– А куда вы так спешите? – интересуется он.

– Мои клиенты волнуются, почему закрыто кафе.

– Правда? Никогда не думал, что вегетарианская еда так популярна. – «Впрочем, она действительно была очень вкусной», – честно признается себе Сайлас.

– Жена тоже хочет меня видеть.

– Она так легко вам все прощает?

Тони откидывается на спинку стула:

– Я не обязан обсуждать свою личную жизнь с кем-либо, кроме супруги. Но в протоколе можете написать: между мной и этой женщиной ничего не было. Да, меня заинтриговало ее психическое состояние. Так уж вышло, что я интересуюсь подобными вещами: мой отец умер молодым от болезни Альцгеймера. И я не хотел, чтобы ее задержали по делу Джеммы Хаиш. Но дальше этого не зашло.

Объяснение Тони совпадает с рассказом Лауры об одержимости мужа вопросами памяти.

– То есть вы не удерживали ее против воли?

– Конечно же, нет.

– Но на люке в мансарду висел замок с наружной стороны. И она бы не смогла выбраться, если бы захотела.

– Я дал ей мобильный телефон.

– И ведро… очень любезно с вашей стороны. Так обычно поступают в наших тюрьмах с заключенными. Слышали про параши? – Сайлас не уверен, что американец знает значение этого слова.

– Такое впечатление, что вы намеренно хотите все представить в черном свете. Она провела в мансарде всего пару часов. А потом я отвез ее в лес.

– В багажнике. Не слишком-то комфортно. Может, вы еще и связали ее по рукам и ногам. Знаете, на какие мысли все это наводит? Не хочешь, а предположишь, что вы спрятали ее где-то в лесной чащобе.

– Да не делал я ничего такого. Я так же, как и вы, не знаю, где она сейчас.

Оба мужчины вскидывают глаза, когда в комнату заходит Стровер.

– Простите, что вмешиваюсь, сэр, но мы установили местонахождение мобильника Джеммы. Она только что его включила.

– И где же? – оживляется Сайлас. «По крайней мере, она не мертва!»

– В аэропорту Хитроу, терминал № 5.

Сайлас косится на Тони. Парень удивлен не меньше него. Похоже, он знает об этой женщине меньше, чем они думали.

– Возьмите телефон Тони у дежурного сержанта и принесите сюда, – распоряжается Сайлас. – Тони позвонит ей прямо отсюда. Справится, как она. А мы послушаем.

70

«Агнец Божий» кишит посетителями, когда в него заходит Люк. Он договорился с Шоном пропустить вечерком по кружке пива, но задержался по дороге в бар. Все люди говорят только об одном: стрельбе на канале. И Люк – как единственный свидетель – сразу же оказывается в центре внимания. Все хотят поговорить с ним о случившемся. Люку неприятно разочаровывать людей, но детектив-инспектор Харт предупредил его «не трепаться», пока ведется расследование. Люк отключил свой мобильник и строго-настрого наказал родителям не открывать дверь репортерам.

– Прости, я опоздал, – говорит он, вставая рядом с Шоном.

– С тобой все хорошо? – проявляет заботу приятель.

– После кружки пива точно будет хорошо.

Пока Шон жестом подзывает бармена, Люк оглядывается по сторонам. Большинство собравшихся выпивох – местные жители, горящие желанием обсудить ужасное дневное происшествие. «Похоже, моя деревня уже никогда не станет прежней», – вздыхает про себя Люк. В баре также ошивается несколько медийных типчиков. Скорее телевещателей, чем наемных писак. Они попивают пиво в углу бара. Люк постарается избежать соблазна подойти к ним и поболтать. Как бы ему этого не хотелось.

– Понимаю, грешно так говорить, – выдает Шон. Похоже, он уже уговорил не одну кружку пива. – Но хорошо, что та женщина, что участвовала с нами в викторине, оказалась не Джеммой Хаиш. Уж очень она была хороша!

– Это трагедия, Шон. Кем бы ни была убитая.

– Кто-то мне сказал, что твой приятель, детектив Харт, уже отговорил ее, когда эти молодчики спустили курки.

– Ты же знаешь, мне нельзя трепать лишнего. И я совсем не уверен, что детектив Харт – мой приятель.

Впрочем, он заслужил уважение Люка. Детектив вел переговоры с Джеммой Хаиш до самого конца. Люка подмывает рассказать Шону больше. Ему необходимо с кем-то поделиться, выговориться. Перед его глазами то и дело всплывает образ вытянутых рук детектива. Люк уже дал подробные свидетельские показания, и он обязательно воспользуется предложением пообщаться с психологом. Беседы с профессионалом помогли ему пережить кончину жены – воспринять ее как свершившийся факт. А в то, что он наблюдал сегодня, Люк до сих пор не может поверить.

– Что слышно о Тони? – спрашивает Шон.

– Полицейские задержали его до завтрашнего полудня, – отвечает Люк, радуясь тому, что приятель сменил тему разговора. – А предъявят они ему обвинение или нет, будет зависеть от того, что он скажет им на допросе. Ты знаешь Тони – как он «любит» копов. Если он справится с собой, то им придется его выпустить.

Люк теперь знает, что Тони держал у себя в доме, в мансарде, ту женщину (женщину, которая может оказаться его дочерью!). Это известно уже всей деревне. И уже ни для кого не секрет, что потом Тони скрывал ее от полиции в лесу. Об этом раструбил один из сельчан, который, выгуливая собаку, увидел, как полиция арестовала его возле бывшего укрытия для боеприпасов. В их округе ничто не остается незамеченным. И, к слову сказать, большинство людей полагают, что у загадочной женщины были все основания переживать за свою безопасность, учитывая пылкое рвение полицейских выследить Джемму Хаиш. Непонятно другое – почему Тони взялся ее защищать?

– Люди болтают, что его браку конец, – говорит Шон. И Люк склонен с этим согласиться после того последнего неловкого разговора с Тони в его доме. – Ты знал, что Лаура уезжала в Лондон? – продолжает Шон. – Наверняка они с Тони поссорились из-за Джеммы.

– Но она вернулась, чтобы с ним помириться.

Люку неприятно, что Лаура стала объектом досужих сплетен. Как и то, что Тони не горел желанием увидеться с ней. Люк пытается дозвониться до Лауры, узнать, может ли он чем-нибудь помочь.

– Ну, а свою старую любовь – Фрейю – ты больше не видел? – интересуется Шон.

– После нашего общения по скайпу – нет. А почему ты спрашиваешь?

– Да я тут подумал на досуге… – Шон вдруг становится необычайно серьезным. – Если бы я был усыновлен и пережил трудное время в жизни – этакий кризис национально-культурной идентичности, – то я бы, наверное, захотел вернуться к своим биологическим корням. Незнакомка страдала амнезией, не знала, кто она такая. Может быть, сработало ее подсознание, и оно-то и привело ее сюда.

– Но как она узнала, кто я? И где меня найти? – Люк благодарен приятелю за поддержку. А ведь еще совсем недавно Шона гораздо больше интересовали его собственные безумные теории о русских шпионах.

– Как-как… Ты же довольно легко вычислил Фрейю. С интернетом мир тесен. Возможно, она узнала, где живет ее отец. Но на этом не успокоилась. Ей просто нужно было оказаться здесь, в этой деревне, в надежде, что ты ее узнаешь.

– Я и узнал, – говорит Люк. «Куда это Шон клонит?»

– Ну да, – замолкает Шон, отпивая из кружки пиво. – С другой стороны, ее внезапное исчезновение из деревни – классический пример кремлевской операции по эксфильтрации агента.

– Господи, Шон! – морщится Люк, хотя он этого и ожидал. Шона не переделаешь.

– То, как она обольстила Тони, побудив парня вывезти ее из деревни, – это типичное поведение «ласточки»!

– Ласточки? – переспрашивает Люк. Он вовсе не хочет поощрить Шона к дальнейшим разглагольствованиям. Просто ему показалась занимательной эта мысль. Не о русском следе, а об обольщении как инструменте для достижения другой цели.

– Так у русских называется женщина-оперативник, которая использует свои чары для манипулирования врагом. А если бы так поступали мы с тобой, то нас бы называли «воронами». Думаю, пока мы тут болтаем с тобой за пивом, она уже за блинами докладывает о проделанной работе в Московском центре.

– Ну, какой враг из Тони…

– Не скажи, Люк. Тони – американец. Возвращение Холодной войны – помнишь?

Люк не успевает ответить – гудит его мобильник. Люк достает телефон – вдруг родители пытаются с ним связаться! И открывает мессенджер «Фейсбука».

«Люк, пожалуйста, позвони мне! Срочно!»

Это сообщение от Фрейи Лал.

71

Тони набирает номер старого мобильника Лауры и ждет под пристальными взглядами Стровер и Харта. Господи! До чего же он ненавидит копов!

– Положите телефон на стол и включите динамик, – велит Харт.

Тони делает, что ему велено. Он хочет выбраться из этой гадкой допросной как можно скорее. Но ему также хочется узнать, что сейчас «Джемма» делает в аэропорту Хитроу. Каких только эмоций он сегодня не пережил! И печаль, и радость… Печаль – когда узнал, что Джемму Хаиш застрелили спецназовцы на берегу канала. Радость – когда понял, что убита была другая женщина, а не та «Джемма», что появилась на пороге его дома несколько дней назад.

– Алло! – отвечает она на вызов.

Черт возьми! До чего же приятно снова слышать ее голос!

– Это Тони. Как у тебя дела?

– Нормально, – говорит «Джемма». – Я как раз собиралась тебе звонить.

Харт запретил ему говорить, что полиции известно ее местонахождение. Только Тони не понимает – почему? Либо копы не получили разрешение на отслеживание ее телефона. Либо они надеются разнюхать еще что-нибудь, задавая вопросы, ответы на которые им уже известны. Избитый трюк копов. Харт кивает ему.

– Ты сейчас где? – спрашивает Тони.

– В Хитроу. Извини, Тони, я была вынуждена бежать. Я боялась полиции.

Тони косится на Харта – тот прикладывает палец к губам. Тони – не ребенок, но на него это действует. Ведь он и вправду уже был готов сказать «Джемме», что копы слушают их разговор.

– Ты слышал, что случилось? – продолжает «Джемма».

– На канале? – Еще бы он не слышал! Он никогда не забудет того тошнотворного чувства, которое он испытал, когда прозвучали выстрелы.

– Несчастная женщина, – говорит «Джемма».

– Я думал, это ты, – Тони бросает еще один взгляд на прищурившегося Харта. Если он построит разговор с «Джеммой» правильно, она поможет ему выбраться отсюда без предъявления обвинения. – Теперь ты понимаешь, почему я пытался тебя защитить? – спрашивает Тони, все еще глядя на Харта.

– Понимаю, – замолкает «Джемма». Ну же, давай! Скажи еще хоть пару слов! Словно уловив его мысли, «Джемма» продолжает: – Спасибо тебе за все, что ты сделал. За то, что спрятал меня. За то, что вовремя вывез из деревни.

Хорошая девочка! Понятливая!

– Не знаю, что бы со мной было без тебя, – добавляет «Джемма».

Тони не в силах сдержать торжествующий взгляд: этого наверняка достаточно.

– А что ты делаешь в Хитроу? – спрашивает он.

– После того как ты оставил меня в укрытии для боеприпасов, я пошла на прогулку. Недалеко, вниз по аллее. И там меня осенило! Я вдруг вспомнила, кто я такая!

– Ты все вспомнила?

– Нет, только имя.

Тони прикрывает глаза, пытаясь скрыть свое облегчение. Он смирился с тем, что эта женщина – не Джемма Хаиш, вернувшаяся в дом своего детства. Но снести то, что ее амнезия прошла, ему было бы трудно. Очень трудно.

– Этого мне оказалось достаточно для того, чтобы я приехала в аэропорт и обратилась в бюро находок. Похоже, мою сумку им передали в тот же день, когда я ее потеряла.

– И из нее ничего не пропало?

– Нет, все в порядке. В сумке лежали и паспорт, и телефон, и мои банковские карточки, и даже немного наличных. Когда я назвала сотруднику компании свое имя, но не смогла предоставить никакого удостоверения личности, он вызвал своего начальника. Тот сличил меня с фотографией в паспорте и отдал сумку.

– Здорово, – Тони понимает, какого вопроса ждут от него присутствующие в комнате: – И какое же твое настоящее имя?

Пауза. Но не долгая.

– Мэдди. Меня зовут Мэдди.

– Значит, не Джемма.

– Не Джемма, – Мэдди снова выдерживает паузу. – Ты действительно думал, что я – Джемма Хаиш?

Тони хочется быть с ней честным, но здесь, в допросной, он себе этого позволить не может. Он ведь наплел копам совсем другую историю, и ему не нужно, чтобы они опять им заинтересовались.

– Нет, мне просто показалось, что тебе подходит имя Джемма. Ты выглядишь как Джемма, – повторяет Тони с коротким смешком.

– Тони, а ты сейчас один? – спрашивает Мэдди.

Если бы! Ее тон сейчас другой, более интимный. Почему она задала этот вопрос? Подозревает, что рядом с ним копы? Может, ей известно, что его арестовали? Или она имела в виду – нет ли с ним рядом Лауры? Тони обводит глазами комнату. Двое полицейских все так же внимательно наблюдают за ним. Руки Харта скрещены на его выпирающем брюхе.

– Я один, – говорит Тони, уже более тихим голосом. – А почему ты спрашиваешь?

– Я бы хотела увидеться с тобой снова.

– Я тоже! – К черту копов! Они не могут его остановить. Он теперь вне всяких подозрений. Никто, прослушав этот разговор, не поверит, что он удерживал ее против воли.

– Я перечитала свои записи, – продолжает Мэдди, – обо всем, что ты для меня сделал. О нашем ужине у тебя дома. И я еще помню, что было сегодня в том укрытии, в лесу.

– Я немного забежал вперед… Наверное… – Господи! Как же он ее тогда хотел! Возбуждаясь при одной этой мысли, Тони непроизвольно меняет свою позу в кресле. Он хочет снова увидеть эту женщину, насладиться ее беспамятством, дисбалансом в синаптических связях. Он хочет владеть ее разумом, ее воспоминаниями.

– А я поддалась нерешительности, – Мэдди опять замолкает на несколько секунд. – Ты знаешь, я просмотрела все номера телефонов в «Контактах» своего мобильника. И не могу вспомнить людей, которым они принадлежат. Ни одного человека…

Харт наклоняется вперед с листком бумаги в руке. Тони почти забыл, что детектив находится рядом! На листке корявым почерком написано: «Спросите у нее, нет ли там номеров ее родных – матери, отца, еще кого-либо».

– А у тебя в «Контактах» не забиты телефоны родных, – покорно повторяет Тони. – Матери, отца, еще кого-нибудь?

– Я перебрала все номера. И ничего… Я вспомнила свое имя, но так и не знаю – кто я такая, – похоже, Мэдди плачет.

Мэдди… Да! Ему нравится это имя; он не привередлив! Ему следовало бы посоветовать Мэдди позвонить по одному из номеров, которые она набирала недавно. Узнать, как зовут собеседника или собеседницу, объяснить им, что с ней случилось, рассказать про амнезию. Это было бы разумно. Но Тони ничего не говорит. Он ждет, что еще ему скажет Мэдди.

– Я тут подумала… Это, наверное, перебор… Но… ты бы не согласился полететь со мной вместе в Берлин? – спрашивает она.

– В Берлин??? – Тони не в силах скрыть своего удивления. Он быстро вскидывает глаза. Но копы, похоже, не менее его ошарашены таким предложением. Тем лучше!

– Помочь мне выяснить, кто я такая, наладить жизнь… – продолжает Мэдди. – Я думала, что прилетела тогда в Хитроу с рабочей конференции. Но теперь мне кажется, что я живу в Берлине. Я нашла в своей сумочке обратный билет на самолет.

Берлин? Ничего лучше Тони и придумать бы не мог! Но он все еще находится под арестом за препятствование осуществлению правосудия. Тони косится на Харта, но лицо детектива непроницаемо. Но ведь Мэдди сказала уже достаточно, чтобы с него сняли все обвинения?

– Я прошу слишком многого, извини, – спохватывается Мэдди. – В общем, я думаю, что живу в Берлине. И еще я нашла в сумочке связку ключей от дома.

– Нашего дома?

Мэдди смеется:

– Я до сих пор не понимаю, зачем я приехала в вашу деревню. И не помню, откуда взялся этот злополучный билет на поезд.

– Но ты же знала планировку нашего дома.

– Ой, я об этом забыла…

А Тони никогда не забудет. Тот прилив возбуждения, который накатил на него в первый день, когда она описывала их дом… То волнение от нараставшей убежденности в том, что она была Джеммой Хаиш.

– Я все-таки думаю, что ты в нем когда-то жила, – говорит Тони. Ему теперь на все наплевать! Ему нужно только одно – полететь с ней в Берлин.

А Мэдди продолжает искушать:

– Я буду совершенно дезориентирована по возвращении. Я была бы тебе очень признательна, если бы ты полетел со мной в Берлин, показал бы мне этот город…

Что она только что сказала? В трубке послышался какой-то шум – возможно, кто-то к ней подошел… Тони сглатывает, повторяя про себя ее слова: «…показал бы мне этот город». На что она намекает? На то, что он знает это место? Но он никогда и никому не рассказывал о Берлине. Никому, даже Лауре. Это его тайна. Город воспоминаний, запретных плодов. Прошло уже много времени с тех пор, как он там был. Слишком много. Тони закрывает глаза. Мэдди случайно обмолвилась о Берлине, или ей что-то известно? Он же тщательно следил за тем, чтобы не выдать своей осведомленности об этом городе, когда она сказала им с Лаурой, что прилетела из Берлина. Очень тщательно!

Харт протягивает Тони еще один листок: «Спросите, как ее фамилия».

Тони приходится перечитать каракули детектива дважды – так трудно ему сейчас сосредоточиться. Он слишком занят своими мыслями – о Берлине и словах, только что сказанных Мэдди.

– Мне нужно идти, – говорит вдруг она. – Позвони мне позже. Я сегодня переночую в гостинице около аэропорта.

Харт жестом поторапливает Тони, но уже слишком поздно. Связь прервана.

72

Я еще пару секунд смотрю на мобильник и только потом кладу его на тумбочку. Тони явно был не один. Такое ощущение, будто я говорила по громкой связи. Достаточно ли я сказала? Не переборщила ли? Выключив телевизор, я обвожу взглядом номер, в котором остановилась, – в гостинице рядом с терминалом № 5. А затем, присев на край постели, еще раз просчитываю наиболее вероятное развитие событий.

Полиция находит под кроватью в пабе мою расческу, проводит анализ ДНК и убеждается, что я – не Джемма Хаиш. (Учитывая то, что произошло потом на канале, я оставила ее поздновато.) В ходе операции по моему поиску полиция допрашивает Тони и устанавливает, что его жена Лаура после семейной ссоры уехала в Лондон. У копов зарождаются подозрения, они следят за ним, обнаруживают в лесу старое укрытие для боеприпасов, а в нем – мои вещи. Тони задерживают за препятствование расследованию.

Стоит ли мне позвонить в полицию и сообщить, что со мной все в порядке? Я могла бы даже здесь отыскать полицейский участок, предъявить копам свой паспорт и заверить их, что со мной ничего не случилось. Меньше всего мне нужно, чтобы Тони что-то инкриминировали. Полицейские проявляли интерес к моей персоне только потому, что считали меня Джеммой Хаиш. Теперь, когда она мертва, я их больше не должна заботить. И все-таки… все-таки идти в полицию – слишком большой риск.

Я снова беру мобильник, нахожу в Гугле телефонный номер деревенской больницы и набираю его.

– Могу ли я поговорить с доктором Паттерсон?

– А кто ее спрашивает?

– Скажите, что звонит Джемма, ее пациентка. Я была у нее сегодня утром на приеме, но потом мне пришлось срочно уйти.

Мой вызов ставится на удержание, а через несколько секунд на него отвечает доктор Паттерсон. Мне не по себе от того, что я снова вовлекаю ее в это дело, но другого варианта я не вижу.

– Джемма? – неуверенно произносит доктор Паттерсон.

– Извините меня за то, что я утром сбежала от вас, – говорю я.

– А где вы сейчас? – спрашивает она.

В моем воображении всплывает ее кабинет. При воспоминании о разных приборах и инструментах я невольно поеживаюсь. Мне было нелегко заставить себя туда пойти, но избежать этого было невозможно.

– Я в аэропорту Хитроу. Это долгая история… Чтобы вас не утомлять, скажу только, что мне вернули мою сумочку в Бюро находок. И теперь я знаю свое настоящее имя. Меня зовут Мэдди. Вот, собственно, и все, что я хотела вам сказать. И еще – поблагодарить вас. Завтра я улетаю в Германию.

– Вы чувствуете себя лучше? – спрашивает доктор Паттерсон, явно удивленная моей речью и поведением.

– Я знаю свое имя, а это уже кое-что. Для начала. И я думаю, что живу в Берлине. Правда, все остальное пока еще в тумане.

– Вам там смогут оказать помощь? – проявляет заботу Сьюзи. Хорошая женщина – эта доктор Паттерсон!

– Я сильно на это надеюсь.

– Вы общались с полицией? С инспектором Хартом?

– Пока еще нет, – отвечаю я. Но он слушал мою беседу с Тони. И доктор Паттерсон тоже передаст ему наш с ней разговор. – Я очень переживаю из-за этого инцидента у канала.

– Мы все переживаем, – голос Сьюзи вдруг начинает дрожать от эмоций.

– Спасибо вам еще раз – за все, что вы для меня сделали. Я перечитывала сегодня вечером свои записи.

– Не уверена, что я сделала для вас все, что могла, – доктор Паттерсон выдерживает паузу. – К слову сказать, я переменила свое мнение. И перестала считать вас Джеммой Хаиш. Но только после нашей встречи во второй день.

– Надеюсь, я не доставила вам лишних проблем. Как врачу.

На другом конце трубки раздается саркастический смешок.

– Вам не следовало убегать из больницы. Вас повсюду разыскивала полиция.

– Именно поэтому я и сбежала, – при этих словах в моей памяти снова всплывают косые взгляды пациентов в приемном отделении. – Я не хотела, чтобы меня по ошибке приняли за Джемму Хаиш. Несчастная женщина. Мне действительно невероятно жаль, что все так обернулось.

– Что ж, в таком случае позаботьтесь о себе сами, – тон Сьюзи становится холодным. Ясно, что она обижена.

Я уже готовлюсь закончить разговор – я сказала все, что было нужно сказать. Но прежде мне необходимо узнать еще одну вещь.

– Как Лаура? Нормально?

– Лаура? – переспрашивает доктор Паттерсон. – По правде говоря, до нормального состояния ей далеко. После всего, что произошло. Она сегодня ночевала у меня.

Я допустила ошибку. Не надо было спрашивать о Лауре.

– Передайте ей, что я искренне сожалею, – говорю я и, стиснув до боли губы, нажимаю отбой. Надеюсь, я сказала достаточно, чтобы уверить Сьюзи, что со мной все в порядке, что я в безопасности и не совсем бессердечная. Доктор Паттерсон обязательно свяжется с полицией и сообщит о моем звонке. А потом закроет мою больничную карту и переключится на других пациентов, которые больше меня нуждаются в помощи. Я и так уже потратила уйму ее драгоценного времени.

После событий уходящего дня я чувствую себя совершенно разбитой. Надо спуститься в гостиничный ресторан и что-нибудь поесть. И пораньше лечь спать. Но сначала еще раз посмотреть новости. О стрельбе на канале и по телевизору, и по радио трещат весь вечер.

Мой план – оставаться в гостинице до тех пор, пока Тони не сможет ко мне присоединиться. Надеюсь, он приедет уже завтра утром. И мы вместе полетим в Берлин.

Я молю бога об одном – чтобы Лаура когда-нибудь меня простила. За то, что я сделала, и за все, что еще произойдет.

73

– Смотрим дальше? – поворачивается на диване к Люку Майло.

– А может, тебе стоит повторить материал к экзаменам? – спрашивает Люк, тут же сожалея о своем вопросе.

– Ладно, – бросает Майло, уходя в свою спальню.

А все шло так хорошо! Не оставляя усилий наладить контакт с сыном, Люк смотрел с ним выпуски «Нашего края», любимого телешоу Майло, псевдодокументального обозрения о событиях в одном уилтширском селе, не шибко отличающемся от их деревни. Они хохотали во все горло, уплетая пиццу на коленях. А в перерывах между сериями вели более серьезный разговор, обсуждая стрельбу на канале. Майло узнал о трагедии из соцсетей, но не сразу сообразил, что отец был в самой гуще событий. И Люк поделился с ним подробностями. И вот теперь Майло снова взбрыкнул. Почему?

Перейдя на кухню, Люк моет их тарелки. Ему следовало получше присматривать за сыном, пока он был с Хлоей. Не допускать, чтобы между ними развилась отчужденность. Иногда отцовство сопрягается с неизбывным чувством вины. Особенно когда у ребенка остается только один родитель. Помыв тарелки и поднявшись наверх, Люк заглядывает в спальню сына. Майло сидит за своим письменным столом и явно что-то зубрит. До школьных экзаменов остается всего неделя.

– Мы еще завтра с тобой посмотрим, – говорит сыну Люк. Майло в ответ только коротко и криво усмехается. – «Маклоу присматривают за Маклоу», да? – добавляет Люк, цитируя бросившееся в глаза название серии.

Лучше было бы промолчать. Сын снова утыкается в учебник, мотая в сомнении головой.

Люк спускается вниз и в очередной раз набирает номер Фрейи в Индии. Наконец-то, связь есть! Было бы здорово, если бы Майло встретился со своей старшей сестрой. Хоть какое-то женское влияние на его жизнь.

– Люк? – спрашивает Фрейя.

– Да, это я. Как ты? У тебя что-то случилось? – Люк взглядывает на часы: в Пенджабе сейчас два часа ночи. Фрейя просила его позвонить в любое время. Ему приятно снова слышать ее голос. С ним к Люку возвращается некоторая уверенность.

– После нашего с тобой разговора я навела кое-какие справки, – начинает Фрейя. – Я пообщалась с тетей, которая всегда была моим союзником в семье. Она участвовала в удочерении, передавала нашу дочь и все такое, – Фрейя ненадолго замолкает, явно силясь сдержать эмоции. – Так вот, тетушка наказала той паре, удочерителям, связаться с ней, если возникнут проблемы или девочка, повзрослев, захочет увидеться со своей биологической матерью.

Теперь и Люк старается справиться со своими эмоциями, возбудившись от слов Фрейи «наша дочь» и сгорая от нетерпения выяснить, куда она клонит.

Он включает посудомоечную машину и, подойдя к окну, устремляет взгляд в темный сад.

– Оказывается, приемные родители позвонили тете еще десять лет назад – продолжает Фрейя. – И сказали, что девушка пропала. Исчезла. Они подумали, что она могла поехать в Индию – когда ей исполнилось восемнадцать, они рассказали ей все – и о ее происхождении, и обо всем остальном. И все это время тетя ничего мне не говорила о том звонке – не хотела меня расстраивать. И отважилась мне признаться только сейчас, когда я сообщила ей о твоем звонке.

– Она до сих пор числится пропавшей? – спрашивает Люк.

– Вроде бы. Но что значит – «пропавшей»? Она уже взрослая женщина – двадцать девять лет как-никак. И, как сказала в свое время полиция, вольна жить своей собственной жизнью, – Фрейя опять замолкает. Она явно храбрится, пытается убедить саму себя, что в исчезновении дочери ничего страшного нет. – Приемные родители сказали, что ничто не предвещало ее бегства, – добавляет совсем тихо Фрейя. – Девушка была послушной, домоседкой… в общем, им и в голову не приходило, что она может так запросто взять и убежать.

– А они не назвали ее имени? – спрашивает Люк уставившись в потолок.

– Нет, но тетушка сказала… – делает глубокий вдох Фрейя. – Когда она передавала этим людям нашу малышку, они спросили, можно ли назвать ее Фрейей. Но никто в нашей семье не знает, так они ее назвали или как-то по-другому.

«Наша малышка». Люк внезапно ощущает растерянность и подавленность. День выдался долгим и тяжелым.

– Спасибо, что рассказала мне, – говорит он.

– Не уверена, что тебе это как-то поможет. Я просто подумала, что тебе следует знать. Может, есть хоть слабая надежда, что женщина, приехавшая в вашу деревню, – наша дочь… Раз ты говоришь, что она так на меня похожа. Она все еще с тобой?

– Она исчезла.

Люк колеблется, снова разглядывая потолок и думая о Майло, а затем добавляет:

– Как наша дочь.

74

– У нас хорошие и плохие новости, – объявляет Сайлас, направляясь вместе со Стровер после совещания в рабочий зал. – Хорошие новости: шеф страшно доволен, что мы освободили Тони Мастерса.

В этот момент детектив замечает, что двое полицейских откровенно пялятся на его спутницу и награждает их взглядом, обычно предназначающимся для убийц.

– А плохие новости в том… – делает он паузу, усаживаясь за свободный стол.

– …что вы этим не довольны, – договаривает за него Стровер. Похоже, она узнает его все лучше и лучше. И даже начала называть его «боссом».

– Верно, – подтверждает Сайлас. – Совсем недоволен.

Инспектор надеется, что девушка ничего не запланировала на вечер. Похоже, им опять суждено задержаться на работе. О собственном свидании со Сьюзи Паттерсон ему тоже придется забыть. Вот ведь непруха! Ладно, он обрадует Сьюзи позже. Та уже сама позвонила ему сегодня – рассказать о звонке от Мэдди в Хитроу. Ее тон был примиренческим и, поддавшись сиюминутному порыву, Сайлас допустил ошибку, предложив ей где-нибудь поужинать. Хорошо хоть, столик в ресторане не зарезервировал – он давно зарекся делать это заранее.

– Я хочу, чтобы вы узнали о Тони все, что можно, – говорит Стровер инспектор, открывая свой ноутбук. Несмотря на то, что он услышал от шефа, Сайлас не позволит Тони так легко отделаться.

После повторного прослушивания записи телефонного разговора Тони с Мэдди в Хитроу, у Сайласа не оставалось иного выбора, как отпустить его без предъявления обвинения. Если Тони предупредил Мэдди заранее, то по ней «Оскар» плачет. Ее последующий звонок Сьюзи Паттерсон, казалось бы, подтверждал правильность его решения. По словам Сьюзи, голос Мэдди звучал уже бодрее и оптимистичней – ведь она узнала свое настоящее имя. Вряд ли она содержанка. Но Тони лжет. И Сайлас в этом уверен.

Детектив уже «считывает» американца, улавливает его покерные теллсы, понимает его паузы. И больше всего Сайласа беспокоит то, что Тони не желает сознаться в том, что знал, что Джемма Хаиш в детстве жила в его доме. Лаура Мастерс уже позвонила детективу и рассказала, что нашла имя Хаиш в списке предыдущих владельцев. Почему Тони упорствует? Почему не признает, что ему это было известно? Лаура также обнаружила связку газетных вырезок на тему амнезии и среди них – статьи о Джемме Хаиш. И, похоже, Тони любит делать фотографии каждый день. Стровер уже изучает его посты в Инстаграме.

– Нам нужно собрать побольше информации и по Мэдди, – говорит Сайлас. – Хорошо было бы выяснить ее фамилию.

– Пока вы были на совещании, я получила из службы пограничного контроля Хитроу список отсканированных паспортов.

– Чертовски вовремя! – Сайлас нагибается над столом, а Стровер поворачивает к нему свой ноутбук, чтобы он видел экран.

– Мы сравнили его со списками пассажиров со всех рейсов, прилетевших в тот день из Берлина, – говорит девушка.

– И..?

– Из Берлина прилетели только две женщины с именем Мэдди. Включая ту, что похожа на нашу незнакомку, – Стровер высвечивает отсканированную страницу паспорта.

– Мэдди Терло, – читает с экрана Сайлас.

– Я по-быстрому проверила ее, – продолжает Стровер. Сайласу начинают нравиться эти слова. Они означают, что Стровер закусила удила и просмотрела все доступные цифровые источники и социальные сети, осваивать которые Сайласу уже слишком поздно. – Это дочь известного ирландского писателя, автора многочисленных книг о путешествиях, Джеймса Терло, – добавляет Стровер.

– А, я его знаю, – бормочет детектив. – Он вел в девяностые свое телешоу, – Сайлас смотрел его с отцом, который мечтал путешествовать, но за нехваткой средств никогда не мог себе этого позволить.

– Я не застала это время, босс, – хмыкает Стровер.

– Надеюсь, ты не намекаешь на то, что я для тебя слишком стар?

Проигнорировав его сомнительную шутку, Стровер начинает зачитывать текст с экрана своего компьютера:

– Согласно Wiki, Терло упился до смерти десять лет тому назад, после развода с матерью Мэдди, индианкой по происхождению. Когда их брак распался, она отказалась от британского гражданства и вернулась жить в Индию.

– А Мэдди?

– Похоже, она «монашка». Она не зарегистрирована ни в одной сети.

– Или просто не хочет тратить свою жизнь на эту ерунду, – Сайлас принципиально не желает овладевать интернетом, ни для личного пользования, ни для профессиональной выгоды – к великому разочарованию коммуникационной и аудиторской группы. Хотя некоторые его коллеги проводят больше времени в «Твиттере», чем за исполнением своих прямых служебных обязанностей.

– Единственное, что мне удалось найти, это – тревел-блог десятилетней давности, – говорит Стровер. – В нем ничего интересного нет, за исключением названия.

– А что за название?

– Берлин, – Стровер делает паузу и как бы невзначай добавляет. – Она прилетела в этот город на прошлой неделе рейсом компании «Эмирейтс» из Кохина.

– Кочина.

Стровер вскидывает на Сайласа глаза.

– Кохин сейчас называется Кочин, – говорит детектив. Ему однажды довелось побывать в Керале и пожить там в плавучем доме. Жизнь и работа в Суиндоне имеют один большой плюс – они вызывают у человека тягу к путешествиям, желание убраться от этого города как можно дальше. – Точно так же, как Мадрас теперь зовется Ченнаи.

– В моей местной забегаловке его до сих пор называют «куриным мадрасом», – бормочет Стровер, не поднимая глаз. – Мэдди путешествовала по индийскому паспорту с визами. Так что, скорее всего, живет она в Индии. Я справилась в Паспортном отделе – она отказалась от британского гражданства девять лет назад, через год после матери, и тоже стала гражданкой Индии.

– Значит, она не живет в Берлине, – хмыкает Сайлас. «Она ведь сказала Тони и Сьюзи, что думает, будто живет в этом городе». – Похоже, мы знаем о ней больше, чем она о себе.

– Хотелось бы то же самое сказать и о Тони.

Поиски данных по Тони в Компьютерной системе Национальной полиции не дали никаких результатов. За ним не числится ни одной судимости. Он никогда не был объектом полицейских расследований. И, выходит, никогда не нарушал закон. Если не считать трех штрафов за превышение скорости.

– Но одна зацепка все же есть, – говорит Стровер. – Я побеседовала с одним специалистом по цифровой криминалистике. Так вот: при обыске в доме Тони у него в ноутбуке обнаружились скрытые файлы.

– Твой криминалист их открыл? – интересуется Сайлас, внутренне морщась: «Наверняка какая-нибудь вегетарианская шняга. Глюки от белых грибов».

– У нее не было на это времени. Но она сделала копию жесткого диска, – Стровер делает в обоих предложениях акцент на слове «она» и бросает на босса взгляд, который тот, естественно, игнорирует. Он вовсе не против того, чтобы женщины выполняли работу, которую когда-то делали только мужчины. Просто он к этому не привык.

– После того, как с Тони были сняты все обвинения, – продолжает Стровер, – она должна была удалить эту копию.

– Но она этого не сделала? – поднимает брови Сайлас.

– Пока еще нет. Но пообещала своему начальству изучать копию в свободное от работы время. Файлы скрыты очень искусно.

– Дайте мне знать, если она что-нибудь найдет, – просит Сайлас, явно приятно впечатленный. Как быстро учится всему Стровер! Небольшое отступление от правил еще никому не вредило. – А у Тони есть британское гражданство?

– Он принял двойное гражданство год назад, когда женился на Лауре. И не жил в Америке уже двадцать лет.

– А где же он проживал до встречи с Лаурой? – уточняет Сайлас, просматривая сканы старых газетных статей, найденных Лаурой в мансарде. Они все старее их брака.

– Надо полагать – в Европе. Фотографировал ди-джеев во Франции, Германии, Италии. Я нашла кэш его старого сайта – без контактного адреса.

Мобильник Стровер начинает вибрировать. Они оба слышат звонок, но девушка не отвечает на него.

– Ответьте, – говорит ей Сайлас. И наблюдает за тем, как Стровер прикладывает телефон к уху, смущенная тем, что должна разговаривать в присутствии босса.

– Спасибо, – говорит она через несколько секунд. А потом нажимает «Отбой» и поворачивается к Сайласу: – В компьютере Тони нашлось кое-что интересное.

75

– Ты где? – спрашиваю я. Тони позвонил мне на старый «кирпич» Лауры.

– В Суиндоне, – отвечает Тони. – Копы выпустили меня, не предъявив обвинений.

– Здорово! – восклицаю я, убавляя звук телевизора в своем гостиничном номере. Там опять крутят новости о стрельбе.

– Я купил билет на самолет в одиннадцать. Ты можешь поменять свой билет?

– Попробую.

В трубке слышится автомобильный гул.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Тони. Вопрос с подвохом.

– Я думала, что начала понемногу все вспоминать… – запинаюсь я, не в силах удержаться от игры с ним и его ожиданиями.

– Но..?

– Я так ничего больше и не вспомнила, кроме своего имени.

В трубке раздается вздох облегчения. Или мне только так кажется?

– Не пиши сегодня вечером никаких заметок, – наставляет меня Тони. – Только оставь себе записку на утро – о том, что летишь в Берлин, потому что думаешь, что живешь там. Что в данный момент ты страдаешь от амнезии, и я хочу тебе помочь во всем разобраться.

– И больше ничего не писать?

– Нет, только это.

Я замолкаю, размышляя, стоит ли ему возражать, и рассматривая фотографию Джеммы Хаиш на экране телевизора.

– Нам важно верно оценить степень твоей амнезии, – поясняет Тони. – Посмотреть, сможешь ли ты вспомнить что-нибудь еще, кроме имени.

Вполне понятная проверка. Но она может все усложнить.

– Мои записи… они действительно важны для меня, – начинаю я. – Сомневаюсь, что я смогу без них…

– Я знаю, – перебивает меня Тони. – Будет нелегко. Но доверься мне в этом деле.

Я выключаю телевизор. Тони тоже придется мне довериться.

76

Люк заглядывает к родителям, но не собирается болтать с ними слишком долго. Ему уже пятьдесят с хвостиком, но он ощущает себя подростком, задержавшимся на вечеринке, когда возвращается из паба и застает их бодрствующими.

– Майло не спит, – кивает на потолок отец. Сверху доносится жуткая музыка – приглушенная, но непрекращающаяся.

– Почему вы не потребовали, чтобы он ее выключил? – спрашивает Люк.

– Мы сделали проще: включили телевизор, – отвечает его мать.

Люк косится на экран. Родители смотрят документальный фильм о «Летучем шотландце». Люк уверен, что они его уже смотрели и не раз.

Поднявшись наверх, Люк замирает у спальни Майло, вслушиваясь в музыку. Он уже давно признал, что сын может играть и слушать любую музыку. Только Майло еще этого не знает. Люк достает мобильник, открывает приложение «Шазам» и подносит телефон к двери сына. Через несколько секунд на экране мобильника высвечивается и трек, и имя исполнителя. Люк стучит в дверь и заходит. Майло в наушниках у своего цифрового микшера пританцовывает спиной к отцу. Люк выключает и включает свет, чтобы сообщить ему о своем приходе.

– Привет, па! – поворачивается к нему Майло, отрывая от одного уха наушник.

– Хорошая композиция, – говорит Люк и, выдержав секундную паузу, добавляет: – Tru Dancing определенно удалась О’Флинну.

Глаза Майло застывают на Люке.

– Наш человек! – выдает он, с притворным одобрением похлопывая его по плечу. А потом убавляет музыку. – Я тут наслушался про эту стрельбу на канале… – Майло приправляет признание смачным ругательством.

– Да уж, поганая история, – подтверждает Люк, чувствуя, что к глазам подступают слезы.

– Па, ты в порядке?

– Более-менее, – Люк кивает на микшер. – Не делай громче, ладно? Предки прямо под тобой.

– Им нравится, – фыркает Майло, снимая наушники. – Я тут намедни видел, как они приплясывали под Джейди.

Люк наблюдает за сыном: он так легко, безо всяких усилий движется в такт музыке – совсем как когда-то его жена.

– Твоя мама любила танцевать, – бормочет Люк. Он пытается говорить о ней с сыном как можно чаще, чтобы сохранить о ней память. Хотя и понимает, что Майло многого не помнит.

– Наверное, она унаследовала эту любовь от своих родителей, – говорит Майло.