– Показывайте.

* * *

Что лейтенант имеет в виду, было видно с первого же взгляда. Наткнувшись на подобного детеныша в естественной среде обитания, я решила бы, что он очень похож на детеныша медоежки, но не более – возможно, принадлежит к некоему родственному виду. Самки медоежек имеют тускло-зеленый окрас, самцы же – черный с желтым, плюс ярко-голубой гребень. Передо мной, судя по телосложению, была самка, однако в ярко-оранжевой чешуе. К тому же ее тело отличалось несвойственной самкам медоежек худобой и гребнем много тоньше обычного. В общем и целом мутировала она далеко не столь сильно, как тот же Бутуз, и на вид выглядела вполне здоровой, однако, как справедливо отметил лейтенант Мартон, ненормальной. Не такой, как обычные медоежки.

Выше я предупреждала, что умалчиваю об одном происшествии, поскольку в тот момент не смогла осознать всей его значимости. Теперь, в свете новых данных, я вновь вспомнила о нем.

Несколько месяцев тому назад один из детенышей медоежек разгневался на меня за слишком бесцеремонное обращение при снятии измерений и выразил свой гнев, плюнув в мучительницу – таков защитный механизм медоежек, причем довольно действенный, благодаря токсичности, сообщаемой их слюне эвкалиптовым нектаром.

Нет, слюна их не слишком токсична. Она не способна, подобно дыханию болотных змеев, лишить жертву чувств, и не так губительна для кожи, как экстраординарное дуновение степного змея, представляющее собой струю мельчайших капель едкой жидкости. Однако слюна медоежек раздражает кожу, вызывая на ней весьма неприятную сыпь, посему я поспешила промыть пострадавшее место (оставив медоежку радоваться недолгой свободе, прежде чем я вернусь завершить измерения), а вскоре после этого отметила, что на коже нет даже легкого покраснения.

– Лейтенант Мартон, сколько раз в вас плевали медоежки? – спросила я.

Лейтенант озадаченно наморщил лоб.

– Не могу знать, кавалерственная дама Изабелла. Самое меньшее дюжину. А, вероятно, и более.

– Насколько их слюна раздражала кожу?

– Меня это не беспокоит, кавалерственная дама Изабелла, – мужественно ответил Мартон. – Если промыть кожу в течение нескольких минут, то и проблем никаких.

Нескольких минут вполне довольно для появления сыпи, и даже немедленное умывание от покраснения и зуда не спасет. Однако мне требовались более веские доказательства.

Позволить мне ставить опыты на самой себе Мартон отказался категорически, причем зашел столь далеко, что засучил рукава и отнял у меня одного из детенышей медоежек едва ли не силой. Моя попытка вернуть себе животное и послужила толчком к первому опыту, спровоцировав его плюнуть на обнаженное предплечье Мартона.

– Ну вот. А раз уж начал… – с победной ноткой в голосе сказал он, потянувшись за следующей медоежкой.

Я уступила. Вскоре на Мартона плюнула целая дюжина медоежек, а я, стоя рядом с пером в руке, отмечала каждое место попадания порядковым номером. Прошло полчаса, однако никакого эффекта не воспоследовало.

– Может, все оттого, что мы содержим их в клетках? – предположил лейтенант.

– Это влиять не должно, – возразила я, – ведь кормим-то все тем же эвкалиптовым нектаром, и он не может не проявляться в слюне. – (Не поспеши я проверить свою гипотезу, могла бы поступить умнее и попросить Тома испытать образцы слюны химическими методами, а не расписывать цифрами Мартона.) – И оранжевой медоежки это также не объясняет.

Слюна, не раздражавшая кожу, рождение оранжевой особи, несмотря на нагрев, который должен был оказаться летальным… и это были еще далеко не все аномалии! Я тщательно проверила прошлые записи касательно каждого из детенышей и вспомнила о яйцах болотных змеев, перенесенных в реки Байембе. Некоторые из яиц погибли, некоторые произвели на свет недоразвитых особей, с чем мы нередко сталкивались и здесь, в Дар аль-Таннанине, но те драконы, что родились здоровыми и выросли…

Те, что родились здоровыми и выросли, тоже изменились до неузнаваемости.

Я показала оранжевую медоежку Тому с Сухайлом и изложила им все полученные данные. Для стройной гипотезы их было далеко не достаточно, и давний урок касательно обнародования не обдуманных до конца идей я запомнила на всю жизнь, но им двоим я верила, как никому другому во всем мире. Смеяться над моими ошибками им бы и в голову не пришло. Посему я сделала глубокий вдох и заговорила:

– Я думаю, яйца драконов не просто чувствительны к условиям инкубации. По-моему, среда, в которой проходит инкубация, способна разительно изменять организмы потомства.

Том осмотрел оранжевую медоежку со всех сторон, не обращая внимания на ее яростные плевки.

– Вы полагаете, их слюна не токсична, так как гнезда, в которых находились яйца, были устроены не из эвкалиптовых листьев?

– Да. Мне не хотелось обдирать эвкалипты шейха догола, вот мы и решили использовать листья тамариска. Я даже не думала, что есть разница.

Нехваткой осторожности среди нас отличалась не только я. Том стер с рукава капельку слюны и попробовал ее на вкус.

– Соленая, – скривился он.

Сухайл изумленно поднял брови.

– Тамариски способны впитывать соль из грунтовых вод…

– Вспомним также яйца болотных змеев в чистой проточной воде вместо илистых мулинских болот, – добавила я. – Нам уже известно, что мулинцы умеют влиять на пол потомства, меняя среду инкубации яиц, а мистер Шелби утверждает, что то же самое справедливо в отношении яиц некоторых пресмыкающихся. По его мнению, это зависит от температуры. Что, если в случае драконов среда способна влиять не только на пол?

– Это, – задумчиво сказал Том, – будет чертовски обширным полем для исследований.

Прежде всего для подобных исследований требовалось невообразимое множество яиц. Если по медоежкам можно хоть о чем-то судить, не все мутации будут удачны, и прежде, чем нам удастся вывести устойчивую породу оранжевых медоежек, плюющихся соленой слюной, потери предстоят немалые.

Но в долгосрочной перспективе такое было вполне возможно. В конце концов, как знать, сколько столетий дракониане посвятили разведению драконов, постепенно создавая из диких особей нечто свое, рукотворное?

– Если вдуматься, – сказал Сухайл, когда я поделилась с ним этой мыслью, – все это не слишком отличается от развития нашего скотоводства. Просто отбор происходит на более ранней стадии жизненного цикла, вот и все. И изменения, надо заметить, куда более масштабны.

Я не сумела сдержать улыбки.

– Вижу, наши койяхуакские дискуссии об одомашнивании животных не прошли для тебя без следа. Так вот, официально признаю: в то время я была неправа. Теперь я твердо убеждена, что драконианам действительно удалось одомашнить драконов. Породу, созданную путем изменения условий инкубации яиц, ныне исчезнувшую либо мутировавшую до полной неузнаваемости, поскольку к самостоятельному выживанию созданные ими существа, скорее всего, были не приспособлены. Ах, если б найти хорошо сохранившийся скелет для изучения!

– Мы нашли потайной храм, отпечатки лап, окаменевшие яйца и камень, который можем перевести, – перечислил Сухайл, неторопливо загибая палец за пальцем. – Как знать, не отыщется ли где-нибудь и скелет?

Шансы на это были крайне малы… но я не собиралась терять надежду.

– Если он хоть где-нибудь существует, мы непременно его найдем.

* * *

В ту зиму мы с Сухайлом на время расстались: работа в Сердце Стражей удерживала его в Ахии, тогда как нам с Томом надлежало явиться к лорду Россмеру и доложить о результатах командировки. К тому же и Джейку пора было возвращаться в школу, как бы бурно он ни протестовал.

– Я бы назвал это все крайне успешным провалом, – сказал лорд Россмер, как только мы вошли в его кабинет и сели. – Заставить драконов размножаться в неволе вам не удалось, однако вполне удалось долгое время водить за нос йеланцев. А уж открытие вашего, кавалерственная дама Изабелла, супруга и вовсе обернулось крупной дипломатической победой в отношениях с правительством Ахии.

Я сладко улыбнулась.

– Я рада, что наше открытие принесло так много выгод.

Судя по складке, возникшей между его бровей, ударение на слове «наше» от него не укрылось.

– М-м… да. С учетом сих обстоятельств, Корона почла за благо продолжить ахиатские исследования, придав им более общий характер. Как знать, возможно, вы даже сумеете найти способ активного применения драконов в бою, наподобие того, что делают с ними кеонгане.

– Милорд, – откашлявшись, заговорил Том, – продолжение военных исследований не интересно ни кавалерственной даме Изабелле, ни мне. Мы будем рады продолжить изучение драконов и пополнять запас знаний о них, но не затем, чтобы искать им боевое применение.

От этого лорд Россмер отмахнулся с видом человека, полагающего, будто сумеет уговорить оппонента, но мы с Томом твердо стояли на своем – как в тот день, так и в течение последовавших за ним недель. Нам не понравились явные намеки на то, что программа развития драконоводства с самого начала являлась лишь ширмой для разработки синтеза драконьей кости, и не хотелось, чтоб с нами обращались, точно с лакеями Вооруженных Сил Его Величества. Теперь Сухайл пользовался в Ахии таким влиянием, что Дар аль-Таннанин уцелел бы в любом случае – хоть с ширландской помощью, хоть без. Если бы лорду Россмеру вздумалось настаивать, курратский эмир попросту истребовал бы свое имение обратно и устроил там собственную исследовательскую базу. Конечно, вряд ли это могло избавить нас от политических дрязг – от них, куда ни взгляни, нигде проходу нет, – однако аргументом в спорах служило весьма и весьма увесистым.

К тому же вскоре я обзавелась и крепкой рукой, чтобы оным размахивать. Спустя недолгое время по возвращении на родину нам с Томом сообщили, что за недавние заслуги нас решено наградить: его – рыцарским званием, дающим право именоваться сэром Томасом Уикером, меня же – пэрством.

Услышав об этом, я не смогла сдержать смеха.

– Я – леди?! Вы шутите!

Однако все оказалось вполне серьезно. Меня действительно пожаловали баронством Трент, что в графстве Линшир. Здесь не обошлось без затруднений, связанных с мужем-иностранцем, но пэрство мое, создав ряд новых проблем, разрешило одну из прежних: воспользовавшись представившейся возможностью, мы с Сухайлом приняли общую фамилию Трент и таким образом увильнули от лингвистических и социальных противоречий, до сих пор остававшихся без внимания. Так мисс Изабелла Эндмор, превратившись в миссис Изабеллу Кэмхерст, а затем – в кавалерственную даму Изабеллу Кэмхерст, в возрасте тридцати четырех лет получила имя, под коим меня и знает весь мир – Изабелла, леди Трент.

Думаю, лишь немногие из читателей сумеют понять, отчего сие возвышение показалось мне чуть ли не оскорбительным.

А вот Том это понял сразу.

– Будто пощечина, – сказал он, зло меряя шагами ковер в моем кабинете. – Не хочу сказать, что вы этого не заслуживаете – заслуживаете, да еще как…

– И вы заслуживаете большего, чем рыцарство, – откликнулась я.

– Меня никогда не сделают лордом, и оба мы это знаем. Но отчего вас не приняли в Коллоквиум Натурфилософов?

Губы сами собой скривились в иронической улыбке.

– Потому что я еще не опубликовала ни одной научной работы должной важности.

– Чушь, – с грубоватой прямотой возразил Том. – Вы опубликовали не меньше моего. И больше, чем многие мои… коллеги.

Последнее слово просто сочилось сарказмом.

Конечно же, истинная причина была нам обоим прекрасно известна. Я до сих пор не стала действительным членом Коллоквиума Натурфилософов, оттого что я – женщина.

– Если я не ошиблась насчет влияния окружающей среды на процесс инкубации и опубликую эти исследования…

Нога Тома дернулась так, будто он вознамерился пнуть ближайшее кресло. Вместо этого он просто уселся в него, мрачный, как грозовая туча.

– Нам нужно достичь вдвое большего, чтоб получить вдвое меньшую награду.

Что я могла ответить? Это было чистой правдой… и ни один из нас ничего не мог с этим поделать. Разве что достичь вчетверо большего. Стать исключительными настолько, что это невозможно будет игнорировать, а после – надеяться, что тех, кто придет за нами, начнут оценивать по заслугам, а не по чинам и титулам.

Подобные мечты осуществить непросто. Откровенно говоря, на это не хватило всей нашей жизни. Однако в тот день я окончательно исполнилась решимости сделать для этого все, что смогу.

Посему я подошла к стене и, потянув за шнурок, развернула висевшую на ней карту. Карту украшало множество ярлычков, отмечавших места обитания всевозможных видов драконов по всему миру. Как только в Фальчестер приедет Сухайл, мы вместе дополним ее местами расположения остатков крупнейших драконианских поселений. Где-нибудь в мире наши увлечения да пересекутся и сформируют искомую картину…

С этой мыслью я повернулась к Тому и улыбнулась.

– Ответы где-то там. И вместе мы их найдем.

Об авторе

В литературных целях Мари Бреннан не стесняется использовать свои обширные познания в антропологии, археологии и фольклористике. Кроме «Мемуаров леди Трент» ее перу принадлежит серия романов о Халцедоновом дворе, дилогия «Доппельгангеры», состоящая из романов «Воительница» и «Ведьма», городская сказка «Обман и пророчество», а также более тридцати рассказов. Первый том серии «Мемуары леди Трент», «Естественная история драконов», был выдвинут на соискание Всемирной премии фэнтези в номинации «Лучший роман».

Веб-сайт автора: www.swantower.com.