Стивен Хантер

Стрелок

Посвящается покойному Джону, замечательному журналисту, замечательному человеку
Красавчик, Другого такого не найти, Я балдею от твоего лица, Ты у меня красавчик! «Красавчик», популярная песня, авторы Гарри Акст и Бенни Дэвис, 1926 г.
Stephen Hunter

G-MAN

Copyright © 2017 by Stephen Hunter



© С. М. Саксин, перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

«…Грохочущее, отличное чтение. Боб Ли Свэггер, предстающий в образе «грязного Гарри»…»
Forbes.com

«Один из лучших романов Стивена Хантера».
Book Reporter.com

«Хантер обходит практически всех своих конкурентов по жанру, словно стоячих».
Daily News (NY)

«Хантер – великолепный рассказчик и настоящий мастер классического триллера типа «кровь стынет в жилах».
The Washington Post

Прелюдия

К востоку от Блю-Ай, штат Арканзас

Наши дни

Ножи грейдеров вспарывали землю, придавая ей необходимый профиль. Они сглаживали холмы, валили и выкорчевывали деревья, безжалостно расправлялись с порослью, сокрушали камни, засыпали ямы, срывали овраги. Оставалась одна лишь голая ровная земля. Все сложное становилось простым, в соответствии с новейшими принципами строительства. Размечались будущие улицы, в траншеях прокладывались трубы и кабели. Затем здесь вырастут дома, ровными рядами, вначале совершенно одинаковые, но вскоре им придадут неповторимый колорит их будущие владельцы. Это был прогресс – или, по крайней мере, развитие; это был рост, это был капитализм, это была надежда. Остановить все это невозможно, посему скорбеть бессмысленно.

Почти два столетия на этой земле проживала всего одна семья: первую заявку в конце XVIII века подала тихая супружеская пара, пришедшая из-за гор, оттуда, где как раз заканчивалась война. Они ничего не рассказывали о своем прошлом. Их потомки оставались здесь на протяжении семи поколений, и все это время они вели себя степенно, благообразно: ходили в церковь, жертвовали на благотворительность, вносили посильный вклад в общее дело в годину стихийных бедствий и лишений. Больше того, как оказалось, это было семейство героев. Мальчишки с детства обучались охоте; они овладевали терпением, присущим охотнику, выдержкой, мужеством, милосердием, честью. У них был дар обращения с огнестрельным оружием, и многие из них проявляли этот дар на войне. Одни возвращались домой с полей сражений, другие – нет. Кто-то становился служителем закона, поскольку в те времена это также требовало умения стрелять. Они принимали участие в поединках не на жизнь, а на смерть, и опять же одни возвращались домой, а другие – нет.

Их здесь больше не осталось. Последний из них продал эти земли за приличную сумму и поскорее бежал отсюда, не желая видеть, что станется с его родным домом, с домом его предков.

И вот подготовка территории заканчивалась. Оставалось всего одно старое здание, на вершине небольшого холма, господствующего над окрестностями, уютное, хоть и неуклюжее сооружение, которое на протяжении многих лет неоднократно перестраивалось и в конце концов полностью потеряло свой первоначальный вид. Для грейдеров холм был слишком большим, поэтому строительная компания привезла большой экскаватор «Катерпиллар», модель 326-ФЛ, по своему весу считающийся средним, и выпустила его на простор под управлением гениального профессионала по имени Ральф.

Со стороны это выглядело каким-то ритуалом юрского периода. Желтый тираннозавр рекс завалил бронтозавра или стегозавра и лакомился его мягким подбрюшьем. Поворотный ковш огромного «Катерпиллара», вооруженный клыками и резцами, вгрызался, раздирал и рвал, быстро расправляясь со стенами и полом, превратив всего за один день то, что еще недавно было большим домом, в большую груду обломков. На следующий день, используя ковш так, как художник использует кисть, Ральф убрал раздробленные останки двухсотлетней истории, загрузив их в самосвалы, которые отвезли мусор на свалку. Наконец на третий день оставался только один фундамент, и Ральф направил ковш продолжать пиршество разрушения, разбивая камни на мелкие куски и складывая их в кучу. Все шло согласно плану – до тех пор, пока не произошло нечто чрезвычайное.

Инженеры увидели, как Ральф остановил экскаватор, заглушил двигатель, отключил гидравлику, после чего выскочил из своей желтой будки, пробежал по гусенице, спрыгнул на землю, нагнулся, пробираясь под стрелой, и добрался до ковша, застывшего на большом блоке фундамента, который не разрушился в соответствии с планом.

Подоспевшие инженеры быстро образовали комиссию по расследованию.

– Что-то случилось, Ральф?

– Сломался насос? Заклинило поршень?

– Гидравлический привод дал течь, Ральф?

Разумеется, на самом деле все это означало только одно: во что это нам выльется?

Но Ральф сидел на корточках, изучая то место, где зубы ковша – стальные клыки тираннозавра – вонзились в землю.

– Я что-то почувствовал, – объяснил он. – Понимаете, когда знаешь свою машину, начинаешь понимать любую вибрацию. Это был не камень, не труба, не глина – ничего похожего.

И принялся ковырять землю лопатой.

– На что это было похоже? – спросил кто-то.

– Какой-то металл. Не знаю, лист кровельного железа или…

Ральф умолк, что-то заметив. Нагнувшись, он присмотрелся внимательнее, воткнул в землю штык лопаты, налег на черенок, используя лопату как рычаг, – и наконец брызнул фонтан земли, словно при взрыве, открывая что-то хранившееся в Великом Подземелье.

– Господи! – воскликнул Ральф, вытаскивая сокровище. – Да это же сейф!

И это действительно был сейф, судя по виду, из тех, которые возила компания «Уэллс Фарго»[1], – желанная добыча ребят в плащах и шляпах, с лицами, закрытыми платками, с «винчестерами» в руках.

Члены комиссии столпились вокруг. Любопытство, пусть и ненадолго, пересилило необходимость соблюдать график.

– Быть может, там внутри золото, – предположил кто-то.

Ральф, чья гениальность была практического, а не созерцательного характера, несколько раз ударил штыком лопаты по навесному замку, умело направляя острие под дужку. После третьего удара старая сталь не выдержала режущего усилия и лопнула.

Отшвырнув сломанный замок в сторону, Ральф откинул крышку на заржавленных петлях. Члены комиссии склонились над железным ящиком.

Первоначально его содержимое разочаровало. Какой-то предмет, туго завернутый в плотный брезент, скрывающий его очертания, перетянутый сгнившими веревками. Достав из кармана джинсов нож, Ральф перерезал веревку и вспорол брезент. Под ним оказалась промасленная тряпка, и предмет, лишившись своего брезентового облачения, приобрел знакомые очертания. Наконец Ральф развернул тряпку и показал всем предмет, сверкнувший на солнце.

– Это же пистолет, черт возьми! – провозгласил он.

– Автоматический, сорок пятого калибра. Старый, – заметил кто-то, разбирающийся в оружии.

– Старый? – удивился другой. – Блин, да с виду он совершенно новый!

Все умолкли, потрясенные неожиданным открытием. Наконец кто-то сказал:

– Черт побери, бьюсь об заклад, этот парень расскажет увлекательную историю!

Часть первая

Глава 01

Аркадия, штат Луизиана

23 мая 1934 года

Ничего особенного. Можно сказать, вообще ничего. Деревья, целый океан деревьев, зеленых и раскидистых, растущих так тесно, что за ними не был виден лес. И ближе – дорога. Щебенка. Недостаточно важная, чтобы носить такое важное название, как шоссе номер 154. Это намекало… ну, на цивилизацию, а здесь, в глухом захолустье, никакой цивилизации ведь не было, только щебенка и деревья, так?

Чарльз замыкал цепочку. Капитан Фрэнк поместил его здесь, потому что хотел, чтобы на всех ключевых местах находились те, кому он доверяет. Фрэнк был не из тех, кто полагается на случай; вот почему, имея на своем счету пятьдесят одного вооруженного преступника, он по-прежнему оставался в живых (хотя и был семнадцать раз ранен). И поэтому Чарльз затаился в зарослях в двадцати футах от щебенки, совершенно неподвижно, как и полагается настоящему охотнику на людей. Рядом с ним, хоть его и не было видно, затаился с большим «Браунингом» Тед Хинтон, полицейский из Далласа; дальше находились ребята из полиции Луизианы (Чарльз не запомнил их имен), затем Мэнни Голт, еще один верный друг капитана Фрэнка, снова парни из Луизианы, и, наконец, замыкая цепочку с другого конца, сам капитан. Все сидели на корточках или стояли пригнувшись, надеясь на то, что более или менее соблюдают неподвижность и тишину, охотники в засаде, хотя у одних это был прирожденный дар, а другие только делали вид, что знают, как себя вести. Кашель, шлепок ладони по комару, сглотнутый комок слизи, застрявший в горле, рука, чешущая затекшее место, шорох – все эти звуки были приглушенными; шляпы натянуты до самых ушей, поля опущены чуть ли не до глаз; многие догадывались, а кое-кто знал, что именно так положено вести себя настоящему стрелку.

Судя по обилию оружия, можно было предположить, что этот отряд собирается отправиться в рейд на фронтах Великой войны[2], и Чарльз это хорошо знал, поскольку сам во время войны не раз возглавлял рейды. Тогда, как и сейчас, в кобуре под мышкой у него был «Кольт» калибра.45 армейского образца, но только теперь к нему добавились короткоствольный «Винчестер модель 97», прислоненный к дереву, и еще одно замечательное творение мистера Браунинга, полуавтоматическая винтовка «Модель 8» калибра.35, в руках. Обойма вмещала пять мощных патронов, которые можно было быстро выпустить один за другим, просто нажимая на спусковой крючок, что не требовало особой сноровки.

Но Чарльз был грозным противником и без «железа». Сорока трех лет от роду, высокого роста, он словно состоял из одних лезвий. Длинное, твердое угловатое лезвие-тело. Острое лезвие носа, скулы, казалось, способные резать сталь, и все остальное длинное и тонкое – руки, ноги, пальцы на руках и даже ногах. Если посмотреть ему в глаза – что удавалось немногим, – можно было увидеть два куска черного антрацита, а когда они, прищурившись, сосредоточивались на чем-то, в этом черном появлялось отверстие. Хотя день обещал выдаться жарким, душным и пыльным, как обычно бывает в это время года в Луизиане – по меркам Арканзаса, это был бы июль, по меркам Чикаго, август, – Чарльз был в костюме-тройке из плотной серой шерсти в «елочку» со звездой шерифа на лацкане, туго затянутом галстуке, как обычно, и коричневых ботинках. Мягкая коричневая фетровая шляпа была надвинута низко на лоб, словно защищая окружающий мир от его проницательных глаз. В целом Чарльз был похож на распорядителя похоронного бюро, что отчасти соответствовало истине, поскольку он поставлял клиентов похоронным бюро.

– Шериф, ничего там не видно? – послышался из зарослей приглушенный голос.

Это был Хинтон; не в силах долго соблюдать дисциплину охоты на людей, он на протяжении нескольких часов постоянно ерзал и разговаривал, словно находился на пляже или в баре.

– Ни хрена, – ответил вполголоса Чарльз.

Другой его отличительной чертой было необычайно острое зрение, с чем соглашались все. Вероятно, именно оно являлось ключом к меткой стрельбе, а в настоящий момент стало второй причиной, почему капитан Фрэнк поставил Чарльза в самый конец. Его задача заключалась не только в том, чтобы хорошо стрелять, но и в том, чтобы хорошо видеть; капитан рассчитывал на то, что Чарльз издалека заметит тончайшую дымку пыли, возвещающую о приближающейся машине, готовой перевалить через гребень холма под управлением ловкого и умелого водителя, и это будет означать начало настоящей работы и завершение долгого и мучительного ожидания.

Чарльз снова всмотрелся в даль в поисках пыли, но не увидел в атмосфере никакого возмущения и подумал, не станет ли эта засада пустой тратой времени, подобно всем предыдущим. Предугадать поведение этих двух птенчиков было крайне сложно, поскольку они подчинялись детской прихоти, отправляясь туда или сюда в зависимости от сиюминутного настроения. Это было все равно что охотиться не просто на воробьев, а на двух конкретных воробьев, пытаясь предугадать, где они окажутся, тогда как примитивный воробьиный мозг просто не способен был воспринимать концепцию будущего.

– Пожалуй, пора нам сматывать удочки. Лично я не возражал бы против стакана чая со льдом. У меня во рту пересохло, а на зубах скрипит пыль.

– Даже не думай об этом, – ответил Чарльз. – Капитан отдает приказы, а мы сидим на месте до тех пор, пока он не скажет нам уходить.

Снова осмотрелся вокруг. Деревья, деревья, деревья. На противоположной стороне дороги – старый грузовик и старик. Но на самом деле это были декорации к засаде, наживка, призванная заманить пугливых воробьев. Грузовик стоял на домкрате, снятое колесо лежало на щебенке. Старик сидел на подножке. Его звали Айви, и его сын связался со шпаной. Все происходящее происходило по договоренности с ним, благодаря ему. За то, чтобы с его мальчика Генри в Техасе сняли кое-какие обвинения, старик согласился держать охотников за людьми в курсе относительно беспорядочных метаний этой парочки, имеющей серьезные нелады с законом, и, если дело дойдет до засады, выступить в роли козленка на привязи.

Чарльз был родом из Арканзаса. На Великой войне он проявил себя сразу в двух армиях, канадской и американской. В 1923 году вышел победителем в знаменитой перестрелке во время налета на отделение Первого национального банка в Блю-Ай, расправившись с тремя крутыми ребятами из большого города, вооруженными солидными «пушками», – им вздумалось обчистить провинциальный банк. У него было два сына, и оба представляли собой загадку, каждый свою. Чарльз был шерифом округа Полк, штат Арканзас. Здесь он находился неофициально, по просьбе капитана Фрэнка, поскольку тот считал, что подошло время стрельбы, и хотел иметь рядом с собой тех, с кем ему уже доводилось работать в прошлом, а среди таких лучшим был шериф Чарльз Ф. Свэггер.

И вот, когда время приближалось к девяти часам утра, Чарльз наконец увидел. Всего лишь легкую серую пелену на фоне далекой зеленой стены деревьев – на самом деле ничего определенного, но для его острого зрения все было таким же отчетливым, как танцующая девушка.

– Машина направляется в нашу сторону, приближается быстро!

– Понял! – ответил Тед, и голос его слегка дрогнул, выдавая возбуждение. – Едут! Едут! Приготовились! – передал он дальше по цепочке.

Какое-то мгновение шум стоял такой, словно это был заводской цех, а не опушка леса. Лязг, грохот, стук, звон, треск – всевозможные звуки, издаваемые оружием. Щелкали флажки предохранителей, взводились курки, передергивались затворы, досылая патроны калибра.30-30 или крупную дробь. Наверное, если хорошенько прислушаться, можно было услышать также и негромкий свист дыхания: воздух, жадно втянутый в легкие ради живительной силы кислорода, теперь выпускался, поскольку каждый участник засады, почувствовав приближение настоящего дела, старался дышать ровно, чтобы совладать с дрожью, разлившейся по рукам, и со страхом, внезапно наполнившим мысли. Прогремит много выстрелов, воздух наполнится летящим свинцом, и пока что никто не мог предсказать со всей определенностью, чем все закончится.

– Айви, шевели своей старой сморщенной задницей и принимайся за домкрат! – последовал приказ капитана Фрэнка «козленку на привязи».

На лице старика отразился страх. Встав с подножки, он поспешил к домкрату и сделал вид, будто возится с ним.

– Ребята, все ждут моей команды. Я должен буду убедиться в том, что Айви не находится на линии огня, – спокойным голосом объяснил капитан, поскольку только у него и у Чарльза пульс не увеличился ни на один удар. – И опять же, может быть, это не они, а какой-нибудь священник-баптист, спешащий прочитать отходную умирающему негру. Нам не нужны мексиканские танцы, подобные тем, которые устроили федералы в «Маленькой Богемии».

Этого не хотел никто: были убиты и ранены невиновные, пули достались и федеральным агентам, а всем гангстерам удалось благополучно скрыться в ночи. Это было знаменитое фиаско, предупреждение всем, кто носил сталь, свинец и полицейский значок.

Лес наполнился шорохом: люди занимали полное напряжения положение для стрельбы. Многие предпочитали опуститься на одно колено, кто-то подворачивал ногу под задницу. Неуклюжий мешковатый Фрэнк, не заморачиваясь подобными вещами, просто устроился поудобнее. Чарльз присел, подобно бегуну, готовому взять старт, поскольку ему одному предстояло покинуть укрытие. Теперь, после того, как цель была обнаружена на дальних подступах, его задача заключалась в том, чтобы обойти машину сзади и вести огонь с тыла, после чего приблизиться и, если понадобится, довести дело до конца из своего «Кольта Гавернмент». Если по какой-либо случайности кому-нибудь из плохих ребят удастся выбраться из машины на эту сторону, Чарльз скажет последнее слово сурового правосудия, быстро поставив окончательную точку. Его длинный палец лег на флажок предохранителя «Модели 8», здоровенный кусок стали (еще одна причина, почему эту винтовку любили те, кто знал толк в оружии, поскольку тут не нужно было возиться с какой-нибудь крошечной кнопкой тогда, когда воздух был наполнен свинцом), и плавно его опустил. Приложив приклад к плечу, Чарльз напружинил нужные мышцы, чтобы выскочить из укрытия, низко пригнувшись, быстро обежать вокруг машины и приблизиться к ней с противоположной стороны.

Дальше настал час Теда Хинтона. Он был знатоком по части машин и постоянно следил за последними новинками из Детройта. Как только можно будет рассмотреть детали, Тед сразу же определит, действительно ли это серый «Форд 730 Делюкс» с восьмицилиндровым двигателем 1934 года. Похоже, именно этой машине – парочка меняла свои «тачки» при первой же возможности, поскольку парень, подобно Теду, предпочитал самую свежую продукцию из Детройта, – предстояло стать последним сигналом. После чего уже от них будет зависеть, остановятся ли они, чтобы помочь старику Айви разобраться со спустившим колесом, что поместит их прямиком в зону поражения, размеченную капитаном Фрэнком.

Чарльз увидел машину. Она мчалась, поднимая за собой облако пыли, поскольку парень, сидящий за рулем, знал свое дело и любил его, наслаждаясь ревом двигателя, вибрацией корпуса, запахом бензина. Да, машина была серая, с обтекаемыми обводами, гордость мистера Форда. Она стремительно неслась по спящей щебенке, выбивая из нее пыль, то и дело пропадая из виду, но не в силах оторваться от своей движущейся сигнатуры.

– Видит бог, это она! – воскликнул Тед, слишком громко, ибо воздушный пузырь возбуждения у него в легких повысил регистр его голоса. Конец фразы ознаменовался громким непроизвольным глотком, так как ему пришлось избавить рот от излишков слюны и слизи.

– По моему выстрелу! – напомнил капитан.

В этот момент машина – находящиеся в ней уже заметили старика Айви и диораму трагедии спущенного колеса – начала плавно тормозить, сбрасывая скорость и подкатывая к грузовику. Она была в ста футах, в пятидесяти футах, в двадцати пяти и затем проехала прямо перед носом у Чарльза, настолько медленно, что он успел рассмотреть сгорбившегося за рулем парня. Боже милосердный, какой же тот был молоденький! Похожий на героя «Пострелят»[3], тощий, во все стороны торчат непокорные вихры, но, в стремлении походить на взрослого, одетый совсем как взрослый, вплоть до туго затянутого галстука.

Машина остановилась, и Чарльз вышел из зарослей, низко пригнувшись, чтобы занять исходную позицию. Он услышал, как парень крикнул в окно на удивление мелодичным голосом:

– Эй, папаша Айви, в чем проблема?

Поэтому Чарльз находился слева от машины, когда началась стрельба. Был первый выстрел – но второй, третий, четвертый и так до стопятидесятого раздались так часто, подобно ураганному ветру, что разобраться в независимости отдельных нот не было никакой возможности. Ближе всего к Чарльзу и, следовательно, громче всего был «Браунинг» Теда, творивший преисподнюю в виде шума, огня и свинца. Тед только что расстрелял полный магазин, выпустив все двадцать патронов калибра.30-06 за какую-то секунду и, возможно, один-два раза поразив цель. Тем временем Чарльз, поморщившись, мельком взглянул на всех остальных шестерых стрелков, ведущих огонь. Он буквально увидел летящий свинец – не как осязаемые отдельные предметы, а в виде своеобразного волнового возмущения, стремительно несущегося вперед, раздвигая атмосферу в своей жажде поразить живую плоть. Свинцовый ветер подул со стороны кладбища прямиком в машину и сквозь нее, и там, где пули попадали в машину – похоже, одновременно повсюду, – они с грохотом ударяли в металл, раздирая и искореживая его рубцами и кратерами, превращая стекло в бриллиантовую пыль, и все повреждения, казалось, были нанесены в первую долю секунды.

Продолжая крадучись продвигаться вперед, Чарльз приблизился к правому заднему крылу и заглянул в салон. Ему были хорошо видны оба подростка. Они сидели, обмякнув, за паутиной трещин, затянувшей лобовое стекло. Из их тел, а также из десятка пулевых пробоин на приборной панели исходил дым; утыканные стальными осколками, вырванными из корпуса «Форда», осыпанные превращенным в атомы стеклом разбитых окон, они застыли неподвижно, повинуясь уже вступившей в свои права смерти. У них был вид тряпичных кукол, который находят таким удобным мертвые, – подбоченившихся и абсолютно беззаботных, праздно расслабившихся, подчиняющихся одной только силе притяжения.

Но в этот момент, по закону фарса, нога мертвеца соскользнула с педали тормоза, и пока все стрелки, спрятавшиеся в зарослях, лихорадочно перезаряжали свое горячее, но пустое оружие, машина медленно поползла вперед.

Движением прирожденного стрелка Чарльз вскинул винтовку к плечу, нашел мушку там, где она и должна была быть – то есть точно и четко на расплывчатом очертании затылка мальчишки, запрокинутого на спинку сиденья, – и бессознательно идеальным плавным нажатием на спусковой крючок выпустил большую пулю калибра.35 сквозь стекло, затуманив его паутиной. Пуля попала в самую середину, разбрызгав повсюду вокруг смешанное с осколками кости мозговое вещество; затем, невзирая на сильную отдачу, Чарльз развернулся и всадил вторую пулю в спинку соседнего сиденья, отчего девушка, живая или мертвая, обмякла, а в месте попадания вырвалось облачко пыли и мусора, смешавшееся с токсинами, уже кружащимися в воздухе.

К тому времени как полицейские перезарядили свое оружие или схватили новое, машина успела откатиться дальше по дороге, и они снова открыли пальбу, совершенно бессмысленную, еще больше раздирая и коверкая машину. В этом не участвовал один только капитан Фрэнк, ибо он знал, что на сегодня работа закончена.

Машина остановилась на левой обочине, накренившись, но не упав в канаву. Она напоминала металлические кружева, салфетку «Форд» – столько дыр в ней проделали израсходованные против нее боеприпасы. Над капотом поднимался дым, из салона, где лежали трупы, еще теплые, доносился шепот. Тем временем все вокруг затянул плотный туман порохового дыма, вызывая слезы в глазах, горечь на языке и привкус пыли на губах.

Приблизившиеся к машине, ребята изучали творение рук своих, но Чарльз был свободен от любопытства, поскольку по долгу службы уже достаточно насмотрелся на изуродованные человеческие останки. Человек, получивший пулю в лоб, выглядит абсолютно одинаково что в окопах во Франции, что в восьмицилиндровом «Форде» в Луизиане.

– Больше они никуда не уедут, – заметил кто-то.

– Это уж точно. Яичко разбилось.

– Не так уж они страшно и выглядят.

– Шпана. Мокрые крысы или собаки. Может быть, бурундуки.

– Похоже, мы убили маленького Непоседу, – добавил еще кто-то. – Осталась одна прическа.

– Допрыгался.

– Как решето. Мы проделали тысячу дыр.

Чарльз понимал, что это означает: конец Бонни и Клайда.

* * *

Прошло несколько минут, пока ребята остывали от накала стрельбы и возбуждения. Теперь всех охватила апатия, никому не хотелось ничего делать, хотя дел было много. Кому-то нужно было возвращаться в Гибсленд и позвонить куда следует. Запустив тем самым карусель. Кому-то нужно было доставать из изрешеченной машины оружие, а беглый осмотр показал, что у двух бандитов его с собой было столько, что хватило бы на целую армию. Но все это могло подождать.

– Ребята, хорошенько посмотрите сюда, – сказал капитан Фрэнк. – Подходите ближе, запоминайте подробности. Смотрите на то, что мы сделали сегодня. Чтобы через двадцать лет никто не жалел о том, что не посмотрел. А если у кого есть какие-либо сомнения насчет того, что мы начали стрелять первыми, взгляните на два ружья у Клайда под ногами и на сорок пятый калибр у Бонни на коленях. Если б мы дали им шанс, они огрызнулись бы и забрали с собой стольких из нас, скольких смогли бы взять на мушку.

Он подошел к Чарльзу и отвел его в сторону.

– Ты точно не желаешь принимать в этом участия? Эта перестрелка станет знаменитой, хотя с таким же успехом мы могли дырявить железную бочку. У тебя есть шанс войти в легенду. Плохо от этого никому не будет. Газеты обожали эту парочку с тех пор, как увидели снимок девчонки с сигарой.

– Нет, – ответил Чарльз. – Спасибо, Фрэнк, но это не в моем вкусе. К тому же гражданам Арканзаса нужно, чтобы их шериф был дома, делал свою работу, сажая пьяниц в кутузку, а не устраивал засады вместе с Фрэнком Хеймером.

– Ну хорошо, твоя фамилия не попадет в газеты. На тебя всегда можно положиться. Как я уже говорил, если предстоит пускать в воздух свинец, я хочу, чтобы Чарльз Свэггер был на моей стороне.

Глава 02

Неподалеку от Каскейда, штат Айдахо

Наши дни

«Господи милосердный, почему я так долго зажился на этом свете?»



Он был старый, очень старый. Ему шел уже семьдесят второй год. Дела у него шли неплохо, но бывает и получше: он действительно чувствовал себя ущемленным в мелочах. Но хуже всего были кошмары, несмотря на то, что сон приходил с трудом, а по утрам стряхнуть его становилось все труднее. И еще он все время мерз, черт возьми, после целой жизни, проведенной по большей части в жарких местах. У каждого сустава теперь была своя собственная отдельная мелодия боли, зуда, скрипа, треска и хлопков. Недавно ему в третий раз заменили бедро, и оно прижилось просто прекрасно, став теперь его самым сильным, самым гладко работающим шарниром. Словно заклятый враг превратился в нового друга. Ригидность приходила и уходила, и когда у нее возникало желание нанести визит, это была самая настоящая чума, грызущая его повсюду подобно полчищу крыс. Она превращала первые несколько шагов, нетвердых, шатающихся, в комедию судорожных движений и кряхтения, направленных на то, чтобы удержать равновесие. И это еще не все: он ронял предметы, постоянно, и к тому моменту как ронял их, уже успевал начисто забыть, зачем вообще их брал. Он падал, нечасто, но падал. Пока что он еще ничего не ломал, но в прошлом году в центре Бойсе здорово упал на левую руку, и хотя врач заверил его, что перелома нет, рука потом целых три месяца весьма правдоподобно притворялась сломанной.

Но вот вкус воздуха по-прежнему оставался приятным. Он иногда делал глубокий вдох, втягивая в себя как можно больше, просто наслаждаясь врывающимся в легкие сильным, холодным потоком, чувствуя, как они расправляются, – и это было удовольствием с половиной.

Прочие радости: старые друзья. Верная жена, которая отказывалась воспринимать его чересчур серьезно и обижаться на его слова. Двое детей, уже взрослых, и младшая, приемная дочь, на Восточном побережье, в каком-то заведении под названием Принстон. Очень толковая девочка.

Ну и деньги. Он разбогател – по-настоящему разбогател, если не мерить стандартами нефти, – а это означало тепло и уют, и достаточно свободных денег на патроны. Он содержал семь конюшен в четырех штатах и имел связи с тремя десятками ветеринаров по всей стране. Отчасти – благодаря слуху о том, что он бывший герой-морпех (что соответствовало правде), но в основном это объяснялось тем, что у него никогда не было энергии на сутяжничество, он выкладывал правду в самых простых выражениях, и людям, похоже, это нравилось. Далее, он сопротивлялся долгие годы, но в конце концов продал тот участок земли в Арканзасе, на котором его предки жили на протяжении двух с лишним столетий, с тех самых пор, как какой-то парень пришел со своей беременной женой из-за гор в самом конце войны за независимость, – и земля, которую он купил, с последующими приобретениями, принесла неплохие деньги его потомку в седьмом колене. Боб никогда не считал эту землю вложением капитала – просто кусок прошлого, с которым он никак не мог расстаться. Однако определенно это оказалось очень выгодным вложением: вырученная за участок сумма получилась значительной – очень значительной. Это означало, что теперь он мог позволить себе самые разные классные штучки; вот только проблема заключалась в том, что они были ему больше не нужны.

Итак, теперь оставался только один вопрос: что дальше?

Пока что ничего.

Произошло и так уже достаточно всего, посему он полагал, что «ничего» – это просто замечательно. «Ничего» означало трехчасовую прогулку верхом по землям, полностью принадлежащим ему, еще час ухода за лошадью, затем три-четыре часа работы в мастерской над той или иной винтовкой (в этом году – «Чей-так» калибра.375 на дистанции три с половиной тысячи ярдов, и черт его побери, если у него нет в Айдахо трех с половиной тысяч ярдов, где можно будет проверить, на что способна эта красавица). Затем – Интернет, общение по электронной почте со старыми друзьями, разбросанными по всему миру, в том числе журналистами и сержантами в отставке, русскими бандитами, офицерами японских сил самообороны, агентами ФБР, тысячью с лишним бывших морских пехотинцев, родственниками тех, кого нет в живых, кого он любил, кто умер у него на глазах, и так далее, и так далее. Все было просто замечательно. Вот только на самом деле ничего замечательного не было.

– Тебе нужно какое-то занятие, – повторяла ему жена. – Ты не создан для безделья. Дайте Свэггеру задачу – и он раскроется во всей красе. Если же позволить ему дрейфовать по течению, он окажется в вытрезвителе.

– У меня есть задача, – отвечал он. – Я собираюсь полностью износить полозья этого проклятого кресла-качалки.

Вообще-то он мог это осуществить. День за днем, волшебный час с пяти до шести, сидел на крыльце в кресле-качалке, смотря на то, как в прерию приходят перемены, меняются времена года, далекие горы одеваются в снег и сбрасывают его, листья кружатся и исчезают и затем спустя полгода словно по волшебству появляются вновь. Порой дул ледяной ветер, порой мягкий ветерок приносил запахи летних цветов. Ветер дул всегда, резвились олени и антилопы, небо преимущественно было затянуто облаками, но красивыми, похожими на причудливые за́мки, с башнями, подъемными мостами и потайными проходами, сияющими в лучах солнца, клонящегося к горизонту. Ему было хорошо. Честное слово, хорошо.

«Мне ничего не нужно, – говорил он себе. – Моя жизнь кончена, я совершил все, что мог совершить. Теперь я слишком стар и ни черта не могу; остается только смотреть на своих детей и приумножать состояние, хотя они еще не догадываются, какие деньги им достанутся».

Но жена ему не верила.

– Не надо ничего опасного, со стрельбой. В тебя и так много стреляли, и по большей части промахивались.

Когда она говорила «по большей части», все до одного затянувшиеся шрамы, которые он носил на своей шкуре подобно кольчуге, оживлялись и выдавали свои замечания.

– Нужна цель, какое-то занятие, которое доставит тебе удовольствие самим процессом, а затем – завершением, и это станет венцом, после чего ты сможешь встретиться со своим отцом, и тот тебе скажет: «Я тобой горжусь».

– Я слишком стар и слишком устал, чтобы браться за что-либо новое.

– Ты чувствуешь себя старым и усталым, потому что не делаешь ничего нового, а не наоборот. Найди дело, и ты найдешь силы.

– Я уже достаточно насмотрелся на этот мир. К тому же аэропорты теперь стали похожи на лагеря для беженцев.

– Никаких путешествий. Я считаю, тебе нужно написать книгу.

– О, просто замечательно. Моя грамматика ломается через каждые десять минут, и я начинаю изъясняться на пещерном английском, а ты хочешь, чтобы я написал книгу?

– Человек, употребляющий в своей речи такие слова, как «изъясняться», сможет написать книгу.

– Моя жизнь никого не интересует. А если кого-нибудь и заинтересует, никто все равно мне не поверит. А если кто-то поверит, меня арестуют. Мне и так повезло, что я по эту сторону тюремной решетки, а все мои враги мертвы и все долги полностью выплачены, деньгами и правосудием. Пора успокоиться и почитать книги, а не пытаться их сочинять.

– Я думала о том, что в последние годы доставило тебе самую большую радость, если не считать детей. И это случилось тогда, когда вы с Рейли вернулись из России, где узнали всю правду про ту женщину-снайпера, которая была героем. Ты тогда был счастлив[4].

– До сих пор счастлив, – сказал он, потому что это была правда. – Она – настоящий герой, а не какой-то липовый везунчик вроде меня; она заслужила славу. Теперь ее лицо есть на российской марке, она – герой книги Рейли. Да, это до сих пор греет мне сердце. Но… Ты должна признать, что Рейли лишь по чистой случайности нашла эту женщину. Вряд ли мне еще раз так же повезет.

– Моя мысль: твой отец. Он был великий человек. Ты его очень любишь. Необходимо рассказать его историю. Сын шерифа в бедной глуши Арканзаса поступает на службу в морскую пехоту и участвует во всех пяти главных операциях на Тихом океане, получает «Медаль почета» за Иводзиму, совершает новые подвиги, ставшие легендой, и трагически погибает в расцвете сил на кукурузном поле от пули какой-то шпаны в футболке, с баками, как у Элвиса Пресли.

Это не совсем соответствовало действительности, но ничего, сойдет.

– Вряд ли я это смогу, – признался он.

– У тебя по-прежнему остаются знакомые в морской пехоте, так что никаких проблем с документальной информацией не будет. У тебя есть юрист из числа старой аристократии Арканзаса в лице Джейка Винсента, а у него очень хорошие связи. Он откроет перед тобой те немногие двери, для которых окажется недостаточно одной фамилии Свэггер. Можно будет разыскать стариков…

– Разве есть кто-то старше меня?

– …разыскать стариков, собрать слухи, воспоминания, старые фото. Можно будет почитать. В библиотеках полно исторических трудов, в которые никто никогда не заглядывал. Думаю, это будет увлекательно. К тому же у тебя это отлично получается: распознание образов, дедукция, воссоздание того, что произошло в действительности, вместо слепой веры в общепринятые заблуждения… А когда ты завершишь, возможно, Рейли найдет какого-нибудь настоящего писателя, который изложит всю эту информацию в прозе.

– Меня как-то не по себе… Черт возьми, я хотел сказать, мне как-то не по себе.

– Ты боишься. Свэггер во всем свете не боялся никого и ничего. Но боится и этого.

– Правильно. Там, позади, нет ничего хорошего. Но дело не в моем отце Эрле. А в его отце, Чарльзе, шерифе. Он – сплошная загадка. Еще один стрелок. Это он меня пугает.

Что было правдой. Свэггеры на протяжении многих лет мужчины с оружием. А представителям трех последних поколений, Чарльзу, его сыну Эрлу и сыну Эрла Бобу, оружия досталось с лихвой, и жизнь каждого из них была определена войной. И сюда можно добавить еще сына Боба Рея, в настоящее время работающего в ФБР, чью жизнь определила непримиримая война с терроризмом, ведущаяся в самых страшных «песочницах» планеты. То есть четверо подряд. И все они обладали той самой неповторимостью Свэггеров, выделявшей их, – благословение или проклятие, в зависимости от требований обстоятельств. Кто бы знал, откуда это – врожденный дар обращаться с огнестрельным оружием, понимать его и поражать цель с первого выстрела, всегда…

Но именно Чарльз, дед Боба и отец Эрла, был среди них самым странным. Герой Великой войны, он вернулся в округ Полк и посвятил свой талант работе помощником шерифа; затем стал шерифом округа. Однако почему-то этому человеку не хотелось, чтобы его дела были известны всем, чтобы посторонние копались в его жизни. Он был одиночкой, молчаливым и обособленным, блистающим с оружием в руках, но в остальном нелюдимым, без друзей, без общества, без смеха и рассказов о своих похождениях. Он просто олицетворял голую силу, одной своей репутацией – особенно после перестрелки в 1923 году в Литтл-Роке с тремя головорезами по фамилии Уоррены (окончательный счет: шериф – 3, братья Уоррены – 0), отгоняя нехороших ребят от Полка. Быстрая рука шерифа означала верную смерть.

Но – тут история была неясной, туманной, обстоятельства постоянно менялись, – что-то упорно указывало на то, что Чарльз не просто стал угрюмым и раздражительным пьяницей, но и пошел против закона, который охранял. В 1940 году в Хот-Спрингс произошло ограбление поезда, работали настоящие профессионалы, и они попросту исчезли. Несомненно, их провел через лес кто-то прекрасно знакомый с этими местами, а Чарльз охотился здесь всю свою жизнь. Неужели у кого-то было на него что-либо? И его прижали к стене? Тут чернела клякса, большое пятно, предостерегавшее всех держаться подальше.

Но если в служебной карьере Чарльза Свэггера были тайны, его личная жизнь была окутана и вовсе непроницаемой пеленой. Почему Эрл, отец Боба, никогда не рассказывал о своем старике? Ненависть, страх, гнев, непрощенные обиды? Это могло быть все что угодно, но только не безразличие. Почему Эрл в шестнадцать лет ушел из дома и поступил в морскую пехоту? И был еще Боб Ли, тезка Боба, брат Эрла. Второй сын Чарльза, похоже, паршивая овца. Он повесился в 1940 году – примерно тогда же, когда состоялось ограбление поезда. Почему? Чарльз издевался над младшим сыном – или же тот окончательно спятил, потерял надежду вернуться на правильный путь и рассудил, что нет смысла идти дальше? Почему все это было окутано тайной? В любом маленьком городке есть свои скандалы, и в Блю-Ай этот был самый смачный, однако было в нем что-то такое, из-за чего и семьдесят пять лет спустя люди предпочитали обходить его стороной. Неужели правда была слишком страшной?

Свэггер решил выбросить все эти мысли из головы. Но прошлое подобно большой кошке, черной пантере, которая, выскользнув из клетки, далеко не уйдет. Вместо этого она будет бродить вокруг, метить территорию, выть по ночам, мелькать неясной тенью тогда, когда ее меньше всего ждешь, зловещая и в то же время манящая к себе; невидимая, будет рыскать поблизости, нападать, оставляя за собой окровавленные туши. Боб знал, что она обязательно вернется.

Она нагрянула как-то утром, когда Боб объезжал верхом свои владения. Горькое воспоминание спрыгнуло с дерева и набросилось на него, раздирая так и не зажившую до конца рану – гибель Эрла Свэггера в 1955 году. Рана открылась, причиняя адскую боль; потекла кровь. У Боба в голове возник образ, который он ненавидел больше всего на свете: в тот последний день его отец уезжает с фермы, в черной с белым полицейской машине, и машет своему единственному сыну.

Откуда берутся такие люди? Как человек может отдавать так много и требовать так мало? Откуда берется бесконечно чистая духовная сила? Источник обязательно должен быть. Точно так же как характер Боба был сформирован стремлением подражать идеалу своего отца, теперь Боб видел, что Эрл был выкован на другой кузнице; он жаждал стать полной противоположностью своему отцу, полной противоположностью Чарльзу. И жизнь свою направил так, чтобы никогда не превратиться в черную тень, омрачавшую ее, в своего отца. И посему – да, бесспорно, то, кем стал отец Боба, имело непосредственное отношение к тому, кем был шериф.

Все началось с шерифа. Кем он был? Почему стал таким? Бобу было страшно.

* * *

И в тот же самый день вечером – совпадение было случайным, поскольку он был слишком мудр и слишком стар и верил, что вселенной заправляет чистая прихоть, – Боб заглянул в ящик электронной почты и увидел что-то совершенно неожиданное. Сообщение от Джейка Винсента, юридическая фирма «Смазерс, Винсент и Николс».

Джейк Винсент, один из сыновей Сэма Винсента, поверенный Боба в Арканзасе, преуспел на юридическом поприще и стал партнером крупной фирмы в Литтл-Роке. Он представлял интересы Свэггера в деле продажи участка земли крупной строительной корпорации, решившей возвести на нем жилой комплекс, – и прекрасно справился со своей задачей, расставив все точки над «i». Целое состояние было потрачено на почтовые марки, но в конечном счете сделка была заключена и деньги оказались на счету Боба. У него не было никаких оснований сомневаться в том, что Джейк выполнил свою работу великолепно.

«Боб, – гласило сообщение, – в связи с твоей бывшей собственностью всплыло одно маленькое и весьма странное обстоятельство. Мне как-то не хочется обсуждать это по электронной почте и даже в письме. Ты не мог бы позвонить мне вечером на сотовый?» Далее следовал номер.

Боб сразу же позвонил.

– Джейк, это я.

– А, не заставил ждать… Большое спасибо.

Они немного поговорили о последних новостях, о состоянии дел, о политической жизни Арканзаса, о шансах местных футбольной и баскетбольной команд, о своих детях.

– Ну а теперь к делу. Знаешь, Боб, произошла очень странная штука…

– Выкладывай.

– Как твой поверенный я должен официально предупредить тебя – это не только в твоих интересах, но также и в моих, – что информация, которую я тебе сообщу, предполагает факт совершения федерального преступления, и если ты не доложишь о нем, то сам подвергнешься преследованию. Все это крайне неопределенно, но я не зарабатывал бы свой хлеб, если б не предупреждал своих клиентов о подобных вещах.

– Какое именно преступление?

– Предположительно, получение краденого имущества.

Господи, неужели Эрл украл и припрятал четверть миллиона, и это сейчас вскрылось? Боб не хотел ничего об этом знать.

– Господи… – пробормотал он.

– Речь идет о двух предметах. Первый – это пистолет «Кольт» сорок пятого калибра, серийный номер 157345С. Мы обратились в компанию «Кольт» и по номеру установили, что данный пистолет был в партии, закупленной в двадцать восьмом году – в том самом, когда ее выпустили, – Почтовой службой Соединенных Штатов. Это не армейская модель, а коммерческий вариант, который использовался различными правоохранительными ведомствами. Так вот, каким именно образом, я не знаю, но в конце концов этот пистолет оказался в стальном ящике, спрятанном под фундаментом твоего дома. Все указывает на то, что он был получен незаконным путем. Его тщательно спрятали бог весть когда, а когда дом рушили, экскаватор, разбирая фундамент, зацепил ковшом за угол ящика и вытащил его из земли.

– Тут я точно ничего не знаю, – сказал Боб. – Знаю, отец принес с войны «Томпсон», но после его смерти мать отдала его полиции штата, опасаясь неприятностей с законом. Однако если б это был пистолет, который отец забрал из морской пехоты, – наверное, во время войны такое случилось с миллионом «сорок пятых»…

– Не меньше. Знаю, такой был у моего отца.

– …то на нем был бы правительственный серийный номер и надпись «Собственность правительства США», так что, похоже, этот пистолет не из морской пехоты. Ты сказал, там было еще что-то, возможно, краденое?

– Да.

– Жду не дождусь.

– Тысяча долларов наличными.

– Тысяча!

– И сейчас приличная сумма, а тогда она была гораздо больше.

– Быть может, отец конфисковал деньги во время какой-нибудь облавы. Быть может… ну герой не герой, ангелом он точно не был, и такие деньги в пятьдесят пятом году, неучтенные… понимаешь, возможно, он просто решил… – Боб не договорил.

– Не думаю. Во-первых, это одна купюра. Тысячедолларовая. Кроме того, судя по виду, совершенно новая, не бывшая в обращении, что может означать самые разные вещи. По серийному номеру мы установили, что это купюра тридцать четвертого года. Мы связались с одним нумизматом; возможно, что-нибудь удастся узнать в казначействе. Но на это уйдет время. Может быть, несколько месяцев.

– Ну серийный номер тридцать четвертого года и то обстоятельство, что купюра не была в обращении, показывают, что Эрл Свэггер не может иметь к ней никакого отношения. В то время он служил в морской пехоте, находился в Китае или Никарагуа, домой вернулся только через два года, – так что никак не мог к ней прикоснуться. Это большое облегчение. В любом случае деньги нужно вернуть как можно скорее, вместе с пистолетом, и на том закончить.

– Далее, еще одна деталь оружия… по крайней мере, мы считаем, что она имеет какое-то отношение к оружию. Это обработанный на металлорежущем станке цилиндр – качество обработки очень высокое – просто гигантский, чересчур большой для любых винтовок и ружей того времени. Быть может, это дульная насадка пулемета. В цилиндре пробито множество щелей. Тяжелая штуковина.

– Понятия не имею, что это может быть.

– И еще пара странных предметов. Во-первых, что-то вроде карты. Очень грубая – просто план с изображением, как я понял, какой-то странной стены, далее десять шагов до отметки, скорее всего, обозначающей дерево, после чего еще несколько шагов до крестика, которым отмечено некое место.

– Гм.

– Боб, быть может, новенькая купюра украдена из банка. А под крестиком спрятаны другие деньги, много денег. Но, разумеется, если не знать, что это за здание, от плана нет никакого толка.

– Да, понимаю, – согласился Боб, стараясь переварить все это.

– И еще одно. У вас в семье никогда не было агентов ФБР? Я имею в виду, помимо Рея, конечно.

– Что?

– Какие-либо агенты ФБР в фамильном древе? Понимаю, я сам должен был бы это знать, но у меня ничего нет.

– Ну Рей единственный… – Сын Боба Рей был заместителем начальника школы снайперов учебного центра ФБР в Куантико.

– Нет, нет, я имел в виду другое. В тридцатые годы.

Боб ничего не мог ему сказать. Но тут до него дошло, что его деду Чарльзу Фицджеральду Свэггеру, в последнее время занимавшему его мысли, шерифу округа Полк и победителю в знаменитой перестрелке в Блю-Ай в 1923 году, герою войны, человеку, окутанному тайной, в том году было… сколько? Сорок три. Самый подходящий возраст и самый подходящий профиль: просоленный, но еще гибкий стрелок, имеющий за спиной множество побед и не ведающий страха.

– Дело в том, что в сейфе также лежал значок специального агента ФБР.

– Ты шутишь, – сказал Боб.

– Ни капельки. И это еще не всё. На самом деле это значок Отдела расследований Министерства юстиции, как ФБР называлось всего один-единственный год.

– Вот как?

– И это тридцать четвертый год. Год всех великих перестрелок.

Глава 03

Блю-Ай, штат Арканзас

1934 год

Это был рядовой день шерифа округа Полк.

Чарльз убедился в том, что его служебный пистолет калибра.45 заряжен и поставлен на предохранитель, и убрал его в украшенную затейливой резьбой кобуру под мышкой, сделанную на заказ одним мастером из Сан-Антонио. Это было одно из немногих «украшений», которые позволял себе шериф, но тяжелый «Кольт» сидел в кобуре как влитой. Затем Чарльз надвинул на свои зоркие глаза фетровую шляпу и тронулся в путь. Проехав по длинной дорожке, ведущей от дома, повернул налево и направился в Блю-Ай, административный центр округа, со шпилями семи церквей, водонапорной башней и двумя трубами тепловой электростанции в двенадцати милях к западу от города.

У него было два дела: во-первых, заглянуть к своему помощнику в Ниггертаун, где ему нужен был только общий доклад о положении дел, поскольку Чарльз не собирался присматриваться слишком пристально к тому, как Джексон Джонсон, его помощник-негр, обеспечивает там закон и порядок. Джексон держал преступность на низком уровне и следил за тем, чтобы никто не смел непочтительно вести себя по отношению к белому человеку, и во всем остальном его не трогали.

Далее Чарльз проведал своих двух осведомителей среди «подрывных элементов». По большому счету, в Блю-Ай были две группы «подрывных элементов» – коммунисты и республиканцы, – и Чарльз быстро убедился в том, что ни одна группа не планирует в ближайшее время никаких революций. Затем он заглянул к Тому Боуду – сообщить, что банк жалуется судье на то, что Том не спешит расплачиваться по закладной, а у него нет никакого желания арестовывать имущество Тома, поскольку это никому не пойдет на пользу. Том ответил, что уволит одного работника, а оставшиеся будут работать за троих, чтобы расплатиться с долгами.

Около одиннадцати часов Чарльз заглянул в управление шерифа. Обыкновенно он заставал там свою секретаршу Милли и одного из трех помощников, того, который был в этот день дежурным; остальные двое патрулировали округ, медленно выписывая на машинах тщательно продуманные узоры, готовые ко всему, остающиеся на связи благодаря примитивной рации. Чарльз связался с обоими; все было в порядке, тишина и спокойствие, что означало отсутствие агитаторов из профсоюзов и то, что в пекарне не использовали слишком много сахара. Пройдя в свой кабинет, он сел за стол и прошелся по входящим документам, состоявшим из накопившихся за ночь штрафных квитанций и рапортов, не ожидая ничего найти – и ничего не найдя. Похоже, в округе Полк не было настоящей преступности, конечно, если не считать того, что один работяга отдубасит другого, или какой-нибудь пришлый рабочий с фермы разобьет бутылку о чей-то череп, или еще более редких домашних ссор среди первых людей города, как правило, связанных с выпивкой, за которой следовали неуместные обвинения, далее гневная пощечина или удар кулаком, после чего – слезы и обращение к шерифу. Такое случалось. Люди есть люди, и такое случалось, но на самом деле все это были пустяки. Работа просто катилась, хорошо смазанная, – сама собой, невидимая, но практически все в нее верили.

Однако сегодня произошло нечто неожиданное.

– Шериф, вам звонил какой-то капитан Хеймер из Техаса. Просил, чтобы вы ему перезвонили. Связаться с ним?

– Да, Милли, будь добра.

Милли потребовалось какое-то время, чтобы дозвониться от одного оператора к другому, поэтому, когда Блю-Ай и Даллас оказались на связи, Чарльз уже прошел к себе в кабинет и закрыл дверь.

– Хеймер слушает. Это ты, Чарльз?

– Он самый, капитан.

Во всем мире Фрэнк Хеймер был одним из немногих, с кем Чарльз чувствовал себя уютно.

– Как настроение? Читал все то, что досталось нам от писак за то, что мы раздавили этих двух недоносков?

– А то как же. Ты герой, Фрэнк, но ты ведь всегда был героем.

– Хватит издеваться над стариком, Чарльз. Как я говорил, славы предостаточно. Еще не поздно. Ты можешь, словно по волшебству, появиться в отчетах, точно так же, как, словно по волшебству, исчез.

– Даже не знаю, Фрэнк, как отнесется к этому чертов судья. В этом деле были свои прелести. Охота не в сезон – какая еще нужна награда?

– Ну тут я согласен. Очищает носовые пазухи лучше стаканчика хорошего виски. А теперь к делу. У меня есть кое-что для тебя, Чарльз; думаю, ты должен это услышать.

– Я весь обратился в слух.

– Похоже, федералы набирают метких стрелков. После той кукарачи в «Маленькой Богемии», когда все плохие ребята прошли сквозь их ряды, словно дерьмо сквозь гуся. А федералы лишь замочили нескольких невинных законопослушных граждан. Великий позор. Это все потому, что у них не было просоленных ветеранов, одни только желторотые сопляки прямиком из колледжа. Сплошные кретины и педики, ни одного настоящего мужчины, готового решить все с помощью оружия.

– Понимаю, – согласился Чарльз.

– Так вот, вчера ко мне заявился один тип, некий инспектор Коули из Чикаго. Мол, у капитана такая безупречно чистая репутация, не хочет ли он отправиться на север и стать специальным агентом так называемого Отдела расследований, нового ведомства, которое будет охотиться на всех знаменитых плохих ребят – в первую очередь на мистера Джонни Г. Диллинджера, но также и на других крупных фигур, таких, как тот, кого называют Малышом, тот, кого называют Красавчиком, а еще есть какой-то Уилбер, какой-то Гарри, какой-то Элвин и даже старуха по прозвищу Мамаша. Отделу требуются стрелки, Чарльз, люди, которые умеют стрелять и без страха стоять под пулями. И этот инспектор хотел, чтобы я его возглавил.

– По-моему, Фрэнк, это отличное предложение, – заметил Чарльз.

– Возможно, для кого-нибудь помоложе. Но, Чарльз, шесть недель погони за Бонни и Клайдом вымотали меня до предела. Я собираюсь спать, пить и ничего не делать по крайней мере до осени. В моем возрасте уже нельзя бегать, высунув язык, и спать в машине.

– Я сам чувствую, что уже не тот.

– Ты на десять лет меня моложе, Чарльз, и крепкий, словно стервятник, питающийся койотами.

– Не спорю, – согласился Чарльз, – силы у меня еще остались.

– Я дал этому Коули твое имя. Рассказал ему про войну, про двадцать третий год, про все последующие стычки, особо подчеркнув, что ты поставил свое мужество на службу закону не ради славы, а из чувства долга. Ему это понравилось. Очень понравилось.

– Спасибо за рекламу, Фрэнк.

– Так что он может появиться со дня на день. Чтобы предложить тебе примкнуть к федералам. По-моему, это отличный ход, Чарльз. Больше денег, порция славы, свобода от проклятого судьи. И еще: в Чикаго у твоего больного мальчишки будет больше шансов.

Все это звучало очень привлекательно, тут никаких сомнений. Именно ради этого Чарльз и появился на свет. И это заполнит его мысли, не даст им забредать в другие места, туда, где их не должно быть, но куда они, черт побери, все равно наведываются.

– Благодарю за наводку, Фрэнк. Я хорошенько обо всем подумаю, и если этот инспектор пожалует ко мне, буду готов его встретить.

Инспектор Коули пожаловал через два дня. Хорошо одетый, привлекательный, лет тридцати пяти, выглядящий гораздо старше и угрюмее своих лет; скорее дед, чем отец. Чарли сразу же подумал, что он мягковат для своей работы. Для того чтобы встречать вооруженных людей своим оружием, требуется определенная сталь. Строжайшая воинская дисциплина помогает людям заиметь ее где-то за год – Чарльз видел это на войне, – но для того, чтобы это стало делом всей жизни, необходима определенная черствость духа, безразличие к боли, причиненной другим, одержимость, однобокий взгляд на мир, мгновенные рефлексы, талант стрелять быстро и метко, не говоря уж о том, чтобы стрелять первым, и, наконец, мужество, которое будет вести вперед, несмотря на угрозу смерти. Всем этим обладал Фрэнк Хеймер, потому он и стал легендарным техасским рейнджером; и Чарльз знал, что это же есть и у него самого, вместе с холодным сердцем, отчего у него не было никаких проблем с тем, чтобы навести пистолет на родственное человеческое существо и нажать на спусковой крючок, после чего оно навечно затихнет. Поверьте, некоторые люди заслуживают того, чтобы их убили.

Но, определенно, всего этого не было у инспектора Коули; впрочем, тот и не притворялся, будто это у него есть. Вместо этого он вел себя как пастор. Его талант заключался в том, чтобы без лишнего шума руководить, организовывать и вдохновлять, но он никогда не будет кричать, рявкать, не станет насаждать чудовищную дисциплину, не будет убивать людей.

– Спасибо за то, что встретились со мной, шериф.

– Мы занимаемся одним и тем же делом, сэр. Я должен любезно вас встретить и внимательно выслушать, и все это вы получите от меня сполна.

– Просто замечательно! Кое-где федералов совсем не любят, и в своей поездке я уже изрядно столкнулся с подобной желчностью.

– Только не в округе Полк, сэр.

– Перехожу прямо к делу, шериф. Вы человек занятой и важный, так что незачем напрасно терять время. Вы слышали о той неудачной попытке ареста, случившейся в апреле в Висконсине? В «Маленькой Богемии»?

– Да, сэр, слышал. Не самый удачный день для полицейских нашей страны.

– Самый настоящий позор, это точно. Мы потеряли замечательного молодого агента, подстрелили двух случайных людей, одного насмерть, а наша добыча, так удачно собравшаяся в одном месте, чего не бывало никогда прежде, благополучно скрылась.

– Я видел сводки. Вам пришлось иметь дело с очень мерзкими ребятами. Все как один стрелки, а я успел узнать, что в нашем ремесле, когда дело доходит до оружия, многие становятся щепетильными.

– Наш директор поставил перед собой грандиозную цель, шериф Свэггер. Он задумал создать общенациональную полицейскую службу, некоррумпированную, не запятнанную честолюбием, тщеславием и политикой. Увы, как мы узнали на собственном опыте, это также означает не имеющую опыта, твердости, изобретательности и умения обращаться с оружием. Из юристов получаются плохие стрелки.

– Борьба с преступниками – это искусство, как и все остальное. Ему нужно учиться, только и всего.

– И вот наш директор – и я, разумеется, полностью с ним согласен – теперь видит необходимость в служителях закона такого типа, как вы. То есть в героях. Умеющих обращаться с оружием. Наши преступники слишком жестокие и слишком опытные, чтобы их могли арестовывать юристы. Нам нужны такие, как вы, как Фрэнк Хеймер, Д. А. Паркер, Билл Тилгмэн, «Желе» Брайс[5], закаленные в боях, на войне или в схватках с преступниками. Вы понимаете, к чему я клоню?

– Думаю, да, сэр.

Но Чарльз увидел еще кое-что. Увидел, как его семья перебирается на север, как его больной мальчик попадает в лечебное заведение, где другие дети не будут над ним издеваться и бросать в него камни, где его жена не будет изношена до дыр мучительным испытанием ухаживать за таким ребенком, где сам он сможет смотреть на своего сына, которого суровый бог дал ему в качестве наказания, и не чувствовать наплыва ненависти к самому себе.

Увидел Чарльз и другое. Он чувствовал, что слабеет духом. Открывались новые возможности, каких не было никогда прежде. Чарльз испытывал желание, потребность, жажду, но не мог поддаваться. Расплатой за это станет вечное горение в аду. Следовательно, Чикаго открывал путь к спасению. Решал насущную проблему. Спасал Чарльза от его самого страшного врага – его самого́. Для него это было бегство.

Он сразу же решил, что принимает предложение.

– Также на меня произвела впечатление ваша скромность. Мне достоверно известно, что вы входили в состав отряда, положившего конец карьере двух знаменитых грабителей, однако предпочли незамеченным покинуть место действия. У вас нет жажды особого внимания, восхваления со стороны прессы, упрочения своей репутации. Большинство тех, кому приходится убивать людей, подобны звездам бейсбола и любят находиться в центре всего.

– Я не стремлюсь к славе, – заметил Чарльз.

– Это впечатляющее качество полностью соответствует чаяниям нашего директора, считающего, что вся честь должна доставаться организации, а не отдельным людям. Только так организация может крепнуть и процветать. И поверьте мне, шериф, по мере того как Америка крепнет и становится все более сложной, то же самое происходит и с ее преступниками, будь то гангстеры или красные, и чтобы не отставать от них, нам нужно самое передовое, самое совершенное правоохранительное ведомство во всем мире.

– Насчет прогресса я вам ничем помочь не могу, сэр. Я могу одерживать победы в бою и учить ваших ребят одерживать победы в бою – вот пределы моего таланта.

– Именно это нам и нужно в настоящий момент. Да, я приехал сюда, чтобы предложить вам работу. Вы будете назначены специальным агентом – это редкая привилегия, поскольку большинству требуется пройти полугодовую подготовку. Будете работать в Чикаго под моим началом и получать вдвое больше того, что получаете сейчас, – восемь тысяч долларов в год. Можно не говорить, что для ваших жены и сына жизнь изменится к лучшему.

– Думаю, сэр, я пока что оставлю их здесь. У моей жены здесь родители, мальчика устроили в школу, и я не хочу, чтобы они постоянно переживали за меня.

– Разумеется, вам виднее. Продолжаю: вы будете руководить огневой подготовкой, учить наших ребят стрелять и не терять голову, когда стреляют в них. Если народу будет не хватать, вам придется заниматься слежкой; это никому не нравится, но такова наша работа. Даже мне приходится этим заниматься. Возможно, вас попросят обеспечивать оцепление места преступления, чтобы наши криминалисты могли спокойно работать. Ведение допроса – особое искусство, и, возможно, у вас, как у опытного служителя закона, есть этот дар, но если нет – ничего страшного. Следователей, умеющих вести допрос, найти гораздо легче, чем метких стрелков. Вы знакомы с пистолетом-пулеметом «Томпсон», ружьем двенадцатого калибра, винтовкой «Браунинг», «Ремингтоном» восьмой модели и «Кольтом» сорок пятого калибра? Мне сказали, что вы прекрасно разбираетесь в оружии.

– Из всего этого я стрелял благодаря полиции нашего штата; из одних видов чаще, чем из других. «Томпсоны» очень пригодились бы нам во Франции, это я вам точно могу сказать.

– Должен признаться, для такого юриста, как я, он чересчур тяжеловат. Что-нибудь еще?

– Сэр, я хочу знать, можно ли будет устроить все по-тихому. Без огласки, без газет, как-нибудь так, чтобы мне не пришлось уходить со своей должности здесь. Не сомневаюсь, судья меня отпустит, быть может, даже благословит, поскольку он твердый демократ и верный последователь Рузвельта, но мои корни тут, и мне хотелось бы, чтобы здесь осталось то, к чему можно было бы вернуться.

– Замечательная мысль, – согласился инспектор Коули. – Хотелось бы, чтобы как можно больше наших людей были так преданы делу.

– В таком случае, сэр, полагаю, вы нашли того, кого искали.

– Я вам очень признателен. Я немедленно извещу директора.

– Если Джонни Диллинджер попадет в мой прицел, я его уложу – или погибну сам.

– Не сомневаюсь в этом. Но, по-моему, газеты чересчур раздули славу этого Диллинджера. Его дар общения с прессой многократно превышает его криминальные таланты, но, похоже, не он главный преступник, как нас в этом убедили. В любом случае, боюсь, не он враг общества номер один. Есть такой человек по имени Лестер. Я предлагаю вам очень опасное задание. Только у Чарльза Свэггера хватит духа сойтись лицом к лицу с Лестером Дж. Гиллисом.

– Лестер Гиллис? – сказал Чарльз. – Никогда о таком не слышал.

Глава 04

Литтл-Рок, штат Арканзас

Наши дни

Боб, в костюме, как того требовала официальная обстановка, сидел в юридической конторе «Смазерс, Винсент и Николс» в небоскребе в центре Литтл-Рока и разглядывал странную коллекцию, которую помощник Джейка Винсента осторожно извлек из помятого и перепачканного старого сейфа.

Пистолет по крайней мере оказался знакомым. Это был хорошо сохранившийся «Кольт», штатное оружие сотрудников правоохранительных органов первой половины двадцатого столетия, весь в масле от промасленной тряпки, служившей ему саваном на протяжении восьмидесятилетнего пребывания под землей. Помощник предусмотрительно обеспечил Боба резиновыми перчатками, чтобы тот мог спокойно брать пистолет.

Пальцы Свэггера сразу же узнали его. Конструкция была одним из шедевров, родившихся в голове Джона М. Браунинга перед Первой мировой войной, такая совершенная по замыслу и исполнению, такой мощный аккорд мощности, изящества и гениального действия, что даже сейчас, спустя больше чем столетие после того, как пистолет был принят в 1911 году на вооружение, он оставался штатным оружием многих элитных спецслужб мира. Никакая пластмасса, ничто сглаженное и спрямленное, никакие огромные магазины с маленькими патронами не могли заменить его в руках опытного стрелка.

Конкретно этот образец не имел следов ржавчины, что свидетельствовало о той заботе, с какой его уложили в герметичную жестяную коробку, которая, по зрелом размышлении, оказалась вовсе не жестяной, как все предположили, а сваренной из стали. Опять же, впечатляющая забота и знание дела.

Боб оттянул назад затвор, плавно и гладко, до упора, открывая отверстие для выброса стреляной гильзы, и заглянул внутрь. Несмотря на густую смазку, пистолет продемонстрировал совершенную гармонию ствола, ствольной коробки и отверстия для бойка в затворе, с двумя маленькими выступами, эжектором и выбрасывателем. Поразительно, что восьмидесятилетняя пружина по-прежнему оставалась упругой, запирая пистолет мощным усилием. Боб поднес его к глазам, восхищаясь работой старого завода «Кольт», еще в Хартфорде: четкие буквы – «КОЛЬТ ОГНСТР ОРУЖ/ХАРТФОРД КОННКТ США» и номер патента, а на другой стороне «АВТОМАТИЧЕСКИЙ КОЛЬТ/КАЛИБР.45», все как и полагается. Серийный номер 157345С означал, что пистолет вышел из сборочного цеха завода в Хартфорде в 1928 году; компания «Кольт» откликнулась сразу же, отыскав документы об отправке, согласно которым партию из пятнадцати пистолетов заказала Почтовая служба Соединенных Штатов. Судя по всему, почтальонам не понравился тяжелый, громоздкий пистолет и сильная отдача крупного калибра, и в 34-м году пистолеты были переданы ФБР, где большая кинетическая энергия жирной пули значила больше размеров и веса оружия. Такому опытному стрелку, как Чарльз Свэггер, имеющему на счету не одного убитого противника, 45-й калибр был гораздо предпочтительнее крошечного 38-го, какой носили многие агенты, хотя некоторые из них, возможно, перешли на более мощный 44-й калибр. Пистолеты под патрон.357 «магнум», ставшие символом Бюро, появились только в 35-м году.

Боб поднес пистолет к глазам. Стыки металла с металлом были безукоризненными, все детали соединялись за счет точной обработки, никаких винтов и шплинтов. На самом деле весь механизм объединялся в целое одним-единственным штифтом, проходящим от рычажка освобождения затвора через все тело пистолета, после извлечения которого – это делалось одним прикосновением – пистолет оказывался разобранным. Насечки на курке представляли собой созвездие идеально ровных рисок, ребра на затворе были абсолютно параллельными. Тогда знали, как делать оружие: все зависело от мастерства слесаря, а не от какого-то компьютерного алгоритма. Боб поднял рычажок освобождения затвора, и тяжелая деталь плавно устремилась вперед, снова обволакивая ствол. Взяв пистолет в руку, он всмотрелся в крошечную прорезь прицела: для того чтобы получить от этого оружия максимум, требовалось обладать определенным талантом.

Кобуры не было, поскольку тот, кто припрятал пистолет, прекрасно понимал, что кожа, будучи веществом органическим, со временем разложится, даже в отсутствие влаги.