Эмброуз слушал; сердце сжималось от ужаса и в равной степени – от надежды.
– Дэвид? – позвал он.
– да-сссСсссс, – отвечал ветер.
– Где ты?
– в двууууухххх шшшшагахххх, – отвечал ветер.
У Эмброуза по коже пробежал холодок. На тропе плясала хмарь облаков, туман плыл, как дым из отцовской трубки.
– ссссюдаааа на поооомощщщщь эммбрроооузз, – умоляла хмарь.
Эмброуз пошел на голос. Сквозь круги в глазах он видел со всех сторон один лишь туман. Но рядом что-то было. Неизвестно что, но он это чувствовал. Шепоток в волосах на затылке.
И шаг.
– ониии спешшшшатт ссссюдааа эммммбррроуззз, – зудел ветер в древесных кронах.
Еще один шаг.
Эмброуз прибавил ходу. Он двигался сквозь туман, а ветер вокруг крепчал. Как будто лес глубоко дышал легкими, заполненными масляной краской.
Еще шаг.
Нечто бежало прямо на него.
Ветви вдруг исчезли. Древесных крон над головой не стало. Только голубая луна фонарем прорезала туман над обширной лесной поляной. Эмброуз заметил какой-то след. Некие очертания. Возможно, рядом был олень. Или кто-то из этих людишек. Вглядевшись сквозь круги в глазах, он понял.
Мимо бежал мальчик.
– Дэвид! – вскричал он.
Но мальчик не остановился. Это был не Дэвид. Следом бежал еще один ребенок – гнался за первым и вопил:
– Это все наше! Мы сами его построили!
Мальчики пронеслись через поляну. Мимо гигантской тени, видневшейся в тумане. Эмброуз не вдруг различил ее форму. Уж очень она была велика, неимоверно. Подойдя на несколько шагов ближе, он в конце концов понял, что это.
Дерево.
Все инстинкты подсказывали: от этого дерева надо бежать. Однако ноги сами несли Эмброуза вперед. На голос.
– Дэвид? – окликнул он.
– я выыышшшше, – завывал ветер.
Эмброуз понимал: может статься, это засада. Скорее всего, без обмана тут не обошлось. Голос был не Дэвида. Но что-то заставило его сделать следующий шаг. Мысль, которую вложил ему в голову Кристофер.
Моего брата еще можно спасти.
Ветер прорывался сквозь сучья. Эмброуз смутно видел веревочную лестницу, спущенную, насколько можно было судить, из какого-то домика на дереве.
– на пооомощщщщь! на пооомощщщщь! – шептал голос откуда-то сверху.
Эмброуз стал подниматься. Поднял глаза на открывшийся вверху люк. В домике на дереве брезжил свет. Не иначе как за дверцей люка находился Дэвид. Где-то там. Внутри этого дома. Эмброузу не терпелось узнать, какая участь постигла его младшего брата.
– на помощщщщщь эмммммбррроуззззз! – звал голосок.
Эмброуз добрался до дома на дереве. Проник внутрь через люк. Внизу какая-то сила дергала за веревочную лестницу. Хихикала. Лезла вверх. Эмброуз захлопнул крышку люка. В доме на дереве стало темно – хоть глаз выколи. Не было видно ни зги. Эмброуз шарил по стене в надежде нащупать лампу или фонарик.
В помещении послышалось дыхание.
– эмбрррроуззз, – зашелестело из темноты.
– Дэвид? – спросил он.
Голос не отвечал. Рука Эмброуза с дрожью продвигалась по стене. И наконец на что-то наткнулась. Выпуклое, пластмассовое. Это был выключатель. У Эмброуза волосы встали дыбом. Такое не укладывалось в голове. Откуда в домике на дереве выключатель?
– эмбрррроуззз, – звал шепот. – хооочешь узззнаааать????
Он вглядывался в темноту. Завывания ветра прекратились. И началось шипенье.
– сссейчассс увидишшшь, где он ессссть. ххххочешшшь?
Эмброуз сглотнул сухой ком.
– проссссто зажжжжги ссссвет.
Он весь подобрался; лицо горело от ужаса.
– зажжжжги ссссвет, эммброузЗз.
Эмброуз включил свет. Он был вовсе не в доме.
Глава 119
Кристофер прильнул к матери, которая несла его сквозь туман, втаптывая ногами грязь обратно в землю. Рядом, содрогаясь от раны в боку, бежал шериф.
– Теперь куда, Кристофер? – спросила мать.
Он закрыл глаза в поисках выхода. Но увидел только темноту. Эмброуз потерялся. Их загоняли в угол. Точно крыс, насильно толкали в лабиринт. С ними пребывал только свет его матери.
– Через мост, – прошептал он.
Кристофер чувствовал, что козий мостик как раз впереди. Отсюда он с закрытыми глазами мог бы показать выход из леса. Еще можно было успеть. Он еще мог спасти свою мать. Они перешли ручей по козьему мостику. Кристофер вглядывался в материнский свет. Где-то здесь была дорога к его дому. Пока у них оставался домик на дереве, найти выход из леса не составляло труда.
но домик на дереве теперь мой.
У него в голове этот голос стучался в стекло. Вдруг мир затих. Материнские следы исчезли.
я вас поджидаю.
Кристофер смотрел вниз, на тропу: они вновь перешли через козий мостик.
– Мы только что здесь проходили, – сказала его мать, сбитая с толку.
– Где мы?! – поразился шериф.
– Поворачивай, мам, – сказал Кристофер.
Она побежала обратно через тот же мост. Прибавляя ходу, мчалась к их дому.
Пока они вновь не очутились на том же месте.
тебе отсюда пути нет, кристофер.
Куда бы они ни сворачивали, дорога приводила их обратно в лес. Все глубже и глубже в чащу. Где тени. Где голоса в тумане. Вели на них охоту. Кристофер вспомнил, как в самый первый раз облако заманило его в лес. Вспомнил детский плач, потом хихиканье. Тогда ребенок бежал на четвереньках.
Как олень.
Сейчас на тропе прямо перед ними стояло двое детей. Дети не сходили с места. Они просто стояли.
– Майк! Мэтт! Это я! – закричал Кристофер.
Мальчики обернулись. У них были зашиты глаза и уши. Они тыкали пальцами в воздух и кричали.
– …ХХХИСССТОФЕР!
Эм-энд-Эмсы бросились им навстречу. Мать Кристофера посторонилась. Он слышал приближающийся топот. На них, как на кроликов, охотились сотни горожан. Размахивая ножами, откуда-то выпрыгнули Дженни Херцог и ее сводный брат Скотт. Следом неслась миз Ласко, вооруженная отбитым бутылочным горлышком, и чесалась, как наркоманка. Мать Кристофера бросилась по тропе в обратную сторону, но пути к отступлению больше не было. Остался только инстинкт выживания. В тумане повсюду виднелись люди. Кристофер ощущал их ярость. Которая выжигала лес. Голоса шумели все ближе. Ветер разносил заклинание.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество».
Кристофер чувствовал, как через лес бежит Джерри с пистолетом. Семья Коллинз вооружилась пилами и молотками со стройки. Славный человек, подобно ножу, корежил людские умы. У Кристофера из носа и глаз потекла кровь. Жар нарастал с каждым новым голосом. С каждым новым преследователем, врывавшимся в лес.
– Мам, – пролепетал он. – Ты во что бы то ни стало должна спастись.
– Нет! – вскричала она, а ноги прибавили скорости. – Говори, куда бежать!
– Бежать некуда, мама.
Но мать не останавливалась. У нее и в мыслях не было сдаваться. Она искала дерево, чтобы спрятаться или залезть повыше, но деревья внезапно исчезли. Остались только свет и туман. Кристофер запрокинул голову и увидел луну. Сверкающую голубизной.
Кругом хрустели ветки. Со всех сторон слышались голоса. Они выкрикивали заклинание.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество».
Откуда ни возьмись выскочило чье-то тело и запрыгнуло на шерифа. Мать Кристофера обернулась. Шериф исчез. Она стала его звать.
«Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество», – скандировали голоса. И приближались.
Кристофер поискал материнский свет, но увидел только облака. Только тьму. Заклинание повторял один-единственный голос ветра.
Смерть уж близко. Все мертво. Ты умрешь на Рождество.
С этим голосом ветер летел через лес, унося с собой туман. Исполинские закрученные смерчи выдыхали эти облака обратно в небо. Ни ветвей. Ни деревьев. Кроме одного.
Они очутились на поляне.
Весь город гнался за ними по пятам. Шерифа бросили на землю под дерево. Поляну сплошь заполонили горожане.
Домик на дереве затерялся.
Ждать спасения было неоткуда.
Человеки-почтари вооружались кто ножом, кто камнем. В Кристофера под разными углами целились оружейные стволы. Мать Кристофера заслоняла его собой.
– Не подходить! – прокричала она.
Толпа прибывала. Впереди этой своры вышагивала миссис Хендерсон. Миссис Коллинз держалась рядом с мужем, влажно клокоча краской в легких. Миссис Кайзер припадала на сломанное бедро. Кристофер задрожал.
– Мама! Ты им не нужна! Они пришли за мной! Умоляю, беги!
Она прижала его к груди еще крепче и не сходила с места. Толпа наступала. Мать Кристофера попятилась к дереву. Шериф кое-как поднялся с земли.
– Все назад! – оглушительно прокричал он. – Пока еще закон – это я!
Толпа приближалась. Как один человек. Дышала, как один человек. Кристофер вглядывался в лица, тонущие в страхе и ненависти. Боль была нестерпима. Наткнувшись на дерево, он упал навзничь. И увидел сцену, страшнее которой не знал.
Тормоз Эд и Брэйди Коллинз.
С оружием наизготове они сошлись в центре поляны. У них в глазах белело убийство. Каждый заговорил голосом своей бабки.
– Брэйди убьет твою мать, Эдди! Пристрели его! – требовал Тормоз Эд.
– Тормоз Эд убьет твою мать, Брэйди! Пристрели его! – требовал Брэйди.
В последний момент они подняли оружие и прицелились, как им казалось, друг в друга.
Но на деле стволы были направлены прямо на Кристофера.
– Слушай бабушку, – в унисон сказали два голоса.
И каждый из мальчиков спустил курок.
Кристофер закрыл глаза, готовясь принять две пули.
Но до него не долетела ни одна.
Кто-то заслонил его собой.
Это был шериф.
Он оказался перед Кристофером и его матерью; одна пуля попала ему в плечо, другая в спину. Шериф упал на землю. И потянулся к матери Кристофера. В глазах была растерянность, как у брошенного ребенка. Он пытался произнести ее имя, но слова тонули в крови. Он силился не потерять сознание. Остаться в живых. Ради нее. Ради ее сына. Мать Кристофера выкрикивала его имя, но он, истекая кровью, рухнул ничком без чувств. Толпа в один голос вскрикнула, и тут вперед выскочил Джерри. При виде Кристофера его перекосило от злобной ревности.
– Ты у меня ее отнял, – выговорил он. – Она способна любить только одного из нас двоих.
Джерри направил пистолет на Кристофера.
Мать Кристофера схватила сына и бросила на землю. Кристофер почувствовал, как она обернула его своим телом, словно одеялом, в тот самый миг, когда Джерри открыл огонь. Пули разрывали ее плоть.
Но Кристофера не коснулось ничто.
Только ее свет.
Свет ее полыхнул перед ним. Сто миллиардов слайдов маленькой девочки, отвергнутой миром. Исключительно силой своей воли девочка выросла и стала девушкой. Девушка повстречала мужчину, который оказался к ней добр. А потом она, молодая женщина, увидела, как этот мужчина закончил свой путь в ванне. Но он успел подарить ей сына.
Сын стал ее светом.
Кристофер смотрел в материнские глаза. Ее свет помогал ему видеть. Помогал ему разглядеть ответ. Надежда будет жить до последнего лучика этого света.
Свет начал меркнуть.
– Нет, мама! – закричал он.
Ее тело лишалось сил. Из носа текла кровь.
– Пожалуйста, не уходи!
Огонек свечи замерцал на ураганном ветру.
– Я люблю тебя, Кристофер, – шепнула она.
И вспыхнул свет сотни миллиардов звезд.
Глава 120
Кристофер закрыл глаза. Единственным звуком остались его слезы.
– Проснись, мама. Пожалуйста, проснись.
Прижав к себе ее тело, он молился, чтобы его жар оказался способен ее исцелить. Толпа прибывала. Кристофер слышал, как заряжается орудие, пуля за пулей.
– Не уходи, – зарыдал он. – Пожалуйста, не уходи.
Внезапно толпа вырвала у него материнское тело, а его прислонила к дереву. Теперь это были не люди: это был улей. Ярость прижимала их пальцы к спусковым крючкам. Но мишенью оказался не Кристофер. Мишенью оказалась его мать. Подняв руки, Кристофер вскричал:
– ОСТАВЬТЕ В ПОКОЕ МОЮ МАТЬ!
Его голос прогремел на всю поляну. Толпа в испуге оцепенела. Пальцы-курки на миг замерли. Тут Кристофер почувствовал небольшое покалывание в волосах, как статическое электричество от воздушного шарика. Он смотрел прямо перед собой. Первой заговорила миссис Хендерсон – без выражения, как манекен чревовещателя.
– Что значит «оставьте в покое», Кристофер? – спросила она.
Но не голосом миссис Хендерсон.
А голосом славного человека.
– Неужели ты не понимаешь? Это не закончится никогда, – сказал славный человек устами Дженни Херцог.
– Это и есть вечнОсть, – не шевеля губами, подхватил Брэйди Коллинз. – Я могу заставить их делать все что угодно.
Брэйди подбежал к матери Кристофера, взводя курок. Он уже готов был нажать на спусковой крючок, но замер. Вся толпа заговорила разом. Каждый голос принадлежал славному человеку. Город был его рупором. Тысячью стереоусилителей.
– Я заставлю их делать это веЧно, – заявил он. – Буду убивать твою мать раз за разом, и в мире никогда не возникнет дефицит патронов.
Кристофер почувствовал резкий скачок температуры тела. До него наконец-то дошло, что это такое. У него под кожей клокотал Ад. Через толпу пробивался Тормоз Эд, за ним – Майк и Мэтт. Все трое заговорили одновременно.
– Все твои приятели у меня. Твой домик на дереве принадлежит мне. Вот увидишь, на что я теперь способен, – сказал славный человек.
Тормоз Эд подошел к шерифу и помог ему подняться. У шерифа так и не открылись глаза. Но смотрел он в сторону Кристофера, в отчаянии тщетно пытаясь разомкнуть веки.
– Прошу тебя, Кристофер, не давай мне больше спать. Всякий раз, когда я засыпаю, она меня ждет, но я ее не спасаю. Каждый раз опаздываю. Прошу, положи этому конец. Я не вынесу, если она вновь скажет мне «папочка».
Шериф боролся с собственным телом, но не мог ему помешать. Против своей воли он полез на дерево. Прибитые в беспорядке маленькие бруски смахивали на изломанную ухмылку.
– Нет! Я туда не хочу! – кричал шериф.
Кристофер дернулся вперед, чтобы ему помочь, но толпа отрезала его от шерифа.
– Нет! Стой! – завопил Кристофер.
Невидимые руки управляли шерифом, как марионеткой. Он преодолел всю лестницу и распахнул дверь в домик на дереве.
– Умоляю! Мне невыносимо смотреть, как она умирает снова и снова!
– Отпустите его! Проснитесь, шериф! – закричал Кристофер.
Но шериф был потерян. Домик на дереве осветился мягким сиянием. Шериф шагнул внутрь и затворил за собой дверь. Тотчас же раздались его вопли.
Потом все стихло.
Славный человек заговорил вновь. Его голос сверлил Кристоферу мозг хуже бормашины.
ктО пойдет следующим?
На глазах у Кристофера толпа приближалась к телу его матери. Ее подняли на плечи, как носят гроб, и потащили к дереву.
– НЕТ! – завопил Кристофер.
Он стал прорываться сквозь толпу к матери. Мистер и миссис Коллинз схватили его за руки. И зашипели:
– А знаешь ли ты, что увидит, проснувшись, твоя мать?
– НЕТ! НЕ НАДО! УМОЛЯЮ! – взвыл Кристофер.
Вырвавшись, он побежал к матери. Джерри сбил его с ног.
– Она проснется с Джерри. УгаДай: что будет дальше?
Кое-как поднявшись, он стал опять продираться к матери. Температура тела ползла вверх.
– Она увидит, что некто подглЯдывает за ней из ванны. Твой отец. Он поднимется из воды с ножом.
– НЕТ, ВЫ ЭТОГО НЕ СДЕЛАЕТЕ! НЕ ТРОНЬТЕ МОЮ МАМУ! ПОЖАЛУЙСТА!
– Но он не собирается ее убивать. Он уБьет тебя.
Толпа уже втаскивала его мать по лестнице за волосы. Она болталась из стороны в сторону, словно карманные часы на цепочке.
– Она посмотрит, как ты будешь умираТь, а наутро проснется с Джерри. Потом заметит, как некто следит за ней из ванны. Это окажется твой отец. Он поднимется из воды с ножом. Но он не собирается ее убивать. Он уБьет тебя. Она только будет смотреть. А на другое утро…
– НЕТ!
Подскочив к дереву, Кристофер успел схватить маму за ноги. Попытался стянуть ее с лестницы. Но сам рухнул на колени, утопая в боли. Удержать ее он не смог. К нему подошли Майк и Мэтт. Каждый положил руку ему на плечо и одновременно с братом открыл рот.
– кристофеР. я большЕ не могУ за тобоЙ гонятьсЯ. я выжидаЛ двЕ тысячИ леТ, чтобЫ вырватьсЯ иЗ этоЙ тюрьмЫ. либО тЫ принесешь мнЕ клюЧ и убьешЬ шептуньЮ, либО я навеК оставлЮ у себЯ твоЮ матЬ вместО игрушкИ. иныХ возможностеЙ неТ. кто-тО определеннО умреТ на роЖдествО. либО шептуньЯ, либО твоЯ матЬ. а сейчаС…
– выбираЙ.
Мистер и миссис Коллинз распахнули дверь, готовясь втолкнуть в дом на дереве мать Кристофера.
– Ладно! Стойте! Я сам. Отпустите ее! – прокричал Кристофер.
Настал миг тишины, а потом из тысячи ртов вырвался шепот:
– спасибО, кристофеР…
Город бережно спустил мать Кристофера по лестнице на землю. У нее был такой мирный вид. После всего, что выпало на ее долю. После всего, что делала с нею жизнь.
Опустившись на колени рядом с ее телом, Кристофер погладил мать по лбу, как делала она, когда он лежал с температурой. Взял ее за руку. Если и был у нее пульс, Кристофер не сумел его нащупать.
– Мама, теперь я должен идти, – вполголоса сказал он.
У него разгорался жар. Какого не было еще никогда. Волосы на затылке встали дыбом. Нагретый живот потрескивал от электричества. По всему телу нагревался колючий шепот, но для его матери начинался он не в мозгу и не в руках у Кристофера.
Начинался он в сердце.
Закрыв глаза, Кристофер прижимал ее к груди. Колючий шепот двигался сквозь него, как великие облака. Он втягивал носом растирание, которое она наносила ему на грудь, когда он болел. Пиво со льдом, которое он наливал, как Мэри Кэтрин – церковное вино, странно похожее на кровь, хлеставшую сейчас из носа Кристофера.
Различия стерлись.
Кристофер ждал, что из него вот-вот вытечет вся кровь, но остановиться уже не мог. Невзирая на муки. Не зная, что можно для нее сделать. Колючий шепот заставил Кристофера прочувствовать застрявшую у нее в теле пулю. Каждую надежду и каждый страх, нажимавший на курки. Каждое нарушенное обещание, каждую изломанную жизнь.
Жар нарастал. Голова у Кристофера вопила. Череп раскалывался пополам. Сейчас ему стало известно все. Все, что пережила его мать. Все, что мать для него сделала. Глядя на ее жизнь, он наконец-то разобрался в своем потаенном ощущении.
Это было не ощущением мук.
Это было ощущение могущества.
Он был всеведущ. И всемогущ. Он приблизился к Богу, насколько способен приблизиться просто смертный. Он нагревал ее сломанные ребра. Каждую впадинку. Каждую морщинку. Каждую тупую боль и острую муку. Все это бежало сквозь него, чтобы исчезнуть в облаках.
Мать Кристофера открыла глаза. Она была жива.
– Кристофер, – шепнула она. – Что происходит?
– Ничего, мама. Теперь с тобой все в порядке.
Он не прерывал касаний. Давал ей все больше и больше жизни. Видел все ее воспоминания. Не только фактическую сторону. Но и ощущение от каждого. Слезы, гнев. Ненависть к себе. Незримые шрамы.
– Мама, я могу забрать все твои муки. Ты позволишь?
– Что-что? – тихо переспросила она.
– Тебе не придется больше испытывать боль. Ты позволишь мне это для тебя сделать?
– Да, солнце. Все, что захочешь, – ответила она.
Положив ладонь ей на плечо, он скользнул по коже между ее грудью и ключицей. В первый миг она не почувствовала никакой разницы.
А потом это началось.
Она подняла взгляд на сына. У него из носа капала кровь.
– Что не так, солнце? – спросила она Кристофера. – У тебя носовое кровотечение?
– Я не пострадаю, мама. Ты просто наблюдай, – сказал он.
Инстинктивным движением она утерла его лицо от крови. Он с улыбкой взял ее руку в свою. У нее по коже разливалось его тепло, и она видела, как вся ее жизнь проходит у него перед глазами. Раз от раза она прятала слезы, не собираясь учить сына бояться. Раз от раза улыбалась, чтобы он чувствовал себя в безопасности, а потом уходила в другую комнату и пересчитывала оставшийся у них тридцать один доллар. Раз от раза принимала на себя все удары. Раз от раза отдавала все ради него. Ночами поправляла ему одеяло. Вскакивала с постели, потому что не могла махнуть рукой на Кристофера, как махали рукой на нее. Вновь и вновь пропускала через себя каждое мгновение, проведенное с сыном.
Но не так, как все это виделось ей.
А так, как все это виделось ему.
Поначалу она не узнавала это ощущение, но когда узнала, из глаз полились слезы. Она почувствовала, как это бывает, когда тебя ставят превыше всего. Как это бывает, когда тебя безоглядно любит кто-то большой, способный защитить и решить все трудности. Она стала сама себе родительницей. Она оказалась в безопасности. Никогда еще за всю свою жизнь не знала она такого счастья. Здесь было даже нечто большее, чем счастье. Большее, чем надежность. Ощущение это сводилось не к тому, что она чувствовала. А к тому, чего не чувствовала.
Она больше не чувствовала боли.
Боль ушла. Ушло все чувство вины. Ушел страх. Ушли терзания из-за его дислексии. Из-за их бедности. Из-за их положения. Все это растаяло. Не осталось неудач. Она видела себя только такой, какой видел ее он. Героиней. Всемогущей. Всезнающей. Самой потрясающей из всех людей, когда-либо ходивших по этой земле.
Она посмотрела на сына: тот улыбался ей, как улыбался каждую кинопятницу. Каждый раз, когда выбирал для нее книгу. Каждый раз, когда ради нее притворялся, будто ему нравится фильм. Каждый раз, когда приносил ей пиво со льдом. Она испытала ощущение своих объятий. Своей стряпни. Своей красоты. Вечность мгновений, протянувшихся перед ними во время созерцания света сотни миллиардов звезд.
– Мам, – окликнул он. – На самом деле ты такая и есть.
В этот миг Кристофер закрыл глаза и отдал матери такую же любовь, какую она всегда дарила ему.
Для нее это был рай.
У Кристофера остановилось носовое кровотечение. Он положил ей на лоб теплую ладонь, и она свернулась калачиком, как девочка, готовая погрузиться в сон.
– Поспи, мама, – сказал он. – Это все был дурной сон. Утро вечера мудренее.
– Хорошо, солнце. Спокойной ночи, – выговорила она.
– Спокойной ночи.
Наклонившись, Кристофер поцеловал ее в теплый лоб. Чтобы она видела хорошие сны.
– Я никогда не позволю им причинить тебе зло, – сказал он.
Потом Кристофер встал. Он принял на себя всю ее боль. У него распухли суставы. Затрещали колени. Руки ослабели и высохли. Он оглядел поляну. Горожане ответили ему взглядом своих мертвых глаз. Славный человек забрал их всех к себе. Всех, кроме матери Кристофера. Не осталось больше никого. Кристофер был один.
Подняв свое разбитое тело, он захромал к дереву.
Город расступился, как воды Красного моря. Как сотни лягушек, не понимающих, почему им вдруг стало так паршиво. Кристофер знал, что движется навстречу собственной смерти, но ему оставалось идти только вперед. Ради нее. Ради них. Он дошел до основания дерева. Вскинул тощие руки и стал подниматься по мелким брускам, похожим на молочные зубы.
Кристофер достиг домика на дереве.
Открыл дверь, заглянул внутрь. Тесная комнатка, холодная и пустая. Только шериф и Эмброуз лежали на полу, подергиваясь от ужаса во сне и бормоча о страшном. Запах неправильный. Свет слишком яркий. Что-то переменилось. Теперь властелином портала был славный человек. Кристофер не знал, что изменится, если затворить дверь. Знал он только одно, причем наверняка: без его помощи славный человек не сможет убить шептунью.
И единственной преградой между Адом и Землей оказался Кристофер.
Кристофер переступил порог, держа в кармане ключ шептуньи, как проверенный амулет – кроличью лапку. Обернулся и посмотрел на мать, мирно спящую на земле. Единственный свет, оставшийся в мире.
– Я люблю тебя, мама, – выговорил Кристофер.
А потом затворил дверь и сошел в Ад.
Часть VII. Смертная тень
Глава 121
Кристофер открыл глаза.
Он по-прежнему находился в домике на дереве. Физическое его тело – он это видел – потерянное, подрагивающее, лежало рядом с Эмброузом и шерифом. Но кое-что стало по-другому. Кое-что изменилось. Кристофер переместился к двери. Припал к ней ухом. Проверил, не слышно ли каких-нибудь признаков славного человека. Но услышал только шепот. Незнакомых голосов. Шипящих его имя.
– Криссстофер.
– Мы знаем, ты слышшшишь наасссс.
Он выглянул изо всех окошек – посмотреть, кто ему шепчет, но стекла так запотели, что разглядеть ничего не удалось. Кругом висели облака. И плотной повязкой скрывали обе стороны мира.
– Криссстофер… у тебя кончается воздух.
Голоса были правы. Внутри домика на дереве воздух сделался горячим и плотным, будто дыхание под одеялом. Шепотки скреблись в дом.
– Так случается с теми, кого кладут в гроб.
– У них кончается воздух.
– А вообще-то под землей они еще живы, Кристофер.
– Они извиваются.
– Не выйдешь – умрешь, как они, – шептали голоса.
У Кристофера не осталось выбора. Он потянулся к дверной ручке. Приоткрыл совсем чуток, чтобы только немного проветрить. Ветерок оказался сладким, с привкусом угля – ни дать ни взять сахарная вата, приготовленная на открытой жаровне. Кристофер поглядел в щелку. Увиденное повергло его в ужас.
Воображаемый мир был прекрасен.
Трава зеленая. Небо голубое. И черное. И звездное. И ясное. Все разом. Солнце яркое, а рядом – такая же яркая луна. Листья шевелятся от ветерка, зеленые, сочные, как плоды. Погода – идеальная смесь тепла и прохлады. Упоительная, сухая. Чудный весенний день с примесью осенней ночной свежести. Лучший сезон. Лучшее время. Не то чтобы день. Не то чтобы ночь. Лучшее из всего – и ничего худшего.
Лес Миссии уподобился райским кущам.
Кристофер опустил взгляд на этот прекрасный мир и увидел.
Сотни оленей.
На знакомой поляне.
Уставились на него.
Голоса спрятаны в глубине ветра.
– Ну здравствуй, Кристофер.
– Привет, друг.
– Спускайся. Никто тебя не съест. Еще не время.
Эти шепотки он чувствовал шеей. Резко обернулся – и увидел, что одна из ветвей тянется вниз, как змея с головы Медузы. Ветка простерла к нему руку и помогла спуститься по ступеням. Легкая, точно перышко.
– Вот сюда, Кристофер, – позвал дружелюбный голос.
Этот голос был повсюду. Этого голоса не было нигде. Кристофер посмотрел на голубую луну, что рядом с оранжевым солнцем. Они, как один фонарь, освещали поляну. Гирляндами рождественских огней мигали звезды.
Кристофер ступил на лестницу. Сырую и склизкую. Белую и блестящую. Брусочки превратились в молочные зубы. Он начал путь.
Вниз по гигантскому дереву.
В теле Кристофера с каждой ступенькой нарастала боль. После исцеления матери он был еще слаб. И мог полагаться только на рассудок. Где-то здесь, внутри, затерялся шериф. И Эмброуз тоже. У них заканчивалось время. На поляне сгрудились олени. Старались не показывать, как они отощали – кожа да кости. Облизывали носы длинными, шершавыми языками.
– Вот, хорошо, Кристофер. Не оступись, – предупредил голос.
Кристофер спускался, не останавливаясь. Туда, где его мать. Где его друзья. Где его город. Ступив на землю, он увидел, что олени зашевелились. Стали ему кланяться. Отвешивали земные поклоны у его ног. Каждый норовил ткнуться носом ему в ладонь.
От слабости Кристофер не мог убежать. Не мог взлететь. Но заставил себя шагать вперед. Олени обступали его, как стража. Обеспечивали ему безопасность. Давали возможность продвигаться дальше. Он посмотрел вперед, туда, где чаща. Ветви деревьев теперь улыбались, извиваясь кошачьими хвостами. Больная хмурость.
Ветерок старательно маскировал все звуки, но Кристофер все же различал отдаленные вопли. Крики «Положи этому конец!» на воображаемой стороне смешивались с криками «Вот и мы!» на стороне реальной. Оба мира вместе истекали кровью. У лягушек начинался зуд.
Миз Ласко откупорила бутылку виски. Понюхала. Запах восхитительный. Поднесла горлышко ко рту. А рот зашит.
Кристофер слышал, как миз Ласко всхлипывает через стежки. Времени у него оставалось совсем мало. Он шел через дивный лес. Ветви похлопывали его по плечам. Ерошили волосы. Мягко направляли вдоль по тропе.
– Мама? – почувствовал он вопль миссис Коллинз. – Мама?! Почему же ты не впускаешь меня в кухню? Ты ведь обещала! Ну пожалуйста! Здесь такой мороз!
Кристофер ковылял по тропе. Смотрел под ноги и видел следы. Каких здесь только не было. Тут прошли мужчины. Женщины. Юноши. Девушки. С каждым шагом следы уменьшались. Люди исчезали.
– Мама?! – почувствовал он крик Брэйди Коллинза. – Мама?! Почему же ты не впускаешь меня в кухню? Ты ведь обещала! Ну пожалуйста! Здесь такой мороз!
Путь лежал мимо козьего мостика. Кристофер чувствовал, как на реальной стороне в ручье что-то плещется.
Дженни Херцог заталкивала своего брата Скотта под воду, чтобы умертвить в потопе. Но не может взять в толк, почему ручей вдруг превратился в ее кровать. «Мама! Умоляю! Положи этому конец!»
Кристофер – теперь дело оставалось за ним – окинул взглядом козий мостик. Дженни нужно было спасать. Нужно было спасать их всех. Плеск ручья становился все настойчивей.
Старушка-соседка из дома напротив пошла с мужем купаться, но не может взять в толк, почему он так обессилел. Нужно выплывать, родной! Умоляю тебя! О Боже! Он тонет!
Кристофер знал, что должен одолеть славного человека, или мир будет раздирать злейшая вражда. Скопившиеся на поляне люди восстанут друг против друга. Поднимется раздор. Славный человек собрал их вместе, чтобы свести в дворовых матчах. По пояс голые против тех, кто в майках. А из небольших команд легко составить целые племена. И начать на этой поляне. Один сосед ударит другого. За того впишется двоюродный брат. Потом еще кто-нибудь из сородичей. И следующий. Чтобы в конце концов оказалось: у каждого есть мать с отцом, или брат с сестрой, или законный супруг, или сын с дочерью, которых обидели чужие мать с отцом, или брат с сестрой, или законный супруг, или сын с дочерью. Вот тогда-то и разгорится нескончаемая вражда двух сторон. Никто не будет умирать. Никто не будет слушать другого. Все будут просто истекать кровью. И на Землю придет Ад.
Пока Кристофер смотрел вверх и вперед, вдоль тропы, ведущей из Леса Миссии, распускались цветы.
Кристофер вышел на улицу.
И там остановился при виде этого зрелища. Его район. Его дом. Бревенчатый особнячок. Тупик, в котором прекрасный ночной туман смешивался с утренней росой. Все, что он видел, отчаянно пыталось создать ощущение счастья, а на деле горело в пламени. До его слуха из домов доносились приглушенные вопли. Были еще тысячи тех, которые угодили в западню стежков. Эти пытались издавать крики радости.
– Он вернулся! Вернулся! Здравствуй, Кристофер! – говорили они.
Кристофер увидел человека в девичьей скаутской форме, который приветственно поднял софтбольный солнцезащитный козырек. Громко чмокая, целовалась парочка, да так крепко, что зубы камешками сыпались на асфальт. Человеки-почтари стояли плечом к плечу, как пассажиры переполненного вагона. Без дверей. Без скамей. Без надежды. Улица тянулась в вечность, а почтари стояли по обочинам, чтобы все знали свое место, а про́клятые неумолчно кричали одно и то же под масками улыбок.