Мари Бреннан

Естественная история драконов. Тайна Лабиринта. Мемуары леди Трент

Marie Brennan

In the Labyrinth of Drakes



Copyright © 2016 by Bryn Neuenschwander. All rights reserved

Cover and interior art © Todd Lockwood

© Д. А. Старков, перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *





Предисловие

Подозреваю, при виде заглавия этого тома немалая доля читательской аудитории сочтет, что содержание его будет полностью посвящено известному открытию, сделанному мной в Лабиринте Змеев. Действительно, в свое время речь пойдет и о нем – на сей счет можете не опасаться, однако если вас заботит оно и только оно, вам следует немедля закрыть эту книгу и приобрести экземпляр превосходного труда Наоми Сонгфилд «Под взором Стражей». В ее книге вы найдете то, что желаете, в самых скрупулезнейших подробностях, на какие только можете надеяться (и вдобавок немало тех, о коих и не подозревали).

Прочие, полагаю, приобрели эту книгу ради всего остального – то есть ради описания несчастных случаев и счастливых событий, предшествовавших этому открытию и последовавших за ним. То был чрезвычайно сложный период моей жизни, и рассказывать о нем непросто. На протяжении одного-единственного года мне довелось столкнуться с дилеммами этического, интеллектуального и политического характера; по собственной и чужой воле рисковать жизнью; пережить одну из самых обидных неудач в карьере, добиться одного из величайших своих достижений и принять решение, направившее мою жизнь в совершенно иное русло.

В довершение всего, история эта – весьма личного свойства. Знаю, знаю: странно говорить такое о периоде, привлекшем к себе столь пристальное внимание общества, но… Даже я, при всем своем отсутствии стыда, работая над этими записками, нередко испытывала смущение – ведь многие из их эпизодов никак не описать без подробного изложения собственных мыслей и чувств. Конечно, в этом и состоит задача любых мемуаров, и, принимаясь за дело, я это вполне сознавала, однако, когда настал час говорить о подобных материях, признаться, засомневалась. Какого бы признания ни удостоились мои научные свершения, иллюзий, будто и личные мысли, и чувства, и поступки мои способны достичь того же, я отнюдь не питаю.

Что ж, как бы там ни было, это моя история, и я буду рассказывать ее так, как сама сочту нужным. И, в силу сих обстоятельств, последую тем самым извилистым путем, что привел меня в Лабиринт – путем, изобилующим всеми мыслимыми препятствиями, от сложнейших научных проблем до покушений на убийство, – и приглашаю тебя, мой благосклонный читатель, пройти его вместе со мной.



Изабелла, леди Трент

Фальчестер

26 вентиса 5661 г.

Часть первая

В которой мемуаристка, вопреки противодействию с самых разных сторон, находит работу

Глава первая

Приглашение на службу – Проблемы драконоводства – Условие лорда Россмера – Вспоминаю старого друга – Научные изыскания – Подготовка к отбытию – Размышления о прошлом



Бесцеремонный, пренебрежительный отказ, полученный, невзирая на то, что вы прекрасно подходите для данной работы, – дело малоприятное. Но тем приятнее впоследствии видеть, как отказавшим приходится подавиться собственными словами.

Благодарить же за сие удовольствие следовало Томаса Уикера, моего давнего коллегу по научным изысканиям. Он был действительным членом Коллоквиума Натурфилософов, а я – нет. Сие досточтимое научное сообщество изредка снисходит до того, чтобы принять в свои ряды человека не слишком высокого происхождения, но дамам, сколь бы далеко ни тянулась в прошлое их родословная, ход туда закрыт. Посему, строго говоря, и отказ получила не я, а Том.

За пост, в коем ему было отказано, шла жесткая конкурентная борьба. Естественная история была не такой уж старой научной дисциплиной, а драконоведение и вовсе начало оформляться в отдельную область науки совсем недавно. Этому немало поспособствовали публикации Тома, а также и мои, однако мы были отнюдь не единственными: в Антиопе насчитывалось минимум полдюжины ученых со схожими интересами – в первую очередь высокочтимый герр доктор Станислау фон Лосберг.

Но дело в том, что вся эта полудюжина жила за границей – главным образом, в Айверхайме и Тьессине. В Ширландии же не имелось никого, способного сравниться квалификацией с Томом – особенно после того, как он стал действительным членом Коллоквиума. Естественно, когда открылась должность, на которую требовался именно специалист-драконовед, выбор в первую очередь должен был пасть на него – и так оно и вышло.

Любые слухи, будто он ответил отказом, лживы. От должности Том не отказывался. Напротив, он известил потенциальных нанимателей о том, что мы – он и я – с радостью примем их предложение. Когда же ему ответили, что предложение касается только его одного, он заверил, что я в жалованьи не нуждаюсь: недавнее лекционное турне и публикации принесли мне весьма неплохой доход. (На самом-то деле жалованью я была бы рада, поскольку доход оказался не столь велик, как мог бы, но ради такой возможности поступилась бы им, не раздумывая.) Тем не менее Тому дали понять, что, вне зависимости от финансовых вопросов, мне в данном заведении не рады. Однако Том твердо держался того, что нанимать его – значит, нанимать нас обоих. Тогда вместо нас должность отдали Артуру Хальстаффу, барону Тавенорскому, и на этом все успокоилось.

До поры до времени.

Спустя полтора года те же самые наниматели едва не на брюхе к нам приползли. Лорд Тавенор ушел в отставку, не добившись никакого успеха, да, кроме того, и с местным населением не поладил. Посему предложение, сделанное Тому, было возобновлено. И Том согласился – почти на тех же условиях, только на сей раз сказал, что, по зрелом размышлении, жалованье мне придется как раз кстати. И ясно дал понять: если согласие на его условия для работодателей неприемлемо – что ж, пусть хоть вешаются!

Вот вкратце и вся история о том, как я оказалась на службе в Вооруженных Силах Его Величества и отправилась в пустыни Ахии, растить для армии стада драконов военного назначения.

* * *

Проблема разведения драконов в неволе была не нова: приручить их и приспособить для собственных нужд люди мечтали с доисторических времен. Попытки приручения принимали все мыслимые формы – от прыжков на спины взрослым особям, дабы объездить их и поставить под седло (что неизменно заканчивалось увечьями, а то и гибелью всадника), до похищения детенышей или яиц из-за мнения, что молодняк приручить легче, а также до содержания драконов в клетках – в весьма оптимистической надежде вдохновить их на размножение.

Последнего сложно добиться даже от менее опасных диких животных. Гепарды, например, в брачных играх крайне прихотливы и очень быстро переходят от полного равнодушия к дикой страсти, а затем и к нападению на бывших возлюбленных. Другие животные от брачных игр иногда отказываются вовсе – из-за стеснительности ли, или по какой-то иной причине. Как известно, йеланские гигантские панды в вольерах императорского зверинца ни разу не дали потомства.

Пожалуй, мне стоит вас честно предупредить: поскольку данный том мемуаров посвящен моим ахиатским исследованиям, в нем – по необходимости – будет немало сказано о брачных играх драконов и прочих животных. Тем, чьи чувства слишком нежны для такой откровенности, могу посоветовать попросить более крепких духом друзей прочесть эту книгу за них и пересказать им в тщательно отцензурированной версии. Правда, боюсь, редакция выйдет коротковата.

Так вот, драконы в сем отношении еще менее сговорчивы. Йеланцы, в частности, пытаются разводить драконов с давних времен, но, несмотря на несколько грандиозных эпохальных заявлений, убедительных доказательств успеха с какими-либо видами драконов, кроме самых мелких, до сих пор не представили. Драконы крупные, из тех, которые первым делом приходят на ум всякому, услышавшему слово «дракон», идти навстречу желаниям людей отказываются наотрез.

Однако в то время, в третьем десятилетии нового века, нам более всего требовалось поладить именно с крупными драконами.

Причиной тому, конечно же, была драконья кость. Невероятно легкая и феноменально прочная, драконья кость – вещество просто чудесное… когда его сумеешь заполучить в руки. Причудливый химический состав драконьей кости ведет к тому, что после смерти драконов, не защищенные более их плотью и кровью, их кости разлагаются с невероятной быстротой. Но вот однажды чиаворцу по имени Гаэтано Росси удалось разработать метод их сохранения, каковой был украден у него нами с Томом Уикером, а после, в свою очередь, украден у нас и продан некой промышленной компании из города Ва-Хин. За три года до того, как я отправилась в Ахию, широкой общественности стало известно о том, что йеланцы строят из драконьей кости весьма надежные целигеры[1] – воздушные суда, которые можно использовать не только ради забавы.

– Если бы вы без промедлений поделились тем, что узнали, с Короной, – сказал нам с Томом лорд Россмер при первой встрече, – сейчас мы не оказались бы в таком положении.

О том, что сия информация хранилась в секрете именно затем, чтоб избежать этого положения, я говорить не стала. Во-первых, потому, что это было правдой лишь отчасти, во-вторых же – из-за того, что Том чувствительно наступил мне на ногу. Открывшаяся перед нами возможность стоила ему немалых трудов, и он вовсе не хотел, чтобы я пустила все прахом, наговорив дерзостей бригадиру армии Его Величества. Посему я изложила свои мысли более сдержанно.

– Понимаю, это может показаться неправдоподобным, однако мы имеем перед йеланцами значительное преимущество. Я убеждена: благодаря стараниям Фредерика Кембла наши изыскания в области синтеза драконьей кости намного опережают их. Кембл работал над этой проблемой несколько лет, в то время, как весь прочий мир еще не знал ничего.

Сие замечание лорд Россмер проигнорировал. Следующие его слова были обращены к Тому:

– Если драконы могут принести нам пользу, над их трупами я не пролью ни слезинки. Но в то же время я человек практического ума. Большая часть достойных внимания железных рудников Ширландии уже исчерпаны, а плацдарм в Байембе, благодаря вашей спутнице, утрачен. Если сейчас ради исходного материала истребить половину драконов, спустя поколение начнутся войны из-за оставшихся. Нам необходим возобновляемый запас, а это значит, что их нужно разводить.

Ни для Тома, ни для меня все это новостью не было. Слова лорда Россмера предназначались не для того, чтоб сообщить нам нечто новое, – они были лишь прелюдией к дальнейшему разговору.

– Ваша работа, – продолжал он, – должна проводиться в условиях строгой секретности. Возможно, метод сохранения кости миру и известен, но в драконоводстве пока еще никто не преуспел. Государство, добившееся цели и поставившее драконов себе на службу, получит долговременное преимущество над соперниками, и упускать этот шанс мы не намерены.

Однако овладеть этим секретом предстояло не одному государству, а двум. В Ширландии к тому времени «драконов настоящих» не осталось – только их дальние родственники наподобие искровичков, с которых я когда-то, многие годы назад, начала свои исследования. Политика сводит в одной постели самых странных партнеров, и в этом случае мы оказались в постели с Ахией: ахиатские пустынные драконы идеально подходили для наших целей – если, конечно, нам удастся побудить сих животных к сотрудничеству.

– Мы, конечно же, сделаем все, что в наших силах, – сказал Том. – Однако вдвоем с такой работой не справиться… полагаю, лорд Тавенор имел штат ассистентов?

– Да, безусловно. Некоторое количество ахиатских работников и комплекс зданий, служащий также казармами для нашего воинского контингента в Куррате. И один джентльмен, с которым вы будете поддерживать связь… – лорд Россмер порылся в каких-то бумагах. – Хусам ибн Рамиз ибн Халис аль-Аритати. Шейх одного из туземных племен. Нам гарантировали, что он вполне достоин доверия.

– Полагаю, мы также получим доступ к рабочим дневникам лорда Тавенора? – спросила я. – О своей работе он не публиковал ничего. Очевидно, успеха он не добился, иначе вы не искали бы ему замену, но все же мы должны знать, что именно он делал, дабы не тратить попусту времени на повторение его ошибок.

В зависимости от того, что обнаружится в его дневниках, нам предстояло потратить немало времени именно на повторение его ошибок в попытках выяснить, где Тавенор ошибся – в гипотезах или в выборе методов. Но это мы с Томом обсудили загодя, и мой вопрос был нужен только затем, чтоб подготовить почву для реплики Тома.

И мой товарищ, весьма убедительно наморщив лоб, подхватил:

– Да, отсутствие публикаций – при таких-то масштабных научных целях – меня немало смущает. По-видимому, все оказалось впустую. Я понимаю, что вопросы, касающиеся размножения драконов в неволе, не подлежат разглашению, но нам хотелось бы, чтобы вы поняли следующее: кавалерственная дама Изабелла Кэмхерст и я вольны предавать гласности все остальные свои открытия, как сочтем нужным.

Как странно было слышать из уст Тома этот титул! Столь формально мы не держались друг с другом со времен Мулина; напротив, у нас существовал молчаливый уговор: разнице в положении между нами места нет. Однако, ведя дела с людьми наподобие лорда Россмера, без формальностей было не обойтись.

– Остальные открытия? – вскипел от негодования бригадир. – Мы посылаем вас выращивать драконов, а не метаться из стороны в сторону, изучая все, что придет в голову!

– Конечно же, мы полностью посвятим себя этой задаче, – самым примирительным тоном, на какой только была способна, ответила я. – Но, занимаясь ею, несомненно, откроем тысячи подробностей анатомического и поведенческого характера, которые совсем ни к чему хранить, как государственную тайну. Вот, например, Матье Семери из Тьессина снискал немалую известность, изучая виверн в Бульскево. Мне очень не хотелось бы, чтобы в глазах мирового научного сообщества Ширландия выглядела отстающей – и только потому, что мы будем вынуждены хранить молчание обо всем, что удастся узнать.

Как ни жаль, в этот момент ситуация не позволяла втайне поклясться самой себе поступить по-своему, послав к чертям возможные последствия. Такое подходило для ношения брюк в поле или для дружбы с мужчинами, раз от раза порождавшей всевозможные слухи… однако, нарушив соглашение с Вооруженными Силами Его Величества, мы с Томом вполне могли угодить в тюрьму. Я была твердо намерена в полной мере воспользоваться такой прекрасной возможностью обнародовать исследования, но для этого требовалось заручиться согласием лорда Россмера.

Между тем лорд Россмер, не утруждаясь скрывать подозрений, спросил:

– И что же именно вы предполагаете публиковать?

Я покопалась в мыслях в поисках самой скучной научной тематики, какую только можно вообразить.

– О, например… особенности ухода за чешуей после питания, свойственные пустынным драконам. Вылизываются ли они, подобно кошкам? Или, может, валяются в песке? А если так, как сказывается на их чешуе абразивное действие песка?..

Уловка подействовала: лорд Россмер тут же заскучал.

– Благодарю вас, кавалерственная дама Изабелла, этого довольно. В Куррате все материалы для публикаций вам надлежит представлять на рассмотрение полковнику Пенситу, с приложением списка отдельных ученых и научных изданий, в которые вы намерены отослать ваши статьи. При необходимости он будет консультироваться с генералом, лордом Фердиганом, и далее – да, все, что они одобрят, можете публиковать. Но окончательное решение принимают они и только они.

Надзор военных не слишком-то меня радовал, но на лучшее, судя по всему, рассчитывать не стоило.

– Благодарю вас, – сказала я, стараясь говорить как можно искреннее.

– Когда мы сможем начать? – спросил Том.

Лорд Россмер фыркнул.

– Мог бы я посадить вас на корабль завтра же – так бы и сделал. Если вы каким-то чудом не заставите драконов расти быстрее, на получение необходимого количества материала уйдут годы – и то при условии немедленного успеха. Йеланцы, вне всяких сомнений, работают над той же проблемой, так что времени у нас, считайте, нет.

– Ну, а поскольку посадить нас на корабль завтра же не удастся, то?.. – напомнила я.

– Когда вы будете готовы к отъезду?

Тон вопроса ясно давал понять: идеальный ответ – послезавтра, а с каждым лишним днем вынужденного ожидания расположение духа лорда Россмера будет становиться все хуже и хуже. Мы с Томом обменялись взглядами.

– В ближайший селемер? – предложил Том.

Опыта путешествий у меня накопилось достаточно, чтобы успеть подготовиться.

– Да, это вполне осуществимо, – согласилась я.

– Блестяще! – откликнулся лорд Россмер, сделав пометку в календаре. – Я извещу вас сразу же, как только мы зарезервируем билеты. Вас, мистер Уикер, разместят в Мужском Доме курратского Квартала Сегулистов. Вы, кавалерственная дама Изабелла, будете жить в местной семье, у некоего Шимона бен Надава. Конечно, он – также сегулист, хотя, как вы, возможно, понимаете, храмовник. Боюсь, магистриан в Ахии – по пальцам перечесть. Меблировкой и тому подобным вас обеспечат; везти с собой все хозяйство ни к чему.

По слухам, лорд Тавенор именно так и сделал – и, оставив должность, был вынужден везти все свои пожитки обратно за собственный счет. Я, к счастью для лорда Россмера, привыкла обходиться немногим. В сравнении с моей каютой на борту «Василиска» любое, самое жалкое жилище показалось бы просто королевским дворцом – хотя бы из-за одной только возможности свободно гулять снаружи.

Конечно, до отъезда следовало уладить сотню различных формальностей, но для таких, как лорд Россмер, все это были сущие пустяки. Вызвав адъютанта, он представил ему нас и поручил сему офицеру заняться всем остальным, а нас отпустил улаживать собственные дела.

Спустившись по лестнице вниз, мы с Томом вышли на оживленные улицы Дробери (в те времена фальчестерская штаб-квартира Вооруженных Сил Его Величества еще располагалась там), минуту помолчали, глядя на прохожих, а затем, будто по молчаливому уговору, уставились друг на друга.

– Ахия, – с легкой улыбкой на лице сказал Том.

– Действительно.

Я прекрасно понимала, что помешало ему улыбнуться от всей души. Мой собственный восторг также сдерживали недобрые предчувствия. Экспедиция на борту «Василиска» тоже в какой-то мере прошла под патронажем других сторон, а именно – Ширландской Географической Ассоциации и Орнитологического Общества, но это было совсем не то, что пристальный надзор, ожидавший нас впереди.

Я ни за что не созналась бы в этом Тому, с великим трудом добившемуся моего участия в сем предприятии, однако перспектива работы на Вооруженные Силы Его Величества меня не слишком-то радовала. Во время своих заграничных приключений с военными я сталкивалась не раз, но до сего дня никогда не стремилась иметь с ними дело по собственной воле. К тому же я понимала: если нам удастся добиться размножения драконов в неволе, как того хочется Короне, то в результате мы низведем их до положения домашнего скота – животных, вскармливаемых и взращиваемых только затем, чтобы отправиться на убой ради человеческой выгоды.

Однако альтернатива была еще хуже. Если выяснится, что драконов невозможно разводить, на них начнется охота, и в скором времени их дикой популяции придет конец. Выросшая в деревне, я привыкла к тому, что резать овец и кур – дело самое обычное. Теперь мне предстояло внушить себе то же отношение к драконам, как бы ни тяжело было даже помыслить об этом.

Мы вышли на угол Рафтер-стрит, и Том помахал рукой, подзывая кэб-двуколку. К этому времени мне бы хватило средств на содержание собственного выезда, стоило только пожелать, однако я от такого давно отвыкла (впоследствии друзьям и подругам пришлось долго убеждать меня в том, что если миссис Кэмхерст или даже кавалерственная дама Изабелла может вести себя как угодно, то леди Трент ездить в наемных экипажах не подобает). Едва мы уселись и тронулись в путь, Том взглянул мне в глаза и спросил:

– Будете его разыскивать?

Делать вид, будто я не понимаю, о ком идет речь, не было ни малейшего смысла. Примерно так же бессмысленно было бы и изображать беззаботность, однако я постаралась – не столько в надежде обмануть Тома, сколько ради приличия.

– Сомневаюсь, что его удастся отыскать, даже если попробовать, – сказала я, любуясь городскими видами за окном. – Должно быть, имя Сухайл в Ахии носят многие.

Да, речь шла о нем – некогда нашем спутнике на борту «Василиска», том самом, что побывал со мной на проклятом острове Рауаане, вместе со мной угнавшем йеланский целигер и пытавшемся спасти принцессу. Прежде, чем расстаться с ним в Пхетайонге, я дала ему свой фальчестерский адрес, но за три года, минувшие с тех пор, не получила от него ни одного письма. Возможно, он потерял блокнотный листок с моими каракулями, но разыскать меня и без того было бы несложно: среди натуралистов-драконоведов не так уж много дам, и второй Изабеллы Кэмхерст среди оных не значилось.

Слова мои были не только маской, призванной скрыть сожаление, но и реверансом в адрес истины. Сколь бы хорошо я ни знала (или полагала, будто знала) самого Сухайла, я почти ничего не знала о нем – ни имени отца, ни родового имени, ни даже названия его родного города.

Как будто подслушав мои мысли, Том сказал:

– Осмелюсь предположить, что среди археологов Сухайлов намного меньше.

– Да, если допустить, что он еще не оставил археологии, – со вздохом заметила я. – У меня сложилось отчетливое впечатление, что после смерти отца некий долг призвал его домой. Возможно, ради этого долга он был вынужден поступиться собственными интересами.

Несмотря на всю сдержанность тона, слово «вынужден» выдало меня с головой: когда-то я ради родных на время отреклась от своих интересов, и эти «серые годы», как я их назвала, оказались ужаснейшим периодом моей жизни, если не считать времени, проведенного в скорби по мужу, Джейкобу. Зная, сколь страстно Сухайл влюблен в свою работу, я и вообразить не могла, что он откажется от нее без колебаний.

– Можно будет навести справки, – мягко сказал Том. – Какой от этого вред?

Пожалуй, это могло бы смутить Сухайловых родных, но я никогда в жизни их не видела и ничего о них не знала, а потому тревоги за их чувства не испытывала. Однако и давать волю надеждам только затем, чтобы они тут же рухнули, не стоило.

– Наверное, никакого, – согласилась я, и Том был настолько любезен, что позволил мне не продолжать.

* * *

По возвращении домой, на Харт-сквер, времени на меланхолию не осталось. Через полторы недели нам предстоял отъезд, и нужно было спешить. Велев горничной взяться за ревизию моего дорожного гардероба, я прошла в кабинет, дабы решить, какие книги следует взять с собой.

С годами кабинет стал для меня источником душевного спокойствия и радости. Элегантностью кабинетов некоторых джентльменов он не отличался; пожалуй, кое-кто счел бы его «захламленным». Помимо книг, здесь хранились мои рабочие дневники, карты, наброски и завершенные картины, собранные в экспедициях образцы и множество безделушек, привезенных из путешествий. Поверх стопок бумаг покоились морские раковины, собранные Джейком, одну из книжных полок подпирала копия яйца, вывезенного с Рауаане. (Вырезанный из окаменевшего белка настоящего яйца огневик до сих пор втайне хранился на самом верху платяного шкафа, хотя несколько обломков я за это время огранила и продала.) Высоко на стене, над книжными полками, красовалась неровная вереница гипсовых слепков окаменевших следов доисторического дракона, год назад обнаруженных Конрадом Вигфюссоном на юге Отоле.

На столе – там, где я оставила его с утра – лежал крупный коготь. Присланный неким охотником за окаменелостями из Ишнаца, этот коготь являл собой неразрешимую загадку. Приславший оценивал его возраст в десятки тысяч лет, если не более. Изумительная возможность заглянуть в далекое прошлое драконов… конечно же, если допустить, что коготь действительно принадлежал дракону. Соответствующих ему костей, обычно помогающих в классификации образцов, охотник за окаменелостями рядом не обнаружил. В этом случае подсказкой могло послужить само отсутствие костей: если владелец когтя принадлежал к «драконам настоящим», естественно, кости его распались, не успев окаменеть. (Да, естественная консервация драконьей кости возможна, но необходимая для этого химическая среда встречается в природе так редко, что кости древних драконов науке почти неизвестны – какое бы множество шарлатанов и жуликов ни уверяло вас в обратном.)

Итак, допустим, это мог быть дракон. Но в таком случае – дракон чудовищной величины, рядом с которым крупнейшие из современных пород казались бы карликами: длина когтя от основания до острия лишь самую малость не достигала тридцати сантиметров. Том высказал предположение, что размер когтя мог не соответствовать величине прочих частей тела дракона, и с точки зрения биологии это вполне возможно, однако каким могло быть назначение столь огромного когтя – остается загадкой по сей день. Охота? Самозащита? Привлечение самок? Догадок много, но фактов – ни одного.

На самой высокой полке в кабинете стоял ящик. Его невзрачная наружность наталкивала на мысль, будто внутри нет ничего интересного, однако под его крышкой, втайне от всех, кроме нас с Томом, хранилось величайшее из моих сокровищ.

Убедившись, что дверь заперта, я сняла ящик с полки и подняла крышку. На дне лежали комья застывшего гипса, скрепленные меж собой проволокой. Возможно, читавшие предыдущий том моих мемуаров помнят: то был гипсовый слепок полостей внутри окаменевшего яйца с Рауаане – пустот, некогда занятых телом зародыша.

К несчастью, слепок был слишком хрупок, чтоб рисковать везти его морем в Ахию, и притом в буквальном смысле уникален. Я изучала его сотню раз, зарисовала со всех мыслимых углов и вполне могла взять с собой эти рисунки, но непосредственного наблюдения не заменит ничто, а потому я оглядела его в последний раз, стараясь запомнить каждую мелочь.

Я была уверена, но пока не могла доказать, что он наглядно подтверждает существование некоего неизвестного нам, ныне вымершего вида драконов, действительно прирученного древними драконианами, как говорится в легендах. Благодаря неподатливости большинства драконьих пород, эти легенды считались в лучшем случае сомнительными, однако сей утраченный вид вполне мог оказаться более покладистым. Да что там, я не раз думала: уж не эта ли покладистость и послужила причиной его вымирания? Некоторые породы собак одомашнены нами настолько, что выжить на воле уже не способны. Если дракониане вырастили подобное животное, с исчезновением их цивилизации вполне могло исчезнуть и оно.

Однако все эти рассуждения были всего лишь умозрительными гипотезами. К тому же, если даже внешний вид эмбриона из-за окаменения белка и изъянов слепка вызывал серьезные сомнения, кто мог бы догадаться, как выглядела взрослая особь? В те времена о развитии драконьих эмбрионов было известно до обидного мало.

Оставалось надеяться, что в Ахии, имея достаточно времени и погибших (что неизбежно) детенышей для препарирования, удастся получить удовлетворительный ответ.

В дверь кабинета постучали.

– Минутку! – откликнулась я, убирая слепок в ящик, забираясь на кресло, чтобы вернуть его на полку, подальше от посторонних глаз, и чувствуя за собой нешуточную вину.

В самом деле, мне ли ворчать на армию Его Величества, затыкающую натуралистам рот, в то время, как я сама сижу на бесценных научных данных, словно собака на сене? И если бы только это! В ящике стола, в каком-то метре за моей спиной, лежали под спудом не менее ценные данные!

Проблема со слепком заключалась в том, что мне не хотелось объяснять, откуда он взялся. Сама я очутилась на Рауаане непреднамеренно, а вот остальные, едва узнав о рауаанских руинах, устремятся туда целенаправленно. Можно сказать, бросятся целыми толпами, как только прослышат, что в кладке окаменелых яиц таится сокровище – множество крупных неограненных огневиков. С того самого дня, как слепок был готов, я изо всех сил старалась измыслить правдоподобную историю его происхождения, не исказив правды выдумкой и не раскрывая лишнего, но успеха до сих пор не добилась.

Что до бумаги в ящике стола… в данном случае мои побуждения не отличались и десятой долей того же благородства.

– Войдите! – сказала я, спустившись с кресла и отойдя от упомянутой полки.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Натали Оскотт. В прошлом моя сожительница и компаньонка, она обзавелась собственным домом вскоре после того, как Джейк пошел в школу.

– Учительница ему больше не нужна, – объяснила она, – а тебе вовсе не помешает лишнее место для книг.

Последнее было лишь вежливым предлогом. Когда-то я обещала подготовить ее к жизни независимой и эксцентричной старой девы, и нужного результата достигла, хотя я вряд ли вправе приписывать сию заслугу себе. Натали нашла свое призвание в технике и мало-помалу обзавелась кругом друзей-единомышленников, не оставлявших ее без приличной работы. Правда, в средствах она была довольно ограничена – вне всяких сомнений, оставшись приличным членом высшего общества, она жила бы много богаче, – однако вполне могла самостоятельно оплачивать собственные счета и предпочитала довольствоваться этим. Препятствовать я даже не помышляла, хотя без нее и Джейка в доме порой становилось одиноко.

Войдя, она окинула меня любопытным взглядом.

– Странные вещи творит с тобой жизнь в одиночестве. Чем ты таким занималась, что мне пришлось ждать в коридоре?

– Ты же меня знаешь, – с беззаботной улыбкой ответила я. – Танцевала, напялив на голову панталоны, и не могла принять тебя в этаком виде. Присаживайся. Том сообщил тебе новости?

Том с Натали жили не по соседству, но по пути домой он вполне мог завернуть в мастерскую, где Натали и ее друзья возились со своими железками.

– О вашем отъезде на будущей неделе? Да, сообщил. Что собираешься делать с домом?

Я села за стол и положила на сукно подставки для письма чистый лист бумаги.

– Думаю, просто запру. Теперь я могу себе это позволить, да и подыскивать съемщика времени нет. Если хочешь, живи на здоровье. В конце концов, ключи у тебя есть.

– Спасибо, не стоит. Хотя за книгами наведываться буду, если ты не против на время собственного отсутствия уступить роль библиотекаря мне.

Мысль была превосходной, и я поблагодарила Натали. Так называемый «Летучий Университет», основанный в моей гостиной, разросся до целого множества собраний во множестве фальчестерских домов, однако моя библиотека все так же служила в сей паутине одним из важнейших узлов. Правда, мои книжные полки не могли удовлетворить всех возникавших запросов, и это натолкнуло меня на новую мысль.

– Вдобавок у меня здесь несколько книг, которые нужно вернуть владельцам. Одну, по-моему, Питеру Лансбери, а еще две или три – Джорджине Хант.

– Я их прихвачу, – согласилась Натали. – Тебе и без того забот хватает. Что это ты пишешь? Уж не письмо ли Джейку?

Так оно и было, хотя дальше даты и приветствия дело пока не продвинулось. Ну, как сообщить тринадцатилетнему сыну, что через неделю я уезжаю за границу, вернусь неизвестно когда, а его взять с собой не могу?

Натали знала Джейка не хуже меня.

– Не забудь проверить багаж до того, как корабль выйдет в море, – со смехом сказала она. – Не то, прибыв в Ахию, обнаружишь сына в сундуке среди шляпок.

– Ахия – это пустыня, и, следовательно, не слишком ему интересна.

Однако Джейку все равно захотелось бы ехать со мной. Когда он был еще мал, я оставила его дома, отправившись в Эригу, а когда подрос, искупила вину, взяв его с собой в кругосветное плавание. Сей поступок заронил ему в голову кое-какие идеи. Любовью всей его жизни стало море, но, если брать шире, в голове у него намертво отпечаталось, что путешествовать в иные страны непременно должен каждый мальчишка, причем – регулярно. Я устроила его в лучшую школу, какую только позволяли положение и средства – в Сантли-колледж, в те времена к наивысшему разряду еще не принадлежавший, – но мальчишка, купавшийся в море среди драконьих черепах, неизбежно должен был там заскучать.

Как ни странно, мысли о сыне тут же потянули за собой мысли о животных – не должны были, но тем не менее. В конце концов, Джейк был сыт, одет, обут, и в моей заботе не нуждался – в отличие от некоторых других живых существ.

– Хочешь взять к себе моих медоежек? Или лучше отдать их Мириам?

Натали скорчила гримасу.

– Как настоящей подруге, мне следовало бы сказать: да, я с радостью присмотрю за ними, но, если честно, я слишком часто засыпаю прямо в мастерской, чтоб брать на себя заботу о каких-либо живых существах. Жаль будет, если ты вернешься и обнаружишь, что твои зверушки мертвы.

– Значит, Мириам.

Конечно, медоежки – не птицы, по коим специализировалась Мириам Фарнсвуд, однако Мириам они нравились. Понимая, что письмо Джейку требует полной сосредоточенности, я отложила перо и хрустнула пальцами.

– О чем я еще могла забыть?

– Приличные платья для пребывания в городе, брюки для выходов в поле. Шляпки. Хотя нет, там ведь придется повязывать голову платком, верно? Что еще… Инструменты для препарирования. Конечно, там тебя должны обеспечить скальпелями, лупами и всем остальным, и у мистера Уикера есть собственный набор, твой подарок, но береженого бог бережет. Я слышала, у ахиатов есть какое-то масло или мазь, защищающая кожу от солнца – возможно, и тебе она не помешает.

Натали подняла взор к небу, изучая потолок, будто в надежде найти там список необходимого.

– С малярией в Ахии как?

– Насколько я знаю, имеется. Но тут придется рискнуть: аманиане выпивку не одобряют.

Конечно, и среди аманиан не все блюдут предписания веры одинаково ревностно, но мне не хотелось с самого начала создавать о себе превратное впечатление, сойдя с корабля с ящиком джина в багаже.

После этого Натали поинтересовалась, где мне предстоит жить, и, выслушав ответ, сказала:

– Палатки? Другое походное снаряжение?

– Лорд Россмер ясно дал понять, что от меня требуется сидеть в Куррате и работать над заданием военных.

Натали иронически прищурилась, и я рассмеялась.

– Да-да, знаю, знаю. Но если научные поиски вдруг, чисто случайно, заведут меня в пустыню, я наверняка смогу найти подходящие палатки у местных торговцев. Вместе с верблюдом, который их повезет.

– Тогда ты вполне готова, – сказала Натали. – Насколько это возможно.

Что означало «не готова и наполовину», но с этим фактом я смирилась давным-давно.

* * *

В Сенсмуте, встретившись с Томом и глядя на судно, что вскоре повезет нас к берегам Ахии, я невольно вспомнила прошлое.

Четырнадцать лет назад мы стояли здесь же, почти на том же самом месте, готовясь отбыть в Выштрану. Но в тот день нас было четверо: мы с Джейкобом, Том и его покровитель, лорд Хилфорд. Джейкоб не вернулся домой живым, а лорд Хилфорд отошел в мир иной прошлой весной, после многолетнего прогрессирующего недуга. Счастье, что лорд успел увидеть своего протеже действительным членом Коллоквиума Натурфилософов, хотя я достичь того же не смогла…

Должно быть, Тому вспомнилось то же самое.

– Не слишком похоже на тот, первый отъезд, – сказал он.

– Да, – согласилась я. – Но я думаю, оба они были бы рады видеть, чего мы достигли.

Резкий, пронизывающий ветер с моря навевал тоску о жаркой пустыне, ждавшей нас впереди. Нелепую тоску, нелогичную: акинис, даже в Ахии, на юге Антиопы, – месяц не самый теплый, однако там, конечно, теплее, чем в Ширландии. Ну, а пока, чтобы спастись от холода, оставалось одно: обратить мысли к будущему – к ахиатским пустынным драконам.

Во многих отношениях они являют собой, так сказать, квинтэссенцию драконов. Именно их образ и возникает перед глазами, когда слышишь слово «дракон». Золотая, как солнце, чешуя, породившая легенды, будто драконы спят на грудах втайне накопленного золота, отчего их шкура со временем покрывается слоем сего драгоценного металла; огненное дыхание, опаляющее, словно жар самой пустыни в разгаре лета… За свою научную карьеру я видела немало различных драконов, включая таких, которых можно было назвать драконами лишь с немалой натяжкой, но пустынного дракона видела вблизи только раз – да-да, того самого карлика-альбиноса в королевском зверинце, много лет назад. Теперь же мне предстояло увидеть их во всем великолепии.

– Спасибо, Том, – сказала я. – Знаю, я это уже говорила, и, видимо, повторю еще не раз, но повторение эти слова как-нибудь да перенесут. Этой возможностью я целиком и полностью обязана вам.

– И вашей собственной работе, – напомнил он, но тут же печально улыбнулся и добавил: – Не за что. Спасибо вам. Мы ведь добились этого вместе.

В словах его слышалось столько неловкости, что я не стала продолжать. Я просто подняла голову, подставила лицо морскому ветру и устремила взгляд в сторону судна, на котором мы вот-вот должны были отплыть в Ахию.

Глава вторая

Прибытие в Румиш – Встреча в порту – Курительный салон – Вверх по реке, в Куррат – Шимон и Авива



Сама природа снабдила румишскую гавань грандиозными, внушающими благоговейный восторг воротами. По обе стороны узкой полоски воды высятся огромной клешней два скальных мыса. Во времена войны между ними легче легкого было протянуть цепь, дабы преградить вражеским судам вход в гавань. Однако калифы династии Сарканидов сочли, что этого мало, и украсили оба мыса парой монументальных драконианских статуй, вывезенных из так называемого Храма Безмолвия, что в Лабиринте Змеев. Морские ветры не пощадили драконоглавых фигур, и ныне, как ни печально, черты их почти неразличимы, но от того их неколебимая стать выглядит ничуть не менее впечатляюще.

Пока корабль приближался к этим недвижным стражам, я стояла у леера и рисовала карандашом, то и дело вскидывая взгляд на их громадные силуэты. Сентиментальные чувства к сей древней цивилизации среди моих слабостей не числились, однако после того, как мы открыли разрушенный подземный храм на Рауаане, мой интерес к драконианам день ото дня рос как на дрожжах. Что за породу драконов выводили они на этом острове? С какой целью? Дожили ли их драконы до наших дней, или исчезли в глубине минувших тысячелетий? В тот день, при входе в румишскую гавань, я позволила себе на минуту поддаться сентиментальности: ведь эти изъеденные временем каменные исполины вполне могли видеть ответы на все мои вопросы собственными глазами…

Затем мы миновали ворота и оказались в гавани. Здешний порт оказался не таким оживленным, как в Джайдире, расположенном в устье средней из трех ахиатских рек: вход в джайдирскую гавань значительно шире, и посему она куда лучше подходит для крупномасштабной морской торговли. Однако не остается обделенным и Румиш, где можно встретить флаги всех антиопейских стран. Даже в те дни движение сквозь узкие ворота регулировалось местными властями, дабы пролив не оказался закупорен судами настолько, что это могло бы привести к крушению.

На пирсе нас ждали двое в тускло-коричневых мундирах ширландской армии. Один из них носил фуражку и полковничьи погоны. Второго я тут же узнала без всяких знаков различия.

– Эндрю!

Мой восторженный вопль почти потерялся в портовом шуме. Бросив дорожную сумку, я поспешила вперед и повисла на шее брата – единственного из родственников, с кем действительно сохранила добрые, а не всего лишь сносные отношения.

– Я думала, ты все там же, в Койяхуаке!

– Я там и был, до недавнего времени, – ответил брат, со смехом кружа меня в воздухе. – Но прошел слух, что ты можешь приехать сюда, и я попросил перевода. Только заранее предупреждать не хотел: вдруг дело не выгорело бы.

– Другими словами, не мог упустить шанса застать меня врасплох, – укоризненно сказала я.

Далекая от раскаяния ухмылка брата подсказывала, что слова мои угодили точно в яблочко, но тут нас прервал строгий оклик.

– Капитан Эндмор!



Ворота в румишскую гавань



При звуках собственного имени Эндрю вытянулся в струнку и одернул китель, бормоча извинения в адрес полковника Пенсита. Мой укоризненный взгляд не шел ни в какое сравнение с укоризной в глазах полковника. Нетрудно было догадаться, какой разговор предшествовал нашей встрече на пирсе: Эндрю (из всех сил стараясь сохранять приличествующее офицеру достоинство) упрашивает полковника позволить ему встретить нас, и Пенсит дает согласие – при условии, что Эндрю будет вести себя надлежащим образом. В молодости брат несколько лет валял дурака в университете, но затем решил, что армейская служба подойдет ему лучше, однако это «лучше» все-таки не означало «идеально». Я ссудила его средствами на приобретение лейтенантского патента (высшее звание, какое я могла приобрести, не продавая слишком большой партии огневиков за раз), а после того, как его командир был убит, он получил повышение, но вряд ли сумел бы когда-нибудь подняться выше, так как не воспринимал военную службу с должной серьезностью, как бы хотелось его начальству.

Тут Пенсита отвлек Том.

– Насколько я понимаю, вы здесь, чтоб отвезти нас в Куррат? – спросил он, подавая полковнику руку.

– Да, мы наняли речную барку, – ответил Пенсит. – Однако выгрузка вашего багажа с корабля и погрузка его на барку займет целый день, и посему мы с капитаном Эндмором сняли номера в отеле. Так что у вас есть шанс привести себя в порядок с дороги, а затем можете присоединиться ко мне в курительной.

Последнее явно было адресовано Тому и только Тому, но не мне. Дамам курить не подобало (хотя, конечно, некоторые курили и в те времена, а ныне курильщиц среди дам стало гораздо больше), и, таким образом, курительные салоны являли собой исключительно мужскую территорию. И не захочешь, а призадумаешься: намеренно ли Пенсит пытается исключить меня из разговора, или это просто бездумный рефлекс?

В любом случае, указав на это, я выглядела бы склочницей – особенно после того, как Эндрю с ухмылкой ткнул меня локтем в бок:

– А у нас с тобой будет шанс потрепаться, а?

– В самом деле, – согласилась я.

Раздраженная репликой Пенсита, я все же не могла отрицать, что мне не терпится побыть с братом. Отношения с прочими близкими родственниками были уже не так скверны, как раньше: почетное рыцарское звание хотя бы в какой-то мере сузило брешь между мной и матерью, но я, со своей стороны, поддерживала связь с ней скорее ради семейной гармонии, чем по велению сердца. С отцом мы, напротив, ладили неплохо, однако я до сих пор не избавилась от его образа, сложившегося в детстве – образа мелкого языческого божка, коего следует задабривать жертвами, но невозможно полностью понять. Эндрю же оставался единственным родственником, к кому я испытывала искреннюю привязанность – кроме, разумеется, сына.

Отойдя в сторону, Эндрю прикрикнул на кучку туземцев – портовых грузчиков, взявших на себя труд перетащить наш багаж с корабля на барку. Те неохотно поднялись на ноги и принялись за дело. Затем мы отправились в отель, располагавшийся на вершине чрезвычайно крутого холма, открытой любым прохладным ветеркам, на какие только могла расщедриться пустыня.

Как и во многих отелях Южной Антиопы, женские номера – ради удобства постоялиц – были отделены от мужских. Поэтому, поднявшись смотреть свою комнату, Эндрю я оставила во дворе. К моему возвращению он успел заказать чаю, причем такого сорта, которого я прежде не пробовала. Горячий чай оказался весьма кстати: день выдался хоть и солнечным, но много холоднее, чем я ожидала.

– А знаешь, – заговорил Эндрю с таким видом, который мог означать только одно: сейчас он скажет нечто чрезвычайно прямолинейное, – никак не пойму, отчего все думают, будто ты состоишь в отношениях с этим парнем, Уикером. Ведь с первого взгляда ясно: это полная чушь.

– Даже не знаю, благодарить тебя, или как, – с сухой иронией сказала я, опуская чашку на блюдце.

– Да ладно, ты прекрасно понимаешь, о чем я. С тем же успехом он мог бы быть евнухом. Здесь, кстати, есть настоящие евнухи, знаешь? Большей частью в правительстве. Клянусь: половина министров, с которыми мне довелось встречаться, без бубенцов ходит!

Да уж, армейская служба явно повлияла на манеры братца не самым чудесным образом.

– А со многими ли из правительства тебе приходится вести дела?

– Вести дела? Мне? Нет, какие там дела! Дела с ними ведет генерал, лорд Фердиган, и его штаб в Сармизи, ну и Пенсит иногда. Начальство то есть. А я – так, бумаги за ними таскаю.

Судя по тону, Эндрю был рад оставаться позади, и в этом я его вполне понимала. Меня тоже вряд ли собирались приглашать на встречи с местными министрами, поскольку ни ахиаты, ни мои соотечественники отнюдь не жаждали моего участия в делах дипломатических, и в целом я была этому только рада… однако в глубине души нередко возмущалась этакой дискриминацией – точнее, ее причиной.

Тут мне пришло в голову, что брат непременно присутствовал на множестве совещаний, касающихся и меня. Вопрос только – слушал ли он, о чем там говорилось…

– Что мне не помешает узнать, прежде чем с головой окунуться в работу?

Эндрю задумчиво склонил голову набок, снял фуражку и принялся обмахиваться ею, будто веером (вполне возможно, тем самым нарушая этикет, принятый среди военнослужащих). На мой взгляд, день был отнюдь не жарким, однако брат по дороге наверх, в отель, заметно взмок.

– Все вне себя. Никто не ждал, что дело так затянется: ведь наша передовая наука должна была решить задачу на раз-два; плевать, что люди пытаются разводить пустынных драконов с незапамятных времен – и без малейшего успеха, – он прекратил обмахиваться фуражкой и склонился вперед, опершись локтем о колено. – Если честно – нет, я и не думаю на тебя давить или еще что-то в этом духе, но – даже не знаю, долго ли протянет этот альянс. Нас с ахиатами вынуждает к сотрудничеству только одно – все эти дела с йеланскими целигерами. Если в скором времени какого-либо прогресса не наметится, союз может развалиться.

Все это меня ничуть не удивляло, однако новости были тревожными. Несомненно, в случае неудачи виноватыми окажемся мы с Томом, если останемся у руля, когда делу придет конец. Откровенно говоря, в этот момент я с ужасом подумала, что именно для этого нас, возможно, и выбрали – ведь на роль козлов отпущения мы подходим гораздо лучше, чем лорд Тавенор.

Что ж, если таков был их план, я исполнилась решимости его расстроить. Для этого прежде всего требовалась информация. Да, в Куррате нас ждали рабочие дневники предшественника, однако я предпочла бы вооружиться как можно лучше еще до прибытия.

– Ты не мог бы рассказать, чем занимался лорд Тавенор? Хоть что-нибудь, любые подробности?

Эндрю покачал головой, и тут я вспомнила, что в Ахию он прибыл совсем недавно.

– Так, может, ты хотя бы встречался с этим шейхом? С тем, который должен обеспечить нам драконов?

Брат просиял.

– Да! Правда, всего один раз, но Пенсит загодя устроил мне инструктаж. Как я понимаю, очень важный тип. Именно аритаты несколько поколений назад помогли нынешней династии калифов прийти к власти, а он у них сейчас главный.

– Зачем он участвует в этой программе? Ради политической выгоды?

– Нет… или, по крайней мере, не совсем. Земли его племени находятся в Джефи, и, видимо, там драконы встречаются чаще всего, – с ухмылкой объяснил Эндрю. – Он посылает кочевых родственников изловить пару-другую, а они волокут их к тебе, в Куррат.

Услышав это, я невольно воодушевилась. Возможно, вы сочтете меня сумасшедшей: ведь Джефи – самая южная часть Ахии, суровая, неласковая пустынная долина между двумя горными хребтами – Кедемами и Фараймами. Дождей там выпадает губительно мало, и местные кочевые племена пасут и поят верблюдов в разрозненных оазисах. Счесть подобные места привлекательными не могло бы даже столь теплолюбивое существо, как я.

Однако читатели ничуть не удивятся, узнав, что интерес мой вызван ничем иным, как обилием драконов. Джефи недалеко от Куррата, что вполне понятно – кому же захочется везти пойманных драконов дальше, чем нужно. А я решила до отъезда из Ахии обязательно понаблюдать за пустынными драконами в их естественной среде обитания, и теперь знала, куда ехать и к кому с этим обратиться.

Очевидно, догадавшись, о чем я думаю, Эндрю широко улыбнулся, но в следующий же момент сделался предельно серьезен.

– Изабелла, без позволения шейха я бы туда отправляться даже не пытался. Во-первых, ты можешь погибнуть. А если не погибнешь, аритаты убьют. Они не жалуют чужих в своих землях.

Не говоря уж о том, что подобное своеволие бросит тень на Ширландию… одним словом, самовольная поездка в пустыню ничьей любви мне не принесет.

– Я понимаю, – ответила я, в мыслях молясь о том, чтобы нам удалось установить с шейхом самые добрые отношения.

* * *

Барка, на коей мы отправились вверх по реке, в Куррат, шла небыстро, но я о том ничуть не сожалела: напротив, у меня появилась возможность как следует изучить берега.

Зафрит, самая южная из трех основных водных артерий Ахии, берет начало в Кедемских горах, отделяющих страну от Сегайе и Аггада. От реки, будто ветви от дерева, тянутся во все стороны хитросплетения оросительных каналов; в зимнее время года они сухи, но с приходом весны крестьяне разрушат земляные перемычки, отделяющие их от речного русла, и жизнетворная вода потечет на ячменные, просяные, пшеничные поля.

Вдоль берегов реки пустыня оказалась много зеленее, чем я себе представляла. Повсюду росли высокие травы, камыши, пальмовые деревья и прочие растения, которых мне не удалось опознать. Имелась здесь в изобилии и фауна – от рыб и лисиц до птиц в небесах. Но время от времени там, где земля поднималась выше уровня аллювиальной поймы, я видела, как зелень истощается, переходит в иссохшие почвы почти такого же тускло-коричневого цвета, как и мундир брата.

По-своему эти земли были смертоносны в той же мере, что и Зеленый Ад. Но если джунгли Мулина пытаются погубить путника весьма энергично, всеми доступными средствами, от хищников до паразитов включительно, пустыни Ахии чаще всего убивают одним лишь равнодушием. Шакалы могут ускорить конец их жертвы и попировать на трупе, но до охоты на подобную добычу снисходят крайне редко. За них все сделает жара и жажда: чаще всего в пустыне гибнут попросту от жажды и голода.

Однако в данный момент (а с точки зрения нанимателей-военных – и вообще) направляться туда мне было ни к чему. Конечно, в пустыне я впоследствии побывала, и не раз, но первым делом обратила внимание на населенные земли в пойме реки и властвующий над ними город.

Подобно многим старым городам, Куррат отличается бессистемной и запутанной застройкой. В отличие от ахиатской столицы, Сармизи, сколь-нибудь крупномасштабной планировки здесь не наблюдается: здесь не нашлось своего калифа Ульсутира, чтобы снести полгорода и перестроить его в более величественном стиле. Здесь нет ни Круглого Города в центре, ни разумно устроенной сети авеню, отделяющих одни сословия от других. Как и центральные части Фальчестера, этот город застроен без всякого порядка, и люди живут так, как распорядились случай и обстоятельства.

Однако это не помешало Куррату достичь определенной пышности, особенно поразительной из-за случайности расселения сословий. Правит городом эмир, что в переводе означает «повелитель», один из трех эмиров, служащих калифу. Его дворец стоит над рекой, на вершине невысокого холма, в окружении садов, спускающихся к кромке воды, будто огромная зеленая юбка. Разнообразные площади украшены стелами и статуями, вывезенными из драконианских руин, а сии реликвии прошлого перемежаются аманианскими молитвенными двориками, легко узнаваемыми по высоким остроконечным шпилям и затейливой мозаичной мостовой.

Район, где предстояло поселиться нам с Томом, оказался далеко не столь великолепен. Так называемый Квартал Сегулистов, одна из древнейших частей города, подобно многим старым районам, давным-давно был оставлен высшим обществом и отдан на откуп людям иных сословий. В данном случае, как можно понять из названия, почти все жители Квартала исповедуют сегулизм, хотя ими одними сегулистское население города не ограничивается. Ради вежливого упрощения можно сказать, что большинство их – байтисты, самую малость разбавленные магистрианами. Если же выражаться точнее, Квартал населен последователями целой сотни сегулистских учений, включая граничащие с ересью, а то и откровенно еретические. К примеру, там по сей день существует небольшой анклав эшитов, стремящихся разрушить Храм, дабы затем перестроить его в более чистом, по их понятиям, виде. Не стоило бы и говорить, что из-за сей цели они весьма непопулярны в Аггаде, однако в Куррате им жить разрешено, пока они повинуются законам калифа (и платят калифу подати).

Как и сказал лорд Россмер, Тома поселили в Мужском Доме, который содержится некоторыми из жителей Квартала специально для путешественников и новоприбывших иммигрантов. Правда, это означало житье в одной комнате с тремя другими мужчинами, но он не рассчитывал проводить там много времени днем: в часы, свободные от сна, он, вероятнее всего, будет работать на территории казарм, что послужат нам рабочей базой.

Путешественницы и иммигрантки появляются здесь куда менее часто, и потому для меня ничего наподобие Женского Дома не нашлось. Меня поселили в местной байтистской семье, у Шимона бен Надава и его жены Авивы.

Шимон был купцом и торговал тонким полотном из Аггада (давняя взаимная неприязнь двух этих народов торговле не препятствовала). Оба они достигли преклонных лет, первая жена Шимона умерла, дети их давно выросли, обзавелись собственными домами и семьями, но двое неженатых сыновей помогали отцу в торговых делах, водя караваны через Кедемы. Шимон с Авивой встретили меня во дворе своего дома с тазом воды, чтобы ополоснуть с дороги лицо и руки, а затем подали кофе и финики, дабы утолить мой голод.

– Большое вам спасибо за гостеприимство, – ничуть не кривя душой, сказала я.

В прежних экспедициях мне доводилось жить в самых разных условиях – от чиаворского отеля до корабельной каюты и шалаша из веток посреди болот включительно. С этим домом из них мог бы сравниться разве что чиаворский отель, и то в нем я надолго не задержалась.

– Мы вам очень рады, – ответила Авива по-ахиатски. То был один из двух известных ей языков: ширландского ни она, ни ее муж не знали, а я, будучи магистрианкой, почти не владела лашоном (наши богослужения проводятся на родном языке).

Невзирая на разделявшую нас преграду в виде скудости моих познаний в ахиатском и, может быть, еще одну, куда более серьезную – разницу в вере, Авива без колебаний приступила к исполнению обязанностей гостеприимной хозяйки. Оставив Эндрю во дворе, за разговором с Шимоном, я последовала за ней в дом. Дом их был устроен на южный манер: гости мужского пола на женскую половину не допускались, а выходящие на улицу окна женских комнат были забраны частыми ажурными решетками, позволявшими дамам любоваться внешним миром, оставаясь невидимыми для посторонних взглядов. Однако я рассчитывала проводить здесь немногим больше времени, чем Том – в Мужском Доме, и, боюсь, отнеслась ко всему, что показывала мне Авива, без должного интереса.

Все мои мысли были заняты следующим днем: назавтра полковник Пенсит с братом должны были наконец-то отвести нас туда, где нам предстояло работать.

Глава третья

Дар аль-Таннанин – Знакомство с шейхом – Дневники лорда Тавенора – Метод выведения детенышей из яиц и его результаты – О содержании драконов – Нелегкая задача



Место нашего назначения находилось за пределами города, невдалеке от Квартала Сегулистов. То была резиденция богатого министра, служившего курратскому эмиру лет девяносто назад, а после того, как министр впал в немилость, перешедшая в собственность эмира. Однако поместье вдали от свежего речного бриза эмира не заинтересовало и за многие годы успело сильно обветшать. По приказанию калифа нынешний эмир передал его в пользование представительства Ширландии, для разведения драконов.

Полуразрушенное состояние поместья было нам только на руку: сие обстоятельство избавляло нас от забот о его сохранности – надо сказать, забот немалых, когда речь идет о содержании драконов. Отремонтированные должным образом и приведенные в пристойный вид постройки служили кабинетами либо казармами для небольшого гарнизона под началом полковника Пенсита, а остальные были отведены под научную работу. В скором времени нам с Томом предстояло оценить их сохранность… но для начала нам предстояло встретиться с шейхом, который должен был наблюдать за нашей работой.

Хаджи Хусам ибн Рамиз ибн Халис аль-Аритати оказался не совсем таков, каким я его себе представляла. Услышав, что он – шейх племени, живущего в пустыне Джефи, я тут же вообразила себе престарелого кочевника из тех, что порой встречаются в романтических сказаниях антиопейского юга: белый головной платок, пропыленные длинные одеяния, лицо, выдубленное беспощадным солнцем и ветром, как обувная кожа… Вместо этого я увидела перед собой человека лет сорока, ничем с виду не отличавшегося от ахиата-горожанина – ни одеждой (тюрбан, богато вышитый долгополый халат), ни ухоженностью (кожа нежна и мягка, аромат духов). Да, мои ожидания основывались на расхожих стереотипах, которые чаще всего имеют мало общего с действительностью, но я поняла это только гораздо позже.

Он встретил нас в парадном дворе поместья, в окружении ширландских и ахиатских солдат. Тому он пожал руку, я ему руки не подала, заменив сей приветственный жест почтительным реверансом. (Поскольку сию поездку вряд ли можно было назвать выходом в поле, на мне были не брюки, в коих я привыкла работать, а юбки. Откровенно говоря, в Ахии я много ходила в юбках, а иногда и в длинных одеяниях на местный манер, хотя и брюки надевала, если нам предстояла работа, требующая значительного напряжения сил.)

По-ширландски шейх изъяснялся с заметным акцентом, заставившим меня заподозрить, что язык он начал изучать недавно – скорее всего, после того, как наши государства заключили меж собой соглашение. Однако я владела ахиатским куда как хуже и посему была очень рада его предупредительности.

– Мир вам, – сказал он. – Добро пожаловать в Дар аль-Таннанин, Дом Драконов.

– Мы очень рады наконец-то оказаться здесь, хаджи, – ответила я. Насколько я знала, сей титул был не просто данью этикету: шейх совершил паломничество в священный город Дарриб и вполне заслужил данный знак уважения. – Нам не терпится взяться за дело.

Говорить было непривычно, поскольку мне пришлось прикрыть лицо уголком платка, наподобие вуали. Как мне сказали, то было знаком почтения к человеку его положения. Однако платок заглушал слова настолько, что я постоянно сомневалась, достаточно ли громко говорю, и эти сомнения так и остались сомнениями: шейх, ничего не ответив, отвернулся и повел нас во внутренний двор.

Один из его слуг подал традиционное ахиатское угощение – кофе и финики. Мне, правда, не предложили: Ахия – одна из тех стран, где мужчинам и женщинам не полагается публично принимать пищу вместе. Однако я была только рада: сама я всегда предпочитала кофе (особенно сваренному по-ахиатски) чай, не говоря уж о том, что управляться с импровизированной вуалью было бы трудновато, а опустить платок я пока не рискнула бы, опасаясь, как бы хозяин не счел это оскорблением.

Выждав сколько необходимо, дабы не проявить неучтивой поспешности, шейх заговорил:

– Если я или мое племя можем быть чем-либо полезны, вам нужно только сообщить об этом мне. Все, что мы имеем – ваше, все – ради блага наших народов.

Конечно, этого не следовало понимать буквально. Да, щедрость в Ахии ценят весьма высоко, но одна лишь ритуальная фраза, произнесенная хозяином, как того требует обычай, вовсе не означает, что он жаждет поделиться с гостями всем своим богатством и имуществом, даже если таков приказ калифа. Но мы с Томом и не намеревались выпрашивать больше, чем было необходимо.

– Вначале, – сказала я, – мы проведем ревизию того, что имеется, и ознакомимся с работой, проделанной нашим предшественником. Без этого понять, что еще может потребоваться, не представляется возможным. Однако мы весьма высоко ценим вашу любезность.

Шейх щелкнул пальцами. Некий юноша из его свиты со всех ног метнулся к нему и замер рядом.

– Насиф ибн Исмаил отведет вас осмотреть драконов, – сказал шейх.

Говори он не по-ширландски, а по-ахиатски, я поняла бы, что он имеет в виду под этим «вас». Но в нашем языке вежливое местоимение второго лица может указывать и на единственное, и на множественное число, а на пол того, кому адресовано высказывание, не указывает вовсе. Оставалось одно: полагаться на язык тела – разворот плеч, наклон головы и прочие признаки, каковые ясно и недвусмысленно указывали на то, что не только последняя фраза шейха, но и вообще все им сказанное предназначалось для одного Тома, а не для нас обоих.

Точно таким же пренебрежением встретил меня полковник Пенсит в Румише, а сколько раз я терпела подобные унижения прежде – и не сосчитать. И терпимость моя к подобным вещам таяла год от года.

– О, ве-ли-ко-лепно! – воскликнула я, а уж Том с Эндрю знали меня достаточно хорошо, чтоб не принять мой жизнерадостный тон за чистую монету. – Я буду очень рада увидеть драконов: в конце концов, именно ради них я и проделала столь дальний путь.

Будучи глух к нюансам человеческого общения, Пенсит не занял бы столь ответственной должности.

– Кавалерственная дама Изабелла, – поспешно сказал он, – возможно, вы предпочтете начать с бумаг лорда Тавенора? Лейтенант Мартон вас проводит и все покажет. А вы заодно сможете укрыться от солнцепека.

И не будете путаться под ногами… Мне захотелось возразить, поскольку Пенсит, очевидно, полагал, что самое лучшее для меня – работа секретарши. С другой стороны, мне очень не хотелось устраивать скандал в первый же день на новом месте, да и резон в его предложении имелся: скорейшее ознакомление с рабочими дневниками предшественника могло принести намного больше пользы, чем осмотр самих драконов. Последнее покажет только текущее положение дел, первое же позволит разобраться, что происходило здесь до сих пор.

Но, несмотря на все это, уступать было сущей мукой. Уж очень хотелось взглянуть на драконов и не хотелось терпеть дискриминацию. Только умоляющий и в то же время сочувственный взгляд Тома и смог меня остановить. Что ж, хорошо. Соглашусь, а чего я на самом деле стою – докажу со временем.

Лейтенант, назначенный мне в помощь, проводил меня сквозь арочные ворота и запыленный дворик в относительно исправное здание.

– Рабочий кабинет лорда Тавенора здесь, – сообщил он, указывая на дверь, ведущую в просторную комнату.

Заглянув внутрь, я увидела стол и множество разномастных полок (все – девственно пустые). Плитка на полу была усеяна трещинами, в узорчатых решетках окон там и сям зияли бреши.

– А папки с архивами – там, дальше по коридору. Принести их вам, мисс… э-э… мэм… э-э… миледи?

– «Кавалерственная дама Изабелла» вполне подойдет, – сказала я, опуская вуаль. Конечно, лейтенант Мартон такого обращения не заслуживал, но в тот момент мне было просто необходимо держаться формальностей: если уж люди не проявляют ко мне уважения по собственной воле, буду принуждать их к сему по мере возможности.

Лейтенант вытянулся в струнку, и, кажется, едва не отсалютовал. Неужели я держусь настолько внушительно? Самой мне так не казалось, однако ж…

– Слушаюсь, кавалерственная дама Изабелла! С чем вы желаете ознакомиться в первую очередь?

За отсутствием информации я даже не подозревала, что на это ответить.

– А каковы возможные варианты?

– Архив разбит на три основных раздела, – пояснил лейтенант. – Все о проекте размножения драконов в неволе, все о проекте выведения их из яиц и счетные книги.