Константин Якименко

Проходящий мимо

Я — наблюдатель.

Это не просто моя профессия. Это даже больше, чем мое призвание. Это — мое естество, моя сущность, мое второе имя. Во всяком случае, оно характеризует меня гораздо точнее, чем то, которым я был назван при рождении.

Я иду по дороге, уходящей далеко-далеко за горизонт. Я не помню, откуда она исходит, и не знаю, куда она меня приведет. Вполне возможно, что и никто этого не знает. Насколько хватает моей памяти, я все иду по ней, и, скорее всего, буду идти еще очень долго. Hе так уж важно, что будет в ее конце, да и существует ли таковой вообще. Ведь процесс важнее цели, не правда ли?

Я иду вперед и поглядываю по сторонам. Hа обочинах дороги я часто вижу людей. Иногда они занимаются какими-то очень нужными для них делами, иногда просто отдыхают и развлекаются. Я прохожу мимо. Hа самом деле меня мало интересуют их деятельность, ведь она не имеет никакого отношения к моему пути. Hо все-таки я наблюдатель — и я смотрю на них, все запоминаю и фиксирую. Иногда делаю свои собственные выводы из их поступков. Иногда отбрасываю информацию, которая кажется мне избыточной. Я ведь не машина, а человек, способный самостоятельно принимать решения. Hо какое бы решение я не принял относительно увиденного, мое главное решение остается неизменным — идти вперед.

Это не значит, что я никогда не схожу с дороги. Иногда я делаю это — по разным причинам. Бывает, что-то или кто-то привлекает мое внимание настолько, что мне хочется рассмотреть его поближе, в непосредственном контакте. А бывает, монотонное движение меня утомляет, и мне просто хочется немного отдохнуть. Тогда я временно оставляю свой путь и присоединяюсь к людям.

Они не гонят меня. Иногда меня просто не замечают, не обращают внимания. Это удобно: тогда я могу свободно ходить среди них и делать свои наблюдения. Иногда меня принимают за своего и зовут присоединиться к компании. Я не отказываюсь — зачем же? Ведь самые интересные, самые ценные наблюдения — именно те, которые можно сделать, находясь в их среде. К тому же, таким образом я могу совместить приятное с полезным. Я ведь не пассивный наблюдатель, и не обязан соблюдать принцип невмешательства. И я вмешиваюсь: могу расслабиться и поучаствовать в их веселых празднествах; могу, напротив, собраться с мыслями и помочь кому-нибудь решить жизненно важную для него проблему. Нередко я чувствую, что мне нравится находиться среди людей. Иногда я увлекаюсь настолько, что мне не хочется покидать их. И все-таки, как бы там ни было, но подходит назначенный час — и я оставляю полюбившуюся мне компанию, чтобы продолжить свое продвижение.

Чаще всего моего ухода никто не замечает. Hо если даже и замечают — я знаю, что уже на следующий день ни один из них не вспомнит обо мне. Я знаю, что так бывает всегда, и отношусь к этому совершенно спокойно. Так и должно быть: можете ли вы через несколько часов вспомнить лицо прохожего, поинтересовавшегося у вас, который час? Вспомните ли через несколько дней, что такой прохожий вообще был?

Иногда, впрочем, люди сами обращают внимание на меня — одинокого путника, идущего по дороге. Обычно они просто интересуются, куда я направляюсь. Чаще всего интересуются только лишь из вежливости; в ответ я так же вежливо пожимаю плечами, после чего они оставляют меня в покое. Некоторые спрашивают из любопытства — и когда я говорю, что сам не знаю, куда иду, они не верят. Часто такой интерес побуждает их пристроиться ко мне. Наивные, они надеются достичь вместе со мной конца пути. Я не гоню их — это лишнее. Их терпение всегда оказывается гораздо слабее любопытства. Проходит время, и они сами оставляют меня, видя, что ответа все нет, а конца дороге не видно и близко. Когда они уходят, я не испытываю сожаления. Я мог бы забывать их так же быстро, как они забывают меня. Hо я себе такого не позволяю, ведь я — наблюдатель.

Встречаются и более странные попутчики. Некоторые, кроме того, куда я иду, хотят знать еще и, зачем я иду. Им ни за что не понять, с чего это вдруг человек, вместо того чтобы осесть в каком-нибудь домике, день и ночь вышагивает по дороге. Я мог бы сказать, что я наблюдатель, но этого они тем более никогда не поймут. Они продолжают спрашивать, а я все отмахиваюсь, не понимая, чего же от меня хотят и чем я им не угодил. Некоторые в конце концов отстают. Другие оказываются более настойчивыми. Они не спрашивают, зачем я иду — нет, они знают ответ лучше, чем я сам, и даже принимаются объяснять его мне! Они говорят, что я просто не смог найти себе места среди людей, и предпочел уйти от них на свою собственную, никому кроме меня не нужную дорогу. И бесполезно доказывать им, что все совершенно не так, и что мое место именно здесь.

Иногда я просто гоню их прочь от себя — но иногда, по глупости, вступаю в спор. Я сам — о, горе мне! — начинаю задумываться о том, зачем же я иду вперед по дороге, и в моей душе зарождаются сомнения о правильности моего образа жизни. И тогда эти люди добиваются успеха. Они уводят меня в сторону с пути. Они убеждают меня, что никуда дальше идти не нужно, что вот он — дом, в котором я мог бы провести всю свою жизнь, как это делает множество людей повсюду. Они приводят меня в дом, и, случается, я обнаруживаю, что мне там нравится. И тогда я думаю: разве они не правы? Разве не лучше остаться здесь, где всегда можно отдохнуть в чистой и комфортной постели, чем тащиться неизвестно куда и неизвестно зачем? И я действительно остаюсь, и, бывает, мне начинает казаться, что я обычный человек — такой же, как они. Hо все же стоит им оставить меня одного, пусть даже ненадолго — и я вспоминаю, что я — не такой, я — наблюдатель. Тогда я, хотя и с небольшой долей сожаления, оставляю уютное жилище и возвращаюсь на свою дорогу.

Где-то в глубине души я надеюсь, что однажды ко мне подойдет тот самый, главный человек. Подойдет, поблагодарит за хорошо выполненную работу и потребует подробный отчет о всей собранной информации. И я выдам ему такой отчет, я выверну наизнанку свою память и вытащу из нее все, что сумел собрать. Я не думаю о том, что за это, скорее всего, он меня щедро наградит. Мне не нужна награда — наградой станет сам факт, что плоды моих трудов не остались невостребованными.

Однако по мере продвижения вперед у меня остается все меньше и меньше надежды на его появление. Моя память не безразмерна: я совершенно не помню начало пути. Чем дальше во времени отходит увиденное, тем больше оно искажается, расплывается и стирается, в конце концов превращаясь в бессмысленные огрызки образов. Дальние уголки моей памяти становятся похожи на мусорную свалку; разве кому-то может понадобиться такой мусор? Возможно, тот, кто сделал меня наблюдателем, уже давным-давно умер. А может, его никогда и не существовало, а я сам придумал его, чтобы оправдать свою иногда кажущуюся бессмысленной деятельность. Hо будь она хоть трижды бессмысленной, это все равно меня бы не остановило. Поэтому, с другой стороны, я даже радуюсь тому, что он все никак не приходит — ведь тогда, скорее всего, мой путь закончится, и мне страшно подумать, как после этого я буду жить дальше.

А еще иногда я мечтаю о том, чтобы нашелся человек, готовый присоединиться ко мне в моем бесконечном путешествии. Я сам не знаю, почему этого хочу. Может быть, я устал от столь долгого и однообразного движения; устал от одиночества, на которое меня обрекает путь. А может быть, в этом смысле я чем-то похож на них, на обычных людей, полжизни ищущих себе пару. Иногда мне так и хочется повернуть голову, увидеть, что я не один на дороге — и кричать, кричать от радости! Только, ради всего святого, лишь бы мой попутчик не задавал этих вечных глупых вопросов о том, куда и зачем я — нет, теперь уже мы — идем…

Hо я знаю, что вряд ли среди людей найдется другой безумец вроде меня, поэтому гоню прочь от себя такие мечты — и иду дальше. И я точно знаю, что, как бы там ни было, я должен идти вперед — по дороге, ведущей в неизвестность. Потому что я — наблюдатель. Это не просто профессия. Это даже больше, чем призвание. Это — мое естество, моя сущность, мое второе имя.