Александр Бушков

ЧУДОВИЩА В ЯНТАРЕ-2. УЛИЦА МОЯ ТЕСНА

Я еще раз вытолкал смерть. Но она придет снова. Как голодная девка пристает… Григорий Распутин (после очередного покушения на него)


Глава I

ДЕМОКРАТИЯ НА МАРШЕ

Канцлер был мрачен, словно дюжина купцов-банкротов сразу.

— Устраивайтесь поудобнее, лорд Сварог, — сказал он мрачно. — Разговор у нас будет долгий…

На краткое время Сварог почувствовал себя проштрафившимся учеником перед строгим учителем. Что поделать: Канцлер — это Канцлер. Однако, как он ни ломал голову, не смог вспомнить ничего из совершенного им в последнее время, способного бы вызвать неудовольствие Канцлера. Так что дело было не в его персоне. С другой стороны, в последнее время в окружающем мире не случилось ничего такого, что могло бы привести Канцлера в неприкрытую мрачность. Даже наоборот — обнаружение и взятие под полный контроль Крепости Королей безусловно стоит отнести к нешуточным достижениям — Диамер Сонирил, как не раз до того, вновь ходит гоголем, ненавязчиво напоминая, что это — вновь заслуга его Канцелярии, поскольку лорд Сварог в ходе операции пребывал в качестве… Ну, понятно.

Правда, внезапно дал о себе знать Гремилькар. Но и из-за этого Канцлер не был бы так угрюм. Во-первых, все источники, пусть немногочисленные, в один голос утверждают, что Гремилькар — персональная головная боль Серого Рыцаря, не представляющая никакой угрозы для Империи. Во-вторых, нет точной уверенности, что это именно Гремилькар. Нельзя исключать, что Сварогу просто-напросто решили потрепать нервы его враги, коих хватает и на земле, и за облаками. В конце концов, Знак Гремилькара можно, порывшись пару часов в земных библиотеках, отыскать в книгах, казенно выражаясь, открытого доступа. И недобитая «Черная Благодать», и недобитая «Черная Радуга», и недоброжелатели Сварога в Магистериуме располагают кое-какими, скажем так, не вполне обычными способностями…

И наконец, возникни на горизонте какая-то серьезная беда вроде Радианта или заговора Брашеро, Сварог вряд ли узнал бы об этом позже Канцлера… или не следует быть столь самоуверенным?

— В первую очередь разговор у нас пойдет об императрице, — сказал наконец Канцлер. — Точнее, о ее пристрастии к долгому пребыванию на земле. У меня тут лежит сводка. За последний год она из трехсот шестидесяти восьми дней провела в Келл Инире всего восемьдесят два. Все остальное время она буквально пропадает на земле, иногда в Хельстаде и Каталауне, либо несколько дней где-нибудь с вами путешествует. Но главным образом живет у вас в Латеране. Случай беспрецедентный за всю историю Империи. Превеликое множество раз лары и лариссы развлекались на земле, порой задерживаясь там на пару-тройку недель, — даже императрица Агнеш до замужества. Это все были недолгие развлечения. А Яна на земле форменным образом живет. Что давно уже вызывает в обществе ропот, порой неприкрытый. Вы об этом не можете не знать из сводок восьмого департамента…

— Знаю, — сказал Сварог. — Фыркают по углам, втихомолку осуждают за чаркой — конечно, держась в рамках законов… В конце концов, это совершенно неопасно — болтовня по углам. Ни разу не было и намека, что дело зайдет дальше болтовни.

— А как быть, если эта болтовня приобрела чересчур уж большой размах? — прищурился Канцлер. — Все пересуды, и до того отнюдь не единичные, прямо-таки разгорелись лесным пожаром, захватывая все новых участников после недавнего празднования Нового Года. Впервые — понимаете, впервые! — в истории Империи императрица провела Календы Северуса на земле — да и императоров таких не было.

Сварог постарался сохранить дипломатически-непроницаемое выражение лица, но в душе мечтательно улыбался. Действительно, все так и обстояло. Сначала Ассамблея Боярышника в полном составе пировала в «Медвежьей Берлоге», а за пару часов до наступления Нового Года отправилась на одну из латеранских площадей — как там принято, в масках и вывороченной наизнанку верхней одежде, а то и маскарадных костюмах. Латерана празднует Новый Год незатейливо, но весело: взявшись за руки и образовав круг, горожане под свист дудок и стук бубнов пляшут нехитрый танец, двигаясь, как говаривали в старину на Руси, посолонь. Никаких сословных различий не существует — благородный герцог может плясать, держа за руки белошвейку и золотаря, — все в масках, которые нельзя снимать, иначе не будет в Новом Году ни денег, ни счастья, ни везения. Дворянские перстни и все оружие оставлены дома. Никаких дуэлей и просто драк в эту ночь — а вот мимолетные амурные поединки, наоборот, входят в традицию (от чего, коли уж все лица скрыты под масками, порой случаются довольно юмористические коллизии). Кругов этих на площадях и улицах превеликое множество — все совершеннолетние жители Латераны, которым есть на кого оставить детей. Повсюду стоят оплаченные городской казной бочки с вином, откуда бесплатно наливают всем желающим — не самые изысканные вина, конечно, но и никак не пиркет. Когда громыхнет Толстяк Буч, главный городской колокол на Круглой башне, возвестив о приходе Нового Года, повсюду вспыхивают шутихи, фейерверки, «огненные колеса» и «огненные картины». (Труднее всего приходится вынужденным бдеть всю ночь пожарным — правда, дежурство несут по жребию.) Конечно, имперский праздник с его роскошнейшими фейерверками, прекрасно видимыми с земли, в тысячу раз превосходит земные торжества — но никто на земле об этом как-то не сожалеет, всем и так весело.

Канцлер ледяным тоном продолжал:

— Конечно, она оставила вместо себя великолепного «двойника», не только видимого, но и осязаемого — но это обнаружили слишком многие… Кто-то обиделся, а кто-то и рассердился всерьез на то, что императрица пренебрегла благородным обществом ларов. Это кульминация, а пересудов, как я уже говорил, и до того хватало с лихвой…

Сварог усмехнулся:

— Там, откуда я пришел, есть поговорка — на обиженных воду возят.

— Я вас прошу, держитесь как можно более серьезно, — сказал Канцлер с неприкрытой резкостью. — Дело очень уж серьезное. Ключевое слово — Традиции. С большой буквы. Вам, как земному королю, должно быть прекрасно известно, сколь могучую силу являют собой тысячелетние традиции.

— Известно, — сказал Сварог. — Правда, несколько я уже сломал через колено. И знаете, еще не было случая, чтобы не ломались с приятным хрустом…

— И речь наверняка шла о каких-то третьестепенных, вовсе уж архаичных, — уверенно сказал Канцлер. Помолчал, задумчиво хмурясь. — А можете ли вы, скажем… в один миг сделать всех крепостных фригольдерами? Запретить дворянам появляться на улице с покрытой головой? Или хотя бы уравнять в правах Гильдии?

Гвардию с «безымянными полками»?

— Нет, — не особенно и задумываясь, ответил Сварог. — Свергнуть не свергнут, убить не убьют — хотя могут попытаться — но я заполучу прямо-таки всеобщую неприязнь…

— Вот то-то и оно, — сказал Канцлер. — Есть традиции, которые принято считать незыблемыми. Именно их Яна и нарушает со всем усердием, что не прибавляет ей любви и уважения подданных, наоборот. Так не должны себя вести не то что императрица, но любой лар или ларисса. Категорически не принято жить на земле так долго. Можно, конечно, вспомнить принца Элвара и герцога Орка, которые в Империи порой не появляются долгими месяцами. Но это исключения, лишь подтверждающие правило. У принца давняя репутация забавного чудака, у Орка — беззастенчивого авантюриста. А вот когда так ведет себя императрица — совсем другое дело…

— Канцлер, пожалуйста, не думайте, что я ничего не понимаю или веду себя слишком беззаботно, а то и вызывающе, — сказал Сварог. — Все я понимаю, нет здесь ни беззаботности, ни вызова. Просто… Ну скажите на милость, что я могу с ней поделать, если она хочет жить именно так? Вы ее знаете гораздо дольше моего. Можно ее отговорить? Я никогда не говорил с ней на эту тему, но уже не сомневаюсь, что она попросту терпеть не может Келл Инир. Он для нее в первую очередь — символ сиротского детства. Не зря она задолго до моего появления буквально пропадала в Каталауне с принцем Элваром. Правда, там все знали, кто она такая. Теперь все еще сложнее. Многие из ее нынешних латеранских добрых знакомых представления не имеют, что это Императрица Четырех Миров. Они дружат и относятся с искренней симпатией к провинциальной дворяночке Аленте Вольмер. Что ее только радует.

— Да все я понимаю, — досадливо морщась, сказал Канцлер. — И очень многие понимают, в том числе самые верные, самые преданные… но и среди них немало тех, для кого на первом месте стоят Традиции. Что касается и вас. Я не говорю о врагах и недоброжелателях, коих у вас хватает. Но и многие из тех, кто вам искренне симпатизирует, начинают испытывать к вам неприязнь именно из-за того, что вы давно и регулярно нарушаете Традиции. Я не говорю, что вам с ней следует немедленно отказаться от нынешнего образа жизни. Но нужно как-то поумерить его, что ли, снизить размах… черт, слов не подберешь! В общем, в общем, поумерить. В ближайшее же время нужно сесть в узком кругу — вы, я, еще пара-тройка человек — и продумать, как все же уговорить ее вести себя умереннее.

Сварог криво улыбнулся:

— Вы уверены, что мы поставим перед собой реальную задачу?

— Мы обязаны сделать это реальностью, — отрезал Канцлер почти грубо. — Потому что проблема гораздо шире, глубже, серьезнее, чем вам сейчас кажется. Я ведь сказал, что разговор у нас будет долгий. Я только начал. Если бы все дело было только в Яне… Если бы… Все сложнее и серьезнее. Потому что у Яны давно появились не столь уж малочисленные последователи. И в прежние времена бывали люди обоего пола, постоянно жившие на земле. Да, именно что постепенно, иные долгими годами не появлялись в Империи — ну, разве что в случае вовсе уж крайней необходимости — скажем, коронация, похороны монарха или своих близких родственников. С этим как-то мирились — потому что таких «изгоев» было примерно несколько человек на столетие — два-три, пять-шесть, максимум — десяток. А теперь набирает обороты тот самый размах. Вы — и как директор десятого стола, и как начальник восьмого департамента — должны в числе прочих получать и ежегодные сводки о количестве ларов, постоянно живущих на земле.

— Получаю, да, — сказал Сварог.

— И как вы к ним относитесь?

— Честно говоря, никак, — признался Сварог. — Вы не хуже меня знаете, что изрядная часть сводок, докладных и прочих подобных бумаг — по сути, бюрократический мусор, который следует проглядеть одним глазком, отправить в архив и забыть.

— Не спорю, хватает таких бумаг. Но эти сводки к ним, безусловно, не относятся. Возможно, вас не следует судить слишком строго за равнодушие к ним — вы, скорее всего, попросту не знали, как обстояло в прежние времена, никогда этим не интересовались.

— Каюсь, — сказал Сварог. — Не интересовался. Хватало дел посерьезнее…

— Возможно, тут есть и моя доля вины, — сказал Канцлер. — Я как-то не подумал, что вы в силу вашего… происхождения на многое смотрите иначе. Так вот, если мы возьмем сводки за последние три года, когда число «переселенцев» стало расти по возрастающей… Позапозапрошлый год — шестьдесят четыре человека. Позапрошлый — девяностое шесть, прошлый — сто сорок. Марлок говорит, что в математике это называется «рост по экспоненте» — как будто от того, что есть ученый термин, становится легче… Причем! — Он поднял указательный палец. — Процентов девяносто — это молодые семьи с маленькими детьми. Они выправляют дворянские грамоты, часто и титулы, приобретают имения, особняки, некоторые предпочитают жить близ столицы, вообще больших городов, некоторые, наоборот, обосновываются где-нибудь в провинции и даже заводят хозяйство, предварительно постаравшись, чтобы им достались земли с деревнями или «дворянскими промыслами».

— Я знаю, — сказал Сварог. — Ведь это я им дворянские грамоты и бумаги на титулы подписываю, всякий раз, как остановится известно, что это лары. Очень малая часть оседает в Лоране и Шагане, в основном селятся на моих землях, даже в Трех Королевствах. Я посещал парочку из них любопытства ради. Особенно детям на земле страшно нравится. Один карапуз так мне и сказал: это просто здорово, идешь-идешь, а земля все не кончается. Есть один молодой граф, он получил изрядный кусок земли в Демуре — в Трех Королевствах земли я не продаю, попросту раздаю тем, кто может что-то на них построить. На его землях — три заброшенных города, десятка два заброшенных деревень, рудники. Он все это восстанавливает с превеликой энергией, к нему идут крестьяне, горожане, рудознатцы. И он считает, что обрел наконец смысл жизни. Людей тянет назад на землю, я уже не раз убеждался…

— Охотно верю, — проворчал Канцлер. — Читал что-то подобное в иных отчетах… Беда только в том, что все это не просто считают вопиющим нарушением тысячелетних традиций, а другие откровенно боятся — если переселение примет достаточно массовый характер, кончится второй Вьюгой…

— Вот, кстати, — сказал Сварог. — За все эти годы я как-то и не стремился узнать, что такое была эта Вьюга. Просто-напросто необходимости такой не было — у меня на первом месте дела насущные. Глянул в одну из энциклопедий, прочитал: да, был в старый времена такой катаклизм, неизмеримо уступивший по разрушению и жертвам Шторму, причем, цитирую: «повторение в нынешних условиях абсолютно исключено». И я понял: мне это не нужно.

Канцлер невесело усмехнулся:

— И этот человек возглавляет девятый стол и восьмой департамент…

Между тем ваш доступ давно уже позволяет ознакомиться со всеми абсолютно материалами по Вьюге. Вот именно: в нынешних условиях. Писано это в очень давние времена, когда и вас здесь не было, и меня на свете не было. Многие из тех, что обеспокоены не столько нарушением традиции, сколько возможностью второй Вьюги — или чего-то подобного, — считают, что времена пришли другие. И я вынужден признать за ними некоторую правоту…

— А можно изложить все в пару минут?

— Можно, — все так же досадливо морщась, сказал Канцлер. — Когда после Шторма прошло тысячи полторы лет, жизнь наладилась, от разрушений не осталось и следа, было решено вернуться на землю. С полного одобрения тогдашнего императора — как впоследствии оказалось, он был большим идеалистом, что для венценосцев просто недопустимо. Вернулись примерно процентов восемьдесят, остальные, особо упертые консерваторы, остались в летающих манорах. Немаловажная деталь: вернувшиеся не собирались как-то обособиться. Попытались создать некий симбиоз, единую цивилизацию. Делились своими знаниями, достижениями науки и техники… Ну, не абсолютно всеми, конечно. Лет двести все шло вроде бы прекрасно. А потом среди тогдашних королей нашлось сразу два энергичных, умных и абсолютно неразборчивых в средствах субъекта. Они вознамерились получить все — и долголетие ларов, и многое другое… Практически все. И начали… действовать. У ларов были свои проблемы, трения и сложности — еще и из-за того, что новый император, сын того, что провозгласил Великое Возвращение, как это быстро назвали придворные льстецы… В общем, он как две капли воды был похож на вашего… предшественника на снольдерском троне. Полнейшая неспособность управлять хоть как-то — и, что печальнее, полнейшая неспособность отыскать для ключевых постов умных и толковых людей. Вот и началось. Лары разделились на несколько партий, небольшая часть даже примкнула к тем двум королям. Короче говоря, началась война — ну, не всех против всех, однако лагерей было несколько. В неразберихе разбомбили крупный научный центр — нечто вроде Крепости Королей, разве что предназначенный для других целей. Грянула Вьюга — катаклизм в масштабах всей планеты. Правда, как писалось в той энциклопедии, в которую вы соизволили заглянуть, неизмеримо уступавший Шторму по масштабам разрушений и количеству жертв. Но все равно, приятного было мало, потом посмотрите подробные материалы… Императора убили еще до Вьюги. Регентом при малолетнем наследнике стал один из принцев крови — человек умный и деятельный. Сумел примирить ларов, войну продолжать не стал, велел всем возвращаться за облака, предварительно уничтожив все научно-технические достижения, переданные жителям земли. Что и произошло — опять-таки не без крови и разрушений. Законы серьезно перекроили, чтобы заморозить на земле прогресс насколько возможно. Кстати, сильванские лары возвращаться на землю не стали — здесь и лежат корни некоторого отчуждения, до сих пор сохранившегося меж ларами двух планет. Вот и все, если вкратце. И теперь некоторые боятся, что в будущем при неконтролируемом развитии событий возможно повторение Вьюги… или чего-то другого, но опять-таки общепланетного масштаба. Как вы теперь считаете, есть у них кое-какие основания? Дело уже не в консерватизме и тупом следовании традициям…

— Пожалуй, есть, — не глядя на собеседника, мрачно сказал Сварог.

— Если бы все дело было только в консерватизме, было бы гораздо проще и легче с этим справиться. Знаете, в чем главный парадокс? К лагерю «боязливых» примкнули и многие в Магистериуме, до того много лет втихомолку толковавшие меж собой и схожими по взглядам людьми, что прогресс на земле не стоит держать в железной узде… Они там просчитали на своих суперкомпьютерах возможные варианты будущего, если число «возвращенцев» и далее будет расти по экспоненте — и некоторые из вариантов ничего хорошего не обещают. Даже у Марлока в Технионе есть «боязливые»… Теперь видите, что все сложнее, чем вам явно казалось поначалу?

— Вижу, — столь же угрюмо сказал Сварог.

— Так вот, все еще сложнее. Есть три главных мишени для критики: императрица, вы и я. Императрица — за тот образ жизни, который она ведет, вы — как лицо, безусловно, на нее влияющее, причем, по убеждению оппозиции, в худшую сторону, ну, а я — за то, что чересчур вам потакаю и не намерен ничего прекращать. Сформировались три лагеря. Один — чистейшей воды консерваторы, которых заботит только одно: скрупулезное соблюдение Традиций. Другой — те, кто всерьез опасаются повторения Вьюги. Третий — ваши персональные враги и недоброжелатели, причем к ним примыкает изрядное число персонажей из первых двух лагерей. Я уверен: у вас было бы гораздо меньше противников, живи вы опять-таки в рамках Традиций. В конце концов, фаворит у императрицы — порой и при наличии мужа — это тоже старинная традиция. Пожалуй, консерваторы благодушно отнеслись бы и к вашему браку с Яной здесь. Трижды случалось и такое, так что это тоже традиция. Зависти, конечно, хватало бы, но одной ею все бы и кончилось, не суйся вы на землю, оставайся вы здесь… Понимаете? Все, что вы делаете на земле, многих прямо-таки бесит — по самым разным причинам. Вы нарушаете традиции, вы можете стать виновником новой Вьюги, вы… Да там столько всего намешано… Неужели вы сами всего не поняли из сводок восьмого департамента? Донесений вашего второго управления?

Второе управление восьмого департамента как раз и было чем-то вроде тайной полиции, смотревшей исключительно за ларами, начиная с принцев крови, — можно сказать, с интагаровским размахом, даже почище, потому что у Интагара не было тех технических средств, коими в изобилии располагало второе управление. Агентуры, правда, было меньше, чем у Интагара внизу.

Сварог ответил самую чуточку смущенно:

— Сводки и донесения ко мне поступают регулярно, конечно… но, признаюсь, я на них не обращаю особого внимания. Так, бегло проглядываю — главным образом, чтобы узнать, кто именно ко мне недоброжелательно настроен. Ничего серьезного — болтовня на трезвую и пьяную голову. Уныло ноют, какая я скотина, узурпатор, наглец, нарушитель традиций и так далее. Никогда эта трепология не выливалась в нечто конкретное…

Он осекся. Канцлер смотрел на него широко раскрытыми глазами, словно на некое чудо морское. В его взгляде многое смешалось: и несказанное удивление, и злость, и даже страх (каковой впервые на памяти Сварога Канцлер выказал). Холодок прошел по спине от такого взгляда. Что-то здесь было не так, определенно не так…

Потом Канцлер сказал странным голосом (как никогда прежде не говорил) — так, словно выговаривал каждую букву отдельно:

— То есть как? А материалы по Агоре на вас не произвели никакого впечатления? Этого просто не может быть…

— А что такое Агора? Полное впечатление, что это слово пишется с большой буквы, но что оно означает, я представления не имею.

— Не шутите так, лорд Сварог, — тихо сказал Канцлер. — Самое неподходящее время для шуток.

Впервые в жизни его лицо пугало Сварога.

— Честное слово, Канцлер, я и не думал шутить, — сказал Сварог, охваченный смутным предчувствием чего-то крайне нехорошего. — Я и в самом деле представления не имею, что такое Агора. Признаться, за все эти годы я не вникал во многие обычаи и уклады Империи — те, что были неактуальны, никакой пользы мне не приносили… Об Агоре я слышу впервые в жизни.

Канцлер раздумывал буквально несколько секунд. Потом включил один из своих компьютеров и распорядился сухим приказным тоном:

— Операцию «Метеор» немедленно в действие. По полной программе.

И выключил компьютер, глядя на Сварога все так же странно. Сварог прекрасно знал, что Канцлер способен порой моментально принимать серьезные решения — и, между прочим, всегда полезные и верные. Еще и потому он столько лет остается Канцлером. Вот и сейчас явно было принято некое решение — но в чем оно заключалось?

— Может быть, вы не знаете, что такое Золотые Сотни?

Ну, уж это-то Сварог знал — поскольку речь шла об актуальной, действующей структуре, к которой и он принадлежал…

Везде, и на земле, и в Империи (и на Земле в разные времена) кроме официальных, прописанных в законах структур действовали еще и, так сказать, неофициальные, неформальные. Так обстояло и на Таларе. Крестьяне и члены Гильдий делились на «сотни», причем они далеко не всегда состояли именно из ста человек — иногда больше и иногда меньше — а количество их зависело от размеров деревни или города, где-то сотен имелась пара десятков, где-то деревушка или городок составляли одну-единственную сотню. Занимались они всевозможной мелочевкой, тем, что не было смысла выносить на рассмотрение официальных инстанций, решали разные бытовые вопросы, наказывали за мелкие прегрешения, которые опять-таки не заслуживали обращения в суд или Совет Гильдии. Нечто вроде профсоюза, одним словом. У Сословий были свои сотни, а у дворян свои — примерно с теми же функциями, конечно, с поправкой на общественное положение.

Точно так же и лары — что таларские, что сильванские — с незапамятных времен делились на Золотые Сотни. В принципы, по которым они были созданы, Сварог не стал вникать — потому что это относилось к тем самым ненужным ему в работе и в жизни третьестепенным мелочам. В свое время он просто-напросто принял к сведению, что приписан к такой-то Золотой Сотне, на том и успокоился. Дело в том, что, в отличие от земных аналогов, всегда работавших очень активно, Золотые Сотни, как Сварог быстро обнаружил, были одной из архаичных традиции, вроде гвардейцев в медвежьих шапках у Букингемского дворца. За все эти годы его Золотая Сотня собиралась только дважды: один раз пышным банкетом отмечали юбилей Старосты Сотни, второй — скопом принимали в члены Сотни сразу дюжину юношей и девушек, достигших совершеннолетия, — чисто формальная процедура, обставленная крайне торжественно, но недолгая и удручающе скучная…

— Конечно, знаю, — сказал Сварог. — Я же сам в одной состою. Уж такие-то вещи знать обязан, полноправный лар как-никак…

Казалось, канцлер заметно успокоился — или просто понял, в чем тут неизвестное Сварогу дело.

— Поскольку вы представления не имеете, что такое Агора, объяснение может быть только одно, — сказал он уже насквозь деловым тоном. — Но о нем чуть попозже… Итак, объясню подробно, это просто необходимо в сложившейся ситуации. Лорд Сварог, Агора — это, как бы поточнее выразиться, негосударственное учреждение, способное порой представлять внутреннюю угрозу — иногда даже императорам, а сейчас в первую очередь — угроза для нас с вами. Агора — это собрание. По одному представителю от каждой Золотой Сотни. Происходит в присутствии императрицы, меня, командующих армией и гвардией, представителей Магистериума и Техниона, руководителей некоторых особо важных министерств, ну и, разумеется, принцев короны и крови. Вот только все, кого я перечислил, даже принцы, права голоса лишены, его имеют только делегаты Агоры, человек — учитывая нынешнее количество Сотен — около трехсот. Вы там сможете присутствовать исключительно благодаря званию камергера двора — камергерам вменено в обязанность сопровождать императрицу и на это мероприятие. Агора — еще одна Традиция, берущая начало с незапамятных времен. Собирается она в том случае, если за это будет подано две трети голосов Сотен. В случае так называемой Угрозы Империи.

— И что они могут? — спросил Сварог. — Судя по тому, что вы рассказали, эта Агора что-то может…

— Она может очень многое, — сказали Канцлер с непроницаемым лицом. — Не имеет права только вносить какие-либо изменения в Эдикт об императорской фамилии и Эдикт Вольностей. А вот все остальное она может. Вносить изменения в любые законы, отправлять в отставку любого штатского или военного руководителя, включая меня. Как видите, сила нешуточная. В свое время, тысячу с лишним лет назад, Агора фактически сместила тогдашнего императора. О нет, он остался на троне, но стал декоративной фиброй, не способной прогнать и последнего метельщика в Келл Инире. Реальная власть до совершеннолетия наследника перешла к регенту, одному из принцев крови. Такое вот милое собрание, олицетворяющее собой демократию. Она не отдает прямых приказов, но дает рекомендации — но этим рекомендациям обязан следовать монарх.

— А если он не захочет? — спросил Сварог. — Если он в должной степени сатрап? Конгер Ужасный в свое время преспокойно разогнал с помощью гвардейской кавалерии уитенагемот — на что не имел никакого права, но за него была гвардия… Яна не так уж давно преспокойно распустила Палату Пэров и Тайный Совет. Да и я, признаться, в некоторых своих королевствах разогнал кое-какие архаические сборища. Права опять-таки не имел, но у меня были ратагайская конница, гланская гвардия, вообще вся гвардия и армия, да вдобавок, скажу без ложной скромностей, самая сильная и лучшая на Таларе тайная полиция. Во всех случаях обошлось прекрасно… Или я рассуждаю как-то не так?

— Да нет, — усмехнулся Канцлер. — Рассуждаете вполне логично и, сам того не зная, опираетесь на некоторые прецеденты… Ну, начнем с того, что Палата Пэров и Тайный Совет никак не относились к Традициям. За время существования Империи подобные высшие органы менялись семь раз, под разными названиями и в разных видах. Оттого-то Яна и не встретила ни малейшего сопротивления, только ворчание отставленных кандидатов на вакантные места, буде таковые освободятся. И вы совершенно правы насчет гвардии, армии и спецслужб. Если они преданы монарху, а монарх достаточно решителен, Агору со здоровым цинизмом можно распустить. Ей просто нечем будет защищаться. Если ее члены попытаются пустить в ход свои дружины, военные с ними разделаются легко. Мало того, это будет считаться «мятежом против короны» — с самыми печальными последствиями для мятежников. Императора, о котором я рассказывал, удалось отстранить от дел как раз исключительно благодаря тому, что против него были настроены и военные со спецслужбами. Есть обратный пример. Две с лишним тысячи лет назад император Каунтин Второй как раз пользовался полной поддержкой спецслужбистов и военных. Да и характером был крут. И со спокойной совестью разогнал Агору, а нескольких человек даже отдал под суд по обвинению в государственной измене.

— И как, осудили? — с любопытством спросил Сварог.

— Естественно. Попробовал бы Суд Коронной Скамьи не выполнить деликатно переданных через третьих лиц пожеланий Каунтина… Вот только примерно через полгода один маркиз заколол Каунтина кинжалом прямо на большом императорском балу… Одиночка, естественно. Подробностей и мотивов узнать не удалось: он в первый же день покончил с собой в камере, — хотя давным-давно существуют методы, позволяющие со стопроцентной гарантией предотвратить самоубийство заключенного… Вот такова история… Теоретически рассуждая, Яна в состоянии отбросить все «рекомендации» Агоры как ненужную ветошь. Мы с вами ей нужны в нынешнем нашем качестве. У меня сильны позиции в государственном аппарате, у военных, в спецслужбах. Вы крайне популярны у военных — и за Багряную Звезду, и за Токеранг, и за Три Королевства… да и за многое другое. Так что, опять-таки теоретически, не составит ни малейшего труда окружить Келл Инир гвардейскими корветами и боевыми аппаратами той же Серебряной Бригады, ввести во дворец парочку гвардейских рот, вежливо предложить членам Агоры разлететься по манорам и более в государственные дела не вмешиваться. Полностью отменить Агору нельзя — но есть юридические лазейки, позволяющие распустить данный состав или попросту не принять рекомендации к сведению. Вы сами — большой мастер использовать юридические лазейки, поэтому я воздержусь от подробностей. Но вот практически… — Он тяжко вздохнул. — Практически невозможно в этом случае предугадать последствия. Особенно если учесть, что до сих пор не найдены отравители отца Яны… и убийцы ее матери — лично я не сомневаюсь, что это было именно убийство, а не несчастный случай на охоте. До сих пор не выявлены все деятели «Черной благодати» и «Черной радуги» из числа ларов — а они, несомненно, среди членов Агоры окажутся. Словом, последствия непредсказуемы. Ожидать можно всего. И не только в отношении нас с вами, но и… По присущему мне оптимизму, — он скупо, вымученно улыбнулся, — я ожидаю всего. Чего угодно…

— А как вообще эти рекомендации принимаются? Большинством голосов или как-то иначе — скажем, нужно иметь две трети, три четверти? Еще как-то?

— Простым большинством голосов, — с той же улыбкой сказал Канцлер. — Пусть даже с перевесом в один-единственный голос. Демократия, понимаете ли. Некоторые гарантии от монархического произвола, самодурства и деспотии.

Сварог кратко выразил свое мнение о демократии посредством драгунских словечек.

— Согласен с вами, — кивнул Канцлер. — Вот только все эти словеса не меняют положения дел и не снимают угрозы…

— Яна знает?

— Естественно. Уж такие-то вещи ей следует докладывать в первую очередь.

— Черт побери, почему же она мне ни словечка не сказала? — сердито выдохнул Сварог. — В конце концов, я по своему положению обязан знать такие вещи…

Канцлер улыбнулся — с такой вот улыбочкой он обычно преподносил Сварогу разные сюрпризы — большей частью серьезные и неприятные.

— Хороший вопрос, лорд Сварог, — сказал он. — Очень интересный вопрос. Быть может, вы не будете ждать объяснений, а сами немного напряжете служебную интуицию? Вводные таковы: собрания Сотен, на которых были выбраны делегаты, прошли десять дней назад. Делегаты избраны, Агора полностью сформирована. Уведомление об этом еще не поступило во все соответствующие инстанции, но этого и не требуется делать немедленно, на это отводится три дня. По некоторым данным, Агора намерена собраться через неделю — она имеет право сама назначать срок, лишь бы прошли сутки с момента подачи уведомления. Ну, включаете, простите за просторечие, соображаловку? Даю еще один ключик: соответствующие службы моего Кабинета и Кабинета императрицы сразу после формирования Агоры, то есть десять дней назад, представили обширные, всеобъемлющие доклады… Итак?

А что тут было долго думать! Все лежало на поверхности, нет никакой необходимости ломать голову… Сварог прямо-таки рявкнул:

— Значит, моя Сотня, эти… и эти… просто-напросто провела собрание в тайне от меня! — помолчал и добавил гораздо тише, понурившись: — Если в обоих Кабинетах подготовлены доклады, а я такого не получил… Объяснение тут одно: начальник второго управления играет против меня. Он определенно с ними. И слишком многое от меня скрыл — не только доклад готовить не стал, но и утаил, я теперь уверен, информацию о кое-каких разговорах, уже не сводящихся к пустой болтовне и унылой бессильной ругани в мой адрес…

— Именно так и обстояло, — кивнул Канцлер. — Что подтверждается некоторыми агентурными данными. До меня в свое время дошло окольными путями, что вы в частном разговоре крайне неодобрительно отозвались о моем обыкновении запускать агентов во все подряд государственные учреждения, в том числе и в восьмой департамент. О, я не в обиде, нормальные внутриведомственные трения… Я о другом. Вы и сейчас недовольны тем, что мои люди работали и в восьмом департаменте как таковом, и в его внутренней контрразведке?

«Мне его никогда не переиграть, — подумал Сварог. — Никогда в жизни.

Да и нужно ли?»

— Нет, — сказал он, глядя в стол. — Теперь — нет… Скорее уж нужно вас поблагодарить. Эти скоты в восьмом департаменте меня провели, как мальчишку…

— Ну что вы, все обстоит не так печально, — усмехнулся Канцлер. — Так уж обстоятельства сложились. Восьмой департамент — слишком старая, весьма многочисленная и накопившая немалый опыт интриг контора, чтобы новичок вроде вас смог относительно быстро установить над ней полный контроль. Особенно если учесть, что массу времени у вас отнимают другие дела. В общем, не стоит себя корить. Тем более что девятый стол у вас, по сути, только формируется, и этот процесс продлится еще долго. И вы попросту не успели создать отдел для присмотра за восьмым департаментом.

— Я этим собирался заняться в самую последнюю очередь, — покаянно признался Сварог. — Считал, что есть более важные дела и направления работы…

— Вполне возможно, я на вашем месте поступил бы точно так же, — сказал Канцлер. — Так что выкиньте из головы всякое самобичевание — в конце концов, не до того… У вас есть какие-то планы на ближайшее время касательно серьезных дел?

— Когда у меня не было серьезных дел… — печально усмехнулся Сварог. — Я сегодня вечером собирался отправиться на Ту Сторону. Вместе с Яной. Там мои люди раздобыли крайне любопытную информацию, и нам с Яной просто необходимо пробыть там пару дней, а то и все три… Теперь это, конечно, следует отменить?

— А зачем? — пожал плечами Канцлер. — Два, даже три дня… Что ж, это ничему не мешает. Отправляйтесь. Оба.

— Но ведь нужно же что-то делать?

— Вам ничего делать не нужно, — сказал Канцлер. — Ситуация такова, что все необходимое будет проделано и без вас. В вашем участии просто нет смысла. Как и в участии Яны. Я, если вы ничего не имеете против, — добавил он с легкой, необидной иронией, — взвалил все на себя. Это вовсе не означает, что я вам выражаю недоверие. Просто весь массив информации — у меня. И в имперских внутренних интригах я разбираюсь гораздо лучше вашего. Согласны?

— Согласен, — сказал Сварог, не чувствуя ни малейшей обиды. — Но все же мне хотелось бы с этими двумя докладами ознакомиться… или вы и это считаете нецелесообразным?

— Ну что вы, наоборот, — сказал Канцлер. — Я все подготовил. Сейчас придет человек и проводит вас в нашу гостиницу. Там, в номере, уже лежат и оба доклада, и еще кое-какие донесения и сводки. Поскольку степень секретности — высшая, все только в бумаге. По моим прикидкам, вам понадобится несколько часов… но еще и полдень не наступил, так что на Ту Сторону вы прекрасно успеваете. Там действительно что-то крайне интересное и серьезное?

— Мои люди уверяют, что да. А они по пустякам шум не поднимают.

— Хорошо, расскажете, когда вернетесь. Я собираюсь… вернее, Яна собирается дня за три до начала Агоры организовать совещание и все окончательно обговорить, посмотреть, что мы можем сделать… если можем. Так что меня сейчас абсолютно не интересует, что там ваши люди узнали на Той Стороне. Не до того. Все силы брошены на Агору… Да, вот еще что. Даже если вы управитесь с бумагами быстрее, чем я прикидываю, все равно задержитесь у меня еще немного. В четыре пополудни прилетит Марлок, у него к вам какой-то интересный разговор. Я не стал расспрашивать — это не имеет отношения к Агоре. Раньше он не может — продолжает эксперимент и раньше половины четвертого не закончит. Подождете его?

— Конечно, — сказал Сварог. — Чем-чем ни занимается Марлок, но не пустяками. — И повторил скорее самому себе: — Почему же Яна мне ничего не рассказала?

— Вы не догадались? Это же просто. Она считала, что вы, как глава восьмого департамента, и сами все знаете. Только чуть удивилась, что вы тянете со своим докладом. Но решила, что вы просто не успели его закончить. Ну вот, наверное, и все…

Сварог поговорил бы с ним о Гремилькаре — но сейчас, он прекрасно понимал, не время. В конце концов, Гремилькар может и подождать. Пока что он показал лишь, что умеет царапать свой знак на стене в том зале и малевать краской на дворцовой стене — да еще писать вполне грамотно, без ошибок. Мелковато пока что для серьезной угрозы, сдается. Подождем…

— Вызвать вам провожатого? — спросил Канцлер.

— Да, пожалуйста, — сказал Сварог.

«Поганая неожиданность», — думал он, шагая по лестницам и коридорам вслед за подтянутым молодым человеком в штатском — формы ни в одном из ведомств Кабинета Канцлера не носили. Самое грустное и тягостное в том, что она нагрянула изнутри. Он и предполагать не мог об иных потаенных страстях, как оказалось, кипевших в Империи, казавшейся благонамеренной и тихой, как дом престарелых. Ну конечно, где-то прятались по углам недовыловленные здешние черные, где-то преспокойно обитали убийцы родителей Яны, но вот Агора — что называется, серпом…

Как-то, ожидая маршала Гарайлу в его кабинете, он лениво перелистывал один из старых трактатов по военному делу — у Гарайлы ими были набиты немаленькие книжные полки, Черный Князь был заядлым книгочеем, но ничего, кроме подобных книг, в руки не брал. Там были примечательные и умные строчки: «Самый страшный удар — с неожиданной стороны. Самая страшная угроза — о которой прежде не было ни слуху ни духу».

Вот именно, в яблочко…



Глава II

ДЕЛА НЕ ВПОЛНЕ ОБЫЧНЫЕ, НО ЖИТЕЙСКИЕ, В ОБЩЕМ

Повесив китель на вычурный золоченый крючок справа от двери, придвинув поближе пепельницу, Сварог удобно устроился в кресле и задумчиво уставился на две папки, чувствуя себя пресловутым буридановым ослом — или там был баран? Он точно не помнил. Папки были примерно одинаковой толщины, стандартного канцелярского светло-коричневого цвета, отличались только эмблемами — Кабинета Канцлера и Кабинета Императрицы.

Чуть поразмыслив, Сварог решительно придвинул к себе первую. Он вовсе не считал, будто служба Канцлера работает лучше и квалифицированнее, чем «братская» контора Яны, — просто с сотрудниками личной разведки Яны он почти и не общался, а вот с людьми Канцлера встречался гораздо чаще, а потому они показались как-то ближе, словно старые добрые знакомые.

Сверху лежало послание (точнее, судя по некоторым признакам, копия такового) сильванской Агоры императрице. Агора сия была создана для обсуждения одного-единственного вопроса: нужно ли сильванцам участвовать в таларской Агоре?

Подавляющим большинством голосов (девяносто с чем-то процентов) было постановлено: участвовать не нужно. Мотивы такового решения излагались длинно и цветисто, со всеми надлежащими при обращении к ее величеству оборотами. В крайне дипломатических, вежливых и запутанных оборотах, если сбросить шелуху, излагалась нехитрая истина: сильванцы, всесторонне рассмотрев вопрос, вовсе не видят в сложившейся ситуации угрозу всей Империи и считают все происходящее исключительно внутренним делом таларских ларов, ни в малейшей степени не затрагивающим Сильвану.

Сварог подумал, что сильванцы, в принципе, совершенно правы. Их таларские дрязги ни в малейшей степени не затрагивали, им, называя вещи недипломатическими терминами, было совершенно наплевать на таларские дворцовые интриги. Ну что же, они всегда держались несколько особняком. К тому же столь пугавшее кое-кого на Таларе возможное повторение Вьюги для сильванцев было чем-то абстрактным, опять-таки не имевшим к ним никакого отношения. У них никакой Вьюги не было. В свое время, когда на Таларе началось Великое Возвращение, сильванцы к этому почину не примкнули. Остались в своих летающих манорах и дюжине городов. Правда, города эти были несколько необычными: платформы площадью в тысячи югеров, возвышавшиеся над землей на добрую лигу, на ажурных опорах из какого-то суперпрочного материала. Там располагались поместья, леса, даже небольшие горные хребты, текли реки. Сварогу пришло в голову, что в очень давние времена нашлась умная голова, отыскавшая некий компромисс — то есть удовлетворившая нужды тех, кому было неуютно в тесных, что ни говори, летающих манорах и хотелось простора. Не случайно, он давно узнал, на Сильване на порядок ниже число тех, кто отправляется развлекаться на землю. Правда, есть парочка авантюристов вроде герцога Орка, не вылезавших с земли, — но это оттого, что человеческая природа везде одинакова…

Далее, на пяти листах — список всех участников Агоры, самым что ни на есть демократическим путем избранных делегатов. Едва взяв первый лист, Сварог подметил одну странность: большинство фамилий напечатаны, как и положено в канцелярских документах, черным — но встречаются изображенные красным и зеленым. Он заглянул на последний лист, но не обнаружил там никаких пояснений: только красный кружочек с числом двадцать восемь, зеленый — двадцать пять, черный — двести сорок семь. Члены Агоры были распределены по какой-то неведомой ему системе. Ну конечно, доклад этот готовился не для него, а для Канцлера — а Канцлер, несомненно, и так прекрасно знал, при чем тут три разных цвета.

Оставлять этот ребус неразгаданным не хотелось. Сварог обратным концом стилоса повел сверху вниз по списку — высматривая вдобавок знакомые имена среди множества совершенно ему неизвестных. И в самом низу листа отыскал-таки: леди Мерилетта, графиня Дегро. Мать Каниллы. Ее имя было напечатано зеленым. А на середине второго листа, тем же цветом — имя гвардейского полковника, отца Родрика…

Тут уж от ребуса ничего и не осталось. Не требовалось изощрять ум, логика оказалась нехитрой. С матерью Каниллы он был хорошо знаком: она была сторонницей всех его земных предприятий и всегда вставала на его сторону, когда великосветские сплетники эти предприятия обсуждали, смаковали, сплетничали. Полковника он не знал, никогда не общались, но гвардеец прямо-таки гордился службой сына в девятом столе и ничего не имел против его частых отлучек на землю. Так что совсем нетрудно сделать вывод: зеленым отмечены те, кто на Агоре будет защищать Сварога от любых нападок. Ну, а красным, тут и к Грельфи не ходи, отмечены Свароговы противники. Явно речь идет об активных сторонниках и противниках. Остальных можно повернуть куда угодно, в зависимости от искусства ораторов. Это уже было, мой славный Арата… Тот же самый расклад, что сложился когда-то во французском Конвенте, революционном парламенте: Гора — небольшая часть активных, энергичных, точно знающих, чего они хотят, депутатов, и гораздо более многочисленное Болото — скопище бесцветных личностей без твердых политических убеждений, при надлежащей обработке примыкавшее к какой-либо из группировок. В английском парламенте примерно ту же роль играли «заднескамеечники» — безликая масса, по сигналу лидера фракции голосовавшая так, как нужно партии, одной из двух.

(Сварог не в первый раз дал себе слово — не допускать в своих королевствах никаких парламентов, а если заведется хотя бы намек на таковой, свистеть в два пальца конногвардейцам, дабы пресекли в зародыше.)

А вот дальше пошла конкретика… «Красные» предстали именно что активной, сплоченной, действующей силой. Сварог нашел среди них лишь трех знакомых, с которыми достаточно часто встречался в Келл Инире, — причем большей частью не на балах, а на всевозможных официальных мероприятиях. Об остальных узнал впервые в жизни: ну да, явно не светские хлыщи, не завсегдатаи придворных увеселений. И, скорее всего, большинство из них где-то служат, надо полагать, не рядовыми канцеляристами. Нельзя исключать, что кое-кто из них имеет отношение к спецслужбам: очень уж грамотно «активные штыки» конспирировались. Как явствовало из донесений, они никогда не обсуждали предстоящую атаку на новые порядки и Сварога персонально у себя в манорах — либо собирались на больших охотах, где агентурное наблюдение и подслушка, в общем, не ведутся, либо летали для встреч в Магистериум. Тамошние «высоколобые» (и это Сварог давно знал) оборудовали свою научную берлогу совершеннейшей системой защиты от «подслушек» и «подглядок». Очень, очень редко с помощью суперновейших достижений Техниона удавалось все же подслушать кое-что интересное — и всякий раз «высоколобые» быстро фиксировали вторжение и в темпе разрабатывали новые меры защиты.

Хорошо еще, что существует более эффективный в данных обстоятельствах, испытанный тысячелетиями метод: завербованные информаторы, выражаясь интеллигентно, стукачи. В силу своей малочисленности (около шестидесяти ларов и примерно столько же показавших способности к наукам антланцев) Магистериум просто физически не в состоянии был создать свою контрразведку, выявлявшую бы измену в рядах.

Стукачи, конечно, не подслушивали вульгарно у замочных скважин (каковых здесь и не было) — они при каждом удобном случае рассовывали где только удастся всевозможных «жучков», таких, что не обнаруживаются и с помощью хитрой аппаратуры Магистериума. Ну, и личными наблюдениями делились с кураторами — их ведь считали своими, почти ничего не скрывали, в разговорах не стеснялись. Благодаря трудам этих скромных, не стремившихся к известности тружеников незримого фронта и удалось собрать немало информации о планах заговорщиков, которые намеревались огласить на Агоре.

Планы, следует признать, мелочностью ни в малейшей степени не грешили. Отставка Канцлера, нескольких отнюдь не второстепенных министров, полудюжины генералов, немалого числа военных и гражданских чиновников рангом пониже. Обширные кадровые перестановки в намеченных к разгрому, перетряске и полному взятию под контроль министерствах и ведомствах. Отставка Сварога с постов начальника восьмого департамента и директора девятого стола — с полной ликвидацией означенного стола как «совершенно ненужной конторы, дублирующей уже существующие». Добровольное отречение Сварога (и, соответственно, Яны) от хелльсгадского трона. Разработка мер, позволивших бы взять под полный контроль Хелльстад. Добровольное отречение Сварога от всех его земных тронов и Главных Кресел. Внесение изменений в соответствующие законы: запрет ларам принимать земные дворянские титулы, вступать в брак на земле, неважно, с лариссами или жительницами земли, запрет жить на земле долее чем три недели в году. Ужесточить «Закон о запрещенной технике». Рекомендовать его высочеству Диамер-Сонирилу распустить Сословие Огненного Колеса и соответствующие учебные заведения. В перспективе запретить к использованию на земле самолеты, пароходы, железные дороги, какие бы то ни было паровые машины, а также любые приборы и устройства, работающие на электричестве.

Другими словами, опустить Талар до уровня Нериады или Сильваны — где в земных государствах до сих пор совершенно не в ходу ни пар, ни электричество, не говоря уж об авиации. Сварог подумал холодно и отстраненно: сумей Агора провести свой план (или большую его часть) в жизнь, его даже не обязательно убивать. Он попросту будет никому не опасен: всего-то очередной фаворит очередной императрицы, камергер двора, которых всегда было как собак нерезаных. Достаточно лишь принять надлежащие меры, чтобы ни он, ни Канцлер никогда больше не прорвались к рычагам власти, а меры таковые, верилось, эта шайка принять сумеет…

Завершающий абзац гласил: «Нет полной гарантии, что нам стали известны все планы „красных“. Не исключено, были встречи и беседы, которые нашей службе не удалось зафиксировать и записать. Думаю, это следует учитывать при разработке соответствующих мер».

Сварог не мог определить, какие чувства он испытывает, решительно не мог. Безусловно, не страх. Но даже и не злость. Что-то совершенно иное, чего прежде испытывать не приходилось никогда. За все эти годы, пришло ему в голову, ничего подобного не случалось. Бывали опасности, порой смертельные, возникали разнообразные угрозы, порой способные обернуться тяжелейшими последствиями для всей планеты — чего стоили Багряная Звезда или Токереты — но сейчас он мог потерять все, чего достиг, лишиться всего, всех намеченных свершений не в результате катаклизма или вторжения опаснейшего врага, а исключительно оттого, что кучка спесивых идиотов решила повернуть вспять слишком многое. И любое оружие бесполезно, любые верные гвардейские полки. Конечно, надежнейшим убежищем оставался Хелльстад, недоступный для любых усилий Империи, но запереться там опять-таки означало потерять все и всех, и на земле, и за облаками, стать узником огромной и комфортабельной тюремной камеры и бессильно наблюдать оттуда, как рушат все, чего он с таким трудом сумел добиться, разгоняют тех, из кого удалось все-таки, скажем без ложной скромности, сделать настоящих людей…

Ну что ж, остается поступать, как обычно, — не опускать рук. Пусть пока и совершенно непонятно, к чему их, поднятые в боевой стойке, приложить…

Не сумев подавить тяжкий вздох, он взялся за третью папку, врученную ему молодым человеком у входа в комнату. Молодой человек сказал еще: «Канцлер говорил, вы можете оставить ее себе. Если будете кого-то у себя с ней знакомить, выбирайте только тех, кому доверяете безоговорочно».

Стандартная обложка «канцелярского» цвета. На обложке — все штампы высшей степени секретности, какие только употребляются, и запись, выведенная каллиграфическим почерком опытного писца: «Составлено в трех экземплярах. Экземпляр номер три».

Ничего сложного: в бумаге издавна составлялись лишь самые секретные документы. Три экземпляра — конечно же, для Яны, Канцлера и Сварога. Две достаточно обширных аналитических записки, посвященных исключительно восьмому департаменту, — с копиями донесений и сводок. Судя по ним, агентура у Канцдера в восьмом департаменте была немаленькая, и многие сидели довольно высоко…

Первая записка — скрупулезное перечисление того, что от Сварога (и Элкона тоже) скрыли те, кто просто обязан был доложить об этом обоим немедленно. Сообщения о многочисленных встречах и беседах в манорах — где обсуждалось, как отстранить от власти Канцлера со Сварогом, — причем самые радикально настроенные предлагали не ограничиться отставкой, а организовать расставание обоих (и еще дюжины других сановников и военных) с нашей грешной землей (ну и, понятно, с грешными небесами тоже). Кто-то пугался столь далеко идущих планов, а кто-то относился к ним вполне спокойно. Во время одной из таких задушевных бесед у камина кто-то вполне резонно заметил: смерть Сварога (да и прочие) заставит Яну рассвирепеть не на шутку. На что последовал ответ: «При таком количестве принцев и принцесс крови эмоции императрицы не следует очень уж близко к сердцу принимать…»

Что стояло за этими словами, догадаться было нетрудно. Значит, были и такие, кто вполне хладнокровно рассчитывал списать со счетов и Яну (при одной мысли о том, что с ней может что-то случиться, Сварога охватило такое бешенство, что он не сразу и смог читать дальше).

Встречи, задушевные беседы, где многое называлось своими именами, предложения от самых радикальных до умеренных, но все до единого сводившиеся к одному и тому же: всех неугодных сместить, все реформы и в Империи, и на Таларе свернуть, вернуться к «заветам предков», жить-поживать по канонам тысячелетней ценности, не будоража умы — особенно молодежи — какими бы то ни было новшествами. Нашлись горячие головы, предлагавшие ликвидировать и Магистериум с Технионом — разумеется, после того, как «наши друзья из Магистериума окажут должное содействие». Ну, картина насквозь знакомая: дорвавшиеся до власти ниспровергатели прежнего режима (как бы он не именовался в разные времена и в разных мирах) очень быстро начинают резать друг друга, и к власти обязательно выходит в конце концов кто-то безжалостный и абсолютно неразборчивый в средствах, а все остальные (те, кто уцелел) сидят по углам смирнехонько, как мыши…

После прочтения этой записки не оставалось никаких сомнений: здесь самый настоящий, можно сказать, классический заговор, в котором Агора, в большинстве своем ни о чем не ведающая, служит лишь прикрытием. Неизвестный Сварогу автор записки (он не подписался) допускал, что в поле зрения попали далеко не все фигуры, кто-то (называлось несколько имен в качестве рабочей гипотезы) вел себя так, что остался незамеченным для людей Канцлера. Ничего удивительного, подумал Сварог, — до сих пор неизвестно, кто именно организовал убийства отца и матери Яны, нет даже предположений. Сварог был полностью согласен с автором записки в том, что ко всему причастны невыявленные до сих пор главари Черной Благодати — некоторое количество их, — Сварог и сам на основе кое-какой информации пришел к тем же выводам, — так и остаются неразоблаченными.

Все, абсолютно все, о чем шла речь, начальник третьего управления просто обязан был давным-давно доложить Сварогу — но он не сообщил ничего. Как и двое его подчиненных, начальники отделов, имевшие право в экстренных случаях обращаться непосредственно к Сварогу. Ни случайностью, ни идиотским совпадением, ни разгильдяйством этого объяснить нельзя. Этому есть одно-единственное объяснение…

Сварог с нешуточным удивлением узнал, что уже полтора месяца, оказывается, один из отделов восьмого департамента проводит операцию «Пещера» — примерно две сотни орбиталов-шпионов и два отдельных центра из семи старательно обследуют все известные Картографическому департаменту пещеры, заброшенные шахты и подземелья в поисках неведомо куда подевавшихся примерно шести тысяч навьев. Об этой операции опять-таки давным-давно должны были знать Сварог с Элконом — но оба понятия не имели о столь масштабном предприятии, для которого, кстати, просто необходима была их санкция…

Это вызывало новые вопросы. Для чего им понадобились навьи? Самое подходящее объяснение — в качестве главной ударной силы. Коли так, значит, и у заговорщиков есть кто-то, умеющий с навьями управляться, — не ищут же их исключительно ради научного интереса? Вопрос номер два, еще более важный: на что они, собственно говоря, рассчитывают? Должны понимать, что не удастся держать Сварога в неведении бесконечно. Даже если учесть, что и в секторе внутренних расследований засели заговорщики. Ответ напрашивается сам собой: они рассчитывают, что во время Агоры все и решится. Первыми на трибуну наверняка будут выпихнуты ни о чем не подозревающие болваны, не имеющие к заговору никакого отношения и озабоченные лишь сохранением «заветов предков». А тем временем другие будут действовать…

Одни и те же люди с завидным постоянством оказываются там, где в данный момент пребывают недоброжелатели и Сварога, и Канцлера, и любых реформ — высокие чиновники и иные армейские генералы (ни одного подозрительного контакта с чинами гвардии не зафиксировано — ну, ничего удивительного, здесь, как и в иные времена и на Земле, и на Таларе испокон веков существует известный антагонизм меж армией и гвардией, сплошь и рядом со стороны армейцев продиктованный примитивной завистью. Каковая, чтобы далеко не ходить, и в самое недавнее время вспыхнула за спиной маркиза Оклера после его стремительного возвышения по служебной лестнице).

Бог ты мой, кого тут только не было! Всякой твари по паре. Например, те, кто возненавидел Сварога из-за его отношений с Яной, те, кто страстно жаждал оказаться на его месте. В том числе и тот, кто стал первым мужчиной Яны, но быстро был ею вытолкнут в бессрочную ссылку на Сильвану. Кто-то завидовал, что в девятом столе служат не их чадушки. Кто-то завидовал высшим орденам Сварога, которых сам тщетно добивался, — при этом совершенно не принимал в расчет, за что эти ордена получены. Замешался вовсе уж экзотический персонаж — академик-историк, несказанно обозлившийся на Сварога за то, что деятельность Сварога в качестве земного короля, если точнее, кое-какие предпринятые по его приказу разыскания, напрочь перечеркивали два классических труда академика по земной истории…

Сварогу пришло в голову, что он, возможно, нашел объяснение той странной неделе, когда не то что по просьбе — по прямому распоряжению Канцлера — передвигался исключительно в сопровождении группы телохранителей, остававшихся снаружи лишь у границы Хелльстада и входа в девятый стол. Даже в Латеране они ни на шаг от него не отставали — к некоторому раздражению Баруты и гланцев, решивших, что король им по каким-то причинам не вполне доверяет.

Нельзя исключать, что в течение этой недели его должны были вульгарно прикончить при первом удобном случае, на земле ли, за облаками ли. Судя по высказываниям иных, решительнее всего настроенных заговорщиков, можно допустить и такое. Правда, он нисколечко не злился — не в первый раз его намеревались убить, дело житейское… Рассуждая с необходимым королям и главам спецслужб здоровым цинизмом, очень даже рациональный и крайне выгодный вариант. Гораздо безопаснее для дела послать пару-тройку убийц, нежели громоздить обширный заговор, при котором из-за многолюдства и немалого числа секретных совещаний всегда есть риск провалиться — что, собственно, и произошло трудами людей Канцлера (не исключено, заполучившего среди заговорщиков информаторов — в бумагах об этом не было ни слова, но Сварог хорошо знал Канцлера. Да и сам поступил бы так на его месте — узнав о заговоре, к заговорщикам всегда стараются внедрить своих людей либо заполучить информаторов, либо и то, и другое вместе, это азбука ремесла…). Ну вот, а потом планировавшееся убийство Сварога каким-то образом удалось загасить. В общем, нельзя исключать и такого варианта — тем более что другие соображения попросту не приходят на ум…

Вторая записка была гораздо короче, там, в сущности, просто-напросто перечислялись шестеро человек из восьмого департамента, как раз и скрывавших умышленно от Сварога и Элкона ту информацию, которую должны были доложить в первую очередь. Начальник третьего управления и пятеро начальников отделов в трех управлениях. Относительно четырех из них имелись веские основания думать, что они (включая начальника управления) связаны с заговорщиками. На остальных двух, согласно бытовавшей в свое время в некоем ведомстве формулировке, компрометирующих материалов не имелось. Правда, это могло означать и то, что они конспирировались лучше остальных, — ну нельзя же всерьез думать, будто они скрывали от Сварога важнейшие сведения исключительно из личной неприязни?

Что любопытно, нигде и ни разу не всплывало имя герцога Орка. Крайне походило на то, что в заговор его попросту не стали вовлекать. Аналитики Канцлера по этому поводу не высказывали никаких предположений и версий (по крайней мере, в ставших Сварогу известными материалах). Однако у Сварога были свои соображения. До сих пор нельзя исключать, что пропавшие неведомо куда шесть тысяч навьев принадлежат Орку (как те, что были в замке Мораг), что именно он их где-то укрыл, рассчитывая для каких-то своих целей использовать в подходящий момент. Что-что, а выжидать он умеет не хуже каталаунской рыси, способной в ожидании подходящей добычи сутками лежать неподвижно где-нибудь в кронах деревьев. Ну, а заговорщики, судя по тому, как активно они прочесывали все места, где навьи могут быть укрыты, хотели их использовать исключительно для себя, не связываясь с Орком, вряд ли согласившимся бы на подчиненную роль. В самом деле, располагая таким войском, и невыгодно, и где-то даже унизительно ходить в подручных, на третьих ролях… Особенно для столь амбициозного субъекта, как Орк (пусть даже в последние годы он свои амбиции изрядно поумерил — из-за Сварога, можно уточнить не без законной гордости).

Больше в папке ничего не было. Сварог не сомневался, что Канцлер давно предпринял какие-то конкретные меры, но не счел нужным поставить Сварога о них в известность. Быть может — до поры до времени. Вполне в стиле Канцлера — да и самого Сварога.

Закончив с бумагами, Сварог попытался разобраться в своих мыслях. Злости хватало с избытком — а вот стыда или чувства вины не было ни малейшего. В том, что у него под носом в восьмом департаменте завелся такой гадюшник, он не был, по его глубокому убеждению, виноват нисколечко. Для Гаудина восьмой департамент был главным делом жизни, а для Сварога — не более чем второстепенной обузой. Кое-какую ценную информацию он оттуда получал, но ее было очень уж мало. Гораздо больше сведений о земных делах поступало от Интагара и его коллег по ремеслу. Правда, Сварог, как выяснилось, уделял слишком мало внимания интригам ларов — но сути дела это не меняло. Он физически был не в состоянии уделять восьмому департаменту много времени. Хватало гораздо более важных дел — и в Империи, и на земле. Он прекрасно знал, что никогда не сможет контролировать восьмой департамент столь же плотно, как девятый стол и свои королевства, — о чем пару раз честно предупреждал и Яну, и Канцлера. Следовало ожидать, что сильная контора наподобие восьмого департамента при отсутствии твердой руки из-под контроля в значительной степени выйдет, и кто-то начнет вести свою игру, свою политику. И Яна, и Канцлер не видели ничего страшного в сложившейся ситуации и всякий раз уверяли Сварога, что их такое положение дел полностью устраивает. Как и Сварог, они попросту не допускали, что однажды возникнет заговор. Это даже хорошо, что они оставили Сварога на прежнем месте: уйди он в отставку, самой подходящей фигурой на его место, как о том впрямую говорилось, был бы как раз начальник третьего управления. Получилось бы только хуже…

Что ж, если подводить итоги… Какой-то план разгрома заговора Канцлер, несомненно, уже разработал, иначе и быть не может. Но все равно, следовало и самому на всякий случай продумать план небольшого тихого погромчика в восьмом департаменте. Сварог действовал бы отнюдь не вслепую: кое-какое представление о происходящих в департаменте процессах у него имелось. В любой конторе, будь то мощная спецслужба или совершенно мирное министерство сельского хозяйства, всегда присутствуют интриги и потаенная подковерная борьба меж многочисленными начальниками. Борьба, разумеется, не смертельная (хотя в иных случаях бывало), но продолжается неустанно и накала достигает нешуточного. Сварогу много интересного об этом рассказал Брагерт: после того, как его форменным образом выставили из департамента, обставив все в довольно унизительной форме, Брагерт, как любой на его месте, не на шутку обозлился на иных начальников и считал, что не обязан более держать язык за зубами, — сама собой улетучилась корпоративная солидарность, обычно требующая держать язык за зубами, порой даже перед собственным начальством. Да и теперь у него в департаменте остались старые добрые приятели — так что Сварог знал достаточно. К сожалению, и Брагерт с приятелями прохлопали заговор — ну что же, в конце концов, все они занимали невысокие посты, а то и были рядовыми оперативниками, так что винить их не стоит…

До прилета Марлока оставалось еще с полчаса, и Сварог, подумав, сотворил добрую чарку келимаса и ломоть вяленой кабанятины, каковые немедленно и употребил — благо никто ему этого не запрещал, он, строго говоря, всего-навсего пребывал с дружественным визитом у коллег по ремеслу, и никакая дисциплина его в данном случае не обязывала. Благо с документами он ознакомился вдумчиво.

Он как раз отправил в небытие пустую чарку (поборов соблазн заменить ее второй, полной) и дожевал кабанятину, когда мелодично закурлыкал один из его «портсигаров» — секретный канал, уже интересно…

С моментально возникшего экрана на него глянул старый добрый знакомый, лорд Тигернах, вот уже три года официально возглавлявший Мистериор (собственно, он и до того лет пять был неофициальным главой, поскольку глава официальный достиг возраста, когда порой вся медицина ларов не способна спасти от дряхлостей и некоторого распада личности, в просторечии — старческого маразма. Однако Мистериор был единственным имперским учреждением, где глава занимал свой пост пожизненно, наподобие императора).

На его лице не читалось ни малейшей тревоги, он выглядел совершенно спокойным — румяный, совершенно седой. Умный. (Впрочем, дураков среди магов, что на земле, что здесь, как-то не отмечено.)

— Рад вас видеть в добром здравии, лорд Сварог, — сказал он совершенно буднично. — Не найдется ли у вас минутки в ближайшее время посетить нашу скромную обитель? — и продолжал довольно напористо: — Это было бы крайне желательно, нам нужно поговорить…

Прикинув кое-что, Сварог сказал:

— Разве что часа через два… Вас устроит, мэтр?

— О, вполне. У меня будет к вам еще одна маленькая просьба. Пожалуйста, войдите в здание не через парадный вход, как обычно, а через боковую дверь. Обойдите манор справа, и вы сразу ее увидите, она там одна такая…

— Как вам будет угодно, — сказал Сварог.

Метр Тигернах смотрел лукаво, улыбался загадочно:

— Лорд Сварог, когда вы войдете, кое-что произойдет… Отнеситесь к этому спокойно. Это никоим образом не злоумышление против вас или кого бы то ни было. Всего-навсего наглядная иллюстрация одного нехитрого философского тезиса, заведенная еще моим предшественником. Я вам сразу же все объясню…

— Хорошо, я так и сделаю, — сказал Сварог.

— Вот и прекрасно. Буду вас ждать.

И он исчез с экрана. Оставив Сварога крайне заинтригованным: что это за таинственная «наглядная иллюстрация»? И почему мэтр с ним связывался по секретному каналу, полностью защищенному от любой подслушки? Сварог бывал в Мистериоре не раз, совершенно открыто и всегда предварительно он ли с Тигернахом, Тигернах ли с ним, но оба связывались меж собой по абсолютно открытому каналу, доступному всем и каждому, включая малых детишек, если только они уже умели пользоваться связью. Впервые объявились такие вот тайны мадридского двора — да еще боковая дверь, о существовании которой он и не подозревал прежде — всегда входил с парадного, никогда не обходил здание снаружи. Положительно, речь шла не о чем-то обыденном…

Вскоре появился Марлок, с первого взгляда видно, пребывавший в прекраснейшем расположении духа, оживленный, с улыбкой во весь рот. Зорко покосился на закрытые папки, сдвинутые Сварогом на угол стола:

— Вы закончили с делами?

— Совершенно, — сказал Сварог. — Вот уже с полчаса бездельничаю, жду вас.

— В таком случае… Вы ничего не имеете против этакого крохотного застолья?

— Совершенно ничего, — сказал Сварог. — С большим энтузиазмом отнесусь… если только мы не нарушим никаких здешних правил хорошего тона.

— Никаких, — заверил Марлок. — Это штатным сотрудникам сего ведомства вменена непременная трезвость на рабочем месте. А мы с вами — посторонние, мало того, немаленькие начальники, да и комната эта из категории «гостевых», где людям нашего ранга, не обремененным делами, опять-таки дозволено… Знаете, я не стал, тем более ради такого случая, пускать в ход стандартную магию. К чему нам пить и есть «стандартные образцы»?

Он снял с плеча объемистую кожаную сумку на манер каталаунских охотничьих ягдташей, выставил на стол бутылку из темного стекла с нарочито скромной этикеткой, даже не этикеткой, а красно-синей полосочкой без всяких рисунков или надписей. Вид этой бутыли сразу вернул Сварогу хорошее настроение: келимас солидной выдержки происхождением с острова Ройре, не нуждавшийся в красочных этикетках и ярких надписях, если применять меры покинутой Сварогом Земли — даже поболее литровочки. Расставляя большие прозрачные коробки с разнообразными закусками, блюдца и чарки, раскладывая ножи и вилки, профессор приговаривал:

— Слово чести, я вам несказанно благодарен, лорд Сварог, и за содействие в научном поиске, и за позволение осмотреть Вентордеран.

— Пустяки, — сказал Сварог. — Мне это ничего не стоило, а для науки, возможно, будет польза. У меня самого так толком и не дошли руки до Заводей. (Он чуть помрачнел, вспомнив две, до которых руки все же дошли однажды, особенно вторую, которую век бы не помнить…)

Это действительно ровным счетом ничего ему не стоило. Он просто-напросто позволил научной группе Марлока посетить одну из Заводей, числившуюся в каталоге под номером одиннадцать, предварительно обследовав ее с помощью сотни золотых Шмелей и убедившись в отсутствии опасностей как в лице каких-нибудь чудовищ, так и зловредной магии. Небольшенькая такая Заводь, размером с княжество Рут, и, в общем, довольно скучная: крохотная державочка на уровне развитий того же Рута, леса с живностью, крайне похожей на обычных оленей, белок, птиц и бурундуков (хищники, правда, имелись, но наподобие волков). Правда, в закатной части Заводи, по тамошним меркам, в жуткой глухомани, в лесу обнаружилось озеро, в коем обитали крайне интересные, ни на что знакомое не похожие создания, которые-то профессора и заинтересовали. Можно сказать, скучная провинция — даже Золотые Шмели вернулись гораздо раньше расчетного времени. Гораздо раньше.

Все было организовано отлично: у границы профессора и его людей (трех ученых и двух прихваченных на всякий случай спецназовцев девятого стола) встретил и доставил в замок Мяус, а в Заводь их отправил мэтр Лагефель, явно обрадовавшийся, что подвернулось хоть какое-то дело. Правда, Сварог не собирался доводить гостеприимство до полного абсурда: по замку гостей Мяус провел заранее продуманным маршрутом, создававшим впечатление одного-единственного глухого коридора (все выходившие в этот коридор боковые проходы были заперты силовыми полями, замаскированными под безобидные стены, гобелены и портьеры. В другом месте гости без труда раскусили бы эту хитрость, но в Хелльстаде эти их способности не действовали, как любые способности ларов, направленные вовне).

Марлок привычно наполнил вместительные чарки:

— Я бы предложил выпить за первый в нашей истории визит ученых в Заводь. Еще раз благодарю вас, лорд Сварог.

— Пустяки, — повторил Сварог. — И что же, есть какие-то интересные результаты? Что там с этими озерными тварюшками?

— Крайне любопытные тварюшки, крайне, — сказал Марлок. — Но дело не в них. Мы сделали гораздо более интересное и значимое открытие… из-за которого я буду просить вас, если надо, на коленях, разрешения послать туда гораздо большую группу с аппаратурой…

Сварог энергично поднял ладонь:

— Ну что вы, право, профессор? Какие колени… Хоть половину Техниона туда отправляйте. А что за открытие?

Марлок поднял на него глаза, пылавшие жарким пламенем научного познания:

— Лорд Сварог, в этой Заводи время течет иначе! В пятнадцать раз быстрее, чем во внешнем мире! Никогда прежде в нашем мире ничего подобного не наблюдалось!

— Действительно интересно, — сказал Сварог искренне.

И подумал, что в самом скором времени следует заняться Заводями всерьез. Благо от него самого не потребуется ни усилий (ну, разве что придется потратить часок), ни долгого времени. Всего-то навсего после соответствующего инструктажа запустить во все без исключения Заводи (включая и ту, где был замок Безумного Зодчего) эскадрильи Золотых Шмелей, а уж дальше они справятся сами. Поскольку, как наконец-то официально объявила Геральдическая Коллегия (без малейших к тому усилий Сварога), Заводи принадлежат юрисдикции страны, на территории которой находятся (равно как и Порталы наподобие того, из коего однажды нагрянули очаровательные пиратки царицы Грайне), следует наконец разобраться и с этим своим хозяйством, изучить его скрупулезно, как он в свое время поступил с Хелльстадом (правда, как впоследствии оказалось, при «ревизии» упустил из виду и пещеру Лотана, и обитателей Гун-Деми-Тенгри). Учитывая иные события, в каких-то из Заводей может вполне таиться если не угроза, то некая опасность для внешнего мира: иногда несерьезная, если вспомнить девчонок Грайне, а иногда, не исключено, серьезная крайне — вспоминая Безумного Зодчего. То, что Безумный Зодчий совершенно не стремился, казенно выражаясь, к экспансии во внешний мир, дела не меняет: Зодчий все разно оставался крайне мерзким созданием, просто не имевшим права на существование…

— И как же вы это обнаружили? — с любопытством спросил он. — У вас ведь не было нужной аппаратуры, насколько я помню. Только та, что нужна была для изучения озерных гварюшек…

— А никакой аппаратуры не понадобилось, — сказал Марлок. — Все открылось крайне прозаически. Мы рассчитывали пробыть в Заводи трое суток — и ровнехонько по истечении этого срока вернулись. Ваш мэтр Лагефель был несколько встревожен и спросил, не случилось ли чего-то серьезного, коли уж мы вернулись так быстро. Я удивился до крайности: почему быстро? Мы отработали трое суток, как и было намечено. Тогда Лагефель стал клясться и божиться, что в Хелльстаде прошло всего пять часов, что мы вернулись в пятнадцать раз быстрее, чем собирались. Какое-то время у нас шла вялая перепалка — я не верил, а он клялся, что все так и обстоит. В конце концов я подумал: а какой ему толк и какая польза нас обманывать? И распорядился провести нехитрый эксперимент. Оставил с Лагефелем четырех своих людей, а сам в сопровождении одного из ученых вернулся в Заводь и провел там ровно квадранс — мы немного прошлись по лесу, чтобы не видеть Двери. И мы, и оставшиеся тщательно засекали время. По нашим часам мы пробыли там квадранс. По часам оставшихся прошла минута. В пятнадцать раз меньше. Тут уже никаких сомнений не оставалось — время там и в самом деле течет в пятнадцать раз быстрее.

— Интересно… — задумчиво повторил Сварог. — Вот только решительно не представляю, к чему это открытие применить…

— То есть как?! — форменным образом взметнулся в кресле Марлок. — Впервые в истории мы сталкиваемся с разным течением времени в двух точках пространства. Это приведет… — Его глаза пылали своеобразным фанатизмом. — Я даже предсказать не могу, к чему это приведет, но не сомневаюсь — результаты, вполне возможно, будут прямо-таки эпохальными! Гигантский прорыв в науке! Вполне возможно, это позволит даже сдвинуть с места давным-давно упершийся в тупик проект «Алмазная стрела» — занимавшаяся им группа уже несколько лет как распущена, но нетрудно сослать ее вновь, а вся аппаратура хранится в лабораториях. Я туда отправлю аппаратуру, которая пригодна для данного случая… — Он чуточку помрачнел, сказал уже без прежней экспрессии: — Конечно, если вы разрешите, вы ведь полновластный хозяин не только Хелльстада, но и Заводей…

— Конечно же, разрешу, — сказал Сварог. — Грешно в таком вот случае вставать на пути науки. Мне и самому чертовски интересно, что из этого получится…

Обрадованный Марлок наполнил чарки, жахнул свою без тостов и чоканья и, разрумянившись, принялся описывать Сварогу все, что намерен в ближайшее время предпринять. Сварог понимал лишь одно слово из десятков двух, но вежливости ради притворялся, что слушает внимательно.

Однако мыслями был далеко — мысли двинулись совершенно в ином направлении. Конечно, интереснее некуда — время течет по-разному в двух точках пространства. Но сейчас гораздо больше волнуют другие заботы — даже не заботы, а нешуточная угроза: сложившемуся и за облаками, и на земле в последние годы новому порядку вещей, всем будущим планам, не исключено, и жизням его с Канцлером, и не только их одних, не исключено, и жизни Яны…

Выждав в горячих излияниях Марлока паузу (вызванную тем, что раскрасневшийся, как подросток перед первым в жизни свиданием с девочкой, махнул еще чарку и запихнул в рот немаленькую трубочку ветчины, начиненной белыми грибами с приправами), Сварог сказал дипломатическим тоном:

— Это все, конечно, крайне увлекательно, профессор, но, признаюсь по совести, меня гораздо больше волнует сейчас совсем другое… Агора, этот заговор… Уж вам-то Канцлер не мог не рассказать о нем…

Марлок уставился на него взглядом человека, внезапно вырванного из глубокого — и крайне увлекательного — сна:

— Что?! Ах да: Агора, заговор… Конечно, Канцлер мне говорил. И давал читать всякие бумаги… — Он досадливо поморщился: — Я все понимаю, заговор такого размаха — это печально. Но я уверен, что вы с Канцлером справитесь. Вы и не с таким справлялись. Я, со своей стороны… А что я могу сделать, собственно? Я совершенно не умею подавлять заговоры, так что в данном случае для вас полностью бесполезен. Канцлер попросил у меня кое-какую аппаратуру — мы в Технионе ее изготовили в кратчайшие сроки. Еще я употребил все свое влияние, чтобы не только в моей Золотой Сотне, но и в четырех других на Агору были выбраны люди, которые безусловно выступят на вашей стороне. Решительно не представляю, чем я еще могу быть полезен. А вот изучение Времени…

И он вновь стал сыпать научной абракадаброй высшего класса. Сначала Сварог даже рассердился на него чуточку, но потом остыл и подумал, что упрекать профессора не в чем. Он ученый чистейшей воды, не спецслужбист и не политик, а потому и не способен в должной степени осознать размах угрозы — и в противодействии ей совершенно бесполезен. А потому похож сейчас на малого ребенка, привыкшего, что есть большой и сильный папа, способный защитить от всего на свете, справиться со всем на свете. Несомненно, точно так же рассуждают и еще многие умные, дельные, но не имеющие ни малейшего отношения к играм спецслужб и закулисным придворным интригам люди: если они попадут на Агору, конечно, будут на стороне Сварога, но даже если узнают о заговоре, станут рассуждать в точности как Марлок сейчас: Сварог и Канцлер вытащат из любой опасности, они уже не раз это умение демонстрировали. И трех их упрекать за такой образ мыслей, Сварог на их месте рассуждал бы точно так же.

Одним словом, все обстоит, как в одном из его любимых в юности фантастических романов: экипаж угодившего в безвыходное положение космического корабля все же не падает духом, во всем полагаясь на своего капитана: Алексей столько раз вытаскивал из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций…

А может быть, Алексей все-таки вытащит?



Глава III

НЕХИТРЫЙ ФИЛОСОФСКИЙ ТЕЗИС И ХИТРАЯ ЗАГАДКА

Брагант несся над облаками, как обычно, напоминавшими снежные заструги самой причудливой порой формы. У Сварога, что в последнее время редко случалось, настал краткий миг безделья.

Каких бы то ни было неприятностей от неожиданного приглашения в Мистериор он не ждал. С Мистериором он давно уже пребывал в самых теплых отношениях. Он и Тигернах довольно часто обменивались информацией о земных делах, собранной на земле их агентами и касавшейся, как легко догадаться, магии, колдовства и прочих подобных практик. Не так уж редко эта информация оказывалась крайне важной для той или другой стороны. Причин для вражды или хотя бы неприязни не было ни малейших — в отличие от Магистериума, где многие Сварога открыто недолюбливали по самым разным причинам.

Что касается предстоящей Агоры и сопутствующего ей заговора, не было ни малейших оснований дергаться. Он попросту ничего не мог сделать собственными силами, все рычаги, вся информация оказались в руках Канцлера. Так что следовало, не накачивая себя, ждать созыва очередного совещания на высшем уровне и в узком кругу — Сварог не сомневался, что оно воспоследует, как всегда бывало в кризисные моменты.

Так что он мог еще раз спокойно и неторопливо подумать о том, что его в данный момент интересовало на земле, — об очаровательной княгине Дали Шалуатской…

Подобно многим, Сварог терпеть ненавидел нерешенные загадки, и как человек, и, что гораздо важнее, как король и глава двух имперских спецслужб. Поскольку иные нерешенные загадки тихонько умирали естественной смертью, но иные становились серьезной проблемой — и никогда нельзя предсказать заранее, с которой из двух категорий столкнулся на сей раз.

Он, фигурально выражаясь, уныло стоял в тупике, уткнувшись носом в стену. Как ни рыли землю все королевские спецслужбы, так и не выяснили, откуда Дали родом, чем занималась до вторжения в Шалуат. Специалисты по акцентам, ученые лингвисты (у Интагара имелись и такие) в сердитом бессилии пожимали плечами, твердили: выговор у нее не ронерский, не снольдерский, безусловно, не гланский, не горротский, не харланский, его вообще невозможно привязать к какой-либо конкретной области Харума. Добавляли еще: такое бывает у людей, проводящих долгие годы в беспрерывных переездах из страны в страну, — и нигде такие люди не живут достаточно долго, чтобы в речи успело привиться местное произношение. Главным образом этим отличаются моряки и купцы, проводящие жизнь в постоянных разъездах по торговым делам. Сыщики начали отрабатывать оба этих варианта, но пока что безуспешно.

Что касается магии… Сварог голову мог прозакладывать, что Дали — самый обычный человек. Встречаются до сих пор, хоть и редко, особенно сильные маги и колдуны, способные поставить вокруг себя непроницаемый для магического прощупывания «экран» — но в том-то и штука, что само наличие такого экрана-панциря умеющие кое-что люди определяют моментально. Сварог этим умением владел — но не почувствовал «панциря».

Эта ее странная способность: как-то так делать, что брошенный в ее сторону магический посыл тонет, словно пущенная в болото стрела. Не так уж мало людей, причастных к магическим практикам, умели такой посыл отбивать — как, например, Старая Матушка, с которой до сих пор многое неясно. Но вот поглощение магического посыла случилось впервые. Прежде о таком не слышали ни в Мистериоре, ни в Багряной Палате, ни в монашеских Братствах, ни где-либо еще. Ну вот не встречалось такого прежде, и все тут! Грельфи, когда к ней приехал Сварог, задумалась не менее чем на квадранс, явно копаясь в своей богатой памяти. Пожала плечами, вызвала своего ближайшего помощника, бодрого старичка, каталаунского белого колдунца и долго с ним говорила в соседней комнате — но вернулась к Сварогу, пожимая плечами еще беспомощнее.

Твердо решив использовать любую возможность, Сварог однажды устроил проверку. Вызвал Дали к себе в Готар и беседовал с ней часа полтора. О насущной проблеме, не вызвавшей бы ни у кого на ее месте ни малейших подозрений — об усилении борьбы с контрабандной тропой (скорее уж контрабандной большой дорогой) Ител — Ронеро. Все это время за портьерой сидела, пустив в ход все свои способности, немаленькая компания: Грельфи и ее колдунец, двое магов Мистериора, трое боевых монахов (по одному от каждого Братства) и человек из Багряной палаты, а также срочно доставленная самолетом из Глана парочка тамошних колдуний. Десять человек общим счетом. После ухода Дали тут же состоялось совещание, на котором все десятеро оказались единогласны: девушка — человек без каких бы то ни было магических способностей. «Поглощение» магического посыла (использованного Сварогом и на сей раз, когда она уходила) они объяснить не в состоянии. И почти все высказали одну и ту же мысль: далеко не впервые в истории случалось, что объявлялся человек с уникальными, неведомо откуда взявшимися способностями, сплошь и рядом не имевшими никакого отношения к магии любой разновидности. Случай, подобный тем, когда рождаются белые титры или двухголовые люди. И привели не так уж мало примеров.

Тем дело и кончилось. Сварог сделал единственное, что мог сделать: установил за замком Дали и за ней самой круглосуточное наблюдение силами Золотых Обезьянов — усталости они не знали, не нуждались ни во сне, ни в подмене. Бесполезно. Ни единого подозрительного слова не прозвучало, ни единой подозрительной встречи не состоялось. Очаровательная Дали Шалуатская вела типичнейший для владетельницы Вольного Манора образ жизни: балы, охоты, фейерверки, плавания по Ителу и прочие доступные развлечения, государственные дела (в отличие от иных собратьев она их вела сама, и довольно толково), борьба с контрабандистами — она честно исполняла данное Сварогу обещание. Ни капелюшечки компромата.

А два месяца назад начались странности. В Шалуате вдруг объявился герцог Орк собственной персоной, представился княгине утром, а вечером стал ее любовником, что было прилежно зафиксировано Золотым Обезьяном под номером одиннадцать. Был у Орка один пунктик — он всегда носил в кармане серебряную цепочку длиной в добрых полтора урда, на которой имелись многочисленные подвески в виде земных дворянских корон (тех дам и барышень, с которыми он крутил романы на земле) и гербы имперских дворянок (соответственно). А также эмблемы Сословий, Гильдий и придуманный им самим знак для крестьянок. Была там и лоранская королевская корона, появившаяся после того, как он крутил с Лавинией. Теперь, надо полагать, прибавилась еще и шалуатская княжеская. Этих подвесок величиной с ноготь мужского большого пальца на цепочке уместилось превеликое множество, но примерно четверть ее оставалась незанятой. Зная Орка, нетрудно предположить: когда свободного места не останется, он попросту закажет новую и примется ее заполнять с тем же усердием.

Странность была вовсе не в быстроте, с какой Орк оказался в постели с очередной красоткой — как раз эта быстрота всегда была ему свойственна. Странность в том, что все эти два месяца Орк безвылазно просидел в Шалуате, практически не расставаясь с Дали ни днем, ни ночью. Меж тем в Империи (да и на земле, что касаемо людей определенной профессии) каждая собака знала: Орк и постоянство — две вещи несовместные. Самый долгий его роман случился два года назад и тянулся целых десять дней. И вот, изволите ли видеть…

Сварог, конечно, не унижался до подглядывания за ними в спальне, да и подслушивания тоже. Он просто-напросто ввел в программу Одиннадцатого слова «Сварог», «мятеж», «заговор», «покушения» и десятка два других, имевших самое прямое отношение к интригам, заговорам, переворотам, мятежам и тому подобным интересным вещам. И дал приказ: если в разговорах Орка и Дали одно из этих слов прозвучит, немедленно сообщать ему и сбрасывать на один из его «портсигаров» запись всей беседы.

За два месяца такое случилось один-единственный раз — когда они ночью лениво болтали после постельных баталий, и прозвучало слово «Сварог». Увы, увы… Дали сказала буквально следующее:

— Милый, я, конечно, не король Сварог, мне до него, как на четвереньках до Фиарнолла, но, согласись, я тоже завоевала себе корону собственным мечом…

И все. Совершенно не к чему прицепиться. Оставалось поверить, что случилось чудо из тех, что все же иногда происходят, и Орк впервые в жизни влюбился по-настоящему, пылко и страстно, так, что два месяца не может расстаться с юной красавицей. В конце-то концов подобное произошло на глазах Сварога не так уж и давно — герцог Лемар, казалось, неисправимый потаскун, все это время жил исключительно с Томи, и не похоже, чтобы они намеревались расстаться. Жизнь порой подкидывает самые неожиданные сюрпризы, в том числе и тогда, когда речь идет об отношениях мужчин и женщин…

Так оно и шло — ни шатко ни валко. Круглосуточное бдение Золотого Обезьяна никаких результатов пока что не дало — как не добились их и люди Интагара. Со свойственным ему здоровым житейским цинизмом Интагар давно внедрил в столицу Шалуата (без затей именовавшуюся тоже Шалуатом) два десятка своих агентов из числа первоклассных, с безукоризненными легендами — не добившись особых успехов и богатства у себя на родине, многие, имевшие законное право покинуть страну, искали счастья в других (впрочем, те, кто такого права не имел, тоже частенько бежали за границу). Благо ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего контрразведку, в Шалуате не имелось — ее функции выполнял довольно дохленький отдел тайной полиции (сама полиция, по меркам Вольных Маноров, одна из самых сильных, занималась исключительно слежкой за подданными). И Дали пока что не предприняла ничего, чтобы ситуацию поправить.

Пятеро людей Интагара внедрились во дворец княгини, что оказалось не столь уж трудным предприятием. Задачу облегчило то, что Дали очень быстро принялась дворец чистить от прежних кадров. Старый метод (который и Сварог использовал в нескольких своих королевствах): подавляющее большинство придворных остается на прежних местах и в прежних чинах. Придворные — народец специфический. Очень немногие из них впутываются в заговоры против узурпатора (и данном случае — узурпаторши), предпочитая и далее получать сладкие пряники. Сварог знал по собственному опыту: в нескольких заговорах, имевших место в Снольдере, Ронеро и Харлане, первую скрипку играли как раз военные и гражданские чины, а вот придворных оказалось крайне мало.

А вот прислугу в таких случаях следует переменить полностью. В первую очередь оттого, что те же лакеи, как ни парадоксально, пользуются при дворе гораздо большей свободой передвижения и имеют доступ туда, куда ни один придворный не попадет, вплоть до спальни властелина. Их слишком много, чтобы при смене власти вдумчиво проверять каждого, — сам Интагар как-то это признал. Рациональнее и проще рассчитать всех скопом и набрать новых. Лакей всегда может пырнуть кинжалом в спину, а повар или кухонный мужик — сыпануть или подлить нечто, несовместимое с жизнью (то же касается и кравчего с его виночерпиями).

Именно потому, что слугам гораздо легче и проще подсматривать и подглядывать, чем придворным, люди Интагара сработали согласно старой традиции спецслужб: только один из них просочился в помощники главного мажордома (крайне полезная для сбора информации должность), а остальные пристроились лакеями.

Вросли, освоились, обжились — но толку от них пока что ни на грош. Ну не было ничего полезного Сварогу, хоть ты тресни…

Брагант пошел на посадку. Окруженное зеленым лесочком здание Мистериора было уникальным в своем роде; все прочие имперские конторы располагались в резиденциях самого современного вида, и только Мистериор, хранитель вековых традиций, обитал в особняке самого что ни на есть старинного имперского облика. Причем это был никакой не новодел — здание и в самом деле построено в незапамятные времена.

Никого не встретив ни на стоянке брагантов, ни по пути, Сварог за минуту добрался до здания (желтый и серый кирпич, стрельчатые окна, красивые башенки, изящные балконы, горгульи над парадным входом), обошел его справа. Там, и точно, обнаружилась дверь, очень похоже, не пластиковая имитация, а натуральная дубовая. Распахнулась она легко. Сварог оказался в небольшом зале со сводчатым потолком и витыми полуколоннами по стенам, никакой мебели здесь не имелось, равно как и украшений в виде гобеленов, картин или ваз с цветами. Этакий прямо-таки монастырский аскетизм.

Он остановился посреди зала, оглядываясь с некоторым недоумением. В противоположной стене — дверь с полукруглым верхом. Нормального размера, как раз свободно пройти человеку — а вот по всем четырем стенам тянулись уже другие, точные копии нормальной, числом десятка полтора, но такой высоты, что через них могла пройти разве что кошка, и то не особенно крупная. Это еще что за архитектурный курьез?

Разгадка обнаружилась тут же — все маленькие дверцы неожиданно распахнулись, словно по некоему сигналу, и оттуда густыми колоннами повалили крохотные человечки размером с мужской палец, одинаково одетые в серо-желтую одежду какого-то старинного фасона. Лица вполне человеческие, но в движениях чувствуется некая механичность, присущая скорее роботам.

Окружив Сварога широким сплошным кольцом, они остановились уардах в полутора, бесстрастно на него таращась.

— Ну здорово, мужики, — сказал Сварог. — Вам, собственно, какого рожна?

Человечек в правом ряду вскинул ко рту вовсе уж крохотный серебряный по виду рог и затрубил. Звук оказался неожиданно громким, ничуть не тише, чем трубят настоящие рога.

Это определенно был сигнал — вся орава стремительно кинулась на Сварога, и было их не менее трехсот. Крохотные ручонки с поразительной цепкостью буквально впились в форменные брюки, человечки лавиной карабкались по его ногам, проворно и быстро, словно взбегающие по стволу дерева лесные ящерицы. За несколько секунд, что Сварог промедлил от удивления, они уже достигли поясного ремня, миновали его, двинулись выше по кителю…

Спохватившись, он принялся их стряхивать обеими руками, сбрасывая ребрами ладоней. Страха не было, он не думал, что в Мистериоре ему что-то может грозить, одно удивление: что еще за паскудные сюрпризы?

Сброшенные шлепались на пол, но тут же вскакивали и вновь кидались к нему. Они прибывали быстрее, чем Сварог успевал их смахивать, — и очень быстро тело Сварога (исключая шею и голову) оказалось словно бы в толстой бугристой накидке. Кисти рук остались свободны, но множество цепких ручонок так вцепилось ему в рукава и брюки, что он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.

Потом он почувствовал, что ему целеустремленно и старательно подгибают колени, явно стараясь повалить, — и вскоре грянулся навзничь, но не ударился затылком о каменный пол, как следовало ожидать, — под затылком оказалась неведомо откуда взявшаяся большая мягкая подушка. Он лежал, не сопротивляясь, — все равно бесполезно, — только матерился про себя в бессильной ярости. За какое-то мгновение его падения человечки ухитрились с непостижимой быстротой переместиться на грудь, живот и руки-ноги.

Все закончилось очень быстро. Вновь зазвучал рог, человечки волнами хлынули на каменный пол, выстраиваясь в колонны, марширующие к низеньким дверцам. Вскочивший на ноги и подобравший фуражку Сварог нацелился было дать хорошего пинка ближайшему, но удержался все же: какой смысл пинать безмозглого робота? В том, что это не более чем роботы, он уже не сомневался.

Дверь нормального размера открылась, и вошел метр Тигернах — как и следовало ожидать, не в «парадно-выходном мундире» в виде синей мантии, покрытой золотыми каббалистическими знаками, и высокого черного остроконечного колпака, усеянного золотыми звездами с числом лучей от четырех до дюжины и увенчанного золотым полумесяцем. Простая серая мантия, непокрытая голова, дружелюбная улыбка.

— Рад видеть вас вновь, лорд Сварог, — сказал Тигернах тоном гостеприимного хозяина.

— Взаимно, — буркнул Сварог, подумав совершенно противоположное: «И тебя тем же концом по тому же месту». — Я так понимаю, это и была наглядная иллюстрация некоего нехитрого философского тезиса? Не просветите ли, какого?

— Тезис и в самом деле нехитрый, — улыбнулся Тигернах. — Порой и крохотные препятствия, если их достаточно много, способны остановить великого и могучего… Вы сильно разозлились, лорд Сварог?

— Крепко сказано, — проворчал Сварог. — Известное раздражение есть, как у любого на моем месте… К чему эти штучки?

— Честное слово, это не я придумал и не ради вас, — сказал Тигернах. — Мы порой демонстрируем это гостям. Старинная традиция, идущая с незапамятных времен, — наглядные иллюстрации философских тезисов, нехитрых и гораздо более сложных. У нас есть и второй манор, где стоит здание раза в три больше этого, отведенное исключительно под «наглядные иллюстрации», числом около сотни. Вы просто никогда не интересовались… Опять-таки с древних времен заведено, что всякий, желающий стать матом и имеющий к тому способности, проходит Путешествие по всем без исключения комнатам. Обычно это занимает не менее недели — на некоторых этапах при неудаче, неловкости, неправильном поведении ученика, как в компьютерных играх, отбрасывает на другой уровень, к новым испытаниям. Если вам интересно, я мог бы вас туда пригласить. Конечно, полное Путешествие вам проходить не придется, вы ведь не собираетесь поступать в ученики магов…

— Как-то никогда не ощущал в себе такого желания, — сказал Сварог уже спокойнее и миролюбивее. — Увы, вынужден отклонить любезное приглашение: ничего полезного мне это не даст, а хлопот сейчас — выше крыши. Я думаю, вы в курсе… некоторых готовящихся событий?

— Вы об Агоре и заговоре? Конечно. О таких вещах глава Мистериора просто обязан знать. Вы встревожены?

— Скорее напряжен, — признался Сварог. — Заговор мы, конечно, постараемся подавить, у нас это до сих пор неплохо получалось, и опыт есть. Но что касается Агоры… Тут возможны скверные неожиданности.

— Не беспокойтесь так, — мягко сказал Тигернах. — Я уверен, Канцлер — и особенно Императрица — что-нибудь непременно придумают. Я, со своей стороны, сделал все что мог — обеспечил присутствие на Агоре пятнадцати делегатов от Золотых Сотен, твердо стоящих на вашей стороне. Больше, пожалуй что, ничего сделать и не мог… Пойдемте.

Сварог прошел за ним знакомым коридором, обтянутым темно-синим шелком с причудливыми серебристыми узорами, чем-то отличавшимися от используемых обычно в убранстве домов и дворцов. Вошел в знакомый кабинет мэтра, крайне похожий на обычный кабинет одного из многих высоких чиновников. О специфике места свидетельствовали лишь пожелтевший череп неизвестного чудища, раза в четыре поболее бычьего — в одном углу и в другом — картина с изображением воздевшего руки мага в мантии и высоком колпаке, с испускающим зеленое свечение жезлом. Вокруг мага буйствовали стихии, плясали цветные огни, сверкали мблнии.

— Вино или что-нибудь прохладительное?

— Нет, спасибо, — сказал Сварог. — Совершенно ничего не хочется.

— Ну, в таком случае, зная ваши привычки, которых я не разделяю, но отношусь к ним спокойно… — Тигернах достал из ящика стола массивную пепельницу из светло-голубого с золотистыми прожилками муранского стекла, придвинул к Сварогу. — Итак… Вы, прежде всего, я полагаю, хотели бы поговорить о Гремилькаре?

— Пожалуй, — кивнул Сварог.

— К превеликому сожалению, совершенно не в силах вам помочь. Потому что, строго говоря, о Гремилькаре неизвестно ничего. Единственный надежный, можно сказать, базовый источник — одно из Пророчеств Таверо, кои имеют свойство сбываться. Есть еще пара строчек в одной из книг Мане Антекайда, тоже достаточно серьезного астролога и прорицателя, — но это не более чем пересказ Таверо. Конечно, за тысячелетия появилась обширная литература, но она, я буду резок, более чем скопище бесполезного хлама. Потому что представляет собой исключительно толкования пророчеств Таверо, порой весьма и весьма обширные. На сегодняшний день на каждое пророчество приходится не меньше полусотни толкований, а то и побольше, касаемо некоторых. Поскольку все они противоречат друг другу, одни в большей степени, другие в меньшей, полагаться на них нельзя нисколько… Есть еще «Беседы о чудесах земли и неба» Отакара Равеннского в Иллюзоре, но давно и неопровержимо доказано, что Отакар был шарлатаном и фантазером, две трети его книги — пересказ слышанных где попало баек, а оставшаяся треть — его собственные выдумки. Ну, бывают и такие, самое занятное, что разоблачили его лишь лет через сто пятьдесят после смерти, а до смертного часа он процветал, был в большой милости у короля как придворный астролог, немало благ обрел. Хотя астролог из него — как из нас с вами балерины… В общем, о Гремилькаре нет ничего. Невозможно сказать, насколько он для вас опасен. Для вас, конечно, я, как и многие, давно уже не сомневаюсь, что Серый Рыцарь — это вы. Правда… Есть одна обнадеживающая деталь. Если вы запамятовали, о Гремилькаре сказано: «…главной задачей является охота за Серым Ферзем ради возможного его уничтожения». Понимаете? Не более чем возможного. Возможно, он с вами разделается, возможно, вы с ним. Ничего заранее не известно и не установлено непреложно — в отличие от многих других предсказаний, где формулировки четки и недвусмысленны. Это вселяет определенные надежды и дает известные шансы, не правда ли?

— Да, безусловно, — угрюмо сказал Сварог. — И все равно как-то неуютно. Нет, я не говорю, что боюсь. Разучился я как-то бояться после всего, что со мной судьба вытворяла. Тут другое. У всех моих предыдущих противников было имя и лицо, и я кое-что знал о них заранее. Конечно, и о Безумном Зодчем я не знал ничего, кроме имени, — но, по крайней мере, было известно, что он собой представляет. А теперь… Враг без фигуры и без лица, о котором известно только имя и его цель. Это как-то… Не могу даже объяснить словами, если только они есть…

— Я понимаю, — кивнул Тигернах. — В этом деле есть два крайне интересных момента. Первый. Почему он оставил свой знак в Крепости Королей? Подкинул вам ключ, позволяющий не ломать голову, кто стоит за кратковременным снегопадом… Второй — послание вам на дворцовой стене. Зачем он вообще дал знать, что появился и намерен вас убить? У вас или кого-то из ваших людей были какие-то соображения, версии?

— Никаких, — признался Сварог. — Ни спецслужбисты, ни книжники, ни старуха Грельфи — никто не в состоянии придумать ничего мало-мальски дельного. Да, вот именно. Есть только два соображения, высказанные Каниллой Дегро. Касательно первого: не исключено, что он намерен властвовать на Таларе. Именно властвовать. Потому и ограничился демонстрацией, принесшей минимальные жертвы. Ему не хочется уничтожать человечество, над которым он рассчитывает владычествовать. А Крепость Королей он отдал нам так легко, потому что рассчитывает, разделавшись со мной, овладеть ею вновь. Касательно второго: не исключено, что существуют какие-то правила наподобие законов природы или тех установлений, что касаются магии. И Гремилькар просто не может ударить исподтишка, он обязан предварительно сделать нечто вроде вызова на бой, как на дуэли. Канилла — большая умница. Вот только все прежде высказанные ею догадки довольно быстро подтверждались экспериментом, практикой, самой жизнью — а в данном случае никакой возможности проверить нет…

— Да, пожалуй…

— Так что я просто жду, — сказал Сварог. — Крепко сомневаюсь, что он способен причинить мне вред на расстоянии, пребывая где-нибудь за триждысемь земель. Коли уж ситуация сравнивается с партией в шакра-чатурандж — для смертельного удара любая фигура обязана встать с королем лицом к лицу, на соседней клетке. Вот я и жду, когда он наконец появится. А там посмотрим, кто кого…

— Логично и резонно… — сказал Тигернах. — У вас больше нет ко мне вопросов или дел?

— Нет.

— В таком случае будем говорить о деде, ради которого я и просил вас прилететь… Лорд Сварог, в течение последних полутора месяцев в ваших королевствах случилось два крестьянских мятежа: в Снольдере в провинции Лоритан и в Ронеро, в провинции Идьтемер. Что вы сможете о них сказать? Как вы их оцениваете?

Сварог, нисколько не задумываясь, ответил:

— В первую очередь то, что в них есть некая странность и неправильность. Это не просто мои собственные мысли — я просто повторяю мнение моих… специалистов по крестьянским мятежам и бунтам горожан. Каждый мятеж имеет причину. Пусть легковесную, даже пустяковую, надуманную — но причина всегда есть. Как ни рыли землю тайная полиция и соответствующие службы сельской стражи, не смогли отыскать и тени причины. Ну не было ни малейших причин! Вполне благополучные села, наполовину фригольдерские, отнюдь не бедные. Не усмотрели мои люди никаких притеснений, никаких «шалостей» владельцев крепостных крестьян — иногда именно такие «шалости» и вызывают бунт, порой служащий запалом для масштабного мятежа. И не было никаких причин бунтовать у жителей маленького городка в Ильтемере — и тем не менее они сначала устроили бунт у себя, перебив некоторое количество самых зажиточных земляков, чиновников и стражников, а потом присоединились к крестьянскому отряду. Все выглядит так, словно несколько тысяч человек внезапно сошли с ума, их охватила жажда бессмысленных убийств, насилий и разрушений. И еще. Всегда есть какой-то атаман, главарь, предводитель. Здесь же в обоих случаях, как ни старались следователи, не усмотрели и намека на то, что мятежниками кто-то руководил, пытался командовать. Насквозь странные, совершенно неправильные бунты, совершенно не похожие на обычные. И ни следа иностранных происков, иностранных денег — а они порой стоят и за крестьянскими мятежами, и городскими бунтами. Если честно, мои люди тоже дважды проделывали такое в Лоране… Обычная практика меж державами, состоящими во враждебных или напряженных отношениях. Кстати, именно благодаря тому, что не было и намека на руководство и командование, мятежи и удалось подавить так быстро — удар кавалерии, ракетный обстрел, и мятежники разбежались без всяких попыток к сопротивлению, осталось лишь их вылавливать. Следователи в недоумении: никто, ни один человек не сказал слова толкового о причинах, заставивших их участвовать в мятеже его односельчан и его самого. Один из сыщиков мне так и сказал: полное впечатление, что они и сами не понимают, что на них нашло. Потом то же самое повторили еще несколько. Я летал и в Доритан, и в Ильтемер. Короли обычно в таких случаях никогда не ведут расследование на месте сами, ограничиваются тем, что допрашивают захваченных и привезенных в столицу вожаков — но и это делают редко. Но здесь был особый случай. Я допросил десятка три крестьян… Действительно, полное впечатление, что они и сами не знают, что на них нашло. Причем ни один не врет… — Он поднял голову и взглянул в глаза Тигернаху. — Неужели вы хотите сказать, что знаете об этом что-то такое, чего не знаем мы? Иначе зачем вызывали бы меня по этому делу, которое совершенно не в вашей компетенции и вообще не должно вас интересовать…

— Есть кое-что, — с каким-то странным возражением лица ответил Тигернах. — К сожалению, должен честно вас предупредить: наши данные ничего не прояснят, лишь добавят вам загадок… Вы знаете, что у нас есть своя наблюдательная сеть орбиталов. И знаете, что они работают на совершенно других принципах, чем обычные, ваши, и занимаются поиском совсем другого…

Сварог кивнул. Орбиталы Мистериора — и Серебряной бригады, кстати, тоже — занимались исключительно тем, что фиксировали всякий случай применения магии, неважно, черной или белой. Выявляли все подходившее под опредедение магии и колдовства.

— Вы хотите сказать… — Голос у него сорвался, чего он никак от себя не ожидал. — Ваши орбиталы что-то такое…

— Зафиксировали, — кивнул Тигернах с тем же странным выражением лица. — Как утверждают наши эксперты, впервые за всю историю крестьянских бунтов и городских мятежей. Отмечены несколько случаев, когда в крестьянских бунтах участвовали деревенские колдуны — насылали порчу на кавалерийских лошадей, хворь на солдат, закрывали для тех или иных целей туманом местность, дожди вызывали… Но в этих случаях речь шла именно об участии. Здесь мы столкнулись с чем-то совершенно другим. Непосредственно перед восстанием, за какие-нибудь полчаса, в обеих провинциях отмечены явления, для которых я не могу подобрать иного названия, нежели «всплески». Некие всплески, безусловно, имеющие отношение к черной магии — но их природа нам совершенно непонятна, всплески чего-то непонятного — и все тут. Аналоги нам неизвестны, прежде такого никогда не фиксировалось. Вот все, что я могу вам сказать. Мне неловко оттого, что я лишь добавил вам загадок, но утаивать это от вас было бы крайне безответственно…

— Да, конечно, — сквозь зубы сказал Сварог. — Лучше непонятное знание, чем никакого…

Настроение у него упало резко. Пару раз уже случались такие вот «всплески», пусть и не магической природы — и они потом оказывались серьезной угрозой, с которой приходилось бороться с превеликим напряжением сил. А здесь вдобавок — магия, непонятная даже Мистериору, никогда прежде не встречавшаяся…

— Я знаю, у вас есть какая-то система записи, — сказал он. — Пусть и работающая на совершенно других принципах, нежели наши установки.

— Есть, конечно.

— Вы можете дать мне копии?

— Безусловно. В конце концов, такие материалы вы обязаны получать как директор девятого стола и начальник восьмого департамента. Мои люди, кстати, еще с утра начали их готовить… И все же… — В его голосе прозвучала нотка удивления. — Зачем они вам? У вас ведь нет людей, способных в них разобраться…

— То есть как это нет? — поднял брови Сварог. — А Грельфи? А Багряная Палата? А монашеские Братства? И наконец, кое-что у меня имеется в Хелльстаде.

— Да, действительно… — сказал мэтр Тигернах с некоторым смущением. — Инерция мышления, знаете ли. Многим свойственна. Мы совершенно не сотрудничаем с магами и колдунами земли — не видим в этом для себя пользы. Правда, Багряная Палата время от времени с нами связывается, но всегда необходима наша помощь в чем-то. Лишь дважды за восемьдесят последних лет они давали информацию, прошедшую мимо нас. Ну, а Хелльстад… Я на протяжении всей жизни как-то не привык принимать его в расчет в этом плане, и это не мое личное упущение, а повсеместно распространенное убеждение. Ну что ж, еще не поздно ничего исправить… Отправить материалы лично вам?

— Нет, — чуть подумав, сказал Сварог. — Отправьте Канилле Дегро. Она у меня вдобавок ко всему выполняет еще и функции министра связи. И, если уж говорить о Канилле, есть еще одно обстоятельство…