– Теперь мы знаем, что случилось с Никитой Сафоновым, – сказал Макар, – но мы по-прежнему не знаем, где его искать. А ты чего сидишь как пыльным мешком ушибленный?
Очень точное выражение, подумал Бабкин. Пыльным мешком, гнилой колодой, дохлой совой. Начали с совы, ею и закончили.
– Пытаюсь все это осмыслить, – выдавил он.
– Ты не осмысливай, а выдавай решения, – потребовал Макар, – у тебя времени было предостаточно!
– Восемь минут?!
– Согласен: ты тугодум.
От злости у Сергея прояснилось в голове. Словно отдернули душный полупрозрачный занавес, скрывавший действующих лиц, и он четко, как в бинокль, увидел их в свете рамп: и лица, и позы, и платья.
– Мы все время задаем неправильные вопросы, – рассерженно сказал он. – Заходим не с той стороны. Смотрим представление из зрительного зала, когда надо уйти за кулисы, потому что весь механизм спектакля виден только оттуда.
Илюшин вскинул бровь и одобрительно заметил, что брак с Машей пошел Бабкину на пользу.
– Возьми Козлову, – продолжал Сергей, упрямо мотнув головой. – Мы спрашиваем себя, куда она может спрятаться. Это неправильно. Вопрос нужно ставить иначе: кто мог бы дать ей приют? Это должен быть человек, знающий ее историю…
– …и принимающий в девочке участие… – Ухмылка Макара исчезла. Он подался вперед и слушал очень внимательно.
– Да, участие… Но это не может быть друг, к которому она привязана. Уверен, она не подставит своих.
– Я тоже. Тебе не кажется, что при таких вводных задача не имеет решения? С одной стороны, этот спаситель обязан по каким-то неведомым причинам заботиться о ней, с другой, Козлова не питает к нему добрых чувств…
Илюшин замолчал. Оба уставились друг на друга, осененные одной и той же идеей.
– Елена Матусевич!
– Идиоты, – в сердцах сказал Макар. – Двое тупиц! Но если мы не знаем, где Елена, как же об этом узнает Козлова… Стой, ты куда?
– Тупица здесь один, – ответил Бабкин уже из прихожей, накидывая куртку. – Если девчонка не нашла мать Матусевича, к кому она отправится?
5
Ветер гнул ветки каштанов, листья летели на горку, осыпали качели и веранды. В здании детского сада тускло светилось одно-единственное окно.
Бабкин подергал калитку.
– Закрыто.
Он огляделся и, убедившись, что их никто не видит, подтянулся и перепрыгнул на другую сторону. Илюшин последовал его примеру.
Земля была мягкая после дождя, влажные листья поблескивали в свете фонарей.
– Собираешься дверь вышибить? – тихо спросил Макар, когда они остановились возле стены.
– Эту дверь можно вышибить только тараном. Если сторож помог Елене спрятаться, он может купиться на нехитрый фокус… Встань здесь, чтоб тебя не заметили.
Бабкин приподнялся на цыпочки и легонько побарабанил пальцами по стеклу. Метнулся к крыльцу и, когда дверь приоткрылась, толкнул сторожа внутрь.
– Где Елена? – испуганно каркнул тот.
– Где девочка? – тихо спросил Бабкин. – Не вздумай заорать, старче. Мы ничего плохого ей не сделаем.
Старик хватанул воздух ртом, как вытащенная из воды рыба. Сергей отодвинул его в сторону и прошел внутрь.
В маленькой комнатушке за кухней, где горела настольная лампа, никого не оказалось. Вернувшись в коридор, где сторож бухнулся на детскую скамеечку под нарисованной на стене Белоснежкой, Сергей отрицательно качнул головой.
Илюшин присел на корточки.
– Григорий, мы частные сыщики. Елена Юрьевна наверняка рассказала вам о нас. Мы знаем, что вы передавали деньги Ане Козловой. Мы не собираемся ей вредить. Три дня назад она прибежала к вам, верно?
Сторож кивнул.
– Где она сейчас? – Илюшин подождал ответа. – Послушайте, вы не сможете ее защитить…
Григорий замахал руками, и Макар замолчал.
– Нету, – прохрипел он. – Ушла! Не смог я… не уберег, не вышло у меня ничего…
– Куда ушла? – быстро спросил Макар. – Гриша, куда она ушла?!
Тот вскочил, с неожиданной силой оттолкнув Илюшина, и захромал в свою комнату.
– Вот что написала! – Он схватил со стола листок и сунул ему под нос.
На вырванной тетрадной странице было в спешке выведено: «ГРИША, Я ПОЛУЧИЛА ПИСЬМО, ДЯДЯ КОСТЯ ЖИВ».
– Часок назад ушел, – зачастил старик, – возвращаюсь – ее нету, и записка эта… На час оставил, господи помилуй, отлучился к приятелю… все обыскал сверху донизу – ушла голубка, а какой дядя Костя, когда мертвый он, сколько уж было переговорено об этом с Леночкой, Еленой Юрьевной моей… Выманили ее! – вдруг отчаянно выкрикнул он, и Макар вздрогнул. – Ждал, пока я уйду! Стерег! Я не пустил его, так он затаился!
Лицо у него болезненно скривилось.
Макар и Бабкин переглянулись.
Сергей молча взял записку, пробежал глазами.
Илюшин тяжело вздохнул и опустился на узкую заправленную койку. Похоже, можно никуда не торопиться.
– Так, – сказал он, потерев виски, – так… Спокойно, не психуем, сейчас все решим…
Бабкин без замаха ударил кулаком по столу. Стол треснул по всей ширине столешницы. Григорий вскрикнул и шарахнулся в сторону.
– Сволочь, – процедил Сергей. – Тварь больная…
– Тихо, тихо, – успокаивающе сказал Илюшин.
– Сначала убил, потом убитого подвесил на крючок, как червя, и пошел рыбачить, вылавливать девчонку…
Макар покосился на трещину, на перепуганного до смерти сторожа.
– Сережа…
– …как бешеного пса…
– Сережа, он не убивал Мельникова!
– А девчонку прикончит! – рявкнул Бабкин.
Григорий застонал и уткнулся в ладони.
Илюшин вертел в пальцах записку.
– Прикончит… – Он поднял просветлевший взгляд на друга. – Непременно прикончит, как только убедится, что она не знает, где Сафонов.
– Не понимаю, чему ты радуешься!
– А где он это сделает? – внятно спросил Макар.
Бабкин оторопел.
– Ты что, издеваешься?
– Где? – настойчиво повторил Илюшин. – Он должен сначала выудить из нее все, что она знает. Своей квартиры у него нет, да она и не пойдет в квартиру…
– Парк, – зло бросил Сергей, – зазвать ее хоть в Лосиный остров, хоть в Серебряный бор. В Лосином даже костей не найдешь.
– Ага, – рассеянно согласился Макар, глядя в темное окно, – возможно… Или нет.
– Нет?
– Как она получила записку? На стук девушка не вышла бы. Он прижал лист бумаги к окну, там было написано что-нибудь вроде: «Костя жив, позвони по такому-то номеру». Здесь есть стационарный телефон? – Старик торопливо закивал. – Ну, вот. Анна позвонила, он сумел убедить ее встретиться, пообещал привести Мельникова. Но это должно быть место, которое не вызвало бы у нее больших подозрений. Лесопарк?.. Вряд ли. Пойми, он не изобретает новое, он вытаскивает старые воспоминания и превращает их…
Бабкин щелкнул пальцами.
– Что? – напряженно спросил Илюшин.
– Железнодорожный мост. Тот, куда любит приходить Сафонов.
– Андроников виадук!
6
Около воды дул ледяной ветер. Они оставили машину невдалеке, но пока шли до моста, Илюшин успел продрогнуть до костей. В Яузе отражался фонарь – золотое веретено наматывало черную речную волну. За подсвеченным монастырем металась в облаках луна.
Когда над головой прогрохотал поезд, Макар вцепился в перила.
– Там есть карманы! – еще в машине сказал ему Сергей. – Как выберешься на мост, беги до ближнего, он рядом.
Макар с трудом, преодолевая сопротивление ветра, поднялся наверх, и стало ясно, что его часть плана неисполнима.
Неподалеку стоял человек, держа в руке что-то вроде поводка. Конец его обвивался вокруг шеи девушки, сидевшей на перилах спиной к нему. Лицо у нее было прозрачное, как у призрака.
Человек положил руку ей на плечо. Макар проследил взглядом за веревкой: второй конец оказался привязан к ограде. Плохо. Одно неверное движение, и девчонка будет болтаться над Яузой со сломанной шеей.
– Аня! – позвал он.
Она очень медленно повернула к нему голову. Человек улыбнулся.
Вот, значит, как ты выглядишь без своей шапки. Славное у тебя лицо, дружок. Немножко безумное, но славное.
Илюшин поднял руки.
– Еще шаг сделаешь – она полетит вниз, – предупредил убийца.
– А толку-то? – громко сказал Макар. – Она ни черта не знает. Зря ты ее выманивал.
Лишь бы не поезд, подумал он, сколько у меня минут… пять, десять? Не больше десяти.
Человек на мосту молчал, вглядываясь в него.
– Ты ищешь преступника, из-за которого погибла твоя мать, – сказал Илюшин.
– Откуда ты знаешь?
– Анна рассказала тебе о нем?
– Ничего-то ты не знаешь, дурачок.
– Она сказала тебе о нем? – повысил голос Макар, не сводя взгляда с такого приятного, такого знакомого лица.
Убийца осклабился.
– Детка Анечка бредит. Детке Анечке нужно к мамочке. Мамочка внизу, в речке, смотрит, ждет свою малышку…
– Бредит? – Макар коротко рассмеялся. Нездоровый это был смех, но он не смог удержаться.
Ночь, девушка с петлей на шее, траурная лента реки, и выкаченный белый глаз луны, и дикий ветер, от которого ломило уши, – все принадлежало этому существу с немигающим взглядом и писклявым голосом, и Макар принадлежал ему с того момента, как поднялся на мост. Они попали в его сон. Ухнули в кроличью нору и приземлились на груду костей Бармаглота.
– Тебе пора. – Убийца требовательно дернул подбородком вниз, словно ждал, что Илюшин сам перевалится через перила.
– Что еще она сказала?
– Пошел! – заорал тот.
Девушка сидела как мертвая. И вдруг губы у нее зашевелились.
– Что?! – не расслышал Макар.
– Я сказала ему, что это он сам!
– Заткнись! – Человек на мосту сделал короткое движение, и Илюшин понял, что он вот-вот столкнет ее вниз.
– Стой! – заорал он во всю глотку.
– Пока-пока!
– Зеркало! – по наитию выкрикнул Макар.
Тот замер. Его ладонь лежала на плече девушки, Илюшин видел, как сжимаются длинные пальцы. У Анны от боли исказилось лицо.
Он готов был поклясться, что в глазах убийцы что-то мелькнуло.
– Зеркало, – повторил Илюшин, чувствуя себя утопающим, поймавшим невесть откуда прилетевший спасательный круг. Его швыряло волнами, не было видно ни огней, ни берега, и все, что он мог, – вцепиться в брошенное ему слово, не раздумывая, что оно значит.
Человек озадаченно смотрел на него.
– Ты хоть раз видел свое отражение? – спросил Илюшин.
Что он несет, этот парень, трясущийся то ли от страха, то ли от холода? Кастор прищурился, решая, в какой очередности их убрать. Если столкнуть дурочку, парень удерет. А он, похоже, и впрямь что-то знает.
ЗЕРКАЛО
Слово ударило его, разлетелось на осколки, один впился в висок. Кастор поморщился, мотнул головой, пытаясь избавиться от боли.
прохожий рекламные щиты от него закрывают витрины зеркала не увидеть не разглядеть царапина его могут запомнить
– Как ты думаешь, почему Елена Матусевич открыла тебе дверь? – кричал парень. – Да потому что она тебя узнала! Ты – друг ее сына, она тебя не боялась!
ЕЛЕНА МАТУСЕВИЧ
Что ты делаешь никита пожалуйста не надо не трогай собаку фредди отойди нет нет НЕТ никита это же я
– Вспоминай себя! Кто ты такой? Что ты делал две недели назад?
Я – Кастор, подумал он, этого достаточно, как много развелось вокруг сумасшедших.
Но что я делал две недели назад?
– Ты переехал в коттедж Рытвина, с этого все и началось. – Парень незаметно успел подойти еще ближе. – Фотографии! Помнишь фотографии?
Кастор попытался сосредоточиться, но треснувшая скорлупа белая башня человек в окне могилы могилы могилы мамино лицо на фото я сам ее снимал чужие лица листья уносит сгорит гниет в земле
– Как тебя зовут? – Парень отчаянно перекрикивал ветер. – Ответь мне! Как тебя зовут?
– Кастор. – Он не узнал собственный голос.
– Ты выдумал это имя! Тебя зовут Никита Сафонов. В две тысячи девятом году твою мать убил кто-то из твоих друзей. Ты помнишь это?
осин лежит ничком вокруг темно высоко над головой раскачивается красный фонарь где-то чавкает грязь я больше ничего не знаю об эмиле…
– Эмиль мне не друг, – прохрипел Кастор.
Ему почудилось, что в глазах парня мелькнуло сострадание.
– Там поезд, – вдруг сказала девушка, глядя за спину Илюшина.
– Не подходи! – предупредил убийца.
– Он друг. Все они были твоими друзьями. Эмиль, Артем, Люба, Борис.
– Не подходи!
– Поезд! – отчаянно закричала девушка, но Макар уже и сам слышал нарастающий грохот. Фигура Бабкина возникла на другом конце моста, он приближался очень быстро, но было ясно, что ему не успеть.
– Твою сестру зовут Таня Порошина, она тебя ищет!
– Стой на месте!
– У тебя есть телефон! Включи камеру и ПОСМОТРИ НА СВОЕ ЛИЦО!
За спиной все громче стучали колеса.
Кастор сунул руку в карман, вытащил что-то и разжал кулак. На ладони лежал ключ.
– Что это? – высоким голосом сказал он. – Кто мне подбросил?
Какая знакомая вещь. Дергается в пальцах, как живой, не попадает в замочную скважину… Откуда я знаю эту дверь, эту комнату, этот дом? Кот выпрашивает еду, поднимается на задние лапы, это не мой, зачем он здесь.
Кастор выронил ключ.
эмиль артем люба борис мы смеемся жизнь прекрасна дождь прошел сирень пахнет счастьем все будет хорошо я говорю а теперь минутка ретро-фото
ЩЕЛЧОК ЗАТВОРА
Эмиль в кафе. Я снимаю его через стекло, стоя снаружи, меня толкают проходящие мимо люди.
меня зовут кастор это переводится как прочная скорлупа подождите это чушь кастор это что-то про звезды
ЩЕЛЧОК ЗАТВОРА
Лобан смолит сигарету за сигаретой. В следующую секунду он замечает меня и показывает мне кулак.
меня зовут кастор это переводится как амальгама звезды отражаются в зеркале в окне в воде в глазах а я где я где я где я почему я себя не вижу
ЩЕЛЧОК ЗАТВОРА
Любка хлопает дверью института, бежит к кафе, где ждет ее Эмиль, останавливается у дороги. Я сажусь на корточки на другой стороне и жду. Зеленый сигнал для пешеходов. Она делает первый шаг.
меня зовут альдебаран созвездие бешеных псов нет не бешеных но каких почему я не помню
ЩЕЛЧОК
Машина Артема притормаживает перед кафе, Артем смеется, машет рукой из машины: поехали, бурлаки! Мы бежим к нему, вокруг весна, мы будем жить вечно.
я не знаю кто я почему скорлупа трещина в виске если откроется мое лицо что внутри почему я вижу себя как меня зовут где мое имя где моя мама
Илюшин подхватил девушку – она показалась невесомой – опустил на землю и стянул с ее шеи петлю.
Обернулся, приготовившись драться насмерть.
На него смотрел Никита Сафонов. Оцепеневший, перепуганный Никита Сафонов: губы прыгают, в глазах ужас, как у человека, заснувшего в своей постели и проснувшегося на краю небоскреба. В той руке, где был ключ, теперь лежал телефон.
– Откуда у меня?.. – растерянно начал Сафонов. И вдруг с ужасом отбросил его, как смертельно опасную тварь.
Грохот нарастал с каждой секундой. Поезд мчался со стороны Курского вокзала.
Сафонов перевел взгляд на Анну и пошатнулся.
Я пошатнулся. От этого движения со мной произошло что-то странное: мою голову с силой встряхнули, точно пластиковый шар с лотерейными билетами, и каждый билет раскрылся. Крылышки сотен бабочек, готовых взлететь. Вспышки в небе, спустя миг взорвавшиеся огненными цветами фейерверка.
На билетах были не числа, а воспоминания. Я выиграл в этой игре свою память.
Кресло на колесиках. Грузовик возле коттеджа.
Фотобумага плавно опускается в кювету.
Запах проявителя и фиксажа.
Пробковая доска. Я расплачиваюсь в книжном магазине, заодно покупаю маленький блокнот с Тоторо: целая стопка их лежит на кассе.
Электричка. Бегущие лошади на ипподроме.
Нож в моей руке, белый лохматый терьер жмется к стене. Лай, звон разбитого стекла, вопли, хруст веток.
«Ты что, зачем?» – кричит Артем.
Тени деревьев. Люба идет навстречу. Неподвижное тело на парковой дорожке.
Живой Эмиль.
Мертвый Эмиль.
Как я мог развязать руки, если они были связаны?
Почему я был сыт, если никогда не покупал еду?
Откуда взялись деньги в моем кармане?
Что я делал, когда не помнил себя?
КТО Я ТАКОЙ
Макар смотрел на него, онемев. Лицо человека напротив текло и менялось; на поверхность выныривал Кастор и вновь исчезал; тело дергалось; из горла вырывались неразборчивые выкрики; наконец ужас полного, окончательного понимания встал в его глазах, и не осталось ничего, кроме ужаса.
– Это я, – побелевшими губами выговорил Никита. – Все время это был я…
Оглушительный гудок прорезал воздух.
Сафонов перевел взгляд на несущийся к ним состав, и лицо его стало спокойным, как у спящего.
Илюшин понял, что сейчас произойдет. Он инстинктивно отвернулся и закрыл девушку.
Но прежде чем Сафонов успел шагнуть под поезд, рядом, словно из ниоткуда, выросла огромная фигура. Грохот оглушил Макара, его толкнуло к перилам воздушной волной.
Когда все стихло, он поднял голову. Никита лежал без сознания на асфальте. Рядом сидел Бабкин и ругался на чем свет стоит из-за испачканной куртки.
Глава 18
1
– Если бы я не видел его, я бы не поверил, – сказал Макар.
Бабкин молча кивнул.
– Его как будто собрали заново на наших глазах. Разъяли целое на части, затем соединили, а получилось нечто иное. Неудивительно, что Серега не узнал его через прорезь в маске. Это другой человек.
Лишь под утро, иззябшие, они приехали к Маше, и та отпаивала их коньяком, затем чаем, пыталась уговорить на завтрак, но оба в один голос сказали, что кусок им в горло не полезет. «А если полезет, встанет поперек», – добавил Илюшин.
– У него было такое выражение, когда он понял… – Сергей покачал головой.
Маша накрыла его ладонь своей.
– Но кто он, этот второй?
– Функция, – коротко ответил Макар и, глядя в ее непонимающее лицо, пояснил: – Нет личности, есть лишь ее предназначение. Единственные воспоминания Кастора – это горе от потери матери и месть тем, из-за кого она погибла. Я мог бы догадаться раньше, если бы задал себе правильный вопрос: кто никогда не пришел бы убивать Татьяну Порошину, чтобы выпытать у нее информацию? Единственный ответ: сам Сафонов. Татьяна не соврала, они очень любят друг друга. Внутренний запрет на причинение зла сестре оказался сильнее, чем желание отомстить.
– Он называл себя Кастором, – вспомнил Сергей.
Макар кивнул:
– Память одного прорастала в другого, он подбрасывал себе подсказки. Кастор и Поллукс – это из древнегреческой мифологии…
– Диоскуры, – сказала Маша. – Братья-близнецы.
– Наверное, какая-то часть его понимала, что он двойник. В две тысячи двенадцатом он начал убивать своих друзей. Когда расправился со всеми, исчез, и снова возник после переезда в чужой дом. Человек в особняке напротив, о котором Сафонов рассказывал сестре, – это он сам. Наверное, единственный раз Никита был близок к правде: он видел свое отражение в окнах, оно жило собственной жизнью.
– Это он напечатал фотографии?
– Конечно. Мне снова нужно было спросить себя: кто мог осуществить это, кроме Сафонова? Его бывшая девушка всего лишь пыталась ему помочь. Владелец коттеджа и вовсе был ни при чем. Кастор проявляет и печатает фотографии, а Никита Сафонов отпирает подвал и приходит в ужас: кто-то забрался в дом с неясной целью. Кастор прикалывает к доске пятый снимок. Сафонов обнаруживает его. Тут бы ему и вспомнить, что именно он постоянно фотографировал всю компанию! Мать Артема Матусевича набрала портретов на целый альбом. Но к этому моменту все воспоминания Сафонова просеяны сквозь сито больной совести. Он помнит друзей, но в его голове нет и тени мыслей об убийствах. Он знает, что мать умерла, но не задумывается о причине. На кюветах и лампе были отпечатки его пальцев, ведь он сам перевез их в коттедж. Кастор позже их сотрет.
Все могло бы закончиться ничем, если бы Никита не спустился в подвал. Я уверен, что Кастор появлялся и раньше, но Сафонов не замечал результата его действий.
– А в подвал он спустился… – начала Маша.
– …потому что встретил Василия Клименко, – закончил за нее Макар. – Ее величество случайность. Василий – не просто старый приятель, это программа, запустившая доступ к архивированным воспоминаниям о гибели матери.
Бабкин хмыкнул:
– А мы еще не могли понять, отчего убийца не напал на Клименко сразу после того, как его подруга ушла из гостиницы! «Чего он ждал!» Да Кастора попросту не существовало. Вместо него появился Сафонов, а тот понятия не имел, как и зачем он оказался в этом районе.
– И еще эспандер, – ни с того, ни с сего добавил Макар.
Маша вопросительно посмотрела на мужа.
– На кровати в коттедже Рытвина валялся кистевой эспандер, – пояснил Сергей. – Надо думать, Сафонов тренировался с ним постоянно. Отсюда и хватка.
Он покосился на свою перебинтованную руку.
Илюшин закашлялся, встал и принес плед.
– Меня все-таки продуло на чертовом виадуке. А Козлова наверняка подхватит воспаление легких.
– Как она? – спросила Маша.
– Пока не приехала «Скорая», сидела как мертвая кукла и таращилась в пространство.
– Все куклы мертвые, – подал голос Сергей.
– Ничего подобного!
– Как живая кукла, – согласился Макар. – Личико совсем детское, глазищи огромные. Если бы я не знал всю историю от Елены Матусевич, я бы не поверил, что эта малявка могла напасть на нее. Она молодец и все делала правильно, но клюнула на наживку Кастора.
– Как ты думаешь, когда он возник?
– После того, как Никита упал с лошади, – не задумываясь, ответил Илюшин. – Это случилось незадолго до убийства Осина. Ручаюсь, у Сафонова была травма головы, которой он не придал значения. Подумаешь, пару дней тошнило и были проблемы с координацией! А затем вылупляется чудовище.
– Как по мне, любопытнее не появление Кастора, а амнезия Сафонова, – проворчал Сергей. – Жил себе студентик, был соучастником серийных убийств, похоронил маменьку, а потом ррраз – и начинает жить с чистого листа.
– А я понимаю, что случилось с этим беднягой, – неожиданно сказала Маша.
– И я, – кивнул Макар. – Гремучая смесь из невыносимого чувства вины, горя и ненависти к себе. Он обожал мать. Но позволил втянуть себя в жуткую игру, придуманную Матусевичем, и Эмиль Осин убил ее в подворотне недалеко от их дома. Алиса сказала, у него была тяга к саморазрушению. Точно подмечено. Сафонов последовательно уничтожал свою жизнь. Обрывал связи с друзьями. Хамил начальству. Уходил с хорошей работы. В конце концов порвал с подругой, искренне его любившей. С Алисой ему повезло.
Бабкин усмехнулся.
– Повезло? Фарт неслыханный обломился ему с Алисой! Выглядит как мисс Вселенная, заботится о своем остолопе и души в нем не чает. Вот когда мы должны были понять, что он законченный псих! Нормальный парень забаррикадировался бы с этой девушкой в крепости и отстреливал конкурентов на подлете.
– Занятные у тебя представления о нормальности.
– А что произошло с Мельниковым? – спросила Маша.
Бабкин развел руками.
– Макар, есть версии?
– Здесь мы вступаем в область предположений. К тому времени, когда пришла очередь Сафонова идти в арку, он уже боялся своих приятелей. А перед Матусевичем еще и преклонялся.
– Напоминает секту…
– Это она и есть: харизматичный лидер с нравственностью скунса, окруженный поклонниками. Они убили четверых. Все были уверены, что мать Сафонова умерла естественной смертью, тем более Никита не раз навещал ее в больнице вместе с друзьями. Клименко случайно узнал обо всем, а узнав, безумно испугался. Не знаю, догадывался ли он, что Сафонова стоит опасаться больше, чем Сенцову и Лобана вместе взятых…
– Да полиции он боялся! – вмешался Сергей. – Решил, что теперь-то Никита точно их сдаст. Он был на похоронах. «Снег падал, много снега» – помнишь?
– Ну да, ее же хоронили в декабре. После побега Клименко настала очередь Матусевича и его товарищей бояться разоблачения. Никто не знал, куда он скрылся и почему. Думаю, они перебрали десятки версий. «Клименко раскололся!» Чат был удален, бывших друзей разметало в стороны. Все стали жить так, словно никакого клуба в их жизни не случалось. Даже «Дикий Шекспир» прекратил существование.
– Ты не закончил про Мельникова, – напомнила Маша.
– Может, Сафонов взял у приятеля машину и бессмысленно колесил по городу, пока его не занесло… – Илюшин пожал плечами: – Не могу представить куда. Я грешил на санитара в морге, но твой муж утверждает, что с нынешней системой регистрации забрать неопознанный труп невозможно.
– Утверждаю, – согласился Бабкин. – Это тебе не девяностые.
– Мельников мог скончаться у Никиты на руках. Не представляю, зачем парня понесло в Зеленоград… Если он этого не вспомнит, мы не узнаем правды. Ясно одно: сам он никого не убивал. Только привез труп старика, выгрузил в арке и воткнул в него нож.
– Почему тело не опознали? – спросила Маша.
Сергей вздохнул.
– Отпечатки пальцев бесполезны, если Мельников не попадал ни в одну базу данных.
– А снимки зубов?
– Безымянный труп невозможно идентифицировать таким образом, если у тебя нет подозрений, кто это может быть, – ответил за Бабкина Илюшин. – Про ДНК и говорить нечего. С чем сравнивать образцы? Обычно тела опознают родственники или знакомые, но Аня искала опекуна в больницах Зеленограда, не Москвы.
– И все-таки, в конечном счете, это девчонка виновата во втором появлении Кастора, – хмуро сказал Сергей.
– Нет. «Человек из дома напротив» возник раньше, чем Аня выследила Сафонова. Он услышал звонок, вернулся в коттедж, она ударила его по голове телефонным аппаратом. Сознание потерял Никита, а очнулся уже Кастор. С этой минуты мы почти все время имели дело с ним.
– Но где он жил?
Макар пожал плечами.
– Снял где-нибудь угол. Сафонов упомянул, что его держали взаперти, но ему удалось бежать. Не было никакого «взаперти». Это игра его больного воображения. Он и сам это понял.
Они помолчали.
– Что с ним теперь будет? – спросила Маша.
Илюшин кивнул на Сергея:
– Вопрос к нему.
– Судебно-психиатрическая экспертиза… – неохотно сказал Бабкин. – Что потом – неизвестно. Он убил четверых, двоих – с особой жестокостью, а пятому проломил череп. Но как, черт возьми, – вдруг вырвалось у него, – как обычный парень вырастил в себе такого психа? Объясните мне!
Маша покачала головой:
– Он не был обычным.
– Макар, ты тоже так думаешь?
– Помнишь, Шубин назвал компанию Матусевича цирком уродов? – вопросом на вопрос ответил Илюшин. – Если нормальный человек попадает в цирк уродов и хочет в нем прижиться, у него лишь один путь: он должен стать большим уродом, чем все они, вместе взятые.
Повисло молчание. Макар сидел нахохлившись, только взъерошенная голова торчала из пледа. Бабкин боролся с желанием закурить.
– Мне так жаль его, – неожиданно сказала Маша. – Прямо вот до слез.
– И мне, – признался Сергей. – Макар, о чем задумался? Тоже жалеешь Сафонова?
– Жалеет-жалеет, – сказала Маша.
– Неужели раз в жизни сподобился проявить человеческие чувства?
Илюшин окинул их высокомерным взглядом.
– Вы удручающе сентиментальны, друзья мои. Я размышляю, не выставить ли Козловой счет за чудесное спасение и за химчистку.
Эпилог
Машина остановилась в начале улицы, под старой липой. Из нее вышли двое мужчин.
Белая кошка, гревшаяся на заборе, лениво повернула голову и стала наблюдать.
– Нас занесет листвой, – сказал один, задрав голову.