Рошани Чокши

Корона желаний

Roshani Chokshi

A CROWN OF WISHES



A Crown of Wishes © Roshani Chokshi, 2017

First published by St. Martin’s Press

Translation rights arranged by Sandra Dijkstra Literary Agency



Серия «Young Adult. Фэнтези. Избранная звездами»



© Эбауэр К. А., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *



Моим брату и сестре, Джаешу и Монике. И всем братьям и сестрам, которые отказываются быть второстепенными персонажами в чьей-либо истории. Вы станете легендами.


Благодарности

Вторые книги даются тяжело. Да, знаю, звучит банально. Писать в принципе тяжело. Как и вставать по понедельникам. Но вторые книги – это особый вид страданий, ибо они беспощадно требовательны. Как в сказке «Если дать мышонку печенье», одно тянет за собой другое, и ты просто проваливаешься в пучину отчаяния, вымотанная дебютным годом и дикой паникой на тему «а умеешь ли ты вообще сочинять». Но эта история родилась сильной и жаждущей, чего никогда бы не случилось без помощи множества невероятных людей.

Спасибо моему партнеру по критике, Лире Селене: ты прочитала «Корону» в жутком черновом варианте и все же полюбила ее! Спасибо Клэр Дэйнс за обратную связь и восторженные вопли. Я счастлива называть тебя подругой. И Джей-Джей: записи подтвердят, что ты первой застолбила Викрама. Спасибо, что выслушивала мою болтовню за выпивкой, а потом болтовню из-за выпивки. Ты прорицательница.

Спасибо Стефании Гарбер за неизменную поддержку и совместные чтения регентских любовных романов. Наши многочасовые телефонные разговоры доставляют мне истинное удовольствие. Спасибо моим добрым и душевным бетам – Тристине Райт, Соне Чарайпотре, Айеше Патель, Энни Кирк и Аманде Фуди. Спасибо Саре Дж. Маас за то, что как истинная королева воинов делилась своим бесценным видением этого проекта, за Бэрронса (потому что *обморок*) и за то, что находила время слушать и давать добрые и забавные советы. Спасибо Джесси Симе за прекрасные арты и за то, что, как и я, фанатеешь по Пинчу[1]. Кэт Говард, Кавита Наллатхамби и Сохум Чокши: я перед вами в вечном долгу за ваши мудрость, проницательность и дружбу. Дамы из «Tall Tree Lane» (Леа Бобет, Райан Гродин, Э. К. Джонстон, Линдси Смит и Эмма Хиггинботам): спасибо за выпивку, смех и уничтожение блошек в тексте. «Это была славная смерть». Саба Тахир, Рене Ахди, Бет Рэвис и Джоди Мидоуз: спасибо за доброту и сверкающие таланты, которыми вы щедро делились со мной весь год. Я так вам признательна.

Также не могу не поблагодарить сообщество блогеров и буктьюберов, что без умолку говорили о «Звездной королеве» и вдохновляли меня каждый день. Отдельное спасибо Рейчел Саймон, Бриттани (Brittany’s Book Rambles), Александре (Lit Legionnaire), Саммер (Butter My Books), Рейчел (YA Perfectionist), Саманте (Thoughts on Tomes) и Мелиссе Ли (Live Love Read YA). А также Виктории (@seelieknight) и Андреа (@ashryvur), чьи плей-листы помогли мне с правками и поиском нужных слов.

Спасибо дружному коллективу «St. Martin’s Press» за поддержку, наставничество и за то, что подарили моим книгам любящий дом. Эйлин, ты видишь каждую историю до костей, тогда как я вижу только пунцовую прозу и чепуху. Спасибо, что веришь в меня и носишь тысячи шляп: фанатки, советчицы в выборе любовных романов, личного гуру. Сказочной команде по маркетингу и рекламе (Бриттони, Карен и Ди-Джею): даже вручив каждому по короне желаний, я все равно не отблагодарю вас в должной мере. И библиотечной команде (Талии и Энни) спасибо за все! Талия, я работаю над твоей вампирской историей.

Тысяча и одна благодарность моему блестящему агенту, Тао Ле. Я так польщена, что в моей команде есть столь трудолюбивый и креативный человек, как ты. Спасибо за помощь и поддержку моей семье в «Литературном агентстве Сандры Дейкстра», особенно Джессике Уоттерсон и Дженнифер Ким. Спасибо Андреа Кавалларо за то, что вывезла «Звездную королеву» из страны и подарила ей дом за границей.

Спасибо моим друзьям, без которых я как без рук. Виктории Г. – за то, что поменялась со мной обувью в тот судьбоносный день в детском саду. Нив С. – за чай и сказки. Бисмаху Р. – за шведскую рыбу и уроки квазифранцузского. И Челси Б. – ты все же согласилась, что ядовитые куртизанки всегда уместны, спасибо.

А еще кланам Чокши, Ганди, Негроса и де Леон. Ваши поддержка и любовь – мой фундамент. Я в неоплатном долгу перед Момо, Додо, Куки, Погги и Пандой. Спасибо, что и бровью не ведете, когда я ношусь по дому, повсюду разбрасывая очки, надеваю рога, консультируюсь с силами зла и никогда ничего не рассказываю о своих писательских проектах. Спасибо Шрайе, тете Паллави и дяде Санджаю за то, что пустили меня в свою жизнь и на свою кухню, за поддержку, любовь, вздохи и пиццу. Спасибо Аману: за смех и ореховый пирог, за выполненные обещания и развеянные кошмары, за то, что напоминаешь, как оставаться человеком, и без конца бросаешь мне вызов. А самое главное – за то, что вернул в мир волшебство, когда я разучилась его видеть.

И наконец, спасибо моим читателям. Я вас обожаю. Каждый день вы вдохновляете и покоряете меня. Спасибо за фан-арты, плей-листы, письма, поддержку и любовь. Спасибо за возможность рассказывать эти истории.

Пролог

Приглашение

Горечь снедала Викрама так долго, что он научился искажать и заглушать это чувство. Однако сегодня не стал применять свой многолетний опыт, позволив ядовитым клацающим зубам впиться в сердце. Когда он приблизился к скоплению деревянных хижин, образующих ашрам[2], в воздухе разливались отголоски смеха. Викрам замер в темноте, чужой на всеобщем празднике жизни.

С восьми лет он часть года обучался в ашраме вместе с другими знатными юношами. Вот только остальных тяготила необходимость возвращаться в родные королевства и применять полученные знания на практике. Но не Викрама. Ему по возвращении в Уджиджайн всякий раз напоминали, что его образование – чистая формальность. Не фундамент. И Викрама все устраивало. Раз от него ничего не ждут, то можно учиться, не опасаясь никаких рамок, и выстраивать собственное мнение, не страшась его озвучить. Мысли его всходили на плодородной почве молчания, молчание обострило проницательность, и только она заставила Викрама принять титул, коим его одарила, пусть и неохотно, отцовская империя: Принц-лис.

Но проницательность не спасет, когда он шагнет в ашрам и лишится возможности игнорировать празднество другого принца, призванного в родные земли, дабы взойти на трон. Вскоре и Уджиджайн призовет Викрама домой. И что тогда? Дни сольются воедино. Надежда угаснет. Станет сложнее обманывать совет. Сложнее говорить. Викрам стиснул кулаки. Горечь вылилась усмешкой на губах. Столько лет он верил, будто предназначен для чего-то большего… Голова его полнилась мифами и сказками, в которых магия убеждала принцев не обращать внимания на тени, вручала им короны и превращала их жизни в легенды. Викрам привык ждать момента, когда и пред его глазами откроется новый волшебный мир. Но со временем надежды его стали тусклыми и безрадостными. Совет Уджиджайна об этом позаботился.

У входа в ашрам, озаренный угасающим пламенем церемониального костра, сидел мудрец. Откуда он здесь в такой час? Шею его обвивала золотистая шкура мангуста. Нет, не шкура. Живой, просто задремавший мангуст.

– А вот и ты, – промолвил мудрец, открывая глаза. – Я уж тебя заждался, Принц-лис.

Викрам настороженно замер, по спине пробежали мурашки. Его никто не ждал. Никто не искал с ним встречи. Мангуст на шее мудреца зевнул, и что-то вывалилось из его пасти. Потянувшись, Викрам сжал пальцами что-то холодное и твердое, и сердце его ускорило бег. Рубин. Камень вспыхнул неестественным светом.

Мангуст зевнул… драгоценностью?

– Хвастунишка. – Мудрец щелкнул его по носу, и уши зверька укоризненно поджались.

Мех его мерцал во мраке, блестел, будто настоящее золото. Будто… магия. В детстве Викрам верил, что чары спасут его. Даже пытался поймать волшебство в ловушку. Как-то раскинул сеть на исполняющего желания якшу[3], но в итоге заполучил крайне возмущенного павлина. С возрастом он оставил попытки, но так и не избавился от надежды. Лишь она отделяла Викрама от трона, что должен был принадлежать ему только на словах. Пальцы крепче сжали рубин. Камень вздрогнул, запульсировал, и пред лицом Викрама вспыхнул образ: он сам… сидит на троне. Могущественный. Освобожденный.

Юноша едва не выронил рубин. Магия прильнула к коже, по венам промчался звездный свет, и мудрец усмехнулся:

– Лишился дара речи? Ну-ну, принц-лисенок. Может, слова роятся в твоей голове, а ты просто не в силах протянуть руку и схватить верное. Но я добрый. Ну… или не очень. Доброта – весьма зыбкая штука. Но я люблю оказывать помощь. Сейчас ты должен спросить: «Зачем вы здесь?»

Потрясенный Викрам лишь кивнул.

Мудрец улыбнулся. Порой улыбка – это лишь проблеск зубов. Порой – клинок, рассекающий мир надвое: до и после. Улыбка мудреца была из последних. И Викрам, никогда не испытывавший волнения, почувствовал, что она вот-вот перекроит весь его мир.

– Я здесь, потому что ты призвал меня, лисенок. Я здесь, чтобы пригласить тебя на игру, которая состоится на исходе столетия. Я здесь, чтобы передать: Владыка богатств и сокровищ уловил аромат твоей мечты и следовал за ним, пока не нашел твое жаждущее сердце и хитрую улыбку.

Рубин в ладони Викрама вновь задрожал, затрясся. Взор застила алая вспышка, и стало ясно, что рубин – и не рубин вовсе, а приглашение в виде драгоценного камня. Он вздрогнул… и развернулся золотым пергаментом, гласившим:

Владыка Богатств и СокровищОт Всей Души Приглашает Вас на Турнир ЖеланийВ новолуние предъявите рубин и раскройте тайную истину стражам врат.
Рубин пропустит двух живых.
Победитель получит то, чего жаждет его сердце.
Но помните: желание – та еще отрава.


Викрам поднял округлившиеся глаза от свитка. Он понимал, что должен испугаться, но страх бледнел на фоне воспрянувшей надежды. Те затаенные мечты о великих свершениях не были лишь детскими фантазиями, потускневшими с годами. Возможно, с самого начала это было предчувствие… Как незримое знание, похороненное глубоко в душе. Нечто истинное, но сокрытое.

Мудрец кивнул на рубин:

– Приглядись и увидишь, что тебя ждет.

Викрам пригляделся, но ничего не увидел.

– Попробуй спеть! Рубину нравится, когда его любят. Обольщают.

– Мое пение вряд ли можно назвать обольстительным, – наконец обрел голос Викрам. – Скорее, кощунственным, честное слово.

– Дело не в звучании, а в искренности. Вот, слушай…

С уст мудреца сорвалась не песня, а история. История Викрама. В рубине замерцали образы. Одной рукой Викрам цеплялся за императора, в другой сжимал пучок синих цветов. Из камня доносились голоса, приглушенные, недовольные. «Наследник Уджиджайна», – говорили они и смеялись. Викрам видел будущее, кое прочила ему империя, где он бессильное лицо власти, кукла, прозябающая в роскоши. Он видел кошмар долгой жизни, день за днем в безмолвии. Сердце сжалось. Уж лучше смерть. Голос мудреца звучал монотонно, но на ощупь был как россыпь золотых монет.

Если хочешь на трон, так давай же, вступай в игруНаш Владыка сокровищ так любит свои забавыВдруг и смелость твоя придется ему по нравуИли можешь до смерти трусом сидеть в углуНу же, маленький принц, отвечай поскорее «да»И сыграв, вы с партнером изменитесь навсегда

Хижины ашрама словно подступали ближе, огонь потрескивал, как горсть топазов, а в голове Викрама укоренялась мысль.

Он построил всю свою жизнь на желании невозможного – истинной силы, признания, будущего, – и теперь, когда перестал искать, магия сама его нашла. Нашла и вдохнула жизнь в старые мечты, наполнив разум самым ужасным из вопросов: а что, если?..

Но пусть даже сердце трепетало, готовое поверить в чудо, слова мудреца заставили Викрама настороженно замереть.

– Вы сказали «с партнером»?

– Приглашение только на двоих.

Он нахмурился. Принцы в ашраме не особо вдохновляли на командную работу.

– Найди того, кто сияет. Чьи губы в крови, а сердце – с клыками.

– Похоже, такого трудно не заметить.

– Тебе особенно. – Голос мудреца разросся. Стал совсем не человеческим. Звук доносился отовсюду, лился с небес, поднимался из грязи. – Скажи, что согласен. Вступи в игру, и получишь шанс завладеть всей империей, а не только шелухой иллюзорного статуса. Второго приглашения не будет.

Мудрец провел рукой сквозь огонь, и в языках пламени, как драгоценные камни, рассыпались образы:

Дворец из слоновой кости и золота, пронизанный черными потоками, в которых дрожат пойманные звезды, излучая свет. На дверных рамах вытравлены пророчества, а вместо неба над головой плещется океан, и отвергнутые легенды рассекают его воды. Тысячи якшей и якшини несут со всех концов морозный иней, лесную ежевику, болотную жижу и короны из облаков. Готовятся к чему-то.

Викрам будто попробовал на вкус свои мечты и теперь жаждал большего.

Магия пронзала его до костей, умоляя отринуть себя нынешнего. Он подался вперед, сердце колотилось все быстрее в попытке не отстать от жизни.

– Согласен, – выдохнул Викрам.

Как будто он мог ответить иначе.

Мгновение раскололось на части. В полной тишине мир снова стал прежним.

– Чудесно! – воскликнул мудрец. – Значит, увидимся в Алаке в новолуние.

– В Алаке? Но это… то есть, я думал, Алака лишь миф.

– О, милый мальчик, попасть туда – половина игры. – Он подмигнул. – Рубин пропустит двух живых!

– А выпустит тоже живыми?

– Ты мне нравишься, – рассмеялся мудрец.

И в следующий миг исчез без следа.

Часть первая

Девушка

1

Быть монстром

Гаури

По ту сторону двери ждала смерть. Сегодня я встречала ее не в привычных доспехах из кожи и кольчуги, а в броне из шелка и краски для лица. Кто-то скажет, что одно с другим несравнимо, но алые губы бывают острее шамшира[4], а подведенными сурьмой глазами можно целиться не хуже, чем стрелой со стальным наконечником.

И смерть может ждать сколько угодно, я все равно стану королевой. Я верну свой трон, даже если дорогу к нему придется проложить из крови и костей.

Смерть обойдется.

Вода обжигала, но после шести месяцев в подземелье даже это казалось роскошью. Тонкие струйки благовоний кружились по купальне, наполняя легким ароматом роз. На миг дыхание перехватило от мыслей о доме. Доме, где тут и там пестрели полевые цветы, где в холмах приютились высеченные из песчаника храмы, где жили люди, чьи имена я шептала в молитвах перед сном. Доме, где меня могла ждать Налини с глупой и неуместной шуткой наготове и сердцем, полным доверия, коего я не заслуживала. Но этого дома больше не было. Сканда, мой брат, уже позаботился о том, чтобы меня не подпустили ни к одному очагу Бхараты.

Служанка, которая должна была подготовить меня к первой – и наверняка последней – встрече с принцем Уджиджайна, не произнесла ни слова. Хотя что она могла сказать той, кого вскоре приговорят к казни?

Я знала, что меня ждет. От стражников, охранявших темницу. Разведывая обстановку, я притворялась, будто мне снятся кошмары. Изображала хромоту. Заставила их думать, будто моя слава – не более чем слухи. Даже позволила одному из стражников коснуться моих волос и сказать, дескать, в моих силах убедить его приносить еду получше.

Я до сих пор горжусь тем, что разрыдалась вместо того, чтобы вырвать его глотку зубами. Оно того стоило. Люди склонны утешать сломленных жалких малышек. Они пообещали, что я умру быстро, если еще разок им улыбнусь.

Я ненавидела эти просьбы улыбнуться. Зато теперь знала, когда сменяется стража. Знала, как они попадают во дворец и у кого какие незажившие травмы. Знала, что восточные ворота не охраняются. Знала, кто из солдат смеется, несмотря на больные колени. Я знала, как сбежать.

Я скользнула в протянутый наряд, и волосы мокрыми прядями прилипли к шелку. Никакого грубого льна для принцессы Бхараты. Королевская власть дарует странные преимущества. Безмолвная служанка провела меня в соседнюю комнату, где серебряные стены сливались в огромные, натертые до блеска зеркала.

На низком столике теснились изящные стеклянные флаконы с душистыми маслами, крошечные вазочки с сурьмой и шелковые мешочки с жемчужной и карминной пудрой. Мерцали на свету похожие на писчие кисти из тростника и обтесанной слоновой кости.

Меня захлестнула тоска по дому, и пришлось сжать кулаки, лишь бы не потянуться к знакомой краске. Матушки из гарема научили меня всем этим пользоваться. Под их опекой я узнала, что красоту можно наколдовать. А под нашим с Налини руководством они узнали, что за красотой может таиться смерть.

Налини заказала тонкие кинжалы, которые складывались в украшенные драгоценными камнями шпильки. И вместе мы научили гаремных женщин защищаться. До Налини я воровала ножницы и пробиралась в кузню, дабы кузнец научил меня владеть мечом. Отец же позволил мне заниматься вместе с солдатами, сказав, что если я так жажду кого-то искалечить, то пусть это будут враги Бхараты. После его смерти тренировочные площадки стали моим убежищем от Сканды. Там он не мог до меня добраться. Да и я там не могла никому причинить вреда. Солдатское ремесло стало единственным способом защитить тех, кого я любила.

И способом загладить вину за то, что Сканда заставил меня сотворить.

Служанка дернула меня за подбородок, взяла инструмент – неправильный, как я заметила – и нанесла красный краситель на мои губы.

– Позволь я…

– Будешь болтать, – перебила меня служанка, – и рука моя наверняка дрогнет, когда я поднесу это острие к твоим глазам.

Принцесса или нет, я оставалась врагом. И я уважала ее гнев. Ее верность. Впрочем, если меня накрасят как попало, это будет уже другой разговор. Я опустила веки, стараясь не вздрагивать под пристальным взглядом служанки, и попыталась представить себя где угодно, только не здесь. Память услужливо оторвала меня от гнетущих мыслей и перенесла в далекое детство, когда я рыдала, потому что моя сестра, Майя, покинула Бхарату.

Матушка Дхина вытерла мои слезы, усадила к себе на колени и позволила наблюдать, как она наносит краску на лицо.

«Так мы защищаемся, бети[5]. Какие бы оскорбления и раны нам ни наносили, это наш щит. Не важно, насколько мы разбиты, болит только краска.

А ее всегда можно смыть».

По моей щеке скользнула мягкая кисть, рассеивая пыль измельченных жемчужин. От матушек в гареме я узнала, что такой порошок может сделать кожу сияющей, словно тысяча солнц, но если попадет в глаза, то вызовет слезы и временно лишит зрения.

Запах пудры окутал меня, как знакомый поношенный плащ. Я глубоко вдохнула и на миг вновь стала шестнадцатилетней и готовилась к празднику в честь сезона дождей во дворце. Арджун сказал, что я похожа на фонарь, и я показала ему язык. Налини тоже была рядом, облаченная в вызывающий наряд своего народа: шелковый шальвар-камиз[6], расшитый сотнями зеркал в форме лун, и красный узорчатый пояс.

Год спустя, когда Арджун стал генералом, я поведала ему, что собираюсь отнять трон у Сканды. Я по мере сил защищала свой народ от его правления, но теперь не могла оставаться в стороне. Уже нет. Без лишних вопросов Арджун пообещал, что он и его солдаты не пожалеют жизней ради моего дела. Еще через шесть месяцев я сделала свой ход. Брат был хитер, но жизнью дорожил больше, чем троном. Я думала, что поддержка Арджуна и его людей обеспечит мне бескровную передачу власти.

И ошиблась.

В ночь переворота на мне были лучшие доспехи: кроваво-алые губы вместо непролитой крови и темная, подобно ночи, сурьма, как символ хранимых мною тайн. Я вспомнила страх, от которого перехватывало дыхание, пока мы с горсткой лучших солдат ждали под мокрой каменной аркой. Вспомнила шляпки грибов, проросших меж камнями, бледных как жемчуг и кожа мертвецов. В темноте только их и получалось разглядеть. Я вспомнила, как прошла в тронный зал. Я так долго репетировала речь, что, когда наконец осознала случившееся, так и не сумела подобрать иных слов. Но я вспомнила тела на полу и молнию, что расколола ночное небо, будто яичную скорлупу. Я вспомнила лицо Арджуна, стоявшего рядом с моим совершенно спокойным братом. Он знал.

– Готово, – объявила служанка, удерживая зеркало перед моим лицом.

Я распахнула глаза и поморщилась, глядя в отражение. Алая краска выходила за границы губ, делая их толстыми и окровавленными. Сурьма была нанесена криво. Я казалась избитой.

– Тебе идет, принцесса, – издевательски-учтиво протянула служанка. – А теперь улыбнись и покажи нам знаменитые ямочки Жемчужины Бхараты.

Мало кто знал, что мои «знаменитые ямочки» – это шрамы. В детстве я порезалась тупыми ножницами, когда притворялась, будто деревянная статуя ракшаса настоящая и собирается меня съесть. «Судьба благоволит тебе, дитя, – сказала тогда матушка Дхина. – Даже твои шрамы прекрасны». По мере взросления шрамы напоминали мне, что, если дать людям выбор, они сами решат, что видеть. Потому я улыбнулась и понадеялась, что служанка увидит ямочки от улыбки, а не шрамы на лице девушки, которая с юных лет тренировалась с острыми предметами.

Служанка опустила взгляд с моего лица на сапфировое ожерелье в углублении меж ключицами. Я инстинктивно схватилась за кулон.

Служанка протянула руку:

– Принцу не понравится, что ты надела украшение, не подаренное лично им.

– Я рискну.

Ожерелье – единственное, что осталось у меня от сестры. Я не желала с ним расставаться.

Тем более это не просто украшение. В день, когда Майя вернулась в Бхарату, я ее не узнала. Сестра изменилась. Словно сумела отстраниться от зыбкой реальности одного мира и узрела под ним нечто большее. А потом она исчезла, промчавшись между лунным лучом и тенью. Ожерелье напоминало мне, что нужно жить для себя, так, как жила Майя. Но также оно напоминало о потере. Огромная непостижимая магия украла мою сестру, и всякий раз, глядя на кулон, я понимала: нельзя верить в то, что не можешь контролировать. Он велел мне верить в себя. Ни во что и ни в кого больше. И я не просто хотела жить с этой верой, я нуждалась в подобных напоминаниях. И скорее умерла бы, чем рассталась с ожерельем.

– Мне оно понравилось. Пожалуй, оставлю себе, – заявила служанка. – Отдавай. Сейчас же.

Она схватилась за жемчужную нить. Несмотря на тонкие руки, пальцы у служанки оказались сильными. Она исщипала мне кожу, пока пыталась подцепить застежку.

– Отдай. Его. Мне. Быстро, – прошипела она и ткнула костлявым локтем мне в шею, но я блокировала удар.

– Я не хочу причинять тебе боль.

– Ты и не сможешь. Стражники рассказали, насколько ты слаба на самом деле. К тому же ты здесь никто. – Глаза служанки лихорадочно блестели. – Отдай ожерелье. Что в нем такого важного? И после всего, что ты отняла? Разве не могу я забрать одно проклятое ожерелье?

Ее слова больно жалили. Я не получала удовольствия от убийств, но никогда не колебалась, выбирая собственную жизнь вместо чужой.

– Прости, – хрипло произнесла я, отбивая ее руку от шеи.

Прежде я была нежной, старалась не навредить тощей, убитой горем девушке передо мной. Но теперь ее отбросило назад, лицо исказилось от потрясения и гнева.

Наверное, она потеряла возлюбленного, или жениха, или отца, или брата. Я не могла позволить себе переживать за каждого. Этот урок я усвоила еще в юности. Однажды я выпустила птиц из гаремного зверинца. Узнав об этом, Сканда усеял пол моей комнаты оторванными крыльями и сказал, что клетка – самое безопасное место для глупых пернатых. В другой раз, когда Сканда наказал матушку Дхину и запретил дворцовым поварам присылать ей обед, я отдала ей половину своего, за что меня морили голодом целую неделю. И это только те случаи, когда пострадала я одна. Брат многому меня научил, но самый важный его урок: эгоизм – залог выживания.

Привязанности стоили мне будущего. Привязанности заперли меня под каблуком Сканды и управляли мной. Привязанности отняли у меня трон и все, чем я дорожила. Только это и имело значение.

Служанка бросилась вперед, но я была наготове. Ногой ударила ее по голени, а правым кулаком с размаху – сильнее, чем мне полагалось, сильнее, чем требовалось – по лицу. С болезненным визгом девица упала, опрокинув изящный золотой столик. В воздухе вспыхнуло облако ароматов. На вкус мир стал как сахар, розы и кровь. Я отступила на шаг, грудь тяжело вздымалась. Я ждала, что служанка вскочит и кинется в драку, но она не шелохнулась. Так и сидела, скрестив ноги и обхватив руками тонкий стан.

– Ты забрала моего брата, – всхлипнула она. – Ты не имела права. Он был моим.

Девушка говорила сбивчиво. И в тот миг казалась такой юной. По щекам ее потекли слезы.

– Ты монстр, – сказала она.

Я поправила ожерелье:

– У каждого из нас своя роль.

2

Пылающие розы

Гаури

Стражники сняли путы с моих запястий и втолкнули меня в красную комнату. Я дождалась, когда они уйдут, и только тогда вытащила шелковый мешочек с жемчужной пудрой, который украла со стола. В голове вновь прокручивался шаткий план: швырнуть порошок принцу в глаза, заткнуть ему рот, отнять оружие. Если он издаст хоть звук – приставить кинжал к его горлу и потребовать выкуп. Если решит промолчать – заставить освободить меня в обмен на его жизнь.

Я знала, что самостоятельно далеко не уйду, но почти любого можно подкупить, а если не сработает подкуп, то угрозы точно не подведут.

Радовало, что привели меня не в тронный зал. Последний раз в таком зале Сканда разрушил мои надежды на царствование и будущее.

Арджун не смотрел мне в глаза. Он не поднял их, даже когда в комнату втащили его новоиспеченную невесту и мою лучшую подругу. Налини рухнула на колени. Ее безумный взгляд метался между мной, Арджуном и мертвецами на полу. Сканда прижал острый клинок к ее шее, достаточно сильно, чтобы по коже скользнули капли крови.

– Я знаю, чего ты хочешь, – сказал он.

Я зажмурилась, прогоняя воспоминания. Затем огляделась, выбирая, из какого угла лучше всего атаковать. С одной стороны стену покрывала решетка из роз. Сердце сжалось. Я выращивала розы. Одна решетка на каждую победу. Мне нравилось наблюдать, как вокруг шипов распускаются кроваво-красные лепестки. Глядя на них, я вспоминала любовь моего народа: красный – цвет жизни. За месяц до того, как отправить меня через границу с Уджиджайном, Сканда в пьяном угаре поджег мои розы. Когда я добралась туда, было уже слишком поздно – каждый лепесток свернулся и почернел.

– Думаешь, эти цветы – знак любви Бхараты к тебе? – невнятно пробормотал брат. – Я хочу, чтобы ты увидела, сестрица. Хочу, чтобы увидела, как легко сгорает в пламени все, что ты любишь, все, о чем заботишься, все, что замышляешь.

Меня никогда не покинет образ пылающих роз. Алых лепестков, раскаленных, гневных. Словно последняя вспышка солнца перед тем, как затмение слизнет его с небес.

– Ты уверена, что они тебя обожают, но это ненадолго. Это ты роза. Не они. Они – пламя. И ты даже понять ничего не успеешь, как тебя поглотит целиком. Только шагни за очерченную мною грань, и они сожгут тебя.

Я отвернулась от роз.

Затем наконец выбрала угол и впилась зубами в щеку. Эта привычка появилась накануне моей первой битвы. От нервов зубы стучали, так что я достала зеркало и уставилась на себя. Не помогло, но мне понравилось, как выглядит лицо. Казалось бы, крошечное движение, но скулы стали острыми, точно шамширы, а стоило поджать губы, и от меня повеяло угрозой, будто во рту спрятаны кинжалы. Кусание щек превратилось в боевую традицию. И сегодня я отправлялась в бой.

Вдалеке скрипнула дверь. Я припомнила все, что знала об уджиджайнском принце. Здесь его звали Принц-лис. И судя по тому, с какой завистью некоторые солдаты произносили это прозвище, вряд ли оно было связано со звериными чертами лица. Часть года принц проводил в ашраме, куда отсылала сыновей вся знать. Вроде как выдающийся ученик. Не очень хорошо. Но с оружием не в ладах. А это прекрасно. Стражники любили рассказывать об испытаниях, что устроил ему совет. Чтобы стать наследником Уджиджайна, принцу Викраму пришлось выполнить три задания: дать мертвому новую жизнь, зажечь пламя без огня и добыть самое мощное оружие в мире. Для начала принц вырезал кинжал из куска коры и доказал, что даже брошенные вещи могут получить вторую жизнь. Затем он выпустил из кувшинов тысячу светлячков и удержал в ладонях горстку крошечных насекомых – горящих без огня. И наконец, принц заявил, что отравил весь совет. Отчаявшись получить противоядие, совет назначил его наследником. Тогда Принц-лис признался во лжи, тем самым доказав, что самое мощное оружие в мире – вера.

Всякий раз, слушая эту историю, я закатывала глаза. Она больше походила на байку из тех, что травят у костра крестьяне с буйным воображением. До меня долетали слухи о принце. О его происхождении. Будто он сирота, которого император пожалел. Но я сомневалась, что жестокий император Уджиджайна способен на жалость. По словам стражников, он держал подле себя жутких зверей, способных разорвать глотку любому, кто посмеет ему перечить.

Из коридора донеслись шаги. Я вцепилась в шелковый мешочек с пудрой. Будь принц хоть тысячу раз умен и красноречив, смерть словами не одолеешь, а я не собиралась давать ему и шанса открыть рот.

Судя по полученным сведениям, он мне не ровня. Я поставлю его на колени и за считаные секунды заставлю молить о пощаде.

Дверь в комнату распахнулась.

А вот и Принц-лис.

3

Зимняя тьма

Викрам

Прошедшие два дня стали расплывчатым пятном. В ашраме ждал посланник из Уджиджайна, дабы отвезти наследника во дворец. Викрам едва обратил внимание на его слова – что-то о дипломатической срочности, – ибо мыслями витал далеко-далеко, плененный рубином.

Даже сейчас казалось, будто кожа его слишком обтягивает кости, словно те разбухли от магии, и Викрам не помещался внутри себя самого. Замерев перед тронным залом Уджиджайна, он бросил взгляд за окно.

Будущее взывало к принцу. Тело его томилось от беспокойства. Жаждало действий. Двери распахнулись. Уши наполнились пением птиц, шорохом перьев, скрежетом когтей.

– Его величество примет вас, принц Викрамадитья.

За последние десять лет отец превратил тронный зал в зверинец. Потолок взмыл так высоко, что не разглядеть, сквозь стеклянные окна комнату заливал теплый солнечный свет. Гобелены были забрызганы птичьим пометом, а ковры – вытоптаны когтистыми лапами различных животных.

– Сын! – воскликнул император Пуруравас.

Викрам улыбнулся. Его отец, раздобревший и близкий к слепоте, поковылял вперед. На плече его сидела одноглазая золотая обезьяна. Рядом вышагивала огромная пантера. Даже без одной лапы она выглядела величественнее половины придворных. Она прикрывала императора сбоку, подпирала, словно желала защитить старика от неумолимой руки времени.

Викрам огляделся:

– Смотрю, ты все так же увлечен коллекционированием слабых и беспомощных.

– Они не в обиде, – хмыкнул император.

– С чего им обижаться? Они благодарны. Как и я.

Он покраснел:

– Ты не какой-нибудь побитый зверек, которого я спас.

Разве? Одиннадцать лет назад император нашел Викрама склонившимся над обрывом. Телом он был невредим, но осколки разбившегося сердца резали его изнутри. До сих пор неясно, что император разглядел в нем тогда. Он мог бы бросить мальчишке несколько монет и уйти, но поступил иначе: привел его во дворец, заполнил пустоту в его сердце и надел корону на его голову.

– Тебя в этом ашраме хоть кормят? – Пуруравас ткнул Викрама под ребра. – Прекращай тратить время на бег. Ты стал еще костлявее.

– Ты хотел сказать, стройнее.

– Да ты жилистый как моринга![7]

– Ты хотел сказать, высокий.

Император засмеялся:

– Как всегда ловко играешь словами. Из тебя выйдет прекрасный правитель.

– Ты хотел сказать, марионетка, – ляпнул Викрам, не успев остановиться.

Император помрачнел:

– Только не начинай снова, мальчик мой. Возможно, со временем ты сумеешь убедить совет прислушаться к твоему мнению. Ты умен, как любой истинный принц.

Викрам едва не подавился, представив, как будет убеждать совет. Он ведь уже пробовал, когда его подвергли Королевскому испытанию, и преподнес им новую жизнь, пламя без огня и мощнейшее оружие, не имея под рукой ничего, кроме куска дерева, насекомых и лжи. Но его подвиг – или «представление», как некоторые называли это до сих пор – породил лишь прозвище Викрама и его репутацию.

– Зачем ты призвал меня, отец? – спросил он. – Твой посланник сказал, что дело срочное и дипломатическое. Пантера подралась с обезьяной?

Пантера, устроившая морду на передней лапе, возмущенно фыркнула.

– Ситуация прелюбопытнейшая. Бхарата готова вступить с нами в мирные переговоры, но только если мы публично казним присланного ими пленника. Одна загвоздка: пленник – принцесса Гаури.

Викрам вскинул брови:

– …Жемчужина Бхараты?

Он усмехнулся. Что за нелепое прозвище! Но тут вспомнил, что его самого собственный народ сравнил с зубастым пушным зверьком, и перестал улыбаться.

– Я полагал, она вторая в очереди на трон после раджи Сканды. Сомневаюсь, что после стольких лет он разродится наследником. Почему они хотят ее смерти?

– Они не объяснили.

Впервые услышав о принцессе, Викрам испытал острую зависть. Чем она заслужила трон, кроме того, что родилась в нужном месте? Ее прославляли как великого воина, но репутация – скользкая штука. Так часто она оказывается лишь нитями слухов, сплетенными воедино. В отличие от Викрама, принцессе наверняка не приходилось ни за что бороться.

– И совет всерьез рассматривает это предложение? Оно может быть ловушкой. Ничто так не пробуждает боевой дух, как любимая принцесса, ставшая мученицей. Нас сотрут в порошок.

– Совет хочет, чтобы о казни объявил ты. Это будет твой первый монарший указ, и он положит начало договору с Бхаратой.

– Я думал, сперва они попытаются заключить бескровный союз.

Еще один урок правления, который Викрам прекрасно усвоил: если не можешь победить врага, женись на нем. Император вспыхнул:

– Мы предлагали, но… ее смерть им предпочтительней.

– Полагаю, это некая форма милосердия.

И тут до Викрама дошел смысл слов. «Это будет твой первый монарший указ». Сердце ухнуло вниз. Только отец и совет знали, что он Пуруравасу не кровный сын. Все прочие в империи верили, будто принц просто уродился болезненным ребенком и до семи лет был слишком слаб для официальных мероприятий. Отец считал, что кровь значения не имеет. Но не советники. Для них Викрам всегда оставался марионеткой с иллюзией власти и крепко привязанными к конечностям нитями, которые они дергали на своих заседаниях, куда его самого не допускали.

– Значит, я должен объявить казнь принцессы своим первым монаршим указом. А как же ты?

– Я буду твоей незримой поддержкой.

– Нет. Ты возьмешь дело в свои руки, если все пойдет наперекосяк.

– Викрам, я…

– Совет не уверен в собственном решении, потому позволяет все объявить новичку. И если план провалится, они официально отвергнут мои притязания на трон и восстановят тебя в качестве суверена.

– Это наихудший расклад, дитя мое.

К чести императора, он не лгал. И все же легкая дрожь прокралась в его голос.

– Осторожнее, отец. Кто-нибудь может услышать, как ты называешь меня своим, – холодно произнес Викрам. – Но как они собираются достичь всех своих целей? Совет же не стремится к войне.

И наконец все кусочки сложились воедино.

Он ждал, когда в сердце вспыхнет ярость, но ничего не чувствовал. На мгновение мир сжался до размеров этого зверинца, и в нем не было ничего, кроме разодранного шелка, искалеченных животных и птичьего помета.

– Ну разумеется, – тихо промолвил Викрам. – Войны совет не желает, зато желает избавиться сразу от двух досадных ошибок. Убрать народную героиню Бхараты и принять возмущение, если Бхарата не выполнит свои обещания. В знак доброй воли меня отстранят от «власти» и, возможно, до конца жизни сошлют в ашрам. А если все пойдет по плану, народная героиня Бхараты все равно исчезнет, а я останусь на троне в роли императора-марионетки. Умно. Мне почти хочется им похлопать.

Плечи Пурураваса поникли, и Викрам смягчился. Отец мог уговорить дикую пантеру положить голову ему на колени, но был не в силах убедить совет сделать Викрама настоящим правителем. Десятилетия в благостном покое высосали всю сталь из голоса императора. Тронный зал должен был стать средоточием власти, но за время правления Пурураваса превратился в манеж для раненых животных.

– Совет уверил меня, что, если что-то пойдет не так, ты ни в чем не будешь нуждаться и получишь помилование в течение года. – Голос императора надломился. – Ты сохранишь положение, получишь землю. И я надеялся, что, может, мы воспользуемся твоей ролью правителя для выгодного брака…

– Нет.

Викрам всплеснул рукой, задев штанину. Что-то острое ткнулось в ладонь. Рубин. «Вступи в игру, и получишь шанс завладеть всей империей, а не только шелухой иллюзорного статуса». Он пробыл здесь достаточно долго. По венам мчался огонь. Викрам мог изменить эту жизнь.

– Я сделаю, как ты просишь, отец.

Пуруравас поднял бровь:

– Чего ты хочешь взамен?

– Неужели я столь предсказуем? Разве я ничего не даю просто так, без условий? – ухмыльнулся Викрам. – Но раз уж ты сам об этом заговорил, то, прежде чем взойти на престол, мне нужно уехать на месяц. По традиции именно столько наследник империи должен провести в медитациях. Ты и сам так делал, отец. Пусть я лишь марионетка, совету выгодно, чтобы я поддерживал хотя бы иллюзию приличий.

Отец глянул на него с подозрением и вздохнул:

– Ты ведь так решительно противился традициям, в чем же причина перемен?

– В патриотизме? – предположил Викрам.

Пуруравас скрестил руки на груди:

– Патриотизм – не причина. И куда направишься?

– Я знаю, куда мне нужно. Осталось выяснить, как туда добраться.

– Говоришь загадками.

– Я всегда ловко играл словами.

– Месяц, – кивнул император, и глаза его наполнились слезами. – Я не смогу выторговать для тебя больше времени. Но озвучь приговор принцессе. Совет должен знать, что ты встретился с ней.

Викрам поморщился:

– Ты хочешь, чтобы накануне своего отъезда я приговорил девушку к смерти?

– Тебе ведь нужен трон?

Он покинул отцовский зверинец и вслед за стражниками направился по коридору, выкрашенному в ярко-красный цвет. Викрам мял стиснутые пальцы. Меньше всего перед отъездом он желал слушать, как какая-нибудь безутешная принцесса будет умолять сохранить ей жизнь. Они даже не встречались никогда. Что он скажет? «Рад знакомству. А еще на рассвете вас казнят. Прощайте».

Сдержав стон, Викрам распахнул дверь и плюхнулся на первый попавшийся стул. Принцесса Гаури стояла у окна, заслоняя свет. Она оказалась высокой. Почти по-мужски. Но тут она подняла взгляд, и Викрама поразили ее темные, как зимняя ночь, глаза. Черные, как сон. Секунду он не мог пошевелиться.

И не успел и слова вымолвить, как принцесса рванула вперед. Рот ее был вымазан в крови. Если она и выглядела как прекрасный сон, то только для того, чтобы отвлечь Викрама от осознания ее кошмарной сути.

В руке ее что-то опасно блеснуло. Он скатился на пол и услышал за спиной шипящие проклятья и какой-то треск. Жемчужина Бхараты отломала ножку от его стула и теперь держала ее над головой. Викрам вскинулся, готовый вразумить безумную принцессу, но дыхание перехватило. Воздух вокруг нее искрился сверкающими пылинками. Она сияла.

«Найди того, кто сияет. Чьи губы в крови, а сердце – с клыками».

А потом принцесса заговорила:

– Приблизишься, и я убью тебя так быстро, что ты и пикнуть не успеешь.

4

Принц-лис

Гаури

План с жемчужной пылью провалился. Ну и ладно. Зато у меня было что-то острое в руках, а большего и не надо. Я мельком оглядела принца. Пояса с оружием нет. Только тот, кто никогда не ужинал за одним столом со страхом, откажется носить кинжал. Изнеженный, избалованный принц. Он наверняка никогда и ни за что не боролся. Я покосилась на дверь – ни звука. Никто не спешил к нему на помощь. При желании я могла прикончить слабака прямо здесь и сейчас и все равно успела бы выскользнуть из дворца до того, как пьяный стражник проснется под конец своей смены. Но у принца все еще могло обнаружиться что-нибудь полезное, какая-нибудь фамильная реликвия, брошь или декоративные ножны, которые легко продать на рынке, и выручки хватит как минимум на дюжину наемников.

За спиной его мерцали свечи, создавая вокруг принца таинственный ореол. Он весь состоял из худых конечностей. Молодой, безбородый, широкоплечий и стройный. Он даже не потрудился встать на ноги после того, как скатился со стула. Так и сидел на полу, подавшись вперед и сцепив пальцы. Длинные тонкие пальцы, острые и чистые. Это руки ученого, не солдата.

– Это, верно, самое захватывающее знакомство в моей жизни. Продолжай.

Рука моя дрогнула.

– Что?

– Полагаю, у тебя есть требования. Готов выслушать. Я безропотно вошел в комнату и теперь стою тут, заинтригованный.

– Ты сидишь.

«Блестяще подмечено, Гаури».

Принц посмотрел вниз.

– И то верно. Какая-то вялая получается заинтригованность. Позволишь встать?

Я приставила ножку стула к его горлу:

– Вставай. Но если попробуешь закричать, клянусь, ни один звук не успеет вырваться из твоей глотки.

Принц поднялся, к его чести, даже не моргнув и не вздрогнув. Возможно, ему все же не чужда отвага. Или преступная глупость. Он повернулся к свету, и я наконец изучила строгие черты. Если он и был старше меня, то явно ненамного. Темные волосы падали на лоб, золотисто-карие глаза цепко вглядывались в мои. Принц оказался так красив, что мне захотелось пнуть его из принципа. А потом он склонил голову. По-лисьи. И какая-то хитринка появилась в выражении лица – в изгибе губ, в задумчивых глазах.

– Благодарю, принцесса. – Он осторожно поклонился, не забывая о ножке стула. – Очевидно, ты чего-то хочешь, раз не убила меня на месте. А может, ты бы и не смогла. До меня доходили слухи о твоих воинских подвигах, но мы-то с тобой оба знаем, что слава королевских особ зачастую насквозь фальшива.

В груди всколыхнулась досада. Меня всю жизнь окружали такие вот принцы. Иногда я даже отвергала их предложения руки и сердца одним мрачным взглядом, но слишком давно не общалась ни с кем в столь официальном тоне. В плену я только и могла что выкрикивать требования – воды, чистого постельного белья, больше еды – и теперь с трудом вспоминала сей завуалированный танец угроз и позолоченных слов.

– Хочу выбраться из Уджиджайна, – выпалила я.

«Как тонко».

Принц должен был возмутиться и отказаться наотрез, а вместо этого лишь приподнял бровь, словно говоря: «Всего-то?»

– Где же твое честолюбие? Ты вроде как наследница бхаратского престола, лишившаяся всего. Но просишь у меня только безопасный проход? Разве тебе не хочется большего?

Разумеется, мне хотелось. Я мечтала о троне, о защите для своего народа. Мечтала освободиться от Сканды.

– Меня прислали сообщить тебе о скорой казни, – тихо произнес принц.

Я не удивилась. Сканда предупредил меня, когда поймал.

– Только вдумайся, сестрица. Твоя смерть может даже принести пользу. Если они выполнят мое требование, у нас появится новый союзник.

А потом мне заткнули рот кляпом, связали руки и ноги, забросили меня в колесницу и перекинули через границу, где на рассвете меня нашли уджиджайнские разведчики.

Принц смотрел на меня как-то странно. Не как другие мужчины. Те пялились с восхищением, страхом, вожделением. Иногда гадая, кто я такая. А этот гадал, на что я способна.

– Хочу тебя… – начал он, и я, злобно зыркнув, прижала ножку стула к его шее:

– Я скорее умру, чем позволю тебе прикоснуться.

– Хорошее развитие, – протянул принц. – Сначала ты угрожаешь смертью мне. Теперь сама грозишься умереть, не стерпев моих прикосновений. Другой бы на моем месте оскорбился. А теперь позволь закончить…

Я уставилась на него злобно.

– …я дарую тебе свободу и даже нечто большее, если согласишься стать моим партнером… в игре.

Взгляд принца озарился расплавленной тоской. Я видела в этих глазах все, вплоть до острой, рвущейся наружу жажды, и оттого и сама разгоралась. Потому как в себе видела то же самое.

– В какой еще игре?

Колеблясь, он повертел что-то в пальцах – довольно крупный рубин, излучавший собственный свет.