Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Содзи Симада

Дом кривых стен

Soji Shimada

KAITEI KANZENBAN NANAME YASHIKI NO HANZAI



© Логачев С., перевод на русский язык, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Список действующих лиц

Обитатели Дома дрейфующего льда:

Кодзабуро Хамамото (68 лет) – председатель совета директоров компании «Хаммер дизель», владелец Дома дрейфующего льда

Эйко Хамамото (23 года) – его дочь

Кохэй Хаякава (50 лет) – домоправитель и водитель по совместительству

Тикако (44 года) – его жена, домработница

Харуо Кадзивара (27 лет) – повар



Гости:

Эйкити Кикуока (65 лет) – президент компании «Кикуока беаринг»

Куми Аикура (22 года) – его секретарша и по совместительству любовница

Кадзуя Уэда (30 лет) – личный водитель Эйкити Кикуоки

Митио Канаи (47 лет) – директор «Кикуока беаринг»

Хацуэ (38 лет) – его жена

Сюн Кусака (26 лет) – студент медицинского университета «Дзикэй»

Масаки Тогай (24 года) – студент Токийского университета

Ёсихико Хамамото (19 лет) – первокурсник университета «Кэйо», внук старшего брата Кодзабуро



Сотрудники полиции и связанные с ними лица:

Сабуро Усикоси – старший инспектор управления полиции г. Саппоро

Одзаки – инспектор того же управления

Окума – помощник инспектора управления полиции г. Вакканай

Анан – патрульный полицейский того же управления

Киёси Митараи – астролог

Кадзуми Исиока – его друг

Пролог

Я сумрачный король страны всегда дождливой,Бессильный юноша и старец прозорливый,Давно презревший лесть советников своих,Скучающий меж псов, как меж зверей иных;Ни сокол лучший мой, ни гул предсмертных стоновНарода, павшего в виду моих балконов,Ни песнь забавная любимого шутаНе прояснят чело, не разомкнут уста.Шарль Бодлер (пер. Л. Эллиса)
На юге Франции, в местечке Отрив, находится необычное сооружение, известное как Идеальный дворец Шеваля. Его построил в одиночку обыкновенный небогатый почтальон Фердинанд Шеваль. На строительство, завершенное в 1912 году, у него ушло тридцать три года.

У создателя этого сооружения были определенные проблемы с выбором стиля – тот получился эклектичным: здание соединяет в себе мусульманскую мечеть, индуистский храм и пастуший домик в швейцарском духе, пристроившийся у входа, напоминающего ворота средневекового европейского замка. Однако, несмотря на такую смесь, это настоящий дворец, подобный которому видел в детстве каждый ребенок. А глупые и путаные рассуждения взрослых об архитектурных стилях, экономической целесообразности и впечатлении, производимом творением Шеваля, лишь делают их собственные жилища в Токио убогими тесными крольчатниками.

Шеваль, несомненно, был человеком малообразованным. В оставшихся после него записках, полных орфографических ошибок, он с жаром говорит о том, что неведомым образом ему открылось божественное откровение, позволившее воздвигнуть подобное сооружение.

Все началось с того, что Шеваль, занимаясь доставкой почты, принялся собирать в карманы попадавшиеся ему по дороге камни необычной формы. В то время ему было уже сорок три года. Вместе с сумкой почтальона он стал вешать на плечо большую корзину, куда складывал камни, а позже обзавелся тележкой.

Можно представить, как относились жители скучного сельского местечка к странностям своего почтальона. Не обращая ни на кого внимания, Шеваль приступил к закладке фундамента будущего дворца. Материалом ему служили собранные камни и цемент.

Строительство здания заняло тридцать три года. Длина сооружения составила двадцать шесть метров, ширина – четырнадцать и высота – двенадцать метров. После этого Шеваль принялся украшать свое творение выполненными из цемента барельефами с изображением журавлей, леопардов, страусов, слонов, крокодилов и других животных. В итоге ими были покрыты все стены. Фасад дворца Шеваль решил увенчать водопадом и тремя внушительными фигурами великанов.

Почтальон закончил свою работу в семьдесят шесть лет. Поместив внутри дворца на самом видном месте славно послужившую ему тележку, он соорудил у входа в здание маленький домик и жил там, после того как ушел со службы по возрасту, любуясь своим творением. Идея поселиться во дворце, видимо, даже не пришла ему в голову.

На фотографиях кажется, что Дворец Шеваля выполнен из мягкого материала, напоминающего конняку[1]. Фигуры и декоративные украшения из цемента по разнообразию и тщательности исполнения не уступают Ангкор-Вату. При этом, конечно, есть вопросы к общему виду и стенам – строение из-за нарушенных пропорций выглядит причудливо искривленным, несбалансированным. Людям, не питающим интереса к таким вещам, творение Шеваля, на которое он потратил полжизни, возможно, кажется бесполезной диковиной, чем-то вроде груды металлолома.

Односельчане ничтоже сумняшеся называли Шеваля помешанным, хотя его творческий замысел имеет что-то общее с творениями гениального испанского архитектора Антонио Гауди. Идеальный дворец Шеваля – сегодня единственная туристическая достопримечательность местечка Отрив, где больше смотреть нечего.

* * *

Еще один пример экстравагантной одержимости архитектурой, о котором не следует забывать, – король Баварии Людвиг II. Он еще широко известен своим покровительством композитору Вагнеру. Баварского короля интересовали в жизни только две вещи – музыка Вагнера, которого он боготворил, и строительство замков.

Главным шедевром Людвига II считается замок Линдерхоф. Многие видят в нем слепое подражание стилю эпохи Бурбонов, однако стоит войти внутрь через сделанную из камня вращающуюся дверь, выходящую на северный склон, и пройти по тоннелю с высоким потолком, как понимаешь, что перед тобой нечто незаурядное.

В замковом комплексе посетители могут увидеть величественный искусственный грот, где на иссиня-черной поверхности водоема красуется лодка в форме огромной раковины-жемчужницы. В гроте устроена разноцветная динамическая подсветка – огни то зажигаются, то гаснут; стоящий на берегу стол украшают ветви искусственных кораллов, одна из стен расписана фантастическими картинами. Вряд ли найдется человек, у которого не разыграется воображение под влиянием увиденного.

Говорят, когда почитаемый королем Вагнер ушел в мир иной, Людвиг II каждый день уединялся в этой сумрачной пещере и обедал за декорированным фальшивыми кораллами столом, с грустью вспоминая встречи с композитором.

* * *

В Европе и Америке можно найти много построек с разными сюрпризами. В Японии, к сожалению, подобные объекты можно перечесть по пальцам.

Есть несколько домов ниндзя с потайными ходами, но они имели сугубо практическое применение.

Еще одна относительно широко известная постройка – дом «Нисётэй», сооруженный в токийском районе Фукагава после Великого землетрясения Канто[2]. Лестницы, упирающиеся в потолок; деревянная дверь с отверстием от выпавшего сучка, превращенным в застекленный смотровой глазок; пятиугольные окна над входом. Изображения этих элементов дома сохранились в документах и на фотографиях.

Может быть, в Японии где-то тоже есть свой Дворец Шеваля, но я о нем ничего не знаю. Кроме перечисленных, мне известна лишь одна постройка, стиль которой можно считать экстравагантным. Это Перекошенный дом на острове Хоккайдо.

* * *

На Хоккайдо, на мысе Соя, самой северной точке Японии, есть возвышенность, обращенная к Охотскому морю. На ней стоит странного вида здание, которое местные обитатели прозвали Перекошенным домом.

Это трехэтажный особняк в елизаветинском стиле с белыми стенами, оживленный колоннами. С восточной стороны к нему примыкает цилиндрической формы конструкция, стилизованная под Пизанскую падающую башню.

Отличие состоит в том, что поверхность стен башни на Хоккайдо почти сплошь покрыта вставками из стекла, оклеенного зеркальной пленкой, которую получают в результате вакуумного напыления алюминия. В результате в ясную погоду в этом стеклянном цилиндре, словно в зеркале, отражаются все окрестности.

С холма на самом краю возвышенности башня с ее огромными стеклами, точнее сказать, зеркалами, и сам особняк представляют собой фантастическое зрелище.

Вокруг, насколько хватает глаз, не видно никаких признаков человеческого жилья и простирается пустошь, на которой колышется на ветру трава цвета опавшей листвы. Чтобы добраться до ближайшего места, где обитают люди, надо обойти особняк, спуститься вниз и преодолеть приличное расстояние пешком.

На закате солнца башня сверкает в его золотых лучах посреди диковатого пустополья, поросшего травой и продуваемого холодными ветрами. А позади простирается северное море.

Холодные воды тонут в разлитой густой синеве. Если сбежать с холма вниз, к береговой кромке, и опустить руку в воду, пальцы будто окрасятся чернилами. А отливающая золотом громадина башни предстает объектом культового поклонения, не уступающим по величию символам синтоистских и буддийских божеств.

Перед особняком выложена камнем просторная площадка с расставленными на ней скульптурами, есть маленький пруд и каменная лестница. У основания башни – что-то вроде клумбы веерообразной формы. Почему «вроде»? Потому что без людского пригляда она поросла мхом и рассыпалась.

И дом, и башня сейчас пустуют. Особняк уже давно выставлен на продажу, однако желающих приобрести его не находится. И не потому, что место глухое. Причина иная – там произошли убийства.

В этих убийствах много странного и удивительного, особенно для дилетантов. Для таких людей я и должен рассказать об этом деле – убийствах в Перекошенном доме.

Мне не известно ни одного преступления с таким невероятным, идеально подобранным набором инструментов. И сценой его, конечно, стал особняк, стоящий на холодной, открытой всем ветрам возвышенности.

* * *

Дом с башней, о котором пойдет речь, ближе к замку Людвига II, чем к Дворцу Шеваля. Потому что построил его тоже король – правда, современный, человек с крупным состоянием и большим влиянием. Этого человека звали Кодзабуро Хамамото, он был председателем совета директоров акционерной корпорации «Хаммер дизель». Но если Шеваль и король Людвиг отличались от рядовых людей своей одержимостью, он был просто человеком увлеченным. И его увлеченность подкреплялась большими финансовыми возможностями, которых лишены простые смертные.

Как часто бывает с достигшими вершин людьми, на Хамамото, вероятно, навалилась скука и меланхолия. Нередко груз свалившегося на голову богатства давит на человека, ломает душу. Такое случается везде, независимо от страны.

В конструкции дома и башни ничего удивительного вы не обнаружите. Внутри, конечно, достаточно всяких переходов и закоулков, но не настолько, чтобы можно было всерьез в них заблудиться. Нет ни вращающихся стенных панелей, ни подземных гротов, ни опускающихся на голову потолков. Интерес к этому зданию вызывал один момент – оно, как говорят местные жители, было изначально построено криво, то есть под наклоном. Соответственно и стеклянная башня была в прямом смысле наклонной.

Что касается дома, то представьте себе спичечный коробок, поставленный на ребро, – то, о которое чиркают спичками. Слегка надавите на коробок пальцем, чтобы он чуть наклонился. Угол наклона от вертикальной оси составляет пять-шесть градусов и почти незаметен со стороны. Но внутреннее устройство здания приводит в замешательство, как только в него войдешь.

Дом наклонен на юг. Его северная сторона, окна, выходящие на запад и юг, – всё как у обыкновенного дома, а вот с восточной и западной стенами есть проблемы. Окна и рамы установлены под нормальным углом к поверхности земли, и, если войти в помещение и присмотреться, возникнет ощущение, что стоит положить на пол вареное яйцо, как оно покатится под уклон. Человек, проведший в этом доме несколько минут, вряд ли разберется, что к чему. А задержишься там подольше – голова начинает идти кругом.

Кодзабуро Хамамото, хозяину Перекошенного дома, доставляло удовольствие наблюдать замешательство, в какое приходили посещавшие его владения гости. Стоила ли эта забава потраченных денег? Пожалуй, сказанного будет достаточно, чтобы дать представление о том, на какой необычной, не укладывающейся в рамки здравого смысла сцене происходили описываемые события.

Хамамото было уже под семьдесят. Жена у него умерла, и он поселился затворником на самом севере Японии вместе со своей славой и известностью. Слушал свою любимую классическую музыку, читал детективные романы, ради удовольствия изучал и коллекционировал западные заводные игрушки и механические куклы; коллекция этого добра, стоившая примерно как небольшая фабрика, хранилась в доме, в комнате номер три, носившей название Зал тэнгу[3], где по стенам были развешены длинноносые маски.

В этом зале сидела большая, в человеческий рост, кукла, которую Хамамото величал Джеком или Големом, имея в виду старую европейскую легенду о глиняном великане, оживавшем по ночам, когда разгуливалась непогода. Именно этой кукле суждено было сыграть главную роль в непостижимых событиях, происшедших в этом особняке.

Если не брать в расчет странное хобби Кодзабуро Хамамото, в остальном он был человеком совершенно нормальным; когда окружающая природа радовала глаз, хозяин Перекошенного дома приглашал к себе гостей и любил поболтать с ними о том о сем. Не иначе как ему хотелось найти единомышленника, родственную душу, однако его желанию не суждено было исполниться. Причину этого читатель поймет, как только поднимется занавес.

* * *

Все произошло в рождественскую ночь 1983 года. За Перекошенным домом – нет, вернее будет называть его Домом дрейфующего льда – тогда присматривала супружеская пара: Кохэй Хаякава и его жена Тикако. Они проживали тут же, в особняке. Сад, мощеная площадка перед домом – все, до последнего уголка, было в идеальном порядке и покоилось под толстым слоем снега.

На окрестностях лежала волнистая, как стиральная доска, белая пелена, под которой отдыхала земля цвета сухой листвы. Трудно было поверить, что этот мягкий покров сотворила неистовая снежная буря. Глядя на возведенное руками человека сооружение, выделявшееся на фоне этой белизны, как бы накрывшей все вокруг фланелевой простыней, в голову невольно приходила мысль, что на свете нет больше ничего, кроме этого странного, наклонившегося на одну сторону дома.

Солнце садилось. Из-за линии горизонта, стремясь закупорить погружавшееся во мглу Охотское море, каждый день наплывали дрейфующие льдины, напоминающие огромные листья лотоса. В окрашенном в унылый цвет небе, не стихая ни на минуту, то тише, то громче, звучал похожий на шепот стон холодного ветра.

В доме зажглись огни, в небе снова закружились снежинки; эта картина оставляла в душе горьковатый привкус.



[Рис. 1]

Акт I

Если есть в этом мире танец, способный развеять настоящую скуку, это танец мертвецов.
Сцена 1. В прихожей Дома дрейфующего льда

В салоне царила атмосфера наступавшего Рождества, оттуда доносились голоса, смех, шутки.

На фоне искрившегося снежка, тихо падавшего на землю, по холму, погромыхивая надетыми на колеса цепями, поднимался черный «Мерседес» с приглашенными на рождественский вечер гостями.

В прихожей, перед распахнутой настежь двустворчатой дверью, с трубкой в зубах стоял Кодзабуро Хамамото. Благородная седина, нос с горбинкой, ни грамма лишнего жира, на шее яркий аскотский галстук. Хамамото относился к типу людей, возраст которых не поддается точному определению. Вынув трубку изо рта, он выдохнул облачко белого дыма и с улыбкой повернул голову.

Рядом стояла его дочь Эйко в дорогом коктейльном платье. Ее волосы были забраны кверху, открытые плечи зябли. Дочь унаследовала от отца орлиный нос; лицо ее можно было отнести к разряду красивых, даже несмотря на слегка выдающийся подбородок. Высокая, немного выше отца.

На лице девушки было много косметики – обычное дело для женщины в такой вечер, губы плотно сжаты, совсем как у отца в минуты общения с профсоюзными вожаками, предъявлявшими ему претензии.

Автомобиль проехал по ведущей к особняку дорожке, разливая по ней желтый свет фар, и затормозил прямо перед стоявшей у входа парой. Он еще до конца не остановился, как дверь резко распахнулась и на снег быстро ступил высокий, плотный человек с редкими волосами.

– Как я рад, как я рад! Ну зачем вы на улицу вышли? Право же, не стоило, – нарочито громко протрубил Эйкити Кикуока, выпустив изо рта вместе со словами целое облако пара. У него был такой характер: раз открыл рот – надо, чтобы было хорошо слышно. Встречаются такие люди – с врожденной склонностью надзирать за другими и командовать. Поэтому, наверное, и голос у Кикуоки был такой хриплый.

Хозяин дома великодушно кивнул головой, а Эйко, демонстрируя гостеприимство, сказала:

– Большое спасибо, что приехали.

Вслед за Эйкити из машины показалась миниатюрная женщина. Ее появление для хозяев – по крайней мере, для дочери Кодзабуро – стало не очень приятной неожиданностью. В черном платье и небрежно наброшенной на плечи леопардовой шубке, женщина вышла из «Мерседеса», изящно качнув бедрами. Хамамото – и отец, и дочь – прежде ее не видели. Очень миловидная, своими повадками она напоминала котенка.

– Знакомьтесь. Моя секретарша, Куми Аикура… А это Хамамото-сан.

В голосе Кикуоки звучали гордые нотки, которые он не мог скрыть при всем старании.

Сладко улыбнувшись, Куми Аикура вдруг пропищала неожиданно высоким голосом:

– Очень рада познакомиться. Для меня это большая честь.

С трудом вынося ее писк, Эйко поспешила обратиться к водителю – Кадзуя Уэду здесь знали – и стала объяснять ему, куда поставить машину.

Стоявший за спиной хозяина Кохэй Хаякава проводил прибывшую пару в салон и исчез, а Кодзабуро Хамамото добродушно усмехнулся: «Какая же по счету у него секретарша?.. Записывать надо. Эта секретарские обязанности усердно выполняет: и на коленях у шефа посидит, и под ручку с ним по Гиндзе[4] пройдется… Повезло девчонке».

– Папа! – услышал он голос Эйко.

– Да? – отозвался Кодзабуро, не вынимая трубки изо рта.

– Может, хватит уже здесь стоять? Кого еще нет? Тогай и Канаи-сан с женой? Необязательно тебе их дожидаться. Мы с Кохэем справимся. Да тебе и с Кикуокой поговорить надо.

– Хм-м. Может, и правда… Но тебе так холодно будет, нет? Смотри, простудишься.

– Угу. Попроси тетушку, пожалуйста; пусть даст какую-нибудь норку накинуть. А Кусака принесет. Тогай должен скоро подъехать, пусть он его встретит.

– Хорошо. Кохэй, а где Тикако? – Кодзабуро обернулся к слуге.

– Была на кухне… – последовал ответ, и оба пошли в дом.

Оставшись одна, девушка обхватила себя руками и стала прислушиваться к доносившейся из салона музыке Коула Портера. В этот момент на ее плечи мягко легла меховая накидка.

– Спасибо, – едва обернувшись к Сюну Кусаке, холодно бросила Эйко.

– Что-то Тогай опаздывает, – заметил Кусака, очень симпатичный юноша с прекрасным цветом лица.

– Застрял где-нибудь в снегу. Водитель он никудышный.

– Да, наверное.

– Постой здесь, подожди, пока он приедет.

– Ага…

Повисла пауза. Наконец Эйко проговорила безразличным тоном:

– Видел, какая секретарша у Кикуоки?

– Э-э… ну да…

– Ничего у нее вкус, да?

Кусака непонимающе посмотрел на нее.

– Воспитания – ноль. Ты что, не понимаешь?

Эйко нахмурилась, меж бровей залегла морщинка. Ее манеру говорить можно было принять за образец всем, кто хочет скрыть свои эмоции. На парней, увивавшихся вокруг нее, это производило магический эффект.

Послышалось тяжелое пыхтение автомобильного мотора, и на холме показался небольшой седан отечественного производства.

– Похоже, добрался!

Машина подъехала к особняку, и сидевший в ней человек торопливо опустил стекло. Показалось круглое лицо, на котором красовались очки в серебряной оправе. Как ни удивительно, несмотря на холодную погоду, на нем выступили капельки пота. Дверь машины слегка приоткрылась и оттуда послышалось: «Эйко-сан! Спасибо за приглашение». Обладатель голоса, еще сидя за рулем, спешил выразить свою признательность.

– Что ты так опоздал?

– Дорога ужасная! Столько снега! Машину водит туда-сюда. Эйко-сан, ты сегодня просто очаровательна. Прими мой подарок на Рождество.

И гость протянул девушке узкий продолговатый сверток.

– Спасибо.

– О! Кусака! И ты тут?

– Тут. Чуть не замерз, тебя дожидаясь. Отгони скорее свою колымагу. Место знаешь?

– Сейчас-сейчас.

Эти двое часто встречались в Токио, по-приятельски выпивали вместе.

– Давай-давай. Знаешь куда? На старое место.

– Знаю, знаю!

Седан, неуверенно преодолевая снежные заносы, завернул за угол. Кусака вприпрыжку пустился за ним.

Следом за седаном, преодолев подъем, подкатило такси. Из него на снег вышел худой как палка мужчина. Это был Митио Канаи, подчиненный Кикуоки. В ожидании, пока из машины выберется его любимая супруга, он чем-то напоминал изгибом спины приземлившегося на снежную равнину одинокого журавля. Хацуэ, даме, в противоположность мужу, весьма дородной, потребовалось немало усилий, чтобы выбраться на свободу с тесного сиденья.

– Здравствуйте, здравствуйте! Спасибо, что снова пригласили нас, милая, – с улыбкой проговорил Митио Канаи, обращаясь к Эйко. Его лицо будто одеревенело, поэтому улыбка получилась вымученной. Наверное, у него было что-то вроде профессионального заболевания. Стоило хоть немного напрячь мышцы лица, как, независимо от его воли, оно тут же расплывалось в неискренней улыбке. Или мышцы напрягались как раз в тот момент, когда господин Канаи пытался изобразить на своей физиономии что-то еще, помимо улыбки? Кто знает…

Эйко часто думала, что ни разу не видела на лице у этого человека нормального выражения. Легче представить улыбающегося принца Сётоку Тайси[5], которого она никогда не видела, чем вообразить, как может выглядеть нормальное лицо господина Канаи. Вечные морщинки вокруг глаз, выдающиеся вперед зубы. «Неужели у него от рождения такая физиономия?» – задавала себе вопрос девушка.

– А мы вас ждали. Устали в дороге?

– Да ну, ерунда! А наш президент уже приехал?

– Да, уже здесь.

– Эх, опоздали!

Тяжело ступив на снег, Хацуэ с живостью, плохо вязавшейся с ее внушительной комплекцией, окинула взглядом Эйко с головы до пят, в следующий миг расплылась в кривоватой улыбке и, не сводя глаз с ее платья, польстила:

– Ой, какой у вас замечательный наряд!

Теперь все гости были в сборе.

Чета Канаи скрылась в доме. Эйко с важным видом развернулась на месте и направилась в салон вслед за ними. Музыка Коула Портера зазвучала ближе. В походке Эйко чувствовались собранность и уверенность в себе. Так несут себя артистки, направляясь из гримерки на сцену.

Сцена 2. В салоне Дома дрейфующего льда

В салоне с потолка свешивалась шикарная люстра. На том, чтобы приобрести ее, настояла Эйко, вопреки возражениям отца, говорившего, что такой осветительный прибор не подходит к их дому.

На первом этаже, в холле, у обращенной к западу стены, в углу, располагался круглой формы камин. Рядом, прямо на полу, были сложены ветки для растопки и поленья. Камин венчала большая воронкообразная труба черного цвета, на выложенной по кругу из кирпича полке кто-то оставил металлическую кофейную чашку. Перед камином стояло кресло-качалка, в котором любил посидеть Кодзабуро.

Все гости собрались за длинным узким столом под роскошной люстрой, украшенной целым лесом лампочек-свечей. Вместо Коула Портера теперь звучало попурри из рождественских песен.

Пол в салоне был устроен под наклоном, поэтому ножки у стола и стульев были подпилены так, чтобы они стояли ровно.

Перед каждым участником застолья стоял бокал с вином и свеча. Не сводя глаз со стола, гости с нетерпением ждали, когда заговорит Эйко. Наконец музыка стихла, и все поняли, что настал момент выхода королевы.

– Господа! Благодарю вас, что пожаловали к нам издалека, – зазвенел под сводами салона высокий голос молодой хозяйки. – Сегодня здесь присутствует не только молодежь, но и люди в возрасте. Вы, наверное, чуточку устали. Однако сегодня Рождество, и на Рождество идет снег! Вокруг не вата, не резаная бумага, а самый настоящий снег. И лучше всего встречать Рождество на Хоккайдо, в этом доме. Вы согласны? По этому случаю мы приготовили для вас особую рождественскую елку!

Голос Эйко стих, свет в люстре стал меркнуть и погас. Это где-то в холле повернул выключатель работник по фамилии Кадзивара. В тот же миг зазвучал величественный оркестровый хорал.

Спектакль был отрепетирован заранее. Слуги под руководством Эйко раз за разом повторяли свои действия, пока у них все не стало получаться настолько идеально, что четкости исполнения могли бы поучиться и военные.

– Взгляните в окно, господа!

За столом раздались восхищенные возгласы. На заднем дворе особняка росла большая ель, украшенная бесчисленным множеством разноцветных лампочек. Дерево было готово заиграть своим многоцветьем, стоило только повернуть выключатель. А с неба на ветви ели все падал настоящий снег.

– Свет!

По команде Эйко люстра зажглась снова. Это произошло в одно мгновение; с такой быстротой, наверное, Бог откликнулся на молитвенный вопль Моисея. Снова зазвучали рождественские песнопения.

– На елку потом будет времени сколько угодно. Если не боитесь холода, советую встать под деревом и слушать, как трутся друг о друга льдины в Охотском море. Здесь у нас настоящее Рождество. Разве в Токио такое возможно?.. А теперь послушаем человека, подарившего нам столь прекрасное Рождество. Слово моему отцу, которым я так горжусь.

С этими словами Эйко энергично захлопала в ладоши. Гости поспешили последовать ее примеру.

Кодзабуро Хамамото поднялся со своего места, по-прежнему не выпуская из левой руки трубку.

– Эйко! Договоримся: больше никаких словословий. Ты меня в краску вгонишь.

Все засмеялись.

– Перед гостями неудобно.

– Папа, ну что ты такое говоришь! Все считают за честь быть с тобой рядом. Так ведь, господа?

Гости дружно, словно сбившиеся в стадо барашки, закивали головами, а Эйкити Кикуока – активнее всех. И на то была весомая причина: положение его фирмы всецело зависело от компании «Хаммер дизель».

– Господа! Вы уже не в первый раз навещаете меня в моем доме удовольствий, построенном по стариковскому капризу, и, верно, уже привыкли к наклонному полу. И потому перестали спотыкаться, лишив меня забавы. Значит, надо придумать какой-то другой дом.

Гости откликнулись на эту идею натянутыми смешками.

– Ну да ладно. Сегодня рождественская ночь, самое подходящее время для кабаков по всей Японии как следует подзаработать. А вы приехали сюда – и очень умно поступили. Да! По этому поводу полагается выпить. Вино перегреется. Хотя ничего страшного – достаточно выставить его на холод минут на пять, и будет нормально. Итак, я начинаю…

Кодзабуро поднял бокал, сидевшие за столом тоже быстро протянули руки к своим. После его тоста все как один, движимые меркантильными соображениями, поспешили выразить надежду, что хозяин и в дальнейшем не обойдет их своим вниманием и расположением.

Кодзабуро поставил бокал и продолжил:

– Сегодня многие из вас встретились впервые. Здесь есть и молодежь, и люди, у кого волосы уже побелели. Я возьму на себя труд вас представить… И вот еще что. Кроме нас с дочерью, в этом доме живут люди, которые проделывают здесь очень большую работу. Думаю, пришло время им появиться на сцене. Эйко, хочу представить гостям Кохэя и Тикако.

Эйко сразу подняла правую руку и решительно заявила:

– Я сделаю это за тебя, папа. Кусака-кун[6], позови Кадзивару и Кохэя с тетушкой!

Прислуга собралась и по распоряжению хозяйки выстроилась вдоль стены.

– Кикуока-сан и Канаи-сан уже были у нас летом, и, должно быть, помнят наших помощников, а вот Кусака-кун, Тогай-кун, да и другие тоже, наверное, видят их впервые. Верно? Давайте знакомиться. Пойдем по старшинству. Слушайте внимательно и хорошенько запомните, как кого зовут. Чтобы потом не путать.

Начнем с этого представительного джентльмена. Думаю, господина Эйкити Кикуоку, президента компании «Кикуока беаринг», все знают. Кто-то видел, наверное, его фотографии в журналах. Теперь представился случай посмотреть на него воочию.

Кикуока действительно появлялся на страницах журналов. Дважды. Один раз – когда у него была судебная склока из-за отступных с некоей женщиной. Другой – на фото, где он протягивал руку какой-то актрисе, а та его даже не заметила.

Кикуока, сидя за столом, склонил потерявшую в сражениях значительную часть растительности голову, приветствуя Кодзабуро.

– Не скажешь нам пару слов?

– О-о! Ну да. Уж позвольте… Э-э… Замечательный дом, мне всегда здесь нравится… И место замечательное! Для меня большая честь сидеть в таком доме рядом с Хамамото-сан и пить вино.

– А прекрасно одетая девушка возле Кикуоки-сан – его секретарша, Аикура-сан. Извините, как ваше имя?

Разумеется, Эйко прекрасно помнила имя девушки, просто ей хотелось всем дать понять, что у нее есть сомнения насчет того, настоящее ли это имя.

Куми, однако, это совершенно не смутило, и она промурлыкала медоточиво:

– Куми. Прошу любить и жаловать.

«Да, еще та штучка, – тут же решила для себя Эйко. – По манерам настоящая хостес».

– Ой, какое чудесное имя! Простого человека так не назовут. – И добавила после паузы: – Как у телезвезды или артистки.

– Значит, я своего имени не достойна. – Куми Аикура и не думала менять выбранный ею игривый тон, обращенный к сильному полу. – Такое имя больше подошло бы стильной девушке, а не такой пигалице, как я. Высокой, вот как вы, Эйко.

Эйко была ростом метр семьдесят три, поэтому была вынуждена ходить в обуви на плоской подошве самого простого фасона. Высокие каблуки добавляли ей лишние сантиметры, получалось за метр восемьдесят. У нее не нашлось слов, чтобы парировать такой выпад.

– Следующий – господин Митио Канаи, президент «Кикуока беаринг».

Эйко на миг потеряла контроль над ситуацией и оговорилась.

– Ого! – послышался голос Кикуоки. – Это когда же тебя угораздило стать президентом? – обратился он к подчиненному.

Но, даже услышав эти слова, Эйко не сразу заметила свою ошибку.

Канаи поднялся из-за стола и с фирменной улыбкой на лице принялся напропалую нахваливать Кодзабуро. Не забыл превознести и своего шефа. В общем, выдал небольшую, но замечательную речь. Благодаря своему красноречию он и достиг занимаемого положения.

– А эта роскошная дама – его супруга, Хацуэ, – продолжила Эйко – и тут только поняла, что оплошала.

– Я пропустила фитнес, чтобы сюда приехать, – немедленно отозвалась Хацуэ. Куми, радуясь в душе этому обмену репликами, бросила быстрый взгляд на говоривших. – Я на диете. Может, на свежем воздухе еще сброшу.

Видно было, что Хацуэ принимала эту тему близко к сердцу и ни о чем другом говорить не собиралась.

Эйко снова перешла к мужчинам – и к ней сразу вернулась обычная уверенность.

– Этого симпатичного молодого человека с прекрасным цветом лица зовут Сюн Кусака. Учится на шестом курсе медицинского университета «Дзикэй». Будет врачом, скоро у него выпускной экзамен. Проводит у нас зимние каникулы и одновременно вроде как на практике – следит за папиным здоровьем.

«Как легко представлять мужчин», – подумала про себя Эйко.

– Еда здесь прекрасная, воздух – чудо, телефонными звонками никто не достает. Как можно болеть в таком замечательном месте? Я – медик и хотел бы видеть человека, который умудрится здесь заболеть, – проговорил Кусака.

Кодзабуро Хамамото отличался нелюбовью к телефонам. В Доме дрейфующего льда было не найти ни одного телефонного аппарата.

– Рядом сидит Масаки Тогай, приятель Кусаки. Студент Токийского университета, подает большие надежды. Его отец заседает в парламенте, депутат палаты советников Сюнсаку Тогай. Слышали, наверное?

За столом зашушукались – гостей охватило сладкое возбуждение от запаха больших денег.

– Молодой человек с прекрасной родословной. Можно несколько слов?

Побледневший Тогай встал, жестом, выдававшим волнение, поправил очки в серебряной оправе, сказал коротко: «Для меня большая честь присутствовать здесь. Отец тоже очень рад, что меня пригласили» – и сел на свое место.

– А этот мальчик – видите, как загорел на лыжах, – мой племянник. Точнее, внук папиного старшего брата, Ёсихико. Очень мил, правда? Ему всего девятнадцать. Учится в «Кэйо», на первом курсе. Приехал сюда на каникулы.

Загорелый юноша в белом свитере поднялся и, смущенно пробормотав: «Очень приятно!», тут же сел обратно.

– Что, и всё? Нет, Ёсихико, так дело не пойдет. Надо что-то сказать.

– А что говорить?

– Так просто ты не отделаешься. Много о чем можно сказать. О своих увлечениях, об университете, к примеру… Нет уж, давай, говори!

Но Эйко так и не смогла вытянуть из Ёсихико больше ни слова.

– Ну что же, вроде всех наших гостей я представила. Теперь несколько слов о наших помощниках.

Начну с этой стороны. Кохэй Хаякава. Он работает у нас уже почти двадцать лет, с тех пор когда мы жили в Камакуре. На нем здесь все держится, плюс он еще и водитель.

Рядом с ним – тетушка Тикако. Делает все по дому. Если вам что-то нужно, обращайтесь к ней.

Ближе всех к вам – наша гордость, шеф Харуо Кадзивара. Ему еще нет и тридцати, но у него золотые руки во всем, что касается приготовления пищи. Первоклассный мастер. Мы переманили его из отеля «Охара», откуда его никак не хотели отпускать. В его мастерстве вы сами скоро убедитесь. Ну вроде все… Можете возвращаться к своей работе.

– Теперь все друг с другом знакомы, – продолжала Эйко, обращаясь к гостям. – За этим столом собрались исключительно люди, привыкшие к тому, что дома, на юге, их называют элитой. Уверена, что вы прекрасно запоминаете имена и лица. Пока будет сервироваться ужин, полюбуйтесь елкой, пообщайтесь. Ёсихико, и вы, Кусака и Тогай, зажгите, пожалуйста, свечи на столе. После этого притушим свет в салоне. Желаю приятно провести время, господа!

* * *

Вокруг Кодзабуро Хамамото тут же собрались гости постарше. Завязался оживленный разговор. Громче всех, напоказ, смеялась команда «Кикуока беаринг», в то время как сам хозяин дома не выпускал изо рта трубку.

Между тем Эйко из-за пикировки с Куми совершила еще один промах. Забыла представить водителя Кикуоки, Уэду. Он сидел за Тогаем, а тот был парень крупный и закрывал его своим телом. «Надо же, не заметила. Ну ничего страшного», – подумала Эйко. Он всего лишь водитель, в конце концов.

На ужин подали великолепную индейку, и проголодавшиеся за долгую дорогу гости смогли по достоинству оценить мастерство повара, о котором говорила Эйко. Он сумел донести вкус кухни первоклассного токийского отеля до сурового северного края.

После ужина и чая Сюн Кусака встал из-за стола и подошел к окну, чтобы поближе посмотреть на рождественскую ель, усыпанную снегом и одиноко мигавшую огнями.

Присмотревшись, он увидел нечто странное. У стеклянной двери, из которой можно было выйти во двор, из снега торчала тонкая палка или шест. Кто-то воткнул ее метрах в двух от стены. Палка возвышалась из снега примерно на метр; похоже, ее вытянули из кучи дров, сложенной возле камина, специально выбрав попрямее. Днем, когда наряжали елку, ее на этом месте не было.

«Откуда она взялась?» – подумал Кусака, вытирая рукой запотевшее стекло и вглядываясь в темноту двора, и заметил у западного угла Дома дрейфующего льда еще одну палку, едва различимую в клубящемся снегу. Хорошенько разглядеть ее он не мог, но, скорее всего, это была ветка из той же кучи у камина. Точно так же она на метр торчала из снега.

Других палок из окна салона Кусака не увидел. Только две.

Он хотел было подозвать Тогая, чтобы спросить, что тот думает насчет палок, но тот был увлечен разговором с Эйко, а Ёсихико оказался в компании ветеранов – Кодзабуро, Кикуоки и Канаи. Говорили они о делах или просто болтали, было непонятно, но так или иначе Кусака не захотел вмешиваться в чужой разговор. Кадзивары и Хаякавы не было видно – наверное, ушли на кухню.

– Ну что, молодежь? Скучно, наверное, слушать нашу стариковскую болтовню? Может, расскажете что-нибудь, развлечете старика? – неожиданно громко сказал Кодзабуро.

Кусака вернулся за свое место за столом, оставив торчавшие из снега непонятные палки.



Кодзабуро Хамамото надоели льстивые банальности, которые ему приходилось выслушивать от давно крутившихся вокруг него подхалимов. От них у него портилось настроение. Он и построил-то странный дом на далекой северной окраине, чтобы избавиться от всего этого.

Однако льстецы, словно стадо диких животных, настигали его и здесь, за сотни километров. Они были готовы неотступно преследовать его повсюду, расхваливая всё подряд – и кривой пол в доме, и редкие антикварные вещи, даже не рассмотрев их как следует, и доставать его даже на краю света, пока полностью не выветрится витающий вокруг Кодзабуро запах денег.

Хамамото стал больше надеяться на молодежь.

– Хочу спросить: вы любите отгадывать загадки? – начал он. – Я очень люблю. Хочу задать вам одну задачу. Не против? Все вы учились или учитесь в лучших университетах, так что голова у вас должна работать хорошо… Слышали такую историю? Жил в Мексике один паренек. На самой границе со Штатами, недалеко от прииска, где добывали золотой песок. Каждый день он грузил на велосипед мешок с песком и въезжал через границу в Америку. Парень был на подозрении у таможенников. Всякий раз, открывая его мешки, они обнаруживали там обыкновенный песок, и больше ничего. Вопрос: какую контрабанду провозил паренек и как он это делал? Вот такая загадка. Как вам? Кикуока-сан, можете ответить?

– Э-э… Прямо не знаю, что сказать.

– Я тоже не знаю, – сказал Канаи.

Судя по их виду, оба мозги особо не напрягали.

– Ёсихико, а ты?

Ёсихико молча покачал головой.

– Никто не знает? Ну это же проще простого. Парень занимался контрабандой велосипедов.

– Аха-ха-ха! – неестественно громко захохотал Эйкити Кикуока.

– Велосипеды? Ну надо же! – присоединился к нему Канаи.

– Эту загадку Перри Мейсон[7] загадал своему другу Дрейку и секретарше Делле. Хороша шутка, да? Если вы хотите наладить контрабанду велосипедов, лучше всего заняться этим делом где-нибудь недалеко от золотого прииска.

Хотите еще? Но в этот раз подсказок не будет. Значит, так… Когда-то давно этой историей передо мной похвастался мой приятель. Она произвела на меня впечатление, и с тех пор я несколько раз рассказывал ее, выступая перед новыми сотрудниками нашей компании. Произошла она году в пятьдесят пятом.

Сейчас в снежную погоду как на государственных, так и на частных железных дорогах на путях устанавливают портативные обогреватели, предотвращающие накапливание и намерзание снега, а в те времена Япония была бедной, и ни у одной железнодорожной компании такого оборудования не было. И вот в Токио случился небывалый снегопад. За ночь выпало снега на полметра, и наутро все столичные поезда встали. Не знаю, как сейчас с этим обстоят дела, но тогда в Токио, где снега почти не бывает, и машин-то снегоуборочных не было. Все железнодорожники вышли убирать снег, но не справились, и утром в городе случился транспортный коллапс; многие опоздали на работу. Но нашлась одна компания – «Хамакю дэнтэцу», у которой поезда лишь чуть-чуть опаздывали в самом начале, а потом пошли по расписанию. И в час пик проблем не было. Нынешний президент «Хамакю дэнтэцу» – мой хороший друг, тот самый, о котором я говорил. Как это у них получилось?

Благодарить надо моего друга, придумавшую такую штуку; я бы сказал, трюк. Тогда он еще не был президентом, и его положение не позволяло мобилизовать много людей на очистку путей, никаких особых приспособлений в его распоряжении тоже не было. Но за счет своего ума он за один день сделался в компании известной личностью.

– Ого! Бывает же такое! Прямо чудо! – заметил Кикуока.

– Да уж. В самом деле удивительно… – вторил ему Канаи, делая вид, что поражен услышанным.

– Я сам знаю, что удивительно. Я ответ хочу услышать.

– Хе-хе. М-м…

– Может, к первому поезду прицепили такую специальную лопату для уборки снега, и за ним уже остальные поезда пошли?

– Не было такой лопаты, да если б и была, что толку? Снег слишком глубокий. Будь такая возможность, другие компании тоже, наверное, так сделали бы… Нет, никаких спецприспособлений; использовали только то, что под рукой.

– Хамамото-сан, какие у вас друзья! Выдающиеся! – совсем не к месту заявил Канаи, но Кодзабуро уже не обращал на него внимания.

– Понял! – воскликнул Кусака. Тогай недоуменно покосился на него.

– Он с вечера, всю ночь, гонял по линии пустые поезда?

– Ха-ха-ха! В самую точку! Когда начался снегопад, мой друг сообразил, что снега выпадет много, и всю ночь с интервалом в десять минут пускал порожние составы. Нужно было иметь большую смелость, чтобы тогда решиться на такое. Ведь твердолобые начальники есть везде. Но моему другу повезло, и теперь он занимает кресло президента этой компании. Каково? Ну что? Еще хотите задачку?

Услышав эти слова, Тогай, боясь оплошать еще раз, не говоря ни слова, энергично затряс головой в знак согласия.

Кодзабуро задал еще несколько задач, но первым ответ на них неизменно находил Сюн Кусака. И всякий раз, как он начинал бойко объяснять решение, Тогай покрывался то красными, то зелеными пятнами, как стоявшая во дворе елка.

Кодзабуро Хамамото сразу это заметил. Он понимал, чем буквально на глазах оборачивается его причуда. Загадки превращались в борьбу за приз, ценой которой было кругосветное путешествие.

Двое юношей, по крайней мере один из них – Тогай, участвуя в этом состязании, вели борьбу за Эйко. Тогай верил, что победитель получит билет вокруг света под названием «Свадебное путешествие». А по возвращении он может рассчитывать на дом и наследство, которого хватит на всю жизнь.

В глубине души Кодзабуро, естественно, ожидал этого и потому с присущим ему цинизмом, который он взращивал много лет, нарочно подготовил свои головоломки, чтобы посмотреть на реакцию.

– А ты просто-таки молодец, Кусака. Хочешь задачку потруднее?

– Давайте, попробую. – Успехи, видно, раззадорили юношу не на шутку.

И тут Кодзабуро сказал, казалось, совсем не к месту – все даже подумали, что ослышались:

– Ну как, Эйко, уже выбрала себе жениха?

– Что ты такое говоришь, папа?! Ни с того ни с сего… – удивленно воскликнула Эйко.

– Если еще не выбрала, я вот сейчас молодым людям задам задачу – и кто с ней справится, чем тебе не жених?

– Ты все шутишь, папа!

– Вовсе нет. Этот дом и дурацкий хлам, собранный в номере третьем, – все это можно назвать шуткой. Но я сейчас говорю серьезно. Вот здесь с нами два замечательных молодых человека. Я ничего не буду иметь против, если ты выберешь кого-то из них. Здоровье у меня уже не то. А если ты затрудняешься с выбором, попроси меня, не стесняйся. Я выберу. Того, кто решит задачу. Специально для них приберег.

«Вот так, – подумал Кодзабуро. – Теперь посмотрим, кто чего стоит».