Текст предназначен только для предварительного и ознакомительного чтения.
Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена.
Любое коммерческое и иное использование материала кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.
Последний Удар: Перезагрузка
(Хитман #2.5)
Джессика Клэр, Джен Фредерик
ОригинальноеНазвание: Last Hit: Reloaded (Hitman #2.5)by Jessica Clare,Jen Frederick
Те времена, когда Нику нравилось внушать страх врагам, давно прошли. Ведь даже его татуировки сулили опасность, но намного страшнее был его взгляд. Ещё мальчишкой он стал наемным убийцей. А теперь у него новая жизнь, и женщина, которая следовала за ним. Она взяла его в плен и изменила.
Тогда он пугал Дейзи, но девушка не смогла сопротивляться ему, игнорируя все предупреждения об опасности. И это окупилось. Она – часть его нового начала в Америке. Дейзи помогла ему оставить позади безрассудное и полное насилия прошлое профессионального убийцы. Но это прошлое не так легко забыть. Особенно, когда многие жаждут мести.
Новая угроза возникла из тени. Нику и Дейзи ничего не остается, как положиться на навыки убийцы Ника, чтобы защитится от тех, от кого они так старались убежать.
Глава 1
Дейзи
Странно находиться в окружении океана людей, но всё равно чувствовать себя одинокой. Я с рюкзаком на плече иду по коридору университета в класс, прижимая к груди свой «iPad». На мне надеты темно-серый свитер и джинсы, а волосы стянуты в невзрачный конский хвост. Я выгляжу примерно настолько же лет плюс-минус два года, сколько обычным людям, посещающим занятия.
Но я не смешиваюсь с толпой. Думаю, даже не знаю, как это.
Может, потому что я убила человека? Возможно, из-за того, что любовь всей моей жизни – бывший убийца из мафии? А может быть, потому что за прошлый год я получила больше жизненного опыта, чем все эти люди когда-либо, но я все еще считаю себя защищенной.
Кто знает, почему так, но чувствую я себя белой вороной в своем классе.
Войдя в аудиторию финансового менеджмента, как обычно вижу стайку девушек за партами первого ряда, я их помню с прошлого семестра. У них, как и у меня, курс по бухгалтерскому учету. Мне хочется научиться помогать Нику в управлении деньгами, чтобы сделать их более законными. Они улыбаются и смеются, но завидев меня, замолкают. Я вижу их замороженные лица, но они не идут на зрительный контакт.
И несмотря на то, что рядом есть свободные места, я ухожу в конец класса и стараюсь, чтобы они меня не беспокоили.
Правда, я думала, что мне будет легче заводить друзей. Кроме моего жениха Ника, которого я люблю и обожаю всем сердцем, отца и моей соседки по комнате Рейган, я одинока.
В прошлом семестре всё было хорошо. Мне нравились занятия и общение с людьми. Но затем мы узнали, что сестра Дениэла Наоми была похищена, пока он освобождал Рейган. Слухи о происходящем в банде приходили по сетям Ника. А мой Ник? Он становится предельно осторожным, когда речь заходит о моей безопасности. И вместо того, чтобы позволить мне посещать занятия самостоятельно, он настоял на том, чтобы провожать меня в класс и ждать у дверей до окончания урока.
Думаю, тогда и началось мое изгнание из общества. Люди начали странно на меня смотреть. Девушки, с которыми я обычно обедала, больше не ходят со мной в столовую. Возможно, Ник случайно кому-то что-то сказал. А может быть, просто вид моего огромного украинца, руки и шея которого покрыты татуировками, кричит об опасности.
Что бы то ни было, но девушки из моего класса избегают меня.
Я не могу винить Ника. Он хочет, чтобы я была в безопасности, и люблю его за это. После того, как в прошлом году меня похитили Юрий и Василий, я не против такого контроля. Так я чувствую себя в безопасности, даже если разбиваются шансы на дружбу с обычными людьми.
Прокрутив тексты занятий на своем iPad, твержу себе, что всё это не имеет значения. Одобрение моих сверстников не имеет никакого значения для меня. У меня есть Ник, и этого должно быть достаточно.
Но в некотором смысле без подружек для общения, я снова чувствую себя той изолированной девушкой, живущей в заколоченном доме с отцом. Тогда у меня не было друзей. И как ни странно, думала, что друзья и жизнь начнутся, когда я сбегу из дома. И хотя Ник ворвался в мою жизнь, как комета пробивает слои атмосферы, я все еще борюсь с повседневными вещами.
Например, светскими разговорами. Раньше я не понимала, какую пользу мне приносила моя подруга Рейган, когда взяла меня под свое крыло. Но сейчас Рейган в Техасе, и мне нужно разбираться со всем самой.
Класс заполняется людьми, пока мы ждем профессора. Пара незнакомых девушек позади меня обсуждают что-то с названием «Настоящие домохозяйки». Судя по их разговору, это телевизионное шоу, но мы с Ником редко смотрим телевизор. Так много дел, которые нам нужно сделать. Например, ремонт нашего старого дома или поход в зоопарк, совместная прогулка или просто занятия любовью. Телевизор всегда оказывается в конце списка.
Тем не менее, я ставлю пометку на полях своего блокнота, чтобы проверить, что это за шоу. Может быть, я смогу посмотреть пару выпусков в выходные и вернуться в класс со знаниями, которые смогут помочь мне проникнуть в их разговор.
Даже в мыслях, эти слова коробят меня. Ну, посмотрю я несколько выпусков, и что потом? Познакомлю их с моим женихом-убийцей? Приглашу их на ужин в огромный пустой жилой дом, который мы с Ником купили, где никто не живет, кроме моего отца?
Вздохнув, я концентрируюсь на занятии по финансам.
Раз уж я не могу завести друзей, то буду прилежно учиться.
***
Следующее занятие после обеда. Ник предпочел бы, чтобы я оставалась в классах между занятиями до ухода домой, но мы нашли компромисс. Мне можно есть только в переполненной столовой, где меня не смогут окружить люди. И не важно, что каждый день я приношу ланч с собой, безопаснее быть в толпе. Я ненавижу обед. Ненавижу выбирать место в столовой, я всегда единственная, кто сидит за столиком.
Пробовала подсаживаться к другим людям, но я нервно посматриваю на них, поглощая свой бутерброд, что заставляет их чувствовать себя неудобно. Чтобы выглядеть занятой, я отправляю Нику несколько сердечек, чтобы он знал, что я думаю о нем.
Ответ приходит немедленно: «Ты моё сердце, Дейзи».
Улыбнувшись, я прикасаюсь к рисунку, который набила на своей ключице в прошлое рождество. На татуировке сердце и имя моего возлюбленного на кириллице. Она такая же тёмная и элегантная, как и мой любовник. Она нравится мне, и Ник любит её разглядывать. Думаю, для него это было намного значимее, чем, когда я сделала ему предложение. Об этом даже думать смешно. Кольцо – это внешний признак того, что ты кому-то принадлежишь. А скрытая под одеждой татуировка только для него в сто раз интимнее. Я улыбаюсь и пишу ему в ответ: «Что ты рисуешь сегодня?».
Ник отвечает: «Очень толстого человека. Он сильно потеет, и его шары выглядят, как сморщенные фрикадельки».
Я хихикаю в свой бутерброд с арахисовым маслом и джемом. Ник изучает искусство, и то любит, то ненавидит свои занятия по «Рисованию живых моделей». Он любит рисовать интересных, а не красивых людей. Поэтому этот человек должен быть то, что надо. Хотя думаю, пот изобразить сложно. Я отвечаю: «Наслаждайся! Сегодня на ужин фрикадельки!».
«Мой член смущает эта мысль. Я должен идти. Дела зовут. Люблю».
Я отправляю в ответ поцелуй и сердечко.
Мне бы хотелось больше походить на Ника. Он не хочет и не нуждается в друзьях, странно поглядывая, когда я рассказываю, что одноклассницы не любят меня. «Как они могут тебя не любить», — спрашивает он. Однажды я расплакалась, но только один раз, и это расстроило Ника. Для него все проблемы решает пистолет, а неспособность помочь мне причиняет ему боль, поэтому я скрываю от него свои чувства.
Иногда я пишу Рейган, но она долго отвечает. Очевидно, очень занята. Она помогает Дениэлу в конюшне на ранчо Хейзов. Не могу представить, как Рейган работает руками, но подруга говорит, что ей это нравится и помогает успокоиться. Если это так, я рада за неё.
Я испытываю облегчение от того, что провела достаточно времени со своим телефоном, и можно идти на следующее занятие. Принципы архитектуры – моё любимое. Этот курс не имеет отношения к моему плану, но, когда куратор предложил выбрать что-то из искусства, я тяготела к архитектуре. Знания о различиях в греческих колоннах, и о том, как в древних цивилизациях создавали несущие стены, для Ника были скучны, но меня очаровывали. Возможно, когда-нибудь я смогу проектировать здания, учитывая их безопасность и дизайн.
Этот курс был для студентов-первогодок. Я была старше всех и чувствовала себя глупо. К счастью, моя курсовая работа оказалась такой интересной, что мне было все равно на разницу в возрасте. Кроме меня, в классе была еще одна девушка. У нее бледные волосы, и она вела себя еще тише, чем я, как приведение залетала и выскальзывала из класса. Не думаю, что её замечает кто-то, кроме меня, да и то, потому что я ищу друзей.
По чистой случайности в этот раз она проскользила по классу и опустилась на пустое место рядом со мной.
Я должна использовать эту возможность. Мне нужно сказать что-то остроумное. Может быть, о дождливой погоде? Или спросить о сегодняшнем задании? Согласно учебному плану, сегодня мы будем говорить о древнем Риме и использовании бетона в качестве строительного материала. Поэтому я смотрю на неё, широко улыбаясь, а у меня вырывается:
— Сегодня дождь и бетон!
Девушка озадаченно смотрит на меня и сжимается на своем сидении.
Наверное, я заслужила это. Я отворачиваюсь, уставившись в переднюю часть лекционного зала. Дождь и бетон? Серьезно, Дейзи?
Занятие тянется очень медленно, и даже мой интерес не спасает его сегодня. Когда урок окончен, я не тороплюсь, медленно собираю свои вещи, притворяясь, что изучаю свои записи. Все уходят, тогда выхожу и я.
Ник уже в коридоре и ждет меня.
Мой Ник прекрасен, но он совсем не такой, как мягкие студенты университета Миннесоты. Хотя на нем надета рубашка с длинными рукавами и высоким воротником, я все равно вижу на его шее татуировку ножа и паутины. Костяшки пальцев рук покрывают кириллические буквы, а если руки обнажатся полностью, то заметных татуировок станет больше. Они рассказывают кровожадную историю. И как мне сказали, в Европе любой, кто увидит их, перестанет дышать. Здесь же в Америке люди просто думают, что он странный. А может, и член банды.
Его прекрасные светлые глаза блестят при виде меня.
Мое настроение на нуле, но я выдаю улыбку, подставляя лицо для поцелуя. Ник притягивает меня к себе и касается моих губ. По моему позвоночнику пробегает разряд тока. Я люблю этого мужчину. Я бы убила за него.
И я убивала за него.
— Ты выглядишь усталой, милая моя, — говорит он, обнимая меня за талию, — сложный день?
— Много домашней работы, — отвечаю я, наклоняясь, чтобы вдохнуть его запах.
Я никогда не устаю от Ника. Никогда. Могу ждать его весь день, и даже его присутствие, словно бальзам для моей души.
— Как прошло твое занятие?
— Хорошо, — говорит он.
Его занятия всегда проходят «хорошо». Позже он, возможно, покажет мне свои работы, но не здесь.
Когда мы выходим на улицу, Ник медленно достает зонтик и держит его надо мной. Я пытаюсь забрать зонт, но он настаивает и удерживает его.
— Разве ты моя не для того, чтобы заботится о тебе? — говорит он, улыбаясь во весь рот.
Поддразнивание уже на кончике моего языка, когда я замечаю, спрятавшихся под навесом, студентов. Там были Джоана и Мэгги – девушки, с которыми я дружила в прошлом семестре. Они замечают нас с Ником и быстро начинают шептаться, учитывая, что он держит надо мной зонтик так, будто я принцесса.
Мне хочется отпустить глупую шуточку об этом. О том, что Ник влюбленный жених, защищающий свою невесту.
Но слова слипаются в горле, как клей, и я молчу, пока мы идем на стоянку к машине Ника.
***
После ужина мы с Ником занимаемся домашними заданиями. Обычно мы занимались работами по дому, но сегодня я отложила их, симулируя головную боль. У меня нет сил, чтобы затирать кафельную плитку, красить стены и подавать отвертки, пока Ник проклинает проводку.
Вместо этого, мы валимся на диван, и Ник ласкает пальцами мою руку. У него такие длинные сильные пальцы, и я могу изучать их часами. Это руки художника и убийцы – захватывающее противопоставление. В нем столько всего, а я просто странная Дейзи. Странная и бесполезная Дейзи.
Из моего горла вырывается стон разочарования.
Ник лениво смотрит на меня, и на его лице появляется удовлетворенное выражение:
— Хм?
— Ник, ты думаешь, я странная? Только честно.
Глава 2
Николай
— Странная?
Я прикасаюсь руками к её лицу. В ней нет ничего странного, кроме того, что она меня любит. Это по-настоящему странно.
— Ты прекрасна и неповторима. Каждое утро, просыпаясь, я удивляюсь своей удаче, пока ты дремлешь в моих объятиях. Ты антоним странности.
И целую её прежде, чем она успевает ответить. Когда Дейзи открывает рот, я проникаю языком внутрь, сминая её протесты. Разве она не знает, насколько драгоценна для меня? В этом мире цинизма и безразличия её яркий интерес и радость жизни очень редкая и милая вещь. Другая женщина не пустила бы меня в своё сердце.
Да, есть люди, которые смотрят на меня, как на сексуальный объект. Они видят моё сильное тело и татуировки, думая, что я смогу принести им сексуальный опыт, невиданный до сих пор. Но мало кто из них смог бы полюбить меня, как моя святая Дейзи.
На моем теле много отметин. Есть временные, которые скоро, я надеюсь, будут вытравлены электрическим лазером. А есть те, которые оставила Дейзи. Маленькие полумесяцы её укусов и линии царапин – заветные признаки её обладания мной. Я ношу их с гордостью. Если бы кто-то спросил о синяках на моей шее, я бы сказал, что это бренд моей женщины.
К сожалению, временный.
Однажды я почувствовал страх, порожденный видом острых игл и домашних чернил, оставивших татуировки на моей шее и руках. Я так долго жил согласно девизу, набитому на моей груди: «Смерть – это милость».
В этом мире есть люди, которых нужно убивать. И многие погибли от моей руки. Я говорю себе и им, что прекращение их жизни – это акт добродетели.
Моя жизнь сейчас изменилась. И как я замечаю по несчастному лицу рядом со мной, жизнь Дейзи тоже. Её страдание вполне ощутимо. Я мог бы нарисовать его карандашом или мелом. И как все мои картины, она была бы тёмной и жёсткой.
Мой куратор в школе говорит, что мне нужно больше разнообразия в моих картинах. Он критикует, что я могу выражать только одну эмоцию.
Хотя он ошибается, раз думает, что только одну. Я прошел через спектр эмоций, который, как я понял после недолгих исследований, является эмоциональным архетипом каждого успешного художника на протяжении всей истории. Сентиментальные настроения вместе с яростной страстью были общими чертами великих.
Просто я новичок в таких ответах. До Дейзи я был бесстрастным. Это было не необходимостью, а привычкой. Когда убиваешь людей, не зная, где будет следующая цель, создавать связи с людьми неразумно.
Мне потребовалось много времени понять, что тепло, генерируемое одним сообщением от Дейзи – это удовольствие, а не опасение. Возможно, мое искусство одномерное и несчастливое, но угрюмость может стать подписью работ Николая Андрюшко.
Нет, Ника Андерса.
Теперь я Ник Андерс. Не тот подросток-убийца, которого тренировали, как бойца банды Петровича, и нанимали для устранения угроз и ошибок. Больше я не смотрю на жизнь через прицел своей винтовки, идентифицируя цель.
Я – Ник Андерс, помолвленный с Дейзи Миллер, начинающий художник. Согласно брошюрам моего университета, мне должно быть около двадцати пяти лет. Я не обычный ученик. Однако это не значит, что у меня меньше занятий, чем у большинства других учеников. По моим наблюдениям для моих одногруппников занятия – это просто время между потреблением алкоголя, наркотиков и сексом с незнакомыми людьми.
Студенты факультета искусств считают меня привлекательным, но друзья Дейзи – её одногруппники – пугаются меня, отдаляясь от неё. Мы не ходим на вечеринки, и у нас нет друзей. Я замечаю взгляд Дейзи, полный боли от этого, хотя она и пытается его безуспешно скрыть.
Я расстегиваю её блузку, быстро расправляясь с пуговицами.
— Нет, — благоговейно шепчу я, мягко целуя её нежную кожу, венка на её шее трепещет, и я целую её тоже. — Ты не странная или чудная. Может быть, ты другая, потому что находишь радость в том, чего другие даже не замечают. Но ни в коем случае не странная. И если они тебя осуждают, то они не достойны того, чтобы глотать пыль из-под твоих ботинок или пить твою мочу.
Девушка задыхается от моей грубости и отталкивает меня:
— Не думаю, что кто-то должен пить мою мочу.
Пожав плечами, я растираю её ключицы большими пальцами. Каждая часть её тела прекрасна от выступов скул до ямочек на попке. Я хочу тонуть в тепле её тела.
— Для кого-то это была бы награда.
— Этого никогда не произойдет, — предупреждает она, смеясь.
— Тогда позволь мне испить из твоей киски?
Дейзи стонет:
— Ник, ну, что мне с тобой делать?
— Позволить мне любить тебя. Это всё, чего я прошу, — умоляю я без тени наглости.
В моем мире нет ничего более важного, чем служить ей.
— Я позволю, — вздыхает она, привлекая меня к себе. — Всегда.
Я поднимаю её на руки и уношу в спальню. Вместе мы избавляемся от её блузки, брюк и моей одежды, пока не прижимаемся плоть к плоти. Мы лежим друг напротив друга, и я ласкаю рукой её красивые изгибы. Позже вечером, когда она будет удовлетворена, в её взгляде будет мерцать тень оргазма, и я нарисую её, попытаясь захватить всю её суть. Хотя мне вряд ли удастся в этом преуспеть, ведь её красота потусторонняя, по крайней мере, в моих глазах она такая, и только это имеет значение.
До меня она была невинной, и те воспоминания остаются со мной до сих пор, несмотря на то, что я уже много раз брал её. Думаю, сейчас она хорошо осведомлена в вопросах секса.
— Расскажи мне, котенок, о каких странностях ты говоришь.
Дейзи гладит руками мышцы и сухожилия на моей груди. Мое тело такое же сложно устроенное оружие, как мой пистолет или нож. Мы с ней контрастируем – мои угловатые формы и её щедрые изгибы. Так и должно быть. Я постоянно тренирую свое тело бегом и боевыми искусствами, потому что Дейзи нравится твердость моих мышц. И хотя наша жизнь не находится больше в постоянной опасности, но мне хочется защитить её от любого вреда.
— Не могу подружиться со своими одноклассниками. Я старше многих, но ведь не сильно. И я выгляжу по-другому. Дело не в одежде, но есть что-то, что их отталкивает.
Она с силой выдыхает и откатывается на спину.
Я стараюсь не замечать, как это движение подталкивает её сиськи и вызывает соблазнительную дрожь её форм. Хотя мой член замечает всё и уже готовится к игре. Стараясь не привлекать большого внимания к своей неподходящей эрекции, я слегка сдвигаюсь, чтобы не давить на неё своей влажной головкой. Сейчас ей действительно нужно дать что-то большее, чем пенис, хотя не знаю, что мог бы дать ей.
Если бы угроза была внешней, я бы смог её легко уничтожить. Те хихикающие девчонки могли бы легко превратиться в пыль. Но я знаю, что это не то решение, которое нужно Дейзи.
— Ты другая, — признаю я. — И я тоже. Мы никогда не станем беззаботными молодыми людьми, которых видим в кампусе. Темная рука потерь и страданий сформировала из нас существ, которые не могут быть обычными настолько, насколько это возможно. Однако твоя неудержимая радость к жизни насыщает меня больше, чем вода и хлеб. И Рейган тоже ощущала то же самое. Думаю, этим девушкам просто нужно узнать тебя получше. Узнать тебя – значит полюбить.
Дейзи поворачивает голову ко мне, рассеивая улыбкой недовольные тучи. Этот слабый сигнал одобрения подогревает мою кровь.
— Знаешь, ты совершенно необъективен? Думаю, хороший секс промыл бы тебе мозги.
— Ну, что ж, тогда добро пожаловать. Если бы мой мир не крутился вокруг тебя, я бы никогда не был прав. Иди сюда, котенок, позволь мне любить тебя, как мужчина должен любить женщину.
С кошачьей грацией она провокационно движется ко мне по простыне. Её обнаженное тело в слабом освещении комнаты светится на чёрных простынях, как на листах для греха.
— Если тебе станет легче, я подчинюсь твоим ухаживаниям.
— Если мы будем в России, тебе бы пришлось называть меня Коля, — бормочу я в её грудь.
Её темный сосок затвердел еще до того, как я намочил его своим ртом и языком. Ожидание удовольствия, которое я подарю ей, уже разжигает огонь внутри.
— Коля, — хрипло повторяет она. — Люби меня.
— Думал, ты никогда не попросишь.
Я лениво продвигаюсь языком от одного пика её груди до другого, уделяя каждому из них максимум внимания. Она выгибается подо мной, толкая в мой рот свою пышную грудь. Я выполняю её невысказанную команду и сосу мощнее. У меня раздуваются щеки, пожирая её чувствительную кожу.
Дейзи такая же вкусная, как свежая выпечка. Её тело дрожит, а ноги беспокойно мечутся по простыне, когда мой рот опускается ниже к её тонким кудряшкам, а затем устраивается между её ножек.
Её нектар льётся на мой язык, и с каждым следующим движением все больше меда исходит из неё. Мой горячий и твердый член пульсирует в гладкий хлопок простыней, но я игнорирую это, чтобы привести её в экстаз. Найти для неё новый остров удовольствия – самая пьянящая награда для меня.
Я раздвигаю её малые губки пальцами, просовывая свой голодный язык во влагалище. Её плоть набухает от желания и намокает от моей слюны. Я глажу её складочки своим указательным пальцем и работаю внутри неё языком.
Дейзи зарывается пальцами в мои волосы, корчась на простынях под моим контролем.
— Прямо там, Ник, целуй прямо там.
Слушаю и повинуюсь.
Проскользнув двумя пальцами внутри горячего и влажного влагалища, работаю над клитором и неустанно трахаю её пальцами, посасывая возбужденный пучок нервов, пока она не кричит об отчаянной потребности освободиться.
Оставляю одну руку на её клиторе, а другой притягиваю на край кровати и одним быстрым движением меняю пальцы на член. Дейзи тянет ко мне руки, но я не позволяю ей дотронуться до меня.
Я на грани безумия, так что одно её касание разорвет меня. Взяв её за запястья, я сжимаю их у неё над головой и прижимаю к матрасу.
— Моё тело любит тебя, — шиплю я сквозь зубы, хватая её за талию, и использую её, как рычаг для своих толчков. — Моя плоть молится на тебя.
— Тогда возьми меня, — выдыхает она, задержав дыхание.
Её горячее лоно напрягается вокруг моего члена. Ответы на все мировые вопросы находятся здесь в этом крепком сжатии. Я дрожу от необходимости выпустить в неё, на неё, вокруг неё своё семя так, чтобы отметить всю её собой. Хочу изливаться в неё, пока моя жидкость не потечет по её бедрам.
Нагнувшись, я целую её и жестко вхожу в её тело. Смакуя её горячее тепло, я выхожу на полную и загоняю член так глубоко, что яйца бьются об её плоть.
Я буду лихорадочно вбиваться своим телом в её, пока не ослепну от бреда вожделения и удовольствия. Сгусток моей спермы готов взорваться, и ожидает сигнала от её тела.
Но я продолжаю бездумно и непрестанно трахать её, с каждой мышцей отдаваясь этому. Дейзи отвечает мне толчками, которые заставляют меня работать еще быстрее. Мы смазанные движения и чувства.
Она вырывается из моей хватки и двигает бедрами на меня, а кончая, её тело напрягается в оргазме. Она безмолвно удовлетворяет мой напор, и землетрясение, сотрясающее нас, разрушает всё вокруг своей красотой.
***
Мой класс искусств находится в старом ветхом здании, пропахшим спертым сигаретным запахом и несвежей бумагой. Так пахнет обучение и познание, что сильно отличается от запаха пороха, крови и страха. Мы изучаем Пикассо, его двойственное отношение к женщинам и его ненависть к жестокой социальной структуре. Он так и не нашел свою Дейзи, и как я понял, потратил слишком много времени на поиски ответов и счастья на дне коричневой бутылки. Но кто станет отрицать, что он гений? Возможно, должны быть те, кому не стоит быть счастливым, чтобы экспрессия их мучений могла вдохновлять последующие поколения.
Я сижу позади класса поближе к двери. Не потому что я избегаю внимания, хотя и это тоже, а потому что не могу избавиться от инстинктов. Инстинкт заставляет меня всегда садиться рядом с выходом лицом к двери, то есть к угрозе, которая может возникнуть.
Но на истории искусств нет опасностей, только студенты и довольно полный профессор, который носит водолазки и твидовые пиджаки. Учитывая запахи вокруг, такая классическая профессорская одежда успокаивает. Всё так, как и должно быть.
Вокруг меня море свободных мест. Задним умом ученики понимают, что я опасное существо, и меня следует избегать. Лишь немногие идут против инстинкта и говорят со мной, их любопытство побеждает страх. Но мое пустое выражение лица и краткие ответы дают им понять, что я не заинтересован. Только сегодня такая изоляция напоминает мне о страхах Дейзи. В некотором отношении я её провал.
После занятия я попытался исправить эту ситуацию. Две молодые девушки улыбались мне в начале семестра. Они свежие розовощекие с разноцветными волосами. Девушки-художники любят красить волосы в цвета, не встречающиеся в природе. Это странно. Вечером я расскажу об этом Дейзи.
Пока я подхожу к ним, слышу, как они обсуждают вечеринку в общежитии с греческими буквами в названии. Я быстро придумываю план. Дейзи хочет друзей и вписаться в тусовку. Одна из них та, что пониже, носит громоздкие сапоги и рваные штаны, говорит, что собирается поразить всех, как правая рука разгневанного бога.
Я задумываюсь, что это значит, и решаю спросить у Дейзи. Хотя она может и не знать. Может, Дениэл знает. Дениэл – бывший убийца, вышедший в отставку в возрасте двадцати семи лет на свое семейное ранчо в Техасе. Он очень хорошо разбирается в необычном поведении американских девушек.
— Он напоминает мне Криса Хемсворта, — отвечает высокая девушка.
На ней надета пушистая длинная шуба, скрывающая её с головы до ног. Интересно, где она её купила. Дейзи не нравится носить меха, которые я ей купил. Она говорит, что другие студенты не одобряют это, плохо убивать животных, а потом носить их шкуры. Я молчу о километрах кожаных шкур, покрывающих наших студентов, но принимаю это как истину, которую никогда не пойму.
— Будем надеяться, его упаковка будет божественной, или все мои усилия пропадут зря, — отвечает низкая.
Ах, это же метафора о сексе. Она хочет горячего секса с человеком, который выглядит, как норвежский бог. Надеюсь, она не ударит его с божьей силой и не рассердит его. Я эффектно прочищаю горло, привлекая внимание, предварительно натягиваю улыбку, которая заставляет Дейзи восхищаться.
Они поворачиваются ко мне и быстро моргают, как будто я ослепил их светом софит прямо в глаза. Я напряженно держу улыбку и слегка ослабляю мышцы:
— Девушки.
Они обмениваются взглядами друг с другом в смутном удивлении, а затем высокая склоняет голову и говорит:
— Привет. Я думала, ты не разговариваешь с простыми смертными.
— Я э... а...
Чтобы сказал Дениэл? К сожалению, я не могу спросить у него совета посередине разговора И слабо отвечаю:
— Я и сам смертный.
Высокая выгибает бровь и тихо говорит:
— Ты не похож на простого смертного.
Она долго оглядывает мой большой свитер и джинсы. Большинство моих татуировок скрыто, но несколько линий на шее всё же заметны. Она не таращится на них так же, как и её короткая подружка. Вместо этого она откидывает волосы с плеча, меняя позу, и как бы приглашая меня в их круг.
— Я – Ник Андерс, — и протягиваю руку.
— Лейла Кристиансен, — она трясет мою руку. — Это Тереза Эрле. Ты магистр искусств?
— Да, — с энтузиазмом киваю я. — Изучаю искусство. Это интересные занятия. До них я не видел связи между политической активностью и искусством. Хотя это настолько очевидно, что может быть, я просто... как вы говорите, заблудился в лесу?
— Ты не местный, не так ли? Иностранный студент? — спрашивает Лейла.
Я остаюсь на чеку и тонко отвечаю:
— Нет. Я отсюда. Имею в виду, живу здесь.
— Нет, — она спешит успокоить меня, — я не имела в виду ничего плохого. У тебя очень крутой акцент.
Мне не нравится обсуждать мое прошлое, поэтому я меняю тему:
— Слышал, вы обсуждали вечеринки. Вам там нравится?
— Конечно, кому не нравится? — вмешивается Тереза. — Ты хочешь пойти? Уверена, мы сможем тебя взять.
— О, нет. Я не хотел мешать вашим планам, а только хотел пригласить вас. У меня вечеринка, и хотел бы, чтобы вы пришли.
Выражения их лиц светятся от этого, и они улыбаются в нетерпеливых улыбках.
— Конечно, когда и где? — спрашивает Лейла.
Я быстро прикидываю варианты. О нашем доме не может быть и речи. Это плохо для будущих арендаторов, которых хочет Дейзи. Общественное место будет намного безопаснее. Мой разум быстро отбрасывает несколько мест. Деревенское зернышко – простое кафе, там слишком подавленная атмосфера для вечеринки. Рестораны, в принципе, не кажутся подходящим местом. В двадцати метрах от нашего дома находится двухэтажный бар. Однажды, когда мы с Дейзи изучали окрестности, мы выпивали там. Тогда там было полно студентов или просто молодых людей, которые казались студентами, которые пили и кутили. Это подходящее место. Мы заплатим им, и они проведут нашу вечеринку.
— На четвертой улице есть ирландский паб МакЭнт. Там будет вечеринка. В следующую субботу.
— Ох, но... — выдыхает Тереза.
— Что такое?
Я допускаю ошибку, и не знаю где.
— Там открытый бар? Потому что мой пивной бюджет может не выдержать такого.
— Да, конечно, — сразу же отвечаю я, хотя понятия не имею, что такое открытый бар, и добавляю это в свой мысленный список спросить у Дениэла. — Открытый бар, открытая еда. Все открыто.
— Открытый бар? — спрашивает Лейла. — Как? Ты заряжаешь?
Стремясь поскорее получить их согласие, я киваю:
— Да, приводите всех своих друзей в мой открытый бар.
Они обмениваются долгими взглядами, которые я не могу считать. Лейла говорит:
— Ты милый. Немного странный, но милый. Мы будет там, и приведем друзей.
Я ликую, но в этот раз моя улыбка не натянута. Не могу дождаться возвращения домой, чтобы рассказать Дейзи хорошие новости. Я замечаю, как Лейла наклоняется в объятия Терезы, и слышу её шепот. Об этом мне тоже нужно спросить Дениэла.
— Я достану бабки, — говорит она своей подруге.
— Чёрт, дорогая, нам лучше добраться туда пораньше, — отвечает Тереза.
Глава 3
Дейзи
— Вечеринка? — спрашиваю я Ника вечером, пока мы моем посуду.
Я смущена, ведь никогда не говорила, что хочу устроить вечеринку. Провожу щеткой по сковородке, смываю пену и ставлю в сушилку, чтобы Ник её протер. Мы моем посуду вручную, ведь посудомоечная машина не работает. Ник пытался её починить, но вышел из себя и выдернул проводку из стены, ругаясь по-русски. Поэтому мы моем посуду вручную. Но я не против, ведь мы делаем это вместе.
И пока мы делаем что-то вместе, мне не важно, что именно.
— Да, вечеринка, — отвечает Ник. — Открытая. Открытая еда, открытый бар. Должно быть, так.
Я подозрительно смотрю на него:
— Правда? Разве это не очень дорого?
Я мало знаю о барах, но мои впечатления основаны на рассказах Рейган. И судя по ним, в клубах, как правило, напитки дороже, чем в магазине.
Он пожимает плечами:
— Так и должно быть. Много народу придет. Мы будем впечатлять людей, и заводить друзей.
Я немного оттаиваю:
— Эта вечеринка имеет какое-то отношение к нашему разговору прошлой ночью?
— У нас было много разговоров, — сдержанно говорит он, но в уголке его рта появляется слабый намек на улыбку, по которому я понимаю, что в данный момент парень гордится собой, и это, не смотря на его притворство, подтверждает мои подозрения о том, что эта вечеринка из-за нашего вчерашнего разговора.
Я щелкаю его по носу мыльными пузырьками:
— Ты знаешь, что я имею в виду. О невозможности завести друзей. Поэтому у нас вечеринка?
Ник по-мальчишески ухмыляется, довольный собой.
Я – самая счастливая девушка в мире, потому что у меня есть такой парень, как Ник.
— Знаешь, что ты замечательный?
— Я сделаю всё, чтобы ты улыбалась, котенок, — говорит он, наклоняясь и целуя меня в губы. — Это стоит любого удовольствия и любой боли.
Звучит так драматично. Я хихикаю над его словами:
— А эта вечеринка будет удовольствием или болью?
— Я думаю и то, и другое. Удовольствие видеть, как ты заведешь друзей. И боль от того, что мне придется притворяться, как меня волнует чужое мнение.
Я снова смеюсь. Мой Ник был бы счастлив, если бы в мире не существовало никого, кроме него и меня. Хотелось бы, чтобы и для меня всё было так же легко, и я не нуждалась в друзьях.
— Итак, — говорит Ник, возвращаясь к мытью посуды. — Как мы позвоним в бар и скажем, что у них будет наша вечеринка?
Покачав головой, я смеюсь и обмываю тарелку.
— Я могу позвонить им и договориться. На какой день?
— На эту субботу.
— Так скоро?
Уже среда. У меня в голове пролетает план приготовлений.
Воспитание Ника было странным, но у меня с этим был полный бардак. Полагаю, поэтому мы так хорошо друг другу подходим. Моя жизнь была прекрасна, пока мою мать не убили. Это послужило переключателем для отца. Он стал страдать от агорафобии, замкнулся в доме, превратив его в крепость. Днем он учил меня школьной программе. Ночью мы практиковались в стрельбе в подвале. С тех пор отец контролировал каждый аспект моей жизни: от того, что я ношу и читаю, до того, что я смотрю по телевизору и в интернете. Мое единственное взаимодействие с внешним миром проходило, когда я выходила, чтобы выполнить поручения, с которыми отец не мог справиться. Поэтому мое мировосприятие искажено. Я невероятно метко стреляю, но никогда не видела ни одного шоу по «MTV».
Из телевизионных шоу я смотрела только разрешенные мне «Счастливые дни», «Шоу Энди Гриффита», «Я люблю Люси» и «Донна Рид». Из них мои представления о вечеринках заключались в увлекательных мероприятиях с воздушными шарами, скатертями и платьями с пышными юбками. Но из своих походов вместе с Рейган я знаю, что в клубах всё не так. Как такое может быть? Рейган бы рассказала, но сейчас она не очень быстро отвечает на мои сообщения, потому что на ранчо сезон отеля, и у них много дел. Ник точно не знает, так что мне придется позвонить в бар и узнать всё, что мне нужно.
— Думаю, мне понадобится наряд для вечеринки, — говорю я Нику. — Что-то с милой юбочкой.
— Не ограничивай себя, — отвечает мне он.
— Хорошо, что не ты отвечаешь за финансы, — поддразниваю я его. — А то надел бы на меня платье из чистого золота.
— Твоей красоте не нужны украшения, — говорит Ник.
Я споласкиваю последнюю тарелку и протягиваю ему. Он вытирает её, а я вытираю руки и смотрю на него:
— Ты наденешь костюм на вечеринку?
По телевизору мужчины всегда были в костюмах на вечеринке. Хотя, наверное, стоит посмотреть какое-нибудь современное шоу, типа «Настоящих домохозяек», но у меня так много дел по дому, запланированных до субботы. Может быть, мне удастся быстро просмотреть один выпуск.
— Ты хочешь увидеть меня в костюме? — спрашивает он.
Пока я представляю, что он одет в черную, строгую, красивую и благородную одежду, я скольжу руками по его обычной футболке и глажу пальцами по его груди.
— Мне бы очень хотелось посмотреть на это.
***
На следующее утро перед занятиями мы заглядываем в квартиру моего отца. Его было трудно заставить переехать к нам, но ему нравится быть ближе. Так мы можем навещать его каждый раз перед занятиями. Запланировано. Ожидаемо. Иначе отец паникует. Хотела бы я сказать, что ему стало лучше после переезда, но он делает все возможное. Внутри его маленькой квартиры окна плотно закрыты и запечатаны. Он заклеил их мешками для мусора. И я знаю, что под его любимым креслом и кроватью, лежит пистолет. Это в характере моего отца. И хоть он больше не живет в большом доме на ферме, но не может справиться со своей агорафобией. Надеюсь, когда-нибудь он сможет открыть окна и наслаждаться солнечным светом. Сейчас я считаю большим шагом то, что он живет в одном здании со мной.
Мы с Ником подходим к двери отца, и я равномерно стучу четыре раза. Это наш сигнал, чтобы он знал, что это я, а не незнакомец. Теперь я терпеливо жду, пока он посмотрит в глазок, повернет все шесть замков и откроет дверь, чтобы впустить нас.
— Дейзи, — говорит отец, целуя меня в щеку. — Входи, девочка моя.
У нас есть система, когда мы навещаем отца. Ник входит со мной, но стоит у двери, пока я внутри. Он говорит, что так мой отец может расслабиться, и кажется, это работает. Когда я навещаю отца, вижу, что он почти состарился.
Почти.
Когда я оказываюсь внутри, то чувствую запах собачьей мочи и фекалий. Я морщусь от запаха и стараюсь не демонстративно закрыть ноздри. У отца есть человек, который выгуливает Арахиса, но если он приходит не по графику, то отец не открывает дверь. А значит, Арахис гадит внутри.
— Папа, — спрашиваю я, — выгульщик собак опоздал?
— Сегодня был незнакомый, — говорит отец. — Ты знаешь, я не пускаю незнакомцев.