Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Джосайя Бэнкрофт

Вавилонские книги

Книга 1: Восхождение Сенлина

Josiah Bancroft

SENLIN ASCENDS



Copyright © 2013 by Josiah Bancroft

This edition is published by arrangement with Sheil Land Associates Ltd and The Van Lear Agency LLC

All rights reserved



Серия «Звезды новой фэнтези»



© Н. Г. Осояну, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается Шэрон, которая знает, как не заблудиться в толпе




Вавилонскую башню иногда называют Стоком Человечества. Ни один посетитель не в силах устоять перед ее необъятностью, разнообразием кольцевых уделов, загадочными и роскошными высотами. Мы стремимся к ней, как вода – к отверстию в раковине. Введение к «Популярному путеводителю по Вавилонской башне» (14-е издание)


Часть первая

Цоколь и Салон

Глава первая

Вавилонская башня наиболее известна изысканными шелками и чудесными воздушными кораблями, которые там производятся, но посетители откроют для себя другие, нематериальные товары, которые можно оттуда увезти. Причуды, приключения и романтика – вот чем на самом деле торгует башня. Популярный путеводитель по Вавилонской башне, I.V


Путешествие на поезде от побережья до пустыни, где, подобно торчащему клыку, возвышалась Вавилонская башня, заняло четыре дня. Сперва они миновали пастбища, пестреющие тучными стадами и непривлекательными деревушками, а потом поезд тяжело поднялся к увенчанным снегами вершинам, где обитали кондоры, чьи гнезда были размером со стог сена. Путешественники уже забрались дальше от дома, чем когда бы то ни было. Дорога вниз лежала через сланцевые предгорья, которые, по его словам, напоминали поле, усеянное разбитыми школьными досками, а также – мимо кипарисовых деревьев, которые, по ее словам, походили на открытые зонтики, и в конце концов они въехали в засушливую долину. Земля была цвета ржавых цепей, и пыль от нее липла ко всему. Пустыня совсем не выглядела пустынной. Их поезд двигался в том же направлении, что и множество караванов, каждый – плетущаяся вереница колес, копыт и ног. Все утро путники прибывали, пока потоки не слились в огромную массу, такую плотную, что поезд замедлил ход и теперь едва полз. Их вагон как будто плыл сквозь бурные волны дилижансов и запряженных волами фургонов, сквозь толпы туристов, пилигримов, мигрантов и торговцев из всех провинций огромного государства Ур.

Томас Сенлин и Мария, новоиспеченные супруги, глядели на человеческий зверинец в открытое окно залитого солнцем спального вагона. Ее фарфорово-белая рука невесомо лежала поверх его длинных пальцев.

Мимо неспешно проехал отряд солдат в красногрудых мундирах, верхом на лошадях соловой масти, разминувшись с семьей в клетчатых головных шарфах, путешествующей на верблюдах. Сквозь громыхание поезда доносились трубные крики слонов, и тут и там в горячем воздухе над ними лениво покачивались воздушные корабли, неотвратимо дрейфуя к Вавилонской башне. Аэростаты, благодаря которым летали эти суда, пестротой напоминали майские деревья.

С той поры, как поезд повернул к башне, они не видели ее величественный шпиль из окна купе. Но это не помешало Сенлину описывать достопримечательность.

– Вспыхивает много споров по поводу того, сколько в ней уровней. Одни ученые говорят, что пятьдесят два, другие – что по меньшей мере шестьдесят. С земли оценить их количество невозможно. – Сенлин перечислял и перечислял факты, достойные внимания молодой жены, как делал на протяжении всего путешествия. – Некоторые люди, в основном воздухоплаватели и мистики, утверждают, что видели верхушку башни. Конечно, никто из них не может подкрепить хвастовство доказательствами. Ты не поверишь, но кое-кто из исследователей даже заявляет, будто башню все еще строят. – Тривиальные детали успокаивали его, как и всякое перечисление фактов.

Томас Сенлин был сдержанным и от природы робким человеком, который черпал уверенность в стабильности расписаний, схем и выписанных счетов.

Мария старательно кивала, хотя и откровенно отвлеклась на человеческий парад снаружи. Взгляд ее больших зеленых глаз возбужденно метался от одной экзотической диковинки к другой: то, что Сенлин вскользь подмечал, она поглощала. Сенлин знал: в отличие от него Марию будоражили зрелища и толпы, хотя дома ей редко доводилось видеть и то и другое. Действо за ее окном ничем не напоминало Исо, пропитавшийся солью рыбацкий поселок, от которого их теперь отделяла не одна сотня миль. Исо был единственным настоящим домом Марии, не считая консерватории для молодых женщин, где она училась на протяжении четырех лет. В Исо имелись два паба, клуб «Вист» и зал собраний, который по необходимости становился бальным залом. Вряд ли такое можно назвать центром культурной жизни.

Мария подпрыгнула на сиденье: рядом с нею неожиданно возникла голова верблюда. Сенлин попытался успокоить жену собственным примером, но сам чуть не взвизгнул, когда верблюд фыркнул и забрызгал их теплой слюной. Раздосадованный таким нарушением благопристойности, Сенлин прочистил горло и, размахивая носовым платком, прогнал животное.

Ложечки задребезжали в пустых чашках, оставшихся после завтрака, когда машинист затормозил и поезд почти остановился. Томас Сенлин планировал это путешествие и собирал деньги на протяжении всей своей карьеры. Он хотел увидеть чудеса, о которых так много читал, и хотя это должно было стать испытанием для его нервов, он надеялся, что самообладание и острый ум помогут справиться. Он всегда мечтал подняться на Вавилонскую башню, пусть даже совсем невысоко, и сейчас очень волновался. Впрочем, никто бы не понял этого, взглянув на Сенлина: он, как правило, держался холодно, скрывая бурю эмоций в душе. Так он вел себя в классной комнате. Он не умел по-другому.

Снаружи воздушный корабль прошел над землей достаточно низко, чтобы страховочные тросы задели головы людей. Сенлин удивился, отчего корабль так опустился – или он только взлетел? Мария весело вскрикнула и прижала ладонь к губам. Сенлин, раскрыв рот, уставился на капитана, который яростными жестами приказывал матросам разжечь топку и натянуть фалы, что они и поспешили сделать посреди всеобщей паники, но все же юноша из толпы успел схватиться за провисший трос. Искатель приключений тотчас же взлетел над скоплением людей, его ступни едва не задели крышу дилижанса, а потом бедолагу потащило вверх, и он скрылся из вида.

С земли сцена казалась комичной, но у Сенлина скрутило желудок, когда он представил, что чувствует юноша, летя высоко над бескрайней толпой, удерживаясь лишь благодаря силе рук. Да уж, быстротечный инцидент казался таким причудливым, что Сенлин решил выкинуть его из головы. В «Путеводителе» Рынок называли «беспорядочным местом». Кажется, на деле все еще хуже.

Он и не думал, что отправится в это путешествие как молодожен. Более того, он даже не представлял себе, что однажды найдется женщина, которая его привлечет. Мария была моложе на дюжину лет, но тридцатипятилетний Сенлин не считал их недавнюю свадьбу чем-то весьма примечательным. Однако в Исо по этому поводу кое-кто изогнул бровь. Жители поселка, примостившегося на отвесных скалах возле океана Ниро, с подозрением относились ко всему, что выпадало из привычного цикла приливов, отливов и рыбацких сезонов. Однако Сенлин, будучи директором и единственным учителем школы Исо, обычно относился к слухам безразлично. Молва, конечно, доносила до него многое. С его точки зрения, слухи были чем-то вроде театра для необразованных, а женился он не для того, чтобы предоставить всем и каждому тему для разговора за завтраком.

Он женился исключительно из практических соображений.

Мария была хорошей партией. Со славным характером, начитанная; задумчивая, но не мечтательная; воспитанная, но не высокомерная. Она сносила долгие часы, которые он посвящал занятиям, и его молчаливость, которую остальные ошибочно принимали за стоицизм. Он воображал, что она вышла за него, потому как он добрый, с ровным нравом и надежной работой. Он зарабатывал пятнадцать шекелей в неделю, а в год – тридцать мин; никоим образом не состояние, но для достойной жизни хватит. Внешность точно роли не сыграла. Если глядеть на черты его лица по отдельности, то они были достаточно красивы, но в совокупности представлялись слегка неуместными и неправильными. Ученики Сенлина между собой называли его Осетром, потому что он был худым, длинным и костлявым.

Конечно, у Марии имелись собственные необычные привычки. Она читала книги по пути в город, вследствие чего изорвала много юбок и не раз ссадила колени. Она не боялась высоты и время от времени забиралась на крышу, чтобы поглядеть, как из-за горизонта появляются паруса кораблей, идущих в гавань. Она играла на пианино – хорошо, но вместе с тем немного грубо. Она пела, как безумная русалка, и так неистово тарабанила по клавишам, исполняя баллады и веселые быстрые мелодии, что инструмент приходилось настраивать заново. Любопытно, что ее причудами как раз и восхищались. Горожане находили Марию очаровательной и часто просили сыграть в местных пивных. Даже унылые серые зимы Исо не унимали ее жизнелюбия. Когда она вышла замуж за Осетра, все растерялись.

Сегодня Мария оделась по-дорожному: на ней была юбка цвета хаки длиной до колен и простая белая блуза, а струящиеся темно-рыжие волосы скрывал в каком-то смысле эксцентричный пробковый шлем. Она выкрасила его в красный, что Сенлину не очень-то понравилось, но Мария заставила мужа смириться с этой деталью наряда, заявив, что так ее легче будет разыскать в толпе. Сенлин был в сером вельветовом костюме, который казался ему слишком легкомысленным даже для путешествия, но Мария заявила, что костюм модный и слегка шалопутный, а в чем еще смысл медового месяца?

Проворный мальчик в грубом жилете из козлиной шкуры вскарабкался по боковой части вагона. Сенлин купил у него большой бублик – мальчишка таскал их нанизанными на руку, и они с Марией разделили корочку и пышный мякиш, пока поезд полз к Вавилонскому центральному вокзалу, где заканчивалось так много железнодорожных путей.

Их медовый месяц пришлось отложить ввиду естественного хода школьных занятий. Сенлин мог бы выбрать более удобный и экономный пункт назначения – отель на побережье или деревенский коттедж, где можно уединиться на выходные, – но Вавилонская башня представлялась чем-то бо́льшим, нежели место для отдыха. Целый мир возвышался на основании из подстилающей породы. Будучи юношей, он читал о культурном вкладе башни в развитие театра и искусства, о ее достижениях в науке и высокоразвитых технологиях. Даже электричество – по-прежнему неслыханный товар во всех городах Ура, исключая самые крупные, – на высоких уровнях башни, по слухам, изобиловало. Она была маяком цивилизации. Старая поговорка гласила: «Не Земля сотрясает башню, а башня сотрясает Землю».

Поезд наконец-то остановился, хотя вокзала за окном не наблюдалось. Объявился проводник и сообщил, что придется сойти: на путях слишком много народу, чтобы состав мог двигаться дальше. Похоже, никто не видел в этом ничего необычного. После нескольких дней, проведенных сидя, в покачивающемся на рельсах вагоне, перспектива прогуляться показалась привлекательной. Сенлин собрал багаж: свой кожаный портфель и чемоданчик Марии, с колесиками снизу и нажимной ручкой – сверху. Он настоял, что понесет и то и другое.

Пока она затягивала шнурки на коричневых кожаных ботинках и расправляла юбку, Сенлин повторил три важнейших совета, которые вычитал в «Популярном путеводителе по Вавилонской башне». Прежде всего держать деньги при себе. Еще до отъезда он попросил сельского портного пришить потайные карманы на поясе его брюк и на подоле ее юбки. Во-вторых, не подавать нищим. Те от этого лишь наглеют. И наконец, никогда не упускать из вида спутников. Сенлин попросил Марию повторить эти пункты, пока они быстрым шагом шли по устланному золотым ковром коридору, соединявшему вагоны. Она подчинилась, но не преминула пошутить:

– Правило четвертое: не целовать верблюдов.

– Это не четвертое правило.

– Скажи об этом верблюдам! – отозвалась она и весело припустила вперед.

И все же ни он, ни она не были подготовлены к зрелищу, которое увидели, спустившись по ступенькам поезда. Вокруг простиралась толпа, похожая на застывшее желе. Поначалу они едва могли двигаться. Лысый мужчина с огромным конопляным мешком на плече и железным кольцом на шее пихнул Сенлина, и тот врезался в красноглазую женщину; она оттолкнула его, засмеявшись и обдав перегаром, а затем снова утонула в болоте тел. Над головами передавали клетку со взволнованными канарейками, которые осыпали плечи дурно пахнущими перьями. Дюжина женщин в черных одеяниях паломниц – сторонниц загадочной веры – прошла мимо, и бедра их колыхались в одинаковом ритме, как тела качения в огромном подшипнике. Немытые дети, груженные подносами с надушенными матерчатыми цветами, игрушечными вертушками и фруктами в карамели, протискивались мимо, и каждый ребенок был привязан к другому длинной веревкой. Кроме железнодорожных путей, здесь не было никаких дорог – ни брусчатки, ни бордюров, только ржаво-красная, сбитая до твердости камня земля под ногами.

Все это так ошеломляло, что на мгновение Сенлин окоченел, словно труп. Резкие возгласы торговцев, хлопанье брезента, звон упряжи и невнятный гул десяти тысяч чужеродных голосов творили общий шумовой фон, который можно было только перекричать. Мария схватила мужа за пояс у самого позвоночника, рывком вынудила стряхнуть оцепенение и двинуться вперед. Сенлин знал, что они не могут стоять на месте. Он собрался с духом и сделал первый шаг.

Их затянуло в лабиринт торговых палаток, повозок и шатких столов. Проулки между торговыми рядами были запутанными, как детские каракули. Над столами повсюду торчали временные бамбуковые стеллажи, покосившиеся от тяжести джутовых ковриков, луковых гирлянд, фонарей из дырявых жестянок и плетеных кожаных ремней. Яркие полосатые навесы от солнца загораживали небо, хотя даже в их тени присутствие светила не вызывало сомнений. Сухой воздух был горячим, как свежий пепел.

Сенлин тащился вперед, надеясь отыскать дорогу или указатель. Ни то ни другое не появлялось. Он позволил толпе увлечь себя, не пытаясь разыскать путь. Увидев просвет, он бросался туда. Пройдя таким образом, возможно, сотню шагов, он понял, что понятия не имеет, в какой стороне остались рельсы. Он пожалел, что отошел от них. Они могли пройти вдоль путей до Вавилонского центрального вокзала. Он забеспокоился из-за того, что так быстро заблудился.

И все же Сенлин был достаточно осторожен, поэтому время от времени поворачивался и улыбался Марии. Ее сияющая улыбка не угасала. Он не хотел, чтобы она встревожилась из-за незначительного затруднения.

Впереди обнаженный по пояс парнишка обмахивал висящие тушки ягнят и кроликов, не давая облаку мух осесть. Мухи и сладкая вонь, которой веяло из лавки мясника, вынуждали толпу огибать это место, и они смогли там ненадолго остановиться, пусть от смрада и мутило. Поставив чемодан Марии между ними, Сенлин вытер шею носовым платком.

– Да уж, многолюдно, – сказал Сенлин, стараясь не выдать растерянность, хотя Мария ничего не замечала; она смотрела куда-то поверх его головы, и на ее красивом лице отражалось потрясение.

– Это замечательно, – сказала она.

Над ними сквозь щель между навесами виднелась синева, и там, словно удерживающая небосвод колонна, стояла Вавилонская башня.

Обращенная к ним сторона башни пестрела белым, серым, ржавым, желто-коричневым и черным, выдавая множество разновидностей камня и кирпича, использованных в строительстве. Окраска напомнила Сенлину шкуру пятнистой кошки. В архитектурном смысле силуэт башни выглядел уныло, как покрытый вмятинами рифленый ствол пушки, но ее украшали огромные фризы, причем каждая полоса была выше, чем дом. Вершина башни пряталась за плотным кольцом туч. В «Популярном путеводителе» отмечалось, что верхние уровни постоянно окутаны туманом, хотя производило ли древнее строение облака или притягивало их, оставалось темой для рассуждений. Как бы там ни было, пик башни никто и никогда не видел с земли.

Описание Вавилонской башни в «Популярном путеводителе» не подготовило Сенлина к тому, какой немыслимо огромной она оказалась. По сравнению с нею зиккураты Южного Ура и цитадели Западных равнин выглядели игрушечными домиками, вроде тех, которые дети строят из сахарных кубиков. На возведение башни ушла тысяча лет. По мнению некоторых историков, больше. Ошеломленный этим чудом и кипучей суетой Рынка, Сенлин задрожал. Мария успокаивающе сжала его руку, и он выпрямил спину. В конце концов, он же директор школы, глава скромного сообщества. Да, надо протолкаться сквозь скопище людей, но стоит добраться до башни – и толпа поредеет. Еще немного терпения – и они, несомненно, окажутся в более приятной компании. Через несколько часов они будут сидеть со стаканчиками портвейна в недорогом, но уютном жилье на третьем уровне башни – местные называли его Купальнями, – в точности как планировали. Они будут спокойно изучать этот самый человечий рой, внизу, но с более комфортного расстояния.

Теперь, по крайней мере, у них был ориентир, к которому следовало стремиться.

Сенлин также постепенно открывал более действенный способ продвижения через толпу. Он обнаружил, что если остановиться, то снова пойти вперед трудно, однако можно добиться успеха, проявив побольше твердости и решительности. После нескольких минут следования за ним Мария достаточно успокоилась, чтобы отпустить его пояс, и от этого обоим стало намного легче идти.

Вскоре они оказались на одном из множества одежных базаров, неотъемлемой части Рынка. Кружевные платья, вышитые передники и рубашки с манжетами висели на крючках и веревках, которые изобиловали, как ветки в лесу. Костюм можно было отыскать любого цвета, от таусинного до палевого; детали интимной женской одежды свисали с бамбуковых лестниц, словно шкуры экзотических змей. На ближайшем столике возвышалась огромная, как сугроб, куча сложенных квадратиком носовых платков.

– Давай я куплю тебе платье. Вечера здесь теплее, чем мы привыкли. – Ему пришлось говорить ей на ухо.

– Хочу что-нибудь коротенькое, – сказала она, снимая пробковый шлем и открывая примятые бронзовые кудри. – Что-нибудь скандальное.

Он взглянул на нее, задумчиво хмурясь, пряча изумление. Он знал, что таким флиртом в медовый месяц наслаждаются, вероятно, даже благопристойные пары. И все-таки он был не готов и не смог ответить в таком же игривом тоне.

– Скандальное?

– Твоим ученикам об этом знать не стоит. Хочу всего лишь безделицу, чтобы скомпрометировать веревку для развешивания белья у нас дома, – сказала она и провела пальцем по его руке, словно зажигая спичку.

Он смутился. Впереди простирались акры палаток, извергающих каскады женского белья. В поле зрения не было ни единого мужчины.

Пятнадцать лет холостяцкой жизни не подготовили Сенлина к тому, что к ландшафту его спальни прибавилось нижнее белье Марии. Обнаруживая ее исподнее висящим на столбиках кровати и дверных ручках в своем старом святилище, он поначалу вздрагивал от ужаса. Но такая масса ночных сорочек, домашних кофт, корсетов, чулок и бюстгальтеров, которую прочесывали тысячи незнакомых женщин, была несравнимо унизительней.

– Я лучше останусь с багажом.

– А как же твои правила?

– Ну, если ты не будешь снимать эту красную миску, я преотлично замечу тебя отсюда.

– Если заблудишься, встретимся на вершине башни, – театрально произнесла она.

– Вот уж нет. Встретимся на этом месте, рядом с этой тележкой с носками.

– Какой же ты романтик! – сказала она, обходя двух крупных женщин, одетых в сине-белые платья с передниками, вышедшие из моды много лет назад.

Сенлин заметил с удивлением, что женщины были привязаны друг к другу толстой джутовой веревкой, прикрепленной к талиям.

Он спросил, не с востока ли они, и дамы в ответ назвали рыбачий поселок, расположенный неподалеку от Исо. Они поделились ностальгией, обычной для жителей побережья: восходы, морские звезды, милое ночное бормотание прибоя, а потом Сенлин спросил:

– Вы приехали отдохнуть?

Они ответили материнскими, слегка снисходительными улыбками.

– Наш отдых давным-давно закончился, – сказала одна.

– Вы повсюду ходите связанными? – Теперь его голос звучал чуть насмешливо.

– Да, разумеется, – ответила старшая. – С той поры, как потеряли младшую сестру.

– О, мне жаль. И давно она умерла? – спросил Сенлин, вновь искренне.

– Весьма надеюсь, что она жива. Но прошло три года. Кто его знает.

– Может, она каким-то образом сумела вернуться домой? – проговорила другая сестра.

– Она бы нас не бросила, – ответила старшая тоном, намекающим, что на эту тему они уже много раз спорили.

– С вашей стороны отважно приехать в одиночку, – вновь обратилась к нему младшая из старых дев.

– О, благодарю, но я не один. – Устав от разговора, Сенлин потянулся к рукоятке чемодана – и обнаружил, что тот исчез.

Сбитый с толку, он завертелся на месте, окидывая взглядом сперва землю, а потом – невыразительные, невозмутимые лица снующих людей. Чемодан Марии исчез.

– Я потерял багаж, – сказал Сенлин.

– Раздобудьте себе хорошую веревку, – посоветовала старшая сестра и, протянув руку, похлопала его по бледной щеке.

Глава вторая

Опытные покупатели насладятся Рынком, который расположен вокруг башни, у подножия. Не бойтесь повернуться и уйти во время торга: небольшое отступление может помочь заключить отличную сделку. Популярный путеводитель по Вавилонской башне, I.IV


Сенлин сидел на плите из песчаника у подножия башни и ел фисташки, которые купил на завтрак. Потрескавшиеся губы саднили. Коричневые птички рылись в выброшенных скорлупках, выклевывая остатки ядрышек. Он не знал, что это за пичуги. Несколько часов назад он купил воды – один несчастный ковшик стоил столько же, сколько глоточек хорошего бренди дома, в Исо. Ему уже снова хотелось пить.

Как любой антрополог-любитель на его месте, Сенлин привез с собой блокнотик, чтобы записывать впечатления, но не раскрыл его ни разу после того, как сошел с поезда. Он не хотел записывать ничего из случившегося. В безвольно опущенной руке он держал «Популярный путеводитель». Рядом лежал неряшливый узел женского белья. От изнеможения у Сенлина кружилась голова и тряслись пальцы. Если бы он лег на спину на нагретый солнцем камень и закрыл глаза, то уснул бы мгновенно. Он опасался, что именно это и сделает.

Миновало уже два дня после того, как они сошли с поезда, два дня после того, как он впервые увидел башню через дырявый навес, два дня после того, как его жена отвернулась и, смеясь, ушла искать платьице. Скандальное.

Вавилонская башня вздымалась перед ним, словно ступень огромного плато, словно скала, которая тянется вверх, теряясь в облаках. Если не считать арочного входа, который зиял в конце утопающего в густых тенях туннеля в сотне футов от Сенлина, стены башни в нижней части не нарушали ни окна, ни карнизы. В вышине он различил торчащие из нее структуры, точно шипы на стволе старого розового куста. Воздушные корабли льнули к этим шипам, и с такого расстояния их гондолы казались размером с тлю. Небесные порты, предположил Сенлин. Он читал, что у большинства уровней башни – или «кольцевых уделов» – есть по нескольку таких портов. Ах, если бы они с Марией прибыли на корабле! Но путешествия по воздуху были слишком дороги; два билета съели бы его заработок за год. Что еще хуже, его укачивало. Жители Исо часто его из-за этого поддразнивали: «Рыбий учитель живет и не тужит, только волна ему голову кружит». Он не хотел начинать медовый месяц, свесившись через перила воздушного корабля и усеивая пейзаж содержимым желудка. Кроме того, путь к их пункту назначения, Купальням, был частью приключения, и Мария с нетерпением этого ждала.

Огорошенный внезапной мыслью, Сенлин вздрогнул и едва не свалился с камня. Бумажный пакетик с фисташками выскользнул из руки и упал к подножию плиты, бледные скорлупки раскатились во все стороны по красной земле, твердой как камень.

Он заранее знал, что найдет искомое в портфеле, и все равно принялся неистово рыться, проверил боковой карман, запасные ручки, щетку для пальто и чистые открытки, пока наконец рука не нащупала причину тревоги. Он вытащил два билета на поезд.

Ее обратный билет остался у него.



Сенлин только на мгновение отвлекся из-за потери ее багажа и ринулся сквозь плотную толпу торговцев и туристов, совершенно не понимая, в каком направлении скрылись воры. Вскоре он сдался и признал, что чемодан утрачен. Он вернулся к ларьку, почти уверенный в том, что именно возле этого прилавка с носками они стояли всего-то несколько минут назад, и провел там первый день, а потом и первую ночь их с Марией медового месяца в Вавилонской башне, переминаясь с ноги на ногу, совершенно один. Он не сомневался, что она найдет дорогу назад. Он сосредоточился на том, чтобы сохранять спокойствие, здравый ум и даже время от времени верить в лучшее. Это не такая уж большая неприятность. Возможно, это приключение – одно из тех, которые делают рассказы об отпуске столь увлекательными. Она вернется.

Но всю ночь он наблюдал, как свернули сначала один ларек, а затем другой, их товары утащили верблюд и мул, запряженные в сани и в фургон. Появились новые торговцы. Воздвигли новые навесы и столы, изменив рельеф проулков между лавками, изменив даже контуры неба над ним. Теперь стало понятно, почему «Популярный путеводитель» не включал карт Рынка. С тем же успехом можно было попытаться нарисовать схему завтрашнего заката. Эволюция Рынка не прекращалась. Когда киоск с носками, где Сенлин пообещал ждать Марию, превратился в лавку масляных ламп, он понял, что она никогда не найдет дорогу к нему. Он больше не мог стоять без дела.

На следующий день он взялся за систематические поиски, начиная с того, что осталось от шелкового района Рынка, где она исчезла. Он как мог двигался по расширяющейся спирали, время от времени покупая у торговцев то шелковую комбинацию, то пару чулок – мелочь, достаточную, чтобы ненадолго привлечь внимание и спросить, не видели ли они вчера женщину в красном пробковом шлеме. Он радовался по крайней мере тому, что мог с легкостью ее описать: женщина в красном шлеме. Она оказалась умнее и благоразумнее, чем он считал. Проведя таким образом день, он собрал неудобный узел женской одежды. Новостей о Марии не было. Одежные лавки превратились в гончарные, а столы с шелками уступили место галереям фаянсовой посуды и прочей керамики.

Там, где навесы и палатки стояли не очень густо, он взбирался на бочонки с ящиками и окидывал взглядом толпу, уверенный, что она должна выделяться среди людей, как птица-кардинал на дереве. Но в толчее невозможно было отчетливо разглядеть кого-либо. Почти неосознанно поиски уводили его все ближе к башне, которая оказалась дальше, чем он считал поначалу. Или, возможно, он всего лишь забрел далеко от нее. Сенлин ни в чем не был уверен.

Пока текли часы второй ночи, он растерял организованность и сдержанность. Он бессмысленно бродил туда-сюда, звал ее по имени. Увидев хоть проблеск красного, ломился через палатки и продавцов, отталкивал суетящихся покупателей, кричал, задыхаясь: «Мария, Мария!» – но обнаруживал всего лишь мужчину в красной феске, мальчика с красным бумажным фонарем на шесте или красную попону, выглядывающую из-под седла лошади…

Он не привык впадать в панику и не знал, как себя утешить под натиском отчаяния. Их медовый месяц испорчен, это уж точно. Придется сочинить роскошную байку и рассказывать друзьям, и он, конечно, Марии все возместит тихими выходными в сельском коттедже, но до конца их брака она будет помнить, каким ужасным испытанием оказался их медовый месяц. Зловещее начало.

Куда бы Сенлин ни взглянул, он повсюду видел группы людей, связанных веревками. Любое продвижение через толпу затрудняла паутина поводков. Почему «Путеводитель» упустил это зернышко мудрости? «Прихватите с собой хорошую веревку».

Сенлин спрятал билеты на поезд между страницами «Путеводителя», проклиная себя за то, что оказался так близорук и оставил оба в своем портфеле. Он задался вопросом, достаточно ли у нее денег на новый билет, и быстро подсчитал в уме. У него четыре мины, шестнадцать шекелей и одиннадцать пенсов, и, если Марию не ограбили, у нее примерно столько же. Билет в Исо, даже третьего класса, стоит по меньшей мере шесть мин. Нет, у нее недостаточно денег. Мария здесь застряла.

Худой как щепка старик, лысый и голый по пояс, прошел мимо каменной плиты, на которой устроился Сенлин. Дед шатался, согнувшись в три погибели под весом мешка. Почерневшие реки стекали по его спине – пот смешивался с угольной пылью. Старый раб с изогнутой, как у гуся, шеей шел нетвердой походкой и смотрел только на каблуки хорошо одетого туриста впереди. Оба были частью колонны путешественников, стремящейся ко входу в башню. В остальном местность вокруг стен пустовала. Ничейная земля простиралась на сотню шагов от основания. Сенлин не понимал, отчего пространство оставили пустым, в то время как на Рынке невозможно протолкнуться.

– Вы заблудились? – спросил молодой человек, остановившись рядом, у основания плиты.

– Почему вы спрашиваете? – спросил Сенлин.

Юноша моргал от яркого солнечного света, его густые темные волосы блестели, смазанные маслом. Он был невысокого роста, но широкоплечий и с узкой талией, как акробат, с кожей насыщенного оливкового цвета, на фоне которой золотистые искры в глазах сверкали особенно ярко.

– Большинство людей не отдыхают на Окаёмке. Этот камень, на котором вы сидите…

– Священный?

– Всего лишь надгробие. Оно упало несколько дней назад и раздавило туриста.

– Откуда упало? – потрясенно спросил Сенлин.

Юноша вместо ответа указал вверх.

Сенлин, теперь почувствовав себя на виду, сполз по гладкой поверхности каменной плиты.

– Я не понимаю, – сказал он, отряхивая штанины и расправляя пиджак. – Вавилонская башня – самое надежное сооружение в мире. Она стоит на подстилающей породе глубокого залегания. Валуны не могут падать с нее, как желуди с дуба. Это же чудо инженерного искусства! – Сенлин помахал «Популярным путеводителем» перед юношей, словно книга доказывала сказанное.

– О, еще какое чудо. Но иногда она роняет на нас маленькие чудеса, – ответил тот. – Не имеет значения, падает ли что-то со второго или с двадцать второго кольца. Все приземляется одинаково – на Окаёмке. Я бы на вашем месте палатку тут не разбивал.

Открытие совершенно не вязалось ни с тем, что Сенлин вычитал, ни с тем, чему он учил детей, рассказывая про башню, – а ведь это всегда были его любимые уроки. Он рисовал схемы башни и сети железных дорог, которые устремлялись от нее. Он излагал в общих чертах запутанную историю башни и цитировал маститых историков, которые спорили по поводу ее возраста, изначальных архитекторов, внутренней машинерии и ее назначения. Он даже рассказывал про Купальни, известные лечебными курортами, куда обещал взять Марию.

– Я прочитал дюжину книг про башню. Я никогда не слышал об Окаёмке.

– Может быть, ваши книги устарели. – Лицо юноши посерьезнело, когда Сенлин не улыбнулся в ответ. – Меня зовут Адамос Борей. Зовите меня Адамом.

Сенлин пожал сильную руку молодого человека и представился.

Зрелые речи Адама и его уверенность в себе немного обезоруживали. Хотя его борода все еще походила на лоскутное одеяло из юношеского пуха и более жесткой щетины, вел он себя совсем по-взрослому.

– Полагаю, вы торгуете шелком. – Адам кивком указал на узел женского белья, который все еще лежал на отвратительной каменной плите. Черные шелковые чулки высовывались из него, словно язык из пасти.

Сенлин сконфузился и затолкал чулки в узел. Его смущение лишь возросло, когда он сказал:

– Это для моей жены.

– А где ваша жена? – спросил Адам и изогнул шею, высматривая ее вокруг.

Язык Сенлина сделался сухим и неподатливым, как кожаный ремень. Он подумал, что подавится, если попытается сглотнуть. Он бы вознаградил по-королевски за глоток чего угодно, и все-таки хуже жажды было признание, которое застряло комом в опухшем горле. Он чувствовал себя так же, как в первый день перед классом, – мошенником. Ну что за муж мог потерять жену?

Сдернув узел с плиты и зажав под мышкой, он ответил Адаму жалкой улыбкой и сказал:

– Странно, что вы спросили о моей жене. Похоже, я ее потерял.

Глава третья

Счастлив тот путешественник, который ищет самый широкий, самый исхоженный путь, поглядывает на попутчика, чтобы вдохновиться его поведением, ведет себя как эхо, но не повышает голос. Опасно торить тропу, когда твою дорогу уже проложили другие. Популярный путеводитель по Вавилонской башне, I.VI


Койка в спальном купе была недостаточно широка для двоих. Приходилось лежать плечом к плечу, и потолок нависал на расстоянии вытянутой руки. Луна мелькала за горными соснами, словно стробоскоп, и вагон тихонько покачивался, как колыбель.

Сенлин был во всех смыслах не готов к браку. Ему не хватало ни воображения, ни эмоциональной теплоты, которые требуются для близости. Так что он лежал на спине, словно рыба, выброшенная прибоем, осетр, задыхающийся без воды. Вот луна, и качающаяся колыбель, и никаких посторонних глаз, и вся романтика, какой только можно желать, и что же он сделал? Захлебнулся в возможностях.

Мария лежала, приподнявшись на локте, и смотрела на него, покуда он пялился в никуда. Она прижала палец к его щеке и приподняла уголок рта, нарисовав ему улыбку, похожую на рыболовный крючок, пытаясь как-то его расшевелить. Она потянула его за мочку уха, куснула за плечо, подула на шею. А он все лежал, иногда вздрагивая, но не отвечая.

– Скажи мне, Том, насколько глубок колодец под башней?

Сенлин сглотнул ком в горле и квакнул:

– Если я не ошибаюсь, шесть тысяч футов.

– Шесть тысяч футов! Если бы колодец был достаточно широк, чтобы башня в него провалилась…

Сенлин прервал ее, заикаясь:

– Н-невозможно. Колодец бы обрушился, если…

Мария продолжила, лишь чуть-чуть повысив голос:

– Будь он достаточно широк, башня по высоте вошла бы в него?

Он поразмыслил:

– Думаю, это возможно, ведь если в ней шестьдесят уровней, по сто футов каждый…

– Это возможно? – спросила она, коснувшись губами его покрасневшего уха.

– Возможно, – подтвердил он.

И луна мелькала сквозь осины, и вагон покачивался из стороны в сторону, унося их все дальше от знакомых вещей.



Темноволосый юноша склонил голову то ли в знак уважения, то ли в замешательстве, то ли в сочувствии. Шея директора школы так напряглась, что выступили желваки.

– Если вам от этого легче, вы не первый, кто кого-то потерял.

Сенлин принял Адама за местного или, быть может, посетителя, который явился сюда так давно, что в конце концов сделался эмигрантом. Юноша слишком много знал для обычного туриста.

– Я надеялся, что она пройдет здесь. Полагаю, вы не видели женщину в красном шлеме?

– Не очень-то подробное описание.

Ему впервые предложили рассказать о пропавшей жене больше. Все прочие расспросы вызывали только небрежные жесты: взмах рукой, пожатие плечами. Хотя Сенлину сделалось немного не по себе, надежда одержала верх над осторожностью. Он вынудил себя описать Марию.

– Она примерно вашего роста. Стройная, с темно-рыжими волосами и бледной кожей. Красивая.

– Багаж? – спросил Адам, и Сенлин покачал головой. – Примерно вашего возраста?

Сенлин помедлил.

– Моложе.

Маленькая птичка с темным хвостом опустилась на землю между ними и, не обращая внимания на людей, принялась клевать рассыпанные фисташки.

– Чернохвостый скромный чекан, – сказал Сенлин, опознав птицу. Он был рад возможности на миг отвлечься. – Я читал, они решительные птицы. Почти ничего не боятся.

Словно испытывая птаху, Адам придвинул к ней ногу. Чекан дерзко запрыгнул на мысок ботинка, а потом опять соскочил на красный песок. Адам весело фыркнул:

– Любите наблюдать за птицами?

Сенлин покачал головой:

– Я натуралист-любитель. Чернохвостых чеканов до сегодняшнего дня ни разу не видел собственными глазами. – У Сенлина возникло отчетливое впечатление, что молодой человек его разглядывает и в каком-то смысле изучает.

– Полагаю, вы уже посетили наше маленькое Бюро находок, – сказал Адам Борей и, приняв озадаченное выражение лица Сенлина за ответ, объяснил: – Это место, где заблудшие оставляют записки.

Сенлин просиял. Ну конечно! Здесь люди теряли спутников сотнями. Он не первый, кто кого-то ищет на Рынке. Казалось безупречно логичным, что существует место для воссоединения таких людей.

– Вы меня туда отведете?

– Отведу, – сказал Адам. – Но это не поможет.

– Позвольте мне судить. Пожалуйста, – сказал Сенлин, засовывая «Путеводитель» в портфель. – Ведите.

Сенлин следовал за Бореем к основанию огромной башни, и на мгновение в нем вспыхнула надежда. Готовность, с которой Адам ответил на его просьбу, напоминала поведение учеников во время занятий. Может быть, он все-таки не такой уж некомпетентный.

Окаёмка была пустынной, как соляное озеро, плоской, как сковорода, и такой же горячей. Казалось, солнце светило одновременно с неба и с земли.

Когда Сенлин впервые заметил башню из окна трясущегося вагона, с расстояния во множество миль она выглядела как темная царапина на синей линзе небес. Теперь она казалась выступающей частью Земли, чья поверхность устремилась вверх под воздействием странно изменившихся законов природы, включая гравитацию. На Рынке случались ночи двух видов: естественные, как и повсюду в мире, и странные сумерки, порожденные тенью башни. Удачно, что они приближались к башне, пока ту еще озаряло солнце, хотя ее густая тень подбиралась все ближе, словно стрелка монструозных солнечных часов. Башенная ночь должна была поглотить их через несколько минут.

Борей подвел его к той стороне ворот, где прилив путников естественным образом ослабевал. Повсюду вдоль изогнутого основания башни у стены кто-то стоял на коленях, прислонялся к ней или прижимался лицом. Они выглядели как пилигримы на молитве в храме. Фасад покрывали объявления и обрывки бумаги – вплоть до высоты, куда Сенлин мог дотянуться рукой. Эти выветренные и выцветшие лохмотья лежали множеством слоев, покрывая огромные гранитные блоки панцирем из папье-маше.

– Разве они не боятся падающих камней? – спросил Сенлин, указывая на людей, читающих объявления.

– Некоторые нужды затмевают страх, – ответил Борей.

И тут до Сенлина дошло, что бесконечная полоса истрепанной бумаги и есть Бюро находок. Он подозревал, что Борей наблюдает за ним, ожидая реакции, и поэтому, даже ощущая ускользающую надежду, расправил плечи и выставил подбородок, словно на уроке.

– Неудивительно, что объявлений так много. Видимо, вся стена ими обклеена?

– Я ее по кругу не обходил, но думаю, так и есть.

– Разумеется. И эти люди, рискуя погибнуть от того, что упадет сверху, ищут записки от потерянных любимых. – Сенлин наклонился к стене и прочитал объявление поновее.

Красивый почерк свидетельствовал, что автор – образованный человек. Объявление гласило: «Роберт, я отправляюсь домой. Приезжай следом. С любовью, миссис К. Проффет». От этой записки он перешел к следующей, написанной менее аккуратно и карандашом: «Моя дорогая Лиззи. Я жду тебя каждый полдень у Совиных ворот. Я под твоим желтым зонтиком. Твой любящий супруг, Абрахам Вейсс». Записка по соседству была лаконична: «Ху Ло, уступаю тебя новой жизни. Меня не ищи. Цзе Ло».

Он читал их одну за другой, поворачиваясь от объявления о разбитом сердце к объявлению надежды, и дальше. Он чувствовал, как зарождается одержимость, желание прочитать еще и еще. Может, вот это написано ее почерком? Или – вон то?

И все же он быстро понял, что может потратить остаток жизни, читая записки, которыми обклеили башню, но так и не найти письмо от Марии. Может, его и не было – или оно было, но оказалось похоронено под чужим отчаянным письмом.

Содержание записок породило более тревожные мысли. Сенлин впервые понял, что их расставание может оказаться не просто неудобством. Он может никогда ее не найти. Он может потерять Марию навсегда, она может пасть жертвой собственной беззащитности, болезни или насилия. Она может стать частью чужой жизни, сделаться женой другого мужчины, моложе… такого, который не потеряет ее столь быстро.

– Бесполезно, – проговорил он.

Полагая, что Сенлин имеет в виду ошеломительную протяженность Бюро находок, Борей сказал:

– Я вдосталь насмотрелся на эту стену, до помутнения в глазах.

– Вы кого-то потеряли?

– Мою сестру, Волету.

– Как давно?

– Два года и один месяц.

– Надо же. – Сенлин пошатнулся. Колени у него подогнулись, и он неловко прислонился к стене. – А как же местные власти, магистраты? На Рынке есть полиция?

– Где-то там бродят несколько констеблей. Время от времени можно заметить человека в мундире цвета хаки. Но в половине случаев это никакие не чиновники. Это попросту бандиты, которые воруют или покупают мундиры. Даже с настоящими констеблями надо держать ухо востро. Я знаю многих, кого они избили и ограбили. – Адам потер шею и продемонстрировал круглый шрам на предплечье. Рана была безупречно круглой, словно ее нарисовали циркулем.

– Неужели башней никто не руководит?

– Внутри дела обстоят чуть лучше, а выше – еще лучше. Во многих кольцевых уделах те или иные силы взяли на себя обеспечение законности.

Женщина с синяками под глазами с нависшими веками, изучавшая стену, начала читать что-то поверх головы Сенлина, словно его тут вовсе не было. Ему пришлось проползти мимо нее, чтобы снова встать ровно. Лицо у незнакомки было каменное, словно загипнотизированное. Но жалость к ней быстро переросла в решимость и желание действовать. Надо освободиться от ступора, охватившего его в миг, когда исчезла Мария. Сенлин провел последние дни, бегая по окрестностям без разбора, что было на него не похоже. Он с самого начала не отнесся к ситуации с должной серьезностью, а потом позволил панике руководить собой. Если он хочет найти Марию, надо положиться на здравый смысл, на способность наблюдать и анализировать. Он не так беспомощен, как эта несчастная, что тратит впустую отпущенное время, штудируя свиток обреченных. Он наделен умом. Отвага придет. Пока что ему следует поразмыслить.

Как могла повести себя Мария, справившись с первоначальным потрясением? Без обратного билета она была вынуждена блуждать по болоту торговцев и воров. Она должна была разыскать более надежное убежище. Она не лишена ресурсов: у нее припрятана в поясе некоторая сумма денег – не слишком много, но достаточно, чтобы на какое-то время обеспечить себе проживание и пропитание. На Рынке нет постоянных гостиниц, и он сомневался, что она могла снять палатку на ночь. Значит, логично предположить, что она отправилась в башню, помня об их предполагаемом маршруте и о том, что они собирались остановиться на третьем уровне, в Купальнях. Они не выбрали конкретный отель, потому что забронировать номер из такого далекого городишки, как Исо, невозможно, однако она должна была без проблем подыскать для себя комнату. Что она сказала перед расставанием? «Встретимся на вершине башни». Разве Купальни не были их вершиной? Разве это не предел их возможностей? Заверения Адама в том, что с законом и порядком там получше, придали этой идее убедительности.

На самом деле он мог сделать лишь одно – отправиться следом за женой и догнать ее.

– Мистер Борей, судя по всему, вы знакомы с Рынком. А насколько хорошо вы знаете кольцевые уделы башни?

– Нижние четыре я как следует изучил.

– Это все, что мне нужно. Вы не хотите поделиться со мной опытом на протяжении одного-двух дней? Я возмещу потраченное время.

– Должен признаться, такая работа мне не помешает.

– Можете начать прямо сейчас?

– Одну секундочку, – сказал Борей и развернул ослепительно-белый листок бумаги.

Пока он цеплял записку к стене, Сенлин не удержался и прочитал написанное четкими печатными буквами: «Волета, спасение близко. Адам». Борей заметил его взгляд и ответил с ироничной ухмылкой:

– Такая вот суеверная привычка.

Сенлин попытался скрыть снисхождение в улыбке, но он не мог не думать об увиденном как о потакании слабости, самовнушении, которые Борей принимал за надежду. Сенлин приготовился изречь несколько замечаний о достоинствах прагматизма, но его прервали далекие разноголосые крики. Они разносились словно зараза, превращаясь в хор. Сенлин повернулся вовремя, чтобы увидеть нечто размытое, падающее, большое, как сарай. Оно рухнуло на плотно сбитую землю с ужасающим грохотом.

Глава четвертая

Товарищество между путешественниками становится ощутимее по мере приближения к башне. Не удивляйтесь, если неожиданно для себя окажетесь участниками спонтанного парада. Популярный путеводитель по Вавилонской башне, II.XIV


Облако красной пыли нахлынуло так быстро, что они в нем утонули. Сенлин успел прикрыть лицо ладонью за долю секунды до того, как на него посыпались щепки и камешки. Шальной обломок пролетел сквозь растопыренные пальцы и оцарапал щеку. От внезапной боли Сенлин хлопнул себя по лицу. Повсюду со стуком ударялся и отскакивал мусор, кусая кожу и осыпая башню. Земля сотряслась от глухих ударов, как будто рядом падали метеоры.

Когда Сенлин осмелился приоткрыть глаза, он увидел клубящуюся красную пыль, в которой ничего нельзя было разглядеть дальше вытянутой руки. Пыль на пальцах быстро превращалась в грязь. Миг спустя поток мусора сменил курс. Вместо того чтобы лететь сбоку, он сухим дождем посыпался на плечи и головы.

Адам, кашляя и уткнувшись лицом в сгиб локтя, вынырнул из темного облака рядом с Сенлином, сбитый с толку, но не раненый. Сенлин натянул лацкан вельветового пиджака на рот и нос и попытался вдохнуть воздух посреди простирающейся вокруг пыльной завесы. Первоначальные потрясенные крики, ненадолго приглушенные грохотом, зазвучали снова. Их тональность изменилась. Испуг и изумление исчезли, им на смену пришли возбуждение, нетерпение… восторг. Легкий ветерок унес красное облако прочь, открыв место крушения – всего-то на расстоянии брошенного камня от Сенлина и Адама.

Бо́льшую часть обломков прикрывали запутавшиеся в них куски шелка, которые вздымались, словно паутина на ветру. По мере того как воздух все больше прояснялся, Сенлин замечал конечности и тела среди руин: вялая кисть, свисающая со сломанного запястья, неестественно согнутое колено вывернутой ноги, похожий на сломанную книгу мужчина с затылком между пятками. Отдельные глухие удары, которые он слышал, были не падающими звездами, но кувыркающимися, обреченными воздухоплавателями.



Больше всего на свете Сенлин любил теплый очаг, согревающий ноги, и хорошую книгу, чтобы погрузиться в нее без остатка. Пока от вечернего шторма дрожали ставни и стакан портвейна грелся в руке, Сенлин читал до поздней ночи. Особенное наслаждение приносили старые истории, эпические сказания, в которых герои выполняли невозможные и благородные миссии, по пути сталкиваясь с опасностями и проявляя фаталистическую отвагу. Часто в дороге люди погибали, их убивали жестоким и противоестественным образом; их пронзали военными машинами, затаптывали лошадьми или расчленяли бессердечные враги. Смерти были пафосными и лиричными и всегда, всегда более романтичными, чем на самом деле. Смерть в книге выглядела не точкой. Она была многоточием.

В сцене, что развернулась перед ним, романтика отсутствовала напрочь. Как и многоточия. Трупы лежали на земле, подобные сломанным восклицательным знакам.

Это был воздушный корабль. Изломанные мертвецы – его команда. Кто или что привело к крушению, Сенлин не мог даже предполагать, но он знал совершенно точно: всего лишь несколько минут назад изящная летающая машина порхала в синеве небес.

Пока на него снисходило отвратительное озарение, обитатели Рынка хлынули к обломкам. Дородные торговцы и чопорные солдаты рылись в недрах треснувшего корпуса, переворачивая то, что осталось от ящиков и прочего груза. Хорошо одетые мужчины в вычищенных котелках и женщины в праздничных шляпках не сильно отстали, привлеченные на Окаёмку перспективой получить что-нибудь задарма. Крики, которые слышал Сенлин, были не криками о помощи или скорбными воплями, а заявлениями: «Мое! Я увидел первым! Я схватил раньше!» Они ободрали руины корабля, как крабы очищают кости рыбы, выброшенной на берег. Кто-то убегал, прижимая к груди шелка, нижнюю половину бочонка с зерном, бухту каната, железное ядро, гнутую латунную обезьянку, пару сапог с отворотами. Потом пришли люди с ломами и унесли планки, перила, крышки люков и даже одно чудесным образом сохранившееся витражное окно.

Сенлин не сумел отвернуться, хотя от зрелища мутило. Он был потрясен, увидев такое варварство у подножия Вавилонской башни. Какое безумие! Ему захотелось собрать всех мародеров, усадить рядами, встать перед ними и прочитать лекцию о благовоспитанности. Отчаянные времена никогда не становились лучше, если люди отказывались от идеалов!

Через несколько минут на месте катастрофы остался только кратер, россыпь мелкого мусора и полураздетые трупы команды.

А потом, словно кто-то задернул занавес, скрывая постыдную сцену, надвинулась тень башни.

От полумрака искусственной ночи Сенлин вздрогнул. Он прочистил горло и повернулся к Адаму, чей силуэт слабо виднелся на фоне быстро убегающей линии солнечного света.

– Кто их похоронит?

Сенлин осторожно потрогал забитую пылью царапину на щеке.

– Стервятники, – мрачно ответил Адам. – Нам пора. Чтобы попасть в Цоколь, требуется время.

Он вытащил кожаный ремень из парусиновых брюк и сделал петлю с пряжкой на конце. Затянул ее вокруг запястья и протянул другой конец Сенлину. Сенлин, хоть и слегка огорченный, взял поводок.

– Держитесь крепко, – сказал юноша. – В проходе немного тесновато.

Сенлин последовал за Адамосом, словно в полусне выгуливая собаку – или, наоборот, словно сонный пес, которого выгуливали. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что женщина с кругами под глазами вытащила из кармана платья огарок свечи. Зажгла спичку, поднесла к фитилю и продолжила читать письма потерянных в желтушном свете свечи.



Три месяца назад Сенлин стоял у доски в классной комнате, сжимая ромбовидный кусочек мела, и рисовал последние штрихи в схеме Вавилонской башни.

Школа располагалась в доме без окон, с большими фронтонами, на бетонных сваях, который стоял в конце главной улицы Исо. Каждую весну школу красили в белый, как невесту, и каждый год сырость и ветер с океана медленно ее раздевали. Сенлин любил каждый завиток каждой доски дырявого, полного сквозняков строения.

Он носил длинный черный сюртук и узкие черные брюки, потому что так выглядела его форменная одежда и потому что ему это нравилось. Его голос возносился до высоких голых стропил. На центральной балке виднелись пучки соломы – там свила гнездо птица.

– Толщина стены Вавилонской башни у основания составляет четверть мили, – говорил Сенлин. – Это означает, что вход в башню – всего их восемь – ведет посетителей через каменный коридор длиной четверть мили. – Он повернулся на каблуках так, что квадратные фалды всколыхнулись у бедер, и посмотрел на четыре ряда древних кедровых столов. Его нынешние ученики представляли собой обычное сборище: сидящие с прямыми спинами сонные мальчики и девочки в возрасте от восьми до шестнадцати лет. Он постучал кусочком мела по виску. – Только представьте себе. Вы идете домой, открываете дверь, а потом вам надо пройти пятьсот шагов, чтобы оказаться в сенях. Это вам не через порог переступить! И даже тогда вы лишь прибудете в первый кольцевой удел башни.

Когда в ответ не последовало удивления, которого, как он думал, заслуживал предмет урока, Сенлин вызвал парнишку в заднем ряду, Колина Уикса. Мальчишка от грез наяву едва не окосел.

– Мистер Уикс, напомните классу, что такое кольцевой удел?

Пробужденный от мечтаний, мистер Уикс дернулся, ударился животом о край стола и тихонько крякнул.

– Уф, – сказал он.

Стулья заскрипели, одноклассники повернулись в его сторону. Деревенская ласточка на стропилах очень некстати издала трель.

– Мисс Стаббс, я полагаю, вы прочитали домашнее задание. Можете прийти на помощь мистеру Уиксу? – спросил Сенлин, поворачиваясь к девочке с остреньким носиком, которая сидела за первой партой с гордым видом корабельной носовой фигуры.

– Да, директор. Уровни башни называются кольцевыми уделами, потому что они похожи на маленькие круглые королевства, – сказала она пронзительным голосом, но с умным видом. – Они похожи на тридцать шесть провинций Ура, каждый уникален в своем роде, но вместо того, чтобы распространяться по карте, кольцевые уделы лежат друг на друге, как слои праздничного торта.

Класс захихикал над ее спонтанной аналогией, удивленный тем, что кто-то мог подумать о Вавилонской башне как о многослойном торте.

– Именно так. А есть ли в Вавилонской башне король? – Сенлин стряхнул мел с ладоней.

– Там есть много монархий, демократий и бюрократий, – сказала она. – Это будто пирог с начинкой. В ней полным-полно всяких экзотических ингредиентов. – Класс снова рассмеялся, и на этот раз Сенлин слегка улыбнулся, что заставило усердную мисс Стаббс покраснеть.

– Очень хорошо, хотя ваши аналогии заставляют меня задуматься, не проголодались ли вы. – Поджав губы, Сенлин проследовал вдоль доски, сплошь исписанной уравнениями и нескладными виршами с исправленными ошибками, к эскизу нижних уровней башни в разрезе: Цоколь, Салон и Купальни. – Конечно, мы не знаем, сколько кольцевых уделов существует в действительности, потому что они не были надежно задокументированы. Постоянные тучи вокруг верхней части делают наблюдения с земли невозможными.

– Почему бы не взлететь на корабле к вершине и не воткнуть туда флаг Исо? – спросил кто-то из среднего ряда.

– Хороший вопрос… – Сенлин вытянул шею, высматривая автора, – мистер Грегор. Но подумайте вот о чем… Я знаю, у вас есть маленькая лодка на веслах. Я видел, как вы курсировали в ней по бухте все выходные. А что случится, если вы подведете лодку к лучшему причалу в гавани? К тому самому, что в центральной части, чуть справа, – широкому, как школьный двор.

– Старый капитан Катберт уронит на нее якорь.

– Почему?

– Это его причал! – воскликнул мальчик, сердито всплеснув руками.

– Именно так. А если бы вы прошли через весь океан Ниро и попали в какой-нибудь экзотический порт, который охраняют форты с пушками и флот военных судов, хорошо бы вас там приняли? Им бы понравилось, что какой-то молодой бродяга вроде вас плавает рядом в своей лодчонке? – На это мистер Грегор улыбнулся, фыркнул и скрестил руки. – Полагаю, мистер Грегор, с башней все то же самое. Вы не можете рассчитывать, что любой порт встретит вас с распростертыми объятиями.

На этом занятия завершились. В прихожей ученики натянули ботинки, беззаботно болтая. Снаружи шел дождь, как это часто бывало весной. Вода бурлила под половицами школьного дома, наполняя класс запахом земли. Его подопечные знали, что не стоит хлопать дверью, уходя, но все равно удалялись шумно. Даже холодный ливень не мог приглушить их облегчение от мысли, что до конца дня они свободны.

Им было невдомек, что и он наслаждался мгновением свободы.

Водя тряпкой по доске, стирая схему, Сенлин воображал себя на палубе воздушного корабля, облетающего башню, с подзорной трубой у глаза…

Он ухмыльнулся. Нет, Осетру ни за что не превратиться в птицу.



Жесткая кожа ремня Адама натерла руку, но Сенлин все равно сжимал поводок так крепко, как только мог.

Проход действительно был длиной в четверть мили, но в остальном ничуть не напоминал фантазии Сенлина. Учитель ожидал гладких поверхностей и аккуратной дороги. Вместо этого перед ним лежал туннель, похожий на шахту. Ни обозначенных полос для продвижения, ни перил. Выходящие из башни толкались с входящими, как бараны на мосту.

Туристы, купцы, жулики и странники пихали его со всех сторон. Ему оттоптали пальцы, ссадили пятки, а локти потеряли чувствительность от тычков. Дым и сажа из редких масляных фонарей на стене обжигали глаза, как черный перец. Он не мог перевести дыхание. Дым тек вдоль железных стропил над ними, словно перевернутая река. Испуганные крики вьючных животных, упрямые вопли мужчины-погонщика и сбивчивые рыдания молодой женщины, которой стало плохо, усиливались в трубе стен туннеля, пока Сенлин не почувствовал, что вот-вот заорет и побежит.

Но бежать было некуда, и не хватало воздуха, чтобы закричать.

Картина была настолько ужасной и так расходилась с его представлениями о башне, что Сенлин, даже продвигаясь сквозь изнуряющий хаос, убедил себя, что это – аномалия, случайность. Может быть, он попал сюда в разгар ежегодного фестиваля или какое-то механическое устройство, вентилятор либо регулятор температуры, временно не работает из-за поломки. Он подумал, что это может быть вход для слуг.

После двух дней бессонной паники долгий переход и плохой воздух быстро истощили его. Когда давление тел резко ослабло и воздух немного очистился, Сенлин понял, что они наконец-то оказались внутри первого громадного кольцевого удела башни, хотя и не мог ничего разглядеть из-за тумана в глазах. Он вышел, шатаясь, полуслепой от слез в глазах, и рухнул на трясущееся колено на булыжную мостовую. И все-таки он продолжал держаться за поводок из пояса Адама, как альпинист, который, поднявшись на последний пик, не может поверить, что достиг вершины.

Впрочем, конечно, он ее не достиг. Он всего лишь нащупал дорогу к подножию башни. Здесь-то и начался его путь.

Глава пятая

Из колодца башни черпают воду, которая славится бодрящей чистотой. Именно этот безупречный источник придает местному пиву приятный вкус, ставший сенсацией. Популярный путеводитель по Вавилонской башне, III.II


Сенлин проснулся в темной комнате от ужасного крика. Испуганный и сбитый с толку, он вскочил с хлипкой койки, на которой лежал без сил. Сосновые доски скрипели и прогибались под ногами, словно на старом пирсе, и воздух вонял гнилью и плесенью. Над ним, в мрачном углу комнаты, внезапно захлопала крыльями тень кровавого цвета. Сенлин вскинул руки, чтобы защититься от пикирующего красного призрака, и хрипло взвизгнул.

Большой попугай спрыгнул с жердочки, приземлился на край сбитой постели Сенлина и снова закричал, слишком пронзительно для маленькой комнаты. Птица взглянула на Сенлина, склонив голову и с любопытством моргая черными с белым ободком глазами.