Белые вороны

Они еще раз пересеклись, так сказать, географически, наши с Ларионовой жизненные дороги: последние семь лет она проживала в Банном переулке, в доме, расположенном в сотне метров от того, давным-давно снесенного, где прошли мои школьные годы и юность.

Я договорилась о встрече со Светланой Аркадьевной Павловой. Это благодаря ей состоялся переезд Ларионовой из Марьиной Рощи сюда, в дом № 7, в котором жила сама Павлова.

От метро «Проспект Мира» решила пройти пешком. Уж не помню, когда я последний раз ходила по родной улице. Стоял март, теплый, солнечный. Откуда-то тянуло арбузной свежестью. Настроение было весеннее.

Шла не спеша, заглядывала во дворы домов, в которых когда-то жили мои подруги, рассматривала фасады старых зданий – и мало что узнавала. Не я – улица впала в беспамятство!

Первые этажи буквально «засижены» какими-то пестрыми зазывными вывесками, немытые окна зарешечены, вместо красивых парадных дверей – безликие металлические. Дворы грязные, всюду валяются ржавые железки, обрывки проводов, черные деревяшки. А мы зимой заливали там каток, летом играли в волейбол и лапту, весной сажали деревья.

То там, то тут беспорядочно втиснуты кое-где выпирающие из ряда домов серо-голубые новоделы с модными ныне башенками, как «джинсовые зубы» из старого анекдота.

А когда-то, хоть и называлась улица 1-й Мещанской, это был настоящий проспект – просторный, прямой, с широкими тротуарами. Рано утром его бороздили поливальные машины, в мощных струях воды хрустально переливалось солнце.

Вечерами мы, старшеклассники, гуляли по нашему «Броду» (Бродвею то есть). Не бесцельно, нет: мы ходили на Колхозную площадь (ныне Сухаревская) смотреть на больших часах время.

А поскольку, пока возвращались оттуда, время, естественно, не стояло на месте, мы отправлялись обратно.

Теперь я шла маршрутом юности, и в голове крутились строки Геннадия Шпаликова: «По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места…». Повернула в Банный переулок, подошла ко второму корпусу дома № 7 – и на сердце потеплело: у входа – мемориальная доска, на которой написано, что здесь с 1993 по 2000 год жила народная артистка России Алла Дмитриевна Ларионова. На полочке – цветы, как живые ростки ее памяти. Я будто иду к ней в гости. Звоню в дверь. Мне открывает Светлана Аркадьевна.

История, как бы заранее мне известная. Познакомилась по молодости тогда просто Светлана с Рыбниковыми на съемках телефильма «Длинный день Кольки Павлюкова» в 1967 году. Работавшая на телевидении еще с той поры, когда студия находилась на Шаболовке, общавшаяся со многими знаменитыми актерами, режиссерами, кинодокументалистами, Павлова враз и навсегда сдружилась именно с Рыбниковыми.

– Я бы не стала дружить с Рыбниковыми, будь они другие, – говорит Светлана Аркадьевна. – Все, буквально все, познакомившись с ними, подпадали под их обаяние. При всей их известности, они были добрые, не чванливые, сердечные люди. С другими дружу, но не так.





Алла Ларионова и Николай Рыбников у себя дома



Она считает, что ей очень повезло на таких друзей. А я, слушая ее рассказ о годах, прожитых с ними рядом, убеждаюсь, что Алле и Николаю вместе и каждому из них в отдельности тоже выпала редкая удача – иметь такого друга.

Красивая, живая, деятельная, прошедшая путь от помощника режиссера до директора картины, организатора сложного процесса производства фильма, она и дружбу понимала соответственно своему характеру и делу жизни. «Друг – это действие», – говорила Марина Цветаева…

Съемки телефильма проходили на Азовском море и в Ялте. Режиссер К. Бромберг на одну из ролей взял Николая Рыбникова. Он попросил пригласить Аллу. Режиссер не возражал – роль для нее была. Ей разрешили привезти детей – Алену, которая тогда перешла в четвертый класс, и Аришу, она должна была пойти в школу осенью. В те времена на съемки можно было приезжать с семьей, условия позволяли. Для Рыбниковых сняли дом на берегу моря.

– С ними было и работать, и отдыхать хорошо, – рассказывает Светлана Аркадьевна. – Никаких хлопот не доставляли, никогда не опаздывали. На них можно было положиться. В Москве, бывало, договоримся куда-нибудь ехать, досылаем машину. Они уже стоят у подъезда. А если машина вдруг задерживается – никаких скандалов. Их покладистость меня иногда выводила из себя. Вот пример. Лифт в их доме в Марьиной Роще отключался в 12 ночи. Вешался амбарный замок, и они топали пешком на свой восьмой этаж, иногда и с кинороликами после выступлений, усталые. Однажды я, выйдя от Аллы, спустилась на лифте вниз, а выйти не могла и подняться наверх тоже. Хорошо, что откуда-то вернулся Николай, и через какое-то время меня вызволили из ловушки. Тут уж я их настропалила, написали они куда следует, и лифт таки перестали отключать. Не подтолкни их, не уверена, что им пришло бы в голову чего-то требовать в личных интересах. Аккуратисты невозможные! Все счета, квитанции оплатят в срок, без малейших возражений. Это я еще могу по своей натуре сказать, что нельзя так верить любой бумажке, с вас лишнее берут, а вам будто так и надо. Да ладно, машут рукой. Рыбников законопослушный до смешного. Кто-то, может, не поверит. Этой чертой он напоминал мне (и вообще напоминал) Папанова. Один и тот же человеческий типаж. Однажды на съемках в Сухуми я зашла к Анатолию Дмитриевичу в номер гостиницы «Абхазия», и он стал варить кофе. В этот момент в дверь постучали.

Наш всенародно любимый актер растерялся, как мальчишка, в испуге забегал с кипятильником: ведь нельзя!

…Сколько светлых воспоминаний у Светланы Аркадьевны связано с Аллой и Николаем, сколько забавных историй! Не очень забавных – тоже, но первых гораздо больше.

Она была свидетельницей сцены ревности, которую устроил Николай в ее квартире.

То, что Рыбников вспыльчив, было известно всем. А то, что он не любил ходить в гости, на всякие, как теперь их называют, тусовки, в разные компании, мало кто знает.

Павлова пригласила Аллу с Николаем на день рождения своего мужа. Алла приехала одна, сказала, что Коли не будет. Застолье было шумное, веселое. Среди гостей был один молодой человек, давно, как оказалось, влюбленный в Ларионову – безнадежно, на расстоянии, подобно Желткову из купринского «Гранатового браслета». Когда Алла вышла покурить в соседнюю комнату, она всегда много курила, он последовал за ней, сел у ее ног и стал читать наизусть реплики из ее киноролей, начиная с Любавы. И тут на пороге возник Рыбников! Нокаутировал вскочившего при его появлении бедного влюбленного, повернулся и ушел, хлопнув дверью. Повисла пауза.

Все сочувствовали ни в чем не повинному парню. Но и Колю можно было понять. А потом взоры всех обратились на одного из гостей, мужчину, и это многим было известно, по-настоящему увлеченному Аллой. Кто-то с намеком произнес: «Эх, не тому влетело!».

Напряжение было снято.

– Коля звал меня «радость моя», только так, – продолжает Светлана Аркадьевна. – У него такие интонации мягкие в голосе, приглушенные, абсолютно естественные. Об этом и по кинофильмам можно судить. Не зря женщины по нему с ума сходили. Алла, иногда мне казалось, недостаточно его ценила. Он же был к ней беспредельно великодушен, все заранее прощал. Я наблюдала, наблюдала и однажды сказала ему: «Хватит от Алки терпеть! Мой тебе женский совет: не поночуй хотя бы ночку дома. Пусть попереживает, ей же на пользу». Мы вошли в сговор, и я устроила ему эту «неночевку». Она тут же позвонила, видимо, плохо спала: «Коля ночевать не пришел! Ты не знаешь, у кого он может быть?». Я, конечно, не знала. А Коля тоже, видимо, плохо спал, явился утром, выдал «явку» и вообще все честно рассказал. Оставалось только всем нам посмеяться над этой историей.

А однажды, тогда у них в квартире шел ремонт, и все они были на взводе, случилась ссора. Он собрал чемодан и твердо сказал: «Все! Ухожу!». И ушел. В гостиницу «Северная». В те времена имеющих московскую прописку в столичных гостиницах не селили, но ради него это правило, конечно, было обойдено.

В тот же вечер он позвонил домой, а наутро вернулся.

И никаких выяснений, продолжали жить как ни в чем не бывало.

…Я слушала Светлану Павлову и думала: все-таки это лучше, правильнее, когда о таких хороших людях, «белых воронах», рассказывает и пишет кто-то другой, а не они сами. Не представляю, чтобы Ларионова, к примеру, написала: «Со мной было хорошо работать, дружить. В меня влюблялись все мужчины… Мы с Колей не умели копить ни обид, ни денег…».

К слову о накопительстве. В свое время Рыбников и Ларионова хорошо зарабатывали. Заветной кубышки, однако, не имели, деньги тратили на нормальную жизнь: на квартиру, машину, отдых, на, говоря словами Экзюпери, роскошь человеческого общения, немалые суммы давали в долг – не жались, в общем. Собственной дачи, правда, не заимели, да они и не стремились к этому.

Когда сегодня на страницах еженедельника «7 дней» и других глянцевых журналов я вижу дворцы-крепости, с престижными бобиками на английском газоне, охраняемые, как золотохранилище; позирующих перед камерой в интерьерах безлико-белых, как в кабинете зубного врача, современных кинозвезд, несравнимо менее известных, чем герои этой книги, мне хочется крикнуть: «Где вы, люди?».

Палаты каменные вижу, а человека не вижу. Помпезное гипсовое великолепие вижу, а вкуса… Впрочем, стоит ли его искать, если это вкус дорогого модного дизайнера? Умение вертеться – вижу. Что же касается таланта, то кому его недоставало, чтобы сыграть проститутку или подружку «нового русского», красиво держать бокал в руке с прямоугольными ногтями (впрочем, ныне в моду вроде опять вошли овальные), немного повизжать, когда ее насилуют, целиться из пистолета, держа его двумя руками и расставив полусогнутые ноги… Здесь никаких актерских подвигов не требуется, профессионализма, вхождения в образ…

– Вот смотрите, – говорит, как бы угадав мои мысли, Светлана Аркадьевна, – кого до сих пор приглашают на серьезные мероприятия, связанные с кино? Клару Лучко, Ларису Лужину, Людмилу Гурченко, Нонну Мордюкову, Надежду Румянцеву. Была бы жива Алла, приглашали бы ее. Каждая из этих актрис – индивидуальность. А новых, которых много, с фигурами моделей почему-то не приглашают, их почти никто не знает, они мало кому интересны, не впечатляют. Но я не о них.

Все, кого я назвала, были большими друзьями Рыбниковых. Конечно, не только они. Когда дочери кончали школу, Алла и Николай устроили там концерт, прямо как во Дворце съездов, шутила Алла, – кто из друзей мог, все в нем участвовали.

На Аллу и Николая, на то, как они относятся друг к другу, приятно было смотреть. Да, это была большая любовь, но они не выставляли ее напоказ. Не было прилюдного объяснения в чувствах, сюсюканья, целования ручек, преданного заглядывания в глаза. Алла не требовала постоянных доказательств его любви к ней, не хвасталась перед другими, как иные глупые жены, мол, смотрите, как он меня любит, чего только он ни готов ради меня сделать!

Вот живем мы в Доме актеров в Сочи или в Пицунде, так, наверное, у многих складывалось впечатление, что Николай с Аллой в размолвке. На пляж приходили в разное время. Мы с Аллой вместе и в море и на берегу. А Коля обычно отдельно, знай книги читает – любимое занятие, помимо шахмат. В столовой долго не засиживался, опять-таки в отличие от нас. Некоторые даже обижались на него. Нонна Мордюкова спрашивала у Аллы, почему это Коля с ней, Нонной, не разговаривает? А она отвечала, что тоже могла бы предъявить ему подобные претензии. Что он вообще неразговорчивый, любит быть один, особенно на отдыхе. Коля мог, к примеру, не занять ей лежак или проявить какое-то невнимание. В другой семье непременно это стало бы поводом для скандала. У них – нет. При всей своей избалованности Алла на такие вещи не реагировала. Николай мог и серьезное замечание сделать своей Лапусе, не при посторонних, конечно.





Нонна Мордюкова (на снимке третья справа) на дружеской пирушке с коллегами-актерами.

Крайняя слева – актриса Алла Ларионова, с гитарой – Николай Рыбников



Больше всего на свете он боялся огорчить ее, старался, чтобы у нее было как можно меньше переживаний из-за него, ограждал ее от разных неприятностей.

Запускали мы в производство фильм «Дни хирурга Мишкина». Хотели взять на главную роль Рыбникова. Но он раза два явился на съемки «не в форме», и режиссер не захотел рисковать, пригласил Олега Ефремова. С Николаем явно что-то происходило, он не мог с собой справиться. «Ты только Алке ничего не говори», – попросил он меня.

Жили мы как-то с Аллой под Тверью. Я работала на картине «И снова Анискин», а она гостила у меня. Быть долго в разлуке с ней Коля не мог, и в первые же свободные дни решил нас навестить. Поехал на машине, тогда у них был «Москвич». Неподалеку от Твери произошла авария, машина перевернулась, и Коля, как выяснилось, сломал четыре ребра. К нам был послан человек, который рассказал о случившемся сначала мне, чтобы я как можно мягче сообщила обо всем Алле. Конечно, она очень встревожилась. Но Коля поспешил приехать сам, хотел показать, что с ним все в порядке. Какое «в порядке»! Ведь это такая боль! Он же собирался и сам машину доставить в Москву, вместо того чтобы побыть в больнице. Тут он и меня жалел: знал, что Жаров, игравший Анискина, с воспалением легких лежит в больнице, и у меня с ним хлопот по макушку.

Николай и к друзьям относился любовно. Был внимателен, замечал их настроение. Помогал, но в основном, так сказать, в коммунальных проблемах. А в делах, связанных с кино, где у него было имя, авторитет, – не мог: ни слов, ни тона для произнесения просьбы не находил. У иных актеров, менее известных и даже вовсе не известных, что-то где-то было «схвачено», контакты налажены, в знакомых – сплошь «нужные люди». Рыбников своим авторитетом не козырял, блатом пользоваться не умел. Даже ради других. Ради себя – тем более. Алла такая же была.

Последний раз я видела Николая незадолго до его смерти – мы случайно встретились в гостинице. Я работала тогда с делегацией американских кинематографистов. Вышла из лифта и вдруг услышала: «Здравствуй, радость моя!».

Коля сказал, что будет сниматься вроде в советско-американском фильме и был здесь как раз по этому поводу…

…К воспоминаниям Светланы Аркадьевны Павловой я еще вернусь, а пока ставлю точку.

После звездной поры

Рыбников и Ларионова продолжали сниматься в кино, но с годами менялся характер их ролей. Это было вполне естественное явление, но это не значит, что безболезненное. Особенно для Ларионовой с ее амплуа героини. Здесь многое зависело от того, как она сама переживет эту ситуацию.

Теперь, оглядываясь назад, можно сказать, что пережила она ее достойно.

Безгранично любимая мужем, окруженная поклонением, познавшая славу, она не позволяла себе почивать на лаврах. Ее щедро одарила природа, но в большой степени она сделала себя сама. Она не старалась мыслимыми и немыслимыми усилиями сохранить молодость, стремилась играть роли, соответствующие ее возрасту. Но всегда следила за собой, не позволяла себе распускаться, мол, и так сойдет, и такую будут любить.

Склонная к полноте, постоянно сидела на диете. Жизнь, ты знаешь, что это такое! Особенно при возможностях нашей страны, а не, к примеру, Франции. И добилась своего: была изящной и элегантной. Ее подруги худели по «диете Ларионовой».

Не удержусь, чтобы не привести ее здесь. Может, кому-нибудь она пригодится.

1-й – 3-й день. Промытый рис отварить без соли, обдать кипятком и подержать на пару. Есть в любом количестве и запивать натуральным яблочным соком.

4-й – 6-й день. Вареная нежирная курица, без кожи, без соли. Есть сколько хочешь, запивать чаем или кофе без сахара.

7-й – 9-й день. Творог, молоко или кефир.

10-й – 12-й день. Сыр и фрукты.

Ларионова не причисляла себя к храброму десятку, но машину водила лихо. Тем не менее, с ней не боялись ездить. Однажды, говорят, она везла на своей машине четырех лауреатов Ленинской премии: Бондарчука, Чухрая, Ежова и еще кого-то. Но это так, к слову. Тщеславием не грешила, в этом плане ей нечего было в себе исправлять. Никогда не хвасталась, хотя было чем, и не жаловалась, хотя было на что.

Человек искренний и открытый, научилась сдерживать себя. Без этого в актерской, как и в любой творческой среде, не проживешь. Здесь люди зачастую познаются в радости, а не в беде. Беде не завидуют, а счастье, успех рождают зависть и злобу.

Да, она всю жизнь лепила себя, но в ней не было ничего от расплодившихся, особенно в последнее десятилетие, «сделавших себя» женщин: ни их самоуверенности, ни бестрепетности перед всем и всеми, ни презрения к «несумевшим», «недостигшим», короче – к неудачникам.

Одна актриса сказала: актерский характер имеет «локти». В характере Ларионовой, и актерском, и человеческом, «локтей» не было, и вообще никакой «сволочинки». Она не стремилась выбиваться из ряда, затмевать других, быть постоянно на виду. Ее победы были победами только над собой.

Вполне возможно, что из-за такой линии поведения она потеряла какие-то роли. Но то нам знать не дано.

Однажды, еще в начале своей кинокарьеры, Ларионова полушутливо подосадовала:

– Как жаль, что я не вышла замуж за кинорежиссера! Все приходится делать самой.

Какое счастье, скажу, что она не была женой режиссера!

Счастье для самой актрисы, потому что если ее выбирают на роль, то исходя из ее актерских данных, а не семейного положения, что честно и справедливо. Счастье для зрителя, потому что, если режиссер ищет актрису, а не берет одну-единственную, которая у него всегда под рукой, значит, есть возможность открытий, появления на экране нового лица. А новизна привлекает.

– С режиссерами у меня были абсолютно честные отношения, – говорила Ларионова в одном из интервью. – Это очень важно. На моих глазах многое происходило. Режиссеры снимали своих бездарных жен, любовниц. Мне повезло. Судьба дарила встречи с порядочными людьми.

«Повезло» – и вдруг, пусть шутливое, сожаление о том, что она не жена режиссера. Значит, как выражаются ныне, ее достали…

Муж-режиссер и жена-актриса, которую он снимает в своих фильмах (ограничусь, естественно, отечественным кинематографом), – здесь есть повод для размышлений, особенно в книге о киноактерах.

Подобный брачный союз отнюдь не «вещь в себе» и не всегда приносит пользу делу. Выходя за рамки частной жизни, этот творческий тандем, бывает, впрямую ущемляет интересы актрисы-«не жены» и – косвенно – зрителя.

Справедливости ради надо сказать, что известные режиссеры женятся, как правило, на актрисах талантливых.

И все же…

Григорий Александров всю жизнь снимал Любовь Орлову, свою жену. Несомненно, она звезда первой величины – красивая, яркая, пластичная, музыкальная. Невозможно представить какую-нибудь другую актрису в главной роли в фильмах «Веселые ребята», «Цирк», «Волга-Волга», «Светлый путь», «Весна».





Алла Ларионова и Николай Рыбников. 1970-е гг.



Кинокарьеру Орлова начала не так уж рано – в тридцать лет. Шли годы, десятилетия, а муж продолжал снимать свою жену, и главное – исключительно в ролях молодых женщин. Фаина Раневская, дружившая с прославленной четой, однажды возмутилась: «Мы с Любой почти ровесницы, а Гриша предложил мне играть ее бабушку!».

Амплуа героини имеет возрастной предел, и актрисе надо иметь мужество смириться с тем, что настанет момент, когда она должна будет распрощаться с этим амплуа и перейти на характерные роли, на роли пожилых женщин – жен, матерей, быть может, даже старух.

Орлова же больше всего на свете страшилась старости. Она не хотела замечать того, чего не могли уже не замечать окружающие, те же зрители, к примеру, и продолжала играть молодых женщин в фильмах, поставленных Александровым. Другой режиссер вряд ли пошел бы на это, имея выбор.

В результате вышедший на экраны в 1960 году фильм «Русский сувенир», несмотря на участие в нем, помимо Орловой, Кадочникова, Гарина, Попова, Быстрицкой, успеха у зрителя не имел, был раскритикован в печати, короче, провалился. И дело не в том, как где-то писали, что после смерти Сталина можно уже было ругать его любимцев, а в несоответствии, что бросалось в глаза, возраста актрисы возрасту героини, которую она играла.

Более поздний фильм Григория Александрова «Скворец и Лира», где семидесятилетняя жена режиссера опять же играла молодую женщину, до зрителя просто не дошел: никакими ухищрениями не удалось скрыть возраст актрисы. Ситуация, использую образное выражение известного сатирика, «паровоза для машиниста». К тому же паровоза, на рельсы так и не ставшего.

На эту тему есть анекдот.

У режиссера новогоднего представления, мужчины очень в годах, имеющего под стать ему и супругу, актрису, спрашивают:

– А Снегурочку будет играть ваша жена?

– Разумеется! Не играть же ей Деда Мороза!

…Другая кинематографическая пара: Михаил Ромм и Елена Кузьмина. Прекрасная актриса! И фильмы, созданные этим режиссером с ее участием, выдающиеся. Недаром они вошли в историю отечественного кино, достаточно упомянуть один – из самых ранних – «Мечту».

Но вот, уже в наше время, смотрю передачу о кино, автор которой сочувствует Ромму по поводу того, что режиссеру в фильме «Убийство на улице Данте» не позволили снимать жену. А я, зритель тех лет, не знала об этом факте и искренне рада была появлению на экране талантливой молодой актрисы Евгении Козыревой. Была рада, хотя по-прежнему любила «Ромовую бабу», как одни ласково, другие, думаю, не очень прозвали Елену Кузьмину.

А вот еще ракурс темы «муж-режиссер».

Марина Ладынина снималась в главных ролях фильмов своего мужа Ивана Пырьева. Она прославила его, он – ее. Все шло хорошо, пока они были вместе. Когда же они расстались, Ладынина рассталась и с кино. Было же актрисе немногим за пятьдесят.

Не уверена, что кто-нибудь от души пожалел Ладынину (да и вряд ли ей была бы приятна жалость), – уж слишком много завистников и недоброжелателей поднакопилось у нее за годы, когда она снималась из фильма в фильм. За ней, все имевшей и все вместе с утратой статуса жены режиссера потерявшей, тянулся незримый шлейф ее счастливых десятилетий в кино, чего коллеги простить актрисе не могли. Она и замуж больше не вышла.

А Пырьев? Я училась на факультете журналистики МГУ вместе с его сыном от первого брака (с актрисой Адой Войцик) Эриком. Однажды, уже после окончания университета, я увидела в ресторане Дома кино отца и сына с их новыми женами. Причем – тогда это еще шокировало – жена сына была старше жены отца.

В данном случае, правда, мои интересы как кинозрителя не были ущемлены. Наблюдения же эти – к вопросу, стоило ли Ларионовой жалеть, что она не вышла замуж за кинорежиссера. Уж не надежнее ли «все делать самой» и не добавлять к одной из самых зависимых профессий еще и зависимость от мужа?

Конечно, были и есть режиссеры, которые свой профессиональный долг ставят выше семейного.

К примеру, Юрий Чулюкин в «Девчатах» снял в роли поварихи Тоси не свою жену Наталию Кустинскую, на эту роль, так сказать, законно претендовавшую, а Надежду Румянцеву. Просто снайперское попадание в роль! Невозможно представить себе на месте Румянцевой какую-либо другую актрису, тем более Кустинскую, с ее, не в обиду будь сказано, вяловатым темпераментом (вспомните одну из подруг, блондинку, в фильме «Три плюс два»).

Впрочем, насчет темперамента я, наверное, не права: он был проявлен в реальности. Узнав, что съемки начались и без нее, разгневанная супруга устроила грандиознейший скандал не оправдавшему ее надежд супругу.

…И намеренно не права в том, что придала такое большое значение фразе, скорее всего вскользь, под настроение, оброненной Ларионовой, – очень хотелось показать и эту сторону такого непростого кинематографического бытия.

На самом деле Ларионова ни разу не пожалела, что вышла замуж за Рыбникова. «Я счастливая женщина, – сказала как-то она. – Я снималась в кино, и меня очень любил Коля Рыбников».

Он же в день своего пятидесятилетия на вопрос корреспондента одной из газет «Самое значительное событие в вашей жизни?» ответил: «Встреча и знакомство с моей будущей женой – актрисой Аллой Дмитриевной Ларионовой».

Ларионову хвалили, когда она отказывалась от костюмных ролей в пользу ролей в современных фильмах. В те времена вообще нельзя было показаться «в свете», пред очи журналистов и критиков без этого желания – сыграть роль современницы(-ка), естественно, положительную. Потому большим везением посчитала Ларионова утверждение ее на главную роль, Варвары Княжич, женщины-геолога, в фильме «Дикий мед» по одноименному роману Леонида Первомайского. Ей предстояло сыграть героиню, начиная с семнадцатилетнего возраста и кончая семьюдесятью годами.

Задача для актрисы трудная, но увлекательная.

Ларионова много работала над гримом, чтобы изменить свое лицо, убрать красоту, постепенно себя старить. Играла без наклеенных ресниц, изменила походку. В результате Варвара Княжич разительно отличалась от ее прежних пленительных героинь, отличалась настолько, что Ларионову в гриме никто не узнавал. Даже Тамара Макарова прошла мимо нее по коридору студии, удивленно кивнув на приветствие. Самое смешное, что и Рыбников, заехавший к ней на Мосфильм за ключами от квартиры, тоже не узнал ее!

Ларионова ликовала: значит, она может играть и такие роли!

Да, Варвара Княжич ей удалась, и то не ее вина, что фильм по большому счету не состоялся.

Этот фильм навел меня на грустные размышления. Меня огорчало именно то, что так радовало Ларионову, когда никто ее не узнавал. Зачем такие жертвы? Почему, думаю я, мы не ценим красоту наших женщин, актрис в частности? Почему в те, и более ранние годы особенно, мы избегали показывать в кино в ролях современниц красивых актрис, а если показывали, всячески прятали их красоту? Да что там прятали, попросту уродовали их. Одевали в какое-то тряпье, в бесформенные штаны, обували в сапоги, голову повязывали линялой косынкой, пачкали жженой пробкой лицо. Надо было обладать красотой наших женщин, чтобы при все этом выглядеть привлекательной.

Не знаю, где еще актрисе могли отказать в роли из-за ее красоты.

Ирина Скобцева рассказывала, как ее пробовали на роль Леночки в фильм «Карнавальная ночь». Она и пела, и танцевала, и чечетку отбивала. Всем понравилось, как она это делала, и сама она понравилась. Но самый большой киноначальник сказал: «Работница заводского Дома культуры не может быть такой красивой» – и Скобцеву «зарубили». Леночку, как известно, сыграла Людмила Гурченко.

А Ирину Скобцеву все-таки умудрились снять в каком-то фильме в роли крестьянки, изменив ее лицо до неузнаваемости, разумеется, в сторону «некрасоты».

В беседе с Людмилой Гладунко я затронула эту тему – в связи с ролью Варвары Княжич, которую сыграла Ларионова, и нашла в ней, к своей радости, союзницу.

Мнение Людмилы Гладунко тем более ценно, что она дочь киноактрисы, сама киноактриса, к тому же красивая женщина, и сыграла в кино более тридцати ролей, главным образом современниц. Так что эту проблему (а это проблема!) она знает изнутри. К тому же по наследству от матери, Риты Ивановны Гладунко, к ней перешла дружба и с Аллой Ларионовой.





Кадр из кинофильма «Дикий мед». 1966 г.



«Есть такие, кто хвалит Аллу Ларионову за исполнение роли Варвары Княжич в фильме „Дикий мед“. Да, роль эта сделана достойно, на высоком профессиональном уровне, – говорит Людмила Михайловна. – Но мне кажется, Ларионова вынуждена была согласиться играть в этом фильме, потому что она очень хотела работать, а предложений становилось все меньше и меньше. Потому радоваться нечему, хотя сама она дорожила этой картиной.

Актриса, которая могла бы, помимо „Двенадцатой ночи“, играть и в других комедиях Шекспира, и не только в комедиях, которая могла бы сыграть, к примеру, Элен в „Войне и мире“, почему-то должна, чтобы быть в работе, разбазаривать, иначе не скажешь, свой талант, индивидуальность, маскировать свою красоту.

Ларионова не сетовала, но однажды призналась, что теперь, десятилетия спустя, жалеет, что когда-то отказалась играть Ольгу Дымову в „Попрыгунье“. Отказалась по молодости, из нежелания после „Анны на шее“ повториться. Режиссер Самсон Самсонов ее уговаривал, и теперь она поняла, что была неправа. Я считаю, что роль у нее получилась бы не хуже, чем у Целиковской, потому что это была ее роль.

Остается сокрушаться о том, что долгие годы красота и яркая индивидуальность актрисы мало что были невостребованы, никому не нужны, а попросту отпугивали режиссеров. В ту пору была такая тенденция – я это сама помню, потому что уже начала сниматься: как только появлялась более или менее красивая актриса, ее старались втиснуть в общий ряд, притушить, закамуфлировать, чтобы она выражала социальный тип. Больше режиссерам, ставящим фильм на современную тему, от нее, пожалуй, ничего не требовалось.

Я снималась в фильме „Русское поле“ с Нонной Мордюковой, с Людмилой Хитяевой и все время слышала: ох, ну ты слишком красивая для обыкновенной трактористки! Думаешь: боже мой, как стать некрасивой, чтобы тебя снимали. Красота вроде дефекта какого была.

А теперь мы понимаем, что красота – это великий дар, большая драгоценность. Люди во всем мире на красоте огромные деньги зарабатывают. Миллионы платят, чтобы иметь в кадре красоту.

И в этом была трагедия Аллы Ларионовой. Сниматься за границу ее не отпускали, даже скрывали от нее приглашения (Чарли Чаплина, к примеру), а на родине она радовалась роли Варвары Княжич, для которой ее уродовали так, что родная мама не узнала бы.

Ларионова могла стать символом русской красоты, России, как Мэрилин Монро стала символом Америки, а наши красивейшие женщины должны были приглушать, прятать свою красоту, чуть ли не стыдиться ее.

Сейчас мы вздыхаем и говорим: природа такого не повторит, такого дара божественной красоты. Уж не говорю о том, какой она была актрисой, это все понимали. Она обладала основными слагаемыми профессии: внешностью, голосом, умением перевоплощаться. Теперь остается только сокрушаться, что в полной мере не оценили ее, смотреть фильмы с ее участием – „Анну на шее“, „Двенадцатую ночь“ и другие, наслаждаясь ее неповторимой красотой».

…Я слушала Людмилу Гладунко, во всем была согласна с ней и порадовалась тому, что времена «эстетики некрасивости» в нашем кино ушли в прошлое.

Однако я не могу воспринять и современный «культ красивости», всех этих травленых блондинок с прямыми волосами, стандартными фигурами (в народе их прозвали «зубочистками»), сплошь на одно лицо – не различить. «Хоть бы метка в уголочке вышита!» – говоря словами Маяковского.

Мало того что все они убийственно одинаковы, они играют одинаково, одно и то же и одних и тех же. Ларионова ушла, сохранив свою тайну. В нынешних красотках и разгадывать нечего – так высветили их глянцевые журналы, перемололи сериалы, ток-шоу, телеинтервью, рекламные ролики. Если какая из них и обладала индивидуальностью, то утратила ее во всей этой суете. Алла Ларионова отличается от них, как произведение искусства от штамповки.

Даже на пике своей славы ни Рыбников, ни Ларионова не выдвигали требований к режиссерам, типа: возьмете в картину жену (мужа) – буду сниматься, а нет – до свидания!

Их редко снимали вместе (разумеется, не только поэтому – уж очень разные у них были амплуа). На память приходят «Млечный Путь», «Дядюшкин сон», «Старый знакомый», один-два телефильма. Если и снимали вместе – картину «ставили» не на них, кроме, пожалуй, телефильма «Ведьма».

И вот в 1971 году на экраны вышел фильм Э. Бочарова «Седьмое небо», сценарий которого А. Галиев и М. Маклярский написали, имея в виду Николая Рыбникова и Аллу Ларионову как исполнителей главных ролей.

На одной из встреч с кинозрителями Рыбников сказал, что иногда придумывает своим молодым героям будущее, фантазирует, как сложилась бы их судьба в дальнейшем. Бригадир проходчиков Иван Мазаев, которого играл Рыбников в «Седьмом небе», можно сказать, с той же Заречной улицы, что вывела в жизнь сталевара Сашу Савченко.

Ксана, героиня Ларионовой, красивая, капризная, привыкшая к столичной жизни (первоначально фильм назывался «Московская жена»), не похожа на учительницу Татьяну Сергеевну из «Весны на Заречной улице», но драматургия взаимоотношений ее и Мазаева примерно та же, что и у героев «Весны». Это трудная любовь людей очень разных и к тому же зрелых, когда каждый несет в себе груз пережитого, «горчинку» душевного опыта, быть может, еще не осознанный страх одиночества.

Но эту сюжетную линию заглушает линия, так сказать, производственная. Излишне подробно показаны будни шахтопроходчиков. Тут и трудовой энтузиазм, и опасность, подстерегающая на каждом шагу, и авария (это непременно!), и орущий на всех бригадир, руководящий ее ликвидацией… Штампы, штампы, штампы. Действие в этих местах буксует, а эпизодически возникающие на экране сцены семейной жизни героев превращаются в иллюстрацию «положительности» образа Мазаева: работать умеет и любить тоже. Вот если бы «личная» линия «вынырнула» из-под «производственной», фильм получился бы много интереснее.

Людмила Гладунко, мать которой, Рита Гладунко, тоже снималась в «Седьмом небе», вспоминает, какими сложностями сопровождались съемки фильма:

«С самого начала сценарий „Седьмого неба“ не был прописан как следует, и по ходу съемок он переделывался, от чего страдали все роли. Алла играла столичную красавицу – и только. Отсюда ее капризность, избалованность, нежелание жить в казахстанской степи, вдали от цивилизации, терпеть бытовые трудности. Рыбникову тоже нечего было играть – по большому счету.

Но больше всех пострадала мамина роль. Интересно заявленная, она практически сошла на нет. Мама играла женщину с необычной судьбой: она села в тюрьму вместо мужчины, которого любила. Завязку придумали, а потом сами же испугались – как это: в советском фильме о рабочем классе – и про тюрьму. Стали этот момент затушевывать, делать акценты на другом. Из драмы вынули зерно, из которого она взросла. Роль начала рассыпаться. Переписать ее заново не было возможности, а потому пошли по пути сокращений.

Роль, которую играл Рыбников, правда, не сокращали, а вроде даже дописали, но все равно она осталась схематичной. Обстановка на съемках был нервозная. Из-за этого и других причин в дружбе мамы и Рыбаковых возник некий холодок.

В конце концов картина получилась слабая. Хотели сделать хорошее для Ларионовой и Рыбникова – не вышло.

И главное, они сами понимали, что все не то и не так. Но начиналась безработица для актеров, они мечтали о картине и конечно, не могли от нее отказаться.

А с мамой они спустя какое-то время с радостью помирились и продолжали дружить».

Зрители хорошо встретили фильм, скорее всего, потому, что там играли любимые ими актеры Ларионова и Рыбников.

На Всесоюзном кинофестивале в Горьком (ныне Нижний Новгород), посвященном фильмам о рабочем классе, Николай Рыбников был признан лучшим исполнителем роли рабочего человека. Тогда это было вполне нормально – видеть в человеке его социальную функцию, а не характер во всей его сложности. Критика оценивала прежде всего идейное содержание картины, актуальность затронутых в нем производственных конфликтов, достоверность реалий общественной жизни. А то, что Рыбников явил нам с экрана повзрослевшего Сашу Савченко, в котором все всерьез и прочно, который умеет любить, но и сдерживать свои чувства, мало кто заметил и поставил актеру в заслугу.





Алла Ларионова и Евгений Киндинов на фестивале Сан-Себастьян представляют фильм «Молодые».

1971 г.



И все-таки хорошо, что этот фильм, «Седьмое небо», был в судьбе Рыбникова-киноактера. Иван Мазаев оказался завершающей его ролью – рабочего, бригадира. Плохо только, что это была точка (пусть логическая), а не многоточие, когда что-то ждало еще впереди.

Для Ларионовой и Рыбникова с начала семидесятых наступила полоса «размеренного творчества». Временная дистанция между фильмами, в которых они принимали участие, удлинялась, а роли укорачивались.

У Рыбникова в 1972 году была роль отрицательного плана в картине режиссера Б. Григорьева «Мраморный дом». Роль добавила какую-то краску в портрет Рыбникова-актера, но фильм этот мало кто видел.

В том же году он снялся в фильме «Круг». Съемки проходили в Сестрорецке, под Ленинградом. Неожиданно выпали свободные две недели, и, не умеющий радоваться в одиночку, Рыбников вызвал жену и друга к себе, и они незабываемо провели время в одном из домов отдыха на Финском заливе.

Николай и Алла очень любили Ленинград, его проспекты, Неву и каналы, разводящиеся мосты и маленькие горбатые мостики, похожие на театральную декорацию, его дворцы и парки, Марсово поле. Приезжая в град Петра чаще по делам, они всегда находили время на посещение музеев, знаменитых пригородов, прогулок по Невскому. Покупали книги, в том числе, конечно же, по искусству. Домой возвращались обновленные, впечатлений хватало надолго.

Но однажды по дороге в Москву с ними случилась беда.

Они ехали на своей «Волге». Вела машину Алла. Николай потом рассказывал, что он с неохотой уступил ей руль: его мучило какое-то предчувствие.

Вечерело, накрапывал дождь. Шоссе было пустынно. Как пишется в таких случаях, «ничего не предвещало…». Вдруг вынырнувшая из-за поворота мчавшаяся на большой скорости машина ослепила их фарами. Алла не успела сориентироваться, крутанула руль, «Волга» перевернулась и упала в кювет вверх колесами. Рыбников выбрался из машины, он практически не пострадал и попытался вытащить из машины стонущую Аллу. Это оказалось невозможным: руль вдавился ей в грудную клетку, любое движение причиняло адскую боль, и она начинала кричать. Гудок заклинило, и он выдавал непрерывный, как сирена, сигнал. Сначала была надежда, что кто-нибудь проезжающий по шоссе услышит его, остановится и поможет. Но время шло, а помощи все не было. Николай выскакивал на шоссе, голосовал, но машины мчались мимо, а надолго одну Аллу он оставить не мог.

Наконец притормозил какой-то «Запорожец». Вдвоем с водителем им удалось высвободить Аллу. Ее довезли до ближайшей больницы. Затем пригнали подъемный кран, вытащили из кювета машину, отогнали на ремонт…

Так что можно считать, что эта ужасная история окончилась благополучно, в том смысле, что они оба остались живы, серьезно не покалечились и не потеряли веру в людей.

Водить машину Ларионова продолжала. И только когда «Волгу» сменили «Жигули», пыл к вождению у нее остыл: она так и не полюбила эту марку машины.

К периоду «размеренного творчества» оба они относились философски, понимая, что он неизбежен в жизни любого актера, и в том не прослеживается чей-то злой умысел.

Впрочем, для Ларионовой период этот быстро закончился – вместе с наступлением возраста, когда ее амплуа героини пережило себя. Начиная с 1977 года, она десять лет не появлялась на экране, затем снялась в небольших ролях в нескольких фильмах и вовсе покинула кинематограф. Она обрела другие ценности, находила, чем себя занять.

Рыбникову было труднее смириться со «щадящим режимом» работы. Он привык к большим нагрузкам, привык зарабатывать деньги, быть кормильцем семьи. У него были силы, умение и опыт, не говоря уж о желании сниматься, а роли ему предлагали все реже.

Андрей Зоркий назвал Николая Рыбникова «человеком из оттепели». В статье, так и озаглавленной, опубликованной в журнале «Экран», кинокритик писал:

«Он пришел в середине 50-х – вместе с оттепелью, вместе с самым популярным своим героем Сашей Савченко. От „Тревожной молодости“ (1955) до „Девчат“ (1962) – меньше 10 лет. В этот срок вспыхнул, возник, промчался по нашему сумрачному небосводу и отсверкал этот звездный метеорит – Коля Рыбников, именно тот, тогдашний, молодой. Любимец публики, крещенный короткой майской грозой… Он был в ту пору поразительно похож на своих молодых героев. Простой. Открытый. С чуть усмешливым взглядом. С этой по-особому раскованной рыбниковской походкой.

Но странное дело: и то, что так полюбилось зрителям в его героях, что в общем-то приветствовалось и киноначальством в образах простых работяг, было неудобным, неприемлемым в самой личности актера, которому надлежало быть дисциплинированным „слугой народа“ и „верным помощником“ партии.

Николай Рыбников выламывался из подобного амплуа. Жил той разгульной, сумбурной, веселой и похмельной жизнью, которая вскоре откроет счет горьких потерь в нашем кино: Гурзо, Извицкая, Авдюшко’ Шпаликов…».

Он не сгорел, но как-то быстро, разом поседел как лунь. Звание народного артиста РСФСР он получил в 1981 году, когда талант и вся жизнь были уже на излете. Он не был членом партии, и именно это нечленство принудило его столь долго пребывать в незвании народного.

Да, что касается званий, то так оно и было: нечленам партии их присваивали в редчайших случаях. Но по поводу того, что Рыбников стоял в некой оппозиции к советской власти (мысль эта улавливается в статье), и его «разгульной жизни» хочется автору возразить.

Человек открытый, не двоедушный, Рыбников никогда не держал «кукиш в кармане». Даже знаменитый его розыгрыш в пору студенчества с «правительственным указом о снижении цен» не имел под собой никакой политической платформы, здесь было больше мальчишества, чем желания «насолить» власти. Да и власть в лице киноначальства в общем-то принимала Рыбникова таким, какой он есть, не принуждала к несвойственной ему роли «слуги народа» и «верного помощника» партии.

Рассказывают такую историю.

Как-то Рыбников, будучи уже всенародно любимым актером, оказался в составе группы кинематографистов на приеме у Никиты Сергеевича Хрущева, в то время первого секретаря компартии СССР, в подмосковном Архангельском. Встреча с творческой интеллигенцией протекала на лоне природы, в форме непринужденного общения, с обильной едой, выпивкой. Как полагается, в какой-то момент Хрущев вышел к микрофону для произнесения речи. Его слушали в полной тишине минуту, другую, пятую. И тут, в самый разгар партийных наставлений, раздался голос Рыбникова: «Никита Сергеевич, расскажите лучше про Кубу!». Говорят, Хрущев от неожиданности лишился дара речи. Пребывание кинематографической делегации в Архангельском было спешно свернуто. А Рыбников, вместе со всеми покидая прием, прихватил с собой, гласит предание, пакет раков.

…Никаких санкций, однако, не последовало. Благоволившая к Рыбникову Фурцева, министр культуры, сообщила актеру, что «в верхах» все улажено.

Пил ли Рыбников? Да, пил. Но, как говорится, в гранях цивилизации. Не по-черному. За столом, а не за столбом – есть такая поговорка в народе. Алкоголь стал проблемой в последние годы его жизни. (Головы, однако, он никогда не терял.)

Проблема эта была следствием другой проблемы, которая возникла у него гораздо раньше, чем у других актеров, – творческой невостребованности. Об этом, кстати, в свое время писал А. Зоркий. А в наши дни тот же вопрос затронул в передаче «Пестрая лента» режиссер Сергей Урсуляк.

«Николай Рыбников, – сказал он, – оказался одним из последних героев уходящей эпохи. Изменилось время, изменился и герой. Вся страна еще пела про старый клен и про девушку без адреса, но уже замаячили физики Смоктуновского и Баталова, уже открылся и работал театр „Современник“. И Рыбников, со своей жизненностью, простотой, стал казаться архаичным и примитивным, потому что изменилось представление о жизненности и простоте. Кого здесь винить?»

Пришли иные времена,Взошли иные имена.





Министр культуры СССР Е.А. Фурцева, Н.Н. Рыбников, С.Ф. Бондарчук, В.В. Тихонов, Н.В. Мордюкова, А.Д. Ларионова, И.К. Скобцева и другие на загородной даче во время встречи руководителей партии и правительства с деятелями культуры и искусства.

1960 г.



…Все вроде так – и не так.

Я думаю, дело в том, что наступившим «иным временам» стал ненужным не Рыбников-актер, а Рыбников-человек. Как не нужны им оказались Владимир Ивашов, Валентин Зубков, Люсьена Овчинникова, Георгий Юматов, Леонид Харитонов, Муза Крепкогорская… Можно назвать имена еще не ушедших в мир иной актеров. Кого-то из отодвинутых на обочину жизни поразила болезнь, кто в пьянство, как в омут, бросился, что тоже болезнь, кто ударился в богоискательство.

Владимир Качан в книге «Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка!» так пишет о невостребованных новой жизнью своих друзьях, и не только друзьях, – актерах, поэтах, писателях:

«Большинство тех, о ком тут рассказано, – люди с идеалами. Все, что теперь в цене, у них было не в цене. Даже деньги, и те были не в цене. А в цене были ум, талант, еще – сердечность… Ну а еще, конечно, чувство юмора. Да и как иначе, если учителем наших персонажей была вовсе не жизнь, а лучшие образцы литературы. А это неверно и даже драматично для некоторых учеников, из которых выходят обычно идеалисты, рыцари, борцы за справедливость, поэты и влюбленные идиоты – мусор, который в сегодняшнюю жизнь вообще не вписывается.

Но странное подозрение смущает иногда мой несовершенный ум: вдруг выяснится, что в России и не было ничего лучше литературы и искусства».

Да, новая действительность отторгает таких людей, с их идеализмом и бескорыстием. Они же в ответ не могут принять ее.

Вот в чем суть.

Не могу согласиться с Урсуляком в том, что «у нас изменялось представление о жизненности и простоте». Понятия эти вечные. И если умеет актер создавать на экране жизненные и простые образы, то это великий дар, и архаичными, а тем более примитивными такие герои в восприятии зрителей не станут, какие бы времена ни пришли, и имена ни взошли. Ведь не кажутся нам сегодня отжившими свой век созданные в другую эпоху и выразившие ее киногерои Михаила Ульянова, Ивана Лапикова, Василия Шукшина, Нины Сазоновой, Нонны Мордюковой, да и те же физики Смоктуновского и герои молодого Баталова.

Автор процитированных Урсуляком поэтических строк об иных временах Евгений Евтушенко говорил и такое: «В искусстве не тесно».

Творческая невостребованность была для Рыбникова серьезным испытанием. А тут еще у него нашли что-то в легких. Положили в больницу. После исследования предложили одно легкое отсечь. Рыбников бросил курить, стал интенсивно лечиться, и надобность в операции отпала. Но он начал прибавлять в весе. Ларионова подыскала ему несколько вариантов диет, которым он следовал: надо было держаться в форме на случай «вдруг позовут». Ожидание этого «зова» было мучительным.

В 1985 году Рыбников снялся в фильме режиссера Виталия Мельникова «Выйти замуж за капитана» в роли Кондратия Петровича, партаппаратчика на пенсии, соседа главной героини. В лице этого персонажа Рыбников убедительно сыграл агрессивную, самодовольную посредственность. По результатам опроса «Советского экрана» он был признан лучшим исполнителем роли второго плана за 1985 год.

Едва ли не наравне с творческой «недогрузкой», если не больше, его угнетало другое.

– В прессе много писали о том, – говорит Алена Рыбникова, – что отец остро переживал свою невостребованность, и это его подкосило. Я жила с ним рядом, и у меня другое мнение. В кино он снимался до последних дней жизни. Правда, не так часто, как раньше, и не в главных ролях. В этом смысле он разделил судьбу многих киноактеров – винить тут некого, да он и не винил. Мама – тоже. Мне кажется, дело в том, что ему трудно было осваиваться в новом времени, с новыми нравами, решать проблемы, с которыми он никогда раньше не сталкивался и даже думать не мог, что они когда-нибудь возникнут. До него не доходил смысл перестройки, когда на глазах жизнь становилась все хуже и хуже. Пустели полки магазинов, культура приходила в упадок, было неясно, что принесет завтрашний день. Даже отношения между людьми стали смахивать на рыночные. Отцу все это было дико.

Николай Рыбников был из тех, кто не мог предложить рынку ничего, кроме таланта. Он мог быть только актером. В этом заключались и счастье его, и трагедия. Почему счастье – объяснять не надо. А трагедия потому, что дорога в общественные, в политические деятели, в коммерцию ему была заказана.

Последние годы они с Ларионовой трудно зарабатывали деньги. В группе других киноактеров продолжали ездить по стране с концертной программой «Товарищ кино», пока эти поездки не прекратились из-за отсутствия финансирования.

Низкая истина гласит: хочешь жить – умей вертеться. Вертеться они не умели. В перестройку не вписались. И, как многие люди, не нашли ответа на очень важные вопросы: в чем честному и трудолюбивому человеку надо было перестраиваться? В какой вине каяться? Какие блага несут искусству рыночные отношения?

Опору и Рыбников и Ларионова находили друг в друге, в семье, в друзьях.

Но прежде всего – друг в друге.

Ларионова уже много лет не снималась, но переживала это спокойно, находила, чем себя занять, не хныкала и не жаловалась. Он, конечно, тоже не жаловался. Но, как настоящий мужчина, работник, глава семьи, муж, не мог смириться с тем, что наступали времена, когда от него уже мало что зависело, и очень страдал от этого. Всю жизнь он оберегал свою любимую, убирал, как говорится, каждый камешек у нее на пути. Теперь больше она поддерживала его, не считая это подвигом, понимая, что с ним происходит. И мало кто знал, что творится у нее на душе. Крайне щепетильная в этом смысле, она не позволяла жалеть себя.

Об умонастроении Ларионовой в те годы можно судить по ее ответам на вопросы журналистки Татьяны Паниной в интервью, данном в начале 1990 года:

– Есть ли что-то в вашей судьбе, о чем вы жалеете?

– Жалею, что не было в наше время тех возможностей, какие есть сегодня не только у талантливых актеров и режиссеров, но даже у молоденьких девочек, нечаянно получивших корону на конкурсе красоты. Помню, в Венеции после кинофестиваля зарубежные продюсеры буквально засыпали меня предложениями, Кто знает, как могла сложиться судьба. Но тогда мысль принять предложение даже в голову не могла прийти, это считалось равносильным предательству. Варились в собственном соку. Отечественный кинематограф много от этого потерял. Сейчас начали понимать…

– Кстати, что вы думаете о конкурсах красоты?

– Зрелище смешное и грустное. Нет, девочки здесь ни при чем. Я не ханжа и не против конкурсов красоты. Но так много в этом деле безвкусицы, подражания западным образцам. Да и не ко времени это, поймите! Нашей замотанной женщине, которая не только красивой одежды купить себе не может, но даже элементарных средств ухода за собой – ведь ни косметики, ни крема, ни даже мыла теперь нет в продаже, – предлагают эталон, не обеспеченный жизнью.

Дивлюсь еще нашей способности довести любую идею до абсурда. Вот прочитала недавно, что в женской колонии – в тюрьме! – состоялся конкурс красоты… А за что сидит первая «красавица», умолчали.

– Алла Дмитриевна, чисто женское любопытство: что помогает вам держаться в отличной форме? Гимнастика?

– Никакой гимнастики. Спортом в молодости занималась. Сейчас – лишь диета. А движений, беготни и без гимнастики хватает нынешним женщинам. Я – не исключение.

– Что вас раздражает, мучает, причиняет боль?

– Нестерпимо больно, когда уходят из жизни близкие люди, друзья. Когда моя девяностолетняя мама лежит прикованная к постели в соседней комнате, и я ничем не могу помочь. Но она среди родных ей людей, детей, внуков. А сколько таких, как она, простых русских старух, некогда неутомимых тружениц, прошедших и войны, и голод, и репрессии, доживают в полном одиночестве на крохотные пенсии или умирают в казенных стенах. Говорим, говорим о прошлом, а в настоящем страдающих увидеть не умеем.

За плечами столько пережитого, выстраданного, потому, может быть, и чувствуешь глубже, и разумом можешь больше понять. Хочется поделиться с людьми, хочется играть, но предложений, увы, не так много. Снялась недавно у Николая Губенко в его ленте «Запретная зона». Какой это был стимул! Жизнь снова обрела прекрасный смысл.

А с Рыбниковым зрители вновь встретились в фильме «Выйти замуж за капитана». Был там такой противный мужик в коммуналке, который пытался выжить свою молодую соседку из квартиры… Годы идут, герои наши меняются.





Съемочная группа фильма «Запретная зона».

1988 г.



Душа женская жива прежде всего своим состраданием, соучастием. Этим замечательны мои подруги: Нонна Мордюкова, Лариса Лужина, Майя Булгакова, Люся Гурченко, Муза Крепкогорская… Сегодня, когда авторитеты рушатся с легкостью, жизнь наша не устроена, остается то единственное, на чем может отдохнуть душа, – бескорыстие, соучастие, умение жертвовать ради другого.

«…Наш разговор шел к концу, – пишет Татьяна Панина, – когда в дом вошел увешанный сумками, тяжело дыша – видно, что из очередей, – Николай Николаевич Рыбников. И я не решилась задавать ему вопросы об искусстве…»

Жить Рыбникову оставалось меньше года.

…Деньги не были для Рыбникова главным в жизни. Главным не были, но были необходимы как средство к существованию.

Но теперь даже на существование, не на нормальную жизнь, добывать деньги стало проблемой. Он не сдавался. Когда предлагали сниматься – не отказывался. Не отказывался от встреч со зрителями, от концертов, хотя понимал, что популярность его уже совсем не та.

«Я хорошо помню его в зрелом возрасте, – пишет Вячеслав Шалевич, – когда мы вместе работали в концертах. Он к тому времени уже изрядно полысел. И когда выходил на сцену и видел удивленные глаза зрителей, без тени смущения говорил: „Вы, конечно, хотели увидеть меня с той шевелюрой, а не с такой лысиной!“ – и буквально обволакивал публику своей открытостью и обаянием: зал взрывался аплодисментами».

Алла видела, что радость жизни уходит из него, и всячески старалась его подбодрить, отвлечь от тяжелых мыслей, от тяги к спиртному. Наконец на горизонте посветлело, замаячила обнадеживающая перемена в его актерской судьбе: Рыбникова пригласили сниматься в советско-американском фильме. Он ожил, стал готовиться к съемкам, учить английский… Но пришло сообщение, что по каким-то причинам проект не состоится.

Рыбников старался не показывать, как больно это ударило по нему. Попробовал продолжать жить. Поехал выступать куда-то в Подмосковье. На следующий день сходил в баню, за ужином немного выпил и лег спать. Уснул и не проснулся. Было это 22 октября 1990 года. Врачи установили время – 8 часов утра.

Весть о его смерти оглушила всех – настолько она была неожиданной. В прессе и по телевидению промелькнуло сообщение о кончине популярного актера кино, и до многих оно не дошло. Но печаль тех, кто услышал эту горестную весть, была искренна и глубока.

Перед похоронами Рыбникова Ларионовой было суждено пережить еще одно потрясение. Когда в Склифе врач-патологоанатом писал заключение о смерти, она спросила его про легкие. Он удивился и сказал, что было три определения, три причины, которые могли вызвать смерть, и что спасти его в этой ситуации было уже невозможно. Легкие же здесь абсолютно ни при чем. На них даже следов какого-либо заболевания нет. Она пришла в ужас: ведь совсем недавно ему хотели одно легкое удалить!

Прощание с Николаем Рыбниковым проходило в Театре киноактера. Проводить поистине народного артиста пришли друзья, актеры, режиссеры, многочисленные поклонники его таланта, зрители разных поколений. Они отдавали последний поклон Федору Соловейкову, Саше Савченко, Николаю Пасечнику – уходящей эпохе нашего кино.

Похоронили Николая Николаевича Рыбникова на Троекуровском кладбище.

«Уже на похоронах, на кладбище, – рассказывает Ларин, – я сказал Алле: какой ужас – ну, понятно, когда люди болеют, мучаются и умирают, а тут вчера виделись, а сегодня нет человека. И она мне, помню, ответила: „Да что ты, Коля, я сама бы хотела умереть такой смертью. Он сам не мучился и никого не мучил“».

Помидоры, которые он закручивал, ели уже на его поминках. Сорок дней совпали с его официальным, по паспорту, 60-летием – 13 декабря. В день его рождения люди звонили, чтобы поздравить с круглой датой. Звонили не только из других городов, но даже из Москвы, не зная, что актера уже нет в живых.

Как ни трудны были для Ларионовой последние годы его жизни, когда он болел, метался, страдал от отсутствия настоящей работы, пил, похоронив его, она почувствовала себя, как бабочка, вылетевшая из кокона прямо на мороз.

До нее доходил смысл слова никогда.

Запас счастья позволил ей жить какое-то время. Не давали падать духом дочери, друзья. Она не могла уйти в свое горе, потому что отныне только на ее руках осталась больная мать. Чем дальше, тем отчетливее она понимала, что теперь, в большом и малом, она должна надеяться на себя.

Через два года умерла мать. Ларионова держалась. Она оказалась сильным человеком. В чем она ощущала острую необходимость, так это в работе. Не только ради денег, хотя жить на 500 рублей, пенсию народной артистки России (звание это ей присвоили в конце 1990 года), было невозможно, а чтобы вновь обрести жизненный стимул, почувствовать себя нужной людям.

Но работы не было и не предвиделось. Два фильма – «Оружие Зевса» и «Троцкий», в котором она сыграла Каридад Меркадер, удовлетворения, не говоря уж о деньгах, не принесли – их вообще мало кто видел: кинопрокат фактически прекратил свое существование. Это было следствием разрушительных процессов, происходивших в нашем кино. В таком положении, как Ларионова, оказались все наши киноактрисы.

Георгий Натансон в «Воспоминаниях об Аллочке» рисует безотрадную картину, которую представлял собой отечественный кинематограф того времени:

«Настало время перестройки. С фильмами добрыми, душевно чистыми, героическими было покончено. На экраны кино и телевидения стали выходить отечественные и американские картины, прославляющие бандитские разборки. Убийства, насилие, проституцию и унижение человека. Эти фильмы стали воспитателями нового поколения молодежи. Затем перестали ходить в кино. Кинотеатры превратились в магазины по продаже мебели и автомобилей.

Небывало увеличилась наряду со взрослой детская преступность. Убийцы и проститутки – дети. Такого еще Россия не знала. На престижных кинофестивалях в Каннах, Венеции, в Берлине российские фильмы из-за малой художественности часто не принимались на конкурсы. Многочисленные кинофестивали по городам России, несмотря на рекламу, еле собирали фестивальные залы. Известные режиссеры-постановщики России, чьи фильмы смотрели миллионы зрителей, – Т. Лиознова, С. Ростоцкий, А. Смирнов, Э. Лотяну, Э. Климов, да и ваш покорный слуга, – не были востребованы кинематографом… 11 лет. На нас были надеты намордники молчания. Не снимались и актеры-„звезды“, любимые зрителями многих поколений.

А мое поколенье в опалеИ у времени, и у власти…

Эти слова произнес известный поэт Андрей Дементьев. Как он прав! Мы встретились с Аллой (Ларионовой. – Л. П.) в Кремлевском дворце на инаугурации президента Б.Н. Ельцина, куда были приглашены в числе деятелей культуры. Сели вместе, о многом говорили. Я по-прежнему восхищался ею. Прошло столько лет! Она все так же хороша. В перерыве церемонии Алла обратилась ко мне.

– Как ты мог, Жорочка, столько раз клявшийся мне в любви, став известным режиссером, поставившим такие замечательные картины, как „Старшая сестра“, „Еще раз про любовь“, „Посол Советского Союза“, ни разу не снять меня в своих фильмах?

Алла была гордым человеком и ни разу не обратилась ко мне с просьбой снять ее.

– Прости, Аллочка, я очень виноват перед тобой. Просто время нас разлучило. Да и у тебя были свои работы, принесшие тебе славу. Появились Татьяна Доронина, Юлия Борисова, они, на мой взгляд, очень подходили к ролям моих фильмов. Но я тебе клятвенно обещаю снять тебя в большой роли в своей новой работе – фильме „Жизнь и любовь Михаила Булгакова“. Читай Булгакова и все о нем.

– Согласна, буду ждать! Хотя режиссерам верить нельзя. Вселят надежду, а потом – по своей или чужой воле – возьмут другую актрису, – заметила она.

Свое обещание мне выполнить не удалось, но не по своей вине. Более пяти лет мы с известным драматургом С. Алешиным писали сценарий. Часть музыки к фильму успел написать великий композитор века Георгий Свиридов. Сценарий был поддержан выдающимися деятелями культуры России, Министерством культуры РФ, принят киноконцерном „Мосфильм“. На главные роли подобраны звезды театра и кино. И все. Работа застопорилась – нет средств. Не откликнулись, не поддержали ни государственные структуры, ни олигархи. Горько, обидно и больно».





Слева-направо: Николай Рыбников, Клара Лучко, Элем Климов, Алла Ларионова, Павел Шпрингфельд и Константин Сорокин



Ларионова все это сама наблюдала и могла дать себе отчет в том, что с кинокарьерой покончено навсегда. В чем-нибудь другом искать себе применения она и не пыталась, потому что, как и Рыбников, владела лишь одной профессией – актерской.

Значит, надо было смириться с тем, как она живет, и не строить иллюзий насчет будущего.

Возвращение к жизни

Спасение, иначе не назовешь, пришло неожиданно и с неожиданной стороны: Вячеслав Шалевич предложил Ларионовой роль в антрепризном спектакле Вахтанговского театра «Коварство, деньги и любовь» по «Голубой книге» Михаила Зощенко.

Народный артист России Вячеслав Шалевич был знаком с Николаем и Аллой давно – участвовал вместе с ними в программе «Товарищ кино». С Николаем пересекались их актерские судьбы.

– С Рыбниковым у меня была связана довольно смешная история, – рассказывает Шалевич. – Меня утвердили на главную роль в фильме «Девчата». И даже прислали телеграмму с поздравлением. Но потом режиссер по-товарищески сказал: «Слава, понимаешь, какое дело – Коля Рыбников умудрился за две недели похудеть аж на двадцать килограммов и теперь выглядит для этой роли просто идеально… Ты, ради бога, извини, но я буду его снимать!..». Этот Колин поступок для меня тогда был просто верхом героизма. Потом мы вместе снимались в картине «Хоккеисты». Рыбникову было очень трудно играть роль жесткого и несправедливого тренера. Его человеческая природа не очень соответствовала жесткости героя. Тем не менее, Коля справился.

На вопрос, почему именно на Аллу Ларионову пал выбор, когда возникла необходимость ввести новую актрису в спектакль «Коварство, деньги и любовь», Шалевич ответил:

– Вышла из строя по состоянию здоровья Людмила Целиковская. Мы долго думали над заменой. Ведь это должна быть актриса и красивая внешне, и с богатым внутренним содержанием и жизненным опытом, она должна быть и женственно-мягкой, и с огромной волей одновременно… Нам показалось, что такую героиню могла бы сыграть Алла Ларионова, и Целиковская сказала, что будет рада такой замене…

Шалевича очень удивило, что Ларионова никогда не играла на театральной сцене. Ему казалось, что такую актрису в Театре киноактера обязаны были использовать, меж тем как там все ограничивалось репетициями. Он видел, что Алла Дмитриевна поначалу побаивалась новой роли, но все – а это он сам, Марианна Вертинская и Михаил Воронцов – ее уговаривали и уговорили. Роль (а фактически три) она выучила буквально в течение недели, попутно шли репетиции, а через несколько дней состоялась гастрольная премьера в США, потом в других странах.

Ларионова ожила. У нее вновь была любимая работа, она опять ездила по свету, поправила, что немаловажно, свои денежные дела. Она сама и все ее друзья, говорит Николай Ларин, были очень благодарны Вячеславу Шалевичу за то, что он фактически спас ее от прозябания, и творческого, и житейского.

Светлана Павлова помогла разменять квартиру в Марьиной Роще на две двухкомнатные, одна – для Арины, и Алла переехала в дом, в котором жила сама Светлана, в Банный переулок. А в доме рядом жила их третья подруга – Татьяна Ивановна Роговая.

Новая ее квартира была небольшая, но вполне приличная, кооперативная, которую она перестроила по своему вкусу и очень полюбила.

– Наша дружба с Аллой продолжалась, – вспоминает Светлана Аркадьевна Павлова. – А когда она переехала в мой дом, мы почти не расставались. Во время ремонта в ее квартире она жила у меня, я настояла. Алла никогда никого не утруждала просьбами. Но и без всяких просьб было видно, что ей тяжело, что нужно помочь.

Мы много с ней говорили, но это не было трепом обо всем и ни о чем. Она была искренним человеком, но в то же время достаточно закрытым. Необходимо было какое-то событие, толчок извне, чтобы возникла тема, какое– то воспоминание. К примеру, когда мы смотрели передачу Глеба Скороходова «В поисках утраченного», о киноактерах, в которой он рассказал историю ее взаимоотношений с Михаилом Кузнецовым, не назвав ее имени, она подтвердила, что да, между ними было большое чувство, что расставались они трудно, но иначе поступить не могли.

В другой раз зашла речь о том, когда и от кого Алена узнала, кто ее настоящий отец. Как только они с Рыбниковым поженились, рассказала Алла, у него с Переверзевым состоялся разговор. Николай расставил все на свои места. Ребенок, заявил он, которого ждет Алла, их общий законный ребенок и будет носить его фамилию. Родилась Алена. Они понимали, что это невозможно будет – скрывать от нее правду всю жизнь, и искали, когда она уже стала большая, подходящий момент для трудного разговора, чтобы не очень травмировать ее. «А я знаю, – сказала Алена, выслушав Аллу. – Какие-то слухи доходили. И вообще…»

…Конечно, думаю я, без доброхотов здесь не обошлось. На память приходит с болью и возмущением сказанное Олегом Чертовым: «Коля и Алла до поры до времени решили не говорить Алене об отце. И вдруг известный актер В., не испросив у них на то разрешения, во всеуслышание объявил, что она дочь Ивана Переверзева. Многие знали об этом, но только непорядочный человек мог позволить себе подобную бестактность».

С Аленой я на эту тему не говорила. Но по тому, как она рассказывала о своей семье, о маме и папе, с каким теплом их вспоминала, поняла, что если правда, которую она узнала о своем рождении, и вызвала смятение в ее душе (а кого бы такое не взволновало?!), то трагедией это не стало, а потому я и написала о тайне, давно переставшей ею быть.