Софи Кинселла

Я – твой должник

Sophie Kinsella

I OWE YOU ONE



© Селиверстова Д., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

Моему другу и редактору Джой Терекиев


Глава первая

У меня есть пунктик: я не могу просто взять и забить на что-то. Меня это раздражает. Есть проблема – ее надо пофиксить, прямо здесь и сейчас. У меня даже прозвище такое – Фикси.

В чем-то это даже хорошо. Вот, например, на свадьбе Ханны, моей лучшей подруги. Прихожу и вижу: на половине столов нет цветов. Я это разрулила до прихода остальных гостей. Ханна меня еще потом поблагодарила в своей речи. И все получилось прекрасно.

А иногда наоборот. Однажды я смахнула клочок пуха с ноги женщины, сидевшей в соседнем шезлонге на спа-процедурах. Я хотела как лучше. А оказалось, что у нее просто на бедрах волосы растут. И я только ухудшила дело, воскликнув:

– Ох, простите, я думала, это клочок пуха!

Та вся побагровела, и еще две женщины тут же на нас уставились…

Теперь-то я понимаю: лучше мне было вообще промолчать.

Словом, есть у меня такой пунктик. Бзик. Раздражает меня всякий непорядок. И прямо сейчас он заключается в банке от колы. Ее поставили на верхней полке в нашем магазине, в отделе товаров для отдыха. Прямо напротив шахмат, и на них теперь бурое пятно. Видно, открыли банку рывком, так, что все расплескалось, и не вытерли. Чьих рук дело?

Прищурившись, я оглядываю магазин. На подозрении Грег, старший помощник. У него вечно при себе какое-нибудь пойло. Если не в жестянке, то в термокружке с камуфляжным узором – словно он в армии, а не в Эктоне, в магазине товаров для дома. Он вечно оставляет свои посудины где попало, а иногда и вовсе сует их покупателям в руки: «Подержите, пока я вон ту кастрюлю достану». Сколько раз ему твердила: «Не надо так делать!»

Ладно. Сейчас не до упреков. Кто бы ни пролил колу (Грег, поклясться готова, Грег!), важно, что от нее осталось пятно, а к нам вот-вот нагрянут важные гости.

Да, знаю, что шкаф высокий. Знаю, что пятно в глаза не бросается. И многие даже внимания не обратили бы. Сказали бы: «Тоже мне проблема, есть дела поважнее».

Со мной этот номер не пройдет.

Изо всех сил стараясь не смотреть на пятно, оглядываю сверкающий чистотой зал. Немного загромождено, конечно, но в семейных магазинах всегда так (наш с 1985 года, как на витрине написано). У нас есть все: от столовых ножей до фартуков и подсвечников, и это изобилие надо куда-то рассовывать.

Замечаю человека в водонепроницаемом плаще; он стоит в отделе товаров для кухни. Он тянется трясущейся рукой к простенькой белой кружке, и я торопливо протягиваю ее ему.

– Вот, пожалуйста, – говорю я, дружелюбно улыбаясь. – Могу отнести ее на кассу. Показать какие-нибудь другие кружки? Или вам нужно что-нибудь еще?

– Нет, спасибо, дорогая, – говорит он дрожащим голосом. – Мне нужна только кружка.

– Белый – ваш любимый цвет? – мягко наседаю я. Купить всего одну примитивную белую кружку – это так дико, что мне просто не выдержать.

– Пожалуй… – Он с сомнением оглядывает полки. – Мне еще нравится коричневый.

– Вот такой? – Я беру коричневую глиняную чашку, к которой гость, наверное, и не присматривался, настолько далеко она стояла. Прочная, с красивой ручкой. С такой в самый раз сидеть возле камина.

У гостя вспыхивают глаза. Так я и знала! Если живешь затворником, даже выбор кружки может иметь огромное значение.

– Она немного дороже, – говорю я. – Четыре фунта девяносто девять. Пойдет?

Потому что ничто не дается даром. И не нужно брать на себя лишнее. Так папа учил.

Я осторожно веду покупателя по проходу, следя за опасными углами. Это не от великодушия: знаю я мастеров все сшибать на пол. С ходу таких вычисляю. Трясущиеся руки, блуждающий взгляд, разболтанная сумка на колесиках – классические признаки. Осколки битой посуды по всему полу – это последнее, что нужно именно сейчас, когда к Джейку вот-вот придут посетители.

Я радостно улыбаюсь незнакомцу, стараясь ничем не выдать своих чувств, хотя при одной мысли о Джейке у меня все сжимается внутри. Всегда так. Стоит мысленно произнести: «Джейк» – и нá тебе. Я даже привыкла, хотя до сих пор не уверена, что это нормально. Понятия не имею, как другие воспринимают своих братьев. У моей лучшей подруги Ханны их нет, а первого встречного ведь не спросишь, правда? «Как вы к братьям-сестрам относитесь? Психуете, иглы топорщите?» С моим братцем дело именно так и обстоит. Из-за Николь я не психую, но вечно ощетиниваюсь, как перед дракой.

Словом, ни с кем из них я не чувствую себя хорошо.

Может, дело в том, что они оба старше и мне трудно тягаться с ними. Когда я, одиннадцатилетняя, только перешла в среднюю школу, Джейку исполнилось шестнадцать, и он считался звездой футбольной команды. Николь в пятнадцать отличалась изумительной красотой, и ее приглашали в модельный бизнес. Все в школе хотели с ней дружить. Меня благоговейно спрашивали: «Как, Джейк Фарр – твой брат?! Николь Фарр – твоя сестра?!»

Николь уже тогда предпочитала просто плыть по течению, но Джейк – совсем другое дело. Собранный. С горящим взором. Вспыльчивый. Никогда не забуду, как он повздорил с мамой, а потом пинал по всей улице консервную банку и ругался на чем свет стоит. Я следила за ним сверху из окна, завороженная и слегка напуганная. Сейчас мне двадцать семь, но ведь в каждом из нас живет одиннадцатилетка.

Конечно, есть и другие причины напрягаться из-за Джейка. Материальные. Финансовые.

И о них я сейчас думать не стану. Вместо этого я улыбаюсь покупателю: пускай думает, что в моем распоряжении целая вечность. Папа поступил бы так же.

Морэг пробивает сумму, и старичок вытаскивает потрепанный кожаный кошелек для мелочи.

– Пятьдесят… – Он щурится, разглядывая монету. – Это ведь пятьдесят пенсов?

– Давайте я посмотрю, – успокаивающим голосом произносит Морэг. Она с нами уже семь лет. Сначала была постоянной покупательницей, а потом заметила объявление о найме. Теперь она помощник управляющего и занимается поставками поздравительных открыток – глаз у нее наметанный.

– Нет, это десять пенсов, – мягко говорит она. – У вас есть еще фунтовая монета?

Мой взгляд притягивается к банке из-под колы и к шахматам. «Не имеет значения», – твержу я себе. Сейчас есть дела поважнее. И посетители ничего не заметят. Они придут, чтобы оливковое масло показывать, а не для проверок. Успокойся, Фикси.

Угомонись.

О господи, не могу! У меня сейчас крыша съедет.

Мой взгляд так и притягивает к банке. Пальцы выбивают дробь, как обычно, когда мне не терпится что-то привести в порядок, и вообще, когда я лезу на стенку из-за чего бы то ни было. И на месте не стоится: шаг вперед, наискось, назад, шаг вперед…

Такое у меня с детства. Это выше моих сил. Я знаю, что будет чистым сумасшествием приволочь ведро, лестницу и отмывать это пятно сейчас, когда вот-вот нагрянут гости. Знаю!

– Грег!

И едва Грег появляется из отдела посуды, вопль вырывается сам собой:

– Принеси лестницу, срочно! Надо отмыть то пятно!

Грег смотрит туда, куда я указываю, и подскакивает при виде банки.

– Это не я! – виновато восклицает он. – Точно не я.

И помолчав, добавляет:

– То есть если я, то не заметил…

Чего у Грега не отнимешь, так это того, что работает он на совесть и ему поневоле многое прощаешь.

– Неважно, кто, – отмахиваюсь я. – Надо это убрать, быстро.

– Ну да… – Грег обмозговывает услышанное. – Хорошо. А разве к нам сейчас не придут?

– Придут, потому и надо убрать как можно быстрее.

– Ладно, – говорит Грег, не шевельнув пальцем. – Понял. А где Джейк?

Очень хороший вопрос. Джейку первому принимать этих оливково-масляных. Видимо, в баре. Именно он устроил встречу. И его тут нет.

Но из верности семье вслух я ничего этого не говорю. Для меня это важно. Может, важнее всего остального. Некоторые люди вверяют себя Господу Богу, ну а папа мой, умирая, повторял со своим ист-эндским акцентом: «Семья, Фикси. От нее мы зависим. Семья – это все».

Верность семье – наша религия.

– С Джейком всегда так, – ворчит Грег. – Никогда не знаешь, когда он объявится. На него нельзя положиться. А нас еще мало сегодня, раз твоя мама взяла выходной.

Может, все это и справедливо, но в голове у меня папин голос: «Семья в первую очередь, Фикси. Всегда защищай семью на людях. Между собой потом разберетесь».

– Свои часы он отрабатывает, – напоминаю я Грегу. – Все согласовано.

В магазине работают все Фарры: мама, я, Джейк и моя сестра Николь, но только мы с мамой пашем полный день. Джейк именует себя нашим «консультантом». У него свой бизнес, он магистр делового администрирования и здесь бывает набегами. А Николь занимается йогой с понедельника по пятницу и сюда может приходить только по выходным. Что иногда и делает.

– Они, наверное, уже на подходе, – бросаю я. – Давай сюда лестницу поскорее!

Пока Грег волочит стремянку, я заскакиваю в подсобку и быстро набираю в ведро горячей воды. Надо только взлететь по ступенькам, смыть пятно, забрать банку, спуститься и убрать все до прихода гостей. Пара пустяков.

Отдел товаров для отдыха не очень удобный, все втиснуто между кухонными полотенцами и банками для варенья. Но так все устроил папа, и мы никогда ничего не меняем. Он очень любил настольные игры. Они, говорил, так же важны в хозяйстве, как ложки. Люди приходили к нам за чайником, а уходили еще и с «Монополией».

И со дня его смерти девять лет назад мы старались сохранить магазин таким, каким папа его создал. Мы по-прежнему продаем лакричные палочки. У нас есть скобяные товары. А в отделе для отдыха полно игр, мячей и водяных ружей.

Папин талант заключался в том, что он мог продать что угодно и кому угодно. Он умел очаровывать. Но очаровывать искренне, а не жульничать, вешая на уши лапшу. Он верил в каждый продукт, который продавал. Он хотел приносить людям счастье. Он создал маленький мирок в уголке Западного Лондона (себя, уроженца Ист-Энда, папа всегда называл эмигрантом), и его детище живет до сих пор. Пусть даже тех посетителей, которые знали папу лично, из года в год становится все меньше.

– Ладно, – бормочу я, торопясь с ведром обратно в зал. – Это всего секундочка!

Я взбираюсь по стремянке и принимаюсь за бурое пятно. Внизу Морэг показывает покупателю нож для чистки овощей: как хочется присоединиться к беседе! В ножах я толк знаю, курсы шеф-поваров проходила! Но нельзя быть всюду одновременно, и…

– Приехали! – возвещает Грег. – Паркуются.

Джейк настоял на том, чтобы мы зарезервировали место для этих оливковых. Они его спрашивали: «У вас есть где припарковаться?», а ему гордость не позволила сказать, что место только одно. Он и заявил на голубом глазу: «Да, конечно!», как будто у нас целый подземный гараж в хозяйстве.

– Пустяки, – выдыхаю я. – Готово. Все в порядке.

Я швыряю тряпку в ведро и начинаю спускаться, держа в руке банку от колы. Пожалуйста! Времени заняло почти ничего, и меня теперь ничто не будет тревожить, и…

– Осторожней со стремянкой!

Я слышу Грега, но он вечно изводит нас всякими советами по здоровью и технике безопасности, вычитанными в Интернете. И я продолжаю спускаться как ни в чем не бывало, пока он не орет с неподдельным испугом:

– Стой!

– Фикси! – вопит Стейси из-за кассы (еще одна из наших ассистентов, и ее пронзительный гундосый голос ни с чем не перепутаешь). – Берегись!

Я разворачиваюсь и сразу понимаю, что натворила. Я зацепила рукавом кольцо для нетбола, к которому прикреплена целая кадка с резиновыми мячиками. И теперь она балансирует на краю шкафа, и я уже ничего не могу поделать… Вот черт!

– О господи!

Я вскидываю свободную руку, загораживаясь от обрушившейся лавины резиновых мячей. Они барабанят по голове, по плечам, разлетаются по всему магазину. Откуда их столько взялось?!

Спустившись со стремянки, я с ужасом смотрю по сторонам. Каким-то чудом ничего не разбилось. Но весь пол покрыт ковром из резиновых мячиков.

– Быстро! – командую я Грегу и Стейси. – Работаем всей командой! Подберите их! А я пока встречу гостей.

Я кидаюсь к дверям. Грег и Стейси похожи не на команду, а на что-то прямо противоположное. Они то и дело сталкиваются друг с другом и ругаются на чем свет стоит. Грег торопливо пихает мячики за пазуху и в карманы.

– В кадку их убери! – ору я.

– Я даже не заметила этого пятна! – встревает Стейси, в обычной своей манере пожимая плечами, когда я прохожу мимо. – Надо было так оставить.

«И что толку теперь говорить?» – вертится на языке. Но я сдерживаюсь.

В первую очередь потому, что она хороший работник, лучше с ней отношения не портить. Просто надо приноровиться к тому, что мы с мамой называем ПМС: Проблематичные Моменты Стейси.

А главная причина, почему я молчу, – это то, что Стейси права. Надо было так и оставить. Но я не могу ничего не пофиксить, вот в чем беда. Натура у меня такая.

Глава вторая

Гости навороченные. Следовало ожидать. Мой брат Джейк любит тусоваться в крутых компаниях. Амбиций у него хватало с детства. Началось все с футбольной команды. А потом, ближе к двадцатнику, его потянуло к богатым. И внезапно оказалось, что все-то его не устраивает: ни наш дом, ни то, как мы проводим каникулы, и дошло до того, что он наехал на папин акцент. Тогда разразился очередной скандал. Мама крепко психанула, и крик стоял такой, что я слышала его на другом этаже.

Года три назад, до того, как открыть собственное дело, Джейк работал в Фулхеме агентом по недвижимости, и страсть к внешнему лоску захватила его еще сильнее. Ему нравится компания парней в парадных туфлях, с прилизанными прическами и вальяжной манерой речи. Словом, он бесится из-за того, что родился не в Челси. Из-за того, что по телевизору его не показывают, и с королевской семьей он не ужинает, и отпуск у него не шесть раз в году. Но по крайней мере, он может торчать в пабах на Кингс-Роуд с типами, которых зовут Руперт.

Судя по рубашкам поло, туфлям на каучуковой подошве и загару, двое, вылезшие из «Рендж Ровера», как раз из подобных тусовок. Меня такие немного бесят, но я командую себе: «Выше голову, Фиксик!» – и выхожу им навстречу. Один оглядывает магазин с критической гримасой, и я мигом напрягаюсь. Допустим, фасад не из самых красивых – здание еще семидесятых годов. Но стекла сверкают, а экспозиция кухонной утвари смотрится отлично. Для магазина на центральной улице у нас достаточно большое помещение, и мы толково им распоряжаемся. Несколько демонстрационных столов, три ряда, и все в работе.

– Привет! – здоровается тот, что повыше ростом. – Я – Клайв Бересфорд. А вы Фелисити?

Многие слышат «Фикси» и думают, что это «Фелисити». Я уже привыкла.

– Фикси, – улыбаюсь я и пожимаю его руку. – Добро пожаловать к Фаррам!

– Саймон. – Второй парень, вытаскивающий из «Рендж Ровера» увесистый ящик, поднимает руку. – Вот мы вас и нашли. Хорошее место.

– Да, – киваю я. – Нам повезло.

– Но это же вроде не Ноттинг-Хилл?

– Ноттинг-Хилл? – я сбита с толку.

– Джейк говорил, у вас семейный бизнес в Ноттинг-Хилле.

Я стискиваю зубы. Джейк в своем репертуаре. Конечно, наплел, будто мы в Ноттинг-Хилле. Может, еще рассказал, что сюда Хью Грант захаживает.

– Нет, мы в Эктоне, – учтиво говорю я.

– Но вы же собираетесь расширяться до Ноттинг-Хилла? – не отстает Крис, заходя в магазин. – Нам так ваш брат сказал.

Расширяться до Ноттинг-Хилла? Бред. Я понимаю, что Джейк просто пускал пыль в глаза парням из бара. Но в ушах стоит папин голос: «Семья в первую очередь, Фикси».

– Может быть, – любезно говорю я. – Кто знает.

Я завожу их в магазин и обвожу широким жестом кастрюли, пластиковые контейнеры и скатерти.

– Ну, вот и мы.

Наступает непродолжительная пауза. Я чувствую: это совсем не то, чего они ожидали. Саймон таращится на шеренгу банок от «Килнер». Клайв выходит вперед на несколько шагов и с любопытством разглядывает «Монополию». И красный резиновый мячик падает ему на голову.

– Ой! – Он смотрит вверх. – Какого…

– Извините! – быстро говорю я. – Не представляю, как такое произошло.

Черт. Наверняка где-нибудь еще шальные мячи катаются.

– Так вы хотите превратиться в гастроном уровнем повыше? – У Саймона озадаченный вид. – А у вас вообще есть продукты?

Я снова ощетиниваюсь. Не знаю, что им наплел Джейк, но моей вины тут точно нет.

– Разумеется, – киваю я. – Масло, уксус, специи, все такое. Вы можете поставить свой ящик.

– Прекрасно! – Он бухает ящик на сундук, где мы заранее расчистили место. Обычно такие вещи делаются в подсобке, но сейчас там все забито нераспакованными ароматическими свечами. – Что ж, давайте я покажу, чем мы занимаемся. Мы производим линию оливковых масел особого сорта.

Слова «особого сорта» произносятся подчеркнуто напыщенно.

– Можете попробовать.

Они извлекают на свет большие бутыли в деревянной упаковке. Саймон проворно расставляет соусницы, а Клайв достает заранее нарезанный хлеб.

Он распинается об оливковых плантациях в Италии, но я его не слушаю: я в ужасе смотрю на Грега. Он как раз показался в поле зрения, и карманы у него все еще набиты резиновыми мячиками. Передняя часть брюк оттопыривается и вообще выглядит очень… странно. Господи, почему он от них не избавился?

Я яростно вытаращиваю глаза, пытаясь сказать: «Почему у тебя до сих пор мячики в карманах?» Грег немедленно вытаращивается в ответ, как бы говоря: «Значит, причина есть!»

Ни на грош не верю. Грег действует из лучших побуждений, это бесспорно. Только логика у него слегка хромает. Он вроде компьютера на последнем издыхании: работает себе превосходно, а потом вдруг берет да засылает всю твою почту куда-нибудь в Венесуэлу.

– Хотите попробовать?

Я спохватываюсь, что Клайв уже закончил свои приготовления и протягивает мне кусочек хлеба и масло.

Пробуя масло, я думаю, что это очень похоже на Джейка: назначить встречу именно тогда, когда мамы в магазине не будет. Он всерьез надеется укрыться от ее всевидящего ока? Думает, она ничего не узнает? Мама замечает все. Каждую покупку, каждый возврат, каждое письмо. Все.

Тут я замечаю, что оба парня в модных прикидах подозрительно косятся на оттопыренную молнию штанов Грега. Я это им не в упрек, зрелище действительно странное.

– Извините Грега за необычный вид, – говорю я с непринужденным смешком. – Он обычно так не ходит. Просто…

– Гормональное расстройство, – бесстрастно кивнув, прерывает меня Грег, и я едва не давлюсь хлебом. Что он несет? Какое еще расстройство?

– Ужасное, – выразительно добавляет он.

Я к выходкам Грега привыкла, но иногда даже у меня нет слов.

– Даже забавно, – продолжает Грег, вдохновленный всеобщим вниманием. – Мой брат родился всего с половиной поджелудочной железы. А у матери пренеприятнейшая история с почками…

– Спасибо, Грег! – в отчаянии перебиваю я. – Спасибо за… за…

Оба крутых парня заинтригованы еще больше, и Грег бросает на меня самодовольный взгляд, яснее слов говорящий: «Видела, как я спас положение?»

В сотый раз я задумываюсь, не отправить ли Грега на курсы. Курсы «как не быть Грегом».

– В любом случае, – опережаю я его, – оливковое масло замечательное.

Говорю это не из вежливости: чистая правда. Масла насыщенные, ароматные, с приятным вкусом, особенно темно-зеленое, с перчинкой.

– Какая у них розничная цена?

– Вот прайс-лист.

И Саймон протягивает мне бумагу. Я смотрю на цены – и чуть не падаю. Обычно я в таких ситуациях держусь как кремень, но сейчас у меня вырывается только сдавленный хрип:

– Девяносто пять фунтов?

– Конечно, это дорогостоящий высококачественный продукт, – невозмутимо заявляет Клайв. – Как мы уже объясняли, это целая плантация, и сам процесс уникален…

– Да кто же выложит девяносто пять фунтов за бутылку масла! – Я готова рассмеяться. – Только не в этом магазине, простите.

– Но когда вы откроетесь в Ноттинг-Хилле? – подает голос Саймон. – Это совсем другой рынок. Кстати, нам кажется, что «Ноттинг-Хилл: семейные деликатесы» – отличное название.

Я пытаюсь взять себя в руки. Что? Наш магазин называется «Фаррз». Такое имя ему дал папа, Майкл Фарр, и никаких других названий не будет!

– Такое масло есть у нас на складе, – неожиданно говорит Грег. Он ставит бутылку на стол и окидывает парней цепким взглядом серых глаз. – Стоит пять девяносто девять. Это так, к слову.

– Ну да, – после паузы говорит Саймон. – Но это, конечно, совсем другой продукт. Не хочу показаться невежливым, но если у вас есть вкус, вы, разумеется, заметите разницу с дешевым сортом. Позволите?

Я отмечаю, как ловко он окучивает Грега. Он наливает порцию нашего масла за пять девяносто девять и окунает туда кусочки хлеба. Попробовав, я понимаю, в чем дело. Наше масло на вкус менее насыщенное.

Но надо знать своих покупателей. Понимать их возможности. Я как раз собираюсь втолковать Саймону, что наши клиенты – люди практичные и ни за что на свете не отвалят таких денег за масло, и тут дверь открывается, и заявляется Джейк.

Он впечатляет. Как всегда. У него отцовская твердая челюсть, и блеск в глазах тоже от папы, и он действительно хорошо одет. Стильный агент по недвижимости. Темно-синий пиджак, галстук, лакированные дорогие туфли. Запонки.

И при виде него у меня внутри, как обычно, что-то сжимается, словно надо мной хлопает крыльями стая воронья. Недостойная. Виноватая. Мелкая. Никчемная.

Ничего нового. Большой братец вечно вызывает у меня такие чувства, а как же иначе? Так и должно быть, если я верю, что на первом месте всегда семья. И я преданно следую этому кредо, как бы это ни бывало больно.

И больнее всего то, что Джейк успешен, а я неудачница. Он занялся импортом-экспортом, не получив в поддержку ни пенни. Он нажился на бесшовных трусиках, сбагрив их в магазин уцененных товаров. Это у него сверкающая машина, визитные карточки и деловое администрирование (ну, почти).

А я взяла заем у мамы («наше наследство», как выражается Джейк), попыталась заниматься кейтерингом и с треском провалилась. И до сих пор не вернула денег.

Меня не назовешь паршивой овцой. Это было бы гламурно и интригующе, но я просто тупая овца, которая до сих пор держит под кроватью зеленые фартуки с логотипом «Еда от Фарр» (все остальное я распродала, только от этих никак не избавлюсь). Оказываясь рядом с Джейком, я чувствую себя еще более глупой и тормознутой. Без шуток. Рта при нем не смею раскрыть, а если рискну, то заикаюсь.

У меня есть свои мнения, идеи. Действительно. Когда я сама – или с мамой – руковожу магазином, то могу отдавать указания. Я способна заявить о себе. Но при Джейке, а иногда и при Николь, я дважды подумаю, прежде чем открыть рот. Потому что в воздухе повиснет невысказанное: «Тебе откуда знать? Ты все дела провалила».

Единственный человек, кто держится так, словно ничего не случилось и я все еще что-то значу, – это мама. Не знаю, как бы я выдержала, если бы не она.

– Ребята! – приветствует Джейк своих гостей. – Вы уже здесь! Чао!

«Чао». Вот как он с ними общается. Мы воспитывались в одной семье, но мне в голову не придет загнуть такое.

– Джейк! – Клайв хлопает его по спине. – Дружище!

– И это ты называешь Ноттинг-Хиллом? – смеется Саймон, пожимая ему руку. – Это же хренов Эктон!

– Это лишь начало новой империи, – широко ухмыляется Джейк.

Он бросает в мою сторону быстрый взгляд, в котором явственно читается: «Надеюсь, ты меня не подставила».

Я отвечаю ему взглядом: «Что за «Ноттинг-Хилл: семейные деликатесы» такие?» Но теперь он меня в упор не видит.

Джейк частенько игнорирует меня при своих крутых дружках. Может, опасается, что я поймаю его на вранье. Я этого никогда не делаю: семья на первом месте! – но всегда подмечаю, когда он передергивает. Рассказывает, например, про свою «школу грамоты» – на самом деле это был компьютер. Или упоминает «уголок на природе». Понятия не имею, о чем он – наверное, о нужнике в мамином саду.

– Так вот они, эти знаменитые масла! – восклицает Джейк. – Фантастико!

– Видел бы ты плантации! – с энтузиазмом подхватывает Саймон. – Закачаешься!

– Охотно бы взглянул, – с издевкой говорит Джейк. – Обожаю эти края.

Не припомню, чтобы Джейк хоть когда-нибудь бывал в Италии, но говорить об этом явно не стоит.

– Ты в курсе, что бутылка стоит девяносто пять фунтов? – подвожу я разговор к делу. – Вряд ли наши клиенты могут позволить себе такое.

Он раздраженно морщится, и я понимаю причину. Наши реальные, экономные покупатели Джейка не волнуют. Ему подавай выдуманных клиентов-миллионеров.

– Но если вы намерены расширяться, то вот что вам нужно. – Клайв похлопывает по бутылке. – Вкус феноменальный, ведь Фикси подтвердит?

– Вкус отменный, – говорю я. – Изысканный. Просто я… вы понимаете. Примут ли это наши покупатели?

Конечно, голос у меня срывается. Я задаю вопросы вместо того, чтобы констатировать факты. Так на меня действует присутствие Джейка. И я себя ненавижу за это: кажется, будто я в себе не уверена. А я уверена!

– Научатся принимать, – обрывает меня Джейк. – Будем проводить дегустации, всякие такие штуки…

Он поворачивается к Клайву и Саймону.

– Мы обязательно сделаем заказ, парни, вопрос только на сколько.

Меня охватывает паника. Мы не можем вот так с места в карьер делать заказы, особенно когда мамы рядом нет!

– Джейк, может, сначала обсудим? – отваживаюсь я.

– Нечего обсуждать, – огрызается он, и на лице у него написано: «Заткнись!»

О господи! Пускай воронье хлопает меня крыльями по лицу, надо держаться. Ради мамы.

– Я только… – Голос опять дрожит, и я откашливаюсь. – Наши покупатели приходят сюда за товарами по разумной цене. Роскошь им не нужна.

– Значит, будем их учить, – отрезает Джейк. – Образовывать. Приучать их рецепторы к более тонким вкусам.

Он хватает кусок хлеба, льет на него масло из бутылки за пять девяносто девять, и прежде чем кто-нибудь успевает сказать хоть слово, отправляет его в рот.

– Это же грандиозно, – мычит он с набитым ртом. – Совсем другой уровень! Такое богатство оттенков! Ты просто вкушаешь качество! Парни! Что я могу сказать! Мои поздравления! Я впечатлен.

Он протягивает руку, но ни Саймон, ни Клайв ее не жмут. Они так потрясены, что и шевельнуться не могут.

– Которое это было? – спрашивает Джейк, наконец дожевав. – Самое дорогое?

Тишина. Я не могу поднять глаза. Меня просто скручивает от стыда за Джейка.

Но чего у крутых ребят не отнять – манеры у них безупречные. Клайв, не поведя бровью, спасает ситуацию.

– Я не помню, которое это? – наморщив лоб, он глядит на Саймона.

– Я тоже не уверен, – подхватывает тот. – Соусницы переставляли, вот и…

– Это мы виноваты: слишком много принесли.

– Именно, – вторит Саймон. – Вкус уже смешивается.

Они так великодушны к ничего не подозревающему Джейку, что мне очень хочется сказать им: «Спасибо вам, крутые парни. Спасибо, что так добры к моему брату, до которого все еще не дошло».

Но я, конечно, молчу. Саймон и Клайв переглядываются и тактично решают замять ситуацию. Мы улыбаемся и мило болтаем, пока они пакуют свои причиндалы, и договариваемся держать связь.

Как только они отъезжают от магазина, мы с Джейком набираем побольше воздуха в грудь – и он успевает первым.

– Отлично, Фикси! – раздраженно восклицает он. – Ты их спугнула. Просто молодец!

– Джейк, мне очень жаль… – Какого черта я извиняюсь?! Что за дурацкая привычка? – Но… но я правда думаю…

– Да знаю я, что ты думаешь, – перебивает он. – Но это я разрабатываю стратегии для развития магазина. Чтобы он был больше. Лучше. Качественнее. Прибыльнее.

– Да, но девяносто пять фунтов за бутылку! – взываю я. – Ты шутишь?

– Почему? – огрызается он. – В «Харродз» же такое есть!

Даже не знаю, что ему на это ответить. «Харродз»?

Я замечаю, что Грег поглядывает в нашу сторону, и торопливо изображаю улыбку. Папа бы убил за семейные разборки посреди магазина.

– Джейки?

Я оборачиваюсь и вижу, что в магазин входит Лейла, подружка Джейка, в прелестном желтом платье с летящей юбкой и с солнечными очками на голове. Она похожа на Бемби. Узкие сандалии на ее длинных ногах постукивают, словно копытца, и она смотрит на мир из-под длинных ресниц, словно опасается: а вдруг ее кто-то подстрелит? Она такая милая, и мне совершенно не хочется препираться при ней с Джейком.

Не только потому, что она милая, но и потому, что семья превыше всего. Лейла – не член семьи. По крайней мере, пока. Они с Джейком познакомились в клубе, встречаются три года, и я ни разу не видела, чтобы они спорили. Лейла вообще не из любителей выяснять отношения, но ведь хоть раз она на Джейка срывалась? Если и да, то она никогда об этом не рассказывала. Больше того, однажды она заявила: «Джейк такая душечка!» Я чуть не упала. Это Джейк-то душечка?

– Привет, Лейла! – Я чмокаю ее в щечку. Она тоненькая и миниатюрная, как ребенок – и как она ухитряется таскать эти большие глянцевые сумки? – За покупками ходила?

– Надо же баловать женушку, – высокомерно говорит Джейк. – Для мамы мы тоже купили подарок.

Джейк всегда называет Лейлу женушкой, хотя они даже не помолвлены. Иногда я спрашиваю, приятно ли ей это, но Лейла, кажется, из тех, кому вообще все до лампочки. Однажды Джейк приехал в магазин на семейное совещание, и мы только через час спохватились, что он оставил Лейлу в машине – поручил отслеживать трафик на дорогах. Она и не думала злиться – уткнулась в мобильник и мурлыкала себе под нос. Когда мама завопила: «Джейк! Как ты мог оставить Лейлу вот так?», он пожал плечами и ответил: «Да она сама предложила».

Теперь Лейла помахивает передо мной пакетом от Кристиана Диора, и я ощущаю легкий укол. Мне такое для мамы не по карману. И все-таки… Товары из «Сэнкшьюри», которые я для нее покупаю в подарок, ей тоже нравятся. Сама мысль о маме меня успокаивает. Не надо ни о чем беспокоиться – мама со всем разберется. Потолкует с Джейком, как она умеет – твердо и спокойно. И не позволит ему закупать оливковое масло по сумасшедшим ценам.

Мама занимается семьей, домом, бизнесом… всем. Она наш генеральный директор. Наш якорь. Когда папа внезапно умер от сердечного приступа, в ней как будто что-то взорвалось. Вся негативная энергия обратилась в решимость не позволить горю разрушить ни семью, ни работу – ничего. Мама тянула нас последние девять лет, она умеет танцевать зумбу, и никто не готовит слоеное тесто лучше нее. Она потрясающая. Она утверждает, что папа присутствует во всем, что она делает, и они разговаривают каждую ночь. Может, и странно звучит, но я ей верю.

Обычно мама торчит в магазине от рассвета до заката. Сегодня ее здесь нет только потому, что у нее день рождения и она до вечера готовит угощение. Конечно, многие женщины в ее годы, да и вообще в любом возрасте, предпочли бы, чтобы кто-нибудь другой готовил для них в такой день. Но не мама. Второго августа она стряпает колбаски, вальдорфский салат, пироги с яблоками – и так сколько я себя помню. Это традиция. А мы традиции чтим, мы же Фарры.

– Кстати, я разобрался с тем счетом за ремонт твоей машины, – обращается Джейк к Лейле. – Я позвонил тому типу. «Ты, говорю, моей девушке голову морочишь. Давай-ка полегче». Он сразу на попятный пошел.

– Джейк! – восхищенно ахает Лейла. – Ты мой герой!

– И по-моему, эта модель устарела, – небрежно бросает Джейк. – Тебе нужна поновее. Посмотрим на выходных.

– О, Джейк! – сияющая Лейла поворачивается ко мне. – Какой же он лапочка!

– Да… – слабо улыбаюсь я. – Просто пупсик.

Тут к кассе подходят Морэг со своей покупательницей, женщиной средних лет. Джейк тотчас включает режим качественного обслуживания клиентов.

– Вы нашли все, что искали? А, нож для овощей! Простите, я вынужден задать деликатный вопрос: вам есть восемнадцать?

Покупательница хихикает и краснеет, и даже я выдавливаю улыбку. Джейк умеет быть обаятельным, когда хочет. Мы вежливо прощаемся с клиенткой, твердим «до свидания», пока за ней не закрывается дверь. Потом Джейк достает ключи от автомобиля и крутит их на пальце – этой привычкой он обзавелся вместе с машиной.

Я знаю, что хочу ему сказать. Слова прямо роятся передо мной, как в комиксах. Крепкие, от души, слова о бизнесе. О том, чем мы занимаемся. О папе. Но эти слова так и звучат только в мыслях.

У Джейка задумчивый вид, и я знаю, что его лучше не прерывать. Лейла тоже терпеливо ждет, сложив брови домиком.

Она такая хорошенькая, эта Лейла. Красивая, мягкая, никогда никого не критикует. Серьезнее всего на свете она относится к маникюру: это у нее и бизнес, и страсть. Но на мои неухоженные ногти она даже не косится, не то что не высмеивает. Она принимает всех такими, какие они есть, в том числе и Джейка.

Наконец Джейк перестает болтать ключами. Понятия не имею, что он надумал. Мы росли вместе, но я до сих пор не знаю, что творится у него в голове.

– Тогда мы, пожалуй, домой, – изрекает он. – Поможем маме.

Знаю я его помощь. Возьмет пиво и усядется за спортивный канал. Но я ему не перечу.

– Конечно, – говорю я. – Увидимся.

Наш дом в десяти минутах ходу от магазина: иногда кажется, будто один плавно перетекает в другой. Я поправляю покосившуюся стопку скатертей, и тут Лейла спрашивает:

– Что ты наденешь, Фикси?

Голос у нее взволнованный, словно мы на выпускной собрались.

– Не знаю. – Я сбита с толку. – Платье, наверное. Ничего особенного.

Это мамин день рождения. Придут друзья, соседи и дядя Нед. В смысле, я принаряжусь, конечно, но это же не прием в посольстве.

– Да, конечно… – Лейла растеряна. – Так ты не собираешься…

– Что?

– Я просто подумала, потому что…

Лейла многозначительно умолкает, словно я должна догадаться, к чему она клонит.

– Почему? – Я смотрю на нее в недоумении, и она резко разворачивается к Джейку на своих острых каблучках.

– Джейки, – тянет она с легким укором, в котором по-прежнему звучат нотки обожания. – Ты ей не сказал?

– Ах да! – Джейк закатывает глаза и поворачивается ко мне. – Райан вернулся.

Что?

Я смотрю на него, оцепенев. Говорить не могу – легкие словно сдавило, но мозг работает, как компьютерная программа, анализируя слово «вернулся». Что значит вернулся? Куда? В Англию? Домой? Ко мне?

Нет, явно не ко мне.

– Вернулся в страну, – уточняет Лейла, и ее кроткие глаза полны сочувствия. – У него ничего не вышло с той американкой. Он будет на празднике. И он спрашивал про тебя.

Глава третья

Не знаю, сколько раз положено разбиваться сердцам, но с моим это происходит регулярно, и причина – Райан Чокер.

Сам он не в курсе этого. Я очень хорошо умею скрывать свои чувства (по крайней мере, я так считаю). Но дело обстоит так, что я твердо и прочно влюблена в Райана с тех пор, как мне было десять, а ему – пятнадцать и я увидела его среди приятелей Джейка в «Бургер-Кинге». Меня на нем заклинило. А как иначе – с его-то белокурыми волосами, чеканным профилем и прочим великолепием!

Когда я перешла в среднюю школу, Райан и Джейк стали лучшими друзьями. Райан околачивался у нас каждые выходные, отмачивая шуточки и заигрывая с мамой. В отличие от остальных мальчишек его возраста, у него была безупречная кожа. Он умел укладывать волосы. На нем даже школьная форма смотрелась сексуально – так он был горяч.

И деньги у него водились. Об этом все шушукались. Кто-то из родственников оставил ему небольшое состояние. Он вечно устраивал вечеринки, и на семнадцатилетие получил автомобиль. С откидным верхом. Мне двадцать семь, и я уверена, что у меня такого не будет. Райан и Джейк колесили по Лондону в открытой тачке, с гремящей музыкой, словно рок-звезды. В сущности, это Райан ввел Джейка в этот крутой, навороченный, блестящий мир элиты. Они ходили по клубам, которые попадают в таблоиды, а потом хвастали целый день. Когда я подросла, мама иногда стала отпускать меня с ними: у меня было такое чувство, словно я выиграла в лотерею. Они купались в лучах славы, и часть ее перепадала мне.

Еще Райан по-настоящему добрый. Навсегда запомню вечер, когда мы пошли в кино. Я как раз поссорилась с мальчиком по имени Джейсон, а за нами сидела компания его приятелей. Они принялись насмехаться надо мной, и тут Райан молниеносно развернулся и налетел на них. На следующий день вся школа шепталась: «Райан любит Фикси!»

Я, конечно, смеялась. Отшучивалась. Но сама была сражена наповал. Казалось, что теперь мы связаны друг с другом. И все время думала: «Мы же будем вместе? Так ведь и должно быть?»

В последующие годы мне не раз казалось, что у меня есть шанс. В «Пицца-Экспрессе», когда он чмокнул меня при встрече. Когда ущипнул за бедро. Спросил, есть ли у меня сейчас кто-нибудь. На папиных похоронах сидел со мной рядом и слушал, как я бесконечно говорю об отце. На мое совершеннолетие пел под караоке «Не хочу упускать ни мгновенья», глядя прямо на меня. Сердце мое трепыхалось, как ополоумевшая бабочка, и я твердила себе: «Вот же оно, вот!..», но Райан в тот вечер ушел с девушкой по имени Тамара. И следующие годы я только плакала, глядя, как он встречается, наверное, с каждой девушкой в Западном Лондоне, ни разу не оглянувшись на меня.

Пять лет назад он уехал в Лос-Анджелес, чтобы стать кинопродюсером. По-настоящему. Ничего более гламурного и недосягаемого представить себе нельзя. До сих пор храню визитку, которую он мне оставил перед отъездом: абстрактный логотип и адрес на бульваре Уилшир.

Было бы легче забыть о Райане, если бы он исчез навсегда – так нет же. Он то и дело приезжал в Лондон и навещал Джейка, словно вспышкой озаряя собой все вокруг. Его волнистые белокурые волосы выгорели от постоянного пребывания на солнце. Он без конца рассказывал о знаменитостях. Бросал между делом «Том», и я задумывалась: какой еще Том? А когда доходило, что это он о Крузе, сердце екало: с ума сойти, я знакома с человеком, который лично знает Тома Круза!

С другими парнями я при этом, конечно, встречалась. Но в сердце прочно обосновался Райан. И в прошлом году, через шестнадцать лет после нашей первой встречи, он приехал на день рождения Джейка, поддатый и несчастный. Подробностей я так и не вытянула, но в целом он жаловался на руководителя киностудии, который им помыкал.

Слушатель из меня хороший, и я сочувственно поддакивала, пока Райан честил того типа. Наконец он выдохся и молча смотрел на меня. Именно на меня. Словно только что признал во мне выросшую, повзрослевшую женщину. Он сказал: «Знаешь, Фикси, ты мне всегда нравилась. Ты такая естественная. Ты как глоток свежего воздуха». И выдал с удивленным видом: «И почему только мы не вместе?»

Сердце у меня колотилось, но я в кои-то веки сохранила спокойствие. Посмотрела на него, помолчала и произнесла: «Что же».

А Райан ответил своей ленивой улыбкой и повторил: «Что же».

Боже, это было волшебно. Мы ушли через пару минут. Он повел меня на квартиру, в которой останавливался, и там всю ночь напролет сбывались мои юношеские фантазии, и не только они. Весь мой разум вопил: «Это произошло! Мы с Райаном вместе! Это на самом деле!» Десять дней я прожила в восторженном трансе.

А потом он уехал обратно в Лос-Анджелес. В смысле, он и должен был уехать, чего я ожидала?

(На этот вопрос я не отвечу. Даже мысленно. Потому что выдам тем самым самую безнадежную из своих фантазий: мы предназначены друг другу самой судьбой и теперь поймем это и больше никогда не расстанемся.)

Уезжая в аэропорт пасмурным апрельским утром, он поцеловал меня, кажется, с искренним сожалением и сказал: «С тобой было так хорошо, Фикси». Словно я диета из соков или цикл виртуальных лекций.

Я ответила настолько беззаботно, как только смогла: «Надеюсь, ты вернешься и снова ко мне придешь». И покривила душой. На самом деле я надеялась, что он закричит: «Как же я раньше не понял! Фикси, дорогая, я не могу жить без тебя, летим вместе, прямо на этом же самолете!»

Как ни странно, ничего подобного не случилось.

Потом я узнала от Джейка, что у Райана в Лос-Анджелесе девушка по имени Ариана и у них постоянные скандалы, но вообще все серьезно. Я заглядывала к ним на Фейсбук несколько раз (ну ладно, постоянно). Писала ему дружеские сообщения и удаляла их. И притворялась, что мне все равно. Перед мамой, Джейком, перед всеми. А что еще оставалось делать?

Но все это было ложью. Я так и не смирилась с тем, что его потеряла. И втайне сохраняла безумную надежду.

И вот он вернулся. Эти слова барабаном бьют у меня в голове: «вернулся, вернулся!», пока я торчу в галантерейном магазине, как одержимая примеряя заколки. Конечно, как будто выбор правильной безделушки для волос заставит Райана в меня влюбиться.

Я не могла пойти домой прямо из магазина.

А вдруг он уже там, развалился на диване и встретит меня своей неотразимой улыбкой? Мне нужно время. Нужно подготовиться. Значит, в пять. Я велела Грегу закрываться и отправилась на Хай-стрит. Купила новую помаду. А теперь торчу возле стенда и пытаюсь преобразиться до неузнаваемости с помощью блестящей бирюльки за три девяносто девять. А может, лучше взять цветок?