые за свои шестнадцать с половиной лет я была безмерно счастлива.

До Судного дня осталось всего семь дней, и это существенно меняло мои планы. Завтра я пойду в школу доносить слово Господне. Мы с Мартой, Евой и Даниэллой будем держаться вместе, стараясь поговорить со всеми девочками. А Филипп, Саймон и другие будут беседовать с мальчиками. После собрания мы, сбившись в кучку, стали вырабатывать стратегию. Очень важно, чтобы каждый ученик узнал о том, что нас ждет, непосредственно от нас, ведь так они сами смогут нам ответить, предупреждая распространение глупых слухов.

Мы сидели на деревянном полу молельного дома, говоря все разом и чувствуя небывалое единение. Я никогда не была так счастлива, как в тот вечер, когда мы чувствовали себя друзьями и единомышленниками. В школе я была всегда одна. Но теперь мы станем работать парами, и мы с Мартой обойдем всех девочек в четвертом, пятом и шестом классах. Марта – моя сводная сестра, хотя здесь мы все одна семья и наше биологическое родство не имеет такого значения, как в греховном внешнем мире. Мы с ней совсем не похожи. Я высокая, у меня русые волосы, которые в раннем детстве были белокурыми (раньше я тщеславно желала, чтобы они такими и оставались). А Марта маленькая и толстая (хотя какое сейчас это имеет значение, я просто описываю ее). У нее темные волосы, которые ее мать Юдифь стрижет «под горшок», хотя я всегда считала, что длинные волосы пойдут ей больше. Но, опять же, теперь это не важно.

Раньше я мечтала о таких ничтожных вещах, как модные прически и макияж, но могла позволить себе лишь длинные прямые волосы. Хотя их полагалось носить на прямой пробор, в школе я делала косой и слегка закрывала ими лицо. Марта с готовностью сообщала об этом в общину, и меня нещадно ругали.

Я прощаю ее, как же может быть иначе, раз Моисей и Кассандра прощают мне мое тщеславие. Ведь мы единственные, кто знает истину. Вся община волнуется и ждет. Конца света пока не будет, но на восходе двадцать первого июня все изменится. Я просто сгораю от нетерпения.

Глава 9

Я просыпаюсь с ощущением счастья и, перевернувшись на спину, рассматриваю узор на потолке, нарисованный узкими полосками света, пробивающегося сквозь ставни. За стенами моего домика сплошное шуршание и чирикание, а по крыше кто-то резво скачет. Это меня и разбудило.

Я сижу на кровати под пологом из москитной сетки и беспечно улыбаюсь. Мне исполнилось сорок. Сегодня меня ждет увлекательная поездка. Я спокойна и безмятежна. Именно за этим я сюда и приехала.

Взглянув на часы, которые показывают половину восьмого, я натягиваю бикини и саронг, чтобы быстренько искупаться перед отъездом. Надеюсь, Кейти выполнит свое обещание и не станет афишировать мой день рождения. Не хочу лишнего внимания. Слава Богу, что мне не пришлось отмечать сей юбилей дома. Друзья и дочка непременно потребовали бы устроить праздник. Чуть позже я позвоню Дейзи, невзирая на чудовищную стоимость такого звонка. Придется общаться с Крисом, который, несмотря на то что ему самому перевалило за сорок, наверняка не упустит случая съехидничать по поводу кризиса среднего возраста.

Я отодвигаю щеколду на двери. Каждую ночь я тщательно запираюсь, хотя в окнах нет стекол – смешно вставлять стекла в подобной хижине, а ставни служат чисто декоративной цели. Попасть внутрь через дверь можно лишь с топором или тараном, но чтобы влезть в окно, достаточно лишь поднять ставни. Я стараюсь об этом не думать. На острове безопасно, рядом много других домиков, и в случае чего мой крик сразу же услышат.

Я люблю раннее утро с его тишиной и свежестью. Пока не так жарко, как днем. Я иду на пляж и, стоя на песке, глубоко дышу. Закрыв глаза, наслаждаюсь лаской теплого ветерка. На песок с тихим плеском набегают волны. Это так не похоже на наш вечно серый Ла-Манш, где волны с шумом разбиваются о камни. А здесь вода тихо шепчется с тончайшим тысячелетним песком.

Мой саронг быстро оказывается на песке, а я – в объятиях теплого моря. Меня слегка покусывают какие-то неизвестные существа, но я упорно плыву вперед, пока не оказываюсь вровень с окружающими бухту скалами. Перевернувшись на спину, я смотрю в небо и отдаюсь на милость волн.

– С днем рождения, – шепотом поздравляю я себя и улыбаюсь.

День рождения обещает быть удачным.



В кафе уже сидят туристы, и я желаю всем доброго утра. На мое приветствие откликается немецкая пара, чьи имена я уже не помню, вечно ругающийся с женой австралиец и Кейти, приглашающая меня за свой столик. На ее лице написано волнение.

Наклонившись ко мне, она сценическим шепотом произносит:

– С днем рождения!

– Спасибо.

– Вы готовы? Взяли с собой все, что нужно?

Я указываю на небольшую сумку у своих ног. Она полупустая. Ну что там может мне понадобиться?

На тарелке у Кейти я вижу остатки омлета и фрукты и заказываю то же самое. Фарфоровая кожа Кейти покрылась загаром, она выглядит довольной и отдохнувшей.

На пляже с багажом стоит немецкая пара – женщина в бикини с лимончиками и ее спутник с пышной шевелюрой. К ним подплывает морское такси, и они, войдя в воду, бросают свои сумки в лодку. На женщине, чье имя я так и не запомнила, короткое пляжное платье с вишенками. Волосы, стянутые на затылке, открывают длинную изогнутую шею. Она поворачивается и машет нам рукой.

– Желаю приятно провести день! – кричит она.

– Обещаем! – отвечает Кейти.

Потом смотрит на меня:

– Они тоже хотели поехать, но побоялись опоздать на самолет. Хельга даже расстроилась.

– А кто еще с нами едет?

– Точно не знаю. Кажется, Эдвард, тот шотландец. Он очень рвался.

Кейти поднимается из-за стола.

– Скоро узнаем. Вы все с собой взяли?

– Солнцезащитные очки. Солнцезащитный крем. Смартфон на случай, если Дейзи пришлет мне поздравление. Бутылку с водой.

– Все правильно, – кивает она. – Путешествовать надо налегке.



Мы собираемся в конце пляжа, недалеко от моего домика. Самад приветствует нас широкой улыбкой:

– Кейти! Эстер! Спасибо, что пришли.

Все поворачиваются в нашу сторону, и я с неудовольствием вижу, что в нашу компанию затесались скандальные австралийцы и Марк с Черри, любвеобильная американская парочка. Кроме них на остров едут только Эдвард и мы с Кейти. Никогда бы не подумала, что эти две парочки могут заинтересоваться подобным путешествием.

Из всех стоящих сейчас на пляже для своего дня рождения я бы выбрала только Кейти и Эдварда. Остальных придется терпеть.

– Привет! – здороваюсь я с группой и широко улыбаюсь.

– Здрасьте, – бросает австралийская скандалистка с таким выражением, словно она меня терпеть не может.

Остальные приветствуют меня более дружески, а Кейти расплывается в улыбке и хлопает в ладоши.

– Внимание, сегодня у Эстер день рождения! – объявляет она, и все улыбаются и произносят подходящие случаю фразы.

Я сердито смотрю на нее, потому что хотела сохранить это в секрете, и она прекрасно об этом знает. Но делать нечего, приходится вымученно улыбаться.

– Все собрались, – говорит Самад и идет к морю. Я плетусь в хвосте группы.

Когда мы проходим мимо моего домика, самого удаленного от моря, из джунглей выбегает огромная ящерица, которая, увидев нас, шарахается в сторону и убегает вниз по тропинке.

– Прямо динозавр какой-то, – замечаю я.

– Они тут с древних времен, – объясняет Эдвард, поворачиваясь ко мне. – Я где-то читал.

Остановившись, я смотрю на это чудовище. Она длиной больше метра, у нее короткие толстые лапы, напоминающие кошачьи, и длинный мощный хвост. Застыв на месте, ящерица смотрит на меня глазами-бусинами. Все остальные уже ушли вперед. Меня потрясает выражение на ее морде. Дейзи была бы от нее в восторге. Я быстро снимаю ее на смартфон.

– Спасибо, дорогая, – говорю я ящерице. И вдруг понимаю, что здорово от всех отстала. – Пока. Увидимся вечером.

Она поворачивается и, тяжело ступая, исчезает в лесу.

Сзади кто-то окликает меня:

– Эстер!

Я оборачиваюсь, стараясь понять, откуда кричат. На пляже только два-три человека. Потом вижу Рахима, владельца этого курорта, машущего мне со ступенек кафе.

Он явно хочет со мной поговорить. Я машу ему в ответ и бегу догонять своих.

Они уже садятся в лодку на соседнем пляже. Она, очевидно, не рассчитана на восьмерых, и все боковые сиденья уже заняты. С одной стороны сидят скандальные австралийцы, с другой – роскошные американцы. Кейти с Эдвардом пока на берегу. У Кейти в руках целая коллекция ключей с деревянными брелоками, чтобы не потерялись.

– Пойду оставлю их на стойке, – говорит она. – Эстер, вы не хотите отдать мне свои? Я скажу, что мы все вместе идем на прогулку. Мне бы не хотелось, чтобы они оказались в воде.

– А мне это даже в голову не пришло, – смеюсь я, вручая ей ключ.

Самад стоит на берегу, разглядывая лодку.

– А вот и Эстер, – с улыбкой приветствует он меня.

Он явно нервничает. Я вижу, как он с тревогой смотрит вслед Кейти.

– Прошу прощения. Я задержалась из-за ящерицы.

Я решила не говорить ему, что меня окликал его коллега. Зачем его лишний раз расстраивать. Если Рахим что-то спросит у Кейти, она-то уж сможет наплести ему с три короба.

– Эдвард, садитесь сюда, – командует Самад, и тот, перебравшись черед борт, занимает указанное место. – Кейти сядет рядом, а вас, Эстер, мы посадим в середину. Вы худенькая, так что поместитесь.

– Идет!

Я всегда с удовольствием принимаю комплименты.

– Прыгайте к нам! – приглашает меня Марк.

Американцев я пока видела только издали, но с их анатомией познакомиться уже успела. У Марка черные блестящие волосы и стильная прическа. На лице у Черри именно такое количество косметики, которое необходимо, чтобы выглядеть голливудской актрисой, играющей роль женщины, попавшей на райский остров. Интересно, сколько продлятся их брак и пламенная страсть? И почему на свой медовый месяц они приехали сюда, а не в более статусное место?

Самад подает мне руку, и я, запрыгнув в лодку, сажусь на поперечную скамейку перпендикулярно тощей Джин с ее птичьим личиком и рядом с местом, предназначенным для Кейти.

– Готовы поплавать с черепахами и дружелюбными акулами? – спрашивает Марк, одаряя меня ослепительной улыбкой. Он даже пахнет шикарно: дорогим одеколоном или чем-то в этом роде, что в местных условиях довольно неуместно. – Увидеть кораллы и прочие райские атрибуты? У нас ведь будет пикник на необитаемом острове. Мы окажемся там совершенно одни. Нас с Черри это и соблазнило.

– Готова, – отвечаю я, невольно представляя, как они будут заниматься сексом в новых декорациях.

Краешком глаза я замечаю, что Джин ухмыляется, вероятно, думая о том же.

Прибегает улыбающаяся Кейти и прыгает в лодку.

Самад заводит мотор.

– У нас будет обед? – спрашивает у него Джен, наклоняясь вперед. Толстый живот австралийца буквально вываливается из шорт, из выреза майки торчат курчавые седые волосы. – Надеюсь, мы не будем там голодать?

– Да уж, – округляет глаза Джин. – Он просто зверь, когда голодный. Даже хуже, чем всегда, черт бы его побрал.

– Да не слушайте вы ее, – отмахивается Джен. – Никогда не женитесь, юный Эдвард. Вы ведь еще холосты?

– Да, – неохотно отвечает Эдвард, не желая вмешиваться в семейные разборки.

Просто молодец.

– Вот это правильно, – одобрительно замечает Джен.

– Ну уж конечно, – язвительно бросает Джин.

Взглянув на Кейти и Эдварда, я понимаю, что мы трое уже сожалеем о подобном соседстве.

Ветер раздувает мне волосы. Мотор как-то подозрительно подвывает, но мы все же движемся вперед, так что, наверное, это не так уж страшно. Обернувшись, я смотрю, как берег постепенно исчезает из вида. Мы огибаем мыс, и он пропадает.



Мы выходим в открытое море и остаемся одни. К счастью, Джин и Джен надолго замолкают. Марк с Черри сливаются в объятиях. Мне становится неудобно, и я отворачиваюсь. Иногда вдали показываются лодки, и Самад объясняет, что все плавают с масками в одних и тех же местах, а мы попробуем что-нибудь поинтереснее.

– Их возят к маяку, где есть рыбацкая деревня, – пренебрежительно бросает он. – Потому что им лень придумать что-нибудь, кроме обеда в рыбацкой деревне. И туристы считают, что увидели настоящую Малайзию. А на самом деле это не так! Просто представление для туристов.

– В этом вся фишка, – тихо произносит Кейти. – Оторваться от стада и увидеть места, где никто еще не бывал.

– Просто потрясающе, – соглашаюсь я. – Одни в открытом море.

Это и правда здорово, и я готова провести так весь день. Мне страшно нравится, что мы отклонились от заезженного маршрута и не видим других лодок.

Когда Перхентиан-Кесил превращается в еле различимую полоску на горизонте, Самад бросает якорь и раздает нам маски.

– Вы пока поплавайте, – говорит он, опускаясь на свое место и задирая ноги. – Осмотрите все вокруг, а потом возвращайтесь в лодку.

Он достает сигарету, шарит в кармане в поисках зажигалки и, не найдя ее, убирает сигарету обратно в пачку.

– Я уже сто лет не плавала с маской, – сообщаю я Джин, которая уже скинула мешковатое пляжное платье, оставшись в фиолетовом сплошном купальнике.

– Да что здесь уметь, дорогая, – усмехается она. – Берите в рот трубочку и дышите через нее. Как будто вы курите.

Она натягивает маску и криво улыбается. Потом поворачивается к Джену, который запутался в шортах и раскачивает лодку.

– Осторожней, идиот! – вопит она. – Ты что, собираешься лодку перевернуть, болван? Хочешь утопить нас всех? Да? Кретин!

Джен корчит рожу. Джин выставляет вперед подбородок, и они с ненавистью смотрят друг на друга. Интересно, а мы с Крисом так же выглядели на закате нашего брака?

Нет, нет и нет. Мы никогда по-настоящему не скандалили. Хотя мне порой хотелось устроить сцену. И лишь предсмертная агония наших отношений подтолкнула нас к дикой сцене, которую никто не видел, кроме одного-единственного существа, испытавшего поистине недетскую боль.

Глубоко вдохнув, я прыгаю в теплую прозрачную воду.

Она нежно обволакивает меня. Я плыву на спине, глядя в голубое небо, где маячит лишь парочка легких облачков. Мое лицо обжигает солнце, и я радуюсь, что намазалась защитным кремом.

Как же здесь волшебно. Я в восторге, что мы в открытом море, вдали от земли и всего остального. Чуть-чуть страшновато, но я стараюсь не терять из вида лодку.

Ко мне кролем подплывает Эдвард. Остановившись, он болтает ногами в воде, стараясь удержаться в вертикальном положении. С его волос стекают на спину струйки воды. Вслед за ним, широко улыбаясь, подплывает Кейти.

– Мы во власти стихии, – со счастливой улыбкой произносит она. – Здорово, правда? Только мы, море и небо.

Я стараюсь не думать о глубинах, находящихся под нами.

– А как насчет акул? Они нас не тронут?

Эдвард смеется:

– Знаете что? Когда вы это сказали, меня так и подмывало нырнуть и ухватить вас за ногу. Но я этого не сделал. Оцените.

– Я должна быть благодарна, что вы не ведете себя как десятилетний мальчишка? – хмуро говорю я. – С чем вас и поздравляю.

Мы оба смеемся.

– Спасибо.

Эдвард отплывает, потом поворачивается и кричит:

– С акулами здесь все в порядке! – И ныряет под воду.

– Здесь совсем неопасно, – успокаивает меня Кейти. – Правда. Давайте поплаваем вместе.

– Спасибо, – киваю я. – Вообще-то я не трусиха, но здесь мне как-то не по себе. Под нами столько воды, столько всякой живности, для которой мы чужаки. Осознавать, что мы не на твердой земле, где можно ходить и что-то есть, ну, не знаю…

– Так в этом-то все удовольствие! – восклицает Кейти и уплывает.



Пловец из меня так себе. Плавать я научилась лет в двадцать, когда поняла, что все давно умеют это делать. Я собиралась водить машину и решила, что перед этим надо научиться плавать. Именно в таком порядке, ведь научиться плавать легче и дешевле.

В то время я жила в пригороде Лондона, в семье, где живут девушки, желающие изучить иностранный язык.

– Мы заплатим за твой курс обучения, – предложила миссис Тао вскоре после того, как я начала работать. – Обычно наши девушки выбирают английский, но тебе, Эстер, это не нужно. Чему ты хочешь научиться? Французскому языку или чему-нибудь еще?

Я улыбнулась. Мне нравилось жить в этом доме. Он был просторным и полным воздуха, и в моем распоряжении был весь верхний этаж.

– Мне бы хотелось научиться плавать. Я до сих пор не умею.

– Решено, – сразу же согласилась миссис Тао. – А почему ты не научилась в детстве?

Ответа она обычно не ждала, так что все обошлось.

Сначала я ненавидела эти занятия, когда приходилось топтаться на мелководье вместе с другими обучающимися (старик, подросток из внутриконтинентальной африканской страны, нервная дама лет на десять старше меня и тому подобная публика) и смотреть на инструкторшу, начавшую занятия словами «Имейте в виду, что это вода». Причем инструкторша шлепнула по ней рукой, подняв кучу брызг. Но когда я в первый раз переплыла бассейн, то почувствовала себя победительницей Олимпийских игр, получившей золотую медаль. Тем не менее машину я сейчас вожу без всякого напряжения, а вот плавать до сих пор побаиваюсь.



Солнце сильно припекает голову. Пока я предаюсь воспоминаниям, Кейти медленно плавает вокруг, опустив лицо в воду, так что кверху торчит только трубка.

Присоединившись к ней, я понимаю, откуда ее восторг.

Прямо подо мной целое облако или, вернее, косяк тропических рыб. Рыбы-клоуны оказываются намного меньше, чем я себе представляла, когда мы с Дейзи смотрели «В поисках Немо». И еще тысячи других рыб, голубых, золотых и серебристых, огромных и совсем крошечных, обычных и причудливых, с какими-то шишками и наростами. И множество кораллов, совсем не похожих на те мертвые остовы, которыми усеяны пляжи: они живые, яркие и шевелящиеся.

Не поднимая лица из воды, я уплываю от Кейти и остальных. Дышать через трубку я научилась довольно быстро. Это совсем не страшно и вполне комфортно. Иногда в трубку попадает вода, я паникую и начинаю кашлять. Однако вскоре до меня доходит, что надо всего лишь поднять над водой лицо, и она сама выльется из трубки. Меня переполняют эмоции, и я все смелее ныряю в глубину. Мне хочется увидеть черепах и даже акул – ведь в таком изумительном месте ничего дурного просто не может случиться.

Заметив причудливую бугристую рыбу, я пускаюсь за ней вдогонку, уж очень забавная у нее морда, а тело отливает золотом. Она плывет, лениво рыская из стороны в сторону и разгоняя стайки мелких рыбешек. Я увлеченно преследую ее, гадая, знает ли она о моем присутствии. Вероятно, я закрываю ей свет, потому что плыву прямо над ней. Но я для нее все равно что облако для меня. Интересно, у нее здесь есть враги? И чем питается она сама? Ест рыб помельче?

Когда она наконец удирает от меня, я выныриваю на поверхность.

Вокруг никого нет, я одна посреди океана. Поначалу я даже улыбаюсь: это настоящее торжество блаженства. Приняв вертикальное положение, я озираюсь. Но лодки нигде не видно. Тогда я начинаю шарить взглядом по горизонту. Вдали темнеет какой-то остров, но я не уверена, что это Кесил. Возможно, это просто скала или далекий материк.

Больше ничего в море нет.

Я вдруг ощущаю всю глубину океана. Здесь только я в компании сотен тысяч рыб. Шутки об акулах больше не кажутся мне забавными. От волнения я начинаю задыхаться. Солнце обжигает макушку. Я ложусь на спину и, глядя в небо, стараюсь успокоиться.

Я же не могла уплыть так далеко, и лодка наверняка где-то поблизости. Но ее почему-то не видно. Мне на ум приходит история об австралийских ныряльщиках, которых забыли в море, потому что неправильно посчитали обувь, оставленную в лодке.

Что-то явно пошло не так, и мне предстоит выбираться отсюда самой. Моя единственная надежда – это остров, виднеющийся вдали.

Глава 10

Я пытаюсь плыть кролем, потому что это самый быстрый стиль, но устаю, а остров не становится ближе.

Услышав какой-то отдаленный звук, я не верю своему счастью и продолжаю плыть в том же направлении. Но вскоре он становится таким отчетливым, что игнорировать его уже невозможно. Тогда я оборачиваюсь.

– Эстер! – вопит Джин. – Да стойте же вы ради бога!

– Вы куда-то направляетесь? – осведомляется Марк, перегнувшись через борт и сверкая белоснежной улыбкой.

Самад, усмехаясь, подгребает ко мне.

– Вы же сказали, что плохо плаваете, – мягко укоряет меня Кейти, когда Самад пытается втащить меня в лодку. Это дается ему нелегко, но в конце концов я, едва не перевернув нашу посудину, неуклюже переваливаюсь через борт, как большой неповоротливый тунец.

– Вы уплыли черт знает куда, – говорит Эд, когда я опускаюсь на скамейку.

Я вся дрожу и чувствую себя полной идиоткой.

– Извините, – бормочу я, не поднимая глаз. – Я просто потерялась. Перестала ориентироваться. Плыла, словно во сне.

– Вы так быстро уплывали, словно у вас была какая-то особая миссия, – смеется Кейти. – Куда вы так торопились? Что случилось в этом вашем сне?

Все выжидающе смотрят на меня. Приходится признаться:

– Я плыла за рыбой.

Все молчат, потом Джен тихо смеется.

– Вполне уважительная причина, – произносит Черри. – А рыба была забавной?

Кивнув, я начинаю рассматривать свои ступни с розовым облупившимся лаком.

Эдвард кладет теплую руку на мое все еще мокрое плечо. Я благодарно прижимаюсь к нему.

– А куда она направлялась?

– Она меня в итоге заметила и скрылась. Как раз вовремя.

– Это точно. Иначе вы доплыли бы до Филиппин, – замечает Джен.

Хотя я по-прежнему чувствую себя по-дурацки, атмосфера в нашей компании явно разрядилась. Теперь мы чувствуем себя группой единомышленников, а не незнакомыми людьми.

– Простите меня, – повторяю я уже с улыбкой. – Я самое глупое существо на свете. Рано или поздно вы должны были в этом убедиться.

На следующей остановке я держусь как можно ближе к лодке. Кейти плавает рядом, хотя мы почти не разговариваем. Я все время поднимаю голову и смотрю, где остальные. Марк с Черри, смеясь, отплывают подальше. Джин и Джен устремляются в разные стороны, демонстративно игнорируя друг друга, но мне уже ясно, что это лишь игра. Эдвард заплывает дальше всех, стараясь тем не менее не пропадать из вида. Самад растягивается в лодке и дремлет на солнышке. Я наблюдаю за рыбами и ищу неуловимых черепах, но мне это скоро надоедает, я забираюсь обратно в лодку и сижу в компании спящего Самада.

– Мне сорок, – шепчу я про себя.

Но я этого не ощущаю. Неужели у всех так? В молодости сорок кажется старостью, а дожив до этой даты, чувствуешь себя молодой. Порой я чувствую себя столетней старухой, но в целом я та же самая, какой была в семнадцать. В общем, сорок – это не так уж страшно.

Сейчас, наверное, полдень. Дейзи уже проснулась. Я беру телефон, надеясь найти поздравление. Но от нее ничего не пришло.



Самад открывает глаза и бодро поднимается.

– Ну что, пора обедать? – с улыбкой спрашивает он.

Мне уже зверски хочется есть.

– Пора!

Это будет мой праздничный обед.

Самад заводит мотор, давая сигнал к отплытию, все возвращаются в лодку, и мы стартуем к острову, темнеющему на горизонте. Крохотный клочок суши, затерянный в морской дали. И тут я понимаю, как далеко мы забрались.

– Сколько лет твоей малышке, Самад?

– Уже пять недель, – с гордостью сообщает он. – Очень хороший ребенок.

– Пять недель! – воркую я. – Совсем крошка. Какая прелесть.

Это действительно прелестно. С рождением ребенка ничто не сравнится. Он заставляет вас жить в какой-то фантастической реальности, где все вращается вокруг маленького пришельца.

– А еще дети у вас есть?

– Да. Еще двое. Девочки. Одной четыре, другой два.

– Вау! – В моем голосе звучат восхищение и зависть, хотя в душе я рада, что решилась на это лишь один раз.

Мы подплываем к острову, и Самад сбрасывает скорость, чтобы мы могли оценить открывающуюся перед нами картину. Потрясающее место, самый настоящий необитаемый остров. Он затерян в океане, и я не могу определить, где же мы находимся. Никаких признаков материка и Перхентиан-Кесила. Вероятно, мы все время плыли на восток, в сторону Филиппин, по версии Джена, но никакой земли так и не достигли. До самого горизонта только море. Островок совсем маленький и весь покрыт джунглями. Самое подходящее место для пикника.

Свой сороковой день рождения я отмечаю на райском острове, где-то в Южно-Китайском море.

Мы сходим с лодки на белоснежный пляж. Вокруг тишина. Такое впечатление, что здесь вообще не ступала человеческая нога. На какое-то мгновение у меня закрадывается сомнение, а стоило ли вообще сюда приплывать. Этот берег выглядит точно так же, как тысячу лет назад. Здесь нет ни электричества, ни жилья, ни магазинов, ни Интернета. Дикая природа в чистом виде.

Белый песок такой горячий, что босиком по нему ходить невозможно. Вода здесь еще прозрачнее, чем на нашем курорте. Воздух, не загрязненный ничем, кроме нашего присутствия, кажется мне особенным, хотя, скорее всего, я просто фантазирую.

Все воспринимается каким-то нереальным. Джунгли полны тех же звуков и шорохов, что и на Кесиле, и я решаю держаться от них подальше. Вспомнив ящерицу-динозавра, с которой беседовала утром, я представила, какие монстры могут жить внутри острова. Возможно, здесь сохранились настоящие динозавры. Кто знает?

Самад хлопочет над пикником, отвергая любую помощь и отгоняя нас от продуктов. Он сгрузил с лодки четыре удочки с лесками и крючками. Предполагается, что мы будем ловить рыбу себе на обед. Но, видимо, он не слишком надеялся на улов, потому что притащил с собой кучу всякой еды. Мы с Кейти растягиваемся на песке, подложив под себя саронги, и лениво переговариваемся о том, почему в нашей культуре понятие рая предполагает именно такие атрибуты – необитаемый остров, песок, солнце и море.

– Может, море и песок мы связываем с раем, потому что жизнь зародилась в море, а потом переместилась на землю? – рассуждаю я.

– Вряд ли, – смеется Кейти. – Хотя теоретически это возможно. Мне лично кажется, люди едут на пляжи, чтобы лениться и расслабляться. Ведь там практически нечего делать, а для многих это и есть настоящий рай. Держу пари, те, кто здесь живет – ну, не здесь, конечно, тут никто не живет, я имею в виду там, на большом острове, – так совсем не думают. Они уж точно не приходят в восторг от этих пляжей.

– Там они видят толстых белых людей, накачивающихся пивом. Вряд ли они так представляют себе рай.

– А как тогда? Это уж точно не центр Лондона или моя старая улица в Хэкни. На рай явно не тянет.

– Те, кто здесь живет и работает, вероятно, мечтают о горах. О Гималаях или о чем-то в этом роде. Давайте спросим Самада.

И тут мы слышим, как он кричит, созывая всех к себе.

– Вы уж простите, но у меня к вам просьба.

Мы все собираемся вокруг него, горя желанием помочь.

– Нет ли у кого-нибудь зажигалки или хотя бы спичек? – со смущенной улыбкой спрашивает Самад.

Он уже организовал пикник, отнесясь к этому со всей серьезностью. Я просто потрясена его хозяйственностью. Он привез ящик со льдом, в котором были свежая рыба (на тот случай, если нам будет лень заниматься рыбалкой) и мясо, пластиковый контейнер с салатом и картонную коробку с фруктами. Во втором ящике со льдом стоят бутылки с водой и банки с напитками. Еще он прихватил небольшую жаровню, уголь и дрова. Хотя от них теперь толку мало.

– Не понимаю, как это случилось, – оправдывается он. – Утром у меня была зажигалка. Я положил ее в пачку с сигаретами. Но она куда-то делась. Сигареты на месте, а зажигалки нет. Я всегда держу ее в пачке.

– Ты, наверное, оставил ее на берегу, – предполагает Черри. – Или она выпала из пачки. Ты в лодке смотрел?

– Обыскал каждый уголок. Каждый дюйм. Где только не смотрел. Так есть у кого-нибудь зажигалка?

– Мы не курим, – объявляет Марк, выжидающе глядя на остальных.

– Я пыталась курить, когда мой брак затрещал по швам, – зачем-то сообщаю я. – Но у меня ничего не вышло. Просто не могла себя заставить. Уж слишком противно. Хотя курение дало бы еще один повод себя ненавидеть. Вместо этого пришлось начать пить.

– Хорошая девочка, – хвалит меня Джин. – Джен вообще-то покуривает, но я запретила ему предаваться столь отвратной привычке на отдыхе. Правда, этот негодяй все равно дымит, когда думает, что я не вижу.

Все смотрят на Джен, как на последнюю надежду. Но он с сожалением качает головой:

– Только не сегодня. Я был уверен, что здесь мне не спрятаться. Теперь жалею, что смалодушничал.

Остаются Эдвард и Кейти.

– Прошу прощения, друзья, – говорит Эдвард. – Хоть я и шотландец и, по идее, должен есть на завтрак хорошо прожаренные батончики «Марс» и чистить зубы патокой, но все же предпочитаю здоровый образ жизни. Я не курю.

– Я тоже. И никогда не курила, – сообщает Кейти. – Хотя теперь, когда вы смотрите на меня так умоляюще, я об этом жалею.

Рыба в ящике со льдом выглядит такой свежей и соблазнительной. Самад закрывает крышку, пока рыбу не обнаружили насекомые.

– Какая жалость, – удрученно произносит он. – Я вернусь и найду зажигалку. Это займет не больше часа. Вы можете часок подождать? Или мы просто перекусим?

– Давайте просто перекусим, – предлагаю я. – У нас есть салат и фрукты. Отличная еда. Ведь мы не умрем, если больше ничего не будет? Зачем возвращаться из-за какой-то зажигалки. Мы можем устроить пикник на каком-нибудь пустынном пляже, когда вернемся назад. Там все пожарим, и ничего не пропадет. И рыбу там можем половить.

Я оглядываю нашу компанию в поисках поддержки. Черри сразу же соглашается. Ее загорелая кожа лоснится от тонального крема. Она до невозможности красива.

– Полностью согласна, – говорит она, демонстрируя явно не калифорнийское произношение. Я почему-то решила, что раз она загорелая блондинка, то значит, живет в Калифорнии. – Даже не думай, Самад. Нам и так хорошо.

Больше никто меня не поддержал, в том числе и Самад:

– Это рекламная поездка для моей новой работы. Все должно быть на высоте. Теперь я знаю: всегда проверяй, на месте ли зажигалка. Хороший урок на будущее.

Самад смеется, по его лицу бегут морщинки, и оно светлеет, несмотря на приключившуюся с ним неприятность.

– Давайте отпустим Самада, – предлагает Кейти, кладя руку ему на плечо. – Пусть его экспедиция пройдет на ура. И дело тут не в еде. А в том, что это важно для Самада. Ведь он так старался. Ну что такое час, в конце концов?

– Вы правы, Кейти, – поддерживает ее Джин. – Он хочет вернуться за зажигалкой, так ведь, дорогой? Так пусть возвращается. Вы только посмотрите вокруг! Какая красота! Почему бы нам не подождать? Это ведь не то же самое, что сидеть на автобусной станции в Аделаиде в пять утра, причем гораздо больше часа. Все благодаря организаторским способностям моего муженька. А здесь мы просто лишний час поваляемся на песочке. Что-то вроде сиесты. Меня это вполне устраивает.

– Да, – соглашается Эдвард. – Не такое уж тяжкое испытание. Делай, что считаешь нужным, Самад. Но прихвати с собой десяток зажигалок и спрячь их все на берегу. Тогда уж точно ничего подобного не случится.

Самад чуть виновато смеется:

– Всего час, и я вернусь с кучей зажигалок.

Он садится в лодку и запускает мотор. Мы смотрим, как он выходит в море и, повернув налево, скрывается из вида. Я смотрю на остальных. Джин и Кейти достают из сумок книжки и растягиваются на песке. Жаль, что я не захватила с собой какое-нибудь чтиво. Мой телефон здесь не работает, и я просто ложусь на песок и смотрю в небо. В его глубокой синеве не белеет ни единого облачка.

Перевернувшись на живот, я смотрю, как Эдвард методично исследует бухту. Он доплывает до скал, огибает их, потом возвращается и плывет по мелководью. И так раз за разом.

Джен бродит вокруг, иногда исчезая в джунглях. Смелый джентльмен. Я бы никогда не решилась. Ведь все, кто там обитает, никогда не видели людей и могут напасть на незнакомых им существ. Там ведь тысячи всяких тварей, и победа, несомненно, будет за ними.

Марк с Черри где-то уединились, за что мы им весьма благодарны.

В животе у меня так бурчит, что это явно слышно моим соседкам по пляжу. Поэтому я со смехом говорю:

– Если он задержится, я начну уничтожать фрукты.

– Так в чем же дело? – спрашивает подошедший Джен, садясь рядом с нами. – Возьмите банан, если хотите есть.

Это первая фраза, которую он произнес без ругательств.

– Так и сделаю, – соглашаюсь я. – Мы завтракали сто лет назад.

Почерневший банан оказался белым внутри. Я стараюсь растянуть удовольствие, но он исчезает за считаные секунды.

Я снова ложусь на спину и, закрыв глаза, жду. Самад, наверное, уже где-то на подходе.

– Вот обманщик, – будит меня голос Джин.

До меня не сразу доходит, где я. Мне жарко, я лежу на горячем песке, подложив под себя саронг. Через несколько томительных секунд я прихожу в себя.