Ева Фёллер

Золотой мост

Посвящается Пиа и Норе
Если потеряешься, осмотрись вокруг – и найдешь меня, всегда… Синди Лопер
Eva Völler

Die goldene Brücke

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.



Copyright © 2013 by Eva Völler

© О. Полещук, перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2019

* * *

Часть первая

Венеция, 1756 год

Господи, как же высоко! Я с ужасом вглядывалась в бездну. И снизу-то казалось, что крыша очень далеко, а теперь, стоя на ней и глядя вниз, я ощущала себя, как на краю скалы Гранд-Каньона. Не говоря уже о том, что крыша была покатая – стоит зазеваться, и соскользнешь. Далеко внизу, в воде канала мерцал лунный свет. Гондолы в темноте было не разглядеть, но я знала, что она там – транспорт для нашего побега.

– Как думаешь, тут ведь больше тридцати метров? – жалобно спросила я. По ощущениям было действительно очень высоко.

– Ерунда, – сказал Себастьяно. – Ты ведь спокойно забралась сюда и точно так же спокойно сможешь спуститься. Не выпендривайся. Ты же такая храбрая.

Легко ему говорить, он высоты не боится.

– Ага, вот она. – Себастьяно сдвинул то, что прикрывало дыру в крыше, и обернулся ко мне. В свете маленького фонаря вид у него был более чем залихватский. И грозный – с оружием за поясом.

– Хватит пялиться вниз. Нам пора. – Нагнувшись, он осторожно заглянул внутрь. Дыру в крыше любезно проделал узник, которого мы этой ночью собирались освободить. К сожалению, это ему мало помогло. По крайней мере – в неисправленном прошлом. Ведь там он упал с крыши и сломал себе шею. О чем он, конечно, пока не догадывался, потому что ничего еще не случилось. Нам с Себастьяно предстояло позаботиться о том, чтобы при второй – и окончательной – попытке все прошло более удачно.

– Мессир, вы не спите? – приглушенно окликнул Себастьяно кого-то внизу.

Внутри послышалась возня, затем в ответ раздалось недоверчивое: «Кто здесь?»

– Ваши спасители, мессир. Позвольте попросить вас обуться и подняться ко мне, чтобы мы переправили вас в безопасное место.

Из-за плеча Себастьяно я смогла рассмотреть крошечную каморку, такую низкую, что там едва ли можно было стоять в полный рост. Свинцовая тюрьма – так называли эти камеры прямо под крышей венецианского Дворца дожей, обшитой листовым свинцом. Летом заключенные изнемогали в них от убийственной жары, как в раскаленной духовке, а зимой мучились от жуткого холода, словно их сунули в морозилку. Тех, кто выказывал недовольство, ждала незавидная участь, ведь камера пыток находилась буквально в двух шагах. В настоящем времени я однажды побывала на экскурсии в этом музее ужасов. С потолка по-прежнему свисала веревка, на которой строптивых узников подвешивали за связанные за спиной руки и держали так, пока те не признавались в преступлениях, не важно, совершили они их или нет. Для Amnesty international[1] здесь нашлось бы чем заняться.

– Кто вы, черт побери? – В вопросе звучало недоверие. Ясное дело. Он несколько недель кропотливо работал, чтобы проделать в крыше дыру, и сегодня ночью после смены караула собирался дать деру. Внезапное появление на его пути незнакомцев не могло не показаться ему подозрительным. Если бы он знал, что эти незнакомцы, кроме всего прочего, путешествуют во времени и попали сюда из 2011 года, он бы наверняка к ним вообще не вышел.

В отверстии появилась темная фигура, и наружу высунулась взлохмаченная голова. Мое сердце забилось сильнее. Этот человек классно выглядел, даже обросший черной бородой. Не то чтобы прямо как Хит Леджер, но все-таки очень мужественно. Приятное, пусть и бледное от бессонной ночи лицо, широкие плечи, которые он как раз протиснул наружу.

– Наши имена вам ничего не скажут, но поверьте, что мы – ваши друзья. – Себастьяно помог узнику выбраться на крышу.

Тот отряхнул одежду и стоял, глядя на усеянное звездами небо и вдыхая ночной воздух полной грудью. Потом он взглянул на меня, и глаза его расширились от удивления.

– Клянусь честью! Вы не юноша! Вашим одеянием меня не провести!

– Ну да, – поправив шапку, я заткнула под нее выбившуюся прядь. – Длинная юбка не очень-то удобна на такой высоте.

– Я же говорил, что брюки тебя слишком обтягивают, – сдерживая злость, заметил Себастьяно.

– Я не виновата. Это ты мне их дал!

– Ты растолстела?

– Ты что, находишь меня жирной? – возмутилась я в ответ.

– Разрешите представиться, – вмешался пленник. – Джакомо Казанова.

Он склонился в галантном поклоне и, взяв мою руку, поцеловал ее:

– Какая красивая барышня, право! Счастье созерцать вас согревает мое сердце! Надеюсь, вы простите мой внешний вид и этот ужасный запах, исходящий от моего тела.

– Да, а теперь нам пора, пока никто не свалился и не сломал себе шею, – пробурчал Себастьяно явно в плохом настроении.

– С превеликим удовольствием! – Джакомо Казанова смотрел на меня сияющими глазами, и я сияла в ответ. В замызганной рубашке, с растрепанными волосами, он выглядел довольно неопрятно, но все-таки именно его играл Хит Леджер в одном из моих любимых фильмов. А теперь он стоял передо мной, самый что ни на есть настоящий! Такие минуты составляли главную прелесть этой работы во время каникул!

Себастьяно стал осторожно подниматься по скату крыши, прикрывая фонарь краем камзола и время от времени опираясь о крышу рукой. Скат был не слишком крутым, но приходилось все же проявлять осторожность, потому что в некоторых местах подошвы скользили по кровле. Казанова шел за Себастьяно, постоянно оборачиваясь на меня. В его улыбке было что-то победное и многообещающее. Этот человек – определенно прирожденный сердцеед, и все, что о нем говорили, – правда. Впрочем, просидев больше года в заточении, он, пожалуй, просто соскучился по женскому обществу. Вероятно, он стал бы заигрывать даже со старухой-нищенкой, обитавшей внизу на Пьяцетте[2] и стрелявшей мелочь у прохожих. И все же разгуливать с ним ночью по крышам Венеции было волнующим приключением. Такое не каждый день случается, и я наверняка еще долго буду об этом вспоминать.

Мы перелезли через конек крыши, отсюда нужно было спускаться в сторону Кампанилы[3]. Медленно и осторожно мы шаг за шагом двигались вниз по пологому скату.

Казанова опять посмотрел на меня через плечо:

– Как ваше имя, красавица?

– Анна, – машинально ответила я.

Себастьяно чертыхнулся, потому что Казанова натолкнулся на него. Он едва успел его удержать, иначе бы тот сорвался вниз.

– Думайте лучше о собственной шее, чем о всяких красавицах, – раздраженно проворчал Себастьяно.

– Эх, но та красавица, что сейчас рядом, необыкновенно обворожительна! – возразил Казанова. – Она стоит того, чтобы думать о ней каждую секунду!

Я чувствовала себя польщенной, а вот настроение Себастьяно постепенно приближалось к критической точке.

– Это ваша возлюбленная? – вежливо поинтересовался Казанова. Себастьяно ничего ему не ответил. Наше путешествие по крыше подошло к концу. Мы добрались до окна, через которое при помощи веревочной лестницы пролезли в начале нашей спасательной операции. Себастьяно забрался внутрь первым, потом помог мне, а затем Казанове. В комнате уже ждал подкупленный Себастьяно косоглазый охранник, от которого жутко несло луком.

– Лоренцо, – в гневе напустился на него Казанова, – откуда такая переменчивость в решениях? Разве я не умолял тебя тысячу раз помочь мне выбраться из этой крысиной норы? Так отчего ж ты идешь на это для каких-то чужаков, а не для меня?

Объяснялось все очень просто. Лоренцо, конечно, не светоч разума, но определять, где много золота, а где нет, ему ума хватало. В следующую секунду это понял и Казанова, потому что медленно кивнул, сверля Себастьяно взглядом, полным бесчисленных вопросов. Самый важный он задал в первую очередь.

– Почему я? – потребовал он ответа от Себастьяно. Тот упорно молчал, и тогда он обернулся ко мне: – Почему из всех узников вы освободили именно меня, Анна?

Потому что ты классный и классные книжки написал и потому что твоя жизнь – одно сплошное приключение! Поэтому мы пришли из будущего и вытащили тебя из тюрьмы, чтобы ты смог стать таким знаменитым, каким будешь в нашем времени!

Но ничего такого я ему, разумеется, сказать не могла. Срабатывала некая автоматическая блокировка. Никто из путешественников во времени не мог сообщать людям прошлого никаких сведений о будущем. Даже если бы очень хотел – ничего бы не вышло.

Кроме того, Казанова все равно не поверил бы ни одному нашему слову. Любой разумный человек посчитал бы нас сумасшедшими, если бы мы поведали ему, что работаем охранниками времени, именуемыми Стражами, и что наши таинственные работодатели называют себя Хранителями, или попросту Старейшинами. Ведь до того, как полтора года назад я присоединилась к этой команде, я и сама посчитала бы все это сущей нелепицей. И очень хорошо, что блокировка не позволяла нам об этом говорить.

– А теперь вперед, – скомандовал Себастьяно.

Он опять пошел первым. Кроме Лоренцо, он подкупил еще и секретаря государственной инквизиции, который позаботился о том, чтобы все двери в этом коридоре оставались незапертыми. В проводнике мы не нуждались, Себастьяно уже много раз бывал во Дворце дожей в самые разные эпохи. Наш путь лежал вниз по темным переходам, пыльным кабинетам и узким черным лестницам. На третьем этаже было тихо, но на втором мы услышали в коридоре шаги – охрана! Затаив дыхание и вжавшись в стену, мы подождали, пока опять воцарится тишина, а потом помчались дальше, вниз по очередной лестнице. До сих пор все шло нормально, я могла бы голову дать на отсечение – у меня ни разу не зудело в затылке. Этот зуд был моим своеобразным экстрасенсорным даром. Или проклятием, как посмотреть, потому что он всегда появлялся прямо над позвоночником при серьезной опасности. Чем сильнее зудело, тем опаснее была ситуация. Как только это начиналось, требовалось проявлять крайнюю осторожность. Если, конечно, на это еще оставалось время, что, к сожалению, случалось далеко не всегда.

Не успела я об этом подумать, как затылок зачесался.

– Ой-ой-ой, – вырвалось у меня.

– Только вот не говори… – Себастьяно обернулся ко мне, замерев как вкопанный на середине темного коридора первого этажа.

– И все-таки да, к сожалению.

– Черт!

– Что случилось? – послышался за мной приглушенный голос Казановы. Себастьяно, всучив мне фонарь, с металлическим звоном обнажил шпагу. Казанова отпрянул.

– Что, черт по…

– Ш-ш-ш! Ради бога, тише, мессир! – Себастьяно протянул ему шпагу, и Казанова умолк, сбитый с толку.

– Используйте ее только в самом крайнем случае, – прошептал Себастьяно, – но старайтесь обходиться без громких криков, иначе нам тут же придется иметь дело со всеми караульными Сан-Марко.

– Я готов жизнь отдать, защищая эту юную особу! – Казанова склонился ко мне: – Я вовсе не нахожу ваши брюки слишком узкими, – сообщил он мне потихоньку. – Напротив! Они необычайно льстят вашим формам!

– Ну, это уже слишком, – пробормотал Себастьяно. Он бросил на меня тревожный взгляд, а затем, притянув к себе, поцеловал коротко, но со всей страстью. После этого он обратился к Казанове: «Только чтобы прояснить ситуацию. А теперь идем дальше». Держа наготове кинжал, он медленно продвигался вперед. Я знала, что он фантастически владеет холодным оружием, я уже бывала тому свидетелем, но фонарь у меня в руке тем не менее дрожал крупной дрожью. Казанова шел вплотную за мной, вытянув шпагу сбоку. И тут из-за угла вывернули два стражника. Вообще-то так рано они не должны были появиться, вероятно, они решили сократить обход. Как бы то ни было, эффект неожиданности сработал в нашу пользу. Эти двое едва успели выхватить шпаги. Казанова бросился мимо меня на одного из караульных, а Себастьяно взял на себя второго, в то время как я просто стояла с фонарем, превратившись в сплошной комок нервов. Звон бьющихся друг о друга клинков казался мне оглушительным, и Казанова в пылу сражения тоже вел себя не сказать чтобы очень тихо. Его возгласы долетали, вероятно, до самого моста Риальто.

– Вот! Получи, подлец! Ну, берегись! Сейчас я тебя достану! Ага, есть! – Его шпага попала в цель, но противник только вздрогнул и продолжил драться. Из-за этого шума здесь в любую секунду могла возникнуть дюжина караульных! Я в страхе поглядывала на Себастьяно, с кинжалом наготове обходящего своего противника. Тот бросился на него со шпагой, на что Себастьяно, элегантно отступив в сторону, чисто исполненным приемом дзюдо подбросил его в воздух. Приземление было жестким, шлем, побрякивая, откатился в сторону. Стражник со стоном попытался встать на ноги, но Себастьяно настиг его ударом рукоятки кинжала в висок, и он повалился навзничь, потеряв сознание. Казанова все еще бился со вторым стражником. Вдалеке послышались мужские голоса и грохот сапог по булыжнику. Зуд в затылке усилился.

– Быстрее! – крикнула я.

Себастьяно поспешил на помощь Казанове, ударом сзади сбив стражника с ног и вырубив тем же приемом, что и первого.

– Еще чуть-чуть, и я бы его прикончил! – немного обиженно воскликнул Казанова.

– Поберегите дыхание для побега! – сказал Себастьяно. Забрав у Казановы шпагу, он знаком велел нам следовать за ворота. Мы вышли в бесконечно длинную аркаду на южной стороне дворца. Вдоль мола горели факелы, в свете которых жутковато колебались очертания бесчисленных лодок у причала.

Я потерла затылок: «Вон они!»

Группа вооруженных людей топала вдоль ряда колонн, приближаясь с пугающей быстротой. Судя по шагам и крикам, их было по меньшей мере четверо или пятеро. В свете факелов виднелись их поднятые копья.

– Будет лучше, если вы вернете мне шпагу! – в боевом задоре воскликнул Казанова.

– Не сейчас, – Себастьяно привстал на цыпочки. – Вон наша гондола! Времени мало! Идем!

Стражники находились самое большее в дюжине шагов от нас. Себастьяно схватил меня за руку, и мы побежали. Казанове не потребовалось специального приглашения, он проявил достойные уважения спринтерские качества. Гондола выскользнула по каналу Рио ди Палаццо и ждала нас у моста Понте ди Палья. Мы с Себастьяно вскочили в нее одновременно, Казанова последовал за нами. Поднимаясь на борт, он все-таки поскользнулся и одной ногой оказался в воде, но Хосе длинным веслом уже оттолкнулся от причала и с нечеловеческой силой стал грести в сторону чернильно-черной лагуны. Мы не успели далеко отплыть от берега, когда разъяренные преследователи достигли пристани. Один из стражников, сердито вопя, метнул в нас копье, лишь сантиметра на три разминувшееся с моей головой. Краем глаза я видела, как оно пролетело почти у самого уха. Чертыхнувшись, Себастьяно стащил меня вниз, на дно гондолы. Затем прогремел выстрел: один из стражников привел в действие свой пистолет. К счастью, стрелок он был никудышный, пуля просвистела в воздухе высоко над нашими головами. Хосе изо всех сил старался мощными взмахами весла как можно скорее вывести нас из опасной зоны. Мы быстро двигались вперед. Вскоре стражники превратились в нечеткие силуэты, выхваченные из тьмы береговыми факелами, а их крики растаяли вдали.

– Кто вы? – Казанова с любопытством изучал Хосе, стоявшего на корме, который в свете шлюпочного фонаря выглядел действительно впечатляюще. Греб он по-чемпионски, а своей жуткой худобой пробуждал желание срочно подкормить его витаминами. Никто не знал, сколько ему лет. На вид ему можно было дать все шестьдесят или семьдесят, но для путешественника во времени все, конечно, относительно. Особенно для одного из Старейшин. Я бы дала ему несколько тысяч, но Себастьяно считал, что я, как всегда, безмерно преувеличиваю. Сам Хосе никогда не распространялся о своем настоящем возрасте. Только снисходительно подмигивал левым глазом, когда его об этом спрашивали. Правый глаз он прятал под черной повязкой, отчего походил на пирата в летах. На вопрос Казановы он вместо ответа таинственно промолчал, как нередко поступал и со мной, если я проявляла излишнее любопытство.

Казанова на него не обиделся, он слишком радовался вновь обретенной свободе. Сидя рядом со мной, он отжимал насквозь мокрую штанину и оживленно вспоминал последние события.

– Вы видели, как я сокрушил стражника ответным ударом? Он действовал быстро, а я быстрее! Парировать я всегда был мастер. Ха, мастерство не пропьешь! А еще этот болван Лоренцо! Он, конечно, и через сто лет все будет спрашивать себя, чем же я проковырял дыру в крыше камеры! Мой побег даст пищу для множества домыслов!

Он еще какое-то время продолжал в том же духе. Роль Себастьяно во всей этой истории почти свелась к нулю. Задним числом он стал кем-то вроде ассистента, который случайно болтался на крыше, когда началась заварушка. К сожалению, эти разглагольствования слегка подпортили мое первое, положительное, впечатление о Казанове, он показался мне страшным позером. Но потом я увидела, что его руки, которыми он все еще судорожно отжимал мокрую брючину, дрожат почти так же сильно, как мои. Теперь я заметила, как заключение истощило его физически. Он был слишком худ для своего роста, бросалась в глаза нездоровая бледность кожи, усыпанной блошиными укусами. В книге, которую он написал о своем побеге (или, точнее, напишет через много лет), упоминалось и о крысах. Пятнадцать месяцев в этой жуткой дыре были, вероятно, сущим адом. Всем этим бахвальством он лишь старался скрыть, что находится на пределе сил. И для такого состояния, отдадим ему должное, дрался он невероятно здорово.

Хосе вел гондолу сквозь ночь с интуитивной точностью. Перед нами показалась оконечность острова Джудекка, и мне невольно вспомнился ужасный финал моего первого путешествия во времени в 1499 год. Но на этот раз мы свернули направо, не доплывая до Джудекки, и двинулись вдоль южной стороны Дорсодуро[4]. И здесь берег неравномерно освещали факелы. Парочка подвыпивших щеголей в шляпах-треуголках, кюлотах и башмаках с пряжками, выйдя из какого-то помпезного палаццо, радостно замахала руками, чтобы поприветствовать нас. Мимо собора тяжело прошагали двое караульных, и Казанова поспешно втянул голову в плечи, не решаясь выпрямиться, пока Хосе не свернул направо в другой канал. Плыть нам оставалось уже недалеко. Как всегда, перед прыжком во времени меня охватило волнение. До сих пор каждый раз все проходило гладко, но я никогда не забывала, что однажды сказал мне Себастьяно в самом начале нашего знакомства. Случается, что путешественники просто-напросто исчезают.

И все же я радовалась скорому возвращению в настоящее и карнавалу. Нам оставалось только попрощаться с Казановой. В укромном месте у пересечения с Большим каналом ждала шлюпка с экипажем из двух человек, которая отвезет его на материк. Шлюпка принадлежала одному из них, за эту поездку Себастьяно заплатил ему баснословные деньги. В обязанности второго входило обеспечить Казанову всем необходимым, чтобы тот смог безопасно продолжить путешествие. Он был местным Посыльным, так назывались помощники Стражей времени. Посыльные жили в соответствующих эпохах и, среди прочего, отвечали за предоставление одежды и жилья. Поэтому их достаточно подробно посвящали во все планы, пусть даже из-за блокировки мы и не могли ничего рассказать им о будущем.

Казанова не верил своему счастью, он все время допытывался, почему мы сделали для него так много.

– Ну, вероятно, у вас есть какой-то знатный покровитель, – наконец предположил раздраженный Себастьяно.

Эта идея неожиданно восхитила Казанову.

– Это Брагади́н? – поинтересовался он. – Ну, точно, это он! Я знал: старый друг не бросит меня в беде!

– Лучше бы вам просто забыть о том, что получили помощь от кого-то со стороны, – посоветовал ему Себастьяно.

– О вашем участии я буду молчать как могила, клянусь жизнью! Но скажите только, кто вас послал!

– Сядьте в лодку и отправляйтесь в путь, – предложила я. – Когда-нибудь вы сами выясните, кому обязаны свободой.

«Или не выясните», – с сожалением добавила я про себя, ведь он никогда так об этом и не узнает. Казанова всегда будет пребывать в поисках своего высокого покровителя. Он будет странствовать по всей Европе и заводить знакомства с сиятельными особами при дворах разных королей. Он будет влюбляться, влезать в долги, играть, лгать и мошенничать и войдет в историю как величайший соблазнитель женщин всех времен. А спустя много лет он напишет увлекательную книгу о побеге из Свинцовой тюрьмы. О нас с Себастьяно в этой книге не будет ни строчки, тут Казанова сдержит свое слово. И хорошо, ведь наша работа должна оставаться в тайне.

– Прощайте, друзья мои! – воскликнул Казанова. Себастьяно он удостоил лишь кивка, а со мной никак не мог расстаться. Взяв мою руку, он покрывал ее поцелуями. – Я никогда не забуду вас, прекрасная Анна!

– Вот ни за что не поверю, – со злостью бросил Себастьяно.

– Пора, – напомнил Хосе. Он взглянул на небо. Круг полной луны стоял над высокими крышами. Казанова поднялся на борт шлюпки и помахал нам на прощание. Я махала в ответ до тех пор, пока он не скрылся из виду, а наша гондола тем временем скользила дальше, свернув на Большой канал. По набережной шли люди, и по каналу проплывали своей дорогой немногочисленные гондолы. Мы были не одни, но это не имело значения. Самый крупный и мощный портал в Венеции не только сам был невидимым, но маскировал и весь процесс перемещения во времени. Нашего перехода никто не заметит. Людей, возможно, удивит, что гондола у нас не черная, как это предписано, а красная. Но спустя мгновение они об этом уже забудут.

– Начинается, – сказал Хосе, когда мы приблизились к набережной, к тому месту, где нам предстояло высадиться на берег. Через двести пятьдесят с лишним лет. Себастьяно крепко обнял меня, а я уже видела, как гондолу все больше охватывает мерцание, похожее на тонкую линию яркого света.

– Этой ночью ты была неотразима, – пробормотал мне на ухо Себастьяно. – Я уже говорил, что с ума по тебе схожу?

– В этом столетии еще нет.

Мерцание уже объяло лодку целиком, воздух словно наэлектризовало. Свет так слепил глаза, что я зажмурилась. По телу распространился жуткий холод. Этого холода я всегда боялась больше всего. Так, должно быть, ощущается приближение смерти. Лодка задрожала, чуть позже ее страшно затрясло, а затем закачало вверх-вниз, как на американских горках. Себастьяно страстно целовал меня, а я вцепилась в него изо всех сил, чтобы не рухнуть в пропасть. Взрыв прогрохотал как обычно, и я в который раз ощутила, будто мое тело разнесло на мириады крошечных осколков и разбросало по всей вселенной. Больше ничего ощущать я была не в состоянии, даже объятия Себастьяно.

А в следующий миг все вокруг поглотила абсолютная тьма.

Венеция, 2011 год

Никто не видел, как из ниоткуда появилась гондола, просто в одно прекрасное мгновенье – в ту же секунду, когда закончилось наше путешествие в прошлое, – мы оказались здесь, в эпицентре карнавала ранним вечером. На балконе одного палаццо стояла дама в маске Арлекина и дудела в рожок – то же самое она делала, когда мы уплывали в 1756 год. Мужчина, который только что вооружился фотоаппаратом, все еще снимал своего наряженного львом малыша, бросавшего в воду конфетти. Казалось, мы никуда и не пропадали. Такова уж магия красной гондолы. Время в настоящем как бы останавливается, не важно, сколько ты пробыл в прошлом. На берегу царила та же суета, что и при нашем отправлении. В этот Жирный вторник, последний день перед началом Великого поста, праздновали повсюду.

Хосе высадил нас у причала, постучал пальцем по тулье шляпы в знак прощанья, перед тем как отчалить и тут же раствориться в кильватере тарахтевшего мимо вапоретто[5]. Никто этого не заметил, кроме нас с Себастьяно.

– Вот мы и дома. – Он обнял и поцеловал меня. – Устроим вечеринку?

– Устроим, – согласилась я.

Но сначала мы заглянули к Джорджио, отцу Себастьяно, который жил неподалеку. Он принял меня восторженно, восхитился нашими аутентичными костюмами и стал убеждать нас отужинать, прежде чем мы окунемся в суету праздника. Тут была и его подруга, несколько чрезмерно накрашенная блондинка по имени Карлотта, засыпавшая нас тысячей вопросов. Себастьяно объяснил, что, к сожалению, у нас нет времени и нам нужно идти. Его мама четыре года назад погибла в результате несчастного случая, но он все еще не мог свыкнуться с тем, что у отца новая пассия. Карлотта надулась из-за того, что мы так быстро уходим, ведь появлялись мы у них не слишком часто. А Джорджио, вовсе не обидевшись, сердечно обнял нас на прощание.

– Счастливо попраздновать! – крикнул он нам вслед.

– Будем стараться! – отозвался Себастьяно.

Праздник на Пьяцце был в самом разгаре. Мы увидели разнообразные вариации масок комедии дель арте в самых разных вариациях. И целую кучу Казанов в изящных шелковых камзолах и напудренных париках. Наши собственные, уже порядком перепачканные костюмы, в которых мы на славу позанимались гимнастикой на крыше Дворца дожей и прошли сквозь время, не могли составить конкуренцию этой изысканной роскоши. Мы проталкивались в толпе, попивая просекко из бумажных стаканчиков и любуясь искусно созданными нарядами. Наконец нам надоело, и мы решили провести остаток вечера дома у Себастьяно. Он жил в маленькой квартире рядом с университетом, что было по разным причинам очень удобно: во-первых, я могла приходить к нему и чудесно проводить c ним целые дни в полной безмятежности, а во-вторых, до работы он добирался пешком всего за несколько минут – Себастьяно был научным ассистентом в университете. В основном в архиве. А руководителем его был не кто иной, как Хосе, чье полное имя звучало как Хосе Маринеро де ла Эмбаракасьон. Во всяком случае, так он себя официально именовал. Себастьяно нравилось работать под его руководством. Он вообще любил свою работу, и как Страж времени, и как историк и культуролог. Через год он должен был получить степень магистра. Я не сомневалась, что в профессии у него все пойдет как по маслу. Но как же мне не хватало уверенности в собственном будущем!

Конечно, разумнее всего было бы после окончания школы выбрать профессию, которая как-то совмещалась бы с путешествиями во времени. Теоретически подошла бы археология, но мне она казалась такой же скучной, как и история. Мой папа – известный археолог, и в отпуск он всегда тащил нас с мамой куда-нибудь на раскопки, показывая всевозможные развалины, но пока что мне не попалось ничего, что потрясло бы мое воображение.

Я даже подумывала о такой крутизне, как дизайнер одежды со специализацией на истории костюма. Как назло, у нас с модой не было никаких точек пересечения. Я не могла похвастаться ни малейшими способностями в этой области. Они или есть, или их нет. У моей подружки Ванессы такие способности явно были. Марку обуви она определяла с расстояния в тридцать метров и обладала коллекцией модных журналов примерно в тысячу экземпляров. Не важно, что на ней было надето, – в любом из своих нарядов она выглядела как девушка с обложки Cosmopolitan. Я же, наоборот, всегда надевала только то, что в данную минуту лежало в комоде сверху. Себастьяно это совершенно не мешало, я нравилась ему такой, какая есть, по крайней мере он это всегда утверждал. Со временем я ему даже поверила, хотя сначала получалось с трудом.

И вообще наши отношения складывались замечательно уже полтора года. А в ближайшем будущем все должно было стать еще лучше, потому что подходил конец дорогущим перелетам и поездкам на поездах: аттестат почти у меня в кармане, и, когда я его получу, мы сможем жить вместе. Я безумно радовалась, и Себастьяно тоже, но я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы знала, на кого пойти учиться. По-итальянски я говорила теперь вполне сносно, лекции в университете я буду понимать в любом случае – если, конечно, вовремя решу, что это будут за лекции.

– О чем думаешь? – Себастьяно прижал меня к себе и поцеловал в щеку. – Ты сейчас такая серьезная!

Я вздохнула.

– О том, что меня ждет. Учеба и все такое.

– Почему бы не предоставить событиям развиваться самим по себе?

Его беспечности иногда можно было только позавидовать. И мне это в нем нравилось, но конкретную цель иметь все-таки не помешало бы.

– Была бы я хоть в чем-нибудь по-настоящему талантливой!

– Но у тебя есть талант. Ты классно играешь на рояле!

– Брось, это же просто бренчанье. Я имела в виду что-нибудь более полезное. Как у тебя. Или у мамы.

Моя мама была еще более знаменитой, чем папа. Она работала доцентом на кафедре физики и получила уже целую кучу разных международных премий. Когда-то давно ее выдающиеся умственные способности на долгое время выработали у меня непоколебимую уверенность в том, что я приемыш. Родители всегда утверждали обратное, но я не покупалась на их заверения, пока они в качестве доказательства не вытащили свидетельство о рождении и не увеличили парочку фотографий из родильной палаты. Они ткнули пальцем в мое имя на бирке, привязанной к ручке младенца, но и после этого я время от времени думала, что документы, возможно, поддельные. Особенно когда мне доводилось схлопотать очередную двойку по математике, а случалось такое довольно часто.

– Ну, например, – сказал Себастьяно, – у тебя зудит в затылке. Такого классного дарования больше ни у кого на свете нет.

– Ну да, – в досаде ответила я. – Этим, что ли, прикажешь на жизнь зарабатывать?

Себастьяно лукаво улыбнулся.

– Да найдешь ты еще себе прекрасную профессию. Сдай сначала спокойно все выпускные экзамены, а там посмотрим.

– Лучше не напоминай!

Мы дошли до дома Себастьяно. Он открыл дверь и втянул меня в подъезд, где, прижав к стене, целовал, пока я чуть не задохнулась.

– Срочно требовалось, – тяжело дыша, сказал он.

– Это зачем еще? – спросила я, на подгибающихся ногах поднимаясь по лестнице к его квартире.

– Чтобы переключить твои мысли на другой лад.

Ему это в любом случае удалось. А вечер еще только начался. На остаток дня и последовавшую за ним ночь выпускные экзамены мне стали абсолютно до лампочки.

Франкфурт, 2011 год

Через неделю моя жизнь выглядела совершенно по-другому. Я, ничего не соображая, сидела на экзамене по математике. Сначала я ломала голову над исследованием функции, а формулы выводиться почему-то никак не хотели. Матанализ был моим кошмаром, и в голове все время вертелось имя древнегреческой богини мести – Немезиды, видимо, по созвучию. В теории вероятностей тоже оставалось действовать только наугад. Результаты – а они все-таки были – показались мне странными, но лучше все равно не выходило. Время от времени мы обменивались полными отчаяния взглядами с Ванессой, которая сидела через три стола справа от меня и билась над теми же проблемами. Ненависть к математике мы разделяли с первых школьных дней, она, можно сказать, стала фундаментом нашей дружбы. Из-за нее мы даже синхронно остались на второй год.

С горем пополам все-таки осилив экзаменационную работу, я сдала ее с дурными предчувствиями. Мы с Ванессой вместе вышли из класса. В коридоре одноклассники обсуждали правильные ответы, и ни один из этих ответов не вызывал ощущения, что мы где-то встречались.

Мне нестерпимо хотелось заткнуть уши.

– Все, валим отсюда, – сказала Ванесса подавленным голосом. – И без того дерьмово. Позвонишь потом?

Я только молча кивнула. Быстро обняв меня на прощание, она пошла к своей машине, а я запрыгнула на велосипед.

Дома меня ждал папа с обедом. «Я специально для тебя приготовил запеканку из лапши, дитя мое». На этой неделе по дому дежурил он, потому что мама улетела на какой-то конгресс в Копенгаген. А папа в промежутках между раскопками читал лекции в университете и по меньшей мере столько же времени проводил дома, очень стараясь в отсутствие мамы хранить домашний очаг. В другой ситуации я бы очень радовалась возможности пообедать с ним вместе и поболтать, но сегодня настроения не было.

– Все так плохо? – сочувственно спросил он. – Что, ни одного задания не сделала?

– Сделала-то я все. Проблема в том, что я понятия не имею, есть ли там хоть один правильный ответ.

– Ну, тогда хоть что-нибудь ты точно решила правильно, – поспешил он утешить меня. – По теории вероятностей.

О вероятностях я ему много чего могла бы порассказать. Но о своих путешествиях во времени говорить родителям я не имела права. Об этом никто ничего не знал, даже Ванесса. Себастьяно внушил мне, что это тайное знание может оказаться для посторонних опасным. Сам он за все годы, что выполнял эту работу, еще ни разу никому ничего не рассказывал.

Чтобы доставить радость папе, я поклевала запеканки. После этого, скрывшись у себя в комнате, я заглянула в Facebook, немного поболтала по телефону с Ванессой и попыталась забыть про математику. Все-таки оба экзамена по профильным курсам – немецкому языку и биологии – прошли блестяще. Теперь все письменные работы я сдала, и для начала можно было выдохнуть. Больше всего на свете мне хотелось тотчас же опять улететь в Венецию. Если бы только это не было так разорительно! В прошлом году я начала давать уроки игры на фортепиано соседскому малышу и немного на этом зарабатывала, но больше чем на один полет в месяц денег не хватало. И билет нужно было бронировать заранее, иначе он стоил бы намного дороже. Себастьяно, подрабатывающий студент, получал тоже не золотые горы и постоянно мотаться во Франкфурт не мог.

Не успела я испытать острый прилив жалости к себе оттого, что очень хотела бы сейчас оказаться рядом с ним, а он так далеко, как зазвонил мой мобильник. Наверняка это Себастьяно! После каждого экзамена он звонил, чтобы узнать, как дела. Настроение тут же улучшилось. Но номера, высветившегося на экране, я никогда раньше не видела, хотя звонили из Венеции, как я определила по коду. Я поспешно нажала «ответить».

– Анна Берг.

– Анна, – эхом отозвалось в трубке. Голос был очень тихим и каким-то… слабым.

– Кто это? – встревоженно спросила я.

– Хосе. Анна, Себастьяно нужна твоя помощь.

Я с трудом понимала его.

– Что с ним случилось? – крикнула я в испуге. – Где он?

– В Париже.

– В Париже? Что он там делает?

– Он получил задание… сел во времени на мель… плотно застрял…

От ужаса iPhone чуть не выпал у меня из рук.

– В Париже? Но ведь обычно-то он всегда в Венеции!

– Спецоперация, – последовал тихий ответ. Голос Хосе становился все слабее.

– Хосе? Что с тобой? Ты болен? Что мне нужно делать? Скажи, что мне делать!

– Помочь ему.

– Да!!! – завопила я. – С радостью! Мне только нужно знать, где он! То есть, я хочу сказать… когда?! А что случилось с тобой?

– Ранен, нужно отдохнуть. Теперь это… твоя работа. Одна тысяча шестьсот двадцать пятый год.

– Господи! И как же я туда попаду?

– Там кое-кто есть. – Он слабым голосом продиктовал мне номер телефона и имя. Я лихорадочно записала все на руке, потому что в спешке не нашла бумаги.

– Анна… Никому не доверяй. Даже Себастьяно.

– Что? – потрясенно переспросила я.

Но он уже отсоединился. Я тут же перезвонила ему, но линия была занята, а в другой раз включился автоответчик и на итальянском языке сообщил, что абонент недоступен. Потом я набрала номер, который он назвал. Номер принадлежал некому Гастону Леклеру (вообще-то у меня на руке было написано «Гарсон Эклер», лишь позже я выяснила, как правильно пишется имя), но и там ответил только голос автоответчика – по-французски. На этом языке я, как назло, знала всего несколько слов, главным образом на гастрономическую тему, например, Mon Cherie или Ratatouille.

Времени я больше не теряла. Затолкав в дорожную сумку немного вещей, я нашла в Интернете ближайший рейс в Париж. Он стоил убийственно дорого и полностью опустошил мой банковский счет, но это не имело никакого значения. Теперь оставалось только придумать какую-нибудь подходящую отмазку для папы. По счастью, он сам облегчил мне задачу. Пока я лихорадочно соображала, что ему наплести, он, постучав, вошел в комнату.

– Ты очень огорчишься, если тебе придется провести выходные одной? – поинтересовался он. – Мне бы хотелось съездить к маме, она там скучает. Ты, конечно, можешь поехать вместе со мной. – Тут он увидел мою дорожную сумку. – А, так ты все равно уезжаешь! К Себастьяно? Но ты же только на прошлой неделе ездила туда на карнавал.

Он наморщил лоб.

– Мы разве говорили о том, что ты на этой неделе полетишь опять? Кажется, у меня совершенно вылетело из головы.

– Э-э-э, да. Я хотела его повидать. Но, в качестве исключения, не в Венеции, а в Париже. Там живет… один его друг.

– И у тебя уже есть билет?

– Только что забронировала и распечатала. – С наигранным оживлением я показала на лист бумаги, еще лежавший в принтере. Взяв его, папа стал читать.

– Ого, – сказал он.

– Да, знаю. Очень дорого. Но мне действительно обязательно нужно слетать к Себастьяно! Экзамены были… такие сложные. И я так ужасно скучаю по нему!

– Хорошо, – медленно произнес папа. А затем сделал нечто совершенно в его духе. Придвинув к себе мой раскрытый планшет, он вошел в систему «банк-клиент» и перевел на мой счет деньги за билет.

– Это аванс на окончание школы, – сказал он.

Я с благодарностью бросилась ему на шею. Пора было ехать в аэропорт. Папа подвез меня до вокзала, высадил там и с улыбкой помахал, отъезжая. Я улыбалась ему в ответ, пока он не скрылся из виду, а потом расплакалась. Меня мутило от страха и беспокойства. Я все время держалась, но теперь нервы сдали. Хорошо еще, что я часто летала. Не нужно было контролировать каждый шаг. На скоростном поезде я быстро добралась до аэропорта, регистрацию тоже прошла легко и просто, ведь с собой я прихватила только ручную кладь. Талон на посадку мне выдал автомат. В зоне предполетного досмотра было довольно спокойно. Стоя в очереди, я непрерывно думала о Себастьяно, задавая себе один и тот же вопрос: что же, черт побери, там произошло? И что имел в виду Хосе, сказав, что я не должна доверять Себастьяно? В голове все смешалось, и я не могла собраться с мыслями. Только перед самой посадкой в самолет я немного успокоилась. И поняла, что у меня серьезные проблемы. В Париже я никогда не бывала. Как и в тысяча шестьсот двадцать пятом году. В животе сердито урчала обеденная запеканка. Я в спешке достала iPhone и принялась гуглить.

Париж, 2011 год

Приземлившись в полдевятого в аэропорту Шарль-де-Голль, я тут же вновь попыталась дозвониться до этого Гарсона. Теперь мне повезло больше, он сразу же ответил. Я стояла посреди снующей толпы в зале прибытия, поэтому мне пришлось заткнуть свободное ухо. Для надежности я заговорила с ним по-английски, в надежде, что он меня поймет, но, к моему удивлению, он хорошо говорил по-немецки.

– Меня зовут Гастон Леклер, – сказал он. – Л-е-к-л-е-р, если ты хочешь знать, как это пишется. Добро пожаловать в Париж! Ты, должно быть, Анна. Я ждал твоего звонка.

У него был приятный, немного усталый голос и французский акцент. Я испытала глубочайшее облегчение. Первый барьер взят. Я тут не одна, очевидно, Хосе уже организовал все самое важное. Слава богу!

– Что произошло с Себастьяно? – вырвалось у меня.

– Ох, по телефону и не расскажешь. Чуть позже мы встретимся, и я сообщу тебе все, что знаю.

– Куда мне прийти? – спросила я.

– Ты в Париже ориентируешься?

– К сожалению, очень плохо. Я здесь еще ни разу не была.

– О, так это пробел в образовании! Но теперь-то ты здесь и можешь этот пробел восполнить. К сожалению, мне сейчас никак не выйти, нужно переделать еще кучу дел. Лучше возьми такси. Я забронировал для тебя номер в гостинице «Британик» на бульваре Виктории.

– Это доступно? – спросила я.

– Да, в самом центре. Совсем недалеко от моста Понт-о-Шанж.

– Вообще-то я спросила о цене.

– Ну, в принципе доступно, не больше двухсот.

– За ночь? – в ужасе спросила я.

Гастон рассмеялся.

– Это же Париж, Анна.

– Тогда я лучше поищу какую-нибудь другую гостиницу. Понимаешь, денег у меня не густо.

– Номер уже оплачен. Расходы на перелет и такси я тебе тоже возмещу, у нас тут предусмотрен на такие вещи определенный бюджет.

Я вздохнула с облегчением. «Бюджет» звучит красиво. Милое, успокаивающее французское слово, пусть даже и не из моей жизни. Я не привыкла к тому, чтобы мне возмещали расходы. Когда мы с Себастьяно отправлялись в прошлое, нам выдавали деньги нужной эпохи и соответствующую одежду, но такие удовольствия, как проживание и дорога до пункта отправления, до сих пор всегда были моим личным делом. Может, стоило как-нибудь спросить Хосе насчет небольшого участия в оплате билетов. Что касается льгот для сотрудников, они там, в Венеции, похоже, несколько отстали от времени.

– Возьми в гостинице карту города, – сказал Гастон, – чтобы найти Понт-о-Шанж. Ведь тебе потом нужно именно туда.

– У меня в мобильнике навигатор.

– Личные вещи тебе лучше оставить в гостинице, сумку там, деньги, мобильник и все такое. Ты же знаешь, что с собой ничего из этого брать нельзя. Да и нет никакой гарантии, что при возвращении все это опять окажется при тебе. У меня были как-то дорогущие часы фирмы Patek Philippe…

– Значит, переход уже этой ночью? – нервно перебила я.

– Естественно. Мы же не собираемся даром время терять. В половине двенадцатого встречаемся на мосту.

– Погоди, а как мне тебя узнать?

– Я пошлю тебе фотографию на мобильный. Секундочку! – Ненадолго стало тихо, и вскоре я услышала, что пришло сообщение. – А твоя фотография у тебя найдется? – под конец поинтересовался он.

– Секунду. Сейчас получишь. – Я послала ему одну из последних, наше с Себастьяно селфи, где мы смеемся, плотно прижавшись друг к другу головами. При виде этой фотографии у меня перехватило горло. Себастьяно, подумала я, что же с тобой случилось?

– Чудесная фотография, вы оба замечательно получились, – отреагировал Гастон. – Тебе когда-нибудь уже говорили, что ты похожа на Майли Сайрус?

– Да, частенько. – В моем голосе слышались еле скрываемые слезы. – Ну, я поехала. Пока.

– До встречи, Анна!

Выйдя из здания аэропорта, я взяла такси и по дороге рассмотрела фотографию Гастона. Пухляк с волосами песочного цвета. Судя по фотографии, он был примерно ровесником Себастьяно, двадцати двух или двадцати трех лет, со щербинкой между передними зубами, придававшей ему вид симпатичный и лукавый.

По пути я заставила себя побольше почитать в Википедии о времени, куда мне предстояло попасть, ведь нельзя оказаться там в полном неведении. Перед отлетом я предусмотрительно приобрела безлимитный тариф на Интернет во Франции, чтобы с толком использовать каждую минуту до перехода. Набрав в поисковике «Париж 1625 год», я наткнулась на имя д’Артаньян и вспомнила о фильме, который недавно смотрела на DVD. После просмотра я скачала себе электронную версию книги «Три мушкетера» и в самолете прочитала по диагонали несколько глав. Некоторые персонажи теперь снова встретились мне в Википедии. Людовик XIII, кардинал Ришелье. Ага, в фильме его играл Кристоф Вальц, еще не забыла.

Между делом пришла эсэмэска от Ванессы. Где тебя черти носят?

Господи, этого только не хватало. Я быстро сочинила подходящий ответ. Спонтанно встречаемся с С. в Париже. Город любви, ну, ты понимаешь. Папа оплатил билет.

– Мадемуазель?

Такси остановилось. Мы приехали, а я за все время ни разу даже не взглянула на город. Но ведь уже стемнело, и я бы все равно вряд ли что-нибудь увидела. Водитель стребовал с меня ужасающую сумму, после чего в портмоне почти не осталось денег, но я на всякий случай попросила дать квитанцию в надежде, что бюджет Гастона вскоре пополнит мои запасы наличности.

* * *

Гостиница оказалась очень милой, с красными маркизами, коваными решетками балконов и растениями в кадках. По краям пешеходной дорожки росли деревья. Дама на стойке регистрации дружелюбно поздоровалась и, закончив с формальностями, выдала мне ключ от номера и карту города. Номер на третьем этаже выходил окнами на улицу. Не особо большой, но чистый и какой-то домашний. Я открыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Еще оставалось немного времени, но у меня не получалось сосредоточиться ни на Википедии, ни на «Трех мушкетерах». Вместо этого я изучала карту, запоминая близлежащие улицы и расположение моста, где должна была встретиться с Гастоном. Понт-о-Шанж… Я поискала значение названия. В переводе это значило «Мост менял», потому что когда-то там сидели люди, менявшие монеты одного государства на монеты другого. Но так же хорошо это название подходило и для перемены времен. Может, совпадение, а может, и нет.

В раздумьях я стояла у открытого окна. Снизу доносился шум улицы. Гостиница располагалась вблизи Сены, до моста Понт-о-Шанж рукой подать. Кто же откроет нам портал? При этом должен присутствовать кто-то из Старейшин, иначе не сработает. И возвращаешься не обязательно в то же самое место, откуда отправлялся. У каждых ворот свои особенности, некоторые совершенно непредсказуемы и непостоянны. Я уже несколько раз путешествовала в прошлое и возвращалась оттуда, но принцип действия так до конца и не поняла.

И потом есть еще маска, своего рода переносная машина времени. Она дает путешественнику во времени большую власть, потому что делает возможным переход без помощи Старейшин, но в то же время представляет собой опасность, ведь она может перенести тебя в места, которые лучше бы никогда и не видеть. Сейчас моя маска пылилась где-то в реквизите Эсперанцы, одной из Старейшин, которая мне ее когда-то и дала. Я давно уже не встречала Эсперанцу, она приходила и уходила, словно тень, и никогда подолгу не оставалась в одном месте и времени.

Глубоко задумавшись, я потерла затылок. Потом пришлось потереть сильнее, потому что внезапно я почувствовала зуд. Какой-то человек стоял внизу у дома, глядя прямо на меня! Он натянул на лоб берет, из-за чего лица я как следует разглядеть не могла. Но его внимание, без сомнений, привлекала именно я. Человек был обычного телосложения, без каких-либо особых примет. По возрасту где-то от сорока до шестидесяти, определить точнее мешал берет, и еще на нем был макинтош. Руки он засунул в карманы. На долю секунды наши взгляды встретились. В следующее мгновение он, отступив назад, скрылся за деревьями. Зуд в затылке исчез, но мне не померещилось. Что-то здесь явно было не так!

Убедившись, что заперла дверь, я попыталась позвонить Хосе, но там опять включился автоответчик. В сильном волнении я взглянула на часы. Вообще-то мне бы еще хотелось принять душ, ведь в прошлом придется обходиться без него. Но воображение перестало меня слушаться. Перед глазами возникла почти физически ощутимая картина. Обнаженная женщина в тесной душевой кабине, повсюду пар. Камера наезжает на шторку, ее отдергивают, и появляется громадный разделочный нож. Нет, сейчас определенно никакого душа.

Вместо этого я решила сейчас же идти к мосту. Буду там, конечно, чуть раньше, зато не опоздаю. Мой багаж и сумочку с портмоне, документами и мобильником я сдала на хранение на стойке администратора. Дежурная любезно приняла вещи. Даже если ей что-то и показалось странным, она никак не проявила своего удивления. Часы на руке я оставила, их потерю в случае чего пережить легко.

Вооруженная картой города, я вышла из гостиницы, повернула сначала направо, потом сразу же налево, какое-то время двигалась прямо и вышла к променаду на набережной, с деревьями и симпатичными кафе. Было свежо и ветрено, но не холодно. Найти мост и ночью оказалось не сложно. Получилось даже слишком быстро, потому что я припустила из опасения, что тот странный тип все еще ошивается поблизости.

Я немного прошла вдоль Сены, и следующий мост был как раз Понт-о-Шанж. Уж не знаю, что я там себе представляла – вероятно, что он должен смотреться каким-то более сказочным и древним. Но это был всего лишь самый обычный мост с многополосным движением, с широкими пешеходными дорожками с обеих сторон, а в остальном без каких-то особых признаков. Симпатичными я нашла только старинные фонари. Напротив лежал Сите – по крайней мере, так говорила карта города – вытянутый в длину остров посередине реки с множеством исторических зданий, среди которых, прежде всего, Нотр-Дам.

По мосту шли люди. Навстречу мне, держась за руки, брела пара влюбленных. Когда мы поравнялись, они улыбнулись мне. Их, словно облако, окутывало счастье, и я почувствовала укол в сердце, потому что опять подумала о Себастьяно. Примерно на середине моста на листе картона сидел клошар. В руке он держал бутылку шнапса, и, когда я проходила мимо него, он как раз неслабо отхлебнул из нее. Другой рукой он протянул ко мне перевернутую шляпу, в которой лежало несколько монет. Остановившись, я порылась в карманах. В куртке еще оставались два евро сдачи, полученные в такси. Они полетели в шляпу. Взять с собой я все равно ничего не могла.

Посмотрев на часы, я заволновалась еще сильнее, хотя пришла слишком рано. Больше всего мучила неизвестность. Если бы только знать, что случилось с Себастьяно!

Клошар, смачно рыгнув, предложил мне глотнуть из своей бутылки, от чего я вежливо отказалась, и он, устроившись на листе картона поудобнее, захрапел. Пройдя еще несколько шагов и перегнувшись через перила, я стала смотреть на реку, лениво несущую подо мной темные воды. Стояла и ждала, глубоко погруженная в свои мысли.

Мне на плечо легла чья-то рука. Испуганно вскрикнув, я обернулась.

– Ой, прости, Анна! Ты, должно быть, не слышала, как я подошел. Я Гастон Леклер. Рад тебя видеть!

Улыбаясь, Гастон протянул руку для приветствия. Этот парень выглядел как на снимке: пухлый и со щербинкой между зубами, только чуть более толстощекий и приземистый, чем я думала. Он был упакован в шмотки от Ralph Lauren, – их знала даже я, – а из нагрудного кармана его куртки торчал футляр от солнечных очков с оттиском Ray Ban. Если Гастон мог позволить себе такой шик из бюджета Стражей времени, нам с Себастьяно действительно стоило бы серьезно поговорить с Хосе!

Поздоровавшись, я не стала тратить время на светскую беседу и сразу же выпалила самый важный для меня вопрос:

– Что с Себастьяно?

Гастон скривился.

– Если бы я сам это знал!

– Я думала, ты знаешь! – меня снова охватила паника.

– Ну, в общем, с ним все в порядке, если ты тревожишься об этом.

Я вздохнула с облегчением. С ним все в порядке! Это главное. Все остальное как-нибудь образуется. И тут же я задала второй по важности вопрос.

– Если он жив и здоров, почему же не возвращается? Портал сломался?

Окна для возврата из прошлого, как правило, настроены на фазы Луны. Обычно нужно ждать новолуния или полнолуния, чтобы, перепрыгивая в будущее, угодить в тот самый момент, из которого отправлялся.

Существовали и другие окна, независимые от фаз Луны. Старейшины знали их все, хотя большинство порталов находилось в потайных, скрытых от посторонних глаз местах. Однако у них был один недостаток: назад получалось вернуться не в момент отправления, а позднее, потому что время в будущем не останавливалось.

– Нет, портал на мосту исправен, – сказал Гастон. – Я же сам его использовал.

– Так почему же тогда Себастьяно все еще там?

Лицо Гастона приобрело печальное выражение.

– Я боюсь, он сам не хочет назад.

– Что значит – не хочет назад?

– Я дважды посылал ему сообщение с просьбой встретиться в назначенное время у портала. Он не пришел.

– Дважды? – уточнила я в ужасе. – Ты имеешь в виду, что сменилось две фазы Луны? Это что же, он уже на месяц застрял в прошлом?

– Нет, на три, – поправил Гастон.

– Три?! – Я была потрясена. – Как же это могло случиться?

– Послав две записки и не получив ответа, я перед следующей сменой фаз сам пошел к нему и спросил, почему он не пришел, но он просто сделал вид, что со мной не знаком. Хуже того, он заявил, что, если я немедленно не уберусь, он проткнет меня своей шпагой.

– Он так и сказал? – не веря своим ушам, спросила я.

– Слово в слово. Точнее не бывает. Понятия не имею, что с ним там стряслось. Я собирался еще раз попытаться спустя две недели, но у меня не вышло, – он с сожалением пожал плечами. – Понимаешь, экзамены, такое дело.

– Какие экзамены?

– Я еще учусь. На одни эти путешествия во времени не проживешь, и параллельно я изучаю нечто более полезное.

У меня сложилось стойкое ощущение, что он ждет от меня большего интереса к нему лично.

– И что же? – спросила я из вежливости, хотя сама просто лопалась от нетерпения.

– Я изучаю немецкий язык! – Он смотрел на меня сияющими глазами.

– О, здорово! – Я выдавила из себя похвалу, симулируя восхищение, а в душе просто умирала от желания как можно скорее вытянуть из него остальные подробности. – Ты и правда классно говоришь. Почти без акцента. А почему ты решил учить немецкий?

– У меня подружка – немка. Она – любовь всей моей жизни, живет в Берлине. Сдав экзамен, я собираюсь переехать к ней и там искать работу, – он тяжело вздохнул. – Никто даже представить себе не может, каких денег стоят все эти билеты на самолеты и поезда.

– Еще как может, – рассеянно сказала я, мыслями уже кружа вокруг третьего по важности вопроса. – А что вообще Себастьяно нужно в прошлом Франции?

– Боюсь, это секретная информация.

– Ты серьезно? Мне-то уж можно сказать! В конце концов, я здесь, чтобы вытащить его.

Гастон с сожалением покачал головой.

– Честное слово, я сказал бы тебе, если бы мог. Но я и сам не в курсе. Это одно из тех спецзаданий, когда заранее не знаешь, в чем оно состоит.

Меня как громом поразило. Я тоже уже получала спецзадания. Мое самое первое было как раз таким. Вернуться я могла только после его выполнения. Проблема в том, что я не имела ни малейшего представления, в чем оно заключалось. Лишь с течением времени выяснилось, что мне следовало, выведя из игры нескольких злодеев, спасти жизнь одному видному венецианскому политику. В тот раз я проторчала в прошлом несколько недель! Но случалось кое-что и похуже – например, с Клариссой, знатной девушкой, с которой я познакомилась в 1499 году. Она была родом из времен Великой Французской революции и пять лет зависала служанкой в венецианском прошлом, пока не выполнила свое задание, состоявшее в том, чтобы спасти жизнь мне. Только после этого она могла вернуться в свое время. Но к этому моменту она уже влюбилась в Бартоломео, Посыльного из 1499 года. И тогда она просто осталась и вышла за него замуж.

Мне вдруг вспомнилось, что Хосе упоминал о спецзадании. Если Себастьяно действительно застрял в прошлом, потому что готовился к выполнению какой-то особой задачи, он просто не мог вернуться, даже если бы хотел. Теперь я вспомнила, что Хосе сказал не «вернуть», а «помочь».

Гастон выглядел огорченным.

– Я предлагал ему помощь, а он мне угрожал. Честное слово, так не поступают! Поэтому тебе и нужно с ним поговорить. Ты ведь, в конце концов, его подружка.

– А тебе-то откуда известно?

– От того Старейшины из Венеции. Он позвонил мне и сказал, что я должен переправить тебя к Себастьяно.

– Когда ты в последний раз говорил с Хосе? Мне больше не удается с ним связаться. Он что-то сказал о ранении, я очень за него волнуюсь.