– Этого не может произойти, ведь тогда города не было бы и в нашем времени! Но я сама видела, что Венеция на месте! Никто не уничтожил Венецию, даже Наполеон.

– Таково положение вещей – в настоящий момент. Но когда я в следующий раз вернусь в наше время, может оказаться, что уже вступило в силу измененное будущее. Будущее, в котором Венеция разрушена. Никто больше не вспомнит о предыдущей версии истории. Она просто исчезнет, как и этот город.

– Хочешь сказать, воспоминания всех людей мира тоже изменятся? Как с Тассельхоффами?

– Безусловно. Это основной принцип.

– Но мы все помним! Почему наши воспоминания не корректируются?

– Если бы мы забыли, как все было раньше, мы бы не смогли понять, чего опасаться, – объяснил Себастьяно. – Кроме того, мы храним все в памяти, чтобы делать то, что должны.

– Может, дело в том, что эти старейшины как-то… по-особенному с нами обращаются.

– Предполагаю, что да.

Я медленно кивнула. Все это выглядело вполне логично. Невероятно странно и безумно, но логично.

Но одно оставалось невыясненным:

– Тогда к какому типу отношусь я? Хранитель, Защитник или Вестник? – Задумавшись, я смолкла. – Похоже, никто из них, или как? Есть ли у вас название для таких как я?

– Я не знаю. Может, ты своего рода джокер. Я спрошу об этом Хосе.

– А Альвис? Это что за фрукт?

Себастьяно открыл рот, но не прозвучало ни слова. Снизу послышалось шарканье. Монна Фаустина выспалась и снова вся превратилась в слух.

– Думаю, теперь я могу принести завтрак, – сказала я. – Есть ли у тебя еще немного мелочи?

* * *

Съев кусок хлеба и выпив еще кувшин воды, я почувствовала себя отчасти сытой, но вряд ли стала лучше соображать. Вскоре, когда монна Фаустина отлучилась в туалет и не могла подслушивать, я смогла задать Себастьяно еще несколько вопросов.

Зеркало, как рассказал мне Себастьяно, показывало лишь последовательность картин с отдельными происшествиями, не сообщая точных дат. Нужно было самому догадаться, когда наступает рискованный момент, и затем своевременно вмешаться. В нашем случае таким событием было убийство Тревизана. Или упомянутые переговоры во Дворце дожей, во время которых Альвис хотел привлечь городских лидеров на свою сторону и продвинуться на пути к захвату власти.

Альвис, похоже, сам по себе был необычным явлением. Но Себастьяно не успел много о нем рассказать, потому что как раз тогда, когда повествование стало весьма увлекательным, монна Фаустина вернулась в дом и заняла свой пост под лестницей. И все-таки я хотя бы узнала, что Альвис когда-то переместился в Венецию из другого времени, как и Тассельхоффы. Это случилось пять лет назад. Себастьяно знал об этом только по слухам, потому что не он сам, а еще его предшественник, человек по имени Джанкарло, однажды привез Альвиса в прошлое на красной гондоле. Здесь Альвис нашел новую семью: своего брата Джованни и отца Пьетро Малипьеро. Но, в отличие от других людей, попавших в прошлое, он неожиданно вспомнил о случившемся и начал строить зловещие планы.

Почему к нему вернулась память и как ему, помимо всего прочего, удавалось путешествовать туда-сюда во времени, Себастьяно еще предстояло мне объяснить. Как только монна Фаустина в следующий раз пойдет в туалет. Или когда мы уберемся отсюда.

В этой маленькой вонючей чердачной каморке все равно было невозможно оставаться. В первой половине дня под низкими стропилами стало так жарко, что я с трудом терпела духоту. Себастьяно после нашего разговора снова уснул, но он беспокойно метался на постели и стонал каждый раз, когда задевал рану. Время от времени он кашлял. Его лоб покрылся потом, и рубашка тоже вскоре пропотела насквозь. Он бормотал бессвязные обрывки фраз, но не просыпался.

В какой-то момент я решила, что он поспал уже достаточно. Я осторожно потрясла его за плечо.

– Себастьяно? Уже почти полдень. Нам вроде нужно что-то… предпринять?

Вместо ответа он только простонал, что ему не помешает еще пара часов сна. Я обеспокоенно положила руку ему на лоб – и испугалась, когда мои пальцы ощутили жар. Я понятия не имела, как ухаживать за больными, но и дураку было ясно, что у него температура.

– У тебя жар, – констатировала очевидное я.

– Просто дай мне еще немного поспать, ладно?

Моя тревога перерастала в панику. Жар может означать что угодно. Например, что рана воспалилась и он на грани гибели.

Ему непременно нужно было к врачу! Разумеется, к настоящему врачу, а не к одному из этих знахарей, которые назывались докторами в пятнадцатом столетии и занимались в основном кровопусканиями.

У меня не оставалось выбора. Я должна оставить его одного, чтобы привести помощь. Монна Фаустина недоверчиво посмотрела на меня, когда я объяснила, что моему мужу нужно еще немного поспать и потому не стоит его беспокоить.

– Он отдыхает после утомительного путешествия, – сказала я, и это была чистая правда. Затем я отправилась в путь. На деньги, позаимствованные из кошелька Себастьяно, я наняла гондолу. Гондольер осмотрел меня с головы до ног, и когда его взгляд остановился на груди, я осознала, что до сих пор одета в парадное платье со вчерашнего вечера и вышла в город без вуали. По крайней мере, у меня был с собой желтый шелковый платок Доротеи. Я плотно прикрыла им плечи.

Я велела гондольеру пристать у Дворца дожей, дала ему пару монет и попросила подождать.

На площади Сан-Марко царило оживленное возбуждение. Густая толпа бурлила вокруг двух колонн, возвышавшихся на пьяцетте. Содрогнувшись от ужаса, я осознала, что именно вызвало их интерес. Между колоннами только что провели связанного человека. Его грубо толкнули на землю и подтащили к плахе. То, что его сейчас казнят, я поняла, как только увидела палача с огромным мечом. Люди вокруг кричали и смеялись, будто казнь была первоклассным спектаклем. Некоторые даже взяли с собой еду и питье, чтобы скоротать время в ожидании представления.

Я потрясенно отвернулась, проталкиваясь сквозь толпу. Не теряя времени, я прошла вдоль Дворца дожей, обошла базилику и по узкой улочке направилась к магазину масок.

Я упорно колотила в дверь, но никто мне не открыл. Можно было и не тратить время на поездку сюда.

Когда я вернулась на набережную, с казнью уже было покончено. Люди начали расходиться. Несколько мужчин грузили останки осужденного на телегу, хотя я взглянула на это лишь краем глаза, стараясь не смотреть в том направлении. Пахло кровью и смертью. У меня сжался желудок, и съеденный на завтрак хлеб чуть не попросился наружу.

Я приказала гондольеру отвезти меня к дому Мариетты, но и тут меня ждала неудача. Хосе здесь не оказалось, и самой куртизанки тоже не было дома. Я описала служанке, которая открыла мне ворота, куда она должна прислать одноглазого старика, как только он снова появится.

– Но это должно случиться скоро, потому что для Себастьяно это вопрос жизни и смерти, – заклинала я ее. Мне пришлось выразиться немного конкретнее, чтобы никто не подумал, что я преувеличиваю. – У него ужасный жар.

Служанка впечатленно кивнула и пообещала передать это своей госпоже или испанцу.

Я поспешно снова села в гондолу и попросила доставить меня к пристани, рядом с которой находилась зелейная лавка. Здесь я тоже дала гондольеру немного денег и попросила подождать. До лавки я добралась пешком. Идя по улочкам, я ощущала на себе любопытные взгляды – явно из-за моего наряда.

Когда я вошла в магазин, Матильда подняла брови, так что они почти слились с волосами.

– Ты опаздываешь, – сказала она. – Мы же договорились, что ты еще до третьих колоколов возьмешься за работу.

Меня обожгло осознание того, что я действительно обещала ежедневно заходить к ней, чтобы помочь. Как это могло вылететь у меня из головы!

Ну да, меня же чуть не убили. Весьма хорошее оправдание для моей забывчивости. И я должна была заботиться о путешественнике во времени, у которого был жар и от чьего состояния, помимо прочего, зависело, смогу ли я снова вернуться домой. Чтобы в таких обстоятельствах думать о метле и тряпке, нужно иметь стальной рассудок. А мой был скорее из комковатой ваты.

– Как ты вообще одета? – осуждающе спросила Матильда. – Ты собираешься работать в этом?

– На самом деле, я только зашла за средством от жара, – призналась я. Чтобы затем тут же соврать: – Моя соседка по келье в монастыре заболела. – Тут же я добавила: – Я всю ночь не спала, заботясь о ней, и поэтому забыла переодеться.

– А что насчет работы?

– Я вернусь так быстро, как только смогу. Как только я дам ей лекарство.

И это тоже была ложь. Или, по крайней мере, не совсем правда. Я не могла работать здесь, не зная, как себя чувствует Себастьяно. Он сильнее нуждался в моей помощи, чем Матильда или Кларисса.

В лавку вошла Кларисса. От сияния, которое она излучала вчера вечером, не осталось и следа. Ее волосы, как обычно, были собраны в тугую косу, а поверх скромного коричневого платья она надела тот же запачканный халат, в котором всегда работала в оффицине.

Мне показалось, что она была совершенно не в восторге от моего появления.

Я виновато кашлянула.

– Я знаю, что опоздала, но… случилось кое-что непредвиденное. Можно с тобой поговорить?

Она неохотно пожала плечами.

– Пойдем со мной.

Я проскочила мимо Матильды и, пытаясь не обращать внимания на ее громкие ругательства, последовала за Клариссой. На кухне за столом сидел старый Якопо, как обычно, вырезая что-то из деревяшки.

– Смотри-ка, – с дружелюбной улыбкой сказал он, увидев меня. – Наше солнышко. И в какой прелестной одежде.

– У меня еще не было времени переодеться.

– Тогда, должно быть, у тебя была бурная ночь, – подмигнул он мне.

– Нет, на самом деле нет. Скорее… неприятная. Мне пришлось заботиться о больной соседке по комнате.

– Надеюсь, скоро ей станет лучше, – сочувственно сказал он.

– Я пришла за лекарством от жара.

– Кларисса что-нибудь тебе подберет, – сказал Якопо.

Кларисса выслушала это, упрямо наклонив голову.

– То, что хорошо поможет твоей соседке, – продолжал Якопо. – Кларисса, чего ты ждешь?

Она, похоже, даже не собиралась выполнять его просьбу.

– Кларисса, – сказал он встревоженно, и в его голосе послышались сердитые нотки, – я тебя не узнаю! Ты не хочешь помочь Анне?

Кларисса пожала плечами, будто размышляя. Отвернувшись, она произнесла:

– Пойдем со мной.

Она толкнула заднюю дверь, и я следом за ней прошла через двор, к сараю. Толстые мухи, как обычно, жужжащие над туалетом, напомнили мне о том, что мне предстоит, если я не постараюсь изо всех сил, чтобы вернуться в двадцать первый век.

– Ты злишься на меня? – неуверенно спросила я, заметив, что каменное выражение лица Клариссы не смягчается.

– За что же мне на тебя злиться? – резко спросила она в ответ.

– Ну мало ли. Я вчера так быстро исчезла с праздника… Но с тобой остался Барт. Вы по крайней мере хорошо поговорили? Он проводил тебя домой?

Ответа не последовало – она просто зашла в сарай и принялась готовить травы за рабочим столом. Я растерянно зашла следом.

– Я что-то сделала не так?

– Лучше молчи! – перебила она меня. – Тогда мне больше не придется терпеть твои глупости.

Такой враждебной я ее еще никогда не видела и решила, что лучше помолчать.

Ссутулившись, она высыпала смесь трав на листок бумаги, наконец, тщательно свернула ее и вложила мне в руку.

– Нужно развести горячей водой, – бесцветно сказала она. – Пусть он выпьет все за один раз. Если добавить сахар или мед, получится очень приятно на вкус.

– Кларисса, что с тобой? – не выдержала я. – Чем я тебя обидела? Скажи мне, чтобы я могла извиниться!

– Ты – извинишься? Ты, идеальная Анна из будущего, которая все знает, все умеет и все понимает? – Кларисса язвительно рассмеялась. – Что ты можешь сделать не так! Ты же совсем не такая, как я! Тебе никогда не совершить таких ошибок, как мне! Тебе никогда не придется жить с чувством вины, зная, что из-за тебя погиб хороший человек!

– Какая вина? И какой человек?

– Умолкни. – Она отвернулась от меня. Ее плечи дрожали, она расплакалась.

Я нерешительно протянула к ней руку, но она грубо отмахнулась от меня и что-то прошипела, так что мне в итоге пришлось убраться.

В смятении я направилась к выходу.

На кухне Якопо посмотрел на меня с улыбкой.

– Получила лекарство?

Я молча кивнула и, опустив голову, прошла мимо него, через лавку, а затем на улицу.

Матильда рассерженно крикнула мне вслед, чтобы я даже не думала опаздывать, потому что здесь еще полно дел.

Я была слишком сбита с толку, чтобы отвечать. В полной растерянности я вернулась к пристани.

* * *

Я попросила монну Фаустину вскипятить воду, и она с ворчанием подчинилась. Я не удивилась, когда она потребовала от меня за это денег, в конце концов, ей нужно было добавить в отвар сахар или мед. Конечно, я ей заплатила. Себастьяно уже не выглядел таким обессиленным, как раньше, он почти проснулся, но его жар, как мне показалось, лишь усилился. Только бы средство помогло!

Я сменила повязку, при этом заметив, что рана воспалилась. Не нужно было быть врачом, чтобы сообразить, что покрасневшая, напряженная кожа вокруг пореза не означает ничего хорошего.

– Выглядит плохо, – испуганно сказала я. – Тебе немедленно нужно к врачу.

– Я знаю, – ответил он и закашлялся. Кашель звучал совсем нехорошо. – Но здесь о враче и речи быть не может. По крайней мере о таком, к которому я добровольно пошел бы.

Я сообщила, что пыталась отыскать обоих Хранителей.

– Я побывала в магазинчике масок, к сожалению безуспешно. В доме куртизанок я тоже попытала счастья, но никто не знал, где Хосе. Также я передала ему сообщение, чтобы он сразу же пришел сюда, как только появится. Где бы его ни носило.

О разговоре с Клариссой я умолчала, хотя мне отчаянно хотелось выяснить, в чьей смерти она себя упрекает. Судя по виду Себастьяно, он сейчас не был способен на долгие монологи. Он лежал на спине, бледный, закрыв глаза. По нему было видно, что рана снова болит.

– Зачем ты все это для меня делаешь? – пробормотал он.

– Ну, я же твоя жена. Уже забыл?

Он едва заметно улыбнулся уголком губ.

– Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится?

– Явно не мой болтливый рот. Пожалуй, я бы сделала ставку на свои длинные золотистые волосы.

Он тихо рассмеялся, но его лицо тут же исказилось от боли.

– Проклятье, лучше прекрати! – попросил он.

– Что прекратить?

– Шутить! Мне адски больно смеяться!

– Хм, я-то думала, что смех – лучшее лекарство. Но с дыркой в животе, наверное, не так весело. Я знала, каково это, потому что мне удаляли аппендикс. Тогда мне было семь, и я довольно четко все помню. Прежде всего о том, каково мне было смеяться. Но сдерживаться я не могла. Папа приходил в больницу и рассказывал мне восхитительно тупые шутки.

– Так это у тебя от него?

– Не исключено. По крайней мере, он понимает мои шутки, даже когда другим вообще не смешно. – Я вспомнила про инвалидов и машинки для гольфа и ощутила ком в горле. Доведется ли еще нам с папой вместе посмеяться над шуткой?

– Я тоже понимаю, – сказал Себастьяно.

– Кого? Моего отца?

– Твой юмор. И именно его я имел в виду. То, что мне в тебе больше всего нравится.

Он повернулся и посмотрел на меня. Я слегка вздрогнула, когда он неожиданно вытянул руку и погладил мои волосы.

– Но и твои длинные золотистые волосы тоже ничего.

– Тогда будем считать, что этот вопрос мы прояснили, – хрипло сказала я.

– Да, хорошо, что мы об этом поговорили. – Его голос звучал несерьезно, но взгляд был будто вопросительным. Мне стало жарко.

Я тщательно откашлялась.

– Ты еще собирался мне рассказать, как ты получил эту дырку в животе.

Тихо усмехнувшись, он приподнял бровь.

– Правда, что ли, хотел?

– Безусловно, – решительно сказала я.

– Ты сама можешь догадаться.

– Альвис, – предположила я.

Себастьяно уныло кивнул.

– Когда я оказался в будущем, он был уже там и поджидал меня. Со своим кинжалом.

– Как этому мерзавцу вообще удается прыгать во времени туда-сюда?

– Должно быть, у него есть помощник, но мы не знаем, кто это. Также должен быть портал, который он использует, но пока неизвестно, где он находится. Но одно точно верно: он хочет убрать меня с пути, не мытьем, так катаньем.

«И меня тоже», – содрогнувшись от ужаса, подумала я и будто снова ощутила его удушающий захват.

– Пока что мне везло, но в следующий раз он может добиться успеха, – сказал Себастьяно. – Он чертовски ловко управляется с ножом.

– Не стоит так говорить, – возразила я. – Мысли позитивно! Может, в следующий раз ты сам его застигнешь врасплох! Ты тоже быстрый. Я сама видела! – Я задумалась. – Лекарство. Оно наверняка уже готово. Подожди, я его сейчас же принесу.

Я спустилась вниз, но монны Фаустины было нигде не видно. Задняя дверь была открыта, а из туалета донеслись характерные звуки поноса. Услышав их, я почувствовала, как забурчало у меня в животе, и мне ужасно захотелось как следует поколотить по двери туалета и попросить монну Фаустину поторапливаться. В этом столетии на мою долю явно выпадает слишком много стресса.

Я сделала пару глубоких вдохов, и мои внутренности расслабились. Я научилась в некоторой степени их контролировать, представляя, будто приняла имодиум. Воображаемая таблетка действовала почти так же, как и настоящая, если принять ее достаточно быстро. Иногда мне приходилось мысленно принимать вторую, и это тоже не всегда помогало. Но на этот раз сработало. Я почувствовала бесконечное облегчение, поскольку я хотела по возможности не пользоваться туалетом ужасов монны Фаустины.

Рядом с плитой стоял дымящийся кувшин, из которого пахло медовым травяным чаем, так что отвар был уже готов. Я хотела сразу же отнести его наверх, но тут Себастьяно спустился по ступенькам. Он кое-как причесался. Кроме того, он натянул камзол, а в руке нес ботинки. Свободной рукой он опирался о стену. Его бледное лицо было покрыто потом.

Я поспешно поставила кувшин и поспешила к нему.

– Куда ты собрался?

– Я же сказал, что мне нужно во Дворец дожей. Самое время. Только что прозвонили «нон». Они вот-вот соберутся на совещание.

– Кто?

– Малипьеро, Тревизан и прочие советники. После этого разговора будущее пойдет по другому пути. По ложному пути.

– И как ты собираешься этому помешать?

– Сорвать совещание.

– Но я думала, нужно только спасти жизнь Тревизану?

– Это была только часть плана. Помимо этого нужно не дать Малипьеро перетянуть на свою сторону Совет Десяти.

Непослушными пальцами он застегнул камзол, а потом уселся на ступеньки, чтобы надеть ботинки. Присев на корточки, я помогла Себастьяно, потому что ему явно было тяжело наклоняться.

Я озабоченно наблюдала за ним.

– Себастьяно, в таком состоянии ты не можешь просто так расхаживать по улице!

Он снова закашлялся, а когда перестал, сказал:

– Могу и должен.

– А если тем временем придет Хосе?

– Он знает, где меня найти.

– Но ты не выпил отвар от жара!

– Нет времени. Я воспользуюсь им позже, обещаю.

– Я пойду с тобой, – сказала я, хотя неодолимый страх перед Альвисом заставил меня тут же выпить еще одну воображаемую таблетку от диареи.

– Анна, я не могу этого от тебя требовать. – Он с усилием поднялся на ноги. – Я справлюсь и один.

– Если это шутка, она не смешная. Подожди секунду.

Я поднялась в комнату, прихватила желтый платок, и мы вместе вышли из дома.

* * *

Над городом висела вечерняя жара, свойственная позднему лету, хотя то и дело с моря прилетал бриз, приносивший с собой запах соли и рыбы. Вдоль набережной Рива дельи Скьявони были пришвартованы бесчисленные корабли. Они покачивались на волнах. Бесчисленные высокие мачты уходили в синее небо, тут и там на ветру трепетали паруса. Многие старинные корабли выглядели одновременно восхитительно и пугающе, потому что по ним было отчетливо видно, что они принадлежат прошлому.

Себастьяно шел рядом со мной, держась весьма уверенно, хотя шагал он с заметным усилием. То и дело ему приходилось останавливаться, чтобы прокашляться. Похоже, у него разыгрался настоящий бронхит. Капли пота у него на лбу и раздраженное выражение лица показывали, что ему приходится проявлять крайнюю собранность, чтобы боль не была заметна со стороны. Он не протестовал, когда я взяла его под локоть и осторожно поддержала. По той же причине, как я предположила (или лучше: как я надеялась!), он прошлым вечером буквально висел на Мариетте.

– Ты так молчалива, – сказал он, когда мы шли по набережной к Дворцу дожей.

– Ах, я просто задумалась.

– Об Альвисе?

– О нем тоже.

– А о чем еще?

Я перешагнула через дохлую рыбу, выскользнувшую из бочки, которую проходящий мимо моряк нес на плече.

Некоторое время я боролась с собой, не зная, стоит ли раскрывать Себастьяно главную причину моей задумчивости. В конце концов я просто сказала:

– Когда я сегодня зашла к Клариссе за средством от жара, она говорила загадочными намеками. О том, что она виновата в смерти хорошего человека.

На лице Себастьяно отразился гнев.

– О, так она наконец-то выдала себя, а?

– Нет, на самом деле нет. Я же сказала, это были только намеки. Что она имела в виду?

– До того, как я занялся этим делом, над ним работал другой человек. Я уже об этом упоминал.

Я вспомнила.

– Джанкарло, да?

Себастьяно кивнул.

– Симпатичный парень, на два семестра старше меня. Я познакомился с ним, как только меня зачислили в университет. Мы несколько раз ходили на футбол и иногда пили пиво вместе. Он рассказал, что нашел подработку на каникулы, там хорошо платят, и им может понадобиться еще один сотрудник. Я, конечно, попросил его рассказать мне поподробнее. И тогда он познакомил меня с Хосе.

– А что стало с Джанкарло?

– Он погиб пару недель спустя. И в этом виновата Кларисса.

Я сглотнула.

– Что случилось?

– Его рабочий участок – не только это время, но и более позднее – восемнадцатый век, эпоха, когда жила Кларисса. Он привел ее сюда, и между ними явно что-то было. Он с ума сходил по ней, но она думала только о том, чтобы снова вернуться домой. Джанкарло пытался сделать это каждые две недели, в ночь поворота луны, но ничего не выходило. Как и у тебя, у нее была маска кошки, и она тоже должна была выполнить задание. Наконец, Эсперанца отправила ее на праздник. Но Клариссе не хотелось идти.

– Она не пошла, потому что у нее разыгралась мигрень, – возмущенно возразила я.

– Если она тебе так сказала, она соврала, – сказал Себастьяно. Эти слова прозвучали безэмоционально, но решительно. Я была вынуждена поверить ему, потому что, если честно, Кларисса уже не раз соврала мне.

– Она не хотела идти, потому что она недавно поссорилась с Джанкарло. Глупая ссора по ничтожному поводу, просто потому, что она ревновала.

– К кому?

– К Мариетте.

– К Мариетте? – пораженно повторила я.

Себастьяно кивнул.

– Кларисса тогда жила в ее доме. Не как… ну, ты уже знаешь. А совершенно благопристойно, в комнате в мансарде. Она могла бы жить в монастыре, но решила, что там для нее слишком скучно.

– Наверное, она тогда не знала, что и монахиням разрешается устраивать вечеринки, – пробормотала я.

– Что ты сказала?

– Ничего. Итак, она поссорилась с Джанкарло. И что дальше?

– Она отказалась следовать указаниям Эсперанцы…

– Секунду. Она знает Эсперанцу?

– Конечно.

И в этом Кларисса тоже меня обманула!

– Так что она не пошла на праздник, – продолжил Себастьяно. – Она просто не хотела понимать, что это вопрос жизни и смерти, хотя Джанкарло ей об этом говорил. Он оказался один, и некому было прикрыть его спину. Его заманили в засаду и убили. Как и человека, которого он должен был защитить. Важного дипломата, который в грядущей войне крайне убедительно вел бы мирные переговоры. Из-за его смерти война продлится на два года дольше и погибнет множество людей.

Я до боли прикусила губу. Кларисса действительно носила на себе тяжелую вину, хотя она вообще не имела дурных намерений.

– После этого она умоляла меня и Хосе вернуть ее в родное время. Мы пытались несколько раз, но ничего не вышло. И никогда не выйдет – с этим ей придется смириться. Хотя она до сих пор не хочет этого принимать. Эсперанца объяснила ей, что она должна подождать, пока не наступит подходящее время для второго шанса. Может быть, как раз сейчас у нее появился такой шанс.

Я растерянно смотрела вперед. Кларисса ждет уже пять лет! Какая нечеловечески тяжелая судьба – и все из-за одной глупой ссоры! Причину которой, ко всему прочему, я понимала как никто другой! Вряд ли найдется женщина, которая не стала бы ревновать к Всей-такой-замечательной Мариетте!

– Я, конечно, понимаю, все это совершенно ужасно, – сказала я. – Но разве обязательно нужно заставлять ее заниматься рабским трудом у Матильды?

– Тогда она сама к этому стремилась, – сказал Себастьяно.

Я недоверчиво посмотрела на него.

– Правда?

Он кивнул.

И на этом наш разговор закончился. Мы подошли к Дворцу дожей.

* * *

Перед воротами стояли стражи с метровыми пиками, и на секунду я засомневалась, пустят ли они нас. Но Себастьяно снова меня удивил. С впечатляющей уверенностью он жестом фокусника извлек из поясной сумки бумагу, похожую на какой-то документ, и протянул ее одному из стражников.

Тот передал ее второму – видимо, потому, что он лучше умел читать. Внимательно изучив написанное, стражник вернул бумагу Себастьяно и приказал своему коллеге пропустить благородного господина и его почтенную супругу.

– Там так и сказано? – шепотом спросила я, когда мы входили под арку ворот. – Что я твоя почтенная супруга?

Себастьяно скорчил заговорщическую мину.

– Нужно быть готовым к любым неожиданностям. В конце концов, я кто-то вроде тайного агента. Так что подходящая женщина мне просто необходима.

Эти слова почему-то показались мне отвратительными. Я словно какая-то «девушка Бонда».

– Жаль, что у тебя нет лицензии на убийство, – сказала я. – Тогда с Альвисом явно было бы меньше проблем.

– Об этом я не раз серьезно задумывался. Но это не в моем стиле. В чем же тогда будет отличие между добром и злом?

Я была согласна с этой идеей, несмотря на то, что она вызывала у меня двойственные чувства. Себастьяно рискует однажды погибнуть из-за своего благородства.

– Но самооборона вполне оправданна, – сказала я. – В следующий раз ты должен просто как следует обороняться, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Посмотрим, что из этого выйдет.

Тут нам пришлось покончить с шуточками, потому что у подножия парадной лестницы во внутреннем дворе нас остановили еще два вооруженных человека, и Себастьяно пришлось показать им свой пропуск.

Тем временем я с любопытством осматривалась. Двух огромных статуй, которые в мою эпоху стояли по бокам лестницы, еще не существовало, а внутренний двор показался мне более просторным и не так плотно застроенным, как в будущем.

Себастьяно с трудом поднялся по ступеням. С каждым шагом он тихо стонал, и один раз ему пришлось остановиться, чтобы переждать приступ кашля.

Я шла совсем рядом и поддерживала его.

– Ты уверен, что вынесешь все это?

Вместо ответа он стиснул зубы, делая шаг за шагом, пока мы не добрались до второго этажа. Там мы ненадолго остановились, чтобы Себастьяно мог перевести дух.

Я постоянно оглядывалась по сторонам, но люди, которые прохаживались по балюстрадам, похоже, совершенно не обращали на нас внимания. Я заметила нескольких сановников, одетых в мантии разных цветов и в шляпы, которые только подчеркивали их степенную походку. Другие были одеты проще и кланялись, когда мимо проходил знатный человек, так что это, наверное, были мелкие чиновники.

Дворец дожей, это я запомнила еще с наших экскурсий, был в это время правительственным и административным центром Венеции. Там находились многочисленные государственные инстанции, с огромным количеством чиновников и политиков. Дож тоже жил здесь – его покои находились на втором этаже.

Я взволнованно думала о том, доведется ли мне увидеть его лицом к лицу. Настоящего живого дожа!

– На случай, если ты высматриваешь дожа – сейчас он не здесь, а в своей вилле на материке.

– Я давно подозревала, что ты умеешь читать мысли, – сказала я.

– Хотел бы я это уметь, – Себастьяно чуть жалобно улыбнулся, – тогда бы я знал, какой неожиданный ход Альвис сделает следующим.

– Ну да, но зато ты знаешь, что сегодня он придет на это собрание, которому ты должен помешать, – утешительно сказала я. – Это уже многого стоит.

– Было бы еще лучше, если бы у меня был хороший план.

Я ошарашенно взглянула на него.

– Только не говори, что у тебя его нет! Что мы тогда здесь делаем?

– Сейчас мы идем к этому проклятому залу собраний, – проворчал Себастьяно. Вздохнув, он двинулся дальше.

– А потом? Мы туда придем, и ты будешь ждать вдохновения? – Я шла рядом с ним, затем обежала его и стала идти спиной вперед, чтобы лучше его видеть. Из-за своей раны он не мог шагать слишком уж энергично, так что мне было несложно держаться на шаг впереди и настойчиво заглядывать ему в глаза.

– Слушай, Себастьяно, все это выглядит как пьяный бред! Давай просто вернемся и подождем у монны Фаустины, пока не появится Хосе. Он должен прежде всего доставить тебя к нормальному врачу! Это явно полезнее, чем шататься здесь у всех на виду, не имея никакого плана действий.

– Я не говорил, что у меня вообще нет плана, – возразил Себастьяно. – Хотя, признаюсь, он мог бы быть и лучше. – Он поморщился, то ли от боли, то ли от нетерпения. – Если ты перестанешь скакать передо мной, как чертик из коробки, я тебе все объясню.

Я почувствовала себя виноватой, заметив, что ему больно идти. Я поспешно снова схватила Себастьяно под руку, чтобы ему было легче. Он шепотом объяснил мне, что хочет устроить пожарную тревогу. Учитывая, что последний опустошительный пожар во Дворце дожей случился совсем недавно, а венецианцы мало чего боялись так сильно, как огня, можно было рассчитывать, что большинство присутствующих политиков тут же захотят сбежать. А значит, совещание кончится внезапно, прежде чем удастся обсудить хотя бы одно предложение. Некоторые, возможно, вернутся позже, но явно не все. А значит, планы Малипьеро будут сорваны.

Хотя Себастьяно был недоволен своим планом, мне самой он показался весьма хорошим. Пожарная тревога, кроме того, имела преимущество: в беспорядке и суматохе, которые непременно возникнут, мы сможем скрыться незамеченными.

Мы дошли до лестницы, которая вела на второй этаж.

Себастьяно карабкался по ступеням, то и дело вскрикивая и кашляя и все сильнее опираясь на меня, – он явно слабел от боли. Мое беспокойство росло все сильнее. Страх перед Альвисом усиливался. Что, если он подумает, будто суматоха, возникшая после ложной пожарной тревоги, – подходящий момент для небольшого нападения с ножом на врагов? В таком состоянии Себастьяно вряд ли сможет что-то противопоставить его атаке.

Мы оказались в помещении, отделанном роскошными фресками. Из него вели многочисленные деревянные двери внушительного размера.

Перед одной из дверей стояли два скучающих официанта, которые удивленно посмотрели на Себастьяно, когда тот спросил, не здесь ли должно состояться заседание Совета Десяти.

– Но заседание уже давно идет, благородный господин, – сказал один из них.

– Они уже должны вот-вот закончить, – продолжил другой.

Он был прав. Уже в следующий момент огромные створки дверей распахнулись, и советники группами вышли из зала. Они взволнованно переговаривались и, кажется, были в приподнятом расположении духа.

Среди них появился человек, которого я знала, и он был явно в худшем настроении, чем все остальные. Это был Тревизан. Он выглядел разочарованным и обеспокоенным. Все были не на его стороне, и никто с ним не говорил. Казалось, что он намеренно держался на расстоянии от других советников – или они от него.

Проходя мимо, он посмотрел на нас. На его лице отразилось удивление, и он коротко улыбнулся.

– Ну и дела. Маленькая кошечка. И молодой мессир Себастьяно. Приветствую вас!

– Мессир Тревизан, – Себастьяно обозначил поклон. Он пытался держать себя в руках, но отчаяние было написано у него на лице. – Сегодняшнее заседание Совета Десяти уже окончилось? Я думал, оно только началось! Разве мы вчера не говорили о том, что оно должно начаться, когда колокола пробьют «нон»?

Тревизан нахмурился.

– Я так сказал? Ах да, верно. Я сам тоже думал, что оно состоится вечером. Моему секретарю назвали это время. Но сегодня утром он пришел ко мне и заявил, что произошла ошибка. Заседание было намечено на сексту [23]. И оно длилось без перерывов вот до сих пор. – Он подавленно покачал головой. – Все сложилось не в мою пользу. Обычно участников Совета Десяти нелегко переубедить, но в этом случае Малипьеро справились без труда. Пьетро привел блестящие аргументы, и я вынужден признать, что его речь была в высшей степени убедительной. Затем выступил его сын, Альвис, который развеял последние сомнения присутствующих.

– Но не ваши, – перебила я.

Тревизан пожал плечами.

– Как я могу отправить новый флот исследовать далекие земли, если у нас не хватает средств, чтобы развивать морскую торговлю и обороняться от враждебных государств? Но большинство голосов было у них. Скоро Венеция начнет строить корабли, пригодные для плавания в открытом море, чтобы найти неизвестные земли по ту сторону океана. Я пытался воззвать к голосу разума, но никто не хотел и слушать. Возможно, я смогу убедить Мудрецов, чтобы они созвали особое заседание, как только вернется дож. Я приложу все усилия.

Пожав плечами, он добавил:

– Речь Альвиса Малипьеро была и в самом деле провидческой и вдохновенной. Он сказал так: «Завоевать новый мир, прежде чем это сделают другие».

Покачав головой, он закончил:

– Эти Малипьеро – они невероятно харизматичны. В особенности юный Альвис. Ах, вот и они. Победители на всех фронтах.

К огорчению, отразившемуся на его лице, добавилась толика невольного восхищения, когда он увидел, как Малипьеро в толпе советников появился в дверях зала заседаний. Одобрение и воодушевление этих людей буквально витали в воздухе. Все хотели поговорить с Малипьеро, хлопнуть его по плечу, высказать похвалу, задать вопрос. Всеобщее внимание явно принадлежало ему.

И наше тоже. Я не могла отвести взгляд от Альвиса, и когда я быстро оглянулась на Себастьяно, я заметила, что он это тоже ощущает.

Притягивая взгляды, как магнит, Альвис вместе с отцом и братом прошествовал в переднюю, окруженный одобрительно смеющимися политиками, которые не могли дождаться момента, когда смогут приступить к осуществлению его планов. Потому что они верили каждому его слову.

Альвис, как я поняла, и сам так ревностно верил, что Венеция превратится в колониальную державу, властвующую над миром, что готов был сделать для этого все, даже пойти по трупам, если это понадобится. Знал ли он, что его честолюбивые планы в конце концов приведут к полному уничтожению города?

Но на этот вопрос я уже могла ответить. Конечно, знал. Он был путешественником во времени, а значит, смотрел в зеркало. И если он, несмотря на это, так безрассудно стремился к своей цели, объяснение было только одно: ему было абсолютно все равно, что случится через сто лет. Его интересовало то, что произойдет в течение его собственной жизни, и он хотел получить как можно больше власти. Быть может, даже больше всех в мире.

Когда ему оставался один шаг до лестницы, он остановился и еще раз обернулся к нам. Хотя мы держались в глубине толпы, он нас увидел. На долю секунды наши взгляды встретились. Его глаза походили на темный лед. Его губы беззвучно произнесли слово, которое я поняла так четко, будто он выговорил его вслух.

–  Скоро!

* * *

– Ему точно удастся повернуть все вспять, – утешительно сказала я, спускаясь по лестнице вместе с Себастьяно. После короткого разговора Тревизан распрощался с нами, сказав, что его ждут неотложные дела. – По крайней мере, он еще жив, это важное условие, чтобы все изменить!

Себастьяно ничего не возразил в ответ на мое оптимистичное высказывание. Он так ослабел, что, несмотря на мою помощь, ему приходилось прикладывать усилия, чтобы просто переставлять ноги. Когда ему стало ясно, что он опоздал, силы покинули его. До этого он держался на ногах благодаря железной силе воли, но теперь истратил все резервы.

Я положила его руку себе на плечи, чтобы мне было проще помогать ему, но когда мы наконец вышли из ворот на набережную, я двигалась с трудом. Все чаще Себастьяно сотрясали приступы кашля. Его лицо посерело и осунулось, а тело с моей стороны пылало как печь.

– Думаю, у тебя по-настоящему высокая температура, – обеспокоенно сказала я. – И этот кашель звучит довольно паршиво.