Понимаю, что вы настоящий герой, сказал он тогда. Но на тот момент Кордвинер ничего не понимал. После его вызвал к себе Валентин Вивиан, и новый глава секретной службы прибыл в поместье, где мастер напряженного сюжета прервал свой последний опус, чтобы объяснить ему положение дел. С этого момента он должен был удостовериться, что Майкл Галлатин не находится где-нибудь поблизости от его офиса. А желательно было еще и по углам заглядывать, чтобы убедиться, что Майкл Галлатин не скрылся за ближайшим фикусом.

Майкл возобновил движение через валлийский лес. Медленно… медленно… дюйм за дюймом. Его левое плечо протестовало против этого движения, а правая задняя нога иногда отзывалась легкими судорогами, но зоркие глаза безотказно отслеживали каждое движение в пространстве, оценивая расстояние и различая самые тонкие очертания в ночной тьме. Он принюхался к воздуху. Уши стали торчком и чуть задрожали.

После инцидента в Гонконге Мэллори приехал в Уэльс, в обитель майора. Майклу всегда казалось, что Мэллори держит себя как человек более старшего возраста, однако во время той встречи он — в своем синем костюме и с белоснежной шевелюрой, делавшей его чем-то похожим на орла — показался ему намного старше, чем в тот день, когда они сидели и пили «Гиннес» на аэродроме в Северной Африке шестнадцать лет назад. К настоящему моменту Мэллори было уже за семьдесят, однако в своей душе он, несмотря ни на что, сохранил задорного и открытого мальчишку, которым когда-то был.

Валентин Вивиан был главой Секретной Службы. Кордвинер Как-Его-Там заменил его теперь, хотя не годился ему в подметки. Но Майкл знал, что теперь этот человек просидит в кресле главы спецслужбы очень и очень долго — это пожизненная должность.

Суть визита Мэллори, как он сам сказал, состояла в том, что Серебряная нить сделала несколько снимков с помощью длиннофокусной камеры «Ляйка», и на эти снимки попал Майкл Галлатин — его поймали в весьма неудачный момент. Не требовалось объяснять в подробностях, что именно Мэллори имел в виду. Теперь семейство Серебряной Нити имело фотографическое доказательство того, что Майкл умеет обращаться в волка.

Будь очень осторожен, сказал ему Мэллори. Они могут явиться за твоей кожей, твоим сердцем или твоей головой. Либо захотеть забрать все сразу. Попомни мои слова, майор, будь очень осторожен.

Но прошло меньше месяца, и уже сам Мэллори не сумел проявить достаточно осторожности. Больше недели он числился пропавшим без вести, а после его нашли в багажнике брошенного такси на свалке в Восточном Лондоне с перерезанным горлом и выколотыми глазами. Валентин Вивиан нанял небольшую группу телохранителей и отправился в путешествие по Америке в качестве писателя под творческим псевдонимом Эвелин Тедфорд, а Кордвинер — новый начальник — тем временем купил себе бойцовскую собаку, чтобы та патрулировала территорию его дома и обходила по периметру недавно приобретенный электрический забор.

Ему показалось, или что-то пошевелилось?

Майкл затаился и прислушался. Снова заухала сова, и вторая отозвалась ей. Майкл подумал, что, возможно, эти звуки издавали и не совы…

Ночь висела на грани насилия.

Возможно, в том и суть героизма, часто думал Майкл в прежние смутные времена. Быть человеком действия. Сейчас, пройдя через все то, через что ему пришлось пройти за всю свою жизнь, он лишний раз убедился, что Рольф Гантт был прав.

И ведь все любят героев, но сами герои обречены на одиночество. В том состоит его природа — быть одиночкой. Проживать жизнь на своих условиях и в свое время, не торопиться в забвение, потому что забвение жаждет получить героя так же, как любого другого человека. А что же до любви? Ах, да. Любовь. Какая женщина может по-настоящему полюбить героя? Да, они могут хотеть касания плоти героя, хотеть лечь с ним в постель и оставить себе какое-то героическое воспоминание длиной в целую ночь, но это никогда не заходило дальше. Когда приходил черед выбирать, только обычный человек мог завоевать женское сердце. Человек, любящий мясо с картошкой; человек, остающийся дома, когда на улицах опасно, потому что жена и дочь (или сын) хотят видеть его рядом с собой; человек, живущий лишь мечтами о героизме. А настоящий герой может только мечтать об обычной жизни.

Но для лесного охотника это было недостижимо.

Смерть охотника маячила на грани разума Майкла в эту ночь, как это было уже много раз прежде, во время множества других ночей. Он был стар и очень устал. Ему было больно, и он стал медлительным. Что могло ждать впереди охотника, который уже всего себя отдал? Оставалось только одно: отдать жизнь в обмен на преображение из нынешнего состояния в нечто совершенно неизведанное, как преображается последняя нота «Жаворонка», растворяясь в пространстве и медленно угасая.

Но теперь он услышал не легкую ноту. О, нет, звук, от которого дрожь пробрала волчье тело до самых костей, а глаза округлились, был далеко не легкой звенящей в воздухе нотой.

Раздался гудок.

Это был настоящий взрыв, который разнесся по лесу и эхом отразился от каждого камня на лугу «Четырех братьев».

- Ну его совсем, - сказала Брит и повесила трубку.

Он понял, что это был звук разрушения его дома.

Она не хотела ждать, пока он перезвонит. Он был нужен ей сейчас, но она понятия не имела, где он. Ну его. Сама справится

Несколько взрывов последовало следом за первым. Он увидел, как огонь взметнулся вверх сквозь деревья, и услышал запах пороха в ветре. Они разорвали его церковь на части, чтобы Майкл Галлатин больше не мог найти там свое пристанище. Нет, они хотели, чтобы он оставался под открытым небом. Хотели, чтобы в последние свои минуты он испытал страх, потому что они могли двигаться в темноте так же тихо, как волки.

Возможно, оно и к лучшему. Попроси она Пита поехать с ней, он мог бы решить, что у нее на него серьезные планы. А он, как ей показалось, к подобным вещам относится очень настороженно.

И тут перед ним показалась тень — очень близко — и черная стрела из черного лука, выпущенная ниндзя в черном, настигла его со змеиным шипением.

Ну, по крайней мере, с ней.

Даже когда Майкл Галлатин попытался вильнуть в сторону, чтобы увернуться, он уже знал, что стрела найдет свою цель.

Три свидания, а до постели так и не дошло. Впрочем, некоторые парни в этих делах спешить не любят.

Так и случилось. Она ударила его в правый бок. Ее мягкий пластиковый наконечник, размером со спелый рис, разорвался при контакте, и правый бок, усеянный седыми волосами шерсти, оказался окроплен ярко-зеленым химическим веществом, фосфоресцирующим в темноте. Теперь он стал заметной целью.

Ниндзя снова сдвинулся с места. Рука в перчатке раскрылась и снова сжалась.

Сеть из какого-то тонкого и податливого металла поймала на себя лунный свет, раскрывшись в воздухе. Она поплыла к ликантропу, расширяясь во время движения.

Майкл увидел упавшее дерево слева от себя, и узкое пространство между ним и землей. Он бросился в отверстие, его когти взрыхлили землю для лучшего сцепления.

Сеть врезалась в дерево над ним, зацепилась за отростки мертвых ветвей, а волк затаил дыхание и, чтобы размять грудную клетку, чуть поелозил под стволом. Затем он быстро повернулся лицом к нападавшему. Разбежавшись, он мощно оттолкнулся от земли задними лапами и упал на ниндзя.

Но все оказалось не так просто, потому что противник отступил. С невероятной скоростью, которая превратила волчий прыжок в замедленное упражнение, убийца ударил наотмашь и попал Майклу в живот. Когда тело волка снова развернулось, его пронзила страшная боль, а ниндзя уже восстановил собственное равновесие и направил свой каменный кулак в грудь зверя. Майкл повалился в кусты, потеряв своего врага из виду.

Волк постарался превозмочь боль, сделал мучительный вздох и поднялся. Он увидел, что ниндзя движется к нему сквозь листву слева. Позволив себе лишь секунду промедления на то, чтобы рассчитать расстояние и скорость, он бросился на противника.

Ниндзя был быстрым и ловким, но сейчас… он все же находился в мире волка.

Майкл поймал правую ногу убийцы, зажал ее между зубами и раздавил. Ниндзя страдал от боли молча, он не издал ни звука. На одной ноге он отскочил к ближайшему дереву и начал взбираться на него, используя маленькие металлические крюки на сапоге. Майкл вскочил и поймал этого человека за левую лодыжку, после чего резко дернул его вниз. Ниндзя развернулся и, как закоренелое животное, принялся сражаться за свою жизнь, пуская в ход все, что у него было: кулаки, врезающиеся в череп, колено, бьющее волка по морде, напряженные пальцы, тянущиеся к глазам, и край ладони, способный перебить горло. Это был молчаливый смертельный танец, пока церковь оборотня трещала в языках пламени, а красивые искры взлетали до небес.

По голове Майкла пришелся удар, заставивший его взвыть от боли. Он уклонился от следующей атаки, которая могла ослепить его. В следующий миг инстинкт хищника подсказал, откуда придет опасность, и челюсти метнулись туда, чтобы встретить ее. Он хрустнул пальцами и разорвал человеческую плоть в клочья. Кровь брызнула в воздух. Ниндзя издал тихий шум, похожий на вздох смирения. Его оставшаяся рука метнулась к Майклу с тонким лезвием ножа, которое она в следующее мгновение погрузила в плечо волка.

Но теперь Майкл испытывал слишком сильную жажду крови, и резкий укус японской стали не оттолкнул его. Когда ниндзя вытащил нож, чтобы ударить снова, волк ухватил его за локоть и сильными тисками челюсти сломал кости, почти оторвав конечность. Нож вывалился из мертвых пальцев. Майкл схватил ниндзя за горло и разорвал его от уха до уха. По его морде потек кровавый ручей. Затем что-то опустилось на землю рядом с ним, и в глаза ударил дым. Он почувствовал запах горького миндаля. Легкие вспыхнули, сердце забилось быстрее. Майкл задержал дыхание, когда вторая газовая граната взорвалась у него за спиной. К битве присоединился второй ниндзя.

Майкл позволил первому соскользнуть на землю, затем повернулся и побежал, развив максимально возможную для своего тела скорость. Справа от него взорвалась третья граната, извергнув из себя ядовитое облако. Майкл зажмурился и побежал вслепую, но даже нескольких вдохов было достаточно, чтобы сбить его с толку. Он подумал, что, должно быть, именно таким образом, они дезориентировали одного из волков его стаи, а затем перерезали горло и выкололи глаза. Возможно, так же газ сработал и с Мэллори. Он начал понимать, что его врожденное чувство направления постепенно покидает его. Где он и куда направляется? Он оказался в чаще, провалился в тернии и полетел вниз по небольшому склону, снизу которого располагалась небольшая лужица, пахнувшая тиной. Он опустил голову в воду и попытался вымыть их, потрясая головой, очищая их от влаги. Затем, как мог, постарался остудить водой горящий язык.

Тяжело дыша через опухшие легкие, он стоял, пытаясь унять сердцебиение. Майкл видел лес сквозь плотную завесу тумана. Едва пошевелившись, он пошатнулся.

Подожди, приказал он себе, продолжая дышать — глубоко и медленно. Может быть, у него получится нормализовать дыхание и отрегулировать пульс? Майкл слушал ночь и то, что звучало в этой ночи. Сколько ниндзя было там — у него не было никакой возможности узнать это. Нужно было выбраться из этой впадины, прежде чем они найдут его здесь в таком состоянии.

Но куда идти?

— Что?..

Ответ был только один.

— Дай мне просто закончить, Виктор, потом можешь сказать все, что считаешь нужным сказать, и уйти. — Элис не могла смотреть ему в глаза, когда говорила это. — После смерти матери я отправилась работать в «Верхние поля» на отца Джеймса. Он писал мемуары, и ему нужен был кто-то в качестве личного помощника.

Вернуться к тому, что привело его к трейлеру Октавия Злого в глубокой ночи. Вернуться к тому, что вывело его из разрушенной церкви в русской глубинке, когда он увидел Валентина Вивиана, которого уводили люди с оружием. Вернуться к тому, что заставило его спросить Пауля Вессхаузера, сможет ли тот соорудить торпеду. Вернуться и столкнуться снова с пистолетом Рольфа Гантта, но сказать, что он не позволит никому диктовать ему, как проводить последний день в жизни. Вернуться к рассказу Снеговика из Гестапо, чтобы заставить его убрать руки от Франциски Люкс.

— И ты позволила мне думать, что там был замешан какой-то мужчина…

Вернуться к тому, чтобы быть человеком, даже если он при этом будет в шкуре волка. Вернуться к бою.

— Да, был. Джеймс. Я встретила его, когда начала работать на его отца. Я была молода и неопытна, и он ворвался в мою жизнь как ураган.

Как и всегда… возвращаться в бой.

Элис поднялась, неожиданно почувствовав себя в кресле неудобно, и стала расхаживать по комнате, продолжая вспоминать:

Майкл Галлатин выбрался на берег, постарался сохранить равновесие и протиснулся в чащу сквозь тернии, прекрасно понимая, что фосфоресцирующее свечение на его боку выдаст его в любую минуту.

— Я никогда не встречала таких, как он. Джеймс был обходительным и искушенным, и можешь представить, он очень понравился мне. Я влюбилась.

Он готов был убивать и умирать. Но собирался побороться за жизнь до конца, потому что это был его основной инстинкт.

Элис издала короткий горький смешок.

Ветер шевелил листву деревьев на старых ветках.

— Ты был прав, когда говорил мне, что с такими, как Джеймс, нужно быть поосторожней, но я была не осторожна, как видишь. Наивная настолько, что ничего не замечала вокруг, я думала, то, что между нами было… Думала, что это к чему-то приведет.

Это был зенит лета, и, глядя на косу луны, Майкл открыл рот и завыл в знак того, что для него значила жизнь. В знак радости и скорби. Все это было важно для него в великом балансе жизненных явлений. Он выбрал свой путь. Выбрал самостоятельно. И он думал — он надеялся — что прошел его хорошим человеком, а не только диким зверем.

Она остановилась и стала смотреть в окно.

Они вырвались на него из темноты.

— Как-то раз я заговорила о том, что с его стороны должны были бы последовать некие обязательства, на что Джеймс заявил, что еще не готов. Он думал, что я пойму. Очень извинялся, даже был смущен. Мне стало понятно, что я ему неровня. Я провела много времени, мучая себя мыслями о том, как он был бы рад избавиться от лишней помехи в его жизни.

Их было двое. Один закрутил вокруг горла Майкла цепь, тут же сжав ее так крепко, что кровь застучала у него в голове. У второго была дубинка в одной руке и сеть в другой, и Майкл осознал, что его хотят не убить, а поймать в ловушку. Чтобы одурманить его наркотиками и привести к семейству Серебряной Нити, чьи ученые захотят узнать, как превратить человека в волка.

В голосе Элис не слышалось горечи. Она просто излагала факты.

Майкл повернулся к нападавшим. С рычанием, оскалив клыки, которые могли бы заставить любого человека упасть на колени от ужаса, волк сначала бросился к тому ниндзя, который сковал его цепью. Он получил удар по морде от человека, который был быстр, как кобра, но это не заставило ликантропа остановиться или замедлиться. Он ударил противника со всей силой, на которую был способен, и заставил человека врезаться спиной в дерево. Приподнявшись на задних лапах и прижав ниндзя передними, он вцепился в скрытое маской лицо и рванул его на себя так, словно жадно вырывал мякоть экзотического фрукта. Он увидел настоящий ужас в глазах этого мужчины, когда клыки отрывали мясо от костей, и в безумстве убийства Майкл почувствовал, как его животное нутро дрожит от восторга.

— Продолжай. — Его голос был низким и натянутым, но, взглянув на него, Элис не смогла понять, что написано на его лице. Сочувствие? Жалость? Удовлетворение оттого, что его гордость спасена? Кнутом и пряником он заставил ее рассказать ему правду, но сейчас она чувствовала облегчение.

Он наслаждался этим.

— Я возненавидела его. Ведь он украл мои мечты, не говоря уже о трех годах жизни. Потом я увидела Джеймса снова и поняла, что больше не испытываю к нему прежних чувств; он сделал то, что должен был сделать, — нашел правильную жену, — и я сняла с него часть моих обвинений.

Цепь ослабла. Майкл потянул ее и освободился от хватки ниндзя. У человека не было нижней челюсти, однако он все равно пытался кричать. Что-то ударило его по левому боку. В следующее мгновение его сбили с задних лап и бросили на землю, и он почувствовал запах озона после удара электрическим током — аккурат после того, как тело пронзила дикая боль. Он изо всех сил попытался подняться хотя бы на колени, с морды его капала кровь, а глаза полнились яростным огнем. Он понял, что к боку крепилась пара проводов, уходивших в дубинку, которую держал оставшийся ниндзя.

— Мне очень жаль.

Палец пошевелился, искра игриво подпрыгнула в воздухе, и вскоре Майкла Галлатина снова пронзила агония.

— Это было давным-давно, Виктор. — Она повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. — Я жалею только о том, что позволила случившемуся повлиять на мою жизнь больше, чем следовало. Сбежала в Лондон, но была словно околдована. Поэтому, когда ты впервые заговорил о «Верхних полях», это было словно возвращение назад, в былые времена, в кошмар.

Пока шок мучил его, тело начинало изменяться от волка к человеку и обратно — то была непроизвольная реакция на электричество. Он снова упал на бок в волчьем облике, попытался встать, но палец мучителя пошевелился, и ток повиновался, вновь прокатившись по телу волнами, которые в течение долей секунды заставляли тело ликантропа менять обличье из одного в другое. Его разум, казалось, разрывался на части. Он не ощущал резких изменений, ему казалось, что он был и волком, и человеком одновременно всю свою жизнь, просто никогда не знал этого.

— Почему ты с самого начала ничего не сказала мне? — спросил Виктор.

Он приказал себе встать. Продолжить борьбу. Майкл потянулся за проводами, чтобы выдернуть крючки из своей плоти.

— Потому что это было частью моего прошлого, которое я привыкла держать за закрытыми дверями, ты же знаешь.

Но следующий долгий и ужасный шок не позволил ему встать и заставил сдаться.

— Что случилось, когда ты увидела его снова. — Он постарался, чтобы вопрос прозвучал

Он лежал, как человек — слабый, голый и истекающий кровью. Силы оставили его. Он наблюдал, как ниндзя приближался, чтобы бросить сеть, а затем, быть может, в ход пойдет новая газовая граната, за которой последует удар по голове, и тогда — Майкл Галлатин знал — свобода закончится.

обыденно, но голос его дрогнул.

Смерть охотника, подумал он в состоянии полубреда. Он попытался вернуться к своей более сильной форме, но не смог открыть клетку души. Не в этот раз.

— Ничего. Ничего не случилось. — Она села на место и поджала под себя ноги, заключив в чашку в ладони и наслаждаясь теплом, которое исходило от кофе.

Волк был парализован шоком, и теперь дверь клетки его души была плотно заперта.

— Он все еще хотел тебя.

Ниндзя приближался, воплощая собой изящное зло.

— Он удивился, когда увидел меня, — коротко сказала Элис. — Но я прояснила наши отношения с самого начала.

Однако до цели он так и не добрался. Ибо в следующий миг на него сбоку прыгнул угольно-черный волк, уронил его на землю, придавил лапами к земле, зажал горло между челюстями и рванул так, что едва не оторвал голову от шеи. Затем он проломил ниндзя грудную клетку, словно та была лишь яичной скорлупой, и, погрузив морду в изломанную грудину, вырвал все еще бьющееся сердце. Он повернул голову, чтобы показать Майклу Галлатину приз, и Майкл увидел, что глаза черного волка горят голубым огнем. В следующий миг спаситель съел сердце врага, облизнув капающую с челюстей кровь.

— Тогда почему он вокруг тебя увивался?



— Он за мной не увивался. На самом деле он и моя соседка по квартире завели страстный роман. Мне кажется, неудачный брак кое-чем его все же научил. Я смотрю, как он относится к Ванессе, и похоже, что он и я… ну, нам не было предназначено судьбой быть вместе.



— И тебе легко проглотить то, что твой бывший любимый спит с твоей лучшей подругой?



— А какая разница, легко ли мне это проглотить или нет?

Затем он встал на задние лапы и, дрожа от предвкушения, начал изменяться.

— Ты неправа, черт возьми. — Он открыто посмотрел ей в лицо, и Элис поспешила обуздать воображение, которое уже готово было выйти из-под контроля.

Когда черные волоски шерсти исчезли в белой плоти, когда кости трансформировались и позвоночник втянул внутрь хвост, когда уши стали человеческими, а лицо приняло свою форму, человек приблизился к Майклу. Он был чуть выше шести футов ростом, и у него было тело с узкой талией и широкими плечами. Двигался он уверенно, и Майкл подумал, что в его манере держаться присутствует некоторая надменность. Теперь, когда лунный свет чуть озарил его лицо, стало ясно, что молодому мужчине около тридцати лет. У него были густые черные волосы, неряшливо ниспадавшие ему на лоб. Черты лица обладали определенной притягательностью, их можно было назвать красивыми с этими широкими скулами и изящным носом потерянного аристократа.

— Почему? — Она задержала дыхание в ожидании ответа.

Лицо русское, подумал Майкл. Сильные, насыщенно голубые глаза мужчины оставались неподвижными, глядя на Майкла, даже когда незнакомец встал на колени и вырвал крючки из его облитого фосфоресцирующей краской бока.

— Потому что мне невыносима мысль о том, что ты что-то чувствуешь по отношению к Клейдону. И вообще к кому бы то ни было. — Виктор помолчал. — За исключением меня, конечно же.

Майкл в изумлении смотрел на это чудо. И тогда он понял, что узнал эти глаза. Вспомнил, чьи это глаза.

— Что ты имеешь в виду? — едва слышно прошептала Элис.

Молодой человек заговорил с характерным русским акцентом, и во взгляде его появилось тепло, вмиг растопившее внешний лед.

— У тебя и вправду нет ничего выпить? Я не могу разговаривать на подобные темы с чашкой кофе.

— Меня зовут Петр, — сказал он.

Элис с радостью бы сбегала в ближайший винный магазин и купила бы целый ящик виски, если бы это могло помочь продолжению их беседы. Ее голова шла кругом, и впервые после того, как покинула офис, она почувствовала себя понастоящему живой.

И добавил:

— В холодильнике немного вина.

— И, я думаю, ты мой отец.

— Налей мне бокальчик, — пробормотал он. Элис налила ему не бокальчик. Она налила им обоим по стакану, отдала ему его стакан и хотела было вернуться на свое место, но он взял ее за руку. Он сжал ее руку мягко, но достаточно сильно для того, чтобы она замерла на месте.



— Еще я не могу разговаривать, если ты сидишь за тысячу километров от меня на другом конце комнаты.

Пятьдесят оттенков МакКаммона или традиционное послесловие переводчика

Элис присела на кровать и чуть не потеряла сознание от той силы, которая исходила от него.



— Зачем ты пришел сюда, Виктор?

Кто такой переводчик в глазах читательских?

— Я не хотел. Не думай, будто я скакал от радости оттого, что не могу контролировать свои эмоции. У меня и раньше были женщины — черт возьми, я не мальчишка, — но никто из них не оказывал на меня такого воздействия.

Я не раз задавалась этим вопросом, работая над книгами Р.Р. МакКаммона. Также меня не покидал вопрос, как себя чувствовал М.Б. Левин, в переводах которого мы читали большинство других работ полюбившегося автора. К сожалению, вряд ли мне когда-либо доведется узнать ответ на этот вопрос, поэтому расскажу вам о том, как чувствует себя человек, которого на просторах сети Интернет уже окрестили народным переводчиком.

Возбуждение разрасталось в ней, как дерево, пуская ветки во всех направлениях. Она изо всех сил пыталась сдерживаться.

А чувствует он себя… странновато. В этот раз у меня создавалось ощущение, будто я заперта в прочную сюжетную клетку, некоторые детали которой мне так и хотелось изменить и перекроить, причем, перекроить довольно жестко, но внутренне я останавливала себя и говорила: нельзя, не трогай, не твое. И продолжала сидеть в этой клетке, скрипя зубами от досады.

— Просто я не могу снова прыгнуть к тебе в постель — сказала Элис, несмотря на то, каких усилий ей это стоило.

— Почему? — спросил он насмешливо. — Я хочу тебя. Нет, даже больше. Ты мне нужна. С тех пор как ты ушла, я только и делаю, что думаю о тебе. Ты для меня значишь катастрофически много, и я схожу с ума.

Скажу сразу, что на этот раз работа с книгой была особенно тяжелой — гораздо тяжелее, чем с «Рекой Духов», которая стала моим первым опытом в деле переводчика; сложнее, чем со «Свободой Маски», где я столкнулась с множеством языковых тонкостей, которые нужно было адаптировать; много труднее, чем с обеими книгами о Треворе Лоусоне, где я вообще позволяла себе определенные вольности. Все перечисленные книги объединяло лишь одно обстоятельство — я проникалась искренней человеческой симпатией к главным героям этих книг, и, перекладывая чужой текст с одного языка на другой, сопереживала персонажам и относилась к своей работе с искренней любовью. С серией «Майкл Галлатин» у меня отношения сложились несколько иные…

Виктор обхватил голову руками, провел пальцами по волосам и взглянул на нее.

О вкусах, разумеется, не спорят, и каждому приходится по духу свой герой, но Майкл Галлатин лично для меня был героем… обычным. Я старалась — искренне старалась — отыскать в нем для себя то самое, что вызовет во мне тот же трепет, какой испытывала к Мэтью или Тревору, но этого чувства не появилось ни при прочтении первой части («Час Волка»), ни при переводе «Лесного охотника». Поэтому работать было тяжело: сделать качественный продукт без нежной любви к нему мне представлялось делом весьма и весьма непростым. У меня так, собственно, всегда — с любым делом, за которое я берусь. Его необходимо любить, иначе может получиться плохо.

— Ты вообще обо мне думала?

Если честно, мне трудно судить о том, насколько хорошим получился «Лесной Охотник», но спешу заверить, что, несмотря на то, что оригинальный текст попал ко мне в жутком состоянии (куча слипшихся слов, рваные абзацы, и опечатки, явно перепутанные, оборванные предложения, которые приходилось выискивать отдельно в Интернете), я приложила все свои силы к тому, чтобы сделать эту книгу не хуже первой.

— Да, конечно. — «Думала» не то слово, сказала себе Элис — Но…

В оригинальном тексте (в той его версии, которую мне удалось отыскать), было весьма тяжело определить прямую речь — она периодически сливалась со словами автора, использовалась без привычных кавычек… текст во многом был просто литым, сплошным, без разрывов и иногда даже без нужных знаков препинания. Возможно, имела место ошибка при конвертации файла в формат MS Word, но, так или иначе, переводить было тяжело. И ведь это при том, что герой мне был отчего-то не близок, и копаться в нем мне совершенно не хотелось. Тем не менее, с пониманием природы человека у меня проблем не обнаружено, поэтому в итоге я, разумеется, со всеми трудностями разобралась.

— Но?..

— Но мне не нужен флирт на пару месяцев.

Скажу честно, здесь я никаких вставок не делала, старалась переводить максимально близко к тексту… за исключением лишь моментов, когда текст этот в переводе получался уж слишком отрывистым. «Он побежал вперед. Он посмотрел на врага. Он оттолкнулся задними лапами и рванулся вверх…» и так далее. Нет, знаю, что иногда такой литературный прием (парцелляция) очень даже уместен для нагнетания обстановки, но здесь он использовался довольно часто… я бы сказала, слишком часто, поэтому в переводе на русский язык книга получилась бы чересчур простой, и я в некоторых моментах эти предложения соединяла в более объемную конструкцию. Некоторые предложения же приходилось, наоборот, разбивать, потому что МакКаммон известен своей любовью порой делать предложения длиной в полстраницы. Я старалась немного регулировать эти объемы только там, где получалось совсем уж нечитабельно, в остальном же максимально придерживалась оригинального текста.

— Что же тебе нужно?

Когда приходило время что-то перекроить, я тут же пускалась в раздумья: но там же было все-таки по-другому! Мало ли, что тебе не нравится, как это выглядит, МакКаммона же напечатали прямо так.

Она задумалась. Хотела сказать ему правду, конечно, хотела, но боялась унизительного отказа. Повторять историю с Джеймсом Клейдоном, но на этот раз с Виктором, который скажет ей, что о долгих отношениях не может быть и речи, что ничего лучшего, чем то, что у них есть, он предложить не может, что ему очень жаль, но он будет продолжать жить дальше, не меняя ничего… Она закрыла глаза, колеблясь между желанием любой ценой быть честной и необходимостью сохранить свою гордость.

Но разве однажды она не попробовала сохранить гордость? И к чему это привело? К неделям печали и горести.

Я каждый раз гнула прутья этой текстовой клетки с максимальной осторожностью. Ведь кто такой переводчик в глазах читательских? Может ли он что-то править, может ли чуть изменять текст ради ему одному видимого благозвучия? Соавторы так делать могут. Редактор может вмешаться. А переводчик? Это ведь, по сути, курьер, переносящий текст с одного языка на другой. Курьер в еду специй на свой вкус не добавляет… Или переводчик все же обладает какими-то правами? Трудно рассуждать на эту тему, когда ты все-таки самоучка и действуешь исключительно по наитию, а не по выученным канонам.

— Я нарочно отправилась на тот же мюзикл, что и ты, — сказала Элис, набрав в легкие побольше воздуха и глядя на него не мигая. — Знала, что ты должен там быть, и знала, где ты должен был сидеть. Я взяла билеты именно на те два места, где ты обязательно увидел бы меня.

В общем, процесс раздумий был тяжким. К чему я пришла? Переводчик — это, конечно, не соавтор. Он работает с тем, что имеет, не отходя от текста в сторону. И все же есть переводчики, текст которых отчего-то и вовсе не может зацепить, а есть те, которые передают дух книги, как хороший повар передает вкус блюда и делает его изысканным деликатесом, в то время как его коллега может сделать из ингредиентов совершенно несъедобную смесь, хотя пользоваться они могут одним и тем же рецептом…

К какому типу переводчиков отношусь я, мне судить не хочется, но, разумеется, тянет быть тем, в чьих руках книга на русском языке оживает и становится не менее вкусной, чем в оригинале. Я никогда не училась переводить книги, но я большую часть жизни училась писать книги. Натыкалась на собственные огрехи и ошибки, открывала для себя новые и новые приемы и способы передачи верных ощущений словами, прислушивалась к критике, корректировала свое мнение, выносила определенные уроки…

Виктор не сказал ничего, но она заметила,

Собрав в чемодан несколько вещей, она направилась к машине.

Писать или переводить — вот, в чем вопрос. Что легче? Что сложнее?

как напряглось его лицо.



Я не скажу, потому что на этот вопрос у меня нет ответа. Я просто знаю, что моей задачей в этой книге, как и в предыдущих работах с переводами, было сделать хороший и качественный продукт по заранее составленному рецепту. Буду надеяться, что у меня получилось, несмотря на то, с какими сложностями в механических тонкостях мне пришлось столкнуться и в каких темах покопаться. Впрочем, копаться и изучать всякое новое я искренне люблю, поэтому сведения, полученные после переводов, оседают в моем котелке плотным осадком и, надо думать, еще когда-нибудь пригодятся.

— Я знала, что если ты увидел бы меня с Джеймсом, то уволил бы. Ты прямым текстом заявил мне, что сделаешь именно это, если у меня с ним будут какие-либо отношения. — Она решила рассказать ему всю правду, и теперь у нее голова шла кругом.



* * *



Единственное, что стало для меня по-настоящему — вот совсем — трудным моментом в этой книге, это, разумеется, постельные сцены.

— Понятно.

По дороге на побережье она снова подумала о Пите. Все-таки надо было взять его с собой. Он очень надежный человек и обязательно уберег бы ее от возможных неприятностей. Что-то не то с этим фильмом, и с Тиной, и с соседкой ее…

— Понятно? Что тебе понятно, Виктор?

Возможно, многие читатели не разделяют моего мнения в этом вопросе, но я страшно не люблю книжный секс. Чаще всего потому, что эти сцены в книгах не вызывают у меня ничего, кроме приступа нервного хохота. Мне всегда казалось, что в художественной литературе интимные моменты не стоит описывать досконально — в конце концов, у всех есть воображение и свое представление об этом, читатели прекрасно справятся с тем, чтобы при желании все себе представить. Но нет, многие авторы любят смаковать постельные сцены, еще и добавляя туда метафор и аллегорий, чтобы привнести в них определенную поэтичность. Наверное — поэтичность. Не знаю, зачем это еще… Как по мне, постельные сцены очень мало где получаются удачными и могут вызвать у читателя то, что призваны вызывать. Но это, разумеется, лишь моя позиция, я ее не пропагандирую.

Чем дальше она ехала, тем сильнее нарастала тревога. В конце концов, не выдержав, Брит остановилась на заправке «У Дэнни» и воспользовалась телефоном-автоматом. В ответ она снова услышала запись.

— Что в этом разговоре нет смысла. Я был дурак, что вообще пришел сюда.

- Проклятье!

Основная проблема состояла в том, что я прекрасно знала — в этой книге постельные сцены будут, и на этот раз с ними придется работать уже мне, ярому нелюбителю книжных постельных сцен. Собственно, первая попалась практически сразу. К моему удивлению, с нею все прошло довольно легко, и я уж понадеялась, что и в дальнейшем интимные моменты будут описаны похожим образом. Но этой надежде суждено было разбиться, когда я дошла до описания сцен с Франциской Люкс. Вот тут — честное слово, я чуть смягчала эти моменты, потому что в оригинале реально получались какие-то «50 оттенков МакКаммона». Если рассматривать то, что вышло бы при дословном контекстуальном переводе, было бы нечто вроде этого:

Он поднялся, и Элис резко сказала:

Она бросила трубку.

— Я еще не закончила!

Он не жалел усилий и не пропускал ни одного порта захода, а когда его поездка была почти закончена, она сдвинула свои бедра и схватила его за волосы обеими руками, призывая его вернуться в ее больную гавань.


Ну и черт с ним.


Секунду Виктор смотрел на нее так, словно хотел послать к черту, но потом неохотно сказал:



Она протиснулась в дверь будки и бросилась к машине. Завела двигатель. В какое-то мгновение она уже почти решила вернуться домой.

— Что ты еще собираешься сказать? Ты хотела уйти из моей жизни и действовала методом наименьшего сопротивления.




Нет, это же курам на смех.


— Да, я хотела уйти из твоей жизни, Виктор, — ответила она, наблюдая за тем, как его взгляд становится ледяным. — И да, может быть, это способ наименьшего сопротивления, но я хотела уйти из твоей жизни только потому, что… боялась.



Благо она уже практически добралась до Пацифика-Кост. Еще полчаса, и она там.

Она все-таки сказала это. И увидела, что мир не рухнул и она все еще жива и может дышать.

Ее рот был больше, чем он мог себе представить, и ее язык становился все горячее.

Боже, она же провела в этом городишке целых четыре года. Чего там бояться?

— Боялась чего?




Наверняка в этом фильме снималась вовсе не Тина. А даже если и она, что из того? Это всего лишь кино.


— Я не могу с тобой разговаривать, когда ты вот так стоишь, — пробормотала Элис.




Ради Бога, оно и должно быть реалистичным! Вон, взять хотя бы «Изгоняющий дьявола», как там они заставили голову Линды Блэр крутиться вокруг своей оси. Натурально же? Да. Или взять «Омена» - как там лист стекла снес голову Дэвиду Уорнеру. Натурально? Да. Вот и кровища, хлеставшая из Тины - такой же трюк.


Он сел на место, наклонившись вперед и



Она видела Линду Блэр во многих фильмах после «Изгоняющего дьявола». И Дэвида Уорнера. Ясное дело, после съемок они остались живы-здоровы. Черт, да это всего лишь спецэффекты.

глядя на нее.

Ее прямолинейное намерение состояло в том, чтобы потреблять его в корень и держать его там до тех пор, пока удовольствие и боль не сольются воедино в третью сенсацию, неизвестную ему до сих пор.


Не то, что с Тиной.




— Ты был моим первым мужчиной после Джеймса, — сказала она, неохотно соглашаясь с правдой и обещая себе забыть обо всем, если правда убьет ее. — Когда я начала работать на тебя, то сознавала, что ты… привлекательный мужчина, но не попала под твои чары. Или по крайней мере мне так казалось. Я не уверена. Из-за Джеймса у меня было подозрительное отношение к мужчинам; я научилась не обращать на них внимания.


Тебе так кажется, потому что ты ее знаешь.




Элис рассеянно смотрела на свои руки.

Брит отъехала от стоянки и направилась в сторону Пацифика-Коаст.



Просто я знаю Тину, - думала она. Еще и сам кинотеатр был жутким. И качество фильма: любительщина, снятая на зернистую пленку - вроде той порнушки, что они раньше иногда смотрели с Вилли.

— Не знаю, когда все изменилось, но все-таки произошло. Во всяком случае, когда мы с Ванессой отправились на отдых, я мечтала вернуться в Англию, вернуться на работу. Вернуться к тебе… — Она подняла глаза, ожидая, что он будет смеяться над ней, но его лицо, наполовину спрятанное в тени, было совершенно серьезным. — Мне и в голову никогда не приходило, что ты можешь понравиться мне. Я каким-то образом убедила себя в том, что Джеймс насовсем отбил у меня охоту общаться с противоположным полом. И только в «Верхних полях» поняла, насколько сильно преувеличивала его влияние на меня. Думаю, мои воспоминания превратили его в нечто гораздо большее и стоящее, чем он был на самом деле. Как будто я жила в темной комнате, а потом занавески вдруг раздвинули, и в комнате стало светло. Я поняла, что мои чувства к Джеймсу были девичьими фантазиями, не больше. Потом у меня появился ты…

Казалось бы, оно и не сильно-то отличается от того, что осталось в моем переводе, но все же некоторые… гм… незначительные детали рисовали в моем воображении нечто похожее на то, что я прикрепила в качестве иллюстраций. Пусть это будет моим маленьким пунктиком, но я просто не могла оставить эти предложения в таком виде, потому что такие описания повергали меня в истерические припадки. Быть может, именно поэтому работа над «Лесным Охотником» продвигалась так медленно. Так или иначе, теперь эта работа закончена, и, я надеюсь, вам она понравится, и я делала ее не зря.


Ох, уж этот Вилли.


— И?..

До встречи в новых работах МакКаммона. Следующая на очереди «Граница» («The Border»), к которой я уже приступила.

Любил практиковать то, что видел на экране. И ее втянул в это дело. Пока не перегнул палку. Кнут стал последней каплей.

Несколько секунд Элис молчала, вслушивалась в окружающую тишину, впитывая ее, черпая из нее силы.

Вилли-Вилли. Мечтой всей его жизни было увидеть настоящий снафф-фильм.

— И я поняла, что влюблена, — просто сказала она ему. — Я спала с тобой потому, что я влюбилась в тебя, и ушла от тебя по той же причине.

А далее я возьмусь (пока МакКаммон ничего нового не выпустил) за перевод книг, которые станут моей гордостью — за продолжение серии Дугласа Престона и Линкольна Чайлда «Пендергаст».

Да прости его Бог, если все же ему удалось осуществить свою мечту…

Они впились друг в друга глазами, и она произнесла, усмехнувшись:

До новых встреч!


Снафф-фильмы?


— Ты хотел правду. Пожалуйста, Виктор, вот она. Теперь можешь отправляться к себе домой и радоваться, что ты выиграл. Твоя мужская гордость теперь успокоена, тебе не придется зализывать раны.

Я не прощаюсь.

Мысль была подобна удару в живот.

Он откинулся назад и смотрел на нее, пока ей не захотелось, чтобы он крикнул, что она сумасшедшая. Чтобы он сказал хоть что-нибудь, что угодно, только бы не молчал.

Искренне ваша.

- Смешно, - сказала она вслух.

— Ты еще не ответила на мой вопрос, — мягко напомнил он.



Но она понимала, что эта мысль засела в ее сознании уже достаточно давно, скрывалась там, нашептывая, предостерегая. Вот почему она позвонила Тине с утра пораньше.

Наталия М.

— Какой вопрос?

Вот почему от голоса Тининой соседки, Фрей, ее пробрал озноб. Потому что даже по телефону она узнала этот голос.



— Что ты хочешь от меня?

Голос Мэри из фильма.

— Ты издеваешься надо мной? — жестко спросила Элис. — Я тут признавалась тебе в любви, можно сказать… что еще ты хочешь, чтобы я сказала?

Голос Тины.

— По-моему, ты хочешь выйти за меня замуж.



— Да? — сказала она, отбрасывая осторожность. — А что, если это так?



* * *



— Тогда я согласен.

Брит въехала в центр Пацифика-Кост и припарковалась возле полицейского участка.

Элис ошарашено уставилась на него, переспрашивая себя, правильно ли она расслышала.

Ее била легкая дрожь.

— А раз ты сделала мне предложение, то тебе придется провести меня через все круги ада, конечно же. — Виктор улыбнулся ленивой улыбкой, которая заставила ее сердце прыгать от радости.


Что я им скажу?


— Ты собираешься жениться на мне?


Я видела, как в кино погибла моя подруга и думаю, что все это могло быть на самом деле? О, что так? Потому, что они не указали ее настоящего имени в титрах, и ее озвучивал другой голос. А вы уверены, что это ваша подруга? Почти уверена. Ее сейчас нет на месте и… (Фрей сказала, что она уехала со своим парнем, но мне кажется, она во всем замешана.) Может, мы проверим?


— И как можно быстрее. — Он поманил ее пальцем, и она потихоньку придвинулась к нему, пока их лица не оказались в нескольких сантиметрах друг от друга. — Только при условии, что ты изменишь свое мнение и перестанешь думать, как раньше.

И полиция отправится в квартиру Тины, и Тина откроет им дверь.

— Но… почему? — прошептала она недоверчиво.


Нет уж, сперва нужно убедиться.


— Потому что, женщина, я люблю тебя. — Он нежно поцеловал Элис, проведя языком по ее губам. — Когда ты ушла из офиса, то, как будто унесла с собой часть меня. Оказывается, я не могу нормально жить, когда тебя нет рядом. Я не мог есть, не мог спать, не мог ни на чем сосредоточиться. Мне не нужно было звонить тебе по поводу этого досье. Это был просто повод, чтобы услышать твой голос, но я почувствовал себя еще хуже, когда положил трубку, потому что ты разговаривала чертовски нормально, в то время как я не чувствовал ничего, кроме… — Его руки гладили ее ключицы, потом ее груди под кофточкой. — Клянусь Богом, я думал, что схожу с ума, — простонал он ей в шею. — Мысль о тебе была последней, когда я ложился спать, и первой, когда просыпался. Я пришел сюда вернуть тебя обратно в мою жизнь любой ценой. Кроме того, я решил надеть кольцо тебе на палец, даже если бы это пришлось сделать силой.

Она вышла из машины и направилась к станции техобслуживания через дорогу. Опустив в телефон монетку, набрала номер.

Элис как будто парила в небесах. Он расстегивал пуговицы ее кофты и лифчик, и она чувствовала, как ее мечты обращаются в реальность. Она стонала, когда его руки ласкали ее тело.

Сердце забилось сильнее. Телефонная трубка в руке стала скользкой.

— Думаю, это лучше делать на кровати, — пробормотал Виктор и, подхватив ее на руки, отнес в спальню.

- Алло?

— Да. Мы же не хотим, чтобы Джеймс с Ванессой на нас наткнулись.

- Привет, Фрей.

Ее тело было горячим на холодных простынях, и в темноте Элис чувствовала, как счастье бьет в ней ключом.

- Представьтесь, пожалуйста.

Каждое прикосновение вызывало в ней новый всплеск желания. Поцелуи, которыми Виктор осыпал все ее тело, заставляли ее стонать и вздрагивать. Разве можно было забыть, как хорошо он умел любить? Она прижала его к себе, и их тела слились в одно целое…

- Это Брит Андерсон. Я звонила сегодня утром.

Потом, когда они уже лежали на груде простыней и покрывало наполовину свисало с кровати, Элис лениво сказала:

- Ах, да.

— Я хочу спросить тебя только об одном.