Саймон Керник

Для смерти день не выбирают

Маме и папе
Ричард Блэклип хотел кого-нибудь убить.

Перед отъездом из Англии ему сказали, что обо всем можно договориться с человеком, который сидел сейчас напротив. Мистер Кейн, по-видимому, умел устраивать такого рода дела. В грязном, дешевом, неряшливо расползшемся мегаполисе, таком, как Манила, где продается и покупается все — была бы цена подходящая, — он имел доступ к неиссякаемому ресурсу жертв. Оставалось только уладить вопрос с ценой.

О встрече договорились часом раньше, когда Блэклип позвонил Кейну на мобильный, но сейчас, в присутствии гостя, его почему-то одолели сомнения. Не потому, что он раздумал убивать (в конце концов, ему не впервой), а потому, что делиться сокровенными мыслями с совершенно незнакомым человеком в номере отеля за тысячи миль от дома вдруг показалось небезопасным. Говорили, что на Кейна можно положиться. А если нет? Если он мошенник? Или, того хуже, работает на полицию? Если эта встреча — западня?

Блэклип понимал, что может показаться гостю параноиком, но это вовсе не значило, что его страхи не имеют под собой основания.

— Все в порядке? — спокойно, демонстрируя уверенность и контроль над ситуацией, спросил Кейн.

Прием не новый, однако действенный. Блэклип улыбнулся и вытер платком пот со лба.

— Да, в порядке, — неестественно бодро ответил он. — Жарко тут у вас. Я к такому не привык.

В номере и впрямь было душно. Перед приходом гостя Блэклип переоделся, включил на максимум вентилятор и даже опустил жалюзи, спасаясь от палящих лучей… Ничего не помогало. Он уже жалел, что поскупился и не взял номер с кондиционером. Ничего не поделаешь — деньги нужны для другого, приходится экономить.

Кейн сказал, что, мол, приезжие привыкают к жаре, пожив какое-то время на Филиппинах, но Блэклип пропустил его слова мимо ушей, потому что исподтишка изучал гостя. Он полагал, что умеет делать это лучше многих. Скрытое наблюдение было его коньком.

Кейн выглядел моложе, чем можно было ожидать, — не больше сорока, и одет довольно небрежно: джинсы, хлопчатобумажная рубашка и легкий пиджак спортивного покроя. Высокий, выше Блэклипа, стройный, подтянутый и загорелый, он явно проводил немало времени на свежем воздухе. Волосы и аккуратно подстриженная бородка выгорели на солнце, так что седины почти не видно. Кто-то, возможно, нашел бы его симпатичным, несмотря на узкие и слишком близко посаженные глаза.

Капелька пота пробежала по лбу гостя к брови. Кейн смахнул ее привычным жестом. Жара и влажность его, похоже, не беспокоили. Отпустив несколько реплик насчет филиппинской погоды, он замолчал, давая понять, что готов перейти к делу.

Момент истины. Сейчас или никогда.

Блэклип перевел дыхание, прекрасно понимая как то, что идет на огромный риск, так и то, сколь велика потенциальная награда. Охота. Развязка. Убийство. Какое удовольствие!..

— Вы знаете, что мне нужно, — сказал он наконец. — Можете достать?

— Хотите девочку?

— Верно.

Кейн согласно кивнул:

— Что ж, можно и девочку.

Блэклип откашлялся. По спине прошел приятный холодок возбуждения.

— Она должна быть юная, — произнес он, выделяя последнее слово.

— Я достану все, что только пожелаете. За определенную цену.

Блэклип представил, что сделает с ней, и ощутил приятное покалывание в паху. Во рту пересохло, и он облизнул губы.

Кейн ждал; лицо его не выражало ничего, кроме вежливого интереса.

— Все, что пожелаю? Вы можете достать все, что я пожелаю? — Голос упал до шепота. Мир для Блэклипа съежился до размеров крохотной, плохо освещенной комнатки. Забылось все, даже удушающий зной.

— Все.

Сказано спокойно, но твердо, уверенно. Теперь Блэклип знал — его собеседник имеет в виду все. Даже убийство.

И тогда он с застенчивой, почти детской улыбкой поделился с гостем своими кровавыми фантазиями. Рассказывая, он украдкой поглядывал на Кейна, проверяя, не заходит ли слишком далеко, но каждый раз тот лишь улыбался ободряюще, как бы говоря, что все в порядке, что в его желаниях нет ничего особенного.

Закончив, Блэклип еще раз посмотрел на Кейна. Жалобно. Умоляюще. Будто прося понимания. Как пес, вымаливающий косточку у хозяина.

— Понятно, — сказал тот после короткой паузы.

— Сможете?

— Это вам дорого обойдется. Потребуется большая подготовительная работа. Ну и, конечно, риск.

— Я подумал, что в таком месте ее никто и не хватится. Их же здесь много.

— Верно, тем не менее власти пытаются сломить преступность. Я не говорю, что не смогу, но обойдется недешево.

— Сколько?

— Пять тысяч американских долларов.

— Слишком много, — разочарованно пробормотал Блэклип. — Таких денег у меня нет. Откровенно говоря, я надеялся уложиться в две тысячи.

Кейн ненадолго задумался, и Блэклип впился в него взглядом — только бы клюнул.

— Ладно, посмотрим, — сказал наконец гость. — Но мне нужен аванс. Просто так здесь никто и пальцем не пошевелит. Надеюсь, вы понимаете, что такого рода предприятия требуют немалых усилий. Вы можете прямо сейчас дать мне двести американских долларов?

— Пожалуйста, мистер Кейн, скажите, что вы все устроите, — негромко попросил Блэклип.

— Хорошо, — вздохнул Кейн, похоже, принимая решение. — Сделаю за две тысячи.

Блэклип поднялся.

— Большое спасибо, — с чувством произнес он. — Осталось только найти деньги, да?

Блэклип шагнул к кровати и открыл чемодан. Потом повернулся…

…и увидел направленный ему в грудь черный пистолет.

Искаженное страхом, одутловатое лицо превратилось в пародию на изумленную физиономию циркового клоуна. Колени затряслись, бумажник выскользнул из пальцев и упал на пол. Банкноты, порхая, опустились вслед за ним.

«Полиция!» — подумал он.

Но в комнату никто не врывался. В коридоре было тихо. Да и навернутый на дуло толстый, похожий на сигару глушитель говорил не в пользу такого предположения.

Человек, представившийся Кейном, не встал со стула, не объявил Блэклипу, что тот арестован. Он вообще ничего не говорил, и его лицо оставалось бесстрастным.

— Нет, пожалуйста, не надо! Пожалуйста… — взмолился Блэклип высоким, почти пронзительным голосом. — Мистер Кейн, что вы делаете? У меня есть деньги. Не убивайте меня. Ради Бога…

Дуло немного опустилось. Гость целился ему в пах. Палец на спусковом крючке напрягся…

— Зачем? Вы не так меня поняли. Пожалуйста…

Теплая струйка поползла по штанине, но Блэклип не обратил на это никакого внимания. Отчаяние поднималось изнутри, и он чувствовал его кисловатый, желчный привкус. Нужно что-то делать — кричать, бежать, броситься на мучителя. Но он не смог даже пошевелиться. Ноги словно приросли к полу.

Страх сковал его.

Гость посмотрел ему в глаза, и в этот момент Блэклип понял — надежды нет.

Однако он еще попытался спастись.

— Сколько бы вам ни заплатили, — прошептал он, — я заплачу вдвое больше.

— Я сам выбираю, на кого работать, — сказал Кейн и спустил курок.

В первый момент Блэклип ощутил острую, обжигающую боль. Его как будто ударило током.

Он всхлипнул и, схватившись за рану, завалился на кровать.

В последнюю секунду ярость вытеснила страх, и с губ вместе с предсмертным выдохом слетело пропитанное злобой слово:

— Сволочи…

Гость сделал шаг вперед и всадил две пули ему в голову.

Кровь ударила в стену, словно краска из аэрозольного баллончика. Человек, назвавшийся Кейном, повернулся и вышел из номера.

Часть первая

Остров Миндоро, Филиппины

Год спустя

Глава 1

Я сидел в ресторане «Закат», глядя на лодки, лениво скользящие по тихой глади залива Сабанг, когда за столик опустился Томбой. Попросив дочь Тины, хозяйки ресторана, принести «Сан-Мигель», он сообщил, что кое-кого нужно убрать. Было пять пополудни, в небе ни облачка, и настроение у меня было хорошее. Пока не появился Томбой.

Я сказал, что никого больше не убиваю, что тот случай остался в прошлом, о котором мне не хочется вспоминать, и он ответил, что все понимает, но нам снова нужны деньги.

— Так уж устроен мир, — добавил Томбой с той печальной миной, с какой владелец похоронного бюро выражает сочувствие родственникам своего клиента. Томбой Дарк — мой партнер по бизнесу и человек с готовыми клише на все случаи жизни, включая убийство.

В ресторане было пусто, что обычно для этого времени дня. Заведение располагалось в самом конце главной улицы небольшого городка, чуть в отдалении от других баров и пансионатов, и туристы заглядывали туда нечасто, так что, когда Томбой назначил место встречи, я сразу понял — что-то случилось. Обычно мы встречались там, чтобы поговорить без свидетелей.

— Кто объект? — спросил я.

Он ответил не сразу, а подождал, пока дочка Тины поставит пиво, а потом отойдет подальше.

— Какой-то парень. Билли Уоррен, — тихо сказал Томбой. — В четверг вылетает из Хитроу, в пятницу утром будет в Маниле.

— Сегодня среда.

— Знаю. — Он пригладил ладонью то немногое, что сохранилось на голове. — Но ты же сам знаешь, что говорят в таких случаях. Время никого не ждет.

— И что он натворил, этот Уоррен?

— Никто пока ничего не говорит. Все как воды в рот набрали. Парень подался в бега, и причина, похоже, серьезная. Как и в твоем случае. Разница в том, что кто-то хочет с ним рассчитаться. Скажем так, он совсем не белый и пушистый.

— Сколько предлагают за работу?

— Тридцать тысяч американских долларов. Куча денег.

Он был прав. Тридцать тысяч — это и впрямь куча денег. Особенно на Филиппинах. Наш совместный бизнес, небольшой отель, специализировавшийся на обслуживании дайверов, приносил примерно столько же за год, и перспективы не обещали улучшения из-за настойчивых попыток «Аль-Каиды» угробить как можно больше западных туристов в этой части света. Чистый доход после расчета с персоналом и властями и оплаты текущих расходов не превышал треть этой суммы. Рай — приятное место, но там трудно разбогатеть.

Я отхлебнул пива.

— Должно быть, он сильно кому-то насолил.

Томбой кивнул и, достав из кармана мятую пачку «Мальборо», закурил сигарету.

— Так и есть. Но это еще не все. Они хотят, чтобы он исчез. Бесследно.

— В Маниле это не так-то легко.

— Не в Маниле. По прибытии он отправится на такси в Батангас, а оттуда переправится в Пуэрто-Галера. — Пуэрто-Галера был ближайшим к нам крупным городом и главным портом острова Миндоро. — Ему оставили комнату в отеле «Калифорния» на Ист-Брукал-стрит. Номер уже оплачен. Парню сказали, что ты встретишь его там и передашь инструкции и кейс с баксами. От тебя требуется вытащить его из номера и предложить прокатиться. Назад он уже не вернется.

— Если я соглашусь.

— Верно, — с неохотой согласился Томбой, — если согласишься. Но ты не хуже меня знаешь, как сейчас обстоят дела. Нам нужны эти деньги. Позарез. Сам понимаешь, иначе я бы и просить не стал.

— Сколько мы здесь? Год? Чуть больше? И ты уже хочешь, чтобы я отправил кого-то в путешествие, из которого не возвращаются? А тебе не кажется, что это чересчур рискованно?

— Перестань. Тело никто не найдет. Мы сразу получим пятнадцать кусков авансом. Останется только предъявить фотографии в доказательство того, что дело сделано, и получить остальное. И все, ставим точку.

Ставим точку. Я слышал это и раньше. Причем не единожды.

— Последний вопрос: кто заказчик?

— Поуп. Тот же, что и в прошлый раз.

— И он, конечно, тоже действует по чьему-то заказу?

Томбой пожал плечами:

— Скорее всего.

Загадочный мистер Поуп… Старый знакомый Томбоя еще по уголовному миру Лондона, он вышел на связь примерно год назад и сразу сделал деловое предложение. Но прежде проследил весь путь Томбоя до самого Сабанга, что вряд ли было так уж просто. Деловое предложение состояло в том, чтобы ликвидировать некоего Ричарда Блэклипа, британского педофила, ускользнувшего из рук правосудия Соединенного Королевства и отправившегося в Манилу по фальшивому паспорту. Кто-то из знакомых Поупа — скорее всего одна из бывших жертв педофила, успевшая повзрослеть — не забыл давней обиды, и Поуп попросил Томбоя найти надежного человека для выполнения задания.

Большинство людей сочли бы такую просьбу странной, но Томбой Дарк всю свою жизнь был уголовником (хотя и не отличался склонностью к насилию) и провел немало лет, вращаясь в кругах, где с такими просьбами обращаются без стеснения.

И разумеется, Томбой ответил, что надежный человек у него есть.

Он присосался к бутылке, потом затянулся сигаретой и посмотрел мне в глаза.

— Знаю, ты не хочешь за это браться. Не хочешь мараться. Сказать по правде, я тоже не хочу. Но деньги стоящие, а этот парень, как я уже сказал, далеко не ангел. Сорвался из Лондона и спешит к нам сюда, на край света, не просто так, а чтобы получить кейс с деньгами и начать новую жизнь подальше от любопытных глаз. Как по-твоему, это очень похоже на человека с чистой совестью?

Смысл в его словах был, но если я чему и научился в жизни, так это не принимать все, что мне говорят, за чистую монету. Однажды я уже допустил такую ошибку, и она едва не стоила мне жизни. Все три года после отъезда из Англии я пытался покончить с прошлым и начать с чистого листа. Может, этот парень, Уоррен, хочет сделать то же самое. Но от прошлого не убежишь, как ни старайся, и ему тоже предстоит постичь эту истину.

Я смотрел на Томбоя, а Томбой смотрел на меня. Я думал о том, как обставить клиента. Получить деньги, предъявить фотографии, но никого не убивать. Томбой, наверное, думал только о деньгах. Так или иначе, я сказал ему то, что он хотел услышать:

— Ладно. Сделаю.

Глава 2

Томбой допил пиво и попросил дочь Тины принести еще бутылку. Он даже успел пофлиртовать с девушкой, пока та стояла у соседнего столика — с тряпкой в руке и улыбкой на лице, довольно широкой и дружелюбной, но не слишком глубокой и искренней.

Томбой сказал, что за ней, наверное, увиваются все местные парни и что она милашка. Девчонка и впрямь симпатичная, но ей вряд ли исполнилось шестнадцать, тогда как Томбою, если память мне не изменяет, перевалило за сорок, так что вся эта сцена выглядела немного безвкусной. Между шуточками и комплиментами Томбой то и дело подмигивал мне, показывая, что его заигрывания не стоит принимать всерьез, что это не более чем добродушное подшучивание, легкий треп, однако за его игрой проступало надрывное отчаяние. Может быть, он и сам верил, что всего лишь дурачится, но подобно всем мужчинам, чья привлекательность теряется в растущем животике, ему хотелось по-прежнему считать себя неотразимым, хотелось получать подтверждение, что он еще сохранил тот неуловимый шарм, на который клюют молоденькие девочки. Жаль, но от былой удали ничего не осталось. Мало того что по сравнению с добрыми старыми временами Томбой прибавил в весе на три стоуна, он еще и обзавелся красным носом, щеки его покрылись сеточкой лопнувших вен, а от роскошных блондинистых кудрей — гордости и радости молодых лет — остались жиденькие потускневшие пряди на макушке да жалкий хвостик на затылке.

Впрочем, это его не останавливало. Томбой поинтересовался у девушки, что ей больше всего нравится в мужчинах.

— Кроме того, что всем нравится, — со смешком добавил он.

Дочь Тины хихикнула.

— Не знаю. Что вы меня спрашиваете?

— Ты бы предложил что-нибудь на выбор, — сказал я ему. — Например, два варианта: А — пивной живот, Б — лондонский акцент. В этом роде. Тогда у тебя еще был бы какой-то шанс.

— Чувство юмора, — с довольным видом объявила дочка Тины. — Вот что мне нравится.

Томбой бросил в мою сторону сердитый взгляд. Наверное, он хотел что-то сказать, отпустить колкое замечание, но в последний момент удержался, вспомнив, должно быть, что только что попросил меня убить человека.

— У вас хорошее чувство юмора, Томбой, — сказала дочь Тины. Мне она ничего такого не сказала, но ведь мы и не знали друг друга так же хорошо.

Томбой улыбнулся.

— Спасибо, милая. — Но интерес уже погас, и продолжения не последовало. Мое непрошеное вмешательство испортило игру.

Допив торопливо вторую бутылку, он объявил, что должен идти. Дела. Надо позвонить в Лондон, объяснил Томбой. Сообщить Поупу, что человек есть и заказ будет выполнен.

Я еще посидел, потягивая пиво, поглядывая на лодки в заливе, но уже без недавнего удовольствия и с совсем другим настроением. Мне нравился Томбой, и я вовсе не хотел ломать ему кайф. Парень он видный и не вредный и меня, когда я три года назад объявился в его отеле, принял хорошо. Так что за мной был должок. Но убивать человека чуть ли не у себя на пороге… Не слишком ли большая плата за оказанную когда-то услугу?

В частности, поэтому я все еще не решил, что делать дальше. Вторая причина заключалась в том, что меня нельзя назвать хладнокровным убийцей. Да, я брался за эту работу. Пристрелил Блэклипа, а до него были другие, еще в Англии. Я обрывал жизнь тех, кто этого заслуживал: наркодилеров, растлителей детей, уголовников наихудшего образца. Их было не так уж много, и они никак не пересекались с моей работой в качестве детектива лондонской полиции, поэтому мне и в голову не приходило, что я делаю что-то нехорошее. Так или иначе, все изменилось три года назад, когда я прокололся: убил людей, на которых мне указали как на плохих парней, но которые вовсе ими не были. Именно это я имею в виду, когда говорю, что ничего нельзя принимать за чистую монету. Люди врут. Люди предают. Даже те, кому невозможно не верить. В результате той ошибки я ударился в бега, чувствуя на затылке горячее дыхание полиции, Интерпола и еще бог весть кого. Все они жаждали моей крови, но удача отвернулась от них. Я же после долгих скитаний оказался на Филиппинах, где стал деловым партнером человека, бывшего в лучшие времена, когда я еще стоял на стороне закона и звался сержантом уголовной полиции Деннисом Милном, моим лучшим информатором.

Тогда у Томбоя был отель и бар на Сикихоре, крошечном островке в южной части Филиппинского архипелага. Дела поначалу шли хорошо, но потом исламистские боевики Абу Сайяфа развернули в тех краях активную террористическую деятельность с похищениями людей и взрывами, и число туристов начало быстро сокращаться. Год назад Томбой и его жена-филиппинка Анжела продали бизнес с немалым убытком для себя, и мы перебрались к северу, в Пуэрто-Галера, на остров Миндоро, что в нескольких часах езды от Манилы, где и начали все с нуля. Дела здесь идут лучше, да и жить намного безопаснее. Если, конечно, вас не зовут Билли Уоррен.

Я расплатился, оставив дочери Тины пятьдесят песо чаевых, и, выйдя из ресторана, направился к узкой бетонной дорожке, служившей в Сабанге чем-то вроде променада. Двое ребятишек играли на земле с шелудивой собачонкой. На берегу рядом с вытащенными на песок лодками с десяток местных мужчин наблюдали петушиный бой. Повернув от берега, я зашагал по грязному переулку — мимо шатких палаток, где продавали мясо и рыбу; мимо обменивающихся пулеметными репликами женщин; мимо гогочущих школьников, возвращающихся домой в чистенькой форме; мимо рассчитанных на туристов дешевых сувенирных лавок и баров. Я проходил по мосткам из пары досок, переброшенных через загаженные отходами ручьи; нырял под развешенное на веревках белье; пересекал захламленные задние дворики; огибал шумные компании любителей перекинуться в картишки. Я то и дело кивал знакомым, некоторых из них знал по имени, вдыхал горячий, вонючий воздух и думал о том, как же мне здесь нравится. Нравится жара. Ритм этой жизни. Свобода.

Когда я, вынырнув в другом конце города, снова ступил на бегущую вдоль берега бетонную дорожку, солнце уже опускалось к горизонту во всем великолепии золотых и розовых красок.

Красота.

И я был бы доволен и счастлив, если бы не мысль о заморском беглеце — человеке, прибытие которого угрожало разрушить эту идиллию.

Глава 3

Через два дня после разговора с Томбоем в ресторане «Закат» я ехал по разбитой вдребезги дороге из Сабанга в Пуэрто-Галера с пистолетом в кармане и тяжелыми мыслями в голове.

Ист-Брукал-стрит — тихая и на удивление зеленая, усаженная манговыми деревьями улочка длиной пятьдесят ярдов, чуть в стороне от главного проспекта Пуэрто-Галера. Отель «Калифорния» находится на середине ее — скромное двухэтажное заведение с открытым рестораном на втором этаже, прекрасно вписывающимся в окружающий пейзаж. Хозяин его — ветеран вьетнамской войны, серьезный парень из разряда тех, с кем лучше не спорить — приятель Томбоя. Когда нужно, он готов закрыть глаза и не замечать, какого рода личности проходят через его владения. Номер с ванной за триста песо в сутки — лучшего места не найти. По крайней мере Билли Уоррену жаловаться не на что — его пребывание здесь было оплачено наличными из кармана Томбоя.

Пятница. Половина третьего. Жарко. На улице — никого. Возле отеля две машины и ни одной живой души. Я проехал мимо, остановился ярдах в десяти от входа, около собранных в кучу листов поржавевшего железа, между которыми устроилась лавчонка, предлагающая на продажу комнатные растения, и набрал номер мобильного.

Уоррен ответил после пятого гудка.

— Алло? — Голос спокойный, тон нейтральный, никаких признаков волнения.

— Меня зовут Мик Кейн, — начал я без предисловий. — Мне поручили доставить вам кое-что и передать кое-какие инструкции. Я возле отеля, в голубом «лендровере». Можете спуститься?

— Никогда не видел голубого «лендровера», — с готовностью сообщил он.

— У вас есть шанс. Можете даже прокатиться в нем, если пожелаете. В пятнадцати минутах отсюда есть гольф-клуб «Пондероса» с баром. В это время там тихо, так что мы могли бы поговорить.

— Значит, вы хотите меня прокатить? — недоверчиво и вместе с тем насмешливо спросил он, давая понять, что мои мотивы для него не секрет. — Надо же, какой сюрприз! Я тут совсем один, в паршивой стране, где, если верить Би-би-си, жизнь дешевле грязи, и вдруг появляется незнакомец, человек, которого я знать не знаю, но у которого для меня куча денег, и приглашает на экскурсию по местным достопримечательностям.

— Послушайте, мне все равно, как мы это сделаем. Мое дело — передать вам кейс и некоторые инструкции. Можете спуститься и забрать. Мне все равно, так что решайте сами. Я просто хотел выпить, вот и все.

— А кондиционер там есть? Если нет, я не поеду. В такую жару без кондиционера невозможно.

— Конечно, есть, — соврал я. — И еще прекрасный вид. Вам понравится.

— Посмотрим, — загадочно сказал он и повесил трубку.

Парень определенно много о себе воображал и давал мне понять — он не дурак. Что ж, я в свое время много таких встречал. Эти ребята уверены, что уж их-то не проведешь, уж они-то неприятности за милю чуют. Но слабое место есть у каждого. Надо только уметь его найти.

Прошло пять минут, и я уже собирался позвонить наглецу еще раз и выяснить, что за игру он, черт возьми, затеял, когда Уоррен вышел из отеля в белой хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами и джинсах и, не глядя по сторонам, направился прямиком к машине. Ясно — высмотрел меня из номера. Что ж, все правильно. Я на его месте поступил бы точно так же.

Он был среднего роста, лет сорока с небольшим, с короткими темными волосами и густыми усами, которые совершенно ему не шли. Плотного сложения, крепкий, подтянутый — наверняка регулярно посещает спортзал. Лицо невыразительное и ничем не примечательное, если не считать того, что оно принадлежало человеку, который знает все ходы и выходы.

Наблюдая за ним в зеркало заднего вида, я невольно улыбнулся. Вот оно, значит, что. Парень, которого я знал когда-то как Билли Уэста, сменил имя… точнее, фамилию. Мы не виделись лет, наверное, десять, но он почти не изменился с тех пор. Разве что усы отпустил. Вышел, так сказать, в новом издании. Усы, конечно, часть маскировки — не для красоты же он их отрастил. Предположить, что Билли Уэст по кличке Ловкач не в бегах, было невозможно. Парень полжизни только тем и занимался, что выворачивался из лап правосудия, и делал это не без успеха. Причем особенно часто с носом оставался именно я.

Впервые я столкнулся с ним в 1991-м в Лондоне, когда его взяли под наблюдение по подозрению в незаконном ввозе оружия. Билли Уэст служил в армии, побывал на Фолклендах и в Северной Ирландии, но в конце концов попал под трибунал, когда с приятелем-рядовым совершил вооруженное нападение на грузовик, перевозивший полковую кассу. Насколько мне известно, то был единственный случай, когда он получил по заслугам и провел какое-то время за решеткой. Наше наблюдение за ним продолжалось около месяца, и когда мы засекли его и вломились в помещение, которое Билли Уэст использовал в качестве склада, то обнаружили там три сотни новеньких автоматов «АК-47». Но на суде Билли заявил, что ничего не знал об оружии, и в качестве аргумента для защиты использовал тот факт, что ключи от склада были не только у него. Заявление подтвердилось, виноватыми оказались два двоюродных брата Уэста, время от времени работавших на него, а сам он выкрутился, потому как обвинению не удалось доказать, что оружие бесспорно принадлежало ему, тем более что и его отпечатков на автоматах не нашли. В результате Билли Уэста оправдали.

Через пару лет ситуация повторилась, когда я, действуя по наводке, нагрянул с ордером на обыск на одну квартиру в районе Кингс-кросс, где, по моим данным, хранилась крупная партия кокаина. Мерзавец, однако, укрепил не только входную дверь, но и дверь в ванную, причина чего вскрылась довольно быстро. Когда мы, немало повозившись с входной дверью, ввалились в квартиру, он успел укрыться в ванной, прихватив весь товар. Я никогда не забуду, с каким отчаянием и злостью мы ломали вторую дверь, торопясь добраться до него раньше, чем он успеет спустить героин в унитаз. Что еще хуже, мы слышали, как он избавляется от наркотика, преспокойно насвистывая какую-то бойкую мелодию и делая вид, что ничего особенного не происходит, а удары кувалдой по двери есть событие заурядное, на которое не стоит обращать внимания. Вышибить замок удалось только с пятой попытки, и наши старания были вознаграждены возможностью созерцать старину Билли сидящим на унитазе со спущенными штанами и газетой в руках. Он даже исхитрился громко пукнуть в подтверждение, так сказать, чистоты своих намерений, после чего приветствовал меня такими словами: «А, сержант Милн! Доброе утро. А я-то никак не пойму, что там за шум». В общем, наглец каких поискать.

От полукилограммового запаса кокаина осталось пять пластиковых мешочков, в каждом из которых сохранились, как показала экспертиза, следы наркотика. Того, что удалось наскрести, оказалось достаточно, чтобы оштрафовать проходимца на двести фунтов.

Через три недели человека, снабдившего нас информацией о кокаине, бывшего делового партнера Ловкача, Карла Нэша, обнаружили мертвым у себя дома в Ислингтоне. Сначала причиной смерти сочли передозировку героином, но дальнейшее расследование установило, что его задушили. Долго искать подозреваемого не пришлось — незадолго до этого партнеры серьезно поссорились в присутствии нескольких свидетелей, — но хотя Билли арестовали и подвергли допросу в связи с убийством, убедительных доказательств его вины собрать не удалось.

Думаю, именно тогда он понял, что заигрался, потому что вскоре тихонько сошел со сцены и растворился в безвестности. Больше я его не видел. До сего момента. Интересно, узнает он меня или нет? Как ни крути, мы провели немало времени в малоприятном обществе друг друга.

Подойдя к машине, он бросил взгляд на заднее сиденье, проверяя, не спрятался ли там кто-нибудь, готовый накинуть ему на шею удавку, и лишь потом открыл дверцу и опустился рядом со мной.

— Мик Кейн. — Я протянул руку.

Он пожал ее — не так крепко, как можно было ожидать — и посмотрел мне в глаза.

— Билли Уоррен. — Сначала ничего, и он уже начал отворачиваться, но потом вдруг обернулся.

— Что такое? — спросил я.

Его губы растянулись в знакомой, немного высокомерной усмешке.

— Черт, быть такого не может. Деннис Милн! Собственной персоной! Да ты изменился, не сразу и узнаешь. Пытаешься не отстать от времени, а, старичок?

Такая вот маскировка.

— Не представляться же мне настоящим именем. — Я пожал плечами — отрицать очевидное было бы глупо.

— Верно-верно. Я бы и не вышел. Кто знает, что ты мне приготовил — теплые объятия или пулю в лоб. — Билли с улыбкой покачал головой. — Черт возьми, мир все-таки тесен. И полон сюрпризов. Кто бы мог подумать, что полицейский, слуга закона, потративший столько сил, чтобы упрятать меня за решетку и обещавший… Как это ты тогда сказал, а, Деннис? Помнишь? Ты обозвал меня подлым ублюдком и предрек, что я еще свое получу. Кажется, так, да? Так вот кто бы мог представить, что этот самый полицейский окажется убийцей! — Билли ухмыльнулся, но уже в следующую секунду лицо его посерьезнело, а серые глаза холодно блеснули. — Ты ведь не собираешься стрелять в меня, а, Деннис? Ты ведь привез мне деньги, не так ли?

— В отличие от тебя, Ловкач, я убивал только тех, кто этого заслуживал, и никогда не стрелял в людей без причины.

— А как же те таможенники?

— Их я убил по ошибке. Но можешь не сомневаться, больше такое не повторится. И вот еще что. Теперь я живу здесь. Мне здесь нравится. И я не собираюсь возвращаться к старым играм, потому что не хочу осложнять себе жизнь. — Я повернул ключ, тронул педаль газа, и «лендровер» медленно отвалил от тротуара.

Билли продолжал наблюдать за мной, и я буквально ощущал его напряжение. Похоже, мои заявления его не убедили.

— Держу пари, ты и меня бы пристрелил, а? По-твоему, я тоже этого заслуживал?

— Не ошибаешься. Я считал так тогда и считаю до сих пор. С другой стороны, приехав сюда сегодня, я никак не ожидал увидеть тебя. Так что для меня наша встреча тоже сюрприз.

— Наверно. — Он достал из кармана пачку «Мальборо» и протянул мне: — Будешь?

— Нет. Бросил. Уже давно.

— Где кейс?

— В надежном месте. На Филиппинах кейс с деньгами на заднем сиденье не возят. Разве что хотят его потерять.

Билли кивнул, принимая объяснение, и мы свернули с тихой Ист-Брукал-стрит на шумную, пыльную, отравленную выхлопными газами Консепсьон-стрит, пролегавшую через центр Пуэрто-Галера. Движение здесь, как всегда, было насыщенное, и по изрытой выбоинами дороге катились самые экзотические транспортные средства: неуклюжие, кренящиеся на борт ярко раскрашенные и облепленные пассажирами автобусы; крохотные юркие мопеды с крытыми колясками, вмещавшими порой все три поколения одной семьи; разбитые американские «бьюики» и «форды»; новенькие пятисот- и тысячекубовые мотоциклы с гордо восседающими на них и наверняка незастрахованными европейцами и их местными подружками. И вся разношерстная механизированная толпа отчаянно гудела и ревела, словно каждый стремился заявить о себе как можно громче, доказывая этим законность своих притязаний на крутизну, но при этом весь поток двигался не быстрее спешащих по тротуару и задыхающихся от копоти пешеходов.

Ловкач прикурил от спички и опустил стекло, впустив в салон изрядную порцию горячей отравленной смеси. Выбросил спичку, тут же поднял стекло и торопливо затянулся.

— Господи… Здесь всегда так?

— Всегда как?

Он махнул рукой.

— Вот так. Ну, сам знаешь… жарко, шумно и грязно.

— Привыкнешь, — сказал я.

Только вот привыкнет ли? Или я не дам ему такой возможности? Билли Уэст не ошибался — я и впрямь считал, что он заслуживает смерти. Преступник, почти наверняка убийца, человек без малейших проблесков совести. Но все же если можно обойтись без убийства и при этом получить обещанные деньги, я предпочел бы такой вариант. И тогда никто, кроме нас двоих, меня и Билли, не узнает, что же случилось на самом деле.

— Ты давно здесь, Деннис? — спросил он, выпуская струйку дыма. — С тех пор как исчез?

— Почти.

— Знаешь, я даже не поверил, когда прочитал, что ты наделал. Это ж надо! Ты всегда казался мне одним из тех, кого называют хорошими парнями. Надо ж так обмануться! Ты, должно быть, отменный лжец.

Я понимал, что мерзавец пытается меня зацепить, а потому никак не отреагировал.

— В том, что касается лжи, Ловкач, мне до тебя далеко. Нечего даже сравнивать. Если ты и говорил правду, то, наверное, только когда называл свое имя. Да и его уже изменил. По крайней мере в части фамилии. Не боишься, что со временем вообще забудешь, кто ты такой?

— Я сторонник простоты, Деннис. Чем больше хитришь, тем легче запутаться. — Он говорил спокойно, но мне послышалась нотка раздражения. Мои вопросы задевали его за живое, и меня это устраивало как нельзя лучше. — И почему ты, черт возьми, называешь меня Ловкачом? Что за дела?

— А ты не помнишь? Так тебя называли в Управлении уголовного розыска. Билли Уэст, он же Ловкач. Ты же всегда ускользал у нас из рук. Как угорь.

Он фыркнул, громко и насмешливо.

— А как же ты? Ты не проныра? Не ловкач? Скольких ты убил, а? Шестерых? Семерых? И что? Сбежал на край света, живешь и в ус не дуешь. Загорел. Нет, приятель, ты такой же ловкач, как и я, так что не притворяйся, будто мы уж очень разные.

Некоторое время мы оба молчали. «Лендровер» медленно прополз до поворота к бухте и, лишь выбравшись наконец из Пуэрто-Галера, начал понемногу прибавлять скорость. Дорога здесь была относительно новая, лучшая в северной части острова, и вскоре я, обойдя несколько неспешно ползущих автобусов, набрал приличную скорость. Справа от нас, за рощицей кокосовых пальм, появилось море — сияющая голубая полоса, — но оно почти сразу исчезло за вытянувшимися вдоль дороги нескладными лачугами из дерева и жести. На Филиппинах бедность и даже откровенная нищета повсюду, стоит только сделать шаг в сторону от цивилизации.

— Ладно, — сказал я наконец. — Ты знаешь, почему я здесь. А как насчет тебя? От чего ты на этот раз убегаешь?

Он опустил стекло и выбросил окурок. Машин стало меньше, и воздух здесь был чище и свежее. С ответом Билли не спешил, и я уже подумал, что расстроил его своим вопросом, но тут он шумно вздохнул, покачал головой и с сожалением произнес:

— Впутался в одно дело, куда впутываться не следовало.

— Как всегда, верно?

— Обычно я в такого рода вещах неплохо разбираюсь, чувствую, куда лучше не соваться, но в тот раз облажался.

С первой частью этого заявления я бы, пожалуй, согласился.

— Что случилось?

Он повернулся и настороженно посмотрел на меня, решая, наверное, стоит ли откровенничать с человеком, который на протяжении нескольких лет пытался отправить его за решетку. Чутье призывало к сдержанности, но, с другой стороны, в чужих краях всегда хочется поговорить с кем-то, кого знаешь. Преступники обожают похваляться своими «подвигами» в компании собратьев по ремеслу, а поскольку я в глазах Ловкача был одного с ним поля ягода, он пришел к выводу, что опасаться нечего.

— Взялся поработать на одного парня. Выполнить заказ.

— Вот как?

— Да. Подвалил один знакомый, сказал, что нужно убрать кое-кого в Лондоне. Предложил десять тысяч, а я тогда сидел на мели. Заказ был срочный, так что браться не стоило — на подготовку времени совсем не оставалось. Ни понаблюдать за объектом, ни изучить его, ничего. Мне дали двадцать четыре часа, и ни минутой больше. Вот так. Я сказал, что за срочность хочу пятнадцать. Потолковали, сошлись на двенадцати.

Билли откинулся на спинку сиденья и побарабанил двумя пальцами по щеке. Такая у него привычка. Я вспомнил, что он и раньше так делал во время допросов, когда что-то обдумывал.

— Проблема была в том, — продолжил он, — что я абсолютно не представлял, как это сделать, и не успевал подготовить хотя бы какой-то план. Решил, что наведаюсь к нему, позвоню в дверь и, если откроет сам, застрелю на месте. Клиент сказал, что оружия у него нет, так что с этой стороны опасаться было нечего. На следующий вечер я подъехал к его дому. Сижу в машине, проверяю, все ли тихо, готовлюсь, и тут вдруг звонок на мобильный. Опять тот самый клиент. Сообщает, что объект дома, но вроде бы собирается в ночное кафе в Кларкенуэлле — встретиться с кем-то. И добавляет, что если они встретятся, то мне придется убирать двоих.

Билли вздохнул.

— И тут я допустил вторую ошибку. Вместо того чтобы сказать, что я уже на месте и готов пришить парня, решил схитрить и подзаработать. Чувствую по голосу, что клиент сильно озабочен, можно сказать, паникует, и говорю, что двойная работа дороже. Мол, так и так, двадцать тысяч. Ему это, конечно, не понравилось, но я объяснил, что риск повышается, а за риск надо платить, и он согласился. Только повесил трубку, как тот парень выходит из дома, и я вместо того, чтобы убить его на месте, только наблюдаю.

Слушая Ловкача, я не мог не удивляться его глупости. Особенно в свете заявления насчет простоты. Билли Уэст не был каким-то большим мастером уголовного мира, но всегда умело заметал следы, благодаря чему и выпутывался из сложных ситуаций. Тот факт, что желание положить в карман несколько лишних тысяч взяло верх над элементарной осторожностью и подвигло его на необоснованный риск, лишь подтверждал мое давнее подозрение: временный успех в состязании с силами закона и правопорядка не прошел даром — Ловкач вообразил, что ему все сойдет с рук.

— И что-то пошло не так?

— Вот именно. Не тогда, нет. Позже. Я разузнал, где это кафе, и отправился прямиком туда. Надел шлем. Вошел. Вижу — объект сидит за столиком с каким-то хмырем. Я к ним. В зале никого больше не было, и эти двое так разговорились, что на меня и внимания не обратили. Достал пушку и всадил в каждого по две пули. Потом для верности еще по пуле в голову. Свидетель был только один, бармен за стойкой, но он сразу смекнул, что к чему, и повел себя правильно — рот на замок и руки кверху. На все ушло секунд десять, не больше.

— И что дальше? Что пошло не так?

Билли пожал плечами и снова отбил на щеке барабанную дробь.

— В том-то и дело, что не знаю. Случилось это несколько недель назад, и газеты подняли шум, потому что один из убитых был полицейским. Я, понятно, этого не знал. Скажи мне кто-то, что парень — коп, я бы его и пальцем и не тронул.

— Рад слышать.

— Не в том дело, что я их уважаю, — просто с ними связываться опасно. Себе дороже выходит. Так или иначе, рассчитались со мной полностью, и все вроде бы затихло, пока пару дней назад не позвонил тот самый клиент. Сказал, что мне надо убираться из страны, и поживее. Я спросил, в чем дело, и он объяснил, что полиция вроде как вышла на меня. Как им удалось так близко подобраться, кто их навел — не знаю. Сматываться я, конечно, не собирался, но когда дело пахнет жареным, ничего другого не остается. Клиент сказал, что у него уже готов для меня фальшивый паспорт и билет на Филиппины и что там я получу десять кусков. В общем, убедил, и я решил принять предложение. Так вот все и получилось. Остальное тебе известно.

— И кто он, твой клиент?

Билли настороженно посмотрел на меня:

— А ты не знаешь?

— Я знаю только, что этим делом занимается некий Поуп. Он переслал деньги и поручил передать их тебе.

— Ладно, скажу. Он и есть тот парень, чей заказ я выполнял. Клиент. Лес Поуп.

Лес Поуп. Я подумал, что у этого Поупа, похоже, есть выходы на серьезные источники информации. Год назад именно он вывел меня на Ричарда Блэклипа. Теперь ему каким-то образом удалось получить сведения о ходе полицейского расследования по делу о двойном убийстве. Мало того, он даже успел принять меры и удалить из страны главного подозреваемого.

Вот тогда я и принял решение.

— Что ж, Ловкач, ты был откровенен со мной, и я буду откровенен с тобой.

— Зови меня Билли.

— Ладно, Билли. Так вот, у тебя большие неприятности.

— Что ты имеешь в виду?

— Поуп хочет тебя убрать и для этого нанял меня через одного общего знакомого. — Он дернулся, и я, чтобы предотвратить возможные действия, заговорил быстрее, глядя при этом прямо перед собой и продолжая вести машину. — Теперь слушай. У меня нет никакого желания тебя убивать. Повторяю, я в эти игры больше не играю. Если мы договоримся и сделаем все так, как надо, то ты останешься цел и невредим, а я получу обещанное.

— И как же ты собираешься это устроить? — спросил он, буравя меня взглядом.

— Поуп хочет, чтобы ты не просто отдал концы, но и вообще исчез с лица земли, а значит, нам нужно инсценировать твою смерть.

— Но он наверняка потребует подтверждений, что ты выполнил заказ.

— Конечно. Он преступник и, следовательно, не поверит на слово. Но обмануть его не так уж трудно. Ему нужны фотографии. Загляни в бардачок. Там бутылка со свежей кровью. Кровь от петуха, но на фотографии ее от человеческой не отличишь.

— Мило.

— Придется постараться, Билли, но оно того стоит. Еще там есть пузырек с черной краской, чтобы нарисовать входные пулевые отверстия у тебя на теле. Все, что от тебя требуется, — это лечь на землю и притвориться мертвым. Я сделаю остальное — нарисую дырки, оболью тебя петушиной кровью и отщелкаю пару снимков. Фотографии отошлют Поупу, он убедится, что работа выполнена, рассчитается, и я получу свои деньги. Делу конец. Ты отправишься куда-нибудь на юг и будешь жить там тихо и смирно, не высовываясь, потому что это в твоих же интересах — двойное убийство британская полиция тебе не простит. Думаю, еще и Интерпол подключат. Так что сиди и не рыпайся, а я обещаю даже имя твое забыть.

— А откуда мне знать, что ты меня не убьешь?

Катившийся впереди автобус остановился, чтобы подобрать пассажиров, и я сбросил газ.

— Ты не хуже меня знаешь, что в таком деле, как убийство, лучшее оружие — внезапность. Я только что рассказал, что меня наняли убить тебя. Подумай сам, стал бы я трепать языком, если бы действительно собирался это сделать?

Он ненадолго задумался, потом открыл бардачок, увидел бутылку из-под «колы» с петушиной кровью, пузырек с краской и, захлопнув крышку, закурил. Я тем временем обогнал отваливший от обочины автобус.

— Сволочь, — пробормотал Билли, затягиваясь. — Но я сам виноват. Знал же, что ему доверять нельзя. А как насчет десяти тысяч в кейсе?

— Умерь аппетит. Забудь про деньги. Скажи спасибо, что остался жив. Итак, ты согласен с моим планом? Возражений нет? Здесь по крайней мере все продумано, не то что у тебя.

— Значит, ты хочешь, чтобы я измазался кровью и повалялся в пыли, пока ты будешь изображать Дэвида Бейли?[1]

— В общих чертах — да.

— Гм, похоже на то, что выбирать особенно не приходится, а?

— Похоже. Выбора у тебя действительно нет.

Громкий звук, обозначавший согласие, напоминал тот, что я услышал много лет назад, ворвавшись в ванную, где Ловкач избавился от пятисот граммов кокаина.

— Если я правильно понял, ты хотел сказать «да»?

— Ладно, — хмыкнул он. — Сделаем по-твоему.

Глава 4

Примерно в миле от курорта Уайт-Бич есть поворот налево, ведущий к единственному на Миндоро гольф-клубу — участку с девятью лунками, расположенному высоко на крутом склоне поросшей лесом горы, где налетающие на полянку порывы ветра практически лишают игрока возможности продемонстрировать классный удар, но куда за неимением лучшего неизменно стекаются приверженцы британских традиций. Мне гольф никогда не нравился, так что клюшку я в руки не брал, хотя, как говорят, с горы открывается роскошный вид на Пуэрто-Галера и лежащие дальше острова. Некоторые даже утверждают, что в ясный день оттуда можно увидеть находящуюся в восьмидесяти милях к северу Манилу, хотя сам я это утверждение не проверял и желания такого не испытывал.

Дорога, поначалу сравнительно ровная, что компенсировало крутизну подъема, быстро превратилась в пыльную, ухабистую, петляющую тропу, каких с избытком хватает в северной части Миндоро. Деньги на их ремонт выделяются регулярно, но каждый раз неизменно оседают в чьих-то карманах еще до того, как рабочие успевают положить хотя бы квадратный фут асфальта.

Ловкач, ударившись несколько раз головой о потолок, принялся ворчать и жаловаться на неудобства. Я спросил, откуда он знает Поупа. Он в ответ спросил, откуда его знаю я. Что и говорить, неприятная это привычка — отвечать вопросом на вопрос.

— Я его и не знаю. Приятель знает.

— Поуп — адвокат. Из тех, кого называют продажными. Несколько раз представлял мои интересы.

— И разумеется, помог сорваться с крючка.

Билли спокойно кивнул:

— Точно, помог. После этого мы уже контакт не теряли.

Я задумался. В то, что Поуп — адвокат, верилось с трудом. Скорее, если судить по связям и влиятельным друзьям, он крупная фигура из уголовного мира. С другой стороны, в следственную группу, занимающуюся делом о двойном убийстве, посторонних не включают. Полицейские и адвокаты-защитники относятся друг к другу с оправданной осторожностью, потому что вторые всегда пытаются посадить в лужу первых, а заодно и погреть руки за счет подзащитного.

— А когда Поуп попросил совершить убийство, тебя это не шокировало? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил он, потянувшись к карману за сигаретами. — Нисколько.

— Подожди, — сказал я. — Не прикуривай. Почти приехали Потерпи, а потом уже отметишь начало новой жизни.

Билли раздраженно фыркнул, но пачку оставил в кармане.

— Ты только не вздумай со мной играть, Деннис. Серьезно. Я тебе не какой-нибудь простофиля.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. Из всех, кого я знаю, ты самый непростой и самый, позволю себе так выразиться, изворотливый. Успокойся, никаких фокусов не будет.

Дорога выровнялась, повернула и закончилась тупиком. До гольф-клуба оставалось еще около мили. Я отвел машину чуть в сторону, на травянистую полянку, чтобы «лендровер» не мешал проезду, хотя от избытка внимания «Пондероса» не страдал никогда, а по будним дням откровенно пустовал.

Я оставил машину на краю полянки, выключил двигатель и указал на уходящую в кусты тропинку:

— Пойдем туда.

— Зачем?

— Затем, что нам нужно тихое местечко, подальше от любопытных глаз. Ты можешь не поверить, но на этом острове таких укромных уголков не так уж много. Здесь, куда ни пойдешь, обязательно на кого-нибудь наткнешься.

— Имей в виду, я с тебя глаз не спущу, — хмуро предупредил Билли. От его недавнего благодушия не осталось и тени.

— Ты становишься параноиком. — Я медленно вытащил из-за пояса джинсов тупоносый револьвер тридцать восьмого калибра, показал его своему спутнику и опустил в кармашек на дверце. — Видишь? Никакого оружия у меня нет. — В подтверждение этих слов я похлопал себя по бокам и талии и даже наклонился вперед, чтобы он убедился в искренности моих намерений. Билли немного расслабился.

— Ладно, ладно. Пойдем. Закончим побыстрее с этим делом.

— Захвати бутылку и пузырек, хорошо?

Билли забрал из бардачка краску и кровь, я вытащил лежавший между сиденьями цифровой фотоаппарат, и мы вышли из машины. Здесь, на высоте примерно в тысячу футов над уровнем моря, дул легкий ветерок и в воздухе ощущалась приятная прохлада. Тишину нарушал только неумолчный стрекот спрятавшихся в кустах цикад.

Тропинка была слишком узкая для двоих, так что я пошел впереди. Кусты закончились, и перед нами открылось поле, ограниченное слева глубоким оврагом, за которым поднималась еще одна лесистая гора. Еще дальше, за горой, виднелись море и красно-белая телефонная мачта, стоявшая на холме, с которого открывался вид на Уайт-Бич. Никаких других признаков присутствия человека не было. Не считая мачты, пейзаж, наверное, ничуть не изменился за последнюю тысячу лет.